Принцип противодействия (джен)

Территория США, штат Нью-Йорк, 2057 год.

Запах краски стоял во всем помещении, и работа ротационных машин заглушала голоса. Типография никогда не подводила своих заказчиков, и все газеты выпускались в срок. Он был весьма удивлен количеством тиража еженедельника «Карантин Телеграфс», будучи уверенным, что эту газету читают неохотно. Он не мог сказать, что стоял у истоков редакции и был причиной ее прогрессивного развития, но начальство не переставало его расхваливать. На деле же ему отдавалась только одна колонка в еженедельнике, да и то не всегда он мог ее получить. Внештатных работников здесь не чествовали.

В этот жаркий летний месяц начинающий журналист должен был работать не покладая рук, чтобы добиться стабильной работы внештатным сотрудником и не оказаться на перепутье, когда придет время альма-матер расставаться с ним. Тем не менее, он решился рискнуть тем немногим, что у него было, и отправиться в совершенно другой штат, где можно было раздобыть неплохой материал. Конечно, этот неплохой материал был только отговоркой, но журналист не мог раскрыться перед начальством, иначе поездка не состоялась бы. Редактор «Карантин Телеграфс» ждал его в типографии, загруженный работой и недовольный тем, что нужно тратить время на очередного внештатного работника.

В типографии на присутствие постороннего практически не обращали внимания — если он здесь, значит, его пропустили — весь немалочисленный штат был занят своей работой. Журналист отирался по всем помещениям в поисках своего начальника, но под конец путешествия уже не был уверен, что застанет его здесь. Он знал редактора еженедельника только по фотографии на стенде в холле редакции и по скупым рассказам других сотрудников. Ему обещали, что он просто не сможет не отыскать начальника, ибо он слишком высок, чтобы его не заметить. Когда журналист уже отчаялся найти его, один из работников типографии, крайне недовольный его бесцельными прогулками по шумному корпусу, спровадил его в другое помещение. Там и оказался редактор.

Мужчина и вправду оказался высок, безупречно одет, как подобает представителю начальствующего состава, и весьма бодр на вид. Он оценивающе оглядел журналиста-внештатника и заметил его не очень дорогой, но хорошо сидящий костюм. Разговаривать, стоя у ротационных машин, было крайне неудобно, журналист даже не сразу расслышал, что начальник зовет его на выход. Редактор проводил своего подчиненного через запасной выход в грязный дворик, куда еле-еле проникало солнце и где воздух был в разы гаже, чем около помойки.

— Мне уже сказали, что вы собираетесь выехать за пределы Зоны, — сказал редактор, тщательно пригладив волосы на затылке. — Дело, конечно, ваше, но работу вы обязаны сделать, иначе рассчитывать вам будет не на что.

— Я понимаю, — ответил журналист на удивление ровным и бесстрастным голосом. Собеседник, видимо, оценил его умение держать эмоции в узде.

— Хорошо, что понимаете. Вы говорили, что привезете из Теннеси хороший материал, да?

— Все верно.

— Если он действительно хороший, то работа вам зачтется, — кивнул редактор. Он все еще с подозрением глядел на подчиненного, и наверняка его удивляла не столько уверенность журналиста, сколько его хладнокровие. Начинающие «рабы» желтой прессы обычно не отличались силой воли и характером, из методов работы отдавая предпочтение наглости.

— Я буду отсутствовать месяц. Поверьте, этот срок окупится, я свое слово держу.

— Так говорит всякий журналист, — отмахнулся от него редактор. — Результаты мы обсудим, когда вы будете иметь на руках реальный материал. Пока он только воображаемый.

Журналист промолчал и даже глазом не моргнул. В словах и интонации редактора читалась скрытая угроза. Возможно, этот человек уже имел опыт работы с молодыми сотрудниками, думающими о себе слишком много, и знал, как поставить их на место или припугнуть. В случае новичка этот маневр не сработал.

— Ладно, через месяц жду вас в редакции, — произнес наконец он. — Не подведите, мистер Уайт.

Редактор напоследок ободряюще похлопал журналиста по плечу, но и это никак не подействовало на того. Мужчина сунул руки в карманы и вернулся в корпус через ту же дверь, из которой вывел их во двор. Уайт позволил теперь себе поморщиться и, задержав дыхание, поспешил покинуть вонючий дворик.

Территория США, штат Мичиган.

Отменная погода. Солнце поднялось высоко, и спрятаться от него не было возможности. Да и нужно ли? Еще немного, и внушающие массивы холодных свинцовых туч поглотят его свет, а затем придет и ледяной ветер, пробирающий до костей.

Город пуст. Вчерашний ураган изорвал линии электропередач, сорвал крыши стареньких домишек и побил автомобили. Ему, конечно, было далеко до Изабели[1], но ущерб он принес неплохой. Мальчик, лет двенадцати с виду, высунулся на улицу в полдень и сделал это неохотно: ветер и тучи его изрядно пугали. Он пробыл всю ночь в школе с другими детьми, ожидая, когда же стихия уйдет, но ее явление уж слишком задержалось. Не дозвонившись до дома, он решил возвращаться, ощущая тревожное покалывание за грудиной и на кончиках пальцев.

Накрутив вокруг шеи шарф, он подтянул его до самого носа и отправился вниз по улице. И без таких бедствий город был пустоват, а теперь и вовсе казался заброшенным. Пока мальчик, ускоряя шаг и изредка поглядывал на небо, шел домой, ему встретился всего лишь один старик да грязная дворовая собака, жалобно глядевшая ему прямо в глаза.

Он неплохо ориентировался в городе и знал, что стихия, разрушив все в этом районе, не достала их дома. Но это его не волновало. Ураган шел на север, в совершенно противоположную сторону. Как раз туда, где работали надоедливые соседи из дома напротив. Как раз туда, где работал и его отец.

Живя столько лет под одной крышей с ним, мальчик не видел ничего хорошего. Только то, что он постоянно срывался по каждому сколько-нибудь значительному, по его представлению, поводу и кричал на первого попавшегося. Типичная ситуация, как ни посмотри, впрочем, какое мальчику было до этого дело? Он знал, что отцу ничего не втолковать, а физической силы ему просто не хватит, чтобы ему противостоять. Возможно, он бы смирился с такой ситуацией, как делают другие, но проблема была куда глубже.

Небольшой двухэтажный домик без всяких гаражей и садов — единственная крупная вещь, которую позволили финансы семьи. Они не жили бедно, но и не разбрасывались деньгами. Сын рос в самых простых, чуть ли не аскетичных условиях, что воспитало в нем неприязнь ко всякого рода пустым тратам. Он не одевался дорого, не приезжал в школу на машине, не размахивал дорогим планшетом и не имел больших карманных денег, но это нисколько не задевало его, не заставляло чувствовать себя приниженно в окружении богатых однокашников.

Он видел в этом некое превосходство.

Мальчик остановился у дверей и прислушался: из глубины дома доносился раздраженный голос, в котором он узнал отцовский. Без сомнения, отец снова кричал на мать, раз уж его «дорогое чадо» под горячую руку не попало. Мальчик сжал кулак так, что ногти сильно взрезались в кожу ладони и, поборов волну гнева, открыл дверь.

Голос стал громче и звучал откуда-то со второго этажа. Мальчик бросил рюкзак прямо на тумбочку в прихожей, разулся и скользнул по лестнице наверх. С каждой ступенькой возрастала волна его напряжения, но он пытался оставаться предельно спокойным, чтобы не испортить ситуацию. Он слишком долго шел к этому, ошибка теперь была недопустима.

— Если этот поганец не начнет учиться, как надо, я отправлю его в интернат!

Мальчик уже не первый раз слышал от отца подобные эпитеты в свой адрес. Определив, что голос доносится из спальни, он на цыпочках подошел к двери. Солнце все еще било в окно через легкие тюлевые занавески, висевшие на всех окнах в доме, отчего и из-под закрытой двери можно было увидеть две тени, периодически менявшиеся местами.

— Он не может тянуть все сразу, разве ты не видишь? — заступалась за сына мать. — Достаточно тех успехов, которых он достиг в других предметах.

— И что он будет делать? Эти его игрушки не принесут никакого дохода — один такой же умный уже доигрался до того, что сидит теперь на помойке.

Отец семейства продолжал повышать голос, не считаясь с соседями и не подозревая, что его сын четко слышит каждый звук.

— Наш сын достаточно талантлив, чтобы добиться в будущем результатов.

— В таком случае пусть развивает свой талант в другом месте. Завтра он отправится в интернат.

— Я не отдам своего сына в интернат!

Мальчик всегда подозревал в своем отце мелочность. Или это было притворство? Он не мог припомнить хотя бы раза, когда бы отец интересовался его учебой, и сразу распознал ложь. Что за ней стояло, можно было и догадаться, но раздумывать над этим теперь — не время.

Он больше не слышал голосов родителей. Подозревая, что что-то не так, он решился приотворить дверь и стал свидетелем картины, которую наблюдал не раз. Отец схватил мать за запястье так, что она закричала от боли. Как озлобленный зверь, он стиснул зубы и сжал ее руку так сильно, что можно было представить, какой отек останется на запястье.

— А я не позволю тебе заступаться за этого засранца, — прошипел он ей на ухо. — Он это заслужил.

— Не трогай меня!

Он замахнулся, чтобы влепить жене пощечину, когда сзади на него набросились. Мужчина не мог увидеть лицо напавшего и начал терять равновесие из-за тяжести тела, повисшего на шее. Горло ему сдавили изо всех сил, он стал дышать отрывисто. Кое-как устояв на ногах, он попытался схватить нападавшего, но в тот же миг что-то до невыносимости острое вонзилось в горло. Заметно слабеющая хватка вскоре перестала давить на гортань, и отец упал лицом вперед. Ковер стремительно впитывал в себя черную на фоне узора кровь.

Был ли это конец?

[1] Ураган Изабель — самый мощный и наиболее смертоносный тропический циклон, наблюдавшийся в сезоне 2003 года в бассейне Атлантического океана.

Территория США, штат Теннесси, 2057 год.

Маркус Даррелл был недоволен. За тридцать лет работы в полиции ему приходилось иметь дело с разного рода мерзостью, выслушивать нелестные слова как в свой адрес, так в адрес других, с ним находящихся, ловить грабителей и неудавшихся карманников.

Получив звание шерифа и взяв под управление местный полицейский участок, Даррелл отнюдь не мечтал, что работать станет легче. Все так же мелькали перед глазами карманники, убийцы и прочие сомнительные персоны. Но вовсе не это возмущало офицера полиции.

Уже пять лет он верховодит в участке, и все так же этот участок напоминает проходной двор. Каждый день кого-то уведут, кого-то приведут, к кому-то придет родственник, друг, адвокат, кто-то еще. Молодой человек с покрытым сыпью лицом работает на участке дежурным и еле успевает водить посетителей к камерам.

Однако сегодняшний день разительно отличался от всех остальных. К одному из заключенных под стражу сегодня прислали адвоката: она была весьма знаменитой персоной, поскольку стиль ее работы отличался от принятых негласных стандартов. Именно благодаря этому стилю она смогла добиться успеха в адвокатской среде. И Маркус Даррелл решил встретить ее лично. Не только потому, что она — знаменитость, но и потому, что ее будущий подзащитный не менее интересен.

Грейс Китон приехала в участок не одна — ее секретарь Норманн Эрл, как всегда, нес планшет со всеми данными и коммуникатор, в котором делал собственные заметки. Пройдя металлоискатели и пропуск, Китон и Эрл остановились около диспетчерской в ожидании шерифа. Участок совсем недавно пережил косметический ремонт, что, впрочем, не коснулось камер. Они как были «графскими развалинами», так и остались.

— Доброе утро!

Даррелл вылетел из диспетчерской так, будто ему было не пятьдесят три вовсе, а на двадцать лет меньше. В дверь он не без труда протиснулся: сам он был достаточно тощим, но широкоплечий офицер занимал чуть ли не весь дверной проем и не давал пройти, хотя переговариваться по рации он мог бы и в другом месте.

— Маркус Даррелл, — шериф протянул костлявую руку и обменялся рукопожатиями с Китон и Эрлом. — Ваш клиент в самой последней камере.

Даррелл дал указания дежурному и повел адвоката и ее помощника в конец коридора.

— Мистер Уайт очень странный человек, — пояснил шериф, пока они шли к камере. — Я понимаю, что он начинающий писатель и журналист и очень одарен в этой области, но разговаривает он прямо как в книжках. И это если разговаривает. Обычно он молчит, даже не обращает внимания на идиота в соседней камере, который постоянно его донимает.

— Донимает? — переспросила Китон, стараясь говорить как можно тише. — Что вы имеете в виду?

— Ну, он его постоянно дразнит, сыплет на него нецензурной лексикой. А тот хоть бы хны. Как будто и нет его в камере. Сядет и сидит, глядя в одну точку. Иногда просит принести ему чего-нибудь почитать в бумажном виде. Не переносит электронику.

— Не переносит вообще, или только чтение на электронных носителях?

— А черт его знает, — Даррелл остановился перед камерой номер пятнадцать и повысил голос: — У нас регламент — час в день, не больше. Но раз вы первый раз с ним будете общаться, я вам разрешу пробыть здесь дольше.

— Спасибо, мистер Даррелл.

Шериф кивнул и, постояв несколько секунд, двинулся к следующей камере. Достав ключи из нагрудного кармана рубашки, он открыл решетку, которая ответила жалобным писком, отдавшимся эхом по всему коридору.

— Эй, привет, ребятки, — прозвучал за их спинами хриплый голос из камеры напротив. Опираясь на прутья решетки, там стоял коренастый мужчина с бритой головой и тупо пялился на прибывших.

— Заткнись, Арми, — прогремел Даррелл, — не то лишу тебя обеда.

Оскал мужчины сразу же куда-то пропал, и он отошел от решетки.

— Вот этот вот — мучитель Уайта, — пояснил Даррелл. Шериф жестом пригласил Китон и Эрла проходить.

Грейс бросила взгляд в сторону камеры Арми и зашла внутрь. Даррелл захлопнул решетку и отдал ключи дежурному с лицом в сыпи.

В самом углу камеры на койке сидел молодой человек, подогнув под себя правую ногу. Он в упор смотрел на пришедших, но его взгляд, как и лицо, не выражал эмоций.

— Мистер Уайт, я Грейс Китон, ваш адвокат, — Грейс подошла к Уайту и протянула ему руку. Тот нарочито медленно поднялся на ноги и обменялся с ней рукопожатием. Ростом он был выше Грейс на голову, а безжизненные глаза имели потрясающий яркий оттенок. Зеленый и карий. Редкое явление.

— Приятно познакомиться, — мягкий голос Уайта не выдал ни одной эмоции.

— Норманн Эрл, — представился напарник Грейс.

Уайт обменялся рукопожатием и с ним, а затем мягко опустился на свое место, но сел уже прямо. Грейс опустила обшарпанную деревянную доску, крепившуюся к стене камеры цепями и служившую для сна, и присела напротив Уайта. Эрл достал коммуникатор и сел рядом, внимательно изучая взглядом камеру и ее обитателя.

— Я знаком с вашим методом работы, — сказал Уайт, не дав Грейс начать говорить первой. — Год назад я писал о вас статью.

— Вот как? — Грейс воззрилась на него с неподдельным любопытством.

— Да, — подтвердил Уайт, не понимая ее удивления. — В университете, где я учусь, в качестве практики отправляют работать в местные редакции. Та, в которую попал я, весьма… специфична. Их интересуют разные личности, и не только в пределах «Протокола». Я веду колонку в газете «Карантин Телеграфс», редакция находится в Нью-Йорке, досконально изучил все документы по вашей работе, которые доступны в сети, и составил нечто вроде журналистского досье. Честно говоря, с вами мне пришлось напрячь все свои силы. Неплохой импульс.

— Сочту это за комплимент. Хотелось бы увидеть, что же вы написали обо мне.

— Если посетите наш штат, то сможете достать тот давнишний выпуск. Вне зоны «Карантина» вы газеты не найдете. Но вернемся к делу. Я не дал вам начать, прошу меня извинить.

— Ничего страшного, — вздохнула Грейс. Уайт и впрямь оказался интересной личностью. — Я изучила материалы вашего дела. Вы обвиняетесь в убийстве главы корпорации, специализирующейся на разработке защитных устройств и программного обеспечения. Корпорация раскинула сети на весь восток бывших штатов, в том числе и на штат, в котором вы проживаете.

— Леонард Фрайз. Вы его имеете в виду?

— Именно. Вы знакомы с ним?

— Лично? Едва ли. У нас был один-единственный телефонный разговор, в результате которого я оказался здесь, в Теннесси.

— Вы должны были встретиться, я так понимаю?

— Да, все так.

— Хорошо, с этим мы разберемся позже, — произнесла Грейс и бросила взгляд на Эрла, что-то яростно набиравшего на коммуникаторе. — Вы знаете, каким образом я попала к вам?

— Нет, я понятия не имею, кто предложил вам мной заняться, — Уайт наклонился чуть вперед, и его глаза блеснули. — У меня здесь нет знакомых, которые могли бы мне помочь.

— А родственники?

— Мои родители умерли много лет назад. Немногочисленных родственников жизнь развела по разным уголкам планеты. Все очень просто.

— Однако нашелся человек, который о вас забеспокоился. Некий Виктор Детройт. Он позвонил нам в контору вчера вечером и попросил помочь вам. Звонок поступил из «Протокола». Не поясните?

— Интересный расклад, — пришла очередь Уайта удивляться. — Связываться с зоной южных штатов очень сложно.

— К чему я и веду. Мистер Детройт представился вашим хорошим другом. Так ли это?

— Ему несвойственно лгать, — пожал плечами Уайт. — Виктор — сын владельца корпорации «Детройт», создающей гаджеты и устройства, которые расходятся с успехом по всей карантинной зоне. Сродни компании Фрайза, но только работает, в основном, с заказами правительства «Зеленой Зоны».

— Правительство «Зеленой Зоны»? — переспросил Эрл. — Не поясните?

— Так называется бывший Нью-Йорк-Сити-Центр. Сейчас этот пятак отделен от внешнего мира каменной стеной, которая сплошь облеплена камерами корпорации Детройтов. Чиновники видят все, их не видит никто.

— Зачем же ваши чиновники за ней скрылись?

— Вы спрашиваете не у того. Я не работаю в Департаменте и не так хорошо осведомлен, как хотелось бы. Могу лишь предположить, что эта мера вынужденная, если понимаете, о чем я.

— Интересно, — задумчиво пробормотал Эрл, записывая что-то в коммуникатор. — Не хотел бы показаться дураком, но я не совсем понимаю. Грейс?

— Для нас, — подхватила она, — ваша «Карантинная Зона» не более, чем черный куб. Мы знаем о его существовании, но не представляем, что находится внутри.

— Я не удивлен, — Уайт сморщил подбородок. — Скажем так: стена воздвигнута затем, чтобы не просто скрыться, но чтобы защититься. Я проработал внештатным сотрудником «Карантин Телеграфс» почти год. Этот еженедельник известен своей радикальной направленностью: они не выступают открыто против правительства, но некоторые журналисты этой редакции постоянно пишут громкие статьи, изобличающие одного за другим протоколиста, замеченного в преступной деятельности. За это время я прочел множество таких статей и сам наводил справки по интересующим меня вопросам. Из всего собранного мной я вывел интересную теорию. Могу и ошибаться, но с имеющейся на руках информацией других выводов и не сделаешь.

«Протоколу А» сорок восемь лет. Ровно столько же, сколько прошло с момента подписания декларации о прекращении существования Соединенных Штатов. Серьезный кризис спровоцировал мощные движения в общественных массах, которые повлекли за собой появление какой-то организации радикалов, как называли их газеты. Им приписывают убийство потенциальных кандидатов в президенты. Полицейское расследование так и не выяснило, как им удалось убрать политиков при том уровне охраны, которая была организована, но серия покушений была подготовлена отлично и заставила многих других кандидатов отказаться от гонки. Они позволили спокойно пройти праймериз, а затем сорвали основные выборы.

— Их убили в течение одного часа, насколько я помню, — заметил Эрл.

— Хороший ход, не находите? Промедлили бы они, охрану бы усилили, что могло существенно осложнить дело. Насколько я понял, среди телохранителей нашлись люди, работавшие в этой организации.

— А как бы иначе они могли все так здорово провернуть? Наверное, они на эту акцию грохнули не один год. Про средства я вообще молчу. Но вот что любопытно, так это ее название. Вернее, его отсутствие. Вам удалось что-нибудь об этом узнать?

— К сожалению, нет, — на лице Уайта мелькнула хищная улыбка, будто он что-то скрывал. — Судебное разбирательство, организованное сразу после этой акции, потерпело фиаско и с легкой руки двух окружных прокуроров Нью-Йорка было свернуто. Затем кто-то пустил идею о разделении всех штатов на республики. Она распространилась со скоростью пандемии, наверняка и этому поспособствовали члены этой призрачной организации. В итоге двадцать четыре штата с легкостью приняли условия, остальным просто не оставалось ничего делать, как соглашаться.

— Эта идея существовала всегда, просто ее подогрели в нужный момент.

— Скорее всего так и было. Ясно одно: разделение планировалось давно и явно устраивалось среди узких кругов. Гражданскому населению можно было либо согласиться, либо нет. Так или иначе, декларация была подписана. «Протокол» образовался за месяц: новоиспеченные власть имущие просто подсунули гражданскому населению документ, названный протоколом и провозглашенный основным законодательным актом. А потом начали укомплектовывать силы. Воздвигли стену. Свернули все организации правопорядка в единый Департамент с сложным иерархическим делением. Построили тюрьмы нового типа. Прикрыли контрабанду. Ввели массу ограничений. А затем они столкнулись с лютым противодействием со стороны недовольных, и пока их утихомирили, успели потерять существенное количество ресурсов. Среди торговцев информацией в «Зоне» давно ходит слух, что правительство за стеной — это та самая организация, устроившая сорок восемь лет назад покушения на кандидатов в президенты.

— А вы сами что думаете?

— Предположение не лишено смысла. Но узнать правду можно лишь в том случае, если вы собственноручно вскроете черный куб, — Уайт с прищуром глянул на Грейс. — Я ответил на ваш вопрос?

— Исчерпывающе, — кивнула она.

— А вы сами, случаем, не относитесь к этим торговцам информации? — с явной иронией в голосе поинтересовался Эрл. — Уж слишком легко вы расстались с вашими знаниями.

— Зачем скрывать то, что известно всем, кто интересуется? — Уайт сделал нетерпеливый жест.

— Действительно, — пробормотал Эрл.

— Давайте лучше вернемся к вашему другу Детройту, — вмешалась Грейс. — Знаете ли вы, каким образом он узнал о вашем заключении под стражу?

— Понятия не имею, мисс Китон, — пожал плечами Уайт.

— И никаких предположений?

— Разве что если он посадил на меня отслеживающий маячок, коих в корпорации его отца делают тысячами.

— Видимо, придется спрашивать у него самого.

— Что же вы не спохватились раньше?

— Он связался с нами по частному каналу, — пояснил Эрл. — У нас действует регламент: не больше пяти минут за сутки для связи с «Карантинной Зоной». Наш разговор был куда короче, видимо, у вас действуют другие правила. Но если сделать полицейский запрос на связь, времени будет немного больше.

— Интересная система, — Уайт сложил руки в замок. — Совершенно не удивительно, что вы так мало знаете о нас.

— Ну, а почему он обратился именно ко мне? — спросила Грейс. — Наша коллегия — не единственная в Мемфисе.

— Можно привезти адвоката из «Карантинной Зоны», но процесс этот весьма трудный. Ну, а вы… вы — знаменитость не только в Мемфисе. Хоть из «Протокола» информация просачивается очень неохотно, это не значит, что мы не знаем о творящемся вокруг нас. Помните, я ведь писал о вас статью? Видимо Виктор решил пойти по пути наименьшего сопротивления.

Грейс кивнула. В кармане Эрла завибрировал телефон, и ему пришлось звать дежурного, чтобы тот выпустил его.

— Я сейчас, — бросил он, пулей вылетая из камеры.

Оставшись наедине с Уайтом, Грейс некоторое время изучала его внешность. Уайт был худ, но не так, как Даррелл. Тюремная одежда свисала с него, как балахон, усиливая этот эффект. Он держался спокойно, не двигался и не моргал. Грейс могла сделать пока только один вывод: либо Уайт действительно невиновен, и знает, что сможет это доказать, либо он очень хороший актер.

Понять, что за начинка в этом человеке, было проблематично: у Уайта было лицо игрока в покер — ни одной эмоции, никаких чувств. Он не смотрел на Грейс, будто ее и вовсе не было в камере. Она понимала, что до ужаса странное дело, которое ей досталось, нужно распутать как можно скорее и придется делать это самой, ибо Уайт пока не выражал признаков заинтересованности в содействии.

— Скажите, — начала Грейс после недолгого молчания, — вы помните, с чего мы начали разговор?

— На память еще не жаловался, — откликнулся Уайт. По-прежнему ничего в его лице не цепляло. Превосходная выдержка для столь молодого человека.

— Тогда давайте вернемся к началу. Меня интересует Фрайз. Каков был предмет встречи?

— Как вы верно подметили в начале разговора, он руководит… руководил корпорацией, занимающейся разработкой защитных устройств. Я иногда экспериментирую с электроникой, пытаюсь сконструировать новые модификации уже существующих устройств. Решил поработать над дешифратором и столкнулся с неприятной проблемой. Чтобы ее решить, мне нужен был защитный модуль. Необходимый мне образец производится исключительно в корпорации Фрайза, но на «Карантинную Зону» последняя его модель не распространяется — ее попросту нет на рынках сбыта. И здесь мне помог отец Виктора: он переговорил с Фрайзом, и уже на следующий день я связался с ним лично и смог договориться о покупке модуля последнего образца, еще даже не вышедшего на широкий рынок и даже не находившегося в планах покупки предпринимателей нашей зоны. Причем за цену вдвое меньшую, чем его реальная стоимость. Мы договорились о встрече, и позавчера я должен был забрать у Фрайза этот модуль.

— Но вы так и не получили его.

— Как видите.

Грейс перевела взгляд за решетку, ища глазами напарника.

— Очевидно, ваш коллега не может оперативно завершить разговор, раз его до сих пор нет, — произнес Уайт, проследив ее взгляд.

— Норманн обычно с клиентами беседует, — пояснила Грейс. — Наверно, сейчас очередной позвонил. Поясните мне один момент: зачем вы занимаетесь электроникой?

— Хобби, — просто ответил он. — Я некоторое время посещал курсы и достиг определенных успехов в этой области. В конце концов, одно другому не мешает, не так ли?

— Может быть, — протянула она с недоверием. — Но модификации дешифратора не так-то легко назвать хобби. Учитывая все, что вы рассказывали до этого момента, напрашиваются выводы.

— Бесполезно обвинять меня в причастности к торговле информацией, — совершенно ровным голосом заявил Уайт. — Я не краду ее, если вы об этом. К тому же, мои увлечения вряд ли могут относиться к предмету дела, не так ли?

Грейс так и не успела ответить. У решетки появился Эрл, сжимавший в кулаке телефон. Протерев лоб платком, он протараторил:

— Там новый клиент звонит, уже ждет в конторе. Ты едешь, или мне самому с ним разбираться?

— Поговори с ним сам, — ответила Грейс, протягивая напарнику оставленный им на койке планшет. — Я не бросаю дела незавершенными.

Эрл кивнул, сунул платок и телефон во внутренний карман пиджака и понесся по коридору, размахивая планшетом из стороны в сторону и топоча, как стадо слонов.

— Вы оказались правы, — сказал Уайт.

— А, да, — словно бы очнулась Грейс, оторвавшись от созерцания «живописных» видов участка. — Норм помогает мне с наплывом клиентуры. Но давайте вернемся к нашему разговору. Вы должны были встретиться с Фрайзом лично, без свидетелей, я правильно поняла?

— Да, правильно.

— Он сам указал вам место?

— Он сказал, что будет удобнее встретиться в его офисе, в кабинете. Я согласился.

— Как оно и случилось. А где теперь модуль?

— Не имею ни малейшего представления, но надеюсь, что смогу его забрать, когда выйду на свободу. Если это, конечно, произойдет.

Трещина в его идеальном образе. Уайт все же не был уверен в себе на все сто процентов.

— Ну что же… Ротт, — сказала Грейс, — окружной прокурор, славится тем, что досконально копается в деле, пытаясь выудить любую зацепку, позволяющую подорвать положение обвиняемого. Мне доводилось неоднократно защищать клиентов, выступая против него, я знаю его алгоритм ведения дела и могу противостоять ему. Мне важно, чтобы вы посодействовали мне, и мы с вами вышли сухими из воды. Если вы действительно не убивали Фрайза, в чем ваш друг Виктор уверен.

— Он часто руководствуется древним инстинктом доверия к ближнему. Но это ведь вовсе не значит, что он ошибается.

Грейс внимательно посмотрела на Уайта, чьи разноцветные глаза поблескивали в полумраке камеры. Она отметила в голове еще одну особенность Уайта: он мастер игры слов. Он может не выражаться прямо, но смысл сказанного всегда, в конечном счете, сводится к изначальной идее того, что он подразумевал под этими словами. Лжет он или нет, но актерское мастерство в нем все же присутствует.

— Я поняла вас. Наша следующая встреча состоится завтра в то же время. Хочу, чтобы вы продумали всю ситуацию и изложили ваши соображения насчет доказательств вашей невиновности.

— Обещаю, завтра я вас изрядно удивлю, — заверил Уайт. — Но я хочу вам сразу сказать кое-что, пока вы не ушли. Вы выслушаете меня?

— Да.

— Вам уже сообщили причину смерти Фрайза?

— Ножевое ранение в живот. Он скончался на месте.

— Верно. Я никогда не держал в руках огнестрельного оружия, но владею оружием холодным. Это может быть доказано тем, что я проходил курсы самообороны еще в подростковом возрасте, когда тетя забрала меня и увезла в Кентукки. Факт не в мою пользу.

— Согласна, — проговорила Грейс, — но мы, думаю, с этим разберемся.

Вечно жующий дежурный лениво открыл решетку,

выпуская Грейс. Уже находясь около диспетчерской она слышала голос соседа Уайта

напротив, который не преминул воспользоваться моментом и поплеваться в сторону

собрата по несчастью.

Норманн Эрл прекрасно понимал, какой сложный и интересный случай достался Грейс. И он понимал, что этот случай ее заинтересует и за дело Грейс возьмется. Руководствуясь этими мотивами, Эрл мучился с новым клиентом целый час, убеждая, что делить имущество с женой ему может помочь и другой адвокат. Клиент, однако, даже не думал отступать, будучи убежден, что разрешить проблему может только Грейс Китон — мастер адвокатского дела. Набив мозоль на языке, Эрлу все же удалось спровадить клиента из кабинета. Но и в холле конторы тот даже не думал оставлять Эрла в покое, пока глава этой самой конторы — Сандерс Гранди — не вышел разбираться сам. Эрл порой завидовал умению этого человека убеждать.

Сандерс Гранди пользовался уважением в конторе не только потому, что был акулой адвокатского мира, но и потому что ставил себя таким образом, что и подобраться к нему было невозможно. Коллеги, однако, нашли лазейку и любили над боссом подшучивать. Дело было в том, что Гранди имел итальянские корни по материнской линии, отчего у него был несильно заметный акцент в своем, казалось бы, безупречном английском. Некоторые особо веселые коллеги передразнивали Гранди, пытаясь скопировать его своеобразную манеру речи. И чаще всего они так делали, когда слышали голос босса, от которого тряслись стены и тот, на кого его ярость обрушивалась. Гранди прекрасно знал, что такая шутка ходит в их конторе, да и не только в ней, но не придирался из-за такой мелочи. В конце концов, коллеги его очень любили и никогда в работе не подводили, чего ему вполне хватало.

Грейс особенно нравился этот человек, но иногда, когда работа была особенно трудоемкой, она пыталась его избегать, чтобы не отвлекаться от дела. А Гранди умел ее отвлечь, за что так ей нравился. Дождавшись, пока он исчезнет в кабинете, затолкнув по дороге несчастного клиента к одному из сотрудников, Грейс скользнула в кабинет. Эрл, как всегда, редко отрывавшийся от коммуникатора, сидел теперь с круглыми, как блюдца, глазами на месте Грейс и махал руками, тараторя невесть что. Грейс быстро закончила эту тираду, подняв ладонь и призывая этим жестом к молчанию.

— Я тебя поняла, — сказала она, садясь на стул напротив. — Я очень благодарна тебе и Сандерсу, за то, что избавили меня от этого ужаса. Лучше теперь успокойся и скажи мне, что ты накопал у экспертов. Ты же был у них вчера?

— Конечно! — возмущенно воскликнул Эрл. — Проторчал там полдня, а ты еще и сомневаешься!

— Ближе к делу.

— Патологоанатом сообщил, — начал он, скорчив обиженную физиономию, — что у Фрайза колотая рана. Нанесена контактным клинковым оружием. Следов борьбы не обнаружили. При обыске кабинета нашли некий тайник. Угадай, что там нашли?

-Орудие убийства?

— Нет, его-то как раз и не нашли. Фрайз держал коллекцию холодного оружия весьма внушительной ценности, а также вел учет на каждый ножичек. В итоге не досчитались американского танто. Естественно, и чужих отпечатков в тайнике тоже нет. Чуешь, чем это пахнет? Последнее время у меня постоянно дежавю. Если бы не этот преподобный мистер Уайт, я бы уговаривал тебя передать дело кому-нибудь другому.

— Хорошо, схема нам известна. Убийца наверняка Фрайзу знаком и, возможно, у него на особых счетах, раз он достал танто не прибегая к взлому. Он заранее позаботился о том, чтобы достать оружие и где-то его спрятать. Затем он является к Фрайзу на якобы деловую беседу и убивает его. Так?

— Вроде того.

— Что тебе не нравится в этой гипотезе?

— Все. От начала до конца. Зачем красть оружие, если его можно купить? Или просто взять кухонный нож, как самый банальный вариант? Это ведь связано с определенными рисками. Фрайз мог застать убийцу в момент кражи на месте преступления. Он мог обнаружить кражу после. Убийство определенно планировали заранее, оно не было совершено спонтанно. Не мог же этот человек при Фрайзе броситься к тайнику, чтобы его пришить?

— Конечно, с точки зрения логики не очень-то практичные действия. Но ты забыл, что за расследование взялся Ротт, а это значит, что дело не может оказаться банальным. Он наверняка хочет довести все до суда.

