Вознесение авгурея (джен)

Ты — мой отец, ты — мой родитель, ты -

Жизнеподатель мой. Кому еще

Повиноваться мне? Кому должна

Последовать? [...] всегда,

С тобою рядом, справа от тебя,

Как дочь и как любимица твоя, [...]

Царить я буду!

Мильтон, «Потерянный рай»

Но не может спастись от пророческих слов,

Прилетевших из Дельф, средоточья Земли,

И, крылатые, всюду витают над ним —

Вечно-мстительные!

ужаснейшим из дел кто руки обагрил

Софокл, «Царь Эдип»

Ты рождена в разгар беснующегося шторма — сверкающая, как звезда с твоим именем; свет струился по твоим венам.

Первое, что ты слышишь, — гром. Второе — крик авгурея.

Второй звук ты придумываешь позже, когда давно уже никто не смеет сомневаться в тебе — и никто не подвергает эти слова сомнению.

Он пропитывает ощущением мифа. Он коронует печатью судьбы.

Твоя мать смеётся сквозь слезы — её зубы на твоей коже, ногти в волосах — оголяя твоё горло навстречу звёздам. Она поднимает тебя в воздух под падающим из окна светом, и тебе уже кажется, будто ты можешь летать.

С самого начала — ощущение, что твоя мать — жестокая служительница какого-то тёмного бога, жрица-воительница с кровью на руках, готовящая ему жертвоприношение.

С самого начала — ощущение, что это подношение — ты.

* * *

Ты рождена в войну, и война эта продолжает неистовствовать ещё долго после того, как её самая кровавая битва выиграна.

Твоё детство — смутная череда домов, убежищ и укрытий; смутная череда сверкающих серебром масок и переливающихся зеленью меток. Тебя скрывают, словно затворницу, неприкасаемую и священную, в одиночестве среди армий эльфов и слуг под Империо, в то время как настоящие армии бьются снаружи.

Мать часто приходит за тобой, всё ещё полубезумная от боевого пыла — глаза её дико сверкают умом и звериной жестокостью, на волосах и на коже запеклась кровь, рукоятка палочки раскалена добела. Ты видишь, что на неё смотрят со страхом, и иногда тебе кажется, что тебя боятся тоже.

Довольно скоро ты понимаешь, почему.

Ты узнаёшь — ещё маленькой — для какой цели тебя сотворили.

Ты узнаёшь — ещё маленькой — кому рождена служить.

Тьма просачивается сквозь поры кожи, блестит в уголках твоих светящихся серых глаз, и ты не принадлежишь своей матери — равно как и самой себе.

Ты принадлежишь тьме и её Лорду.

Ты принадлежишь — ты знаешь — Ему.

Уже на самых ранних, полусформировавшихся воспоминаниях лежит Его неясная тень — с самого начала ты помнишь запах крови и пепла на обсидианово-чёрных одеждах; огромную ядовитую змею, обвившуюся вокруг костяных плеч и мертвенно-бледной кожи; свистящее шипение на серпентарго, произносящее твоё имя, словно заклинание.

Он наследник Слизерина, змеиный Лорд, как Салазар; бессмертный, непогрешимый змеиный бог с вертикальными зрачками, горящими тёмным багрянцем и иссушающими твою душу, — а ты с рождения была отмечена как Его. Ты знаешь, что он вернётся потребовать тебя, — ты это Видела — так что ждёшь с самого начала, нетерпеливо, как змеи, которые следуют за тобой и кружат вокруг ног, ползают по тебе по ночам и шепчут на ухо.

Одна из змей в особенности — её ты помнишь. Её зовут, как тебе сказали, Нагини.

— Он смотрит, — говорит она. — Он придёт.

— Когда? — шипишь ты в ответ. — Когда?

Нагини не отвечает.

— Когда Он заберёт меня? — спрашиваешь ты мать, наблюдающую, как ты гладишь молчащую змею, а та выгибается тебе под руку. — Когда Он придёт за мной?

— Когда Он будет готов. — Она тянется к змее с тоской во взгляде, и Нагини обвивается вокруг её талии — сжимает и душит, не обращая внимания на вскрик боли. Мать закрывает глаза и улыбается. Когда она снова открывает их, её лицо освещено обжигающим пылом.

