Воспоминания Учиха Мадары (джен)

Природа не одарила Мадару каким-то особенно хорошим чувством юмора, а жизнь и вовсе отучила от всяких шуток. Но на старости лет, вдали от битв и потерь, он понемногу входил во вкус, в чем ему особенно помогала внучатая племянница, над которой не подшутить было грешно. Сам Мадара на шутки в свой адрес реагировал остро (и, стоит заметить, когда за дело брался Изуна, окружающим даже доставалось — сам брат был слишком вертким), но реакция юной химе Учиха была… занимательна. И он шутил раз за разом, шлифуя свои остроты о “благодарную” слушательницу.

— Грэндпа! — Изуна-младшая на его очередной подкол отреагировала крайним возмущением, но, помня прошлый опыт, колотить по его броне не спешила. До нее удивительно долго доходил тот факт, что для него ее удары едва ощутимы. И, вдобавок, он не собирался их терпеть и быстро напомнил малявке ее место.

Мадара невольно ухмыльнулся. Тонюсенький детский голос девочки делал ее крики забавными, а богатая на эмоции мимика доводила дело до того, что смех уже комом застревал в горле. Внучатая племянница задыхалась словами-оправданиями, но он слушал ее лишь краем уха, вспоминая о самой теме их спора.

Уходя из Конохи, он, конечно, отказался от всего. Он морально отрекся даже от тех связей, которые у него остались, что уж говорить о каких-то материальных вещах. И тем не менее, вернувшись, Мадара оказался неприятно удивлен. Учиха и весь мир считали его мертвым. Никто не собирался хранить его вещи, поддерживать все в статичном состоянии, ожидая его возвращения. Когда маленькая химе как наследница всей Главной ветви въехала в его дом, ничто не мешало ей творить с ним все, что ей вздумалось бы. А вздумывалось этой девчонке многое.

Забывая о том, что сталось со всем домом в целом, их сегодняшний спор был конкретно об одежде. Увидь Мадара, что сталось с его гардеробом, в те первые дни, когда они только познакомились с этой пигалицей, никакая светлая память не остановила бы его от того, чтобы удушить ее остатками его одежды, которые она превратила… Лучше не вспоминать, во что она ее превратила. Стать половой тряпкой — еще не худшая судьба. Вопрос касался тех вещей, которые не подверглись издевательствам, и остались неизменны за исключением того, что теперь мелочь считала их своими. И никакой авторитет, никакая репутация монстра не могла ему помочь в его борьбе за свои вещи, поскольку руку на девчонку Мадара принципиально не поднимал, справедливо полагая, что одного удара будет достаточно, чтобы убить ту мгновенно.

Возможно, спор сошел бы на “нет” быстро, но малявка сама увеличила его масштаб.

— С того дня, как я сюда вселилась, все вещи в этом доме стали моими! — решительно выкрикнула она, и хотя на деле это больше напоминало писк, да и проскальзывала в ее тоне опаска, Мадара понял, что со смехом пора кончать. Со скрипом, но он признавал за мелочью право в какой-то мере считать дом своим (не единолично!). С легким раздражением, он позволял ей носиться по его дому в его же футболках (чуть ли не единственных вещах, не превращенных в… нечто другое), даже занимать его комнату, которую она уверенно считала своей. Он позволял… Но с оговорками, и споры на этот счет не утихали уже много месяцев. Мадара сам поражался своему терпению, корил себя за слабость, за сентиментальность и чрезмерную бережность по отношению к девчонке, которой давно следовало дать по шее… Но от всего этого не оставалось и следа, когда Изуна-младшая начинала претендовать на все, из-за чего они спорили, разом.

— Да неужели? — опасным тоном начал он. Шутки шутками, однако мелочь перешагнула грань, а его благоволение ей имеет пределы. Атмосфера в комнате стремительно холодела. Учиха не брезговал давить ки, когда девчонка совсем уж его доставала. Возможно, встреть он ее раньше, будь она младше, не возникай у него на ее счет сомнения, он бы сдерживался… Но Мадара очерствел и сам это осознавал. Он не чувствовал потребности держать свою злость в рамках, придерживаясь в общении с внучатой племянницей одного-единственного правила: не убить, и то и дело задумываясь и над ним.

Иногда Мадара думал, что однажды он разозлится так, что действительно убьет девчонку. И тогда закончится это наваждение. Влияние на него внучатой племянницы было пугающе велико и, что пугало, становилось все сильнее. Он больше не был уверен, что при необходимости его рука не дрогнет, если придется убить малявку. Он слишком ей благоволил, и где-то в глубине своего крохотного мозга девчонка знала это.

Ну, или у нее просто напрочь отсутствовал инстинкт самосохранения, что все более и более походило на правду.

— Да! — воскликнула Изуна, гневно жмурясь и сжимая кулаки. Напыжившись, она явно старалась выглядеть внушительно, однако это было попросту невозможно. На самом деле, Мадара еще не злился всерьез, похолодевшим тоном лишь давая предупреждение. Настроение у него портилось, но… Это никак не мешало ему усмехаться про себя. Мелочь оставалась мелочью, и когда чудо в половину твоего роста пытается что-то тебе диктовать, это смотрится смешно.

— Уверена? — насмешливо протянул Мадара, и что-то явно его выдало… Потому что нахальная принцесска распалилась и обнаглела еще сильнее.

— Да! Официально ты давно мертв, так что все это, — наглая девчонка демонстративно дернулась себя за рукав его футболки, — принадлежит мне, как ближайшей родственнице!

Порой вопрос о том, стоит ли светлая память его брата этого, вставал особенно сильно. Хотя и без того Мадара задумывался об этом стабильно каждые пять минут общения с, собственно, “светлой памятью”. С пигалицей, лицом так похожей на своего деда — его родного и любимого покойного брата — он встречался достаточно часто (куда чаще, чем мог себе позволить, в самом деле) на протяжении уже целого года, и еще ни одна встреча не обошлась без этой трепетной мысли: “Может все-таки прибить?”. Но каждый раз это оставалось на уровне мыслей и слов, потому что ни на секунду Мадара не мог забыть: она — все, что осталось. Больше у Изуны потомков не было.

Мадара стиснул зубы, мысленно считая до трех. Последний шанс, мелочь, последний шанс…

Раз… Два… Т…

— Тебе что, жалко, что ли? Она же теперь совсем уже моя! И ты ничего не сможешь с этим поделать! Понял?! — но мелочь своим шансом пользоваться не собиралась.

…ри.

Жажда крови резко заполнила все пространство. Ну все, малявка… Химе побледнела, наконец замолкая. Ее лицо сначала сделалось белым, после приобрело зеленоватый оттенок. Обескровленные губы намекали, что еще немного, и девчонка грохнется в обморок. Что, уже не хочется спорить? От бывшего лишь пять минут назад хорошим настроения не осталось и следа. Хоть потомок Изуны, хоть его собственный, так откровенно хамить себе Мадара не позволял никому.

В руке блеснул кунай. Демонстративно прокрутив его в руке, мужчина скосил взгляд на притихшую племянницу.

— Кажется, ты чего-то не понимаешь... — по правде, порой казалось, что девчонка специально нарывается, ставя целью не то довести его до ее убийства, не то проверить его нервы на прочность. Но Мадара не собирался позволять ей это. — Ты сейчас же собер…

Когда со стороны малявки раздался испуганный всхлип, он невольно прервался. Исход был неудивителен: такая картина происходит далеко не впервые. Но… Внутри закопошился дискомфорт. Последний раз слезы внучатой племянницы Мадара видел несколько месяцев назад, и если тогда ему было лишь чуть неприятно (что уже напрягало), словно он ощущает вину, то теперь это чувство усилилось.

Доводить ребенка до слез — “достойный” его имени поступок. Доводить до слез зависящего от себя ребенка — тем более. Сейчас, казалось, его злость и ее страх оправданы, но перед глазами стояли другие ситуации, где он тоже переходил грань.

— Ты… — Мадара постарался не думать об этих глупостях и вернуться к тому, с чего сбился, но снова застыл. Губы девочки мелко дрожали, а на глазах появилась блестящая пленка. Дискомфорт становился все сильнее. Невольно ки начала слабеть, но маленькая химе не успокаивалась. — Сейчас же…

Слезы крупными каплями упали на пол. Внутри забилось такое противоречие, что на изначальную причину спора хотелось забить. Мадара ненавидел слезы, потому что слезы — это слабость. Чужие — ненавидел, свои — не проливал вовсе. Плач внучки его брата также вызывал лишь отвращение… раньше. А сейчас? Сейчас он отчего-то испытывал отвращение лишь к себе.

— Соберешь… — выдавливал он на одной силе воли. Плечи химе начали содрогаться в рыданиях, а его собственное внутреннее состояние начало напоминать нечто между паникой и нервным тиком. Он не хотел так реагировать на чужие слезы, но не мог собраться и заставить себя презирать их. Размяк ли он? Не настолько, насколько думает. Еще вчера он доводил до позорной истерики взрослых людей и испытывал ровно то, что должен был — брезгливость. С его отношением к чужим соплям все было в порядке. А вот к плачу внучатой племянницы… — Мои…

Слова застревали в горле, потому что Мадара больше не хотел их говорить. Ему вдруг стало все равно, будет девчонка таскать его вещи, шить из них платья или кидать на пол. Ему они больше не нужны, а его упрямство не стоит…этого.

Но он не хотел принимать в себе то, что очевидно было слабостью. Он должен был договорить то, что собирался сказать. Однако с каждым словом взгляд раскрасневшихся детских взгляд обвиняюще впивался в душу.

Душу, которой быть не должно.

Секунду стоит компроментирующая его тишина. Он смотрит в глаза ребенка и вспоминает, сколько раз такое уже было и сколько раз он молча уходил либо затыкал ее. Вина пульсирующим огоньком опаляет внутренности.

— Ладно, — он сдается. — Носи сколько хочешь…

Одна вещь — не трагедия. Маленькая Изуна радостно улыбается, вытирает ладонью глаза… Мадара смотрит на нее с чувством “что за?..”. Слез как ни бывало. Лицо неведомым чудом абсолютно чистое, а с глаз сошло покраснение. Мадара очень хочет выразить все, что он думает об этом, вслух, но нецензурная брань явно не для ушей ребенка, что повторяет все за ним.

— Я победила, — хихикает малявка, обнимая себя за плечи и пальцами комкая ткань его футболки. На ее рукаве буквально написано его имя, но какого-то биджу мелочь не считает это аргументом.

— Хоть остальную одежду верни, — выдавил он с легким налетом обреченности. У него появилась крайне неудобная слабость. Принцесска так-то плакала не редко. Он и раньше был этому не рад, вот только раньше он не седел от одного вида ее слез и не ощущал вины. Хаширама, должно быть, был бы счастлив, узнай об этом. Как же, ведь друг становится таким “человечным”. Тьфу.

— И кружку? — нарочито невинно спрашивает Изуна, хлопая пушистыми ресницами, ставшими визуально еще длиннее от намокания. “Кружка” — старая шутка, одно упоминание которой уже вводит Мадару в бешенство. Она специально нарывается?..

— Еще раз упомянешь об этом, и я тебя… — маленькая Учиха была коварна и далеко не так глупа, как казалось. Губы задрожали, а глаза вновь заблестели. — Ее тоже.

Такого удара его гордости не было нанесено уже давно. Мадара думал, однажды он все-таки не сможет сдержаться и треснет малявку по башке (что, разумеется, будет критично). Только что-то ему подсказывало, что новый способ манипуляций девчонка освоит по-полной и, в принципе, так оно и произошло.

Его единственная внучка — даже не родная, а двоюродная — была очень любвеобильным ребёнком. Порой даже слишком. Мадара таким качеством похвастать не мог, но к стремлению девочки к тактильному контакту относился нормально. Изуна очень любила обниматься. Это на самом деле очень необычно для мира шиноби, но плохого ничего здесь нет. На первый взгляд. К сожалению, жизнь, проведенная в вечных битвах, оставляет свой отпечаток. И на Мадаре он отпечатался сильнее, чем на многих. Из-за рефлексов, заточенных на мгновенное убийство врага, обниматься вообще было сложно — сразу возникало чувство напряжённости. А из-за привычки племянницы наскакивать на него с разбегу, все это становилось ещё и смертельно опасным. Сведение к минимуму резких движений этой девчонкой значительно снизило бы ее шансы умереть молодой, но…

— Мадара!!! — с диким криком что-то запрыгнуло к нему на спину, тут же оплетая конечностями шею. Рефлексы мгновенно дали телу команду: «убей» — и мужчина едва успел опомниться и остановиться. Правда, перекинуть нападавшего через себя он все же успел, поэтому в следующий миг ему пришлось подставлять под спину внучатой племянницы руки, чтобы та не впечаталась в пол. «Что-то», «нападавший» — ну да, как же. Этот голос он узнает из тысячи.

Лицо Изуны, висящей на его ладонях, на мгновение приобрело выражение полного удивления, словно она никак не могла осознать, что же произошло. Возможно, так оно и было, но… то, что его речи не оказывают на племянницу желаемого влияния, не значит, что он прекращает попытки вразумить ее.

— Если бы я не успел, тебе бы отбило органы, — Мадара слегла склонился над непоседливой химе, чтобы по его лицу та смогла прочитать, насколько все серьёзно. Правда, судя по тому, как глупо хлопает ресницами и улыбается она сейчас, в перевернутом виде весь эффект теряется. Хотя, возможно, и не в этом дело. — Повторяю ещё раз: хватит выскакивать на меня, как черт из табакерки. В следующий раз…

— В следующий раз ты снова успеешь вовремя, — беспечно перебила его девочка, перекручиваясь так, чтобы оказаться к нему лицом, и снова вешая на него свои руки. Если она на него еще и залезет, он точно ее сбросит… А племянница, тем временем, улыбнулась еще сильнее и ярче, и доверчиво спросила: — Ведь да, да?

Юная Учиха сияла, словно начищенный рьё, всем своим видом показывая, что ни на миг не сомневается в своих словах. И только сердце у нее забилось как-то уж часто. Этот разговор у них уже не впервые, но каждый раз она как будто бы допускает, что его ответ может быть отрицательным. Ну, впрочем, не зря допускает. Даже если до сих пор ничего не случилось — да и то, периодически ей все равно достается, хоть и не так, как могло бы — это не значит, что не случится впредь. И уж тем более не значит, что он скажет такое вслух.

— Нет. В следующий раз я закину тебя на дерево, если ты продолжишь так дурачиться, — Мадара говорил это максимально серьёзным голосом, и, хотя от реакции племянницы на его слова хотелось смеяться, лицо у него так и осталось неподвижным. К слову о реакции…

— Что?! —…она была довольно яркой. Учиха, словно поверив его словам — закинет на дерево? Серьёзно? Скорее все-таки впечатает в пол или отстранит, отказавшись терпеть ее прилипания — испуганно пискнула и…да, повисла на нем. Что он там говорил на этот счет? Сбросить? Это он за…

— Не надо на дерево, я исправлюсь. Честно-честно!

…Ладно, пусть висит. Не так уж она и меша… вообще-то, очень мешает. Таскать на себе уже далеко не маленького ребенка крайне затруднительно, особенно если он вечно трещит без умолку и дергается. Но Мадара не так часто — ну, судя по реакции на его приходы Изуны. В убежищах сложно следить за временем — бывает с ней, так что немного можно и потерпеть. Совсем немного. Минут пять… но лучше три. Или две. Или одну.

В конечном итоге его хватило на полминуты, после чего внучка была перевешена…на дерево — просто в саду гуляли. Что касательно ее обещания перестать проверять его нервы на прочность своими дурачествами, то первое время Изуна правда держалась. Потом все вернулось на круги своя, но несколько дней без подобной нервотрепки — уже неплохо. О них даже можно кое-что рассказать…

* * *

С обещанием внучки не напрыгивать на него без предупреждения в доме что-то словно изменилось. Стало тише. Обниматься девчонка тоже не лезла. То есть, вообще. У Мадары даже появилась теория, что нервировать его внезапными выкриками ей нравилось гораздо больше, чем обниматься, но он не стал на ней зацикливаться. Не лезет к нему племянница? Тем лучше. Учиха нравилось с ней разговаривать — в ограниченных, правда, объёмах — но иной контакт…напрягал. Вероятно, он бы не стал обо всем этом переживать или уделять этому такое внимание, но… помимо непривычный тихости Изуна приобрела еще одну странность. Которая раздражала не меньше ее внезапных налетов.

Зы-ы-ырк.

Мадара старался сохранять спокойствие, но пристальный взгляд из-за угла не очень к этому располагал. Внучатая племянница мялась в коридоре, нерешительно на него смотрела, и продолжалось это уже около двух дней. Концентрация трещала по швам.

Все, больше это терпеть нельзя. Учиха перевел взгляд на торчащую из-за угла макушку. Нет, ну чакру она, значит, скрыла, а голову пригнуть… ужасные навыки.

— Долго еще будешь там стоять? — со стороны прохода раздался пораженный писк. Она правда думала, что он ее не заметит?.. — Либо выходи и говори, что нужно, либо уходи и не мешай.

Спустя секунду девчонка, ожидаемо, ввалилась внутрь, при этом чуть не растеряв равновесие и не шмякнувшись на пол. Ками-сама, ну вот что это такое? Самое неуклюжее создание, которое он только знает — его внучка. Химе предстала перед ним с выражением полнейшего смущения и растерянности.