— Пахнет паленой резиной. Я держусь подальше от тех мест, где плохо пахнет.

— Молодец, Норм, суть понял. Сержант Манселл, с которым у нас была договоренность, прислал мне краткий отчет по обыску. Кроме Фрайза, никто больше не держал холодного оружия в офисе. Пронести его не представляется возможным, на входе работает металлодетектор, плюс двое охранников с огнестрельным за поясами.

— А если ночью?

— Все системы активны круглосуточно, после двенадцати охранники меняются.

— Взлом?

— Ничего такого не засекли. Так что смысл в краже танто был. С этим разобрались?

Уголки губ Эрла опустились. Других вариантов у них не было, но он чувствовал, что что-то не сходится.

— Ладно, оставим пока, — нехотя согласился он. — Зато я накопал кое-что интересное по поводу видеонаблюдения и охраны. Думаю, Манселл тебе сообщил, что камер там понавешано прилично? Так вот при ближайшем рассмотрении оказалось, что существует одна слепая зона. От двери кабинета Фрайза направо, там, где выход на лестницу и к лифту. Целый пятак. Я спросил охранника, почему допустили такую помарку в работе, оказалось, что он не может этого сообщить, потому что не осведомлен, да и вообще, работает он в офисе две недели. Второй сказал мне абсолютно то же самое. Зато мне ответила секретарь Фрайза.

— И что же выяснилось?

Эрл с торжествующим видом откинулся на спинку стула.

— Фрайз сам дал указание оставить там слепую зону. Зачем, никто ответа не дал.

— Это место не обыскивали при тебе?

— Да куда там! За час до моего ухода появился Ротт и сказал мне, чтобы я занялся своим делом, а не таскал хлеб у полиции. Сержанту пришлось меня спровадить в вестибюль от греха подальше. С каких это пор окружной прокурор тут командует? И с чего он вдруг влез в это дело сам?

— Видимо ему что-то пообещали в обмен на наказание виновного. С ним мы разберемся позже. Что ты узнал о последних часах жизни Фрайза?

— Он был убит где-то между восемью и девятью часами вечера. В девять он всегда закрывал прием. Секретарь ведет журнал его посетителей, она мне его показала. С семи до восьми двадцати у Фрайза было четверо посетителей, последним был Уайт. Третий посетитель был в кабинете дважды. Сначала он пришел на прием, вышел в восемь пятнадцать, потом, коротко переговорив о чем-то с Уайтом, заглянул к Фрайзу на несколько секунд, после чего ушел. Уайт оставался у кабинета еще десять минут. В эти десять минут Фрайз звонил секретарю и просил закрыть прием, а также попросил проверить, не пришел ли какой-то конверт на его имя. Через пять минут она нашла конверт, позвонила в кабинет, но Фрайз уже не ответил. Тогда же Уайт зашел к нему и через минуту, оставив дверь открытой, отправился к лифту, а по прибытии в вестибюль сообщил, что нашел Фрайза мертвым.

— Когда Уайт приехал в офис?

— В восемь. У него была предварительная запись. Третий клиент уже был у Фрайза десять минут. Уайт поднялся на лифте и двадцать минут ходил по коридору от двери кабинета до слепой зоны. Он пропадал с камер трижды. Последние два раза задерживался там. Сомневаюсь, что он там просто стоял и созерцал лестницу.

— Хочешь сказать, что он нашел что-то? — Грейс все еще сомневалась и не преминула это показать.

— Думаю, да.

— Об этом мы его самого спросим. Получается, что Фрайз был жив вплоть до восьми тридцати. Он мог быть уже мертв, когда секретарь звонила ему по поводу конверта. Что в нем было, еще не известно?

— Криминалисты уже его в карман припрятали, — с досадой сообщил Эрл. — Чую, отдать без боя не отдадут. Ну, может, там ничего такого и нет...

— Для нас важно все, — Грейс скрестила руки на груди и внимательно поглядела на Эрла. — Хорошо, пока с этим разобрались. Ты нашел что-то по поводу занятий Уайта самообороной?

— Он действительно занимался в Кентукки, — подтвердил Эрл. Он приподнял планшет и достал из-под него тонкую папку. В ней оказался всего один лист, который Эрл и протянул Грейс. — Это список группы, набранной в две тысячи сорок девятом, Уайт под восьмым номером. Я связался с тренером, он уже не работает в этой школе, и он сообщил, что даже помнит Уайта в лицо. Его привела тетя. Он прозанимался три года и овладел несколькими видами холодного оружия. Он, как я понял, был самым молодым в группе.

— Тренер не сказал, почему Уайту понадобились курсы? И почему именно холодное оружие?

— Об этом умолчал. Он лишь сказал, что за время тренировок Уайт заметно улучшил свои навыки и достиг такого уровня, что может противостоять профессионалу.

— Не так уж наш мистер Уайт и прост, да? — усмехнулась Грейс.

Рот Эрла растянулся в улыбке.

— Я, конечно, сомневаюсь, что он мог убить Фрайза при таком раскладе, но так-то он вполне себе опасен, не находишь?

— Меня сейчас волнует другой вопрос: на каком основании его посадили за решетку, если обыск был проведен вчера и полученных данных не хватает, чтобы с полной уверенностью заявлять о его виновности?

— Это мне тоже не понравилось, — кивнул Эрл. — Что любопытно, слепая зона на лестничном пролете — не единственное пасхальное яичко в этом офисе. Камеры в кабинете Фрайза не подключены к общей системе наблюдения, а только к его ноутбуку. Иначе говоря, охрана не могла видеть, кто же его убил. Но он мог видеть, кто выкрал оружие из его тайника.

— Что, если эта кража была совершена специально? Он мог что-то не поделить с одним из коллег, и тот решил сделать такой красноречивый намек.

— Тем более, если так. Проблема в том, что убийца, по-видимому, успел не только убрать Фрайза, но и изъять видеозаписи с жесткого диска. На ноутбуке не нашли ни одного файла.

— Но он мог и не записывать ничего.

— Мог, но когда прибыла полиция, программы стояли в режиме записи. Уверен, что это все устроил кто-то из своих. Может, этот кто-то и подкупает Ротта. Может, даже полицию. Иначе, с чего бы вдруг Уайту оказаться за решеткой?

— Не удивлюсь, если так оно и будет. Хорошо бы разузнать что-то о самом Фрайзе, это могло бы помочь. Займешься этим? И попроси копии записей с видеокамер с самого утра того дня, когда убили Фрайза, до приезда полиции. Завтра мы побеседуем с Уайтом, а затем я попрошу кое-кого нам посодействовать.

Эрл послушно встал и поплелся к выходу. Ни о каких «вечерах отдыха» не могло быть и речи.

Представьте себе такую ситуацию: вы — человек, наработавший за многие годы службы репутацию отличного сотрудника, выполняющего любое поручение, вне зависимости от его сложности. Вы никогда не подводили своего шефа, а потому у него сложилось впечатление, что вы всесильны. А теперь представьте, что вам не удается выполнить очередное поручение, пусть в этом виноваты и не вы, а обстоятельства самого дела. Представили? Хорошо. Почти наверняка вам несложно будет представить, какова будет реакция начальства на подобный ваш промах.

Эрл ожидал что угодно от Грейс, но никак не думал, что она не возьмет во внимание то, что он собрал так мало информации, и тем более — скажет, что ожидала такого исхода. Эрл был в большей степени, чем удивлен. На его месте вы бы уже валялись от таких новостей. Тем не менее, Грейс хватило и того, что он разузнал. Теперь ей нужно было отправиться к Уайту, чтобы пролить свет на произошедшие события. Она находилась в крайней степени возбуждения, как хищник, предвкушающий скорую добычу. Такой Эрл видел ее лишь однажды, в том деле, что оказалось самым сложным в ее карьере и сделало ее знаменитой.

Возможно, причиной активации ее «адвокатских» инстинктов являлся Уайт, мирно почитывавший книгу у себя в камере под аккомпанемент Арми. Последний, казалось, закрывал рот только под угрозой лишения пайка. Весь изолятор представлял собой воплощение прозаичности, и только гвоздь программы уж никак не клеился к общей картине. На этот раз Китон и Эрла не провожал никто, кроме прыщавого паренька с ключами, Маркус Даррел застрял в пучине документации и телефонных звонков. Проходя мимо диспетчерской, Эрл только и видел полысевший затылок шерифа, вертящийся туда-сюда.

На этот раз Арми замолк тут же, как увидел вчерашних гостей, и даже не пустил ни одной шуточки в их сторону. Он просто молча сел на свою койку и вперился цепким взглядом в пришедших. Эрла посетила мысль, что этому типу стоит пройти обследование в психиатрической. Болтая носком изношенной туфли туда-обратно, Уайт читал маленькую книжицу с переплетом серого тона. Когда решетка с грохотом открылась, он еле заметно дернулся и захлопнул книжку. Он положил ее лицевой стороной обложки вниз, а корешок повернул к стене, очевидно, не желая, чтобы кто-либо узрел один из элементов круга его интересов.

— Насколько я помню, вы обещали меня удивить, — начала Грейс после короткого приветствия. Эрл, как и всегда, устроился рядом, не отлипая от коммуникатора.

— И я это сделаю, — кивнул Уайт. — Но начать предлагаю вам.

— Как хотите. Норм?

Эрл, будто бы опомнившись, оторвался от девайса и глянул на Уайта:

— Вчера я был в офисе Фрайза и продолжительное время общался с секретарем. Сами понимаете, ничего особенного я не мог узнать, к тому же упомянутый вчера Грейс окружной прокурор Ротт самолично приехал в офис и устроил полнейший бардак. Словом, меня выгнали, как провинившегося школьника из кабинета. Если сложить все детали, что удалось выяснить в ходе обыска, получится, что ваш арест под большим вопросом. Сержант Манселл, который возглавляет следствие, сегодня утром послал одного из полицейских на телефонную станцию. У нас сейчас невесть что творится, поэтому очень многие организации связаны с коммутаторами, с которых телефонисты могут прослушивать любые звонки. Короче говоря, если показания секретаря подтвердятся, получится, что за буквально минуту до вашего посещения кабинета Фрайз уже был мертв.

— В таком случае почему я сижу в изоляторе?

Эрл переглянулся с Грейс.

— Тут две причины, — вздохнув, произнес он. — Первая — Линфорд Ротт. Вторая, тесно связанная с первой, — скорый поиск подозреваемых. Чем эффективней работает полиция, тем выше ее рейтинг. И если есть подозреваемый, Ротт поспешит выжать из него все соки, какие только сможет. Ему за это неплохо платят, да и авторитет у него высокий. Впрочем, журналисты частенько отпускают шуточки в его адрес.

— Я думаю, вы сами понимаете ситуацию, — подхватила Грейс. — В вашем «Протоколе» наверняка немало продажных чиновников.

— Он не мой, прошу заметить, — глаза Уайта как-то странно сверкнули. — Я же слышал, что южные штаты отличаются низким уровнем… продажности.

— Кто-то, видимо, подслеповат, — издал смешок Эрл, — раз так говорит. В общем, Ротт очень старался и старается, поэтому мы должны работать оперативно. Мистер Уайт, когда я изучал видеозаписи с камер наблюдения, я обнаружил немало неприятных сюрпризов и вытекающих из них последствий. Так, скажем, в кабинете Фрайза имеется отдельная система наблюдения, подключенная к компьютеру покойного хозяина. Проблема в том, что записи за несколько дней украдены. Мы не то что не знаем, кто выкрал оружие, которым убили Фрайза, да и не можем утверждать, что вы его не убивали. И еще: на этаже, по которому вы прогуливались в ожидании приема, при выходе на лестничный пролет есть слепая зона, где вы, собственно, и пропадали. Трижды. Хоть Грейс меня и не поддерживает, я все же склонен думать, что ваше внимание что-то привлекло, раз вы задерживались там, на лестнице.

— Не знал, что меня не было видно там, — Уайт повернул голову так, что позвонки у основания шеи захрустели. В камере было тихо, так что хруст казался неестественно громким. Эрлу внезапно стало не по себе, хоть он и скептически относился к так называемому странному или пугающему поведению собеседников. — Да, мне этот офис с самого начала показался странным. Все тебя видят, все за тобой следят. Я ходил по офису из скуки, ибо Фрайз не спешил с решением вопросов с клиентами. Я вышел на лестницу и изучал обстановку, как делаю всегда. Меня смутила стена напротив дверей лифта. Сначала мне казалось, что на ней просто блики, но на второй раз эти блики выглядели как-то искусственно. Я вернулся к кабинету, но Фрайз еще был занят, и я решил рассмотреть стену поближе. Оказалось, что на стене были небольшие щели, которые на белой краске заметить не так уж и трудно, но смотреть нужно под углом. Там была какая-то дверь, но запертая. Странно то, что эта дверь находилась на месте, не совсем подходящем для нее.

— То есть?

— Мне кажется, если там и есть какое-то помещение, то оно небольшое, либо уходит в сторону. Потому что за дверью на этаж сразу идет кабинет, а вглубь идти некуда — стена тонкая для ниш.

— Это уже интересно, — пробормотал Эрл, что-то помечая в коммуникаторе. — Надо запросить повторный обыск, возможно, это поможет. Дверь, как я понял, спрятана заподлицо?

— Да, поэтому я поначалу не обратил на нее внимания.

— Больше ничего вы не нашли необычного?

— Кроме трупа Фрайза, ничего.

Эрл застыл, глядя в разноцветные глаза Уайта, которые не выражали ничего. Ему крайне не понравился ответ, впрочем, как и не понравился взгляд собеседника. Но Грейс, казалось, ничего смутить не могло. Видя, что напарник находится в состоянии оцепенения, она быстро взяла в руки бразды правления.

— Это и есть то, чем вы собирались меня удивить? — спросила она.

— Отчасти, — уклончиво ответил Уайт, сложив руки на груди. Грейс однажды изучала язык жестов человека и знала: такой жест означал, что собеседник склонен закрыть всю информацию от окружающих. Она не верила подобным вещам, и надеялась, что в случае Уайта такая «аксиома» также не сработает.

— Судя по видеозаписям, перед тем, как зайти в кабинет, вы переговаривались с предыдущим клиентом Фрайза. Каков был предмет разговора?

— Я лишь попросил узнать, готов ли мистер Фрайз принять меня. Посетитель вновь зашел в кабинет, потом вернулся ко мне и сообщил, что хозяин компании просил подождать минут десять. Я решил поинтересоваться, один ли он, на что мне ответили утвердительно.

— Последних в тот день посетителей полиция взялась допрашивать, — сказал Эрл, — и что интересно, именно того, с кем вы говорили, не могут найти. Пропал с радаров. Его зовут Лекс Брасс. Не слышали о таком?

— Я здесь не пробыл и недели, — с явным недовольством ответил Уайт. — Кроме вас, я, в сущности, не знаю никого.

— Ну конечно, простите. На него не смогут повесить убийство, если слова секретаря подтвердятся. Однако очень странно, что он куда-то пропал. Как последний, кто видел Фрайза живым, он мог бы оказаться полезным. Когда вы обнаружили труп, вы отправились на лифте к секретарю?

— Отправился. Она, как мне показалось, относилась ко мне с той минуты подозрительно. Я хоть и обучался владению холодным оружием, а колотых ран голыми руками наносить не умею. Меня обыскали сразу же, как приехала полиция, до этого я все время был на ее глазах.

— Скажите, вы знакомы с таким оружием, как американский танто?

— Да. Не раз держал в руках.

— Фрайз был убит им. Оружие выкрали из его личной коллекции.

— Это не мог сделать посторонний, — с полной уверенностью заявил Уайт. — Пронести через систему защиты офиса танто невозможно. А чтобы спрятать, нужно очень постараться, при условии, что у вас есть на эти старания время.

— Думаете, систему можно обойти?

— Нет ни одного замка, к которому нельзя подобрать отмычку.

— Говорите со знанием дела, я посмотрю, — решил пошутить Эрл.

Как бы Уайт не старался, а нервозности скрыть он так и не смог. Складывалось неоднозначное впечатление: с виду казалось, что Эрл лишь шутит, но с другой стороны он мог бы и подозревать его в чем-то. Уайт нетерпеливо поерзал и постарался принять свой обычный вид.

— Стараюсь быть логичным, только и всего, — наконец сказал он.

Время вышло быстро, ни Грейс, ни Эрл не заметили этого. Дежурный, почесывая сыпь на щеке, с грохотом закрыл решетку и прошествовал в диспетчерскую, где все так же поблескивала лысина Даррелла. Уходя, Грейс и Эрл слышали, как Арми вновь начал о чем-то нашептывать Уайту, приблизившись к решетке. Уже около диспетчерской, почти выйдя из участка, Эрл отчетливо услышал, как Уайт раздраженно прошипел «идиот!», по-видимому, в адрес Арми.

Комиссар Линфорд Рид, имея солидный стаж работы в полиции, последние годы часто работал с Грейс. Он быстро с ней сдружился, и, как водится, относился, как к дочери. Своих детей у Рида не было, так что знакомство с Грейс компенсировало это с лихвой. Работать Линфорд привык в любое время суток, ведь «преступники спят днем, а не ночью», как он говорил. Ночные рейды были обыкновенным делом в его службе.

Поздний вечерний звонок от Грейс его не удивил и даже обрадовал: последний месяц от нее не было никаких новостей. Если бы сотрудники офиса не закрывали офис рано, то Рид бы бросился выяснять все хоть в полночь. Тем не менее, ждать пришлось до самого утра.

— О, если ты собралась с ним разговаривать, то я лучше займусь новыми клиентами, — предупредил Эрл утром. — У меня уже от звука его голоса голова болит.

— Уверена, он нисколько не обидится, — пожала плечами Грейс.

Если бы эти двое были на ножах, Грейс давно бы нашла другое место работы, ибо всякое ее дело рано или поздно заставляло появляться Рида на пороге ее кабинета. Отчего они друг друга так недолюбливали, она совсем не понимала и не хотела слушать невразумительные объяснения Эрла. Комиссар же просто уходил от разговора, причем всегда весьма удачно.

Встретив ее у входа в контору, Рид не преминул отпустить шуточку в адрес ее верного секретаря:

— Что, мальчик на побегушках уже утомился?

— Скорее отравился выхлопными газами от твоего драндулета, — Грейс покосилась на автомобиль комиссара. «Шевроле» с помятым передним бампером и содравшейся кое-где краской был воплощением прозаичности.

Комиссар с недовольным лицом решил промолчать. Коротко отрапортовав о положении дел и готовности экспертов, он пригласил ее в машину. В салоне пахло табаком и — совсем немного — бензином, но Грейс смогла это перетерпеть, опустив боковое стекло до упора.

— Может, мне и показалось, — сказал Рид, разворачивая машину, — но Манселл был явно рад отдать мне это дело. Неужели все так паршиво?

— Тебе не сообщали деталей?

— В самых общих чертах. В принципе, большего и не надо, но мне было бы интересно знать, что сказал этот твой Уайт. Мы ведь из-за него проводим повторный обыск, да?

— Мой подопечный кое-что заметил. А вот полицейские деталь эту проворонили.

Рид саркастично улыбнулся.

— В нынешней полиции у офицеров глаза не на том месте, и нет никакого рвения. Плати ты им больше или меньше, всегда работают хуже, чем уборщики в общественных туалетах.

Это сравнение у Рида было любимым — так он выражал презрение ко всем тем, кто стал неотделимой частью коррумпированной полиции. Честных офицеров вроде него самого и его подчиненных осталось крайне мало, поэтому он работал, стараясь не соприкасаться с другими участками. А уж когда дело доходило до серийных убийц, и в игру включалось ФБР, Рид уходил под землю, потому как выносить не мог их «скверных рож».

— Что там он увидел? — спросил комиссар спустя некоторое время молчания.

— Тебе говорили о слепой зоне на этаже, где находится кабинет Фрайза? Уайт, как он сам говорит, от скуки решил изучить тамошнюю обстановку и неожиданно для себя самого обнаружил замаскированную дверь на лестничном пролете. Во всяком случае, он уверен, что это дверь, и высказал предположение, что за ней не может быть большого помещения из-за планировки.

— Если так, это должно помочь следствию. Мы все сделаем, — сказал Рид, похлопав легонько Грейс по плечу. — Твой подопечный чист, как белый лист, мы быстренько вытянем его из этой трясины.

Секретарша, уже изрядно потрепавшая себе нервы с постоянными допросами, совсем не была рада снова видеть офицеров полиции в офисе, но благоразумно спрятала свое недовольство под маской доброжелательности. Грейс ожидала увидеть в офисе Ротта — он обыкновенно одним из первых узнавал свежие новости расследования, но ни его самого, ни его автомобиля видно не было. Почувствовав огромное облегчение, Грейс спокойно прошла в лифт с Ридом и его командой.

Уайт был прав — стену тщательно заделали, и даже детальное рассмотрение не дало результатов сразу. Вскоре небольшие щели, о которых говорил он, отыскали, и железка не без труда была снята. Тут же раздался негромкий вой сигнализации — оказалось, что рядом с дверью вмонтирована панель с электронным замком. Ее нашли очень скоро и без особенных усилий отключили. Грейс была уверена, что такая же сигнализация стоит и в кабинете.

Под снятой железкой оказалась тонкая металлическая дверь, тут же открывшаяся, едва был взломан замок. За ней не нашли никаких помещений, только небольшую нишу. Когда один из экспертов рискнул войти в нее, выяснилось, что это коридор достаточной ширины и высоты, чтобы в нем прошел лишь один человек среднего роста. Он явно не числился в заранее запланированных проектировщиками помещениях.

Уайт был прав — никакая комната не могла здесь разместиться, зато коридор идеально вписался в архитектуру. Светом его не оборудовали, и экспертам пришлось прибегнуть к помощи фонариков. Пол резко уходил вниз, а затем сменялся крутыми ступеньками. Свет фонаря упирался в стену, и Грейс предположила, что этот ход вел лишь на этаж ниже.

— У этого коллекционера оружия еще и мания тайных ходов из средневековья? — спросил Рид, впрочем, ни к кому не обращаясь. — Замки у него тут некрепкие. Не видно, чтобы он очень беспокоился по поводу безопасности этого места. Надо посмотреть, что внизу.

У Грейс не было фонаря, и за спиной Рида она практически ничего не видела, из-за чего пришлось опираться рукой о стену, чтобы не упасть. По дороге она успела собрать приличное количество паутины, и уже через ступени три почувствовала под подушечками пальцев края чего-то, едва выступающего из стены.

— Линфорд, посвети мне, — позвала она комиссара.

Рид, скрючившись под низким потолком и едва касаясь его макушкой, вернулся к ней и осветил стену в указанном месте. Детально осмотрев выступы, он принялся ощупывать их, пока не выпрямился на сколько мог и не заключил:

— Еще одна дверь. Пол! — обратился он к молодому эксперту, что разобрался минутами ранее с панелью. — Поковыряйся-ка с замком, кажется, он не такой уж и сложный.

Задача и вправду оказалась довольно простой, и через минуту замок был вскрыт. Две маленькие ступени отделяли их от второй двери, но ее уже так никто и не закрыл: Пол легким нажатием отворил ее, и их взору представился просторный кабинет. Точно в том же виде, каким его оставил Манселл при первом обыске.

— Кабинет Фрайза, я так понимаю? — предположил Рид.

— Он самый, — ответила Грейс. Она неторопливо поднялась по ступенькам и оказалась в помещении, но далеко от проема идти не стала.

Это дело не нравилось ей все больше и больше. Еще чуть-чуть, и вместо спасения Уайта они будут заниматься исключительно покойным и его неоднозначными увлечениями. Впрочем, в таком случае одной заботой для Грейс будет меньше, ибо возможные преступления Фрайза — уже не ее юрисдикция.

Ход мыслей Грейс прервал Рид: оказалось, что ход на нижний этаж открыт, и офицеры начали осмотр. Комната оказалась небольшой, освещенной лишь единственным источником света — длинной люминесцентной лампой, крепившейся к потолку почему-то не посередине, а ближе к дальней стене. У этой стены находились два автономных электрогенератора, какие используют в случае сбоя центральной системы энергоснабжения. Кабели, отходившие от генераторов, были скрыты под защитным кожухом, а дойдя до стены, скрывались под ней. Казалось бы, ничего особенного. Но стоило офицерам продолжить поиск, как обнаружились еще несколько предметов, явно неподходящих под общую обстановку.

Прямо посередине комнаты находился небольшой резервуар правильной кубической формы. Сверху он ничем не накрывался и был наполнен почти до краев водой, а стенки, судя по всему, сделали из толстого стеклопластика. Вода имела розоватый оттенок. Один из экспертов, пока другие осматривали остальную часть помещения, взял небольшую пробу воды.

На потолке, прямо над резервуаром, находился небольшой квадрат, предназначение которого сразу безошибочно определили. Это был люк, очевидно ведший в кабинет Фрайза и имевший достаточные размеры для того, чтобы через него пролез человек среднего телосложения. Но никаких лестниц не было и в помине, не говоря уже об их наличии в кабинете. Наверняка не одна лестница имелась в помещениях для рабочего персонала.

Мрачная и необычная обстановка помещения дополнялась древесно-стружечными плитами, покрывавшими пол. Сверху эти плиты ничем не закрывались, а в углах отходили от пола. Эксперты внимательно изучили каждый сантиметр поверхности пола, стен, жаль только не дотянулись до потолка. При свете ультрафиолетовых ламп они нашли множество отпечатков и жировых следов, но больше их заинтересовали следы на полу. Грейс была более чем уверена, что темные и достаточно свежие пятна на панелях — не что иное, как кровь.

Никто не сомневался, что помещение принадлежало Фрайзу. Сам ли он устроил коридор в стене небоскреба, или он имелся раньше — уже никто не скажет. У Грейс не было сомнений — Уайт не убивал, но кто же тогда сделал это, если персонал и посетителей исключают? Возможно, отпечатки и кровь на полу могли рассказать и об этом и о многом другом.

Рид не стал ждать, пока его коллеги окончат свою работу, и через несколько минут обыска поднялся в кабинет Фрайза. Окружающая обстановка начинала угнетать и давить, и Грейс решила сбежать из комнаты вслед за Ридом, пусть в кабинете ее и не ждало много приятных открытий.

Волновавший Рида люк не был виден. Ковер огромным полотном покрывал всю площадь пола, но, тем не менее, Рид решил отогнуть край и найти злосчастный люк в паркетном полу. Но миссия оказалась невыполнимой: ковер приделали к полу, как натяжной потолок крепят к багетам.

— Сумасшедший дом какой-то, — пробормотал Рид, вставая с колен.

Представив приблизительно, где должен быть люк, он начал осматривать ковер, подозревая, что квадрат скрыт таким же образом, как недавно снесенная дверь на лестнице. Но увидеть какие-либо зазоры не представлялось возможным, как Рид и не пытался их высмотреть. Тогда он решил применить давнишний способ простукивания. Хоть он лучше работал бы в случае со стеной и без «мягкого покрывала», Рид решил попытать счастье. Грейс стояла чуть в отдалении и беспомощно наблюдала за его действиями, не понимая, чего можно так добиться.

Простукивание не помогло, и Рид уже чуть ли не прощупывал каждый миллиметр ковра, что, как ни удивительно, принесло свои плоды: он обнаружил неровность в ворсе и вскоре нашел как будто вырезанный и вновь приклеенный квадрат материи. Разность уровней всего полотна и этого квадрата нельзя было заметить, не надавив на вырезанный участок, что Рид и сделал, придя к открытию, что люк открывается внутрь помещения ниже — никаких ручек снаружи он не имел.

— Нашел? — спросила Грейс, подходя к скрюченному Риду.

— Да, — отозвался тот, продолжая прощупывать квадрат. — Он здесь, но, скорее всего, открывается внутрь. Я не вижу здесь никаких ручек. Тут что-нибудь стояло? Стул или что еще?

— Не знаю, меня не было при первом обыске. У тебя есть какие-то соображения?

— Нет. Хотя я не знаю, насколько этот Фрайз ненормален. Зачем ему этот люк? Он больше напоминает ловушку.

— То есть?

Рид уселся на ковер с таким видом, будто пробежал только что километр.

— Предположим, стоял здесь стул, — начал он. — Приходил какой-нибудь посетитель, садился на него, где-нибудь кнопочка нажималась, и посетитель вместе со стулом летел вниз через этот люк прямо в резервуар внизу. По размерам вполне может пройти стул вместе с сидящим. Это, конечно, я так, пофантазировал.

— Вразумительных объяснений нам никто не даст, судя по всему, — задумчиво пробормотала Грейс. — Так что даже такой вариант самый логичный.

— Точно тебе скажу, — Рид поднялся с ковра и отряхнул брюки, хоть в этом и не было нужды, — тут орудовал кто-то третий, а Уайт просто попал под раздачу, так сказать. Надо будет со всем разобраться.

— Что насчет Уайта?

— Побеседую с прокурором, — сверкнул глазами комиссар. — Уайт надолго в изоляторе не задержится, но не стоит отпускать его очень скоро. Сдается мне, этот парень тоже не по чистой случайности получил по мозгам.

Обыск закончился не скоро, однако, новых деталей не обнаружилось. Один из экспертов объяснил это тем, что здесь нужен более тщательный обыск с должным оборудованием. Грейс ничего не оставалось, как только ехать к Уайту с новостями. А Уайту оставалось только ждать результатов.

— Вы будете навещать меня ежедневно? — спросил Уайт, едва завидев Грейс на пороге своей камеры. — Был бы рад услышать положительный ответ.

— У меня сложилось впечатление, что вы мизантроп, — ответила Грейс, садясь напротив него.

По-прежнему на краю его койки лежала та же самая книга, находясь при этом в том же состоянии, что оставили ее вчера. Казалось, Уайт не трогал ее со вчерашнего утра, да и вообще просидел в одной позе весь остаток дня и ночь.

— Спешу опровергнуть вашу догадку. Тем более что мне здесь не по себе, я чувствую себя каким-то брошенным. А ведь надеялся, что такого больше не повторится.

— Вы уже чувствовали себя брошенным?

— Да, еще ребенком. Где же ваш напарник?

Резкая перемена темы Грейс не понравилась, но времени у них было мало, а сначала нужно обсудить первоочередные проблемы.

— Занят в конторе, — сухо отозвалась Грейс. — Я говорила еще вчера, что добьюсь повторного обыска, и мне это удалось. Мой знакомый полицейский сегодня отправился в офис, и мы кое-что нашли.

— Дверь?

— Не только ее. За этой дверью оказался узкий коридор. Из него можно попасть в кабинет Фрайза и на этаж ниже. Как оказалось, прямо под кабинетом находится техническое помещение, если можно его так назвать, и фактически в него можно попасть сразу двумя способами — через, собственно, коридор и через люк.

— Люк в полу? — Уайт нахмурился.

— Рядом с рабочим местом Фрайза, открывается только в помещение ниже и скрыт ковром. Прямо под ним в комнате стоит резервуар с водой, у стены — два электрогенератора. Наши эксперты осмотрели все. Видимо кабели спрятаны в подпол, он покрыт древесно-стружечными плитами, на которых, кроме следов крови ничего не обнаружили. Фрайз оказался до крайности странным типом.

— Ваши эксперты, уверен, выяснят, что кабели генераторов присоединены каким-то образом к резервуару.

— Если так, то при включенных генераторах находиться в помещении опасно.

— Тому, кто в резервуаре — да, — Уайт поднял брови и еле заметно улыбнулся. — Названные вами плиты не проводят ток, насколько мне известно.

— Мистер Уайт, — лицо Грейс стало суровым, — ваше освобождение — дело нескольких дней. Но если вам известно что-то, что помогло бы следствию, вы должны со мной поделиться этим. Пока мы с вами говорим, эксперты ищут отпечатки пальцев и другие следы, и если окажется, что среди найденного есть что-то компрометирующее вас, это может кончиться плохо. Вы меня понимаете?

Уайт поерзал на месте, а его лицо приняло слегка недовольное выражение, хотя глаза по-прежнему ничего не выражали.

— Единственное, до чего я дотрагивался, это края двери. Естественно я не мог туда попасть и, тем более, взломать голыми руками ее за считанные минуты, за которые меня не видели на камерах.

— Хорошо, в это нетрудно поверить. Ну а Фрайз? Вы ведь журналист, что, если вы узнали о нем что-то, что заставило вас приехать сюда под видом покупки модуля?

— Я сказал все, что знаю, — Уайт сморщился. — Остальное — работа полиции, а не моя.

Грейс покачала головой. Он бьется за свою репутацию, за свои знания. Едва он выйдет за пределы этого участка, проследить за ним будет проблематично, а между тем Рид не просто так попросил не отпускать его сразу. У нее возникло чувство, что Уайт чего-то ждал. Дав понять, что не виновен, он лелеял надежду на скорое освобождение от надзора. Но всякие попытки узнать, что же он задумал, пресекал.

Грейс тяжело вздохнула и взглянула в сторону камеры Арми, но обнаружила там только пустоту — уже никто не сидел и не разглядывал нагло посетителей, а после не отпускал шуточки в их адрес.

— Вы его уже не увидите, — сказал Уайт, проследив ее взгляд.

— Где он теперь?

— На кладбище, — Уайт ответил настолько бесцветным тоном, что Грейс стало не по себе. — Если его, конечно, додумались туда отвезти.

— Что произошло?

— Вчера его должны были повезти в суд, пришли двое дежурных, открыли решетку, а он, по глупости своей, бросился бежать.

— Ему не дали сбежать?

— Дали, он спокойно проскочил на проходе, пока в диспетчерской зевали да плевали в потолок. Он попытался угнать машину, но один умник-офицер достал пистолет и вместо того, чтобы стрелять по ногам, пустил ему пулю в затылок. Думаю, вы догадываетесь, где теперь этот идиот.

— Это ужасно.

­— Это жизнь, вот и все.

— Как вы можете так хладнокровно рассуждать? — спросила Грейс, пытаясь скрыть свое негодование. Она никогда не сочувствовала преступникам, но как людей их все же было жаль.

— Скажите, вы родились в благополучной семье? — внезапно спросил Уайт, будто проигнорировав Грейс.

— К чему этот вопрос?

— Пожалуйста, ответьте.

Грейс заколебалась, но в конечном итоге уступила ему:

— Можно и так сказать.

— Родись вы в семье, где отношения не клеятся, вам бы не казался рядовой случай ужасным. Я лишился обоих родителей одного за другим, а потом меня воспитывала тетя, которая, к слову, не слишком меня любила. Не потому, что я ей не нравился, а потому, что не была склонна к какому-либо проявлению чувств. Мы жили в районе, который раскололся на две половины — комфортабельные кварталы и бандитская дыра — так их называли сами горожане. Так вот наш дом находился в первой части, но учился я во второй.

