Сквозные зеркала (гет)

Время перевалило за полночь, а спать не хотелось совершенно. Да и Гарри все еще не вернулся. На протяжении месяца он пытался уговорить профессора Слизнорта поделиться настоящим воспоминанием о разговоре с молодым Волдемортом, но толку от этого было мало. И сегодня Гарри решился на крайние меры: использовал Феликс Фелицис — зелье удачи, которое выиграл на уроке зельеварения еще в начале года. Не без помощи пресловутого Принца-полукровки, конечно. И хоть Гермиона не одобряла его нездоровую тягу к этому учебнику, стоило признать: сейчас зелье оказалось как нельзя кстати.

Гарри принял его сразу после ужина и под воздействием жидкой удачи отправился к Хагриду. Как раз сегодня он прислал им письмо с сообщением о смерти Арагога — гигантского паука-акромантула. Хагрид просил Гарри, Рона и Гермиону прийти сегодня вечером на похороны, но, честно говоря, никто из них не изъявил подобного желания. Гермиона не понимала, почему после принятия зелья Гарри передумал, но спорить с ним было бесполезно. «Я знаю, что делаю, точнее… Феликс знает», — сказал он. «Сегодня я должен быть у Хагрида».

С момента ухода Гарри прошло уже не меньше пяти часов. Они решили дождаться его в гостиной, но спустя некоторое время Рон снова исчез куда-то с Лавандой, и Гермиона осталась одна. Она пыталась сосредоточиться на чтении, но в шумной гриффиндорской гостиной это было довольно сложно.

И лишь когда все разошлись по спальням, наступила долгожданная тишина. Но от чтения уже начинали слипаться глаза, и чтобы не заснуть, Гермиона отложила книгу и несколько раз подряд зажмурилась, отгоняя усталость. Она не рискнула продолжить читать, боясь заснуть прямо здесь, в мягком уютном кресле, тем более, что такое уже было. И не раз. Но сидеть просто так она тоже не могла, а потому, чтобы не терять времени даром, достала из сумки пару зеркал, которые приспособила для экспериментов с Протеевыми чарами и погрузилась в работу.

— Протеус!

Сиреневый луч вырвался из палочки и окутал мягким светом сначала одно зеркало, а потом плавно скользнул ко второму. Она повторяла это заклятие ежедневно и в разных вариациях, пытаясь найти способ создать двустороннюю связь. Но все было тщетно. Попытка за попыткой не приносили нужного результата, но она не собиралась сдаваться. Если есть способ (а он есть, Гермиона в этом ни капли не сомневалась) зачаровать два предмета так, чтобы они оба в этой цепочке были главными, значит она его найдет.

— Фините Инкантатем! Протеус дуо!

Ничего.

— Фините Инкантатем! Протеус Спекулум!

И снова не получилось. Гермиона выдохнула и, скорее от досады, направила палочку на второе зеркало, повторив:

— Протеус Спекулум!

Что-то изменилось. Сиреневый луч вновь скользнул сначала по одному зеркалу, а после переместился на другое, но не потух, как прежде, а напротив, на несколько секунд вспыхнул так ярко, что Гермиона невольно зажмурилась.

— Не может быть, — прошептала она, осторожно приоткрыв глаза.

На первый взгляд ничего не изменилось. Два зеркала, лежавшие на ее коленях, больше не светились, и выглядели, как обычно. Но Гермиона чувствовала, что на этот раз все по-другому, что чары, наконец, сработали правильно. Протянув руку, она взяла одно из зеркал и поднесла его к лицу. Улыбнулась своему отражению и тут же опустила взгляд на колени, дабы удостовериться в том, что второе зеркало транслирует ту же картинку, что и первое, а после поменяла зеркала местами и провела тот же эксперимент. Из зеркала на нее смотрело собственное лицо, чуть усталое, но явно довольное.

Получилось! Мерлин, она целую неделю ломала голову над созданием двусторонней связи между двумя объектами, а все оказалось элементарно: не нужно никаких модификаций и сложных расчетов, достаточно было просто зачаровать оба зеркала по очереди, связав их друг с другом по отдельности.

