Знакомьтесь, Джо Блэк (гет)

Снейп не беспокоил ее ни в этот день, ни в следующий, а она не могла не думать о нем. Чем он занимался? Читал день напролет или вспоминал рецепты зелий? Бывал ли в Лондоне, бегал по утрам, как собирался? Наносил визиты старым знакомым из магического мира или встречался с друзьями из неволшебного? Например, с той красавицей из ресторана. Или как сыч сидел сиднем дома и даже в Хогсмид не выбрался?

Как бы то ни было, писать или приходить к нему первой она не собиралась. Да, в чем-то она была неправа, да, она должна была помнить, что ему тяжело примирить в себе Снейпа с Джо (если такое вообще возможно), но и он был неправ. Ему, видите ли, не нравилась жалость!

«Но жалость бывает разной, — думала Гермиона, помогая малышке трех лет, которая пострадала от стихийного выброса магии своей старшей сестры. — Жалость сострадательна и деятельна, жалость открывает сердце другим чувствам, жалость позволяет сопереживать, а куда без этого в работе целителя?»

«Но с другой стороны, — размышляла она, устраиваясь на неудобной кушетке, чтобы хоть немного подремать под утро, — когда кроме жалости нет ничего, то это действительно мало…»

Гарри прислал «Пророк» с огромной статьей Скитер о Снейпе. Единственное, что было правдивым, это факт: Снейп вернулся в магический мир после потери памяти, остальное было вольной фантазией Риты на заданную тему. Между прочим упоминалось, что Снейп холостой. Гарри на полях приписал: «По-моему, Риту пора уложить в соседнюю с Локхартом палату». Гермиона выкинула газету, надеясь, что Рита переключится на другие интересные новости. Но слухи множились быстрее, чем докси в захламленном доме. Гермиона спиной ощущала заинтересованные взгляды коллег и пациентов, слышала обрывки разговоров о ее роли в этой истории. Хорошо еще, никто не решался лезть с расспросами.

Прошло еще три дня. Снейп молчал. Наделся, что она не выдержит первой? Хоть Гермиона уже решила, что несколько перегнула палку в разговоре с ним, но просить за это прощения не собиралась. И прежде всего надо было разобраться с собой.

Она взяла чистый лист пергамента и перо, заперлась в свободной палате и поклялась, что не выйдет, пока не решит, что и как делать дальше. Подумав, Гермиона разделила лист на три столбика. Первый озаглавила — «Рон», второй — «Джо» и третий «Снейп». С Джо, вроде бы, все было ясно — его больше не было, и то, что она искала его проявления в Снейпе, говорило только лишь о ее слабости — она не хотела смиряться с потерей. Гермиона резко зачеркнула имя Джо, еще и еще раз. Вот так. Нет больше Джо, ищи не ищи.

Рон. Она уже так давно не видела Рона: он избегал ее. Гарри говорил, что Рон погрузился в работу с головой и хоть всем своим видом показывает, что в жизни все прекрасно, но выглядит при этом, как плохой актер на сцене. На несколько писем Гермионы с предложением все-таки обсудить ситуацию ответ был один: «Нам не о чем говорить!». И все же он оставался ее мужем, а она — его женой. Каждый раз, когда она слышала «миссис Уизли», она воочию видела, как за Роном захлопывается дверь их общего дома. Вот только все остальное время она о нем почти не вспоминала, и это ее пугало едва ли не больше. Любила ли она его еще?

Гермиона вспомнила о том, как они обсуждали, что же такое любовь, на девичнике перед свадьбой Джинни и Гарри. Ей эти разговоры были не очень интересны, и она больше молчала и слушала, уверенная, что девчонки слишком много внимания уделяют этому вопросу. Ведь все так просто — ты хочешь быть с человеком, тебе нравится, когда он тебя касается, и амортенция пахнет так же, как его волосы после душа. Тебе нравятся его поцелуи и даже глупые шутки вызывают умиление… Тогда она была уверена, что любовь — данность, и если делать минимальные усилия, заниматься своим развитием, оставаться интересным собеседником, с уважением относиться к причудам партнера, то этого будет достаточно, чтобы любовь никогда никуда не исчезла. На замечание Луны, что любовь это ветер, который приходит и уходит, неподвластный желанию, она только усмехнулась: у кого как. Она была уверена, что сможет удержать все под контролем — не только чувства Рона, но и свои. И что теперь? Она сидит в палате, спрятавшись от всех, и не может решить, любит ли она своего мужа или уже нет?

