Воспоминания Учиха Мадары (джен)

«Грэндпа-а-а!» — радостный визг Изуны начинал звучать в ушах всякий раз, когда Мадара кидал взгляд на леденец, принесенный им внучке в подарок. В том, что реакция такой и будет, он ни на секунду не сомневался, как и в том, что подобную благосклонность девчонка свяжет с собственной просьбой, брошеной почти в шутку (а может и нет — кто ее знает?), приносить хоть иногда гостинцы. «А то едим вместе, а в магазин хожу я одна!» — прекрасный аргумент, когда разговариваешь с формально мертвым опаснейшим преступником.

Реакция, да, была ожидаемой, но не то чтобы Мадара был против. От нее много шума, крика, тактильный контакт она любит гораздо больше его… однако из двух зол: радость и грусть Изуны, мужчина выбирал первое. Просто это все-таки в какой-то мере было неловко.

— Мадара! — как и предсказывал, мелочь, вышедшая в коридор с заспанным видом, стоило ей заметить его, мигом проснулась и, с радостным криком, бросилась обниматься. Настроение из-за его ближайшего намерения было странным, и Мадара даже не попытался увернуться или оттолкнуть внучку. Та вцепилась в него истинно шинобинской хваткой.

— Мелочь, — окликнутая, девочка сверкнула на него тепло-черными глазами из-под длинной (длиннее, чем у его брата) челки, утыкаясь в скомканную из-за ее попыток стать выше, встав на носки, но при этом не отцепившись от него, рубашку. Тянуться к поясу, будучи стиснутым по рукам и ногам (да она уже висит на нем!) крепкими объятиями, было неудобно, однако спустя секунду…

Изуна, разглядев, что он ей предлагает, буквально грохнулась на пол, резко ослабив хватку. Бессмысленно открывая и закрывая рот, она тыкала пальцем в сторону конфеты и смотрела на него круглыми от шока глазами. Это действительно настолько неожиданно?

Хотя, да, скажи ему кто пару лет назад, что он окажется в подобной ситуации, Мадара свернул бы незадачливому шутнику шею. И язык бы вырвал, за такие шутки. Не в назидание или из природной жестокости, а так, из скверного чувства юмора.

— Это… что?.. — всегда бы ее голос был таким тихим, хотя, по правде, реакция внучки казалась подозрительной в своей неожиданности. Тупить Изуна любила и умела, но всё-таки сейчас это немного перебор. По меркам нормальных людей, по крайней мере, что меняет все.

— Леденец, — Мадара, оценив состояние внучки, присел перед ней сам и протянул подарок, который девочка, впрочем, как-то не спешила принимать. — Будешь?

Учиха был уверен, что ответ «да», несмотря на то, что сценарий уже пошёл по отличному от его представлений сценарию. С точки зрения Изуны, однако, все явно было иначе.

— Ты… Грэндпа, ты… — по мере того, как набирал силу, голос химе звучал все обреченнее и обреченнее, а в ее глазах, уже блестящих из-за тонкой пленки влаги на них, виделся испуг. Под конец девочка выглядела так, словно вот-вот заплачет. Да что он сделал не так? — Ты решил меня отравить, да?

Отравить? Леденцом? Мадара не любил чувствовать себя глупо, но, по иронии судьбы, именно так себя он сейчас и чувствовал. Глупо. Перед ним почти плачет ребенок, потому что он попытался дать ему конфетку…

Но Изуне, этого, очевидно, было мало, так как она решила его «добить»:

— Как таракана, — добавила она тише и всхлипнула. Так… то есть, эта малявка сейчас возомнила, что раз он ведёт себя так по-доброму, не мешает себя обнимать и дает леденец, значит, отравить решил?! Определенный смысл в этом был, но как до такой мысли вообще дошла она? Это больше похоже на идею параноика (или любого нормального шиноби), нежели на догадку этой девчонки.

— С чего ты это взяла? — с каплей раздражения спросил Мадара, впрочем, считая, что уже знает ответ. Хотя, с этой-то принцесской… то, как у нее повернуты мозги, никакой логикой не объяснялось, так что она могла дойти до этого вывода и другим путем.

— Ты слишком добрый! — но не дошла. — Знаешь, когда кто-то обычно злой и страшный резко становится очень добрым и дает тебе конфетку… там, как правило, яд. Так что… так что…

Взгляд Изуны на все еще находящийся в его руках леденец стал совсем уж грустным, словно она прощается с лучшим другом, уходящим на свою последнюю миссию… По крайне мере, эмоция в ее глазах была похожа только на это.

— Так что я не буду, — выдавила она несчастно.

Этого не было в его планах. Нахмурившись, Мадара оценил шансы на то, что внучка отойдет от очередного своего закидона в ближайшие пять минут… Невелики, но попытаться стоит.

— Нет там яда, — вздохнул он, хватая девочку за руку, поднимаясь сам и заодно поднимая ее. Отпустил. На ногах стоит крепко, вот и хорошо. — Ты сама возмущалась, что я ничего не приношу с собой. Это просто леденец.

Который, чисто теоретически, должен быть способен заткнуть тебя на полчаса и дольше.

— Возмущалась, — подтвердила Изуна и добавила, сузив глаза: — а потом ты сказал, что в свой дом гостинцы не носят. И тут принес. По-доз-ри-тель-но. Не буду.