— Сначала должна быть готовой ты.

* * *

Видеть будущее — дар, с которым ты рождаешься и которому не нужно учиться.

Один из многих твоих талантов — одно из благословений, дарованных по праву рождения.

Ты знаешь, кому принадлежат твои благодарность, долг и преданность. Ты знаешь, с самого начала, что эти дары не совсем твои.

Смерти снятся тебе до того, как происходят на самом деле, — полосами зелёного света и полосами красной-красной крови, — так ясно, что ты кожей чувствуешь жар заклинаний, когда Смерть проносится мимо. Ты просыпаешься в слезах, зовя мать, и она бросается в твой разум, как в битву, разбивая вдребезги его стены, пока ей не удаётся тоже увидеть то, что провидела ты.

Возможно, это ещё один дар, данный тебе от рождения, — стены вокруг твоего разума. Твои мысли принадлежат тебе и только тебе — пока твоя мать не берет их.

Её же разум, как ты обнаружила, укреплён не только стенами, но и оружием. Ты точно знаешь, кто сделал это. Ты знаешь, кто — единственный — сносит всё, когда пожелает.

Иногда мать радуется твоим видениям. Иногда она в ужасе, и лицо её становится пепельно-бледным. В любом случае, она оставляет тебя на эльфов и слуг и не появляется днями.

Когда она возвращается, то всегда награждает тебя — новым заклинанием, новой игрушкой, новой сказкой. Когда она возвращается, всегда видно, что и она была вознаграждена.

Но хотя Он и доволен твоими видениями, Он все равно не приходит — и когда тебе исполняется семь, оказывается, что ты все же должна учиться.

Мать приводит тебя в крепость на острове, со всех сторон окруженном летающими призраками, заставляющими содрогаться в душе. «Дементоры», — называет их мать, дрожь пробегает по ней, а пальцы сжимаются ранящей хваткой.

— К получеловеку, — командует она людям в масках, стоящим у ворот, — в её голосе ни следа дрожи — и они провожают тебя в камеру на башне, мимо долгих рядов узников, отступающих в страхе, когда ты проходишь мимо.

— Ты изучишь знаки, предзнаменования и пророчества, — говорит мать. — Ты переймёшь мастерство предсказания у этого существа. — Она касается губами твоих волос, собираясь уйти, оставить тебя одну, потому что «Такова воля Тёмного Лорда». Последний аргумент, как всегда, приказ, который не обсуждают. Люди в масках почтительно кивают и открывают каменную дверь, за которой видны стальные решётки. Ты шагаешь вперёд на пятачок за ними, на котором лежит некто, ожидая, когда ты войдёшь.

В башне, подсвеченной блеском звёзд, светло. В ней нет ни крыши, ни потолка: высоко вверху — звёздное небо. На каменных стенах вырезаны руны, странные пиктограммы и символы, отмечающие дни и движение звёзд. Животное тяжело привалилось к ним, бока его покрыты ранами и шрамами, копыта сбиты о камень до крови, он лишь наполовину жив — и наполовину человек. Выше пояса это мужчина с черной бородой и ещё более чёрными глазами, которые он открывает, невозмутимо глядя, как ты входишь. Существо, которое ты встречала только в сказках. Кентавр.

— Оставьте нас, — приказываешь ты людям в масках. Ты не уверена, что имеешь право приказывать им, но они подчиняются, как подчинялись твоей матери, отступают за решётки и закрывают за собой каменную дверь. Ты снова поворачиваешься к кентавру, который внимательно смотрит на тебя холодным оценивающим взглядом.

— Приветствую, дочь Тёмного Лорда.

От этих слов по тебе пробегает озноб. Может быть, из-за дементоров, может, из-за морозного ночного воздуха — может быть, потому, что это объявление твоей судьбы.

— Ты научишь меня видеть будущее, — делаешь шаг в его сторону, отказываясь сжиматься от страха или дрожать. — Такова воля Тёмного Лорда.

Кентавр бесстрастно смотрит на тебя, в глубине пустых чёрных глаз движется что-то неуловимое.