Рон… Она стала выписывать в столбик: добрый, веселый, смешной, с ним связано больше половины жизни, его родители любят ее, а ее — его, он лучший друг (Гермиона поставила знак вопроса), он… Он очень хороший, но он не вызывает в ней и половину тех чувств, которые будит… Снейп. Гермиона от досады чуть не закричала. Снейп! Как такое возможно? Мысли вновь понеслись по кругу: разве он — Снейп, разве опыт Джо не изменил его? Разве Снейп мог быть таким… притягательным? Или мог, просто они, дети, и не думали над этим, воспринимая учителей, как продолжения Хогвартса? Что она видит, когда смотрит на него? Собирательный образ, свои представления о нем или живого человека?

Гермиона в клочья порвала лист. Старые, проверенные методы не работали. Что толку гадать, как изменился Снейп, если она сама менялась, но не готова была это признать? Лучшим выходом в таких ситуациях было сосредоточиться на работе, тем более пару дней назад поступил новый пациент с пока не до конца диагностированным помутнением памяти.

Вечером она уже собиралась домой, но вместо этого аппарировала к жилищу Поттеров. Дома была одна Джинни.

— Можно мне подождать Рона? Нам надо наконец поговорить.

— Надо… — Джинни смотрела на Гермиону с нескрываемым интересом, — пока ждешь, может побеседуешь со мной?

— Мне уже начинать бояться?

— Пока нет, — ответила Джинни, пропуская Гермиону в дом. — Тут ходят слухи…

— Про меня и Снейпа.

— Так это — он, тот самый магл-не магл?

— Если бы это был кто-то другой, — Гермиона не стала садиться и на всякий случай нащупала волшебную палочку, — это что-то бы изменило?

— Рон вне себя. Он хотел его прибить, но Гарри не позволил.

— Я в курсе.

— Знаешь, чем страшна измена? — Джинни села на диван, и Гермиона пристроилась на соседнем кресле.

— Подрывает доверие.

— Ерунда. Хотя и это, конечно. Она лишает второго самоуважения, ну и уважения других, что еще хуже. Прикинь, каково сейчас Рону? Ты знаешь, он уже пару раз за эти дни влип в неприятные истории, защищая твою и свою честь. Никто еще ничего про вас со Снейпом не знает, но твое имя уже вовсю полощут, пока только по поводу того, где и зачем ты выкопала «этого упыря». Он герой только пока мертв, живой он тут никому не нужен. Просто измену Рон бы простил, остыл и простил бы, но вот это… Он зол, и я, честно говоря, тоже.

— Я понимаю и я должна попросить у него прощения.

— Ты любишь его? Или все, новая любовь и новые планы?

— Я не знаю. Всегда знала, что и зачем я делаю, как к кому отношусь. Все было таким… ясным, но сейчас…

— Оказалось, что все не так просто?

— Я знала, что просто не бывает, но я могла как-то упорядочить…

Звякнул дверной колокольчик, и в дверях показался хмурый Рон. Он остановился на пороге комнаты, как вкопанный.

— Что ты тут делаешь? Привет, Джинни.

Джинни встала, поцеловала брата, в знак поддержки сжала его руку.

— Я вас оставлю, — сказала она и ушла на кухню.

— Ты зачем пришла? — Рон прошел в комнату, но садиться не стал, стоял, расставив ноги и сложив руки на груди, и смотрел исподлобья.

— Я хочу извиниться перед тобой. Я каждый раз думаю, что знаю, как будет лучше, и каждый раз попадаю из-за этого в дурацкие ситуации.

— Ты в нее не попала. Ты ее создала. Ты же самая умная, так? — он зло усмехнулся. — Умная Грейнджер и простак Рон Уизли. Знаешь, что мне тут сказал один? Что всегда знал, ты не просто бросишь меня, а бросишь ради кого-то поумнее. Он в шутку сказал. Им всем кажется, что это дико весело, подначивать меня, мол моя жена не просто так отыскала этого ублюдка и вернула ему память. Ну да, она врач, — и так хихикают… Снейп! — он сжал руки в кулаки. — Шутят они! Знали бы они, что ты не только память ему вернула. А ведь узнают! Вот тогда начнутся шутки — закачаешься. Спасибо тебе за это. Жаль Гарри не дал мне врезать этому гаду. Мерзкий ублюдок! Не подох, подумать только! Восстал из мертвых! Почему он? Почему он выжил, почему ты…. Ты с ним! — он смотрел на нее чуть ли не с брезгливостью. — Ну о чем нам с тобой говорить?

