Проверено на грамотность 
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Генриху не позволили остаться ни на одну лишнюю минуту. Ему сразу почувствовалось, что путешествие это будет длительным — и он подозревал, что, куда бы ни пролегал его путь дальше, вернуться в замок Лангоэ в ближайшее время ему не придется. Он собирался так долго, как только возможно, то и дело смотря в окно донжона на ожидавший внизу отряд. У него была какая-то мальчишеская убежденность, что если он задержится достаточно, то ехать не придется вовсе. Ему хотелось увезти с собой всё, что только можно, но было слишком ясно, что путешествовать, как и всегда, придется спешно и налегке и только надеяться, что в конце дороги найдется теплая постель и горячий ужин, а не парочка наемников с мечами наголо.
Он запрещал себе пока слишком задумываться над тем, куда и зачем направляется: для этого будет еще время. Пока он тщательно умылся, вычесал волосы гребнем и переоделся в дорожный костюм. С собой у него была одна смена одежды, чтобы достойно предстать перед герцогом, и кошелек с монетами, который кропотливо откладывал из своего скудного пособия. Наверное, он сразу знал, что тратить их бесполезно. Деньги, в отличие от вещей, можно было всегда забрать с собой — разве только не на тот свет, — так что, пусть и незначительно, тяжесть этого кошелька успокаивала его.
Генрих как раз взвешивал его в руке, когда к нему вошел де Риё. Он хотел что-то сказать, но первым делом поглядел на кошелек и расхохотался.
— Так, значит, ты распорядился моим подарком? Господь всемогущий, сколько времени на это потребовалось?
Генрих против воли улыбнулся и зачем-то стал оправдываться, говоря, что не нашел, на что потратить эти монеты, но от этого граф веселился только больше. Наконец он посерьезнел и тогда обнял Генриха, сказав, что был рад укрыть его здесь и что будет ждать его возвращения.
— Думаю, всё уладится, — проговорил он, — герцог отличается мудростью, а теперь, когда война окончена, Бретани нет больше угрозы от короля…
Они спустились вниз вместе, и тогда де Риё еще раз обнял его и пожелал хорошей дороги. Генрих заставлял себя улыбаться, но только больше чувствовал, что уезжает навсегда.
Отряд двинулся не в Нант(1), где Франциск Второй выстроил себе новую великолепную резиденцию, а в Ванн(2), верой и правдой служивший Бретонским герцогам до него. От Эльвена туда можно было добраться едва ли за несколько часов, и они ехали торопливо, желая поспеть к закату. Генрих проделывал этот путь не один раз — и всегда в спешке, старательно скрывая страх, который сжимал его сердце. Латники почти не говорили и не смотрели на него, и почему-то слишком явно слышалось, как поскрипывала конская сбруя, как скрежетали пластины доспехов и как мягко бились вложенные в ножны мечи, словно бы просясь на волю. Генрих давно перестал думать о том, были ли они с ним, чтобы защитить, или для того, чтобы помешать ему сбежать.
Отряд проезжал побуревшие и оголенные к зиме поля, стада коров, дожевывавшие последние сочные травинки, прежде чем до весны спрятаться в тесных стойлах. Посланника герцога звали де ла Ландалль(3). Он пожимал плечами с истинным безразличием человека, который не думает дальше сегодняшнего дня, и говорил едва ли не меньше, чем самый молчаливый из его людей. Всё, чего Генриху удалось добиться от него, — это того, что его дядя Джаспер(4) тоже был спешно вызван к герцогу, и это немного подбодрило его. Дядю он не видел уже два года, с тех пор как их разделили.
В остальном Генрих был предоставлен своим мыслям и мало-помалу позволил дурному предчувствию завладеть собой. Он раз за разом пытался угадать, почему его звали именно сейчас — и не мог прийти ни к какому ответу. Он ждал худшего год назад, когда Эдуард Йоркский объединился с герцогом Бургундским(5) и собирался короноваться в Реймсском соборе(6). Франциск Второй тогда тоже участвовал в этом союзе и, может быть, захотел бы выдать последних Ланкастеров, если бы это значило, что англичане помогут защитить его герцогство от посягательств французской короны(7). Несколько долгих месяцев Генрих каждую секунду готов был к побегу и выучил дорогу от Эльвена до границы с Нормандией(8) лучше, чем свои пять пальцев.
