Немного солнца в холодной воде (гет)

Северус

28 января

Целитель — невысокий крепкий человек с массивным подбородком — усаживается в кресле и кладет ногу на ногу. И Северус сразу понимает: приятным этот разговор точно не будет. От этой комнаты, от этого лежачего положения ему противно, но исправить он ничего не может, остается — терпеть. А терпеть он умеет.

— Что вы хотите узнать в первую очередь? — целитель помогает начать разговор.

— Правда, что Уизли живет в моем доме? — Северус щурит глаза. — Понять не могу, откуда она тут взялась.

Целитель криво улыбается, глядя в его лицо.

— Удивительная девушка эта Джинни Уизли. Все пороги обила, когда вы в Мунго попали. Требовала отправить вас домой, чтобы здесь ухаживать за вами. И ведь добилась — раз вы тут. Совмещала учебу и уход за вами, теперь, кажется, играет в какой-то женской команде по квиддичу. Никогда бы не подумал, что у такой юной особы может быть столько сил — моральных и физических.

Северус тяжело выдыхает и шепотом ругается. Дьявол! Зачем она за это взялась?

— Я не чувствую ног, — замечает небрежно. — И пальцы двигаются не совсем так, как мне бы хотелось. Это пройдет?

Целитель хмурится, покусывая губу.

— Чтобы преодолеть паралич, придется много работать, сэр. А именно — пытаться встать и ходить, через боль. Постоянно, день за днем. Количество яда, попавшее в ваш организм, огромно. Скажите спасибо, что ваше собственное зелье спасло вас от смерти, но теперь придется расплачиваться, так сказать. Не будете двигаться — останетесь лежачим.

Северус приподнимает брови.

— Если все получится — я смогу вернуться к полноценной жизни?

— Зависит от выносливости вашего организма, — целитель пожимает плечами. — Мы делаем все возможное. Если вы приложите достаточно усилий — да, вполне. Но никаких гарантий я вам дать не могу. Впереди — путь восстановления.

Северус на мгновение прикрывает глаза и согласно кивает. Впрочем, больше ничего и не остается. Он на мгновение бросает взгляд за окно. Паучий Тупик — опять. Никогда не вырваться из этого проклятого дома!

Уизли робко заглядывает в комнату, проводив целителя. У нее по-прежнему красивые волосы, ставшие еще длиннее — так Северусу нравится больше — и целая копна веснушек на повзрослевшем лице. А глаза смотрят иначе — с надеждой и бесстрашием. Смешинок в них больше нет.

— Сядьте, — Северус коротко кивает на кресло. — Вы сумасшедшая, Уизли.

Она ерзает на кресле, не отводя от него взгляда.

— Я хочу сразу сказать, сэр, — она выставляет вперед ладони, перебивая его, — что вы не должны чувствовать себя обязанным мне. Все, что я делала и делаю — от чистого сердца. Я не могла бросить вас в Мунго, понимаете? Там все абсолютно безликое и стерильное. Мне было несложно ухаживать за вами.

Северус недовольно кривит губы.

— Несложно? Вы полностью занимались мной, я так полагаю, включая все отвратительные детали, о которых даже думать не хочется. И так — полтора года. Молли, наверное, в ярости?

Уизли на мгновение прикрывает глаза и сразу напрягается.

— Нет, она, так скажем, махнула на меня рукой.

Северус медленно сжимает и разжимает затекающие пальцы. Какая гадость! Она видела его совершенно беспомощным, полным овощем, который даже не мог пошевелиться. Что она может испытывать к нему теперь, кроме отвращения? И стыд, и раздражение, появляющиеся у него при одной мысли о ее заботе, на время перекрывают все остальные чувства.

— Как дела у Поттера? — цедит он через силу.

Уизли снова ерзает на кресле. Понятно — они не вместе, более того — они плохо общаются, и ей от этого стыдно и грустно. На что она рассчитывает? Что останется в этом доме навсегда? Рядом с калекой, который даже ходить-то не может. Безумие! Нужно отправить ее домой как можно раньше.

— Вы не хотите вернуться в Нору? Я вполне справлюсь сам.

Уизли отрицательно качает головой, но глаза ее словно тускнеют от его слов, и от этого Северусу становится отчего-то больно. Он был увлечен этой девочкой — и кажется, все еще увлечен. Она красива, и она — здесь, и теперь ей не шестнадцать, над чем он все время подсмеивался.

— Я останусь, пока вы не встанете и не найдете работу. Договорились?

