Дитя Рассвета (гет)

Мне на грудь опустился ворон,

Вязь лестниц и переходов была похожа на паутину лесного паука-крестовицы. Сначала Эйриэн, чтобы унять волнение, пыталась считать бесконечные широкие ступени без перил и арки, украшенные то полустершейся резьбой или непонятными ей гномьими рунами, то узором из поделочных камней, но скоро сбилась со счета. Ей казалось, что она уже спустилась в самые недра земли, в такие глубины, какие ранее не видел ни один из чудесного народа, и только дневной свет, который так и не прекратил сопровождать ее и то исчезал, то снова начинал литься откуда-то сверху, напоминал девушке, что она движется вовсе не вглубь Горы, а просто внутри нее.

Будь осторожной. Торин Дубощит ненавидит лесных эльфов. Да и гномы — обособленный народ. Они чрезвычайно чувствительны в вопросах чести, хотя сами представления о ней у них весьма странные. Следи за собой так, будто каждое мгновение ступаешь по ненадежному весеннему льду.

Так говорила ее мать, напутствуя перед дорогой к Одинокой Горе. Тогда в сердце Эйриэн не было трепета — она шла, чтобы выполнить приказ своего Владыки, гордая ответственностью, возложенной на нее, и его доверием. Гномы? Всего лишь сварливые коротышки, помешанные на золоте. Уродливые. Грубые. Отвратительные. Великая ошибка своего Создателя. Так думала Эйриэн, приближаясь со своим отрядом к Эребору. Шла туда с гордыней в сердце и надменным выражением на лице, готовая к долгому противостоянию. Однако то, что она нашла в Горе, опрокинуло ее мир. Будто бы ее находкой оказалась грязная мертвая раковина, выброшенная на берег штормом, хранящая в себе жемчужину. И наставления матери оказались вдруг ненужными.

Живя в Лесном Чертоге, Эйриэн, конечно, слышала о жене подгорного короля, которую Владыка Трандуил винил в том, что та околдовала его сына, и которую сам принц Леголас так любил, и не понимала суеты вокруг этой человеческой женщины, пусть даже и волшебницы. А в Эреборе она неожиданно увидела совсем другую Эмин, ту, в которой гармонично соединилась властная холодная королева и удивительная женщина — мягкая, мудрая и немного лукавая. И вот теперь, шествуя рядом с нею под сводами подгорного царства, Эйриэн, словно маленькая девочка, забывала обо всем на свете, не в силах отвести глаз и от самой Радужной волшебницы, и от открывающихся взору чудес. Эмин заметила ее интерес и, блеснув янтарными глазами, хитровато улыбнулась. Эйриэн почувствовала, как к щекам приливает жар. Именно так горячо и уже очень знакомо улыбался Трен.

С некоторых пор, куда бы ни пошла девушка, всюду она чудесным образом натыкалась на младшего принца, и если Эмин Радужная была для нее просто дивом, то об ее сына Эйриэн разбилась, рассыпалась миллиардом осколков без надежды когда-нибудь собраться воедино вновь. Едва удержала грозившую упасть маску холодности и превосходства, упрятала в дальний чертог своей души смятение и неясный страх и ощетинилась, будто свернувшийся в клубок еж. Напоминая себе ежечасно о том, что он всего лишь гном, старалась принизить принца и словом, и делом, дерзила, насмешничала, но раз за разом наталкивалась на жаркий золотой взгляд, то спокойный и умный, то озорной и бесшабашный, и понимала — Трен видит ее маску и ее саму, настоящую, неуверенную и смешавшуюся, спрятанную под нею. Он видел ее прозрачной, неприкрытой и уязвимой, и она металась, понимая, что у нее нет против него оружия.

Эйриэн опустила взгляд под ноги — пол коридора, по которому они шли, был выложен квадратными плитками нефрита и агата, природный рисунок их сливался в единый бесконечный орнамент. Они были отполированы до той степени, что девушка могла увидеть в них свое расплывчатое, окруженное золотистым ореолом отражение.

— Твое любопытство не зазорно, — останавливаясь, вдруг сказала Эмин. — Не бойся его показать.

Эйриэн смутилась и хотела было возразить, но натолкнулась на теплую улыбку королевы и только молча кивнула.

— Не слишком похоже на Лесной Чертог, верно?