Мне рано пришлось отвыкнуть от всего, чем обеспечены дети богатых и благополучных семей. Мои тетя и дядя богаты, но ни один не растрачивает деньги попусту. Оба лишены всяческих иллюзий, которым подвержены богачи. Каждый был занят своим делом, да и друг к другу они относились с некоторым холодом, хотя я чувствовал какую-то непонятную, но очень тесную связь между ними. Каждый уезжал в свой офис очень рано, я сам добирался до школы. За пять лет на моих глазах убили столько виновных и безвинных, я увидел столько крови и насилия, что теперь меня ничего не удивляет. Каждое утро я менял маршруты, чтобы однажды не попасть под горячую руку. Через год я отправился учиться защищаться, потому что постоянно менять маршруты — не решение проблемы. Я выбрал самый оптимальный путь к школе и ходил по нему, днем опасаться было нечего — полиция просыпалась и патрулировала улицы.

Очень давно, когда мне было лет шестнадцать, я по обыкновению шел утром в школу. Через квартала два от нее устроили свое логово карманники — в одном жилом здании с торца был вход в ночной клуб, который давно уже не работал. Они устроились там, потому что полиция ходила только по центру, в проулках они редко появлялись. Их было человек пять, работали они в команде. В час-пик они выбирались на центральную улицу — народу там всегда много, потому что на этой улице единственный годный торговый центр, — и начинали чистить сумки и карманы прохожих. Если кого-то замечал полицейский, вор уводил его вглубь, а четверо других шли следом. Достигнув какого-нибудь угла, где, скажем, не видно центральной улицы, они впятером избивали полицейского и кидали там же. Как ни странно, никто за все время не умер, максимум — оказывался в больнице с сотрясением.

Но однажды у них появился новичок — растрепанный мужчина тридцати двух лет или больше, в грязной толстовке и каких-то пижамных штанах. Он носил при себе нож, кажется, охотничий и был единственным вооруженным среди этих карманников. Вшестером они выходили рано утром на улицу и расходились по одному в поисках ранних прохожих. Карманники и раньше практиковали это, но с прибытием новенького люди стали обходить квартал стороной, чтобы не напороться.

В то утро я вышел привычным маршрутом, взял на всякий случай маленький ножик, хоть и не планировал им пользоваться. И что вы думаете? Я встретил этого новичка, но вот до меня ему дела не было. Когда я его увидел, он вытряхивал чью-то лаковую сумку, а подойдя ближе, нашел молодую женщину, которая прислонилась к стене и, тяжело дыша, держала руку на боку. Сквозь ее пальцы текла струйками кровь, а этот вор ковырялся в ее сумке, держа в зубах окровавленный нож. Сдуру я направился прямо на него, думал — убью этого урода за то, что он сделал, и пусть меня потом будут судить. Но я отомщу.

Тогда мне было невдомек, что этой женщине больше помогла бы моя помощь, а не смерть напавшего на нее вора. Он заметил меня, но его поведение повергло меня в шок. Я думал, что он попытается напасть, а он бросил все, кроме ножа, и побежал прочь. Он испугался ребенка! Не мог же он знать, что я машу оружием не хуже его самого? Я бросился к женщине — она все еще дышала, но руки ее уже были ледяные. Пошарив в ее сумке, я нашел телефон и набрал скорую. Не успел диспетчер договорить, как на центральной улице раздался выстрел. Я выбежал на звук, и знаете, что я увидел? Я увидел этого вора, лежащего на проезжей части в луже собственной крови — это полицейский застрелил его, попав в горло. Я решил позвать его на помощь, не стал надеяться на скорую. Никогда не видел такого лица ни у одного полицейского. Он опустился на колени перед женщиной и зарыдал — как я позже узнал, это была его невеста. Что она делала в таком месте, да еще и в такой час — неизвестно.

— Как полицейский оказался на улице утром, если работать они начинали намного позже?

— Он приехал по звонку какого-то жителя квартала — его квартиру обчистили, что называется, до обоев. А нашел свою девушку, которая умирала у него на глазах. Скорая прибыла очень быстро — девушку спасли, слава богу. А полицейский… его уволили, а через месяц он погиб от руки какого-то грабителя, которого он когда-то поймал.

Уайт на несколько минут замолчал, а когда заговорил, его голос прозвучал как-то хрипло.

— Я не раз видел похожие случаи, мне пришлось привыкнуть к той мысли, что каждый день при мне могут убить человека, а когда-нибудь убьют и меня. И я скоро перестал переживать по этому поводу — чем больше переживаешь, тем скорее сам сыграешь в ящик от нервного срыва. Я долго размышлял над тем случаем. Правила менялись много раз, коснулось это и полиции, — когда кого-то увольняют, то отбирают оружие и запрещают носить его под угрозой уголовного наказания. Если бы не тот вор, то, может быть, на полицейского не напал грабитель, а если бы и напал, то он смог бы защититься. Жаль ли мне Арми? Едва ли. Он заслужил смерти так же, как вор, порушивший жизнь тех двоих. А этот дурачок, который убил Арми, — мне его искренне жаль. Я видел здешние нравы, парню не поздоровится, это точно.

— Мне посчастливилось не увидеть никаких смертей, — произнесла Грейс. — Здесь никогда такого беспредела не было.

— Вам повезло, но в скором времени на ваших глазах, быть может, ежедневно будут умирать люди.

Грейс не нашла, что ответить. Пустота соседней камеры создавала пустоту всего участка, в изоляторе стояла звенящая тишина. Лишь в диспетчерской кипела жизнь, но камеры, как будто могильные плиты на кладбище, были пугающе молчаливы.

Уайт сидел, сосредоточенно глядя на лицо Грейс, словно пытался увидеть что-то недоступное простому человеческому глазу. Она взглянула на него и как обычно не увидела ничего, кроме безэмоциональной маски. Даже когда он говорил, его взгляд оставался бесцветным, будто эти воспоминания он уже не раз прокручивал в сознании, и никаких чувств они уже не вызывали. Вся личность Уайта была внешне так же пуста, как и все вокруг, что наводило на Грейс невыносимую тоску. Ей вдруг захотелось немедленно сбежать из этого места, хоть она и понимала, что бежит от реальности, от жизни. И Уайт был частью этой ужасно несправедливой жизни. Более того — он был жертвой этой жизни, отчего, наверно, все его чувства так скоро отмерли.

— Я вас расстроил, — заметил Уайт будничным тоном. — Не стоило, наверно, вам рассказывать столь мрачных историй.

— Ничего страшного, — как-то отрешенно отозвалась Грейс.

— Знаете, дорого я бы дал, чтобы быть в том состоянии, в каком до недавнего времени пребывали вы. Мне совсем немного лет, а я уже устал так, как не устают старики.

— С вашим «Протоколом А» — неудивительно.

— Я бы советовал вам отправиться домой, — сказал Уайт, пропустив ее замечание мимо ушей, — хотя не вправе это делать. Побеседуйте с кем-то, кто мог бы вас немного отвлечь.

— У меня много работы, но я последую вашему совету. Последняя неделя как невесть что.

Решетку Грейс открыл уже другой дежурный — с совершенно чистым лицом, но угрюмый и неразговорчивый. К Грейс почему-то пришла мысль, что застрелил Арми именно тот парень с воспаленным лицом, но она отмахнулась от нее.

— Грейс, — позвал Уайт, подходя к прутьям, когда дежурный закрыл камеру и уже удалился, — когда меня отпустят, вы больше не будете вовлечены в дело?

Она взглянула на него и в который раз отметила: Уайт оказался необычайно высоким. Только тюремная одежда уже не выглядела как балахон — он был вовсе не худым, а физически развитым.

— Фактически, да. Но комиссар будет держать меня в курсе дела — мне интересно было бы узнать, чем все кончится. А почему вы спрашиваете?

— Хотел бы все-таки помочь, — пожал плечами Уайт. — С полицейскими у вас туго, как я понял.

— Чем, если вам ничего не известно о Фрайзе? Освальд, вы уже съездили в Теннеси, застряв в изоляторе. Не хотите же вы влезть куда не следует? Я бы не советовала вам.

— Как скажете.

Уайт отошел от решетки и вернулся на свое место. Грейс почему-то показалось, что он был обижен, хотя ничем этого не показал.

— Лео, подойди.

Мальчик сидел в прихожей, сжимая и разжимая ткань шарфа. В доме перебывали все: полиция, медики, даже соседи. Мать была сама не своя, дергалась от каждого звонка или хлопка дверью. Она не смотрела на сына, да так и не взглянула на него за весь день, и Лео почему-то казалось, что больше она этого и не сделает.

Мальчик покорно встал, небрежно повязал шарф вокруг шеи и направился в гостиную, где его ждала тетя.

— Лео, как ты себя чувствуешь?

Вопрос был настолько, по его мнению, неуместен, что Лео посчитал нужным промолчать. Тетя явно осталась недовольна, но не сделала ему замечание. Хищно сощурившись, она пристально глядела на племянника, ожидая, что он посмотрит ей в глаза, и Лео не сумел перебороть себя. Холод в ее глазах больно уколол, отдавшись где-то за грудиной. Он любил ее не меньше матери. Такое испытание оказалось сродни выживанию в неприветливых горах.

— Леонард, ты осознаешь, что сейчас произошло?

— Конечно, — буркнул мальчик и отвернулся к окну. Осознав, что с новой стороной личности тети он не приживется, ему отчаянно захотелось нагрубить и выйти вон, чтобы не терпеть больше ее холодности. Он ведь далеко не дурак, чтобы не понимать, что натворил.

— Я знаю, тебя нисколько не задевает смерть отца, — продолжила она более мягко. — Но то, что творится с матерью, тебя должно трогать.

— Она переживет, — заносчиво сказал Лео. — Она не любила его.

— Не тебе решать за других. Она любит тебя, а то, что ты сделал, просто убивает ее. Мы с Максом уладим дела, но ты должен уехать.

Лео прижался лбом к прохладному стеклу. Он не станет жалеть, что старый дом потерян, ему хочется забыть это место, как забыть и лицо отца. Но неизвестность… его пугала, как и всякого, кто оказался бы на его месте.

— Собирайся, мастер Леонард, у тебя мало времени, — прозвучал из-за спины низкий голос.

Леонард повернулся так резко, что в шее прострелило. В дверях стоял дядя, внушавший ему не меньше ужаса чем когда-то отец. Но в отличие от последнего Лео уважал и даже немного любил своего дядю. Мужчина держал в руках рюкзак мальчика, который выглядел в разы толще чем утром. Стекла круглых очков угрожающе поблескивали, но глаза… не выражали ничего.

— Я позволил себе пренебречь твоими учебниками, — сказал дядя, протягивая Лео рюкзак, — потому что там, где ты теперь будешь учиться, учебная программа совершенно другая. И там тебя не будет никто злить так, чтобы ты потом совершал неосторожные поступки.

— Мы едем к вам? — он остерегался называть место, где жили его дядя и тетя. Свой страх перед этим ныне чужим государством Лео перенял от родителей.

— Да, мы едем в «Протокол».

Слова дяди прозвучали как приговор, и Лео невольно содрогнулся. Неуверенно забрав рюкзак, он еще раз посмотрел на родственников и увидел то, чего не заметил поначалу: они выглядели бесконечно утомленными. Оставив надежду в этой комнате, как оставил он и воспоминания, совершенно разбитый, Лео отправился в прихожую. Никто больше не сказал ему ни слова, только дядя ободряюще потрепал его по голове. Ему стало немного легче от такого жеста — это значило, что дядя не так зол, как кажется.

В прихожей стояла его мать. Ни багажа, ни ручной

клади при ней не было: судя по всему, она уже собралась. Понурив голову, Лео

подошел к ней. Она ничего не сказала, только обняла его так сильно, как не

обнимала никогда. На плече, где покоилась ее голова, Леонард почувствовал влагу

— его мать плакала.

— Это не офис, а какой-то бар! — прогремел Ротт, когда в холл «Колберт Индастриз» зашел еще один человек.

Окружной прокурор проворонил целых два дня, дав выигрыш во времени Риду и Китон. Пока он разбирался с имевшимися доказательствами против Уайта и разгребал кучу других дел, эксперты здорово наработали: у Уайта сняли отпечатки пальцев и взяли пробу ДНК, но все найденные в «секретном» помещении Фрайза следы не совпадали ни с одними образцами в базе данных. Лишь некоторые отпечатки принадлежали хозяину офиса, но помимо них нашлись еще одни, не совпавшие со взятыми у сотрудников. Пока Рид собрал материал и уже готовился к тому, чтобы просить об освобождении Уайта, Ротт прознал обо всех новостях. Вернее, о некоторых из них — остальное ему предстояло только увидеть.

Каково было окружному прокурору, когда его версия обвинения рухнула? Полиция не отвергла возможности невиновности подозреваемого, а потому Ротт был крайне взбешен. Его еще так не обставляли ни адвокаты, ни обстоятельства. Собрав эскорт из трех человек — своего секретаря и двух полицейских, ежемесячно набивавших карманы из его рук, — он двинулся в офис Фрайза, чтобы собственными глазами увидеть то, чего не увидели его же люди сразу. Секретарша уверяла, что такой поток был естественен — рабочий день только начинался, но Ротт продолжал ругаться на «многолюдность». Когда зашел еще один мужчина, по виду совершенно не похожий на других сотрудников, терпение прокурора лопнуло как нитка в предельном натяжении.

— Если хотите кричать, выходите на площадь и там митингуйте, — с раздражением произнес вновь вошедший.

— Вы знаете, кто я такой?.. — начал было Ротт, но тут же был прерван.

— Я знаю, кто я такой. И в своем офисе устраивать цирк вам не дам.

— С какой стати он ваш?

Мужчина закатил глаза, но поборол желание читать лекции прокурору и сунул руку в кейс.

— Читайте, если умеете, — он протянул Ротту небольшую папку на кольцах, и скрестил руки на груди, видимо, выражая таким жестом недовольство.

Ротт, имевший привычку внимательно знакомиться с документацией, что ему часто суют под самый нос, теперь бегло оглядывал каждую страницу, пытаясь вынести из полученной папки сколько-нибудь полезную информацию.

— Почему предприятие отошло к вам, мистер МакИччин, а не к сыну Фрайза? — спросил он наконец, протягивая папку обратно.

— Потому что мистер Фрайз-младший весьма далек от отцовского бизнеса, а доверять такие вещи несведущим было бы просто нетактично. К тому же он лично не изъявлял желания вести компанию, потому я пока временно исполняю обязанности директора компании. Я удовлетворил ваше любопытство?

— Это допрос, если хотите знать, — раздраженно бросил Ротт. — Я окружной прокурор Линфорд Ротт, и сейчас я здесь, чтобы выяснить обстоятельства дела.

— Зачем же их выяснять, если убийца уже пойман?

— Подозреваемый не подпадает под ряд обстоятельств, и, скорее всего, выйдет на свободу за недостаточностью улик. А теперь мне бы хотелось, чтобы все сотрудники, в том числе и глава компании, побыли некоторое время здесь, пока не будет осмотрено помещение. Скорее всего, оно будет опечатано до конца следствия.

— Что еще за помещение? — Ротту на мгновение показалось, что МакИччин начал нервничать. То, что перед ним находился окружной прокурор, а не простой горлопан с улицы, по-видимому, его не волновало, а «помещение» сразу заставило все поджилки нервно подрагивать.

— Что, не знаете ни о чем? — вкрадчиво спросил Ротт.

— Что я, план здания изучал, по-вашему? У меня много работы, и я заинтересован в том, чтобы вы поскорей все закончили. Надеюсь, это ваш последний визит?

— Не знаю, не знаю. Вам, как посмотрю, наше присутствие мешает?

— Каков будет рейтинг корпорации, когда ежедневно ее наводняет чуть ли не половина полиции всего города? Вы, может, и не бизнесмен, но деньги-то, я думаю, считать умеете.

— Само собой.

МакИччин перестал выказывать признаки беспокойства и, когда Ротт со свитой прошествовал к лифту, отправился в свой прежний кабинет. Кабинет же Фрайза был опечатан, так что новому главе корпорации пришлось оставаться пока у себя, а до нужного этажа он решил добираться другим лифтом — компания окружного прокурора никак не нравилась МакИччину.

Когда король немного сонного, в свете недавних событий, царства поднялся на нужный этаж, Ротт уже вломился в кабинет и разворотил все двери, оказавшись в помещении ниже. МакИччин заколебался — с одной стороны, мешать работе и сталкиваться с прокурором, было последним, чего он желал. С другой стороны — любопытство грызло его изнутри, хотелось все-таки быть в курсе всех событий, тем более что офис теперь принадлежал целиком и полностью ему. Как директор корпорации, он должен знать все, что происходит в его «владениях». Трижды прокляв везде сующего свой нос Ротта, МакИччин поднялся наверх.

На лестничном пролете царил полный хаос — дыра в стене, оторванные двери — все это только полбеды. МакИччину страшно было представить, что творилось внутри. В который раз за день он колебался, но совсем недолго, решив довести дело до конца. Когда он спустился по темному «тоннелю» наощупь, Ротт беспомощно стоял посреди помещения, глядя на резервуар с водой и электрогенераторы. Как известно, вода и электричество не лучшие спутники, а потому нахождение этих двух вещей в непосредственной близости как минимум настораживало. Эксперты и секретарь Ротта неспешно прохаживались по всей комнате, выглядывая чуть ли не каждую пылинку, но увидеть чего-либо существенного не могли — не хватало ни оборудования, ни мозгов. К тому же побывавший здесь ранее комиссар Рид уже навел определенный «порядок».

— Как это понимать? — спросил МакИччин. До недавнего времени не замечавшие его Ротт и свита повернулись на звук голоса.

— Вы про наши действия, или про это место? — осведомился секретарь Ротта.

— Про все.

— Вы впервые видите это?

— Разумеется! — МакИччин начинал раздражаться. — Мне говорили, что где-то в офисе есть электрогенераторы, подключенные ко всей аппаратуре кабинета, но я же не ходил по всем служебным помещениям и не заглядывал на предмет этих железок.

— Но это не подсобная комната. До недавнего времени дверь была замаскирована и защищена паролем. Жаль, не биометрической защитой, а то мы бы быстро разобрались со всем.

— То есть — замаскирована?

— Замаскирована, значит замаскирована! — отрезал Ротт. — Вы ознакомитесь со всеми материалами только после того, как мы произведем обыск. Хотя до нас это уже делали… собственно, почему вы не появились в первый же день?

— Я улетал в другой штат по заданию мистера Фрайза, а вернулся только вчера и получил кучу новостей.

— По заданию?

— Я до недавнего времени был его личным помощником.

— Вот оно что! В таком случае возвращайтесь в свой кабинет, когда мы закончим осмотр, вы поедете с нами, у меня будет много к вам вопросов.

МакИччин был ошарашен подобным поворотом

событий, но не сказал ни слова. Он вышел из комнаты так же медленно, как зашел,

а спустившись на свой этаж, услышал, как Ротт раздает команды своей свите.

Пока Ротт вершил суд над новым главой «Колберт Индастриз», Уайт проводил очередной день за решеткой. Грейс не приезжала два дня, напротив уже никто не разговаривал, а новый дежурный в участке вообще был неразговорчив. Это, впрочем, нисколько не расстраивало Уайта, а даже радовало. За исключением первого пункта. Уж чего он точно хотел, так это быть в курсе всех событий, а Грейс его единственный источник информации извне. Только книга оставалась собеседником Уайта на протяжении этих дней.

Около двух часов дня в участок привезли новичка — невысокого молодого человека с лицом в синяках и разбитым носом. Его под руки вели двое полицейских, одного из которых Уайт узнал тут же -тот самый парень с воспаленной кожей лица. Бывший дежурный просто получил повышение, а не был уволен. Полицейские завели новичка в камеру, несколькими днями ранее служившей обиталищем безграмотного и грубоватого Арми. Сидеть в камере покойника — чувство не из лучших, но новоиспеченный преступник этого еще не знал.

— Эй, не оставляйте меня здесь! — крикнул парень вслед полицейским. Голос его оказался необычайно высок. — Они что-то напутали, я ничего не делал!

— В суде будешь доказывать, — бросил через плечо бывший дежурный.

— Где же я деньги возьму на ваш суд? — возопил он, но уже не был услышан.

Только теперь, когда он остался один, новоприбывший заметил на себе немигающий взгляд из камеры напротив. Наверху решетка закрывалась обрезком ржавой пластины, солнечные лучи пробивались через щель между потолком и этой железкой, отчего яркая тонкая полоска падала аккурат на разноцветные глаза Уайта. Остальная же часть камеры находилась во мраке. Солнце проникало в тюремный коридор через небольшое оконце. Через несколько часов свет заполнил бы и безрадостное обиталище Уайта, и ему пришлось бы сесть спиной к прутьям.

— Привет, — нерешительно сказал новичок, подойдя к решетке и прижавшись лицом к прутьям.

— С прибытием, — отозвался Уайт. Голос его был таким же бесцветным, как и выражение лица. Только во взгляде читалось любопытство.

— За что сидишь?

— За убийство, — без всякого колебания ответил Уайт.

— Они хотели на меня и это навешать, — усмехнулся собеседник, — но решили остановиться на краже денег. Это правда, у меня и гроша в кармане нет, но деньги я ни у кого не крал, тем более у того идиота. У него такая охрана, что дай боже!

— У кого?

— У МакИччина. Не знаешь такого? Он новый президент «Колберта».

— Как бы я тебя понял! Я не знаю ни того, ни другого.

— Фрайза не знаешь? Это же его корпорация.

Уайт поглядел на него с неподдельным удивлением и замолчал, видимо, что-то обдумывая.

— Мне кажется, я тебя уже где-то видел, — задумчиво произнес он. — Совсем недавно, но не вспомню где.

— Серьезно? Мне теперь каждый пятый полицейский так говорит.

Уайт молчал, продолжая рассматривать то собеседника, то свои руки. Парень потер несчастный распухший нос и обнаружил, что воротник его рубашки был запачкан кровью. Выругавшись, он продел руки между прутьев и повис на решетке.

— Не знаю, чем я ему не угодил, — пробурчал он. Его щека буквально влепилась в решетку, рот собрался гармошкой. — Может, он взъерепенился из-за того, что я видел, как он в какую-то подсобку заходил? Хотя там уже и дверь снесли…

— В какую еще подсобку? — спросил Уайт, будто бы очнувшись.

— Не знаю, в кабинете где-то.

— Что за кабинет? — Уайту казалось, что он буквально вытягивает из парня каждое слово, но все же терпеливо продолжал допрос.

— Да в «Колберте». Я там сегодня был. Когда я приезжал к Фрайзу, он сказал мне заехать за товаром через неделю, а он теперь мертв, я и решил узнать, как мне быть с товаром. А тут этот гад подвернулся и заявил, что я его обокрал… прокурор этот, естественно, ему поверил. Конечно, мы все считать умеем…

— Вот оно! — Уайт щелкнул пальцами и вскочил на ноги. — Ты последний посетитель Фрайза! Мы столкнулись в дверях, помнишь? Я еще просил узнать у него, может ли он принять меня.

— Да, да, помню! — закивал парень. — Только ты был в солнцезащитных очках, таких круглых…

— Они в камере хранения, как и одежда. Вечером и тебя переоденут.

— Вспомнил: я еще давал показания в полиции про тебя! Вот так ты влип.

— Не думаешь ли ты, что я убил Фрайза?

— Нет, ты что? К тому же, у тебя хороший адвокат, она тебя вытащит.

— Откуда ты знаешь, что у меня хороший адвокат?

— Ты что, Грейс Китон такая знаменитость, что каждый ее клиент непременно попадает на первую полосу. Да и ты не промах — «знаменитый журналист зоны «Протокола»… вот они там насочиняли. Держись, мистер Уайт, теперь ты еще большая знаменитость.

— Освальд, — поправил его Уайт. — Мне наплевать на этих писак из желтой прессы. Они никогда не говорили чистой правды.

— Что поделаешь? Я, кстати, Лекс.

— Знаю, — нетерпеливо прервал его Уайт. Он уже слышал это имя от Эрла. — Я не понимаю, как ты попал за решетку? Кто такой этот…

— МакИччин. Ну, он был помощником Фрайза в финансовых делах, в газетах тоже много о нем писали. Теперь он глава корпорации.

— Ты с ним знаком лично?

— Пару раз встречался, когда Фрайза не было на месте. Чего он взбесился…

— Ты сказал, он заходил в какую-то подсобку. Она, случаем, не между этажами находится?

— Говорю же, он заходил в какую-то комнату из кабинета. То есть, когда я говорил с Фрайзом, Мак был в кабинете, а потом, когда я заглянул второй раз, он прошел в какую-то дверь. А потом я увидел его в холле.

— Когда?

— Когда спустился. Может, там лифт какой…

— Но ты точно видел МакИччина внизу, как только спустился?

— Конечно, я оказался в холле через секунд сорок. Да и потом, не пьяный же я был, чтобы что-то напутать. Это может тебе помочь?

— Нет, но это поможет тебе.

— Как? Я покойник…

— Просто поверь мне на слово.

Лекс кивнул, хотя по его лицу было видно, что на лучший исход он не надеялся. Он улегся на койку лицом к стене и больше не двинулся, пока не принесли вечерний паек.

Уайт проснулся от звука открывающейся решетки. Из окна было видно ярко-голубое небо, и он решил, что проспал утренний паек, или к нему пришла Грейс на очередную беседу, хоть она и не появлялась уже три дня. Повернувшись, Уайт обнаружил на пороге невысокого мужчину с седыми волосами. Грейс нигде не было видно, как, впрочем, и ее помощника. Он расстроился как никогда.

— Прошу на выход, мистер Уайт, — произнес мужчина, едва тот вновь отвернулся к стене.

Освальд принял сидячее положение, уронив нечаянно книгу, и поглядел на посетителя.

— В чем дело? — осведомился он.

— Вас отпускают за недостатком доказательств, — мужчина широко улыбнулся и поднял оброненную Уайтом книгу. — Грейс сейчас в конторе с Эрлом, она попросила меня за вами заехать. Я Линфорд Рид, комиссар полиции.

Освальд пожал протянутую руку и поднялся на ноги. Его сосед еще не поднимался, только лежал на боку и звучно сопел.

— Что это, у вас друзья появились? — спросил Рид, проследив его взгляд.

— Скорее новый фигурант дела. Помнится, Грейс и ее друг искали последнего посетителя Фрайза?

— Искали. Хотите сказать, это сопящее чудо — Лекс Брасс?

— Он представился так. Я помню его лицо, мы столкнулись в дверях.

— Знала бы Грейс, что ее тут ждет сюрприз, не гоняла бы посыльных… — пробурчал Рид. — Едем.

В специально отведенной комнате Уайт торопливо переоделся в костюм, который изрядно помялся за все то время, что лежал в камере хранения, забрал сумку — единственную кладь, что у него была, — и отправился вслед за Ридом.

Уайт хотел бы прогуляться пешком до конторы Гранди — неделя в неволе заставляет птицу рваться из клетки наружу навстречу прохладному ветру. Удивительная штука — погода! Глянешь в небо — кажется, будто на улице лето, тепло, но стоит выйти — и город преподносит весьма неприятный сюрприз. Такую же мерзкую шутку подкинула погода и Уайту — редкие лысые деревца и черные парки — вот вам и вся весна. Впрочем, он радовался и этому: в Нью-Йорке всего-навсего один зеленый островок, все остальное — сплошной грязный город, в котором не продохнуть.

Рид был твердо намерен ехать на машине, а Уайт не стал убеждать его идти пешком, как бы ни хотелось ему прогуляться. Он уселся рядом с комиссаром и опустил стекло. Подул прохладный ветер. Рид сделал ему замечание, что он может простудиться, но Уайт пропустил все мимо ушей. Только теперь, когда он оказался в непосредственной близости, Линфорд заметил его разноцветные глаза и пустоту, скрывавшуюся в его взгляде.

Рид, очевидно, считал, что раз он комиссар полиции, ему дозволено все, а потому гнал на своем видавшем виды «Шевроле» как на гоночном болиде. Уайта, казалось, это никоим образом не огорчало: ни мелькающие виды из окна, которые не успеваешь осмотреть; ни свист ветра в ушах, будто едешь на велосипеде; ни угроза жизни, врежься дряхленький «Шевроле» куда бы то ни было — словом, ничего его не волновало. Рид благодушно свалил такое расположение пассажира на Грейс, предстоящий разговор с которой только и волновал Уайта.

Контора Гранди расположилась в самом неприметном здании на улице: некрасивая пятиэтажка «блистала» своим подранным фасадом не хуже неоновой рекламы дома напротив. Уайт уныло окинул взглядом убогую постройку и деликатно промолчал. С такой же миной и пустым взглядом он вылез из машины, взгромоздил спортивную сумку на плечо и последовал за Ридом. Внутри их ждало привычное копошение сотрудников, секретарей, бегающих от телефона до кабинета и обратно, и, конечно же, клиентов, пытающихся разрешить свои значительные и не очень проблемы. Рид, увернувшись от несущегося мимо него со стопкой бумаги секретаря, подошел к ближайшей к бюро двери, довольно громко постучал в нее и, не дождавшись ответа, вошел.

Когда дверь за Уайтом закрылась, ему показалось, что по его ушам ударили чем-то: в кабинете в отличие от холла стояла звенящая тишина. Пока комиссар что-то объяснял, как-то вяло жестикулируя, Уайт начал осмотр кабинета, но это занятие ему вскоре наскучило: подобные интерьеры он видел не раз. Тогда он взялся разглядывать находящихся вокруг, что оказалось куда интересней. Грейс и Эрла он видел не впервые, а вот сидевший рядом с ними, вернее, прямо на углу стола Грейс мужчина казался знакомым, хоть Освальду не приходилось больше ни с кем говорить за все время пребывания в Теннесси. В кабинете было несколько душно, окна закрыты жалюзи, а вентилятор не оправдывал надежд, и пока что загадочный для Уайта субъект сидел, ежеминутно вытирая платком лоб и постоянно трогая ворот рубашки, хоть верхняя пуговица была расстегнута, а галстук не давил на горло. Когда он повернулся к Грейс, Освальд заметил небольшую залысину на темени. Через несколько минут Уайт понял, что никакой заинтересованности в нем у беседующих нет, а потому, пристроив сумку на один из свободных стульев у стены, решил заняться созерцанием улицы, пройдя к окну и отогнув пальцем одну из планок жалюзи.

— Осматриваете местность, мистер Уайт? — услышал он за своей спиной голос Грейс. Он не следил за временем, но ему подумалось, что прошло не меньше минут десяти, прежде чем на него обратили внимание.

— Скучаю, — отозвался Уайт, не оборачиваясь.

— Я уж думала, вы будете радоваться жизни, когда выйдете на свободу.

— Не вижу я ни одного повода для такой радости, чтобы ее стоило показывать.

Грейс на некоторое время замолчала, пристально глядя на Уайтову спину, как будто на ней было что-то написано. Заметив неловкую паузу, он повернулся лицом к ней и обнаружил, что собеседников стало на один меньше — Эрл куда-то испарился.

— Простите, что так неделикатно с вами поступили, но нам надо было разрешить кое-какие проблемы, — вновь заговорила она.

— Если вы думали, что я обиделся, можете расслабиться. Я все понимаю. Но у меня есть кое-что, что я бы хотел рассказать, и я обижусь, если не выслушаете меня.

— Я знаю. Присядете?

Уайт посмотрел на стул, который ему предложили, непонятно отчего поморщился и отвернулся к окну.

— Я уже насиделся, Грейс, с меня хватит, — произнес он наконец.

— Хорошо, — согласилась Грейс, хотя по ее голосу было понятно, что все совсем не хорошо. — Линфорд сказал, у вас есть новости относительно нашего дела.

— Вчера в изолятор привели разыскиваемого вами Лекса Брасса, он был последним посетителем Фрайза.

Брови Грейс поползли на лоб, но Уайт тут же удостоверил ее в том, что Брасс сел вовсе не по подозрению в убийстве. Пока он красноречиво объяснял суть произошедшего, краем глаза заметил, что Рид присел на стул в дальнем углу кабинета и тихонько переговаривался по телефону, а потом вовсе встал и вышел вон. Любой другой оскорбился бы, что мало кто ему внимает, но Уайта уже ничего не волновало.

— Вам он уже не поможет, вас отпустили, — сказала Грейс, когда Уайт порядком выдохся и замолчал.

— А вам поможет? — с любопытством спросил Уайт.

— Ваше дело закрыто. Что до остального, мы разберемся сами.

— Возможно как-то оправдать Брасса?

— Мы еще не беседовали с ним, заметьте. Но исключать ничего нельзя.

— МакИччин умеет судиться, — вмешался мужчина, бросив обтираться ежеминутно платком. — Чтобы ваш Брасс не сел в лужу, — а он может в нее сесть, — нужно сначала его послушать, все сопоставить и выяснить детали дела. В убийстве его не обвинят, секретарша четко сказала, что разговаривала с Фрайзом после ухода Брасса, и первый был жив и здоров.

— А ведь он прояснит кое-что, Сандерс, — перебила его Грейс, — он был в кабинете за несколько минут до смерти Фрайза.

Уайта задумчиво подпер подбородок: о Сандерсе Гранди ему тоже случалось писать, пусть и немного, чисто для справки. Но кое-какие выводы об этом человеке он уже успел сделать, хоть и не спешил о них распространяться, чувствуя, что вполне мог ошибиться.

— Есть возможность, что это он убил? — продолжал Сандерс.

— Есть, конечно, придется все проверять…

— А между тем никто не знает, кто оставил те загадочные отпечатки в комнате с резервуарами. У нас, разумеется, не в первый раз «фантомы» крутятся в деле, но знала бы ты, как я их терпеть не могу.

Уайт мгновение смотрел на них: он тут явно лишний. Спустя минуту, ничего не сказав, он резко развернулся, схватил сумку и вышел из кабинета.

— Куда вы? — бросила ему вслед Грейс.

— Найду комиссара, — Уайт появился в дверях наполовину, но, не дождавшись ответа, снова пропал.

Грейс вскочила со стула, чуть не смахнув стопку папок с угла стола, и бросилась за ним. Тот не успел еще уйти дальше бюро, и Грейс чуть не сбила его с ног, вырулив из-за двери.

— На что вам комиссар? — вопрошала она, тщетно пытаясь поймать его бегающий взгляд.

— Надо достать Брасса, — бросил Уайт.

— Зачем? Для начала необходимо с ним побеседовать, но это же не ваша забота.

