A Single Whole (джен)

«Но, как ни был я смущен отсутствием мальчишеской сноровки, а также школьной премудрости, мне была неизмеримо тяжелее другая мысль: то, что я знал, отдаляло меня от моих товарищей куда больше, чем то, чего я не знал».

Ч. Диккенс, «Дэвид Коперфильд»

Ещё никогда время не мчалось с такой скоростью, с какой прошёл остаток этого лета. Оставшиеся дни до первого сентября Гарри посвятил новым учебникам. Устроившись под тенью яблони в саду, он постепенно окунался в мир, в котором ему предстояло жить.

Его маленькие скользкие друзья чрезвычайно радостно восприняли новость о скором отъезде. Привыкшие часто менять место жительства, они ничуть не расстроились даже от расставания с Бенни (как окрестил его сам Гарри) — маленьким ужиком, с которым брат и сестра успели подружиться. О том, чтобы змеи остались в приюте, даже не заговаривали — не мог же Гарри оставить своих единственных друзей на целый год? Тем более что в академию не возбранялось брать домашних питомцев, если они не представляли угрозы жизни для других — а какая угроза могла быть от Ригель и Антареса? Ладно, Ригель одуванчиком не была, но ни на чью жизнь пока что не покушалась.

Тридцать первого августа Гарри заранее собрал в сундук все свои скудные пожитки, специально выделенные им детским домом. Пару раз Гарри пришлось спасать свой чемодан от мародёрства Анжу Париса. Хоть Анжу и не признавался, но он всё же завидовал Гарри, который «за выдающиеся способности» получил шанс обучаться в элитной академии на юге Франции (маскировка для магглов, придуманная профессором). В детдоме была ещё парочка старших, учившихся в интернате на стипендию, которые приезжали в приют только на летние каникулы. Анжу, конечно, не имел ничего против старших, а вот на Гарри отыгрывался по полной.

И вот первого сентября, проснувшись ранним утром, Гарри тихо собрался, закинул на плечи рюкзак и спустился в сад. Двор был покрыт густым слоем беспросветного тумана. Солнце ещё только-только начало выглядывать из-за холмов. Замочив по дороге новые штаны (то есть для Гарри они были новыми — выделенные приютом) каплями росы, Гарри наконец добрался до нужной яблони. Недалеко в кустах Ригель увлечённо рассказывала маленькому Бенни с двумя ярко-оранжевыми кружками на треугольной головке:

— …и вот я, превоз-змогая прямо-таки адс-скую боль во всём теле, а в ос-собеннос-сти хвос-сте, прилагая титаничес-ские усилия, поднимаю на него взгляд. И вот предс-ставь с-себе весь мой ужас, когда прямо перед с-собой я вижу огромную тушу: штук пятьдес-сят таких как ты в длину и с-столько же в ширину. А морда-то! Морда! Такая вся крас-сная, точь-в-точь как эти пятна на твоей головёшке! И вот он тянется ко мне с-своими лапищами — огромными такими клеш-шнями! Я думала, всё, конец бедной Ригель, рас-сплющит, потом кишки с-со с-стен сос-скребай, и мозги с пола с-смывай! А ведь я ещё так молода! Но с-старушка Ригель не промах, при виде этого чудища не рас-стерялась и…

Гарри с трудом узнал перевранную историю двухлетней давности, когда Ригель выпала из рюкзака под ноги охраннику ресторана «L'esperance». Гарри тихо кашлянул в кулак, давая знать о своём присутствии. Ужик тут же скрылся в траве.

— Эй… — закричала ему в след Ригель. — Куда же ты? С-самое интерес-сное пропус-стишь! Ну какая ты пос-сле этого змея?.. Ис-спугался ребёнка! — она безнадёжно махнула кончиком хвоста в сторону кустов, в которых скрылся Бенни, и недовольно посмотрела на Гарри. — Чего тебе?

— И тебе доброго утра, Ригель, — криво усмехнулся тот. — Где Антарес?

— А уж его знает, где эта бес-столочь… — пробурчала Ригель. — Антарес!!

Шмяк.

С дерева что-то упало, прямо перед Гарри. Присмотревшись, он узнал весьма растерянного Антареса, удивлённо хлопающего глазами и непрерывно высовывающего язык.

— Прос-сти, мамочка, я прос-спал охоту, но, чес-стное с-слово, я больше так не бу… а, это вы, — Антарес наконец окончательно проснулся и с непонятным звуком, принятым Гарри за кряхтение, распластался на влажной траве. Гарри возвёл глаза к небу:

— Эй, ребята, да что это с-с вами? Мы же с-сегодня отправляемся в школу!

— Уже? — разом воскликнули брат и сестра, мигом забыв о злости и сонливости.

— Вот-вот. И если вы не поторопитесь…

Но змеям не нужно было повторять дважды: они тут же забрались в рюкзак Гарри.

Возвращаясь из сада мимо кухни, Гарри наткнулся на мадам Морье.

— П’гестон? Что ты делал на улице? — изумилась она.

— Э-э… — Гарри перебирал в голове самые правдоподобные варианты: «Рвал яблоки, цветы собирал, воздухом дышал...» — Гулял, — в конце концов ответил он.

Воспитательница недоверчиво оглядела его, но придираться не стала.

— Идём на кухню, П’гестон, я тебя покормлю перед отъездом.

Голодным Гарри себя не чувствовал, но всё же решил перекусить: ещё неизвестно, когда удастся поесть в следующий раз. Помимо Гарри и мадам Морье, на кухне были ещё двое старших мальчиков. Гарри знал, что одному было шестнадцать — он учился в интернате Морбианы, а другому тринадцать — его интернат был в Шере. Только сейчас Гарри осознал, что не знает, где находился Шармбатон.

* * *

Профессор Ламмот немного опоздал. Почти в десять у ворот приюта остановился синий автомобиль неизвестной Гарри марки.

— Отлично выглядишь, Гарри, — первым делом сказал профессор, словно они и не расставались на месяц. С их последней встречи профессор нисколько не изменился — те же причёска и костюм. А вот Гарри и вправду выглядел лучше, месяц назад он слишком нервничал и к тому же ещё не отошёл полностью от мучившей его до этого простуды, поэтому поразил профессора своей бледностью, синевой под глазами и впалыми щеками. После встречи с профессором, который уверил его, что его наверняка приняли в магическую школу, Гарри уже так не нервничал, относительно хорошо кушал и несколько посвежел.

— Ну как настроение? — бодро спросил Ламмот. — Готов к знакомству с новым миром?

«Куда деваться!»

— Да, профессор.

— Вот и отлично. Ну что, поехали? — Гарри забрался на заднее сидение автомобиля и опасливо покосился на собственный рюкзак, в котором сидели змеи, — как бы чего не вышло. Профессор тем временем запихивал его чемодан в багажник.

В этот раз дорога до Парижа заняла больше времени. Главным образом потому, что профессор нервничал, ехал очень медленно и то и дело сверялся с картой. Было заметно, что езда на обычном автомобиле для мага — занятие непривычное.

Всю дорогу Гарри молча рассматривал мелькающие за окном здания и людей. Возникло некоторое чувство расставания, но не с приютом — ему предстояло ещё вернуться туда следующим летом, — но отъезд ознаменовал конец жизненного этапа, который это место олицетворяло. Не то чтобы Гарри было от этого грустно, уходил в прошлое ещё один маленький кусочек его жизни, и он чувствовал от этого только удовлетворение. Впредь он больше не будет в приюте как «дома», теперь он будет появляться там только как гость. Но в приюте у него было постоянство, он знал, что его ждёт и что ожидать от окружающих... в каком-то смысле. А что подстерегало его в магическом мире? Сможет ли он добиться того, о чём так давно мечтал? Он не имел представления. Гарри знал лишь одно — всё изменится кардинально. Будет ли ему хуже или лучше — неизвестно, но всё будет иначе.

