Лысая (джен)

1.

На календарях стояло тридцать первое декабря.

В это утро, проснувшись, Пашка ощутила сильное желание как-нибудь сократить время до вечера, чтобы поскорее напиться да не видеть всю эту тошнотворную «предновогоднюю» суету. Казалось, даже Ладан, если бы у него были руки, готовил бы салаты вместе с мамой. Лысая, походкой зомби вошедшая на кухню, толком ничего вокруг себя не понимала, лишь сонно потирала глаза. Только вчера разобралась со школой — и тут на тебе, снова угоняют в рабство, заставляя пахать на общепит, нарезая колбасу или крабовые палочки. Ещё и, кажется, отчитывают за то, что спит слишком долго.

— Мгм, — невнятно промычала она, протерев глаза. Огляделась по кухне в поисках кружки — но всё вокруг было заставлено посудой и продуктами, так что свободного места не осталось вовсе. Сделав тоскливый вздох носом, Пашка покинула кухню, машинально промычав что-то на просьбу матери помочь с салатами.

За креслом в её комнате, отодвинутым с центра к стене, был спрятан туго набитый мешок из красной ткани. Вытащив его и поставив на кресло, Пашка зевнула, сверившись со своим списком, лежащим на столе. Там значилось несколько имён, для кого были приготовлены подарки.

«Что-то мне уже совсем не хочется…»

Но выбора не было.

Надев «зимние» чёрные джинсы да толстовку потеплее, Пашка схватила мешок, закинув на плечо, да, постоянно озираясь, вышла в коридор. Ладан подумал, что затевается какая-то игра, и пришлось его успокаивать. Возня привлекла из гостиной отца — тот с любопытством выглянул в коридор, улыбнувшись Пашке.

— И кому это подарки? Нам с мамой?

— Друзьям! — та попыталась улыбнуться, хотя стыдно было мучительно. Ответ отец принял, вернувшись к просмотру телевизора. Предновогоднюю готовку он по-прежнему старательно игнорировал.

Оказавшись на лестничной клетке, Лысая закрыла за собой дверь, тяжело вздохнула и выудила из мешка заранее приготовленную одежду: длинный красный балахон до пола и красный колпак с шариком на конце. Была припасена и густая ватная борода — её Пашка надела в последнюю очередь. Неудобно было жуть, колючие белые волосы так и норовили попасть в рот, да и в целом неприятно кололись. Полностью облачившись, Пашка немного помучилась, включая фронтальную камеру на телефоне, а затем критически себя оценила. В целом, маскировка была хоть куда: балахон отлично скрывал фигуру, а борода и колпак — лицо. Хоть сейчас иди и грабь какой-нибудь ларёк.

О Пашкиной затее никто не знал.

Она и сама не вполне понимала, что именно побудило её нарядиться в Деда Мороза — знала только то, что всё пройдёт гладко, если никто и не узнает, что это была она. Так что, запахнув красный балахон, она включила предусмотрительно подготовленные наушники и отправилась по списку.

Пока в наушниках гремел Раммштайн, Пашка волочила мешок с подарками на плече, иногда махая рукой проходящим мимо детям, радовавшимся Деду Морозу как щенки первому снегу. Не сказать, что ей это доставляло большую радость, но она чувствовала, как будто на один день в году обрела возможность быть не тем, кем обычно была. Конечно, Дед из неё получался слегка худощавый в плечах и шагающий так, будто помолодел лет на семьдесят, но некоторые всё равно были ей искренне рады.

Вот неловко будет, если провод от наушников в самый ненужный момент выскользнет из разъёма.

Район, где она жила — Рудный — находился на окраине, как и вообще все районы в городе (не на окраине был только центр). Недалеко от Пашкиного дома располагалась большая площадь, посреди которой раньше под Новый год ставили большую ёлку. Пашке тогда было шесть или семь лет, и она хорошо помнила, как огромное наряженное дерево её восхищало. Потом площадь утвердили под парковку, и для ёлки места не осталось. Но район всё равно до сих пор наряжали: на витрины магазинов вешали гирлянды, окна школы украшали изнутри резными узорами из бумаги, а в подъезде у Пашки Анна Константиновна Хрыч неизменно приклеивала на скотч новое поздравление от какого-нибудь депутата, которое каждый раз звучало так же, как и все предыдущие. Не говоря уж о том, что лица не очень-то менялись, но фамилии, кажется, были разные. Оставалось загадкой, где Хрыч такие поздравления приобретала, но каждому из них бабка, кажется, всем сердцем верила.