— Воля Тёмного Лорда всемогуща. Он отдаёт приказ — и мир подчиняется. Так ты думаешь, человеческое дитя?

Ты киваешь и повторяешь слова, с рождения взращиваемые в тебе матерью.

— Он победил смерть, и никому не победить его.

Кентавр мягко фыркает.

— Тёмный Лорд — человек, как и все другие. Ты — достаточное тому доказательство.

Святотатство шокирует.

— Он больше, чем человек, — возмущаешься ты, — а я больше, чем человеческий ребёнок.

Насмешливый взгляд кентавра злит.

— Что ты-то можешь знать о Нём — да вообще о чем угодно? Ты всего лишь животное, которое держат в клетке.

При этих словах кентавр смеётся — от раскатистого лошадиного ржания скручивает желудок и трещат кости.

— Это правда, — отвечает он наконец. — Но в другом будущем, возможно, в клетке держат тебя.

— Другое будущее? — спрашиваешь ты растерянно и заинтригованно. — И сколько же есть будущих?

— Столько, сколько ты можешь вообразить. Столько, сколько ты можешь создать. — Глаза кентавра мерцают в свете звёзд. — Что знаю я, человеческое дитя, — так это то, что ты не сможешь даже близко вообразить, как кентавры понимают вселенную. Того, что знаю я, достаточно, чтобы человек, назвавшийся Тёмным Лордом, захотел, чтобы я учил его дитя — достаточно, может быть, для того, чтобы он вообще тебя зачал.

— Что ты имеешь в виду? — спрашиваешь ты, не дыша. Ощущение, будто стоишь на краю обрыва — на грани обморока, готовая то ли вскочить, то ли взлететь.

— Я имею в виду, дочь Тёмного Лорда, что без пророчества кентавра тебя бы не было.

Он с трудом поднимается на ноги, прислоняясь к стене. Ты не отступаешь.

— Провидец, рождённый на второй день второго месяца. Авгур смерти, предвестник бури. Оракул, что поведёт тьму вперёд. — Он смотрит на небо — на бесконечные, бесчисленные звезды. — Звезды ясно указали на это, и Тёмный Лорд сам убедился, что они не лгут.

Вслед за ним ты смотришь на звезду твоего имени — Гамму Дельфини. Твоя мать часто указывает на неё, мерцающую рядом с её собственной.

— Звезды у тебя в крови, — говорит она. — ты светишь ярче их всех.

Тебе с самого начала была предначертано великое. Это было написано на звездах.

— Научи меня, — требуешь ты, глядя на кентавра, — теперь преисполненная ясной уверенности. — Научи меня знакам, предзнаменованиям и пророчествам. Научи меня, как читать будущее по небу.

Кентавр настороженно разглядывает тебя в течение долгого, тягучего отрезка времени — достаточно долго, чтобы ты почувствовала, как непокорная сила его взгляда снимает с тебя шелуху — и видит самую суть.

— Я научу тебя, — говорит он наконец, — но не ради тебя и не ради него. Ради моего стада, — взгляд его следует за отметиной на стене, его тёмные глаза чернеют ещё больше. — Им придётся плохо, если я откажусь.

Он отдаёт приказ, и мир подчиняется.

Ты улыбаешься.

— Тогда начнём.

Когда тебе десять, ты уже три года ходишь к кентавру.

Когда тебе десять, ты можешь трактовать небесные знаки, переводить предзнаменования птиц и читать в снах пророчествах.

Когда тебе десять, ты готова.

* * *

Долгие десять лет Тёмный Лорд извергает огонь, который беснуется по всему миру, уносит прочь пепел и оставляет всё — наконец — Очищенным.

И через эти долгие десять лет Он приходит наконец взять то, что всегда было Его.

Мать одевает тебя трясущимися руками, в глазах у неё стоят горячие слёзы, всё тело её дрожит, и ты знаешь, что этот первобытный ужас внушает ей не мысль о том, что она может тебя утратить, — а мысль о том, что её дар будет отвергнут. О том, что её жертва недостаточно хороша. О том, что Он сочтет тебя неполноценной.

