Драбблы с редкими пейрингами (гет)

Чарли/Гермиона

— Знаешь, когда мне было тринадцать, я была влюблена в тебя.

— Что? — Мужчина отрывается от работы и смотрит на улыбающуюся девушку, жену его младшего брата.

— Когда мне было тринадцать… — терпеливо повторяет невестка.

— Ты несерьёзно, — мужчина отводит взгляд, — Мы виделись до вашей с Роном свадьбы всего пару раз.

Гермиона смахивает упавшую на лицо прядь и смеётся.

— Чарли, разве тринадцатилетней девочке, обделённой вниманием мальчиков, много надо, чтобы влюбиться? Я была напуганным, неуверенным в себе ребёнком, и пары тёплых улыбок хватило, чтобы вскружить мне голову, — и девушка снова рассмеялась. Чарли подхватывает её смех.

— Что же ты раньше не сказала? Я бы отбил тебя у Рона, — мужчина ласково улыбается, как тогда, в их первую встречу.

— Вот видишь, ты снова так улыбаешься, — Гермиона улыбается в ответ. — Ну как не влюбиться в эту улыбку? — Девушка хочет сказать что-то ещё, но хлопает дверь, и Гермиона уходит встречать мужа с работы.

Как только за девушкой закрывается дверь, мужчина перестаёт улыбаться. Отчаянно хочется что-нибудь швырнуть в стену, а в идеале — разбить всё, что попадётся под руку. Была влюблена, когда ей было тринадцать. Чарли снова рассмеялся. А когда ей было пятнадцать, в неё был влюблён он. Тогда на Турнире Трёх Волшебников все взгляды были обращены на Делакур, все, но не его. Он видел только её, только её красота могла поспорить с чарами вейлы, потому что была настоящей. Настоящей в своей простоте и искренности, настоящей в румянце на щеках и искорках в ореховых глазах. Гермиона Грейнджер всегда была настоящей.

Настоящей она была, когда кружилась в танце в ярко-алом платье на свадьбе Билла. Когда дарила улыбки друзьям и любимым. Гермиона Грейнджер была настоящей во всём. За это её стоило любить.

Гермиона была настоящим верным другом и храбрым воином, и поэтому Чарли отчаянно боялся за неё. В ту проклятую ночь во время битвы за Хогвартс он выискивал в гуще сражения её, за неё он отчаянно молился. Молитва была услышана, но не стала ли смерть Фреда платой за его эгоизм?

Чарли тряхнул головой, отгоняя ненужные мысли. Да, он был прав, не стоило на время отпуска возвращаться в Нору. Но кто знал, что здесь также окажется самый младший брат с беременной женой? Последнее оказалось ещё большим сюрпризом, чем их пребывание в отчем доме. Вон какие они счастливые, а он, единственный неженатый сын огромного семейства, не имеет никакого права вмешиваться в их счастье. Вот только жаль, что не успел спросить, когда она его разлюбила. Он должен забыть о ней. Забыть о самой настоящей и единственной любви в его жизни.

Он должен забыть о ней. Поэтому Чарли никогда не узнает, что в рыжеволосой толпе Гермиона всегда выискивала только одного, что во время войны она молилась только о нём. И даже на собственной свадьбе она смотрела не на своего мужа, а на него, и слёзы, застилающие глаза, были не от счастья, а от осознания что выбор сделан: она теперь настоящая Уизли. Она носит ту фамилию, о которой и мечтала, вот только подарил ей её другой. Чарли никогда не узнает, что приход мужа был только предлогом, чтобы прекратить неловкий разговор, так необдуманно начатый ею. Он никогда не узнает, что закрыв дверь, она застынет перед нею, пытаясь сдержать слёзы.

Какая нелепица, — усмехнётся про себя девушка и, смахнув непрошенные слезы, накинет на плечи спадающую шаль, на лицо — улыбку, и пойдёт встречать мужа.

Гермиона Уизли настоящая во всём.

За это её стоит любить.