Когда автомобиль припарковался у здания вокзала, Гарри позволил себе облегченно вздохнуть: профессор был тем ещё водителем. Погрузив чемодан на тележку, Ламмот вручил Гарри его билет и, помахав на прощание рукой, сказал:

— Ну, залезай в поезд, а мне срочно надо бежать! Увидимся в академии! — и исчез в толпе.

Привыкшего к самостоятельности Гарри это не возмутило и не испугало, хотя люди на вокзале не выглядели положительно настроенными. Поезд под названием «Школьный экспресс» находился на шестой платформе и ничем не отличался от всех остальных — по крайней мере, внешне, разве что был ярко-синего цвета. А вот люди были заметно другими. Почти у каждого имелась в наличии клетка, накрытая тканью, чтобы нельзя было разглядеть её обитателя, но подозрительные звуки заставляли иногда оборачиваться в недоумении. Счастливые подростки, выискивающие взглядом своих товарищей, испуганные дети, затравленно озирающиеся вокруг, нервничающие родители, одетые по непонятной моде, — всё это Гарри вынужден был лицезреть, ступив на шестую платформу.

Отчего-то чувствуя себя непрошеным гостем на чужом празднике, Гарри в нерешительности стоял у поезда, стараясь избегать соприкосновения с частями тела людей, спешащих, не замечая преград на своём пути. Он внимательно вглядывался в лица детей, боясь самому себе признаться в том, что именно хотел увидеть. Среди них были его будущие однокурсники, но взгляд ни за кого не цеплялся. Прозвенел первый свисток о скором отбытии поезда, и, вздрогнув, Гарри направился к одному из вагонов.

У входа в вагон стоял русоволосый мальчик в сопровождении низенькой женщины в длинной юбке — наверняка матери, что подтверждали её взволнованные слова:

— …И слушайся брата, он уже хорошо знает эту школу. Ты, надеюсь, не забыл тот свитер, который я тебе вчера велела положить?

— Нет, мам, — устало протянул мальчик.

— Вот и умничка. Ах, Этьен, какой же ты у меня взрослый стал, подумать только, уже в Шармбатон идёшь! А ведь казалось, только вчера взорвал свой первый стакан…

Женщина беспокойно причитала, умилённо смотря на сына. Мальчик то краснел, то бледнел, слабо отбиваясь от матери. Гарри недовольно посмотрел на свой сундук, потом на вагон, потом снова на сундук. Погрузка чемодана представлялась ему непосильной задачей. Несмотря на то что сундук был только наполовину полон, Гарри думал о том, что он только наполовину пуст.

К тому моменту как прозвенел второй свисток, Гарри успел порядком отбить себе пальцы на ногах, но миссия была завершена — чемодан благополучно покоился в углу одного из свободных купе. Гарри устало плюхнулся на сидение.

— Здесь не занято? — раздался голос со стороны двери.

Гарри поднял взгляд. В проёме стоял высокий подросток, небрежно облокотившись о косяк. У него были волосы пшеничного цвета, почти до плеч, хорошо уложенные, равнодушные тёмные глаза и высокомерное выражение лица. Голос прохладный, невыразительный. Весь его облик как бы рекомендовал держаться от него подальше. Гарри захотелось сказать «занято»: провести с подобным типом весь путь он не горел желанием, но пришлось признать:

— Не занято.

Парень плавной походкой вошёл в купе. Осанка прямая, словно кол проглотил. Следом проплыл большой старинный сундук, который по велению волшебной палочки хозяина разместился в углу — Гарри проводил его любопытным взглядом. Устроившись напротив, парень принялся беззастенчиво разглядывать соседа. Гарри сделал вид, что не замечает, вернувшись к людям за окном. Тот же мальчик, которого назвали Этьен, всё еще стоял у входа, прощаясь с матерью. Рядом нетерпеливо переминался с ноги на ногу паренёк постарше и то и дело оглядывался по сторонам, разыскивая кого-то. Женщина наставительным тоном велела обоим мальчикам хорошо себя вести, прилежно учиться, приглядывать друг за другом. При озвучивании последнего пункта старший из мальчиков закатил глаза, пробормотав что-то о важных делах и о соплях каких-то малолеток, а младший покраснел до корней волос. Гарри нахмурился, поражаясь такой грубости по отношению к родному брату. Мать мальчиков думала аналогичным образом, судя по гневному взгляду, каким она одарила старшего сына.

В очередной раз раздался громкий свисток поезда. На перроне тут же поднялась суматоха. Мать двух братьев поспешно поцеловала и потискала каждого из сыновей, вытирая белым платочком выступившие слёзы. Только те успели запрыгнуть в вагон, как поезд начал набирать скорость. Гарри рассеянно наблюдал за незнакомыми людьми, которые махали руками и посылали воздушные поцелуи своим близким — тут были чьи-то матери, отцы, бабушки и дедушки, братья и сёстры...

— Первогодка? — спросил сосед по купе, отвлекая Гарри от собственных мыслей.

— Да, — коротко бросил тот в ответ, не отрывая взгляда от окна.

— А где твои родители?

— Их нет здесь, — фразу можно было расшифровать по-разному. Гарри украдкой посмотрел на парня, следя за его реакцией.

Тот приподнял брови, но скорее не на сам ответ, а на бесстрастный тон, каким он был произнесён. Гарри мысленно похлопал себе. Сколько усилий ушло на то, чтобы научиться говорить о родителях, не моргнув и глазом. Когда живёшь в детском доме, понимаешь, что это не та тема, которую все стремятся тактично избегать.

— Ясно, — безразлично ответил парень и представился: — Сэмюель де Амьен.

— Гарри Престон, — Гарри кивнул в знак приветствия.

Сэмюель опять окинул его критическим взглядом.

— Ты не француз?

— Нет, я из Англии, — неохотно признался Гарри. В приюте это часто становилось проблемой. Дети смотрели на него, как на выходца с другой планеты. Патриоты, чтоб их... Но Сэмюель, похоже, не имел проблем этого рода. Он только коротко кивнул и произнёс:

— Я так и думал.

Гарри недовольно нахмурился. И что же могло его выдать? Одному богу известно, сколько усилий он приложил к тому, чтобы не выделяться из толпы. Когда он только попал во Францию, его знания языка оставляли желать лучшего, что уж говорить о произношении. Но прошло два года, и он быстро учился. Два этих года он провёл в окружении картавых французов, зарывшись во всевозможные словари и другие книги исключительно на французском языке. Поэтому к нынешнему моменту Гарри знал этот язык немногим хуже коренных французов. Он очень старательно работал над своим произношением, но окончательно избавиться от акцента ему ещё не удалось — хотя порой люди принимали его за специфическую манеру речи. Сэмюель де Амьен вызывал впечатление умного человека, и Гарри не думал, что такая догадливость обусловлена стереотипным внешним образом жителя Туманного Альбиона, которому он вполне соответствовал. Но его могла выдать и почти выцветшая надпись на рюкзаке: «My lovely London!», к которой Гарри давно привык и благополучно не замечал.

Пока Гарри размышлял о своих английских корнях, Сэмюель полностью утратил интерес к происходящему вокруг и углубился в чтение книги. Гарри вскоре преспокойно уставился в окно, наблюдая за тем, как различные постройки сменяются полями. Довольно долго они ехали в тишине. Никто больше не заходил к ним в купе.