Когда Пашка подходила к дому Илюшки, ей пришло в голову, что пацан, наверное, уже давно не верит в то, что Дед Мороз настоящий, да и узнает ли? Мать у него строгая, может принять за мошенника и на порог не пустить. Что ж, решила она, покрепче сжимая мешок за плечом, была не была.

Стоило ей подойти к двери, как домофон запиликал и из подъезда филигранно выпорхнул какой-то алкаш.

— Ух ты ж ёб твою мать… — невнятно испугался он, силясь понять, не привиделось ли ему. Пока он силился, Пашка скользнула внутрь.

— И тебя с Новым годом.

Звонила она раза три, пока дверь не открыл приличного вида мужчина с объёмным животом под синей футболкой. Увидев на пороге Деда Мороза, отец Илюшки явно растерялся — но заулыбался, хотя не до конца понимал, почему пенсионер зашёл так рано.

— Здра-а-вствуйте, — пробасила Пашка, стараясь сделать голос как можно более басовитым. — С наступающим вас Новым Годом! А Илья дома?

Она чувствовала, что вот-вот рассмеётся в голос, но держалась изо всех сил. Улыбка была надёжно спрятана под бородой, но неудержимо проникала в бас. Отец немного рассеянно крикнул в квартиру:

— Илья, тут к тебе… пришли!

— Ща!!!

Илюшка Шаравин появился на пороге в шортах, футболке и непомерно больших для него тапках — и изумлённо застыл, узрев перед собой гостя.

— Ну здравствуй, Илья Муромец! — пробасила Лысая, осознавая, что сдерживать смех ей становится всё труднее. Ведь не узнавали, её действительно не узнавали! В её игру это добавляло какой-то остроты. Про себя она небрежно подумала, что могла бы сказануть что-нибудь менее избитое и пошлое, чем «Илья Муромец». Но это, видимо, приняли за чистую монету.

Илюшка посмотрел на отца: ты, мол, всё устроил? Но всё равно неуверенно поздоровался:

— Здравствуйте…

— Ну что, до-олгий путь я проделал… Подарок я тебе принёс, вот, в мешке он! Токмо стишок мне расскажи, а я послушаю…

Лицо четвероклассника Ильи Шаравина отображало целую гамму эмоций, смеси недоверия и любопытства, смущения и восторга, отрешённости, но явного и настойчивого желания поверить в то, что происходит. Он смущённо почесал затылок, снова взглянул на отца. Неужели, всё ещё подозревал, что им всё подстроено?

В этот момент сзади появилась мать Ильи.

— Здравствуйте… —

— И вам доброго дня, хозяюшка… — пробасила Пашка уже не очень уверенно. Перед этой женщиной ей становилось неуютно.

— Что-то голос у вас, дедушка, больно молодой…

— Так простыл я по дороге, морозы нынче лютые… — на лету сочинила Лысая, и тут же обрадовалась про себя, что так ловко выкрутилась. Снова обратилась к Илюшке: — Ну так что, добрый молодец, расскажешь стих дедушке?

Илья неуверенно обернулся на маму, снова посмотрел на папу, затем глубоко вздохнул и выпрямился по струнке.

— Сейчас…

И не очень уверенно продекламировал на весь подъезд «Белеет парус одинокий». Пашка слушала его не очень внимательно — её полностью поглотило ощущение того, что её игра удалась на славу, и она чуть не прыгала от восторга. Как только Илюшка замолчал, она похлопала в огромные варежки, а затем выудила из мешка самое тяжёлое, что в нём было — скейтборд, когда-то отобранный у Патрушева, но теперь почищенный и отполированный, с замененными колёсами, перевязанный красной лентой.

Илюшка принял его на руки с таким придыханием, будто ничего ценнее никогда не получал — а, возможно, для него так и было.

— Ну, пошёл я дальше, подарки ещё раздавать… С Новым Годом! — пробасила Пашка, махая рукой на прощание.

Дверь квартиры закрылась. Довольная Лысая снова затянула мешок, отправившись к лифту.

Одна из соседних дверей приоткрылась.

Пашка машинально обернулась и увидела, что из квартиры выглядывает худенькая старушка в цветной блузке.

— Здравствуйте, бабушка, — сказала Пашка, — с Новым вас Годом!

— Здравствуй, дедушка Мороз, борода из ваты… — старушка улыбнулась так, что даже морщины её стали симпатичными. — Помоги, дедушка, будь добр?

Почти занёсшая варежку над кнопкой лифта, Пашка остановила руку. В её планы не входило поздравлять ещё кого-то, кроме тех, кто был в списке, но отказать улыбающейся старушке казалось невозможным. Конечно, можно было сказать, что она спешит, но…

— Конечно, бабушка.

