Дни минувшего будущего (гет)

Работа над маховиком длилась уже больше десяти лет, а Теодор Нотт так ничего и не достиг. Сколько бы перца он ни изводил, какие бы хитрые комбинации ни испытывал, все было напрасно. Тео почти отчаялся.

Временная Пыль раз от разу выходила слабой, хватало ее разве что на перенос какой-нибудь мелочи на пару минут назад. О переносе человека на четырнадцать лет назад пока не шло и речи. А семья тем временем все глубже увязала в трясине.

Неду было почти пять. Конечно, по материнским критериям он был идеальным ребенком: послушный, умный, тихий и ласковый. Но Тед понятия не имел, как вести себя с сыном, пусть даже тот был его уменьшенной копией. Нед каждый раз бежал к нему вечерами, встречая после работы, увлеченно рассказывал о каждой новости в своей детской жизни, но от этого Тео становилось только хуже.

Сколького еще не понимал маленький Нед! А час, когда он узнает, кто повинен в его нищем детстве, близок. Однажды сын узнает, из-за кого ему пришлось ходить в старых вещах, из-за кого ему на Рождество подарили мячик, когда другие дети получили метлы и новые блестящие игрушки… Тед, сам того не осознавая до конца, как мог отстранялся от сына. Слишком ярким ему вспоминалось собственное детство, слишком сильным ударом стало для него тюремное заключение отца, из-за которого он оказался нищим…

Теодор шел по поросшей мхом дорожке и размышлял о последнем заказе Люциуса Малфоя. Слухи о редкой способности Теда к созданию волшебных вещиц поползли пару лет назад. С одной стороны, это было даже неплохо, ведь частные заказы позволяли подрабатывать и закупать новые ингредиенты для его мечты, а с другой — уж очень много времени отнимала вся эта возня с глупыми игрушками для богатеев. А это время он мог тратить на маховик. Он много раз подумывал завязать с подработками, но было одно препятствие: Элиза. Она как ребенок радовалась каждому гонорару, будто то была не жалкая горстка золотых монет, а целый сейф, неслась к нему с объятиями и неуместными похвалами. Теду даже стало казаться, что он ошибался, считая ее неподкупной и возвышенной. Она слишком радовалась этим подработкам, вынуждая его продолжать нудное занятие.

Малфой заказал очередной амулет против грабителей. Тед считал, что после войны Люциус помешался на сохранении своих богатств, но вслух своими мыслями ни с кем не делился. После застенков министерства и нескольких месяцев Азкабана у кого угодно могли сместиться приоритеты. В кошмарах Теодору часто снились собственный арест и заключение. Вот и сейчас у него перед глазами замелькали картины прошлого.

Пожар, устроенный кем-то из Пожирателей в узком коридоре второго этажа, распространялся со страшной скоростью. Пожиратели смерти и защитники Хогвартса метались в разные стороны, наталкиваясь друг на друга. Путь к отступлению был отрезан. Темный Лорд окончательно пал, его сторонники один за другим исчезали, бегством спасаясь от авроров и преподавателей. Лишь некоторые особо рьяные последователи его идеологии все еще сражались. Они не желали гнить в Азкабане, предпочитая погибнуть в бою и унести на тот свет как можно больше защитников школы.

Тед пробирался сквозь ревущую от ужаса толпу в поисках Элизы. Она должна быть здесь, среди других ребят. Глупая девчонка не захотела эвакуироваться, вернувшись в школу за парочкой совсем зеленых четверокурсников. Он хотел найти ее, убедиться, что она осталась жива… Пусть сам Теодор и не следовал идеологии чистокровных и не участвовал активно в деятельности Пожирателей смерти, заслуги его отца тянули на долгую отсидку для всей семьи. Его будущее решилось в момент, когда пал Темный Лорд. Но если Элиза еще жива, если она будет смеяться и рисовать на полях тетрадей хоть где-то, пусть и далеко от него, — он сможет пережить любое заключение. Просто зная, что у него есть даже призрачный шанс все исправить…

Прогремел взрыв — кто-то из пожирателей послал разрывное заклинание в одну из колонн. Нескольких девчонок в школьных мантиях снесло ударной волной. Не разбирая дороги, он понесся прочь, но вдруг наступил на что-то… мокрое. Опасаясь посмотреть под ноги, Теодор поскользнулся и угодил рукой прямо в кровавое месиво. Рядом валялся обезображенный труп.

