Не конец пути (гет)

Амбридж была… зеленой. Определенно зеленой. Ее кабинет был чрезвычайно розовым, но сама она выглядела так, будто сидит в слизеринской гостиной под озером. (Драко неоднократно задумывался, не потому ли это официальный цвет Слизерина, что другие все равно не увидишь из-за всей этой озерной воды.)

А еще она как будто блестела. Драко понадеялся, что она не умрет, пока они с Панси с ней в комнате: неловко будет, если их обвинят в убийстве.

— Профессор, что-то вы нехорошо выглядите, — подлизалась Панси. И хорошо, потому что Драко был не в настроении, но отец ему шею намылит, если он нагрубит кому-то влиятельному.

— Просто легкое недомогание, мисс Паркинсон.

Больше было похоже, что Амбридж того и гляди сляжет в гроб. Колени у нее были укрыты одеялом, в руках сжата кружка с чем-то горячим. На верхней губе выступила испарина. О нет, ее же не стошнит? Драко был так рад, что никого на него не вырвало на уроках: когда рвало других, его самого начинало тошнить.

— Но потому я вас сегодня и вызвала. Вы мои лучшие ученики, вы так умны и ответственны. Мне понадобится небольшая помощь, пока я… не в форме. Следить за порядком, наблюдать за обстановкой в Хогвартсе… ну, понимаете?

Они понимали. Ее послали шпионить, но видок у нее был, будто она вот-вот отмучается, так что ей нужна была помощь.

— Разумеется, профессор, — Панси слегка подалась вперед на стуле, — все что потребуется. Драко и я неслучайно старосты Слизерина.

— Чудесно. Я знала, что могу на вас рассчитывать, — Амбридж попыталась улыбнуться, потом вытерла лицо, словно это усилие было для нее слишком тяжким. Драко подобрался, готовый вскочить и выбежать из комнаты, как только ее начнет выворачивать.

Но опасный миг миновал, и она справилась с собой.

— Там, на столе… Видите броши, мисс Паркинсон? Одна для вас, мистер Малфой.

Панси с готовностью их схватила. Брошки были в форме серебряной «i». Драко молча пришпилил свою к мантии на груди.

— Я буду весьма благодарна, если вы прощупаете почву среди своих однокурсников — кто еще будет достаточно ответственным и… целеустремленным для этой обязанности. Принесите мне завтра список… сможете это сделать?

— Обязательно, профессор. Мы с Драко это вам обеспечим.

— Очень рада. — Кружка затряслась в дрожащей руке. Амбридж звучно сглотнула. — Вы сможете снимать баллы, разумеется — не больше пяти за раз, но, полагаю, это поможет укрепить ваш авторитет. Вот кое-какие наметки, что стоит держать в памяти…

Панси благоговейно взяла розовый свиток пергамента, перевязанный кружевной ленточкой.

* * *

— Дамблдор и правда это утвердил? — спросила Трейси со скучающим видом; впрочем, у нее всегда был скучающий вид. Она, как обычно, сидела рядом с Дафной на диване в гостиной. Дафна читала свиток Амбридж.

— Она лично назначена министром надзирать за Дамблдором, — сказал Тео Нотт. — Как к этому отнесется Дамблдор, значения не имеет.

— Ну, лично я не участвую, — сказал Блейз.

— Все знают, что ты слишком ленив, — ядовито отозвалась Панси.

Блейз с равной легкостью терпел критику и правду. Он даже продолжил полировать ногти, не поднимая взгляда.

— Предпочитаю, чтобы работал кто-то другой.

— Тео? — взглянула на него Панси.

— Нет, я в это не полезу. — Все знали, что у Тео сеть информаторов — наверное, он не хотел жертвовать ею, участвуя в чем-то публичном, вроде Инквизиторов. Трудно заставить людей приносить тебе ценные сведения, если перед этим ты снимал с них баллы.

— Я тоже участвую, — Дафна скатала свиток. — Но сперва сняла бы с этого копию.

— Да пожалуйста, это не мое, — пожала плечами Панси.

— Крэбб и Гойл присоединятся, — добавил Драко, так как те отсутствовали. (Макгонагалл дала им отработку за то, что окунали первокурсников головой в лужу грязи.)

Дафна их записала, как будто вела протокол заседания, потому что она всегда следила за такими вещами, а Панси считала, что возиться с бумажками ее недостойно. Потом Панси ушла и забрала с собой своих девчонок. Блейз свалил еще раньше — за кремом для ногтей с толчеными алмазами (такой же использовала мать Драко). В итоге остались только Тео и Драко.

— Ты бы поостерегся, — сказал Тео, притворяясь, что читает маггловский комикс. Он мог себе позволить такие вещи, и никто и слова не говорил. (Панси как-то попыталась, но Тео только взглянул на нее разок, и она больше никогда не поднимала эту тему.) — Панси взъелась на Поттер, а это не к добру.

— Как будто я дам Панси что-то сделать. — Драко нахмурился. — А что тут плохого? У Амбридж тоже на Поттер зуб. Так Панси ей только больше понравится.

Тео перевернул страницу с совершенно непроницаемым лицом:

— Не только об Амбридж стоит беспокоиться.

— Но ты сказал, что Дамблдор не важен.

— Он — нет. — Тео с легким вздохом закрыл комикс. — Ну вот, дочитал. Куда же я положил второй выпуск?

Потом он встал и неспешно ушел, оставив Драко безуспешно биться над этой загадкой.

Если не Амбридж, у которой была власть, пусть она и выглядела так, будто не в силах хотя бы переварить обед… и не Дамблдор, который защищал Поттер… Кто еще мог иметь значение?

* * *

— Яд, Северус? — огорченно сказал Дамблдор.

Северус ожидал, что директор догадается. Как-никак, особого ума для этого не требовалось, а у Дамблдора серых клеток было хоть отбавляй. Но совсем другое дело — признаваться, так что он крайне неубедительно изобразил удивление:

— Вы так думаете? Но если вспомнить, что все ученики недавно страдали разнообразными болезнями, не обязательно думать о яде.

