Случай в Лондоне (джен)

— Подъем!

Одно слово, отрывистое, ударившее по ушам резкостью тона, — и перед глазами уже возникают выкрашенные в белое стены с деревянными распятиями, ряд металлических кроватей и отец Андерсен у дверей спальни, погруженной в полумрак уходящей ночи.

— Ну, наконец-то!

Не без труда удается сбросить сонную одурь и, прищурившись от ударившего в глаза света, идентифицировать говорящего, как леди Хеллсинг. За её спиной маячит горничная со стопкой белоснежных полотенец в руках.

— С добрым утром, дамы! Воистину это великодушное время суток даровало мне не только удовольствие раннего подъема, но еще и счастье видеть вас в половину шестого.

— Благодари за это не утро, а наших противников, — девчонка достает из кармана сигареты и зажигалку. Собирающейся протестовать горничной бросает короткое: «Можете идти».

— У меня будет двадцать минут на приведение себя в порядок? — спрашивает он, выразительно глядя на дверь.

— Десять, — отрезает леди и прибавляет: — Если не хотите остаться без завтрака. Надо кое-что обсудить.

Когда все утренние ритуалы пусть и в спешке, но проведены, он садится за стол напротив девчонки. К этому времени в пепельнице уже покоятся несколько окурков, а приоткрытое окно не справляется с задымлением комнаты.

— Как там Сейнт-Чадс-стрит?

— Ничем не примечательная улица.

— Выходит, мои сомнения на её счет были верными?

— Не совсем. В отелях и съемных квартирах никто подозрительный не появлялся уже год. Но я искала не только там.

— Точно? Хочешь сказать, что за пару часов смогла собрать информацию на более чем сотню людей, работающих и живущих на этой улице?

— У меня свои источники и возможности.

— Как таинственно. Но все же, не для того, чтобы похвастаться ты разбудила меня в полшестого утра.

— На семь у нас назначена встреча.

— Встреча? И с кем же? Может, хватит загадок. Я понимаю, леди, это ваш звездный час, но мне хотелось бы успеть поесть перед таинственной встречей.

— Могли бы и подыграть моему «звездному часу». Все-таки шансы на то, чтобы найти живого свидетеля преступлений энергетических вампиров малы.

— Что за свидетель?

— Парень, чью знакомую утащили в свое логово эти твари. Он согласился показать нам дом, где они квартируют.

— Действительно удача. Что мы предпримем? И насколько можно верить нашему свидетелю?

— Он журналист популярного «желтого» издания — исчерпывающая, по-моему, характеристика. И, более того, потребовал, чтобы мы взяли его с собой. Собирается сделать репортаж.

— Та-ак. Это мне не нравится.

— Не волнуйся, мешать он нам не будет, а его писанина никуда не пойдет.

— И давно его знакомую похитили?

— Около месяца назад.

— Почему он не обратился к властям?

— Боялся, что не поверят. Собственно, так и произошло.

— И он решил взяться за это дело сам? Что этот мастер пера уже нарыл?

— Много чего. Сдается мне, он не столько подружку свою разыскивал, сколько готовил статью всей жизни.

— Ну, ты ему кайф обломаешь.

— Разумеется, — плотоядно ухмыляется Хеллсинг.

— И что мы будем делать, когда журналист укажет на дом?

— По ситуации.

— Так себе план.

— Считай — это разведка боем.

— Может, лучше просто разведка?

— Может и «просто».

— Ну, раз на эту тему ты говорить не хочешь и уже успела сегодня похвастаться и связями, и умением проводить расследование, то позволь похвалиться и мне.

На пересказ событий вчерашнего дня уходит около десяти минут.

— Значит в десять ты встретишься со своими информаторами? — заключает Хеллсинг, раскуривая очередную сигарету.

— Да. Надеюсь, они к тому времени нароют хоть что-нибудь.

Девчонка передергивает плечами.

— Посмотрим. Если нароют, расходы можем поделить пополам.

«Это было бы весьма кстати», — думает он, вспоминая о полегчавшем кошельке.