Развернувшись, она подошла к ней, шаркая по полу балахоном, скрывающим кроссовки.

— Дедушка, сестра у меня ходить не может, — призналась бабушка негромко, приложив худую руку к груди. — Совсем она плохая, а я о ней забочусь. Ты, дедушка, прошёл бы, поздравил её с Новым Годом? Ей уж, думаю, радости-то немного осталось…

Бешено скачущие мысли в голове Пашки поутихли, и сжалось сердце. Но играть — значит, играть до конца, решила она. К тому же, что сложного в том, чтобы просто поздравить немощную старушку? Ничего, а ей приятно…

В квартире тикали ходики. Серая кошка на худых ногах ходила по квартире бесшумно, как привидение. Пахло лекарствами, старым линолеумом и цветами.

Разувшись, Пашка прошла по коридору вслед за старушкой.

— Вот, Катерина Петровна, Дед Мороз к тебе пришёл…

Сестра её, одетая в белую ночнушку, лежала на большой кровати, укрытая одеялом по пояс. Табуретка рядом с ней была уставлена лекарствами.

Как только Катерина Петровна радостно рассмеялась, увидев на пороге комнаты Пашку, к той вернулась уверенность.

— Ну здравствуй, красавица, с Новым Годом! — пробасила она, проходя к кровати.

Старушка беззубо заулыбалась.

— Ну как дела-то твои, девица? — спросила Пашка, присев возле кровати на корточки. — Что ж ты приболела-то под Новый Год?

— Голос-то какой у тебя молоденький, дедушка, — рассмеялась старушка в постели. Лысая покивала, объясняя рабочую легенду:

— Так простыл вот на морозе, старость-то не радость…

«Подарить бы ей что-нибудь… — бились мысли в Пашкиной голове, — да ведь в мешке, вроде, ничего лишнего-то и нет… Хотя есть! Блин, совсем ведь про неё забыла…»

— Подарок у меня для вас, девоньки, на Новый Год, — сказала она, растягивая слова. Раскрыла мешок, немного порылась и выудила купленную для Лизки шоколадку в дополнение к её подарку.

«Извини, Лизок, такие уж дела…»

— Вот тебе, красавица, конфеты заморские…

«Что за бред я несу…»

— Спасибо, Дедушка Мороз, — негромко поблагодарила её Катерина Петровна, приняв в руки шоколадку, и вытерла рукой слезящийся, видимо, глаз. Пашка почувствовала, что пора уходить.

— Может, чаю попьёшь, дедушка? Или покрепче чего?

— Не могу, простите… — на мгновение Пашка даже забыла про голос, но быстро опомнилась, перейдя на бас, — Детишкам ещё подарки нужно дарить, так что бежать мне пора, девоньки… Счастливого вам Нового Года, Катерина Петровна…

— И имя-то моё откуда-то знает… — тихо восхитилась бабушка, кажется, пропустив момент, когда её представили.

Уже на пороге, когда Пашка надевала кроссовки, вторая старушка сказала ей негромко:

— Спасибо тебе, внучка, дай тебе Бог здоровья…

И уже в лифте Пашка осознала, что она была первым человеком, который понял, что Дед Мороз — не такой уж и дед: её назвали «внучкой».

2.

Путь к Лизкиному дому она решила преодолеть пешком: на проезд у неё не хватало, да и в автобусе она наверняка привлекла бы ненужное внимание. Так что, шагая под Five Finger Death Punch по людным улицам, Пашка всё думала о том, что случилось. Помогла ли она той старушке хоть как-нибудь? Правильно ли всё сказала? И зачем вообще согласилась помочь чужому человеку? Душу Пашкину снова терзали сомнения, истоков которых достичь было невозможно. Лишь подлый, мягкий голос вкрадчиво шептал ей на ухо: «ты не хороший человек, ты только притворяешься».

Возле киоска с лотереями скопилось несколько мужиков. Слегка заинтересовавшись, Пашка незаметно потянула за провод, выдернув с уха один наушник.

— Вон, левый тяни, Саня…

— Да я зуб даю, третий справа!

— Ка-акой третий справа, чё ты тут загоняешь…

Видимо, не могли решить, какой лотерейный билет выбрать. Один из мужиков заметил Пашку и обрадованно предложил остальным:

— О, вон Дед Мороз идёт! Его попросим!

Пашка чуть не обомлела: редко ей встречались настолько интеллигентные, и одновременно увлечённые азартными играми мужики. Неужели, Новый Год на всех так положительно действовал? Стоило ей подойти, как ей тут же объяснили: в честь праздника один из них раскошелился на лотерейный билет стоимостью в сто рублей, и теперь они не могли выбрать из ряда одинаковых билетов — боялись проиграть.

