Чёрное или белое? (гет)

Это борьба за день, ночь, чёрное и белое,

Победный танец, разразившийся бунт.

Я, я лучший — она утверждала это, и даже более -

Завоеватель в боевых шрамах.

Это борьба за любовь, страсть, ненависть, желание.

Мы дети великой империи.

Эй, эй, помолитесь!

Это битва насмерть.⁽¹⁾

Со всем можно смириться. И с нелегальным положением, и с выцветшей персиковой мантией Людмилы (тем более, что Августа сжалилась над Лавандой и в тайне от Марчбэнкс научила её видоизменяющим фасон чарам), и с маленькой комнаткой, которую делишь с тремя девушками, которые тебя совсем не понимают, и даже с репутацией глупой и недалёкой — просто потому, что пытаешься быть искренней и весёлой. Но с тем, что постоянно влюбляешься в того, кто уже любит другую, свыкнуться почти нереально.

Лаванда заходит в кухню, оставив Джинни наверху. Конечно, у них с Луной и Гермионой договорённость: по максимуму не бросать сестру Рона одну, поддерживать, ведь даже Лав видит, что вид у той совсем разбитый. Но от пары минут ведь ничего не случится?

За столом в одиночестве, скрестив изящные ладони с дорожками взбухших вен поверх столешницы, сидит Снейп. Взгляд его неподвижен, остановлен на противоположной стене. Он кажется каменным изваянием, индийским йогом, способным просидеть так много часов подряд.

Лав в нерешительности мнётся возле входа, потом осторожно подходит к столу.

— Добрый день, мистер Снейп, — приветствует она.

— Здравствуйте, мисс Браун, — он слегка поворачивает голову, но взгляд его всё так же расфокусирован. Чёрные подземные туннели — не иначе ворота в ад.

— Будете чай? — спрашивает она, сглотнув, наверное, потому, что в глубине души не выносит тишины. Из бывшего затишья в её голове теперь всегда раздаётся протяжный волчий вой.

— Миссис Марчбэнкс уже предлагала, — он слегка кивает в сторону окна. Лаванда следит за направлением его взгляда и замечает старую женщину, работающую в саду. С подоконника по кухне разносится яркий аромат свежесрезанных пионов.

— Понятно, — неловко кивает Лаванда. — Как ваше здоровье?

Снейп неопределённо ведёт плечом: мол, ни так, ни сяк. Волосы его снова неопрятными сосульками повисли вдоль щёк, а под глазами — глубокие тени. Лаванда могла бы заботиться о нём. Ей бы очень этого хотелось. Но, возможно, Снейп вообще не из тех мужчин, которые готовы принять заботу о себе. Повисшее молчание кажется неловким. Лаванда поправляет салфетку поверх вазочки с печеньем, выглядывает в окно, а потом присаживается напротив. Его взгляд теперь неподвижно направлен на узорчатую скатерть, словно он избегает смотреть на неё.

— Вы играете в шахматы? — спрашивает Лав, почти глотая от волнения звуки.

— Немного, — неохотно говорит мистер Снейп. Его голос глубокий и низкий. Таким голосом и вправду хорошо читать лекции. Вот только зельеварение всё равно Лаванде не даётся.

— Научите меня? — её губы сами собой складываются в широкую улыбку. Снейп поднимает на неё глаза, и лицо его немного смягчается.

— Если вам так хочется, — мало кому удавалось не дрогнуть в ответ на её улыбку.

Лав достаёт шахматную доску, которую заприметила ещё накануне между банкой с сушёной гвоздикой и чайными чашками, поставленными пирамидкой друг на друга. Внутри доски слышится лёгкий шум и треск — это чёрно-белые фигурки рвутся в бой.

Снейп ловко расставляет их на доске. Фигурки слегка подпрыгивают в нетерпении.

— Пешки ходят только вперёд. Максимум для них — две клетки в начале движения.

Пешки идут в бой первыми и не имеют права на отступление. Лаванда рассеянно улыбается.

— Через неделю в Англию прибудет моя мама. Она захочет увезти меня в Америку, — отчего-то сообщает Лав профессору. Наверное, потому, что не знает, как безопасно обеспечить эту встречу.

