Случай в Лондоне (джен)

Утро Лондон встречает погруженным в туман, распрощавшимся с большей частью листвы, продуваемым по-зимнему холодным ветром и полностью сдавшимся на милость осени. Изморозь на траве, пробирающая до костей сырость и опустившиеся до отметки в плюс шесть Цельсия столбики термометров заставляют с тоской вспоминать Италию, настойчивый стук в дверь — о планах на этот день.

— Мистер Максвелл, вы просили разбудить. Уже шесть.

Слова горничной подтверждают дребезжащие соседские часы, отсчитывающие удары, похожие на судорожный хрип тяжелобольного. Преследуемый этой какофонией звуков, он присаживается на кровати и посылает еще один взгляд на окно и прилепившийся к раме градусник. Как же не хочется выходить из дому и вообще что-либо делать в такую омерзительную погоду.

В половине седьмого, кутаясь в теплую по меркам Рима куртку, он уже ждет девчонку на углу Аргайл-сквер. Первые пешеходы, такие же невыспавшиеся и замерзшие на промозглом ветру, косятся из-под капюшонов на беззаботного туриста. Он с поддельным восторгом осматривает монохромный городской пейзаж с цепочкой фонарей вдоль плавных угольно-черных линий изгороди сквера. Как же все-таки мало красок в этом городе.

— Удалось раздобыть адреса обоих, а также протоколы обыска в доме Мэри, — девчонка по обыкновению подкрадывается бесшумно и сразу переходит к делу. За последнее он её готов расцеловать, а вот привычка бесшумно появляться за спиной доведет его когда-нибудь до сердечного приступа.

— С чего в таком случае начнем? — спрашивает ворчливо, подлаживаясь под по-солдатски размашистый шаг юной леди.

— Начать, думаю, следует с Тоя Лэннета. Живет он здесь поблизости. Не знаю, потому ли, что был особо приближен к вампирам или им удобнее было держать рядом шестерку для мелких поручений. В любом случае, полагаю, знает он о здешней группе немало. Главное — правильно его разговорить.

Последнее легче сказать, чем сделать.

На Сейнт-Чадс-стрит половина тротуара занята велосипедами, вторая — скутерами. Местный центр проката в такие дни, как сегодня, терпит немалые убытки — желающих испытать судьбу в поездке сквозь плотную белую завесу обычно не находится. А этим утром жители Лондона словно и вовсе забыли о существовании крохотной улочки, так пусто и тихо вокруг.

— Здесь, — девчонка останавливается у двери в непримечательный двухэтажный дом. Возле порога среди объемных мусорных пакетов примостился здоровенный котяра. Зеленые глазища внимательно следят за непрошеными гостями.

— Постучим? — спрашивает он, указывая на вбитое по центру двери кольцо. Хеллсинг оглядывает улицу:

— Придется. На окнах решетки.

— А если обойти?

— Во двор мы так просто не попадем. Не волнуйся. Не зря же я тебя заставила в сквере одеть куртку службы доставки. Курьеров любят. Постучимся, попросим войти, а дальше — по обстоятельствам.

— Не самый лучший план.

— Стучи давай.

Дверь открывается спустя минуту.

— Какого…

Он отступает назад инстинктивно. Лицо хозяина дома узнает сразу, несмотря на болезненную бледность и двухдневную щетину бывшего шпиона в плаще.

— Мистер Лэннет, — девчонка порывается протянуть конверт, но Плащ отшатывается, а затем и вовсе предпринимает отчаянную попытку захлопнуть дверь. Хеллсинг оказывается проворней и умудряется почти переступить порог, когда бывший шпион переходит в глухую оборону своего жилища. Несколько секунд эти двое пытаются сдвинуть друг друга с места налегая на дверь, каждый со своей стороны.

Он подключается к потасовке не сразу. Заслышав шаги на улице, впихивает обоих внутрь дома, захлопывая за собой многострадальную дверь. В коридоре, где они оказываются, темно и тесно. Лестница начинается всего в нескольких шагах от входа. Споткнувшись о неё Лэннет падает, увлекая за собой и девчонку. Образовывается куча-мала, сбивающая с ног и его. Втроем они сосчитывают все углы в узком пространстве, собирая синяки и ссадины. Скрутить Лэннета в таких условиях возможным не представляется. За хозяином дома преимущество — он знает здесь каждую паркетину, каждую ступеньку. Умудрившись спихнуть с себя девчонку, ощутимо приложив её головой о перила, и затолкать своего второго противника в какую-то кладовку после меткого удара под дых, Плащ устремляется на улицу. Несколько минут они с Хеллсинг лежат на полу. Он ловит воздух ртом, как выброшенная на берег рыба, девчонка всеми силами пытается совладать с головокружением. Он устремляется к двери первым, мечется по улице в поисках хоть какого-нибудь следа сбежавшего. Из-за тумана свидетелей побега Плаща нет. В дом он возвращается немало раздосадованный.