— Внимание, — внезапно раздался бесцветный голос, пронёсшийся по всему поезду. — Внимание, пассажиры. Убедительно просим вас занять свои места в вагонах. В скором времени поезд осуществит подъём.

Гарри рассеянно повертел головой.

— Осуществит подъём? Как это понимать?

Сэмюель поднял голову. Некоторое время он сверлил Гарри непроницаемым взглядом. Тот мысленно треснул себя по лбу. Конечно, де Амьен наверняка был тем самым чистокровным волшебником, о которых профессор Ламмот говорил: «…многим чистокровным волшебникам, с самого рождения окруженным магией, тяжело понять магглорождёных, они воспринимают их чужаками. Стоит отметить их общую нелюбовь и презрение к магглам, которых они ставят лишь немногим выше флоббер-червей». А своей неосведомленностью Гарри почти прямым текстом заявлял о своём маггловском (считай, недостойном) происхождении.

Хотя был ли Гарри магглорождённым? Престоны точно были магглами, Гарри в этом не сомневался. С другой стороны, он понятия не имел, кем были его биологические родители. Он мог бы без зазрения совести, даже не привирая, говорить всем, кто спросит (он подозревал, что спрашивать будет каждый встречный), что он не знал, кем были его родители, мол, «погибли давно, не помню я», и, возможно, оградить себя от лишних проблем. Но, во-первых, тогда пришлось бы рассказывать всем о том, что он сирота. Гарри и без этого чувствовал своё отличие от других, он не хотел выделяться ещё больше. А во-вторых, не имело особого значения его происхождение, когда он был воспитан магглами; он не знал и не мог знать, как живут маги, о чём они говорят, что их заботит, — ведь это был целый мир, о котором не прочтёшь в нескольких учебниках. Он не знал, зачем ученикам может понадобиться своя метла в школе, как не знал, куда будет «подниматься» целый поезд. Гарри вообще всегда предпочитал говорить «не знаю», даже когда догадывался о правильном ответе, и, возможно, услышать известные ему вещи, чем заявлять уверенное «я знаю» и так и не узнать правды. Он не стыдился ни своей неосведомлённости, ни своего происхождения.

Гарри смело ответил на взгляд Сэмюеля. Может, дух противоречия в нём не так уж и угас с годами, проведенными в приюте? Сэмюель приподнял одну бровь (умеют же некоторые) и криво усмехнулся. Но в этой усмешке не было презрения или отвращения, скорее наоборот — одобрение и, возможно, немного восхищения… а может, у Гарри разыгралось воображение?

— До академии нет железной дороги, — как ни в чём не бывало объяснил Сэмюель. — Поэтому мы используем воздушный перелёт.

— Поездом?

— Да.

— Перелёт на поезде?

— Именно.

— Ясно, — Гарри подумал, знают ли волшебники о существовании самолётов, но решил не заострять на этом внимание. — А где находится академия?

В книгах школьной программы ни слова не было о каких-либо школах и академиях.

— Понятия не имею, — безразлично ответил Сэмюель. — Примерно на юго-востоке Франции. Школа тщательно скрывает своё местоположение.

И он снова вернулся к своей книге, тем самым давая понять, что разговоры здесь излишни. Гарри раздирало любопытство, и в кои-то веки он был бы не прочь поболтать, как делают обычные люди. Но, очевидно, его попутчик также не страдал излишней разговорчивостью, предпочитая не замечать наличия соседа. Гарри коротко вздохнул и вновь уткнулся в окно, где быстро мелькали деревья и столбы. Он вдруг подумал, каково было бы прогуляться по этим потрясающим холмам, погреться в лучах полуденного солнца, обдуваемый свежим ветерком, вдыхая запах чистого воздуха и прожженной травы, пособирать цветов...

Вскоре Гарри заметил, что расстояние от окна до земли стало увеличиваться. Не много времени понадобилось, чтобы понять, что поезд взлетал, медленно и плавно, и единственным признаком этого действа было стремительно увеличивающееся расстояние до земли. Гарри исподтишка посмотрел на соседа — никакой реакции. Поезд взлетал с порядочной скоростью, что совершенно никак не ощущалось на организме, и уже через каких-то несколько минут они почти касались облаков. Железная дорога виднелась где-то внизу в виде тёмной полосы на фоне яркой зелени, в какой-то момент просто пропадая. Холмы превратились в ровные рисунки, как на карте. Было немного забавно смотреть на летящих рядом птиц, возмущённо кричащих на непонятный аппарат — они были не настолько глупы, чтобы принять летающий поезд за своего сородича. В голове вдруг всплыла мысль: «Если бы только Мэтт мог это видеть».

* * *

— Ауч, — Гарри резко подскочил, словно ужаленный, выныривая из дремоты в реальность.

Сэмюель оторвался от книги и удивлённо на него посмотрел.

— Плохой сон приснился, — хмуро пояснил Гарри.

Тот кивнул и снова уткнулся в книгу. Солнце слепило глаза. Гарри неловко поёрзал на месте. Оглядев купе взглядом, он увидел на столе небольшой бутерброд, завёрнутый в целлофан.

— Не возражаешь, если я возьму?

Сэмюель приподнял брови, но великодушно разрешил:

— Бери.

Гарри схватил бутерброд и, бросив: «Спасибо», вылетел из купе. Уборную он нашёл в конце вагона. В тесной кабинке он тут же стянул с плеч рюкзак и открыл его.

— Вы чего-с-с вытворяете? — возмущённо зашипел он, глядя на двух маленьких змеек, вылезших из кармашка.

— Мы выфворяфем? — тут же ответно возмутилась Ригель, картинно свешивая язык изо рта, словно на предсмертном одре. — Он наф тут углобить хофет, а мы ефё и финофаты!..

— Никто на вашу жизнь не покушается, ус-спокойся. И нечего было кусаться, — обиженно пробурчал Гарри, потрогав место у лопатки, боль в котором его и разбудила.

— А кто куфалс-ся? Мы лифь напомнили о с-сфоём прифутс-стфии.

Гарри снова заглянул в рюкзак. Рядом с кармашком валялся его драгоценный складной ножичек, найденный некогда в саду приюта, наполовину раскрытый.

— Вы что, нож в меня вс-садили? — жалобно протянул он.

— Знать не с-снаем ни о каком ноже, мы в тебя той ш-штуковиной ткнули, — уже более-менее оправившись, деловито сказала Ригель, показывая на нож.

— Вот что значит нож в с-спину от лучших друзей!

— Ой, нечего тут прибеднятьс-ся, с-сам виноват, в с-следующий раз-з не будешь забывать опас-сных змей рядом с-с опас-сными вещами! — заявила Ригель.

Гарри вынул ножик и сложил его до безопасного состояния. При виде этого Антарес странно повёл головой.

— Что?

— Мы с-столько промучились, пытаяс-сь достать эту штуку…

Гарри спрятал вещицу в отдельный карман. Он размышлял о том, чтобы засунуть змей обратно без всяких там бутербродов, но, подумав, решил, что злить их ещё больше — себе дороже. Поэтому, накормив брата и сестру, Гарри засунул их обратно в рюкзак, не обращая внимания на возмущенное бурчание Ригель, и вышел в коридор.

Но только он успел открыть дверь, как столкнулся с прелестной блондинкой из магазина мантий — кажется, сестра назвала её Флёр. Чтобы взглянуть ей в лицо, Гарри понадобилось задрать голову.

— Вы только посмотрите, кто тут у нас, — как-то недобро протянула она красивым голосом. — Мистер Первогодка собственной персоной.