Девушка посмотрела под ноги. Теперь они шли по длинному и очень узкому мосту без перил, где едва бы смогли разойтись двое. Опоры его уходили отвесно вглубь, туда, где виднелось бесконечное множество подобных мостов, расположенных на разных уровнях. Сверху это выглядело похожим на чудовищных размеров паутину. Эйриэн покачала головой. Нет, это совсем не похоже на то, что когда-либо видела она.

— Долго ли ты живешь на свете? — продолжала спрашивать королева. — Мне кажется, что ты довольно молода.

— Я родилась незадолго до того, как Смауг Ужасный разорил Долину.

— Двести десять лет... Еще совсем ребенок, — улыбнулась Эмин. — Ты преданно служишь Трандуилу?

Эйриэн вскинула подбородок. Глаза ее затеплели.

— Он мой король, — с чувством сказала она. — Вы смогли бы быть неверной своему королю?

Они прошли между колоннами из черно-полосатого слоистого оникса, увенчанными строгого рисунка мраморными капителями высотою в человеческий рост, которыми оканчивался величественный проход к Залу Королей. Стражники отворили перед ними тяжелые дубовые двери. Эмин, помедлив, обернулась к шедшей позади Эйриэн.

— Верность, которую мы храним королям, приносит много вреда. Она принуждает быть верным и тысяче их несправедливостей и беззаконий. Я не смогла бы быть неверной мужу, — блеснув глазами, сказала она. — Королю я была неверна не единожды.

Торин был занят — рассматривал огромную, в десять локтей, карту, водя над нею маленьким ручным подсвечником. Он вернул приветствие легким кивком и жестом попросил подождать. Зоркие глаза Эйриэн определили в пергаменте чертежи подземелья, соединяющего Эребор с Дейлом. Через минуту король закончил дела и, поманив к себе жену, опустился на трон.

— Трандуил не надумал еще отозвать из долины своих лучников? — без предисловия спросил он.

— Нет, Ваше Величество, напротив — он считает, что совместное патрулирование получилось плодотворным. За последние несколько недель нам четырежды удалось предотвратить нападения орков на людей близ Дейла и однажды — обезвредить группу, которую в сумерках проморгали ваши дозорные.

Торин скривился, будто хлебнул перестоявшей медовухи.

— Лесной король все еще не наигрался в благородство... — он перекатил фразу на языке, будто что-то горькое. — Значит, придется потерпеть.

Эйриэн вспыхнула и уже набрала полную грудь воздуха, чтобы высказать все, что она думает, но Торин остановил ее повелительным жестом.

— Я позвал тебя не за тем, чтобы ругаться, — он сделал паузу. — Позволяю твоим лучникам входить в Гору, когда им вздумается. Осень в этих местах — не лучшее время для того, чтобы жить под открытым небом.

Эйриэн остолбенела. Глянула на Эмин, удивленно приподняв бровь, и в ответ получила теплую искреннюю улыбку. Потом перевела взгляд на короля. Тот не шутил.

— Мои воины не будут углубляться в Гору, — преодолев удивление, сказала она. — Если позволите, мы займем старую караульную на Враньем Пике. И продолжим стеречь долину в составе гномьих патрулей.

— Добро, — кивнул Торин. — Ступай. Мое разрешение остается в силе. Тебя и твоих лучников будут пропускать в ворота без вопросов в любое время дня и ночи.

— Я прикажу своим воинам во время патрулирования подчиняться старшему в ваших отрядах, — добавила девушка и, слегка поклонившись, направилась к выходу. Легкой улыбки на лице Торина она уже не увидела.

— Ты сведешь меня с ума, Эмин, — пробормотал король, когда они с женой остались одни. — Я уже собственной рукой отворил двери Эребора для остроухих...

* * *

— Тебя, кажется, не слишком беспокоят подземелья?

Меня беспокоишь только ты. Эйриэн чуть не произнесла эту фразу вслух, но вовремя овладела собой. Ей действительно нравилось в Эреборе, и, пользуясь разрешением Торина, она часто бывала в Горе.

— Где та птица, которую ты смастерила? — спросил Трен, и глаза его блеснули.

— Ожила и улетела прочь, — огрызнулась в ответ девушка. — Уйди, принц. Я размышляю, а ты мешаешь мне сосредоточиться.

Но Трен и не подумал послушаться. Он от души расхохотался, вызвав у эльфийки очередной приступ досады.

