A Single Whole (джен)

«Принципов нет, есть события; законов нет, есть обстоятельства».

О. де Бальзак, «Отец Горио»

Джеймс Поттер, как загнанный зверь, нервно метался меж серых стен узкого коридорчика маггловской клиники, где вот-вот на свет должен был появиться его сын или дочь — это для будущих родителей было сюрпризом. Схватки начались внезапно, как гром среди ясного неба, — ещё не закончилась и тридцать третья неделя! Было слишком рано, ребёнок грозился родиться недоношенным. Было бы ложью сказать, что Джеймс оставался спокойным и собранным — да у него всё валилось из рук! Он кинулся сначала к палочке, потом к камину, позабыв о том, что беременным такая магия строго противопоказана. К счастью, его замечательная супруга Лили была как раз таким человеком, у которого разум преобладал над аффектами, — она сама постаралась успокоиться, угомонила мужа, насколько это было возможно, и чётко обозначила план действий. Под её руководством Джеймс за считанные минуты собрал сумку необходимых вещей, завёл маггловскую железяку под названием «автомобиль», что стояла в гараже их с Лили дома в Годриковой Лощине и управлению которой ему пришлось научиться, и отвёз жену в ближайшую клинику. Там Лили вскоре завладели люди в необычных костюмах, а Джеймса заставили заполнять какие-то бумажки, мол, так надо. От волнения он не мог собраться. Наскоро справившись с документами, он поднялся наверх и стал ждать.

Под влиянием страха он не мог сдержаться и в очередной раз помянул недобрым словом маггловские замашки Лили не-так-давно-Эванс, решившей полностью полагаться на маггловских врачей в таком важном деле, как рождение их первенца. В действительности Джеймс уже смирился — у него на то было почти восемь месяцев, — но насколько спокойней он бы сейчас себя чувствовал, если бы знал, что ею занимаются лучшие колдомедики магического мира Англии! С другой стороны, Лили сейчас было куда тяжелее, а её спокойствие — превыше всего. Хоть оба супруга давно уже принадлежали к миру магии, но то, что они пришли из разных миров, и по сей день давало о себе знать. Например, в таких банальных вещах, как неумение Джеймса применять обычные маггловские предметы обихода или же в какой-то подсознательной уверенности Лили, что всякая вещь без магии была более надёжна и заслуживала доверия. Это было похоже на межрассовый брак — супругам постоянно приходилось проходить ликбез по обеим культурам, учиться понимать друг друга и вести себя подобающе в обоих мирах, как в маггловском, так и в магическом. Всё же существует пласт знаний, умений, а также картина мира, заложенные в человеке с самого детства на подсознательном уровне, которые намертво впитываются под корку мозга, и изменить принятое положение вещей подчас невозможно.

А если Лили что-то вбила себе в голову, то практически невозможно было её переубедить. Когда-то Джеймсу пришлось потратить почти шесть лет на то, чтобы доказать красавице и умнице Лили Эванс, что балагур, смутьян и головная боль всего педагогического состава магической школы Хогвартс Джеймс Поттер отнюдь не пустоголовый идиот, а вполне достойный юноша с добрым сердцем.

Вскоре в коридоре к Джеймсу присоединился друг детства — запыхавшийся Сириус Блэк, вырванный с дежурства. Для моральной поддержки, так сказать.

— Слушай, Сохатый, я тебя еле нашёл, у них тут такие лабиринты! А меня ещё пропускать не хотели, пришлось наложить Конфундус на этих очумелых магглов. Как там Лили? — без всяких приветствий начал он.

— Да не знаю я, как там Лили, мне ничего не говорят! — Джеймс в расстройстве ударил кулаком по серой стене.

— Да ты успокойся, всё будет нормально, не нервничай, — начал успокаивать его лучший друг. — Я вот за Хвостом хотел заскочить, да он опять где-то шляется, пришлось одному бежать.

— А Лунатик? — без особого интереса спросил Джеймс.

— Лунатик? Забыл, что ли? Он же сегодня выгуливает своего лохматого дружка, — весело сообщил Сириус и засмеялся своим фирменным лающим смехом, пытаясь хоть немного поднять настроение приятеля. Но безуспешно — его слова доходили до Джеймса лишь частично. Мысленно он пребывал рядом с женой.