— Договорились, — произносит он медленно, гадая, видела ли она воспоминания. — Расскажите мне, что случилось за все это время. Вы действительно играете в команде по квиддичу?

Уизли смотрит на него долгим отчаянным взглядом и нервно облизывает губы.

— Случилось очень много всего, сэр. Начну с того, пожалуй, что я нашла вас в Визжащей хижине — в луже крови, хрипящего, без сознания. Я думала, сойду там с ума от ужаса.

— Как вы там оказались?

— Бежала через весь замок, сражаясь, как вы меня научили, — Уизли бледнеет. — Битва и сейчас мне снится иногда в кошмарах. Все куда-то мчатся, мелькают лица, гобелены, доспехи, заклинания, — а я тоже бегу, вперед, к вам. О, сэр, как вы меня напугали! Я думала, что опоздала.

Северус кивает и поспешно отводит взгляд. Она сказала тогда — в доме его отца, — что влюблена в него. Она и сейчас влюблена — он видит это в ее глазах. Нужно как можно быстрее встать на ноги, чтобы она наконец получила свободу от него. Ей восемнадцать — ему сорок, зачем он ей, особенно теперь?

— Расскажите мне все, — произносит он спокойно, рассматривая каминную полку. — Я хочу знать все подробности.

Джинни

3 февраля

Она ставит поднос с едой на столик и раздвигает шторы, впуская в комнату тусклый утренний свет.

— Я принесла вам «Пророк», — Джинни смотрит на его спутавшиеся после сна волосы. — И овсянку на молоке, как в Хогвартсе. Я, наверное, не очень хорошо готовлю.

Снейп криво улыбается.

— Вы как-то странно на меня смотрите. Дайте зеркало. И готовите вы отлично, не выдумывайте.

Он некоторое время рассматривает себя в небольшое зеркальце, нерешительно протянутое Джинни. По взгляду непонятно — нравится ему или нет, но в конце концов он замечает:

— Вы меня на конкурс причесок готовите?

Джинни звонко смеется и машет на него рукой.

— Вам очень идет, сэр. Совсем молодо выглядите, согласитесь. Давайте завтракать? Я ужасно проголодалась. Я бегаю по утрам для поддержания формы, после этого просто зверский аппетит, у меня даже в школе такого не было.

Снейп разрешает поставить перед собой поднос и, неуклюже взяв ложку, замечает:

— Не самый безопасный район для бега, Уизли. К вам не приставали?

— Несколько раз, — Джинни хмурится, вспоминая неприятные лица подростков. — Но, в целом, здесь спокойно. Только грязно очень, мусор по всем улицам разбросан, сам район в запустении. Но выбора не было, сэр, и я привыкла. Вам сделать второй тост?

Снейп качает головой. Ему неловко — от того, что она так заботится о нем, и его раздражает эта забота, потому что он не может ничем ответить. Она видит, как он злится из-за того, что прикован к постели и не может встать, и она старается занимать его каждую свободную минуту.

— Я вам тут принесла ваши вещи, — Джинни отставляет поднос в сторону после завтрака и протягивает ему толстый конверт. — Собрала все самое ценное, что смогла найти в кабинете. Фотография Лили, обрывок письма, некоторые ваши личные заметки. Думаю, вы хотите, чтобы это все было у вас.

Снейп медленно поднимает на нее глаза. В них уже давно не было видно льда, но сейчас они снова — ледяные.

— Вы видели воспоминания.

— Да, сэр, — Джинни изо всех сил старается выглядеть беззаботной. — И я все понимаю: и ваше отношение ко мне, и вашу любовь к Лили. Мне очень жаль, что она умерла, что вы так страдали. И мне... Я чувствую себя безумно глупой за все свое поведение. В такие чувства нельзя вмешиваться, особенно девочкам в шестнадцать лет.

— Уизли…

— Я еще принесла вам «Пророк», — Джинни специально не смотрит на него. Ей не нужны утешения! — Почитайте пока, а я сделаю чай. У меня есть ваше любимое печенье.

Снейп пытается ее остановить, но Джинни, резко взяв поднос, решительно выходит из комнаты и, спустившись в кухню, опирается обеими руками о кухонный стол. Трудно. Как же трудно, Мерлин! Говорить вот так спокойно, чтобы он не заметил, не услышал, как у нее колотится сердце.

Когда она возвращается с чаем, Снейп, хмурясь, разглядывает самую первую страницу.