— Смотри Ему прямо в глаза и не закрывай разум, — приказывает она, встречаясь с тобой взглядом в зеркале, пока расчёсывает — дёргая за волосы у самых корней, причиняя боль. Боль, всегда говорит она, приносит ясность. — Твой разум, твое тело, твоя душа — Его, Он волен делать с ними всё, что Ему угодно. Не сопротивляйся.

Нагини ведет вас обеих в зал для приема, мягко шипя без слов. Проносится мысль, что, возможно, тебе следовало заговорить с ней, как ты делала это маленьким ребёнком, но ты не можешь придумать, что сказать.

Когда ты ступаешь в комнату, в центре её неподвижно стоит спиной к двери высокий силуэт в обсидиановой мантии. Он поворачивается, когда ты входишь, и тени движутся вслед за ним, сметая весь свет в помещении; когда он шагает вперед, тьма клубится вокруг него, словно мантия, — сам воздух вокруг него кипит от силы.

Он — всё, что ты когда-либо представляла, всё, что ты когда-либо провидела.

Он — всё.

— Хозяин, — зовёт Его мать, и она произносит это как заклинание, язык её сжимается вокруг слогов, будто призывает что-то святое. Ты физически ощущаешь энергию, исходящую от нее, когда она приближается к Нему, волны темной магии, закипающие и гудящие под ее кожей, — и поток чего-то другого, давно погребённого, скрученного, задушенного в ней. Опасного, рокового — того, что она никогда не выскажет вслух. Её смертельной слабости. Любви.

Опускаясь с мольбой на колени, она толкает тебя вперед. Когда Он обращает на тебя испепеляющий багровый взор, что-то пламенное и смертоносное вспыхивает в тебе искрой: это не любовь, но что-то столь же смертельное. Нечестивое. Ужасное. Великое.

— Дельфини, — говорит мать, острыми ногтями впиваясь тебе в плечи, — встань на колени перед Лордом и Отцом твоим.

Ты опускаешься на колени. Он жалует тебя змеиной улыбкой.

— Дельфини. — Твое имя на Его губах — произнесенное холодным, зачаровывающим голосом — дар богов. От этого звука по коже бегут мурашки. От него в сердце вспыхивают угольки. — Знаешь ли ты, для чего тебя сотворили?

Он спрашивает на серпентарго. Ты отвечаешь так же.

— Служить тебе. — Ты решительно глядишь на него горящими серыми глазами. — Я готова.

Ты чувствуешь, как Он, ни словом не предупредив, врывается в твой разум, и резко вдыхаешь от шока, когда стены мгновенно рушатся. Его внезапное присутствие в тебе замораживает и вытягивает силы, будто тебя окунули в ледяную воду или бросили голой в снег. Ты чувствуешь, как Он прощупывает каждый закоулок и уголок твоего разума в одно мгновенное проникновение, смутно ощущаешь напряженный взгляд матери, но не можешь ни моргнуть, ни отвернуться от Него, не можешь пошевелиться вовсе. Ты словно совсем перестала дышать, потерявшись в безжалостной алой мгле Его глаз.

Отпустив наконец-то твой разум, Лорд и Отец твой протягивает холодную руку — колкую и белую, словно кость, — и поднимает твое лицо.

«Это, — шипит он беззвучно, — все ещё предстоит Увидеть».

* * *

Тёмный Лорд приводит тебя к величественному черному утесу, выступающему из тумана подобно скалистому великану, готовому проглотить тебя целиком. Стоя на краю, ты видишь, как сотнями футов ниже бьется смертоносное темное море.

— Будет буря, Дельфини, — говорит Лорд и Отец твой.

Ты озадаченно смотришь вверх. Небо серое, как твои глаза, но воздух спокоен. На горизонте бури нет. «Вызови её», — приходит приказ, безмолвно змеясь сквозь твои мысли. Эхом отдаются слова кентавра: «предвестник бури».

Ты оборачиваешься, чтобы наткнуться на острый безжалостный вызов в глазах Тёмного Лорда. Тяжесть его внимания давит на плечи, угрожая согнуть пополам. Ты велишь себе стоять ровно. Ты велишь спине стать стальной.