Вскоре из палаты, где находилась Лили, раздался приглушённый детский плач. Джеймс подскочил на месте и ринулся к двери, но более благоразумный друг его остановил. Спустя довольно продолжительное время, которое показалось Джеймсу вечностью, из-за двери вышел мужчина средних лет во врачебном халате.

— Кто из вас мистер Поттер? — рассеянно спросил он. Джеймс ответил, и он сфокусировал на нём взгляд. Выглядел он чем-то озабоченным — у Джеймса сердце в пятки ушло. Но вопреки впечатлению, которое он производил, доктор сказал: 

— Мистер Поттер, рад сообщить, что с вашей женой всё в порядке. Во время родов возникли осложнения, и нам пришлось делать кесарево сечение, но её жизни уже ничего не угрожает.

Будучи чистокровным волшебником, Джеймс, как, впрочем, и Сириус, ничего не понял о части «кесарево сечение», поэтому сразу несколько напугался, но последняя фраза доктора заставила его облегчённо выдохнуть.

— А что с ребёнком, доктор? — напомнил Джеймс.

— Ребёнком? — медик выглядел слишком удивлённым для человека, который только что принимал роды.

— Да, доктор, как мой ребёнок? — удивленный вид мужчины заставил Джеймса снова забеспокоиться, но тот быстро справился со своими эмоциями, судорожно крутя шестерёнками в голове.

— Ах, ребёнок! — вдруг со странным воодушевлением воскликнул он. — Ребёнок же! Вот я чудак… Не волнуйтесь, мистер Поттер, с вашим сыном всё в порядке, здоровый и крепкий мальчик. Маловат весом да ростом, ну, сами понимаете, недоношен…

Джеймс же уловил лишь «сыном» и «в порядке» и уже радостно обнимал поздравляющего его друга, поэтому не заметил грустной полуулыбки, скользнувшей по губам доктора.

— Вы сможете увидеть своего сына и супругу через некоторое время. Пока миссис Поттер не полностью пришла в себя, вам лучше немного расслабиться и успокоиться. На первом этаже есть недорогой буфет, где продают изумительный кофе, и я бы посоветовал…

Счастливый папаша с улыбкой до ушей и с другом под боком отчалил в буфет. Не сказать, что ради кофе, но для того, чтобы выплеснуть куда-нибудь бурлящие внутри эмоции да поделиться радостью с незнакомцами, встречающимися на пути.

* * *

Ретроспектива I. Доктор Бёрнт

Вечером тридцать первого июля тысяча девятьсот восьмидесятого года в наше отделение поступила молодая женщина. Позже выяснилось, что женщина ожидала двойню. По прошествии некоторого времени стало ясно, что без кесарева здесь не обойтись. Женщине ввели наркоз, и операция началась. Первым на свет появился черноволосый мальчуган, который почти сразу начал кричать, оповещая мир о своём появлении.

А вот со вторым младенцем возникли проблемы. Мальчик не дышал. Я применил все необходимые меры, но вздоха так и не последовало. Время у нас было ограничено, и мне пришлось вернуться к матери. С сожалением переглянувшись с акушеркой, я передал бездыханное тельце медсестре, которая только что управилась с первым малышом. Вскоре она вернулась ко мне и всё порывалась что-то сказать, но мне было не до неё, мне нужно было завершить операцию. А потом предстояло самое трудное: сообщить дожидающемуся снаружи мужчине о смерти одного из его детей.

Сменив халат и тщательно вымыв руки, потратив на это, кажется, больше положенного времени, я открыл дверь в коридор. Новоявленный отец тут же вскочил со своего места и выжидающе уставился на меня. Рядом взволнованно топтался крепкий молодой человек, наверное, друг семьи или родственник. Отчитавшись за состояние роженицы, я напряжённо ждал этого вопроса. Поттер, несколько расслабившись после известия о нормальном состоянии жены, снова заволновался.

— А что с ребёнком, доктор? — прозвучал ожидаемый вопрос, но не совсем в той форме, в какой я полагал.

— Ребёнком? — тупо переспросил я.

— Да, доктор, как мой ребёнок? — мужчина начал волноваться.