А ещё: белые начинают и выигрывают. Но Волдеморт, похоже, в шахматы играет неважнецки или вообще правил не знает.

— Это хорошо, мисс Браун. Я рад, что вы будете в безопасности, — вновь вежливо отвечает Северус, и Лав даже вскидывает свои тонко выщипанные брови, наблюдая его в необычном почти светском амплуа.

— Лаванда, — торопливо уточняет она. — Зовите меня Лаванда.

Снейп вновь складывает руки одна на другую и заинтересовано смотрит на Лав. Потом слегка пожимает плечами. Конечно, не предлагая в ответ звать его просто по имени. Но и так можно засчитать за собой маленькую победу. Маленькую победу скромной белой пешки.

— А если пешка добирается-таки до края доски, то игрок может обменять её на любую свою павшую фигуру.

— Я не поеду с мамой. Я хочу сражаться. Хочу, чтобы мы победили, — Лаванда тоже мечтает стать кем-то значительным, добравшись до конца этой войны. Бравым полевым капитаном? Нет, конечно! Лучше уж женой какого-нибудь белого офицера.

— Это вы зря, мисс… Лаванда, — тут же поправляется Северус. — Не нужно упускать такую возможность. Неужели тебе ещё не надоело всё это? Избавь себя от этого.

— Вы же не бежите.

— У меня метка, — говорит Снейп, как будто это всё объясняет.

— Ну и что? — с вызовом спрашивает Лаванда. И на один только миг задумывается: а не предложить ли ему уехать вместе с ней и мамой в Америку. Затеряться среди смешных нью-йоркских модниц, не носящих зимой колготки под сапогами, а только блестящие топы и короткие кислотные юбки под шубами.

— Это конь — единственная фигура, способная ходить через «голову» других фигур, — вместо ответа со вздохом продолжает Северус.

— Наверное, он чувствует себя до ужаса свободным.

— Все, кто лишён моральных рамок, чувствуют себя свободными.

— И свободнее всех — чёрный король?

Снейп едва заметно вздрагивает.

— Нет, — он демонстрирует самую высокую чёрную фигуру, — у короля связаны руки. Он может ходить только на одну клетку. Да, в любую сторону, но если ему поставить мат — положение, в котором любое действие приведёт к его взятию, — игра окончена.

— Значит, свобода — лишь иллюзия? — спрашивает Лаванда, наклонившись вперёд.

— Так и есть.

* * *

Рон очень рад. Рон счастлив.

Рону должно быть стыдно за это, ведь Фред по-прежнему мёртв. Как и вчера. Как и сегодня. И Рональд и пальцем о палец не ударил, чтобы вызволить Джинни. Но он всё равно счастлив, потому как огромный ледяной осьминог, сжимающий миллионами отвратительно хлюпающих присосок его сердце, наконец разжал свой захват. Джинни — дома, живая и невредимая, как и Гарри, как и Гермиона, а скоро, Рон уверен, рядом с ним будет вся его большая и дружная семья.

Несмотря на весомые запреты миссис Долгопупс, настойчивые просьбы Гермионы, и лёгкое кручение пальцем у виска — от Невилла, Рон не в силах усидеть в четырёх стенах, выбирается наружу и ложится под благоухающие кусты нежно-розовых и белых пионов. Над ним раскрывается огромный купол бледно-голубого неба, и лёгкие тени облаков скользят по нагретому солнцем лицу. Рон знает, что у него есть только пара минут, пока грохотом тяжёлых камней не раздастся в саду миссис Марчбэнкс поступь немногих выживших членов Ордена Феникса.

…Первыми на садовую дорожку Гризельды трансгрессируют члены его семьи, сопровождаемые Кингсли. Глава Волшебной аттестационной комиссии кидает в траву инструменты, которыми окучивала кусты гортензий, и ведёт всех в дом. Рон подрывается следом за ними. В прихожей он попадает в крепкие объятия матери, шепчущей на ухо:

— Как же хорошо, что ты живой, Ронни.

