Макбет (гет)

— Гарри!

Они услышали тихий, но пугающе отчётливый вскрик; Гарри свернулся калачиком на диване, его глаза были плотно закрыты, а шрам пылал красным. Гермиона оказалась возле него быстрее, чем успела подумать о своих действиях — как и Рон — и Гарри резко проснулся . Его глаза были расширены, он глубоко и часто дышал, словно не мог наполнить лёгкие, пока одна ладонь крепко прижималась к шраму.

— Снейп!

Гермиона вздрогнула, чувствуя себя так, словно ей только что ударили под дых.

— Тише, успокойся, — произнесла она, пытаясь успокоить и себя тоже, сжимая запястье Гарри. — Всё хорошо, видение закончилось, ты в безопасности.

Гарри замотал головой.

— Нет, нет, — пробормотал он с жутко побелевшим лицом, резко контрастировавшим с кроваво-красным шрамом на лбу. Гарри сделал ещё один глубокий вдох и взял себя в руки. — Я в порядке. Всё нормально.

— Так-то лучше, — облегчённо сказал Рон, нервно улыбаясь и присаживаясь на диван рядом с Гарри, впрочем, не спуская с друга обеспокоенного взгляда. Они сидели близко к камину, который заливал комнату тёплым румяно-золотистым светом, но Гарри всё ещё заметно трясло. — Ты… У тебя опять…

Рон прикусил губу; Гермиона закончила за него:

— Что ты видел? — тихо спросила она и невольно вспоминая, что случилось в прошлый раз, когда Гарри пришло видение, и сама мысль заставила её передёрнуть плечами; должно быть, Гарри почувствовал это, потому что он высвободил запястье из хватки Гермионы и уставился на огонь.

— Ничего, — твёрдо ответил он. — Я не… Я ничего не видел.

Рон нахмурился.

— Но… твой шрам…

— Я ничего не видел! — ощерился Гарри, отстраняясь от друга. — Ничего.

Рон растерянно взглянул на Гермиону; Гарри продолжил упрямо смотреть на камин, и танцующие языки пламени делали выражение его лица ещё более жутким. Он крепко прижал к груди скрещенные руки, словно пытаясь занять как можно меньше места.

Если он что-то видел, это могло значить, что произошло какое-то важное событие, связанное с Волдемортом. Недавнее воспоминание пронеслось в голове Гермионы — воспоминание о Драко несколькими часами ранее. «Сегодня назначена встреча… Это слишком рано. Он никогда не устраивает собрания так близко друг к другу». Неужели Гарри видел встречу Пожирателей? Случилось ли там что-то важное?

Или собрание могло оказаться ловушкой — ложное видение, чтобы ввести Гарри в заблуждение…

Решив рискнуть, Гермиона неуверенно произнесла:

— Ты звал Снейпа… когда проснулся…

Гарри отчаянно замотал головой при упоминании профессора, но не сказал ни слова. Гермиона продолжила.

— Видение было связано с ним?

— Я ничего не видел! — повторил Гарри, на этот раз его голос больше напоминал отчаянную мольбу. Он поднял ноги на диван и притянул колени к груди, обхватив их руками.

— Гарри…

Он уткнулся лбом в колени так, что друзья больше не могли видеть его лицо, и замер. Рон с отчаянием взглянул на Гермиону, словно спрашивая, что они должны сделать, но она тоже пребывала в полной растерянности. Они не могли определить, было ли видение настоящим или ложным, и Гермиона даже не знала, как заставить Гарри рассказать, что он видел, или как помочь ему, или как сделать так, чтобы он перестал дрожать.

Дамблдор. На этом она могла сконцентрироваться. Им следует пойти и рассказать обо всём Дамблдору: он поможет…

— Это ловушка, — прошептал Гарри с болью в голосе. — Это ловушка, Волдеморт просто хочет, чтобы я сам к нему пришёл, или чтобы я рассказал Дамблдору и он послал Орден прямо в ловушку, или…

— Гарри, — мягко повторила Гермиона, сжимая его ладонь в попытке успокоить, — ты не знаешь этого. Видение могло быть настоящим.