— Тяни, Дедуля! Сделай нам подарок! — подначивал тот, что предлагал взять третий справа. Он, кстати, до сих пор настаивал на своём:

— Я пятьдесят лет играю, за такое время я уж кой-чему научился…

— Ну и что, много ты за пятьдесят лет выиграл? — спросил кто-то.

— Ну когда-нибудь же должно повезти…

Взяв наобум крайний билет, Пашка показала его продавщице, которую явно утомили долгие выборы мужичков. Приняв от кого-то монетку, она стёрла её ребром серую область. Мужики вокруг неё затаили дыхание…

— Триста рублей!!!

Радостные, будто дети, мужики, получившие в три раза больше заплаченного, на радостях купили Деду Морозу бутылку водки в ближайшем ларьке. Пришлось взять и поблагодарить — а Пашка была и не против, — и двинуться дальше.

Вскоре впереди показался дом Лизки.

Её поздравление казалось Пашке наиболее трудным, потому что она не могла представить, как позвонит в дверь, как будет говорить с ней и её родителями. Стоит ли раскрыть им все карты, или понадеяться, что они её не узнают? Ведь татуировки и лысины под колпаком не видно.

— Ну вот я ей и сказала, чтобы она… О, Дед Мороз! — из двери подъезда вышла упитанная женщина в сиреневой куртке, слегка похожая на крашенного пингвина. — А вы к кому?

— Здравствуйте, девицы, — снова басила Пашка, — я к Лизе Са-авичевой, пода-арок ей несу…

Женщины переглянулись.

— А, к этой… С четвёртого.

— Да вы что, Дедушка Мороз, к этой обалдуйке?! В такие-то годы она уже понести успела! Проститутка она малолетняя, скажи же, Лена?! Ни стыда у неё, ни совести!

В один миг Пашке стало не зло, но обидно и за Лизу, и за этих кошмарных тёток, лезущих не в своё дело. И откуда они только узнали?! Неужели, родители Лизки совсем не держат это в секрете?

— Так что пойдёмте лучше к нам, дедушка, мы вас…

— А ну пошла с дороги, шмара подзаборная! — не выдержала Пашка, заорав благим матом. — Если, блять, скажешь ещё слово про Лизу, я тебе свой, сука, волшебный посох в пизду запихаю настолько глубоко, что ты потом его нахуй не вытащишь, поняла?!

Не дожидаясь ответа, она растолкала тёток в стороны, устремившись в подъезд, и захлопнула за собой дверь настолько сильно, что ещё какое-то время втайне опасалась, не отвалился ли от удара домофон.

Перед дверью Лизы она несколько раз глубоко вдохнула. Истомин как-то упоминал, что так можно расслабляться, если сильно разозлилась. Злость, к сожалению, не прошла после нескольких обильных порций кислорода, зато появилась ясность рассудка и знание, по какому сценарию нужно поступать.

— Здра-а-а-авствуйте! — сказала она «дедморозовским» голосом, когда дверь открыла мама Лизы, приятная на вид женщина с длинными светлыми волосами, которые обычно она собирала в хвост. — А Лизавета дома?! Я ей пода-арок принёс!

— Лиза! Иди сюда на минутку! Проходите, чего на пороге-то стоять…

Лизина мама улыбалась, что немало согрело Пашке душу: с пониманием отнеслась к импровизированной сценке, и с почти что детским любопытством ждала, что же будет дальше.

Вышла в коридор Лизка, и Пашка поняла, что, скорее всего, это не родители проболтались: у неё уже явно начинал округляться живот, что сложно было объяснить излишне калорийным рационом. Лысая быстро сглотнула и заговорила, понимая, что не может сдержать улыбку. Всё-таки одно дело едва знакомый Илюшка, но совсем другое — Лизок, единственная её подруга.

Увидев Пашку, она ничем не выдала, узнала её в маскараде или нет — но рассмеялась.

— Здравствуйте!

— А я тебе, Лизонька, пода-арочек принёс!

Лизок попрыгала на месте, прямо как дитё.

— Ну-ка расскажи дедушке стишок!

— А?! — не поверила своим ушам Лизок. — Серьёзно?! Ааа, ну…

Спустя несколько секунд Пашка всё же не удержалась, тихонько прыснув в колючую бороду, потому что Лизок встала в позу, в которой обычно все представляют поэтов, читающих стихи. Даже руку к груди лирично приложила, и без запинки выговорила:

— Я вас любил, любовь ещё быть может…

«Во даёт, — подивилась про себя Пашка, слушая её, — вроде всё время с нами тусовалась, на учёбу хер положила, а стихи наизусть помнит… Неужели учила?».