А что с ним может случиться? Он же с Гарри. Счастливчиком Поттером, и на него, Рона Уизли, тоже иногда падает тень везения. Главное, не оказаться за пределами действия этих чар, где каждый любимый Мальчиком-который-выжил человек становится добычей Смерти. Рону на мгновение кажется, что периферийным зрением он видит тёмную продолговатую тень. Он быстро поворачивается и в упор смотрит на тихо подошедшего Гарри. Нет там никакой Смерти. Только Гарри… И ему тоже достаются объятия матери Рона и воздушный поцелуй Флёр Уизли.

Рональд слегка хмурится, видя взгляд друга, направленный на рыжую макушку Джинни, сидящую на стуле рядом с матерью, обнимающей ту за плечи. Рон не понимает, отчего всё так паршиво получилось. В его воображении они четверо женаты (он на Гермионе, а Гарри на Джинни, само собой), отмечают вместе все семейные праздники и носят одновременно раздражающие, но такие заботливо-необходимые свитера миссис Уизли. Гермиона, конечно никогда не признается, но Рон-то знает, что получить такой свитер от его матери — является одной из целей её списка «сделай всё на «отлично». Как жаль, что мечты простых ребят так редко сбываются. А если и сбываются, то они уже и не очень нужны. Он вообще не понимает, что заставляет Джинни вести себя, как упрямая ослица. И на все попытки Гарри поговорить — выставлять всё новые и новые колючки дикого цветка шиповника, которые год от года только крепнут вокруг цветоножки. Рону всегда казалось, что его сестра гораздо умнее и способна смотреть выше низменного: «он был слишком занят делами, гораздо более важными, чем я». Они с Гарри это даже не обсуждают. Иногда его друг может быть так убийственно замкнут, что просто бесит. Ведь Рону только повода не хватает заявить Джинни, какая она дура. И когда он всё-таки порывается встать и высказать сестре всё, что думает о ней и её тупом девчачьем поведении, Гермиона, словно читая с его лица, как со страниц одной из её любимых книг, сердито шепчет одними губами:

— О, Рональд Уизли, не суй туда свой длинный нос. Некоторые вещи, действительно, требуют времени, чтобы простить их. Другие же и вовсе не прощаются.

И тогда внимание Рона переключается на воспоминание о тонком плаче и его имени, произнесённом дрожащим голосом Гермионы, донесшемся из волшебного деллюминатора Дамблдора. И Рону вдруг становится предельно ясно: как хорошо, когда между двумя не стоит кто-то третий, увеличивающий в разы время, нужное, чтобы близким людям понять друг друга. Или не близким и не понять…

* * *

Орден начинает собираться внизу: почти все выжившие. Кингсли постарался на славу.

Тут и Минерва МакГонагалл, и Уизли, всем уцелевшим составом: Чарли, Билл — Снейпу даже довелось поучить их на старших курсах, Флёр — маленькая французская принцесса, Перси, Молли и Артур. Джордж серой тенью оказывается в женской компании: Анджелины Джонсон — высокой подтянутой мулатки, Алисии Спиннет и Кэти Бэлл — словно школьная команда по квиддичу полным составом. Жаль только, с Тёмным Лордом нельзя сразиться на квиддичном поле. Мысль о Люциусе Малфое, чьи длинные волосы неаристократично сбиваются в колтун от ветра, дующего в лицо, пока он пытается догнать Джорджа Уизли, к примеру, заставляет Снейпа криво ухмыльнуться. Подтягиваются бывшие старшеклассники: Долгопупс, Поттер (куда уж без него, но пусть хоть в мысленном списке Северуса он будет не на первом месте), Грейнджер, Рон Уизли, Лавгуд. Лаванда Браун — особняком — отходит подальше к окну, где мягкий газовый тюль бросает на её лицо в форме сердца резные тёплые тени. У Лаванды крутые бедра, высокая грудь и глаза — голубое небо в безоблачный день. Её (Снейпу так, по крайней мере, кажется) карикатурно-девичий образ, который она старательно поддерживает с малых лет, испещрён мелкой сеточкой трещин. Иначе как объяснить, почему девочка, перекладывающая эссе по зельям сушёными веточками лаванды (что чуть не стало причиной его раннего инфаркта) для приятного нежного аромата только потому, что женственный образ, как и любой другой, создаётся из мелочей, теперь смотрит на Северуса долгим, неприятно серьёзным взглядом. Но всех, так или иначе, ломают перенесённые потрясения. Верно?

