Случай в Лондоне (джен)

Ночь проходит спокойно, несмотря на все его опасения. Никто не покушается ни на его жизнь, ни на имущество. Горничная, приходит в шесть. Заходит без стука, на его замечание только передергивает плечами и огорошивает сообщением, что по приказу леди Хеллсинг проверяла наличие постояльца в номере каждые два часа. Впервые в жизни он узнает каково это: испытывать облегчение и злость одновременно.

В половину седьмого, как и было договорено, он уже прогуливается рядом с отелем. Утро выдается на редкость скверным: туман, какая-то морось, грозящая вот-вот перерасти в полноценный дождь, да еще и ветер.

— Побежали, — Хеллсинг подкрадывается сзади тихо, словно наемный убийца. Впечатление усиливает знакомая просторная куртка с надвинутым на лицо капюшоном.

— В какую сторону бежать? — спрашивает он, потирая замерзшие руки.

— Налево до перекрестка, а там — направо, — поясняет леди, указывая на затянутый туманом горизонт.

Движение в ускоренном темпе по утонувшим в молочном киселе улицам к удовольствиям здорового образа жизни отнести сложно. То и дело из молочной завесы возникают силуэты первых прохожих, невыспавшихся, раздраженных, нерасторопных. Заденешь — поднимается волна недовольства быстро превращающаяся в настоящее цунами. Переходить проезжую часть дороги оказывается еще веселее. В Риме, конечно, с пресловутыми ПДД дела обстоят еще печальнее. Они вроде бы и есть, закрепленные на бумаге, растиражированные в виде разномастных брошюр, изучаемые в автошколах, но вот интерпретирует их каждый по-своему. Лондон в этом плане куда более дисциплинированный город, но этим утром и он становится опасным для зазевавшегося пешехода. Нахальный черный миникупер с шашечками проносится в жалком десятке сантиметров перед ним. Крохотная ручка леди Хеллсинг сжимает его локоть с силой железных тисков, удерживая от могущего стать роковым шага.

— Не зевай, — слышится её шепот, более похожий на шипение.

Он благодарит за спасение и тут же жалуется на погодные условия. Двигаясь по Кромер-стрит, они активно дискутируют на предмет капризов природы в разных частях земного шара. Убедить леди Хеллсинг в том, что Лондон — отнюдь не рай на земле, — вошло в весьма короткий список дел, что ему не под силу и дало такие же результаты, как попытки проповедовать католическое учение среди сектантов. В пылу прений он и не замечает, что уже минут десять они стоят на развилке двух улиц, став мишенью для злых взглядов прохожих, обходящих не в меру болтливую парочку.

— Куда нам теперь? — спрашивает, почти сдавшись в бесконечном споре с патриотическими чувствами леди.

— Направо. Оглянись. Это твоя улица?

— По-моему, она.

Даже в столь непрезентабельных условиях, как туман и накрапывающий дождь, улочка выглядит нарядной, как на открытках, что шлют родным из путешествий. Красная кирпичная кладка, красные колья оград, красные цветы в вазонах...

— Дома, во всяком случае, похожи, — добавляет он после небольшой паузы.

— Раз не уверен, тогда пройдемся.

— Эта, — говорит уже уверенно, когда спустя несколько минут из тумана медленно выступают очертания невысокой кирпичной стены.

— Значит той ночью ты очнулся на Танкертон-стрит, — довольно констатирует девчонка и, порывшись в карманах куртки, выуживает сложенную в гармошку карту. — Вот наша улица, видишь?

— Вижу надпись, но, если верить карте, Танкертон-стрит не имеет тупика.

— А кто тебе сказал, что стена — это обязательно тупик? Пошли, подойдем ближе. Теперь видишь? Здесь небольшая дорожка, соединяющая сразу три улицы.

— Вижу. Но, признайся, ночью, в темноте, да еще и в полуобморочном состоянии этой узенькой тропинки можно и не заметить.