Этот поход, впрочем, распался так же быстро, как сложился: не зря же короля Франции Людовика Одиннадцатого в лицо величали Благоразумным, а за глаза прозвали Всемирным Пауком(9). Потратив баснословные суммы, он замирил Габсбургов со швейцарцами, и, хотя бургундскому герцогу все-таки удалось выбить из Эльзаса и тех, и других, двинувшись в Швейцарию, он угодил прямиком в паутину, которая чем дальше, тем вернее душила его(10).
Английский король тем временем уже и думать забыл о Реймсском соборе и как приплыл, так и уплыл восвояси, обильно попировав олениной, не пропустив ни одной девицы в окрестностях Амьена и получив от Людовика семьдесят пять тысяч экю и огромный пенсион. Казалось, что Эдуард Йоркский, побывав дважды в изгнании, отомстив за убитого отца, пережив предательства своих сподвижников, теперь забыл о сражениях и хотел только приятно провести время. В моменты наивности и надежды Генрих даже думал, что Эдуард мог бы позволить ему вернуться в Англию с миром. Как далеко были теперь эти надежды.
Городские стены показались на закате, алые, словно объятые пламенем. Их очертания заложили еще римляне, а последующие правители то и дело надстраивали, чтобы придать им большей внушительности. Город теснился внутри этих стен, словно замурованный заживо пленный, его улицы истончились и искривлялись, как изломанные палачом кости, а сжатые со всех сторон дома из последних сил тянулись вверх, загораживая друг другу солнце. Отходивший от стен узкий канал вел в море и казался отверстием, пробитым только чтобы не задушить его насмерть.
Замок Л’Эрмин(11) тоже был частью городских стен — даже эти парные башни были подчинены и врощены в них. Генрих видел их и раньше, и, как и в самый первый раз, они вызывали у него трепет и безотчетный страх. Как повернулась бы жизнь, если бы корабль, унесший его из Англии, прибило к владениям французской короны, а не Бретонского герцога(12)?
Отряд остановился во внутреннем дворе так же молча и почти бесшумно, как будто его прибытие было овеяно тайной. Де ла Ландалль приказал Генриху дожидаться, а сам быстрым шагом направился к замку. Как оказалось — чтобы привести советника герцога.
Этого советника звали Пьер Ланде(13), и он не был известен ни титулами, ни благородным происхождением, а вырос в семье обычного торговца. Бог знает, почему герцог доверял этому человеку. С первого взгляда в Пьере Ланде узнавался человек умный и талантливый, но ушлый и любивший деньги прежде всего. Казалось, он завернулся в дорогие ткани, только чтобы скрыть дыру на том месте, где должно было биться сердце.
— Граф Ричмонд, — сказал он, улыбнувшись и слегка поклонившись, — прошу прощения, что вас оторвали от дел, но герцог хотел немедленно видеть вас.
— Он ждет меня? Я готов встретиться с ним, — ответил Генрих, не желая оставаться в неизвестности ни мгновением дольше.
— К несчастью, герцог болен, — покачал головой Ланде. — Он уже отошел ко сну и встретит вас завтра.
Ему хорошо удавалось изобразить скорбь, но, конечно, это его радовало. Наверняка он уже привык видеть всё в Бретани словно свою собственность. Генрих почувствовал, что дрожь снова пронизывает его, и сжал кулак, чтобы никто не смог этого заметить.
Ланде повел его наверх, в ту же самую комнату, где ему случалось останавливаться прежде. Он говорил очень много и сыпал какими-то прибаутками, словно придворный шут.
— А мой дядя?
— Он прибыл. Я пошлю за ним кого-нибудь из слуг.
Генриху показалось, что теперь он втолкнет его в комнату и запрет дверь, но он только длительно раскланялся, прежде чем уйти.