— А я обладаю иными сведениями, — заговорщицким тоном сказал он. — Думаю, кто-то выпросил у тебя твою безделушку, а ты подарила ее с радостью. Когда ты прекратишь делать вид, что у тебя вместо сердца — кусок льда, а вместо души — колючки чертогона? Между прочим, сын Бомбура и Фрины не расстается со своей новой игрушкой и рассказывает всем вокруг, что леди, подарившая ему эту птицу, очень добрая, а глаза у нее сверкают, как ограненные аметисты...

Трен уселся на каменные ступени, преграждая Эйриэн путь вниз по лестнице.

— Ты совсем другая, — сказал, не отпуская ее взгляд. — Меня не обманешь.

— Тебе самому нет нужды обманывать! — бросила девушка, постаравшись обойти его, но Трен резко поднялся и оказался с нею лицом к лицу. — Никто толком не понимает, кто ты есть!

— Ну что ты, — улыбнулся принц, удерживая ее за руку, — я, как открытая книга, готов поведать все свои секреты.

— Книга может быть бесполезной для того, кто не знает языка, на котором она написана.

Улыбка слетела с губ Трена.

— Если только пожелаешь, можешь читать меня, сколько захочешь, — тихо сказал он. — Для тебя я всегда буду понятен и прост, как детская книга, сложенная из одних картинок...

Эйриэн перестала дышать, когда принц сделал шаг ближе, поднял руку и дотронулся кончиками пальцев до ее щеки. Она ощущала, как начинает пылать лицо, и не понимала, почему секунды продолжают капать, а она все еще не оттолкнула этого наглого парня и не убежала прочь, не понимала, отчего так теплеет внутри, почему так сложно посмотреть ему в глаза... Трен ласкающим жестом пропустил меж пальцами пружинку ее волос, откинул за плечо...

...и замер, пораженный, увидев, что скрывающиеся под пышными волосами Эйриэн уши вовсе не остроконечные, как у эльфов, а обычные, человеческие.

Девушка дико посмотрела на него и попятилась назад. Трен выбросил вперед руку и ловко ухватил ее за рукав, прежде чем она успела споткнуться о ступеньку. Она выдралась из его рук и бросилась прочь, не разбирая дороги.

— Постой! — окликнул юноша, но она уже исчезла в одном из коридоров. Тот кишел гномами, и Трен мгновенно потерял девушку из вида. — Эйриэн!

Он направился туда, где исчезла эльфийка. Несколько минут быстрого бега — и он оказался на широкой лестнице с невысокими ступенями. Та вела откуда-то из недр Горы, и ответвление ее упиралось в небольшой круглый зал с полом из полированного сердолика с вырезанным в нем изображением молота и наковальни и барельефами на стенах, окруженными каменными арками, из которых разбегалось в разные стороны несколько темных коридоров. Там он и нашел Эйриэн. Девушка сидела на полу, скрестив ноги, и плакала. Горько, безутешно... Трен приблизился и уселся рядом.

— Глупая, — укоризненно сказал он. — Знаешь ли ты, куда пришла? Это старинный лабиринт. Молодые воины тренируются здесь и приучаются не только мастерски владеть оружием, но и ориентироваться в полной темноте. Заблудись ты здесь — отыскать тебя было бы непросто.

Он немного помолчал.

— Я не стану спрашивать ни о чем, — озвучил то, чего она боялась. — Может быть, однажды ты доверишься мне настолько, что захочешь рассказать сама. Эйриэн, — позвал он. — Тайны — это орудие пыток для того, кто носит их в сердце. Маска не может быть вечной — вот ее недостаток. Если кто-то хочет казаться высоким и ходит на цыпочках, он рано или поздно устанет. Нам нравится быть не теми, кто мы есть на самом деле, но чем дольше мы носим маску, тем сложнее будет сорвать ее, не повредив собственной кожи. Стыдиться истинного лица и пытаться его поменять — значит потерять себя. Ты не боишься однажды забыть кто ты есть?

Эйриэн в ответ печально улыбнулась.

— Чтобы забыть это, нужно это знать. Я лгала тебе, Трен. Я не знаю, кто я...

* * *

— Что ты сказал?

Молчание повисло как занесенный над буйной головой боевой топор. Даже воздух в комнате погорячел — таким осязаемым был гнев, которым так и горел Даин. Торину стало душно. Он тяжело вздохнул, плеснул из кувшина воды на руки и отер лицо.