— Итак?.. — если этот вопрос удастся решить сейчас, будет неплохо. Хотя с Изуной-младшей такое редко прокатывает. — Судя по тому, как ты на меня пялишься, тебе явно что-то нужно. Что?

— Ну…я…мне… — девочка бессвязно забормотала, без перерыва мня в руках подол платья. Видимо, собирается куда-то. Тогда лучше бы ей прекратить это делать. Учитывая то, что он догадывается, из-за чего весь цирк, наверное, можно и ускорить процесс. Учиха демонстративно отложил кисти в сторону, освобождая руки. Стоило ему это сделать и племянница наконец собралась с духом, чтобы высказать свое желание: — Давай обнимемся!

Хах, а он был прав. Действительно просто по обнимашками соскучилась. И стоило из этого раздувать?.. Впрочем, раньше ей редко приходилось спрашивать разрешения — по большей части она просто делала, что хотела, и все. Смешок сдержать все же не удалось, поэтому в следующий миг смущение на лице внучки сменилось возмущением. Что еще смешнее.

— Ну давай, — с этими словами Мадара театрально раскинул руки, любимым жестом химе приглашая в объятья. Изуна тут же засветилась, как праздничный фонарь, и прыгнула на него с радостным визгом. — Кх..!

Что ж, некоторые вещи не меняются так просто, верно? Несмотря на то, что племянница снова заехала ему в живот своими ногами, Мадара честно надеялся, что со временем это пройдёт.

…Но, как можно догадаться, ни черта это не прошло. И в ближайшие несколько лет не пройдет. А через пару дней к Изуне снова вернулась привычка набрасываться на него с обнимашками без предупреждения. Все вернулось на круги своя…

Примечания:

У меня такое чувство, словно я готова писать все, что угодно, кроме того, что надо...

События в этой части происходят незадолго до перемотки, то есть, Изуне здесь лет 12. Сейчас я отчаянно пытаюсь писать БИЖ(Один из бонусов "Если бы..), поэтому Мадара кажется ещё большей душкой,чем обычно. У него действительно железное терпение.

Что скажете? Понравилось? Или так, не очень?

Учиха Мадаре мало кто верил полностью. Разве что только Изуна или, быть может, ещё пара человек. Он считал себя достаточно надежным, но, увы, со стороны его вид не вызывал доверия, а люди, находившиеся рядом, постоянно были в напряжении. Мадара привык к этому со временем, и это перестало задевать. Какая разница, доверяют ему или нет? Главное, чтобы выполняли свою работу. И только после смерти Изуны это ощущалось немного тяжко…

А потом в его жизни появилась она. Его внучка, по иронии судьбы — Изуна-химе. Веселый, немного глуповатый и наивный человечек, так филигранно вписавшийся в его жизнь. В отличии от многих, девчонка действительно ему верила. Порой даже до абсурда. Что-то она не могла рассказать, что-то не хотела, но… она ему доверяла. И в тот день Мадара в очередной раз осознал, насколько сильно.

Закладка, которую он поставил ей в первую встречу уже спустя пару месяцев перестала быть достаточным гарантом его безопасности. Принцесса слишком много знала, а высокий титул непременно подразумевал периодические проверки. Ни о чем таком девчонка пока не говорила, но с каждой встречей Мадара все больше думал о том, как много опасной информации хранится в ее ветренной беспечной головке. Вариант с тем, что она сама все расскажет исключался его силами, но вот другие… Мадара не знал, почему тянул так долго и не установил печать самоуничтожения сразу, но однажды это осознание пришло к нему в полной мере и он понял: "пора".

С Изуной-младшей они были знакомы почти полгода. Ни много, ни мало, а кое-какая привязанность возникает. Вот только не станет она причиной отменять решение.

— Грэндпа, а куда мы идём? — девчонка улыбалась во весь рот и едва ли не светилась на пол-леса. — Я рада гулять с тобой, но ведь скучно же идти в тишине! Давай хотя бы в прятки поиграем? О, или в слова! Мада-а-ра-а! Ну давай поиграем~!

Внучка — до сих пор немного содрогает от мысли об этом — чуть ли не висла на его руке, действуя на нервы. Она даже не представляет, насколько ее жизнь сократится после этой прогулки…

— Нет, никаких игр, — жестко сказал Мадара, думая, что вот только игр в прятки со всякой мелочью ему для полноты карьеры всеобщего ужаса не хватало. — Мы почти пришли.

Для того, чтобы установить печать, нужно было особое место. Пока он будет копаться в ее мозгах, за реальностью следить не выйдет. Так как в убежища затащить ее не получится, да и не хотелось ради этого терпеть её общество столько дней, то идеальным для его целей местом оставался дом. Вот только была еще одна проблема: дом стоит посреди квартала, а девчонка, если не оценит — а она точно не оценит — может поднять крик, который сложно будет объяснить.

Так что да, в итоге он решил просто завести ее поглубже в лес, установить барьеры и не выпускать ее из них, пока не успокоится. Щадящий его нервы вариант, особенно если еще звуконепроницаемые поставить.

Впереди показалась странноватая поляна-скала, вросшая в землю. Именно там все и будет происходить. Барьеры там уже готовые, осталось только активировать. Теперь нужно придумать, как уговорить девчонку с нечеловечески точной интуицией зайти в барьер-ловушку...

— Вай, грэндпа, смотри какая полянка прикольная! — … кажется, это будет даже проще, чем он думал. Ее вообще ничего не напрягает? Непонятные символы на камнях, нет? — Ну вот прям самое то для жертвоприношений! Ахаха!

Мадара сдавленно кашлянул, подавившись, а Изуна, тем временем, начала активно изучать полянку, залазя на верхушку скалы и смотря на все сверху вниз. Мужчина сделал шаг внутрь и фуин сработал. Вспыхнула чакрой контурная линия. А девчонка наконец стала что-то подозревать.

— Грэндпа?.. — взволнованный голос химе звонко звучал по всей поляне. Его лицо оставалось непроницаемым, что явно ещё больше ее пугало. Девочка спрыгнула со скалы и подбежала к нему: — Грэндпа, там была какая-то вспышка! Что-то активировалось! Но это не я, честно! Клянусь!

Мадара молча подошел к девчонке. Пора бы уже начинать. Химе, словно что-то заподозрив — только сейчас? Серьёзно? — начала пятиться назад, а потом...резко остановилась, словно вспомнив что-то.

— Грэндпа?..

На лице ее было явное опасение, но после непонятного решения, она попыталась его замаскировать. Плохо, но все же…

— Сядь.

Изуна послушно села, но на ее лице, пусть все меньше и меньше, все равно был виден страх. Не удивительно: они глубоко в лесу, под барьером на поляне "для жертвоприношений". Наедине с ним, чья репутация после его "смерти" стала лишь хуже. И, тем не менее, она хорошо держится: если бы не опыт, даже не заметил бы нервозности.

Мадара присел перед сидящей на камне химе на одно колено. Пусть то, что он планирует, вскоре плохо для неё закончится, лучше не пугать ее слишком сильно. Теперь они почти наравне. Разница буквально в пару сантиметров.

— Посмотри мне в глаза, — такое предложение редко когда можно услышать от Учиха. На него попросту никто не соглашается, ведь их додзюцу боятся и не зря. Будь внучка хоть немного другой и он схватил бы ее за голову и насильно раздвинул веки, чтобы заглянуть в глаза. Но она была именно такой, какой была, а потому оставался шанс, что она сама все сделает.

Он активировал додзюцу, но все так и произошло. Девчонка, хоть и подрагивая от страха — она сама это замечает? Судя по натянуто-спокойному лицу — нет — посмотрела прямо ему в глаза. Пусть боясь, но она сделала это беспрекословно. И вряд ли лишь потому, что знала, что иначе он вынудит сделать это сам. Три томоэ плавно перетекли в мангеке. На ее лице ни капли удивления. Только вздрогнула, явно подозревая, что будет дальше, но взгляда не отвела.

Ну что за идиотка?...

Мадара с головой погрузился в ее подсознание. Мир внутри головы химе был...сказочным. Красивым, тихим, немного странноватым, как его владелица, местом. Здесь хотелось остаться навечно. Пожалуй, это один из самых прекрасных внутренних миров, в которых он бывал.

Вот только опытный взгляд сразу заметил неладное. Традиционные клановые приемы неплохо ложились на общую картину подсознания. Яркие цветы своим запахом заглушали сознание, ненавязчиво выводя чужака в реальность; в темных дуплах деревьев тоже наверняка было что-то страшное. Хм, сразу видно клановую принадлежность мастера. Изящно, искусно, не без губительных последствий для взломщика.

К сожалению для многих, он сам слишком долго был Учиха, а потому прекрасно знает, как все это преодолеть. Мадара решительно пошел в чащу леса, полностью игнорируя зов огоньков, манящий шепот воды,завлекающий запах цветов, и, лениво отмахиваясь от выползающих из дупел теней, через какое-то время вышел в центр всего. На темной лесной полянке, освещаемой лишь тусклым светом синих цветов, возвышался столб с лежащим на нем огромным, покрытым мхом и лианами, шаром.

Нашел.

Расчистить ядро от лишнего слоя зарослей было нелегко, но заняло это гораздо меньше времени, чем могло. Несмотря на то, что владелец пребывает в сознании, сильной агрессии в его сторону не было. Это казалось странным...но весьма в стиле принцессы. Что за непонятная девчонка?..

"Сердце" сияло слепяще ярко. На нем висели золотые тонкие цепи, скрепленные замком. Видимо, это образ защиты. А вот и его закладочка. Драгоценный камень? Вот так фантазия. Мадара пальцем коснулся небесно-голубого с кроваво-красными прожилками камня. Так, отлично. Закладка не тронута. Проверки редко проводят чаще одного раза в год, так что, если быть оптимистом… возможно, она проживет еще полгода. Ну, может и не столько, а чуть меньше. Месяца четыре. Но… интересно, стоит ему начать заглядывать к ней почаще или, наоборот, исчезнуть из ее жизни, дав насладиться последними месяцами? Девчонка, конечно, сама постоянно просит его прийти, но кто сказал, что это не из вежливости или надежды, что его всё-таки засекут?

Так, не о том думаю, — одернул себя Мадара. Нужно было приступать к созданию печати, но он отчего-то медлил. Ему жалко ставить на ней такое клеймо?.. Внутри неприятно засвербило, перед глазами само собой всплыло лицо внучки. Да, внучка Изуны... Последнее, что осталось, кроме этих глаз. Не очень-то хотелось уничтожать это наследие, каким бы странным и чудаковатым оно ни было. Вот только нельзя, чтобы кто-либо узнал, что он жив. А эта девочка слишком много знает. Печать — единственный…

А точно ли единственный?

Учиха замер, держа в руке заготовку для печати самоуничтожения. Если так подумать, то ему лишь нужно сделать так, чтобы до ее воспоминаний о нем никто не добрался. Взгляд упал на золотистый замок. Защита. С этой задачей прекрасно справилась бы защита. Только не эта, а другая. Покрепче и позатейливей. Это займёт гораздо больше времени, чем установка печати, но зато так у химе будет гораздо больше времени, чем какие-то жалкие пара месяцев.

Изначально Мадара планировал просто установить что-нибудь крепкое и надежное. Ему всего лишь нужно защитить воспоминания о себе, нет смысла извращаться. Но, в конечном итоге, посмотрев на окружающий его мир, Учиха решил создать что-то вписывающееся в стиль подсознания. Обманка-"ядро", расположенная на пути к настоящему "сердцу"; большое темное озеро, полное различных опасностей; огромный, бьющийся током монстр в глубине воды. Подсознание, конечно же, тоже оказывало влияние на внешний вид всего этого, а потому страшный змей каким-то образом обрел, помимо острых когтей, ещё и крылья. В общем и целом, работа над одной лишь защитой заняла несколько часов, и по ее окончании он, довольный своим творением, собирался уже покинуть подсознание, но…

Если задуматься, то не слишком ли палевно будет, если при попытке рассказать о нем, девчонка начнет задыхаться? Защита, конечно, надежная, но даже знать посторонним о ней нежелательно. А после наглядного действия закладки Учиха — а может даже и не они — обязательно полезут проверять ее голову на предмет чего-то подобного. И, конечно же, найдут. Со временем. Не зря ведь свой хлеб едят, в самом-то деле.

Слегка изменив действие закладки, Мадара наконец покинул чужое подсознание и погасил додзюцу. Чакры за эти часы было съедено немало…

— Ух… — девчонка тоже ощутила на себе всю прелесть проделанной им работы. Когда она кинула взгляд в небо, лицо ее вытянулось. — Уже темнеет?! Сколько прошло времени?! Ай…!

Химе схватилась руками за голову. Да, длительное пребывание во внутреннем мире посторонних и, особенно, активная там их деятельность, не очень приятны для владельца подсознания.

— Последнее, что я помню, это как посмотрела тебе в глаза, ты активировал мангеке и… — девочка явно старалась этого не показывать, но она сильно нервничала. Удивительно уже то, что не бьется сейчас в истерике. Ей же только что покопался в мозгах оступник деревни. Принцесса в ужасе расширила глаза. — Что ты сделал, грэндпа?!

Как будто бы он обязан отвечать…

— Всего лишь немного подкорректировал действие своей закладки, — пф, ну, про защиту своего авторства на ее мозгах он точно не расскажет. Иначе наверняка придумает какую-то глупость на этот счет, а ему потом терпеть. Конечно, на закладки никогда не уходит настолько много времени, но она вряд ли знает об этом. Насчет способности попадать в собственное подсознание его мнение о ее навыках было тем же. А даже если и умеет, то что с того? Избавиться от закладки все равно не сможет.

— Подкорректировал… — задумчиво повторила химе. Рука ее неосознанно потянулась к горлу. Мадара напрягся, подозревая, что вскоре внучатая племянница сотворит какую-нибудь глупость.

...в общем и целом, он даже не прогадал. В следующий миг по поляне разнесся крик:

— Учиха Мадара жи…! — насколько внезапно Изуна прокричала это, настолько резко и смолк ее голос. Да, теперь закладка будет проявлять себя так. Однако…

— Что ты творишь? — он смотрел на в удивлении замершую мелочь убийственным взглядом. Та сразу словно бы немного сжалась от его взора, но в следующий миг выпрямилась, дабы не подать вида, что испугалась. Тц.

— А… ну… я проверяю, — неловко промямлила химе, виновато зыркая на него. А потом девчонка вдруг подлетела к нему с непонятными восторгами: — Так ты убрал ту штуку с удушением! Вау! Спасибо-спасибо-спасибо!

Ками-сама...она реально благодарит его за это? За изменение закладки...которую сам ей поставил? Что за…?

— Тебя совсем ничего не настораживает? — вырвалось у него против воли. Даже если она не слишком в этом разбирается, уж по логике-то догадаться можно, что не мог он потратить четыре часа на одну лишь закладку. Не мог. Она же химе клана Учиха! Ей положено знать об этом. Изуна в свое время был одним из лучших специалистов… Не стоит об этом думать. Не все таланты передаются сквозь поколения.

— Ах, ну… — на лице химе выразилась какая-то совершенно неясная ему эмоция, но она поспешила ее загасить. Девчонка улыбнулась несколько растерянно и посмотрела прямо ему в глаза. Снова. Совершенно без страха. — Ну ты же сказал, что просто изменил действие закладки. У меня есть причины тебе не верить, грэндпа?

На это Мадара не нашел что сказать. Да и что он мог ей ответить? Что да, есть и много. Что на самом деле закладка это самое малое из сделанного им, а изначально он планировал установить ей в мозг бомбу замедленного действия?

Эта Учиха-химе — полная идиотка, раз доверяет ему настолько. Кто смотрит Учиха Мадаре в глаза? Кто вообще так легко верит словам отступника? Кто еще может так беспечно улыбаться тому, кому по всем признакам следует убить тебя? Наивное дурачье. Она ему верит. Смешно.

Ему же никто...не верил. Уже много лет. А эта...доверяет. Пф. Вот идиотка...

Верит...

Примечания:

Уфф, ну, все, я собой довольна. Писать это в ночи, фантазировать на тему ее внутреннего мира... еще как-то определять, какими были их отношения в этот период. Вы заметили, что внучкой или племянницей он в мыслях называет ее гораздо реже?

...Зато она его "грэндпа"... Представляю, что было бы, узнай он в этот момент, что это значит. Кхм.

Сказки — поучительные истории для детей. Даже в детстве Мадаре не так часто доводилось их слушать, поэтому скажи ему кто-нибудь, что на старости лет он будет вынужден слушать эти наивные рассказы от собственной внучки, и он бы посмеялся, так нелепо это звучало. Не невозможно, а просто нелепо. Однако ж вышло…

—…и спросила девочка в красной шапочке: бабушка, зачем тебе такие большие зубы? А волк ответил: чтобы поскорее съесть тебя, вну-чень-ка! — Изуна зловеще (разве что в своем представлении… Мадаре на такое хотелось просто закатить глаза) расхохоталась. Отсмеявшись, девушка продолжила: — Волк бросился на девочку в красной шапочке и проглотил её.