Мгновение Гарри хранил молчание, затем поднял голову, положив подбородок на колени, бросил короткий взгляд на друзей, после чего снова уставился на огонь и очень быстро заговорил:

— Я видел встречу Пожирателей.

Гермиона вздрогнула. Видел ли он Малфоя? Пожиратели смерти носили маски и плащи с капюшонами, но если бы капюшон Малфоя слетел, Гарри точно узнал бы его — уж слишком у него заметный цвет волос. Или Волдеморт мог обратиться к нему по имени. А что, если он был в опасности? Гермиона крепко сжала ладонь Гарри, что тот принял за просьбу продолжать.

— Я видел… Там была инициация, посвящение нового члена, а потом Волдеморт стал говорить об их… об их успехах. А потом сказал, что иногда всё идёт не по плану и что среди них есть шпион…

Он замолчал со странным задыхающимся вздохом, но Гермиона и сама могла угадать оставшуюся часть истории.

— Снейп, — прошептала она и замерла на мгновение, прежде чем подняться на ноги. — Пойдём.

— Куда? — уточнил Рон. — И… что он сделал со Снейпом? Его…

Окончание было очевидным.

— Пытали. Да, — прошептал Гарри. — Я проснулся до того, как…

Повисло ужасное молчание, которое Гермиона нарушила первой:

— Нам надо пойти к Дамблдору, — осторожно проговорила она. Гарри немедленно вскинул голову.

— Что? — переспросил он. — Нет. Мы никуда не пойдём.

— Но Снейп… — растерянно проговорил Рон. — Мы же не можем просто оставить его умирать!

Гарри яростно замотал головой.

— Волдеморт уже посылал мне ложные видения раньше и мог сделать это снова, — отозвался он. — Я никуда не пойду. Больше никто не умрёт из-за меня. Нет.

— Но у тебя были и настоящие видения, — напомнила Гермиона. — Как с мистером Уизли и змеёй. Если бы тогда ты никому не рассказал…

— Отец бы умер, — мрачно закончил Рон после секундной паузы, во время которой Гарри неотрывно разглядывал красно-золотой узор дивана. — Мы должны хотя бы рассказать Дамблдору.

— Я вообще не должен видеть эти сны, — тихо проговорил Гарри, уставившись в пол. — В этом был весь смысл окклюменции. Просто… Просто представьте, что ничего не произошло.

— Но мы же в этот раз не бежим спасать всех сами, — отметила Гермиона, опускаясь на колени перед Гарри, пытаясь убедить его. — Это важно. Дамблдор хотел бы знать. Возможно, у него даже есть способ проверить, действительно ли Снейп в опасности…

— Нет, — снова повторил Гарри. — Это не… Я не хочу ещё… ещё одну смерть на своей совести. — Он резко втянул носом воздух, словно эти слова дались ему с большим трудом, и снова зарылся лицом в колени. — Если я расскажу Дамблдору и Орден попадёт в ловушку, это будет моя вина. Я не могу… Я не позволю этому случиться снова.

Опасения Гарри вполне могли оказаться оправданными, но, возможно, им стоило рискнуть. Снейп мог умирать в эту самую секунду, а Дамблдор должен иметь способ проверить, где сейчас Снейп и было ли видение ложным. При таком развитии событий было больше надежды, больше шансов на благополучное разрешение ситуации, чем при бессмысленном ожидании.

— Что если ты не пойдёшь к Дамблдору, а завтра утром мы узнаем, что Снейп мёртв? — спросила Гермиона; Гарри заметно поморщился, избегая смотреть ей в глаза.