Даин долгое время крепился и не спрашивал об Анире. Словно бы была меж ним и Торином молчаливая договоренность — не касаться этой болезненной для обоих темы. Но сегодня его разбирала необъяснимая нервозность, он бродил за братом, будто цепью прикованный, и допытывался о чем-то, что мучило его, как не вытащенная вовремя и теперь воспалившаяся заноза. И Торин сдался. Выложил все, что узнал от Эмин, все, что она так легкомысленно ему доверила. Рассказал — и пожалел...

— Твой сын уверил меня, что она ушла одна! — король невольно дернулся, когда кулаки Даина обрушились на стол, за которым он сидел. На дубовой столешнице остались вмятины. — Ты знал, что он лжет? — Даин шарахнул по несчастному дереву еще раз. — Знал или нет?! Отвечай!

— Я думал, что она с эльфом, своим наставником, — устало произнес Торин, уже понимая — втолковывать что-либо одуревшему от ревности родственнику прямо сейчас, когда он горит, как лучина, не имеет смысла. — Брат, я и подумать не мог, что этот паршивец Гимли решится на такое!

— К балрогам эльфа! — бушевал Даин. Внезапно его лицо из гневного стало озабоченным. — Торин, ты уверен, что Нари ушла из дому добровольно? Может быть, Гимли, обозлившись на отказ, увел ее силой?

Король часто заморгал и, уразумев, о чем толкует его родич, с трудом сдержался от того, чтобы расхохотаться.

— Даин, ты уже неплохо знаешь мою дочь, — сказал он. — Аниру невозможно ни к чему принудить. Махал! Ее даже невозможно заставить соблюдать правила! Я не знаю никого, кто мог бы ей приказать. — Торин с чувством ткнул себя в грудь: — Моя — моя! — власть над нею призрачна. А ты говоришь, что какой-то мальчишка мог навязать ей свою волю!

Даин Аниру знал. И бешеная ревность еще пуще застилала белый свет удушливой чернотой, кровь закипала, как вода, в которую ненароком плеснули раскаленный металл, от мысли о том, что девушка пошла с Гимли по собственной воле. Сына Глоина он люто ненавидел уже несколько лет.

— Не знаю, как с ней совладать, — в очередной раз разводил руками Торин, втихую досадуя на Даина за его нетерпение. Ему не нравился этот разговор. Ощущение, что он оправдывается перед братом, как нерадивый ученик перед наставником, не оставляло его. — Я не понимаю, почему она так чурается тебя.

— Я убью его, Торин, — с каждым мгновением становясь все мрачнее, твердил Даин. — Никто из народа меня и словом не осудит. Нари, когда вернется, неволить не стану, но этого бесстыжего мальчишку своей рукой распотрошу. А если узнаю, что он хоть мизинцем ее коснулся, делать это буду медленно и не остановлюсь, пока его кровь вся до капли в землю не уйдет!

Король тяжело опустился на скамью. Ему было не в чем упрекнуть брата. Он хорошо, очень хорошо его понимал...

* * *

С утра небо хмурилось. Короткий зимний день так и не расцвел, а к полудню горизонт и вовсе безнадежно затянуло тучами. Черные и грозные, они тянулись с востока, грохотали обманным зимним громом да сверкали пустыми багровыми зарницами, такими непривычными для этого времени года, а оттого по-особенному зловещими. К вечеру чаша долины наполнилась туманом, сквозь молочную завесу его слышался со стороны Дейла надсадный собачий вой.

Эйриэн стояла, вытянувшись в струнку на тонкой кромке каменного балкона северной дозорной площадки — как раз над головами десятка недвижных, как камни, караульных. Те на девушку внимания не обращали, только старший дозора хмуро покосился из-под кустистых бровей — дескать, если остроухой хочется сверзиться вниз и разбить голову об острые камни, то это ее воля.

— Ты что-то видишь там, в тумане? — задрав курчавую голову, спросил снизу Трен. Как он ни напрягал зрение, разглядеть ничего не мог.

— Странно небо хмурится, — ответила, не оборачиваясь, Эйриэн. Она всматривалась в клубящуюся мглу уже не первый час, борясь с необъяснимой тревогой. — Нет, я ничего не вижу. Но мне неспокойно.

Она бесшумно спорхнула со стены и, проскользнув мимо юноши, побежала вниз по ступенькам.

— Принц Трен! — крикнула на ходу. — Прикажите дозорным открыть ворота! Я хочу присоединиться к моим лучникам.

— Могла бы обойтись без этих придворных реверансов. «Принц Трен»! — проворчал юноша, передразнивая эльфийку, и поспешил следом. — Я пойду с тобой!