Когда внучка выразительно стукнула зубами, имитируя лязг клыков волка, в голову невольно пришла мысль, насколько же у нее богатое воображение. Мадара сомневался, что сейчас она вообще «здесь», но из приличия не уходил, хотя все роли, казалось, были уже заняты. Сказки рассказывала химе и она сама же в основном их слушала. Его роль заключалась только в том, чтобы сидеть у нее на кровати и делать заинтересованный вид. Последнее, впрочем, не обязательно: девочка (ей было уже тринадцать лет, но по поведению она как была, так и осталась в лучшем случае десятилеткой — язык назвать ее «девушкой» и в мыслях не содрогнуться не поворачивался) была полностью увлечена своей историей. Нет, он мог бы и сам слушать ее сказки с интересом (сюжеты в них были очень необычные, и он никак не мог понять, где же она их раскопала, раз уж заявляет, что авторство за народом), но… Возраст у него уже совершенно не тот, чтобы заслушиваться такими наивными рассказами — сказками, как ни посмотри. Хотя иногда, только чтобы понять, куда выведет тот бред, что иногда выдавала Изуна, и стоило послушать.

— Это, вероятно, конец, — сказал он, начиная вставать. И так задержался здесь. После потери своего прикрытия, внучка была привязана к Конохе и очень скучала, а ему это принесло только новые проблемы. Да, теперь она не могла совершенно внезапно нагрянуть к нему в убежище и не будет больше «семейных походов», встреч хоть где-то помимо треклятой Конохи (проникновения туда давались ему не так легко, как, должно быть, казалось Изуне). Однако вместе с тем идти на риск приходилось чаще, постоянно начали приходить письма, а тренировки, как ни странно, участились. А ещё химе, которую, казалось, ничто не могло заставить вести себя серьёзно дольше пары дней, которая улыбалась, наверное, даже во сне и была примером чистой беспечности и лёгкости начала…тускнеть. Сейчас всё было в порядке, но в первый день, когда он только приходит, девчонка всегда ведёт себя необычайно тихо: улыбается не так, кричит не так громко, садится сразу в традиционную позу. Наверное, эти изменения к лучшему, давно пора, просто… Нет. Она просто взрослеет.

— Не-не-не, ещё не всё! — не сейчас взрослеет, а вообще. Изуна резко схватила его за руку, тяня вниз. Не все, так не всё. Но что там может быть, если девочка мертва? — Мимо проходили охотники. Услышав вскрик девочки в красной шапочке они ворвались в домик и застрелили волка.

— Но девочка все равно мертва? Как волк так быстро съел её, что охотники услышали ее крик, но пришли так поздно? — да, сказки были до жути неправдоподобны. Вымысел, что ещё сказать. Но часто Мадара просто не мог сдержать своих комментариев. Хорошо ещё, Изуна на них не обижалась, а лишь радовалась благодарному слушателю (разубеждать ее в этом он не собирался)

— Сказочные волки — они такие, — развела руками химе, удобнее устраиваясь на подушке. В комнате стояла до того домашняя атмосфера, что не сразу вспоминалось, что скоро он уйдёт не в другую комнату, а из деревни и даже из страны. — Думаю, они даже тебя бы съели, если бы потребовал сюжет… Слушай дальше: так вот, в дом ворвались охотники и убили волка. Увидев его большой живот они сразу поняли, что кричавшая девочка — там. И они вспороли волку брюхо, а оттуда выскочили живые девочка и бабушка. Ко-нец!

И, хлопнув в ладоши, Учиха по горло укрылась одеялом. Сказка в этот раз вышла короткая, так что устать и начать засыпать (да, эта девчонка умудрялась засыпать от своих же рассказов) она не успела. Уходить тихо, не высказав своего мнения насчёт этого бреда, ему было не обязательно.

— Ну и чушь, — фыркнул он, пытаясь понять, был ли в этой истории хоть какой-то смысл. Понять не удавалось: бред бредом, как ни слушай. — Какой толк от этой истории?

— Мораль сей сказки такова, — высокопарно начала Изуна, с важным видом поднимая указательный палец. Кажется, у нее было иное мнение на этот счет. Что ж, интересно послушать. — Во-первых, не отправляйте маленьких детей одних через весь лес в гости — по пути всякое может случиться. Во-вторых, не слушайте всяких подозрительных мужиков из леса: хоть волк, хоть человек, они тако-ого насоветовать могут, что добром не кончится. Ну, и в-третьих, если у вас плохое зрение — носите очки, а то немудрено родную бабушку с волком перепутать.

С этой точки зрения, конечно, смысл в сказке есть. Однако все равно бредовая история. И герои странные. Почему волк? Почему именно красная шапочка? И почему…

— Почему ты просишь меня сидеть рядом, когда рассказываешь свои истории? — возможно, это обусловлено тем, что больше зрителей на пороге ночи попросту нет (пока он здесь, по крайне мере), но что-то подсказывало — дело в другом. — Ты их даже до конца не всегда рассказываешь.

Это правда. Мадара сам диву давался, когда уже на второй минуте внучка начинала зевать, а на пятой, порой, и вовсе вырубалась. Посреди сказки. При том, что рассказывала ее она сама. Тот еще феномен.

Принцесса смутилась, очевидно, припомнив, как засыпала посреди разговора. Не очень-то вежливо, хотя, конечно, плевать ему на эти формальности.

— Ну, понимаешь… маленьким детям родители обычно перед сном читают сказки, — если только в ее идеальном мирке, который существует лишь в ее голове, но допустим — Или бабушки, или дедушки. Мне тоже такого хотелось…

Внучка залилась краской до самых корней волос. А он едва подавил смешок: представил себя, читающего взрослой девушке сказки. Впрочем, даже без части со «взрослой девушкой» эта картина была дикой. Такие вечера — удел семей гражданских, а не шиноби и уж точно не его. Впрочем, наличие такого желания почему-то не казалось странным у этой девчонки: ее послушать, так весь мир — сказка.

— Но в итоге ты рассказываешь их сама. Мне, — и то, как все вывернулось наизнанку тоже очень в ее стиле.

— А что поделать? — пробурчала Изуна, — «Хочешь сделать что-то хорошо — сделай это сам». Ты не знаешь этих сказок, да и…

Что «и» — продолжать не требовалось. Он бы никогда не согласился таким заниматься: читать сказки ребёнку (как ни смотри, сколько не думай о возрасте — точно ребёнок).

— Поэтому я рассказываю их сама…себе, — в конечном итоге это признала даже она: сказки предназначены в первую очередь для неё самой. Чтобы удовлетворить какую-то потребность иллюзией. Какую именно, Мадара предполагал, не так уж сложно догадаться. Тут даже знать о ее жизни до их встречи не надо.

— А я зачем? — неловко, что ли, в тишине самой с собой разговаривать? Едва ли. Обычно ее это не смущало.

— Ну… для полноты картины, — с задержкой ответила химе, явно утаивая что-то. Но он и так все понял. Его присутствие, голос, рассказывающий сказку, немного фантазии. На мгновение даже ему стало немного неудобно, но это чувство быстро прошло. Не будет же он из-за этого действительно заниматься такой ерундой. А внучка… пусть балуется. Если ей так надо, он посидит рядом, но большего не будет никогда.

— Ладно, — вздохнул он спустя десяток секунд. Внучка лежала тихо, но не спала и, кажется, больше не хотела. Разговор вышел неловким для нее (и, наверное, для него тоже), были задеты неприятные темы. Вскользь, но все равно не лучшее происшествие перед сном. Горела свечка на комоде, ее свет освещал лицо химе и, казалось бы, двоился в ее глазах. Вечно сияющие. На мгновение поддавшись порыву, Мадара провел рукой по одеялу, словно хотел поправить его, но после всех этих размышлений о семье и сказках перед сном, этот жест почти испугал его. Да, сказки на ночь он не рассказывает, но хватает мягкости в другом. Непозволительной, как бы он ни противился этому факту, мягкости. Возможно, его воля права: она слишком сильно влияет на него…

Ещё один долгий взгляд на по-детски, по-особенному смазливое лицо. Свеча трепыхалась, и неровный свет делал это лицо ещё более живым. Внимание переходит на маленькую белеющую в полумраке руку. На сердце теплеет от воспоминания об их первой встрече, о том, как она когда-то (не так давно, но кажется, что вечность назад) протягивала ему руку. Тогда они явно были меньше, но в его глазах сейчас разницы нет.

Новый порыв его больше не пугает: не важно, как это смотрится со стороны, ему хватит сил и решимости довести все до конца, и внучатая племянница не станет фактором, который заставит его остановиться. Его рука накрывает меньшую по размеру ладошку, и, на секунду сжав её, отстраняется.

— Спи, — бросает он, вставая. Задержался он здесь. Но это ничего, чуть ускорится и будет на месте, как и планировал. Не страшно.

Примечания:

Кхм, что-то я забыла про этот бонус: он в черновиках валяется уже с неделю, не меньше.

Когда влияние, которое мы оказываем на других, дает всходы, это вызывает двойственные чувства. Изуна, хоть на того же Хашираму нравом похожая больше, чем на него или любого другого Учиха, пропитывалась его влиянием, как губка: «первые росточки» можно было бы заметить уже в первые полгода. Однако придя однажды домой и застав там почти сюрреалистичную картину, Мадара с неясным чувством осознал: это уже пошли «цветочки».

— Значит так, киса, слушай сюда, — Изуна страшной тенью нависла на сжавшимся животным и ощутимо давила ки. Глаза её жутко сверкали шаринганом, но что пугало больше — лицо у неё имело совершенно несвойственное беспечной девчонке выражение. Нога, обутая в странного вида кожаные башмаки (не как у шиноби, но и гражданские такие не носили — фирменный стиль Изуны), методично постукивала по полу, создавая атмосферу напряженности. — В этом доме хозяйка — я, и пока ты живешь здесь, ты будешь подчиняться установленным мной правилам. Если я ещё хоть раз увижу или узнаю, что ты пытался или, не дай Бог, сожрал мою кошку, змею или птицу, получишь пинок под зад и шуруй обратно в Лес, чтобы тебя там свои же сородичи растерзали.

Девчонка медленно наклонилась к тигру и опасными тоном протянула, словно пытаясь ещё больше запугать нового питомца:

— Ты меня понял, Широ~?

Тигренок (а несмотря на свои впечатляющие размеры, этот ещё был детенышем) что-то неразборчиво рыкнул. Впрочем, Изуна явно не нуждалась в четкой дикции.

— То-то же, — хмыкнула племянница и… ухмыльнулась. Его ухмылкой. И в тот миг Мадару как током прошибло: он наконец осознал. Это можно было заметить и раньше, это сквозило в мелочах, оговорках, манере держаться… Ничего неожиданного в этом не было. Но все равно отчего-то шокирующим был факт: она становится на него похожа. Не на брата, не на Хашираму, Узумаки и прочих им подобным, даже не просто на Учиха — на него. На Учиха Мадару.

Почему одна мысль об этом отдавала таким неверием? Он не знал. Радовало ли его это или злило? Он не знал. С одной стороны, это принесет лишь проблемы: Изуна копировала в первую очередь не самые лучшие его качества, и это ещё не поднимая тему о том, что такие изменения будут подозрительны, однако с другой… Мысль об этом оставляла на сердце какое-то странное довольство, тепло.

— Ой, деда, ты здесь? — заметила его наконец химе, и весь ее пугающий образ рассыпался на глазах. — Ты всегда приходишь так неожиданно! Не представляю, насколько мне нужно раскачать сенсорные способности, чтобы тебя учуять! Кстати, ты представляешь, Широ сегодня пытался съесть Боо-чана! Боо-чан — это котёнок Нии-чан, в общем, правнук Ады! Так вот, выхожу я, значит, в сад, и слышу где-то на заднем плане мяуканье такое тихое. Ой, да у меня чуть сердце не остановилось: сразу поняла, что это Широ — у него-то чакра есть, из Леса Смерти же. Я бегом туда и еле остановила!..

Внучка без конца болтала, рассказывая то о своих питомцах, то о том, что клумбы надо прополоть, то о ещё какой-то чепухе. А Мадара думал. Думал и осознавал: «цветочки», несомненно, уже настали. Изуна все ещё была той самой взбалмошенной девчонкой, с которой он познакомился когда-то, но общение с ним (как и время) ощутимо ее изменили. Опасный прищур, появляющийся иногда, усмешки (пока не такие злые, но все-таки), интонации… Она все больше набиралась от него.

Пока что это были лишь «цветы», до урожая ещё далеко. Но Мадара не был уверен, что хочет увидеть «ягодки». Пусть остаётся цветком.

Примечания:

Мило... но мало так, что пугает. Возможно, однажды перепишу. Возможно.

Что скажете на такую зарисовку?

Примечания:

Ну, я этой частью скорее довольна, чем нет. Описания вышли атмосфернее, чем планировалось, да и флешбек... Впрочем, оцените сами

Наверное, он никогда не забудет их первую встречу… Как вообще можно забыть такое? Мелкая, наглая девица, невероятно похожая на его брата, пытающаяся арестовать опаснейшего отступника деревни… Мадара мог бы вспомнить ее открытость, жалобы на соклановцев, которые она вывалила на него тогда — и что ей тогда двигало? Пожалуй, даже для такой открытой девчонки такие откровения в той ситуации были… слишком открытыми. Чересчур — но сейчас ему вспомнилось другое. Как он учил ее правильной стойке.

Химе пришла просить его об ученичестве. Это точно реальность, а не сон? Учиха медленно приподнял брови в гримасе удивления. А потом нахмурился. Эта девчонка вообще осознает, о чем просит?

— Повтори, — сохраняя хладнокровие приказал он. Химе сильнее сжала кулаки, зажмурилась и покорно выпалила свою просьбу снова:

— Научи меня, пожалуйста, кендзюцу! — нет, кажется, все-таки не послышалось. Ну хоть «кендзюцу» назвала, а не «драться мечом» — уже неплохо. Вот только…

— С чего бы вдруг такие просьбы? — Мадара выразительно приподнял бровь. Нашла кого о тренировках просить. Она химе клана или нет? Сказала бы соклановцам, а не его дергала. Он больше… не часть клана Учиха.

— Ну, понимаешь, мне…оч…до… — скомкано начала объяснять девчонка, а под конец ее слова превратились в столь неразборчивое бормотание, что он не понял ничего. Громкий недовольный вздох и химе сразу понимает, что делает не так. — Мне прям ну очень-очень-очень надо срочно научиться владеть мечом! Вот!

Выпалив это на одном дыхании, девочка тут же начала восстанавливать сбившееся дыхание. Это же как надо было переволноваться, чтобы от одной фразы такую одышку словить?.. Впрочем, не важно.

— Это я уже понял, — ледяным тоном — она что, думает он перед ней доброго дедушку играть будет, раз выставляет такие просьбы? — проговорил Мадара, тяжелым взглядом смотря на обнаглевшую девчонку сверху вниз. — Переформулирую, если не дошло: зачем тебе кендзюцу?

— Я хочу прирезать Кубо Мацуи! — уже более уверенно, без малейшей запинки ответила Изуна. Чего?.. Мужчину чуть перекосило. Они это уже проходили… Постепенно, на лице девочки начали появляться сомнения, и та продолжила менее уверенно: — Ну, то есть… Одолеть. Не убить. Убивать я его не буду, ты же сам говорил, что это плохая идея…

О, вот как?.. Прекрасно, что она так хорошо помнит его слова, однако…

— Отлично, — нарочито спокойно произнес Мадара. — Но почему ты пришла с этой просьбой…ко мне?

Инстинкт самосохранения в этой девчонке явно спит беспробудным сном. Как и отдел мозга, отвечающий за верную расстановку приоритетов. Что творится у нее в голове, если она приперлась с такими предложениями к нему, Учиха Мадаре? Мужчина что-то не припоминал, когда высказывал ей расположение, достаточное для того, чтобы к ней в голову вообще пришла такая мысль. А, хотя…

— Ну ты ведь говорил, что владеешь кендзюцу, так? — химе с воодушевлением на него посмотрела. Да, говорил. И что с того? — Даже стойке тогда, на скале Хокаге, научил. Смотри, я все еще ее помню!

И девчонка мгновенно приняла ту самую защитную позицию, которой он ее учил. Мхм, впечатляет, конечно, что она это запомнила, но…

— И? — всем своим видом Мадара высказывал свое безразличие к ее слабым аргументам. Он что, единственный во всем этом биджевом селении, что меч в руках держать умеет? И чем эту мелочь не устраивает собственный учитель? Кубо Мацуи мог научить ее владеть катаной на достойном уровне, но она приперлась к нему.

— Кто еще сможет научить меня сражаться на мечах круче, чем ты? — с искренним удивлением и восторгом заявила химе. Так, ясно, кажется, нормальных аргументов он не дождется… А чего он вообще ожидал от этой малявки? Она всегда была такой, да и сам он, если честно, ни одного толкового аргумента в пользу его, как учителя кендзюцу, найти не мог. Все перекрывалось каким-нибудь «но».

Мадара кинул на внучатую племянницу долгий взгляд, полный скептицизма. Девочка ответила ему таким же долгим взглядом, но наполненным обожанием и надеждой. Наконец, он определился с вопросом:

— С чего ты взяла, что я соглашусь? Назови хоть одну причину, по которой я должен не грохнуть тебя сейчас, а труп скормить диким зверям.

Это, конечно, уже немного перебор, — подумал он, замечая, как с опаской косится, словно выискивая среди деревьев тех самых диких зверей. Впрочем, это действительно так, поэтому…

Девочка немного поникла лицом, не зная, что сказать. Улыбка сползла с губ. Атмосфера похолодела.

— Аргументы… какие могут быть аргументы… — растерянно шептала она. Мадара отвел взгляд в сторону, подозревая, что за этим последует. Наверняка сейчас заплачет. Слезы… какая мерзость. Как вообще принцесса военного клана может так много плакать?