От осознания того, что все получилось, хотелось кричать. А еще хотелось немедленно связаться с Регулусом и поделиться с ним своей догадкой. Но Гермиона тут же одернула себя, ведь время было далеко за полночь. Нужно дождаться утра. И, что сейчас казалось ей самым главным, нужно дождаться Гарри.

Почему его так долго нет?!

Гарри объявился только утром. Гермиона даже не знала, когда он вернулся в гриффиндорскую башню. Она ждала до последнего, и поднялась в спальню лишь когда почувствовала, что еще чуть-чуть — и провалится в сон.

Поговорить за завтраком им так и не удалось, зато время на это нашлось на первом уроке по Чарам. Уже несколько занятий подряд профессор Флитвик объяснял теорию превращения жидкостей и сегодня они, наконец, перешли от слов к делу — в течение урока им предстояло превратить уксус в вино, и Гарри воспользовался практикой, чтобы рассказать о своих ночных похождениях.

Как оказалось, он не зря отправился вчера вечером к Хагриду, потому что по пути в его хижину встретил профессора Слизнорта и уговорил его поприсутствовать на похоронах гигантского паука. Конечно, профессор согласился, ведь яд акромантула — один из самых редких и дорогих ингредиентов для зелий, и ни один зельевар не упустил бы возможности разжиться им безвозмездно. Вот и профессор Слизнорт не удержался. И после похорон, распив на пару с Хагридом несколько бутылок вина, он все-таки сдался под напором Гарри и отдал тому настоящие воспоминания о разговоре с молодым Томом Реддлом.

Ну, а после, когда Гарри собирался вернуться в гостиную Гриффиндора, он узнал, что профессор Дамблдор буквально час назад вернулся в школу и решил незамедлительно отдать с таким трудом добытые воспоминания директору.

И профессор Дамблдор, наконец, рассказал Гарри о крестражах — осколках души, заключенных в материальные объекты, которые позволяют расколовшему свою душу волшебнику обрести бессмертие. Ведь даже после физической кончины, осколок души продолжал жить в крестраже, а значит — волшебник не мог умереть по-настоящему. Но создание крестража — очень темная, запрещенная магия, ведь для того, чтобы расколоть душу нужно совершить самое страшное преступление — убийство. Но Волдеморта это не остановило. И, судя по воспоминаниям Слизнорта, одним крестражем он не ограничился, а расколол свою душу на семь частей…

— Семь?! — ошарашенно переспросил Рон. — Семь крестражей?

— Шесть, — поправил его Гарри. — Седьмая часть души Волдеморта находится в его собственном теле, так что шесть. И, как минимум, два из них уже уничтожены. Дневник Тома Реддла был крестражем, — пояснил Гарри в ответ на удивленный взгляд Гермионы. — На втором курсе я проткнул его клыком василиска. А Дамблдор нашел и уничтожил еще один — кольцо Марволо Гонта, который приходился Волдеморту дедом по материнской линии.

— А что насчет остальных четырех? — тихо спросила Гермиона.

— Дамблдор считает, что это должны быть значимые вещи, а не какие-нибудь безделушки. Ему удалось узнать, как выглядят три из них: это чаша, которая принадлежала Пенелопе Пуффендуй, медальон Салазара Слизерина и Нагайна — змея, которую Волдеморт всегда держит при себе. А вот о четвертом крестраже можно только догадываться — скорее всего это вещь, некогда принадлежавшая Ровене Равенкло или Годрику Гриффиндору.

При упоминании основательницы факультета Равенкло Гермиона невольно вздрогнула, то тут же отогнала нелепую мысль о том, что крестражем могут быть сквозные зеркала — единственная, известная ей вещь, принадлежавшая Ровене Равенкло.

«Да нет, быть того не может! Наверняка существуют и другие реликвии, о которых мне просто не известно, — размышляла она, в то время как Гарри закончил свой рассказ тем, что профессор Дамблдор почти установил местонахождение еще одного крестража — медальона. И обещал взять Гарри с собой, как только его теория подтвердится.

Информация о крестражах не укладывалась в голове. Неудивительно, что Гермиона не смогла ничего о них найти в библиотеке: сложно представить, что подобные книги вообще могли там находиться. Но откуда-то же Волдеморт узнал о них, перед тем, как обратиться к профессору Слизнорту, а значит какие-то сведения о крестражах в школьной библиотеке все-таки были. Уму не постижимо!

