Рау. Проклятие Чёрного Леса (джен)

— Что?!

Аристократ аж подался вперёд, чуть кисть не выронил. Рау, прищурившись, смотрел на огонь, не желая объяснять очевидное.

— Но твои уши…

— За уши бабушке спасибо, — сказал Рау. — Она у меня была эльфийкой. А летать я не умею.

У Мегаро был такой огорошенный вид, что Рау испытал тайное злорадство.

— Так вот почему твои раны до сих пор не зажили, — обронил дворянин.

— Слушай, Мегаро, — процедил Рау, с трудом сдерживая злость, — ты же видел мои ногти, они стальные.

— Я думал, ты маскируешься…

— Маскируются шпионы! — крикнул Рау, вскипая. — Но у них ещё и уши резаные, чтоб ты знал. У меня настоящие стальные ногти, могу вцепиться ими тебе в глотку!

— Не можешь. Кишка тонка, — спокойно сказал дворянин, изучая его взглядом. — А шпионы разные бывают.

— Думаешь, я поверю, что такой прохиндей, как ты, за три дня не сумел отличить человека от эльфа? Да ни в жизнь!

— Чёрт. То-то я смотрю, у тебя рожа не эльфийская, — Мегаро вскочил и начал ходить по комнате. — Получается, я подсунул монету человеку? О чёрт!

— Ты мне ещё расскажи, что у тебя совесть есть, — язвительно проговорил Рау.

— Нету, — согласился Мегаро, — но я подбрасывал монеты только эльфам. Я их терпеть не могу, но как помощники они незаменимы. Умение летать — очень ценное качество в Лесу.

— Это я уже понял, — кивнул Рау. — А когда мы только встретились у развилка — зачем спрашивал, знаю ли я эти места? Ведь эльфы не живут в деревнях.

— Ошибаешься. Живут. Просто в ваших краях нет эльфийских деревень. А чуть подальше — полно. И ещё остроухие любят временные лагеря устраивать в безлюдных местах — дней на десять. Вот я и подумал, что ты один из путешественников. Первый раз в жизни так обманулся! Да и немудрено: люди со смешанной кровью встречаются один на сто тысяч. Или того реже.

— А что тебе эльфы сделали, что ты их так ненавидишь?

— Да ничего. Просто несправедливо это, что одни живут сто лет, а другие тысячу, да ещё летать умеют.

— Но они же себе судьбу не выбирали, — возразил Рау.

— Всё равно не за что их любить. Потом сам поймёшь. Как ты сказал, тебя зовут? Забыл.

— Рау.

— Это бабка тебе эльфийскую кликуху дала?

— Мама. Бабки к тому времени уже не было.

— Померла? Эльфы вроде живучие.

— Не померла, а улетела. Не смогла жить в деревне — огород, животные, всё самой делать надо. А она же принцесса, тяжело ей было. Вот и улетела от деда.

— Ты ещё и внук принцессы? Час от часу не легче. Мало мне было неприятностей от эльфийского простонародья.

Он подошёл к огню и поворочал дрова кочергой, потом сходил за котелком и занялся приготовлением травяного отвара. Рау видел, как он бросил в воду листья и порошки из шести разных сосудов. Раздалось шипенье мокрого котелка, поставленного на решётку. До кипения было ещё далеко, но Мегаро принёс два металлических бокала на длинных стеблях и воткнул в землю возле стола. Потом вернулся на своё импровизированное кресло и глубоко задумался. Похоже, такого потрясения он давно не испытывал.

Рау положил зубную кисть в рюкзак и попытался устроиться поудобнее, но сильная боль между лопатками не позволяла долго находиться в вертикальном положении. Пришлось лечь. Накатила слабость, ругаться сил уже не было. Его начало лихорадить, и он спрятался под тёплый мех. Будущее виделось в таком безнадёжном свете, что даже думать о нём не хотелось.

— Мегаро. А правду в книгах пишут, что человек, взявший монету, и двух лет не проживёт?

— В общем, да. Два года — самый большой срок. Особо удачливые протягивают пять лет, но таких мало — ты сам видел, что здесь водится. Хотя хищники не самая главная беда, от них можно отбиться или спрятаться. Есть кое-что похуже. Чтобы выжить, нужно кому-то передавать монеты, иначе Лес убьёт.

— Как?

— Так. Помнишь Зов? Вот такое состояние будет всё сильнее и сильнее, и не наплывами, а постоянно. Никто не выдерживает.