— Не могу читать, буквы разбегаются. Посидите здесь немного? — спрашивает он как-то мягко, и Джинни согласно кивает. — Вам никуда не нужно?

Джинни бросает взгляд на часы на стене.

— Только днем на тренировку, но вернусь поздно.

— Не страшно, — Снейп смотрит на нее понимающе. — Как вы сдали Ж.А.Б.А?

— «Превосходно» по Зельеварению и Трансфигурации, «Выше ожидаемого» по Защите от Темных искусств и Нумерологии, — Джинни сразу вспоминается строгое лицо МакГонагалл. — Им не понравились некоторые приемы, которым вы меня научили.

Снейп довольно усмехается.

— Представляю, — он откидывается на подушки. — Жаль, меня не было в комиссии. А как вы оказались в команде «Гарпий»? Слышал, там довольная высокая конкуренция.

Джинни смущается от его внимательного взгляда и дергает плечом.

— Значит, я достаточно хороша для них. Но я дважды проходила собеседование. Было нелегко, особенно вначале: уставала как домовой эльф, а нужно было возвращаться домой, к вам. Знаете, так жутко заходить в дом, где вроде бы есть живой человек, но он никак не реагирует на действительность. Я разговаривала с вами, даже читала вам «Пророк». Вы не помните?

Снейп отрицательно качает головой, и Джинни отворачивается. Это только в романах герои слышат, как их зовут. А здесь — реальность.

— Я хочу попробовать встать, — произносит он тихо. — Целитель сказал, что если не буду пытаться — останусь лежачим. Никому из нас это не нужно. Подайте мне костыли, которые принесли с Мунго. Опираться на вас я не хочу.

Джинни помогает ему скинуть одеяло и спустить ноги вниз. Снейп сразу издает сдавленный звук и тяжело дышит.

— Дьявол, — произносит он зло. — Больно.

— Сразу не пытайтесь идти, — Джинни подает ему костыль. — Просто встаньте.

— Думаете, это так просто? — он пытается опереться на костыль, но тот с грохотом падает на пол. — Дайте сюда.

Джинни закусывает губу, наблюдая за его мучениями. Сколько ему еще придется страдать?

— Не могу, тяжело, — Снейп вытирает пот со лба и падает спиной на кровать. — Принесите воды, Уизли. Передохну и попробую еще раз. И не смотрите на меня с этой чертовой жалостью, она сейчас нужна меньше всего.

Джинни поспешно сбегает в кухню и сначала сама залпом осушает бокал воды, потом наливает еще один — для Снейпа. Начинается борьба — за будущее. Главное, ее не проиграть.

Встать у него так и не получается, хотя Джинни сама держит костыль и пытается помочь ему опереться на него. Снейп шипит от боли и в итоге в ярости падает обратно на кровать.

— Идите, Уизли! Идите на вашу тренировку, я хочу побыть один.

— Хорошо, сэр, — Джинни помогает ему лечь и поправляет покрывало. — Я оставлю вам «Пророк», почитаете, если будет скучно. Может быть, принести вам еще чаю?

— Идите, я сказал, — он демонстративно отворачивается. — И задерните шторы.

Джинни пожимает плечами и, оставив его в полумраке, заходит в свою комнату за формой и полотенцем. Еще бы научить себя справляться с этими режущими изнутри эмоциями, которые так и рвутся наружу. Джинни некоторое время стоит около двери спальни Снейпа, потом тяжело выдыхает и, спустившись на крыльцо, трансгрессирует.

Северус

10 февраля

Он достает из-под подушки фотографию Лили и долгое время рассматривает ее смеющееся лицо. И не знает, что чувствует к ней. Он выполнил свой долг: Поттер жив, Темный Лорд — погиб. Теперь, когда он ничего ей не должен, чувство вины, терзавшее его столько лет, постепенно отступает, как море во время отлива. Постепенно приходит осознание, что он свободен — от долга, от вины, от Лили, от самого себя, утонувшего в тех чувствах. Вглядываясь в ее тонкие и красивые черты, он с горечью понимает: прежней любви — нет, она размылась, стерлась, треснула от времени. Осталась горечь и чувство одиночества. Лили не нуждалась в нем так, как он в ней. Никогда. Это он был влюблен — безумно, отчаянно, — пытаясь привлечь ее внимание всеми возможными способами. И проиграл. Но был уверен, что продолжает ее любить — каждую минуту.