Гарри немного растерялся: она выглядела злой, но с чего бы ей на него злиться? Туалет, что ли, долго занимал? Но что-то подсказывало Гарри, дело было в другом, хоть он упорно не понимал, когда успел заслужить такое неприязненное отношение к себе.

— Эм… простите, мне нужно в купе, — Гарри счёл за лучшее не нарываться. Обогнув недовольную блондинку, он уже собирался выйти, как вдруг длинные пальцы грубо обхватили его за предплечье, не успел он и головой повести, как некогда нежный голос грозно зашептал ему прямо в ухо — так близко, что он даже почувствовал её горячее дыхание:

— Учти, милочка, хорошей жизни ты в этой школе не увидишь. — Честное слово, Гарри в первую секунду подумал, что это Ригель снова на него разозлилась и высунулась из приоткрытого рюкзака, до того этот шепот напоминал шипение, поэтому даже слегка вздрогнул. Флёр приняла это на свой счёт и, довольная собой, продолжила: — Я тебе такое устрою, что ты будешь умолять мамочку забрать тебя домой.

Гарри медленно повернул голову — смысл фразы дошёл до него не сразу — и заглянул прямо в эти огромные синие глаза, видимо, отличающиеся особой красотой, но сейчас вызывающие только неприязнь, пытаясь внушить страх. Сначала ему хотелось наивно спросить: «Что не так? Что я сделал-то?», но в голове всплыл образ белобрысого Анжу, с безобразной улыбкой на губах спрашивающего: «Что, тебе неприятно, П’гестон? Учти, будет ещё хуже».

— Учту, — бросил Гарри и, выдернув руку из цепкого захвата, вышел в коридор.

* * *

Добравшись до своего купе, Гарри громко хлопнул дверью и плюхнулся на сидение. «Да кто она такая, чтобы так со мной разговаривать? Мы даже толком не знакомы! Тоже мне, принцессе не по душе её вассал», — мысленно бурчал он. Отвлёк его негромкий смешок. Сэмюель весело смотрел на него и даже отложил в сторону книгу.

— Дай угадаю, тебя покусал оборотень, а ты даже не знаешь, кто это такой?

Гарри представил себя со стороны: тихо, мирно себе спал, издавая непонятные звуки (Антарес и Ригель явно не заботились о тишине, пытаясь «прорыть» путь к свободе), потом вдруг подскочил, взял бутерброд и умчался в туалет. Потом вернулся, недовольный всем миром. «Как-то неловко вышло…»

— Я только что встретил какую-то блондинку, вроде бы её зовут Флёр, и у неё не слишком хорошее настроение сейчас.

Сэмюель приподнял бровь.

— Флёр Делакур? Довольно специфическая особа.

— Вы знакомы?

— Мы учились на одном факультете. С самого своего поступления она приковала к себе всеобщее внимание. Знатная фамилия, красивая внешность, недурная голова — и она знает себе цену.

— А на каком ты курсе? — Гарри казалось, что Сэмюелю было не меньше шестнадцати, Флёр же было лет четырнадцать, по словам её сестры.

— На пятом.

Гарри немного подумал и попросил:

— Расскажи мне о Шармбатоне.

Сэмюель пожал плечами.

— Ты скоро и сам всё увидишь. Чтобы тебя не удивляли некоторые вещи, хочу предупредить, что в нашей академии существует пять факультетов: Истории, Алхимии, Чар, Трансфигурации и Общих знаний. Тебе лучше заранее подумать над выбором факультета. Вокруг замка расположен большой лес, набитый различными магическими тварями и существами. Но волноваться не стоит — самые опасные из них обитают в глубине леса — ученикам туда запрещено. У нас есть своё поле для квиддича. Кстати, я упоминал, что наша академия помешана на всём прекрасном? Само название об этом говорит (напоминаю, «Beauxbaton» — с фр. «Красивые палочки». — п/а). Чего стоит один только девиз, — Сэмюель кисло усмехнулся. — «Вот зрелище, достойное того, чтобы на него оглянулся Бог, созерцая свое творение». Считается, что наша академия — это воплощение всего самого прекрасного, изящного и свободного.

«Интересно, если бы я был лысым и толстым, меня бы не приняли в школу?» — Гарри вообразил себя вдвое толще и с гладко выбритой лысиной на голове. Его передёрнуло от нарисовавшейся в воображении картины. Впрочем, он не имел ничего против прекрасного: родители были ценителями культуры и искусства, приучив к этому и сына.

— А на каком ты факультете? — спросил он

— Факультет Алхимии, — Сэмюель усмехнулся и добавил: — Мы не очень-то многочисленны и популярны. Оно и понятно. Только те, кто действительно предрасположен к науке приготовления зелий, смогут у нас учиться. Было много случаев переводов и отчислений.

— А что, могут отчислить? — деланно небрежно поинтересовался Гарри, внутренне застыв.

— Технически, да. Впрочем, это случается весьма редко, поскольку в этом никто не заинтересован. За неуспевающего студента берутся очень серьёзно, воздействуют на него всеми возможными способами, даже переводят на другой факультет. Исключают только в очень тяжёлом случае. Говорят, за всю историю академии исключили всего троих. Но профессора всё равно неустанно будут всех этим пугать, особенно на первых порах. Кстати, на первых двух курсах можно перевестись самим, некоторые так и делают. Например, Флёр Делакур. — «Неужели мадемуазель Совершенство двоечница?» — без интереса подумал Гарри. — У неё причина была особенная: она посчитала, что резать трупики мелких животных и лазить по лесам — занятие не для её благородной особы. Она перевелась на факультет Чар сразу же после первого семестра.

Гарри уныло отметил, что, кажется, факультет Чар был для него закрыт.

— Скоро мы прилетим? — Гарри вспомнил, что понятия не имеет, сколько ещё ехать-лететь.

— Уже почти, — Сэмюель изящным жестом отдернул рукав форменной мантии (наверняка успел переодеться, пока кое-кто спал) и взглянул на наручные часы. — Скоро должны объявить о посадке.

Гарри привычно поправил длинную чёлку, спадающую на глаза. В приюте его часто стригли — за неумением прилично уложить волосы, но волосы до странности быстро отрастали до определённой длины, на том и замедляли свой рост.

— Откуда это у тебя? — Сэмюель внимательно разглядывал тонкий зигзагообразный шрам на его лбу.

— Эм… — Гарри хотел было выдать привычное «просто порезался», но Сэмюель не дал ему этого сделать.

— Такие шрамы просто так не появляются. Тебя проклял очень могущественный Тёмный маг, — серьёзно сказал он. Гарри захлопал глазами.

— С чего ты взял?

— И давно он у тебя? — проигнорировав вопрос, спросил Сэмюель.

Долго вспоминать не пришлось:

— Лет пять.

— На вид — не больше года. Обычный бы не был так заметен, — уверенно сказал Сэмюель.

— Откуда ты знаешь? — Гарри решительно не нравилась такая осведомленность чужих людей о его собственных шрамах.

— Книги читаю, — пожал плечами «чужой». — Несколько лет назад я был в Англии — там в то время была очень популярна эта тема. Куда ни плюнь, везде «Магические шрамы и их воздействия», «Откуда берутся магические шрамы», «Магические метки» и даже «Шрамы украшают не только мужчин». Я и прикупил себе одну из них.

Гарри нахмурился и задумчиво погладил подушечками пальцев едва заметную неровность лба. Он настолько привык к этому шраму, что никогда не задумывался о его значении. Фраза «просто порезался» столь часто произносилась, что он сам начал в неё верить.

— Внимание, пассажиры, — опять раздался голос. — Убедительно просим вас занять свои места в вагонах. В скором времени поезд осуществит посадку.