— Скажи... ты меня больше не любишь? — голос предательски дрогнул.

— Это не имеет значения, — он подошел и наклонился к ней. — Развод — не получишь.

Она кивнула, стараясь сохранить самообладание. Когда Рон бывал в таком состоянии, говорить с ним было бесполезно.

— Я могу уйти из дома. Пожить у родителей. Я — виновата, мне и уходить.

— К родителям? — он рассмеялся. — К родителям! Ага, конечно!

— Рон, я действительно сожалею, что так поступила. Я была неосмотрительной и допустила ошибки. Если сможешь, прости меня, пожалуйста.

— Уходи. Уходи, пока я не поступил неосмотрительно, — он отвернулся от нее.

Гермиона вышла в прихожую, крикнула Джинни, но та или не услышала, или не хотела слышать.

Ей не оставалось ничего другого, как аппарировать.

Следующие несколько дней Гермиона работала, как одержимая. Белинда сделала ей замечание, велев пойти и выспаться, но Гермиона проигнорировала его — вот еще, спать! Можно прекрасно поспать и на кушетке в ординаторской. Работа была единственным способом не думать ни о Роне, ни о Снейпе, и это было благословенно прекрасно. Она аппарировала домой, только чтобы переодеться и принять душ, и снова возвращалась на работу. В один из таких дней не успела она войти в дом, как на плечо спланировала сова Гарри.

«Со Снейпом что-то случилось. Он не отвечает на письма, а нам надо срочно урегулировать вопрос со слушанием в Министерстве, Министр меня убьет! Дом под чарами, мне не пробиться, может, тебя он пустит?» — гласило письмо.

Гермиона застонала. Она не хотела идти к нему, только-только восстановив шаткое душевное равновесие. Но она знала — пока не удостоверится, что Снейп просто в силу характера игнорирует сов Гарри и самого Гарри тоже, не успокоится.

Она аппарировала прямо в сад. Дверь черного хода была закрыта, Гермиона подергала ручку, перепробовала все известные отпирающие заклятия, но дверь так и не поддалась. Гермиона обошла дом, на всякий случай осматривая окна — предсказуемо, все закрыто наглухо, занавески задернуты. Парадная дверь тоже была закрыта и, конечно же, ни Алохомора, ни другие заклинания на нее не подействовали. Гермиона приложила ухо к двери: ей показалось, что в доме кто-то ходит.

— Ладно же, — она взяла камень и бросила в окно. Камень отскочил, как резиновый мячик от стенки. Гермиона набрала полную горсть камней и стала швырять в дом, вымещая всю скопившуюся злость. Камни отскакивали от стен и окон, не причиняя дому ни малейшего ущерба. Когда силы Гермионы были на исходе, в проеме двери показался Снейп. Сгорбленный, со сведенными судорогой руками.

— Что с вами… — она бросилась к нему.

— Опять вы? Мерлин всемогущий, как вы умудряетесь являться именно тогда, когда я… — он поморщился и схватился за косяк. — Исчезните. Приходите послезавтра, когда я буду в форме.

— И не подумаю, — Гермиона юркнула под его руку и прошла в дом. — Что с вами опять приключилось? Стоит оставить вас без внимания на пару дней, и вы влипаете в неприятности! Еще немного, и я решу, что вы делаете это специально.

— Пару дней, — сказал он ворчливо, — вы считать не умеете? Я тут специально неделю тихо загибаюсь, чтобы вы нашли мой холодный труп и расстроились. Умно, браво.

— Вы опять простудились? Что с вами?

— Я не простужаюсь и вообще не болею. Не болел, пока вы не появились на горизонте. Со мной почти все в порядке!

— Только что вы сказали, что умираете.

— Я этого не говорил! Со мной все отлично, убирайтесь — я вас не звал!

— Ну конечно, — она уже заметила характерные темно-синие, почти черные звездочки, покрывающие кожу рук. Пальцы он разогнуть не мог, словно они были сведены судорогой.

— Раздевайтесь, — она прошла в ванную, чтобы вымыть руки.

— Идите к черту, — проворчал он, возвращаясь в гостиную и ложась на диван.

— Только вместе с вами, — она села рядом с ним, положила руку на лоб.

— Сочту за комплимент, — он сбросил ее руку и, кряхтя, сел. — Я знаю, меня прокляли. Старуха в Хогсмиде. Так честила меня… Я бы справился сам.

— Но руки вас не слушаются. Вам надо в Мунго.

— Торопитесь сбагрить меня коллегам? Не утруждайтесь, просто идите домой, миссис Уизли.