— Не такая уж она и узенькая. Впрочем, я тебя не виню. Итак, на нашу карту можно со спокойной совестью поместить еще одну точку. И снова в относительной близости от вокзала.

— И от улицы Кинг-кросс.

— Да, и от улицы Кинг-кросс тоже.

— Ну наконец-то ты хоть в чем-то со мной согласна.

— Тише! — девчонка вскидывает руку, замирая на месте. Всматривается в завесу тумана, хмурится и одними губами командует: — За мной!

Поворот налево, два метра, преодоленные бегом вдоль стены, — и они на Мидхоп-стрит, похожей на свою соседку, как сестра-близнец. Её плиточные мостовые покидают почти сразу, перебегая на Уидборн-стрит: удивительное место, где мрачную многовековую кирпичную кладку жильцы всеми силами пытаются скрыть зеленой завесой растущих прямо на крышах вьющихся растений и обилием цветочных горшков вдоль стен. Еще один поворот в импровизированной оранжерее — и Аргайл-стрит, встречает до боли знакомым сквером и строгими черно-белыми однотипными фасадами прижавшихся друг к дружке домов. Сквер они обходят по кругу в полном молчании. Попытки украдкой разглядеть что-либо в тумане проваливаются одна за одной, зато воображение разгуливается ни на шутку рисуя живописные картины нападения таинственных злоумышленников, с оглушительными хлопками перестрелки или гробовым молчанием быстрых ножевых атак. Впрочем, настороженные взгляды леди Хеллсинг и необычный выбор маршрута можно истолковать и как простую слежку.

— За нами следят, — подтверждает девчонка догадку. — По этой улице до пересечения с Грейс-Инн-роуд мы идем вместе. Дальше ты сворачиваешь на Суинтон-стрит, доходишь до Кинг-кросс, следуешь по ней до Уиклоу-стрит, которую проходишь из конца в конец. Встретимся на углу Британии-стрит, где ты остановишься и будешь ждать моего знака. Все ясно?

Он кивает. Досадует на себя, что никакой слежки так и не заметил. По-детски надеется, что девчонка ошиблась и никого их утренняя прогулка не заинтересовала. Послушно плетется, точнее имитирует пробежку по Суинтон-стрит, вливается в толпу на Кингс-кросс и испытывает легкий приступ клаустрофобии на Уилкоу-стрит, в окружении уходящих ввысь старых выщербленных стен, замирает на углу с Британи-стрит, под окнами старинного дома, примечательного своими треугольными козырьками и треугольными же лепными барельефами. Туман окутывает эти архитектурные изыски, словно указывает на скрытый ото всех символ, облекая простое здание в ореол тайны и мистики.

— Похоже оторвались, — сообщает Хеллсинг, опять неслышно подкрадываясь почти вызывая у него сердечный приступ. — Сейчас иди в гостиницу, — приказывает она. — Встретимся в библиотеке.

* * *

Паранойя, оказывается, может развиться стремительно. В библиотеке почти в каждом посетителе он видит шпиона. И чем ближе находится человек, тем больше косых взглядов в свою сторону получает. Из-за подобных приступов мнительности реферат пишется крайне медленно, по нескольку абзацев в час, а охрана, в свою очередь, начинает присматриваться к чересчур беспокойному посетителю. Не сразу, но ему удается взять себя в руки. Выручает и природная хитрость. Заметив, как одна из девушек заглядывает ему через плечо, он улыбается ей. Завязывается беседа, в ходе которой удается обзавестись очаровательной соседкой и одновременно защитой от нападения. В самом деле, не будут же так называемые «вампиры» нападать на него при свидетеле. По крайней мере, раньше такого не было, если не учитывать случай с водителем, более похожий на ошибку злоумышленников.