* * *

— Значит так, — свидетель поправляет сползающие на нос очки, одергивает одежду. Смотрит одновременно нахально и запуганно. — Я иду с вами и прямо сейчас.

— Не волнуйтесь, мистер Мэй, — улыбается ему Хеллсинг. — Без репортажа вы не останетесь. Учитесь доверять людям. Ваше упрямое нежелание называть адрес дома, где находятся преступники, правоохранители могли бы рассматривать как соучастие.

— Но вы-то не правоохранители.

— Верно. Мы — экзорцисты.

Он еле сдерживается от того, чтобы хмыкнуть, девчонка тоже прячет усмешку.

— И нам не помешало бы заранее ознакомиться с зоной проведения боевых действий, — добавляет она.

— Вы же опишите мне все, что будете делать? — у журналиста горят глаза.

— Возможно. Если все пройдет гладко — и нам не придется зализывать раны, а вы будете в состоянии держать карандаш и блокнот.

После этих слов Мэй на мгновение утихает. Увы, всего лишь на мгновение:

— Так, когда выдвигаемся? И можно я пойду в середине, чтобы быть, так сказать, в гуще событий? А фотографировать там получится? А то я слышал, что колдовство воздействует на магнитное поле и приводит к поломкам аппаратуры? И если фотик не будет работать, то, как вы думаете, стоит ли мне взять с собой карандаши?

— И мольберт, — не удерживается он. Мэй поджимает губы.

— Расскажите еще раз об обстоятельствах исчезновения вашей знакомой, — почти приказывает девчонка, раскуривая сигарету.

— Зачем? — возмущенно спрашивает журналист. — Для него, — тычет пальцем в его сторону.

— Для расследования, — отрезает Хеллсинг и выразительно смотрит прямо в глаза Мэю.

— Ладно, как скажете, — театрально вскидывает руки тот. — Лола месяц назад перед давно запланированной встречей позвонила мне и сказала, что все отменяется, что ей дико жаль, что мы обязательно встретимся, но чуть позже, что у неё сегодня ну просто суперважные дела и так далее. Ну, вы, думаю, в курсе, что они всегда говорят в таких случаях.

— Нет, — отрезает Хеллсинг. — И что же она вам сказала? Желательно повторить слово в слово.

— Господи, да разве же это важно?! Наврала про то, какие у неё важные дела, что по работе ей надо в Сити и так далее.

— Но вы разгадали ложь и… Что вы предприняли? — спрашивает он журналиста.

— Я решил проследить за ней.

— Вот так просто решили проследить за обычной знакомой, — уточняет Хеллсинг.

— Ладно, вы же и сами понимаете, что «необычной» знакомой. У нас наклевывался роман. Я думал замутить с Лолой до Нового года.

— Даже срок определили? — удивляется он.

— Слушайте, мы же не мою личную жизнь здесь собрались обсуждать.

— Верно, — соглашается Хеллсинг. — Давайте перейдем к результатам вашей слежки.

— Так вот. Я шел за Лолой от самого её дома. Разумеется, она направлялась не в Сити. Я еще подумал, что мне просто фантастически не везет — что ни девчонка, то ветреная, мягко говоря. Шел за ней около получаса, пока она не остановилась у какого-то дома. Позвонила, потопталась с минуту на пороге. Странно выглядела. Бледная вся, взгляд отсутствующий, держалась неестественно прямо.

— А когда говорила по телефону, голос у неё какой был? — спрашивает он.

— Какой-какой, — раздраженно пожимает плечами журналист. — Лола всегда говорила до жути растягивая слова. Да еще и с придыханием. Считала это признаком светскости. Я по её голосу никогда не мог определить, что она чувствует или думает. Бесил он меня ужасно, этот её голос.

— Но вы сказали, что говорила Лола стандартными фразами, — замечает девчонка.

— Да. Но сейчас все так говорят. Словно под копирку. Как иностранные туристы, ей-богу. Как они писали эссе в школах, не представляю.

— А во время слежки, как ваша девушка себя вела?

— Просто шла. Быстро. Никуда не сворачивая. Такая же, как всегда.

— То есть, она всегда спешит и никуда по дороге не заходит?