— Я не знаю, что делать, — отозвался он с очевидной растерянностью и болью в голосе. — Я не могу пойти к Дамблдору, потому что если это ловушка, я подвергаю весь Орден опасности, и мне лучше молчать. Но я не могу молчать, потому что видение может оказаться настоящим, и тогда Снейп умрёт, то есть мне нужно пойти к Дамблдору, но я не могу пойти к Дамблдору, потому что…

— Я кое-что понял, — прервал друга Рон, бледнея на глазах. — Гарри, Волдеморт… В твоём видении он говорит, что Снейп шпион, верно? — Гарри молча кивнул. — То есть даже если видение ложное, это значит, что он знает. Он знает, что Снейп шпион… а если он знает, то он точно не оставит Снейпа в покое, — заключил Рон.

Гарри резко вскинул голову.

— Я… — он закрыл глаза, и Гермиона знала, что он борется с самим собой. — Мы идём к Дамблдору. Снейп в опасности, каким бы ни было видение… Я возьму мантию.

* * *

Чужая ладонь сжала её руку. Это было первым, что она заметила, очнувшись от сладкого умиротворения мрака: ладонь, холодная, как смерть, и слишком худая, словно состояла из одних костей, и она вцепилась в её руку чуть сильнее обычного прикосновения. Но Гермиона всё равно улыбнулась и повернула голову, не открывая глаз и не отрывая голову от мягкой подушки. Это всё казалось частью сна.

— Гермиона.

Голос ей не пригрезился; это был низкий, грубый шёпот с нотками чистого страха — словно кто-то увидел всех своих демонов сразу, всех монстров, скрывающихся в тени, и Гермиона по-настоящему проснулась.

Она распахнула глаза.

— Драко? — недоверчиво спросила она, только затем вспоминая, что находится в своей спальне в невозможно поздний час — давно перевалило за полночь — и продолжила уже шёпотом: — Драко, что ты здесь делаешь?

Он стоял на коленях на полу рядом с кроватью, цепляясь — сложно было придумать другое определение — цепляясь за её руку, как будто боялся отпустить, и смотрел Гермионе в глаза. В лунном свете его лицо казалось невозможно бледным, как будто кто-то нарисовал его портрет в чёрно-белом цвете, забыв об оттенках серого.

— Всех ужасов полна моя душа, — прошептал он, встречая её растерянный взгляд своими немигающими расширенными глазами. Его трясло. — Я совершил неслыханное зло. О таких делах не надо думать; мысль сведёт с ума. Сведёт с ума, — повторил он, с отчаянием глядя на Гермиону.

Она села на кровати и потянулась за палочкой свободной рукой: нельзя было рисковать пробуждением Лаванды и Парвати.

— Импедиментум сонито, — дважды пробормотала она, направив палочку сначала на одну кровать, а затем на вторую. Драко не обратил внимания, продолжая сжимать её руку, содрогаясь всем телом, и положил голову на одеяло, закрыв глаза.

Гермиона отложила палочку и потянулась к нему, замерев на мгновение в нерешительности, но затем позволила ладони нежно коснуться его щеки. Пальцы стали чуть липкими, чуть тёплыми. Кровь.

Её рука дрогнула. Гермиона слышала, что случилось на собрании: она стояла рядом с Гарри, когда он поспешно рассказывал своё видение Дамблдору, который казался всё более взволнованным с каждым словом. Она знала, что Драко был там, и волновалась за него, надеясь, что с ним всё будет хорошо, но она уж точно никак не ожидала подобного.

— Что… что случилось? — услышала Гермиона свой дрожащий голос. — Что ты сделал?

Драко посмотрел на неё снизу вверх и яростно замотал головой.

— Нет, — прошептал он. — Мне и подумать страшно, что я сделал. Однако, кто бы мог подумать, что в старике так много крови? — спросил он, поднимая руку, которой так отчаянно за неё цеплялся, и в лунном свете стало очевидно, что она заляпана кровью.