— Да, отнюдь не обязательно, — едко ответил Дамблдор. — Надеюсь, ты хотя бы не использовал ничего летального.

— Скорее всего, она не так уж больна. И это хорошо, иначе министерство прислало бы кого-то еще. Было бы очень неприятно, если бы меня огульно обвинили в убийстве из-за каких-то… сфабрикованных улик.

Не похоже было, чтобы Дамблдору стало смешно, и Северуса это порадовало. Вообще-то его ярость для разнообразия немного утихла: Амбридж выглядела совсем несчастной и, согласно донесениям, могла сейчас только заставлять учеников переписывать учебники, а сама с зеленым видом сидела за своим столом. Гарриет целых три дня не попадала на отработки.

Он умиротворенно помешал чай; ложка приятно звякнула о фарфор.

Потом Дамблдор вздохнул и сжал пальцами переносицу крючковатого носа. Но взгляд, который он устремил на Северуса поверх очков, был все таким же острым:

— Надеюсь, ты хотя бы был осторожен.

Северус вместо ответа отпил чаю.

Дамблдор снова вздохнул, и даже можно было подумать, что он сдался. Северус был бы необычайно горд собой, если бы вынудил Дамблдора сдаться, да только знал, что это невозможно — он уже четырнадцать лет жил рядом с Дамблдором. Старик еще ему отплатит.

Но директор знал, когда надо закрыть разговор. Этому он и Северуса пытался обучить больше десяти лет; как правило, безуспешно.

— Как продвигаются уроки окклюменции?

— Хм. Выглядит так, будто она прилагает усилия, — Северус, прищурившись, вперился в свой чай, словно тот таил в себе объяснение этого невероятного поворота. Они еще не перешли к настоящим атакам на сознание, но она была далеко не готова. Чудом был уже тот факт, что она вообще открыла книгу.

— Согласно донесениям, — добавил он. — Но она сказала, что ей помогает Астерия Гринграсс.

Дамблдор издал задумчивое «м-м-м».

— Сильный союзник на Слизерине ей будет только на пользу.

— Не уверен, что тут уместно слово «сильный»… нет, она вполне здорова психически, — добавил он в ответ на то, как Дамблдор поднял брови. — Но она так замкнута, что почти лишена влияния, и ее окружение едва ли сильнее.

— Хм-м, вероятно, ее можно обучить.

«Мне теперь еще и мисс Гринграсс учить интриговать?» — сардонически подумал Северус. Проще помочь Гарриет уложить волосы.

— Но я думал вовсе не об этом. Друг всегда в состоянии помочь.

Северус прикинул, как бы получше прервать этот дурацкий урок «взявшись-за-ручки-поскакали-по-полянке», пока Дамблдор не разошелся всерьез.

— И тот, кто не на виду, часто может наблюдать там, где более приметные персонажи не останутся незамеченными, — немного ехидно сказал он. — Хотя не знаю, насколько незаметной она останется, учитывая, что она повсюду следует за мисс Поттер.

— М-м, да, — глаза Дамблдора снова замерцали, отчего Северус тут же насторожился. — Рад видеть, что Астерия проявляет инициативу.

— Полагаю, она предоставила сестре время привыкнуть к этой идее. На это ушло всего два года.

Дафна Гринграсс еще научится давать чуть больше свободы… и меньше переживать.

Дамблдор кашлянул. Северус взглянул на него и увидел, как тот старательно сдерживается, будто не хочет показать, что его что-то насмешило.

— Что ж, налицо положительное влияние Гарриет. Быть может, даже Дафна теперь это поймет.

«Я бы на это не рассчитывал», — подумал Северус.

* * *

Хоть квиддич и было нелегко пристроить поверх и без того огромной груды запланированных дел, Гарриет обнаружила, что он как ничто прочищает мозги. Даже лучше медитаций. (Намного лучше, но этого она Астерии говорить не собиралась.) Даже когда Джордж отбивал в ее сторону бладжер за бладжером, «чтобы держать ее в тонусе в эти темные времена», и когда приходилось терпеть командное Уизли-подначивание, ничто не давало такого чувства свободы, как полет. Вот бы все было так же просто, как ловля снитча…

— Теперь в команде трое Уизли, — тоном глубокого смирения сказала Анджелина под конец тренировки в тот вечер. — Это либо закалит нас, либо сломит мой дух.

— Эй, нас и вместе с Чарли было трое, — ответил Фред. — А Хогвартс до сих пор стоит.

— Поверь мне, куда важнее то, что девочек больше мальчиков, чем то, что Уизли больше, чем не Уизли, — вмешалась Джинни, их новый вратарь.

— Ты предаешь свой род, — сказал Джордж. — Страшней укусов змей сестры неблагодарность.

— Я знаю, на чьей я стороне, — задрала нос Джинни.

Когда Гарриет убирала на место снитч, Фред наклонился к ней через плечо и тихо сказал:

— Кое-кто смотрит в эту сторону.

Она обернулась, не успев сообразить, что надо изобразить спокойствие, но это всего лишь Астерия выглядывала из-за опор трибун, мерцая светлыми волосами в ранних сумерках. Глаза у нее были совсем круглые. Она походила на котенка, который завернул за угол и нарвался на стаю золотых ретриверов. Удивившись (Астерия почти никогда не приходила просто так, предпочитая назначать встречи там, где ей не встретятся другие гриффиндорцы), Гарриет рассеянно попрощалась с Фредом и, закинув на плечо метлу, пошла к ней.

— Что как? — она оглянулась, но поле и трибуны были пустыми, если не считать гриффиндорской команды. — Все нормально?

— О да, я в порядке, но… — Астерия потеребила шарф. — Мне надо… с тобой поговорить.

— Здесь?

— Давай… давай пройдемся, — Астерия взяла Гарриет под руку, будто они подходили к скользкому пути и нуждались в опоре, и повела ее к замку. Гарриет не нарушала молчания, чтобы Астерия собралась с мыслями.

Астерия набрала воздуха:

— Панси и еще некоторых сделают инквизиторами. Это новая должность, которую придумала эта Амбридж, — добавила она, и хорошо, а то Гарриет ни о чем таком не слышала.

— То есть, это не старосты?

