Дни минувшего будущего (гет)

За несколько месяцев ритуал уже успел стать привычным. Всего-то пропитать пустынный песок, собранный на третий день после первого полнолуния в високосном году, водой Леты, вновь высушить. Прогреть колбу на особой магической горелке, истолочь в ступке несколько видов трав до состояния пыли… Колба. Сколько же усилий затрачено, чтобы раздобыть этот редчайший артефакт! Поиски заняли несколько лет. Он рыскал по Ноктюрн-Аллее, поднимал старые семейные связи, потратил сотни галлеонов на поиски и уже чуть было не отчаялся, но все-таки сумел отыскать полуподпольную лавочку, где ему согласились помочь за баснословную сумму. Но, как ни крути, цена была запрошена справедливая: достать артефакт строгой отчетности — дело опасное и рискованное. Министерские ищейки после войны то и дело наведывались с рейдами в лавки и магазинчики, заглядывая в каждый угол в поисках контрафакта.

Наведывались стражи волшебного правопорядка и в частные дома. Многие семьи были поставлены на особый контроль. Авроры ножами распарывали обивку старинных диванчиков и пуфов, отдирали обои, ногами переворачивали резные тумбочки… Протестовать было бесполезно. С проигравшими в войне не церемонились: любой протест заканчивался несколькими сутками в камере.

Мысли о том, что будет, нагрянь министерские с обыском к нему, часто посещали Теодора Нотта. Но он отмахивался от них. Если у него все получится, то никто не посмеет больше выворачивать из шкафов вещи матери, уносить из дома старинные книги, обращаться с ним как с преступником. Теодор который год работал над созданием стабильного маховика времени, который мог бы перемещать владельца как в прошлое, так и обратно в будущее, причем на неограниченное время. Каждое утро он направлялся в свою домашнюю лабораторию и толок, пропитывал, смешивал… А ведь когда-то ему пророчили блестящее будущее. Он был единственным ребенком, долгожданным внуком. Тетушки души не чаяли в вежливом мальчике, бабушки и дедушки гордились его тягой к знаниям, а отец и мать обожали свое выстраданное чадо истинной родительской любовью: безусловной, не требующей ничего взамен. Кто бы мог подумать, что мама так рано покинет его, а отец обречен будет гнить в вонючей камере Азкабана…

Теодор грезил о лучшей доле. Но одних мечтаний было мало. Еще подростком он нашел в отцовском кабинете старый пыльный фолиант, посвященный созданию маховиков времени. Все школьные годы он стремился стать невыразимцем, и его желание непременно сбылось бы, окажись он на стороне победителей. После суда над Ноттом-старшим путь в министерство был ему заказан. Конечно, работать в хорошо оснащенной лаборатории министерства было бы удобнее, но никакие трудности не могли остановить его.

Он знал, что мать ему не вернуть, она умерла слишком давно, а колдомедики даже не смогли толком установить причину. Но не дать отцу вновь примкнуть к Волдеморту он был просто обязан. Ведь тогда вся его жизнь сложилась бы иначе! Теодор мог бы закончить Хогвартс, получить место в министерстве, не было бы ни обысков, ни разорения, ни позора… Стоит только найти идеальную пропорцию трав — и жизнь вернется в привычное русло. Домовики, преданно заглядывающие в глаза, будут вновь подавать ароматный кофе в чашечках из старинного фамильного сервиза, на кухне запахнет свежими булочками, изъятые книги вернутся на законные места…

Подкручивая в очередной раз расшатавшийся болтик в старых весах, Теодор мысленно проклинал судьбу, Волдеморта, Дамблдора и всех причастных. Видел бы его сейчас дед, министр магии двадцатых годов! Единственный наследник двух богатых семей чинит купленные с рук подержанные весы. Золотой ребенок сидит в полутьме, экономя на свечах. Подающий большие надежды отличник зарабатывает на жизнь изгнанием мелкой нечисти из старых домов. Да какое там «зарабатывает на жизнь»! Так, влачит жалкое существование…

Отвертка соскочила, больно царапнув палец. Теодор выругался.

― Ты еще долго будешь здесь возиться?

В скудно освещенную комнатку зашла его жена, Элиза. Тео, не глядя на нее, вернулся к измельчению трав.