— Да нет, не всегда. Если не спешит, то обычно её всегда заносит в какой-нибудь магазин или кафешку.

— Ясно. Что вы делали после того, как Лола вошла в дом?

— Вошел в соседний, благо оттуда как раз выходила древняя старуха. Я ей дверь придержал — и проскользнул внутрь за её спиной.

— Что вам там понадобилось?

— Окна. В подъезде там были огромные окна. Чрез них я видел, как Лола поднимается по ступенькам подъезда, как останавливается у дверей, как ей открывают, как она заходит в квартиру, останавливается посреди гостиной и замирает. Стоит, как вкопанная, хотя вокруг множество кресел, стульев, диван, наконец. И, главное, никого рядом нет, ждать разрешения не от кого. Однако она все равно минут пять из себя статую изображала. А потом началось самое интересное. В комнату вошли четверо, разошлись по углам и уставились на Лолу. Ничего не делали, только пялились. И Лола ничего не делала. Просто стояла: руки по швам, тело неподвижно. Продолжалось все это минут десять. Я уже не знал, что и делать. И, главное, глазам своим не вверил, ибо в происходящем не было никакой логики. Пока Лола не свалилась. Стояла — и тут бам! — упала на пол, словно ей по ногам наподдали. А эти четверо как кинутся к ней. Склонились так, что её и видно не стало. А через минуту подняли тело и унесли в другую комнату. Что там с ней делали — сказать не могу. Шторы на окнах опущены были.

— И вы в ту квартиру проникнуть не пытались?

— Парень, я что, по-твоему, на самоубийцу похож или на супермена?

— И даже не следили?

— Следил. Что я, не журналист, что ли? Но вот многого узнать о похитителях не вышло. Сняли квартиру месяца четыре назад, бывают дома в разное время и никогда не оставляют свое жилище пустым.

— Что ж так слабо? — спрашивает уже девчонка.

— Я не сыщик, — отрезает Мэй.

— Ну хоть план квартиры у тебя есть?

— Нет.

— А насколько сильны наши противники сказать можешь?

— Нет.

— Плохо, — резюмирует Хеллсинг. — Но ничего не поделаешь. Выдвигаемся.

* * *

Всю дорогу по Грейс-Инн и Юстон-роуд Мэй болтает обо всем, что видит. Обсуждению подлежат урны, уличные коты, неторопливые пешеходы и пешеходы бегущие, цвет асфальта и автобусов, работа светофоров, полет голубей и даже размещение канализационных люков. Мэй видит темы для репортажа повсюду. И назойлив до стойкого желания придушить. Но по мере приближения к вокзалу поток слов иссякает. Когда они сворачивают на примыкающую к Лондонской библиотеке, заставленную автомобилями Оссулстон-стрит журналист наконец-то замолкает и начинает беспокойно озираться по сторонам под пристальным взглядом Хеллсинг. С каждым шагом нервозность Мэя увеличивается пока он и вовсе не останавливается на перекрестке с Финикс-роуд.

— Уже почти на месте, — шепчет, промакивая пот со лба.

— Идем, — ободряюще кивает девчонка. — Вы же не раз уже здесь бывали и притом в одиночку.

— Да. Но сейчас как-то не по себе стало. И людей, как назло, на улице мало.

— Мистер Мэй, вы ничего не хотите нам рассказать?

— Нет, я ничего не утаил поверьте. Просто… Голова кружится.

Девчонка берет Мэя за руку, сжимает запястье, подсчитывает удары сердца, заглядывая журналисту в глаза.

— Надо торопиться, — объявляет она еще больше побледневшему Мэю. — Видно, наши похитители не желают принимать сегодня гостей. Называйте адрес.

— Но вы же обещали…

— Мэй, адрес, если хотите жить.

— Феникс роуд 4/3, второй этаж, дверь справа.

— Теперь идите к вокзалу, старайтесь все время быть на людях, если поблизости живет или работает кто-то из ваших знакомых, идите к нему или к ней. Встретимся у вас в девять вечера.