— Да, потому что они будут подчиняться непосредственно ей. Будет целый список нарушений, за которые им будет разрешено снимать баллы, не зависящий от правил Хогвартса. Дафна сделала копию свитка Амбридж… — Им пришлось остановиться, чтобы она смогла выудить из кармана тяжелый конверт. — Но сами правила не так важны — они очень расплывчатые, почти что угодно можно назвать нарушением. На самом деле она будет их использовать, чтобы шпионить и держать людей под ее контролем.

Перед Гарриет, развернувшей пергамент из конверта, предстало откровенно абсурдное количество правил, записанных плотным с завитушками почерком, которого она не знала.

— Если правила такие расплывчатые, их будет трудно обойти, — сказала она медленно. Она оценила предупреждение, но не совсем поняла, зачем Астерия не поленилась лично к ней с этим прийти.

— Да, и… будь осторожна, — торопливо сказала Астерия. — Главными она назначила Драко и Панси, а Панси… ну… — Она помедлила, затягивая шарф. — Она очень… тебя ненавидит.

— Звучит знакомо, — фыркнула Гарриет, складывая пергамент.

— Я серьезно, — Астерия сжала ее запястье. Гарриет от удивления даже перестала засовывать в конверт пергамент. — Это уже ей как бы… ударило в голову. Она не будет… нарушения, на самом деле, не важны, она не баллы идет снимать. Она… у нее теперь есть власть.

Гарриет не боялась Панси, но Астерия — да: тот факт, что она все это проделала, это показывал. Но, конечно, Астерия боялась и с незнакомыми людьми здороваться… но в то же время она почти никогда не пыталась этим страхом поделиться — только когда чувствовала, что кто-то в опасности.

— Она что-то конкретное сказала? — спросила Гарриет.

— Нет, но обязательно смотри, что ешь или пьешь. У Панси есть люди, готовые на нее работать. Ни за что не разрешай ничего тебе давать в руки. Если это я или… Гермиона Грейнджер или Рон Уизли — тогда ладно, но если кто-то еще скажет: «А, кстати, это для тебя», — не бери. И будь осторожна с почтой, которую получаешь. Она скорее всего попробует что-то такое, с чего нельзя будет выйти на нее, поначалу, по крайней мере. Когда это не сработает, она станет действовать более открыто.

Гарриет моргнула.

— И… это. — Астерия вытащила из кармана круглый синий камешек. — Это Искатель. Когда рядом темная магия, он начинает светиться.

— Темная магия? — Гарриет впервые встревожилась — не столько потому, что боялась Панси, сколько от того, насколько далеко та была готова пойти. — Панси ее использует?

— Если это будет легкодоступно.

Искатель был холодным на ощупь, как самый обычный камень. Синева была приглушенной, пронизанной слоями кристаллов, острыми трещинами пролегающих под поверхностью.

— Она не может из-за меня напасть на кого-то еще? — серьезно спросила она.

— Нет, — Астерия как будто не удивилась вопросу, но и задумываться ей не пришлось. — Панси не нападает… так. У нее самой никого такого нет, так что, по-моему, она не сможет этого понять.

— Что насчет Малфоя? Ты сказала, он участвует в этом… инкви-как там отряде.

— Драко все равно. Его даже должность старосты не очень волнует.

— Но он согласился участвовать?

— Он не мог отказаться от власти, — просто ответила Астерия. — И его отец сказал ему, что в этом году будут важные события и что надо держаться поближе к Амбридж. Я… — она прикусила губу с отчасти хитрым, отчасти гордым видом, — как бы… подслушала их. Этим летом. В доме кузин Драко.

Гарриет медленно улыбнулась:

— Подслушала? Молодец, — она провела пальцем по одной из кристальных прожилок, но поверхность была гладкой — трещины под ней не ощущались. Она представила себе Малфоя с немного растрепавшимися волосами, с тенями под глазами. Он и Гермиона всегда выглядели усталыми.

— По-моему, то, что случилось летом, его не отпускает, — тихо сказала Астерия. У нее изменилось выражение глаз: она будто не видела ни Гарриет, ни темнеющую перед ней линию леса и смотрела куда-то внутрь, в прошлое.

— С такими вещами это бывает.

— Но это не все, — Астерия сглотнула. Ее бледное лицо четко выделялось в густеющем сумраке. — То, что случилось с… с Гермионой Грейнджер. Оно приближается. Да?

Гарриет поняла, что на самом деле у нее спрашивают:

— Ага.

Астерия медленно кивнула. Пронизывающий ветер запутался в их волосах, встревожил деревья вдалеке. Над головами у них в спускающейся тьме все ярче светились окна замка.

Гарриет убрала камень во внутренний нагрудный карман мантии и пригладила ее.

— Спасибо за это. Я знаю… это поможет.

Она немного отставила локоть. Через миг Астерия взяла ее под руку, и они продолжили дорогу к замку.

— Это поэтому профессор Снейп дает тебе… те уроки? — подавленным голосом спросила Астория.

— Это связано, ага.

— Ты… тебя еще кто-то обучает? В смысле… в прошлом году ты выучила для турнира все эти заклинания, но это… чтобы сражаться с мантикорой и прочими. Как быть… с ним?

Ее пальцы сжались на руке Гарриет, голос стал тише. Гарриет видела, что это не обычный для Астерии страх. Но даже у Ремуса и Сириуса, участвовавших в настоящих боях и видевших, как умирали друзья, наползала на лица эта мрачная тень, когда они говорили о Волдеморте. Снейп вздрагивал при звуке его имени, а ведь он в нерабочее время с ним тусил, типа как люди ходят выпить с коллегами.

— По-моему, они надеются, что я в это не полезу, — Гарриет фыркнула. — Как будто это хоть раз помогло.

— Но… — Астерия взволновалась. — Тогда что же тебе делать? Если он… он не будет ждать…

— Нет, — Гарриет вздохнула, потом погладила руку, стиснувшую ей бицепс. У Астерии была неплохая хватка для человека, который, казалось бы, не поднимал ничего тяжелее кисточки. — Наверное, придется поступить как с третьим туром и готовиться самой.

