C17H19NO3
И этот «дарквеб» привёл к тому, что убийства и кражи стали считаться абсолютно нормальными среди 90% людей.
Да? Или нет?
На всякий случай: это именно то, чего (в отношении кажущихся им плохими актов сексуального поведения) опасаются моралфаги. Но мы видим, что, если в отношении отдельных актов сексуального поведения это и происходит, то в отношении убийств и краж — как правило нет. Люди более или менее видят, что реально нарушает стабильность работы общества, а что является рюшечкой и бантиком.
И для этого вовсе не потребовалось запрещать романы об Остапе Бендере или Джиме диГризе. Не потребовалось никакой цензуры. Мысль, слово и дело спокойно себе существуют в разных мирах, полиция останавливает только за последнее и все более-менее довольны.
Но когда речь об актах сексуального поведения — тут моралфаги предпочитают вмешаться уже на первых двух фазах.
Ну, это уже типичная антидемократическая риторика пошла. Ах, как люди ужасно глупы и не знают собственных интересов, пусть мудрый царь их рассудит. Правда, «царь» тоже человек и совершенно не обязательно будет заботиться об интересах населения, но об этом мы забудем, ведь главное, когда ругаешь демократию, не затрагивать недостатки альтернатив.

Если серьёзно, то сама мысль «Надо запретить людям открыто говорить об идее X, иначе идея X им понравится и они решат построить общество по ней» всегда очень дурно пахла. Если людям нравится идея X и если построенное по ней общество не саморазрушается в скором времени, то оснований противостоять этому не очень много — кроме идеологических. Общество, в котором люди охотно приняли идею, что убивать и грабить нормально, быстро саморазрушится. Общество, в котором постепенно стали считать совершенно нормальной, скажем, «ужасную» педофилию... будет выглядеть инопланетным для современного человека, но совершенно не факт что саморазрушится. Более того, даже не факт, что там будет больше ужаса и страданий.

Вы можете предположить, конечно, что современное общество уже прошло через длительный отбор определённого рода и что поэтому все существующие в нём ныне «запреты» — валидные. Но практика показывает, что история так не работает. Она далеко не всегда сразу уничтожает ненужное, многие лишние вещи мы искоренили только в девятнадцатом-двадцатом веках.