* * *

Дом, в который они заходят, резко контрастирует своей ветхостью и темным фасадом со своими куда более молодыми, щеголяющими белыми красками соседями. Ему идет тишина. Царящая повсеместно, солидная, успокаивающая, не любящая торопливости тишина среди столпов света, где клубится пыль, и ступеней, укрытых черным кружевом теней от пронзенных солнцем крон каштанов. Лестничные площадки в этом доме превращены в настоящие оранжереи, радующие глаз буйством красок на нежных лепестках. Это место словно создано для жизни: неспешной, тихой, полной нехитрых радостей, запечатленной на открытках-ровесницах этого дома, с пухлыми купидонами, розовощекими детишками и стыдливыми викторианскими красавицами. И воображение напрочь отказывается связать этот дом с преступлениями и смертью. И с ножом в его кармане. И с подозрительным тубусом за плечами девчонки.

Хеллсинг останавливается на первом лестничном пролете. Говорит не оборачиваясь:

— Можешь дальше не идти.

— Пойдешь туда сама, леди?

— Да.

— Но может быть стоит разведать, есть ли кто дома.

— Смысла нет. В таких квартирах всегда находятся минимум двое. Остальные, как правило, где-то неподалеку.

— Как я люблю планы, составленные на лету.

— Значит ты не мастер импровизации.

— Зато ты мастер удивлять. Я пойду с тобой, не хочу пропустить интересное зрелище.

— Как хочешь. Но, предупреждаю, нянчиться и защищать не буду.

— Кто кого будет защищать покажет будущее и притом, как я подозреваю, самое ближайшее.

— Пошли, — также не оборачиваясь говорит Хеллсинг.

* * *

Когда стоит перед дверью, ровесницей дома, и следит за тем как споро и почти бесшумно работает отмычками девчонка, волнения не чувствует. Только щеки горят, и руки сжимаются в кулаки. Он собран, напряжен и сам себе напоминает пружину, готовую вот-вот распрямиться. Странно, но это приятное ощущение — предвкушение стычки, боя; ощущение своей силы, ощущение своей молодости. И, может быть, ему все же следовало пойти в Эскариот...

Дверь открывается с легким скрипом. Отмычки в руках девчонки сменяет сабля. Что ж, насчет содержимого тубуса он и так догадывался. Нож тоже покидает карман и привычно ложится в руку. Некогда они были неразлучны и даже отец Андерсон не смог разорвать эту порочную связь с прошлым.

Темный коридор пуст. Они идут вдоль стен, ни единым шорохом не нарушая тишины вокруг. Зеркало в человеческий рост отражает комнату за приоткрытой дверью. На диване сидят трое. Вперенные в одну точку взгляды, отстраненные выражения лиц, безвольно опущенные руки.

— Заходим, — командует девчонка. Они врываются в залитую солнцем комнату, словно участвуют в съемках какого-то боевика. Почти одновременно перепрыгивают через низкий чайный столик, рассекая лезвиями воздух, одновременно приставляют отточенную сталь к горлу сидящих. Никто не дернулся, не вскрикнул, ни один испуганный взгляд не коснулся лица. Трупы… это всего лишь трупы. Один из них похож на типа из парка, взявшегося за его поручение. Надо сообщить об этом Хеллсинг, но девчонка уже отвернулась к двери во вторую комнату, готовится к нападению. Понять, что происходит в следующую секунду, он не успевает. Только шипит от боли, согнувшись пополам, сдавливая голову руками, почти теряя сознание. Как оказывается на полу — не помнит, собственное тело не чувствует — плывет в каком-то красном мареве, выпав из реальности. А затем удар сверху, после которого боль и туман перед глазами исчезают в мгновение, а сам он медленно, сжав зубы, умудряется подняться на колени.

Горячие красные капли падают на щеку. Девчонка стоит над ним. По лезвию шпаги красными бусинами скатывается кровь. Грузное тело мертвого противника леди придавило ему ноги. Другой нападающий уже успел занять глухую оборону в углу комнаты с ножом в руке. Хорошо хоть у него нет пистолета, иначе пришлось бы нелегко. Но где же еще двое?