И сейчас, после всего, что случилось, Северус чувствует страшную опустошенность — и странную, невидимую, едва ощутимую надежду. Она — в этой девушке со светло-карими глазами. Но об этом он категорически запрещает себе думать. Пусть считает, что он по-прежнему влюблен в Лили. Так будет лучше для всех.

Но ушедшее чувство все равно сбивает его с толку — разве это возможно? Боготворить человека всю жизнь, а потом ощущать пустоту? Может быть, это все из-за яда. Чувства вернутся, и он снова будет жить с ними, как раньше, потому что сейчас ему кажется, что половину его сердца куда-то спрятали.

— Добрый вечер, сэр, — волосы Уизли забраны в высокий пучок. — Хотите чего-нибудь?

— Что у вас на ужин? — интересуется он довольно искренне, тщательно обходя местоимение «нас». — Ваши дневные тренировки длятся вечно.

Уизли устало улыбается и садится в кресло.

— Овощное рагу с кроликом и персиковый сок. Принести?

— Давайте сначала пройдемся, — Северус скидывает одеяло. Ему неприятно осознавать, что Уизли видела все, что скрывает его одежда. — Подайте костыли.

Уизли спокойно ставит костыли рядом, и Северус хватается за них, пытаясь оттолкнуться от кровати. В глазах темнеет от боли в ногах и пояснице, но он упрямо поднимается и застывает на месте. Уизли смотрит на него выжидающе. Северус делает один шаг и тут же стонет от боли.

— Сэр…

— Молчите! — он передвигает костыль чуть дальше и шипит. — Больно.

— Вы сейчас упадете, — Уизли подходит ближе. — Поставьте костыли прямее.

— Не мешайте, — Северус снова стонет от боли. — Черт! Не могу!

— Шагайте, — Уизли хмурится и сжимает губы. — Шагайте через силу.

— Идите к дьяволу, — он рычит на нее и чувствует, как по лбу течет пот. — Думаете, мне легко?

Уизли еще сильнее хмурится и скрещивает руки на груди.

— Шагайте, сэр.

— Идите к черту, убирайтесь! — Северус прикрывает глаза от боли и делает маленький шажок. Ноги тут же взрываются болью. — Убирайтесь, я сказал! Уйдите!

Костыли выпадают из рук, и Снейп падает вместе с ними на ковер. Уизли тут же садится рядом с ним на корточки.

— Я не хочу, я вам запрещаю на меня смотреть, — Северус зло кривит губы. — Уйдите немедленно. Дьявол!

Уизли взмахивает палочкой, и костыли тут же встают у стены.

— Я сам поднимусь, без магии. Дайте их сюда, — Северус почти ненавидит ее в этот момент.

— Пожалуйста, — она протягивает ему костыли. — Поднимайтесь. Давайте.

Северус берется за костыли и пытается подтянуться, но резкая боль возвращает его к действительности.

— Ненавижу, — произносит он с яростью. — И вас ненавижу. Смотрите на меня… такого…

— Я уже насмотрелась, — в голосе Уизли звучит холодок. — Так и будете тут сидеть? Оставить вас так? Прекрасно. Понадоблюсь — я буду у себя. Принести вам еду сюда?

Северус в изнеможении закрывает глаза.

— Идите к черту со своей едой, Уизли. Мне от вас ничего не нужно. Оставьте меня в покое, и все. Я справлюсь сам, ясно?

Уизли раздраженно передергивает плечами, и Северусу кажется, что она сейчас закричит. Но она только яростно поджимает губы и замечает:

— Яснее некуда, сэр. Хорошего вечера на ковре.

Оставшийся вечер он помнит плохо: только то, как исступленно бил кулаком по полу, бормоча проклятия, как пытался встать и вернуться в кровать — но несколько раз падал от боли. А потом — темнота.

Когда Северус снова открывает глаза, то обнаруживает себя на кровати, заботливо укрытым одеялом. Часы показывают два часа ночи, и шторы скрывают от него зиму за окном. В доме тихо, только где-то ухает в клетке сова, что-то шуршит под паркетом, и из соседней спальни доносятся едва различимые рыдания.

Северус прикрывает глаза. Браво. Уизли возится с ним с утра до ночи сейчас, возилась с ним полтора года, а все, что он делает в ответ — доводит ее до слез.

— Уизли, вы рыдаете? — он спрашивает так громко, как только может.

— Нет, сэр, — отвечает она чуть погодя. — Я сплю.

— Врете, — Северус ударяет ладонью по одеялу. — Идите сюда, или я сам приползу к вам.

