Лишний человек (джен)

Лето, перегревшись, лопнуло и растеклось по сентябрю, отдавая ему накопленный жар, тяжело дыша сухостью в усталые лица. И все кругом словно горело в лихорадке — раньше времени начали желтеть листья, в неподвижном воздухе пахло гарью, и где-то на грани слышимости звенела невидимой струной безотчетная тревога.

Был, впрочем, у них и вполне явный повод для беспокойства — предстоящая премьера, последние репетиции, спешка, суета и обычные неурядицы. Но это волнение было привычным, узнаваемым, теперь уж оно и не отпустит, так и будет нанизывать на себя дни один за другим, как бусины, а потом вдруг все кончится и наступит блаженная пустота. Саша любил это чувство и знал, что другие любят. Это была желанная мука. По-настоящему страдают от нее только новички.

Появление Алекса на прослушивании вызвало некоторое удивление, но спел он вполне прилично, и руководство махнуло рукой: пусть будет, ладно уж. Без Трике ведь не обойтись, а раз Вера ударилась в филантропию и решила поощрять юные таланты, тем лучше. Одной заботой меньше. Все-таки это ее спектакль, пусть делает что хочет.

Сам Алекс отнесся к неожиданному началу своей театральной карьеры настороженно. «Зачем это вообще? В порядке благотворительности?» — спросил он еще тогда, в комнате за портьерой. «Нет, просто остальные Трике уже разбежались, а ты человек новый и пока не знаешь, с кем связался», — зловеще сказал Ваня. «Больно молод для Трике», — Саша поджал губы в притворном неодобрении. «На себя посмотри!» — засмеялась Люша. «Да нормально все, чего вы? — сказал Сёма. — Будет еще одно прелестное дитя. У нас и так тут уже детский сад, а не опера. Я вот, например, уже почти убедил себя, что мне двадцать четыре». Ваня радостно закивал, а затем вдруг продекламировал с чувством:

Пускай года бегут проворно,

Для Сёмы это не беда.

Ему все возрасты покорны

Всегда!

Как бы то ни было, Алекс взялся за дело с рвением неофита, мужественно продирался сквозь трудности русского текста и безмолвной тенью сидел в зале на всех репетициях. Трике получился уморительный, и хотя акцент у него был не совсем французский, он так натурально путал слова, что Татьяна, которая должна была страдать и тосковать, слушая дурацкие куплеты, то и дело прыскала со смеху. Трике, видя это, старался пуще прежнего, и Татьяна смеялась уже в голос. Вера сердилась на обоих. Пианист, воспользовавшись паузой, оживленно обсуждал с Ленским покупку септика на дачу. Онегин с покаянным видом чинил стул, который они с Ленским опять внепланово поломали в ходе ссоры на балу. Словом, творческий процесс шел как обычно.

— Все-таки очень странный сюжет, — сказал Алекс, усаживаясь рядом с Сашей.

— Ну а что ты хотел? Это опера! Тут все сюжеты такие.

Алекс задумался.

— В обычных операх — да. Еще и похуже бывает. Но тут такая простая житейская история, и вдруг — дуэль, выстрел, уносите окровавленное тело… Так не бывает.

— Почему же?

— Они друзья. И стреляются насмерть на поединке? Поединок — это для врагов. И потом, ну пусть они поссорились. Пусть им стыдно отказаться теперь от дуэли… я понимаю, мне объяснили. Но можно же выстрелить в воздух!

— Нет, нарочно стрелять в воздух нельзя. Это новое оскорбление. И это ничего не решает. Такие уж правила.

— Ну все равно. Можно стрелять не насмерть, а просто... ну, целиться в ногу там или еще как-то так. Чтобы просто ранить.

— Ранить?

— Ну да. Ну кто в здравом уме будет стрелять в друга так, чтобы убить? Убивают только врагов. Да и то… если получится.