— Наконец-то, — сказал Сэмюель, беря в руки книгу, и, кинув взгляд на задумавшегося Гарри, бросил: — Тебе лучше переодеться. В Трапезной все должны быть в мантиях.

А за окном вскоре открылся вид на большой замок с множеством башенок и пристроек, представляющими собой академию Шармбатон. У Гарри в детстве была книга, называющаяся «Замки Европы», в ней были одни картинки, почти без текста, что было весьма существенным для ребёнка. Академия напоминала все те восхитительные замки, которые так завораживали маленького Гарри. Средневековье, готика, барокко, рококо — все эти стили напоминали о себе в архитектуре этого замка, однако, странным делом, это все смотрелось совершенно органично, создавая тем самым немыслимый ансамбль. Архитекторы потрудились над ним на славу. Академия стояла на краю обрыва, в самом сердце густого леса; с одной стороны был сад с дорожками, а под обрывом лежала большая поляна с пристроенной на ней небольшой площадкой с трибунами и тремя высокими кольцами на шестах с обеих сторон. К ней примыкала небольшая речка, начала и конца которой не было видно.

Поезд опустился на землю так же незаметно, как поднялся, разве что его слегка тряхнуло при соприкосновении с землёй. Когда состав полностью остановился, всё тот же механический голос произнёс:

— Добро пожаловать в академию магии Шармбатон. Оставьте свой багаж в купе, его доставят отдельно.

«Отлично, я бы не дотащил этот чёртов сундук», — облегчённо выдохнул Гарри.

Из коридора послышались голоса и топот множества ног. Сэмюель не торопился выходить, невозмутимо укладывая книгу в свой сундук. Когда голоса более-менее стихли, он так же спокойно поднялся и, изящно разгладив складки мантии, вышел из купе. Оправив лямки рюкзака, Гарри двинулся следом.

У выхода их встретил сухонький седой старичок. Он велел всем выстроиться в шеренгу и следовать за ним. Рассмотрев ближе природу вокруг академии, Гарри просто не мог не восхититься. Величественные дубы, стройные берёзки, хрупкие стебли неведомых цветов — каждый из этих компонентов представлял собой отдельный штришок прекрасной картины, чьё создание длилось бесчисленные годы и века.

Привычным образом отстав от толпы, от шума галдящих учеников, Гарри как завороженный вслушивался в тихий шелест травы и листьев, в пение различных птичек, порхающих с ветки на ветку. Казалось, природа обволакивала Гарри, проникая в каждую клеточку мозга, ласкала тёплыми лучами, нашёптывала странные заклинания, внушающие спокойствие и умиротворение. Все эти ощущения были такими… гипнотизирующими, что, казалось, от тебя ничего не зависит в этом мире, даже собственные действия. Он словно опять очутился в нежных объятиях матери, невесомо перебирающей пряди волос на детской головке и ласково напевающей колыбельную; матери, способной решить все его проблемы и всегда знающей, как ему лучше поступить. Ощущения были настолько поглощающими, что в груди щемило…

Процессия вошла под высокие своды замка, и теперь уже Гарри рассматривал шикарные убранства академии: вход был огорожен малахитовой лестницей с высокими ступенями. Высокие сводчатые потолки были сплошь покрыты рисунками различных богов, богинь, ангелов и странных существ. Пол был устлан мраморной мозаикой. Вдоль коридора, по которому их вели, были разбросаны огромные окна, занавешенные тяжёлыми тёмными балдахинами; между ними стояли небольшие, но массивные столики на высоких позолоченных ножках. На них стояли крупные вазы с букетами благоухающих цветов.

Когда вся процессия дошла до перекрёстка коридоров, старичок громко велел:

— Первогодки, все ко мне! Следуйте за мной!

Старшие курсы, не останавливаясь, пошли дальше, первогодки же, взволнованно переговариваясь, свернули в левый коридор вслед за стареньким мужчиной. А Гарри вновь внимательно оглядел напряжённые лица первогодок. Но взгляд снова ни за кого не зацепился. Гарри встряхнул головой.

«Вот губу раскатал, — одёрнул он сам себя. — Мэттью Поттер в Шармбатоне — это было бы слишком просто! Когда это у тебя что-либо было просто? Ущипни себя и давай уже, ногами не шаркай, голову подними, и не с такой жалкой миной, ради бога! Люди не оценят».

Конечной остановкой был небольшой класс, в котором уже стояла крупная женщина средних лет. Когда дети вошли, она вначале обратилась к старику:

— Благодарю, месье Бурховец, можете идти.

Старичок слегка склонил голову и вышел. Женщина повернулась к детям, всеми силами выражая добродушие, но на лице её были явно заметны следы усталости.

— Не стойте же на пороге, проходите. Рассаживайтесь за парты.

Гарри опустился за одну из задних парт. Рядом с ним робко примостился тот самый Этьен, чьё прощание с матерью он наблюдал из окна купе. Он выглядел донельзя взволнованным. Женщина продолжила:

— Меня зовут профессор де Горсие. Я заместитель директора и профессор Чар. Вы сейчас находитесь в этой комнате, чтобы подать заявление для поступления на выбранный вами факультет.

«Так сразу!» — испугался Гарри. Заместитель директора продолжала:

— Для тех, кто ещё не определился, напоминаю, что четыре факультета из пяти специализируются на определённых науках. Факультет Трансфигурации концентрируется на двух предметах: трансфигурации, которая изучает преобразование одной материи в другую, и арифмантике, которая для других факультетов является дополнительным предметом и начинается с третьего курса, — это исключительно теоретический предмет, позволяющий лучше справляться с преобразованиями. На факультете Чар вы будете углублённо изучать чары и защитную магию. На факультете Истории — историю магии и древние руны — последнее тоже дополнительный предмет, с первого курса изучаемый только историками. Факультет Алхимии занимается преимущественно алхимией — это искусство приготовления зелий — и магической экологией. И факультет Общих знаний, который отдаёт предпочтение Маггловедению и Астрономии, на него вы можете поступить, если ещё не определились со своими предпочтениями. В течение следующих двух лет вы ещё можете перевестись. А теперь подпишите бюллетени, которые я вам выдам, — по велению палочки профессора с учительского стола поднялась стопка небольших квадратных листков, которые тут же разлетелись по всему классу. — И поставьте галочку напротив того факультета, который вы выбрали. Даю на раздумья пять минут.

Гарри коротко вздохнул и глубоко задумался, не заметив появившихся из воздуха пера и чернильницы. Факультет Истории. В маггловской школе он любил историю так же, как и остальные предметы, но сам себе иногда признавался — это не самый полезный в жизни предмет. Разве что он захочет стать президентом в будущем. Трансфигурация — любопытный предмет. Не терпелось посмотреть на лица маггловских «друзей», когда Гарри превратит их в мартышек. Конечно, его могут исключить за такое явное нарушение правил магического мира, но помечтать-то можно? Чары тоже казались весьма полезными, как и защита. Но мысль о высокомерной блондинке отчего-то отбивала охоту ставить галочку напротив этого факультета. Алхимия. Как там говорил профессор Ламмот? «Они требуют определённых качеств, навыков, а порой и дара». Очень интересно. Любой дурак сможет помахать палочкой и запомнить несколько слов, а вот факультет Алхимии учит чему-то особенному. Ну и факультет Общих знаний — проще было бы выбрать именно его, тогда было бы больше времени подумать, узнать, что с чем едят. Но у Гарри не было никакого желания изучать магглов, да к тому же, если он всё же решит перевестись на другой факультет, ему мало того что придётся догонять всех по профилирующим предметам, так ещё и снова вливаться в новый коллектив. А быть новичком — это, пожалуй, самое страшное, что может произойти в жизни школьника.