Он поднимается на ноги и становится рядом с Хеллсинг. Противник в углу нападать не спешит. Только и делает, что переводит взгляд с лица девчонки на него.

Как теряет связь с реальностью — не замечает. Когда приходит в себя, то видит девчонку, отбивающуюся сразу от двоих: высокого широкоплечего детины с лицом римского императора и низкого чернявого паренька. Тип в углу в бой не стремится, отирает со лба пот. Устроил передышку, родной? Не вовремя. Чернявый неосторожно подставляет спину, полагаясь на гипнотизера. Один выверенный удар — и нож заходит в грудную клетку как по маслу. Девчонка не упускает шанса — её противник замирает на месте, судорожно сжимая располосованное горло. Сквозь сжатые пальцы неумолимым потоком течет кровь.

Тип в углу напрягается, словно готовится к прыжку… Следующее, что он осознает — его нож находится в опасной близости от горла девчонки и та смотрит на него до странности спокойно. Синяя жилка на шее притягивает взгляд. Кожа тонкая, нежная белеет под лезвием …

Он на полу. Нокаутирован старым проверенным способом — ударом в висок. И похоже должен быть благодарен, что не убит. Рядом с ним три трупа. Слава Богу девчонки среди испустивших дух — нет. Пошатываясь, он обходит комнаты, сжимая нож. Никого живого. Перед тем, как отправиться на поиски Хеллсинг, устраивает небольшой обыск. Находит сейф за одной из картин. Что ж, пусть леди, если жива, сама с этим разбирается. Из квартиры выходит осторожно, дергает дверь, проверяя исправен ли после всех выпавших ему на долю манипуляций замок. Узорчатые плиты подъезда рассматривает чуть не под лупой. Несколько капель крови на ступеньках и одна у черного хода. Во дворе пусто. Он спешит к узкой щели, ведущей на улицу. Протиснувшись между кирпичными стенами жмущихся друг к дружке домов, оказывается в водовороте людского потока. Поиски закончились, не успев толком начаться. Теперь ему только и остается, что идти домой к журналисту.

Когда сворачивает на Оссулстон-стрит замечает толпу в самом её конце. Невольно ускоряет шаг, подгоняемый собственным воображением. Когда его грубо хватают за руку рефлекторно выхватывает нож.

— Хорошая реакция, — шепчет девчонка, заталкивая его в ближайший подъезд. — Только не к месту.

— Не нужно хватать меня, особенно, когда я ожидаю нападения.

— Ты про сбежавшего? Да, будут у нас теперь с ним хлопоты.

— Это он там лежит.

— Если бы он там лежал, проблем бы не было.

— Разве что с полицией. Так кому же не повезло? Неужели…

— Да. Мэю.

— Ясно. Что будем делать? В квартире остался сейф, а еще труп одного из ребят, которых я нанял проследить за своей готессой. Сейф, говоришь? Заглянем туда попозже. Сейчас надо провести обыск у нашего журналиста, пока родня не набежала.

* * *

Мэй был человеком о порядочности знавшем лишь понаслышке. Такого количества компромата у частного лица он никогда не видел. До журнальных страниц доходил только тот материал, который не удосуживались выкупить его главные герои. Количеству фотографий непристойного характера мог позавидовать любой порно журнал. И вся это «богатство» было любовно разложено по папкам, снабжено ярлыками и пояснительными записками, изобилующими подробностями «кто», «с кем», «когда», «как именно».

Информация о похищенной подружке содержалась рядом с похождениями какой-то престарелой «звезды». Ничего примечательного в папке с пометкой «расследование» не обнаружилось. Фотографии четверки похитителей, информация о магазинах, прачечных и кафе, которые они посещали — ничего более существенного Мэю раздобыть не удалось.

От Сейнт-Чадс-стрит они направились на Феникс-роуд. Старый дом встретил их все той же тишиной, загустевшим в преддверии вечера полумраком и ажуром теней на ступенях.

Сейф девчонка вскрыла за полчаса. Наградой за все её старания оказалась тонкая папка с листами, испещренными цифрами.

— Шифр? — спрашивает он, кивая на колонки чисел.