— Да что вы за упрямец! Палочку вы держать не можете? Нет! И как вы собираетесь сами? Вы балбес, мистер Снейп! Или вы слушаетесь меня, или я вас обездвижу и сделаю все, что надо, в том числе, в таком виде доставлю в Мунго.

— После того, как я поправлюсь, вам не поздоровится, миссис Уизли, — это звучало бы угрожающе, если бы его голос не был настолько слаб.

— Очень страшно. Сидите спокойно, — она помогла ему снять рубашку и чуть не ахнула — проклятье расползалось медленно, но верно: спина напоминала один большой синяк. — Вы точно знаете, кто проклял?

— Знаю, знаю. Даже знаю, за что. Проклятье фамильное... Не такое уж страшное, но жизнь…. Жизнь делает веселой, — он застонал.

— Ложитесь, — Гермиона завязала волосы в пучок, — не шевелитесь. Одно и то же проклятье имеет свои вариации. Это как с летучемышиным сглазом. Если вы назовете фамилию, мы разберемся с этим быстрее. И виновный понесет наказание.

— Я разберусь сам.

— Заведите себе пару-тройку нормальных оберегов. Наложите на мантию защитные заклятья или давайте это сделаю я. На худой конец, можно купить в Косой аллее простую отражающую мантию!

— Миссис…

— Помолчите. Я целитель и знаю, что делать, — она вела палочкой над его телом. Сияние было рваным, показатели скакали, как полоумные, но, слава Богу, пока — ничего угрожающего жизни. Надо, конечно, посоветоваться. — Зря вы думаете, что проклятье не угрожает жизни, паралич мышц постепенно доберется и до сердца. Почему вы не обратились за помощью? Почему не позвали меня?

— Мне надоело, что вы все время меня спасаете. Я бы справился сам, — повторил он упрямо, — все для зелья, нейтрализующего это проклятье, у меня есть, и я почти... почти приготовил его.

— Сейчас у меня нет времени спорить с вами, сэр. Мне надо отлучиться, я вернусь.

— Гермиона! — в его глазах мелькнула и тут же исчезла тревога.

— Я вернусь быстро, я через камин.

— Он заблокирован.

— Да что ж такое!

— Сними… Пароль — твое имя.

Она не нашлась, что ответить. Сняла блокировку и, кинув щепотку дымолетного пороха, шагнула в зеленое пламя.

Белинда, слава Мерлину, была у себя, и ее не пришлось искать по всей больнице.

— Белинда, мне нужна ваша помощь… — Гермиона сжато, по-деловому рассказала о ситуации. Белинда кивнула.

— Как я понимаю, пациент отказывается от госпитализации?

— Я могу его понять, не всем по душе, что он вернулся в магический мир. Здесь он будет еще более уязвим.

Белинда уже складывала в несессер то, что считала необходимым:

— Не стоит терять времени. Через камин?

Гермионе показалось, или за то недолгое время, пока она отсутствовала, он стал выглядеть хуже? Она обеспокоенно покосилась на Белинду.

— Здравствуй, Северус, — Белинда подошла к дивану, — ничего тебя не берет, ни Темный Лорд, ни Нагайна, ни проклятье матери, потерявшей ребенка.

— Привет, Белинда, сто лет тебя не видел и не видел бы еще. Пришла позлорадствовать?

Белинда усмехнулась:

— Что ты, я рада, что ты выжил. Гермиона, мне потребуется теплая вода в кувшине и пара мисок.

Из кухни Гермиона слышала, как Белинда о чем-то спокойно переговаривается со Снейпом. Когда Гермиона вошла в комнату, они разом замолчали, сделав вид, что и не говорили ни о чем.

— Миссис Уизли, я оставлю вот это зелье, по три капли каждый час, завтра — по пять капель три раза с равными промежутками…

— Белинда, это проклятье память не отшибает, я помню, как что и как принимать, — не удержался Снейп.

— Мазь нанести на кожу, она поможет намного быстрее снять все симптомы. Одного раза должно быть достаточно, если будет необходимость — повторите еще раз. А с вами, молодой человек, мы поговорим послезавтра. Придете ко мне на прием, в Мунго.

Белинда откланялась.

— Значит, три капли, — Гермиона решила, что сохранять деловой тон — лучшее решение. Она развела зелье водой и подала стакан Снейпу.

Он выпил его залпом и поморщился:

— Ваш зельевар — или халтурщик, или вор. Или одновременно и то, и другое. Я бы даже сейчас сварил лучше.