— Что насчет… Гермионы Грейнджер и Рона Уизли? Они могут помочь?

— На них обязанности старост… А у Гермионы еще ее дополнительная работа. Рон с прошлого года хочет пробоваться во вратари, но ему пришлось от этого отказаться из-за Гермионы. Они помогут, если я попрошу, — добавила она, когда Астерия прикусила губу. — Они все побросают, если я попрошу… но…

— Ты не хочешь их беспокоить, — сказала Астерия, когда Гарриет замялась. — Я понимаю. Но… они бы хотели знать. Они твои друзья, — просто объяснила она.

Они прошли по мостику; Гарриет опять вздохнула:

— Ты права. Я знаю, что ты права.

— Но хочешь еще немного подождать, — слегка улыбнулась Астерия.

Это было одно из многих качеств, которые Гарриет в Астерии нравились: та никогда не давила. Она говорила, что считала правильным, а дальше предоставляла тебе решать самому.

— Пусть хотя бы Гермиона сдаст первые экзамены.

* * *

После этого Астерия начала приходить на тренировки по квиддичу и ошиваться поблизости. Сперва Анджелина и остальные думали, что она может быть слизеринской шпионкой, но у Астерии был талант становиться незаметной, и все вообще забыли о ее присутствии. То, что в свободное от тренировок время ее стали чаще видеть с Гарриет, развеяло последние подозрения, так что в итоге она стала таким же непримечательным элементом квиддичного поля, как кольца ворот.

Гарриет, Гермиона и Рон в последнее время были как разминувшиеся в ночи корабли: из-за дополнительных уроков Гермионы (которые Гарриет вскоре перестала с ней посещать, так как сама больше работала), обязанностей старост, тренировок по квиддичу, окклюменции и домашней работы для СОВ они как будто только и бегали туда-сюда. Видимо, она взрослела: теперь, видя Гермиону и Рона вместе, она больше не испытывала болезненной ревности — скорее так, укол, а потом тихое удовлетворение. В конце концов, хуже всего было бы, останься Гермиона одна, верно?

(Ей все же удалось с ними пересечься и передать новости Астерии про Инквизиторов, от которых у Рона чуть волосы не загорелись.)

А потом было ее эссе про карьеру, из-за которого она написала Ремусу и Сириусу, умоляя о помощи. «Профессор Макгонагалл хочет, чтобы я написала целый свиток про свои профессиональные устремления, — писала она, — но тут такое дело, у меня их нет». Разве что пережить все планы по ее убийству; но если Сириус и увидел бы в этом мрачный юмор, Ремус — точно нет.

Сириус написал в ответ: «Мы с Джеймсом хотели стать аврорами. Но потом он по уши втюрился в Лили и не вытянул учебу. А я так себе подчиняюсь правилам. Если честно, Ремус не хотел, чтобы я эту часть тебе писал, но мы тогда были так заняты обязанностями в Ордене Феникса — и тем, что люди, друзья и родственники, постоянно то исчезали, то находились таким образом, что лучше бы нет, — нам было не до карьеры. Думаю, с тобой то же самое, Холли-берри».

Письмо настраивало на невеселый лад, но Гарриет всегда это ценила в Сириусе: он не пытался притворяться, будто невеселые дела ее не касаются. Не то чтобы его совет помог ей с эссе, но он дал ей знать, что Сириус видит вещи, которые другие окружающие ее взрослые признавать не хотят.

Ремус не прислал ей свой совет, но вместо него написал кое-кто неожиданный.

«Гарриет, — говорил фиолетовый энергичный и неряшливый незнакомый почерк, — это Тонкс. Ремус упомянул, что ты не можешь придумать, что писать в эссе по профориентации. Будь у тебя силы выдержать последствия, предложила бы написать, что твое профессиональное устремление — второй раз победить Волдеморта, но это бы лучше прошло со старой доброй Спраут, чем с Макгонагалл, как мне кажется — эта вечно мне отработки давала за слишком легкомысленное отношение к правилам. Но хаффлпаффцы склонны легкомысленно относиться с правилам, хотя обычно люди и не догадываются, и Спраут — она человек покладистый. Если хочешь совет посерьезнее, в дополнение к тому, что сказал Сириус (я видела, как он мучился в уголке над своим письмом), то Макгонагалл, наверное, ждет, что ты перечислишь свои сильные стороны и навыки. Ты активная, изобретательная, у тебя талант к защите (Ремус с большим энтузиазмом рассказывает о своих уроках, а Сириус готов слушать хоть сто раз; тебе было бы неловко), не очень хорошо следуешь правилам (РАДА слышать!), так что тебе нужна работа, где тебе не придется себя ограничивать и следовать куче нудных указаний. Ремус говорит, ты ненавидишь говорить о своей славе, но, боюсь, люди будут вести себя отвратительно из-за этой темы Гарриет Поттер

(если начнут, скажи мне, я найду кого-нибудь — сама точно не буду, — чтобы их проклясть)».

Письмо продолжалось перечислением профессий, в которых Гарриет могла бы преуспеть, с коротким описанием плюсов и минусов каждой, пересыпанных точными комментариями Тонкс о любимых («всякое геройство») и нелюбимых (исследования) занятиях Гарриет. Оно было хорошим противовесом письму Сириуса: искреннее, но оптимистичное, как будто Тонкс понимала реальную ситуацию Гарриет, но решила поступить практично, а практичность говорила: Гарриет надо написать эссе.

В конце письма Ремус добавил постскриптум: «Надеюсь, ты не расстроена, что я рассказал о твоей дилемме Тонкс: я подумал, что ее понимание прибыльного трудоустройства лучше, чем мое и Бродяги».

Точно, ведь оборотни и беглые заключенные не имеют постоянной работы. Гарриет стало немного стыдно, но Ремус, как обычно, подписал письмо: «с любовью».

«Спасибо за это все, — написала она Тонкс в ответ. — Я попробую все-таки написать эссе с Волдемортом, веселья ради, но в свободное время. Не знаешь, какие есть (кроме хроноворота) способы замедлить время, чтобы успевать всю домашку для СОВ?»

