Ничего невозможного (джен)

Информационные окна загораются сразу же, стоит Мон Мотме открыть дверь кабинета. Постоянный поток новостей — ночью, днем, неважно.

Она оглядывает ленты рассеянным взглядом: за пятнадцать минут вне связи нигде ничего не взорвалось. Вот и хорошо.

Гудит голова.

Мон Мотма на ходу сбрасывает туфли. Расстегивает комм-браслет, роняет на пол. Босиком шлепает к креслу посреди комнаты, падает в него и вытягивает ноги.

Блаженство. Позади «праздничное» заседание Сената и пять часов приема — все на ногах. Камеры ее любят — когда она стоит, высоко подняв голову, всегда в белом. Стоит ей сесть — вся Сеть начинает комментировать изъяны ее макияжа и прически, будто нет в Республике других тем…

Мотма потягивается. Снимает с шеи ожерелье, бросает на колени. Оглаживает подлокотники. Выбирает режим массажа: плечи, поясница.

Как все же хорошо, что пять лет назад она не дала разобрать малый трон Палпатина в его — а теперь ее — рабочем кабинете. «Реликвия победы!» — сказала тогда Мотма, и — чудо — с ней не стали спорить. Сняли мрамор со стен, унесли в Галерею картины, а трон остался, работающий, удобный, с нацарапанными на спинке «Ура!», «Здесь был Элиас» и «Палпатин дурак!». Надписи признали историческим наследием и залили прозрачным пластиком — чтобы никто не повредил и не закрасил.

Оставила она трон из-за зашифрованного канала связи, массаж же оказался приятным и очень полезным сюрпризом. Но представлять Палпатина постанывающим от удовольствия при разминании плеч ей до сих пор удавалось с трудом. Мысль «надо же, он все же был человеком» все еще не уложилась в голове до конца.

Они победили, а она все еще ждет — откроется дверь, и в кабинет вступит черная фигура.

В маске.

Мотма трет лицо ладонями, массирует углы глаз. Кладет руки на подлокотники, приближает окна новостей.

Все еще ничего не взорвалось. Падают цены на ломмит — открыто новое месторождение. Дорвалла беспокоится, выражает недоверие цифрам, атакует геологическую разведку конкурентов; Дорвалла зажирела, пусть дергается, ей полезно. Акции Фондорских верфей растут. Лиан Темеллен, наследник верфей, снялся в голофильме в роли прекрасного принца…

Мотма качает головой. В фильме «Зловещая Звезда» имперцы — все в черном — похищают принцессу — разумеется, в белом — и всячески мучают на огромной боевой станции «Зловещая Звезда», пока не появляется прекрасный принц, не убивает злодея, не спасает принцессу и не взрывает Звезду. За пару секунд до ее первого выстрела в населенную планету.

Если фильм спонсировал Союз Альдераана, она окончательно разочаруется в людях.

Картина номинирована… неважно. Закрыть.

Одобрение речи Президента… Очень неплохие семьдесят процентов. И макияж в кои-то веки хвалят, сподобилась. Смена стилиста оказалась правильной, плюс новому начальнику медиа-секретариата.

Запись танца Леи Органы и «принца» Лиана на балу Пятилетия Победы просмотрена десять миллионов раз. Ссора принцессы Органы и генерала Соло и последующее примирение — двадцать миллионов. Речь президента Республики — три миллиона.

Что ж, приоритеты дорогих сограждан понятны. Нечему особенно и удивляться, но все же неприятно. После пяти часов на шпильках по-детски хочется высокого рейтинга и миллиардов просмотров. Простое удовольствие. Как пирожное, которых ей нельзя. Президент с тонкой талией более привлекателен, чем президент пополневший. Сразу видно — заботится о народе, недоедает, ночей не спит…

Мотма сворачивает графики просмотров. Открывает рейтинги. Ее собственный стабилен. Даже чуть подрос — коррупционный скандал помог. Сенаторы посыпались с мест, ее же скандал не задел никак. «Неподкупная Мотма», обозвал ее новостной портал, и она не может сдержать гримасу.