Гермиона едва удержалась от вскрика: происходящее выглядело как сцена из романа ужасов, из кошмара, вот только всё было реально и совершалось здесь и сейчас, и Драко… Она понимала, что он сделал — что его заставили сделать — так отчётливо, как знала собственное имя, но что-то же должно удерживать подобные события в рамках воображения, привязанными к пугающему, но вымышленному миру…

— Он заставил тебя пытать Снейпа, — произнесла Гермиона, чувствуя, как каждое слово мёртвым весом срывается с языка, и Драко зашипел, сворачиваясь в клубок и закрывая глаза. Она потянулась к нему, на этот раз без лишних сомнений, и коснулась его волос. — О, Драко…

— И после продолжали совершать ужасные убийства, — едва слышно прошептал он, затем вновь перевёл взгляд на Гермиону, сильнее сжимая её руку. — Будь, милый друг, в незнании невинна.

— Я уже знаю, — прошептала она в ответ. — Послушай, Драко. Снейп в безопасности. Его отправили в Больничное крыло, он сейчас с мадам Помфри: она сказала, что с ним всё будет хорошо. Орден успел его спасти.

Когда они зашли в кабинет Дамблдора, директор не спал; он сидел за столом, рассматривая странный серебристый диск, испускавший ярко-красное свечение. Позднее они узнали: это было сигналом о том, что Снейпа пытали. Учитывая видение Гарри и с диском в качестве доказательства его слов, Дамблдор не стал терять ни секунды, отправив Орден на спасение Снейпа. Друзья ждали в гостиной, невероятно уставшие, но не желавшие смыкать глаз, пока не появилась профессор Макгонагалл, сообщившая, что Снейп жив и предоставлен заботам мадам Помфри.

Драко замотал головой.

— Я убил его, — прошептал он. — Ты не видела, Гермиона, кровавое и беспримерное злодейство…

— Он не умер. С ним все будет хорошо, — повторила она, пытаясь сделать так, чтобы голос звучал успокаивающе, хотя внутри всё трепетало от страха. — Мадам Помфри сама сказала. И то, что случилось, не твоя вина, у тебя не было выбора.

Драко продолжал смотреть на неё снизу вверх, уголки его губ дрогнули, расплываясь в пугающей, слабой пародии на улыбку.

— Выбор есть всегда. Поттер не стал бы… убивать его. И ты не стала бы.

— Ты не Гарри. Ты не я, — твёрдо произнесла Гермиона. — И у тебя не было выбора. Драко…

— Выбор есть всегда, — повторил он, не спуская с неё внимательного взгляда своих пронзительных глаз цвета ртути. — Всегда есть выбор, и я согласился пытать его, я сделал выбор, я… — Драко поднял дрожащую руку, на которой бурая кровь резко контрастировала с бледной кожей, и зашёлся каким-то истерическим смехом. — В следах и знаках своего деянья, видишь? Алел наряд из высыхавшей крови. Следы моего деянья, потому что я… — И без того слабый и хриплый голос окончательно его подвёл, оставив смотреть на испачканные руки в полном молчании, с животным ужасом в глазах. Гермиона потянулась, чтобы положить ладонь ему на плечо, и он взглянул на неё со слабой улыбкой на лице.

— На своих руках он чувствует налипшие убийства, — проговорил Драко сдавленным голосом. — Мои убийства, люди, которых я пытал, всё, на что я смотрел, потому что слишком боялся что-то сделать — всё липнет к моим рукам, кровь не отмывается, и они никогда не перестают кричать…

— Драко! — теперь Гермионе стало по-настоящему страшно; он рассыпался у неё на глазах, на полу её спальни, и если так продолжится, это будет конец любого здравого смысла, который еще у него сохранился — это будет конец Драко Малфоя. — Послушай меня. Снейп не умер. Он жив, с ним всё хорошо, и ты, наверно, даже сможешь навестить его завтра, но ты должен оставаться в сознании, прошу, Драко, не сходи с ума…

— Дело не только в Снейпе, — проговорил он полушёпотом. — Думаешь, я не делал этого раньше? Он знает, как это на меня влияет, — ещё тише пробормотал Драко, поднимая на Гермиону взгляд, полный отчаяния. — Он знает. Ему нравится… нравится выбирать меня… заставлять меня… делать…

Драко тряхнул головой, опуская голову так, что теперь его лицо скрывала тень, и Гермиона не знала, что ответить. А что она могла сказать? Ничто не могло исправить ситуацию, ничто не могло облегчить страдания.

