Принцип противодействия (джен)

Зеленый цветущий сад одурманивал многообразием запахов и привлекал к себе огромное количество насекомых. Трудно поверить, что такой живописный уголок соседствовал с грязным, пропахшим бензином и заводскими выбросами городом. А если проехать несколько миль на север, то можно оказаться в прерии, среди фермерских хозяйств и диких животных.

Дорожка из крупных камней вела к калитке, но Лео предпочел с нее свернуть и двинулся к низенькому свежевыкрашенному заборчику, идя босиком по влажному газону. Дом с садом находился на вершине холма, у самого края оврага. Оттуда открывались потрясающие виды на длинную трассу, дома внизу и небольшой лесной массив, плавно переходивший в степь. На горизонте плыли темные тучи, неся с собой сильнейший ветер, что уже рвал кроны деревьев далекого массива, дождь и ветвистые молнии, необычайно широкие и яркие. Это была его любимая погода, и, глядя теперь на приближающуюся грозу, он не мог оторвать взгляда.

Он уже целый год привыкал к тому, что больше не увидит родную мать. Она была еще очень молода, но судьба сыграла с ней злую шутку, за что теперь расплачивался ее сын. Он до сих пор иногда чувствовал, будто с его рук капает кровь, видел перед глазами умирающего отца, и бледное, обезумевшее лицо матери. Лео не задумываясь набросился на него, без всяких чувств ударил его ножом, даже не думая, к чему это может привести. Но дело было сделано, и если бы не старания дяди, то мальчишка бы получил от нового закона сполна.

Диагноз, который поставили его матери, для него был не вполне ясен. Когда она умерла, Лео, как это часто бывает, винил себя и только себя в ее смерти, хоть в сущности ничего не мог сделать. Но теперь он точно знал, что дядя с тетей не смогут долго держать его у себя, ибо у них было предостаточно своих забот. Мальчик почти не видел их, только по вечерам ему удавалось с ними поговорить. Даже завтрак он готовил себе в одиночестве.

Прогнав все дурные мысли, Лео неторопливо прошагал по газону к оставленным на дорожке шлепанцам и вернулся в дом. Эта неделя была для него особенной, ведь и дядя, и тетя находились дома, но по-прежнему оба были заняты и постоянно то говорили по телефону, то занимались какой-то важной работой. И все же только их присутствие заставляло сердце мальчика биться радостней. Никто из них двоих не намекал ему ни на что, но Лео понимал, что скоро его отправят в другое место. Он только надеялся, что его родственники и вправду так хороши, как он считает, и не станут отдавать его в интернат, куда хотел отправить его отец.

— Что это на твоем лице, мастер Леонард? Уныние?

Мальчик оторвал взгляд от своих шлепанцев, на которые глядел все то время, что лениво плелся в дом, и увидел дядю, сидящим в гостиной с ноутбуком на коленях. Его залысина блестела, будто маслом намазанная.

Лео уже давно привык к тому, что его звали «мастер Леонард», и даже некоторые его однокашники, услышавшие однажды это прозвище, в шутку повторяли его, чем несказанно раздражали мальчика. Он оставлял право называть себя так только за дядей. Тетя частенько звала его даже по фамилии, то ли насмехаясь, то ли возводя его в более высокий возрастной ранг. Для нее он никогда не был ребенком, особенно после того, как вполне осознанно поднял руку на отца.

— Я понимаю, что у тебя мало поводов веселиться, — продолжал тем временем его дядя, — но ходить вечно угрюмым тоже нехорошо. Тебе надо повзрослеть, мастер Леонард, иначе ничего в жизни не добьешься.

— И именно поэтому у меня должна быть физиономия менеджера-консультанта?

Дядя поднял брови, уголки его губ слегка приподнялись.

— Я полагал, что ты собираешься в другую индустрию. Скажем, в журналистику. Там, уж конечно, тебе не понадобится ослепительная улыбка, но лучшее правило в любой сфере, в которой бы ты не вертелся, — показывать свое истинное душевное состояние не стоит. Это неэтично, да и никого в принципе не должно касаться. В противном случае за твою «искренность» могут забросать камнями.

— Как в одном библейском сюжете? Я заметил, что люди гонят всех, кто на них не похож…

Дядя отложил ноутбук и сел на самый край дивана, жестом приглашая племянника уж если не сесть, то хотя бы подойти ближе.

— Суть не в непохожести, Лео, — произнес он. — Ты можешь сколь угодно отличаться от основной серой массы, но ты остаешься представителем человеческого рода. Искренность — это настолько интимная вещь, что она касается только того узкого круга людей, который ты впускаешь в свою жизнь. Всех подряд впускать не надо. Что до гонений… мир настолько изменился, что тебя будут травить не за то, что ты чем-то особенен, а за то, чем ты владеешь. В особенности это касается тех вещей, которые отнюдь не материальны.

— Например?

— Знания, умения, осведомленность. Держи это все при себе.

Лео почти незаметно кивнул и было развернулся, чтобы отправиться к себе, но услышал за спиной голос дяди:

— Мне показалось, или ты хотел чего-то еще?

Мальчик остановился и, не поворачиваясь, сказал:

— Я здесь ненадолго, я это знаю. Куда я отправлюсь потом?

— Понимаю, чего ты боишься. В интернат ты не попадешь. Старайся не думать пока об этом, мы оставим тебя нескоро.

Сейчас он отчего-то не верил в слова дяди, они показались ему жутко далекими от реальности. Лео вновь поплелся по коридору, чуть не потеряв по дороге шлепанец, завернул в свою комнату и, даже не закрывая двери, шлепнулся лицом на подушку, заливая ее слезами.