На несколько минут в доме повисает тишина, потом слышатся легкие шаги, и на пороге возникает Уизли в длинной зеленой ночной рубашке, похоже на платье. Поверх нее наброшен старый клетчатый плед.

— Сядьте рядом, — Северус пододвигается и кивает на место на кровати. — Я хочу убедиться, что вы не плакали.

Уизли садится рядом боком и накрывает голые лодыжки, торчащие из-под ночнушки, пледом. Она хорошенькая в полумраке, и от белизны ее шеи и плеч у Северуса на мгновение перехватывает дыхание.

— Простите, — произносит он искренне, но в темноте всегда легко извиняться. — Я не хотел обидеть вас.

Уизли кладет ладошку под щеку и блестит глазами.

— Я понимаю. Понимаю, что вам больно, сэр. Но нужно двигаться.

— Почему вы плакали?

Она не сразу отвечает, рассматривая его лицо.

— У меня раньше была надежда, — ее голос понижается до шепота, — что вы очнетесь — и… Может быть, все будет иначе. Без войны, без школы. И что, может быть, эта ваша Лили ушла уже так давно… Но вы открыли глаза и назвали меня ее именем. И надежда разбилась, а я хожу с ее осколками в груди. Глупо, да?

Северус сглатывает. Она действительно влюблена в него! Зачем ей все это?

— Нет, — произносит он успокаивающе, боясь, что она снова расплачется. — Вы очень красивы, вы знаете?

Уизли закрывает глаза и мотает головой.

— Не надо, сэр. Вам кажется, что я плачу потому, что я слабая, и вам хочется меня утешить. Но я многое пережила и переживу еще столько же. Например, вашу реакцию на кухню и гостиную, когда вы сможете спускаться. Я там все переделала для себя.

Северус приглушенно смеется. Только с ней так легко. Но он не может принять эту жертву, принять ее чувства. Она заслуживает большего, чем он. И потом — ведь она захочет взаимности. Что он может ей дать, когда чувствует себя настолько пустым? Радость от общения и желания побыть рядом не заменяют любовь.

— Что еще я наговорил, пока не пришел в себя?

— Много, — Уизли зевает в ладошку. — Про родителей, например. Про Хогвартс. Я столько всего о вас узнала и поняла. Все, что вы так тщательно скрывали, я теперь знаю. Моя семья — такая же бедная, как и ваша. У нас вечно не было денег. Знаете, каково быть девушкой в таких условиях? Идешь мимо магазинов, видишь красивое платье, и стоит-то оно — ерунду, а купить — нельзя. Приходится носить то, что есть, или то, что сделает мама. А она никогда не угадывала, что мне нравится.

Северус поднимает глаза на потолок.

— Ваша семья вас любит, Уизли. Насколько вы поняли, мне не так сильно повезло.

— Думаю, мама вас любила. Просто обстоятельства…

— Не оправдывайте ее, это лишнее, — Северус поджимает губы. — Она прекрасно знала о Лили, о школе, но я продолжал выглядеть ужасно и занимался собой сам. Все эти смешки и унижения — вам все равно не понять, Уизли. Вы всегда были в центре внимания.

Уизли слабо улыбается.

— Зато я над вами немножко поколдовала, — она явно довольна собой. — Вы выглядите теперь как настоящий джентльмен, временно попавший в беду. Но завтра вы сделаете на один шаг больше, а потом — еще на шаг. В гостиной вас ждут подарки на день рождения. Только вам нужно до них дойти самому.

Северусу отчего-то нестерпимо хочется коснуться ее. Она совсем рядом — таинственная и нежная, и стоит лишь протянуть руку и сказать ей, что она нужна ему. Может быть, прикосновение как раз заполнит его жизнью? Но он вовремя одергивает себя. Ему сорок, сорок!

— Вам не противно — после всего, что произошло, — смотреть на меня? — спрашивает он негромко.

— Нет, сэр, — она мягко улыбается. — Все это уже позади, а вы — рядом. Другой вы.

Уизли незаметно засыпает, оборвав разговор на полуслове, и во сне выглядит еще более красивой и недоступной. Северус, стараясь не разбудить ее, осторожно накрывает ее пледом и засыпает сам.

Джинни

18 февраля

В гостиной — светло и уютно, и в камине жизнерадостно потрескивают поленья. Джинни сидит на полу, на теплом ковре, и кусает губы. Опять он выигрывает!

— Шах и мат, — Северус передвигает фигуры. — Вы сегодня невнимательная.

Джинни устало трет гудящие виски.