Гарри оторвал взгляд от листка и оглядел класс. Некоторые уже определились и со скучающим видом крутили головой по сторонам и тихо переговаривались; другие всё ещё сосредоточенно изучали собственные листки. Ко второй группе относился и сосед Гарри, Этьен, — он нервно жевал кончик пера и то заносил руку над одной клеточкой, то опускал на другую, явно сомневаясь между двумя факультетами.

— Ну что, все определились? — спросила заместитель директора. Ответом ей был нестройный хор голосов. Этьен вздрогнул и торопливо поставил галочку напротив одного из факультетов.

Гарри с мыслью «будь что будет» отметил тот же факультет.

— Я собираю ваши бюллетени, — листки по велению палочки профессора взлетели в воздух и ровной стопкой легли на стол. — А теперь пройдёмте за мной, в Трапезной нас уже заждались.

Вместе со всеми выходя из класса, Гарри слушал испуганно-жалобное бормотание своего соседа: «Мама меня точно убьёт. Ведь велела поступать на Историю, чтобы с Ноэлем учиться, но нет же... Что же теперь буде-ет…» и отстранённо подумал, что только что решил ход собственной судьбы одной только галочкой напротив сочетаний букв, складывающихся в слова «Факультет Алхимии».

* * *

Перед тем как зайти в Трапезную — или Главный Зал, — заместитель директора остановилась и, повернувшись к ученикам, сказала со всей торжественностью, на какую была способна, словно провозглашая нового президента Франции:

— Отныне выбранный вами факультет станет вашим домом, а сокурсники — вашей семьёй на последующие семь лет учёбы в академии. Надеюсь, вы станете достойными его представителями, будете хранить честь вашего факультета, декана и ваших товарищей. Когда я открою эти двери, вы подойдете к столу выбранного вами факультета. Над каждым столом висят разноцветные ленты: Трансфигурация — синие, История — желтые, Чары — красные, Алхимия — зелёные и Общие знания — белые. Добро пожаловать в академию магии Шармбатон!

На этой душещипательной фразе она триумфально толкнула большие двери, открывающие вид на огромный, празднично украшенный зал с расписным потолком полуовальной формы. Гарри разглядел изображение мощной фигуры седого старца с чем-то вроде венца на голове. Из его правой руки вылетала белоснежная птица с яркими серебристыми глазами, похожая на голубя, а на его левой руке примостилась черная змея с ярко-зелёными глазами-щелочками, длинным извивающимся язычком и острыми клыками, из которых сочился, очевидно, яд.

Гарри отправился к столу, над которым парили зелёные ленточки. Свободных мест было достаточно, и он привычно сел с краю, ближе к выходу. Рядом подсели ещё восемь первогодок — четыре девочки и четыре мальчика, в том числе и тот, к чьей компании Гарри успел привыкнуть. Этьен бросил испуганный и неуверенный взгляд на соседний стол с желтыми ленточками, но тут же уткнулся в пустую тарелку перед собой. Остальные же принялись с интересом разглядывать зал, вытягивая шеи.

Гарри заметил Сэмюеля, сидевшего на другом конце стола, но никак не подал виду, что знаком с ним. Трапезная производила большое впечатление своим убранством, и Гарри решил осмотреть её получше. Вдоль противоположной от входа стены располагался довольно высокий дубовый стол между двумя столиками пониже, за которыми сидели преподаватели — судя по тому, что среди них был профессор Ламмот: он сидел по левую сторону от большого стола и приветливо улыбался ученикам. Гарри даже показалось, что профессор ему подмигнул. На всех столах лежали столовые приборы, тарелки, салфетки, бокалы, накрытые крышками блюда — всё сервировано по правилам.

Над головами преподавателей висело огромное полотно с нарисованным на нём рисунком: две скрещивающиеся золотые палочки, из каждой вылетали по три красные звезды. Всё это, собственно, на ставшем традиционным голубом фоне. На нижней части полотна золотыми буквами с завитушками и крендельками была выведена латинская фраза: «Ecce spectaculum dignum, ad quod respiciat intentus operi suo deus». Гарри фыркнул, вспомнив слова Сэмюеля о девизе академии.

Внимание Гарри привлекла фигура из материала, похожего на лёд, искрящаяся различными цветами радуги. Фигура изображала девушку, одетую в какие-то лоскутки ткани, едва её прикрывающие, с длинными волосами, кинжалом в руках, и, если присмотреться, можно было разглядеть удлинённые и заострённые уши. Вскоре Гарри насчитал ещё пять статуй из того же материала в глубине зала, изображающих, видимо, различные магические расы. Он мельком заметил Флёр Делакур, сидящую за столом своего факультета в окружении восторженных юношей и девушек.

Внезапно что-то укололо Гарри в ладонь, рука непроизвольно дёрнулась, задев стоящий около пустой тарелки стакан. Тот незамедлительно упал и скатился на колени сидящему рядом Этьену.

— Ой, извини, — всполошился Гарри, возвращая стакан на место.

— Да ничего, — засмущался тот. — Там ведь ничего не было, — сказал он, словно оправдываясь.

— Всё равно — извини, — настаивал Гарри.

Мальчик густо покраснел и отвернулся. Но через некоторое время снова повернулся, всё так же с красными пятнами на щеках, и сказал, утыкаясь взглядом куда-то поверх плеча Гарри:

— Меня зовут Этьен. Этьен Жизо.

— Гарри Престон.

— П’гестон? Это французская фамилия? — приподнял брови Этьен, всё так же не смотря Гарри в глаза, предпочитая буравить взглядом его плечо.

— Нет, — Гарри покачал головой. «Может, у меня что-то на лице?» — недоумевал он на такое поведение мальчика. — Я из Англии.

— О, Англия? — он перевёл взгляд на пустую тарелку. — Мне нравится Англия. Я просил родителей туда съездить, но у них времени не было.

— Ну, тебе только одиннадцать, успеешь ещё. — «Сувенир мне оттуда привезёшь», — тоскливо добавил внутренний голосок. Гарри иногда скучал по родине, но дальше простой тоски не заходил, он и сам понимал, что его никто туда не повезёт и никто его там не встретит.

— Ну да, я и сам так думаю, — пожал плечами Этьен. — А почему ты оттуда уехал?

«Опасная тема. Опасная тема…» — красные лампочки замигали у Гарри в голове.

— По семейным обстоятельствам, — уклончиво ответил он. — Во Франции я уже давно.

— И как? Где тебе больше нравится — там или здесь?

— Э-э… сложно сказать. Думаю, там, где семья.

«А если нет семьи, то всё равно где».

— Ну да, наверное. Я ни разу не бывал заграницей, — однако в голосе Этьена не было ни нотки грусти. — Мы обычно проводим лето у бабушки — в Жиронде, недалеко от побережья.

Внезапно в зале стало заметно тише. Почти все студенты повернули головы в сторону огромных окон. Многие даже повставали, чтобы разглядеть что-то, находящееся за стеклом. Гарри с Этьеном тоже стали всматриваться вдаль. Это «что-то» летело к замку на большой скорости. По мере приближения Гарри начало казаться, что это был приличного размера дом, отдалённо напоминающий карету и запряжённый большими крылатыми существами. Когда странный транспорт приземлился, он стал недоступен для любопытных глаз учеников. Все зашептались и уткнулись взглядами в дверь, словно ожидая чьего-то прихода.