В комнате горел только камин, и тени шарахались из угла в угол как вспугнутые голуби. Генриху захотелось найти свечу, чтобы пойти и немедленно отыскать дядю. Его собственная тень густо ложилась прямо перед ним, и ему долго пришлось шарить вслепую, пока наконец он не наткнулся на нее на одном из стоявших у стены сундуков. Он повернулся к камину, чтобы зажечь ее — и увидел вдруг фигуру, восставшую на фоне пламени.
Генрих даже не подумал закричать или не мог. Рука его дернулась к висевшему на поясе кинжалу, и он поклялся себе, что заберет с собой на тот свет хотя бы одного.
— Подожди, подожди, это я.
Он узнал голос дяди Джаспера и, выронив кинжал, крепко обхватил его за плечи.
— А ты уж подумал, что это Эдуард подослал к тебе убийц? — усмехался он ему в ухо. — А это только твой престарелый дядюшка.
От него сильно пахло лошадью: он еще не переоделся с дороги.
— Прости, — Джаспер отодвинулся и рассмотрел его, — не хотел, чтобы Ланде знал о нашем разговоре и устроился у замочной скважины.
Он добавил, что Генрих сильно вырос за те пару лет, что они не виделись. Сам Джаспер тоже изменился и выглядел гораздо старше, чем раньше, на лбу пролегли морщины, под глазами легли тени, а в темных волосах серебрилась седина. В нём, впрочем, чувствовалась та же неясно откуда бравшаяся уверенность, которая так часто успокаивала Генриха в былые годы. Уверенность эта была уверенностью человека, привыкшего полагаться только на себя и принимавшего удары судьбы как само собой разумеющееся, но свою веру и верность не продававшего и не предававшего. В некотором роде он напоминал христианского праведника, который, оказавшись в римском Колизее, плюнул бы льву в глаз, но, вознесясь в рай, первым делом испросил бы бордосского вина.
Джаспер расположился на сундуке, подложив под себя одну из набитых соломой подушек, и, понимая, что у них было не так много времени, сейчас же принялся рассказывать, что ему удалось услышать за прошедший день или выспросить у привезшего его Бертрана дю Парка(14).
— Посланники от Эдуарда здесь уже несколько дней, — начал он, устраиваясь поудобнее. — И компания подобралась, что демоны в аду не нарадуются. Стиллингтон, епископ Бата и Уэлса, пожаловал, а его даже узурпатор не пожелал иметь своим канцлером(15).
Он слегка оправил колет, а потом снова принялся возиться, как будто что-то всё время досаждало ему. Его движения выдали волнение, и оттого он говорил резко и почти грубо.
— Герцог Франциск теперь болен и едва ли может подняться со своего ложа, не то что принимать мудрые решения. А король Людовик и узурпатор Эдуард заключили теперь мир — с помощью монеты, словно купцы, — Джаспер покачал головой. — Притом Йорк поклялся, что пересечет море вновь, стоит только Пауку сунуться в Бретань. И наш герцог верит ему, как мальчишка. А раз дано такое стоящее обещание, то и нам здесь укрытия не будет, — он тяжело вздохнул и замолчал, как будто раздумывая о чём-то.
Генрих неожиданно осознал, насколько дядя был измотан — как будто весь последний год ему ни разу не случилось сомкнуть глаз.
— Но сейчас положение лучше, чем если бы Бретань воевала с Людовиком, — заметил он, желая подбодрить и его, и себя. — Герцог купил бы помощь Англии за наши головы. А теперь, если уж они взялись улаживать дела…
— Да взялись! — бросил Джаспер. — И после того, как умер несчастный Эдуард, сын нашего покойного короля и королевы Маргариты(16), последнее незаконченное дело для Йорков — это ты.
Генриху стало очень холодно. Ему хотелось что-то сказать, но сами слова как будто бы замерзли в горле. Ему потребовалось всё присутствие духа, чтобы подавить дрожь, но дядя продолжал, и, кажется, от его голоса в вечернем небе за окном сгущались тучи. Когда такая черная мрачность находила на него, он становился почти страшен, а предсказания его были точны, как у языческого оракула. Только один раз Генрих прежде видел его таким — пять лет назад, когда они вырвались из осажденного замка, чтобы бежать во Францию.
