Случай в Лондоне (джен)

Полицейский участок на Кинг-кросс-роуд живет размеренной тихой жизнью. Консерватизм здесь борется с духом нового времени, напирающим из мерцающих экранов и трещащих факсов. Старые стены с потемневшей кирпичной кладкой обиженно косятся на металл и пластик современной офисной мебели. С плакатов за погруженными в раздумья детективами неотступно следят разыскиваемые преступники. Местный портретист не поленился вложить в свои произведения душу и все лица схожи угрюмым выражением и зловещими взглядами плохо прорисованных глаз.

Эти самые портреты они с леди Хеллсинг разглядывают уже несколько минут, демонстрируя окружающим фирменные куртки курьеров и дурацкие, жмущие голову кепки с кричащим слоганом. Объемные синие сумки через плечо дополняют образ.

— Идемте, ребята, — зовет их старый, похожий на бульдога детектив, и ведет за собой прямо в зал общей работы. — Постойте здесь. Сумки положите, тяжелые же, а Барни не обидится на эксплуатацию его стола. Я сейчас, — бульдог скрывается за полупрозрачными дверями кабинета начальства. Они времени зря не теряют. Украдкой оглядываются по сторонам, прикидывают кто из сотрудников за что отвечает. Благо, их не стесняются, говорят пусть и вполголоса, но открыто, без иносказательности. Уже через минуту удается составить представление о всех обитателях зала общей работы. Извещения о вызове следственной группы на место преступления принимает парень в углу. За соседним столом сидит девушка, специалист по связям с общественностью и по совместительству штатный психолог. Метрах в двух от неё располагаются рабочие места детективов, чей конек — мошенничество во всех его проявлениях. Их коллега, пожилая леди, похожая на королеву, расследует убийства, а в отсутствие оных помогает борцам с авантюристами. Последний в этой компании — помощник бабули и специалист по допросам, здоровенный парень с увесистыми кулаками и цепким взглядом, тяжесть которого они уже успели прочувствовать на себе.

— Где расписаться? — бульдог подкрадывается почти бесшумно и заставляет вздрогнуть.

За роспись он получает объемистый пакет, который и несет начальству так, словно это священная реликвия.

— Как ты узнала? — спрашивает он уже на улице.

— Про давнюю мечту местных служащих закона? — девчонка фыркает. — На объявления посмотри. Они разыскивают герб для своего участка уже несколько лет. Им, видите ли, очень хочется, чтобы здание и гипсовое изваяние были примерно одного возраста. А у меня как раз знакомый старьевщик.

— Итак, разведку мы провели. Что дальше?

— Кулер. Им поставляют воду каждую неделю. Сегодня как раз срок очередной поставки. Честно говоря, я надеялась, что наш визит и визит водоносов не совпадут, но… Одним словом, действовать придется быстро.

— Что ты имеешь в виду?

— Кулер взлетит на воздух, в здании объявят эвакуацию, а, вернувшись, обнаружат пришедшую ориентировку на некую Мэри Колмер. Не думаю, что в сложившихся обстоятельствах они будут перепроверять и вправду ли эта дама разыскивается.

— И что нам с того, что Мэри повяжут?

— Во-первых, у нас появится рычаг давления на неё.

— Это какой же? Подставу быстро заметят.

— Да. Но слух о том, где она побывала, может весьма негативно сказаться на её репутации. Особенно, если она слишком быстро выйдет на свободу.

— Ладно, допустим. Но…

— У нас будет доступ ко всем документам с обыска.

— Связи?

— Да.

— Ну и зачем же тебе с такими связями взрывающийся кулер?

— Моих связей недостаточно, чтобы санкционировать обыск.

— Ясно. Подкупила какого-нибудь секретаря?

— Почти. А теперь слушай внимательно. Как только повалит дым, я вхожу в здание.

— Как? Это же не супермаркет, чтобы вот так просто войти.

— С пожарными я войду. Прикинусь полицейской, спасающей ценные документы.

— Камер не боишься?

— Я же сказала про дым.

— А случайных свидетелей?

— В полиции всегда есть посетители, добровольные и не очень.

— Ну а если пожарные тебя не пустят?

— Полицейская — не гражданская барышня, к ЧП всякого рода подготовлена.

— Хорошо. Что дальше?

— Подложу документы в факс.

— А дата?

— У меня семь копий документа. Какое у нас сегодня число? Двадцать второе?! Отлично. Эти листы уничтожь во время моего отсутствия, а этот я забираю с собой.

— Вижу, ты подготовилась.

— Сомневался?

— Ни в коем случае. Ты же у нас…

Взрыв слышен даже на улице.

Панические чувства овладевают представителями закона точно также, как и гражданскими, разве что криков поменьше, зато нецензурная брань отборная. Как говорится, с кем поведешься, от того и наберешься.