В миниатюрном выступлении Лизки было в равной степени и притворства, и серьёзности: может, она и догадалась, что под колпаком и бородой скрывается Лысая, но, может, приняла всё за чистую монету. В любом случае, её игра ей тоже нравилась.

— …я вас любил так искренне, так нежно, как дай вам Бог любимой быть другим! — и Лизок поклонилась, будто актёр, отыгравший роль.

— Умница, Лизонька, понра-авились дедушке твои стихи, теперь держи подарок!

Лизке достался свёрнутый в трубку плакат Sum 41, от которых она с ранних лет фанатела. Коридор наполнили радостные визжащие звуки, а на Лысую был совершён стремительный обнимательный блицкриг, после которого она едва устояла на ногах.

— Спасибо-спасибо-спасибо-спасибо, Паш… Ой, то есть, Дедушка Мороз! — засмеявшись, Лизка чмокнула Пашку в щёку, от чего та окончательно смутилась. Хорошо хоть борода тщательно скрывала лицо: не хватало ей ещё прилюдно краснеть.

— Ты где Новый год отмечать будешь? — спросила она шёпотом. — Если хочешь, приходи к нам, мама всего наготовила…

— Я… Да я с семьёй, наверное, — призналась Пашка неуверенно, хотя и не думала, куда денется вечером.

— Здорово, что ты так разоделась! И за плакат спасибо! И где ты балахон взяла?! А мешок?..

— Да у нас дома много барахла валяется, никогда не знаешь, что отыщется…

— Здорово, Паш, — с неподдельным восхищением произнесла Лизок, обнимая её. — Спасибо большое.

В груди у Лысой что-то ёкнуло — но она предпочла об этом промолчать.

3.

Пашке не удалось покинуть дом Савичевых, не угостившись чаем с печеньем, приготовленным «на вечер», но открытым ради неё немного раньше срока. Но это было даже кстати: она с утра ничего не ела, так что теперь, подкрепившись, отправилась дальше по своему небольшому списку.

Следующей в нём была Полька.

После их ссоры Пашка по-прежнему питала к ней тёплые чувства, но понимала, что подарка от Лысой Полина ни за что не примет. Но вот Дед Мороз — дело другое, и ему отказать наверняка будет сложнее.

Домой к Польке Лысая заходила всего раз, да и то не совсем в квартиру, а лишь в подъезд, но знала адрес и примерно помнила, как туда добраться.

Дверь Полькиной квартиры была обита коричневой кожей, а над глазком виднелись стёршиеся цифры, когда-то начерченные мелом. Поправив бороду так, чтобы в рот не залезала, Пашка занесла палец над кнопкой звонка… но остановилась. Поняла, что не знает, что говорить, если откроет Полька. А если её родители? А если брат или сестра, если они у неё есть?

Походила рядом с дверью какое-то время. Поняла, что в голову ничего не лезет, и решила импровизировать. Нажала — за дверью глухо прозвучал мягкий и протяжный звонок.

Шагов слышно не было, но спустя время донёсся невнятный шорох и женский голос спросил:

— Кто там?

— Дедушка Мороз, борода из ваты, — уже привычно пробасила Пашка, — Полиночке пода-а-арочки принёс, да вас, хозяюшка, поздравить.

Про себя она молниеносно восхитилась: как ловко у неё выходило складывать слова в идиотские речёвки с древнерусским намёком! Защёлкали замки, и дверь открыла худая женщина с мышиного цвета прямыми волосами. Она немного была похожа на Польку, но состарившуюся, сонную и с морщинами.

— С Новым Годом вас, а Полина дома?

— Вас Валера позвал? — тихо спросила женщина, не улыбаясь, но и не слишком настороженно. Кажется, играть она не очень хотела.

Пашка степенно покачала головой (вернее, качать пришлось всем телом).

— Я сам пришёл, так сказать, бэз-воз-мэз-дно.

— А Полину откуда знаете? — но, не дождавшись ответа, она сказала: — Сейчас я её позову… Полиночка, к тебе пришли!

— Кто там?! — послышался не очень-то приветливый окрик откуда-то из глубины квартиры. Не ответив на него, женщина юркнула куда-то в сторону кухни. Чтобы не стоять на пороге, Пашка шагнула внутрь, прикрыв за собой дверь.

В коридоре пахло пылью и немного — спиртом. Неужели, уже отмечали? Если так, то начали явно рановато…

Полька привидением возникла из какой-то двери, устремившись к выходу, а увидев, кто на пороге, замерла, смущённо улыбнувшись.