— Завтра очень ответственный матч. Постоянно думаю о нем.

— Отдохните, — Северус сбрасывает оставшиеся фигуры с доски. — Я посижу здесь еще немного.

Джинни садится рядом с ним на диван и обводит гостиную внимательным взглядом.

— Вам, наверное, не нравится, что здесь все изменилось? Дом был ужасно пыльный, и эти клочья обоев на кухне — как вспомню, так передергивает. Но когда я уеду, вы можете поменять все на свой вкус. Сейчас здесь, наверное, все очень по-женски.

Снейп пожимает плечом. Костыли стоят рядом, у подлокотника дивана: он уже медленно, но верно делает шаги, хоть спуск из спальни в гостиную занимает около часа. Особенно тяжело дается лестница, которая была освоена через ругань и проклятия, но теперь и это позади.

— Без вас я все равно не буду готовить, — говорит он сухо. — Так что и на кухню заходить не буду совсем. А в гостиной стало намного светлее, мне кажется, в самый раз.

Джинни собирается ответить, но в дверь раздается негромкий стук, и Снейп сразу хмурится.

— Я подумала, что вам со мной безумно скучно, — Джинни пытается влезть в свои тапочки с единорогами. — И пригласила необычного гостя.

Его темные глаза как-то странно блестят.

— Мне с вами нисколько не скучно, Уизли.

Но Джинни уже поворачивается к нему спиной и торопливо распахивает дверь, впуская МакГонагалл. Та выглядит совершенно неизменившейся: старая шляпа, прежняя большая брошь на мантии — и, конечно, поджатые сморщенные губы.

— Добрый день, профессор, — Джинни помогает ей снять тяжелый меховой плащ. — Проходите, пожалуйста, профессор Снейп уже ждет.

— Благодарю, Уизли.

Чтобы им не мешать, Джинни сразу уходит на кухню и занимается завариванием чая. Из гостиной доносится голос МакГонагалл, реже — Снейпа, но к разговору она не прислушивается. Черт, продукты снова заканчиваются — придется быстро сбегать в магазин. Дела, вечные дела! Слава Мерлину, что Снейп начал ходить. Так они смогут скоро выбираться на прогулки, если он захочет. Потому что сидеть взаперти в этом проклятом доме Джинни уже не может. Особенно — взаперти с собственными мыслями. Иногда ей кажется, что Снейп смотрит на нее как-то иначе, даже иначе, чем тогда, в школе, но она запрещает себе думать об этом. Хватит уже, намечталась.

— Чай, — Джинни расставляет чашки на маленьком столике в гостиной. — И сладости.

Снейп бросает на нее взгляд украдкой, и она понимает, что ему не нравится эта забота. Она превращает его в слабого человека, а он ненавидит слабость. И МакГонагалл тоже замечает этот взгляд и тут же улыбается.

— Спасибо, Уизли.

— Я ненадолго отлучусь, буквально на полчаса, — Джинни выпрямляется. — Я не нужна вам сейчас, сэр?

Снейп отрицательно качает головой, не глядя на нее.

Джинни накидывает теплую мантию и трансгрессирует, выйдя на заснеженное крыльцо. Перед магазином она медлит и некоторое время стоит на улице, ловя на перчатку падающие снежинки. Потом бесцельно бродит среди полок с продуктами, чувствуя, как пульсируют виски, и окружающие ее люди вокруг проходят мимо в тумане.

— Как у вас дела? — интересуется мать, столкнувшись с ней в мясном отделе. Она выглядит по-прежнему: жизнерадостно и слегка отстраненно. Впрочем, сейчас все ее мысли занимает Флер, поэтому жизнерадостность выигрывает.

— Переменчиво, — Джинни вертит в руках упаковку со свининой. — Сначала разговариваем, потом швыряемся посудой. Когда ему больно, он злится на всех вокруг.

Мать отбирает у нее упаковку и кладет обратно на полку.

— Тот кусок с прожилками, возьми вот этот. А домой ты собираешься возвращаться?

Джинни пожимает плечами: она еще не решила сама. Когда Снейп будет достаточно здоров, чтобы жить один, она вполне может позволить себе снять комнату, потому что возвращение к родителям кажется ей тоскливым и безрадостным.

Когда она возвращается в Паучий Тупик, часы показывают семь вечера, и на диване сидит только Снейп, глядя в горящий камин.

Джинни несет покупки на кухню и устало падает на стул.

— Уизли! — голос Снейпа доносится из гостиной. — Идите сюда.