Время до закрытия библиотеки, проведенное в весьма симпатичной компании и относительной безопасности, пролетает незаметно. Но уже у выхода былые страхи возвращаются вновь. Распрощавшись с новой знакомой и мужественно отказавшись от соблазнительного предложения «подбросить до гостиницы», он идет по засыпающему городу, вслушиваясь в себя, бросая вокруг косые взгляды, разглядывая каждое отражение в витрине, выискивая возможного шпиона и смиряясь с ролью наживки. В людском потоке глаз выделяет троих, подходящих на роль как охотника, так и соглядатая: парня-рэпера, упрямо выдерживающего дистанцию в пять метров, старуху с костылем, умудряющуюся не отставать с какой бы скоростью он ни шел, и мужчину в темном плаще, то исчезающего, то вновь появляющегося в поле зрения. Жаль девчонка не описала того, кто следил за ними утром. Он тоже хорош. Запаниковал и не расспросил, повинуясь чужим приказам, как скот на бойне. Глупо и непростительно для прошедшего суровую школу жизни в подворотнях вечного города. Вот что с ним сделала семинария и здешние курсы «черт знает чего». Впервые в жизни сначала прохлопал хвост, а теперь вот не может установить действительно ли за ним следят, и если следят, то кто именно? Остается надеяться, как бы это ни было печально, на девчонку, обещавшую не сводить глаз со своей пешки.

Кингс-кросс минует без каких-либо происшествий. Грейс-инн-роуд уводит его от шумной многолюдной привокзальной площади. На её мостовых людей уже заметно меньше, как и транспорта, включая вездесущие такси и красные громадины автобусов. Он якобы случайно роняет кошелек. Наклоняется и краем глаза замечает, что странная троица по-прежнему рядом: старуха на противоположной стороне улицы, черный плащ шагах в двадцати, ну а рэпер каким-то образом умудрился обогнать всех и теперь старательно разглядывает витрины впереди, метрах в десяти. Поколебавшись несколько мгновений, он сворачивает в улочку слева от него, узкую, почти щель между домами, где с трудом разойдутся двое. Шагает быстро, не без опасений навсегда остаться на здешней каменной мостовой, почти не освещенной и вполне возможно оканчивающейся тупиком. Просто идеальное место для совершения преступления и выявления хвоста. Повезло. Поворот на уже знакомую Уиклоу-стрит он минует затылком чувствуя направленные на него пристальные взгляды. Импровизированная автомобильная стоянка, где находятся одни только мотороллеры, словно создана, чтобы спрятаться в тени и наблюдать, как один за другим по улице прогуливаются старуха, плащ и рэпер. Рэпер покидает улицу первым. Его товарищи еще некоторое время топчут здешний асфальт в нерешительности. Разочарованный «хвост» убирается восвояси только через десять минут, еще через десять решается наконец покинуть свое убежище и он. Бросив критический взгляд на приютившую его крошечную площадку, убеждается в своей теории, что преследователи определенно не ставили перед собой цель захватить гостя из Ватикана, иначе обшарили бы здесь каждый угол. Нет, за ним просто наблюдали, вероятно пытаясь разгадать тайну феноменальной везучести и умения высвобождаться из всех ловушек.

До Британи-стрит он доходит, почти не испытывая волнения, уверенный в безопасности собственной жизни. Поворачивая на Грейс-инн, внимательно оглядывается по сторонам. Рэпер. Один-единственный из троицы шпионов. Занял позицию напротив отеля. Очевидно ждет, когда неугомонный объект слежки соблаговолит наконец вернутся в свой номер. Интересно, что предпримет парень, убедившись, что вышеназванный объект в отеле? Вариантов множество: от убить и похитить до просто доложить вышестоящим. Последнее наиболее вероятно. Убивать у этих господ принято на расстоянии и руками самой жертвы. Почти идеальное преступление-мечта здешних писателей детективного жанра.

* * *

Леди Хеллсинг сидит за его письменным столом, просматривает книги, взятые им из библиотек.

— Хвост видел? — спрашивает, откладывая в сторону «Славянские предания».

— Да, моя леди. Немаленький — целых трое шпионов. Чувствую себя польщенным.

— Могу польстить еще больше: убивать тебя тоже будут не в одиночку. Что ж такого в тебе примечательного, как думаешь?