Закрыв глаза, ты представляешь бурю: дикий ветер и свирепый ливень, оглушительные раскаты грома и ослепительные вспышки молний, облака, сплетаемые в шторм. Когда ты открываешь глаза, внезапный порыв ветра взметает волосы. Ресницы мокры от жалящих капель дождя. В ушах звенит от грома. Ток неизбежности искрит внутри, и когда ты поднимаешь руки к небу, из них вырывается молния, заставив кровь вскипеть в венах.

Твой ликующий смех теряется в рёве ветра, и ты поворачиваешься к Лорду и Отцу твоему, неподвижному среди внезапного буйства вокруг — шторм обходит его стороной, вихри почтительно крутятся у черной мантии. Красные глаза удовлетворённо блестят — в твоей груди легкость, неистовство и безумная гордость.

— Мой оракул, — говорит он. Тебе уже известно это слово. Оно означает провидца, чьими устами говорят боги. С улыбкой, выгнутой, как коса, Он проводит холодным пальцем по потёкам дождя на твоей щеке. — Моя призывательница бури, мой авгур смерти — моя Авгурей!

Ты изучила предзнаменования авгуреев. Ты изучила, как они летают.

«Полети для меня», — приказывает Темный Лорд, сам поднимаясь в воздух. Буря усиливается рядом с ним, одежды из дыма и тени вздымаются волнами и крутятся, словно зивихрённые облака. Ты смотришь на него с трепетом и приказываешь себе взлететь. Когда это не удается, Он поднимает белую руку, словно чтобы покарать тебя сверху.

Сокрушительный порыв беспалочковой магии посылает тебя, швыряя из стороны в сторону, ввысь, к грозовому небу, — но затем земля вновь вырастает навстречу, и Он бросает тебя обратно на скалы, будто сломанную куклу. Тебе больно, что-то хрустит, ломаясь, но ничто не может ранить тебя сильнее, чем холодное разочарование в его голосе, когда он беззвучно произносит: «Не так уж ты и готова».

Молния раскалывает облака, жилы и кости, когда ты, пошатываясь, поднимаешься на ноги — со вкусом крови во рту. Ты сосредотачиваешься — всем ноющим от боли телом — не обращая внимания ни на дождь, впитывающийся в окровавленную кожу, на боль в конечностях, ни на тяжёлый стук в голове и сердце. Тебе снова не удаётся взлететь, и Он снова поднимает руку.

На этот раз, закрутив в воздухе, Он забрасывает тебя к краю утеса — а затем еще выше, левитируя в нескольких сотнях футов над скалистым дном. Не дыша, на одно долгое мгновение ты зависаешь на уровне глаз Тёмного Лорда перед тем, как ещё одна вспышка молнии озаряет Его улыбку — и тогда Он отпускает тебя.

Пропитанные штормом черные морские воды бурлят и пенятся под тобой, когда ты стремительно падаешь к ним, уже неспособная отличить рев вызванного тобой ветра от собственного крика. Ты разобьёшься о скалы, умрёшь — или же внезапно взлетишь вверх.

Ты выбираешь последнее — тянешься к мокрому серому небу. Отчаянно частый пульс, удар тока в венах, и ты возносишься. Ты видишь, как волны отступают. Как черные камни утеса проносятся мимо размытым пятном. Ты паришь к земле — руки раскинуты, словно крылья ангела или авгурея. Ты летишь.

Показывается верхушка скалы, на ней ждет Темный Лорд. Ты падаешь в изнеможении к Его ногам — не в силах говорить, не в силах дышать, пропитанная дождем и солёными как море слезами.

Последнее, что ты ощущаешь, прежде чем мир чернеет мучительным пятном забытья, — прикосновение сухих одежд к мокрому дрожащему телу, когда Он поднимает тебя на руки. Последнее, что ты слышишь, — голос, шипящий прямо тебе в ухо сквозь ропот бури.

— Ты достойна, — говорит Лорд и Отец твой, беззвучно добавляя: «Ты моя».

* * *

На уроках кентавра ты познала, как движутся планеты, вылепливая и изменяя будущее. Больше других ты любишь Плутон, взошедший при твоём рождении. Плутон — планета власти, созидания и разрушения, превращения и становления. Плутон назван в честь повелителя подземного мира, бога смерти и тьмы, что ведет деву под землю на суровые испытания — на обряд инициации.