— Я бы тоже хотел с ним поговорить.

— Да на что он вам? — не выдержала Грейс. Ей вдруг захотелось влепить Уайту затрещину как маленькому невыносимому ребенку.

— Информация, Грейс. Я ищу информацию.

— Может, вы мне лапшу на уши навешали, когда сказали, что вы журналист? — спросила Грейс, кажется, немного переборщив с сарказмом. — Вы у нас торговец информацией, или у себя в штате и вовсе политический преступник и сколачиваете какую-нибудь организацию, набирая туда кого попало?

— Грейс, — Уайт повернулся к ней и схватил ее за плечи, — если бы я был политпреступником, то мы бы с вами никогда не встретились. Знаете, что у нас в штате делают с теми, кто против? Нет? Блаженное неведение.

— То есть? — Грейс немного успокоилась и посмотрела на Уайта с каким-то беспокойством.

— У меня нет времени вам объяснять, это очень долгая история.

Уайт отпустил ее и продолжил поиски комиссара Рида, но вокруг только суетились посетители и сотрудники. Едва он тронулся с места, оставив Грейс в полном недоумении, как из-за угла вылетел Рид и чуть не врезался в него. Уайту вдруг пришла мысль, что сегодня все норовят сбить его с ног.

— Мистер Рид, я хочу с вами поговорить, — сказал Уайт, схватив Рида за рукав куртки, как будто боялся, что комиссар от него сбежит.

— Пойдемте в кабинет, — предложил Рид.

— Нет, я бы предпочел свежий воздух.

Рид рассеянно кивнул и вывел его из душной и кажущейся тесной из-за толпы людей в холле конторы. Уайт, да и сам комиссар даже не заметили, что Грейс, заперев Сандерса у себя в кабинете, последовала за ними.

— Мне нужен тот парень из изолятора, — сказал Уайт, едва они оказались на слепящем солнце.

— Тут я вам ничем помочь не могу. Закончится следствие, и если он чист, берите его хоть в секретари. Кстати говоря, зачем он вам, мистер журналист?

— А для чего «господам журналистам», — передразнил его Уайт, — нужны люди?

— Нашли у кого брать интервью, Уайт. Или, может, я чего-то не знаю?

— Да, кое-чего не знаете, — согласился Освальд. Глаза его странно сверкнули. — Что, если я могу сообщить интересную информацию о Фрайзе?

— Хм, если хотите сенсацию устроить, то уже поздновато. Фрайз-то мертв. Но вот если это относится к нашему делу…

— Относится, поверьте мне.

— Вот бы вас в тюрьму за сокрытие информации, необходимой следствию! Ладно, — нехотя согласился Рид, — мы попробуем ускорить дело. Только учтите, едва обвинения подтвердятся фактами, никаких аудиенций не получится, даже не надейтесь. Но вам все равно придется сообщить свою «интересную информацию». Не мне, так Грейс. Я буду держать вас в курсе.

Рид, казалось, не был сильно доволен: Освальд не внушал доверия со своими загадочными речами. Оставив Уайту свой номер телефона, Рид укатил на слегка подранном авто так же быстро, как подъехал к конторе.

— С вами мы еще не закончили, Освальд, — сказала Грейс. — Теперь вы свидетель, причем очень ценный.

Уайт резко повернулся и, к своему удивлению, обнаружил ее у себя за спиной.

— Я это понимаю, — отозвался Уайт, без особой надобности потирая шею. — Я обещал, что вернусь быстро, но теперь, когда все мои сроки прошли, разницы никакой нет.

— К сожалению, так просто я не могу вас отпустить, поэтому некоторое время, пока вы полезны для следствия, вам необходимо быть в Теннесси. А раз уж вы здесь впервые, как сказали сами, мне необходимо решить проблему с вашим размещением.

— Я могу сам это решить, — снисходительно улыбнулся Уайт.

— Не можете, потому что я вам все еще не доверяю. Вы согласны с моей позицией?

Улыбка не сходила с лица Освальда, но он кивнул в знак согласия.

— Что вы предлагаете, Грейс?

Грейс сунула руку в карман брюк и извлекла блестящий и звенящий предмет, сразу же полетевший в руки Уайта. Он среагировал не сразу, но все же поймал брошенную ему связку — это оказались три коротеньких ключа с брелоком-значком, смысл которого Освальд не знал.

— Я приеду в восемь и буду очень вам благодарна, если вы приготовите мне к этому времени кофе, — произнесла Грейс, после того, как сообщила ему адрес.

— Как же вы без ключей?

— У меня есть дубликат. К тому же я рассчитываю на то, что вы окажетесь на месте через час и откроете мне дверь вечером.

— Вы сами сказали, что не доверяете мне, — лукаво произнес Уайт, склонив голову набок.

— Не доверяю. И если что-то выкинете, пожалеете, мистер Уайт.

На лице Грейс тоже играла хитрая улыбка, и Уайт не сомневался: у нее, как маститого адвоката, который, ко всему прочему, водит дружбу с другим не менее маститым адвокатом, есть способ посадить любого на поводок. Именно на таких людях как она, подумал Уайт, и держится каждый южный штат-республика, пока полицейские, отбившиеся от рук, не выполняют всех предписаний, довольствуются старым типом тюремных камер и стреляют в бегущих преступников на поражение.

— Вас понял, мэм, — иронично ответил он.

— До вечера, — бросила Грейс и, не дав больше ничего сказать Уайту, скрылась в дверях конторы.

Пешая прогулка пошла Уайту на пользу, по пришествии он чувствовал себя в сто раз лучше и свежее, чем в конторе. У Грейс был небольшой одноэтажный дом, очень аккуратный на вид, без каких-либо украшательств вроде сада или хотя бы маленькой лужайки. Уайт не сразу разобрался какой из ключей идет к какому замку и несколько минут копошился у двери, стараясь закончить работу поскорей, чтобы прохожие не подумали, будто он домушник.

Дом встретил гостя приятным и ненавязчивым сладким ароматом, природу которого Уайт не смог определить, — он всегда был дилетантом в области распознавания запахов. Хоть Грейс имела приличный доход, она не растрачивалась на особенно дорогую обстановку дома. Темно-синие занавески с узорами создавали обстановку полумрака, но солнце сквозь них все равно пробивалось. Уайт огляделся и понял, что солнечные лучи гуляли здесь весь день, от восхода до заката, — оконца имелись в каждой стене. Перегородок в доме не оказалось: за исключением санузла все остальные части были одним сплошным залом. У стены стояла кровать, небольшой столик, кухонное оборудование находилось в противоположной части дома.

Уайт еще раз обвел взглядом устройство дома и понял, что ему негде разместиться при таком раскладе. Не спать же под боком у Грейс, как будто он старый надоевший муж? Но Уайт был готов и к сюрпризам: быть может, у Грейс все же есть какое-нибудь местечко специально для гостей, может, подвал, и Уайту придется пожить в компании какого-нибудь хозяйственного оборудования. Теперь ее черед удивлять.

Уайт не выносил, когда вещи разбрасывали где попало, а потому пристроил свою довольно громоздкую сумку в прихожей на напольном шкафчике, чтобы не портить общую аккуратную картину. У Грейс сверху почти ничего не лежало, безделушек, радующих глаз, он тоже не заметил. Дом выглядел необжитым, будто хозяйка приехала сюда всего неделю назад. Жила она, судя по всему, одна, хотя Уайт не спешил ни с какими выводами, но ясно было одно: личную жизнь она старательно прятала даже от самой себя. Он ожидал найти хотя бы одну фотографию или подарок с подписью — ничего. Лезть в личные вещи для него — одно из самых страшных преступлений, потому свои попытки узнать о Грейс Китон хоть что-то он быстро оставил.

Устроившись на самом краю дивана, Уайт достал из кармана телефон. За все это время батарея его почти иссякла, и пришлось искать в сумке зарядку. Звонили ему не один раз, но только сообщение о пяти пропущенных вызовах от редактора газеты поселило в нем панический страх. Чувство это, впрочем, прошло очень скоро: он хоть и понимал, что все шансы уже использовал, но все же козырь у него имелся. Теперь, когда ограничений во времени у него нет, он мог собрать ту информацию, которая бы полностью реабилитировала его что перед редактором, что перед университетом.

И все же он не собирался связываться ни с кем из них. Что он мог сказать? Однако наткнувшись на имя Виктора Детройта, он передумал. Его до сих пор волновало, как его друг нашел Грейс, и чувствовал — ничто в этом деле не могло быть простой случайностью или стечением обстоятельств.

— Ты звонишь из изолятора? — послышалось в динамике, и Уайт понял, что приветствия сегодня не будет.

— Меня выпустили, — спокойно ответил он.

— Как, без суда?

— Я не убивал, о каком суде может идти речь? Впрочем, мне помогла и Грейс Китон, которая, по ее словам, отправилась ко мне по твоей просьбе. И мне крайне интересно, как ты на нее вышел.

— Просто вспомнил твою статью, — ответ последовал быстрее, чем можно было его ожидать. — Нашел телефон, позвонил, договорился. Вот и все.

— Весьма удачно, — еле слышно буркнул Уайт.

— Так значит, тебя отпустили?

— Пока что.

— Отлично! — в голосе собеседника Уайт услышал неподдельную радость, в то время как его собственный по обыкновению звучал бесстрастно.

— К сожалению, мой отъезд придется отложить, — не дал он закончить Виктору, — дело не закрыто. Я прохожу как свидетель, к тому же, я не сумел получить модуль и не закончил всех дел.

— Да, ты сразу попал в изолятор. И что теперь? Нужна помощь?

— Хоть моя самостоятельность еще не оказалась полезной, я, пожалуй, как-нибудь сам.

— Влип ты крупно, понимаешь? Это же как тебе придется изловчиться, чтобы тебя простили…

— Я знаю, — с нажимом произнес Уайт, — я могу оценить свои возможности.

Уайт швырнул телефон на другой конец дивана и вытянул ноги, чувствуя, как тело затекло, будто его засунули в бочку и держали там не один час. А при своем высоком росте Уайт испытал бы вдвое больший дискомфорт. Ему не нужно было повторять, каково его положение. Впрочем, в подбадривающих словах он тоже не нуждался.

Когда постоянно тикающие настенные часы ярко-оранжевого как апельсин цвета отсчитали ровно восемь, Уайт поднялся с дивана и принялся за готовку кофе, подозревая, что Грейс не приедет точно к назначенному времени, а немного припозднится. Поиск кофе, сахара и столовых приборов занял у Уайта вдвое меньше времени, чем подбор ключей к замкам. Освальд всегда чувствовал себя в чужом доме как совершенно чуждый и лишний предмет, и дом Грейс не стал исключением. Кремового оттенка чашка стояла на самом видном месте кухонного стола, и Уайт счел ее за представительницу коллекции любимой посуды хозяйки и налил кофе в нее. В доме стало на порядок темнее, и он отыскал выключатель, который оживил несколько настенных светильников, присверленных по всему периметру стены попарно.

Уайт точно подгадал время: Грейс прибыла всего через несколько минут после того, как он вмешал сливки и сахар. Она была несказанно рада, почувствовав аромат кофе, едва открылась дверь, ведь готовить его ей было некому. Уайт, как настоящий хозяин, помог снять ей пальто, забрал ее сумку и подал кофе.

— Почему себе не нальете? — будничным тоном спросила Грейс, присаживаясь на диван.

— Не выношу кофе, — пожал плечами Уайт и присел на крутящийся стул за рабочим столом.

— Очень жаль, не знаете, чего себя лишаете. Осматривались уже?

— Частный дом — не музей, я считаю мерзкой привычку разглядывать владения в отсутствии хозяев.

— Что же, в таком случае я думаю, что вы сейчас ужасаетесь от той мысли, куда же я вас поселю. Поверьте, ночевать под дверьми или в ванной вам не придется, здесь есть отдельная комната.

Грейс слегка небрежно указала своим тонким пальцем на дверь слева от раковины и кухонного шкафчика. Эту дверь Уайт счел за кладовое помещение или что-то в этом роде, но лезть туда отнюдь не думал, чтобы проверить свою гипотезу, а теперь был изрядно удивлен. Грейс ликовала словно бегун, пришедший к финишу первым: наконец-то его лицо показало хоть одну скупую эмоцию.

— Раньше я жила здесь с отцом, — произнесла она после короткой паузы, — но когда он умер, все это досталось мне, а я тогда не умела еще вести хозяйство. Хотела сделать перепланировку, но, в конце концов, отказалась от этой идеи. Не думаю, что папа одобрил бы.

— Решили оставить все так в память о нем? — Уайт немного оживился.

— Да.

Грейс замолчала, потягивая горячий кофе из чашки. Энтузиазм, появившийся во взгляде Уайта, моментально исчез, и ее наверняка интересовало почему. Чтобы избежать не слишком удобной темы, он отправился к двери, указанной Грейс, захватил по дороге массивную сумку и вошел в помещение. Виды его порядком разочаровали, ибо размер комнаты был в два раза меньшим, чем любое пространство за дверью, отведенное будь то под кухню или спальню, но при этом никак не вписывался в Уайтовы представления о защищенности. Комната, к тому же, выглядела полупустой из-за небольшого количества мебели: кровать, тумбочка с торшером и стенной шкаф-купе. Уайт бросил сумку на пол и поспешил покинуть импровизированную спальню, чтобы не портить себе самому настроение.

— Так что насчет вашего Брасса? — поинтересовалась Грейс, когда Уайт появился.

— Он не мой, — как можно мягче поправил он. — Меня интересует то, что он скажет. Согласитесь, Лекс Брасс наверняка владеет хотя бы самой ничтожной информацией, что уже лучше чем ничего.

— Как бы то ни было, а ни вам, ни мне он не нужен, но вот Риду — да, — прервала его Грейс. — Я же хочу знать, что вы не договариваете. Ведь есть что-то, что вы скрываете с самого приезда сюда, правда?

Губы Уайта выпрямились в тонкую линию. Он, конечно, не мог не увидеть в Грейс человека проницательного, да и сам чувствовал, что чем-то себя выдал, однако его твердое намерение не раскрывать сути дела оставалось в силе.

— Выразимся так: решение по поводу случившегося не в вашей компетенции, — медленно произнес он, стараясь выражаться как можно туманнее, но достаточно ясно. — Вы ведь не впервые имеете дело с людьми из «Протокола»?

На лицо Грейс набежала тень, и Уайт сделал вывод, что для нее вопрос имеет особое значение. Уж не было ли в ее прошлом чего-то такого, из-за чего она так упорно цепляется за всякого гражданина это закрытой страны? Он мог бы узнать это. На правах честного бартера: он — ей, она — ему. Но ему нечего было ей дать.

— У нас с «Протоколом» долгие и особенные отношения, — призналась Грейс. — Беженцев с вашей стороны мы нечасто принимаем, и я уже не знаю, благодаря чему отток из «Карантинной Зоны» ничтожен: может, ваше правительство держит всех закованными в цепи, а может, у вас намного лучше, чем у нас.

— Зависит от точки зрения на самом деле. Но вот что-что, а ваши тюрьмы в подметки протоколистским не годятся. Даже если сравнивать на уровне изоляторов, в одном из которых я сидел. В «Протоколе» попустительство не просто уголовно наказуемо, а строго карается вплоть до двадцатилетнего срока в одной из тюрем строгого режима.

— Я все понимаю, — снова прервала его Грейс, — но наш штат как республика очень слаб.

— Чем слабее Американская Южная Республика, — гордое название отделившихся штатов Уайт произнес с насмешкой, — тем вероятнее, что через лет эдак пять-десять «Протокол» поглотит вас. Вы ведь понимаете: это иллюзия — все отделения, свободные республики, конец американского капиталистического давления. Эту свободу вам дали ненадолго, ибо некоторая часть штатов быстро сдуется и вернется уже под другой гнет.

— Вы говорили о Брассе и нашей некомпетентности, — решила она вернуться на прошлую тему. — В чем заключается последний пункт?

— А в том, что все касающееся «Протокола» ­— хорошо организованная деятельность, — с раздражением произнес Уайт. — Протоколисты засылают к вам или в любую другую республику человека, с которого хотят выжать все соки, но при этом его необходимо спрятать от жадного взгляда публики. Он может быть кем угодно. Ваша полиция и адвокатура пытаются чужеродный элемент выдворить или хотя бы судить по своим законам, а в итоге все организовывается каким-нибудь окружным прокурором Роттом, который просто не знал, что делать с ним, и нашел самый дурацкий из всех дурацких выходов.

— Значит, и вы засланный агент «Протокола»? Вы подходите под описание.

— Нет… — замялся Уайт. — Я не протоколист, если вы об этом. Я антипротоколист.

— Иначе говоря, у вас тоже есть задание, но вы противодействуете собственному правительству? Почему?

— Слишком много придется рассказать. Просто примите это как факт.

Грейс шумно выдохнула и прикрыла глаза. Только теперь она выглядела по-настоящему утомленной, но по-прежнему готовой биться с безликим врагом даже ночью.

— Предположим, я это приняла, — согласилась она нехотя, — и как тогда Лекс Брасс относится к вашему заданию?

— Вы сами говорили, что Фрайз, каков бы он ни был в реалиях, теперь уже никого не волнует. Важен только факт его убийства. Но это вы и ваше законодательство. А есть те, кому очень важно то, что он натворил, будучи еще жив.

— Значит, он тоже засланный агент «Протокола»?

— Здесь все намного сложнее, — уклончиво ответил Уайт. — Если вы вдруг станете копать в его досье и прилагаемых документах, кроме факта его коммерческой деятельности, узнать ничего не удастся. А между тем эти бумажки и электронные документы могут оказаться фикцией.

— Чем бы они ни были, воссоздавать картину преступления нам придется с них, — равнодушно пожала плечами Грейс.

— Зато мне эти данные пригодились бы. И для этого хорошо бы, если я смог бы с ним переговорить.

— Во время следствия никаких разговоров. Как только мы с ним закончим, говорите с ним сколько хотите. Но одно условие: ничего противозаконного.

— Противозаконного для вас или для «Протокола»?

Грейс одарила Уайта красноречивым взглядом исподлобья. Он выдавил неловкую улыбку и поднялся с дивана.

— Я буду предельно внимателен, — заверил он. Никакой реакции с ее стороны не последовало, и он добавил: — Доброй ночи, Грейс.

Уайт гордо удалился в предоставленную комнату. Он закрыл за собой дверь и еще некоторое время стоял, прижавшись к ней ухом. Он слышал стук посуды, затем шорох и хлопок входной двери. Похоже, ее скромное обиталище все же не было таким одиноким, как ему поначалу показалось.

Критически осмотрев свое нынешнее пристанище, Уайт решил передвинуть кровать к другой стене. Ничто не должно напоминать ему об изоляторе. Довольно долго провозившись, он отыскал на самом дне сумки складной ножик и бережно положил его во внутренний карман пиджака. Проверив все остальные карманы, он, к своему облегчению, отыскал ключи Грейс. Он снова приникнул ухом к двери и, убедившись, что голоса звучат с кухни, отворил ее.

Внимание Грейс было целиком и полностью поглощено новоприбывшим, чью личность Уайту некогда было устанавливать. Он незаметно проскользнул в прихожую и, убедившись, что хозяйка дома по-прежнему занята разговором, вышел вон.

Зеленый цветущий сад одурманивал многообразием запахов и привлекал к себе огромное количество насекомых. Трудно поверить, что такой живописный уголок соседствовал с грязным, пропахшим бензином и заводскими выбросами городом. А если проехать несколько миль на север, то можно оказаться в прерии, среди фермерских хозяйств и диких животных.

Дорожка из крупных камней вела к калитке, но Лео предпочел с нее свернуть и двинулся к низенькому свежевыкрашенному заборчику, идя босиком по влажному газону. Дом с садом находился на вершине холма, у самого края оврага. Оттуда открывались потрясающие виды на длинную трассу, дома внизу и небольшой лесной массив, плавно переходивший в степь. На горизонте плыли темные тучи, неся с собой сильнейший ветер, что уже рвал кроны деревьев далекого массива, дождь и ветвистые молнии, необычайно широкие и яркие. Это была его любимая погода, и, глядя теперь на приближающуюся грозу, он не мог оторвать взгляда.

Он уже целый год привыкал к тому, что больше не увидит родную мать. Она была еще очень молода, но судьба сыграла с ней злую шутку, за что теперь расплачивался ее сын. Он до сих пор иногда чувствовал, будто с его рук капает кровь, видел перед глазами умирающего отца, и бледное, обезумевшее лицо матери. Лео не задумываясь набросился на него, без всяких чувств ударил его ножом, даже не думая, к чему это может привести. Но дело было сделано, и если бы не старания дяди, то мальчишка бы получил от нового закона сполна.

Диагноз, который поставили его матери, для него был не вполне ясен. Когда она умерла, Лео, как это часто бывает, винил себя и только себя в ее смерти, хоть в сущности ничего не мог сделать. Но теперь он точно знал, что дядя с тетей не смогут долго держать его у себя, ибо у них было предостаточно своих забот. Мальчик почти не видел их, только по вечерам ему удавалось с ними поговорить. Даже завтрак он готовил себе в одиночестве.

Прогнав все дурные мысли, Лео неторопливо прошагал по газону к оставленным на дорожке шлепанцам и вернулся в дом. Эта неделя была для него особенной, ведь и дядя, и тетя находились дома, но по-прежнему оба были заняты и постоянно то говорили по телефону, то занимались какой-то важной работой. И все же только их присутствие заставляло сердце мальчика биться радостней. Никто из них двоих не намекал ему ни на что, но Лео понимал, что скоро его отправят в другое место. Он только надеялся, что его родственники и вправду так хороши, как он считает, и не станут отдавать его в интернат, куда хотел отправить его отец.

— Что это на твоем лице, мастер Леонард? Уныние?

Мальчик оторвал взгляд от своих шлепанцев, на которые глядел все то время, что лениво плелся в дом, и увидел дядю, сидящим в гостиной с ноутбуком на коленях. Его залысина блестела, будто маслом намазанная.

Лео уже давно привык к тому, что его звали «мастер Леонард», и даже некоторые его однокашники, услышавшие однажды это прозвище, в шутку повторяли его, чем несказанно раздражали мальчика. Он оставлял право называть себя так только за дядей. Тетя частенько звала его даже по фамилии, то ли насмехаясь, то ли возводя его в более высокий возрастной ранг. Для нее он никогда не был ребенком, особенно после того, как вполне осознанно поднял руку на отца.

— Я понимаю, что у тебя мало поводов веселиться, — продолжал тем временем его дядя, — но ходить вечно угрюмым тоже нехорошо. Тебе надо повзрослеть, мастер Леонард, иначе ничего в жизни не добьешься.

— И именно поэтому у меня должна быть физиономия менеджера-консультанта?

Дядя поднял брови, уголки его губ слегка приподнялись.

— Я полагал, что ты собираешься в другую индустрию. Скажем, в журналистику. Там, уж конечно, тебе не понадобится ослепительная улыбка, но лучшее правило в любой сфере, в которой бы ты не вертелся, — показывать свое истинное душевное состояние не стоит. Это неэтично, да и никого в принципе не должно касаться. В противном случае за твою «искренность» могут забросать камнями.

— Как в одном библейском сюжете? Я заметил, что люди гонят всех, кто на них не похож…

Дядя отложил ноутбук и сел на самый край дивана, жестом приглашая племянника уж если не сесть, то хотя бы подойти ближе.

— Суть не в непохожести, Лео, — произнес он. — Ты можешь сколь угодно отличаться от основной серой массы, но ты остаешься представителем человеческого рода. Искренность — это настолько интимная вещь, что она касается только того узкого круга людей, который ты впускаешь в свою жизнь. Всех подряд впускать не надо. Что до гонений… мир настолько изменился, что тебя будут травить не за то, что ты чем-то особенен, а за то, чем ты владеешь. В особенности это касается тех вещей, которые отнюдь не материальны.

— Например?

— Знания, умения, осведомленность. Держи это все при себе.

Лео почти незаметно кивнул и было развернулся, чтобы отправиться к себе, но услышал за спиной голос дяди:

— Мне показалось, или ты хотел чего-то еще?

Мальчик остановился и, не поворачиваясь, сказал:

— Я здесь ненадолго, я это знаю. Куда я отправлюсь потом?

— Понимаю, чего ты боишься. В интернат ты не попадешь. Старайся не думать пока об этом, мы оставим тебя нескоро.

Сейчас он отчего-то не верил в слова дяди, они показались ему жутко далекими от реальности. Лео вновь поплелся по коридору, чуть не потеряв по дороге шлепанец, завернул в свою комнату и, даже не закрывая двери, шлепнулся лицом на подушку, заливая ее слезами.

— Я делаю это исключительно для вас. Ваше счастье, что МакИччин пока что понятия не имеет, куда поместили паренька, иначе вам бы не отделаться от него.

Уже ближе к полуночи двери изолятора заперли, но только увидев на пороге комиссара Линфорда Рида, ночной дежурный немедля пропустил его. Даррелл без лишних уточнений выпустил Лекса Брасса и передал его на руки комиссару. Тот отдал ему соответствующую бумагу и обязался взять ответственность на себя, если вдруг окружному прокурору вздумается бесноваться. Как и в случае с Уайтом, все оказалось более чем честно: отпечатки не совпадают, решающие многое показания секретаря Фрайза подтверждают, что Брасс не солгал ни по одному из пунктов. Что до кражи денег, то это уже дело МакИччина — судиться с бывшим курьером или нет.

Брасс, кажется, готов был зацеловать своего спасителя, но Рид быстро поставил его на место, давая понять, что сейчас не время для благодарностей. Он вывел нового свидетеля из участка и прошел с ним к ближайшей автобусной остановке: там, у фонарного столба, деликатно примостился Уайт в изрядно помятых джинсах и пиджаке с закатанными рукавами и являл он собой, откровенно говоря, очень странное зрелище, ибо люди со столь интеллигентными лицами обычно не выходили на улицу в столь поздний час, а уж если и делали это, то спешили уйти с улицы. Освальд не решился заходить вместе с комиссаром в изолятор, его все еще не покидало мерзкое чувство присутствия там. Как будто тело вышло из участка, а сознание — нет.

Комиссар не стал вести никаких разговоров на улице и бесцеремонно запихнул растерянного Брасса в автомобиль. Уайта же он любезно пригласил садиться на заднее сидение и завел весьма громкий мотор. Страшный рокот огласил всю улицу, и «Шевроле» рванулся с места. Брасс отчаянно вцепился в истертое кожаное сидение и нервно поглядывал в сторону Уайта, явно желая что-то ему сказать, но будучи слишком занятым борьбой со страхом, только хватал ртом воздух. Уайт уже не первый раз доверял свою жизнь Риду и его навыкам вождения, потому напуганный Лекс вызывал у него разве что насмешливую улыбку.

Когда комиссар завернул на шоссе, Уайт признался, что из дома Грейс исчез без ее ведома, на что тот, удивленно подняв брови, спросил, как же ему это удалось.

— Она доверила мне свои ключи, — ответил Освальд. — И потом у нее был гость, так что я ее не сильно интересовал.

— Гость? — с сомнением воскликнул комиссар в попытке перекричать шум мотора. — Грейс не гостеприимный хозяин. Единственный, кто это мог быть, это Сандерс. Ну, глава конторы.

— Они женаты? — внезапно для самого себя спросил Уайт.

— Какое там! У Грейс свои тараканы в голове. Я вообще удивляюсь, как она впустила в свою жизнь мужчину. Прошу извинить за откровенность.

Уайт выдавил неловкую улыбку и устремил пустой взгляд за окно автомобиля. Раз Грейс Китон негостеприимна, ей незачем и прятать присутствие другого человека в ее жизни. Или она скрывала это даже для себя? Ее история стала бы достойным материалом для первой полосы газеты, в которой он до недавнего времени подрабатывал. И надеялся туда вернуться очень скоро.

Здание, точь-в-точь копировавшее фасад конторы Гранди, навело уныние на Уайта, но он тут же попытался его скрыть, чтобы не привлекать внимания окружающих своей кислой миной. Еще в большее уныние его вогнал все тот же вид тюремных камер, будто никуда он и не перемещался, а так и зашел обратно в изолятор Дарелла.

Рид провел обоих в прокуренный кабинет. Запах табака окончательно уничтожил настроение Уайта, ибо он терпеть не мог курение и курящих. Заметив оконце, не закрытое жалюзи, Уайт тут же открыл его настежь и уселся поближе к свежему ночному воздуху. В этом квартале ночной воздух имел запах горелого, потому что здесь частенько разгуливали пьяные компании, нарочно или нет поджигая все, что легко горело. Но этот запах был сродни тому, что окружал Уайта в «Протоколе». Прикрыв на мгновение глаза, он представил, будто вновь находится в Нью-Йорке, где-нибудь неподалеку от редакции, но тут же зазвучал хриплый, чуть дребезжащий голос комиссара, и наваждение исчезло.

— Давай повторим еще раз, — сказал Рид, усаживая Брасса на хлипкий стульчик. — Ты видел МакИччина входящим в дверь между стеллажами, так?

— Да, когда заглянул спросить Фрайза, может ли он принять нового клиента. Он захлопнул дверь тут же, но уверен, что заметил мое лицо в дверном проеме. А потом я бегом спустился с лестницы, потому что оба лифта были далеко внизу, и я решил, что быстрее добраться до первого этажа пешком. А в холле уже увидел секретаршу, разговаривавшую по телефону, и МакИччина. Он тоже заметил меня и поспешил убраться из офиса.

— Замечательно, — комиссар потер ладони друг о друга и сел в кресло. — Есть такой вариант, что МакИччин заходил именно в тот коридор и обошел все камеры, незаметно попав в лифт. Стало быть, он не хотел быть замеченным. А ты его заметил, вот беда! Вернее сказать, это единственный вариант, ибо некуда больше ему было деваться, как пройти либо на лестницу, либо в помещение под кабинетом.

— Кстати, что насчет этого помещения? — поинтересовался Уайт. — Удалось составить хоть какую-то картину?

— Мои эксперты хорошо поработали, — Рид задумчиво потер подбородок. — Они нашли множество биологических следов, но что они, что те загадочные отпечатки не заявлены ни в одной базе данных. Мы искали даже в общей на Южные Республики базе. Натуральные фантомы! И МакИччин, что интересно, в этом плане чист. Как водится, мы решили обратиться к другим вариантам и проверяем сейчас ноутбук Фрайза. Боюсь, надежды испаряются с каждым часом. В пол второго должен позвонить эксперт. Жесткий диск практически пуст.

— Получается, кто-то, кто убил Фрайза, постарался стереть всю его задокументированную деятельность? — уточнил Брасс. — А ведь там могли быть списки его частных клиентов…

— Там могло быть все! — Комиссар уронил ладони на крышку стола. — И не могло быть ничего.

— Что теперь вы намерены делать? — спросил Уайт, поставляя лицо под струи прохладного ветерка.

— Наш реально действенный способ разобраться в этой белиберде — МакИччин. Прямо в лицо ему брошу то, что его видели влезающим в ту дверь. Посмотрим, как он будет выкручиваться.

— А что со свидетелем? — Уайт указал в сторону нервно дергающегося Брасса. — Ему нужна защита.

— Заляжет на дно. Где живешь?

— Уже нигде, — развел руками Брасс. — До этого я снимал квартиру, но у меня конфисковали все барахло, и платить теперь мне нечем.

— Ну и какого черта? — выругался Рид, пытаясь сообразить, куда бросил телефон. — Я пожалуюсь, честное слово! Можешь пока ночевать у нас в участке, а я посмотрю, что с твоими вещичками можно сделать. Ну а вы, мистер Уайт, возвращайтесь к Грейс, не то она нам обоим устроит римские каникулы…

— У меня просьба к вам, комиссар, — осторожно начал Уайт. — Я бы попросил вашей помощи, поскольку у меня есть кое-какие соображения насчет Фрайза и его… цирка. Если они подтвердятся, а я уверен, что так и будет, вы получите раскрытое дело, а я — журналистскую сенсацию.

— Решили, что раз уж модуль не получите, то хоть что-то да вывезете отсюда, да? — Рид посмотрел на него с прищуром. — Что вы хотите?

— Отдайте мне ненадолго Брасса.

— Допрос с пристрастием? Он свидетель, Уайт, очень важный, между прочим, и, судя по всему, находящийся в зоне риска. Сами же признали, что ему нужна защита.

— Грейс сказала мне, что после допроса я могу говорить с ним сколько хочу.

— Он еще не всю процедуру прошел… Что, это так срочно? Что вы там вообще задумали?

— Мне нужно проверить мою версию. Вы же понимаете, я могу закрыть дело быстрее, чем ваши полицейские.

— И это мне говорит журналист! Ну погодите, мистер Уайт, если я пожалею о содеянном, с вас три шкуры сдеру. Чтобы утром оба были в участке. Здесь, в этом кабинете к девяти.

Уайт согласно кивнул, чем вызвал удивление у Брасса, очевидно рассчитывавшего на то, что тот станет торговаться. Рид поспешил вытолкнуть обоих из кабинета. Зевающие дежурные уставились на них, будто готовы были пресечь всякое неугодное действие. Уайт, искренне надеясь, что Рид физически не сможет приставить к ним двоим надзирателей, схватил Брасса за шкирку и выволок из участка.

Когда они отошли от участка на приличное расстояние, Уайт проверил, нет ли за ними хвоста. У дверей кто-то копошился, вскоре включились фонарики, и он, чтобы избежать погони, поволок Брасса за собой, прочь от пропитанного запахом гари квартала.

— Это по нашу душу? — спросил задыхающийся Брасс, когда они, казалось, оторвались.

— По нашу, — подтвердил Уайт. — Знаешь дорогу к офису Фрайза?

— Пятьдесят на пятьдесят. Если у тебя есть телефон и Интернет, будет намного проще.

— Слишком заметно, ночь на дворе глухая. Попробуй нас вывести, в крайнем случае дам тебе карту.

— Как думаешь, они нас скоро найдут?

Уайт вперился цепким взглядом в Брасса. Тот только развел руками, как бы спрашивая: «Что?», но Уайт продолжал стоять, что-то обдумывая. В свете фонаря его лицо состарилось лет на десять, а у уголка рта вырисовался длинный дугообразный шрам, образовывавший складочку. Наконец Уайт медленно вышел из оцепенения.

— Будь мы в «Протоколе», нам не дали бы и выйти, — сказал он. — Так или иначе, времени у нас мало. Пока мы будем идти, я должен буду кое-что уточнить у тебя.