― Ты знаешь, ― начала она, ― за последнее время скопилось столько счетов…

Теодор увлеченно толок и взвешивал, не прислушиваясь к ее тихому бесцветному голосу. Где-то вдалеке ухала сова. Стало быть, уже поздний вечер. Но разве это важно, когда остался один только шаг до изобретения, которое навсегда изменит его жизнь? Вдруг в голову ему пришла мысль, которую едва не спугнул монотонный бубнеж Элизы. Жестом отмахнувшись от ее глупостей, он стал лихорадочно перелистывать рабочую тетрадь, выискивая в ней одну из прошлогодних записей.

И как он не додумался до этого сразу? Ведь в прошлом декабре он ужинал прямо за своим рабочим столом, и щепотка перца случайно попала в колбу. Он не сразу это заметил, а потом решил, что реакция пошла неверно. Но именно в тот раз Временная Пыль была особенно стабильна. Что, если он вплотную подошел к изменению собственной жизни? Всего-то и нужно, что щепотка…

―… перца, ― вслух забормотал он, делая в пожелтевшей тетради очередную пометку. Немного поразмыслив, он, приговаривая вслух, дописал: ― черного, молотого.

― Тед? Ты слышал, что я сказала? ― вкрадчиво спросила Элиза, делая шаг к нему.

― Да-да, малышка, я тебя тоже… ― По голосу было ясно, что он едва ли уловил хоть часть ее монолога.

Элиза попыталась заглянуть ему в глаза, но Тео отвернулся, поджал губы и на секунду зажмурился. В последнее время он не мог заставить себя посмотреть на Элизу. Нет, он по-прежнему любил ее трепетно и нежно, но… Он и сам толком не знал, в чем дело, но в глубине души признавал: ему было противно. Не от нее, от самого себя.

― Я слышала сегодня в аптеке, ― медленно, делая акцент на каждом слове, заговорила она, ― в… одном магазине ищут рабочего.

Тео вздохнул:

― Опять дурацкая вакансия грузчика в книжном или мойщика посуды в пекарне? ― неприязненно протянул он, делая вид, что возвращается к делам.

― Нет, нужно просто расставлять товары на полках и следить за порядком в зале, ― быстро затараторила Элиза, не желая упустить момент. ― Прямо на Диагон-Аллее. Страховка, премии…

Поняв, что жена просто так не отступит, Тео решил подыграть ей.

― Ну и что за магазин? Только не центр торговли совами, не хватало мне еще вонять, как конюх…

Элиза молчала, пряча глаза и переминаясь с ноги на ногу.

― Понимаешь…

― Говори уж, ― обреченно потребовал Тед, предчувствуя, что ответ ему не понравится.

― Это магазин Вредилок Уизли. Ты же раньше говорил, что их штучки…

― Даже не продолжай! ― резко оборвал ее Тед. ― Работать в магазине приколов! Скажи еще, получать зарплату из рук Рональда Уизли! Смеешься, что ли?

Элиза передернула плечами. В глазах у нее стояли слезы.

― Но Тед… Мы больше не можем прятать голову в песок. От наших сбережений почти ничего не осталось. К тому времени, как он родится…

Теодор все-таки решился повернуться к ней. Все свалившиеся на него неприятности не шли ни в какое сравнение с этой. Ребенок. Через каких-то два месяца он станет отцом. Мерлиновы панталоны, какой из него отец? Именно из-за беременности он едва мог смотреть на Элизу. Казалось, что если не смотреть, как растет — к слову, очень медленно — ее живот, то можно забыть о собственной беспомощности. Притвориться, будто на свете есть только он и его гениальный план, будто вина и стыд на каждом шагу сопровождают кого-то совсем другого.

Когда стало ясно, что они прокололись, и Элиза беременна, решимость Теда создать маховик времени только окрепла, достигнув наивысшей точки. Теперь он не имел права на промедление, ставки были слишком высоки. Если он преуспеет, его сын будет расти в достатке. Если у него получится, его малышка больше не будет одеваться в магазинах подержанных товаров.

Пообещав, что подумает над работой, он спешно спровадил Элизу спать, выдумав совершенно идиотскую отговорку про ядовитые пары в лаборатории, ужасно вредные для будущей мамы. Перед уходом она все-таки подошла к нему и обняла со спины за плечи, прошептав, что верит в него и рано или поздно все наладится.

Закрыв дверь на ключ, Тед сел, спрятав лицо в ладонях. Надо же, она еще верит в него. Иногда ему страшно хотелось, чтобы Элиза была другой. Глупой, жадной, меркантильной — какой угодно, лишь бы только не верила, не поддерживала, не подбадривала.

Лишь наедине с собой он мог признать: он просто неудачник.