На уроках Тёмного Лорда ты познаешь, что именно требует Плутон.

На одиннадцатый день рождения Он одаривает тебя палочкой — тринадцать с половиной дюймов, серебристая липа и перо авгурея.

На одиннадцатый день рождения Он приводит тебя в Хогвартс.

Твоя мать рассказывает о годах, проведенных ей здесь, словно о другой жизни и другом мире — несущественном, полузабытом времени до того, как Хозяин нашел ее и сотворил вновь как Его собственность. А Он говорит о Хогвартсе как о своем первом владении, принадлежащем по праву рождения, как о наследстве. Он говорит о своем доме.

Это огромный величественный замок, пропитанный темной магией, а местами все еще запятнанный кровью. В воротах вас приветствует крючконосый человек с болезненным лицом, который кланяется, но избегает встречаться с тобой взглядом. Они с Темным Лордом переговариваются, слишком тихо, чтобы тебе удалось их расслышать, а затем Лорд отпускает его и ведет тебя вверх по лестнице. Когда ты проходишь, коридоры и портреты пусты, а в замке зловещая тишина, и ты не видишь других детей.

Склонившись над раковиной с гравировкой в виде змеи, Он шипит: «Откройся», — и перед вами появляется туннель, конца которому не видно. Ты входишь без страха, без колебания — и тьма глотает тебя.

Наедине с Лордом и Отцом твоим по священному полу Комнаты воды и камня ты проходишь мимо рассыпающегося скелета огромной змеи, а затем прижимаешь пальцы к губам огромной статуи человека, на чьем языке говоришь, чья кровь — и твоя кровь тоже.

На коленях перед Салазаром и наследником Слизерина — а Нагини то приносит вам еду и вещи, то сыто и довольно извивается рядом — ты учишься принципам власти, доктрине честолюбия, заветам чистоты, боли и удовольствия. Учишься подчиняться Его приказам и мгновенно исполнять повеления. Учишься терпеть наказания и сносить кары. Учишься насылать темные заклинания окровавленными губами — сквозь судороги и боль в костях. Учишься подавлять страх, пока не боишься уже ничего — не боишься даже Его.

Ты учишь цену смерти — как скормить её другим и не дать ей пожрать себя.

Учишься убивать.

После тёплые капли крови мерцают алым на белизне твоих голых рук, словно зерна граната.

Ты слизываешь их и улыбаешься.

Когда дева, принадлежавшая Плутону, взошла из подземного мира, она больше не была девой. Она была богиней.

* * *

Ты возвращаешься к матери — та кипит от ярости. Начинается восстание, поднимается бунт, и она снова готова к войне.

Твоя мать не как ты, Нагини или Лорд и Отец твой — ей ничего не суждено и не предначертано, она не защищена от земных желаний, она лишь человек, женщина из плоти и чистой крови.

— Она умрет в битве, — говоришь ты Лорду и Отцу своему. Твоя мать, звезда-воительница. Она сражалась всю свою жизнь, и ты подозреваешь, что она не могла бы остановиться, даже если бы Он приказал.

Он не приказывает.

Тебе без двух месяцев четырнадцать, когда она наконец оступается, погибает. Она смеялась в момент смерти — та застала её посреди битвы, бок о бок с Ним. Ярость Лорда и Отца твоего, говорят, была ужасна.

Она умерла в точности так, как ты предсказывала, но случившееся всё равно тебя шокирует. Потрясение небесного свода, внезапная утрата звезды. Тёмный Лорд сжигает её тело на погребальном костре — она сгорает, словно сверхновая, рассеивающая звездную пыль по всему небу. Всё это время Он неотрывно смотрит пылающими глазами на свою павшую верховную жрицу, пока ее не сжигают в пепел, пока ее прах не жалит тебе глаза и не опаляет нёбо. Его длинные белые, как кость, пальцы холодят тебе шею.

Ночью Он дарит тебе ее убийцу и смотрит, как ты поджигаешь его огнем молнии, как чертишь на его коже звездную карту ранами, ожогами и порезами, как отрываешь конечности одну за другой и смеешься. Смотрит довольно, мерцающими красными глазами.

Твоя мать — Его первое творение, но ты — Его шедевр.