Однако его ожидания не оправдались. Почувствовав робкое прикосновение к своей руке, Учиха перевел взгляд на девочку. Химе выглядела по-странному смущенной.

— Мой единственный аргумент, — озвучила она, вдруг складывая ладони перед собой вместе, делая глубокий вдох и… — Пожа-а-алуйста, научи меня кендзюцу.

И мелкая чертовка мило похлопала ресницами, очевидно, надеясь, что это поможет. А у Мадары едва ли не дергался глаз от таких… «аргументов». Как вообще можно было додуматься?..

— Это не аргумент, — отсекает он жестко. Да уж, давненько его не пытались на что-то уговорить… так. Собственно, глазки Учиха строить вообще мало кто решался. Даже они сами. Если не из опасений, так из природного темперамента.

Но, к сожалению, его резкость принцессу не остановила.

— Мадара, ну пожа-а-алуйста! — продолжала канючить она, играя на его нервах. Что-то в этой сцене заставляло вспоминать детство. Ками, как давно это было… но Изуна, пожалуй, ныл в разы меньше. Однако… — Пожалуйста! Пожалуйста! Пли-и-из!

Что ещё за «плиз»? Опять она со своими непонятными словечками. Это сленг такой или что? Именно в такие моменты Мадара особенно ощущал, что время не стоит на месте, и старое поколение вытесняется новым…

— У меня нет ни времени, ни желания с тобой возиться, — на самом деле, время-то, конечно, найдется. Пару часов в неделю было бы достаточно. А вот с желанием… С чего бы ему тратить силы на это? У нее есть хороший учитель, вот пусть и пытается одолеть его, тренируясь с ним. Кубо Мацуи превосходный мастер кендзюцу, и то, что Мадара способен одолеть его за пару минут, ещё не значит, что он владеет мечом лучше. Вот Изуна…

— Ну грэндпа-а-а! — мелкая упрямо вцепилась в его руку, и даже когда он начал разворачиваться, чтобы уйти, она не отставала. — Ну пожалуйста-а-а!

— Отцепись от меня! — рявкнул он, когда сеанс нытья пошел уже на вторую минуту. И все это время девчонка повторяла только слова «пожалуйста» и «грэндпа», ни на секунду не отпуская его руку. Выдернув рукав самостоятельно (ведь делать то, что он сказал, химе явно не собиралась), Мадара был намерен сказать кое-что еще, но планы изменились, так как мелочь, не ожидавшая его действий, бахнулась на землю, при этом ударяясь своей несносной башкой об дерево.

Он же просто убрал руку… Ками, да что за наказание-то такое?! Внучка Изуны тихо шипела, хватаясь ладонями за затылок. Крепко треснулась, видно. Первым порывом было подойти и поставить эту идиотку на ноги, но Учиха вполне осознанно его подавил. Вот еще. Пусть учится на своих ошибках, может в следующий раз умнее будет…

— Уй… — хотя, это вряд ли. Сколько уже раз такое происходило, и все без толку.

Тогда он ушёл вперёд, а догнавшая его Учиха больше не лезла к нему с глупыми просьбами. Мадара уж было выдохнул с облегчением, однако на следующий день все повторилось.

— Ну научи меня!

— Нет.

* * *

— Грэндпа…

— Заранее: нет.

— Ну пожа-алуйста!

— Отвяжись от меня!

* * *

Осада продолжалась уже четвертый день, и если до этого Мадара искренне считал себя крайне терпеливым человеком, то теперь его мнение на этот счет изменилось.

— Грэндпа-а-а… — начала было Изуна, но он уже знал, что за этим последует.

— Нет, — повторил он в тысячный раз и вновь задумался, стоит ли оно того. Может легче будет грохнуть ее? От ее нытья у него скоро мигрень образуется!

— Ну почему-у-у?! — взвыла она, и он кинул на нее негодующий взгляд. Потому что ему хотелось сделать то же самое.

— Потому что. У меня. Нет. На это. Времени, — отчеканил он зло.

— Даже на одну малюсенькую тренировочку? — поджала губы в жалобной гримасе девочка и, разочарованно заскулив, опустила взгляд к полу, давая прекрасную возможность оценить длину ее ресниц. И вот что это такое?

— «Даже на одну малюсенькую тренировочку», — едко передразнил он и… замер. В голову пришла замечательная идея, как избавить девчонку от желания тренироваться с ним раз и навсегда. — А хотя, знаешь… Если ты сможешь выдержать эту «малюсенькую тренировочку», я подумаю над тем, чтобы учить тебя на постоянной основе.

Впрочем, этого, конечно же, не случится. Едва ли эта избалованная химе после такого вообще встанет.

— Но если нет, ты забудешь об этом, идет? — Мадара уже чувствовал облегчение от осознания, что скоро этот ад закончится. Глаза Изуны загорелись радостью.

— Да-да-да! Ура! Идет-идет-идет! — затараторила она, скача на месте. Ну-ну, посмотрим, сколько энергии у нее останется после того, как он вытрет ей полигон. Как-то особенно калечить ее Мадара не планировал, но вымотать так, чтобы о прошедшем она с содроганием вспоминала — почему нет?

— Тогда завтра в пять жду тебя на полигоне, — того, что есть у них за домом, должно хватить.

— В пять?.. — нервно протянула девчонка, — Вечера?

Он посмотрел на нее, как на идиотку.

— Утра. Если опоздаешь — никакой тренировки.

— П-поняла! — Изуна вытянулась по струнке и зачем-то приставила ладонь к виску. Что еще за жест? Впрочем, в следующий миг она уже поникла. — Ну тогда я это, грэндпа…

— Что? — он устало вздохнул. На дворе семь вечера, и эти двенадцать часов наедине с племянницей вымотали его не меньше, чем битвы с Хаширамой в своё время. Они похожи, если задуматься… Но думать о бывшем друге не хотелось, как и сравнивать эту девчонку с великим шиноби и находить, что они действительно похожи. У судьбы хорошее чувство юмора, раз она столкнула его с ней. Характер Сенджу и внешность брата…

— Спать пойду, — тоскливо протянула она, и он не поверил своим ушам. Неужели оставит его в покое?

— Ну ар…ли…— Мадара нахмурился. Слово не вспоминалось. — Как ты там обычно говоришь?

— «Аллилуйя»? — улыбнувшись, подсказала внучка, и он удовлетворенно кивнул: оно.

— Да, вот именно. Аллилуйя, — Изуна в возмущении открыла рот, собираясь высказать ему все, что думает об этом заявлении (так как «аллилуйя», очевидно, являлось словом для выражением радости и облегчения), но он ей этого позволять был не намерен. — Все, иди спать. И помни, если…

— Если опоздаю — тренировки не будет, — кивнула химе и, еще раз подпрыгнув от радости, убежала в другую комнату.

Вообще-то он собирался напомнить, что если ему не понравится результат, он ее больше тренировать не будет… но ладно. Главное, что отстала, и у него теперь есть десять часов свободного времени. В блаженной тишине. Аллилуйя.

* * *

В пять утра, как и ожидалось, Изуна была на полигоне, как штык. Точнее, — Мадара хмыкнул, окинув трясущуюся девчонку пристальным взглядом, — как осинка. Боится, причем сильно. И тут уж одно из двух: либо она наконец включила мозги, либо у принцессы очень хорошая интуиция. Вряд ли она так боялась обычной тренировки лишь из-за того, что заниматься с ней будет он. А вот просечь, что после нескольких дней бесконечной нервотрепки он сподобится отомстить — вполне.

— Боишься? — насмешливо протянул он, и Учиха, только-только вернувшая себе нормальный вид, снова сжалась. Голова поникла, но взгляд медленно поднимается от земли к нему, и трогательно блестящие глаза едва не переубеждают его в намерении проучить девчонку. Оружие массового поражения. Гендзюцу она, что ли, использует? И как только умудряется в обход его бдительности?

— Ага, — печально кивает она, и желания насмехаться сразу становится меньше. Все равно же без толку. — Если тебе не понравится результат, ты больше не будешь со мной заниматься…

— Уже сдаешься? — ему же легче.

— Кто сдается? Я?! — мгновенно реагирует Изуна, и от зажатости не остается и следа. Однако и запал пропадает так же внезапно. Химе отводит взгляд куда-то в сторону и вверх, и тянет: — Ну, нет… Просто понимаешь, тут такое дело…

— Какое дело? — что не так? Меч забыла? Так до дома тут две секунды бежать. Стойки? Научит. Мозоли болят? Шиноби должен уметь терпеть боль.

— Если у меня вдруг меч из рук вылетит и по тебе попадет, ты очень злиться будешь? — выпалила Изуна и зажмурилась. Мадара фыркнул. Кашлянул, пытаясь скрыть улыбку. Фыркнул еще раз. И захохотал.

— Ты серьезно думаешь, что сможешь попасть по мне? — со смехом спросил он, и в голове тут же всплыла описанная картина. В то, что эта мелочь может выпустить меч из рук и запустить его в какие-нибудь кусты, он верил, в то, что он не сможет от него увернуться — нет. — Не переоценивай себя.

— Я не переоцениваю! — ножка в причудливых башмаках топает по земле, и ножны, закрепленые на поясе впопыхах, «стекают» с него и звучно падают рядом. Он смотрит на нее неописуемым взглядом, а Изуна тщательно этого взгляда избегает. И снова тот тянущийся, словно заранее извиняющийся за какую-то пакость тон. — Просто, знаешь, Кубо говорил то же самое. Вот слово в слово! И Шиничи-сенсей тоже лишь ржал, когда я выражала опасение, что могу… что может случиться нечто нехорошее.

— И что, случилось? — Шиничи он припоминал, смышленый был паренек, талантливый. Только слухи говорили, что ныне он слишком увлекся алкоголем. Не то чтобы Мадара хотел этим интересоваться, но… он ведь, помнится, был кузеном Хитоми, дочери Изуны и Миюки? Не интересоваться, хоть вскользь, просто не получалось.

— Случилось, — удрученно кивнула… Изуна, — И с Кубо случилось. А ведь говорили же, «не попадешь», «не поймаешь»! Тьфу!

— Они слишком расслабились, — хмыкнул Мадара, и добавил: — Со мной такое не повторится.

— Но если повторится, на решение это не повлияет, да? — глаза девочки сияли надеждой. И как-то даже злости стало меньше… Проклятье.

— Не повторится, — настойчиво повторил Учиха и, ухмыльнувшись, кинул: — Ты переоцениваешь себя.

— Но…

— Но если твой меч полетит в меня, учитывать буду только слабость хватки.

На этих словах их тренировка началась. Изуна выполняла разминку под его комментарии, а потом… Мадара всегда считал, что любой урок лучше усваивается на практике, поэтому, проведя небольшой инструктаж, он сразу начал спарринг. Как и ожидалось, навыки мечницы у Изуны были… не очень. Было заметно, что перед ним новичок, не всегда способный удержать меч. Держа в уме слова девчонки, он все ожидал, что клинок выскользнет из ее рук и от него придется уворачиваться, но, как ни странно, этого так и не случилось.

Смехотворная попытка напасть — он уворачивается. Легкий тычок с его стороны, обозначение удара — детские глаза лишь сильнее загораются решимостью. И еще сотни и тысячи попыток задеть его хоть вскользь. И ноль результата.

— Еще не устала? — насмешливо спрашивает он и отклоняет голову. Лезвие проносится рядом с лицом, но гораздо медленнее, чем в начале. Устала. А атака была неправильная. Подсечка. Изуна падает в пыль.

— Не-е-ет, — хнычет она, но встает. Снова. В который раз.

— Тогда уворачивайся, — замедленное специально для нее движение клинком. Лязг. Мадара удивленно приподнимает брови. Отразила. Какой быстрый прогресс, однако… — Стойка неправильная.

Подсечка. Пыль. Снова. А теперь встанет?

Фигурка в грязно-синем балахоне лежит на земле не двигаясь, а тяжелое дыхание накрывает весь полигон. Выдохлась.

— Что, это все? — справедливости ради, стоит отметить, что способность к обучению он оценил. Два месяца назад она даже меч правильно держать не могла, а теперь даже стойки раз через раз делает, как надо, а главное, умудряется применять. Из нее можно было бы склепать неплохого мечника… если заниматься. А он этого делать не намерен. — Вставай.

Жесткость, звучащая в голосе, Мадаре нравится. Только совершенно отбитый идиот или тот, кому это жизненнонеобходимо, придет после такого снова.

Фигурка чуть шевельнулась, но не встала. Раз двигается, значит, есть еще силы.

— Вставай, — повторил Учиха, — Больше не можешь? Тогда попрощайся с ученичеством.

Обидно, должно быть, такое слышать. Но тем лучше. А то возомнила о себе невесть что — с чего бы ему ее учить? Только потому, что она внучка его брата? Даже не родная, а так, двоюродная…

— Могу… — упрямо шелестит Изуна и приподнимается на трясущихся руках. А на большее сил не хватает. Пыль. Поднимается снова. — Я могу… еще… немного…

Пыль.

— Не можешь, — припечатывает он, разворачивается, кидает последний взгляд (холодный, презрительный, чтобы думать об этом забыла) и уходит. На то, чтобы проучить девчонку, у него ушло два с половиной часа. Больше, чем ожидалось.

— Я могу!.. — высоко звучит голос за спиной и резко стихает. Дыхание становится тише. Шорох, натужное мычание. Звук удара. Вновь шорох. И голос звучит тихо. — Могу еще!.. Грэндпа!.. Грэнд-!.. Па!.. Не уходи!..

Поддавшись мимолетному порыву, Мадара оборачивается. И замирает. Встала. Снова.

— Стоишь на ногах после тренировки со мной, молодец, — жесткий тон держать внезапно становится труднее, потому что от увиденного зрелища в груди что-то стискивает. Похожа на Изуну. Снова! Стоит на дрожащих ногах, едва удерживает меч в подрагивающих руках и смотрит упрямо. Точно так же, как смотрел ее дед. И только он словно больше не «его» брат, а те, кто в него не верил. — Но ты не можешь сражаться, так в чем смысл?

— В упрямстве, — шипит химе, отчего появляется подозрение, что во время всех этих бесконечных падений она себе что-то повредила. По крайне мере, он к ее травмам отношения не имеет. — В попытке открыть пятидесятое дыхание… И кто сказал, что я не могу сражаться?!

Изуна приближалась до забавного медленно. Он мог бы прогулочным шагом уйти и она бы просто не дошла до него, не добежала. Меч заносила она также неуклюже. Ностальгия нахлынула новой волной, вызывая глупое желание поддаться, дать хотя бы коснуться себя. Но вот именно что глупое. Если позволит такое, девчонка расценит это как признание, а тратить время… Тратить время на нее он не может!

Естественно, она промахнулась. Чуть не упала снова. С видимыми усилиями подняла меч, направила, напала. Провал. Здесь даже ребёнок легко увернется, неужели непонятно? Еще одна попытка. Еще. Тиски на сердце становятся сильнее от проведенной параллели.

Химе пытается провести атаки, но ни одна из них не срабатывает. И снова пыль… Мадара ждал, пока она встанет, однако шли секунды, а Изуна так и не дернулась. Только дышала тяжело, так, что грудная клетка двигалась с пугающей амплитудой. Теперь точно всё.

Наверное, ему стоило уйти, чтобы закрепить эффект. Презрительно хмыкнуть, смерить холодным взглядом и уйти. Но он почему-то остался. Прислонился к дереву и, уставившись на девчонку, предался воспоминаниям.

— Нии-сан! — звонкий голос отдавался в ушах. Мадара, хитро улыбнувшись, поворачивается. Младший брат, по уши в пыли, уже вновь стоит на ногах. Упрямый засранец. — Нии-сан, давай ещё!

Он окидывает Изуну оценивающим взглядом. Если согласиться на это «еще», не возникает сомнений, кто будет тащить безвольную тушу брата домой.

— Куда тебе еще? — фыркает он. Изуна дуется. Ну вот как в такой милой детской моське может скрываться так много упрямства? Как? Мадара был старше Изуны всего-то на пару лет, но искренне считал себя разумным взрослым, а младшего брата — ребенком. «Ребенок» с распределением ролей, как правило, согласен не был.

— Ты что, боишься? — ехидно выдаёт маленькая зараза. И он поддаётся на провокацию. В следующий миг по поляне раздается визг Изуны, которому Мадара, на правах старшего, устроил «наказание». Щекоткой.

И внучка Изуны один в один похожа на него. Учиха в раздражении прикрыл глаза. Он точно ещё пожалеет об этом решении. Стоило устраивать этот цирк, если в итоге он сдался под наплывом ностальгии? Но все-таки отрицать свое к этому отношение было глупо.

— Эй, мелочь, — обратился он к химе, нависая над неподвижным телом. Та посмотрела на него откровенно расстроенным взглядом, но на то, чтобы встать, у неё сил уже не было. На то, чтобы дойти до дома, очевидно, не хватит тем более. Вздохнув, Мадара легко поднял принцессу на руки. Ее лицо при этом стоило видеть. Хотя когда потом он сказал: — Тест пройден. Через неделю повторим урок.

Такой выразительный смеси радости, испуга и шока он не видел давно. С тех пор, как умер Изуна-ребенок.

Примечания:

С тех пор как стало возможно писать два примечания к части, я начала путаться, что и где хочу сказать. Хотя комментарий после части играет для меня одну роль.

Жду отзывов))

(Как вам описание тренировочки? Сдавшийся Мадара? Флешбек об Изуне?)