Рау с тоской уставился в потолок. После этих слов аристократа ему всё показалось отравленным: и стены, и купол, и очаг, и вещи в комнате. Умирать ну вот совсем не хотелось. Пусть и в Лесу, чёрт с ним, лишь бы жить! Но монеты… Каково это — обречь ни в чём не повинного человека или эльфа на то, в чём он сейчас сам увяз по уши? Как жить с таким грузом на душе? Как в глаза людям смотреть? С другой стороны, если этого не сделать, то останется одна дорога — в зубы к чудовищам. Лучше сразу умереть, чем постоянно слышать Зов. Он тяжело вздохнул.

— Да не знал я, что ты человек! — чуть ли не оправдываясь, выкрикнул Мегаро. — Знал бы, мимо прошёл. На кой чёрт мне сопровождающий, который не умеет летать? Я, как увидел твои уши, сразу решил: вот мой новый помощник.

— А предыдущие где? Куда подевались?

— Кто куда, — уклончиво ответил Мегаро, сбавляя тон. — Эльфы ненадёжный народ.

— Угу. А ещё с хрупкими костями, — кивнул Рау и приподнялся на локте, глядя на него. — Спросить хочу. Там, возле источника… Если бы ты обнаружил у меня переломы. Прикончил бы?

— Нет. Нет, конечно, с чего ты взял, — удивлённо произнёс Мегаро — промедлил всего секунду, но Рау этого было достаточно.

— Врёшь, — равнодушно сказал он и откинулся на подушку, прикрыв глаза. — Врёшь, чтобы я тебя не боялся. Кому нужен спутник, который боится? Такой, того и гляди, нож в спину всадит. И скольких же эльфов ты угробил? Просто интересно.

— Ни одного. По крайней мере, при мне ни один не умер, они всегда улетали.

— Ага. Я поверил.

— Много рассуждаешь, — разозлился Мегаро. — Между прочим, это я убил верёвочника. А потом притащил тебя сюда и вправлял вывихи. — На это Рау промолчал, и дворянин смягчился. — Монету подбросил тебе, конечно, тоже я, но сделанного не воротишь, — задумчиво сказал он, встал и подошёл к очагу. Зашумела закипающая вода, и аромат травяного чая смешался с запахом дыма. Звякнула стальная посуда. — Я виноват перед тобой, — признал аристократ, и Рау недоверчиво посмотрел на него: слыханное ли дело, Мегаро извиняется! А тот продолжал: — Но я решил, что делать. Раз уж ты попал в Лес по моей оплошности, я обучу тебя всему, что знаю о нём. Будешь не помощником, а учеником.

— Что-о? — протянул Рау. — Ученики только у мудрецов бывают.

— А я, значит, не похож на мудреца? — усмехнулся Мегаро.

— На убийцу ты похож, — пробурчал Рау и натянул одеяло на голову.

— Вылезай, чай готов.

Он разлил горячий напиток по бокалам и, видя, что Рау не торопится вставать, отнёс ему чай и поставил возле кровати. Сам вернулся к огню и сел перед столиком, держа бокал за черенок.

— Нужно время, — сказал он. — Отлежишься, восстановишь силы. Здесь едва ли не самое безопасное место в Лесу, даром что так называется. Пока спешить некуда. Как раз отвечу на все твои вопросы.

— Вопрос первый: что в чае?

— Опять ты за своё. Чтобы от тебя избавиться, мне не нужно прибегать к хитрости. Листья и семена шести растений, а тебе ещё добавил порошок от лихорадки — выпей обязательно. И спрашивай обо всём, что хочешь знать.

— Хочу знать, где мои шмотки.

— Сгорели.

— Там в кармане была монета.

— Возьмёшь новую. Задавай нормальные вопросы.

— Что за пожар на пустоши?

— Я поджёг труп верёвочника. Долго будет гореть. Пока он догорает, сюда ни одна тварь не сунется — они боятся огня. Лачугу вообще стороной обходят, потому что она дымом пахнет.

— Значит, если в Лесу разжечь костёр, то можно не опасаться чудовищ, так получается? — спросил Рау, осторожно сел, морщась от боли, и взял бокал.

— Так, да не так. Бывают разные чудовища, и бывает разный огонь. Если ты сжигаешь труп их собрата, они почуют и разбегутся, простой же огонь отпугивает не всех. А ведь есть ещё разбойники. Так что забудь о кострах. Мест, где можно их разжигать, очень мало. Два ты уже знаешь.