— Тебе нужно снять плащ, — в конце концов произнесла Гермиона, нарушая жуткое молчание. — Он…

— Покрыт кровью, — закончил Драко с чем-то, что могло в равной степени сойти как за смешок, так и за всхлип. Одной рукой он неловко нащупал застёжку плаща, второй продолжая держаться за Гермиону. Понаблюдав несколько секунд за его бесплодными попытками, она протянула к нему левую руку, и вместе они с грехом пополам расстегнули плащ. Драко скинул его на пол, оставаясь в тонкой чёрной мантии.

— Так-то лучше, — пробормотала Гермиона, поднимая свою палочку свободной рукой, и негромко произнесла: «Эскуро». Драко, проследив за её действиями, отрицательно покачал головой.

— Кровь не смывается. Я же сказал тебе. Она никогда не смывается. Никогда, — прошептал он, придвигаясь ближе к кровати — подальше от сброшенного плаща.

— Конечно, смывается, — успокаивающе отозвалась Гермиона, откладывая палочку, и, подняв плащ с пола, продемонстрировала его Драко. — Видишь? Крови больше нет. Она просто видение в твоей голове.

— Это худшее место для неё, — ответил Драко, настороженно разглядывая плащ, словно тот был злобным монстром, созданным из теней, чёрной ткани и воспоминаний. — Гнездятся скорпионы под короной, мой друг.

Она уронила плащ. Драко отвернулся, не переставая дрожать, и Гермиона вновь потянулась к его плечу, пытаясь успокоить.

— Тише. Ты в безопасности, он больше не может заставить тебя.

Драко зарылся лицом в свисавшее с кровати одеяло, словно пытался спрятаться.

— Я не могу сбежать от своих мыслей. Я не могу сбежать… — приглушённо сказал он.

Гермиона не могла найти слов. Как можно выступать в споре против безумия — безумия, которое не позволяло видеть ничего, кроме крови; безумия, которое заставляет поверить, что тебе некуда бежать, негде спрятаться? Она погладила Драко по спине, а затем неожиданно для самой себя сказала:

— Иди сюда.

Он едва заметно оторвался от одеяла, чтобы посмотреть на неё.

— Ну же, — повторила она, притягивая его за плечо, и Драко нерешительно забрался на кровать.

Его всё ещё трясло, хотя с тех пор, как он разбудил Гермиону, прошло уже добрых пять минут, и кто знает, сколько он находился в спальне до этого. Когда Гермиона коснулась его руки — той, которая не держалась за неё — та оказалась холодной, как смерть.

— Ты совсем замёрз, — заметила Гермиона нахмурившись и подобрала своё одеяло, пытаясь обернуть его вокруг Драко, пока тот сидел на коленях на кровати, что оказалось довольно сложной задачей для одной руки. Он так и не выпустил вторую.

Пока Гермиона прилагала все усилия, чтобы укутать Драко, он смотрел на неё пустым взглядом, будто не понимал, что она делает, не пытаясь помочь, но и не мешая — просто наблюдал, как она пытается обернуть тяжёлое одеяло вокруг него, накинув на плечи словно мантию, пока он не оказался завернут в золотые и красные цвета Гриффиндора. В новом антураже Драко выглядел инородным телом: окровавленный, виновный Пожиратель смерти, закутанный в гриффиндорские цвета. Помедлив, он ухватился за края одеяла свободной рукой.

— Спасибо, — было единственным, что он сказал, так и не посмотрев на Гермиону.

