Инфант испанский (джен)

Все беды от Великаши, подумал Ваня, поднимаясь на ноги и отряхивая пыль с колен. Карлос, видите ли, не может быть толстым! А Ваня, можно подумать, толстый… Так, в меру упитанный мужчина в полном расцвете сил. Был. Но послушно похудел, как ему было велено. Он вообще слишком послушный и мягкотелый и всегда всем уступает. Вот, например, тогда в Лондоне надо было прямо сказать: «Нет, я не буду в этом участвовать!» Но неловко было отказать, и он согласился. Ох, ну и шуму потом было! Хотя многим понравилось. Откровенно говоря, если без ложной скромности, у них и правда неплохо получилось. Особенно та сцена на столе. На ютьюбе под миллион просмотров было… пока видео оттуда не убрали. Так что, может, и не зря он согласился тогда. Но все равно — сколько можно позволять, чтобы тобой помыкали?

— Ну что, нашли? — спросил монтировщик, выглядывая из-за капсулы подъемника.

— Нет, — Ваня развел руками. — Я тут уже весь пол вам отполировал, пока ползал. Но оно точно сюда упало. Закатилось, видать, куда-то.

— Да уж, — посочувствовал монтировщик. — Я бы вам помог, но там фура пришла...

— Да нет, что вы! Я уж сам.

— Я сейчас пришлю кого-нибудь вам на помощь. Нереально тут одному все обыскать.

— Спасибо.

Одному тут действительно было не справиться. Да и вдвоем, пожалуй, тоже. Наверное, вообще безнадежно. А все из-за Великаши! Если бы не он, Ваня бы не похудел. Если бы он не похудел, то обручальное кольцо сидело бы на пальце так же плотно, как раньше, и не улетело бы вчера от живописного взмаха руками во время генерального прогона, когда Карлос отшатывается от Родриго, называя его королевским прихвостнем… И не укатилось бы в услужливо открытый проем люка, и не вылетело бы из капсулы уже в трюме, и не запрыгало бы по ступенькам, и не пропало бы бесследно где-то в таинственном полумраке. И Ваня не вспомнил бы о нем, приехав вечером домой, и не примчался бы на следующий день в театр, и не ползал бы тут на коленях уже битый час, и не собрал бы богатый улов из разномастных шурупов, обрывков упаковочной пленки, пенопластовых крошек, двух коктейльных трубочек и одной женской сережки.

Нет, действительно нереально. Разве что потом кто-нибудь случайно найдет его колечко, как он сейчас нашел чью-то сережку… Надо, кстати, спросить, не оплакивает ли кто-то ее утрату. А сейчас просто дождаться, пока кто-нибудь придет и закроет дверь.

Ваня присел на ящик и обвел трюм взглядом, ни на что уже не рассчитывая. Однако именно с этого места он вдруг заметил тусклую искорку на полу в дальнем углу, в тени какой-то громоздкой установки. Не веря своим глазам, Ваня двинулся туда… ага, попалось! Кольцо-колечко, выйди на крылечко! Как бы теперь снова его не потерять, сидит на пальце совсем свободно. Надо, наверное, отдать в мастерскую, чтобы уменьшили размер. Но если он опять поправится, то что же, опять увеличивать?

Он принялся заново стряхивать сор с джинсов и нечаянно задел машину, возле которой стоял. Тело словно пронзил электрический разряд. Ваня ахнул и отшатнулся, потирая локоть. Вообще есть какая-то точка в районе локтевого сустава, прикосновение к которой вызывает похожую реакцию. С Ваней такое бывало. Но все-таки… не совсем такое. Почему-то заколотилось сердце и словно острая игла впилась в затылок. Он потряс головой. Это, наверное, напряжение перед премьерой так сказывается. Наверное…

Повинуясь смутной догадке, Ваня медленно повернулся к машине. Она была выключена. Никаких признаков, что работает. Но сам воздух вокруг нее, казалось, дрожал и еле слышно гудел. Вообще странный механизм, ни на что не похожий. Ваня не слишком хорошо разбирался в театральной технике и в глубине души немного ее побаивался, но все основные приспособления были ему знакомы. И эта машина совершенно точно не была ни одним из них. Какое-то бессмысленное нагромождение никак не связанных друг с другом деталей: металлическая рама, на ней кожух странной формы, тут же ничем не защищенный мотор, барабан лебедки, путаница проводов и почему-то звуковые колонки, да еще такие странные — древние, прямо допотопные монстры. Дикий гибрид, даже вообразить не получается, для чего он может быть нужен. Разве что в качестве декорации… А ведь точно! Наверняка декорация и есть! Прямо просится в кабинет безумного ученого. Скажем, физика Спаланцани из «Сказок Гофмана». Собрали из ненужных запчастей. И неплохо ведь выглядит! Ваня одобрительно похлопал живописное чудовище по боку…