— Я думаю, Эдуард Йоркский уже давно не заботится о незаконченных делах, — выдавил он. Его бросило в жар — он раскрывал теперь последнюю свою надежду, и, как бы наивна она ни была, ему не хотелось, чтобы дядя растоптал и ее. — Эдуард сам был в изгнании, многих битвах и теперь хочет только спокойствия. И раз уж он примирился с Францией после ста лет войны, неужели не сможет примириться и с Ланкастерами?
Дядя едва ли не рассмеялся ему в лицо.
— Зачем? — выплюнул он, и его голос напомнил лай. — Он лучше прикажет убить тебя. Герцога Эксетера вот утопили в проливе, пока возвращались из Франции — и пускай он был мужем Йорковой сестры. Или Саффолка — еще в начале войны. Сомерсету отрубили голову, а твоего отца просто оставили умирать. И как ты можешь забыть о том, что они казнили нашего несчастного короля и принца Эдуарда?!(17)
— С тех пор прошло уже пять лет…
— Зато Ричард, герцог Глостер, с каждым годом делается только хуже. Своему брату Эдуарду он верен, как цепная собака, и привык исполнять для него грязную работу. Так что даже если вдруг узурпатор с тобой примирится, — Джаспер выделил это слово, словно прокаженного, — то он-то точно ничего не забудет.
Слушать дальше Генриху не хотелось, он и без того чувствовал, что волнение сдавливает ему горло, как петля — шею преступника.
— Твоя кровь для него теперь только нужнее, — эхом доносились слова дяди.
Его охватили злость и досада, хотя злиться было не на кого.
— Зачем ему моя кровь? — почти огрызнулся он.
— Сражаться теперь не с кем, — твердо проговорил Джаспер, — а родственники королевы Вудвилл продираются во все щели дворца, как стая куниц.(18) Так что Ричард, может, так напомнит о себе своему венценосному брату.
Генриху показалось, словно что-то давно копившееся внутри выплескивается наружу. Весь этот последний год он провел в постоянном страхе и засыпал каждую ночь, боясь больше никогда не проснуться. Теперь слова лились сами собой, и он не мог больше сдержать их.
— У меня нет прав на престол. Ветвь Ботфортов давно была отстранена от наследования короны!(19) Почему они просто не могут оставить нас в покое?
Джаспер невесело усмехнулся, но слова не понравились ему. Он наконец устроился и сидел, наклонившись вперед и уперевшись в колени.
— Тебе не следует говорить так, — бросил он. — Много людей пожертвовало всем ради победы Ланкастеров — и ты последняя надежда для всех нас.
— Надежда на что? — выдавил Генрих.
Дядя смотрел на него мрачно и тяжело. В его глазах отражалось пламя, и они казались в полумраке горячими угольями.
— Придет еще наш час, — с незыблемой уверенностью произнес он. — Йоркам за всё воздастся, можешь попомнить мое слово. Не в этом мире — так в следующем.
— Зачем это? — бросил Генрих. — Зачем всё это?
Он мог еще понять, зачем сражаться за принца Эдуарда или за короля — но зачем продолжалась битва теперь? У него не было никаких прав на престол, так почему нельзя было честно признать это и примириться с Йорками? Почему он должен был постоянно ждать смерти? Почему они просто не могли оставить его в покое?
— Может, у меня есть и права на Францию, раз уж моей бабкой была Екатерина Валуа?(20) — со злостью процедил он. — Может, мне еще и за нее побороться? Может, Людовику тоже стоит начать на меня охоту?
Ему чувствовалось, что дядя смотрит на него неодобрительно и осуждающе, и он сидел, не поднимая на него глаз. Мрачное и тяжкое отчаяние охватило его, ему не хотелось больше говорить, ничего не хотелось.
Молчание длилось, кажется, очень долго, а потом было слышно, как дядя поднялся с места, собираясь уходить. Казалось, он так ничего больше и не скажет, но он подошел ближе и остановился рядом.