Минуту она неприкрыто рассматривала его, ощущая странное чувство стыда за эту бестактность. Она не должна была видеть его в таком состоянии. Только не в момент слабости, не в минуту безумия, когда он был вынужден прилететь или приползти к своему врагу за помощью и теплом одеяла. Сама мысль причиняла боль, гораздо более острую, чем раньше: как меткий удар мечом в самое сердце — мечом, достаточно острым, чтобы вспороть лунный свет.

Но он пришёл к ней. Это было не так уж удивительно. Кто ещё знал о его безумии, кто ещё был способен ему помочь? Слизеринцы отнеслись бы к нему с насмешкой или презрением, а все остальные испугались бы или возненавидели его и просто отвернулись. Впервые Гермиона остро осознала, что Драко ни к кому не мог пойти. Ни к кому, кроме неё.

Малфой сидел без движения уже минут пять, когда Гермиона мягко сжала его ладонь. Драко поднял голову и на краткий миг встретился с ней глазами, словно пытаясь угадать, о чём она думает, после чего его взгляд снова опустился на их переплетённые пальцы.

— Чьи это руки? — хриплым шёпотом спросил он. — Ха! Они готовы глаза мне вырвать.

Его ладони всё ещё были запачканы высохшей кровью — длинными бурыми полосами, скрывавшимися под рукавами его мантии. Гермиона не хотела думать о том, как кровь оказалась на его руках, о том, что он должен был сделать, чтобы она там оказалась.

Надо было сохранять спокойствие, ради него.

— Хочешь я использую Эскуро? — спросила она. Драко бросил на неё резкий взгляд и отрицательно покачал головой.

— Достань воды и на руках отмой улики эти, — твёрдо сказал он, уставившись на свои руки, а затем издал нервный смешок. — Вода не поможет. Никогда не помогает. Кровь… она не смывается. Кровь сильнее воды.

— Конечно, смывается, — запротестовала Гермиона. — Вода смывает кровь. Хочешь… хочешь, я попробую?

Вода казалась логичным выбором в странном макбетовском мире безумия Драко. Он ничего не ответил, но вытащил свободную руку из-под одеяла и потёр ладони друг о друга, не отпуская Гермиону, словно пытался смыть кровь под струёй воды. Словно, как леди Макбет, ходил во сне…

Свободной рукой Гермиона подтянула ближе одну из своих подушек из-за спины и подняла палочку.

— Каликс, — негромко произнесла она, трансформируя подушку в небольшую деревянную чашу, на которую снова направила палочку, пробормотав: «Фрегида» — наполняя ёмкость холодной водой.

— Отмоет ли с моей руки весь океан Нептуна эту кровь? — спросил Драко, не спуская с неё глаз. Он продолжал тереть ладони, но его движения сдерживала необходимость не выпускать руку Гермионы.

— Да, — отозвалась она тихим голосом. — По крайней мере, кровь отмоется.

Она аккуратно подняла руку, за которую он цеплялся — его ладони поднялись вместе с ней — и опустила её в чашу, ощущая внезапное покалывание ледяной воды и почти несуществующее тепло ладоней Драко. Вода помутнела от крови.

— Видишь? Отмывается, — сказала Гермиона, пока Драко в ужасе рассматривал свои руки. — Всё в порядке. Всё хорошо. — Гермиона сделала паузу, глядя на то, как неподвижно сидел Драко, почти не дыша. — Осталось ещё немного у тебя на лице, — неуверенно произнесла она. — Ты… ты не против, если я…?

Он кивнул — едва заметно, но всё-таки давая разрешение. Гермиона аккуратно зачерпнула немного воды из чаши и поднесла к его лицу, осторожно смывая следы крови с кожи. Она оказалась… на удивление мягкой. И холодной.

— Ты замёрз, — пробормотала Гермиона, пока кончики её пальцев нежно касались лба, смывая очередное пятно. Драко прикрыл глаза, когда капля воды скатилась по его коже — бесцветное на бледном — и дальше, вдоль века, замерев на кончиках ресниц.

