1+1=0, или Правило исключающего ИЛИ (джен)

В сессионный период наш вуз обычно приходил в запустение за исключением определенных часов, на которые чаще всего и ставили экзамены. Однако сейчас, в период практики, вернулись старые добрые времена и длинные коридоры заполнились гудящей гомонящей разрозненной толпой. Буфет нынче тоже, естественно, не пустовал, такие места вообще притягивают студентов, как мед пчел.

Я завертел головой, пытаясь высмотреть Аню. Пытаться отыскать в толпе Генку было дохлым номером, это я усвоил еще с первого семестра. Он мастерски умел сливаться с толпой, растворяться в ней и становиться буквально невидимым. Это был его какой-то врожденный талант: даже в группе из пяти человек Генка ухитрялся теряться на фоне соседей и притворяться фикусом, который не при делах. Это здорово выручало его на семинарах и, по его словам, очень раздражало в реальной жизни.

— Бу! — раздалось у меня над ухом так, что я аж подпрыгнул на месте.

А, ну и позволяло проворачивать такие шуточки. Я с трудом подавил желание заехать Генке в ухо. Ухмылялся он слишком уж самодовольно. Сам-то Генка, будучи незаметным, других замечал очень даже хорошо.

— Ну и где ты пропадаешь-то? — крикнул на ухо Генка, толчком в спину придавая мне нужный вектор движения — к столику, где, как я уже заметил, сидела Аня, рассеяно перебирающая листы формата А4. Нас она пока не видела.

— Ай, дела были, не смог отвертеться! — я только рукой махнул и толкнул Генку в бок, кивнув в Анину сторону. Генка хмыкнул и понятливо приотстал.

— Я призрак сме-е-ерти! Я пришел за тобо-о-ой! — зловеще прошипел я, закрыв Ане глаза ладонью.

— Призрак, а призрак, ты отчет принес? — до обидного буднично отозвалась она. — Время к часу, Роза Юрьевна рвет и мечет, а очередь растет.

Генка зловредно захихикал, а я только досадливо поморщился: прежде Аня реагировала куда острее, взвизгнуть могла, а сейчас даже позы не сменила... эх, стареем!

— Принес, — вздохнул я и скинул рюкзак на ближайший стул, судя по хмурому виду Гены, согнав того с насиженного места. — А вы-то сдали хоть?

— Я сдала, а он — нет! — пожаловалась Аня тоном заправской ябеды. — Он меня вперед пропустил, а сам куда-то испарился и свою очередь пропустил!

— Я отчет пошел перепечатывать, она мой все равно бы не приняла! — отмахнулся Гена. — Главное, что ты сдала, а я еще успею!

Аня горестно насупилась, а я тактично промолчал: когда Генку тянуло быть джентльменом (а рядом с Анькой его тянуло практически всегда), мудрее всего было оценить благородный порыв и не вмешиваться. Если он во что-то упирался, то его было не сдвинуть и танком. Даже я после нескольких попыток сдавался. А вот Аня смириться не могла, порывов не ценила и начинала горевать и дуться, когда кто-нибудь из нас пропускал шар и оказывался в проигрыше.

— Ладно, мы с ним вместе пойдем, прослежу, чтоб на этот раз не сбежал, — примиряюще сказал я и вытянул из рюкзака папку с отчетом. — А сейчас вопрос на засыпку: кто-нибудь из вас взял с собой ноут?

— Я взяла, — откликнулась Аня и вздохнула. — Тяжеленный, зараза...

— Намек понят, — кивнул я и подтолкнул локтем Генку. — Ну, покажешь, к чему в наших гениальных, никому не нужных отчетах придралась дражайшая Роза Юрьевна?

— Ко всему, — усмехнулся Гена. — И титульный лист не той системы, и нумерация не с той стороны, и подпись студента без изысканного вензеля!

— Господи, надеюсь, она не мерила циркулем размер рукописного текста? — нервно хохотнул я, спешно прикидывая, найдется ли у меня достаточно средств, чтоб перепечатать в нашей типографии тридцать с лишним страниц отчета.

— Нет, вроде, — Генку аж передернуло. — Пока...

Кому-то вопрос мой мог бы показаться странным, но только не Генке после курса инженерной графики в этом семестре. Его раз десять отправляли переделывать одно несчастное окошко с подписью чертежа, а после безжалостно зарезали оценку, хотя сам его чертеж был куда аккуратней моего, много раз затертого, перерисованного и нещадно забрызганного чаем.

За этими привычными и дорогими сердцу разговорами о своих насущных проблемах я как-то забыл. В этот момент Анька с горестным стоном отложила бумаги и потянулась, разминая спину, откинула голову, открыв моему взору свою шею.