Шумел лес. Мадара, ощущая приятное умиротворение, прикрыл глаза. Хорошее место, тихое. Удивительно, что единственные следы пребывания здесь человека, найденные им, были достаточно старыми. Хотя, наверное, это и позволило цветам так разрастись.

Хорошее место. Тихое. Идеальное, чтобы подумать обо всем. О прошлом, о будущем. Или наоборот, не думать ни о чем, наслаждаясь полной…

— Грэндпа-а-а, — опасно пакостным тоном протянул детский голос. Слишком. Громко. Протянул.

… тишиной.

И зачем он только взял ее с собой? Зачем? Она шла себе домой с миссии, вот и пусть бы шла. Без него. А он…

Открыв глаза, Мадара недовольно посмотрел на внучатую племянницу. Та сияла довольством так раздражающе, что он даже не сразу заметил венок у нее на голове. Пышный толстый венок из больших белых цветов, которыми заросла эта поляна.

— Что? — больше всего ему сейчас просто хотелось обратно закрыть глаза и отключить слух. Подышать лесным воздухом, расслабиться… после последней попытки пробудить риннеган (не очень удачной, впрочем) ему точно требовался отдых. Но он сам взвалил на себя проблемы: знал ведь, что с этой девчонкой ни отдыха, ни тишины он не получит.

— А я тебе веночек сделала, — радостно прощебетала девочка, потрясая еще одним белым венком. На секунду представив себя в нем, Мадара тут же содрогнулся. Вот уж нет. — Встань!

— Нет, — ему и так удобно. Лежать в траве, среди цветов, слушая голоса птиц и шелест древесных крон… — И венок можешь отдать кому-то другому, он мне не нужен.

Не то чтобы кто-то из ее друзей сейчас находился поблизости… Но она общительная, так что, вероятно, стоит им выйти из леса, быстро найдет себе новых знакомых. Вот им пусть и дарит свои творения, а ему в цветочках ходить не к лицу.

Учиха вновь закрыл глаза, успев перед этим лишь отметить, что девчонка явно расстроилась. Ну и ладно, не его проблема. Тишина…

— Ну как же не нужен? Почему не нужен? Это же венок! Я уверена, что он очень-очень нужен! — да чтоб ее! — Мадара, почему ты не хочешь венок? Он красивый!

Все, его терпение кончилось.

— Потому что я хочу тишины! — рявкнул он и посмотрел на мигом присмиревшуюю химе активированным шаринганом. Та, до сего момента склонившаяся над ним, тут же отпрянула и бахнулась на задницу. Вид Изуна имела весьма обескураженный. — Мне не нужен венок, я хочу, чтобы ты заткнулась. Ты можешь не говорить со мной хотя бы полчаса?!

— Не говорить… — расстроенный голос, в кои-то веки, не вызывал никакого отклика. Он слишком устал, чтобы быть с ней обходительным. Да и, к счастью, реветь девчонка пока не собиралась.

— Да, представь себе, — ядовито проговорил он, — просто молчать, просто ничего не говорить. В тишине.

— Но… — «но»?! — Но как я могу не говорить? Ты же здесь!

— А ты представь, что меня здесь нет! — наличие человека для нее что, повод болтать без умолку? Очевидно, да, так как Мадара с трудом мог припомнить их встречи, когда Изуна молчала больше, чем говорила. Эти случаи теперь больше походили на плод его фантазии… — У тебя же хорошее воображение? Представь, что я мертв и, будь уж добра, почти мою память хотя бы минутой молчания!

Принцесса, уж было открывшая рот, чтобы что-то сказать, резко его закрыла. И в течении следующих секунд не открыла вновь. Кажется, сработало. Наконец-то…

Тишина. Покой. Умиротворение. Напряжение, сковывающее его последние дни, начало отпускать его. Слух ласкали звуки дневного леса, а тень от дерева удачно защищала глаза от солнца. Изуна сидела рядом, но шума от нее не было, поэтому Мадара был не против. Сидит и сидит. В первые секунды, когда его волосы начало что-то трогать, мужчина испытывал дискомфорт, но подавать голос, возмущаться, почему-то не захотелось. Пусть лучше играется, чем шумит.

А потом на лицо что-то капнуло. И еще раз. И сверху послышался всхлип. Минута закончилась.

— Я буду ходить к тебе на моги-и-илку, — плакала она, без конца пытаясь вытереть слезы и вставляя в его волосы цветы. Какая к биджу могила? — И цветов много приносить буду. Похороню тебя прямо здесь, грэндпа, и навещать бу-у-уду-у-у!..

Мадара скривился, нахмурился, брезгливо вытянул один цветок из шевелюры и признал, что настрой к культурному отдыху у него пропал окончательно.

— Не реви, — сморщился он, когда ему на руку упала очередная слеза. Фу. Завывания тут же прекратились…

— Ты живой! — обрадовано воскликнула Изуна. Что?..

— Естественно, — бросил он, принимая сидячее положение. Из волос тут же выпало три цветка. Представив, как выглядит сейчас со стороны, Мадара принялся спешно приводить себя в порядок. Во что она его превратила?! — С чего бы мне быть мертвым?

Так, стоп. «Представь, что я мертв…». Учиха смерил племянницу непередаваемым взглядом.

— Но ты же сам сказал представить, что ты мертв, и почтить твою память! — да, но он имел ввиду совершенно не это! — Сказал устроить минуту молчания и…

— И ты, помолчав минутку, решила меня похоронить? — что с ее логикой не так?

— Да.

И ответить на такое нечего: нет слов — одни эмоции. Мадара вздохнул. Сил спорить, переубеждать, ругать ее не было. Он хотел отдохнуть, но нужно было с самого начала понять, что Учиха-химе и отдых — вещи несовместимые. Этого следовало ожидать.

— Вставай, мы уходим, — приказал он, подавая пример. Встряхнувшись, мужчина не без сожаления почувствовал, как покидает тело приятная нега. Девчонка нахмурилась, сложила руки на груди…

— Я не хочу! — и отказалась его слушать. Руки зачесались от желания… сделать что-то. Что — понять было сложно, ведь ни убивать, ни калечить ее он не собирался, а просто схватить за шкирку казалось сейчас мало. — Давай лучше меня теперь похороним!

Мадара поперхнулся. Окинул химе взглядом, словно пытаясь убедиться, что она не шутит. И подавил несолидное желание переспросить. Хорошо, что подавил, так как в следующий миг все прояснилось.

— Я буду лежать, ты украсишь меня цветочками, — начала перечислять Изуна, загибая пальцы. Наконец стало понятно, чего она хочет. Тоже поваляться на травке? Подурачиться? Теперь у него самого такого желания не было… — А я буду изображать покойника!

— И молчать? — подозрительно уточнил Мадара. Маловероятно, но все-таки…

— Конечно! — с горячностью ответила девочка и с сомнением протянула: — А ты видел покойников, которые разговаривают?

Каждый раз, когда смотрится в зеркало.

Хорошо, отлично, почему нет? Если она действительно будет молчать…

— Полчаса, — серьезно произнес он, рассчитывая, впрочем, скорее на то, что за эти полчаса принцесса заснет и можно будет действительно посидеть в тишине. — Ложись.

Радостно взвизгнув, Изуна тут же заняла удобное положение и закрыла глаза. На покойницу, правда, она не походила ничуть, так как широкая улыбка палила ее с головой. Что интересно, спустя некоторое время даже регулярные смешки и хихиканья стихли. Цветов, как на его вкус, было слишком много: они почти полностью закрыли грудную клетку «мертвой», но пока он это делал, лишних звуков «труп» не издавал, так что остановился он только тогда, когда дыхание химе замедлилось.

Заснула, — хмыкнул он мысленно. Теперь можно было прилечь и самому. Вокруг вновь был лишь шум леса. Солнечные лучи, не попадающие в глаза, теплый ветер, мягкая трава… Дыхание уснувшего ребенка почему-то не портило картину. В такой атмосфере было удобно думать. О прошлом. О будущем. О настоящем.

Примечания:

Осторожно! Много боли, много жизы и много выдранных волос! И ленточки, да..

Шевеления за спиной напрягали лишь чуть меньше, чем пальцы, копошащиеся в его волосах. Было бы проще, действуй Изуна решительней, но она — не без причины, стоит признать — осторожничала, боясь, что в ином случае он не позволит играть со своими волосами (ну, опять-таки, не то чтобы она ошибалась), и легкое подергивание отдельных волосков невероятно раздражало.

— Прекрати немедленно, — сказал Мадара, когда спустя три секунды, отсчитанные им для приведения нервов в порядок, ситуация не исправилась. Метод «закрыть глаза и досчитать до десяти (себе он поставил планку в три, ведь его самоконтроль должен быть лучше, чем у простых людей)» доказал свою эффективность в ситуациях, когда внучка творила фигню и наступала стадия раскаяния (точнее, попыток его добиться): тогда ему нужно было лишь успокоиться настолько, чтобы не прибить мелочь сразу, а ограничиться выговором — но в случаях, когда раздражающие вещи не прекращались, он был лишь чуть менее, чем бесполезен.

— Но ты сам разрешил! Грэндпа, ты вообще видел, что у тебя на голове творится?! — внучка тут же перешла к возмущениям, не дав ему пояснить своих слов. И нет, он не видел — в зеркало привычки смотреться не имеет.

— Осторожничать прекрати, это раздражает, — пояснил Учиха, — ты с таким темпом до конца месяца не управишься.

— Да я и с другим… — пробурчала Изуна. Мадара нахмурился. Он все слышал. — Ну хорошо, только не жалуйся!

«Жалуйся»? Она осознает, кому это говорит? Чтобы Учиха Мадара, да жаловался на то, что ему волосы подергали? Не будет такого.

А в следующий миг девчонка дернула на себя гребень, увязший в его волосах, и он едва не заматерился вслух. За ухом явственно раздался звук какого-то треска. Резко повернувшись, Мадара оценил увиденное, и нецензурные выражения вновь подступили к горлу. Принцесса сжимала в руках гребень и озадаченно смотрела на комок волос, застрявший на зубчиках. Его волос. Учиха смотрел на внучатую племянницу убийственным взглядом.

— Тебе вообще знакомо понятие «мера»? — прошипел он, щупая руками ощутимо поредевшую шевелюру в том участке, куда дотянулись руки этой!.. Кожа, откуда выдернули волосы, неприятно горела. Девочка пристыженно (хотелось бы в это верить) затихла, все еще не отрывая взгляда от свидетельства ее преступления. Ему столько волос даже Хаширама в битвах не вырывал! За все битвы! А вот о ее деде в быту еще стоило поговорить: сразу видно, в кого ребенок пошел. И если уж проводить параллель, то… — Мне что-то подсказывает, что нет, так что убирай гребень.

Учиха Мадара не отступается от своих слов. но Учиха Мадара и не хочет остаться лысым. Он дал коснуться своих волос, повозиться там расческой, и хватит на этом — обещание выполнено, а шевелюра цела.

— Но ведь ты же сам сказал «хватит осторожничать», — возмутилась внучка и, минуя его запрет, быстро очистила гребень и вновь запустила его в волосы Мадары. Гордость как Главы клана, хоть и бывшего, неожиданно дала о себе знать. Он же сказал ей убрать свои руки, какого биджу она его не слушается?! Непокорство забавляло Мадару, добавляло очки его симпатии тем, кто не боялся с ним спорить, но у Изуны совершенно не было чувства меры, и ее постоянное непослушание начинало вызывать совсем другие эмоции. Не желая признавать поражение, Учиха старался ограничиваться словами, словно пытаясь доказать самому себе, что у него еще есть авторитет, однако регулярно слова не оказывали никакого влияния и приходилось делать все самому: снимать девчонку с дерева, затыкать ей рот кляпом из подручных предметов (яблоки в этом плане особенно удобны тем, что растут прямо на деревьях в саду, но главным фаворитом оставались леденцы: эти затыкали надолго), мыть рот с мылом вместо обычной лекции о допустимом для принцессы лексиконе…

— «Хватит осторожничать», а не «выдери мне волосы, а то мне прическа надоела», — саркастично прошипел Мадара и начал уж было вставать… но не тут-то было.

— Ладно, я больше не буду, — примирительно заявила мелкая зараза и, усевшись у него за спиной, вцепилась в него. Даже если встанет, малявка не отцепится, — гласил опыт, — будет сидеть на спине и, что хуже всего, трещать ему прямо на ухо. Трещать Изуна пока не начинала, но зато пугающим тоном предъявила: — У тебя не прическа, а взрыв макаронной фабрики, но я это исправлю.

Справедливости ради, — Мадара криво усмехнулся, представляя, как это выглядит со стороны, — резон в ее словах есть, однако…

— Исправишь, — протянул он с откровенным сомнением. Изуна тоже любил «исправлять», и в итоге как-то раз усилиями его младшего братца его волосы укоротились от лопаток до плеч. Это была вынужденная мера. Только вот внучка Изуны — не он, несмотря на сильное внешнее сходство, характером они довольно отличались, так стоит ли ориентироваться на опыт с братом? Возможно, все будет не так плохо… Что-то внутри подсказывало, что навряд ли, но с этой девчонкой он постоянно игнорировал намеки интуиции. — Хорошо, ты можешь продолжить…

— Ура! — воскликнула химе, перебивая его и подскакивая на месте. Не выпуская гребня из рук. Волосы слегка дернуло. Нет, это точно добром не кончится.

— Однако, — Мадара сделал на этом слове особый акцент, требуя внимания к озвучиваемым условиям, — если по завершении у меня останется меньше, чем половина волос…

Гнетущая атмосфера. Мужчина задумался, прикидывая, что впечатлит девчонку достаточно, чтобы гарантировать ему сохранение былого объема горячо любимой шевелюры. Девчонку… хм.

—… побрею налысо, — угрожающе закончил он, и, судя по испуганному «и-ик!» из-за спины, это была правильная мотивация. Изуна начала сбивчиво клясться, что «ни-ни» и, конечно же, все с его прической по итогу будет в порядке. Он слушал это с затаенным недоверием. В целом, и не зря.

— Но я ничего не обещаю: тут валенки, — закончила она, сводя все свои прошлые обещания на «нет». Не умеет эта девчонка успокаивать.

Глубоко вздохнув, мелкая принялась за работу. Мадара шипел, тихо ругался у себя в мыслях (так как внучке такие выражения слышать пока рано и вообще нежелательно), но смиренно терпел пытку под названием «расчеши многолетние колтуны». Методы у принцессы были оригинальные, однако экзекутор из нее получился бы замечательный, одна только способность действовать на нервы чего стоит. Треск, с которым рвались его волосы, не прекращался ни на минуту: девочка старалась быть аккуратной, но задача была слишком трудна. У Мадары был высокий порог боли, но по прошествии пятнадцати минут он уже с нетерпением ждал, когда внучка выдерет наконец оговоренную половину и он с чистой совестью сможет покинуть комнату, где пол засыпан кусками его шевелюры. Если уж приводить себя в порядок, то самостоятельно.

А потом привычный треск вдруг разбавился другим, более громким и четким. Что-то с едва слышным стуком посыпалось на пол. «Кья-я-я!..», раздавшееся за спиной, также радости не внушало.

— Что? — спросил он, поворачиваясь и, в общем-то, уже зная ответ. Внучка смотрела на него круглыми от испуга и удивления глазами и, после трех попыток выдавить что-то лучше, чем «Я… а оно… а ты… но ведь… сам виноват!..», молча протянула ему сломанный гребень. С показным спокойствием Мадара принял улику, демонстративно ее осмотрел… Половины зубцов просто не было и, учитывая, что на полу валялись только четыре, остальные следует искать в его шевелюре.

— Гребешок сломался… — неловко заметила химе и посмотрела на него неестественно кротким взглядом, мол, оно само, я не виновата. Ну да, он так прямо и поверит. Ладно, этим шансом следует воспользоваться.

— Что ж, — вздохнул он с показной печалью, — кажется, не судьба тебе закончить пытать мои волосы (о нервах стоит еще поговорить). Нет гребня — нет дела. Выкинь это.

Бросив поломанную вещь обратно хозяйке, Мадара вздохнул с истинным блаженством. Встал, размял затекшую шею…

— Но мы потом продолжим, да? — крикнула ему вслед Изуна, не решаясь идти за ним, а просто застыв на месте с проклятым гребнем в руках. — Когда я новый найду!

— Да-да, конечно, — … и очень недальновидно отмахнулся от предлога на последующие мучения. Новый инструмент внучка достала через неделю. Крепкий и металлический. И из противостояния гребня и учиховских волос победителем на этот раз вышел первый.

* * *

— Уй!.. Ай!.. — Изуна, чуть не плача, тщетно пыталась расчесать волосы. Последняя миссия проходила просто в нечеловеческих условиях, дорваться до расчески не было возможности, а свою она благополучно забыла, и вот результат: волосы — сплошной колтун, деревянный гребешок едва держится. И больно!

С натянутым звуком, расческа вышла из локона, добрая половина которого повисла на ней. Принцесса заверещала, тут же начиная причитать, как она ненавидит тех козлов (молодец, вовремя исправилась), из-за которых ее команда полторы недели пряталась по лесам. Мадара стоял, облокотившись на стену, и предавался сомнениям. Наблюдать за заливающейся слезами внучкой было некомфортно, уходить в такой ситуации не хотелось, но чем он может ей помочь, мужчина представлял слабо. С бесконечным повтором попыток прочесать колтуны девочка справлялась и так. Ну, или не справлялась.