Начальник караула с неохотой пропустил их — ворота уже были заперты на ночь. Трен немного замешкался и нагнал Эйриэн только посреди пустоши, на полдороги к юго-восточному отрогу Горы. Эльфийка стояла недвижная и напряженно вслушивалась в темноту, только с приоткрытых губ слетали сизые облачка пара. Впереди над колыхающимся туманным морем плыла верхушка Враньего Пика, в оконных проемах караульной были видны зажженные факелы.

— Что ты...

— Тихо! — оборвала девушка, хватая Трена за руку. — Слышишь? Ни звука. Ни вороньего бреха, ни сусличьего шебуршанья. Словно все затаилось в страхе...

— И холодом тянет... — добавил принц. Ему стало не по себе. — Иди в Гору. Я сам найду патруль и прикажу им вернуться.

Эйриэн тяжело сглотнула, чувствуя, что ей не хватает дыхания. По телу судорожной волной пробежал холод. Рука, потянувшаяся было за спину, к луку и колчану со стрелами, замерла на полдороге, и девушка только крепче вцепилась в Трена.

Навстречу им из тумана выплывал всадник, закутанный в черное и похожий на живую тень. Конь его тоже был черен, как первородный хаос, и наступившая ночь вокруг него темнела еще сильнее и будто бы пустела, словно была эта темнота мертвой, словно не было в ней места ничему живому, и холодом веяло от его призрачной фигуры, не чистым снежным морозом, а пыльным и затхлым холодом глубоких подземных склепов...

— Назад, к Горе, — прошептал Трен, не отрывая взгляда от приближающегося всадника и разворачивая застывшую девушку за плечо. — Быстро!

Он обогнал их. Пронесся мимо черным ветром, едва не задев эльфийку полой своего страшного одеяния, сбавил ход и прошествовал к воротам Эребора, а потом и исчез в них, и стражники расступились перед ним, будто завороженные. Когда взбудораженные Трен и Эйриэн ворвались в Гору и, отмахнувшись от встревоженных караульных, добежали до Зала Королей, их уже встретили наглухо запертые двери и Двалин, загородивший им проход и сообщивший, что неожиданный ночной визитер пожелал говорить с королем и королевой.

...Торина было сложно испугать черной хламидой и надвинутым на лицо капюшоном, однако и он чуял угрозу, исходящую от этого создания. Призрака, порождения злой воли, — был уверен король. Потому, что не было в нем дыхания жизни — только тлен.

— Кто ты, который пришел в мое королевство, не являя лица своего? — вопросил звучно, наполнив каждый уголок зала глубоким и уверенным своим голосом, и почувствовал, как немного расслабилась стоящая за его плечом Эмин. — Я не принимаю гостей, которые скрываются под ложной личиной.

— Тебе не нужно видеть мое лицо, — черные лохмотья всколыхнулись, голос заскрежетал, как ржавое железо. — Я посланник. Ты должен выслушать волю моего Повелителя.

— И кто твой повелитель?

— Тот, кто возвратился для мести. Тот, чья сила всех объединит.

Торин скрестил руки на груди.

— Я, пожалуй, буду поступать согласно собственной воле и чести и жить своим умом.

— Отказываешься признать силу и власть Повелителя? — прошипел злобно.

— Отказываюсь!

— Подумай. Велено дать срок. Приду снова.

— Пусть твой хозяин не утруждается, — встрял, выступая вперед, Даин. — И не суйся опять в наш край, а не то напорешься не на вежливый прием, а на острие моего топора!

Капюшон снова колыхнулся, и закованная в железный панцирь длань указала перстом прямиком на Эмин.

— Слушаешь гномов, волшебница? Приди к моему Повелителю и станешь ему одной из первых приближенных. Он ценит твою силу и склоняется перед ней, как перед равной.

— Уходи, — властно произнесла Эмин, постаравшись вложить в свой голос столько воли, сколько смогла. Эти слова прозвучали как приказ, и черная фигура качнулась назад, отступила. — Злу и холоду, которые окружают тебя, не место здесь.

Лампы в зале, будто вторя ей, тотчас загорелись ярче, пламя лизнуло воздух, обратившись в сторону темного визитера, потянулось к нему жарким ручейком, и тот зашипел, пятясь прочь.

— Подумай о своих детях, — проскрипел яростно. Голос засочился ядом и злобой. — Тьма Мории уже поглотила двоих. Черед за третьей.