Отряд Дамблдора — третье поколение воюющих с досадно неубиваемым Лордом Волдемортом — приходится включить в состав Ордена Феникса.

Тут же Августа Долгопупс и Марчбэнкс. Обе, конечно, не годятся для боевых операций (впрочем, как и МакГонагалл), но вполне подходят, чтобы магически подтянуть молодняк. Ведь даже миссис Долгопупс не тешит себя иллюзией, что сможет переубедить Невилла сражаться.

Сборище старух и вчерашних детей. С такой армией особо не повоюешь…

Гарри гнёт свою линию, что если нельзя добраться живьём до Тёмного Лорда — при условии зелья, блокирующего «Аваду Кедавру» и общем магическом неравенстве Волдеморта и Поттера (да и вообще: Тёмного Лорда и кого бы то ни было в этой комнате), то надо зайти с другой стороны и убрать все ключевые фигуры из его монохромного окружения. Даже великий чёрный король станет бессильным, лишившись всех уровней защиты на подступах к своим бастионам.

— Собственно, Нотты, Мальсиберы и другие, но не в таком объеме, владеющие хозяйствами на севере Ирландии, в Корноуэлле и других местах, но меньше…

 — Надо бы разработать карту, — вставляет Билл Уизли.

— …давят на нашего самовыдвиженца, чтобы он отказался от торговых союзов с магглами. С помощью чинуш, таких, как Яксли, — он, конечно, получит свой кусок, как и все, — планируют постепенно отторгнуть большие земельные угодья от магглов и весь магический мир сделать зависимым от своих поставок.

— Малфой остался с двойным носом — и кусок пирога теперь урвёт куда меньший, и бизнес с магглами ему обрубили, — злорадно вставляет миссис Долгопупс.

— С магглами? — ахает Гермиона, явно не готовая к чему-то более приземлённому (но весь мир взрослых именно таков: клоака, лишённая красивых иллюзий), стоящему за патетически-великолепными лозунгами о борьбе добра и зла.

— Да, милочка. А всё благодаря вашим стараниям, ребятки, — веселится Августа, явно довольная тем, что пару сорванных операций, одна даже не без участия её единственного внука, стоила Малфою всего расположения Тёмного Лорда.

— Но как же?

— Что «как же», мисс Грейнджер? Магглы во все времена были источником прибыли, благодаря своим загребущим рукам, в которых оказывается разом так много полезного, — резко отвечает Снейп. — Почему бы предприимчивым магам, типа Люциуса Малфоя, не пользоваться этим? Но Пожирательская линия, к его огромному сожалению, теперь иная. С одобрения Тёмного Лорда.

— Разрушенные союзы довольно легко восстановить… — весомо замечает Бруствер.

— Только не после того, как они перебили всех дельцов — из сквибов, — опровергает его доводы Северус.

— И он это так легко допустил? — интересуется Чарли, который со своими драконами так же далёк от политики, как квиддичные ворота — от земли. Но им всем придётся пожертвовать чем-то в этой борьбе. И коренастому Чарльзу — самым дорогим: своей свободой и любовью к бескрайнему Румынскому небу в обмен на свинцовые тучи Англии.

— Конечно. Иначе как бы он получил их поддержку? — это ведь так просто. Все они хотят одного и того же: власти, денег, влияния. Одним — одно, другим — другое. А Лорду — всё и сразу.

— Но ему, конечно, не составит никакого труда избавиться от них теперь, — замечает Августа.

— Он умеет воевать. Как и большинство его… — Северус хочет сказать «сторонников», но опасается быть неправильно понятым и выбирает грубое: — прихлебателей. А вот в административном управлении Тёмный Лорд гораздо беспомощнее. Более того, эти роли он старается перераспределять главным образом между Яксли, Трэверсом и Лестрейнджем.

— Правильно я понимаю, — встревает раскрасневшаяся от волнения Гермиона, — стоит только перерубить продовольственный волосок, на котором висит магическая Британия и…

— Будет голод, мисс Грейнджер. Тёмному Лорду вновь придётся пойти на сближение с магглами, и тогда взбунтуются уже все. Потому что никто не любит, если слова расходятся с делом.