Джинни запихивает пакеты в холодильник без разбора и только потом подходит к нему.

— У вас есть деньги на покупки? — интересуется он мрачно. — Сколько я вам уже должен?

Джинни отводит взгляд. Жизнь — удивительно безжалостная штука. Если бы он только хотел быть с ней! Ей ведь все равно, что ему уже сорок.

— Перестаньте, сэр, — она яростно трет лоб. — Я плохо себя чувствую, я пойду лягу. Помочь вам вернуться в спальню?

Снейп поднимает на нее обеспокоенный взгляд. Он последнее время даже пытается ненароком ее коснуться, но Джинни считает, что это все — последствия яда. Ему не нужен никто, кроме Лили. Глупо было бы снова совершать ту же ошибку, что и в школе — навязываться ему и ждать поцелуев.

— Не нужно, Уизли. Я потихоньку дойду сам.

Джинни падает спиной на кровать и, стащив одежду, со стоном натягивает прохладную ночную рубашку. Да что с ней такое? Неужели простыла после вчерашней тренировки? Нельзя пропустить матч — ее выгонят из команды. Мерлин, как же она устала! От этих переживаний, от режущих осколков надежды, от закоулков Лабиринта, от этого дома, от необходимости смотреть в лицо человека, который никогда не будет с ней…

— Уизли. Можно войти?

С трудом разлепив горячие глаза, Джинни замечает темный силуэт в дверях и тихо отвечает:

— Да, сэр.

Снейп медленно подходит к ее кровати, иногда втягивая в себя воздух — от боли — и садится на самый край. И Джинни вдруг чувствует прикосновение его прохладной руки к горящему лбу.

— Вы горите. Есть бодроперцовое зелье?

— Должно быть позади вас, в шкафу. Я сама возьму, — Джинни приподнимается на локте, но тут же ложится обратно. — Все кружится перед глазами.

— Подхватили вирус, — Снейп медленно привстает и, опираясь на костыли, доходит до шкафчика. — На какой полке? Люмос! Вижу, не отвечайте.

И его руки снова касаются ее, рождая целый рой мурашек: помогают ей приподняться и выпить зелье, слегка обнимают за горящие плечи. И укрывают одеялом.

Джинни проваливается в тяжелый сон. Ей снится Лабиринт и чужие лица.

Северус

25 февраля

Боль понемногу отступает, благодаря усилиям Уизли и зельям из Мунго, которые приносят каждые несколько дней. Теперь он ходит практически сам — опираясь только на стены и двери и не делая больше десяти шагов за раз. День, когда Уизли уже не будет ему нужна, становится все ближе, и Северус старается об этом не думать.

Дни и некоторую часть вечеров он проводит в одиночестве, заставляя себя привыкать к этому чувству, которое он испытывал всю свою жизнь. Но без Уизли ничего не делается, хотя он пытается заставить себя читать или упражняться с палочкой, чтобы восстановить навыки.

— Добрый вечер, сэр, — Уизли появляется на пороге взъерошенная и с охапкой цветов. — Ужинали?

— Ждал вас, — Северус медленно поднимается с дивана и подходит к ней. — Откуда цветы?

— С матча, — Уизли сияет от радости и скидывает мантию. — Представляете, все пришли, даже Гарри. Притащили столько букетов — просто загляденье, правда? Пойду, найду вазы. Что у вас с лицом?

Северус не отвечает, провожая ее недовольным взглядом. Поттер дарит ей цветы! Не приходит сюда — но приходит на матчи. А он сам ничего не сделал, чтобы хоть как-то порадовать девушку, которая возится с ним второй год.

— У меня выходной до понедельника, — Уизли крутится на кухне, расставляя цветы. Среди них — фрезии, розы и нарциссы. Целый чертов сад! — Это три дня, представляете? Может быть, попробуем выбраться погулять?

Северус пожимает плечами и садится за стол. От долгого стояния на ногах у него все еще болит спина. Прогуляться! С ним. Да, Уизли старается выглядеть беззаботной и прятать свои чувства глубоко под кожу.

Северус опирается локтями о стол и поглядывает на нее исподлобья. По ее лицу непонятно — она действительно счастлива, или это — маска. Ему хочется подняться — и обнять ее. И — поцеловать. Как тогда, в школе, только — сильнее. Прижать к себе и сказать, что она ему нужна. Но он каждый раз одергивает себя. Пусть уйдет. Пусть вернется к Поттеру — так будет правильнее. Ей нечего делать рядом с таким, как он. Если бы он мог — он бы ускорил выздоровление.