Эмин дернулась и прикусила губу, чтобы не закричать. Во рту тотчас появился противный железный привкус. А тот продолжал шипеть, снова уверенно, будто почуяв ужас стоящей перед ним побледневшей женщины.

— Твоя дочь уже приговорена. Приди к Повелителю, и он сохранит ей жизнь.

— Довольно! — глухо, будто сквозь толщу воды услышала Эмин голос мужа. Рука Торина потянулась к рукояти меча. Он завел за спину жену, мягко толкнув ее в руки Даина, а сам наступал на нежеланного гостя, тесня его к выходу. — Убирайся, призрак! Ни ты, ни твой хозяин не заставите северо-восток склониться перед злом. Убирайся или испытаешь на себе, жарок ли огонь подгорных кузней!

— Думай не слишком долго, — покидая Гору, прошипел королю призрак. — Я спрошу о твоем решении во второй раз, а в третий, если не покоритесь, вы понесете страшную кару.

* * *

В одно мгновение Торин сгреб застывшую Эмин в объятия, притиснул к груди, ухватив за подбородок, глянул в глаза — пустые, словно душу вытянули.

— Он лжет, — зашептал в волосы, чувствуя, как прожигают ткань рубахи ее горячие слезы. — Он всего лишь вражья собачонка. Пусть лает — ветер унесет... — он пристально глянул на Даина поверх пушистой макушки жены. — Я иду в Дейл. Присмотри за ней.

Когда Торин выпустил ее и ушел, она не сумела сдержаться. Издав беззвучный вопль, попятилась, криво смахнув со стола свитки, упала на королевский трон, неловко ударившись боком об острую каменную кромку. Если бы смогла — съежилась бы в клубок, словно желая забиться в него поглубже, прильнуть к камню, который столько лет был незыблемой опорой, а теперь не мог защитить ни ее, ни ее семью. Боль кромсала сердце раскаленным ножом, и Эмин уже чувствовала, как от нее ускользает разум и горе заволакивает белый свет, как вдруг тяжелая теплая рука, придержавшая ее за плечо, вытолкнула ее обратно в реальность. Эмин открыла глаза и увидела Даина. Она помотала головой и закрыла лицо руками.

— Уходи. Прошу, оставь меня.

— Моя королева, успокойтесь, — сказал Даин, постаравшись, чтобы голос его звучал уверенно и мягко, несмотря на то, что и его душу словно нанизали на раскаленный добела железный прут. — Не поддавайтесь отчаянию.

Эмин бросила на него благодарный взор. Она не могла не признать — за короткое время он стал опорой не только Торину, но и ей. Нет, Даин не изменился, он по-прежнему был весьма замкнут, хмур и необщителен, но они пересмотрели свое отношение друг к другу, и теперь Эмин была рада, что он рядом с ними.

— Он пришел сюда не за согласием Торина вступить под знамена Врага, — продолжал Даин, — потому, что знал — король Эребора ни за что не согласится стать приспешником темноты. Он пришел, чтобы лишить вас надежды. И расчет его оказался верен — вы изведетесь предположениями, ослабнете и будете готовы на все. Не поддавайтесь этому. Торин прав — он лжет о Мории. Если бы там что-то случилось, до нас непременно дошли бы вести. И Нари сейчас с эльфами, а к эльфам просто так не подступится даже самая страшная тьма. Не делайте Врагу одолжений — перестаньте верить его словам.

— Я отпустила ее, — горько сказала Эмин, глядя Даину в глаза и словно ожидая его реакции. — Если бы не я, сейчас Анира была бы в безопасности. Ты сумел бы ее защитить. А я не захотела для нее такой судьбы. Моя дочь не любит тебя. Почему же ты — приверженец традиций — хочешь лишить ее свободы? Что для тебя Анира?

Даин задумался, вытаскивая на поверхность мысли о тех памятных днях, когда принцесса гостила в его доме.

Он вез Аниру в свое царство со смешанными чувствами. Ждал, что она будет унывать и печалиться — ведь поехала только по настоянию отца. А та, напротив, всю дорогу храбрилась — улыбалась, смотрела ему в глаза и не пыталась отгородиться. Сильная девочка. Она вызывала в Даине восхищение, тем паче, что он знал, как сложно ей быть приветливой с ним.

— Жизнь, — наконец сказал он, серьезно посмотрев на королеву. — В ней моя жизнь. Но я не стану отбирать у Нари свободу. У нее будет выбор.