И снова какая-то мимолетная щекочущая мысль заставила Сашу замереть и умолкнуть. Поединок… да, он не обязательно будет смертелен даже для заклятых врагов. Всякое бывает. Можно получить рану. Не смертельную, а просто…

Саша вдруг понял, что Алекс дергает его за рукав. Он нехотя обернулся и уперся взглядом в Веру, которая незаметно подошла к ним и, видимо, уже некоторое время стояла, уперев руки в бока.

— Выйдите за дверь, — сказала Вера. — Там договорите.

И им пришлось уйти.

Жара немного отпустила, и они решили прогуляться по бульвару до соседней станции метро. В воздухе — ни дуновения. Месяц ворсинкой пристал к наэлектризованному бесцветному небу. Все кругом еще одеты по-летнему, размягчены и распарены, будто идешь по набережной в курортном городке. И только на Алексе пиджак поверх рубашки. Как ему не жарко? Вот что значит южная кровь и привычка к теплу…

Саша вдруг остановился.

— Ты чего? — Алекс, обогнавший его на пару шагов, притормозил и оглянулся в недоумении.

— Ну-ка сними пиджак.

— Зачем это?

— Сними, пожалуйста. На одну минуту.

— Да ты чего? С какой стати?

Приятная разморенность мигом слетела с обоих. Алекс попятился и сжался, словно ожидая, что его начнут раздевать силой, и снова стал похож на сердитого крысенка. Вот черт, не задал бы стрекача… Только этого им не хватало!

— Ладно, — Саша надеялся, что голос его звучит спокойно. — Если не хочешь, не снимай. Просто скажи мне: что у тебя там?

— Да ничего! Ты с ума сошел? — Алекс сделал еще два шага назад.

— Просто ответь мне, что у тебя под пиджаком, — Саша говорил тихо, чтобы не привлекать внимания праздношатающейся публики, поэтому слова приходилось произносить раздельно и отчетливо. — Оружие, да? Нож? — Он понял, что угадал. — Тот самый, которым ты…

— Нет, другой. Тот я выбросил. Чтобы в аэропорту не придирались.

— Ясно. И что, ты всегда с ним ходишь?

— Не всегда. Вы же меня обыскивали, помнишь? В тот день ничего не было. Я ведь на экскурсию пошел, там на входе охранники досматривают.

Саша тяжело вздохнул. Вот вам и французик Трике с комическими куплетами.

— Понятно. Мы в тот раз ничего у тебя не нашли и расслабились. А сейчас, значит, когда ты с нами работаешь и на входе тебя не досматривают, ты решил вооружиться. — Саша еще понизил голос, и Алекс, вынужденный прислушиваться, невольно сделал несколько шагов по направлению к нему. — Зачем тебе нож?

— Ты так удивляешься… — Алекс нахмурился. — Будто сам не знаешь, что происходит и с кем мы имеем дело. Мне иногда кажется, что и правда не знаешь. И ты, и остальные. Тогда, в Лондоне, вы его отвезли в больницу, тряслись там над ним, чуть только апельсины не носили… И это после всего, что он вам сделал!

— Да. И благодаря этому мы заполучили Сёмин телефон и распутали хотя бы одну ниточку в этом клубке. Оружие обычно не решает проблемы, а создает их.

— Пустые слова. Красивые, но пустые. Представь, что он сейчас выйдет из-за дерева и нападет на тебя. Что ты будешь делать? Прочитаешь ему лекцию о ненасильственном сопротивлении? Я не понимаю… Вы с ним давно знакомы. Я представляю, какой вы ему можете предъявить счет за все, что он натворил. Мне хватило одной встречи. Я видел его в первый раз в жизни, и он со мной просто поговорил… Ну, момент был неудачный. Для меня, то есть, неудачный, а для него в самый раз. Но ведь не в этом дело, не в каком-то дурацком конкурсе, на котором я проиграл. Плевать на конкурс! Он тут вообще ни при чем!