Итог очередного импульсивного рывка казался смутно знакомым. В какой-то момент треск стал слишком громким, а деревянный гребень не досчитался зубцов.

— А… — выдавила Изуна и, когда на легкое прикосновение рандомный зубец эпично отвалился, завизжала: — А-а-а!

Хм, а когда такое случилось с его волосами реакция была помягче. Вот она, разница приоритетов, — Мадара смешливо фыркнул, лишь мгновением спустя осознав, что смех его пришелся на неудачный момент, когда визг прекратился. Медленно повернув голову, внучка смерила его бешеным взглядом.

— Не смешно! Он… он… Он слома-а-ался! — и ее глаза снова увлажнились. Спустя секунду былые завывания повторились. Учиха вздохнул. Ну хорошо, стоять в стороне он больше не может. Пора отплатить услугой на услугу.

— Выбирай, — сказал он громко и, дождавшись, пока внучка притихнет, обратив внимание, продолжил: — Либо стрижка, либо…

Он демонстративно медленно достал из-за пояса подаренный ей («утешительный при-и-из» — насмешливый голос Изуны и следующий за словами смех сами собой воскресли в памяти) металлический гребень. Этого монстра не сломал даже удар о камни, когда Мадара, психанув, швырнул его в них. Треснули камни, на гребне — лишь царапина. А ведь он не сдерживался…

— У-у-у… — жалобно проскулила химе, начиная пятиться от него назад. О, да, вариант со стрижкой он на деле и не рассматривал. — Нет-нет-нет… Не надо!

— Надо, — возразил он и, поймав внучку за плечо, насильно усадил на стул. — И помни, мокрые от слез волосы расчесывать труднее.

Скулеж повторился, но внутри у воина ничего не дрогнуло. Гребень погрузился в выбранную прядь. Несмотря на полные насмешки комментарии, стоило отметить, что Мадара старался быть осторожным и не причинять боли там, где ее можно избежать. Процесс растянулся из-за этого, быть может, но зато под конец волосы лежали на плечах девочки свободной волной, а на ее лице не осталось даже следа слез. У Учиха Мадары было много поводов для гордости, и каким-то образом данная ситуация вошла в их число.

— Вот и все, — довольно сообщил он и, завязав бант, отпустил косу. Та ударилась о спину успокоившейся за последний час Изуны. Вздрогнув, химе с неверием потянулась к волосам и, оценив результат его трудов, удивленно посмотрела на него. Потом на розовую ленту, которая попалась ему под руку (были там и другие, но эта подходила больше всего, как ему показалось). И снова на него. — Даже четверти своей красоты не лишилась.

Аплодисменты сейчас были бы в тему. Без шуток и лишнего бахвальства: задача была не из простых, и он устал, как после миссии.

Девочка продолжала удивленно рассматривать ленту на косе, которую ей заплел Учиха Мадара. Неужели так странно? Любой шиноби умеет плести узлы, почему бы ему не уметь заплетать косы?

— Этот гребень… достоин быть клановым артефактом, — выдавила она наконец, и мужчина чуть не рассмеялся, представив реакцию старейшин, бывших при нем, на такое предложение. Если расклад не изменился…

— Попробуй им предложить, — сказал Мадара с выдержанной серьезностью. Это, конечно, реальное издевательство над собственным кланом, но… — Только не забудь потом мне их лица показать.

— Не, — поморщилась химе, — они мне в ответ снова лекцию на полтора часа загнут, так что оставь у себя.

Справедливо.

Тишина, наступившая после этого замечания, продержалась минуты три, что само по себе было удивительно.

— Знаешь, а в следующий раз… — осторожно начала Изуна спустя какое-то время, и интуиция зазвонила в колокол. Мадара, помня, чем обычно кончался игнор гласа разума, напрягся. Какой еще «следующий раз»? Посмотрев на него сияющими от восторга глазами, девочка воскликнула: — Я тоже тебе косички заплету!

— С ленточками? — выдавил он, непроизвольно делая шаг назад. Ну нет…

— С ленточками! — интонации мелочь, естественно, не уловила. Но что хуже всего, Мадара уже знал: этой участи ему не избежать. Рано или поздно, она уговорит его на это.

В целом, как всегда, он даже не ошибся. Однажды такой день настал.

Примечания:

Я не могу, как это мило!.. Мадара, заплетающий косички Изуне~ С ленточками~ А ведь однажды в основном сюжете может появиться и сцена, где Изуна делает то же для него!

Как вам глава? Правда же милая?~

Примечания:

ООС, мне кажется, жуткий даже в сравнении с Мадарой из Лунной химе. Зато мило. Итак, мое предупреждение: много милоты, много терпеливого и мягкого Мадары, много болтовни Изуны (которая, впрочем, вас не утомит, так как звучит как "бла-бла-бла")

Детская болтовня, по всеобщему мнению, была милой. Мадара не понимал этого когда-то, но после появления в его жизни ребенка, которого в какой-то мере мог назвать «своим», рассудил, что заявление не лишено оснований. Если вслушиваться в каждое ее слово, трескотня Изуны взрывала мозг и вызывала мигрень уже минуты через три, но как фон вызывала какое-то чувство… удовлетворения, что ли?

И все-таки порой хотелось тишины. Не уйти, оставив ее одну, а посидеть рядом, понаблюдать, что она делает. В тишине.

— Там еще бла-бла-бла, — Мадара смерил рассказывающую очередную историю внучку оценивающим взглядом и тяжело вздохнул: запала хватит еще надолго. И как только байки еще не закончились? Изуна заявляла, что все росказни — чистая правда, но он просто не представлял, какой же надо быть катастрофой, чтобы за десять лет (или сколько там ей? По внешнему виду: не меньше девяти, но по поведению…) набрать столько историй, одна другой краше. Однако, вспоминая о характере внучки… верится до ужаса легко. — И бла-бла-бла.

«И бла-бла-бла», — кисло повторил Учиха у себя в мыслях, начиная прикидывать, есть ли хоть один надежный способ заткнуть рот Изуне так, чтобы та не открывала его по меньшей мере минут десять. Желательно, без рукоприкладства. И не одноразовый. В голову лезло несколько настойчивых идей. Он бы в жизни не подумал, что однажды докатится до подобного, но… попытаться стоило.

* * *

Способ первый: медитация.

— Хм-хм, о-о-о, — глубокомысленно выдавала девочка на далекой от положенной ситуации скорости. Беря ее с собой, он заявлял, что заниматься они будут очень важной для шиноби дисциплиной, но, увидев тихую полянку у водопада, она подозрительно быстро просекла, что крутые масштабные техники они учить не будут. — Грэндпа, а знаешь…

— М? — Мадара уже предвкушал идиллическую тишину, которой они достигнут спустя минут пять. Умение погружаться в себя пойдет на пользу неугомонной малявке, возможно, научит терпению…

— Если что, то я по воде уже умею ходить, вот, — выпалила она уверенно и покосилась на воду. На деревья. На расстояние между ними и пейзаж. Скуксилась. — Мы не суитон учить будем, да?

И сколько разочарования в голосе, главное.

— Да, — не стал скрывать Учиха и добил: — Ты будешь учиться медитировать.

— Что-о-о?! — заверещала Изуна возмущенно, смотря на него с выражением праведного гнева.

— Медитируют, кстати, молча, — добавил он, рассудив, что вероятность незнания принцессой этого правила не равна нулю. — Медитировать обязан уметь каждый шиноби. Тебе это будет очень полезно.

— Да, но ведь… ведь… — расстройство Изуны было видно невооруженным глазом. Нахмурившись, она пробурчала: — Но ведь это же так скучно… и долго… и скучно!

И тихо, — дополнил Мадара, блаженно жмурясь. Несмотря на явное недовольство, спорить девчонка не решилась и смиренно заняла свой камень. Первые пять минут, как предсказывалось, с ее стороны раздавалось пыхтение и демонстративно тяжелые вздохи, но потом случилось долгожданное: мелочь затихла. Не веря в свой успех, он прислушивался, не рискуя погрузиться в медитацию сам, но ближайшие десять минут действительно раздавалось лишь тихое дыхание внучки. Никакой болтовни, никаких криков, никакого шума.

Тишь и спокойствие длились еще рекордных пятнадцать минут. Мадара с головой ушел в медитацию, Изуна же… честно говоря, не то чтобы она совсем не умела медитировать. Нет, конечно же, умела, она ведь шиноби, химе военного клана, все такое… Но заниматься этой скукотой с дедушкой!.. Энергия буквально бурлила внутри, побуждая действовать. Однако Мадара сказал медитировать, поэтому приходилось сдерживать эти порывы.

Теория гласила, что медитация предполагает полное погружение в себя: во время нее нужно прислушиваться к собственным ощущениям, наблюдать за чакрой, слушать сердцебиение… Практика возражала, что по внешним признакам медитация и сон почти неотличимы. И, искренне полагая, что эта ерунда ей не обязательна, Изуна медленно начала склоняться ко второму.

Камням определенно не хватало чего-то вроде спинки. Забыв на секунду, где находится, Учиха завалилась назад… а дальше уж водопад, находившийся к спине так близко, что кофта сзади прилично увлажнилась, сделал свое дело. Обычный с виду поток оказался куда сильнее, чем можно было подумать и утащил неосторожно коснувшуюся его девочку под воду с головой.

Идиллия, лечившая его нервы добрых двадцать минут, закончилась, когда Мадара услышал оглушительный всплеск вместе с коротким вскриком, имеющим подозрительно знакомые интонации. Двадцать минут — тоже неплохо, — подумал он обреченно, а в следующий миг его окатило водой с ног до головы.

— Какого биджу?! — прорычал он, разлепляя веки и брезгливо убирая мокрые волосы с лица. Ладно, свалилась с камня (видимо, уснула), но как она при своих-то габаритах смогла так его обрызгать?! — Мелочь, ты совсем, что ли?!.. Мелочь?

На то, чтобы найти пропажу потребовалось несколько секунд. Темная макушка выплыла из-за камня с комической скромностью, чуть позже показалась и остальная часть головы. Черные глазки сверкали невозможным для этой девчонки образом невинно и виновато.

— Буль-буль-буль-буль, — химе, очевидно, пыталась так объяснить, что произошло, но владение рыбьим языком не входило в список его навыков. — Буль-буль?

— Я ничего не понял, но хорошо, с медитациями на сегодня закончим, — правда, оно и не требуется, чтобы догадаться о смысле ее слов. Изуна, засияв, залилась радостным бульканьем. Мадара закатил глаза. — Нет, медитации все равно тебе необходимы. И вылезай уже из воды, я все еще ничего не понимаю.

Просто знаю, что ты можешь сказать, — добавил он мысленно, столкнувшись с вопросом в недоуменно хлопающих глазах.

* * *

Способ шестой: чтение.

Результаты попыток добиться идеальной тишины в присутствии Изуны не устраивали Мадару, с ними вечно что-то было не так, однако сдаваться он не спешил, без конца пробуя новые методы. Химе была не похожа на любительницу такого спокойного занятия, как чтение, но попытаться стоило.

— Эм… — внучка озадаченно рассматривала необычный предмет, который он ей протягивал и который имел ничем не примечательное название: «книга». — Это… это чего?..

— Это книга, — лаконично пояснил он и, впихнув роман девочке в руки, добавил миролюбивым тоном: — Я подумал, тебе может понравиться.

Последнее время суета вокруг этой книжонки особенно бросалась в глаза. История авторства какого-то гражданского настолько потрясла Страну Огня, что даже он в общих чертах представлял, о чем там сюжет. Довольно простой, ошибки в знании матчасти, касающейся шиноби, вызывают только смех, романтике отведено не так много внимания… Девчонке вроде Изуны должно понравиться. Чисто теоретически. По крайне мере, выбирая между этим и монументальным трудом в трех томах о чайных церемониях, он склонялся к мысли, что последнее, может, и способно занять половину жизни, да только малявка его даже читать не станет. Бросит где-нибудь, вот и все.

Взгляд, которым на него посмотрела Изуна, выражал все, что она думала об этой ситуации. И думала она явно о том, что…

— Я не читал ее, — еще чего не хватало. Книги с пометкой «любовный роман», будь они таковыми или нет, хороши, когда ты девчонка с наивными глазами, а не пятидесятилетний нукенин и бывший Глава клана шиноби. Его образ в ее представлении и так был далек от реальности, не хватало только, чтобы к этому еще и чтение дамских романов добавилось. — Почитай и скажи, если понравится.

С его точки зрения, он выразился довольно точно: сначала прочитать, полностью, молча, и лишь потом сказать ему одно из двух: либо «понравилось», либо «нет», однако, как всегда, пройдя сквозь невидимый фильтр в ушах, в мозг внучки это вошло извращенным донельзя.

— Ну хорошо, — сказала Изуна неловко и, повертев книжку в руках, села на пол веранды. Мадара, постояв секунду, повторил за ней. Посмотрим, сколько продлится тишина на этот раз. В один заход мелочь книжку и может и не прочитает, но хотя бы пару часов продержаться должна.

Ха-ха. Тишина продлилась от силы минуты полторы.

— Аха-ха, грэндпа, смотри! — заливисто хохоча, внучка подползла к нему и сунула открытую книгу ему под нос, тыча пальцем в понравившуюся строку. «Тэичи, однако, любителем швырять звезды не был, предпочитая рубить хворост странным с виду ножом, похожим на крышу взорванного им в прошлом году дома…». И почему главный герой этой книжки так сильно ему кого-то напоминает?..

Отсев обратно, Изуна продолжала зачитывать интересные моменты (коих находилось по три штуки на абзац) и требовать от него реакции. Он исправно улыбался кривой ухмылкой и панически размышлял, чего несносная и без того девчонка может набраться у персонажа, хобби которым было «стоять на крыше замка дайме и кидать дохлых лягушек людям под ноги так, что те были уверены, что они же их и убили». Придурок, помноженный на идиотку, в итоге может дать результат в виде полной катастрофы. Но книжку у принцессы было уже не отобрать…

Какая уж там тишина, когда он своими действиями породил у Изуны внушительный список сумасбродных и абсолютно неадекватных идей, от которых та отступать была не намерена?!

И молчанием там и не пахло, конечно: в конечно итоге внучка зачитывала ему абсолютно все главы, добавляя между фразами свои сбивчивые комментарии. А, так как в процессе она каким-то образом перебралась к нему на колени, то и сбежать возможности не предвиделось… Оставалось лишь слушать и вникать, чтобы не ошибиться при ответе на очередной вопрос по сюжету.

* * *

Способ, биджу его подери, пятнадцатый: взять на «слабо» и потребовать тишины напрямую.

Рассуждая в шутку о том, что заставить Изуну заткнуться невозможно, Мадара, на деле, был достаточно уверен в себе, чтобы полагать, что у него-то, если задаться такой целью, это получится. Вот только перепробовано было полтора десятка разных хитрых планов, а добиться молчания более, чем на сорок минут, все еще было возможно лишь в одном случае: когда внучка спала. Окольные методы не давали того исхода, на который он рассчитывал. Нервы, тем временем, стремительно начинали сдавать…

К черту все эти ухищрения, — подумал Мадара с досадой и смерил непонимающе хлопающую ресницами внучатую племянницу тяжелым взглядом. Не понимающая причин его мрачного настроения, она даже замолкла на какое-то время, приостанавливая свой рассказ о невкусных пончиках из новой кондитерской (и на кой ляд, спрашивается, ему эта информация? Она думает, он когда-то задастся целью поесть булок в Конохе и ему необходимо знать, где их брать не стоит, или что?).

— Мадара-а-а? — позвала она, оправдано сомневаясь, что он вообще ее слушает. Мужчина ощущал непривычное сомнение в своей затее. Но попыток уже было море, одной больше, одной меньше — все равно терять нечего.

— Скажи-ка мне, знаешь ли ты такую игру, в которой побеждает самый тихий игрок? — главное — завлечь, а там уж останется только самому удерживать соответствующий вид.

— А… — внучка озадаченно нахмурилась и выдала на пробу: — Жмурки? Или там, не знаю, молчанка?

— Вот, — удовлетворенно сказал он, щурясь. Отлично, значит, правила знает. — Молчанка. Будешь играть в нее.

И ни грамма готовности идти на компромисс в тоне.

— Одна?! — Изуна ошалела от возмущения. Так окольно ее еще не просили заткнуться.

— Со мной, — ну да, конечно, будто он потребовал бы от нее играть в одиночку, прекрасно зная, что в таком случае намек поймет даже она. Другое дело, если с ней будет играть он…

— О-о-о! — наживка заглочена. — Давай! А кто считалочку говорит?

Что говорит?

— Ты, — какие еще считалочки?

— Хорошо, — не стала спорить внучка и выдала… бред какой-то выдала: — Пончик гадкий, взгляд — протест, кто слово скажет, пусть его ест! Игра началась!

Пончик… Мадара предпочел игнорировать данное высказывание, предполагая, что у детей, если сверяться с его воспоминаниями о жизни в клане, и не такой треш может быть. Любят они странные рифмовки придумывать.

Наученный горьким опытом, Учиха не спешил радоваться успеху, вместо этого начав наблюдать за реакцией. Первые секунды принцесса смотрела на него с вызовом, словно ожидала, что один из них сдастся в первую же минуту. Затем она начала искать положение поудобнее, что, впрочем, было трудной задачей, так как сидела она на узком подоконнике. Даю слово, она с него скоро навернется, — подумал он отстраненно.

