Не то, чем кажется, не те, кем кажутся (гет)

Первым, что Августус услышал от Родольфуса Лестрейнджа из камеры напротив, было язвительное:

— Тебя не отмазали, ну надо же.

— Видимо, грешил больше, чем нужно? — с деланным равнодушием откликнулся он, оценив щелчок по носу и в очередной раз повторив себе: никогда не надо думать, что ты умнее всех. Даже если это не только ты, а все твои коллеги по работе и начальник тоже. Однако спрашивать, кто и когда его раскусил, не стал — старший Лестрейндж на блефе попадался неоднократно. Может, все не так и плохо.

— А сколько нужно? Какова мера, за которую тебя бы простили? Может, у вас там начальник сменился, и некому замолвить слово за ценного сотрудника?

— Ценность определяется делами, — процедил Августус. — А чем занимался я, тебе прекрасно известно.

— Ну... не могу сказать, чтобы ты особо старался в рейдах.

— Ты и сам там бывал не часто.

— Да уж почаще тебя...

— Что, будем разбираться, кто из нас более достоин вот этого? — Августус обвел рукой окружающее пространство.

Разговаривая, они оба приблизились к решеткам и теперь могли довольно неплохо друг друга видеть, так что Лестрейндж только фыркнул в ответ, отвернулся и отошел.

* * *

После падения Лорда метки на руках повыцвели, а главное, сознание их носителей стало постепенно меняться. Августус наблюдал, слушал, записывал, и раз в неделю, в самые разные дни, чтобы не вызывать вопросов, оставлял вместо себя «куклу» и отправлялся на работу — в родной отдел. Удачное расположение — крайняя камера за непонятным выступом, частично отделявшим ее от остального коридора, требовала только усыпить или просто бросить Конфундус на Лестрейнджа, а там можно было спокойно выходить: ключи были, петли смазаны, да и Купол Тишины наколдовать он вполне мог, что и делал — зачем ему ненужный риск.

В министерстве он имел возможность хотя бы ненадолго привести себя в порядок, а заодно заняться любимым делом — аналитикой. Его же коллеги получали в свое распоряжение его руку с меткой, изучение которой, увы, шло у них ни шатко ни валко — все же недоброй памяти Том Риддл был тем еще гением. Если бы не его дурацкие амбиции…

Естественно, "на воле" Руквуд постоянно находился под личиной — с помощью амулета, а не оборотного зелья, несовершенного из-за короткого времени действия. Хотя не особо-то он по министерству разгуливал, разве что до Архива и обратно, но по своему Отделу, конечно, ходил иногда довольно активно — меткой занималось другое подразделение.

Вот и в тот раз он вышел в Архив и, пройдя поворот, ведущий к аналитикам, где он имел удовольствие трудиться, получил неожиданный сюрприз: маленьких девочек в обычно пустынных коридорах ОТ он еще ни разу не видел. Плачущих маленьких девочек. Но все когда-то случается впервые, и, как оказалось, к лучшему — пятилетняя Сьюзен Боунс, своим детским выбросом присвоившая его в самые настоящие родственники, все это время была маленьким солнышком, согревавшим его ледяные дни в Азкабане.

Память снова и снова радостно возвращала ему эти воспоминания — теплая детская тяжесть на руке, мягкие ладошки… Такая маленькая, такая доверчивая, хоть и "с незнакомыми нельзя" — но ведь тогда у нее даже вариантов не было. Кто бы мог подумать, что она окажется племянницей главы Отдела магического правопорядка!

Он вспоминал, как не хотелось ему тогда отдавать девочку этой стерве, и так же остро, как наяву, вставал перед глазами момент, когда перед ним приоткрылась завеса тайны: железная Амелия — тоже человек. Притом — человек любящий. Это было так неожиданно, но двери лифта быстро закрылись, унося тетку с племянницей прочь и оставляя его со странным кусочком тепла в душе. Невероятным сокровищем — как понял он чуть позже, в волшебной тюрьме. Что поделать — работа такая.