И тут же отдернул руку. Невидимые иголки яростно вонзились в затылок, перед глазами поплыли цветные пятна. Машина тихо загудела, и… Ваня моргнул… все исчезло, но он был готов поклясться, что секунду назад увидел, как из темноты под машиной высунулись призрачные серые щупальца. Он отпрыгнул назад и остановился, не решаясь пошевелиться. Щупальца больше не показывались. Ваня поднял руку и вытер пот со лба. На лбу было что-то липкое, оно потянулось вслед за рукой белесыми нитями, как жвачка. Да и сама рука уже не была его рукой, она лишилась плоти, и костяные пальцы сухо щелкнули суставами…

— Эй, ты чего? Что случилось?

Ваня с трудом сфокусировал взгляд на лице, которое возникло словно из ниоткуда. Встревоженное лицо с седоватыми усами и каплей краски на носу. Вполне нормальное и человеческое. Он посмотрел на свои руки — с ними все было в порядке.

— Все нормально? — усач испуганно оглядывал Ваню. — Не поранился? Чего стряслось-то?

— Я кольцо потерял, — сказал Ваня охрипшим голосом. — Обручальное.

— Ох ты ж господи, — усач уставился на него с еще большим изумлением. — А я иду, слышу — кричат! Я уж думал, тут придавило кого насмерть. А это он кольцо потерял!

— Да нет, — Ваня поморщился, прогоняя дурноту, — я уже нашел. Я просто… просто… ударился об эту штуку, — он кивнул на машину. — Давно она тут стоит?

— Да нет, не так давно.

— А для чего она?

— Да черт ее знает. Сначала вон у той стенки стояла, всем мешалась, а потом пришел этот… генерал, и велел ее передвинуть.

— Генерал?

— Ну да. Как там его, я не знаю… толстый такой.

Ваня попытался вообразить себе генерала, которого зачем-то привели в трюм поглядеть на удивительную машину.

— На экскурсии он, что ли, здесь был?

— Почему на экскурсии? Он тут работает. Просто форма генеральская. Ну здоровый такой медведь. После спектакля заходил, прямо в костюме.

— А! Гремин, что ли? После «Евгения Онегина»?

— Может, и Гремин. Фамилии его я не знаю, но он один вроде у нас тут такой, не перепутаешь.

Это Святослав. Это точно Святослав, только он в последнее время пел Гремина, и его действительно ни с кем не перепутаешь. Но при чем тут он?

— И сказал, значит, ее сюда передвинуть?

— Ну. Тут вроде стоит себе спокойно, никому не мешает.

— Ясно. А вам не кажется, что она какая-то… странная?

Усач глянул на Ваню подозрительно и отступил в сторонку. Видно было, что странным ему здесь кажется только сам Ваня.

Первым его побуждением было немедленно рассказать все своим. Сегодня их в театре нет, отдыхают перед премьерой, но можно позвонить и поделиться открытием… Ваня уже взялся за телефон, но замер, а потом положил его обратно на стол. В чем, собственно, состоит его открытие? Он увидел странное сооружение под сценой, потом с ним случилось нечто вроде галлюцинации. И потом все бесследно прошло. Машина осталась смирно стоять на месте. Рабочих, которые готовили трюм к вечернему спектаклю, она совершенно не беспокоила. Раз они переставляли ее от одной стены к другой, значит, на них она не оказывала такого странного воздействия. Может, дело не в машине, а в самом Ване? И ему следует по примеру остальных взять выходной и хорошенько отдохнуть?

Было и еще одно обстоятельство, которое его беспокоило и удерживало от звонка друзьям. Святослав. Какое отношение он имеет ко всему этому? Гремину нечего делать в трюме. Чай, не Командор и не Мефистофель, ни проваливаться, ни вырастать из-под земли ему не полагается. «Онегин» у них вполне традиционный, Великашу к нему близко не подпускают после прошлого раза. Так зачем Святослав поперся вниз? Почему заинтересовался машиной? Возможно, этому есть какое-то прозаическое объяснение. Наверняка. Оно должно быть, просто сразу не приходит в голову. Святослав вообще неплохой. С непривычки только кажется букой, но на самом деле нормальный мужик, душевный даже. И голос конечно выдающийся. Саша его недолюбливает, да и Сёма не особо… А Вера — ну это же Вера, она со всеми так. Нельзя им говорить про Святослава. Они и так предвзяты и с готовностью ухватятся за любую порочащую его информацию. А если потом окажется, что Ваня все это придумал с устатку, то получится, что он зря оговорил хорошего человека.