— Здра-а-вствуй, девочка, как же тебя зовут?

— Полиной…

— Красивое у тебя имя, Полина! А Дедушка и подарок для тебя приготовил. Только ты стих сначала прочитай, а я послушаю!

Немного подумав, Полька почесала пальцами затылок, глянула куда-то вбок, где, судя по всему, располагалась кухня. Набрала воздуха и чуть ли не на одном дыхании — но негромко — прочитала «Мороз и солнце». Не всё, правда: сбилась, не досказав до конца несколько последних строф.

— Умница какая, ай да молодец!

Пашка подумала, что если бы ей самой кто-то сказал подобное — она от смущения провалилась бы на месте. Но игру приходилось отыгрывать по правилам, поэтому она извлекла из пакета прямоугольную коробку шахмат с красивыми фигурками. Страшно подумать, каких денег она стоила — но стоило Польке увидеть подарок, и она будто бы расцвела. Про выражение «сияющие глаза» Лысая знала теоретически, но теперь увидела эти самые глаза воочию.

— Спасибо! — обниматься она не бросилась, но всё равно радостно попрыгала на месте. Что-то у них с Лизкой точно было общее.

Откуда-то из гостиной плавно вывалился, судя по всему, тот самый человек, что недавно задавал вопросы на всю квартиру.

— Чё такое? — спросил он лаконично, остановившись около них и положив руку с длинными пальцами на плечо Польке. Та попыталась вывернуться, но он удержал.

— Подарок принёс доченьке вашей, — по-прежнему басом, но уже слегка сдержанным, произнесла Пашка. Полькин отец ей не понравился, да и сама она, судя по всему, была не в восторге.

— Подарок? — удивился тот, посмотрев на шахматы в руках дочери. Говорил он с угрожающей медленностью, невозможно было угадать, какой будет его следующая реплика. Пашке представились медленно вращающиеся гусеницы огромного танка.

«Может, водки ему подарить?» — мелькнуло у неё в голове. Потому что водка-то в мешке была, её купили Пашке мужики с лотерейного выигрыша. Вот только…

— Ну, здорово, — сказал отец, оценив шахматы и потрепав Польку по волосам (та как-то странно съёжилась, но сжала губы и ничего не сказала) — Спасибо-то Деду Морозу сказала, а?!

— Да.

— Ну, пора мне в путь-дорогу… Ещё раз с Новым Годом! — с этими словами Пашка вышагнула за порог и прикрыла за собой дверь. Гулкий щелчок замка тихим эхом разнёсся по подъезду, а по спине Лысой пробежал неприятный холодок.

В тот момент она задумалась: в семье у Польки точно всё нормально?

4.

К тому времени часы уже показывали четыре часа. Бредя вдоль дороги и до сих пор встречая любопытные взгляды прохожих, Пашка Мороз думала о том, что уже совсем скоро мамины салаты и папин алкоголь у неё дома пойдут в ход, и начнётся веселье, в которой единственной дочери семьи Романовых места точно не будет. Но пока что перед ней расстилалась дорога, ведущая к Полтиннику, а в списке — и в мешке тоже — остался подарок только для одного человека. Плюс бутылка водки.

В наушниках играла одна из песен группы, которую Пашка не любила и не слушала. Но её рандом отчего-то считал иначе и включал «По дороге сна» — так называлась песня — изредка, когда на душе снова просыпались кошки.

…мимо мира людей, что нам до Адама и Евы, что нам до того, как живёт земля?

Только никогда, мой брат-чародей, ты не найдёшь себе королеву,

А я не найду себе короля…

— Давай, жми!.. — послышался сквозь напевы грубый голос. Пашка повернула голову.

Недалеко от неё забуксовал небольшой чёрный уазик, и двое мужиков тщетно пытались его вытащить из ямы, куда встряло заднее колесо. Водитель, поминутно выглядывая из окна, то и дело жал на газ, мотор ревел, снег вылетал из-под колёс — но бесполезно, вытолкнуть его они не могли.

— Нам бы третьего… — тяжело дыша, сказал один мужчина в шапке с растрёпанными ушами, телогрейке и высоких берцах. Выпрямившись, он огляделся по сторонам, но вокруг них никого, как назло не было.

Никого кроме Деда Мороза, бороздившего кроссовками заснеженный и кое-где скользкий тротуар.

— Уважаемый! — окликнули Пашку. — Извините, не могли бы помочь?

Её, кажется, приняли за мужчину. Не назвали «молодым человеком», видимо, не решившись определять возраст на глаз. Но видимо Пашка слишком хорошо вжилась в роль Деда Мороза, так что ничего женского в её походке заметно не было. Как не было ей и причин отказывать: пожав плечами, она молча подошла к ним, отложила красный мешок в сторону и нагнулась, пристраиваясь к бамперу.