Брасс согласно кивнул и даже не стал спрашивать, зачем, собственно, ему понадобилось возвращаться в офис Фрайза, в который их едва ли кто-то пустит. Словно, он о чем-то догадался и решил принять предложенные условия игры. Поправив неаккуратно стриженную челку, он сунул руки в карманы и поплелся сгорбившись, пытаясь скрыть малейшие признаки нервозности.

— Как долго ты работаешь у Фрайза? — спросил Уайт, когда они оказались в парке.

Брасс шел уверенно, словно успел вспомнить дорогу и больше не нуждался в помощи карт.

— Год всего лишь, — отозвался он. — Я занимался курьерской деятельностью.

— Перевозил какие-то товары?

— Вовсе нет. Это всегда был хорошо запечатанный пакет с бумагами. Из «Протокола А».

Уайт резко остановился. Брасс, не вполне понимая его реакции, поспешил схватить его под руку и силком потащить вперед, ибо до сих пор опасался, что за ними следуют по пятам.

— Да, из «Протокола», — повторил он, чтобы сказанное прочно укрепилось в сознании Уайта. — Ты знаешь, какая в Теннесси таможня? «Протокол» разрешит вывезти тебе даже партию оружия, но ввезти — нет. А тут, похоже, с «Зоной» очень давно натянутые отношения, поэтому они просматривают даже все электронные носители. К бумаге уже не так внимательно, она ведь не основной материал переноса данных.

— И таможня проверяла те бумаги, которые ты возил Фрайзу?

— Не-а. Ему как раз и было нужно, чтобы никто не знал о содержании документации. Подкупить здешнюю таможню почти невозможно. Нереально. Надо было как-то выкручиваться, а у них еще и специальные сканеры стоят, и сами они лезут в вещи всякого, кто прибыл из «Протокола». Это не так сложно, ведь оттуда мало кто приезжает. Я знал, что они заставят меня вскрыть пакет, когда обнаружат его. Поэтому я решил прикинуться дурачком.

— Пронес на себе?

— Тоже бы не прошло. Они тебя до трусов разденут, если что.

— Знаю, они проверяли меня. Правда, не очень досконально.

Покинув парковую зону, они свернули в проулок, полого уходивший вниз. Дома здесь стояли очень близко друг к другу ввиду того, что дорога оказалась узкой, и из открывавшегося вида можно было углядеть только небоскреб и половину названия офиса. Брасс поежился при виде здания, из подобного которому его последний раз вышвырнули, а у его порога разбили нос и уволокли в изолятор.

— Я взял очень старый чемоданчик, — продолжал Брасс, — которому, наверное, столько же, сколько мне самому, и обклеил его газетами. Выпусками «Карантин Телеграфс» за прошедший год.

Уайт одарил его холодным взглядом. Это был тот самый еженедельник, в котором он подрабатывал, и такое обращение с выпусками для него было кощунственно. Точно дурачок, подумал он.

— Чтобы они хорошо держались, сделал в два слоя. Клеил по краям, клал по одному запечатанному листку Фрайза под них, и крепил это все кнопками. Таможенник прощупал это дело, просканировал, но лезть никуда не стал. Так я и возил почти каждый месяц его бумаги. А в остальное время доставлял клиентам договоры.

— Неужели такие простые способы все еще действуют? — пробормотал Уайт.

— Но я должен признаться, что однажды поддался соблазну и удовлетворил свое любопытство.

— Обычное дело. И что ты выяснил?

— Это был договор на устранение. С именем жертвы и алгоритмом выполнения задания. Я решил узнать, кому это имя принадлежит, и выяснил, что это был чиновник Нью-Йоркского Парламента.

Уайт снова остановился, но на этот раз трогать себя не дал.

— Когда это было? — спросил он.

— На той неделе еще.

— Так вот, значит, почему МакИччин взял тебя за грудки!

Брасс яростно замотал головой.

— Исключено. Я все предусмотрел, меня не могли отследить. К тому же я хороший программист.

— Насколько хороший? — оживился Уайт.

— Настолько, насколько тебе нужно. Я знаю, зачем тебе офис, ты ищешь информацию. Она может быть в компьютере МакИччина, и я могу залезть в него.

Уайт с подозрением поглядел на Брасса. Он не верил ему и не собирался этого делать.

— Мы это проверим, — сказал он наконец. — Веди.

Поднялся легкий прохладный ветерок, и Брасс уже начал стучать зубами, потому как был совершеннейшим мерзляком. Уайт искоса поглядел на него и ухмыльнулся: его, кажется, ничего не могло лишить комфорта. Было ли виной такой приспособленности отвратительное детство, или загадочный «Протокол А», который правил не одним миллионом человек, в том числе и Уайтом, понять было сложно, отчего сам он становился еще загадочней.

Брасс застегнулся на все пуговицы и свернул перед самой дорожкой около офиса, очевидно уже прикинув, где начинается слепая зона видеонаблюдения. Уайт с любопытством уставился на его затылок и прибавил шагу, чтобы не отстать от семенящего уже далеко впереди Лекса. Тяжелая металлическая дверь запасного входа была спрятана от взгляда со стороны главной улицы, но Брасс быстро отыскал ее, отчего у Уайта сложилось впечатление, что тот уже все здесь пронюхал. Он резко остановился далеко от здания и протянул в сторону спутника руку.

— Одолжишь свой телефон?

Уайт отдал требуемую вещь без колебаний. Техникой, в которой не было важной информацией, он нисколько не дорожил, к тому же и терять ему было особенно нечего. Ищейки комиссара Рида могли их найти в любой момент, так что рискнуть стоило.

— Что ты делаешь? — спросил Уайт с любопытством.

— Как я понял, — не отрывая взгляда от экрана, ответил Брасс, — компьютер МакИччина — своеобразная открывашка. Я уже залезал к нему и не один раз. Он может управлять видеонаблюдением и замками на дверях, — Брасс подошел к двери запасного выхода и постучал пальцами по панели слева. — Они все здесь электронные. Защита многослойная, слишком долго возиться, а с компьютера открыть не так сложно.

— Как-то можно обнаружить следы взлома на компьютере?

— Все можно найти, если постараться. Но замести следы тоже возможно. Печально, что забрали все мои вещи, тогда бы вышло быстрее…

Уайт предположил, что и конфискация Брассова имущества могла быть организована МакИччином. Такой простачок, как он, не мог бы оставаться долгое время незамеченным, постоянно влезая в чужой компьютер. Освальд осмотрелся, ожидая увидеть свет фонарей и полицейских Рида, но вокруг стояла мертвая тишина, город как будто замер. Взяв на себя обязанности часового, он принялся мерить шагами пространство вокруг Брасса.

Грейс видела в Уайте достаточно умного человека, но в силу его необычности, подозревала, что бед с ним не оберется. Конечно, он не был ребенком, но в сложившейся ситуации она считала своей обязанностью за ним следить. Полуночный звонок Рида заставил ее повысить бдительность, ибо Уайт, решившийся идти по малознакомому городу, еще и прихватив с собой одного из важнейших свидетелей, натворить мог что угодно. По существу, так оно и вышло, но Грейс еще не подозревала, насколько рискованную игру он затеял. И никому не было известно, чем эта его инициатива закончится.

От участка Рида до дома Грейс — двадцать минут езды, а пешком бы путь занял около часа. Сначала все выглядело так, будто Уайт попросту принял решение вернуться в дом, захватив с собой Брасса, и искал дорогу (было немного странно прикреплять рядом с его именем слово «заблудился»), но когда наступило пять утра, стало ясно, что Уайт куда-то улизнул. Единственной гарантией того, что он не сбежал вообще, было его твердое намерение не уезжать из Мемфиса с пустыми руками. Грейс по глупости своей не догадалась разузнать номер телефона Уайта, и поэтому теперь просто плюнула на него, оставляя все, что бы ни случилось, на совести подзащитного.

Пока Грейс пыталась погасить костер раздражения и заняться другими животрепещущими проблемами, Брасс благополучно проник внутрь здания, обойдя сигнализацию и камеры что снаружи, что внутри, и прикасался теперь ко всему через носовой платок, чтобы оставить как можно меньше следов. Уайт не касался ничего вообще, только следуя за ним. Охрану им удалось спокойно миновать — новичок на этом посту умудрился уснуть на рабочем месте, чего бы ему точно не спустили, будь жив Фрайз.

Лифт на ночь был обесточен, и Брассу с Уайтом пришлось добираться до кабинета Фрайза пешком. Путешествие оказалось достаточно тяжелым. Во всем офисе отключили свет, но Уайт был, по-видимому, готов к таким событиям, и перед проникновением в частные владения включил тусклый фонарь на телефоне.

Между этажами они обнаружили зияющую дыру в стене, где когда-то была спрятана дверь. Новый хозяин офиса не спешил устранять дефект, по-видимому, не решаясь спорить с Роттом, приказавшим оставить все, как есть. Уайт воспользовался столь удобным шансом и протолкнул Брасса в проход. Он бесстрастно осмотрел все помещение, задержав взгляд на резервуаре с водой.

— Это больше похоже на камеру пыток, — пробормотал Брасс.

— Учитывая, какие задания ему давали в «Протоколе»… можно догадаться, что здесь происходило. Где кабинет МакИччина?

Брасс уныло ткнул пальцем в сторону пола:

— Этажом ниже. Там тоже электронный замок, я попробую его взломать. Я бы мог и к другому жесткому диску получить доступ, но с твоего телефона… сложновато.

— Ну а если ты получишь ноутбук в руки, сможешь извлечь из него пользу?

— На то я и программист, — обиженно фыркнул Брасс.

Уайт удовлетворенно кивнул и пропустил Брасса вперед, снова меняясь с ним ролями. До дверей кабинета пришлось идти недолго: табличка с фамилией нового хозяина офиса висела на первой же двери после лестницы. Брасс остановился у двери и внимательно оглядел панель. Что-то вышло не так, как ожидалось, и Брасс выругался:

— Вот свинья! Магнитный пропуск, — пояснил он. — Ничего не выйдет. Точнее, может выйти, но не с телефоном.

— Может, как-то возможно попасть в кабинет через то помещение? — предположил Уайт. — По аналогии с кабинетом Фрайза.

— Я не знаю, надо проверить…

Уайт не дослушал его, резко повернулся и бросился вверх по лестнице. Брасс закатил глаза и лениво поплелся за ним, считая, что беготни на десяток этажей вверх более чем хватит. Уайт, освещая себе дорогу фонарем, нырнул в дыру в стене. Брасс нагнал его не скоро и обнаружил его за поисками хоть каких-то лазеек в «камере пыток».

Он скептически осмотрел помещение, где гудели генераторы, и уселся на корточки, наблюдая за тщетными попытками Уайта найти какие-то ходы. Он сильно сомневался, что МакИччин имел доступ к этой комнате из своего кабинета, как имел этот доступ Фрайз, но убедиться в этом лишний раз ничего не стоило. Пока есть время.

Уайт достаточно долго просматривал стены и пол в поисках хоть каких-нибудь дверей или люков, при этом не касаясь ничего и пальцем, чтобы не оставить после себя отпечатков или каких-то других следов. Наконец он выпрямился, но не успел сказать и слова, как далеко внизу раздался грохот дверей, а затем шаги. Уайт прислушался и предположил, что зашел лишь один человек.

— Кажется, мы влипли, — заметил Брасс, разгибаясь из неудобного положения.

Уайт приложил палец к губам и вышел из помещения на лестницу, заставляя Брасса со вздохами плестись за ним. Шаги стали громче и уже слышались на лестнице, только генераторы в комнате немного заглушали звук. Через некоторое время раздался голос вошедшего.

— Я уже в офисе.

— Это МакИччин! — воскликнул Брасс. — Я узнаю его голос.

Уайт медленно кивнул и продолжил вслушиваться.

— Нет, не нужно. Я думаю, за офисом могут следить. Да хотя бы этот прокурор… я сам все проверю, в кабинет не могли проникнуть… наверное, просто какой-то сбой, не первый раз уже. Нет, я проверил, никакие данные не пропали. Вернусь, как только все осмотрю.

Голос затих, отдавшись эхом от стен, а стук каблуков становился громче. Брасс начал заметно нервничать и уже, было, потянул Уайта за рукав, но тот перехватил его руку и проговорил:

— Как только поймешь, что МакИччин тебя не увидит, спускайся вниз по той же лестнице и жди меня на улице. Так, чтобы тебя не заметили.

— Что ты задумал? — вопрошал Брасс.

Уайт зажал ему рот и стал напряженно вслушиваться в звук шагов. Вскоре он увидел макушку МакИччина. Тот не спеша, с тяжелой одышкой поднялся к своему кабинету и скрылся из виду. Уайт двинулся к лестнице и ступенька за ступенькой спускался на этаж ниже, пока не увидел МакИччина, ковыряющегося в недрах карманов пиджака. Его бледное узкое лицо освещалось ярким экраном телефона. Наконец, хозяин офиса отыскал пропуск и сунул его в аппарат на стене. Раздался щелчок, и МакИччин отворил дверь.

Едва он ступил шаг, Уайт схватил его за шиворот и прижал к его горлу острие ножа, который достал еще в доме у Грейс.

— Заходи, — скомандовал Уайт.

МакИччин послушно прошел в кабинет, а Уайт затворил дверь, давая возможность Брассу исчезнуть. Он чуть было не свалился со ступенек, и остальные этажи тихо и последовательно преодолевал каждый участок лестницы. Не обнаружив сопровождения в холле, он как можно быстрей пересек маленький коридор и скользнул в ту же дверь, через которую провел их с Уайтом в офис.

— А я-то думал, что это просто поломка, — произнес МакИччин, когда Уайт развернул его к себе лицом. Экран телефона тускло светил в его руке, и он не мог разглядеть лица Освальда, как и тот не мог разглядеть его лица.

— Вы не представляете, насколько серьезная у вас поломка.

— Кто вы такой? — на удивление спокойным голосом спросил МакИччин, медленно отступая от Уайта к своему столу.

— Не столь важно, кто я. Важно, зачем я здесь. Я советую не двигаться, иначе сработают мои рефлексы, и вы будете лежать мертвым в своем собственном кабинете. Точь-в-точь как Фрайз несколько дней назад.

МакИччин при звуке имени бывшего босса, оставившего ему целое наследие в виде своей империи, резко остановился, с его лица тут же исчезла маска спокойствия.

— Что ты знаешь о Фрайзе?

— То же, что и все. Зато ты знаешь о нем много больше других. Возьмем хотя бы ту комнату с генераторами.

— Пока ты себя не назовешь, я не буду ничего говорить! — заявил МакИччин, строя из себя хозяина положения, хоть на самом деле все было с точностью до наоборот.

— Это не тот случай, когда ты можешь диктовать условия. Положи телефон на пол и держи руки так, чтобы я их видел.

Лезвие ножа в руке Уайта угрожающе блеснуло и продолжало отливать бледно-желтым цветом: наступал рассвет, и солнце начинало светить первыми лучами в окна. Он обошел рабочий стол и встал спиной к окнам, весь его силуэт превратился в черную фигуру весьма монументального вида. МакИччин попятился к двери, но попыткой к побегу не воспользовался: Уайт занес нож надо головой. Тогда же он послушно положил телефон на ковер и заложил руки за голову.

— Один из моих свидетелей видел, как ты заходил в дверь кабинета, которая ведет в помещение этажом ниже, — произнес Уайт. — С твоей стороны глупо будет отрицать. Тебе везет лишь в одном: Ротт пока этой новости не знает. И не узнает, если ты ответишь на мои вопросы.

— Да какое отношение ты имеешь ко всему этому?

— Не помню, чтобы давал тебе полномочия задавать здесь вопросы.

МакИччин немного успокоился и, найдя около двери стул, позволил себе усесться на него, очевидно оставив надежду, что выкрутится из неприятной ситуации. Его руки по-прежнему оставались за головой, и Уайт больше следил за ними, чем за выражением лица заложника.

— Все думают, что Фрайз святоша, — произнес МакИччин прежде, чем Уайт успел открыть рот, — считают его успешным бизнесменом и хорошим семьянином. А что на самом деле? Представляешь, какая сеть раскинулась под самым носом полиции Мемфиса?

Уайт промолчал, терпеливо ожидая, когда его потянет на откровения. МакИччин расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и вновь заговорил:

— Фрайзом никто и никогда не интересовался за исключением тех, кто создал ему репутацию честного бизнесмена. Можешь не отвечать, но я могу со стопроцентной уверенностью заявить, что ты тоже из «Протокола».

— В чем заключалась работа Фрайза? — проигнорировав его слова, спросил Уайт.

— Он был Осведомителем. Ты знаешь, кто такие Осведомители? Протоколистские лазутчики, те самые, которые следят за агентами Департамента Нью-Йорка. А последних засылают сюда, чтобы они вылавливали беженцев из зоны «Протокола». Фрайз устранял их. Многих устранил, перед этим выбив кое-какую полезную информацию.

— Он не чурался и поимки чиновников Парламента, — Уайт скрестил руки на груди. — И их он тоже окунал в резервуар с водой, куда пускал ток?

МакИччин выглядел не на шутку испуганным. Видимо, эти сведения действительно охранялись так же тщательно, как любые засекреченные материалы.

— Фрайз их всех там топил, — подтвердил он.

— А что с трупами?

— Агенты Департамента забирали их. «Протокол» всегда покрывал своих людей, когда они работали в Южных Республиках.

— Слаженная система.

— Идеальная. Ну, может, почти. Построена на страхе, ограничениях и наказаниях.

— Однако потом что-то пошло не так, — не дал ему продолжить Уайт, — и Фрайз был убран.

МакИччин улыбнулся зловещей улыбкой.

— Разок он промахнулся. Ему простили этот промах, а потом он снова сел в лужу, потому что те, на кого ему приказали охотиться, оказались изворотливыми сволочами, а он привык к легкой добыче. Тогда «Протокол» передал задание другим агентам. А после того, как были убраны основные цели, пришли и за Фрайзом. Я лично впустил убийцу.

— Так значит, ты знаешь его? Его отпечатки находятся в комнате Фрайза?

— Не могу сказать. Он был там, да, прятался, когда Фрайз принимал очередных клиентов. Я спустился к нему, видимо, тогда этот твой свидетель меня и засек. Сказал ему, чтобы немедленно начинал, а сам поспешил убраться из офиса.

— Имя?

МакИччин на минуту заколебался. Уайт не кривил душой и вполне мог прибавить трупов в этом печальном спектакле. Едва ли МакИччин мог теперь купить себе путевку на свободу, и от чьей руки он умрет — было уже не столь важно. Но Уайт тут же отказался от этой мысли, понимая, что для него этот поступок станет роковым.

— Леонард Рейслер, — ответил МакИччин. — В прошлом он, как ни смешно звучит, работал в цирке метателем ножей. Так говорится в документах, конечно, на самом деле могло быть что угодно. Мы с ним были в одной связке, когда нас отправили к Фрайзу. Это случилось четыре года назад. Понимаешь, мы ждали четыре года, чтобы прочно обосноваться у него под самым носом и получить возможность управлять офисом в случае чего. Фрайз был слишком внимателен и прекрасно знал, что к нему однажды заявится киллер. Так что пришлось вывернуться наизнанку, чтобы все прошло гладко. Все необходимые данные мы получали от его жены, которая всегда была тем самым агентом, что должен был следить за честностью работы Осведомителя. Куда ни плюнь, за всеми устанавливался надзор. И за мной, и за Рейслером она тоже наблюдала. Черт, это все не должно было коснуться полиции Мемфиса. Ротта стоило бы устранить. Но не так просто убрать подданных другой страны, оставшись безнаказанным, это же тянет на международный конфликт! Поэтому пришлось подстраиваться. Дело должно быть закрыто, а официальной версией станет убийство в целях получения материальной выгоды. Только виновных не будет, потому что они все вернутся в «Протокол». Если успеют.

— Они все еще в Мемфисе?

— Ждут завершения дела, — кивнул МакИччин. — Если они что-то заподозрят — вмешаются. Если им будет что-то угрожать, они незамедлительно вернутся в «Протокол». Протоколисты своих людей не экстрадируют.

— Что, если кого-то из них сдадут местным властям?

— Их вычеркнут из дела.

Уайт спрятал нож за пазуху и подошел к МакИччину, заставив того заметно вздрогнуть.

— Ты удалил все с жесткого диска компьютера Фрайза?

— Кроме меня больше некому, — тот звучно сглотнул. — Ты можешь найти это все в моем ноутбуке.

МакИччин покосился в сторону стола. Уайт недолго раздумывал: оставить ноутбук сейчас — значит, отдать его в руки полиции, следовательно, лишиться тех крупинок информации, которые он мог бы собрать. Но и забрать его — дело не без последствий. Ему рано или поздно придется отдать его хотя бы Грейс. Рассудив так, что риск он давно на себя принял, Уайт попятился к столу, ни на минуту не упуская из виду МакИччина, который все еще сидел с руками за головой, и взял ноутбук.

— Открой дверь, — приказал он тому.

МакИччин послушно отворил дверь и сразу отошел на солидное расстояние от Уайта, чтобы тот его не достал. Спустя несколько мгновений Освальд оказался на лестнице, и тот пустился за ним, чтобы попытаться рассмотреть его лицо, но когда добрался до перил, увидел лишь макушку.

Вернувшись в кабинет, он уселся за стол, прокручивая в голове их разговор. МакИччин пытался вспомнить лицо непрошенного гостя, которое было еле-еле видно в сумраке. Он беспокойно покрутился на стуле. Ему было знакомо это лицо, но мозг упорно блокировал всякое воспоминание.

Раздался стук в дверь. Он замер, прислушиваясь к шорохам снаружи, и осторожно поднялся из-за стола. Стук раздался еще раз, вогнав МакИччина в невообразимый ужас. Кому еще нужно было заходить в офис в такую рань? Он уже не удивлялся тому, как в него проникли, ведь система сигнализации полетела ко всем чертям. Он тихонько повернул ручку. Дверь распахнулась, чуть не влепив МакИччина в стену.

— Вот и подходит наше дело к концу, мистер МакИччин, — донесся раздраженный голос с порога.

Он отпрянул и больно врезался в стул, на котором вел неприятную беседу несколькими минутами ранее. Такого посетителя он больше никогда не надеялся увидеть.

Никто не мог представить, насколько Эрл был благодарен Уайту. Конечно, радоваться его исчезновению не стоило, но из-за него Эрл теперь должен сидеть в кабинете в компании Рида и ждать новостей. Этот день не обещал ему ставших обычными побегушек, и Эрл твердо вознамерился устроить себе небольшой отдых.

А что же Грейс? Не обнаружив Уайта с утра в комнате, она нисколько не удивилась. К сожалению, он не остался единственной ее проблемой на день, появился еще один клиент. От прежней ярости не осталось и следа. С тяжелым сердцем Грейс переложила Уайта на совесть Эрла и Рида, а сама в ужаснейшем расположении духа отправилась в тюрьму. Уже на полпути с ней связался Гранди, и она понадеялась, что Уайт объявился. Но тот даже не был в курсе исчезновения «протоколистского журналиста». Подобрав хозяина конторы у полицейского участка, Грейс, будучи в расстройстве чувств, отдала ему место водителя, утешаясь только тем, что осталась не одна.

Около полудня дверь кабинета Грейс отворилась, и на пороге перед Эрлом и Ридом появился окружной прокурор Ротт. Эрла постигло двойное разочарование, ибо он хотел скорейшего возвращения загадочного охотника за правдой — Уайта — и никак не ждал такой нелицеприятной персоны как Ротт. Окружной прокурор, не говоря ни слова, зашел в кабинет, хлопнул дверью и бесцеремонно уселся на диван, не спуская цепкого взгляда с секретаря Грейс.

— Ну и где ваш преподобный Уайт? — спросил он, не считая себя обязанным здороваться. Эрл отплатил ему той же монетой.

— Мистер Уайт сейчас, должно быть, у Грейс.

— Надеетесь, что я дурак? Мисс Китон ясно выразилась: Уайт исчез и не появлялся до самого ее отъезда. Это вы, Рид, отпустили его вместе с Брассом в час ночи на улицу. Ну и куда он встрял?

— А в чем дело, собственно? — насторожился Рид, не став признаваться, что этих двоих никуда не отпускал, а попросту проворнил их. — Мы его найдем, не сомневайтесь. Но вам он на что?

— Дело в том, что сегодня утром секретарша «Колберт Индастриз» обнаружила мертвым своего нового начальника — Вуда МакИччина. Она сообщила, что МакИччин отправился в офис около пяти утра, потому что произошел сбой системы видеонаблюдения и сигнализации, за которыми он следил со своего компьютера. Мы просмотрели его кабинет. Ноутбук, судя по всему, украли. Пробрались в офис через запасной вход, взломав электронный замок. Вернее сказать, это предположение, что его взломали, поскольку секретарша сказала, что, не зная комбинации, разблокировать ты эту панель можешь только с компьютера главы компании. А у кабинета МакИччина стоял магнитный пропуск, который вообще никак не вскроешь, кроме как соответствующей карточкой. Стало быть, он сам подстроил эту аварию, ведь охрана никак на это не отреагировала, и под этим прикрытием с кем-то встретился, после чего этот кто-то его и убил.

— Следы?

— М-м-м, пока не обнаружены. Мы сняли свежие отпечатки и поискали биологические следы, но там только… кровища МакИччина.

— А, вот как вы работаете! — с наигранным возмущением воскликнул комиссар. — Подтверждений никаких пока не нашли, а уже приплели сюда Уайта.

— Меня больше волнует, почему вы его выпустили? Черт с этим Брассом, ладно, но этот журналист? Что ему еще делать в незнакомом городе, кроме как лезть туда, куда не…

— Следует?

Ротт перевел взгляд на порог, откуда донесся голос, и обнаружил там живого и невредимого Уайта в компании Брасса. Если первый был по-прежнему спокоен словно мамонт, то второй выглядел до смерти перепуганным, хоть и пытался скрыть это. От неожиданного появления двух разыскиваемых персон Эрл привстал с места.

— Если хотите сказать, что я убил МакИччина, попробуйте для начала разобраться с тем, что у вас есть, — продолжил Уайт, захлопнув за собой дверь. — Может, вам стоило бы приглядеться к Фрайзу? Вдруг именно в его личности и кроется ответ, почему его убили?

— Вас не было дома у Китон, когда был убит МакИччин, — стоял на своем Ротт, взбешенный одним только видом Уайта, — из чего я делаю вывод, что вы посещали офис. Вы вывели из строя все охранные системы, проникли в здание, а потом, когда внезапно нагрянул МакИччин, пришибли и его, чтобы избавиться от всех проблем разом. Вы отдаете себе отчет в том, что произошло? Я могу запросто отправить вас обратно за решетку, и на этот раз вам будет очень трудно выкрутиться.

— Представьте доказательство моей вины, тогда и поговорим.

Уайт схватил стул, стоявший у дверей, за спинку, будто тот весил несколько грамм, установил его под окном и усадил на него Брасса, еще не переставшего дергаться с прошедшей ночи. Сам он остался стоять, опираясь на трость, которую Эрл не сразу приметил, а когда она попалась ему на глаза, долго не мог понять, откуда она у Уайта вообще взялась. Всего за несколько часов, что его не видел ни один из присутствующих, кроме Брасса, он отчего-то охромел. Осунувшееся лицо с большими кругами под глазами уже не удивляли никого, ибо ночь без сна, да еще и с такими приключениями доведут кого угодно.

Ротт непрерывно глядел в разноцветные глаза Уайта, приглаживая на затылке и без того зализанные и блестящие волосы. Было не понятно, играли ли они в молчанку или в «кто кого переглядит». В любом случае верх одержал бы Уайт. С его-то выдержкой. Чувствуя, что пауза затянулась, Эрл нарочито громко хлопнул в ладони и потер их друг о друга, обратив на себя внимание сразу всех присутствующих.

— Дорогой мистер прокурор, я полагаю, что мистер Уайт прав, — произнес он, выходя из-за стола, — бездоказательно обвинять его вы не имеете права, к тому же если мистер Уайт не желает говорить на эту тему, вам придется подождать приезда Грейс, он все-таки еще под ее защитой.

Ротт сделал недовольную мину, но все же успокоился и уступил:

— Полиция уже все проверяет. Я, кстати, подключил и ваших ребят, Рид. Чтобы и вам обидно не было, и я был бы уверен, что ничего на этот раз не пропустили, как это произошло в прошлый обыск.

Как не считал Ротт нужным поздороваться, так и не счел он нужным и прощаться. Бросив на Уайта испепеляющий взгляд, он вышел из кабинета, заставив несчастную дверь в который раз за утро громыхать и трястись. Еще одна такая выходка, и она бы точно слетела с петель.

— Вы не представляете, как я рад видеть вас, мистер Уайт, — произнес Эрл, усаживая Уайта перед собой. Несмотря на сопротивление со стороны того, Норманну все-таки удалось это сделать. — Должен вам сказать, что Грейс просто рвет и мечет. Вам может не поздоровиться.

— Как бы она не была недовольна, — со скепсисом в лице произнес Уайт, — я все-таки узнал, что хотел.

— Я же взял с вас слово, что вы отправитесь обратно! — воскликнул Рид, яростно жестикулируя, будто так мог снять напряжение. Казалось, будто ему отчаянно хотелось заехать Уайту в нос, но вежливость не позволяла это сделать.

— Погодите! — остановил его Эрл. — Мистер Уайт, я буду вам очень благодарен, если вы расскажете, что произошло в последние несколько часов.

Уайт тяжело вздохнул, но все же повиновался. Пока он рассказывал, что произошло в офисе, Эрл включил диктофон и сунул его почти под самый нос Освальду, положив его на край стола. Тот, казалось, на эту деталь не обратил ни малейшего внимания. Эрл внимательно глядел на его лицо, нахмурившись так, что между бровями пролегла глубокая складка. Лишь когда Уайт сообщил все детали его разговора с МакИччином, он перестал хмуриться и теперь глядел на того во все глаза.

— Так вот, значит, что! — воскликнул Эрл, оборвав Уайта на полуслове. — Пытались выставить невиновных уголовниками, а сами-то не чище, чем драная дворовая кошка. Впрочем, неудивительно. Ротт всегда стлался за своими начальниками как последний коврик, ему было необходимо… да нет, ему и сейчас необходимо обставить дело как можно правдоподобнее…

— Ему не импонирует то, что придется связаться с «Протоколом», — нетерпеливо прервал его Уайт. — Но вы меня еще не дослушали.

— Я вас забыл спросить, отчего вы хромаете? — снова прервал его Эрл, заставив раздражение Уайта разлиться огромной волной по всему телу.

— Об этом я и собирался сообщить! — прошипел Уайт, сжимая кулаки. — А вы меня только перебиваете. Я не представляю, сколько еще человек замешано в этом деле, но уверен, что МакИччин чего-то не договорил. Скажу одно: ко всему, что случилось, приложила руку женщина.

— Женщина? — переспросил Рид, не веря своим ушам.

— Да, женщина, — подтвердил Брасс, нервно дергая ногой и глядя куда-то поверх голов Эрла и Рида. — Освальд сказал мне ждать его снаружи, что я и сделал. Где-то минут за десять до его появления к дорожке подкатил серебристый «Ниссан», оттуда вышли двое: мужчина и женщина. Она назвала его Леонардом, и сказала, что скоро из здания выйдет один из взломщиков. Она сказала: «его дружок уже смылся, но далеко без него уйти не мог, так что когда этот уродец выйдет, я прикончу его, а ты убери его дружка». Они несколько минут ждали, даже не закрыв дверцу автомобиля, а когда Освальд вышел из запасного входа, этот Леонард выстрелил ему в голень. Вы же знаете, офис стоит на возвышении, так вот Освальд упал и скатился вниз, прямо туда, где я его и ждал. Я услышал, как та женщина сказала Леонарду прикончить Освальда, а сама тем временем пойдет разберется с МакИччином. Позади нас к обочине были припаркованы две фуры, я оттащил Освальда за них, краем глаза видя, как этот Леонард спускается к нам. Освальд оттолкнул меня, поднялся на ноги, будто раны у него и не было, и, как только Леонард оказался совсем рядом, бросился на него, выбил из рук у него пистолет. Они довольно долго бились, пока Освальд не оглушил его. Я вспомнил, что там, перед дорожкой стоит незакрытый внедорожник, и уже на себе потащил Освальда к машине. До ближайшей больницы мы не доехали, по дороге попался травмпункт, где Освальду перевязали ногу, -кость оказалась не задета, — и даже дали тросточку. Ну а затем мы отправились к вам.

— Рассказчик из тебя дрянной! — проворчал Уайт. — Я подозреваю, что на меня как раз-таки напал тот самый Леонард Рейслер. Что до женщины… у меня есть подозрения, но они ничем не подкреплены, кроме слов покойного МакИччина.

— А где машина? — спохватился Эрл.

— Здесь, у конторы, — Брасс указал на окно.

Эрл подошел к оконному проему и увидел переливающийся на солнце серебристый Ниссан. Он долго смотрел на машину, что-то обдумывая, но через несколько мгновений стукнул себя по лбу и рванул к Риду, схватив его за предплечье.

— Комиссар, вам нужно отвезти эту машину к своим, этот «Ниссан» может помочь нам найти второго подельника — в автомобиле наверняка остались отпечатки ее пальцев.

— Точно! — щелкнул пальцами Рид. — Сейчас свяжусь с ребятами, отгоним ее в участок.

Рид похлопал Эрла по плечу, будто всю работу проделал именно он, а Уайт и Брасс были просто декорацией, и спустился к машине, опасаясь, что кому-нибудь взбредет в голову ее угнать, хоть Брасс и поставил ее на сигнализацию.

— Что ж получается? — продолжил Эрл. — Они не только машину оставили открытой, так еще и ключи в ней оставили?

— Когда торопишься, то можно наделать кучу ошибок, — пожал плечами Брасс.

— Чтобы протоколистские агенты так могли ошибиться?.. — задумчиво произнес Уайт. — Здесь что-то не то.

— Чтобы там ни было, а разбираться будем по ходу дела, — отмахнулся Эрл. — У Грейс глаза на лоб полезут…

Уайт поглядел на возбужденного и радостного Эрла, вдруг вскочил с места и, жутко хромая, понесся вниз, вслед за Ридом.

— Комиссар! — позвал он Рида, когда оказался снаружи. — Я бы на вашем месте не вез ее в участок.

— Почему это? — спросил, не оборачиваясь, Рид и продолжил поверхностный осмотр автомобиля.

— Брасс не сказал мне сразу, но выяснилось, что на ней маячок слежения. Он не стал его снимать, надеется, что хозяин объявится. Было бы весьма рискованно, но «Протокол» идет на риски.