Такую... красивую, белую, с циркулирующей кровью под кожей, вкусную... И аромат, опять этот чертов аромат, манящий приблизиться и, видимо, пообедать. Борщ был вкусен, но похоже, вампирских глюков не перебил.

— Петь, ау? — Гена деликатно помахал у меня ладонью перед глазами, едва не заехав мне по носу. Я очнулся и попытался сделать вид, что по-прежнему мыслями пребываю со злосчастным отчетом. Видно, получилось не очень, потому что Генка смерил меня скептическим взглядом и, улучив момент, шепнул на ухо: — Слушай, ты б хоть поделикатнее смотрел! Аня заметит — испугается...

Я покосился на Генку и чуть повернул к нему голову, спешно придумывая удобоваримый ответ.

М-да, лучше бы я этого не делал...

За Геной я отродясь не замечал особой тяги к парфюму, но в этот раз в нос мне ударила такая волна, что я с трудом удержался, чтоб заинтересованно не втянуть носом воздух. Генка покосился на меня, хотел было что-то добавить, но его отвлекла Аня вопросом, которого я даже не услышал, и он отвернулся. Я завороженно уставился теперь уже на его шею, надо сказать, в миру вполне обыденно-бледную и не шибко привлекательную, однако что-то внутри требовало немедленно исследовать этот вопрос. И это что-то подсказывало, что Гена может оказаться весьма-весьма... вкусным. Что?..

Спокойно, Петенька. Спокойно. Тебе просто голову напекло, вот и глючит. Сейчас умоешься холодной водичкой, все и пройдет. Наверное...

Генка нахмурился, подергал носом, словно сам почувствовал что-то подозрительное, настороженно оглядел меня и неожиданно заявил:

— Ань, мы пойдем отчет распечатаем, подождешь здесь? Мы быстро!

— Да, конечно, — легко отозвалась Аня.

Я с энтузиазмом закивал, рассчитывая на полпути улизнуть и постараться привести мозги в порядок.

Генка мягко взял меня за плечо и стремительно утащил куда-то по направлению канцелярии. Упираться я начал где-то на полпути.

— Ген, я ж деньги забыл! Ты иди, я сейчас сбегаю и вернусь!

— Ничего-ничего, — Генка целеустремленно провел меня мимо канцелярии.

Еще одним качеством Генки, которому я не переставал удивляться уже на протяжении года, была его удивительная проницательность. Он затормозил у мужского туалета и потянул меня внутрь.

— Петь, я, конечно, в чужие дела стараюсь не лезть, — начал он как-то издалека. — При Ане как-то не хотел говорить, но у тебя весь затылок в чем-то липком, а по виду ты как будто из мусорного бака вылез... И по запаху тоже...

— Я уже вижу, — горестно протянул я. — Да ё... да вашу ж мать!

Анна Григорьевна была старушкой неприхотливой, ей достаточно было вымытых рук. А вот то, что я до этого немножко полежал в мусоре, за всеми треволнениями и откровениями как-то прошло мимо нас. А вот мимо моей шевелюры и футболки не прошло — пятна на последней были красочны, а благоухали и вовсе на редкость эффектно...

— Ге-е-енк, спасай! — взвыл я. — Найди мне футболку, майку, что угодно!

— Да чего уж там, — безжалостно хмыкнул Генка. — Снимай все и иди сдавать в одних плавках! Авось и пятерку поставят!

— Ага, а когда я Аньке советовал декольте поглубже сделать перед физикой, ты что-то такого энтузиазма не проявлял... — парировал я. — Еще и пнул, пока она не видела!

— Это другое, — Генка, к чести его, слегка смутился. — Ладно, у соседа сейчас спрошу, у них, активистов, всегда что-нибудь найдется, как у тех японских крестьян!

Гена вышел, а я скорчил унылому себе в зеркале рожу пострашнее и решительно сунул голову под кран.

Спустя некоторое (довольно продолжительное) время посвежевший, хотя и несколько сыроватый я, в новехонькой канареечной футболке на два размера больше, держа на вытянутой руке слегка подмокший перепечатанный отчет, подходил к столу дражайшей Розы Юрьевны. За мной мужественно возвышался Генка, с привычно тоскливо-невозмутимым выражением на лице, в глазах его мерцала печать возвышенного страдания: в общем, повышенного внимания к своей персоне он не любил, а любезная Роза Юрьевна одаривала нас именно таким.

— Итак, — протянула она, приняв у нас отчеты и кинув взгляд на титульники. — Селезнев и Сазонов, верно?

Мы синхронно кивнули.

Роза Юрьевна неторопливо пролистала отчеты, затем обратила взгляд к нам: чуть брезгливо скользнула взглядом по мне, изображавшем русалку-хиппи местного разлива, и остановилась на Генке, суконное выражение лица которого и застегнутая на все пуговицы рубашка, несомненно, производили куда более благостное впечатление.