Заигрывание с магглами — это торговля с туземцами. Когда ты меняешь кофе и алмазы на стеклянные бусины, нанизанные на леску, — это одно, а когда туземцы уже среди цивилизованного населения разгуливают во фраках по широким европейским проспектам — это совсем другое. Так и с магглами: не всем достаёт ума держаться от «туземных девок» подальше. А у магии достаточно коварства, чтобы, как спящий в подземелье василиск, таиться поколение за поколением в грязных жилах, проявить себя в самый неподходящий момент и пожрать свой собственный хвост в неразрешимом противоречии между магглами и магами. Так в прошлом магглорождённые хлынули на улицы магической Британии, стремясь захлестнуть тёмной водой, пахнущей рыбьей чешуей и болотной тиной, всё то истинное, что так долго пестовалось в широких гостиных чистокровных семейств. И теперь, если ты уж вызвался быть огнём, который спалит дотла привычный мир, то нельзя заявить миру: «Давайте подпалим лишь вот этот и, может, тот кусочек. Если мы обольём маслом всё вокруг, то с большой долей вероятности сгорим сами». Полный отказ от всяких сделок с магглами для магического мира, который не то чтобы совсем экономически — и даже политически — независим, может стать именно тем разлитым маслом, на котором, как известно, так легко поскользнуться и свернуть себе шею, даже ещё не успев произнести над ним «Инсендио».

— Могут погибнуть люди, — вставляет Флёр.

— Люди уже гибнут. Все понимают, что надо затянуть пояса, пока всё не встанет на новые рельсы, и от магглорождённых избавляются. Вы думаете, это «Обливиэйт»? Как бы не так… «Авадой» в грудь и пеплом над Темзой, — жёстко высказывается Перси Уизли, и все заинтересованно поворачивают голову в его сторону.

— Убрать «администраторов» — тоже было бы не лишним, — вновь решительно напоминает Поттер. И откуда в нём вдруг проснулось сколько кровожадности? Но в одном он прав: под тяжестью массивного тела просядут глиняные ноги, и Колосс падёт, как бы велик не был, вспенив окружающие море.

…По итогу решено возобновить боевую подготовку. Гарри выдвигает предложение, что им надо найти и задействовать всех членов ОД — подпольной шайки школьников, портившей Снейпу кровь весь год. И Уизли тоже там была — одна из первых. Невилл и Луна Лавгуд, сидящие плечом к плечу, предлагают подключить МакМиллана, Финч-Флетчли, Смита, Аббот и Сьюзен Боунс. Джордж упоминает Ли Джордана. Джинни предлагает найти Симуса Финнигана. О местоположении одних известны смутные слухи, некоторые сгинули сразу после Битвы. Не так просто будет отыскать их теперь. Но у них всё равно нет другого выбора и других людей тоже.

…После собрания все собираются пить чай, и гнетущая атмосфера близящихся сражений немного отпускает. Пока все бегают, собирая на стол: чашки, кипящий чайник, позвякивающие друг о друга ложки, в шуме и толчее Джиневра выскальзывает из кухонного гвалта в спасительную тишину дома. Снейп беззвучной тенью следует за ней.

— Через столько лет, Северус?

Вопрос казался неуместным и даже насмешливым. Разве он не видел? Разве он не понимал?

Но Дамблдор, конечно, не мог понять. Душа другого человека — потёмки.

И как тогда догадаться, что может связывать Тёмного Лорда и Джиневру Уизли?

Уизли — это верность. Семья. Долг. Честь. Но такая ли Джинни? Северус знает, что Джиневра — стопроцентная Уизли, но всё-таки немного другая. Всегда особняком. Девчонка среди мальчишек — любимая, но одинокая. Как это вообще возможно, Северус плохо представляет. Ему кажется, что любовь — это стопроцентная гарантия против одиночества. Но судить со своей колокольни всех — удел идиотов и дегенератов. Снейп это прекрасно понимает.

Проще всего сказать миссис Уизли: «Молли, а что, если Джинни — шпион?» — и смотреть, как разрешается эта загадка с тактом быка, уколотого пикой в бок. Ведь Молли Уизли — очень настойчивая женщина.