Если уж продаваться, то целиком, на благо великой цели, а не ради вилл, яхт и личных станций. Не думая, как будет житься после достижения великой цели. А зря, зря… думать полезно. Желательно заранее.

Рейтинг упоминаний вырос незначительно. Следует ожидать падения. Рейтинг упоминаний Леи — в небесах: Сеть обсуждает новый поворот комедийной драмы «Скайвокер—Органа—Соло: кого она выберет». Букмекеры ввели новую позицию: «Лиан Темеллен», и это взбудоражило людей так, словно Имперский Остаток объявил войну.

Вот же глупости. Один танец на формальном приеме и один поцелуй руки. Впрочем, если танец срежиссирован медиа-секретарем Фондорского недопринца, того следует поздравить с удачным подбором кадров. Танец принес Лиану больше просмотров, чем голофильм.

Нужно выяснить, чья была идея. И если ее первое впечатление об организаторских способностях наследника Фондора ошибочно, скорректировать. Он может стать полезен… особенно если по-настоящему амбициозен.

Ассоциация букмекеров дает Лиану один к десяти, неожиданно высоко. Следом идет Соло.

Сама Мотма анонимно поставила на Скайвокера еще пять лет назад. Когда на ее прямой вопрос в непрослушиваемой правительственной зоне: «Ты знаешь, кто его отец?», Лея просияла улыбкой и сказала: «Конечно!».

Рейтинг политического одобрения… вырос. Неужели речь сработала? Странно. Что ж, посмотрим завтра, когда прием обсудит вся Сеть…

Политический рейтинг Органы — упал. Еще ниже — и, будь она обычным сенатором, встал бы вопрос о доверии к ней ее избирателей.

«Стоит ли ее держать в Сенате?» «…Не занимается ничем полезным». «Кого она представляет?»

Комментарий председателя Сената: «Обратите внимание, госпожа Президент».

Мотма морщится. Ей не хочется терять Лею. Маленькая принцесса во времена восстания могла сместить Мотму одним движением брови и занять ее место, и, прекрасно это понимая, не воспользовалась. Если не ценить таких людей, с кем останешься?

Засиделась ты, Органа. Ушла в излишне сложную личную жизнь. Ничего, найдется тебе занятие. Как раз и план наклевывается. Одним планом — три дестроера, если повезет… Выплывешь — тем лучше.

Мотма вздыхает. Сворачивает глупый новостной шум. Ничто из этого — кроме, с оговорками, рейтингов — в действительности не важно. Открывать же рабочие экраны… Экономические сводки не для затуманенной вином усталой головы.

Все равно завтра перечитывать.

Отвлекаешься, Мон. Как какой-то любитель. Ты же умеешь решать. Еще же год назад решила: пятилетие Победы лучшее время, чтобы исправить, наконец, последнюю и глупую ошибку. Почему колеблешься сейчас?

Потому, отвечает себе Мотма. Страшно. Было бы чего: между ними километры. Он не знает, кто виноват в его положении, и знать не может никак. Он беспомощен. Ничего не сможет ей сделать.

Страшно все равно. Глухо страшно, глубоко, изнутри, из прошлого дотягивается — сродни страху темноты. Или смерти, что, наверное, одно и то же…

Она сжимает зубы, открывает экран зашифрованного личного канала. Бывшего личного канала Палпатина.

(«Зачем вам оставлять его, госпожа Президент? Новые, республиканские, ничуть не хуже!» Она посмотрела на Главу безопасности и усмехнулась. «Котиков буду смотреть. Вечером. Перед сном. Не хочется, чтобы это попало в Сеть: Президенту не пристало смотреть котиков». Глава безопасности быстро согласился. Покраснев. Очень полезно дать людям самим додумать твои тайные пороки…)

Устанавливает связь с дроидом. В двести пятом секторе Корусанта, глубоко внизу, в автоматической больнице пробуждается ее зонд. Включает камеру.