— Вы Сазонов? — уточнила она, и Генка настороженно кивнул. — А скажите, как именно вы рассчитывали вот эти величины? — безошибочно ткнула она в самое мутное место в нашем отчете.

Я мужественно подавил желание схватиться за голову и горестно скривиться: величины мы беспардонно содрали из справочника, оттуда же скатав и половину формул. Мы не особо разобрались в глубинном смысле взаимодействия различных устройств, в которых по идее должны были разобраться, но честно перепечатали избранные места в отчет и даже вечер посидели, рассчитывая понятные величины. Генка даже вспомнил лабы по физике и рассчитал погрешность.

— Ну-у... эм, вот по этим формулам! — Генка склонился над столом и, взяв себя в руки, повел монолог. — Поскольку мы считали вот по таким критериям, то вот здесь попалось, кстати, интересное место про свойство этого механизма. Мы его даже в отчет вставили! Заключается оно в том...

Да, Генка только вчера прочитал про это целую статью. Точнее, только ее он полностью и прочитал — и даже понял.

Однако с Розой Юрьевной этот прием с блохами не прокатил.

— Да, это очень интересно, — прервала она Гену. — Но вот этих расчетов я не понимаю. Поясните, как именно вы считали, вот тут листочки есть, если надо.

Генка посмотрел на меня, я посмотрел на него. Мы поняли друг друга без слов. К нам пришла белая полярная лисичка. Стоило пройти всю сессию, получить все зачеты, почти прилично сдать экзамены без троек, чтоб так бесславно завалиться на практике...

— Ну-у, э-э-э, — Генка начеркал формулу. — По этой вот и считали...

— Вы ее даже не преобразовывали? — ласково удивилась Роза Юрьевна. — Не раскладывали? Неужто все пять производных по очереди считали? Удивляюсь я вашей работоспособности, господа студенты!

— Преобразовывали, конечно! — энергично подключился я, не сводя с Розы Юрьевны молящего взгляда. Впрочем, палача разжалобить было бы, наверное, проще. — Мы же вам уже показывали!

— Правда? — Роза Юрьевна с интересом повернулась ко мне. — И где же?

— Тут, — я ткнул пальцем в то же самое место, обернулся обратно к Розе Юрьевне и случайно столкнулся с ней взглядом. — Мы же ведь все правильно посчитали, вы еще в прошлый раз говорили...

Что самое интересное, я даже и не соврал. Правда, в тот раз Роза Юрьевна отмахнулась от нас больше для того, чтоб поскорее отделаться, чем действительно одобрив. Впрочем, я уже покорно ожидал ее, кажется, любимых слов: "Не придумывайте, не могла я такого сказать!".

Однако Роза Юрьевна вдруг как-то вздрогнула, поморгала и слегка рассеяно протянула:

— Действительно... говорила... — она задумчиво посмотрела на сомнительное место, взглянула на скрежещещую зубами очередь, явно уже мечтавшую прикопать нас с Генкой под ближайшей партой, придавив системным блоком на манер памятника. — Ну хорошо, так и быть, — она решительно перелистнула отчет до титульной страницы и не дрогнувшей рукой по очереди вывела нам с Генкой по четверке.

Генка, приподнявшись на цыпочки и трогательно вытянув шею, практически не дыша, наблюдал за этим действом.

— Файлик найдется? — осведомилась Роза Юрьевна.

— Сейчас все будет! — заверил окрыленный я и невесомо проскользил мимо очереди к своему рюкзаку, покопался в нем, чертыхнулся, хлопнул себя по лбу, обернулся и тут же столкнулся с Аней, которая молча протянула мне два файла. Я готов был расцеловать ее и носить на руках до конца жизни, однако сначала определенно стоило уважить пожелания Розы Юрьевны, поэтому я ограничился жарким взглядом, полным безграничной любви к ближнему, и мухой метнулся обратно.

Выходили мы счастливые и свободные, как птицы. Уже состоявшиеся второкурсники, готовые ринуться навстречу лету и вольной жизни.

Анька поочередно повисла на шее у меня и у Генки, что было расценено нами, как жест неимоверной радости: она не шибко жаловала нарушения личного пространства.

Сейчас она радостно смеялась, подставляя лицо солнышку и жмурясь, точно кошка на солнцепеке, Гена наблюдал за ней и улыбался, а я наблюдал за ними обоими и думал, что, в сущности, мне несказанно повезло: уже на первом курсе я обзавелся друзьями, с которыми мне было легко и приятно учиться и проводить время. Один-единственный год в университете оказался много счастливее, чем все школьные годы вместе взятые.

Жаль, что это время закончилось... И будь проклята любезнейшая Анна Григорьевна!