— Кто бы сомневался, — она зачерпнула мазь и стала медленно втирать ему в кожу. Он замолчал и закрыл глаза. Плечи, грудь, живот…

Его рука легла на ее ладонь.

— Руки снова двигаются? — спросила она, мягко высвобождая ладонь.

— Двигаются, — ответил он хрипло. — Дальше — я сам.

— Да, но спина…

Он молча лег на живот.

Она массировала его спину, нежно втирая мазь, и с радостью отмечала, как отступает болезненная синева.

— Нет, это невозможно, — он резко повернулся на спину и дернул Гермиону за руки на себя.

— Вы что!

— Я чуть не сбрендил в эти дни. Мало того, что я чувствую себя ненормальным с раздвоением личности, мало того, что мне пришлось сражаться с этой пакостью, так еще ты, ты не приходила. Я поклялся себе, что больше не буду тебя домогаться, но разве такое возможно, Гермиона… — он прикусил ее кожу на ключице через тонкую ткань блузки и сжал ее талию почти до боли. Она и ахнуть не успела, как он подмял ее под себя, задирая юбку.

Он был нетерпеливым и резким, он не хотел ждать: содрал с нее одежду, трусики полетели прочь. Он замер, тяжело дыша.

— Скажи, скажи мне, ты… хочешь?

— Нельзя, ты…

— Ты — хочешь? — он отстранился и заглянул в ее глаза. Ее хватило только на кивок.

Он зарычал, запрокидывая голову и одним рывком вонзаясь в нее. Старый диван жалобно скрипнул.

— Северус… — прошептала она, с наслаждением вонзая ногти в его плечи. Что он в ней будил? Она и не знала, что может быть такой. Она прикусила его кожу и он тут же ответил поцелуем на ее укус, она сжала его бедра ногами, и он выгнулся, стараясь войти в нее еще глубже. Он чувствовал ее и откликался на любое движение. Он, с закрытыми глазами, отдавшись страсти, словно читал ее мысли, те, которые она скрывала даже от себя.

Она закричала, ощущая спазм внизу живота и он подхватил ее крик.

Диван скрипнул последний раз и спинка, зашатавшись, отвалилась.

— Похоже… ломать мебель… становится традицией, — заметил Северус.

Гермиона решила, что он уснул — по ровному дыханию и тяжести руки, лежащей на ее животе, но только она решила тихонько встать и уйти, как он притянул ее к себе, прижал спиной к животу.

— Нет. Ты не уйдешь тайком, иначе это будет слишком похоже на то, как ты оставила беднягу Джо в полной растерянности. Это, кстати, было жестоко.

— Я вернулась.

— Через несколько дней, — он целовал ее шею.

— Мне надо идти.

— А как же прием лекарства? И вдруг мне станет хуже?

— Я приду. Чуть позже.

— Что ж… — он отпустил ее, сел и стал одеваться.

Она исподтишка рассматривала его. Северус встал, надел рубашку, не переставая сверлить ее тяжелым взглядом, и она натянула повыше плед.

— Почему ты тогда все время ощетиниваешься? Что не так?

— Мне надо разобраться с собой. И тебе надо. Нельзя все время закрываться окклюменцией, ты же знаешь — это кончится ужасными головными болями и… испорченным характером, потому что…

— Чем активнее подавляешь чувства, тем более вероятно, что в один прекрасный день они сведут тебя с ума, выйдут из под контроля и бла-бла-бла. Я знаю. Но если я не буду этого делать, то сойду с ума еще быстрее.

— Я могла бы помочь, или Белинда.

— Я сам разберусь. Просто на это надо время.

— Мне надо в ванную, отвернись.

Он усмехнулся, но послушно повернулся к ней спиной. Гермиона быстро подобрала одежду и скрылась в ванной. Вот кто бы ей сказал, почему она совершенно не стеснялась Джо и так стесняется Северуса Снейпа?

— Я навещу тебя вечером, перед дежурством, — из ванной она вышла одетая и причесанная. — Если что-то будет беспокоить, сразу вызывай меня. Хорошо? И свяжись с Гарри, он шлет тебе сову за совой.

— Конечно, — он подпирал стенку, скрестив руки на груди. — И да — мы еще поговорим об окклюменции и ее использовании.

Она сама подошла к нему, встала на цыпочки и поцеловала, с удовольствием наблюдая, как ему не удается удержать кислое выражение лица, как меняется его взгляд.

— До вечера, — она ловко ускользнула от его объятий и, бросив порох, шагнула в камин.