Когда этот «кто-то» появился в проходе, все разом замолкли и дружно повставали со своих мест. Гарри увидел весьма внушительных размеров женщину, плавно вошедшую в зал вместе с четырьмя профессорами (самый высокий из них едва доставал ей до плеча). Гарри наблюдал, как женщина медленно шествовала вдоль прохода между столами, приветственно кивая ученикам и махая рукой с усыпанными перстнями пальцами. Гарри понял, что она была директором академии. Он пригляделся к ней, пытаясь определить, в какой разряд людей её отнести — злодеев или хороших. Она была неопределённого среднего возраста, возможно, немного за сорок, у неё было довольно-таки привлекательное и располагающее к себе лицо, несмотря на крупный орлиный нос, нисколько не портящий её облик, и немного загорелая кожа; тёмные волосы были собраны в пучок, свободно лежащий на широкой шее, большие тёмные глаза благосклонно осматривали студентов, словно выискивали изменения. Она дошла до столов преподавателей и разместилась за самым высоким. Четверо её спутников шли немного поодаль и сели на свободные места неподалёку.

Она жестом велела детям сесть. Все тут же повиновались, продолжая восторженно-удивлённо смотреть на директора.

— Девочки и мальчики, — произнесла она высоким грудным голосом. Руки её были сцеплены вместе перед собой. — Для тех, кто ещё не знает: я — Олимпия Максим — директор академии магии Шармбатон. Перед тем, как начнётся банкет, я бы хотела поздравить вас с началом нового учебного года! — все захлопали, Гарри тоже пару раз ударил в ладоши. — А теперь: приятного вам всем аппетита! — и она радушно развела руками.

Крышки на блюдах вдруг испарились, и вместо них взору предстали разномастные лакомства и деликатесы, многие из которых Гарри видел только на картинках в поваренной книге на кухне мадам Морье, а некоторые так вообще никогда не видел.

Вдруг откуда ни возьмись раздалось пение. Гарри замер. Да не только он, но и другие новички и многие «старички». Гарри повертел головой в поисках источника звука. Им оказалась группа девушек, стоящая в нише у входа. Раньше эта ниша была занавешена тканью. Все девушки были красивы, как на подбор: длинные волосы различных оттенков, оливковая кожа, стройные очертания, сияющие глаза.

— Лесные нимфы, — словно самому себе сказал Этьен. — Я читал книгу «Академия магии Шармбатон: всё, что нужно знать юным студентам». А ты?

Гарри сначала не понял, к кому конкретно был обращён вопрос, поскольку Этьен не обернулся, а продолжал смотреть на прелестных нимф, но ему никто не отвечал, поэтому Гарри принял этот вопрос на свой счёт.

— Нет, не читал.

— В библиотеке наверняка есть. Там можно найти много чего интересного.

Гарри не понял, где это «там» — в книге или в библиотеке, но не стал уточнять и прислушался к песне, звучащей очень торжественно:

— …Vita nostra brevis est,

Brevi finietur;

Vita nostra brevis est,

Brevi finietur;

Venit mors velociter,

Rapit nos atrociter,

Nemini parcetur.

Nemini parcetur.

Vivat Academia,

Vivant professores!

Vivat Academia,

Vivant professores!

Vivat membrum quodlibet,

Vivant membra quaelibet

Semper sint in flore!

Semper sint in flore!.. (1)

Она была на латыни. Гарри понял, что в песне восхваляется академия и профессора. Многие в зале уже не слушали лесных нимф и, увлечённо болтая, накладывали в тарелки различные лакомства. Гарри только осознал, что, кроме насилу проглоченной маковой булочки с маслом на завтрак, больше ничего не ел. Чувства голода он не испытывал, но раз тут столько вкусной и «дармовой», как говорили в приюте, пищи, отчего бы не набить ей свой пустой желудок? Гарри наложил в тарелку традиционных овощей, мяса и сыра.

— Ты почему не ешь? — обратился Гарри к соседу. «Ну прям сварливая мамочка». Этьен вздрогнул и, отвернувшись от хора нимф, посмотрел на стол, заваленный различной едой. Он отчего-то смутился.

— Ага… сейчас, — он торопливо взял свою тарелку, предварительно обведя соседей взглядом исподлобья, и положил в неё скромную порцию какой-то сомнительного вида бурды.

Гарри вдруг вспомнил себя в шесть лет, когда из дома он попал в приют. Живя с родителями, он вертелся в очень узком кругу знакомых, а в приюте пришлось привыкать к толпе абсолютно незнакомых ему людей. Даже есть на людях было неловко. Но это было так давно. Бедный маленький домашний мальчик Этьен, ему ещё ко многому придётся привыкнуть.

_____________________________________

(1) Гаудеамус (Gaudeamus) — гимн студентов. Приведённый отрывок:

«Жизнь наша коротка,

Скоро она кончится.

Смерть приходит быстро,

Уносит нас безжалостно,

Никому пощады не будет.

Да здравствует университет,

Да здравствуют профессора!

Да здравствует каждый студент,

Да здравствуют все студенты,

Да вечно они процветают!»

* * *

— Да нет же, «Чёрная дыра» гораздо мощнее «Летучей кометы». Если ты утверждаешь обратное, то ты ни черта не понимаешь в мётлах…

— …может, Тоннер отложит трансфигурацию человека на второй семестр? Я так и не смог трансфигурировать свинью в шкаф, куда мне до человека…

— …быть этого не может, что, прямо так и сказала? Ну-у, друг, ты влип…

Всю эту болтовню Гарри слушал вполуха, меланхолично попивая яблочный сок. Даже первогодки оживились, знакомясь друг с другом. Гарри прислушался к разговору соседей:

— …а когда мне было восемь, папа подарил мне первую метлу. Он всем говорил, что я стану великим игроком в квиддич. Он сам раньше летал с «Кваффлогонами Киберона». Вы бы видели, каким счастливым он выглядел, когда я впервые взлетел! Жаль, что первокурсникам нельзя иметь мётлы, мне пришлось оставить свой «Ост-Хворер» дома.

— А за кого ты играешь?

— Вратарь, так же, как мой отец, — высокий плотный мальчик горделиво выпятил грудь, наслаждаясь завистью в глазах сокурсников.

Гарри захотелось узнать о спорте волшебников. Этьен лениво ковырял вилкой в собственной тарелке, подперев голову рукой.

— А ты играешь в квиддич? — тихо поинтересовался Гарри, выводя Этьена из задумчивости. От слегка вздрогнул и ответил, не поворачивая головы.

— Иногда. Мой брат состоит в команде факультета и на каникулах часто летает с друзьями за домом. Я иногда присоединяюсь. Но летаю я... не очень.

— Это сложная игра?

Этьен покосился на него, но голос его не изменился, когда он снова заговорил:

— Если тебе тяжело летать, то играть будет тоже тяжело. Но обычно в квиддич играют те, кто отлично летает. Поскольку я отношусь к первым, то не могу судить о том, насколько сложно приходится вторым. Но, скорее всего, это им очень нравится, иначе они бы не играли.

«Железная логика, с этим не поспоришь».

— Но вообще, — продолжил Этьен, — это ещё и опасная игра, поэтому в команду принимают только с третьего курса.

— И в чём опасность?

— Ну, много в чём, — задумался Этьен. — И с метлы упасть можно, и бладжером по голове получить, и не справиться с каким-то финтом...

— А зачем тогда её разрешают в школе, раз опасно? — не унимался Гарри.

— Как зачем? — удивился Этьен. — Ну что ученикам делать, кроме учебы? Нам же нужно как-то развлекаться!

«Организовали бы кружок по рисованию, что ли, и интереснее, и безопаснее, хотя… мольберт на голову уронить можно, тоже риск для жизни…» — размышлял Гарри, Этьен дальше развивал свою мысль:

— А квиддич для многих очень интересен. Если не играть, то хотя бы смотреть. А лично мне смотреть очень даже нравится!