* * *

— Бедная девочка, — сказала Тонкс, перечитывая последнее письмо от Гарриет. — Мало подготовки к СОВ и всего прочего, чем тебя заваливают пятнадцатилетние мозги, так еще и маньяк дышит в затылок. И эта засланка правительства, которая хочет больше информации по маньяку.

— Интересно, когда Гарриет сорвется? — отозвался Ремус. — Ей ни минуты покоя не дают.

— Как, по-твоему, может, вывезем ее на Таиланд на каникулах? Славный солнечный пляж — пожиратели смерти там точно не посмеют показаться в этих своих жутеньких темных мантиях и масках.

Губы Ремуса чуть изогнулись в улыбке, но потом снова опустились мрачной линией. Когда его лицо расслаблялось, то принимало выражение спокойное и ласково-приветливое, но в последнее время она его не видела. Он как будто тихо тревожился обо всех и обо всем, но когда его спрашивали, притворялся, что в порядке. Сириус сказал: «Это же Ремус, ну. У него может голова на жилке болтаться, будешь его звать Почти Безголовым Лунатиком, а он будет делать вид, что тебе все мерещится».

Больше всего Ремус беспокоился о Гарриет и Сириусе. Да уж, там было о чем побеспокоиться.

Она отложила письмо — в подвальной кухне начали собираться члены Ордена. Как всегда, понемногу заводились приглушенные разговоры, сопровождаясь хлопками по спинам, без которых не прожить даже подпольной организации по борьбе со злом, и вопросами про Дейви и Джорданов, если у кого были общие знакомые или родня… Эммелина Вэнс даже справилась о матери Тонкс. (Они обе состояли в каком-то садовом клубе с тех времен, когда Тонкс было двенадцать, никакой неловкости на собраниях, вы что. Тонкс и без того приходилось сидеть и делать ответственный вид перед своим начальником, коллегами, несколькими бывшими учителями; только маминых подруг ей как раз и не хватало.)

(Это ей больше всего нравилось в Ремусе: тот ее никогда раньше не встречал. Ну, если не считать случая, когда она изображала каргу.)

Спасясь от Эммелины, она прокралась к хандрящему в углу Сириусу. Ремус устроился неподалеку, тормозя светскими беседами всех, кто пытался пробраться к Сириусу и присесть ему на уши. В светских беседах Ремус был профи.

— Бедная Тонкси. Но выше голову, любимая кузина, — сказал развалившийся в кресле Сириус. Сегодня он был всколоченней обычного и не брит как минимум второй день — видок как будто только из запоя. — По крайней мере все эти люди, которые слишком много о тебе знают, не чокнутые убийцы, как большинство в нашей семье.

— Да уж, спасибо, умеешь утешить.

Слава звездам и бороде Дамблдора — тот явился спустя недолгое время (и в ослепительно-изумрудной мантии). Но самым большим сюрпризом вечера (из-за которого Сириус что-то пробубнил под нос) было то, что сразу за ним тенью следовал Снейп. Когда в школе шли занятия, тот приходил редко.

Нет, стоп: приход Снейпа был вторым по величине сюрпризом.

Первым по величине было то, что после собрания Снейп скользнул к Сириусу и сказал тихим ровным голосом:

— Долорес Амбридж хочет добраться до твоей крестницы.

Сириус, сощуривший глаза при его приближении, прямо-таки моргнул. Потом выпрямился в кресле (практически единственный раз, когда он при Тонкс не сутулился).

— Она — что?

Снейп выдал нечто вроде краткого содержания нескольких первых недель семестра. К ним, молча хмурясь, присоединился Ремус, а Тонкс ошивалась поблизости, надеясь, что Снейп последует обычной своей политике несуществования Тонкс и ее проигнорирует.

— Амбридж больна? — спросил Ремус, пока Сириус пытался придушить в кулаке подлокотник кресла.

— Очень загадочно, — ответил Снейп почему-то с непроницаемым лицом, — но упорно. Можно предположить, что это надолго.

Пришла очередь Тонкс моргать. У Сириуса приоткрылся рот:

— Намекаешь, что ты…

— Не мне ставить медицинские диагнозы, — Снейп, если глаза не обманывали, рассматривал ногти. — Так что меня спрашивать нет смысла. Но. — Он поднял глаза на них, и взгляд его был острым, как множество бритв: — Она до сих пор в состоянии обзавестись союзниками, которые сделают за нее грязную работу.

— Союзниками в Хогвартсе? — спросил Ремус. Тонкс не смогла бы предположить, о чем он думает.

— Она назначает учеников Инквизиторами, — Снейп скривил губы, — некоторым из них не особенно нравится мисс Поттер.

— То есть слизеринцам, — без приязни сказал Сириус.

Ремус вздохнул:

— Сириус…

— К твоему счастью, — с легкой усмешкой продолжил Снейп, — так как в первую очередь они преданы мне, я могу не дать большинству из них слишком увлечься.

— Большинству? — лицо Сириуса было мрачным.

— Я с ними разберусь. Но если не хочешь, чтобы Амбридж вернулась в строй, тебе придется приложить руку.

— Ты на что… эй! — возмущенно сказал Сириус, потому что Снейп, закончив на этом, развернулся и скользнул к двери, которая как раз открылась — в комнату сунул голову Дамблдор.

— Северус? — поднял тот седые брови. — Я-то думал, ты уже ушел.

— Ухожу, — небрежно бросил в ответ Снейп и проплыл мимо него.

Дамблдор глянул на Сириуса и Ремуса, и Тонкс притворилась, что что-то уронила на буфете. Выражение лица директора было мягким, но непроницаемым. Возможно, ему показалось странным, что Сириус не бесится, как обычно после разговора со Снейпом.

— Доброй ночи вам троим. Сириус, как обычно, благодарю за любезно оказанное гостеприимство.

— Ага, да, — ответил заметно растерянный Сириус.

Дамблдор улыбнулся в дрогнувшую бороду и тихо прикрыл за собой дверь.

— Это Снейп только что… — нарушил молчание Сириус.

— Да, — сказал Ремус, и Тонкс со всей своей аврорской подготовкой ничего не могла прочесть по его интонации. Лицо у него было мягким и отстраненным — как бывало, когда он не хотел показывать, о чем думает.