— Понятно теперь, для чего разбойники ходят с факелами, — сказал Рау и отхлебнул травяного отвара.

— Они их пропитывают кровью хищников. Я тебе так делать не советую — дикие люди бегут на огонь как землеройщики на падаль, а с целой толпой ты не справишься. У них очень острый нюх. Зажечь такой факел — всё равно что кричать на весь Лес, призывая разбойников. Просто знай, что в крайнем случае зверьё можно отпугнуть и таким способом.

Рау пил и запоминал. Чай был горячий и очень вкусный, от него разливалось тепло по всему телу, проходила боль, и даже грусть немного отступила. Что означало быть учеником, он толком не понимал, но рад был возможности расспросить Мегаро. Многое, очень многое он хотел узнать о Чёрном Лесе, и начать решил с самого болезненного:

— Через сколько дней я должен буду впервые передать монету?

— Об этом сегодня не надо. Не скоро. Лучше думай о том, что ты жив, и тебе доступны особые знания, скрытые от людей.

— А тебе самому когда монету подбросили?

— Много будешь знать, скоро состаришься, — не моргнув глазом, ответил аристократ. — Я обещал рассказывать про Лес, а не про себя.

— Ладно. — Рау подумал и спросил: — Скажи, в Лесу водится животное под названием «кривун»? Которое боком бегает на пяти лапах.

— Есть такие, — с удивлением сказал Мегаро, — а откуда ты о них знаешь? Они живут в самой глубине Леса на нижнем ярусе. В смысле, в подземелье. Их мало кто видел, и в книжках про них ничего не написано.

— Я как раз в книжке видел.

— Не может такого быть, — отрезал Мегаро. — Всю литературу о Чёрном Лесе я изучил от корки до корки. О кривунах нигде ни слова.

Рау рассказал о своём видении во сне, стараясь припомнить каждую подробность: как он читал справочник, а потом стал свидетелем сцены из прошлого. Упомянул о разговоре мамы и сестры, о музыке в соседнем дворе, о том, каким сильным и гибким он был. Слегка смутившись, рассказал, как вломился в дом Зетты. Мегаро слушал его внимательно, но когда речь зашла о белой женщине, заслонившей образ Зетты, нахмурился и перебил:

— Опиши её подробно.

— В белом платье, волосы тоже белые, короткие. В этот раз она всего на секунду появилась, я не успел рассмотреть.

— Что значит «в этот раз»? Она снилась тебе дважды?

— Первый раз я её видел не во сне, а ночью на дороге, когда только ушёл из дома. Страху натерпелся…

Мегаро присвистнул.

— Дело в поле было, так вот все зверюшки и птицы разом замолчали. Я спрятался — думал, хищник идёт. И услышал шаги. А потом увидел её… — у Рау дрогнул голос. — Она будто светилась. И так руки заламывала… Но молча, всё молча.

— Белая Шита является во сне как знак скорби. Плохо, что ты её видел, да ещё и наяву. Куда она пошла?

— Не помню, — ответил Рау, хотя прекрасно помнил, что женщина направилась прямиком в его деревню. — Какая Шита?

— Белая. Ты её видел дважды. Это очень плохо. Значит, она хотела предупредить тебя о чём-то.

— Я правильно понял, что она не только не человек, но и вообще не живое существо?

— Правильно. Она — символ горя, потери, страдания. Олицетворение матери, похоронившей единственного ребёнка. Сама по себе угрозы не несёт, наоборот, по легенде, приходит жалеть, но я бы не советовал к ней приближаться. Белая Шита — совершенно не изученное явление, и неизвестно, как она себя поведёт. Ты хорошо сделал, что спрятался.

Рау не верил своим ушам. Мегаро заговорил как книжник, все грубые словечки куда-то пропали, и рассказывал он такие вещи, от которых становилось и жутко, и интересно.

— Да, о кривунах. Мудрец не мог об этом написать, потому что кривуны тоже не изучены, стало быть, в справочнике той статьи нет. Но они существуют, и выглядят именно так, как ты описал. Лес разговаривает с тобой. Его язык — видения во сне и наяву. Вспомни, было с тобой ещё что-то странное?

— Да со мной последнюю неделю только странное и бывает, — пробурчал Рау и вкрутил опустевший бокал черенком в землю. Упоминать о тоненьком дымке над деревней и телеге с дровами ему не хотелось, словно Мегаро мог раскопать эту тайну и вытащить на свет нечто страшное, от чего уже нельзя будет спрятаться, зато ему пришла на ум летающая штука, приснившаяся в первую ночь после получения монеты. — Не знаю, важно это или нет, но я видел странный сон. Летающий механизм в форме вытянутого шара. Он просто летел и издавал гул, но от этого такая жуть брала… На нём ещё буквы были, я не разобрал, какие.