Но он редко идёт простыми путями. Если быть точным: вообще никогда. Снейп всегда так самонадеян.

— Мисс Уизли, — он ловит её изящное запястье рукой. Снейп ненавидит чужие касания, ненавидит сам касаться других людей. Это всё кажется ему недопустимым вторжением в личное пространство. И да, Северусу всё же хочется касаться Джинни Уизли. Но не поэтому он крепко сжимает кожу её руки (Мерлин упаси, он не собирается навязывать себя кому бы то ни было). А просто Северус не желает и не может верить, что у этого хрупкого создания есть хоть единственный мотив быть нечестным, — скажите мне. Скажите мне, что происходит?

Его голос звучит позорно неуверенно, жалобно. Его тошнит от вывороченной напоказ слабости. С каким удовольствием он лучше бы согласился на «Круциатус». И тем не менее…

— Профессор? — взгляд Джиневры удивлённо уставлен на его руку — белого паука, крепко схватившего свою добычу. — О чём вы?

— Я знаю, что Тёмный Лорд заставил вас сбежать! Почему? — пульс под его ладонями многократно усиливается.

— Вы не в себе? — Джинни бледнеет, и быстро-быстро бьётся её горячая кровь под его холодными пальцами. От страха, от пережитых неприятных воспоминаний, от… Чего?

— Книга, мисс Уизли, не могла появиться в вашей комнате просто так. Равно как и Драко, впервые заступивший на дежурство, равно как и палочка в кабинете, оставленная без присмотра. А ещё собрание, которое так удачно случилось… — продолжает Снейп задумчиво.

— И Малфой, демонстративно зашедший, чтобы напомнить ему об этом, — осторожно добавляет Джинни, кажется, начиная понимать, куда клонит Северус.

— Вот именно! Не странно ли… А что он, собственно, делал? Вы говорили о чём-то? — словно разговаривая сам с собой, он сыплет вопросами. Она краснеет. Некрасиво, пятнами: лоб, подбородок, скулы…

Джиневра бешено пытается вырвать руку и подняться вверх по лестнице, но Снейп не отпускает, тянет девушку на себя, шипит, пытаясь поймать взгляд её оленьих глаз, полных затаённой боли, дистиллированной ненависти. Вот только к кому?

— Мисс Уизли, прошу, я должен понять! Вы же не хотите вновь стать оружием в его руках!

Теперь Джиневра становится похожа на озверевшую лису, попавшую в капкан, готовую откусить себе лапу, только лишь бы оказаться на воле. Из глаз скатывается отвратительно круглая слеза гнева. Изо всех сил она выкручивает своё запястье. Северус забывает про легилименцию. Он себя забывает рядом с ней! Ему хочется выть от досады, грузным мешком оседая у её ног.

— Послушайте, вы! — Джинни шагает близко-близко. Мелькает мысль, что она отвесит ему пощёчину, но Уизли лишь, в лучших традициях его самого, даёт Снейпу грубую отповедь: — Вам, конечно, никогда не понять, чего стоит улыбка матери, похвала отца или любовь братьев. Вам не понять — у вас нет сердца. Вы умеете лишь отвечать злостью на улыбку и чёрной неблагодарностью на доброту. Вам не понять…

— Довольно! — Снейп прерывает длительную тираду Джиневры, и в груди ноет от бесконечной жестокости её слов. — Вы не знаете, о чём говорите!

— И вы тоже, если могли подумать, что я предам родных, подвергну их опасности во имя мифического договора между мной и ним, — ноздри её раздуваются от ярости, а пятна переходят в сплошной красный цвет, гневно разлившийся по лицу. Странная интонация в голосе Джинни при упоминании Тёмного Лорда заставляет мысли Северуса беспокойно метаться, но не находить ни единого правдоподобного ответа…

Но с таким лицом не врут, это невозможно. Нужно оставить её в покое… И когда-нибудь попытаться просто обговорить всё спокойно.

— Но тогда что это значит?

— Идите и спросите у Сами-знаете-кого лично, вы же с ним на короткой ноге, — выплевывает она визгливо и презрительно и, вырвав руку из его ослабевшей хватки, убегает по лестнице вверх.

1) (с) Thirty seconds to mars (перевод).

Вернуться к тексту