— Готово, — произнесла Гермиона мгновение спустя, резко убирая ладонь от его лица. Почему-то голос прозвучал выше, чем обычно. — Всё чисто. И твои… твои руки тоже. Кровь смывается.

При этих словах Драко резко открыл глаза и вытащил свободную руку из воды, придирчиво её осматривая, после чего нахмурился.

— Вот здесь ещё пятно, — твёрдо сказал он. — Да неужели эти руки никогда не станут чистыми?

— Они уже чистые, — отозвалась Гермиона, хватая его за руку. — Видишь? Крови больше нет.

Он покачал головой.

— Воды немного — смыть пятна, вот и всё. Ты так сказала. Но ничто не смывает кровь. Она всё ещё здесь.

— Драко, это не… — начала было Гермиона, но он её прервал.

— Ты не понимаешь. Ты не… Ты никогда…. кровь не отмывается. Ничем. Тебе кажется, что её нет? Это ложь. Пусть подлый враг набросит маску чести, пусть окровавленная рука убийцы кажется цветком невинным, оставаясь змеёй под ним. Но кровь всё равно остаётся, эта ядовитая дрянь, что давит сердце, Гермиона, не может быть смыта. Не водой. Не водой. Гермиона…

И она понимала, что он прав, потому что пока снаружи его кожа выглядела белее шерсти единорога, внутри… То, что творилось внутри, она могла лишь представить. В этот момент Драко посмотрел на неё, его глаза были словно зеркала, разбитые на миллионы осколков с краями, острыми, как кинжалы.

Она осторожно переместила чашу на прикроватный столик, стараясь не расплескать, затем устроилась на кровати рядом с Драко и осторожно обхватила его свободной рукой за плечи, прижимая ближе к себе и не убирая второй руки из его ладоней. Он ничего не сказал, но спустя минуту неловко опустил голову на её плечо, поудобнее закутался в гриффиндорское одеяло и закрыл глаза.

Гермиона нежно провела свободной рукой по его волосам, и очень медленно он начал всё больше и больше опираться на неё своим телом, постепенно расслабляясь и — чему она была рада — начиная согреваться. Его дыхание выровнялось и замедлилось, пока, наконец, спустя час или вечность разглядывания Драко, Гермиона поняла, что он спит.

Она не могла выгнать его, только не сейчас — не после всего, что было сделано и произнесено, и он выглядел так мирно во сне, что Гермиона не вынесла бы этого. Она аккуратно уложила его на подушку и выскользнула из кровати, осторожно вытащив руку из его ладоней. Нельзя было допустить, чтобы Лаванда и Парвати узнали.

Вылив воду в раковину, Гермиона превратила чашу обратно в подушку. Плащ и метла Драко — должно быть, в комнату он попал именно на ней — были спрятаны в чемодане, и в заключение Гермиона сняла заглушающие чары с кроватей соседок по комнате. Их наличие было бы крайне трудно объяснить утром. В последнюю очередь она наложила на собственную палочку заклинание, которое должно было разбудить девушку ровно в шесть утра: ей требовалось достаточно времени, чтобы незаметно вывести Драко. После всех приготовлений Гермиона забралась назад в кровать, плотно задёрнув балдахин.

Волна изнеможения немедленно захлестнула её, как только она увидела крепко спящего Драко, завёрнутого в её одеяло. Выражение его лица казалось безмятежным, хотя она сомневалась, что Драко ощущал настоящее умиротворение. Даже во сне он не выглядел невинным.

Красивым — да, с этим она могла согласиться, решила Гермиона с улыбкой, аккуратно заправив непослушную прядь волос ему за ухо.

Ночь была холодна; Гермиона развернула ровно столько одеяла, чтобы укрыться, после чего опустила голову на подушку и закрыла глаза. У неё было достаточно времени, чтобы нащупать ладонь Драко под одеялом и сжать её, прежде чем усталость и беспокойство взяли своё, утягивая Гермиону в тёплый, глубокий мрак сна.