Все еще ошеломленный Сириус мотнул головой, поворачиваясь к нему:

— Ты это слышал?

— Думаю, я слышал, как Снейп рассказал, что… из первых рук знает о болезни Амбридж. И хочет, чтобы ты подумал, как сделать так, чтобы ей стало хуже.

— Да, мне так и показалось, — сказал Сириус. — Охренеть.

Они еще немного помолчали над этим.

— Я могу помочь? — спросила Тонкс.

* * *

Гарриет очнулась ото сна, чувствуя одновременно жар и холод. Она лежала в сумрачной предрассветной тишине, дрожа под тяжестью одеял; окно рядом с ее постелью было цвета пыльного олова. С тех пор, как она вернулась в этом году, она не любила спать с закрытыми шторами… от них создавалось странное чувство, будто в могиле. Одну сторону она всегда оставляла открытой.

Она никогда не могла точно понять, что ей снилось: мелькал стоящий в тумане древний, затянутый паутиной дом, пещера на краю бушующего океана, полная теней комната с толстым слоем пыли и экзоскелетами забытых сокровищ — места, где она никогда не была, ничего не значащие, которые она наполовину забывала, когда отступала от смутной границы меж сном и явью. Но они всегда оставляли ее в холодном поту и словно в лихорадке; это было похоже на то, как она приходила в себя после обморока, побывав слишком близко к дементору.

Ну, теперь она проснулась и больше не заснет. Она никогда не засыпала снова после этих снов. После них было ощущение, что она соприкоснулась с чем-то, от чего не отмыться.

Не желая валяться в постели, где труднее было отделаться от воспоминания, она поднялась и оделась. Солнце еще не встало, хотя вид за сводчатыми окнами показывал, что наступает очередной не слишком светлый день. Стоило ей об этом подумать, как издалека донесся раскат грома. Она натянула джемпер и пару очень толстых носков, которые всучил ей Ремус, когда летом обнаружил, что у нее постоянно холодные ноги (потому что она пихнула ледяной ступней Сириуса в отместку за то, что тот украл ее круассан).

Гостиная была пуста, лишь в камине потрескивал скромный огонь. До рассвета недолго, а домовые эльфы уже сделали место пригодным для человеческого обитания. Гермиона в том году задала уместный вопрос: когда же они спят? Хотелось бы верить, что они работают посменно.

Гарриет взглянула на диван перед огнем, но продолжила идти — за дыру под портретом, в стойкий холод коридора. В такой ранний час тени были густыми, растушеванными у каждого окна медленно нарастающим светом. Однако полностью тихими коридоры не были: шепот и шелест доносился от портретов; похрапывали, посапывали и поскрипывали доспехи; движущиеся лестницы будили в переходах эхо (и, если вам не повезло, Пивз не спал и искал новую жертву).

На самом деле это было хорошее время для бодрствования: когда казалось, что есть лишь она да замок, живой организм в десять раз больше самой большой венгерской хвостороги.

Но все равно на завтраке она была не одна. Пара рейвенкловцев была уже здесь, а также… Малфой?

Он сидел с полусонным видом, навалившись на слизеринский стол. Когда Гарриет села на своей стороне зала, она опять подумала о том, что сказала Астерия. Неужели на него и правда так повлияло то, что случилось летом? Астерию это не то чтобы лишило сна. Его беспокоило что-то другое?

«А мне-то какое дело?» — подумала она, встряхнув свой мозг, как шар со снегом. В такую рань весь ассортимент завтрака еще не появился, так что она взяла себе чай и тост и рассеянно взглянула на потолок, который сегодня клубился низкими грозовыми тучами. Потолок пошел рябью, и в тот же миг в высокие окна с шипением ударил ливень. Гарриет попыталась сосредоточиться на звуке бьющего по стеклу дождя — когда доходило до медитаций, ей лучше было слушать или смотреть, чем сидеть с закрытыми глазами и следить за дыханием. Но она продолжала думать…

Снейп, который тысячу раз обвинял ее в том, что она не пользуется мозгами, счел бы очень ироничным, что она не может перестать думать, когда не надо.

«Мыслить — работа человеческого разума, — говорил Лордис Хорнсвоггл. — Вы не пытаетесь остановить свои мысли. Вы пытаетесь их перенаправить: наружу из дебрей тревоги, с дорог огорчения, трясины злости. Вы работаете над тем, чтобы снять со своего разума тот груз, что он привык на себе таскать».

Хорнсвоггл утверждал (и Астерия с ним была согласна), что если она сосредоточится на чем-то кроме тем, которые ее беспокоят, то обнаружит, что ее разум прояснился. Они оба говорили, что если хоть ненадолго переключаться на что-то другое — скажем, на шум дождя или на зрелище клубящихся туч, — то это научит ее контролю. Только она не представляла, как именно. Пока как будто не работало.

Хорошо, что ее пока не проверяли. Гарриет не хотелось бы, чтобы Снейп, когда он наконец решит перейти к чтению мыслей, увидел, что она о нем думает.

* * *

Например, она хотела бы оставить при себе события того урока зелий, когда вместо того, чтобы делать зелье внимательности, пялилась на нос Снейпа.

Нос ничем не отличался от того, каким бывал в другие дни. Его не раздуло увеличивающее проклятие и не скукожило уменьшающее зелье. На нем не выросли перья, бородавки, мех или бивни. Это был все тот же обычный нос: большой, крючковатый, стервятничий такой.

Почему-то в этот день он был странно завораживающим.

Снейп повернулся, и их глаза встретились. Гарриет кашлянула и торопливо опустила взгляд на свое зелье, помешала его (хотелось верить, что с деловитым видом). Может, она его испортила и надышалась усиливающими внимание парами, и теперь ее мозги зациклились на Снейповом носу? С чего еще носу быть интересным. Из носов текут сопли. Иногда ими чихают. Ноздри Снейпа порой раздуваются, когда тот явно себя уговаривает не вливать вам в глотку ваше испорченное зелье. Его профиль выглядит так, будто им можно ящики вскрывать.