Но что же тогда делать? Можно поговорить с самим Святославом. Ну, как бы невзначай упомянуть в разговоре про странную машину и посмотреть, как он отреагирует. Только и его сегодня нет на месте, а звонить по телефону… это будет не то. Ладно, можно подождать до завтра. Или вот что… можно еще разок заглянуть в трюм. В конце концов, что такого страшного с ним там произошло? Ничего. Секундное помрачение рассудка… При воспоминании об этом Ваня невольно поежился. Помрачение было очень неприятным. Что ж, вот и надо выяснить, связано ли оно с машиной. Это ведь нетрудно сделать: просто прикоснуться к ней, совсем слегка, одним пальцем. Если реакция повторится, он будет к ней уже готов и не станет так пугаться. И немедленно уйдет, чтобы назавтра осторожно заговорить об этом со Святославом. А дальше видно будет.

В конце концов, они ведь явно не рассказывают Ване всего. Или, по крайней мере, рассказывают не сразу. И человек в черном пальто его избегает. Ну и он не обязан отчитываться о каждом своем шаге.

Составить этот бесхитростный план было проще, чем осуществить. Когда Ваня придумал предлог вернуться в трюм, оказалось, что он уже закрыт. Просить, чтобы ему открыли, потому что он опять там что-то потерял, Ваня не решился, на него и так уже поглядывали косо. Видать, усач проболтался… Ладно. Подождем, над нами не каплет.

Ждать пришлось долго. Для вечернего спектакля сценическая техника не требовалась, поэтому трюм так и не открыли. После спектакля рабочие разбирали декорации — не так уж и долго, оформление было минималистичным, но Ване показалось, что им понадобилась на это целая вечность. Хорошо, что семья уехала на выходные в гости, и дома его никто не хватится… Воспоминание о доме заставило его на мгновение усомниться в правильности принятого решения. У него нет права рисковать собой по пустякам. Но… так ли уж он рискует? Глупости, какое постыдное малодушие! На одну минутку спуститься в трюм и прикоснуться ладонью к выключенной машине — где здесь риск? Вся операция займет не больше десяти минут. А потом домой.

Он не заметил, как задремал в тихой гримерной, и проснулся, когда все уже стихло. Пора.

Трюм был по-прежнему заперт, Ване еще днем пришлось поломать голову, соображая, как бы туда попасть. Он совсем было уверился, что без кражи ключей не обойтись, но вдруг вспомнил, что самый короткий путь в трюм пролегает прямо через сцену: ведь можно просто открыть люк и спуститься вниз на платформе, как он это делал много раз. Правда, для этого надо было запустить подъемную площадку, для чего опять же требовалось пробраться в трюм. Ну, это требовалось бы обычному человеку. А у супергероя есть же, в конце концов, его суперспособности! Надо передвинуть рычаг на панели управления, а потом нажать на красную кнопку — и вуаля, на планшете сцены откроется люк, через который можно проникнуть вниз. Совсем не трудно, сказал себе Ваня, хотя теперь, в темноте и тишине, этот план не казался ему таким уж простым и прозрачным.

Задумавшись, он угодил в заросли бутафорских елок, заготовленных в правом кармане сцены для завтрашней утренней «Снегурочки». Это хорошо, что «Снегурочка», очень кстати она подвернулась, как раз нужный люк в ней задействован… А вот и он. Ваня немного подумал и встал на колени. Так он будет все-таки еще чуть-чуть ближе к панели управления. Он закрыл глаза и представил себе эту панель, которую видел много раз. Она совсем рядом, прямо под ним. Если он может поднять концертный рояль… ну почти может… то и платформа его послушается. Только надо настроиться. Что-нибудь надо вдохновляющее, это всегда помогает. И прогнать из головы лишние мысли. Здесь только он и музыка. И тихая темная ночь.

Горели звезды…

Благоухала ночь…

Это только начало. Сейчас все получится. Сейчас. Не надо спешить.

Дверь тихо отворилась,

Услышал я шелест одежды…

Вошла она

И на грудь мне упала…

Он провалился в пение, как в люк, о котором почти позабыл. Кажется, никогда еще ему не пелось так легко, никогда звук не был таким глубоким и летучим. Наверное, потому, что нет слушателей. Всегда получается лучше всего, когда тебя не слышат.

Как легкий дым,

Вдруг быстро все исчезло.

Мой час настал, да!

И должен я погибнуть,

И должен я погибнуть…

Но никогда я так не жаждал жизни!..

Не жаждал жизни…

Он открыл глаза. В слабом свете фонарика слегка блестело покрытие сцены — и зиял черный провал люка. Получилось! Черт возьми, получилось! Браво, Иван!

— Браво, — негромко сказал кто-то у него за спиной.

Он вскочил, чуть не сверзившись в люк. От темных елок за пределами сцены отделилась такая же темная фигура, закутанная не то в длинный плащ, не то в мантию. Отделилась и медленно двинулась к нему, чуть шелестя одеждой.