Довольно быстро Августус выяснил, что лишь самые недалекие из Пожирателей, вроде Джагсона и компании, не задумывались над тем, что он не просто может, но и должен работать на две организации. Никто из его "коллег по метке" не считал, что в Отделе тайн сидят сплошные сумасшедшие ученые, узкие специалисты, служащие науке и только науке, которым все равно до окружающего их мира. Ну и руководства им, если уж на то пошло. Так что Родольфус всего лишь высказал общее мнение — разница между Августусом и всеми остальными была, и знали о ней почти все.

А потому приходилось особо тщательно скрывать защитный амулет от действия дементоров: старую разработку отдела, что давно была на службе стражи Азкабана — человеческой, разумеется, — и без которой ни один волшебник, кроме осужденных, не пересекал границ волшебной тюрьмы. И еще его пришлось в спешном порядке дорабатывать.

Не сильно-то это помогло, по мнению Августуса — после доработки пришлось скрывать уже свое истинное состояние, а он силен был отнюдь не в лицедействе. Так что периодически просто снимал едва заметное кольцо и надевал обратно только когда становилось совсем невмоготу. Иначе было бы не скрыть, что новая защита ОТ от дементоров оказалась замечательной: не отпугивала, как раньше, а полностью блокировала все, даже исходящий от тварей леденящий холод. От тварей, но не от камней.

Все чаще, слушая разговоры, он сожалел, что не может поделиться защитой хотя бы с Рабастаном. Самый младший из них, совсем еще мальчишка, после того, как метка перестала действовать, сам был в ужасе от содеянного и ел себя поедом — в том числе вслух, а дементоры… твари его ценили. Впрочем, младшего Лестрейнджа частично спасала Беллатрикс — яркая, эмоциональная и совершенно не умеющая молчать. Она не каялась, она ругалась на все подряд, едко и изобретательно. Дементорам нравилось всё — ругань, крики, отчаяние. Все, кроме равнодушия.

Родольфус только зубами скрипел, когда твари наконец оставляли его жену — немую и бесчувственную. Как только ни уговаривали Беллу, как ни пытались отвлечь, — разве с таким характером уговоришь? Ей становилось все хуже. Через полгода ее душу, кажется, окончательно истрепали твари — добиться членораздельной речи стало почти невозможно.

Женщины не должны воевать — учили его с самого детства. Неистовая Беллатрикс много чего могла бы сказать в ответ и даже сделать, но все же она не заслуживала такого. Только не потеряться в безумии окончательно. Но он не мог ничего сделать, не выдав себя. И даже выдав — не мог, слишком далеко находилась ее камера.

Даже скотине Джагсону порой хотелось помочь. Ну или хотя бы заткнуть, когда тот начинал выть в конце коридора. Тем более, что кто-то снизу тут же начинал подвывать, и дуэт получался совершенно отвратительным.

Да, кто-то из них был виновен в том, что маленькая Сьюзен осталась без семьи. Но девочка жила, и чем чаще Августус ее вспоминал, тем удивительней были его сны — все о малышке. После них он чувствовал себя не то чтобы обновленным, нет. Нужным. Любимым. Хотя этого слова он всегда сторонился.

Как опытный маг, он давно понял, что так сработало детское волшебство девочки — выбросы у детей бывают разными, и если она почувствовала в нем защиту, нуждаясь в ней… Деваться некуда, быть ему дядюшкой Августом. Некуда… да и не хотелось. Сколько лет он прожил в одиночестве после того, как потерял ту, единственную — он уже и не считал. И в конце концов, кто его допустит до девочки? А вот вспоминать и чувствовать никто не запретит — это его личное.

Конечно, тетка ее любила, но не с ее работой уделять ребенку достаточно времени и любви — девочке нужна семья. А семью, как он знал, ликвидировали одной из первых — по приказу Лорда, который он, дядюшка Август, тогда не успел передать куда надо. Значит, тоже виноват.

"А ведь теперь очень важна жизнь Амелии Боунс", — понял он, и перед глазами как наяву встало ее лицо. Удивительно живое и человечное, а не маска со сжатыми в ниточку губами, какую она всегда носила. Как же она справлялась со всем этим?