Спустя минуту, убедившись, что внучка действительно собирается молчать, Мадара позволил себе чуть расслабиться, на его лицо выползло довольное выражение… и, наверное, это и было его ошибкой. В этот же миг Изуна нахмурилась и, надувшись, смерила его обиженным взглядом. А спустя еще секунд двадцать укоризненных зырков их игре пришел конец.

— Я сдаюсь, — фыркнула девочка с обидой и скрестила руки на груди, закрываясь от него. — Ты со мной даже не играешь, а так…

Что «так…» уточнять и не требовалось. Догадалась.

— Пончик, так и быть, съем сама, — добавила химе милостиво и, резко отвернувшись, свалилась-таки с этого подоконника. — У-у-у… ай…

Прислушавшись в ожидании хныканья, Мадара с облегчением вздохнул, когда его не последовало. Стянув оставшиеся на подоконнике ноги, спустя мгновение Изуна встала и сама. Выглядела она расстроенной. Посверлив его обвинительным взором, девочка перелезла через подоконник с веранды обратно на кухню и, демонстративно пройдя мимо него, достала из шкафчика тарелку с единственным пончиком.

Она не шутила…

— Мням, — косясь на него поверх по-хомячьи набитых щек, Изуна всем своим видом показывала, что обижена (а то он раньше не понял). И даже чуть не выплюнутый «пончик гадкий» не поколебал ее настроения.

… и теперь она серьезно на него обиделась. Прекрасно, только этого ему и не хватало.

* * *

В общем и целом, спустя двадцать три попытки добиться длительного молчания не используя слово «заткнись», своей цели Мадара так и не достиг. Не сложно добиться идеальной тишины в компании Изуны, сложно — когда она бодрствует, а он упорно, будучи уверен в необходимости совокупности именно этих условий, делает вид, будто все в порядке и ничего страшного, если она так и продолжит болтать.

Сорок минут — рекорд, за спиной десятки хитрых планов… Желаемого «час» Учиха не получил. На этот эксперимент он угробил месяц и теперь вынужден был признать: пришла пора сдаваться. У него больше нет сил искать окольные пути, если ему необходима тишина, лучше просто уйти или… да, сказать жесткое «заткнись».

Рядом пробежал какой-то ребенок. Формальное «мертв» в личном деле не означало для Учиха Мадары «прятаться по лесам и норам, не показываясь людям на глаза». Лицо открывать не стоило, однако, прикрыв его капюшоном или иллюзией, Мадара вполне спокойно ходил среди гражданских, которые, впрочем, и без всех этих ухищрений, едва ли узнали его. Шиноби и простые люди живут в разных мирах, имеют разных авторитетов и историю. Имя Учиха Мадары внушало ужас всему миру шиноби, однако какой-нибудь торговец из Танзаку, не заинтересованный в политике ниндзя, лишь похлопал бы глазами и спросил, кто это.

Смысл, впрочем, не в этих размышлениях. Находясь в центре какой-то деревушки в центре Страны Чая, он невольно втягивался в жизнь, кипящую в ней. И сцена, произошедшая перед ним, привлекла на удивление много внимания.

Дети гражданских были капризными, совершенно отличными от детей-шиноби. Сходство было, однако ниндзя в любом возрасте не стал бы заливаться слезами, как тот мальчуган, если ему не покупать понравившуюся игрушку. У Мадары с братьями в его возрасте игрушка была одна — кунай или, чуть реже, сюрикен, а все игры, одобряемые взрослыми, оттачивали мастерство боя, готовя их к будущим убийствам. От контраста со всплывающими невольно воспоминаниями истерика, свидетелем которой он стал, вызывала еще больше отвращения.

— Мичиру, прекрати немедленно! — надрывалась молодая мать, с неловкостью посматривая на косящихся с недовольством прохожих. — Я не куплю тебе эту игрушку!

— А-а-а! — но Мичиру затыкаться не планировал. По ушам его вопли резали подозрительно знакомым образом. Ну да, она была единственной из шиноби, кто позволял себе рыдать вслух и истерить, не сдерживаясь. И, учитывая, что мать Мичиру уже прямо просила его заткнуться, и это не возымело результата… Кажется, ему пора уходить.

— Замолчи, пожалуйста, замолчи!.. — раздалось уже на отдалении. Крики не прекратились.

А Изуна затыкается, когда ее просят, — подумал Мадара с оттенком какой-то странной гордости, но в следующий миг это чувство пропало, и он добавил озадаченно: — только вот этому крикуну года три, а этой…

О, а еще к слову «затыкается» следовало прибавить «иногда», потому что периодически даже волшебное слово не работало, и он слышал в ответ «сам заткнись!». Вспоминая об этом, Учиха в который раз задался вопросом, почему с такими манерами мелочь еще жива.

Мадара уходил с площади медленно, но уверенно и не сбавляя четко выверенного шага, однако в миг, когда рыдания, разносящиеся на сотни метров вокруг, резко смолкли, он замер. Определенно, сравнивать взрослую девуш… куноичи… Учиха — биджу подери эту девчонку, которую язык не повернется назвать ни тем, ни другим — и малолетнего гражданского не совсем верно, однако… что-то делало их схожими в его глазах. Громкость, сложность в успокоении ли… Честно, Мадара и сам не знал, зачем обернулся. Зато изменившаяся картина наводила на размышления.

Мальчишка шмыгал красным носом, вытирал мокрые глаза грязными руками и… молчал. Только во рту у него что-то было. Это… леденец? Быстро оценив обстановку: мамаша, смущаясь, говорила что-то продавщице сладостей — шиноби пришел к очевидному выводу, что ор достал не только его, только, в отличие от него, женщина за прилавком возможности покинуть работу не имела и решила проблему иначе.

Он уже пытался затыкать внучку яблоками, даже просто тряпку ей в рот вставлял (но она ее вынимала, нарушая все негласные правила, запрещавшие это), вряд ли леденцы окажут иной эффект, однако…

— Вам что-то нужно? — мужчина с неслышной поступью и в черном плаще явно напрягал ее, но продавщица исправно улыбалась ему вежливой улыбкой, не подавая вида, в силу своих актерских способностей, что опасается. Ему, конечно, плевать было на это…

— Да, — Мадара скривился, уже представляя, какой умиленный взгляд будет у внучки, когда она увидит… гостинец. Сказать это вслух почему-то было даже более неловко, чем в мыслях. — Леденец.

Примечания:

Вообще, сцена с тем, как он ей в итоге этот леденец вручал и потом поражался тому, что это, о боже, сработало, должна была быть в этой главе, но в последний момент я решила сделать ее отдельной частью, так что ждите продолжения. Я немного разочарована тем, что с каждой частью Мадара все ООСнее и ООСнее, но удалять не буду, жалко.

Жду комментариев! (очень жду)

«Грэндпа-а-а!» — радостный визг Изуны начинал звучать в ушах всякий раз, когда Мадара кидал взгляд на леденец, принесенный им внучке в подарок. В том, что реакция такой и будет, он ни на секунду не сомневался, как и в том, что подобную благосклонность девчонка свяжет с собственной просьбой, брошеной почти в шутку (а может и нет — кто ее знает?), приносить хоть иногда гостинцы. «А то едим вместе, а в магазин хожу я одна!» — прекрасный аргумент, когда разговариваешь с формально мертвым опаснейшим преступником.

Реакция, да, была ожидаемой, но не то чтобы Мадара был против. От нее много шума, крика, тактильный контакт она любит гораздо больше его… однако из двух зол: радость и грусть Изуны, мужчина выбирал первое. Просто это все-таки в какой-то мере было неловко.

— Мадара! — как и предсказывал, мелочь, вышедшая в коридор с заспанным видом, стоило ей заметить его, мигом проснулась и, с радостным криком, бросилась обниматься. Настроение из-за его ближайшего намерения было странным, и Мадара даже не попытался увернуться или оттолкнуть внучку. Та вцепилась в него истинно шинобинской хваткой.

— Мелочь, — окликнутая, девочка сверкнула на него тепло-черными глазами из-под длинной (длиннее, чем у его брата) челки, утыкаясь в скомканную из-за ее попыток стать выше, встав на носки, но при этом не отцепившись от него, рубашку. Тянуться к поясу, будучи стиснутым по рукам и ногам (да она уже висит на нем!) крепкими объятиями, было неудобно, однако спустя секунду…

Изуна, разглядев, что он ей предлагает, буквально грохнулась на пол, резко ослабив хватку. Бессмысленно открывая и закрывая рот, она тыкала пальцем в сторону конфеты и смотрела на него круглыми от шока глазами. Это действительно настолько неожиданно?

Хотя, да, скажи ему кто пару лет назад, что он окажется в подобной ситуации, Мадара свернул бы незадачливому шутнику шею. И язык бы вырвал, за такие шутки. Не в назидание или из природной жестокости, а так, из скверного чувства юмора.

— Это… что?.. — всегда бы ее голос был таким тихим, хотя, по правде, реакция внучки казалась подозрительной в своей неожиданности. Тупить Изуна любила и умела, но всё-таки сейчас это немного перебор. По меркам нормальных людей, по крайней мере, что меняет все.

— Леденец, — Мадара, оценив состояние внучки, присел перед ней сам и протянул подарок, который девочка, впрочем, как-то не спешила принимать. — Будешь?

Учиха был уверен, что ответ «да», несмотря на то, что сценарий уже пошёл по отличному от его представлений сценарию. С точки зрения Изуны, однако, все явно было иначе.

— Ты… Грэндпа, ты… — по мере того, как набирал силу, голос химе звучал все обреченнее и обреченнее, а в ее глазах, уже блестящих из-за тонкой пленки влаги на них, виделся испуг. Под конец девочка выглядела так, словно вот-вот заплачет. Да что он сделал не так? — Ты решил меня отравить, да?

Отравить? Леденцом? Мадара не любил чувствовать себя глупо, но, по иронии судьбы, именно так себя он сейчас и чувствовал. Глупо. Перед ним почти плачет ребенок, потому что он попытался дать ему конфетку…

Но Изуне, этого, очевидно, было мало, так как она решила его «добить»:

— Как таракана, — добавила она тише и всхлипнула. Так… то есть, эта малявка сейчас возомнила, что раз он ведёт себя так по-доброму, не мешает себя обнимать и дает леденец, значит, отравить решил?! Определенный смысл в этом был, но как до такой мысли вообще дошла она? Это больше похоже на идею параноика (или любого нормального шиноби), нежели на догадку этой девчонки.

— С чего ты это взяла? — с каплей раздражения спросил Мадара, впрочем, считая, что уже знает ответ. Хотя, с этой-то принцесской… то, как у нее повернуты мозги, никакой логикой не объяснялось, так что она могла дойти до этого вывода и другим путем.

— Ты слишком добрый! — но не дошла. — Знаешь, когда кто-то обычно злой и страшный резко становится очень добрым и дает тебе конфетку… там, как правило, яд. Так что… так что…

Взгляд Изуны на все еще находящийся в его руках леденец стал совсем уж грустным, словно она прощается с лучшим другом, уходящим на свою последнюю миссию… По крайне мере, эмоция в ее глазах была похожа только на это.

— Так что я не буду, — выдавила она несчастно.

Этого не было в его планах. Нахмурившись, Мадара оценил шансы на то, что внучка отойдет от очередного своего закидона в ближайшие пять минут… Невелики, но попытаться стоит.

— Нет там яда, — вздохнул он, хватая девочку за руку, поднимаясь сам и заодно поднимая ее. Отпустил. На ногах стоит крепко, вот и хорошо. — Ты сама возмущалась, что я ничего не приношу с собой. Это просто леденец.

Который, чисто теоретически, должен быть способен заткнуть тебя на полчаса и дольше.

— Возмущалась, — подтвердила Изуна и добавила, сузив глаза: — а потом ты сказал, что в свой дом гостинцы не носят. И тут принес. По-доз-ри-тель-но. Не буду.

Она издевается? Откуда вдруг это упрямство? Резко ощутив порыв затолкнуть леденец в рот упрямой девчонки, Мадара усилием его подавил.

— Как хочешь, — вот еще, будет он ее уговаривать. Сейчас, в целом, он от ее болтовни еще не устал, да и самого шума немного. Конфету вообще стоило предлагать лишь тогда, когда трескотня переходит грань терпимости, а не с порога — Учиха сам не понимал, зачем так поторопился. Вернее, совсем не хотел прийти к выводу, что просто хотел порадовать внучку как можно скорее.

Леденец ушел в карман. Тишина, наступившая с этим, была вовсе не той комфортной, к которой Мадара стремился. Незаметно они переместились на кухню, сели за стол. И все это так тихо, как в компании с Изуной в норме не бывает.

Мадара смотрел на внучку с выжидающим вниманием. Та смотрела в ответ, будто соревнуясь. Часы, купленные ей для чего-то, раздражающе тикали, действуя на нервы. Выражение лица обычно улыбчивой химе было уморительно серьезным, хотя смеяться Учиха не спешил: не хватало только разрушить столь редкий момент.

А потом девочка вздернула бровь в знакомой ему не понаслышке манере, он моргнул в недоумении…

— Ага! Я выиграла! — и тишина разрушилась. Изуна вскочила с места, тыча в него пальцем и злорадно улыбаясь. Ну точно, играла с ним в гляделки. Мадара выразительно закатил глаза и собирался уж съязвить, что о таких вещах, как начало игры, принято предупреждать, однако… Внучка отошла от «победы» довольно быстро: спустя лишь три секунды, и уставилась тоскливым взглядом… на его пояс? Тяжело вздохнула. Отвела взгляд. Вернула. И снова вздох.

— Дыхательную гимнастику делаешь? — вкрадчиво произнес он и хмыкнул: — С твоей гиперактивностью — самое то.

— Гимнастику? Ну… нет, — Изуна вновь устремила свое внимание к торчащей из-за пояса палочке леденца и задумчиво пошкрябала щеку. Даже не возмутилась подколу. — Грэндпа…

Взгляд то блестящих от желания, то темнеющих от сомнений глаз мечется между его лицом и заветным гостиницем. Он не был уверен, что это сработает, до конца напоминал себе, что Изуна — не маленькая девочка, чтобы купиться на такое, но…

— Знаешь, я все еще уверена, что ты хочешь меня отравить, — мелкая зараза выглядела так, словно решается на настоящий подвиг. И Мадара подозревал, что знает, каким он будет. — Но… даже если там яд… и я умру после того, как съем его, возможно, мучительно… Можно мне конфетку?

Учиха едва удерживался от того, чтобы засмеяться, прикрыв лицо ладонью. Ну, малявка…

— Держи, — он протянул сладость девочке и добавил ехидно: — Смотри, не подавись своей «конфеткой».

И, конечно же, Изуна тут же ей подавилась. Закашляла так, что появлялось опасение, как бы не задохнулась, однако спустя полминуты, как всегда, кашель прекратился. Вот умеет же человек!..

— Яд уже подействовал, да? — спросила химе, окидывая блестящий от слюны еще больше леденец жадным взглядом и запихивая его в рот без малейших сомнений.

— Неуклюжесть уже подействовала, — едко поправил внучку Мадара, размышляя о том, что однажды та действительно рискует подавиться насмерть. Чисто статистически. Изуна обиженно засопела, но леденца изо рта не вынула, продолжая клацать им будто на зло ему. Правда, на самом деле… звуки не раздражали, вызывая лишь одно чёткое чувство: довольство. Конечно, малявка не заткнулась полностью, периодически отрываясь от конфеты и начиная что-то рассказывать, такие «отрывы» происходили каждые пять минут, но все-таки такая умеренная болтовня вызывала ощущение уюта.

А не мигрень, как обычно, — подумал Мадара, задумчиво окидывая взглядом прилично потерявший в размерах леденец. Новый метод, вне сомнений, был хорош уже тем, что, даже если не затыкал химе безукоризненно, делал ее настойчивое стремление сделать его частью своей жизни терпимым, однако оставалось еще кое-что…

— Значит, понравился тебе леденец? — Учиха насмешливо хмыкнул, когда девочка красноречиво залилась краской, смотря возмущенно, но вместе с тем упрямо, и не вытаскивая конфеты изо рта. — Я мог бы приносить ещё… иногда.

Глаза Изуны сверкнули подозрением, и она задумчиво перекатила леденец за другую щеку.

— А в чем подвох? — включает изредка мозги малявка. Или дело опять в ее нечеловеческой интуиции.

— Единственное условие: пока ты не съешь его полностью, ты должна молчать, — это значит больше, чем кажется. — Идет?

— И всё-таки это как-то подозрительно, — тихий стук леденца о зубы. — Идет.

Сложно сказать, пожалела ли Изуна о своём решении впоследствии и пожалел ли он. Как по его мнению, они оба остались в выигрыше: девчонка получала конфеты, он — молчание, и пусть Мадара чувствовал, что становится мягче, нося внучатой племяннице леденцы как гостинцы, а Изуна с каждым годом все меньше нуждалась в подобном, договор продолжал действовать на бессрочной основе. Лишь раз он пытался его разорвать, она — никогда.

Примечания:

Долгожданное "сам заткнись!", поданное под соусом из жарких споров касательно имущества. Наслаждайтесь.

Подростковый период — период трудный не столько для ребенка, переживающего его, сколько для окружающих. Мадара, в целом, об этом знал достаточно хорошо, однако наблюдать со стороны и являться непосредственно пострадавшей стороной — разные вещи.