— Смылся, — подводит итог всем его стараниям Хеллсинг, — не удивительно. Лэннет явно готовился к чему-то подобному. Все следы умудрился подчистить. Не скажу, что за пару минут смогла провести тщательный обыск, но, думаю, здесь ничего интересного не осталось. Так что самое время наведаться к Анне Лихте.

— Если Лэннет её уже не предупредил.

— Она живет на противоположном конце Лондона, я уже вызвала такси. У нас есть шансы успеть к свидетельнице до того, как её подельник поднимет тревогу.

— А телефоны?

— Будем надеяться, что память у Лэннета плохая.

— Это он шпионил за мной возле Британской библиотеки.

— Я поняла. Ты тогда хорошо его описал. Ну вот и наше такси. Через полчаса будем на месте. Надеюсь, Анну застанем дома.

* * *

Хаверинг с его пряничными домиками, крытыми черепицей всех оттенков коричневого и не вырастающими выше второго этажа, похож на деревню. Тихий, сонный, провинциальный — в нем напрочь забываешь о существовании другого Лондона, головокружительного, шумного, похожего на эпицентр урагана. Такси останавливается на углу утонувшей в тумане улочки. К выкрашенному в белый стиснутому с двух сторон особняку они идут пешком, отмечая возможные пути к отступлению.

— Иди во двор, — кивает Хеллсинг на узкий просвет между домами. — Этого свидетеля упустить нельзя ни в коем случае.

Не без труда он протискивается сквозь образованный глухими кирпичными стенами коридор и перемахивает через густо оплетенный вьюнами забор. На лужайке непрошеного гостя встречают садовые гномы с выцветшими мордочками и пара пластиковых кресел весьма плачевного вида. Он подходит к дому. Сквозь занавески в мелкий цветочек видна солидных размеров плита и часть гостиной с парой укрытых пледами кресел. Несколько секунд он мнется в нерешительности, но все же поворачивает ручку и попадает на кухню.

— …миссис Лихте, спасибо, что позволили войти.

— Может быть чаю? — спрашивает глухой надтреснутый старческий голос. И снова перед глазами привокзальная площадь, толпа приезжих, старушка, не отстающая ни на шаг, короткий путь от Британской библиотеки до отеля, занявший весь вечер.

— Нет, благодарю, но, право, не стоит, — отвечает тем временем Хеллсинг и улыбается по-детски открыто, немного смущенно, чертовски мило. Оказывается, она умеет быть и такой.

— О, ну конечно. Вам же наверняка надо спешить.

— Да, еще несколько посылок надо успеть доставить до обеда. У меня утренняя смена сегодня.

— Работаете по сменам? Из-за учебы, наверное?

— Да, подрабатываю немного. Плату в колледже повысили. Бросать не хочется, обременять родителей тоже…

— Бедное дитя. Такая худенькая девчушка. Так и хочется обнять и накормить.

А мы оказывается еще и премило краснеть умеем, и в пол застенчиво смотреть… Вы просто полны непредсказуемости, леди Хеллсинг. Наверное, ваш девиз: всегда рвать шаблон.

— Значит, мне надо заполнить какую-то форму на получение посылки, — переходит на деловой тон старуха. — Обычно хватало одной подписи.

— Вообще-то мне не нужны ни ваша подпись, ни эта анкета. Я бы хотела задать вам несколько вопросов, миссис Лихте.

— Вопросов?! Но я не понимаю… И на вас форма…

— Миссис Лихте, мы были на Феникс-роуд. Я бы хотела узнать побольше о тамошних жильцах.

— Ничего не понимаю… А вы, собственно говоря, кто?

— Моя фамилия Хеллсинг.

В следующую секунду он слышит, как что-то с грохотом падает, жалобно звенит разбивающаяся посуда, ругается девчонка. Дверь кухни распахивается и он, не задумываясь, словно кто-то другой управляет телом, ставит подножку. Старуха летит на пол и замирает. Наверняка выжидает, притворяясь потерявшей сознание. Он отходит к двери в сад, отрезая путь к отступлению. Девчонка вбегает на кухню, на секунду замирает, оценивая ситуацию, затем открывает курьерскую сумку. Услышав, как взводят курок, миссис Лихте быстро приходит в себя.