Живя на "два мира", Августус мог это оценить по достоинству и теперь чувствовал уважение к той, кого когда-то искренне считал стервой-карьеристкой. Даже беспокоился за нее. Из-за малышки Сьюзен, конечно, как иначе.

* * *

А время работало вовсе не на него — и не на них: дементоры стали появляться чаще. Было тяжело смотреть, как недавно ставшие вполне адекватными благодаря бездействию метки люди, наконец трезво оценившие свои поступки и степень вины, снова скатывались в безумие — теперь уже другого рода, но разве это было лучше? Многие начинали бредить — и этот бред он тоже был вынужден записывать.

Однако среди плохо связанных обрывков действительно находились крупицы информации — благодаря им Августус вывел, что именно представляли собой хоркруксы и их точное количество — пять.

Про дневник Тома Риддла проболтался еще Малфой, задолго до падения Лорда — похвастался в узком кругу, но Руквуд умел расставлять записывающие амулеты там, где надо и когда надо. Собственно, именно потому на него и пал выбор, когда зашла речь об изучении методов и возможностей нового действующего лица на политической арене магической Британии.

О фамильном кольце Гонтов он еще "на воле" сделал выводы сам — Лорд не расставался с ним, и не заметить артефакт на его пальце не мог бы и слепой — настолько оно фонило. Историю кольца Августус не узнал, да и не пытался — достаточно было определить, что это.

После гибели Волдеморта специалисты ОТ перевернули и едва не разобрали по досочке дом в Годриковой лощине, однако кольца не обнаружили. Дух перенести материальный объект не мог, значит, это был тот самый подручный, который провел Лорда к Поттерам…

Сириуса Блэка вытащили в ОТ, но тот, увы, оказался куда более вменяемым в аниформе, чем в человеческом облике, использовать на нем легилименцию самоубийц не нашлось — пришлось вернуть на место.

В ОТ составили очередную нумерологическую карту, указавшую на множественность хоркруксов с вероятностью более девяноста процентов. Так что в Азкабан мистер Руквуд отправлен был с совершенно четкими целями…

Медленное сумасшествие "соратников" наконец принесло неожиданные открытия — оказалось, Том Риддл сумел отыскать реликвии Основателей Хогвартса и приспособить их к делу.

Медальон Слизерина, чаша Хаффлпафф, диадема Рэйвенкло — и местонахождение чаши наконец стало известно — Белла этим так гордилась в моменты просветления.

Неудивительно, что характер сотрудника Отдела тайн Августуса Руквуда, и ранее не больно-то сахарный, изменился в худшую сторону, причем изрядно. На работе это, конечно, заметили, попытались помочь… Он тогда еле сдержался, чтоб не разнести пол-Отдела. Вместо этого слил воспоминания и просто засунул всех доброжелателей башками в думосбор, благо этот артефакт в их Отделе был что надо — и по размерам, и по мощности.

После чего часть работников ОТ сперва без ведома его начальника, а потом и с его молчаливого согласия занялась специальными мерами защиты узников.

— Лестрейнджи, Блэки, Краучи, Кэрроу, Розье, Трэверсы, Яксли… Если мы потеряем магию всех этих семейств, вряд ли нас ждет что-то хорошее, — сообщил начальник, имени которого никто не знал и обращались исключительно "Сэр", причем с большой буквы произносить это получалось у всех. Между собой же его именовали просто и коротко: Шеф.

— Вы уже составили карту вероятностей, Сэр?

— А без нее вы можете сделать другие выводы? — начальник ОТ любил отвечать вопросом на вопрос, особенно если считал первый дурацким.

О новых разработках Августусу поведали, когда тот снова явился в Отдел, а через некоторое время он получил амулет, отпугивающий дементоров. Но только после того, как выяснилось место хранения Чаши в сейфе Беллатрикс.