Но у меня в голове торопливо пролетали мысли: «Он спросил о ребёнке? Об одном ребёнке? Он не знает, что у него двойня? Но что же мне теперь ему сказать: „Мистер Поттер, у вас двойня, но, к сожалению, один из них был слишком слаб, поэтому теперь у вас один ребёнок“? Но раз уж он и она, очевидно, не знали, то какой смысл говорить? Навсегда омрачить им воспоминание о счастливом дне? Нет уж, пусть люди радуются пополнению в семье, а не скорбят о потере одного из них».

Мысли пронеслись в моей голове за считанные секунды. Решение пришло молниеносно. И вот я улыбаюсь, как ненормальный, и поздравляю новоявленного отца с появлением сына. По крайней мере, не пришлось говорить о смерти. Это так угнетает.

* * *

Ретроспектива II. Медсестра Моника Престон

Тридцать первого июля, ближе к полуночи, наш доктор, мистер Бёрнт, принимал двойню у молодой красивой женщины — у неё были волнистые волосы приятного тёмно-рыжего цвета, и до того, как приняли решение оперировать и она заснула, я имела удовольствие лицезреть необыкновенного изумрудного цвета глаза роженицы, словно бы потемневшие от беспокойства.

Вскоре мне в руки передали маленького, сморщенного младенца с чёрным чубчиком. Я отнесла его в детскую комнатку. Вернувшись в операционную, я наблюдала за тем, как доктор безрезультатно пытается заставить второго малыша вздохнуть. У мальчика были редкие волосики рыжего цвета, почти как у матери. Он был таким крошечным и хрупким, что меня пробрала дрожь от твёрдых и решительных действий доктора. Вскоре он отдал мне бездыханного ребёнка, которого я положила на стол рядом с братом, продолжавшим слабо плакать. Мне было не по себе, и я собиралась вернуться в операционную, как мой тонкий слух уловил тихий вздох, а после — еле различимый кашель, переросший в детский плач, тоже, впрочем, не отличавшийся особой громкостью. Второй малыш зашевелил тоненькими ручками и ножками. Ахнув, я кинулась выяснять подробности его состояния: пульс слабый, дыхание прерывистое, вес и рост недостаточные. Но совсем скоро оба новорождённых стали успокаиваться, я обнаружила, что и сердцебиение, и дыхание обоих выровнялись, и они преспокойно уснули, соприкасаясь крошечными ручками.

Я вдруг осознала, что на моих глазах произошло чудо. Ещё ни разу на моей практике подобного не случалось! У малыша уже практически не было шанса выжить. Надо было срочно сообщить доктору! Я мигом кинулась в операционную, но тот был занят роженицей и совершенно не обращал на меня внимания, только отмахивался. Было ясно, что сейчас его нельзя отвлекать. Я вернулась в детскую, решив переждать операцию там.

Дети всё так же безмятежно спали. Смотря на этих маленьких ангелочков, я не понимала, почему кто-то берёт от жизни больше, а кто-то меньше? Например, черноволосый малыш родился здоровым и крепким, а рыжик — таким маленьким и слабым. Ведь они развивались в одной утробе! Очевидно, борьба за существование начинается ещё до нашего рождения. Или вот, взять хотя бы меня и моего мужа: мы женаты уже почти десять лет, а детей всё нет. А у молодой пары, которая, вероятно, только недавно окончила школу, уже есть вот эти два чуда. Чем мы хуже? Разве мы не заслужили такого счастья?

Я подскочила на стуле, поняв, что чересчур задумалась о несправедливости жизни и просидела здесь слишком долго. Я вышла из детской одновременно с доктором, который зашёл в операционную из противоположной двери. У меня сердце ушло в пятки: он только что говорил с мужем роженицы, а я так и не сказала о «воскресшем» ребёнке. Значит, он уже сообщил о смерти малыша? На миг в сознании возникла мысль промолчать, ничего не говорить и забрать малыша себе, но я быстро встряхнула головой — какой вздор! Заманчиво, но разве так можно? Тут доктор Бёрнт взглянул на меня и подозвал движением руки. Я подошла и торопливо обратилась:

— Доктор! Я хотела сказать…

Но он оборвал меня нетерпеливым движением руки и отвёл в сторонку, я подчинилась почти на автомате. Вид у него был усталый и грустный, а ведь он даже не подозревал, что я собиралась ему сказать! Тут он торопливо зашептал, наклонив ко мне голову:

— Моника, дорогая, тут такое дело… Понимаешь… Я сейчас узнал: родители и не подозревали, что у них будет двойня! Ты представляешь, как всё удачно складывается? Ведь можно не говорить им о мёртвом младенце! Раз уж всё равно ничего нельзя сделать, к чему травмировать психику столь молодых людей? Известие о потере ребёнка принесёт им непримиримые огорчения! Я уже сказал молодому отцу о здоровом и сильном мальчугане — видела бы ты его лицо! Я посчитал вероломством рушить его счастье. Их счастье. Поэтому я подумал… Ты уж постарайся как-нибудь… без шума всё разрешить… Хорошо? — он неуверенно помялся и выжидающе уставился на меня. Ему и самому было не по себе от ситуации, но он-то не знал того, что знала я! От меня ждали ответа, но горло сдавил сильный спазм, я ничего не могла произнести. Пока он говорил, в голове что-то щёлкнуло и какая-то часть мозга словно отключилась. Ещё звучали отголоски: «Что вы, доктор! С ребёнком всё в порядке, он же жив! Жив!», но столь тихо, что я легко проигнорировала голос совести и медленно кивнула в знак согласия.

Доктор удовлетворенно кивнул в ответ и натянуто улыбнулся. Теперь он мог дать волю своим чувствам: он нервничал, руки у него подрагивали, а взгляд рассеянно бегал по помещению, как у преступника. Он похлопал меня по плечу и отошёл к приходящей в сознание мамочке, чтобы убедиться, что и она ничего не знала о двойне. Нет, он не был преступником, в его действиях не было злого умысла. Он не знал правды. Я знала.

После этого я, действуя словно под гипнозом, вернулась в комнату и начала пеленать рыжеволосого малыша. Он крепко спал. В коридоре было тихо, ни души. Я вышла из комнаты и торопливо унесла ребёнка подальше от его настоящих родителей и родного брата. Зайдя в пустую палату в конце коридора, я аккуратно положила своё сокровище на кровать. Он не проснулся, но как будто бы хмурился во сне.

Я завороженно смотрела на этот маленький комочек, на пухлые красные щёчки и носик-пуговку. Такой трогательный и беззащитный. Чужой… Нет, теперь мой. Верите? В голове не укладывалось — я стала мамой! Я ждала этого момента почти всю свою сознательную жизнь. Эмоции прорвались неконтролируемым потоком, и в течение следующих долгих минут я пыталась успокоиться и перестать шептать в маленькое ушко бессвязные слова вроде: «…теперь мой… мой сынок… не отдам… никому… всё сделаю… всё… мой дорогой сыночек…» Как же долго я об этом мечтала! Как долго мы с Джоном мечтали об этом! Вся жизнь словно только сейчас обрела смысл — в этом крошечном, новорождённом существе.

Но не всё ещё было кончено. Я должна была показать счастливым родителям их новоявленное чудо. Взяв наконец себя в руки, я вернулась в палату с непроницаемым выражением лица. При взгляде на личико второго малыша по телу прошла дрожь. «Ты совершила страшную ошибку», — мелькнуло в голове. Разум это осознавал, но чувства не желали поддаваться. Я не чувствовала сожаления — я никому не причиняла зла. Мы слишком долго этого ждали, и теперь ничто не могло забрать у нас нашего сына. Сурово сжав губы, я отнесла малыша ожидающим его родителям. «Когда-нибудь, — думала я, — мне придётся пожалеть о содеянном. Но не сейчас». Я действовала словно в полусне.

Родители были несказанно счастливы увидеть наконец своё драгоценное чадо. Я прислушалась к разговору супругов.

— Добро пожаловать в мир, Мэттью Поттер! — нежно шептал мужчина своему сыну.

— Джеймс, может, всё же Гарри? — слабо запротестовала роженица.

— Но мы же договаривались! — удивился тот.

— Да… Но тебе не кажется, что Гарри Поттер звучит лучше? — казалось, она уже не надеялась на успех своих уговоров. Мужчина ласково улыбнулся и, поцеловав жену в лоб, мягко поставил точку в давнем, по всей видимости, споре:

— Не кажется, дорогая. Мэттью Поттер — звучит просто замечательно.

Что ж, Гарри так Гарри, отстранённо подумала я.

Дальше я уже не слушала и, медленно развернувшись, ушла в другой конец коридора, где в самой дальней палате крепким сном спал маленький Гарри, мой сын.