(Вряд ли Хорнсвоггл, рассказывая про переключение, имел в виду это. Она бы хотела переключиться куда-нибудь подальше от носа Снейпа.)

— Гарриет, — углом рта пробормотала Гермиона, — зелье должно быть красным…

— Угу, знаю, — со смирением ответила Гарриет. По крайней мере, розовый — это в спектре красного.

Снейп прошел мимо их стола, но только скользнул по нему взглядом. У Гарриет вдруг стало странно припекать затылок. Серьезно, весь этот поднимающийся от котлов пар — из-за него так легко перегреться.

К тому времени, как она перелила зелье в пузырек, оно было агрессивно-лиловым, что было ближе к полагающемуся алому, чем у кого-либо, кроме Гермионы (зелье Симуса было зеленым). Снейп, как обычно, отругал мальчиков за плохие результаты, но к девочкам не цеплялся, хотя у Лаванды получилось кислотно-фиолетовое зелье, и, когда она отдавала свой флакон, у него стал такой вид, будто ему хочется закурить.

— Двенадцать дюймов о том, что вы сделали неверно, — сказал он всем так, словно имел в виду «пошли вон». Гарриет испытала странный импульс, вроде зуда в ладони — похлопать его по руке. Не выспалась, что ли.

Не знай она, что это невозможно, заподозрила бы, что Снейп осторожничает. Уже несколько занятий тот гонял ее по теории — безо всяких палочек и вторжений в разум. Ну и хорошо, а то от его вылетающих как из пулемета вопросов она оставалась усталой и обессиленной, хуже чем после тренировки по квиддичу.

— Когда мы будем тренироваться с настоящим чтением мыслей? — спросила она после очередной сессии утомительных вопросов и ответов.

— Это не чтение мыслей, — огрызнулся Снейп. — Уже тот факт, что вы так это называете, говорит мне, что вам далеко даже до самого базового представления о теории.

Гарриет со стоном стукнулась лбом об стол:

— Я не по теории, ясно? Помните, как было с патронусом….

— Нет, для этого урока мы определенно не пойдем охотиться на сотню дементоров.

Она вздохнула и подперла подбородок ладонью. Снейп у себя за столом продолжил громить эго учеников (проверять домашку). Он в основном именно этим занимался, когда не пытался вытрясти из ее головы ответы. Выражение его лица, демонстрирующего разные степени презрения, было таким же странно завораживающим, каким был в тот день его нос. Она готова была поставить свою Молнию, что как минимум один человек расплачется от его комментариев, но все же это подрагивание его губы, эта морщинка меж бровей, где….

— Как мне кажется, — сказал он, — вы будете в восторге от возможности продолжить обучение.

— Вообще-то я об этом с вами хотела поговорить, — как бы небрежно ответила она. Ей пришлось сдерживать смех, когда он поднял на нее усталый и страдальчески-досадливый взгляд — будто догадывался, что то, что он сейчас услышит, даже хуже его ожиданий.

— Не про окклюменцию… но типа. Помните тот год? Я про турнир.

— Как будто припоминаю, — его голос был суше и невыразительнее выгоревшей пустыни.

— Точно, ну да, так мне пришлось учить все эти заклинания и прочее для заданий. Заметьте, здорово благодаря этому продвинулась.

— И? — Не похоже было, чтобы он хотел ее ткнуть пером для скорости, но точно ясно было, что он не понимает, к чему она клонит. Она его не винила: у нее в голове это вступление тоже выглядело как-то не очень.

— Ну, мне надо… больше всего выучить, так? Потому что. Это все. — Она поколупала краешек книги по окклюменции. — Я учусь этим мысленным штукам из-за… него… — (Она не боялась имени, но Снейп после него замыкался, а ей хотелось поговорить.) — Мне ведь надо и всякому другому учиться?

— Всякому другому, — повторил он. У нее возникло впечатление, что он сдерживает какую-то реакцию, но она не могла сказать, какую.

— Защитные заклинания — от Амбридж ведь не дождешься. Даже до того, как она заболела, — она могла поклясться, что его губы дрогнули в легчайшей усмешке, — она тут была, чтобы не дать нам ничему научиться. Она нам даже прикасаться не давала к палочкам.

— И что? — почти ласково спросил Снейп. — Что вы собираетесь с этим делать?

— Не знаю. Вот поэтому… советуюсь.

Он помолчал, покрутил перо в пальцах. Потом придвинул к себе лист пергамента и набросал несколько быстрых строк.

— Можете начать с этого, — он послал ей пергамент тихим заклинанием, превратившим листок в изящный самолетик; она невольно улыбнулась, но потом сделала серьезное лицо, чтобы он не подумал, что она легкомысленная. — Также можете, — он издал звук, будто ему неприятно об этом говорить, — обратиться к Люпину.

Она не поверила своим ушам. Она думала об этом, но чтобы Снейп сам сказал…

— Вы… правда?

Он посмотрел на нее, словно понял, о чем она думает, и ее пронизало паникой, что он все это время незаметно читал ее мысли и знал все, что она…

Но это было бы невозможно, он бы уже рвал и метал. А не сидел с обычным раздраженным видом.

— Люпин пережил войну, хотя был одной из самых заметных целей в Ордене. Отчасти, без сомнения, потому, что многие заклинания на оборотней действуют иначе, — признал он, — но его репертуар боевых заклинаний обширен.

— Нам надо придумать другую кодовую фразу для проверки, что мы — это мы. Вас точно не подменили?

— Будь это так, я бы проверял ученические эссе, как по-вашему? Пожалуй, чтобы вас утешить: на Блэка особенно не рассчитывайте. В свои лучшие годы он превосходил Люпина как дуэлист, но двенадцать лет в роли кормильца дементоров высосали из его головы значительную часть знаний.

Она не знала, то ли нахмуриться, то ли закатить глаза.

Снейп, довольный своими зловредными наблюдениями, добавил:

— Он также омерзительно безрассуден, и если вы начнете ему подражать, я снова заставлю вас потрошить рогатых жаб. Отвечая при этом на вопросы по окклюменции, пока я не буду удовлетворен.