Гарри кивнул, мол, «всё с вами, магами, понятно». Он заметил, что хоть Этьен защищал этот «квиддич» так воинственно, самому ему этот вид спорта был не особенно в радость. Гарри обвёл зал взглядом и наткнулся на группу девочек, глупо хихикающих и тыкающих пальцем то в него, то в потолок над его головой. Заподозрив неладное, он опасливо задрал голову… На потолке прямо над ним был изображён маленький купидон — симпатичный зеленоглазый карапуз с рыжими кудряшками на голове и маленькими белыми крыльями за спиной. На малыше была лишь набедренная повязка, а за спиной — колчан для стрел. В руках он держал маленький лук, его поза и прищуренный глаз говорили о том, что вскоре этот лук будет использован по прямому назначению.

— На тебя похож, правда? — усмехнулся Этьен, проследив за взглядом Гарри.

— Не очень, — с прохладцей отозвался Гарри. Но, видимо, он один так думал. За соседним столом не прекращалось противное, на взгляд Гарри, девчачье хихиканье. «Ну, мало ли на свете рыжих и зеленоглазых? Да хотя бы в этой школе. Ищите другой объект насмешек, стервятники! И я не рыжий... и не кудрявый, и не толстый, и прилично одетый вообще. Ничего общего», — сердито думал он.

Этьен сказал, что их распустят только после того, как директор Максим скажет последнее слово. А Гарри всё беспокоился о двух змеях, сидящих в рюкзаке, — он положил его себе в ноги. Он побоялся оставить рюкзак со змеями неизвестно на кого. Те могли испугаться и сбежать, как однажды в больнице. Бедняжки уже целый день сидели в тесном пространстве без возможности хоть немного размяться. Зная характер Ригель, он лишь надеялся, что Антарес благополучно переживёт этот день.

Наконец директор поднялась со своего кресла. В зале вновь воцарилась тишина. Даже нимфы замолчали, и, как Гарри успел заметить, нишу снова занавесили плотной тканью.

— Перед тем как вы отправитесь по своим гостиным, хотелось бы сказать несколько слов. Напоминаю, что заходить дальше Трёх дубов строго запрещено. Обучение магии начнётся с завтрашнего дня. Старосты факультетов должны посетить своих деканов для выдачи расписаний до начала завтрака. А теперь можете все отдыхать!

Ученики вновь похлопали и повставали со своих мест.

— Первогодки, за мной! — громко сказал один паренёк с очень серьёзным лицом. — Я — Реджим Жюль — староста факультета Алхимии.

У выхода из зала кто-то ощутимо задел Гарри плечом. Конечно же, это была небезызвестная Флёр Делакур. Пройдя мимо, она даже не обернулась. Гарри слышал, как она сказала какому-то высокому парню, что шёл рядом с ней:

— Видел, Анри? И с этим сбродом мы дышим одним воздухом.

— Сбродом? — переспросил парень, оглянувшись. — Это ты о том мальчишке? Мне он показался вполне милым…

— Ах, Анри, ничему тебя жизнь не учит. Людей судят не по внешности…

Гарри сдержался от того, чтобы не фыркнуть, услышав последнюю фразу Делакур. Делакур, которая казалась самим воплощением превосходства внешней красоты над внутренней.

Реджим провёл их в просторный холл с огромной лестницей наверх с высокими ступеньками и мощными мраморными перилами. На третьем этаже она раздваивалась и заворачивала. Когда они наконец добрались до гостиной, минут пятнадцать поднимаясь и спускаясь по лестницам, завёрнутым под такими углами, что и в голову никогда не придет, куда они могут вывести, Гарри успел немного запыхаться. Кое-кто негромко поминал недобрым словом архитектора сего строения. Но Реджим шёл уверенно, словно сам их построил. Впрочем, Гарри был уверен, что к пятому году обучения тоже сможет самостоятельно дойти до собственной комнаты. Во всяком случае, ему придётся привыкнуть.

Гостиная факультета Алхимии располагалась на этаже этак пятом. Обычная, ничем не примечательная каменная стена в конце коридора. Но Реджим объяснил, что именно за неё им и нужно попасть. Для этого достаточно мысленно трижды повторить про себя пароль «Per astera ad astra». Стена слегка засветилась и стала почти прозрачной, оставив после себя лишь скудные очертания каменной кладки. Реджим подтолкнул нерешительных первокурсников.

Общая гостиная была овальной формы и оформлена в разнообразных оттенках зелёного и золотого цветов. Гарри окинул её беглым взглядом и повернулся к Реджиму.

— Вам сюда, — Реджим указал на первую из семи дверей. — Здесь вы будете жить все последующие годы учебы. На дверях написаны ваши имена.

Поднявшись по ещё одной лестнице (казалось, лестницы здесь были вместо уроков физкультуры), Гарри остановился на маленькой площадке с четырьмя дверьми. На правой двери спереди висела табличка «Ванная мальчиков», а на двери по правую руку было написано: «Комната мальчиков: Гасе, Фюмель, Престон, Жизо и Реско». Девочки ушли в комнату слева, а мальчики — справа.

Комната была просто сказкой по сравнению с той, в которой Гарри жил в приюте… да вообще где-либо. Довольно просторная, в ней умещались пять массивных кроватей с балдахинами, достойные если не королей, то каких-нибудь графов и виконтов, у каждой кровати было по тумбочке и небольшому шкафчику, на полу лежал замечательный пушистый ковёр, похожий на персидский, два больших окна были занавешены плотными шторами с оборочками и кисточками. В комнате были также другие мелкие предметы интерьера, такие как зеркала и индивидуальные лампы с абажурами. Соседи Гарри тоже оценили своё новое жилище, дружно охнув, никто и не подумал жаловаться. Они разбрелись по кроватям, у которых уже стояли их сундуки, лениво переговариваясь.

Гарри познакомился с тремя другими своими соседями. Луи де Реско был скромным сероглазым шатеном со слегка вытянутым лицом, длинным носом и в «бабушкиных» больших очках в толстой роговой оправе, Эрне Фюмель — коренастым брюнетом и поклонником «Кваффлогонов Киберона». И Ирвин Гасе был тем самым крупным пареньком, который рассказывал о своих успехах в квиддиче на банкете.

Гарри торопливо умылся — ванная также поражала своей роскошью и чистотой — и отправился в кровать.

— Спокойной ночи, — робко бросил Этьен, почти пропищав фразу на середине и переходя на шёпот под конец.

— Спкн нчи, — невнятно ответил Гарри, зевая.

Он задвинул полог и вскарабкался на свою новую кровать. Первым делом он вытащил замучившихся змеек из рюкзака. Они тут же принялись ползать по кровати, непрерывно высовывая языки.

— Где мы? — первым делом спросила Ригель.

— Мы уже в школе. Это моя кровать, — тихо прошипел Гарри.

— Кровать? — недовольно отозвалась Ригель. — А где же с-сад? Не терпитс-ся познакомитьс-ся с мес-стными.

— Только не с-сегодня, — отрезал Гарри. — Я вас-с завтра туда отведу, а пока побудьте здесь. Вот, — Гарри достал из кармана немного припасённой еды и положил её змеям. — Это пока всё, что у меня ес-с… — фраза перешла в сладкий зевок. — Вы не против, если я приля-гу… — Гарри распластался на кровати и, обхватив руками пуховую подушку, начал засыпать. Сквозь сон он расслышал только:

— Да с-спи уже, несчас-стный! Бедняга, с-столько времени провес-сти с-среди людей!..