Она издевается? Откуда вдруг это упрямство? Резко ощутив порыв затолкнуть леденец в рот упрямой девчонки, Мадара усилием его подавил.

— Как хочешь, — вот еще, будет он ее уговаривать. Сейчас, в целом, он от ее болтовни еще не устал, да и самого шума немного. Конфету вообще стоило предлагать лишь тогда, когда трескотня переходит грань терпимости, а не с порога — Учиха сам не понимал, зачем так поторопился. Вернее, совсем не хотел прийти к выводу, что просто хотел порадовать внучку как можно скорее.

Леденец ушел в карман. Тишина, наступившая с этим, была вовсе не той комфортной, к которой Мадара стремился. Незаметно они переместились на кухню, сели за стол. И все это так тихо, как в компании с Изуной в норме не бывает.

Мадара смотрел на внучку с выжидающим вниманием. Та смотрела в ответ, будто соревнуясь. Часы, купленные ей для чего-то, раздражающе тикали, действуя на нервы. Выражение лица обычно улыбчивой химе было уморительно серьезным, хотя смеяться Учиха не спешил: не хватало только разрушить столь редкий момент.

А потом девочка вздернула бровь в знакомой ему не понаслышке манере, он моргнул в недоумении…

— Ага! Я выиграла! — и тишина разрушилась. Изуна вскочила с места, тыча в него пальцем и злорадно улыбаясь. Ну точно, играла с ним в гляделки. Мадара выразительно закатил глаза и собирался уж съязвить, что о таких вещах, как начало игры, принято предупреждать, однако… Внучка отошла от «победы» довольно быстро: спустя лишь три секунды, и уставилась тоскливым взглядом… на его пояс? Тяжело вздохнула. Отвела взгляд. Вернула. И снова вздох.

— Дыхательную гимнастику делаешь? — вкрадчиво произнес он и хмыкнул: — С твоей гиперактивностью — самое то.

— Гимнастику? Ну… нет, — Изуна вновь устремила свое внимание к торчащей из-за пояса палочке леденца и задумчиво пошкрябала щеку. Даже не возмутилась подколу. — Грэндпа…

Взгляд то блестящих от желания, то темнеющих от сомнений глаз мечется между его лицом и заветным гостиницем. Он не был уверен, что это сработает, до конца напоминал себе, что Изуна — не маленькая девочка, чтобы купиться на такое, но…

— Знаешь, я все еще уверена, что ты хочешь меня отравить, — мелкая зараза выглядела так, словно решается на настоящий подвиг. И Мадара подозревал, что знает, каким он будет. — Но… даже если там яд… и я умру после того, как съем его, возможно, мучительно… Можно мне конфетку?

Учиха едва удерживался от того, чтобы засмеяться, прикрыв лицо ладонью. Ну, малявка…

— Держи, — он протянул сладость девочке и добавил ехидно: — Смотри, не подавись своей «конфеткой».

И, конечно же, Изуна тут же ей подавилась. Закашляла так, что появлялось опасение, как бы не задохнулась, однако спустя полминуты, как всегда, кашель прекратился. Вот умеет же человек!..

— Яд уже подействовал, да? — спросила химе, окидывая блестящий от слюны еще больше леденец жадным взглядом и запихивая его в рот без малейших сомнений.

— Неуклюжесть уже подействовала, — едко поправил внучку Мадара, размышляя о том, что однажды та действительно рискует подавиться насмерть. Чисто статистически. Изуна обиженно засопела, но леденца изо рта не вынула, продолжая клацать им будто на зло ему. Правда, на самом деле… звуки не раздражали, вызывая лишь одно чёткое чувство: довольство. Конечно, малявка не заткнулась полностью, периодически отрываясь от конфеты и начиная что-то рассказывать, такие «отрывы» происходили каждые пять минут, но все-таки такая умеренная болтовня вызывала ощущение уюта.

А не мигрень, как обычно, — подумал Мадара, задумчиво окидывая взглядом прилично потерявший в размерах леденец. Новый метод, вне сомнений, был хорош уже тем, что, даже если не затыкал химе безукоризненно, делал ее настойчивое стремление сделать его частью своей жизни терпимым, однако оставалось еще кое-что…

— Значит, понравился тебе леденец? — Учиха насмешливо хмыкнул, когда девочка красноречиво залилась краской, смотря возмущенно, но вместе с тем упрямо, и не вытаскивая конфеты изо рта. — Я мог бы приносить ещё… иногда.

Глаза Изуны сверкнули подозрением, и она задумчиво перекатила леденец за другую щеку.

— А в чем подвох? — включает изредка мозги малявка. Или дело опять в ее нечеловеческой интуиции.

— Единственное условие: пока ты не съешь его полностью, ты должна молчать, — это значит больше, чем кажется. — Идет?

— И всё-таки это как-то подозрительно, — тихий стук леденца о зубы. — Идет.

Сложно сказать, пожалела ли Изуна о своём решении впоследствии и пожалел ли он. Как по его мнению, они оба остались в выигрыше: девчонка получала конфеты, он — молчание, и пусть Мадара чувствовал, что становится мягче, нося внучатой племяннице леденцы как гостинцы, а Изуна с каждым годом все меньше нуждалась в подобном, договор продолжал действовать на бессрочной основе. Лишь раз он пытался его разорвать, она — никогда.