— Мое обаяние и харизма?

— Они тебя убить хотят, а не в партию принять.

— У крупных охотников — не менее крупная добыча.

— Не льсти себе. И, кстати, странный у тебя, как для священника, круг интересов.

— Может я готовлюсь в инквизиторы?

Девчонка резко оборачивается, пронзает взглядом, очевидно призванным напугать собеседника. Н-да, с юмором у нас беда.

— Задание такое дал мне куратор, — спешит он объяснить. — Про вампиров, оборотней и прочую потустороннюю живность написать реферат.

— А почему не про жития святых?

— Черт его знает. Может хотел таким образом на место поставить. Мол, ни к чему серьезному тебя приставить нельзя, а раз ты все равно изучаешь мифологию, то вот тебе и задание в тему.

— А зачем тебя вообще послали на курс «Мифологии и религиоведения» в Лондон?

— Без понятия.

— И не разу не пытался выяснить?

— Пытался, но у нас если говорить не хотят, то хоть пытай, ничего не выудишь.

— И догадок никаких нет?

— Честно говоря мне сейчас не до этого. Лучше скажи, почему ты так уверена, что убивать меня будут не в одиночку.

— Наличие трех посланных за тобою шпионов явственно говорит о том, что тебя расценивают как противника серьезного, а на таких охотятся уже всем коллективом. И хотелось бы понять, почему именно семинарист-иностранец вызвал у них такой интерес.

— Ну, тут не обязательно дело в моей биографии. Просто я внезапно оказался им не по зубам. Теперь для них дело чести — попробовать на вкус моей энергии или что им там надо. Чем дольше и изнурительней охота — тем желаннее добыча, разве не так?

— Почему они вообще обратили на тебя внимание?

— А по каким критериям они отбирали своих предыдущих жертв?

— Я не знаю.

— Давай начнем с них.

— Думаешь это не было первым шагом в моем расследовании? Так вот — у жертв нет ничего общего, понимаешь н-и-ч-е-г-о.

— Место жительства — раз.

— И на этом все. Интересы, пол, возраст, карьера, семейное положение, внешность, и даже раса — ничто не схоже.

— Может они охотятся на первого встречного, как воришки в темном переулке. Главное, чтобы жертва сопротивление оказать не смогла.

— Может быть ты и прав. Но все же…

— Я оказался жертвой, которая оказала сопротивление и теперь им интересно. А, может, они тебя заметили?

— Может, хотя это вряд ли.

Он хмыкает, девчонка отворачивается.

— В любом случае, — говорит она, — все может проясниться, когда мы их возьмем. Готовься.

— Всегда готов, — шутит ей в ответ и чуть погодя спрашивает: — Среди этих троих был тот, кто следил за нами утром?

— Да. Парень в кепке.

— Мне почему-то кажется, что он действует самостоятельно. Утром этот тип вел нас в одиночку, во время слежки держался в стороне от «коллег», да еще у отеля поджидал меня тоже в полнейшем одиночестве.

— Уверен?

— Не на сто процентов.

— Значит задача усложняется. И в таком случае ты уже точно не случайная жертва.

— Выходит, что так. Что же мы предпримем?

— Я завтра «предприму» поход на Сейнт-Чадс-стрит, а ты тем временем в библиотеке познакомишься с очередной красоткой. Только будь осторожен с теми, кто сам пойдет на контакт.

— Боишься подосланного шпиона?

— Согласись, вполне логичное предположение.

— Вполне. Значит завтра я снова целый день в царстве книг.

— И носа на улицу не выказывай, даже в обед. Будь все время на людях. Я намереваюсь отсутствовать с часу дня до двух, но могу и задержаться.

— Когда мне выходить из библиотеки?

— За полчаса до закрытия.

— А если ты не вернешься?

— За тобой будут присматривать в любом случае.

— Надеюсь, бегать ты меня уже не заставишь?

— Напротив, завтра в шесть тридцать я тебя жду.