Рид внимательно поглядел на Уайта, обдумывая его слова. Ночная выходка Уайта заставила Рида перестать доверять ему, но нынешние его слова определенно имели смысл. Рид кивнул и связался с одним и своих напарников, приказав ему ехать прямо к конторе.

— Подождем хозяев здесь, — обратился он к Уайту. — А вас сейчас Эрл отвезет с Брассом обратно к Грейс, и только попробуйте куда-нибудь еще улизнуть! Я вас посажу обратно в изолятор, чтобы уж точно знать, что не наделаете глупостей.

Уайт был страшно недоволен. Что он сделал для следствия, каких сил ему это стоило, а вместо благодарностей — упреки и угрозы засадить обратно в изолятор! Уайт с недовольной миной уселся в машину Эрла, положив трость на колени, и уставился на собственное отражение в тонированном стекле. Брасс присел рядом, но побоялся говорить что-либо, чувствуя, что сейчас не то время, когда можно Уайта дергать.

Привычные запахи и звуки, знакомые до боли пейзажи исчезли так же быстро, как появились. Цепляться за прошлое было нечего, тем более что это был не первый раз, когда обстановка столь резко и быстро меняется. Единственное напоминание о старом доме — запах салона автомобиля, везшего его теперь на север, за решетчатую ограду и колючую проволоку, по которой наверняка пустили ток. Еще несколько минут автомобиль простоит на границе Протокола А, пока охрана проверит все документы, и с прежней жизнью можно проститься навсегда.

Лео мог бы поделить свою жизнь на несколько частей: до смерти отца, после смерти отца, после смерти матери и после отъезда тети. Одна боль сменялась другой, еще более сильной, чем предыдущая. Тетя не умерла, она всего лишь уехала, но Лео страдал так, как не страдал после смерти матери. Очередная эра его жизни закончилась, карточный дом рухнул, и теперь его сознание бродило по руинам этого дома в надежде отыскать хоть крошечный осколок цветного стекла или хоть кусочек от фотографии, пусть на нем и не будет ничего. Лишь бы хоть что-то оставалось в руках, хоть какая-то память. Но этому не бывать. Когда не предлагают, а заставляют забыть, начинает теряться всякий смысл, а прошлое становится размытой картинкой.

Если до отъезда тети размытая картинка первых лет жизни устраивала Лео, то теперь он не хотел мириться с тем, что вскоре два года жизни с родственниками тоже превратятся в такую же картинку. У него не оставалось ничего кроме памяти, но без подпитки эта память с каждым днем потихоньку иссякала, как аккумулятор. Эту память до слез было жаль, как бывает жаль брошенного ребенка. Но сознание не желало мириться с будущей потерей, цепляясь за всякую соломинку, что торчала из-под руин карточного домика.

Но вот машина тронулась, граница переедена, и видение исчезает словно сон. Руины разобраны, под ними ничего нет кроме сырой земли, куда схоронены все воспоминания. Измотанное бесплодными поисками сознание падает на колени и рыдает по потерянному. Пожалуй, еще никогда Лео не было так больно, как сейчас. Именно теперь, когда нужно вновь привыкать к новой эре своей жизни, он готов выпрыгнуть из автомобиля, остаться один в прерии среди выжженной солнцем травы, лишь бы не приближаться к этой новой жизни.

В зеркало заднего вида Лео видит поблескивающие стекла очков дяди, его темно-карие, почти черные глаза, зорко следящие не только за дорогой, но и за всем, что находится по ее обочинам. Для него сейчас картина намного шире, чем для Лео. Он говорит, что пугаться нечему, ведь ничего страшного не произошло, но Лео, пережившего столько страданий за свою коротенькую жизнь, никому не обмануть. Он видит боль в глазах своего дяди, ибо отъезд жены ударил и по нему. Они не развелись, нет. Просто она уехала с намерением больше никогда не возвращаться. Стоило ли сомневаться, что она сдержит свое обещание?

Для Лео это громаднейшая трагедия, которая еще не закончилась, ибо дядя был намерен оставить его. Никаких интернатов, как он и обещал. Лео ждала новая семья, где уже был ребенок, того же возраста, что и он, да еще и девочка, которую несомненно очень любят родители. Что ему было делать в такой семье? Он чувствовал, что станет совершенно чуждым элементом, а потому не был намерен строить из себя хорошего мальчика, который очень любит своих приемных родителей. Дядя подозревал, что так будет, но уже не нашел в себе сил убеждать племянника в том, как нужно себя вести. Он лишь уповал на то, что Лео образумится и приживется к новой обстановке.

Был поздний вечер, когда автомобиль затормозил. Лео, ничего не взявший в рот за всю поездку, не выпивший ни глотка воды и не разговаривавший всю дорогу, теперь с трудом оторвал голову от сидения и сглотнул. Справа в окне показалась детская площадка, где играли несколько ребятишек, но Лео не разделял их радости. Лео принял сидячее положение и увидел с другой стороны одноэтажный дом с лужайкой. Сказать было нечего, дом выглядел отлично, как и все вокруг него, но что ждало его внутри этого дома? Он вовсе не желал веселиться с новыми братьями и сестрами, он просто хотел исчезнуть, чтобы больше никто и никогда его не увидел. А еще лучше было похоронить самого себя рядом с тем местом, где еще несколько часов назад покоились руины карточного домика, служившего ночлегом для его прошлой жизни.

Дядя вышел из машины, встречаемый главой семейства. Лео даже не взглянул на нового папу, а вновь улегся на сидения, хоть ему и было очень неудобно так лежать. Главное теперь было одно — его никто не видит. Поворочавшись на мягких сидениях, он прижался лицом к материи, стараясь запомнить запах. Запах его прошлой жизни.

— Выходи, мастер Леонард.

Лео отлип от сидения и поглядел на дядю. Он распахнул дверцу так, что с улицы в салон пробивался свежий ветерок, наполненный запахом дождя. Почти таким же запахом, какой был у него дома. Раздосадованный тем, что придется все-таки вылезать из своего убежища, Леонард сполз с сидений и оказался снаружи, где уже ждали его новые родители. Чтобы немного приободрить мальчика, дядя приобнял его за плечи и повел к сияющей матери. Только вот отец семейства не улыбался, Лео показалось, что он тоже не особо рад такому пополнению.

— Привет, Лео.

Лео, все время смотревший себе под ноги, поднял взгляд на новоиспеченную мать и застыл на месте. Она была настолько похожа на его родную мать, что мальчик не мог поверить своим глазам. Хоть перед ним было и другое лицо, но его сознание, выплакав все свои слезы, теперь поднялось снова на ноги и отказывалось прогонять образ родной матери. Лео тряхнул головой, и наваждение исчезло.

— Я думаю, что Лео нужно сейчас пройти в гостиную, — произнес дядя, внимательно глядя в глаза мальчику. — Племянник всю дорогу ничего не ел и не пил и, естественно, он очень измотан.

Дядя обнял Лео и слегка подтолкнул в спину, потому что сам мальчик просто не мог двинуться без посторонней помощи. Он прошествовал в дом под пристальным взглядом нового отца и чуть не свалился прямо на пороге, споткнувшись о ступеньку.

Где-то в глубине дома звучала пара звонких голосов, но ожидаемой радости Лео в них не слышал. То ли его будущим брату и сестре не нравилась перспектива обретения нового родственника, то ли им действительно нечему было радоваться, как и самому Леонарду. Он на цыпочках прошел к приоткрытой двери, жалобно пищащей, когда сквозняк заставлял ее двигаться на петлях туда-сюда, и скрылся за косяком, чтобы его не увидели. Комната не походила на гостиную, скорее это был чей-то рабочий кабинет, устланный всплошную ковром с геометрическими узорами, и даже имевший небольшой каминчик, очевидно служивший предметом декора летом и выполнявший свое предназначение только зимой. Комната имела выход во внутренний двор: высокие застекленные двери открывались как в вагоне-купе и хорошо освещали все помещение, уменьшая надобность в большом количестве осветительных приборов.

Живую «составляющую» кабинета Лео заметил не сразу. На полу за низким столиком сидели мальчик и девочка, приблизительно того же возраста, что и сам Лео, но так друг на друга не похожие, что хоть в реку бросайся, а назвать их братом и сестрой язык не повернется. Еще минуту Лео стоял под дверьми, колеблясь и боясь заходить в комнату. Наконец, он набрал побольше воздуха в легкие и толкнул дверь. Брат с сестрой тут же повернули головы в сторону двери и обнаружили на пороге всего сжатого, напряженного мальчика.

— Привет, братик, — весело откликнулась девочка, вскакивая с пола. Ее брат остался сидеть на месте, испепеляя Лео враждебным взглядом.

Слегка удивленный таким теплым приемом с ее стороны, Лео оторвал взгляд от цветастого ковра и посмотрел в глаза девочки. Встретившись с ним взглядом, она встала в двух шагах от него как вкопанная. Решив, что сознание вновь играет с ним злую шутку, Лео тряхнул головой и вновь посмотрел девочке в глаза. Но видение не исчезло. Как и мгновением раньше он видел два ярких-ярких глаза совершенно разного цвета — карий и зеленый. «Совсем сбрендил» — пронеслось у него в голове. Неизвестно, сколько бы еще он так простоял, но новоиспеченная сестра очнулась быстрее него и поспешила вывести его из оцепенения, дружественно протянув ему руку.

Столь удачное стечение обстоятельств настолько неправдоподобно теперь выглядело, что вызывало недоверие и подозрение. Риду казалось, что Уайт с Брассом что-то скрывают, если только они ничего не подстроили. Симпатия, которая зародилась в нем поначалу, теперь сменялась легкой неприязнью. Что-то в Уайте заставляло Рида раздражаться, ибо в абсолютную непричастность его комиссар переставал верить, даже если и Грейс после всего случившегося верить продолжала. Если о своих подозрениях Рид не преминул сообщить Эрлу, на что тот только лишь пожал плечами, не считая себя вправе осуждать Уайта и тем более разбираться в его личности, то Грейс он рассказывать что-либо не спешил. Уверенность Грейс в невиновности Уайта заставляло ее верить и в самого Уайта, добренького и хорошенького Уайта, спрятавшего свои хорошие качества под непроницаемой маской. И вряд ли что-либо могло поколебать в ней эту веру.

Теперь комиссар мог немного успокоиться, потому что был точно уверен, что ни Уайт, ни его новый дружок, которого он так внезапно кинулся спасать, не влезут никуда. Он не был благодарен Уайту за произошедшее. Пока он не получит неопровержимых доказательств, верить Уайту Рид не станет.

Как бы то ни было, а совету Уайта Рид все же последовал, ибо если он не лгал про маячок слежения, то имело смысл не отвозить автомобиль в участок. Пока эксперты осматривали машину, Рид стоял, грызя ногти. Отчего-то он жутко нервничал, хоть ничего особенного не происходило. А когда один из экспертов сообщил ему, что к автомобилю и вправду прикреплен датчик слежения, волнение комиссара еще больше усилилось. Ему лишь оставалось надеяться, что и про хозяина машины Уайт окажется прав.

Ближе к полудню облака на небе исчезли, и солнце начинало жарить, как огонь в печке. Чтобы совсем не сжариться в городской пустыне, комиссар залез в машину и, к своему великому счастью, обнаружил там кондиционер. Его напарник, оставшийся Риду в помощь, тоже не преминул воспользоваться таким удачным стечением обстоятельств, совершенно не подозревая, что через несколько мгновений ему вновь придется вылезать наружу.

Комиссар, было, прикрыл глаза, начинавшие болеть от постоянной работы с документацией, как раздался стук в боковое стекло, и Рид обнаружил около двери машины довольно рослого мужчину, согнувшегося пополам, чтобы полностью увидеть салон и всех в нем сидящих. Ругнувшись про себя, Рид опустил стекло.

— Извините, но вы не могли бы объяснить, что вы делаете в моей машине? — спросил мужчина, пожевывая нижнюю губу.

— У вас есть документы на нее? — ответил вопросом на вопрос Рид.

Вместо ответа мужчина поднял ладонь, полез в задний карман охровых брюк и извлек оттуда целую кипу разных бумажек, карточек и книжечек. Перебирая все эти вещи как колоду карт, он довольно быстро нашел нужный документ, обернутый в цветастую обложку, и протянул его комиссару. Прочие вещи он вновь сунул в задний карман, даже не заботясь о том, что с ними станет после такого обращения.

Рид недовольно сжал губы и открыл книжечку, где оказались водительские права и даже документ, где говорилось о покупке Ниссана данным субъектом. Среди всех страничек напарник Рида усмотрел номер машины и неторопливо вышел, чтобы проверить его. Убедившись, что это та самая машина, полицейский снова залез в салон, и не думая больше покидать прохлады. Рид сложил документы, сунул их в нагрудный карман рубашки и вылез из автомобиля.

— Так, теперь вы и мои документы прикарманили? — недовольно проговорил мужчина. Он потер всю покрытую оспинами щеку и сунул руки в карманы, корча из себя недовольного.

Рид в свою очередь достал удостоверение и сунул мужчине под нос.

— Я комиссар Линфорд Рид, — произнес он торжественно, — и сейчас, мистер Рейслер, я попрошу вас проследовать со мной в участок для допроса.

— На каком основании? — Рейслер отдал удостоверение. Раздражение сменилось беспокойством.

— Я задерживаю вас по подозрению в убийстве.

Рейслер начал заметно нервничать. Казалось, что еще мгновение, и он пустится бежать, но свои спасительные секунды он проиграл, как деньги в казино. Двое полицейских появились, словно из-под земли, и довольно быстро скрутили подозреваемого, бесцеремонно затолкав во внедорожник с полицейскими эмблемами и мигалкой. Рид оценил рвение, с которым Рейслер пытался вырваться, но очевидно было, что он не так хорошо подготовлен, чтобы бороться сразу с двумя полицейскими. И уж тем более Рейслер не подозревал, что будь на их месте другие законники, то, не раздумывая ни минуты, они пустили бы ему пулю в лоб, невзирая на то, что он главный подозреваемый.

— Отгони ее в участок, — приказал Рид своему напарнику, чем несказанно обрадовал его. Полицейский тут же залез в спасительный прохладный салон и, пропустив вперед внедорожник, последовал за ним.

Рид был доволен складывавшимся делом, но не посчитал себя вправе радоваться раньше времени — Уайту он по-прежнему не доверял. Поняв, что он все еще стоит на проезжей части, комиссар вернулся на тротуар и вызвал Эрла.

— Довез? — тут же спросил он, когда поднялась трубка.

— Без приключений, — подтвердил Эрл.

— Ну вот теперь вези обратно, наш горе-убийца объявился.

Рид отчетливо услышал тяжелый вздох в трубке, а затем гудки. Эрл, казалось, был готов растерзать комиссара за то, что тот взвалил на его плечи тяжелый труд собачки на побегушках. Вернее сказать, Эрл больше чувствовал себя макакой на привязи, которую заставляют носиться туда-обратно впустую, да еще и за это не погладят и не подкормят.

Чувство собственного достоинства возобладало в Эрле, и он разрешил Брассу, который только-только уселся за еду, не торопиться. Так же неторопливо он вывел Уайта с его товарищем на немного спавшую жару и на минимальных скоростях повез их к конторе. Увидев красное как помидор лицо комиссара, по всему виду которого можно было понять, что он крайне взбешен, Эрл изо всех сил попытался скрыть свое торжество, но довольная его физиономия не скрылась от Уайта, который вовсе не был склонен чему-либо радоваться. Его фарфоровое безжизненное лицо теперь стало крайне неприятным, видно было, что Уайт был взбешен не меньше комиссара, но что стало причиной этого бешенства, никто сказать не мог.

— Долго ковыряетесь, — бросил Рид, влезая в автомобиль. Он хотел кратко ввести всех в курс дела, но поймав полный ярости взгляд Уайта в зеркале заднего вида, тут же закрыл рот и не открывал его до самого конца поездки.

Попав в участок, неимоверно похожий на тот, где правил Даррелл, Уайт поник. Почти все камеры изолятора на первом этаже пустовали, отчего нагоняли еще большую тоску на него. Уайту казалось, что он попал на кладбище. На втором этаже уже не было так пусто: полицейские самых разных мастей перемещались по коридору по одному, по двое, а иногда целыми компаниями. Из некоторых кабинетов доносился смех, чего уж точно не ждал услышать Уайт. И так низкая оценка работы полиции теперь опустилась в его глазах ниже плинтуса. Рид провел Эрла и его подзащитных на очередную лестницу, вклинившуюся прямо посередине коридора. В этом участке ремонт не проводили давно, а вот участок Даррелла выглядел по сравнению с этим очень даже прилично. И даже ужасное состояние камер-одиночек можно было простить.

Допросная комната была видна из широкого оконца в комнате, где наблюдали и записывали все происходящее на противоположной стороне. Двое полицейских сидели в наушниках, а еще один, одетый в штатское (очевидно, это был один из экспертов), стоя наблюдал за процессом допроса. Уайт никогда не бывал в таких комнатах, но прекрасно знал, что тот, кого допрашивают, понятия не имеет о том, сколько человек за ним наблюдает: стекло только с одной стороны пропускало картинку. В комнате работали в темноте, лишь мониторы тускло освещали самую малость, а углы были черней, чем мазут. Рид отыскал два стула для Эрла и Брасса и усадил их в эти самые углы, будто не хотел, чтобы их увидели.

— Мистер Уайт, сейчас я хочу от вас одного, — проговорил Рид Уайту на ухо, — чтобы вы зашли в комнату и внимательно оглядели задержанного. Если вы опознаете его, а он опознает вас, то следствие шагнет далеко вперед, понимаете?

Уайт ничего не ответил и лишь неопределенным жестом указал на дверь, желая как можно быстрей избавиться от компании Рида и его подручных. Комиссар провел Уайта во вторую половину допросной комнаты, но далеко не прошел, скрывая его своей спиной.

— Свидетель прибыл, — сказал он полицейскому, ведшему допрос.

— Давайте его сюда, — кивнул мужчина, протягивая руку. У Уайта сложилось впечатление, что он какая-то вещь, которую дергают в разные стороны и не знают, куда бы приткнуть. Лишь бы только не выбрасывать столь ценный экземпляр.

Рид взял Уайта за плечо и усадил его на стул напротив Рейслера, хоть необходимости в этом совершенно не было. Уж самостоятельно занять единственное свободное в комнате место он мог бы и сам. Прислонив трость к краю стола, Уайт сложил руки на груди и взглянул Рейслеру прямо в глаза.

— Мистер Уайт, вы узнаете в этом человеке того, кто прошлой ночью напал на вас? — спросил полицейский.

— Узнаю.

— А вы, мистер Рейслер, признаете то, что прошлой ночью напали на этого человека?

— Не могу отрицать, — ответил совершенно невозмутимым тоном Рейслер, будто был доволен сделанным делом.

— На каком основании вы пытались убить мистера Уайта?

— У меня было много оснований. Главное то, что мне этого не удалось сделать.

— Я это вижу, — с раздражением произнес полицейский. — Я хочу знать причины. Чем больше вы скажете, тем меньший срок вы получите.

— Мне приказали, я сделал.

— Кто вам приказал?

— Я не намерен этого говорить.

— Он уже час это повторяет, комиссар, — обратился полицейский к Риду. — Не знаю, что мне с ним делать.

— Отпечатки скажут все за него, — махнул рукой комиссар. — Да и не только отпечатки. Уайт больше не нужен?

— Я позову, как только закончу с ним, — указал на Рейслера полицейский.

Уайт с большим трудом поднялся на ноги и направился к дверям, заметно больше хромая, чем утром.

— Мог бы меня прикончить, — услышал он за спиной голос Рейслера. — Тогда бы мне не пришлось из-за тебя гнить в тюрьме.

— Я полагаю, тебе там скучно не будет, — ответил Уайт, не оборачиваясь. — Тебе же не впервой.

— Передавай привет сестренке.

Уайт поспешил выйти из комнаты, захлопнув дверь перед самым носом у Рида.

— Леонард Рейслер, две тысячи двадцать седьмого года рождения, уроженец штата Нью-Йорк. Имеет несколько судимостей, в том числе за разбой, грабеж, убийство, изнасилование, хранение наркотических средств и так далее. Родился в неблагополучной семье, в возрасте шестнадцати лет был усыновлен супружеской парой из Кентукки, перебравшейся с дочерью и сыном в Нью-Йорк за два года до усыновления. Не окончил технический колледж, и в высшее учебное заведение не попал. В семнадцать лет был впервые осужден за убийство, но получил срок вдвое меньший положенного, так как был признан невменяемым. По выходу из колонии стал употреблять и развозить наркотики, за что был опять арестован, но просидел меньше полугода и был отправлен в клинику из-за ухудшения здоровья. Потом была череда новых судимостей, последняя закончилась тем, что его освободили под подписку о невыезде. Три года назад устроился грузчиком в «Колберт Индастриз», а через год покойный Вуд МакИччин повысил его до курьера.

— Самый заурядный субъект, — заключил Рид, когда его напарник закончил раппорт. — Что же, если его вину докажут, то он сядет еще так лет на двадцать за два убийства, подельничество и покушение на убийство.

— Кстати, при обыске в его машине обнаружили холодное оружие — американский танто, которым предположительно убили Фрайза. И за два убийства его не осудят, только за одно. Ведь когда МакИччин был убит, Рейслер лежал без сознания, по показаниям ваших же свидетелей.

— Значит, нужно найти только его сообщницу. Мистер Уайт, вы сказали Рейслеру, что ему не впервой попадать за решетку, — обратился Рид к Уайту, угрюмо глядящему на его затылок. — Откуда вы знали, что он уже сидел? И потом: что он имел в виду, когда просил передать привет какой-то сестренке? Вы с ним знакомы?

— Да, я знаком с ним, — произнес Уайт, немного помолчав. Он дождался, когда Рид соизволит повернуться к нему лицом и добавил: — он мой брат.

В допросной комнате, где полчаса назад Уайт в который раз рассказывал все, что имело место быть прошлой ночью, воцарилась звонкая тишина. Все взоры обратились на Уайта, заставив его жутко пожалеть о том, что он вообще ввязался в это дело. Чтобы как-то разрядить обстановку, он продолжил:

— Мы оба приемные дети в семье, сейчас я живу там же, где и шесть лет назад — в доме родителей со своей сестрой. Мы давно уже не видели Лео. Он самый старший из нас — на четыре года старше моего, хоть мы и выглядим на один возраст. Я уже шесть лет не слышал о нем ничего — с тех пор, как его забрали в колонию.

— Угораздило же вас так встретиться! — воскликнул комиссар.

— Я не хочу больше об этом говорить. Тем более что ни моя, ни его биография никак не помогут делу.

Рид был недоволен резкой сменой Уайта, но принуждать его к продолжению разговора не решился. Он попросил Эрла отвезти Уайта и Брасса обратно к Грейс, вспоминая о том, что клятвенно пообещал достать Уайта до вечера.

На этот раз Эрл не стал сидеть с ними двоими у Грейс, полагая, что теперь Уайту уже не приспичит куда-либо уходить. Был уже седьмой час, а это значило, что его с Ридом миссия выполнена, и Грейс по приезду домой обнаружит Уайта и Брасса на месте. Пусть и не целыми и невредимыми, но живыми.

Захлопнув за Эрлом дверь, Уайт швырнул свою трость на диван и проковылял к комнате, которую из доброты своей душевной отдала ему Грейс. Он уселся прямо на пол, вытянув больную ногу, и принялся копаться в сумке. Брасс нашел себе маленький крутящийся стульчик на колесиках и примостился рядом с Уайтом, наблюдая за всеми его телодвижениями. Наконец, Уайт отыскал на самом дне квадратный конверт с синей печатью в виде огромной буквы А, окаймленной широкой круглой полосой и пересеченной прямоугольником, куда было вписано «Протокол». Уайт бережно разгладил конверт и прилепил обратно на остатки клея отстающий уголок. Поводив большими пальцами по бумаги, он перевернул конверт. На лицевой стороне вновь красовалась печать протокольной зоны и подпись от руки: «Мастеру Леонарду от дяди Макса».

— Этот конверт раньше принадлежал Рейслеру? — спросил Брасс, глядя на красиво выведенную подпись, под которой были пропечатаны данные адресата и получателя.

— Это моя вещь, — отрезал Уайт, засунув конверт во внутренний карман пиджака.

— Но ведь Рейслера зовут Леонард! — не унимался Брасс, обеспокоенный плохим настроение приятеля.

— Да, зовут. Я надеялся, что больше никогда мне не придется вспоминать своего прошлого, — Уайт затолкал все вещи обратно в сумку, не заботясь о сохранности их внешнего вида. — Понимаешь, я за свои двадцать четыре года прожил такую жизнь, как будто мне уже сто лет стукнуло. Я не хотел ничего вспоминать, потому что мало в моей жизни было хорошего, а меня опять окунают с головой в эту яму… Есть хочешь?

Брасс был сбит с толку такой резкой сменой темы, но естественные потребности активировались быстрей, чем мозг сумел отреагировать, и Брасс вместо дальнейших вопросов просто кивнул.

Уайт не без усилий поднялся на ноги и затолкал свою сумку в стенной шкаф-купе. Он думать забыл про свою трость, так бесцеремонно брошенную на диван, но Брасс решил, что ей там не место и пристроил около обеденного стола, надеясь, что она еще пригодится новому хозяину. Сам он, привыкши питаться по кафе и ресторанам, уселся рядом с уайтовской тростью, чтобы не мешать Уайту колдовать над продуктами, и принялся наблюдать за его действиями.

Надо сказать, Уайт оказался хорошим кулинаром. В холодильнике находилось огромное количество разнообразных наименований продуктов, но не было ни секунды, чтобы Освальд встал перед полками, не зная, что выбрать. Он быстро вытащил несколько продуктов с разных полок, будто это был его холодильник, а не Грейс, взгромоздил эту кучу на руки как младенца и ногой закрыл дверь. Не успел Брасс удивиться такой сноровке, как Уайт продолжил его удивлять, уже взявшись за нож и прочую посуду. Его движения оказались настолько точны и быстры, что Брасс, знай он про «бойцовский» талант Уайта, ни на секунду не засомневался бы в его мастерстве в обращении с холодным оружием.

Страдать от голода Брассу долго не пришлось, ибо Уайт позаботился о скорости готовки. Навалив несчастному курьеру кусков мяса, для себя он ограничился лишь несколькими ложечками овощного салата и стаканом апельсинового сока. Жалобным взглядом Брасс оглядел тарелку Уайта и решил, что тот наверняка сидит на какой-нибудь диете, чтобы поддерживать себя в форме, а мясо ест только в обед.

Одинокая и безрадостная трапеза в компании молчаливого и до крайности странного Уайта закончилась в тот момент, когда в противоположном конце дома послышался звук открывающихся замков. Уайт поглядел на наручные часы, ослабив немного ремешок на них, и удовлетворенно кивнул, как будто ожидал поезда.

— Хозяева уже вернулись, — произнес он торжественно. — Лекс, встреть мисс Китон, а то моя нога не простит мне, если я вздумаю прыгать туда-обратно.

Брасс тут же бросил вилку в тарелку, заставив ее звенеть хлеще десяти церковных колоколов, и бросился к двери, которая уже открывалась. Увидев совершенно незнакомое сияющее лицо Брасса, Грейс изрядно удивилась, но тут же поняла, что это, должно быть, новый приятель Уайта, и немного успокоилась. Брасс засуетился вокруг нее, сыпля бессвязными предложениями, которые в состоянии понять был только Уайт, закрыл за ней дверь и с не лишенной торжественности, которой заразился от Уайта, фразой «Мы вернулись!» забрал у Грейс ее сумку.

— Я решил накрыть и для вас, — произнес Уайт, когда Грейс освободилась от обуви и прошла к столу. — Вы выглядите очень утомленной.

— Спасибо, Освальд, — ответила Грейс, устало плюхнувшись на отодвинутый Брассом стул. — Моя работа сама по себе утомительна, но вы ведь знаете, что последнее время изматывает меня больше всего, верно?

Уайт наклонил голову набок и улыбнулся, поняв ее намек.

— Прошу меня извинить, если принес вам неудобства…

— О, еще какие неудобства! Я-то думала, что вы человек ответственный.

— Вы еще многого обо мне не знаете, Грейс. И будет лучше, если и не узнаете.

Грейс вперилась в него испытующим взглядом, недовольная его тоном. Последнее время Уайт стал неприятно ее удивлять.

— Прошу, Грейс, поешьте, еда и так уже остыла.

Грейс тяжело вздохнула и провела рукой по волосам. Уайт сидел так, будто ничего и не произошло, но весь его вид, очевидно, являлся лишь частью того костюмированного шоу, что он здесь устроил.

Когда трапеза была закончена, Уайт в который раз принял на себя роль заботливого хозяина и, аккуратно собрав всю посуду, отправил ее мыться в посудомоечную машину. Закончив работу, Уайт вернулся за стол, стараясь при этом не хромать, но все же его хромота не ушла от внимания Грейс. Уайт, то ли с настоящей, то ли с наигранной заботой поглядел на Брасса и похлопал его по плечу:

— Иди отдохни. Нам с Грейс предстоит серьезный разговор, а тебе сейчас лишняя нагрузка ни к чему.

Немного удивленный и вместе с тем благодарный Брасс поднялся из-за стола и, извиняющимся взглядом поглядев на Грейс, поспешил в комнату Уайта. Грейс продолжала смотреть на Уайта во все глаза, с подозрением относясь к его внезапной заботливости.

— Что вы смотрите на меня так, Грейс? — спросил Уайт после недолгого молчания. — Я умею быть чутким, хоть и не похожу на добродушного человека.

— Вы совсем не знаете этого человека, — проговорила Грейс, склонившись над поверхностью стола, — но доверились ему без раздумий.

— Это он доверился мне. Что в том странного? Он зацепился за меня, как за последнюю надежду, поэтому и доверяет мне. Я ведь доверился вам, зная вас всего несколько дней.

— Если бы вы доверились мне, то не стали бы без предупреждения влезать, куда не следует. Разве вам не понятно, что тот, кто заварил эту кашу, не успокоится, пока не уничтожит вас. Вы хотите загубить двадцать последующих лет в тюрьме, чтобы потом выйти оттуда с избитыми душой и телом?

— Мои душа и тело уже кровоточат, Грейс. Но вы же не отдадите меня полиции?

— Освальд, я не смогу защитить вас, если вы будете продолжать ваш цирк.

Уайту не нашлось что ответить. Он сидел, глядя в красивые понимающие и обеспокоенные глаза Грейс, и молчал, заставляя Грейс еще больше нервничать.

— Вы должны мне помочь, Грейс, — наконец произнес он.

— Я и пытаюсь это сделать…

— Помочь убежать от своего прошлого, — перебил он ее. — Я клянусь, что больше никуда не сунусь без вашего ведома, но и вы поклянитесь, что не бросите меня.

— Я не понимаю.

— Рид сказал вам, что одного подозреваемого задержали? — вдруг спросил Уайт, выпрямляясь.

— Он рассказал мне все. И про ваш ночной поход тоже. Я знаю, вы смогли найти одного из виновников, но Ротт еще тянет лямку с вами. Мне откровенно страшно за вас, Освальд.

— Дело в том, что этот подозреваемый — мой брат.

Грейс сидела, как громом пораженная. Она не ждала ничего хорошего от этого дела, но не предполагала, что все так обернется.

— Не думайте, что я его жалею, — тем временем продолжал Уайт. — Мы не ладили с ним с самого детства. Он мне не родной, я ему тоже. Мы все друг другу в семье были чужими, но он был дальше всех. Он был убийца, наркоман. Он ненавидел меня смертной ненавистью, а когда родителей не бывало дома, постоянно бил меня, один раз пытался убить. Он считал, что из-за меня в семье его не любят. А вчера он пытался меня убить уже по другой причине.

— Вы его боитесь?

— Я боюсь своего прошлого, Грейс. В моем детстве было столько боли, что я был счастлив забыть все, что со мной происходило. Теперь, когда я снова встретил своего брата, меня начало мучать мое прошлое. Мне снятся кошмары, память сдавливает меня как прессом. Я истощен и не знаю, что делать. Я сделался каким-то психом, честное слово!

Уайт замолчал, глядя Грейс в глаза. Она живо себе представила маленького Освальда, задыхающегося в собственной постели, и ее передернуло. Уайт не был похож на человека, которого было просто запугать, но воспоминания, в особенности плохие, всегда были худшим врагом человеку, против них не было средств борьбы, в том числе и у Уайта.

— Что я должна сделать?

— Просто доведите дело до конца, чтобы я смог отсюда убраться.

Грейс положила руку на сжатый кулак Уайта, пытаясь его как-то приободрить. Он улыбнулся какой-то вымученной улыбкой и поднялся из-за стола. Взяв свою трость, оставленную Брассом около стола, Уайт прошествовал в комнату, оставив Грейс в компании своих мрачных мыслей.

Боль. Невыносимая боль сдавливала горло, пульсировала в голове и лишала конечности сил двигаться. Он не знал, что делать, и метался по всему дому как бешеный. Ему виделось лицо отца, обезображенное предсмертной мукой, его тело, лежащее в луже крови. Он поглядел на свои руки, пальцы которых тряслись и были напряжены, будто он отчаянно за что-то схватился, и ему казалось, что с этих пальцев капает кровь. Он нащупал в темноте ручку двери и оперся на нее, прижавшись щекой к дереву. Запах сосны вернул его в реальность, но это длилось недолго. Почувствовав новый прилив адской боли, он рывком открыл дверь и вывалился в коридор, упав на колени.

Недавно покалеченный коленный сустав снова был травмирован, Леонард взвыл от боли, но вскоре пересилил себя и, зажмурившись изо всех сил, поднялся на ноги. Не отрывая рук от стены, он шел, шатаясь, к лестнице. Шершавые перила напоминали ему, что он находится в реальности, но галлюцинации не прекращались, а только сильней лезли в голову. Он только видел разрозненные картинки из детства на фоне радужного калейдоскопа, который бешено крутился и заставлял кружиться голову. На нем не было обуви, он чувствовал голыми ступнями шершавый и колкий ковер гостиной и готов был на него упасть и ползти, лишь бы не врезаться больно куда-нибудь еще. Лео нащупал в темноте край стеклянного столика, за которым обычно его мачеха читала журналы, и почувствовал, что что-то не так. Он провел ладонью по краю и сильно порезал ее. Столик был разбит. Лео двинулся в сторону и почувствовал дикую боль в ступне: он наступил на стекло.