Алекс уже почти кричал, не замечая, что повысил голос, но если сказать ему об этом, он попросту замолчит. Поэтому Саша слушал, не перебивая, только следил краем глаза, нет ли слишком любопытных прохожих поблизости.

— Он все про меня знал! Знал, что мне сказать, про что напомнить и какими словами! Знал, что я хочу забыть, стереть навсегда, притвориться, что ничего не было! Он меня уничтожил одним-единственным разговором. Потому что я… вот такой. Слабак и неудачник, мне много не надо, достаточно поговорить, если только знаешь, что сказать. Но он не ограничивается разговорами, я же знаю! Он убивал, или пытался убивать. Да, я пришел к вам тогда безоружным. Не потому, что охрана на входе… Это ерунда. Просто я знал, что там будете вы, а вы же супергерои… ну, я не понимал, что с вами случилось, я думал, вы еще в полной силе. И чем мне поможет нож? Но теперь-то я знаю… Теперь вы все просто люди, ставки поменялись. Он может убить. И его можно убить. И это будет конец, совсем конец, понимаешь? Да что я тебе-то объясняю… Ты лучше меня должен все понимать.

— А тебе приходилось убивать когда-нибудь? Ну, не считая того нападения на Великашу.

— Что? Нет! Конечно нет, зачем ты спрашиваешь?

— Вот. И мысль об этом даже в голову раньше не приходила, да? А после встречи с ним ты носишь с собой нож и пугаешь мирных граждан. Слушай, Алекс, но это ведь все еще его влияние. Не только то, что ты хотел покончить с собой, но и то, что ты задумал убийство. Ты навредишь себе гораздо больше, чем ему. Тебе сейчас кажется, что это твое собственное желание, но на самом деле это он играет тобой. Ты действительно плохо еще его знаешь, хотя…

В кармане загудел телефон — да что ж такое, как не вовремя! Не спуская глаз с Алекса, он все же глянул мельком на экран… Надо ответить.

— Ты куда вообще пропал? — сухо поинтересовалась Вера.

— Так ты же сама нас выгнала… ой, то есть отпустила! Я думал, на сегодня уже все.

— Нет, еще не все.

Голос у нее был какой-то странный, и Саша вдруг встревожился.

— А что случилось? Мы вообще тут недалеко.

— У нас небольшая проблема.

Вера, видимо, отвернулась от телефона и что-то сказала в сторону, Саша не разобрал ее слов, но зато отчетливо услышал удрученный ответ: «Ну чего ты его дергаешь, чем он поможет?»

— Я иду, — сказал он торопливо. — Слышишь? Я сейчас буду. Вы где? Вера?

Но она уже отключилась. Ладно, во всяком случае она в театре, а там видно будет. Черт, и правда, напрасно они, видать, расслабились, подумал он уже на бегу.

— Саша? Ты чего? — Алекс вынырнул откуда-то из-под локтя. — Да стой! Кто это был?

— Вера. У них что-то случилось.

Как назло, бульвар как раз наполнился народом, приходилось пробираться сквозь группы гуляющих, заходящее солнце слепило глаза, и Саша почти наугад тыкал в кнопки, набирая на ходу Сёмин номер.

— Да? — голос у Сёмы был спокойный, разве что слегка озадаченный.

— Что там у вас стряслось? Мне Вера позвонила…

— Небольшая неприятность.

— Да с кем?! — рявкнул Саша, не сдержавшись.

Сговорились они, что ли, трепать ему нервы недомолвками! Но по крайней мере понятно, что неприятность не с Сёмой и не с Верой.

— Не с кем, а с чем. С декорациями.

Саша замедлил шаг, оглушенный нахлынувшим облегчением, и Алекс чувствительно наступил ему на пятку.

— Что там? — спросил он требовательно. — Ну!

— Декорации какие-то… Сёма? Ну чего вы нас пугаете, а? Ну в общем мы минут через пять будем… все равно уже в двух шагах.