— Если хотите, я могу приготовить вам чаю, — предлагает он с самой любезной улыбкой.

— Не помешает, — кивает старуха, одаривая бывший объект слежки тяжелым взглядом.

* * *

Они в гостиной. Анна Лихте цедит чай из полупрозрачной фарфоровой чашки, ровесницы дома, девчонка курит, он наблюдает за обеими.

— Что вы хотите знать? — чашка приземляется на надтреснутое блюдце.

— Всю информацию о здешней ячейке.

— Я знаю не так уж и много. За еду мне давали несложные поручения. Я их выполняла беспрекословно, никого ни о чем не расспрашивала. Сами понимаете, в нашей среде излишнее любопытство не приветствуется.

— Сколько еще помощников у группы?

— Я знала только одного. Тоя Лэннета. Дурацкое у парня имя.

— Чем он занимался?

— Да все тем же, что и я. Слежка, курьерские услуги и прочее.

Врет старуха и не краснеет. Он решает вмешаться в диалог:

— Возле Британской библиотеки за мной следили трое. Думаю, вы были не до конца откровенны, миссис Лихте.

— Что вы, молодой человек. Того паренька, что следил за вами, приставили не мои хозяева.

— Кто же в таком случае?

Старуха хитро улыбается.

— Давайте составим соглашение. Я вам информацию, а леди Хеллсинг забывает о моем существовании.

— Иногда моя память может и упустить единожды встретившуюся фамилию, — кивает девчонка. — Вот только как вы собираетесь существовать без группы?

— Просто. Вернусь на родину, в Австралию. Родные позаботятся обо мне. Билет я уже купила.

— Покажите, — протягивает руку девчонка.

— На зеркале в соседней комнате.

Хеллсинг кивает ему. Старинное зеркало мерцает в полумраке спальни. Билет в один конец прилепился у края позолоченной рамы. Рядом опустевший туалетный столик. На оттоманке в изножье кровати пухлый чемодан.

Вернувшись в комнату, он кивает девчонке.

— Четверо интересующих вас молодых людей, тогда еще совсем юнцов, приехали в Лондон около десяти лет назад. Ох и нелегкое время настало после их приезда. Территорию снова делить начали. Мои прежние хозяева отправились на тот свет. А вот мне, одной из немногих представителей старой гвардии, повезло. Новым королям нужна была информация, чтоб город удержать. Я немало им помогла, они неплохо заплатили.

— Откуда они приехали?

— Из Германии.

— Не из Италии?

— Нет. Да и имена у всех немецкие были: Дитрих, Иоганн, Курт, Генрих. И, доложу я вам, с иностранцами они всякими постоянно знались. Речь я разную слышала. Китайскую, французскую, арабскую, русскую... Кто только не ходил туда. Никогда до этого у нас столько гостей в городе не было.

— А лица, имена…

— Не знаю. Мне не позволяли видеться с визитерами. Немцы те еще параноики оказались. Шифровались, как никто другой, дисциплину жесткую ввели. Никто никого из ячейки не знал, кроме своего партнера.

— Что именно вам поручали?

— Слежку за потенциальными жертвами, распространение слухов, иногда сопровождала кого-то из хозяев во время прогулок по Лондону. В основном меня использовали для отвода глаз. Сами понимаете, пожилые не кажутся опасными. Их спутники тоже.

Хеллсинг кивает и протягивает старухе отсканированные страницы, пестрящие знакомым шифром записей, изъятых из сейфа.

— Что вы можете сказать об этом?

— Ничего. Меня, да и думаю никого из приживал, в такие тайны не посвящали.

— Ладно, допустим. Маловато от вас живой пользы выходит. Ну а почему была открыта охота на моего коллегу вы тоже не знаете? — кивок в его сторону.

— О, так приказала четверка, — обрадованно затараторила приунывшая было старуха. — А их навел, кажется, один монах. Иностранец, кстати. Это его паренька вы и заприметили как третьего шпиона.

— Но почему?

— Этого сказать не могу. Мне только велено было приглядеть за ним. Я и приглядывала…

Старуха не врет — скрыть разочарование удается с трудом.

— Скажите, — девчонка наконец поднимает предназначенную ей чашку чая, но не отпевает, а греет руки, — скажите, с приездом немцев ваша жизнь сильно изменилась?

— Кардинально. У нас свои порядки были. А эти…

— В чем же состояли изменения?

— Да они диктатуру какую-то ввели. Честное слово, жить соблюдая все эти правила было просто невозможно. Контакты с внешним миром пришлось сократить, друг с другом — вообще порвать. Раньше у нас была община, свой клуб в Сохо, свобода перемещения... Клуб продали, квартиры сменили, как и имена, знакомых, в общем новую жизнь начали. Те, кто в живых остался.