Превозмогая боль, которая мучила его всеми способами, он поплелся к дивану, маша руками в воздухе, чтобы не наткнуться на что-либо, но его искания быстро закончились: послышался звук открывающейся двери, и в гостиной зажегся свет. Глаза стало резать, и Лео вновь зажмурился. От яркого света голова заболела сильней. Он еще долго стоял, постепенно разлепляя веки, пока не смог полностью открыть глаза. На пороге стоял его брат с каким-то диким выражением лица, казалось, он сейчас набросится на него и уволочет обратно в комнату, стены которой минутами раньше давили его голову, как давят мусор в утилизации.

— Почему ты весь в крови? — спросил он без капли сочувствия. — Я говорил матери, какой ты человек! Гляди, что ты наделал? Разбил тут все, да еще и сам себя покалечил. Что будет, если мать все это увидит? Ты подумал?

Брат быстрым шагом преодолел расстояние между ними и схватил его за запястье, задирая рукав его кофты.

— Так и знал! — воскликнул он. — Ты кололся!

— Я ничего не делал!

— Что случилось?

Оба брата обернулись на звук голоса и увидели в противоположных дверях свою сестру. На ней был халат, и она была точно так же, как Лео босиком.

— Твой брат наркоман, вот что случилось! — крикнул парень, отталкивая от себя Лео. — Слышишь, Клара?

Клара бросилась к Лео, который еле стоял на ногах. На светлом ковре были видны следы крови, стопу резало и кололо. То ли виной тому было стекло, застрявшее глубоко в плоти, то ли боль. Нет, это было и то, и другое. Клара схватила Лео за руку, с ладони которой капала густая темно-алая кровь, а в нескольких сантиметрах от запястья виднелась свежая дырочка с миллиметр, точь-в-точь, как след от укола.

— Я не наркоман, клянусь! — воскликнул Лео.

Он схватил Клару за предплечья, глядя безумным взглядом в ее цветные глаза, а потом резко оттолкнул ее и бросился в сторону брата, снявшего телефонную трубку и наверняка собравшегося звонить в полицию. Он оттолкнул брата от трубки, которая выпала у него из рук и с глухим стуком упала на ковер. Брат попытался ударить Лео, но тот, несмотря на невыносимую боль в голове и плавающие перед глазами остатки галлюцинаций, ловко увернулся и обхватил его обеими руками за шею, пытаясь его удушить.

— Это ты вколол мне эту дрянь! — закричал Лео над самым ухом брата. — Я никогда ничего не колол себе кроме антидепрессантов. Это все ты! Это из-за тебя я мучаюсь!

Клара видела обезумевшее лицо брата и ничего не могла поделать. Она стояла, не в силах сдвинуться с места, но что-то глубоко внутри нее заставило ноги нести ее к двум сцепившимся братьям. Лео очень крепко держал брата, и лицо того уже побагровело от прилившей крови, но он продолжал сопротивляться, дергаясь из стороны в сторону. Хоть он был здоров, но силы Леонарда перевешивали в несколько раз. Клара обхватила лицо Лео и проговорила:

— Остановись! Ты убьешь собственного брата, слышишь? Не делай глупостей, остановись.

Лео глядел на нее безумными глазами, а руки постепенно разжимались. Пораненная рука начинала покалывать, он уже потерял слишком много крови. Он чувствовал, как начинает терять сознание, как силы из него будто высасывают.

Лишь хватка Лео ослабла, как его брат воспользовался моментом и вырвался, хватая его за горло. Лео начал сопротивляться, бить его в ребра локтями, но удар уже не был сильным. Парень вывернул его руки за спину, заставляя сгибаться его самого пополам.

— Оставь его! — набросилась на брата Клара. — Ты не видишь, ему плохо. Иди, вызови скорую.

Брат повиновался и выпустил Лео, за что тут же получил удар под дых. Лишь предупреждающий взгляд Клары заставил его отказаться от ответного удара. Лео оттолкнул от себя сестру и бросился к дверям, ведшим в роскошный сад. Холодная каменная дорожка немного успокоила ноющую стопу, но Лео и так уже не чувствовал боли. Ему казалось, что еще пара шагов, и он упадет замертво. В воздухе стоял сладкий аромат гортензий вперемешку с не менее приторным запахом каштанов. Ночной воздух наполнял головокружительный коктейль из запахов цветов, и к горлу подкатил ком. Лео жутко тошнило, а голова стала кружиться круче, чем карусель. Лео упал лицом в траву, и в нос ему ударил запах сырой земли, перебив сладкий аромат ночи.

Клара нашла Леонарда через несколько мгновений и с громко стучащим сердцем бросилась к нему. Он был в сознании, даже глаза его были открыты. Клара с трудом подняла его тяжелое отекшее тело, и теперь он сидел перед ней на коленях, опустив руки как безвольная кукла. Она обхватила ладонями его блестящее от пота лицо и затрясла его, чтобы хоть немного привести в чувства.

— Сейчас приедут врачи, они помогут тебе, — прошептала она, вытирая рукавом халата пот с его лица.

Лео схватил Клару за предплечья и сильно сжал их, чем очень напугал сестру. Он силился что-то сказать, но только лишь беззвучно двигал губами и очень тяжело дышал.

— Прости меня, — наконец проговорил он.

Он с силой прижал к себе Клару и уткнулся носом в ее плечо. От сестры пахло чем-то очень приятным, совсем не навязчивым и не тошнотворным. Лео почувствовал на затылке совсем ледяные ладони Клары, и его окатила волна облегчения. Перед глазами еще плавали картинки, но они уже были полупрозрачными, а калейдоскоп и вовсе исчез, оставив лишь огромное темное пятно. Лео ничего не видел вокруг, только это темное пятно и призрачные плавающие образы. Подул свежий ночной ветерок, и где-то вдалеке послышался вой сирен.

Сандерс угрюмо глядел в полированную поверхность столика и крутил в руках ключи от машины. Сегодня был первый день, когда он позволил сделать себе выходной и выйти из своего кабинета. Если бы не Грейс, он бы не сделал этого: слишком большой он был трудоголик. Он четко видел встревоженное лицо Грейс в отражении, но боялся поднять на нее глаза. Любой, кто хорошо знал Грейс, имел четкое представление о том, что такое «Грейс в печали» и «Грейс злится». Сегодняшний день был первым, когда не было понятно, что творится с Грейс: то ли она расстроена, то ли раздражена, то ли вообще все сразу.

— Обещай, что возьмешь отпуск после Уайта, — произнес Сандерс, по-прежнему не глядя на нее.

Грейс перевела взгляд на Сандерса и смотрела на него теперь то ли с горечью, то ли с сожалением. Сандерс не впервые видел подобный взгляд, и каждый раз чувствовал какую-то необъяснимую щемящую боль где-то в области сердца.

— Что мне теперь делать? — спросила она, беря его за руку. — Он не должен был туда возвращаться, тем более вместе с Рейслером.

— До суда дело не дойдет, я тебе даю слово, — заверил он, сжимая ее дрожащие пальцы. — Но я все никак не возьму в толк: почему полиция настояла на его повторном аресте? Наверняка свою руку приложил и Ротт.

Дело, казалось бы, подошедшее к своему логическому завершению, приняло совершенно новый оборот. Подозреваемый допрашивался несколько суток, в результате чего вышли совершенно новые показания, из-за которых Уайта отправили обратно в изолятор, и соседом его стал именно Леонард Рейслер — человек, чуть не убивший его той злополучной ночью. Теперь Уайта объявили подельником, за что ему грозило не менее суровое наказание, чем за убийство. Он оставался спокойным, таким же спокойным, как в день его знакомства с Грейс, но Рейслер, принесший столько бед ему в юности, теперь грозил еще большими проблемами. Грейс было страшно представить, что будет, если за Рейслером перестанут следить. Кто может гарантировать, что этот человек не попытается убить его теперь, когда представился столь удобный случай? Грейс все это казалось какой-то до крайности злой шуткой на грани издевательства. А Уайт стал каким-то ненужным, давно наскучившим предметом, который выбрасывать не стали из-за шибкой ценности, но то и дело перекладывали из шкафа на стол и обратно.

— На сейфе Фрайза, где он держал все бумаги, стояла биометрическая защита, — произнес Сандерс, поглаживая большим пальцем костяшки пальцев Грейс. — В базе были занесены его отпечатки и отпечатки его жены. Дактилоскопию прошли все: от секретарши до менеджеров, но ничьи отпечатки не совпали с отпечатками из машины Рейслера. Тогда решили взять отпечатки у жены Фрайза, но оказалось, что уже две недели ее нет дома, куда она пропала — неизвестно. Сверили отпечатки в базе защиты, все совпало. Ясно, что она заказала Фрайза, а не его сын. Что они не поделили, черт их знает. Уверен, что сын прекрасно осведомлен в том, куда его мать делась. Только как из него выбьешь показания? Словом, семейка что надо. Брасс много чего наковырял в компьютере МакИччина, а если бы он еще почистил ноутбуки у домашних Фрайза, цены бы ему не было.

— Я обещала Освальду, что Брасс не вернется за решетку! — воскликнула Грейс, не в состоянии успокоиться. — Подумай: мы представим доказательства, а получили мы-то их незаконным путем, и Брасс может быть наказан.

— В том-то вся и фишка, — щелкнул пальцами Сандерс, — Брасс единственный путь на свободу Уайта. Пусть Рид добьется проверки всех данных на компьютерах офиса и дома Фрайза, Брасс сделает всю работу, а представлять доказательства будут эксперты.

— Почему бы им самим не заняться добычей данных?

— Потому что они тупые, Грейс. Брасс сказал, что МакИччин нанимал программиста, чтобы он собрал все ему нужные данные, зашифровал их и скрыл. И никто бы до них не докопался. А Брасс как раз из таких продвинутых, он знает весь алгоритм, потому-то он так быстро и докопался до всего, понимаешь? Ротт думает, что он один умеет фабриковать дела. Так вот он ошибается и очень здорово.

Как бы ни старался утешить ее Сандерс, Грейс не переставала нервничать. Но за помощь она была ему благодарна, хоть и не надеялась, что он возьмется содействовать Уайту: с самого их короткого знакомства Сандерс невзлюбил подопечного Грейс. Она не знала, что было тому причиной, но не теперь было об этом заботиться. Она переложила всю работу с новым клиентом на Эрла, а сама с головой ушла в дело Уайта.

Грейс, столько уже отработавшая в адвокатском деле, казалось, разбиралась в людях не хуже психолога. Но что вышло на деле? Если действия, чувства, поведение преступников она могла объяснить, то невиновный Уайт стал для нее каким-то цилиндром Джефферсона[1], расшифровать который не представлялось возможным, ведь ключом мог быть случайный набор букв, казалось бы, не обремененный смысловой нагрузкой. Тем не менее, в Уайте было столько загадок-головоломок, каждая из которых тяжело весила из-за смысловой перегрузки, что Грейс просто беспомощно опустила руки, признав свое поражение в этом поединке.

Дела были паршивы, как никогда. Уайт все эти дни здорово нервничал. Он безвылазно сидел в комнате, периодически выгоняя оттуда Брасса, и очень редко что-либо говорил. Рид, который окончательно перестал симпатизировать ему, вовсе бросил сообщать все новости, но зато Эрл считал себя обязанным это делать. И именно он сообщил Уайту, что ему придется вернуться в изолятор, соседом в котором станет его брат Леонард Рейслер. Нервозность Уайта куда-то мигом улетучилась, будто он только ждал этого момента, а дождавшись, потерял к произошедшему интерес.

В полном расстройстве чувств Грейс поднялась из-за столика и отошла к кадке с рододендроном. Сандерс остался сидеть, боясь сейчас ее тревожить. Для него Грейс была не меньшей загадкой, чем Уайт был для Грейс. Наверное, Уайт бы сейчас посмеивался над ними обоими. Верней, над их беспомощностью, ведь сам он не страдал тем же недугом. Для него люди через некоторое время после знакомства становились открытой книгой, по которой он читал свои загадочные заклинания. Грейс вдруг пришло в голову, что Уайт был загадкой для всех лишь по одной причине: он умело сплел в себе все самые странные качества и пороки других, самостоятельно сформировав свою личность. Грейс казалась дикой мысль, что Уайт подпадал под общее правило, и его личность ковалась общественным молотом. Он был слишком умен и проницателен, чтобы позволить кому-то себя менять.

Грейс уныло глядела на недавно распустившиеся цветки, пребывая в каком-то оцепенении. Гул голосов в кафе превратился в какой-то совсем тихий монотонный шум, служивший фоновой музыкой совсем не веселой пьесы. Внезапный звонок заставил Грейс очнуться, и прекрасная мелодия растворилась как дым.

— Мне необходимо, чтобы вы приехали, Грейс, — услышала она в трубке знакомый голос, на удивление спокойный и ровный. — Я должен кое-что вам рассказать.

— Меня не пустят к вам сегодня, — возразила она, обеспокоенно глядя на затылок Сандерса.

— Пусть не сегодня, но чем скорей вы приедете, тем лучше. Что сказал ваш друг? Он что-то предпримет?

— Да, он уже наметил план. Должна сказать, он имеет смысл, может, хоть у Сандерса что-то получится.

— Ну разумеется. Передайте ему огромную благодарность от меня.

Грейс медленно опустила в карман телефон и вернулась за столик, еще больше обеспокоенная и встревоженная. Что еще случилось такое, чего она еще не знает, но о чем непременно, по мнению Уайта, она должна узнать? Она надеялась, что ничего, что бы могло ухудшить его положения, уже не всплывет. Но кто мог знать? Уайт — первый (и последний, как она надеялась) человек, который за столь короткий промежуток времени буквально завалил ее сюрпризами, в основном составе своем не очень приятными. Грейс начинала думать, что либо Уайт намеренно рыл самому себе могилу, либо он очень многого не договорил, либо сам устроил этот цирк, намеренно втянув Грейс и прочих в представление. Любой из трех вариантов в конечном итоге мог сыграть против инициатора представления.

Но Уайт думал по-другому. Общее положение, по его мнению, не могло ухудшиться, но он был уверен, что теперь Грейс станет относиться к нему совершенно иначе. А уже поймет ли она его мотивы, или же нет — была тайна, покрытая мраком. Почти такая же необъяснимая, как сам Уайт в глазах общественности.

Уайт сложил руки на груди и неотрывно глядел в глаза своего брата, который в свою очередь испепелял его полным ненависти взглядом. Любому другому стало бы страшно, но только не Уайту. Уайт и сам умел пугать других, да что там, применял свое мастерство на практике. Кто-то считал его безразличие напускным, кто-то пугающим отклонением, а кто-то мастерски обыгранной игрой. Никто и не догадывался, что и то, и другое, и третье — части одного целого, умело пускавшиеся в ход в разных обстоятельствах.

За камерой посадили наблюдать двоих полицейских, в обоих Уайт узнал бывшего и действующего дежурных. Но они не смотрели на их камеру так же пристально, как смотрели Уайт и Рейслер друг на друга. Казалось, им было плевать. Что ж, в таком случае и Уайту было плевать. Он поставил ноги прямо, и положил руки на колени, по-прежнему неотрывно глядя на брата. Первым молчание, длившееся несколько дней, прервал Рейслер.

— Что ты на меня упялился?

— Могу задать тот же вопрос, — деликатно отозвался Уайт.

Он машинально потер голень, которая до сих пор еще болела, но явно шла к выздоровлению. Приходившие к нему на беседы Эрл, Рид и однажды даже Ротт, ожидали его в отдельной комнате, в которую Уайт добирался только с помощью своих надзирателей, ибо не мог свободно передвигаться. Без трости он не мог обходиться, но пришлось оставить ее в доме Грейс, ибо полицейские конфисковали бы все. Единственное, что осталось при нем — конверт из протокольной зоны. Уайт долго убеждал Даррелла оставить его, и шериф в силу своей симпатии к несчастному невиновному пареньку, в конце концов, дал слабинку и уступил.

— Я долго думал, что бы тебе сказать, — продолжил Уайт, — и много чего надумал. Мне только непонятно, как тебя еще земля на себе носит. Ты осознаешь, сколько жизней уничтожил?

— Мне все равно, они меня не интересуют.

— Ты крайне эгоистичен, совсем как я. Проблема лишь в том, что свой эгоизм ты не пытаешься перебороть. Тебя никто и никогда не интересовал, кроме Клары. Но я-то знаю, как она от тебя шарахалась. И правильно делала, иначе бы ты и ее стал колоть своими смесями.

— Ты говоришь о Кларе, как о вещи какой-то! — вспылил Рейслер, и Уайт понял, что наступил на больное место. — Она не твоя сестра, ты не имеешь права о ней вообще заикаться.

— И не твоя тоже. Не забывай, мы оба чужие не только друг другу, но и ей. Как бы то ни было, в отличие от тебя я о ней заботился, пока тебя не было. Ты чуть не убил меня, искалечил душу ей и предал родителей. Ты обчистил дом. И это только то малое, что ты сделал нашей семье. Не берусь говорить о том, что ты сделал другим.

Рейслер не отвечал, а лишь неотрывно, не мигая глядел в глаза брата. Глаза, полные… пустоты. Пустоты и безразличности. Это было похоже на поединок, в котором одна сила воли схлестнулась с другой. И неясно было, кто в этой дуэли победит, и насколько разгромной окажется победа. Леонард смотрел в глаза брата, и из глубины души поднималась тревога, душевная боль, которая начинала сдавливать горло. Он понял, чего добивался Уайт, и решил, что ему подыграет. Он хотел заставить Леонарда страдать, но не смог бы не страдать вместе с ним.

— Если на то пошло, то мы с тобой оба были обузой в семье, — сказал Рейслер. — И чувство вины, уверен, гложет и тебя.

— В кои-то веки ты прав.

Уайт не выказал ни единой эмоции, но Леонард нутром чувствовал, какая буря поднялась сейчас в глубине этого человека. Рейслер зловеще улыбнулся и потянулся к ботинку. Он неторопливо развязал шнурок, не переставая глядеть в глаза Уайту, и извлек оттуда небольшой осколок грязного стекла, в котором Уайт узнал бывший кусок слухового окошка напротив их камеры. Когда их обоих привели в изолятор, это окно почему-то оказалось разбитым, и никто не спешил убираться. Уайт не заметил и того, как его брат успел припрятать один осколок, да еще и в такое место. Он только удивлялся, как Леонард не поранил себе ногу.

— Покончим со всем этим раз и навсегда, — прошипел Рейслер, кидая осколок на койку Уайту. Стекло с тихим звоном упало справа от Уайта, но тот даже не взглянул на него. — Уверен, ты пустишь его в ход.

Рейслер оглянулся на надзирателей, но те только сидели и мух ловили. Едва ли у них на затылках были глаза, Рейслер видел только их спины и сделал вывод, что им неинтересно за ним наблюдать. Он поднялся с койки и снял с себя кофту с длинными рукавами, справа на груди которой был пробит номер, и остался в одной майке. Одарив какой-то свирепой улыбкой Уайта, Рейслер с силой рванул кофту, порвав ее напополам. Ни один из полицейских даже головы не повернул. Рейслер связал за рукава обе половины кофты и встал на койку прямо в ботинках. Дотянувшись до крючка, на котором висела выключенная лампочка, он подергал его и, убедившись в его прочности, привязал один конец порванной кофты к этому крючку.

Уайт глядел на него снизу вверх и начинал догадываться, к чему Рейслер все это устроил. Леонард связал очень крепкий узел, будто всю жизнь только и занимался, что вязал морские узлы, и надел полученную петлю на шею. Глаза Уайта помрачнели, и Рейслер глубоко внутри начал торжествовать. Его брат выдавил из себя скупую эмоцию, и именно ту, которой он ждал.

— Я буду первый, — торжественно произнес Рейслер и оттолкнулся с койки.

Уайт четко услышал хруст ломающихся позвонков, и его передернуло. Рейслер оставался недвижим, его тело покачивалось из стороны в сторону. Уайт не сомневался, что в камере теперь один покойник. Он поднял голову вверх и поглядел на синеющее лицо Рейслера, на котором застыла жуткая улыбка. Гримасой отвращения сменилось бесстрастное выражение лица Уайта, и он перевел взгляд на осколок, лежавший в соблазнительной близости от него. Но он даже и не помышлял о том, чтобы перерезать самому себе горло. Он вновь перенесся в свое прошлое, вспоминая все подробности его знакомства с ныне уже покойным братом, но киноленту воспоминаний прервали дежурные, только теперь заметившие произошедшее. Уайт отворотил нос, ибо ноги покойного висели прямо у него перед лицом. Полицейские с грохотом отворили решетку и бросились снимать бездыханное тело Рейслера, надеясь, что он все еще жив. Разбираться в этом Уайт предпочел оставить надзирателям, хоть и прекрасно знал, что с поломанной шеей еще никто не жил.

Около камеры собралась огромная толпа, но Уайт не обращал на них ни малейшего внимания, отвернувшись к стенке. Он настолько глубоко ушел в себя, что не сразу заметил, что его трясут за плечо.

— Вам нужен врач? — спросил его один из дежурных.

Причин беспокоиться у него было много: у Уайта на глазах повесился человек, да и потом сам Уайт выглядел как какой-то труп, совершенно недвижимый, с землистого оттенка лицом.

— Убирайтесь, — пробормотал Уайт. — Мне от вас ничего не надо.

Обиженный полицейский поспешил покинуть камеру вслед за остальными, выносившими Рейслера. Уайт остался совершенно один в пустой камере. Он снова взглянул на грязный осколок, взял его в руки и долго вертел. Когда полицейские удалились, и около Уайта не осталось ни души, он поднялся и швырнул за прутья осколок, тут же со звоном разбившийся на десятки маленьких кусочков.

Никто и не заметил, как редкие деревца в небольшом пригороде Мемфиса обросли пышной зеленью. Внезапная жара быстро спала и сменилась прохладой и постоянным пасмурным небом. Горожан захватило праздничное настроение, очень многие собрались в самых многолюдных местах и парках, отчего улочки стали совершенно пустынными. Не хватало еще, чтобы по дороге понеслось перекати-поле, тогда бы уж точно город выглядел как Техас эпохи индейцев и железных дорог.

Автомобили не так часто появлялись на дорогах, и можно было услышать, как жутко завывает ветер. По кафе и ресторанам уже не сидели огромными шумными компаниями, и Брасс решил воспользоваться затишьем, скользнув незамеченным в небольшую кондитерскую. Под потолком висело с десяток вентиляторов, лениво крутивших своими лопастями, отчего в помещении оказалось прохладней, чем на улице. Брасс обнаружил одного-единственного посетителя, примостившегося подальше от холодильных витрин, куда выставили разные легкие закуски и кондитерские изделия. Провожаемый усталым взглядом продавца, Брасс направился к занятому столику.

Уголок оказался весьма уютным затемненным местечком, скрывавшимся от взглядов с улицы тяжелыми бархатными шторами темно-вишневого цвета. Мужчина не заметил, или сделал вид, что не заметил Брасса сразу, но без тени удивления поздоровался с ним, едва курьер уселся за стол. Мужчина придвинул Брассу чашку капучино, не сказав ни слова. Брасс неторопливо осушил чашку, внимательно глядя на соседа, будто находившегося в параллельном мире.

— Что тебя беспокоит? — поинтересовался мужчина, поймав на себе рассеянный взгляд Брасса.

— Вы же знаете, — откликнулся тот, отодвигая от себя чашку. — Все уже готово, а мистер Гранди занялся экспертами. Один только вопрос: где искать жену Фрайза? Если ее не найдут, то Освальд не выйдет из тюрьмы живым.

— Куда еще она могла сбежать? — сумеречно проговорил собеседник. — Только туда, где ее не достанут.

— Но ведь Фрайз — персона нон грата. Разве его жена не может получить по мозгам?

Мужчина улыбнулся просторечному обороту речи.

— В данном случае на семью не смотрят, только если член семьи тоже отличился. Пока она не наделала глупостей, Зона — ее защита. Но это пока.

Брасс внимательно поглядел в карие глаза собеседника, чувствуя, что он дает ему намек на какую-то мысль, до которой он должен додуматься сам.

— Кто имеет право подать заявку на получение справки в миграционной службе? — вдруг спросил Брасс.

— Полиция, конечно же. Просто подкинь им идею, и все будет хорошо. А что насчет того, ради чего Уайт сюда приехал?

— Модуль уже у Рида, но он не спешит его отдавать. Уайт может его и не получить.

— Думаю, это не трагедия. В конечном счете, это ведь только прикрытие главной цели…

— Которой он не добился. Фрайз мертв, позволю себе напомнить.

Мужчина откинулся на спинку стула и поправил полосатый галстук.

— Да, его идеальный план, возможно, провалился. Но Освальд — человек, который извлекает выгоду из всякого безнадежного, на первый взгляд, положения. И это обстоятельство не позволяет мне делать поспешных выводов. С Освальдом вообще опасно делать какие-то выводы, можно, в конце концов, напороться на неприятное осознание того, что твои предположения оказались в корне неверны.

Мужчина внимательно взглянул на Брасса, будто хотел убедиться, что смысл сказанного дошел до сознания собеседника, и продолжил:

— Но теперь необходимо думать только об его освобождении. Ты ведь не представляешь, насколько ты прав: Освальд действительно может не выжить в тюрьме.

— Вы имеете в виду психологическую сторону проблемы?

— Да, именно это.

Губы Брасса сложились в упрямую линию. Ему предстояло взять на себя огромную ответственность, но в конечном итоге риск того стоил. Не прощаясь, Брасс вышел из кондитерской и направился вверх по улице. Навстречу ему шли веселые компании, смеявшиеся и кричавшие на весь городок, но Брасс их как будто не слышал. Он шел быстрым шагом, стуча каблуками, как караульный.

Чего он добился за последние несколько дней? Очень глубоко залез в компьютер МакИччина и, к своему удивлению, нашел там столько данных, что хакер бы позавидовал. Но его задачей было вовсе не навешивание уголовных дел на уже покойных глав «Колберт Индастриз». Этим как раз-таки занялась полиция, совсем забыв о том, что Уайта стоит выпустить. Империя Фрайза уже неделю находилась в какой-то застойной стадии развития, главы не было, компанией заправлял какой-то бухгалтер, и неизвестно было, чем все это дело закончится. Все тянули лямку на Уайта: Ротт пытался навешать на него хоть что-то, чтобы только доказать, что он не ошибся и на этот раз, Рид строил обвинение против всех членов семьи Фрайза. А кто занимался тем, чтобы Уайт вышел на свободу? Брасс, Грейс и Сандерс. Но какую власть имели они, и какой властью обладали их противники? И сравнивать-то стыдно.

Тем не менее, Брассу подкинули замечательнейшую идею. Если бы главную виновницу последних событий поймали, то полиция бы вспомнила о том, что у них еще висит дело с двумя убийствами, а не строила уголовные дела в отношении тех, кто уже никогда не понесет за свои преступления ответственность. Брасс лишь только не мог понять, почему ложные показания Рейслера послужили причиной повторного ареста Уайта. «Что-то тут нечисто».

Брасс не застал в конторе ни Грейс, ни Эрла, а вот Гранди ему пришлось довольно долго искать. Завидев недавнего компаньона в дверях кабинета, глава конторы тут же послал к чертям нового клиента и переключил внимание на Брасса.

— То есть, ты предлагаешь сделать запрос в Карантинную Зону и думаешь, что там жена Фрайза и находится? — осведомился Гранди, когда Брасс кратко изложил свою (или не свою) идею.

— Именно. В Зону не просачивается информация о судимостях, и поэтому она запросто могла туда отправиться.

— Уайт говорил, что нужно иметь какой-то пропуск, чтобы въезжать и выезжать из Зоны.

— Если проживешь на территории Зоны более десяти лет, то пропуск выдается без дополнительных условий на десять лет, затем его нужно продлевать. Вы сами сказали, что Фрайз долгое время жил на территории Протокола, пока не сбежал оттуда, чтобы не попасть в тюрьму. Его жена запросто могла воспользоваться его пропуском. Он ведь не именной.

— Хорошо, — согласился Гранди. — Идея хорошая, надо попробовать. Но вот вопрос: вывезем ли мы ее оттуда?

— Карантинная Зона экстрадирует преступников только так. Сначала их пускает, потом экстрадирует. Протокол вообще не терпит своих же преступников, а вы любите судить и своих и чужих. В конце концов, наше правительство на этом деньги зарабатывает, пропуск стоит немало, и пытается сохранить свой авторитет. А что там с Уайтом?

— Проводится еще одна проверка, всех свидетелей, в том числе и тебя, вызовут на повторный допрос. Короче говоря, еще денек-два и его выпустят, улик против него нет. Показания Рейслера отправили в ложные.

— Но почему сначала-то его послушали?

— Потому что Ротт очень хорошо платит полиции.

Брасс почесал в затылке. Ему казалось, что только у него дома бывают продажные свиньи, а вышло, что они водятся везде. С отчего-то тяжелым сердцем Брасс вышел из душной конторы Гранди на свежий ветерок, надеясь больше никогда туда не вернуться.

Еще никогда в простом изоляторе не было столько полиции. Офицеры были на каждом углу, количество надзирателей увеличили и состав их сменили. После случая с Рейслером регламент стал в десятки раз строже, и Грейс была крайне удивлена переменам. Ее не пустили в камеру к Уайту, а проводили в специально оборудованную для посетителей комнату, где можно было общаться с подозреваемым только через стекло.

Уайта вывели из камеры в наручниках два крепких офицера, будто он был каким-то опасным преступником, и повели в комнату. У изолятора толпились журналисты, столь вопиющий случай привлек такое внимание прессы, что количество писак у дверей участка было больше, чем горожан на вчерашнем празднике. С самого начала, после того, как стало известно об убийстве Фрайза, толпа журналистов торчала у этих самых дверей, но кроме окружного прокурора Ротта, любившего играть на зрителя, никто не отвечал на их вопросы. Когда страсти поутихли, а Уайт был выпущен, журналисты уже караулили Ротта у дверей его дома. Излюбленным их вопросом, который вскоре озаглавил одну из колонок местной газеты, стал: «Окружной прокурор Линфорд Ротт тоже ошибается?». Новая волна нахлынула уже и на Ротта, и на комиссара Рида: убийство МакИччина взбудоражило общество не меньше, чем смерть его предшественника. Уайт стал эдакой звездой: «Виновен или не виновен? Попробуй, разберись!». Здесь его знали только как одного из самых популярных начинающих журналистов Карантинной Зоны, и нападки со стороны его коллег внезоновой территории были предсказуемы. Это был двойной удар: с одной стороны журналисты любили вылить ушат грязи на своего коллегу, лишь бы выгородиться самим, с другой стороны — Карантинная Зона, славившаяся вне своих границ как «образец строгого соблюдения законов», вдруг породила преступника. Вопиющий случай!

Только немногие знали, как обстояло дело в реальности, но прессу эти детали не интересовали. А Уайта не интересовала пресса, ибо ничего, что происходило в соседних штатах, не просачивалось в Зону Протокола — изоляция была круче, чем в тюрьме. Немигающим взглядом он обвел безобразие, творившееся на улице и прекрасно видное через решетки на окне, и был втолкнут в комнату для посетителей. Дверь захлопнулась за ним сразу же, как он переступил порог, ее грохот еще долго звучал в его ушах. За стеклом сидела Грейс Китон — его верный друг и защитник, пожалуй, единственный, за исключением Брасса, видевший в нем невинного белого барашка. Уайту жутко хотелось опровергнуть эту ее мысль, потому что его невиновность здесь не снимала вины в другом. Так, по крайней мере, казалось ему.

На мгновение Уайту показалось, что Грейс плакала: под ее глазами были мешки, да и весь вид ее вызывал жалость. Только взгляд оставался твердым и ясным. Уайт бесшумно опустился на стул, Грейс непрерывно смотрела ему в глаза, как днем раньше смотрел на него Рейслер. Как дрогнул он тогда, так и теперь готов был дрогнуть уже перед Грейс. Но он дал себе обещание держать себя в руках, кто бы что ни сделал, кто бы что ни сказал.

— Как вы? — осипшим голосом спросила Грейс. Ее голос отдался гулким эхом по всей камере.

— Леонард Рейслер мертв.

Голос Уайта звучал настолько твердо и бесстрастно, что Грейс стало не по себе. Между ними было сплошное стекло с небольшими отверстиями, через которые на Уайта дул слабый ветерок: дверь со стороны Грейс была приоткрыта и качалась и стороны в сторону от сквозняка. Ее ярко-зеленые глаза будто остекленели, они неподвижно смотрели на Уайта, как будто чего-то ожидая.

— Грейс, что с вами?

— Вы позвали меня, чтобы сообщить эту новость? — спросила она, не обращая внимания на его вопрос.

— Не совсем, — замялся Уайт. Ему казалось, он начинает терять контроль над своими чувствами и сейчас вот-вот сломается.

— Только не говорите мне, что это вы убили его.

— Не скажу, — заверил ее Уайт, облокачиваясь на стол. — Он повесился.

— И вы дали ему это сделать? — с еле заметной нотой злости спросила Грейс. Эта нота не ускользнула от внимания Уайта, лицо которого сделалось неприятным, будто он лицезрел что-то до ужаса отвратительное.

— Я уже сказал вам, Грейс, — произнес с легким раздражением Уайт, — вы многого обо мне не знаете, и лучше будет, если никогда и не узнаете. У него был выбор, я не стал лишать его этого единственного, что у него осталось.

— Вы дали собственному брату себя убить! — повторила она.

— Он тоже предложил мне последовать за ним. Я решил не делать сей глупости.

— Он предложил вам покончить жизнь самоубийством? — переспросила потрясенная Грейс.

— Для чего еще, по-вашему, может пригодиться острый кусок стекла заключенному? Уж если не себе резать глотку, так другим, но я не убийца. Я сказал вам о смерти брата, чтобы вы просто знали. Но позвал я вас не за этим.

— Какой еще сюрприз вы мне преподнесете, мистер Уайт?

— Вы можете счесть то, что я вам скажу, за что угодно. Человеческая натура непредсказуема, даже когда кажется, что слишком хорошо знаешь человека и не можешь не предугадать его реакции, — Уайт откинулся на спинку стула и сложил руки на груди. — Эта комната прослушивается?

— Скорее всего, — отозвалась Грейс.

— Что же… пусть так. Сказать я все равно обязан…

— Не тяните кота за хвост, — прервала его Грейс. Ее глаза как-то странно сверкали, и Уайт подумал, что теперь она бы придушила его на месте, не будь между ними стекла.

