Принцип противодействия (джен)

— Вы будете навещать меня ежедневно? — спросил Уайт, едва завидев Грейс на пороге своей камеры. — Был бы рад услышать положительный ответ.

— У меня сложилось впечатление, что вы мизантроп, — ответила Грейс, садясь напротив него.

По-прежнему на краю его койки лежала та же самая книга, находясь при этом в том же состоянии, что оставили ее вчера. Казалось, Уайт не трогал ее со вчерашнего утра, да и вообще просидел в одной позе весь остаток дня и ночь.

— Спешу опровергнуть вашу догадку. Тем более что мне здесь не по себе, я чувствую себя каким-то брошенным. А ведь надеялся, что такого больше не повторится.

— Вы уже чувствовали себя брошенным?

— Да, еще ребенком. Где же ваш напарник?

Резкая перемена темы Грейс не понравилась, но времени у них было мало, а сначала нужно обсудить первоочередные проблемы.

— Занят в конторе, — сухо отозвалась Грейс. — Я говорила еще вчера, что добьюсь повторного обыска, и мне это удалось. Мой знакомый полицейский сегодня отправился в офис, и мы кое-что нашли.

— Дверь?

— Не только ее. За этой дверью оказался узкий коридор. Из него можно попасть в кабинет Фрайза и на этаж ниже. Как оказалось, прямо под кабинетом находится техническое помещение, если можно его так назвать, и фактически в него можно попасть сразу двумя способами — через, собственно, коридор и через люк.

— Люк в полу? — Уайт нахмурился.

— Рядом с рабочим местом Фрайза, открывается только в помещение ниже и скрыт ковром. Прямо под ним в комнате стоит резервуар с водой, у стены — два электрогенератора. Наши эксперты осмотрели все. Видимо кабели спрятаны в подпол, он покрыт древесно-стружечными плитами, на которых, кроме следов крови ничего не обнаружили. Фрайз оказался до крайности странным типом.

— Ваши эксперты, уверен, выяснят, что кабели генераторов присоединены каким-то образом к резервуару.

— Если так, то при включенных генераторах находиться в помещении опасно.

— Тому, кто в резервуаре — да, — Уайт поднял брови и еле заметно улыбнулся. — Названные вами плиты не проводят ток, насколько мне известно.

— Мистер Уайт, — лицо Грейс стало суровым, — ваше освобождение — дело нескольких дней. Но если вам известно что-то, что помогло бы следствию, вы должны со мной поделиться этим. Пока мы с вами говорим, эксперты ищут отпечатки пальцев и другие следы, и если окажется, что среди найденного есть что-то компрометирующее вас, это может кончиться плохо. Вы меня понимаете?

Уайт поерзал на месте, а его лицо приняло слегка недовольное выражение, хотя глаза по-прежнему ничего не выражали.

— Единственное, до чего я дотрагивался, это края двери. Естественно я не мог туда попасть и, тем более, взломать голыми руками ее за считанные минуты, за которые меня не видели на камерах.

— Хорошо, в это нетрудно поверить. Ну а Фрайз? Вы ведь журналист, что, если вы узнали о нем что-то, что заставило вас приехать сюда под видом покупки модуля?

— Я сказал все, что знаю, — Уайт сморщился. — Остальное — работа полиции, а не моя.

Грейс покачала головой. Он бьется за свою репутацию, за свои знания. Едва он выйдет за пределы этого участка, проследить за ним будет проблематично, а между тем Рид не просто так попросил не отпускать его сразу. У нее возникло чувство, что Уайт чего-то ждал. Дав понять, что не виновен, он лелеял надежду на скорое освобождение от надзора. Но всякие попытки узнать, что же он задумал, пресекал.

Грейс тяжело вздохнула и взглянула в сторону камеры Арми, но обнаружила там только пустоту — уже никто не сидел и не разглядывал нагло посетителей, а после не отпускал шуточки в их адрес.

— Вы его уже не увидите, — сказал Уайт, проследив ее взгляд.

— Где он теперь?

— На кладбище, — Уайт ответил настолько бесцветным тоном, что Грейс стало не по себе. — Если его, конечно, додумались туда отвезти.

— Что произошло?

— Вчера его должны были повезти в суд, пришли двое дежурных, открыли решетку, а он, по глупости своей, бросился бежать.

— Ему не дали сбежать?

— Дали, он спокойно проскочил на проходе, пока в диспетчерской зевали да плевали в потолок. Он попытался угнать машину, но один умник-офицер достал пистолет и вместо того, чтобы стрелять по ногам, пустил ему пулю в затылок. Думаю, вы догадываетесь, где теперь этот идиот.

— Это ужасно.