Дни шли чередой, тягучие, противные, мерзкие. Бесконечные записи в дневнике, в которых повторялось одно и то же. Бесконечные отчеты, которые он был вынужден составлять для отдела. И редкие выходные, когда он мог помыться и на несколько часов почувствовать себя человеком. Но все чаще он просто засыпал, отчего перестал чувствовать отдых, пролетавший во сне за один, казалось, миг. И даже глотка молока единорога при суперповышенной вредности, как у зельеваров-экспериментаторов, он получить не мог — оставалось только терпеть.

Но летом девяносто первого все изменилось...

Первой заметила активизацию метки Белла. Как на ее торжествующий вопль не слетелись все дементоры разом, знал только Августус — новый амулет едва не прожег его одежду. Надо сказать, он давно стал своим и для Лестрейнджей, и для всех остальных — наказание-то одно. А еще ему иногда удавалось отпугивать дементоров — это было бесценно. И у него, как и у всех, были плохие дни, когда ни с кем не разговаривал, не ел и ни на что не реагировал.

И вот Августус тоже ощутил… почти безумную радость и желание служить своему Лорду! И не на шутку обеспокоился. Ведь если так пойдет дальше, он станет марионеткой, а значит, метку изучать достаточно, ее надо блокировать, и побыстрей. Еще бы доказать это высоколобым идиотам, но, кажется, десяток лет лицедейства дал ему необходимый опыт.

"Как-то там малышка Сью? Ведь в этом году она должна пойти в школу. Интересно, на какой факультет она попадет… И как бы предупредить Боунс, чтобы была осторожней?"

* * *

"Лорд в Британии", — сделали наконец вывод и его коллеги.

Ну, естественно, но как и где его искать?

Не было ни малейших зацепок — надеялись только на метку, которая всегда приводила к ее хозяину, но Августус все настойчивей требовал блокировать ее.

Разговор был непростым — признаваться в мерзостной слабости Августусу было отвратительно, но пришлось.

— Вы уверены, что когда я окажусь на другой стороне, сможете меня нейтрализовать? Или в расход пустите? — спросил он после того, как коллеги пытались уговорить его "потерпеть еще немного".

— Азкабан не штурмовать...

— Для Риддла дементоры все сделают сами, — криво улыбнулся он. — Делайте что хотите, но заблокируйте мне эту дрянь. Не думаю, что вы сможете полностью убрать действие, хотя бы ослабьте.

— Как тогда мы сможем определить, где Риддл?..

— Или как получится, или я неадекват на уровне Беллы. Устроит? Мне нужна моя собственная нормально работающая голова. Вам вроде бы тоже, нет?

— Хорошо, работы будут максимально активизированы...

— Через пять дней, максимум неделю я буду здесь. Если вы не будете готовы...

Он держался изо всех сил.

Но снова проволочки, одна за другой. Не готово то одно, то другое, то специалистов "не хватает" — и так длилось, пока липкий восторг, все чаще охватывающий его, едва кто-то из соседей произносил имя лорда, не стал настолько силен, что Августуса почти покинуло его знаменитое терпение.

И вот наконец все соседи спали — он, как всегда, тщательно проверил. Охранник проводил его к каминам, шарахнувшись, когда Руквуд оскалился на него, изо всех сил борясь с позывом уничтожить. Августус выдохнул сквозь зубы и показал ему на предплечье — мол, действие метки, и хрипло добавил:

— Активизируется.

Охранник, совсем еще молодой парнишка, побелел, но смотрел на него как на героя. Наверное, именно это помогло взять себя — и мерзкую сущность, рвавшуюся изнутри — в руки.

— Усильте амулеты у всей охраны, — просипел и через силу сглотнул Руквуд, чувствуя, что его понемногу отпускает. — Если до начальства не дойдет, напиши докладную, что я пытался напасть. А лучше всего… Уволься.

— Я же ваш стажер, — прошептал охранник так, словно был его личным стажером.

— Твое решение. Пока живой, думай сам. Но докладную напиши — не для себя — для всех, — он увидел удивленное лицо и добавил: — И для меня.

В глазах паренька промелькнуло что-то вроде понимания, он кивнул, а Августус шагнул в камин — тот вел прямиком в особо охраняемую часть ОТ и никуда больше.