Ты его самая яркая звезда.

* * *

Война снова выиграна, как будет выигрываться всегда — твоими видениями и Его умением, палочками и пророчествами, солдатами-умертвиями и бурями, разрывающими небеса. Серые облака зловеще собираются за твоей спиной, складываясь в ветра из темного тумана, когда ты проносишься над полем своей первой битвы, подобно Морриган, — призывая смерть, предвещая злой рок, ведя тьму вперед.

Темный Лорд возводит тебя на царство — мантией из серебряных перьев и короной из птичьих костей.

Ты — посвященная. Коронованная. Авгурей.

Он спрашивает, чего ты хочешь, и ты отвечаешь молитвой:

— Повелитель, я хочу творить будущее.

Его улыбка остра и беспощадна.

— Каким же ты сделаешь его, мой Авгурей?

— Твоим, — говоришь ты благоговейно. — Я сделаю его твоим.

Его призрачное прикосновение проходит по коже, как лёд . Оно горит, как благословение, заставляя сердце пылать.

— Тогда будущее твое — твори.

* * *

Когда ты становишься совершеннолетней и тебя выпускают в мир, — наступает заря новой эры. Восход нового режима.

В большом мраморном зале, овеваемом зелеными и серебряными знаменами, запечатанным магической мощью, Темный Лорд поднимается с обсидианового трона, обращаясь к морю масок, а по обе стороны от него — два визиря.

Слева — змея, делящая с Ним душу. Справа — дочь, делящая с Ним кровь.

Сосуд и слуга. Нагини и Дельфини.

— Авгурей правит так же, как правлю я, — возвещает Он, и слова эти отдаются в мраморе холодным, вибрирующим колокольным звоном. Ты, стоя рядом, почтительно склоняешь голову, демонстрируя корону из птичьих костей. — Кость от кости моей, — речитативом произносит он, касаясь украшенных перьями плеч палочкой, словно скипетром. — Плоть от плоти моей. Кровь от крови моей.

На последнем слове Он палочкой по твоему горлу, и там, где бьется пульс, проступает кровь, звеня и опаляя.

Он завороженно касается ее рукой, чтобы поднести красную каплю к твоим губам.

— Слава Авгурею! — голос тих, почти шепот, он наполняет завораживающую тишину Его тронного зала.

— Слава Авгурею!

Голоса из-под масок сливаются в один, он грохочет в твоих костях, наполняя их жизненной силой, он пропитан ужасом и лестью — ужас тебе знаком, но вот лесть внове. Море масок опадает и извивается единой волной, когда они склоняются перед тобой на колени, а вокруг зеленые и серебряные знамена озаряются символом большой темной птицы.

— Слава Авгурею! — мягко шипит Нагини, обвиваясь вокруг тебя и обнажая клыки. Яд блестит на подоле твоего плаща из перьев, а пламенный взор Темного Лорда обжигает твои глаза.

«Не подведи меня», — молча предупреждает он, проводя кровавую полосу на твоем горле.

«Я никогда не подводила, — отвечаешь ты с почти незаметным поклоном. — Я не знаю, как».

Нагини издает что-то вроде смешка. Снаружи бьет молния.

* * *

Лорд и Отец твой правит, бессмертный и непобедимый.

Но когда Он в отъезде — возводит и свергает империи, подчиняя себе весь мир, — правишь ты.

Ты — его дорога в будущее. Ты — высшее Его творение. Ты — Его кровавая правая рука.

Ты именно то, что он из тебя сделал. И всегда была.

Другим приходится прорубать, процарапывать дорогу к власти, но ты была выплавлена по образу Его, вылеплена Его собственными руками. Драгоценная. Совершенная. Чистая. Твою власть никогда не ставили под сомнение.

Ты отражаешь Его величие. Ты проводишь Его видение мира. Уничтожаешь Его врагов.

Провидишь. Бьешь. Паришь.

Его алые глаза всегда глядят на тебя.

Они одобряют.