Совсем все с ума посходили. Жара еще эта. И в жилах закипает кровь от зноя…

— Ладно, пошли, — сказал Алекс деловито и подтолкнул его в спину. — Посмотрим, что там у них такое.

Живописный цех находился под самой крышей, и солнце простреливало его насквозь через огромные окна во всю стену. К счастью, работала вентиляция, но все-таки было душно, и лица мгновенно покрывались липкой испариной. Дима так и вовсе был как из бани, его остолбенелая фигура с огромным мокрым пятном во всю спину — это было первое, что Саша увидел, когда, все же слегка волнуясь, торопливо вошел в зал. Вера стояла рядом, и оба они даже не оглянулись на тех, кто вошел. В зале, впрочем, было еще полно народу, в том числе несколько незнакомцев. Хотя нет, вон тот вроде бы из инженерной службы, а этот высокий, с квадратным лицом, кажется, начальник охраны.

Все они стояли не шевелясь, и Саша тоже невольно замер, гадая, стоит ли привлекать к себе внимание. Алекс снова подтолкнул его в спину, пришлось сделать шаг вперед… И тут Саша понял, на что устремлены неподвижные взгляды всех присутствующих.

На полу был расстелено огромное полотно — задник, фоновый занавес, выполненный по всем канонам классического театра. Грубая ткань, густые и на первый взгляд беспорядочные пятна краски, вон и огромные малярные кисти в углу, гигантские, как для великанов. В таком виде, на расстоянии нескольких шагов, это бессмысленная примитивная мазня. Но когда декорация займет свое место в спектакле, театральное волшебство вступит в свои права, и над сценой распахнется мертвое зимнее небо, из мрака и пустоты проступит угрюмый остов мельницы, скрючатся от холода и тоски черные ветви, и хлопья снега будут льнуть к пылающим щекам — последнее прикосновение жизни, ее робкая предсмертная ласка…

Но нет, ничего такого не будет. Задник погиб. Очередной Димин шедевр, над которым он так долго бился, из-за которого ссорился с Верой, которым они оба были недовольны и который в конце концов удался… Гигантское полотно было изрезано вдоль и поперек — безжалостно, методично, с маньяческим усердием.

— Я не понимаю, — Дима жалобно оглянулся на Веру. — Как это вообще возможно? Это ведь сколько времени надо было…

— Дурное дело не хитрое, — сказала Вера бесстрастно. — Я вот думаю, здесь ведь посторонние не шастают. Только свои. Значит, можно установить, кто тут сегодня был и когда успел это все устроить. — Она повернулась к человеку с квадратным лицом. — Выясняйте.

— Выясним, — начальник охраны, кажется, подавил побуждение вытянуться в струнку и щелкнуть каблуками.

— А как же премьера? — спросил Ваня, который сидел на корточках у другого края истерзанного полотна. — Времени-то всего ничего осталось. А у нас задника нет для дуэли.

— Новый сделаем. Да, Дим? Сделаем ведь?

— А это вообще реально? Тут много работы.

— Значит, надо будет много работников, — пожала плечами Вера.

— Думаешь, успеем?

— Успеем.

— Да, сделать-то мы сделаем, — Диме наконец передалась ее уверенность. — Придется поторопиться, но в общем вполне реально. Это само по себе не проблема. Меня другое волнует. Кому это понадобилось и зачем?

— Да просто псих какой-то, — начальник охраны, насупившись, водрузил на нос очки, такие же квадратные, как его лицо, и разглядывал порезы на ткани. — С ножичком.

— Прекрасно, — сказала Вера. — У нас по театру гуляет маньяк с ножом. Скажите, пожалуйста, сколько человек у вас в штате?

— У нас-то? Ну… то есть…

— И все зарплату получают, да? А у нас тем временем вот такое. Среди бела дня, чуть ли не у всех на глазах. Практически накануне премьеры. Только психа с ножичком нам тут сейчас не хватало для полного счастья.