­— Это жизнь, вот и все.

— Как вы можете так хладнокровно рассуждать? — спросила Грейс, пытаясь скрыть свое негодование. Она никогда не сочувствовала преступникам, но как людей их все же было жаль.

— Скажите, вы родились в благополучной семье? — внезапно спросил Уайт, будто проигнорировав Грейс.

— К чему этот вопрос?

— Пожалуйста, ответьте.

Грейс заколебалась, но в конечном итоге уступила ему:

— Можно и так сказать.

— Родись вы в семье, где отношения не клеятся, вам бы не казался рядовой случай ужасным. Я лишился обоих родителей одного за другим, а потом меня воспитывала тетя, которая, к слову, не слишком меня любила. Не потому, что я ей не нравился, а потому, что не была склонна к какому-либо проявлению чувств. Мы жили в районе, который раскололся на две половины — комфортабельные кварталы и бандитская дыра — так их называли сами горожане. Так вот наш дом находился в первой части, но учился я во второй.

Мне рано пришлось отвыкнуть от всего, чем обеспечены дети богатых и благополучных семей. Мои тетя и дядя богаты, но ни один не растрачивает деньги попусту. Оба лишены всяческих иллюзий, которым подвержены богачи. Каждый был занят своим делом, да и друг к другу они относились с некоторым холодом, хотя я чувствовал какую-то непонятную, но очень тесную связь между ними. Каждый уезжал в свой офис очень рано, я сам добирался до школы. За пять лет на моих глазах убили столько виновных и безвинных, я увидел столько крови и насилия, что теперь меня ничего не удивляет. Каждое утро я менял маршруты, чтобы однажды не попасть под горячую руку. Через год я отправился учиться защищаться, потому что постоянно менять маршруты — не решение проблемы. Я выбрал самый оптимальный путь к школе и ходил по нему, днем опасаться было нечего — полиция просыпалась и патрулировала улицы.

Очень давно, когда мне было лет шестнадцать, я по обыкновению шел утром в школу. Через квартала два от нее устроили свое логово карманники — в одном жилом здании с торца был вход в ночной клуб, который давно уже не работал. Они устроились там, потому что полиция ходила только по центру, в проулках они редко появлялись. Их было человек пять, работали они в команде. В час-пик они выбирались на центральную улицу — народу там всегда много, потому что на этой улице единственный годный торговый центр, — и начинали чистить сумки и карманы прохожих. Если кого-то замечал полицейский, вор уводил его вглубь, а четверо других шли следом. Достигнув какого-нибудь угла, где, скажем, не видно центральной улицы, они впятером избивали полицейского и кидали там же. Как ни странно, никто за все время не умер, максимум — оказывался в больнице с сотрясением.

Но однажды у них появился новичок — растрепанный мужчина тридцати двух лет или больше, в грязной толстовке и каких-то пижамных штанах. Он носил при себе нож, кажется, охотничий и был единственным вооруженным среди этих карманников. Вшестером они выходили рано утром на улицу и расходились по одному в поисках ранних прохожих. Карманники и раньше практиковали это, но с прибытием новенького люди стали обходить квартал стороной, чтобы не напороться.

В то утро я вышел привычным маршрутом, взял на всякий случай маленький ножик, хоть и не планировал им пользоваться. И что вы думаете? Я встретил этого новичка, но вот до меня ему дела не было. Когда я его увидел, он вытряхивал чью-то лаковую сумку, а подойдя ближе, нашел молодую женщину, которая прислонилась к стене и, тяжело дыша, держала руку на боку. Сквозь ее пальцы текла струйками кровь, а этот вор ковырялся в ее сумке, держа в зубах окровавленный нож. Сдуру я направился прямо на него, думал — убью этого урода за то, что он сделал, и пусть меня потом будут судить. Но я отомщу.

Тогда мне было невдомек, что этой женщине больше помогла бы моя помощь, а не смерть напавшего на нее вора. Он заметил меня, но его поведение повергло меня в шок. Я думал, что он попытается напасть, а он бросил все, кроме ножа, и побежал прочь. Он испугался ребенка! Не мог же он знать, что я машу оружием не хуже его самого? Я бросился к женщине — она все еще дышала, но руки ее уже были ледяные. Пошарив в ее сумке, я нашел телефон и набрал скорую. Не успел диспетчер договорить, как на центральной улице раздался выстрел. Я выбежал на звук, и знаете, что я увидел? Я увидел этого вора, лежащего на проезжей части в луже собственной крови — это полицейский застрелил его, попав в горло. Я решил позвать его на помощь, не стал надеяться на скорую. Никогда не видел такого лица ни у одного полицейского. Он опустился на колени перед женщиной и зарыдал — как я позже узнал, это была его невеста. Что она делала в таком месте, да еще и в такой час — неизвестно.