* * *

Говорят, будто у Авгурея острые когти на руках и чешуя вместо кожи, будто вместо рта у неё окровавленный клюв, который может разорвать человека пополам. Говорят, будто благословение Авгурея может даровать вечную жизнь или будто человек может увидеть своё будущее, если заглянет в её глаза цвета грозовых облаков. Говорят, будто волосы и кровь ее так же серебряны, как её мантия, и что она кружит над миром на огромных черных крыльях, оставляя след из гроз.

Все это правда — в той или иной мере — как и все мифы.

Пусть говорят. Пусть боятся. Пусть дивятся.

Ты говоришь Его словами.

Ты правишь Его миром.

Каждое из твоих будущих горит ярко.

* * *

В полночь ты летишь в крепость на острове, пикируешь на башню, озаренную звездным светом, и приземляешься рядом со старым истощенным кентавром, прислонившимся к покрытой рунами стене. Он издает резкий болезненный смешок, когда раскрывает глаза и видит тебя, — и выдыхает старые, хорошо знакомые слова, которых ты не слышала долгие десять лет.

— Приветствую, дочь Тёмного Лорда.

Перья твоей мантии дрожат под внезапным порывом ветра.

— Теперь меня зовут Авгурей.

Кентавр снова смеётся — на этот раз тише — склоняя голову в ироническом поклоне.

— Конечно.

Ты смотришь в ночное небо, которое давно уже не было таким темным.

— Марс тускл, а Плутон сияет. Видел ли ты когда-нибудь, чтобы он был так ярок?

— Не видел, — Он смотрит на тебя изучающе, на тонких потрескавшихся губах играет непонятная улыбка. — Но я видел, что другая звезда стала ярче. Может быть, ты заметила?

Ты переводишь взгляд с неба обратно на кентавра. Его борода совсем белая, но глаза ещё чернее, чем ты помнишь.

— Возможно.

— Возможно, со временем ты превзойдёшь его, — произносит кентавр, вновь прислоняясь к стене и закрывая глаза. — Возможно, это тебя ему нужно будет бояться.

Ты бесстрастно смотришь на него.

— Все еще святотатствуешь, как я вижу.

Умирающий кентавр улыбается, не отвечая.

Ты наклоняешься и шепчешь ему на ухо:

— Благодарю тебя за знания, что ты дал мне.

Он не вскрикивает, когда твоя молния ударяет его в сердце. На мгновение ты видишь, как оно вспыхивает под ставшей прозрачной кожей.

Оно выглядит почти человеческим.

Ты увидишь кентавра среди звезд.

* * *

Темный Лорд знает о каждом разе, когда у тебя видение, о каждом разе, когда ты видишь будущее, о каждом разе, когда ты пророчествуешь. Ты должна немедленно лететь к Нему, советовать, что нужно сделать, — и так и поступаешь каждый раз. Каждый — кроме одного.

Одно видение останется Ему неизвестным.

Одно пророчество не будет Ему рассказано.

Один отблеск будущего останется только твоим.

В этом видении Лорд и Отец твой решается отдать последний дар — преподать последний урок. Он помещает твою корону перед тобой. Протягивает тебе нож и жертву. Наставляет тебя в создании хоркрукса. На твоих зубах кровь — в твоем горле смерть — твоя душа рвётся — а потом ничто не может остановить тебя.

В этом видении ты уже не жалкое продолжение его величия — ты велика сама. Ты бесконечна. Ты неутолима. Ты поднимаешься над Его тронным залом, над Его магической империей, над Его магическим миром, чтобы завоевать отдалённые вселенные и покорить далёкие звезды. Ты вызываешь звёздные ветра и солнечные бури, лепишь из темной материи новые измерения и переделываешь космос по своей воле и капризу. Повелительница пространства и времени, уничтожающая пустота тьмы, чёрная дыра, что разрушает и поглощает — проглатывает созвездия, пожирает галактики целиком. Гамма Дельфини — воспламеняющая, сияющая, горящая. Ты принадлежишь самой себе, и все создания принадлежат тебе.

В этом конкретном видении Нагини и поверженный бывший Тёмный Лорд лежат неподвижно у твоих ног.

Беспомощные. Безжизненные. Мёртвые.

Даже бог, кажется, не способен жить вечно — но, возможно, способна богиня.

Будущее придет. Оно всегда приходит. Ты можешь и подождать.

У тебя есть всё время на свете.