Пожарные приезжают спустя положенные пять минут и не без труда прокладывают себе дорогу через плотные ряды зевак. Любующихся на рвущейся через окна первого этажа черный дым и строящих самые невероятные гипотезы по поводу происходящего внутри набралось с полсотни. Проходит пять минут… десять… двадцать… Среди спасенных и эвакуировавшихся самостоятельно девчонки не видно. Толпа, начинает терять интерес и тает, растворяясь в потоке прохожих, словно лед, попавший в струю воды. Он, наплевав на скрытность, подбирается ближе к участку, вглядывается в окна, прислушивается к разговорам.

— Идем, — его резко дергают за рукав. Он оборачивается быстрее, чем узнает голос. Девчонка стоит перед ним бодрая, решительная, как всегда. Красную полоску вдоль правой скулы не замечает, как и своих дрожащих рук. — Получилось! — говорит и улыбается, беззаботно, без тени иронии, абсолютно не похоже на саму себя.

Теперь уже он берет её под локоть и уводит прочь, как можно дальше от зевак, полицейских и пожарных. В тихом безлюдном переулке он протягивает Хеллсинг платок. Зеркальцем служит дверное стекло ближайшей машины. И еще он молодец, что запасся заранее бутылкой воды и пластырями.

— Спасибо, — уже куда более спокойно говорит девчонка, оглядывая свое перевранное в стекле отражение. — В таком виде я уже могу спокойно идти по улице?

— Вполне. Копоть оттерла, царапину заклеила. С виду вполне себе приличная девушка.

— И в компании вполне приличного, с виду, священника. Никто и внимания не обратит.

— Ну, ты недооцениваешь обывателей. Им интересно все. И сплетни они умудряются слепить из всего, что им на глаза попадется, услышится или унюхается.

— Недостаток событий в собственной жизни вызывает желание приписать их чужой?

— Наверняка.

Разговор пресекается и минут пять они идут в молчании, ловя на себе любопытствующие взгляды, подтверждающие теорию.

— Что ж, ни сегодня, так завтра у нас будут результаты обыска и торговка информацией на крючке, — говорит девчонка, отворачиваясь от нескромно пялящихся на них старух в броне из десятков кофточек, натянутых одна поверх другой.

— Главное, чтобы у нас был список свидетелей и, желательно, свидетелей живых, — замечает он, приветливо улыбаясь почтенным леди.

— Не волнуйся, все они разом вряд ли умрут. У каждого своя выносливость, свой запас жизненных сил и, конечно же, кто-то из них успел пообедать перед смертью хозяев.

— Не терпеться узнать, что такого привлекательного эти «хозяева» нашли в моей фигуре.

— Может, их привлекает твой сан?

— И этих?

— А кого еще?

— Дам всех возрастов.

— О, не знала, что профессия священника настолько привлекательна.

— А порой и притягательна.

— Чем вы и пользуетесь.

— Все во славу божью.

— Не буду уточнять, что именно. Но надеюсь, твой человек разузнает про темные пятна в жизни отца Пия, и ты решишь хотя бы одну из своих проблем. Так что готовься к сегодняшней тренировке с Тадеушем, а мне уже давно пора вернуться домой.

* * *

— Касательно отца Пия, — Хайнкель переходит к делу сразу после короткого «Привет». — Будь осторожен. Много вопросов вызывают смерти двух его недругов. Оба брата -епископы почти одновременно стали жаловаться на странные галлюцинации и провалы в памяти.

— Когда это было?

— Около десяти лет назад.

— Он тогда…

— …работал здесь, в Ватикане.

— А епископы…

— …заболели во время процедуры избрания понтифика.

— Что сказали медики?

— Ничего конкретного. Невозможность поставить диагноз они успешно маскировали за потоком терминов и вполне логичной теорией о редком наследственном заболевании. Последнее походило на правду, весьма удобную для начальства. Версию приняли, постановили ей доверять, но слухи…

— Можно ли установить круг лиц, с которыми в то время общался падре?

— Нет. В то время отец Пий каждый день встречался со множеством людей, так как работал в пресс-центре и был там вторым после отца Гая человеком.

— Можешь еще раз описать симптомы, на которые жаловались умершие?

— Провалы в памяти. Порой они не способны были вспомнить как пришли в то или иное место. Галлюцинации, во время которых они отчетливо ощущали присутствие постороннего рядом с собой, даже пребывая в полном одиночестве.

— Как они умерли?

— Сильное физическое и психическое истощение. Повторяю, держись от отца Пия как можно дальше. А если испытаешь хотя бы один из симптомов… то немедленно возвращайся! Ну или хотя бы сообщи мне или отцу Андерсону.

— Обязательно. Ты, кажется, много знаешь о подобных состояниях?

— Я подготовилась к нашему разговору. Еще Юмико помогла.

— Ладно. Спасибо вам всем. Не переживай так за меня! Если что, я сразу же лечу в Рим.

— Знаю. Ты достаточно здравомыслящий для того, чтобы понять: карьера жизни не стоит. Даже многообещающая.

— Как скажешь. До встречи, Хайнкель.

— До встречи.