— Как полицейский оказался на улице утром, если работать они начинали намного позже?

— Он приехал по звонку какого-то жителя квартала — его квартиру обчистили, что называется, до обоев. А нашел свою девушку, которая умирала у него на глазах. Скорая прибыла очень быстро — девушку спасли, слава богу. А полицейский… его уволили, а через месяц он погиб от руки какого-то грабителя, которого он когда-то поймал.

Уайт на несколько минут замолчал, а когда заговорил, его голос прозвучал как-то хрипло.

— Я не раз видел похожие случаи, мне пришлось привыкнуть к той мысли, что каждый день при мне могут убить человека, а когда-нибудь убьют и меня. И я скоро перестал переживать по этому поводу — чем больше переживаешь, тем скорее сам сыграешь в ящик от нервного срыва. Я долго размышлял над тем случаем. Правила менялись много раз, коснулось это и полиции, — когда кого-то увольняют, то отбирают оружие и запрещают носить его под угрозой уголовного наказания. Если бы не тот вор, то, может быть, на полицейского не напал грабитель, а если бы и напал, то он смог бы защититься. Жаль ли мне Арми? Едва ли. Он заслужил смерти так же, как вор, порушивший жизнь тех двоих. А этот дурачок, который убил Арми, — мне его искренне жаль. Я видел здешние нравы, парню не поздоровится, это точно.

— Мне посчастливилось не увидеть никаких смертей, — произнесла Грейс. — Здесь никогда такого беспредела не было.

— Вам повезло, но в скором времени на ваших глазах, быть может, ежедневно будут умирать люди.

Грейс не нашла, что ответить. Пустота соседней камеры создавала пустоту всего участка, в изоляторе стояла звенящая тишина. Лишь в диспетчерской кипела жизнь, но камеры, как будто могильные плиты на кладбище, были пугающе молчаливы.

Уайт сидел, сосредоточенно глядя на лицо Грейс, словно пытался увидеть что-то недоступное простому человеческому глазу. Она взглянула на него и как обычно не увидела ничего, кроме безэмоциональной маски. Даже когда он говорил, его взгляд оставался бесцветным, будто эти воспоминания он уже не раз прокручивал в сознании, и никаких чувств они уже не вызывали. Вся личность Уайта была внешне так же пуста, как и все вокруг, что наводило на Грейс невыносимую тоску. Ей вдруг захотелось немедленно сбежать из этого места, хоть она и понимала, что бежит от реальности, от жизни. И Уайт был частью этой ужасно несправедливой жизни. Более того — он был жертвой этой жизни, отчего, наверно, все его чувства так скоро отмерли.

— Я вас расстроил, — заметил Уайт будничным тоном. — Не стоило, наверно, вам рассказывать столь мрачных историй.

— Ничего страшного, — как-то отрешенно отозвалась Грейс.

— Знаете, дорого я бы дал, чтобы быть в том состоянии, в каком до недавнего времени пребывали вы. Мне совсем немного лет, а я уже устал так, как не устают старики.

— С вашим «Протоколом А» — неудивительно.

— Я бы советовал вам отправиться домой, — сказал Уайт, пропустив ее замечание мимо ушей, — хотя не вправе это делать. Побеседуйте с кем-то, кто мог бы вас немного отвлечь.

— У меня много работы, но я последую вашему совету. Последняя неделя как невесть что.

Решетку Грейс открыл уже другой дежурный — с совершенно чистым лицом, но угрюмый и неразговорчивый. К Грейс почему-то пришла мысль, что застрелил Арми именно тот парень с воспаленным лицом, но она отмахнулась от нее.

— Грейс, — позвал Уайт, подходя к прутьям, когда дежурный закрыл камеру и уже удалился, — когда меня отпустят, вы больше не будете вовлечены в дело?

Она взглянула на него и в который раз отметила: Уайт оказался необычайно высоким. Только тюремная одежда уже не выглядела как балахон — он был вовсе не худым, а физически развитым.

— Фактически, да. Но комиссар будет держать меня в курсе дела — мне интересно было бы узнать, чем все кончится. А почему вы спрашиваете?

— Хотел бы все-таки помочь, — пожал плечами Уайт. — С полицейскими у вас туго, как я понял.

— Чем, если вам ничего не известно о Фрайзе? Освальд, вы уже съездили в Теннеси, застряв в изоляторе. Не хотите же вы влезть куда не следует? Я бы не советовала вам.

— Как скажете.

Уайт отошел от решетки и вернулся на свое место. Грейс почему-то показалось, что он был обижен, хотя ничем этого не показал.