— Торин когда-то не дал мне выбора, — заметила Эмин. — Но я любила его.

— Соблазн лишить ее выбора велик, королева, — усмехнулся гном. — Однако у меня была возможность увидеть в ней не только принцессу из рода Дарина.

— Для меня большая радость узнать, что ты думаешь именно так, владыка Даин, — улыбнулась Эмин. Этот странный разговор принес ей облегчение и покой. — Но мне все же жаль. Я надеюсь, что когда-нибудь ты сможешь полюбить снова, — добавила она, и Даину почудилась в ее голосе затаенная печаль.

— Это неважно, моя королева, — сказал он. — Мне дано было полюбить, а этот дар достается далеко не каждому из нашего народа. Я благодарен за него.

* * *

Проснувшись, Торин высвободился из объятий Эмин и сел на краю постели. Он тяжело вздохнул и потер глаза. Голова гудела, как колокол, отбивающий набат, он не чувствовал себя отдохнувшим, напротив, усталость давила на плечи с новой силой.

— Торин? — сонным голосом окликнула его Эмин. — Еще рано. Ты должен поспать.

— Я снова ухожу в Дейл, — покачав головой, сказал тот. Обернулся, погладил жену по волосам, и улыбка сама собой коснулась губ. — Нежданный визитер побывал и у Байна. Тот, разумеется, отправил его ко всем дьяволам, но теперь нашим народам надо всерьез готовиться к войне.

— Мир был долгим, Торин. Настолько, что я уже уверилась в том, что это навсегда, — печально произнесла Эмин, заключая его в объятия.

— Я бы хотел, чтобы это было так, — сказал Торин. Он втащил жену к себе на колени и теперь баюкал, как ребенка. — Я скитался годы, прежде чем пришел в Эред-Луин. И все это время спутником моим был тяжкий труд. Хочешь знать, о чем я думаю? В простом труде больше чести, чем в воинской доблести. И это не зависит от того, на праведной ли стороне сражается воин. Он принужден убивать. И пусть он проливает кровь своих врагов, все равно это сродни воровству. Только цена иная — человеческие жизни. А какая честь может быть в воровстве?

Эмин потерлась щекой о его ладонь и заглянула в глаза.

— Я горжусь тобой, Торин, — прошептала она. — Ты сумел привести свой народ к лучшей жизни тогда, когда надежда угасла. Ты проливал чужую кровь не единожды, но сердце твое не очерствело. Впереди ждут испытания, но на этот раз ты не один. Что бы ни случилось, я всегда буду рядом и всегда буду принадлежать одному тебе.

Торин печально улыбнулся.

— Я не могу обещать тебе то же самое, Эмин. Потому, что живу на свете уже очень долго, а век мой не будет ни на день длиннее того, что уготовил своим детям Махал, — он поцеловал ее в изгиб шеи. — Но я не хочу думать об этом теперь. И дети наши вернутся. Ни во что иное мне просто не верится.

— Утром я отправила ворона с посланием для Аниры, — сказала Эмин. — Надеюсь, он отыщет ее и принесет нам от нее весточку... — она помрачнела. — Из Мории вестники возвращаются ни с чем уже в который раз. Врата ее закрыты.

— Этому должно быть объяснение. Верь мне. Так или иначе, скоро все выяснится.

После того, как Торин ушел, Эмин уже не спалось, и она спустилась в библиотеку в надежде отвлечься от дурных мыслей. Но у богов были на нее другие планы.

— Моя королева! — молодой гном из караульной стражи вошел в распахнутые двери читальни. — Вас просят о встрече.

— Кто? Почему он не желает дождаться Торина? — спросила Эмин, откладывая книгу — Вы пропустили в ворота чужака?

— Это эльф, госпожа, — смутился стражник. — Лица его я не видел. И он желает говорить с вами, а не с королем.

— Спасибо, Сигар, попроси его подождать в приемном зале.

Гость был высок и статен, однако скрывался под серебристо-серым плащом. Эмин ощутила прилив радости, заметив кончики золотистых волос, выбившихся из-под капюшона — на мгновение ей показалось, что это Леголас. Радость померкла так же быстро, как и нахлынула — Эмин сообразила, что ее друг не стал бы от нее прятаться. А когда эльф скинул капюшон, причина ее ошибки сразу стала ясной.

— Владыка Трандуил? — изумленно вскинув брови, произнесла она. — Могу я узнать, чем обязана такой чести?