Рон, так и вовсе был настолько потрясен, что даже не заметил, как осыпал снежными хлопьями добрую половину учеников, сидевших по соседству с их столиком. Гермионе даже пришлось его одернуть, тем более, к их столу медленно приближался профессор Флитвик, а за разговорами ни Гарри, ни Рон не смогли выполнить требуемое превращение: в их склянках плескалось не вино, а какая-то мутно-коричневая жидкость.

После урока по Чарам у шестикурсников выдалось несколько свободных часов, так что Гермиона, Гарри и Рон поспешили в гостиную. И именно в тот момент встретили там Кэти Белл — кто-то в Хогвартсе предпринимал попытки отравить профессора Дамблдора, в этом не было сомнений: Кэти попала под Империус и под заклятием попыталась пронести в школу сверток с проклятым ожерельем, предназначавшийся директору. Но подарок так и не дошел до адресата, и Кэти, случайно стала жертвой проклятия. А потом было отравление Рона и они выяснили, что бутылка с медовухой, которая оказалась отравленной, тоже предназначалась профессору Дамблдору.

— Кэти! Вернулась! Ну ты как? — воскликнула Гермиона.

— Все отлично! Из больницы меня выписали еще пару дней назад, я была дома с родителями, — улыбнулась Кэти, а потом, повернувшись к Гарри, завела разговор о квиддиче.

Ну конечно, по тренировкам она, наверняка соскучилась больше всего. Не то, чтобы Гермиона не любила квиддич, но участвовать в обсуждении стратегии и планов на ближайшую игру она совершенно не хотела. Тем более, что ей не терпелось поскорее остаться одной, и связаться с Регулусом — должна же она поделиться хоть с ним своим неожиданным открытием. Поэтому Гермиона махнула друзьям и поспешила подняться в спальню, благо ни Лаванды, ни Парвати на горизонте не наблюдалось.

— Регулус! — позвала она, как только переступила порог и вынула из сумки осколок сквозного зеркала. — Регулус Блэк!

Тишина. Гермиона разочарованно вздохнула, но все же предприняла еще одну попытку:

— Регулус!

На этот раз он отозвался, не сразу, но когда, наконец, появился, выглядел крайне заинтересованным. Еще бы, ведь они договорились связываться только в том случае, если кто-то из них хоть немного продвинется вперед в попытках разобраться в устройстве зеркал.

— Что случилось? Ты что-то узнала?

— У меня получилось создать сквозные зеркала! — на одном дыхании выпалила Гермиона и с улыбкой отметила, как удивленно вытянулось лицо Регулуса.

— Как тебе это удалось?! — ошарашенно воскликнул он.

А Гермиона, почему-то смутившись, принялась сбивчиво рассказывать о том, как случайно забыла снять Протеевы чары после очередной неудачной попытки заколдовать зеркала и наложила их повторно, но уже на другое зеркало.

Регулус слушал очень внимательно, и по мере её рассказа его улыбка становилась все шире.

— Ты знаешь, что ты гений? — на полном серьёзе заявил он. — Уверен, что когда-нибудь ты добьёшься не меньшего успеха, чем твой знаменитый родственник.

— Какой еще родственник? — удивилась Гермиона.

— Дагворт-Грейнджер, — как-то неуверенно произнес Регулус,

а затем нахмурился: — Стой, вы что, не родственники?

«Невероятно! Он что, принял меня за чистокровную волшебницу?!» — подумала Гермиона.

А ведь действительно, она ни разу не упоминала при Регулусе о том, что родилась в семье маглов. Интересно, как бы он себя повел, если бы с самого начала знал о ее происхождении? Смогли бы они вот так запросто общаться? Гермиона не раз думала о том, что Регулус совсем не похож на того, кто кичится своей чистокровностью. И недоумевала, как он, такой молодой, умный и, несомненно, талантливый волшебник мог вступить в ряды Пожирателей смерти — сумасшедших фанатиков чистоты крови и верных приспешников Волдеморта. Нет, она чувствовала, что Регулус не такой. И сейчас у нее появился шанс это проверить.

— Нет. У меня вообще нет родственников-волшебников, потому что мои родители — маглы. Дантисты, — зачем-то припечатала она и с вызовом посмотрела на Регулуса.

— Что?!