— Профессор МакГонагалл, наверное, предлагала вам вернуться в Хогвартс? — Уизли ставит перед ним тарелку и тянется за вилкой. — Вы думали об этом?

Северус неторопливо перемешивает пасту с говядиной.

— В Хогвартс я абсолютно точно не собираюсь возвращаться, — произносит он холодно. — Мне хватило шестнадцати лет. Минерва, конечно, пыталась вызвать во мне соперничество, сказав, что Слизерин отстает — но я больше не хочу в этом участвовать.

Уизли наматывает пасту на вилку.

— А какие еще есть варианты?

— Посмотрим. Вы, так полагаю, выиграли матч? — интересуется он небрежно, разглядывая ее лицо и руки. Как такие пальчики загоняют мяч в ворота? На квиддич ему глубоко плевать, но если он сможет — то придет на следующий матч. Разумеется, без букета.

Уизли утвердительно кивает и устало вздыхает. Северусу хочется попросить ее побыть с ним, но у нее буквально слипаются глаза. Вот и еще один день прошел.

— Вам нехорошо? — Уизли смотрит на него внимательно.

Северус качает головой, скрывая эмоции. Отвратительно вышло с Лили — что он называл Уизли ее именем. И все эти слова о родителях — не нужно ей ничего знать о его прошлом. И как она после всего этого хочет остаться с ним? Глупости какие-то. Наверняка нарисовала себе какие-то иллюзии и ждет, что он будет таким, каким ей видится. Пусть скорее уходит.

— Я налил воду вашему пушистику, — замечает он, чтобы сменить тему. — Он не очень приветлив.

Уизли смеется и, поднявшись, ставит грязные тарелки в раковину. Северусу нравится смотреть, как она занимается хозяйством — такая ловкая и расторопная. У нее все выходит хорошо, и видно, что она вкладывает душу, а не просто делает потому, что так надо, как делала его мать. И ему хочется помочь, но Уизли запрещает ему прикасаться к делам.

— Я сыграю с вами в шахматы один раз, — Уизли наклоняется к столу за последней тарелкой, и Северус отчетливо видит темно-лиловый синяк, расползающийся над плечом и прячущийся под кофтой.

— Что это? — спрашивает он сурово, и Уизли сразу выпрямляется и одергивает кофту.

— Бладжером зацепило, — бросает она коротко и поворачивается к раковине.

Северус поднимается и, подойдя к ней, легонько касается пальцем ее плеча и спины. Уизли с шумом вдыхает воздух и вздрагивает. Северус несколько мучительных секунд смотрит на ее опущенную голову, на розовую шею, край нежной щеки и плечо, потом разворачивается и уходит в гостиную.

Сердце — колотится. И перехватывает дыхание.

Уизли сразу извиняется и уходит спать раньше, чем обещала, но на смену ей в гостиной появляется Драко, который обещал зайти еще на прошлой неделе. Северус не сразу привыкает к его новому облику и этому усталому блеску серых глаз. Тот Драко, которого он знал — исчез. А с новым и говорить приходится иначе, и от этого отчего-то болит голова.

— Уизли нет дома? — интересуется Малфой словно невзначай.

— Ушла спать, — Северус вглядывается в его лицо. — Она тебе нужна?

Драко некоторое время смотрит на пляшущий в камине огонь.

— Не отпускай ее, Северус. Держи ее крепко возле себя и не отпускай. Она возилась с тобой из последних сил, из отчаяния. Таких не отпускают.

Северус дергает серую ниточку, вылезшую из обивки дивана.

— А я — должен.

Вот она — самая тяжелая борьба. Не с физической болью, которая рано или поздно проходит, а с самим собой. Что он хотел бы для себя? Чтобы Уизли осталась, чтобы вот эта ее улыбка, ее смех, ее лукавый взгляд — принадлежали ему. Да, принадлежали. Он бы выкинул все эти цветы и ревностно приходил бы на каждый матч, и вообще, он — собственник. Но эгоизм пора оставить в прошлом. Выдержать эту борьбу, отпустить Уизли на волю, пока она не превратилась в настоящего домового эльфа. Ей восемнадцать, и у нее — целая жизнь впереди, выигранные и проигранные матчи, работа репортером, о которой она тоже мечтает. А он останется в этом доме, с фотографией Лили и обрывком ее письма. И это, наверное, тоже неплохое утешение.