— Сейчас нам Дедушка Мороз поможет… — воодушевлённо засмеялся кто-то из мужиков. — Ну-ка навали-и-ись!

С большим трудом, но они всё же вытолкнули уазик из ямы: автомобиль, будто бы обрадовавшись свободе, даже по инерции проехал несколько метров вперёд.

— Вот спасибо, Дедушка! — радостно сказал мужчина в шапке-ушанке. — Сергей Геннадьевич, очень рад! — протянул руку, и Пашка её пожала.

— Простите, а сколько времени не подскажете? — второй мужичок был в капюшоне, из-под которого выглядывал небритый острый подбородок с гигантской родинкой под носом.

Пашка припомнила, когда в последний раз глядела на телефон, и сказала:

— Четыре десять примерно…

— Успеваем… — выдохнул другой, — На корпоратив, понимаете, едем.

— Водочки бы хлебнуть, — мечтательно произнёс второй, — а то до восьми ещё терпеть…

— Успеешь ещё, Михалыч, набухаться!

Стоило видеть удивление на лицах обоих, когда из мешка Дед Мороз извлёк бутылку водки и протянул Сергею Геннадьевичу, пробасив:

— С Новым Годом вас!

Тот, приняв подарок, спросил:

— Это как, дедушка? А ещё подарки есть у вас?

— Извините, вы потратили три своих желания, — и Пашка тихо засмеялась в бороду, надёжно скрывающую лицо. Сергей Геннадьевич вылупился на неё во все глаза, а затем рассмеялся, хлопнув себя по колену, а тот, что был Михалычем, хорошенько треснул варежкой по лбу.

Дом Истомина уже виднелся впереди.

К Пашкиному удивлению, в Полтиннике вообще не было видно гопоты. Дворы, арочные переходы и исписанные качели были пусты, как будто все разом потеряли к Полтиннику интерес, либо первое января почему-то наступило раньше срока.

Проникнув в нужный дом — и на этот раз даже никого не встретив на входе — Пашка поднялась на этаж, вспоминая, как они с Истоминым затаскивали ёлку. В памяти снова всплыл тот приятный вечер с ёлкой и гитарой. Подумалось: вот бы как-нибудь ещё с ним посидеть. А что, если сейчас в виде Деда Мороза отдать подарок, а затем просто снять бороду и шапку, сделав вид, что удачно пошутила? Тогда Истомин тоже засмеётся, возможно, пригласит её внутрь, угостит чаем. А может, вообще остаться у него праздновать Новый Год? Выйдет, наверное, здорово.

Немного приободрившись такими мыслями, Пашка ускорила шаг, улыбаясь в бороду.

«Надеюсь, — подумала она, нажимая на дверной звонок, — так и будет».

— Кто? — послышался знакомый голос из-за двери.

— Де-едушка Моро-о-оз пришёл.

А вдруг не пустит? — шевельнулось внутри Пашки сомнение. Истомин, в отличие от всех, кого она посещала до этого, в чудеса, наверное, не особо верит, поэтому и с Дедом Морозом может просто отказаться разговаривать, решив, что это чей-то розыгрыш…

Но он открыл, представ на пороге в белой футболке и домашних, наверное, штанах. Так он казался ещё более худощавым.

— Здра-авствуй, Олег, я — Дедушка Мороз… — чем дальше Пашка говорила, тем лучше понимала, что у неё ни черта не получается, и Истомин уже узнал её. Но он ничего не говорил, молчаливо выслушивая её басовитые бредни. Ему Лысая не решилась ставить ультиматум и заставлять читать стихи в подъезде, а просто достала из мешка запакованную коробку с бантиком.

— Спасибо, Дедушка, — сказал Истомин со сдержанной улыбкой (наверняка, сдерживал он ещё и смех), — А знаешь, у меня к тебе просьба есть. Подожди минутку.

Он нырнул куда-то в комнату, оставив Деда Мороза на пороге. Пока он что-то искал, Пашка мельком оглядела убранство коридора и заметила на пороге пару сапог.

— Здравствуйте, — раздался женский голос, и с кухни в коридор выглянула симпатичная молодая девушка с короткими чёрными волосами, в аккуратных очках. Пашка часто встречала таких людей, по которым сразу становилось ясно, что свободное время они проводят за книгами, и эта девушка была одной из них. Это не отталкивало, а скорее создавало какую-то тайну внутри человека. Но Лысой девушка не понравилась, хоть она её и поприветствовала в обычной своей манере.