— Видите ли, — осторожно начал Уайт, — этот чертов модуль — не первопричина моей поездки в Мемфис. Вы не знаете, но в Карантинной Зоне не все так хорошо, как кажется. Наше правительство давит на население со всех сторон, стараясь контролировать все сферы жизни, дабы не потерять так тяжело доставшуюся власть. Наша «прекрасная» история последних десятилетий показала полную несостоятельность и будущий крах идеи вооруженной революции. Одно правительство сменит другое, но положение останется прежним. К власти рвутся люди с совершенно одинаковыми целями, лишь средства их достижения различаются. Они стали очень умны: их соперников убирают другие, а сами они под шумок берут бразды правления. Кому говорить «спасибо»? Нам, дуракам.

Уайт глубоко вдохнул, отметив, что лицо Грейс совсем не меняется, и продолжил:

— Но мы, дураки, за все это время изрядно поумнели. Все знают, что власть Протокола А держится на авторитете. Самого физически разрушительного оружия нас лишили, но вот другого, не материального, но оттого не менее разрушительного у нас никогда не смогут отобрать. Догадываетесь, что это?

Грейс покачала головой.

— Это ложь, Грейс. Ложь. На лжи держится наше правительство. Знаете, как это работает? В вашем и других штатах, в других странах, да и внутри самой Карантинной Зоны распространено мнение, эдакая абсолютная истина, что зона Протокола А — исключительный порядок и контроль. С одной стороны, так оно и есть. Но с другой… вы просто не представляете, насколько жестоко правительство расправляется с теми, кто нарушает покой. Так вот, люди уже давно поняли, что на правительство не стоит идти с оружием. Не многие знают, какое беззаконие творится на самом деле, Протокол четко скрывает свои преступления. Население считает, что протоколисты поддерживают порядок, вне стен Зоны тоже так считают. На этом мнимом авторитете и строится власть Протокола А. Возникает вопрос: как свергнуть эту власть, если к ней никак не подобраться? Самые умные уже знают ответ. Самые умные уже начали действовать.

— Какое отношение все это имеет к вашей поездке? — прервала его Грейс. Недовольное выражение ее лица до сих пор не изменилось, только глаза уже не смотрели с раздражением.

— Не торопитесь, а внимательно слушайте меня, иначе, упустите хоть деталь, и мой рассказ потеряет всякий смысл.

— Хорошо, продолжайте.

— Редакция, с которой я сотрудничаю, связана с оппозицией, которая потихоньку стягивается в одну точку, чтобы создать свое правительство. Задача состоит в том, чтобы бить по авторитету Протокола А через его знаменитых персон, повышающих рейтинг нашего правительства. Одним из таких персон был Фрайз. Он продвинул рынок электроники Зоны, и правительство, взявшее под контроль весь сектор экономики, здорово подзаработало на этом. Но когда стали известны его финансовые махинации и убийства, Протокол пожелал избавиться от Фрайза, но тот успел исчезнуть из Зоны. А как известно та половина штатов, что состоит в независимости от Карантинной Зоны, не экстрадирует преступников в страны или государственные образования, где обвиняемому грозит смертная казнь. А в протокольной зоне действует смертная казнь за достаточно обширный ряд тяжких преступлений. Правительство не сильно расстраивалось по поводу побега Фрайза: только сумасшедший стал бы рассказывать о своих преступлениях. Как вывод: рот у Фрайза заклеен крепко, можно и закрыть на него глаза. Но для оппозиции это был реальный шанс.

Уайт сделал многозначительную паузу, ожидая хоть какой-то реакции от Грейс, но она, видимо, заразилась от него напускным безразличием. Уайт тяжело вздохнул и продолжил:

— Я прибыл в Мемфис с целью сбора материала по преступлениям Фрайза с последующей публикацией данных. Это был бы масштабный скандал, но вмешался случай, и я сам чуть не спровоцировал скандал со своим же участием.

— Вы приехали похитить Фрайза?

Уайт рассмеялся, чем вызвал удивление Грейс.

— Грейс, за похищение человека — наказание в виде десяти лет содержания в Котловане. Помните, что я сказал про ту тюрьму? Она находится под землей и контролируется террористами, которые работают на правительство. Получают огромные деньги за то, что отлавливают нерадивых бизнесменов и политиков. А на досуге и простых граждан. Как думаете, стал бы я подвергать себя риску, чтобы только привезти Фрайза в Зону? Меня бы похвалили, да, но от наказания не освободили бы. Мне просто нужна была информация, которую можно было бы пустить в ход. А добраться до Фрайза лично можно было только одним путем: стать его клиентом. Что я и сделал. Остальное вы знаете.

Уайт замолчал и удовлетворенно поглядел на Грейс, которая пребывала в каком-то оцепенении.

— С чем же вы теперь приедете к себе? — наконец, спросила она.

— Я получил всю информацию, Грейс. Брасс здесь очень пригодился.

— Так вы его использовали? — с негодованием воскликнула она.

— И да и нет, — уклончиво ответил Уайт. — Я помог ему, он помог мне. Мы оба живем в Карантинной Зоне, я намерен и дальше работать с Брассом. Хочу привлечь как можно больше помощников, — Уайт усмехнулся, — так что, я еще тот политический преступник, как вы однажды меня назвали! Если в Карантинной Зоне свершится революция, знайте: без меня не обошлось.

— Почему вы не хотите жить нормально? Без вас найдутся люди, которым ничего не жалко, чтобы пожертвовать своей жизнью ради других.

Уайт широко улыбнулся, обнажая не первой белизны зубы. Взгляд Грейс скользнул по его рту, и она заметила весьма заметную щель между двумя его передними зубами.

— Знаете, почему у нас до сих пор не свершилась бархатная революция? — вкрадчиво спросил он, перестав улыбаться, и тут же ответил, не дожидаясь Грейс: — Потому что все, кто способен ее совершить, думают так же, как сейчас сказали вы. Они думают: «да, я могу сделать это, но зачем мне портить жизнь? Без меня найдутся безумцы». Каждый думает так, и оттого и не появится все один смельчак, способный запустить весь механизм.

— Думаете, что сможете совершить переворот? Таких, как вы, обыкновенно используют.

— Вы правы, — согласился Уайт с легким смешком. — Я вот что вам скажу: революции вершат два типа людей: те, кто может что-то сделать, но не знает, чего он хочет добиться, и те, кто знает, чего добиться, но не может этого сделать. Первые — безвольные марионетки, которые рады любой идее, кинутой как кусок мяса изголодавшейся стае гиен. Вторые — идеальные махинаторы и кукловоды, что рады любому средству. Первые своим авторитетом завоевывают доверие других, толкают их на действие. Вторые пользуются этим авторитетом и его плодами, чтобы совершить задуманное. Так вот я не хочу быть ни первым, ни вторым. Не хочу быть ведомым, не хочу управлять. А наша оппозиция строится на партнерстве, поэтому-то я и ввязался в эту игру. Я ее создал, и я же в ней участвую.

Грейс не могла не согласиться с мыслью, что идеи Уайта имеют под собой реальную почву. Уайт умел говорить и, без сомнения, толкнул бы на действие кого угодно. Грейс была уверена, что и сама бы ему поверила, если бы он предложил ей участие. Раздался стук в дверь, и в комнату зашел дежурный.

— Мисс Китон, время закончилось, — сообщил он.

Грейс кивнула и поднялась из-за стола.

— Это все, что вы хотели, Освальд? — спросила она.

— Пока все, — улыбнулся Уайт. — Остальное приберегу до лучших времен. И да, кстати, как там с расследованием?

— Сандерс уверен, что вы уже скоро выйдете, — сказала она уже на выходе.

— Передайте ему от меня тысячу благодарностей!

Уайт поднялся из-за стола, потирая сдавленные наручниками запястья, и прошествовал мимо своих дозорных в коридор. Оказавшись около окошка, в котором он полчаса назад видел толпу журналистов, Уайт подошел ближе. Толпа не схлынула, напротив, все выжидающе глядели на двери изолятора и перебрасывались друг с другом словами. Стоило Грейс появиться, как все они разом оживились и набросились с фотоаппаратами и микрофонами на нее, напоминая бешеный рой пчел, заметивший, что кто-то покушается на сохранность их улья. Уайт продолжил наблюдать за действом, чуть щурясь, и увидел Эрла и Рида, которые, как оказалось, все это время дежурили у машины Грейс. Они обступили коллегу с двух сторон, отпихивая, кто как может, назойливых журналистов, и провели ее к машине. Все трое уселись в автомобиль, даже не обратив внимания ни на одно слово, что огромным потоком лилось на них со всех сторон, и поспешили убраться из этого безумия. Журналисты с плохо скрываемыми раздражением и досадой начали разбредаться по своим машинам, ибо ждать больше уже было нечего.

Полицейские оттащили Уайта от окна, и только тогда он очнулся. Он и не заметил, сколько так простоял, наблюдая за Грейс. Его провели обратно в камеру, но уже не в ту, в которой повесился Рейслер, а в соседнюю одиночку. Уайт уселся на койку и долгое время смотрел в потолок, пока не опустил уставшие глаза и не обнаружил на полу, в самом темном углу камеры потрепанную книгу. Он нагнулся и достал ее из пыли. Она вся была в паутине и грязи, и Уайт долго оттирал ее рукавом тюремной робы, превратив край ткани в черную тряпку. Уайт внимательно оглядел находку и понял, что держит в руках ту самую книгу, что составляла ему компанию двумя неделями раньше, когда его только привели в этот участок. Он открыл форзац книги и замер: поверх автора и названия синим маркером был начерчен фирменный значок Протокола А, точь-в-точь копировавший печать с конверта, что Уайт достал со дна своей сумки. Уайт пролистал все страницы, но больше не нашел подобных значков. Проведя длинными пальцами по печати, Уайт смял лист и с чувством вырвал его из книги. Он поднялся с места и хотел, было, швырнуть комок бумаги, как швырнул днем раньше осколок стекла, доставшийся ему от Рейслера, но вдруг передумал.

Он вернулся на место, разгладил на коленях лист, аккуратно сложил его в несколько раз и положил в карман, где хранил конверт из Карантинной Зоны.

— Ваше имя.

— Изабелла Фрайз.

— Год рождения?

— Две тысячи восемнадцатый.

— Род занятий?

— Домохозяйка. В прошлом — бухгалтер.

Следователь со скоростью пули набирал текст на ноутбуке, даже не глядя на клавиатуру. Идея, подкинутая Брассом, оказалась очень удачной: Рид сделал запрос в миграционную службу, и правительство Протокола А через два дня задержало и передало беглянку на родину. Изабелла Фрайз три дня давала показания разным офицерам, а теперь переносила величайшую пытку в своей жизни: участвовала в очной ставке, где ей составил компанию Уайт. Одетый в свой привычный костюм, он крутил в руке рукоять трости, с которой ему еще долго предстояло не расставаться, и глядел прямо перед собой. Изабелла Фрайз смотрела на Уайта диким взглядом, будто он представлял угрозу для ее жизни.

— Мистер Уайт, вы знакомы с миссис Фрайз? — спросил следователь.

— Первый раз вижу, — бесстрастно отозвался тот.

— Вы, миссис Фрайз, тоже не знакомы с мистером Уайтом?

— Естественно.

— Итак, мистер Уайт, еще раз озвучьте вкратце то, что вам сообщил МакИччин перед смертью.

Уайт тяжело вздохнул.

— Он сказал, что Фрайза заказал его собственный сын, который через него нашел исполнителя — Леонарда Рейслера, который якобы очень хорошо владел холодным оружием, и даже работал метателем ножей в цирке, а моя характеристика была схожа с некоторыми биографическими моментами моего брата, потому МакИччин и решил подставить меня.

— Миссис Фрайз? Прокомментируйте.

— Подставить Уайта предложила я, — ответила она, не глядя на соседа. — Специально искала по записям мужа клиента, которого удобней было бы подставить. На глаза попалось досье Уайта, и я решила — это то, что надо. Рейслера привел МакИччин, он же должен был доказать, что виновен именно Уайт.

— А убили вы его за то, что он проболтался?

— И за это тоже. Он решил выкрутиться и подставить нашего сына, который вообще ни о чем не должен был знать. Мне ничего не оставалось, как только его устранить.

Уайт еле сдержал саркастический смешок. Какое, однако, стечение обстоятельств! МакИччин ведь не был дураком и быстро понял, что ему эта игра боком, но, тем не менее, решил рискнуть. Возможно, риск был и оправданным, но если уж Вуд МакИччин так тесно был связан с Изабеллой, то должен был знать, какого сорта этот человек и что она может сделать. Уже то, что она без сожаления нажала на курок, убирав с дороги своего собственного мужа, которого, быть может, когда-то и любила, говорило о ее предельной жестокости и расчетливости. Примером женщины-убийцы с холодным сердцем никого теперь уже не удивишь, современный мир воспроизвел таких тысячи, а МакИччин, будто с луны свалился, прохлопав все важные аспекты дела. Или же он сделал это намеренно, затеяв собственную не менее жестокую кампанию, но немного запоздал с ее реализацией? Теперь уже никто этого не узнает.

— Как вы узнали, что МакИччин оказался в офисе и не один?

— Если вы хорошо обыскали кабинет, — к Изабелле на некоторое время вернулось ее самолюбие, и на лице мелькнуло надменное выражение, — то наверняка знаете, что там находился подслушивающий жучок, такой же, как на машине. Я четко следила за всеми передвижениями МакИччина, а как узнала, что он начал плести, позвонила Рейслеру. Он должен был устранить свидетелей, а я — МакИччина. У меня получилось, у него — нет.

— Но за что вы заказали мужа? — Уайт повернулся к ней всем корпусом, пристально глядя в глаза.

— Мы с ним поругались, и он решил отобрать пакет акций, который был у меня, и передать этому болвану МакИччину… если бы он получил контрольный пакет, то стал бы владельцем компании.

«Да, ради такой наживы можно было и рискнуть» — промелькнуло в голове Уайта.

— Но и так им стал, — заметил следователь.

— Нет, он был руководителем, входил в члены правления, но не имел права распоряжаться самой компанией. Будь у него такое право, давно бы вся компания полетела в тартарары. Мой отец не затем строил эту империю, чтобы какой-то идиот ее развалил!

Уайт усмехнулся. Причиной всего дела стала какая-то банальщина, а развели столько грязи, сколько не разводят в политике. Оставалась только гадать, какими правдами и неправдами Фрайз получил равный с Изабеллой пакет акций, и чем бы, в конце концов, закончилась его очередная махинация. Возможно, ему бы пришлось снова бежать, ведь неосторожных шагов он сделал в десятки раз больше: одно дело — финансовые махинации, другое — убийства шантажистов, которых сподручней было бы отправить гулять более мягким способом.

Изабелла вцепилась костлявыми пальцами в колени и стала мять брюки на них. Следователь ожидал чего-то большего, как и Рид, стоявший за спинами Уайта и миссис Фрайз, но скоро понял, что ничего от нее не добьется. Это было неудивительно: три дня повторять одно и то же — как приговор. Все равно, если бы она каждый день говорила: «я умру». От такого давления было впору свихнуться даже ей, но вот будь Уайт на ее месте, он бы наверняка выдержал, не зависимо от того, убивал он кого-либо, или нет.

Следователь захлопнул массивную папку с делом, и отодвинул ее от себя, как будто не хотел ее видеть. Один из офицеров полиции еле надел на Изабеллу Фрайз наручники, но не смог заставить ее подняться с места, женщина сидела, как Авраам Линкольн в Вашингтоне[1], которого не отдерешь от своего места. Она поднялась только в тот момент, когда Уайт, опершись о трость, встал и двинулся в проход между ними. В ее руке блеснул осколок стекла, один в один как тот, что отдал Уайту Рейслер, и Уайт понял, что ее держали там же, где его и его покойного брата.

Она нанесла такой внезапный удар, какого не ожидал от нее Уайт, но он все же успел перехватить ее руку. Сделал Уайт это не вовремя, и лезвие вонзилось ему между ребер на какие-то миллиметры, однако, достаточные, чтобы Уайт почувствовал резкую боль. Приложив немало усилий, он отвел ее руку, крайне удивившись, с какой свирепостью и силой, вызванной потоком адреналина в крови, она сопротивлялась. Он будто был для нее опаснейшим из зол, от которого нужно избавиться во что бы то ни стало. Уайт попытался схватить женщину, но та увернулась, оттолкнула от себя офицера полиции, кинувшегося на помощь, и прижалась спиной к двери, угрожая всякому, кто намеревался подойти, окровавленным осколком. Уайт прижал ладонь к ране, из которой сочилась кровь, и сжал зубы не то от ярости, которая, казалось, передалась ему от Изабеллы, не то от боли.

— Ты еще пожалеешь, что полез не в свои дела! — прошипела Изабелла в адрес Уайта.

Ситуация казалась нелепой: только безумец мог осмелиться на такой безнадежный шаг. В полицейской конторе, против не одного десятка сильных мужчин, она была загнанным зверем, но очень хитрым зверем. Сыграв на внезапности, она нащупала свободной рукой ручку двери, что упиралась ей в спину, и с силой рванула дверь, тут же бросившись прочь.

Рид, Уайт и офицер кинулись за ней, но в этом не было нужды: в коридоре было слишком много полицейских, чтобы бороться с ними в одиночку. Вот только они недооценили человека, который с легкостью убил другого и был готов убить Уайта. Когда один из офицеров попытался схватить ее, Изабелла увернулась от него так же, как от Уайта минутами раньше, полоснула его по бедру и бросилась по коридору, ища выхода. На себя Уайт уже не надеялся, потому что хорошо себе представлял, чем могут закончиться гонки с колотой раной в боку, а вот полиция, о которой он и так не был высокого мнения, и вовсе его разочаровала: дать преступнице, столь легко вооруженной, сбежать было бы просто нелепостью. Но хитрость, как правило, бывает эффективней силы.

Изабелла очень умело сыграла на заторможенной реакции: не успели дежурные и прочие полицейские понять, в чем дело, как она уже проскочила мимо целой толпы офицеров и бросилась на совершенно пустую и свободную от людей лестницу. Рид со своим напарником не сразу растолкали толпу, которая уже инстинктивно начинала двигаться в сторону движущегося объекта, и уже не увидели беглянку на лестнице.

Что произошло дальше, никто не мог понять. Рид взял на себя обязательство догнать беглянку, но когда он оказался у диспетчерской, Изабелла оказалась зажатой со всех сторон, кое-кто из офицеров даже нацелил на нее дуло пистолета, но вот стрелять никто не решался. Она крутилась вокруг своей оси как бешеный волчок, и размахивала лезвием, будто оно могло ей помочь. Уайт, не без труда, но все же догнавший Рида, стоял, зажав кровоточащую рану, и глядел ей прямо в глаза. Они бешено сверкали и бегали по лицам окруживших ее офицером. Всем своим видом Изабелла напоминала разъяренного тигра, в окружении ярких вспышек света и острых копий. Это было безумие чистого вида, Уайт не сомневался в этом.

Прорваться на свободу ей уже не удалось: здесь ее хитрость, казалось, утратила силу, но Уайт не спешил сбрасывать ее со счетов, подозревая, что Изабелла вот-вот устроит им всем шоу. Долгое бездействие стало порядком раздражать, и один из самых инициативных бросился на женщину, каким-то странным чудом смогшую покалечить двух человек осколком, находясь при этом в наручниках, но получил сильный отпор, успев увернуться от острого окровавленного осколка. Уайт видел, как Изабелла сильно сжала этот осколок, на нем была уже не только его кровь, но и ее. Она капала на пол, образовав уже приличную лужицу, на которой женщина уже поскальзывалась.

В какой-то момент беглянка дернулась как от удара током, и встретилась взглядом с Уайтом. Она одними губами проговорила: «ты пожалеешь», но только адресат понял каждое слово. Она поднесла лезвие к лицу в тот самый момент, когда напавший на нее мгновением раньше офицер снова бросился к ней. Женщина ударила его локтем в нос и, воспользовавшись представившимся случаем, сунула осколок в горло.

Уайт не видел, что произошло дальше. Шум голосов почти заглушил ее крик, а когда Уайт подбежал к толпе, еле протиснувшись сквозь нее, увидел омерзительную картину. На обеих ладонях Изабеллы были глубокие порезы, а изо рта капала густая темно-алая кровь, растекаясь по паркету огромным озером, в котором отражались пораженные лица. Кто-то из самых слабонервных тут же отвернулся, прикрывая рукой рот, кто-то просто не мог шевельнуться, завороженно глядя на труп. Темно-рыжие волосы женщины слиплись от крови, а безумные глаза были так широко распахнуты, что выглядели ужасающе неестественными.

Уайт медленно попятился назад, пропуская вперед тех, кто еще не был в курсе свершившегося, и чуть было не упал, споткнувшись о собственную ногу. Он не был впечатлительным, но столь ужасных смертей, еще и принятых осознанно, он еще не наблюдал. Ему страшно было представить, как Изабелла собственными руками сунула огромный осколок себе в горло, как он проскользил вниз, разрезая мышцы, непроизвольно сжавшимися, почувствовав инородный предмет, как кровь мгновенно хлынула, наполняя желудок и рвясь наружу. Уайт мотнул головой, чтобы прогнать видение, и увидел, как бездыханное тело женщины поднимают на руки офицеры. Ее лицо залито кровью, струйками текущей по подбородку и ниже, капающей со слипшихся волос.

— Уайт, вас как будто прокляли! — воскликнул Рид, отрывая Уайта от созерцания самоубийцы.

— Что, простите? — переспросил Уайт, переводя напряженный взгляд на морщинистое лицо комиссара.

— Все преступники вокруг вас норовят покончить жизнь самоубийством! Надеюсь, вы мне ничего не выкинете?

Уайт не слушал комиссара. Он лишь молча наблюдал, как выносят бездыханное окровавленное тело женщины, и чувствовал, как сквозь его пальцы сочится кровь. На маленький промежуток времени он и думать забыл о том, что он был в отличие от Изабеллы еще жив и нуждался в помощи. Рана кровоточила не хуже той, что нанесла себе самой женщина, и у Уайта в глазах уже начинало плыть. Он оперся о косяк двойных дверей, что вели на лестницу и начал судорожно глотать воздух.

— Это вы выкинете меня в катафалк, комиссар, — произнес он, — если не поможете.

Уайт поднял голову, но Рида уже не было рядом. Он появился спустя мгновение и схватил Уайта за предплечье:

— Сейчас вас обработаем и вызовем скорую. Держитесь.

Но Уайт уже не мог держаться. Он навалился на Рида всем корпусом, и комиссару пришлось уже волоком тащить его в один из кабинетов, где на Уайта нашлось маленькое местечко на полу. Его положили на довольно грязный паркет, и помощник Рида, что несколько минут назад пытался вывести Изабеллу Фрайз из кабинета следователя, начал деятельность полевого врача. Он попытался добиться ответа от Уайта, но тот уже не открывал глаз и не шевелился: только его грудь вздымалась в такт дыханию, свидетельствуя, что раненый не отошел в мир иной. Рид подумал, что если бы так случилось, то он бы точно схлопотал инфаркт: две нелепые смерти в собственном участке — это слишком.

Зеленый ковер шел волнами от легкого теплого ветерка, несшего с собой известие о конце весны. Здесь пели птицы, бегали ящерицы, а по ночам ухали совы. Но нога человека нечасто ступала здесь, ибо это было слишком безрадостное и угнетающее место. Нарванных цветов здесь было больше, чем тех, что росли свободно и черпали силы из земли. Их приносили старики, молодые и совсем еще маленькие дети, не понимавшие еще значения этого места, но душой чувствовавшие, что живые приходят сюда за безмолвным диалогом с мертвыми.

Бесконечные ряды белокаменных невысоких памятников, где золотыми буквами без всяких украшательств писали имя и дату жизни, наводили ужасную тоску и как будто хранили здесь покой и вечное молчание. Кладбище было ограждено невысоким забором, недостаточным для того, чтобы преградить путь хулиганам, но никто даже и не думал проникать сюда, чтобы нанести вред. Место это отталкивало, но вместе с тем и притягивало. Отталкивало тех, кто боялся смерти, притягивало тех, кто был достаточно смел, чтобы вступить на эту землю.

Грейс долго бродила между могильными плитами, она была здесь частым гостем и с каждым приездом замечала, какого большого количества своих детей лишается земля. Насчитав одиннадцать новых памятников, Грейс все тем же неторопливым шагом возвратилась к тому месту, от которого начала свое путешествие, и с удивлением обнаружила три белых гвоздики у могилы своего отца. Кто-то решил, что Вуд Китон достоин вечной памяти, а Грейс всегда приносила белые лилии — символ благодарности усопшему. Грейс опустилась на колени перед памятником и провела пальцами по золотой надписи: ей порой казалось, что все это сон, и ее любимый папочка на самом деле жив. Он подойдет к ней, обнимет за плечи и заставит встать с колен, прогнав невыносимую тоску. Но этого не произойдет, это останется лишь в ее воображении, и она еще много раз будет пытаться вернуть это мимолетное видение.

— Я предполагал в вас человека глубоко нерелигиозного, но не исключал глубоко духовного.

Грейс оторвала руку от холодного камня, который не в состоянии было согреть солнце, как не в состоянии была она вернуть своего отца, и повернулась на звук голоса. Совсем близко к ней стоял, опираясь на трость, Освальд Уайт, и лицо его теперь было очень серьезным и задумчивым, казалось, он решил снять с себя, наконец, маску безразличия. Хотя бы в таком месте и в такой момент. Солнце светило ему в спину, но Грейс не видела вокруг него светлого ореола, она видела его темную фигуру и круглые иссиня-черные очки, закрывавшие глаза, словно он был слеп. Уайт сунул трость по мышку и опустился рядом с Грейс на колени. Грейс надеялась увидеть его глаза, но очки закрывались сбоку шорами. Очевидно, он догадался о ее желании и поспешил снять очки. Он положил их во внутренний карман пиджака, глядя на золотые буквы памятника, и сложил руки на коленях.

— Спасибо за цветы, — еле слышно произнесла Грейс, твердо уверенная, что гвоздики — именно его преподношение.

— Ваши лилии умерли на палящем солнце, — откликнулся Уайт. — Я решил, что ваш отец достоин того, чтобы на его могиле всегда лежали живые цветы.

— Давно вы здесь побывали?

— Позавчера, заехал по дороге из больницы.

— Откуда вы узнали, что мой отец похоронен здесь?

— Эрл, — просто ответил Уайт, проводя пальцами по белоснежным лепесткам. — Вы очень любили своего отца?

— Мой папа — лучшее, что могло со мной случиться, — безрадостно отозвалась Грейс. Но от Уайта не смогли ускользнуть огоньки в ее глазах. — Он был для меня всем, и вряд ли кто-то уже сможет мне его заменить.

Уайт кивнул и погрузился в молчание, прислушиваясь к ветру, треплющему зеленую траву вокруг них.

— Ваши родители давно умерли, Освальд? — вдруг спросила Грейс.

— Почти десять лет назад. Странно, но я почти не помню их. Ни лица, ни людей. Вы своего отца помните?

— Его уже нет двадцать лет, а я отчетливо помню каждую морщинку на его лице, помню его какую-то особенную улыбку…

— Вам очень везет, Грейс, — Уайт неторопливо поднялся на ноги, предлагая руку Грейс. Она встала, опершись о его руку, и Уайт пошел вдоль могил, спугнув стаю певчих птиц. — У вас есть память, — он через спину указал на надгробие ее отца, — и она вас никогда не покинет. А мне есть, о ком скорбеть, но некуда прийти со своей скорбью. Моя память стерта, ее удушили, подло удушили, очень постаравшись, чтобы она больше не воскресла.

— Вы жалеете об этом?

— О, я о многом жалею, Грейс. Знаете, ведь есть вещи, которые другие люди могут тебе простить, если ты убедишь их, что иначе поступить было нельзя. Но проблема состоит в том, что сам себя простить ты не сможешь, и будешь нести это бремя до самой гробовой доски. Мне простили мое забвение, а меня самого словно жаба душит. Я никогда не приду на могилу своего брата, другие скажут — меня можно понять. А я не уверен, что сам себя понимаю. А вот что касается вас, то я уверен, что вам жалеть еще не о чем, у вас еще появится причина, но не сейчас.

— И о чем я могу пожалеть?

— Об упущенном времени, — Уайт слегка улыбнулся и сбавил шаг, чтобы идти рядом с Грейс. — Но есть способ этого избежать.

— И как же? — приподнятое настроение Уайта, казалось, перешло и к Грейс. Она уже не была столь мрачна, да и огоньки в ее глазах поменяли свою природу.

— Не отказываться от того, что, как вам кажется, от вас не убежит. Ведь оно вполне себе может убежать, показав вам язык.

Грейс улыбнулась такому маленькому сравнению Уайта и оторвала взгляд от травы под ногами. Вдалеке уже стоял автомобиль, водитель которого терпеливо ждал ее возвращения, и Грейс потянула за рукав Уайта, который уже хотел свернуть в другую сторону.

— Когда ваш самолет? — спросила она.

— Через час. Нам пора расходиться.

— Возвращаетесь в Нью-Йорк с сенсацией, но без модуля, — заметила Грейс, укоризненно глядя на Уайта, ложь во спасение которого недавно ей открылась.

— Ваш друг комиссар Рид уже отдал мне модуль, — ответил Уайт и закивал, заметив удивленное выражения лица собеседницы. — Жаль только, что вы не узнаете о моей сенсации. Лелею надежду, что когда-нибудь вас занесет в наш пропитанный бензином город.

— Когда-нибудь, — согласилась Грейс.

Всего в трех шагах от машины Уайт остановился, сделав глоток свежего воздуха, наполненного ароматом травы и цветов, и оперся на свою трость, став чуть ниже своего роста.

— Кстати, на вашем месте, Грейс, я бы не стал делать поспешных выводов о том, что никто не сможет заменить вам отца, — произнес он с каким-то чересчур довольным выражением лица.

— Что, претендуете на его место? — поинтересовалась Грейс без тени сарказма.

— Ни в коем случае! — поднял Уайт ладонь. — Я полагаю, мистер Гранди находится к пьедесталу ближе моего.

— Почему вы так считаете? — уже серьезно спросила Грейс, все еще не понимая его довольной физиономии.

— Потому что, любовь, Грейс, способна закрыть любую зияющую в вашей душе дыру. Любую.

Уайт широко улыбнулся, не показывая при этом зубов, и наклонил голову в знак прощания. Он развернулся на каблуках и пошел прочь от кладбища, нарушая тишину стуком своей трости. Грейс еще долго стояла, провожая взглядом уайтову спину, а затем залезла в машину, чему-то улыбаясь.

Город встретил вновь прибывших промозглой пасмурной погодой. На вокзале не было привычной толкучки, встречающие рассредоточились по перрону, образовав жиденькую цепочку. Кто-то стоял, сунув руки в карманы, и уныло глядел в ту сторону, откуда вот-вот должен был появиться экспресс. Кто-то ходил взад-вперед, поглядывая то на часы, то на пути. Кто-то уселся на скамьи у здания вокзала и пытался скрыть дрожь. Поднялся холодный ветер, заставив летать по всему перрону бумажки и листки брошенных газет.

Новенький белый в синюю полосу поезд подъехал очень тихо, принеся с собой поток холодного воздуха. Пассажиры, кое-то сонный, кто-то бодрый, лениво вылезли из экспресса, волоча за собой скудный багаж. Молодой человек с растрепанной челкой и вихрами на затылке запахнул посильней пальто и, подхватив совсем маленький чемоданчик, быстро вырвался из собравшейся кучи встречающих, которые начали собираться у дверей словно муравьи у входа в муравейник. Он шел по направлению к главным дверям вокзала, где стояли угрюмые полицейские, всем своим видом выражавшие крайнюю степень недовольства и неприязни, и ежеминутно оглядывался, будто за ним следом кто-то шел. Миновав «караульных», парень оказался в просторном зале ожидания, в котором стояла такая тишина, что стук каблуков его туфель звучал как-то слишком громко и отдавался эхом по всему помещению. Провожаемый подозрительными взглядами исподлобья, он поспешил выбраться наружу, чтобы уже не волноваться о том, как на него все смотрят.

От входа на вокзал тянулась длинная аллея, вымощенная узорной плиткой, а по бокам от дорожки росли деревья в кадках, укрывавшие в жаркие солнечные дни скамьи, точь-в-точь как те, что были на перроне. Молодой человек небрежным движением головы убрал челку, упрямо лезшую в глаза, со лба и прищурился, стараясь рассмотреть единственного сидящего, что примостился в самом конце аллеи. Мужчина, несмотря на то, что солнца не было и в помине, да и навряд ли оно появилось бы даже к обеду, сидел в круглых солнцезащитных очках, обеими руками опираясь на трость. Убедившись, что это тот, кто ему нужен, парень ускорил шаг и очень скоро оказался у скамьи.

— Было бы намного проще добраться самолетом, — заметил Уайт, поднимаясь навстречу. Он оперся на трость так, что одно плечо стало заметно ниже другого.

— Но не для меня, — ответил Лекс, ставя свой чемодан к себе под ноги. — Не темно ли на улице для очков?

— Темно только ночью, — Уайт поднял брови и поглядел поверх стекол на Лекса. Тот выглядел каким-то измученным, будто все три ночи, что был в поезде, не сомкнул глаз. — Пожалуй, теперь, когда все в сборе, можно и отправиться к адресату сего художества, — Уайт достал из внутреннего кармана пальто листок, что выдрал из тюремной книги, и поднял его на уровень глаз Брасса. Тот внимательно поглядел сначала на название и автора книги и только потом заметил символ, нарисованный маркером. — Узнаешь ли ты этот значок?

— Я его каждый день где-нибудь да вижу, — совсем невесело отозвался Брасс, отвернувшись, и принялся оглядывать совсем пустынные улицы. — Я думал, приключения закончились. Хотя бы временно.

— Нет, Лекс, они только начинаются.

Уайт сложил бумагу конвертом и отправил обратно в свое безрадостное обиталище. Подняв на уровень глаз коммуникатор, Уайт еще долго смотрел на экран, при этом не воспроизводя никаких движений, а затем сунул его в компанию к выдранному листу и повторил:

— Только начинаются.

Схватив засмотревшегося на местность Брасса за лацкан, Уайт повел его прочь от вокзала туда, где только появлялись первые горожане, которым, по-видимому, не спалось. Утро только началось, и город стал понемногу отходить ото сна. Это был последний день, когда город мог спокойно спать и так же спокойно просыпаться.

[1] Мемориальный комплекс, расположенный на Национальной аллее в центре Вашингтона — здание с 36 колоннами (в соответствии с количеством объединившихся к смерти Линкольна штатов) и статуя сидящего Авраама Линкольна.