«Так вот, что это было», ― припомнил он раздавшийся пару секунд назад глухой звук. Череп какой-то младшекурсницы раскололся о каменную стену, будто брошенный на дорогу арбуз. Пламя уже занималось на краешке ее мантии, а содержимое черепа растекалось жутковатой лужей по полу. Подавив рвотный позыв, Тед вытер руки о штанину и, прикрыв лицо мантией, бросился в направлении лестниц. Может, шок подстегнет его, и он успеет выбраться до того, как обрушится каменная арка в начале коридора.

Лестница была усыпана искореженными телами. Женщины и мужчины с разорванными глотками и распоротыми животами валялись в неестественных позах, утопая в собственной крови. Один из пожирателей громко выругался, наступив на чьи-то вывернутые внутренности, и черным вихрем понесся вниз по лестнице. С такой жестокостью мог убивать только Грейбэк. Ему всегда доставляло особое удовольствие разрывать плоть и видеть угасающий огонь в глазах агонизирующей жертвы.

Перескочив через обгоревшее до костей тело одного из рейвенкловцев, Тед хотел броситься вниз, но вдруг остановился. А ведь, кажется, этот парень играл в квиддич в прошлом году. Даже забил пару голов слизеринцам, вызвав недовольный гул на зеленой трибуне. На застывшем мертвом лице легко угадывалось отчаяние. Глаза неподвижно смотрели в потолок, сквозь истлевшую брючину выглядывала сломанная кость. Тед понял, что Элизу нужно найти как можно скорее. Он бросился вниз. Быть может, во дворе…

О том, что ее бездонные глаза тоже могли потухнуть, глядя на полуразрушенный замок, он думать не хотел. Она так любила загадочный Хогвартс со всеми его коридорами, портретами и доспехами… Неужели замку суждено стать ей могилой? Высматривая в толпе ее белую шевелюру, он несся к главному входу. Как глупо! Ввязавшись в чужую войну, они оба сломали собственную жизнь. Никогда уже они не пройдутся по опушке Запретного леса, не станцуют вальс на выпускном, не поедут в Париж после школы… Мерлин, какая глупость, они ведь даже не успели банально переспать, хоть и встречались два года. «Давай подождем до Парижа», как же... Идиотские романтические мечты. Теперь они могут не сбыться.

Но в тот раз ему повезло: Элиза нашлась в Большом зале. Поддерживая за плечи Падму Патил, она утешительно поглаживала ее по голове и что-то нашептывала. Раз уж в этом аду они все-таки сумели выжить — у них точно есть будущее. Потом, чуть позже, у них еще будет и Париж, и жаркие ночи, и веселые дни…

А до «потом» прошла целая жизнь. Вместо Парижа Тед поехал в Азкабан, заранее смирившись с тем, что восемнадцатилетняя подружка вряд ли будет его ждать. Но она проявила силу духа, которую сложно было угадать в хрупкой девчонке. Разругалась с отцом, который твердо заявил, что мешать ей совершать глупости не станет, но и помогать не собирается, и навещала Теодора так часто, как позволяло министерство. Искала свидетелей, собирала показания, продала кое-какие украшения, оставшиеся от бабушки, и пустила выручку на передачи. На фоне других заключенных он в Азкабане жил даже неплохо. Теплые чистые вещи, свой плед, книги, иногда даже сладости — у других ничего этого не было. Зря он готовился к предательству с ее стороны. Она не только не собиралась его бросать, но и бесстрашно выносила судебные слушанья, сидя на скамье для ближайших родственников, и даже по-прежнему мечтала о свадьбе.

Нет, он, конечно, подарил ей на восемнадцатилетие простенькое золотое колечко со знаком бесконечности в качестве обещания, что сразу после школы наденет ей на пальчик настоящий бриллиант. Но тогда он предлагал ей руку единственного наследника богатой семьи, юноши с блестящими перспективами. Тюремные решетки заставили их повзрослеть куда быстрее, чем могла расцвести и созреть их наивная и чистая подростковая любовь. Понимая, что Элиза мечтала о романтических поездках и идеальном первом разе, Тед готов был к вежливому отказу. Однако скромная свадьба на десяток гостей состоялась сразу же, как только он вышел из Азкабана, уплатив окончательно разоривший его штраф.