Истомин вернулся с небольшим синим свёртком в руке и сказал:

— Отдай, пожалуйста, от меня подарок Павлене Романовой, если ты к ней ещё не заходил, хорошо?

«Ай да сукин сын!»

Неуверенно приняв свёрток в белые варежки, Пашка пробасила:

— Я подумаю, добрый молодец. Плохо себя Павлена вела в этом году, не заслужила подарков.

— Ну и что? — Истомин пожал плечами. — Подарки, Дедушка, зависят от дарящего, а не от получающего. Уж тебе ли не знать? — и он улыбнулся, закрывая дверь. — С Новым Годом… Дед Мороз!

И он рассмеялся.

Кошки царапали всё больнее, когда Пашка спускалась по лестнице вниз, стягивая с себя бороду и колпак, на ходу развязывая и снимая красную накидку, всё комкая и заталкивая в опустевший мешок. На душе вдруг стало необъяснимо тяжело и обидно, и зло на всех вокруг. И больше всего — на себя. Зачем всё это было? Почему она вообще решилась позориться и делать это? Казалось, ещё немного и царапины на душе закровоточат чем-то едким и больным. В татуировке опять отдало болью. Напялив шапку на голову, Пашка вышла на мороз уже в роли себя самой, а не Деда Мороза, и поёжилась — то ли с холода, то ли с нервяка.

«Говорил, что одинок, а сам на Новый Год каких-то девиц к себе приглашает. Наверняка, уже перепихнуться успели. Или сегодня ночью будут. И что он в ней нашёл? Ну конечно, она же вся такая из себя умная и интеллигентная, наверняка ещё в вузе познакомились. Книжки обсуждают свои, какие-нибудь заумные философские теории или что-то ещё… — тоскливо думала Пашка, втыкая наушники. Обида разъедала внутренности ещё похлеще злости. — А со мной он тогда почему возится? По-любому, просто наебать меня решил. Так и знала, что нельзя ему верить. Сука, я ведь ему ещё и помогала…»

Откуда-то пришла мысль позвонить Марье и выговориться. Потому что больше особо и некому. Не успевшая включить музыку, Пашка выдернула наушники, нашла в телефоне нужный номер и позвонила.

— Абонент не может ответить на ваш звонок. Оставьте сообщение после сигнала.

Сколько Лысая себя помнила, голосовые сообщения, записанные на автоответчик, работали только в зарубежных фильмах, а в России из-за дикого роуминга никогда не находили адресата и уплывали куда-то в безвестность. Но она решила попробовать и, дождавшись сигнала, заговорила в трубку, медленно шагая по улице.

— Марья, привет. Это Пашка снова… Извини, что надолго пропала. С Наступающим тебя! Как ты там празднуешь, как у тебя учёба? Сложно, наверняка ведь? А я сегодня Дедом Морозом подрабатывала… Всем подарки разносила. Тебе бы тоже что-нибудь подарила, но ты же знаешь нашу почту и мою глупость… Подай мне весточку, хорошо? Напиши там драбаданом нашим, или письмо отправь, или СМС, потому что я по тебе скучаю, — Пашка поняла, что случайно начала выдавать сокровенное, но поделать ничего не могла и продолжала говорить, — Ты не представляешь, как мне тебя не хватает, Марья, потому что все вокруг такие сволочи… И у всех вокруг кто-то есть, а у меня никого, никого кроме тебя нет!

«Сколько, интересно, там максимальное время записи?»

— …и я так часто вспоминаю, как мы с тобой раньше тусовались, и вообще я думаю о том, чтобы поехать после учёбы в Питер, просто для того, чтобы тебя снова увидеть. Что бы ты хотела на Новый Год? Ты скажи, я отправлю почтой, найду способ… Блять, как же долго я говорю, извини… Я хочу тебе что-то пожелать, но только я и не знаю даже, с кем ты там отмечаешь и как ты вообще… Я желаю, чтобы всё у тебя было хорошо, Марья, и чтобы друзья у тебя были, и чтобы тусовки и веселье полным ходом, и я… — Пашка запнулась на полуслове.

Лицо было мокрым — снова. Хорошо хоть улица была пуста, и никто не мог этого увидеть.

Последние слова в трубку Пашка произнесла шёпотом, а затем машинально нажала кнопку вызова. И ей стало страшно от того, что она сказала, и насколько сокровенны и нежны были эти слова. Этого нельзя было говорить по телефону, или как-то ещё, кроме — словами в лицо, но Пашка сказала, произнесла их, выдавила из себя,

— Ваше сообщение сохранено, — любезно оповестил автоответчик.