Все то же. Кровать. Фигура на кровати, закрытая синим покрывалом. Левая рука в фокусе, обвитая лентой с датчиками. Стальной наручник. Видно покраснение — натертость. Рука кажется более худой, чем ей помнится, проступают вены, очертания костей.

Она поднимает зонд, останавливает над кроватью. И вспоминает, что забыла отдать приказ на усыпление, когда человек на кровати открывает глаза.

Смотрит на зонд прямо. Серые глаза холодны.

Мотма сглатывает. Трет горло. Рефлекторно — он не может ее видеть, да если бы и мог, в его крови сейчас блокировщика на трех одаренных. Она скашивает глаза: да, экраны телеметрии показывают предписанное количество наркотика. И замедленное сердцебиение, выравнивающееся. Он спал, она его разбудила.

По нему не заметно.

Он похудел. Больница что, урезала норму?.. Действительно, урезали. Всеобщим приказом Министерства здравоохранения по Корусанту, для всех безнадежных, не имеющих семьи. Экономные.

Мотма трет лоб. Почему она возмущена? Было бы чем — и мысль распорядиться поднять норму сейчас совершенно не к месту. Она же собирается отключить ему жизнеобеспечение.

Собирается.

Но ждет неизвестно чего. Смотрит в серые глаза.

Опусти взгляд. Опусти. Отведи. Ты знаешь, что в безнадежном положении. В моей руке твоя жизнь, ты должен смотреть не так. Должен — смятенно. Она сама наверняка умоляла бы. Наверняка.

У него вид, будто он не к кровати прикован, а на мостике Палача собирается приказать немедленно атаковать Корусант и потребовать себе трон.

Ни тени страха.

Она облизывает губы.

Нужно просто отдать приказ. Отключить искусственное легкое. Он задохнется. Это будет справедливо.

Но ей не хочется представлять, как он задыхается — один. Там. Внизу. И не хочется думать, почему. Может быть, она в глубине души просто хороший человек. Хотелось бы верить.

Можно же более гуманно… Например, приказать ритмоводителю спровоцировать инфаркт.

Или — самое простое — передозировка снотворного. Отдать приказ, перебить ограничения аппаратуры, роботу-врачу приказать — и все. Все закончится.

— Я не думал, — у него тихий хриплый голос, но она подскакивает в кресле, — что вы столь нерешительны. Вы не были такой. Мон.

Она, заледенев, смотрит на его усмешку.

Он не может знать. Никак. Он не может знать даже где находится, на какой планете. Больница автоматическая, у врача отключен речевой центр. Он не может… Откуда?!

Его нужно ликвидировать немедленно. Немедленно. Сейчас же. Вдруг… кто-то пришел в больницу, вдруг блокираторы ослабли. Вдруг. Мало ли. Телеметрия показывает, что все в порядке, и он мог просто угадать, но…

Нельзя же рисковать.

Вот только, умирая, он будет знать, что это она отдала приказ.

Мотма шипит ругательства — и взмахом руки убирает окна. И телеметрию, и этот его серый взгляд. Рвет связь с зондом. Робот сам вернется на свое место.

Она успокоится. И вернется к вопросу через пару дней. Трезвой. С холодным рассудком. Спокойной. Никуда он не денется за два дня. И вот тогда ее рука не дрогнет, и все будет наконец-то как ему и следовало быть.

Мир не должен подвергаться опасности потому, что Мон Мотма пять лет назад не смогла убить раненого лорда Вейдера, как того требовал здравый смысл. Соврать о его смерти спасшему его со «Звезды Смерти» Скайвокеру так, чтобы джедай поверил, смогла, а выполнить — нет.

Неважно, почему.

Мотма встает из кресла. Подходит к панорамному окну. Затемняет кабинет.

Перед ней лежит вечный Корусант. Шпили, башни, переливы огней. Она привезла сюда угрозу. И сама же должна с ней разобраться. Пока не поздно. Должна.

Завтра, думает Мотма. И упирается лбом в холодный транспарантил.