— Хватит на сегодня, — заметил Джаспер. — Ты устал, так что спи и набирайся сил. Эта собака Ланде хочет держать нас раздельно, но я уж найду способ увидеться с тобой. Завтра ты сам увидишь, что эти посланники представляют из себя — и тогда мы вместе упросим герцога отправить их ни с чем. — Он двинулся к двери и, прежде чем уйти, добавил: — А если нет, так сбежим. И если стрела вонзится нам в череп, то лучше уж так.
1) Nantes, столица Бретани
2) Vannes, старая столица Бретани
3) Vincent de la Landelle, упоминается как тот, кто привез Генриха из Эльвена в Ванн
4) Jasper Tudor, Джаспер Тюдор, герцог Бедфорд, дядя Генриха
5) Charles le Téméraire, Карл Смелый, герцог Бургундский. Был невероятно могущественен, прославлен как образец рыцаря и непримиримый соперник короля Франции Людовика XI. Карл Смелый едва ли не стал еще одним европейским монархом. Помимо Бургундии владел также Бельгией и Нидерландами — и для полного счастья ему не хватало только завоевать Эльзас и Лотарингию. Но потом неожиданно умер в сражении при Нанси, а его единственная дочь вышла замуж за одного Габсбурга — но это уже совсем другая история.
6) Reims, Реймс, место коронации Французских королей
7) Англичане были союзниками герцогов, противостоявших попыткам объединения со стороны Французских королей
8) Нормандия в те времена была частью домена французского короля
9) Так и есть, Людовик XI был интересной личностью
10) В Швейцарии Карл Смелый, герцог Бургундский, потерял всю артиллерию и большую часть армии. Вернувшись к Нанси, он попытался осадить город с остатками армии. Их атаковали, и в сражении при Нанси Карл Смелый погиб — это случится через несколько месяцев после событий этой истории
11) Château de l'Hermine, резиденция герцогов Бургундских. К настоящему времени не сохранился
12) Изначально Генрих и Джаспер Тюдоры не собирались оставаться в Бретани, но волны решили иначе
13) Pierre Landais, доверенный советник герцога Бретонского. Впоследствии даже стал на время регентом Бретани и сражался за ее независимость. Повешен в 1485 году
14) Bertrand du Parc, также упоминается как человек, привезший Джаспера из Жослена, где тот скрывался, в Ванн
15) Robert Stillington Bishop of Bath and Wells, был хранителем королевской печати при короле Эдуарде IV, но впоследствии потерял эту должность. Соратник Ричарда Глостера, младшего брата короля. После смерти короля Эдуарда Ричард подвинет его сыновей и сам станет королем Ричардом III. Именно Стиллингтон поможет ему, доказывая, что дети короля Эдуарда были незаконными.
16) Edward of Westminster, наследник престола, которого Ланкастеры старались посадить на престол. Сын королевы Маргариты Анжуйской и короля Генриха VI. Впрочем, в том, что он сын короля, были сомнения — король был слишком не в себе. Йорки называли отцом Эдуарда герцога Сомерсета, фаворита королевы. Эдуард Вестминстерский умер в 1471, тогда Ланкастеры проиграли и Генриху пришлось бежать из Англии
17) Это почти правда. Однако не совсем ясно, кто приказал убить герцога Саффолка, про короля Генриха VI говорили, что он умер в Тауэре «от глубокой меланхолии», а про принца Эдуарда не ясно, был он казнен, убит или просто погиб на поле боя.
18) Elizabeth Woodville, жена короля Эдуарда IV.
19) Beaufort, род, к которому принадлежала мать Генриха, был отстранен от наследования английской короны по указу парламента, так как они были потомками незаконного сына Джона Гонта, герцога Ланкастера. Короли Генрих IV, Генрих V и Генрих VI были прямыми и законными потомками Джона Гонта — отсюда и название партии Ланкастеров.
20) Catherine of Valois, французская принцесса, жена короля Генриха V и мать короля Генриха VI. После смерти Генриха V вышла замуж повторно (и тайно) за Оуэна Тюдора.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Популярное
VKontakte
WhatsApp
Telegram
Отключить рекламу