— Похоже на то, — отвечает Хеллсинг, не отрывая взгляда от бумаг.

— Могу поикать знающих людей.

— Не надо. Знающие люди у меня есть.

— Будем ждать их вердикта?

— Да. И параллельно искать последнего из четверки.

— Ты говорила, что потеряла его у вокзала.

— Очень уж шустрый оказался.

— Может мне повезет сегодня на встрече.

— Я бы особо на это не рассчитывала. Труп твоего знакомого — лучшее подтверждение моих слов.

— Ни о чем этот труп не говорит.

— Трупам это свойственно.

— Я не о том, моя леди. Из нанятых мною, там был только один человек.

— А остальные в свете произошедших событий решат держаться от своего нанимателя подальше. И правильно решат, между прочим.

— Если они так решат, то немало потеряют в денежном плане.

— Мое финансирование не безгранично и платить я буду только за стоящую информацию, а не описание героических подвигов.

— Само собой. Но до встречи еще три часа. Что делать будем?

— Ужинать. Ты сходишь за едой, а я подожду здесь. Вдруг наш сбежавший — безрассудный парень и решится зайти за содержимым сейфа.

— А если не парень, а полиция зайдет в эту комнату?

— Меня они здесь не найдут, да и кто приведет их сюда? Соседи? Если бы что-то подозревали — давным-давно бы её вызвали. То же и с возможными свидетелями из числа любопытных жильцов дома напротив. Так что иди за ужином, а когда будешь возвращаться, удостоверься что это окно открыто.

— Понял. Надеюсь, ты не ожидаешь от меня визитов в тюрьму?

— Надеюсь, если что-то пойдет не так, тебе достанет ума сидеть в своем отеле и не высовываться.

— Понятно, — улыбается он.

* * *

В сквере промозгло. Ветер мечется по Аргайл-стрит, путается в кронах деревьев, завывает в просветах между домами, поднимает клубы пыли, швыряет в лицо первые опавшие листья.

Он садится на знакомую скамью, всматривается в темноту. Тихие осторожные шаги слышит метров за пятьдесят и весь подбирается.

— Ты!..

Вскакивает на ноги, и успевает перехватить протянувшуюся к нему руку. Следующее движение — и у горла нападавшего нож.

— Кто те ублюдки, к которым ты нас подослал?

Парень в кепке тяжело дышит, не оставляя попыток высвободиться из его захвата.

— Я посылал вас за девушкой проследить.

— Но о её дружках не предупредил.

— Каких дружках?

— Что и вправду не сечешь, о чем речь?

— Нет.

Парень витиевато ругается.

— Убери перо, — заканчивает монолог. — Ты крупно влип. Следили мы за твоей девчонкой. Она здесь недалеко, на Уидборн-стрит живет. Около восьми утра к ней посетитель заявился. Вдвоем они куда-то пошли, ну а мы решили тем временем в гости к ней зайти. Осмотрелись, покопались, блокнотик интересный нашли. Только уходить собрались, как что-то стало горло сдавливать. Словно удавки всем на шеи набросили. Что после было, помню плохо. Двое стояли над нами, перешептывались о чем-то. Трэверса они с собой взяли, меня и еще трех парней назвали трупами и ушли. Я потом проверил — в отношении пацанов так оно и было, видать это мне так особенно повезло.

— Не думал, что за той девушкой стоят такие люди.

— Да, твоя барышня по пустякам не разменивается. Хочешь узнать больше — двадцать кусков — и блокнот девицы твой.

— Тридцать. Моральная компенсация и залог будущего сотрудничества. Завтра в девять утра встретимся здесь же.

— Хотелось бы мне сказать: «Приятно с вами иметь дело», но мне еще товарищей хоронить.

— Думаю, на то, чтобы сплавить тела в речку или закопать в ближайшей рощице хватит и десяти фунтов.

— Проницательный какой.

— Издержки профессии. И, кстати, мне было приятно работать с человеком дела, без сопливых эмоций, понимающем в чем его выгода. Спокойной ночи.

— И тебе того же. Насколько это, конечно, возможно при таких-то врагах.