— У вас был гость, — без предисловий заявил Владыка. — Весьма необычный.

— Я бы назвала его приспешником Врага.

— Это не меняет сути. Он угрожал?

— Само собой. Чего ты ищешь здесь, Трандуил? Тебе никогда не было дела до других, тем более до гномов! Я уверена — уж к тебе-то этот призрак не сунулся!

— Ты права, — кивнул Владыка. — Прислужникам Врага невыносим свет эльдар, и ни за что не приблизился бы он к моему королевству. Но мне есть дело до моей крови и тех, в чьих жилах она течет.

Эмин округлила глаза. Она его не понимала. Трандуил метнулся к ней, впился горящим взглядом, не давая никакой возможности отвернуться.

— Шутки кончились, Эмин! — прошипел гневно, осуждающе. — Твоей дочери грозит опасность, и ты это знаешь! Пусть не покидает Гору ни под каким предлогом, пусть будет осмотрительнее...

— Что тебе за дело до Аниры?! — взвилась, не выдержав, Эмин. — Что за интерес? Ты не впервые заговариваешь о ней!

— Я защищаю свою кровь! — упрямо повторил Трандуил. Эмин воззрилась на него, как на умалишенного.

— Да ты спятил, Владыка! — ничуть не шутя, сказала она. — Почаще выходи из своей пещеры на свежий воздух...

— Мой сын полюбил тебя! — заорал Трандуил. — А ты вышла замуж за этого невежественного коротышку, помешанного на мести! Леголас скрывал это год за годом, и даже бессмертие стало для него мукой без тебя! А потом родилась твоя дочь, и он отдал ей всю нерастраченную любовь...

Эмин слушала, широко раскрыв глаза, и не верила. Столько лет Леголас был ее другом, и она даже помыслить не могла, что его голубые глаза тайком смотрят на нее, как на женщину.

— Ты ошибаешься, Владыка, — наконец спокойно возразила она. — Этого не может быть. Ты принял дружбу за любовь.

— Ты и сама знаешь, что неправа, — тихо сказал Трандуил. — Я тоже думал, что ошибаюсь. Пока не родилась твоя дочь.

Леголас возвратился из Дейла на закате, когда короткий осенний день почти совсем погас. Его не было долго, и Трандуил тревожился.

Эмин закрыла лицо руками. Все вдруг стало таким понятным: и его злость на Торина, который запирал ее в Горе, беспокойство, непременная нежность, странный огонь в таких прохладных, будто морские воды, глазах и не менее странная печаль, с которой он смотрел ей вслед...

— Нет... я не верю... Трандуил? — Эмин подняла на него блестящие от слез глаза. — Причем тут Анира?

— Леголас приводил девочку в Чертог не однажды, когда та была маленькой, и после, когда повзрослела... И смотрел на нее так, как ни на кого до этого не смотрел. Я наблюдал за нею и дивился все больше. Она была похожа на кого угодно, но не на гнома. Я решил было, что ошибся, и Леголас отдал свое сердце не тебе, а твоей дочери. Но однажды я понял, что не любовь мужчины к женщине руководит моим сыном, но чувство куда более сильное — любовь родителя к своему ребенку.

— Ты потерял рассудок, Трандуил, — услыхав такие вести, с облегчением выпалила Эмин. — Никогда меня не касался ни один мужчина, кроме моего мужа. Так что твое предположение не более чем ошибка, которую я имею право счесть оскорблением.

— В твоей дочери — кровь гномов, людей и эльфов, — стоял на своем венценосный эльф. — Моя кровь, волшебница.

Он отдал ей всю нерастраченную любовь к тебе...

— Эмин... — голос Владыки стал тихим и просительным. — Я могу обвинить тебя во многом. Я могу ненавидеть твоего мужа. Но я не могу корить своего сына за то, что он выбрал самую необыкновенную из женщин. И уж точно я не могу не чувствовать, как бьется в жилах Анариэль кровь эльдар.

Трандуил отвернулся от пораженной женщины.

— Я не могу знать, что именно и как ей передал Леголас. Но это случилось в момент ее рождения. Разве среди гномов есть женщины с такими глазами как у нее? Или среди людей? Я скажу тебе, где я видел такие глаза. Такие глаза были у Алантиэн. У матери Леголаса.

арт к главе http://www.pichome.ru/image/eDF

...и картинка, это к вопросу о Железных холмах http://www.pichome.ru/image/eDP