— Ладно, ладно. Буду безрассудной, насколько это необходимо при обычном внезапном нападении темного волшебника.

— Это, — сказал Снейп с бесспорно более выразительным, чем у нее, злобным видом, — не смешно.

— Надо же над чем-то смеяться, когда столько домашки.

Лицо Снейпа стало очень странным, и он резко указал пером:

— Если закончили, убирайтесь.

— У вас будет меньше работы, если станете задавать нам меньше на дом, — сказала она, собирая вещи.

— И сойду с интереснейшего пути, на котором пытаюсь хоть одного из вас чему-то научить за семь лет? Мне не пережить такой потери. Вон.

— Иду я, иду. Пока тогда.

Уже выйдя из подземелий (которые она пересекала с оглядкой, на случай, если Панси решит, что настал день избавить Хогвартс от всего Поттерового, во имя королевы и страны), она развернула пергаментный самолетик. Колючим почерком Снейпа были перечислены четыре книги боевых заклинаний, если судить по названиям. Она ощутила, как дрогнули в улыбке губы, и спрятала листок.

* * *

Когда она полезла через дыру за портретом, было уже поздно — настолько поздно, что даже большинство гриффиндорцев, из которых мало кто был жаворонком, разошлись по постелям. Но двое еще сидели рядышком на диване у камина.

На какой-то леденящий душу миг Гарриет показалось, что она вот-вот спасется бегством — вдруг они там целуются? («Пожалуйста, пусть они не целуются, очень не хочу видеть от них такое!») Но скоро стало ясно, что они просто разговаривают, и они оглянулись, когда она подошла.

— Привет, — помахал ей Рон. Гермиона улыбнулась и похлопала по сиденью рядом с собой. — Этот гад тебя так задержал?

— Вообще-то я была в библиотеке… Да, понимаю, это шокирует.

Она была не против к ним присоединиться, так что свалила книги на диван и села рядом с Гермионой.

— Что это? — с любопытством спросила Гермиона, взяв из кучи переплетенную в зеленую кожу книгу. На ней золотыми буквами сияло: «Противостояние безликому».

— Боевые заклинания и все такое. Для самостоятельного изучения, — ответила Гарриет.

Гермиона и Рон молча переглянулись. Гарриет показалось, что между ними происходит безмолвный разговор.

— Что такое? — небрежно спросила она.

— Мы, э… — Рон потер затылок. — Мы тут хотели… в общем, поговорить с тобой. Как бы… о том же примерно.

— Помнишь, как профессор Снейп сказал? Когда мы с тобой в последний раз занимались вместе, — тихо сказала Гермиона. — «Ваши враги не станут ждать, когда вы подготовитесь. Вам нужна более крепкая защита».

Рон пробурчал что-то вроде «зачем помнить все, что говорит этот гад». Гарриет и Гермиона его проигнорировали.

Гермиона провела ладонью по книге в руках.

— Именно так. Мы должны сами научиться защищаться. Лучше всех в этом плане подготовлена… ты.

Гарриет моргнула:

— Я?

— Турнир трех волшебников… многому тебя научил.

— Ну, да, но мне кажется, мы вряд ли будем часто сталкиваться с мантикорами и русалками.

Гермиона снова погладила книжку:

— Мы подумали, ты сможешь… обучать защитным заклинаниям.

— Таким, чтобы отбиваться от тех, кто хочет тебя убить, — добавил Рон.

Ну, Астерия уже об этом упоминала, и Гарриет говорила об этом Снейпу, который вроде бы решил, что это вторая в ее жизни приличная идея. Но Рон и Гермиона вели себя так, словно деньги собирались в долг просить.

— В смысле, вас двоих?

Рон и Гермиона быстро переглянулись, не совсем встретившись глазами — словно свет пробежал по воде.

— Всех, кто захочет. Учиться.

Гарриет моргнула:

— Всех э?..

— На собраниях старост бывают разговоры, — сказал Рон чуть торопливо, будто опасался, что если не поспешит объяснить, она разозлится. — Спрашивали про Гермиону… для разнообразия не из вредности…

(Гермиона издала легкий звук, но не недовольный, скорее смешливый.)

— Они. Боятся, — тихо сказала она.

Гарриет посмотрела на нее, потом тоже быстро переглянулась с Роном. Любой, кто не дурак, понял бы, что случившееся в прошлом году серьезно; но то, что произошло с Гермионой… было хуже.

— И эта корова Амбридж не права: большинство из тех, кто с нами говорит, они не думают, что вы сами это сделали, они думают, что ты спасла Гермионе жизнь.

— Спасла, — согласилась Гермиона все так же тихо, но твердо и спокойно.

У Гарриет под кожей разлилось тепло: то ли от смущения, то ли от горя, то ли еще от чего. Рука Рона, лежавшая у него на коленях, шевельнулась, а потом сжалась в кулак.

— Так что если ты скажешь: «Эй, как насчет уроков выживания?», — он как будто шутил, но шутка была мрачная, — они, по-моему, ответят: «Где подписать?»

— Так… давайте глянем, все ли я поняла, — сказала Гарриет, стараясь не меняться в лице. — Вы хотите, чтобы я обучила пачку старост защитным заклинаниям на случай, если заявится Волдеморт?

Они вздрогнули при звуке имени, но взяли себя в руки.

— Да, старосты некоторые точно будут, — сказал Рон.

— Ну, мы не сможем это делать. В открытую, — деловито подхватила Гермиона. — С Амбридж и ее. Бандой шпионов.

— Значит, тайный курс по защите?

— Для… всех, кто хочет учиться.

Гарриет всмотрелась в решительное, серьезное лицо Гермионы, в более открытое, но такое же увлеченное — Рона. Она вдруг почувствовала себя очень старой, и даже не могла бы сказать, от чего и почему. Не мог же Снейп чувствовать себя так же, когда она его спрашивала? Он, конечно, не из тех, к кому ходят за советами (вменяемые люди, по крайней мере), но он учитель, он знает всякое. Он уже пережил войну; он шпионил у Волдеморта. Но она… она просто Гарриет.

— О ком конкретно мы говорим? — медленно произнесла она.