— И это происходило только в вашей среде или…

— Нет, только с нами. Насколько мне известно, магическая Британия и по сей день следует своим законам. Но ручаться за это я не буду. Нас недолюбливают ведьмы, друиды, прорицатели и прочие. Информацией делятся неохотно, за своих не принимают. Сами знаете, мы везде изгои. Да и...

— Оставьте мне ваш австралийский адрес и можете быть свободны миссис Лихте.

— Как пожелаете.

Когда старуха берется строчить в блокноте Хеллсинг он слышит шорох. Открытая с ноги дверь отбрасывает Плаща вглубь кухни, прямо на неостывшую еще плиту. В следующие несколько минут в притихшем доме слышна только ругань пополам с проклятьями на нескольких языках. Затем усмиренный с помощью веревки и парочки ударов под дых Той Лэннет водворяется в гостиную. Впрочем, ничего существенного к словам Анны Лихте он добавить так и не смог. Провозившись с ним около часа Хеллсинг махнула рукой на оставшегося бесхозным шпиона четверки вампиров.

К полудню в Лондоне распогодилось. Туман растаял, обнажив глубокую синеву осеннего неба. Они с девчонкой для совещания выбирают лавочку в тихом сквере.

— Мэри следила за отцом Пием, — говорит Хеллсинг, сбрасывая со скамьи зазевавшегося муравья. — Четверка немцев не особо доверяла твоему падре. Даже кое-какой компромат на него собрала. У нашей шпионки остались копии. С ними можешь завтрашней встречи не опасаться.

На чуть влажные доски лавки ложатся фотографии с запечатленными на них семью смертными грехами.

— Познавательно, — говорит он, перебирая сверкающие глянцем, красочные фото. — Но лично я склонен думать, что у падре есть для такого случая припрятанный в рукаве козырь.

— Боишься?

— Нет. Но буду настороже.

— Это правильно, — одобряет Хеллсинг.

— Я сегодня на тренировку к Тадеушу. Не хочешь присоединиться?

— Не особо. Есть над чем поработать. А ты иди. Тебе надо вести обычную жизнь, хотя бы внешне.

— Кстати об «обычной» жизни… Почему Лихте так отреагировала на твою фамилию?

— В смысле?

— Сотрудничать она согласилась только когда ты назвалась.

— Мой отец был известным человеком... в определенных кругах.

— Колдуном?

— Нет.

— Кем же?

Хеллсинг смотрит исподлобья. Взгляд отбивает всякую охоту спрашивать. Такие взгляды вообще можно продавать, как лекарство от любопытства.

— Встретимся завтра вечером, — говорит своим особым приказным тоном девчонка. — Расскажешь, как все прошло с Пием.

Он провожает Хеллсинг взглядом и еще некоторое время сидит на солнце тщетно пытаясь согреться под растерявшими свое тепло лучами.

* * *

Тренировка у Тадеуша выдается изматывающей, выжимающей все соки. Домой он идет на автомате, не различая дороги. Удар в спину почти валит его с ног. Усталость мешает тут же вскочить и подготовиться к обороне. Новый удар сводит на нет все усилия, выбивает воздух из легких, оставляет прижатым к асфальту. Злость приходит как нельзя кстати. Грозящая переломать ребра нога встречает лишь воздух. Захват и рывок — противник летит на землю. Удар в живот — сгибается пополам и тут же второй удар в солнечное сплетение. А затем острая боль и металлический блеск у бедра. Противник всаживает в него нож по самую рукоятку. Ему везет — и из раны не бьет пульсирующий поток, артерия остается цела, но ходить он уже не может. А вот его противник… За то время пока он, цепляясь за колья какой-то ограды сумел подняться с земли человек в маске уже стоял в нескольких метрах, выставив перед собой пистолет. Дуло смотрело прямо на него. Это было завораживающе. От зияющей черной пустоты не было сил отвести взгляд. Он знает, что произойдет, понимает это всем своим существом, и в то же время не может, не в состоянии этого принять, как и отвести взгляд.

А затем дуло вздрагивает в руке, оцепенение проходит, и он видит, как медленно из-под капюшона противника расползаются красные и белые полосы, расчерчивая бледное лицо. Как безвольной куклой оседает на землю тело. Как расползаются по асфальту красные ручейки.

— Что бы ты без меня делал? — спрашивает Хеллсинг, не глядя на тело у своих ног.

— Не узнал бы о подобном применении бутылок молока.