Мысль о том, что он вовсе не заслужил выданного Элизой аванса, преследовала его ежедневно. Разве для того она навещала его в тюрьме, чтобы считать всю жизнь каждый кнат? Разве она для того продавала бабушкин жемчуг, чтобы собственными руками штопать по десятому разу одни и те же чулки? А после рождения Неда положение только ухудшилось. И ради того, чтобы все исправить, Теодор Нотт готов был сидеть в лаборатории сутками, вновь и вновь изобретая спасательный круг.

С этими мрачными мыслями он шел к дому, когда с заднего дворика ему навстречу выскочил Нед.

― Ура, папа пришел! ― радостно закричал черноволосый кучерявый малыш, обнимая его ноги.

― Привет, дружище… ― устало пробормотал Тед, лениво потрепав мальчика по голове. ― Ты почему так поздно на улице? Где мама?

― Она разрешила посмотреть на сову в саду, если я не буду уходить далеко от окна, ― затараторил Нед. ― А мы построили в гостиной палатку из простыни и подушек и играли в поход! Ты посмотришь? ― Нед с надеждой заглянул ему в глаза. ― Мама сказала, что летом мы поставим палатку в саду, как настоящие туристы. А еще пойдем на озеро, и я поймаю вот такую, ― мальчик широко расставил руки, ― рыбу, а мама сделает из нее рыбный суп! В настоящем котелке! Ты же будешь ночевать с нами, правда? А еще…

― Да-да, приятель, я понял. ― Тед взял мальчика на руки и понес в дом. ― Вы развлекались вовсю…

Поставив Неда на скамью в прихожей, Теодор повесил мантию на крючок и хотел уже подняться к себе в лабораторию, как Нед вдруг дернул его за рукав и снова заглянул прямо в глаза.

― Завтра будет солнечно, пап.

― И что? ― не понял детского намека Теодор.

― Помнишь тот мячик, который вы подарили мне на Рождество? ― тихо спросил Нед. ― Может, мы пойдем в парк и…

― Попроси маму, она любит подвижные игры.

― Но я подумал… Только мы… Ну, мальчики…

― Может и сходим, но только не завтра, ― ответил Тед. ― Ты же знаешь, я…

― Занят. ― Нед спрыгнул со скамьи и, понурив плечи, поплелся на кухню. ― Я знаю. Ты всегда занят.

Тео почувствовал укол вины. Он не хотел, чтобы сын слишком привязывался к нему, ведь затея с маховиком может так никогда и не увенчаться успехом, и понимание того, что самый близкий в мире человек — просто неудачник, может оказаться для детских плеч непосильным грузом. Но чем больше маленький Эдвард становился похож на него, тем сложнее было держаться на расстоянии. Все-таки когда-то они с Элизой валялись на траве и мечтали о девчушке с мамиными светлыми локонами и мальчишке с папиными умными глазами. Придумывали своим воображаемым детям имена, фантазировали о том, как будут с ними играть… Отказываться от наивной мечты, пусть и из благих побуждений, было все тяжелей.

― Стой, парень, ― окликнул сына Тед. ― Ты же понимаешь, что моя работа — это очень важно, правда?

― Важнее, чем мы с мамой? ― тихо спросил Нед, даже не подозревая, какой страшный вопрос он задал.

Теду стало стыдно. Пятилетний мальчик не должен был задаваться такими вопросами. Он вообще не должен был размышлять о жизненных сложностях взрослых.

― Понимаешь, дружище, ― Теодор присел, глядя в лицо сыну, ― я должен кое-то сделать. Привести все в порядок, расставить на свои места. И тогда мы сможем играть вместе хоть каждый день. Слышишь?

Нед кивнул, задумчиво прищурившись.

― Бегом помогать маме с ужином, ― сказал Тед, похлопывая мальчика по плечу. ― Скажи, что я спущусь через пять минут.