Мегаро молча встал, взял оба бокала и отнёс их к роднику — мыть. Вернувшись, сдвинул с очага решётку и разбил угли кочергой, после чего снова развалился на своей лежанке.

— Это важно? — не унимался Рау. — Эта летающая штука есть на самом деле, или мне просто приснилось невесть что?

Мегаро явно не хотел говорить.

— Помнишь, я тебе сказал, что самые опасные враги следов не оставляют? — наконец ответил он.

— Так это про неё было? Значит, она существует? Расскажи!

— Если увидишь её наяву — беги сломя голову. Вот и всё, что тебе пока нужно знать. Спрашивай о чём угодно, только не о ней.

Этими недомолвками дворянин лишь разжёг его любопытство. Рау лёг и стал думать, какой бы ещё задать вопрос, но в голове так и вертелся образ летающего механизма, сводя с ума своей нераскрытой тайной. На серые стены с тёмным узором кладки легли мягкие отсветы догорающих углей, и Рау, чтобы не молчать, спросил наугад:

— Почему Лачуга — безопасное место?

Мегаро рассмеялся:

— Потому что разбойники сюда не заходят. Они суеверны до абсурда. Здесь на самом деле перевалочный пункт, но о нём мало кто знает. Сюда приносят найденные монеты, и здесь же спрятана штамповка, чтобы маскировать их под квадратные. Внизу хранится оружие, но о подвалах знают только проверенные люди. А разбойники боятся даже приближаться сюда — они верят, что здесь до сих пор лежит Мёртвый Старик.

— Что за Старик?

— Предание. Будто бы жил здесь один мудрец, который хотел написать книгу про Лес, да не успел — умер. И после смерти стал такой ужас наводить на всю округу, что по сравнению с ним даже лесные чудовища казались мелкой нечистью. Мёртвое тело, лежащее без упокоения, само по себе страшно, но если оно лежит в Чёрном Лесу, то становится страшнее ночного кошмара. И вот он лежал долгие годы, непогребённый, постепенно превращаясь в скелет, а путники, зашедшие в Лачугу в поисках ночлега, натыкались на его иссохшие мощи.

И что странно — в первые минуты его никто не замечал. То ли его скрывало заклятие невидимости, то ли глаза путешественников не сразу привыкали к темноте, но вошедший сюда успевал улечься в постель. Но стоило ему позабыть обо всех тревогах, как мертвец становился видимым. Являлся по-разному. Бывало, усталый путник поворачивался на другой бок — и обнаруживал рядом с собой покойника, глядящего на него пустыми глазницами. Кому-то старик позволял заснуть, но тут же будил его, дёргая за ногу. А кого-то тихо звал по имени, стоя у изголовья и нависая над спящим…

Мегаро умолк. Угли совсем догорели, и только лучик луноцвета освещал мрачную Лачугу.

— А он точно был, этот Старик? — спросил Рау.

— Точно, точно, — заверил его Мегаро. — В этой Лачуге жил, в ней и помер. Вот как раз на этой кровати, на которой ты сейчас лежишь… Э-э, ты куда? Я пошутил, не было никакого Старика! Это сказки!

— Чёрт бы тебя побрал, Мегаро, — сказал Рау, собравшийся было перейти на свободную лежанку в углу.

В ответ он услышал раскатистый хохот.

— Хватит на сегодня разговоров, — сказал аристократ, отсмеявшись. Он встал и нацепил мечи. — Я должен проверить, как там верёвочник. Коридор такой длинный, как ты понял, неспроста. Там целая система дверей, но сейчас они открыты. Каждая запирается по-своему, две первые снаружи — на обычный засов. С завтрашнего дня начну обучать тебя управлению Лачугой. Наземная её часть — лишь малая доля по сравнению с тем, что скрыто в подвалах. — Он покопался за своей лежанкой, вытащил прямой меч с тяжёлой кистью и поставил к стене. — Сегодня никаких нападений не предвидится, но всё равно ты не должен оставаться без оружия — это больше для порядку. Я ухожу на полчаса. Если не вернусь, через двенадцать дней выходи обратно. Запасы во втором сундуке за мешками, — и он скрылся в тёмном коридоре.