* * *

— Значит наш отец и впрямь связан с нечистой силой.

— И от чего такая довольная улыбка? Злорадство не красит вас, леди.

— А, по-моему, — девчонка поднимает фарфоровую чашку и разглядывает свое отражение, — весьма к лицу. Но хватит шуток. По полученной тобой информации выходит, что итальянские и английские энергетические вампиры могут иметь налаженные каналы связи друг с другом. Конечно, доказательств как таковых — нет, но вероятность велика. Как и вероятность существования организации, объединяющей весь мир…

— Очередная теория всемирного заговора.

— О нет. Вампиры, энергетические и те, которые просто кровь пьют, существа куда более мудрые, и весь мир с прилагающейся к нему кучей проблем, им даром не нужен. А вот защита от этого мира и его обитателей…

— Ну, если такая организация и впрямь существует, то с отцом Пием надо дружить. У него, видно, неплохие связи в ней, вот только…

— Что?

— Чем я ему не угодил?

— Может, не конкретно ему, а кому-то из его влиятельных знакомых или друзей? А может, он действует с прицелом на будущее.

— Неужели мое настоящее так настораживает людей?

— А с чего тебя вообще в Лондон направили? Откуда взялась эта внезапная командировка, накануне выпуска? Почему из всех своих однокурсников только ты еще не посвящен в сан?

— Не знаю, что и думать.

— Просто перебери свое прошлое под увеличительным стеклом.

— Немало придется перебрать.

— Тебе виднее. Более ничего кроме слежки за отцом я посоветовать не могу. И помочь тоже.

— Можешь. Расскажи, есть ли новости об обыске у Мэри. Если мы получим от неё список свидетелей, то возможно решим и загадку с Пием.

— Она сейчас едет в тюрьму. Через час мы нанесем ей визит.

* * *

Небольшая светлая комната. Посередине стол и четыре легких алюминиевых стула с разноцветными сиденьями. Тюрьма представлялась ему местом куда более мрачным. Он оглядывается в поисках легендарного стекла, надежно скрывающего наблюдателей.

— Здесь камеры, — перехватывает его взгляд девчонка. — Разумеется кассеты мы унесем с собой.

— Очередной знакомый секретарь?

— Да. Очередной.

— Хорошие у тебя связи.

— У тебя тоже будут. Ты — парень не промах.

— Спасибо. Надеюсь, не разочарую.

— Я тоже на это надеюсь. Разговор предстоит непростой.

Дверь с зарешеченным окошком вздрагивает, скрежещет замок.

— У вас полчаса, — ворчливо сообщает грузная женщина в униформе, затолкнув в комнату Мэри.

— Вот значит в чем дело, — говорит та, когда шаги надзирательницы стихают где-то в недрах старого здания. — Думаете, я после этого стану с вами сотрудничать?

— Полагаю, что да, — девчонка приглашающим жестом указывает на стул напротив. — Полагаю, ваш бизнес — единственный источник ваших доходов и переквалифицироваться вы в ближайшее время не планируете.

— В целом правильно полагаете, — Мэри присаживается на стул, откидывается на спинку, закидывает ногу на ногу. — Но чем, скажите на милость, ваша парочка может помешать моему бизнесу.

— В вашем бизнесе репутация играет, порой, главенствующую роль.

— Я выйду отсюда максимум завтра утром. Вы же не полагаете, что у меня совсем нет связей?

— Выйти-то вы выйдете, но вот станут ли с вами иметь дело после того, как узнают, за что вы побывали здесь сегодня.

— Блефуете.

Девчонка бросает на стол папку. Мэри небрежно подцепляет её за край и тянет желтоватую картонку к себе. Просматривает первые несколько страниц. Хмыкает и отбрасывает, словно вычитала в них нечто совсем уж крамольное.

— Значит до шантажа опустились, а с виду такие симпатичные дети. Но раз уж вы решились играть в эти игры, то должны были подготовить не только кнут, но и пряник, так обычно ведутся дела в нашем мире.

— А я-то думала, грубая сила решает у вас все.

— Ну, что вы. Не отморозки же мы в самом деле.

— В таком случае перейдем к делу. Нам нужны имена сообщников…

— Не так быстро. Что мне за это будет?

— Кроме незапятнанной репутации?

— Именно. Я ведь смогу вам и в будущем пригодиться. Давайте разойдемся мирно. Я называю вам половину имен, а вторую — при получении вырванных из моего блокнота страниц. Я даже даю вам фору в семь дней, о которой вы так просили. И, заметьте, не требую моральной компенсации за ношение этой идиотской тюремной одежды.

— Ваша щедрость поражает воображения. Под её впечатлением мы согласны приложить все усилия для возвращения вашего имущества. Имена?

— Той Лэннет и Анна Лихте.

— Вы будете дома уже через час. Но лучше бы вам не покидать Лондон в ближайшее время.

Мэри улыбается нарочито добродушно. Волчий взгляд превращает улыбку в оскал.