К последствиям гормонов относили многое. Самые элементарные признаки: раздражительность, склонность к конфликтам с родителями, возросшая потребность в личном пространстве… Назвать себя экспертом в этой теме Мадара не мог, весь его опыт заключался в том, что, будучи Главой, он имел дело с соклановцами всех возрастных категорий, и одними лишь сухими формальностями обходиться при его работе нельзя было: не только внешние, внутренние проблемы также были в зоне его ответственности, и, так как в те времена он пытался быть хорошим лидером… Но все-таки опыта, по сравнению с родителями таких ребят, было немного — не считать же за опыт собственную юность да юность Изуны, которая, к слову, от его отставала лишь на пару лет?

Иметь рядом с собой подростка и выступать при этом в роли «родителя» (признавать за собой такое своеволие было несколько неловко, однако это определение само напрашивалось на язык, стоило вспомнить, чем вообще он чаще всего занимается в компании внучки) было новым опытом. И, хотя до подросткового периода у Изуны-младшей была еще пара лет, иногда она действительно больше напоминала подростка в самом расцвете пубертата, нежели десятилетнюю мелочь, которой, по факту, являлась. По большей части ее поведение, конечно, соответствовало возрасту, но иногда…

Иногда эта девчонка начинала проверять его нервы на прочность, словно в отместку за то, что подростковый период ее матери он благополучно пропустил.

— Я требую личного пространства! — Изуна верещала во всю мощь своих легких уже пятую минуту. В целом, за эти пять минут суть их разговора не сдвинулась с места. — Ты не можешь входить в мою комнату, когда тебе вздумается!

— Это моя комната, — резко возразил Мадара, задавливая все растущее раздражение на эту девчонку. Спокойно, спокойно, это просто глупая малявка… с какого-то ляда предъявившая права на его территорию!

— Больше нет! — Изуна в бессильной злобе сжимала кулаки, смотря на него упрямым, хотя и поблескивающим (уже плакать собралась?), взглядом. — Ты умер, Мадара! Умер-умер-умер! И теперь этот дом мой!

Она снова хочет об этом поговорить? Мужчина, прищурившись, окинул внучку опасным взглядом. Уходя из Конохи он, конечно, морально отказался от всего, что у него было, однако свой дом он не просто так оставил в состоянии «крепости», даже не сняв все печати — в нем, в том числе в его комнате, было много секретов. Собственно, секретов и не только его: местоположение этого дома было изменено самым кощунственным способом (когда они на пару с Хаширамой явно были навеселе), но в нем поколениями жила семья Главы клана. Логически, да, мелочь имела на дом не меньшее право, чем он сам, вот только она не собиралась довольствоваться своей долей, а претендовала на его. И этого гордость Учиха стерпеть не могла. Вопрос «чей?» давно стал принципиальным. Чтобы ему в собственном доме кто-то указывал!.. Не бывать такому. Никогда.

— Перестанет быть твоим, если и ты умрёшь, — угрожающе бросил он, выпуская ощутимую долю ки. Одним мрачным видом девчонку не пробрать, — выяснил он давно. Обычно, стоило ему перейти на прямые угрозы, Изуна прекращала вести себя, как суицидница, но нынешняя ситуация явно в «обычно» не вписывалась.

— Вот когда умру, тогда и перестанет, а сейчас он мой! — в такие моменты прибить внучку брата хотелось аж до зуда в кулаках. На инстинкт самосохранения в ее виде не было даже намека, что, при учете ее поведения в такие моменты, являвшиеся далеко не редкостью, раз она взялась хамить ему, Учиха Мадаре, ночному кошмару всего мира шиноби, вновь и вновь наводило на вопрос: «почему она еще жива?». — Не входи в мою комнату без разрешения!

Началось…

— Здесь находятся мои вещи, и эта комната моя, — повторил он в который уже раз. В теории, проще начать проверять тайники так, чтобы мелочь не видела, однако на практике… — Если тебе что-то не нравится — займи другую.

На практике Мадара продолжал считать спорную территорию своей и, хотя он позволял внучатой племяннице спать в ней и хранить свои вещи, отдавать ее он не планировал. Додумалась же: в этом доме около сорока комнат (семья Главы в былые времена была пугающих размеров, и вся она жила вместе… до первой действительно серьезной войны за место Главы, наследуемое обычно без нареканий старшим отпрыском, но на которое легко мог претендовать любой, был бы достаточно силен), но занять она решила именно эту.

— Здесь находятся и мои вещи тоже, — ну… справедливо. За годы отсутствия Мадары его комната претерпела видимые изменения: кровать стояла другая — новая, плед на ней — его, на полках — детские вещи, но на одной, самой верхней, все еще его одежда (от мысли, что не убрала ее мелочь лишь потому, что не достала, становилось смешно). Фактически, комнату проще было назвать общей, так как обжила Изуна ее каким-то образом (несмотря на то, что остальной дом она захватила без нареканий) лишь наполовину, однако… Проиграть в глупом споре какой-то малявке? Пф, ни за что. — Поэтому эта комната не меньше моя, чем твоя. На кой черт она вообще тебе сдалась?! Ты в ней даже не живешь, и в Конохе не живешь! И вообще, дом Главы клана — для Главы клана и его родственников, а ты больше не!..

Аргументы недалекой химе были хуже некуда, но отчего-то бесили неимоверно. И Мадара по непонятной причине продолжал с ней спорить, зная, при том, что закончится все либо его победой, либо как всегда ничьей.

— А я, даже если не являюсь Главой клана, остаюсь его родственником, — в глазах девочки отразился тяжелый умственный процесс. Мадара вздохнул. И это все, что осталось от его рода… Картина представлялась удручающей, хотя мужчина и не чувствовал по поводу этого особой злости. Не лучшее наследие, но хоть что-то. По крайне мере, Изуна не слаба духом и не труслива (скорее даже более чем наоборот) — будь она таковой, он не испытывал бы к ней ничего, кроме презрения, а так…

А так он испытывал к ней невероятной силы желание выписать затрещину, а лучше — выпороть ремнем, чтобы не спорила со старшими.

— Нет, — уверенно возразила Изуна, скрещивая руки на груди и будто даже не замечая витающей в воздухе жажды крови. — Родственником Главы ты перестал быть, когда умер!

Что, простите? Так, где-то неподалеку он видел старый ремень его отца, перешедший ему по наследству. Воспоминания покрылись пылью, однако если хоть часть его детских впечатлений верна, дурь порка им выбьет быстро и надолго. Такая наглость — признак не храбрости, а слабоумия!

— А сейчас ты — труп родственника Главы! — сделала поражающий своим… своим содержанием вывод девчонка. Ее лицо, принявшее донельзя надменное выражение, даже несмотря на схожесть с лицом Изуны, вдруг начало раздражать. — По всем документам я сейчас почти полноправная владелица всего!

«Почти полноправная». Даже до совершеннолетия по меркам клана не добралась, а наглости-то сколько!

— Вот когда станешь полноправной, тогда и вякай что-то, а сейчас, — этот спор давно пора прекратить. Сузив глаза, Мадара прошипел ядовитым тоном: — Заткнись.

«Заткнись» было в их небольшой ныне семье волшебным словом. Не «пожалуйста» и не «спасибо», а именно «заткнись», ибо только оно могло заставить бессовестную девчонку замолчать и прекратить свои концерты. «Заткнись» в их отношениях ставило жирную точку в любом разговоре, пробуждало у химе те зачатки благоразумия, что даже у нее были, напоминало ей о том, с кем она разговаривает и кому хамит. «Заткнись» делало из сумасбродной девчонки нормального человека, осознающего ситуацию.

Но в этот раз Изуна была слишком распалена, чтобы послушать глас разума.

— Сам заткнись! — взвизгнула она и топнула ногой. И в этот миг нешуточно удивились все.

Он, шокированный такой степенью наглости.

Она, сама испугавшаяся своих слов спустя мгновение.

И даже кошка, в которой мозгов и то было больше, чем у ее хозяйки, забившаяся во время их спора под шкаф, тихо мяукнула, будто в испуге.

Наверное, на такие слова ему немедленно стоило показать девчонке ее место. Внучатая племянница, химе — кем бы она ни была, как смеет она так ему хамить? Затыкать его? Но Мадара отчего-то молчал, пораженный сделанным замечанием: к нему Изуна привыкла уже настолько, что не боится ему грубить. Совсем не боится его. Когда-то таких людей было больше, позже — остался лишь брат, а теперь… только она. Это вызывало странное чувство. И ругаться на малявку за наглость внезапно не захотелось.

Хотя нет, ругаться хотелось, не хотелось — убить. Пусть радуется и этому.

— Эм… ну… предлагаю перемирие, в общем, — зато «малявка» наконец осознала, что пора идти на попятную, пока он действительно не дотянулся до ремня. Почему это должен был быть именно ремень, а не кунай, Мадара обдумывать не хотел. Ответ ему был известен. Но принять эту мысль… слишком тяжело.

— «Сам заткнись»… — протянул Мадара со вкусом. Да, для убийства его недовольства не хватало, однако… она попыталась его заткнуть. Совсем обнаглела девчонка! За два года он успел примириться с осознанием, что она его внучатая племянница, но границы привилегий этого статуса не начинаются даже на «не убью». — Мне показалось или я все правильно расслышал?

Естественно, в своем слухе Учиха не сомневался — просто хотелось напугать родственницу посильнее. Медленное осознание ситуации и собственного прокола, проявляющееся на ее лице, было словно бальзам на его нервы: хотя бы зачатки инстинкта самосохранения у нее есть. Достижение. Без шуток, в том, что касалось Изуны, Мадара давно научился довольствоваться малым.

— Твои вещи здесь, мои вещи здесь… — внучка отчаянно игнорировала его вопросы, силясь сгладить конфликт. — Как мертвый, ты не можешь претендовать на имущество, но я тоже несовершеннолетняя. В общем… давай пока остановимся на том, что этот дом и комната наши?

Ничья — он же говорил.

— Давай остановимся, — с довольной улыбкой в глазах согласился он. Но не затем, за чем можно подумать. — А теперь вернемся к твоему поведению. Так мне послышалось?

Попала ты, мелкая. Оставлять такое оскорбление забытым Мадара намерен не был.

— Так ты же первый начал! — выдавила Изуна громко, но не вполне уверенно. Мужчина насмешливо фыркнул, и настрой девочки переменился. Робость сошла на нет. — Может лучше твое поведение обсудим?

Я ее однажды прибью, — подумал Мадара, и дверной косяк, сжатый его рукой, пошел трещинами. Заметив это, химе, очевидно, слегка присмирела вновь…

— И ремонт тоже… — но ненадолго. Подростковый период у Изуны представлялся событием страшным для его нервов, хотя то, доживет ли она до него, оставалось под громким таким вопросом. Мадаре лично в такие моменты казалось, что нет.

Примечания:

Хахах, однажды я просто обязана написать главу про осознание Мадарой того факта, что Изуне все это время было года на два больше, чем он думал. Это точно должно быть что-то эпичное! С другой стороны, может ему станет легче от мысли, что раз **это** уже подростковый период, то хуже уже не будет? (Но он ошибается)

Примечания:

Предупреждение: много мата. Собственно, на нем и завязан сюжет.

Работа шиноби редко предполагает ситуации, в которых хочется выражаться, как дайме. Будучи Главой клана, Мадара регулярно надевал на себя эту маску, но Учиха — клан ниндзя, и его Глава всегда остается в первую очередь воином. Шиноби уважали силу, а не красивые речи. Наемники нечастно следят за своей речью, и Мадара также культурным человеком себя бы не назвал. Сдерживаться? Строить из себя биджу знает что? Он выше этого.

— Отъебись, — бросил Учиха раздраженно, кладя руку прямо на лицо девчонки, так напоминающей ему брата, и грубо отталкивая ее. Убить, покалечить, да даже просто прекратить навещать ее он не мог, просто не мог, но от его злости внешность принцессу не спасала. Ведет себя, как идиотка, и липнет, сколько не посылай. Однажды чаша его терпения переполнится, наверняка.

Мелочь непонимающе хлопает ресницами, потирает побаливающий нос, склоняет голову. Все ее действия кажутся напрочь фальшивыми, нельзя же быть настолько наивной.

— Отъе… что? — голос неожиданно кажется отчетливо детским. Вспоминается, что при детях некоторые слабаки стараются не ругаться. Но ему плевать.

— Отъебись, — повторяет он едко и поясняет: — На хуй иди.

Девчонка садится там же, где и стоит. Мадара покидает дом. Хватит с него ее компании. Надоела. Вот только последствия следуют позже.

* * *

— А Кагами потом, знаешь, что-о-о?.. — химе валялась на полу рядом с ним, привычно вываливая на несогласного слушателя ворох бесполезной информации. Лица, фигурировавшие в ее рассказах, интересны: Кагами, один из его кузенов, действующий Глава клана — но ничего полезного, вроде новостей о внутренней политике Конохи либо Учиха, там не было. Одна из многочисленных кошек девчонки носом ткнулась в лодыжку хозяйки. Изуна нахмурилась, повернулась к животному и четко произнесла: — Не сейчас, Чачи.

Животных на территории его дома теперь было действительно много: своры кошек, воронов, даже клубки змей. Можно было сказать: внучатая племянница «запустила» свое место жительства. Правда, тот факт, что большинство «питомцев» (скорее, непрошенных гостей) она знала по именам, вызывал некоторые сомнения.

— Так вот, Кагами потом сказал, что… Чачи, не сейчас! — молодая кошка и не думала ждать своей очереди. А Мадара, по правде, не был уверен, что готов уступать свою. Не то чтобы ему интересна болтовня химе, но позволить ставить животное выше себя? Ни за что. — Чачи, отстань.

Естественно, Чачи не отстала. Изуна кинула на предка сомневающийся взгляд. Мадара ответил невозмутимым видом, но в его глазах читался холод и скрытое недовольство заминкой.

— Отстань, — повторила девочка настойчивей. Кошечка жалобно мяукнула. В глазах Изуны забилось отчаяние, однако, заметив его, Мадара лишь хмыкнул.— Отстань, отстань… Отстань!

Глупое животное (под стать своей хозяйке), не понимая, чего от него требуют, пусть не так нагло, как раньше, но продолжало лезть. Мяуканье становилось все более раздражающим. Мелочь, до сего момента тщетно пытавшаяся отцепить питомицу от себя, внезапно замерла, как бы в сомнении. В какой-то момент ее лицо потеряло вечно глуповатое выражение…

— Чачи, — голос девчонки звучал уморительно важно, обычно невероятно быстрая речь замедлилась… — Отъ-е-бись.

Только последнее слово она проговаривала так, словно сама сомневалась в правильности его звучания.

Кошка, без конца поднимавшаяся, когда ее отпихивали или переворачивали, в этот раз села сама. Молча. Смотря круглыми глазами на свою хозяйку, словно даже она не ожидала от нее подобного.

— Это значит «Иди на хуй», — добавила мелочь авторитетным тоном, и только ее голосок, раздражающе детский, делал это замечание несуразными. Мадара содрогнулся от чувства дежавю. Да она за ним повторяет! Обычно попытки внучатой племянницы повторять за ним (ведь имеет же такую привычку) злили или раздражали, но чувство, возникшее сейчас, хоть и было на них похоже, все-таки отличалось.

Фильтровать свою речь при женщинах или детях Мадара не привык. Зачем, если женщины в его окружении — куноичи, а дети — уже шиноби, слыхавшие и не такое? Он всегда наблюдал за попытками некоторых Учиха выражаться культурно рядом со своими детьми (и детьми вообще) со слабо скрываемым презрением. Жизнь ниндзя слишком коротка, чтобы тратить ее на лицемерие. Однако… Возможно, сейчас, на старости лет, понимание и пришло.

Дети-шиноби — не дети, их детство и невинность давно кончились, но… Разве он не хотел это исправить? Продлить годы непорочности для новых поколений? Грязные, нецензурные слова смотрелись совершенно неправильно в устах ребенка (а ведь сколько ей? Лет восемь-девять, слишком мало, чтобы…). И знание, что всего этого она набралась именно у него, вызывало некоторый дискомфорт. Дискомфорт, на который Мадара решил не обращать внимание.

Кошка, после жесткого посыла, действительно ушла, а Изуна, проводив питомицу тоскливым и будто бы стыдящимся взглядом, вернулась к своему рассказу.

— А потом Кагами сказал, что приличные Учиха не должны так выражаться, — продолжала она куда более тихо, чем раньше, — хотя я сама слышала, как он говорил «Ксо».

«Ксо». Всего-то. А он научил ее мату. Так себе повод для гордости, — нагрянуло осознание, однажды доведшее Мадару до того, чего он сам от себя не ожидал.

Притворяться, сдерживаться… Менять свою речь в зависимости от собеседника осознанно — лицемерие, которое всегда было ему противно. Если ты говоришь, как плотник, глупо заставлять себя подбирать непривычные формулировки только потому, что рядом дети. В молодости Мадара придерживался этого мнения, но в старости… В какой-то момент он поймал себя на том, что контролирует себя во время общения с внучкой. И даже более: пытается ее воспитывать.

— Принцессы не должны так выражаться, — строго говорил он, шлепнув наглую девчонку по губам, когда та вновь использовала не то слово. И почему-то такое лицемерие не казалось неправильным. Может, потому что постепенно переставало им являться.

Примечания:

Да-а-а, эти двое действительно сильно друг на друга влияют. Мадара осознанно или нет, учит вроде как ангелочка Изуну плохим вещам, а ангелочек в ответ... Ну, культурная речь это хорошо, не думаю, что Мадара шибко против такого влияния. (И только Зецу возбухает...)