Немного солнца в холодной воде (гет)

Северус

Дорожки парка еще мокрые и вязкие после недавно сошедшего снега, но солнце уже пригревает, заливая парк невероятным светом после серости зимы.

— Давайте немного отдохнем, — Северус садится на скамейку и устало выдыхает.

Уизли, в бордовом пальто, которое удачно подчеркивает ее веснушки и волосы, послушно садится рядом с ним и жмурится от солнца.

— Вы решили что-нибудь насчет работы?

— В «Пророке» заметил вакансию в Министерстве, — Северус кладет ногу на ногу. — Написал им вчера, что если они готовы подождать недели две, то я вполне готов прийти и побеседовать.

Уизли передергивает плечами и вздрагивает. Ей холодно?

— И они, разумеется, согласились.

— Разумеется.

Уизли как-то странно кивает и через силу улыбается — он видит, что эта улыбка дается ей с трудом. Ничего, как только она уедет от него, она быстро все забудет.

— Значит, две недели, — произносит она с неприкрытым отчаянием и, закрыв глаза, подставляет лицо солнцу.

И Северус с жадностью вглядывается в это нежное лицо — без страха, что она заметит его взгляд. Как оно красиво и чувственно — и губы, слегка приоткрытые, и порозовевшие от прогулки щеки, и подрагивающие ресницы. Уизли постепенно, упрямо заполняет ту пустоту, что появилась в его сердце после того, как он пришел в себя. Он пытался вернуть в себе старые чувства к Лили, смотрел на ее фотографию — но ничего, кроме боли, это не принесло. Только Уизли застала его как-то в гостиной с этой фотографией в руках — и, встряхнув головой, быстро убежала наверх.

— Добрый день, сэр. Привет, Джинни.

Северус неохотно отрывается от лица Уизли и переводит взгляд на мальчишку. Такой же — и совершенно другой. Повзрослевший и уже терявший. Как с ним теперь разговаривать?

— Привет, Гарри, — Уизли, конечно, сразу теряется и густо краснеет. — У тебя перерыв на занятиях?

Поттер неловко засовывает руки в карманы джинсов. Уизли стискивает пальцы и отчего-то бледнеет.

— Да. Не знал, что встречу вас здесь. Наверное, я должен поблагодарить вас за все, сэр.

Северус болезненно морщится.

— Идите к черту, Поттер. Мне не нужна ваша благодарность. Я делал все не ради вас, на вас мне откровенно плевать.

Поттер сердито пожимает плечами и, коротко кивнув Уизли, идет дальше по дорожке парка. Его фигура некоторое время еще виднеется среди деревьев, потом исчезает. Уизли продолжает стискивать пальцы и вдруг решительно замечает:

— Вы же первый начали, сэр. Первым начали такие отношения с Гарри. Он и рта раскрыть не успел, а вы уже обрушили на него всю вашу неприязнь к его отцу. Это некрасиво, не по-взрослому и довольно отвратительно.

Северус приподнимает брови.

— А вы воображаете, что я — какой-то идеальный человек с благородным сердцем?

— Я воображаю, — Уизли очевидно сердится, но не подает вида, — что вы достаточно пережили и явно переросли себя пятнадцатилетнего, чтобы сейчас изменить эти отношения. Думаете, ему было просто сказать все эти слова, учитывая, что вы убили Дамблдора у него на глазах, что вы относились к нему ужасно, но при этом любите его мать, что я сижу тут рядом с вами? Если вы собираетесь жить в этом новом мире, вам придется научиться хотя бы для вида разговаривать с Гарри иначе. Вы не в школе больше, и он — не ваш ученик.

Северус раздраженно стучит носком ботинка о мокрый песок.

— Думаю, я сам разберусь, как мне себя вести, Уизли.

Она хмурится, не глядя на него.

— Я не сомневалась, что вы ответите именно так.

— Разочарованы?

— Нет, — она снова подставляет лицо солнцу, но уголки ее губ несколько мгновений дрожат. — Я лишь хочу помочь.

Северус недовольно отклоняется на спинку скамейки и вздыхает. Черт подери, она права, как и всегда. Она вечно оказывается права, и это раздражает его и одновременно забавляет. Если он еще раз встретит Поттера, он попробует заговорить с ним иначе, насколько сможет. Но Уизли он об этом ни за что не скажет. Иногда она напоминает ему Лили — та любила отчитать его за очередной промах, но Лили, чем старше становилась, тем казалась правильней — с Уизли такого не происходит. В ней есть какая-то червоточинка, черное пятнышко внутри, как и в нем самом. И это сближает.

— Я очень люблю этот парк, — она поворачивается к нему и надевает перчатки. — Знаете, почему? Недалеко отсюда проходят мои тренировки, и я частенько заходила сюда одна — подышать воздухом и отдохнуть. И тогда я нашла эту статую — статую Питера Пэна. Мальчика из детской книжки, который никогда не хотел взрослеть. Знаете, что с ним стало?

Северус поднимается со скамейки и подает ей руку.

— Он умер?

— Наоборот, — Уизли грустно качает головой. — Он до сих пор жив и очень счастлив в своем детском одиночестве. Он так и не вырос. Как думаете, это хорошо или плохо — так жить?

Северус смотрит на нее искоса.

— Вы мне рассказываете какую-то отсылку к моей жизни?

— При чем тут вы, — Уизли машет на него рукой. — Просто частенько кажется, что жить в иллюзиях гораздо проще.

Северус не отвечает, продолжая смотреть на нее внимательно. Всего два года прошло, а она говорит с такой горечью в голосе, как будто ей не восемнадцать, а гораздо больше. Но ведь она и правда живет в иллюзии, когда представляет его каким-то особенным человеком. Как ей это объяснить? А он — наоборот — все больше и больше поддается ее чувствам. Потому что им невозможно сопротивляться.

И Северус случайно берет ее руку в свою, но, опомнившись, тут же выпускает. Кенсингтонский сад вокруг них тихо шелестит ветвями деревьев.

Джинни

Мать кладет на ее тарелку еще один кусок мясного рулета, несмотря на все протесты, и садится обратно за стол.

— Я так наберу лишний вес, — Джинни тоскливо принимается за рулет. — Меня метла не выдержит.

Билл давится своим куском.

— Ты так похудела, что тебе, наоборот, нужно есть, иначе ветром сдует. В квиддиче нужны силы, сестренка.

Джинни фыркает и продолжает крошить рулет на мелкие кусочки. Вкусно, ничего не скажешь. Нужно будет попробовать сделать такой дома. Дома — да, она по-прежнему называет так Паучий тупик, хотя уже через неделю он перестанет им быть. Она сумела отложить немного денег, да и за предстоящий крупный матч обещают неплохую сумму — можно будет снять крошечную квартирку.

— Рон опять не пришел, — мать огорченно вздыхает и бросает взгляд на часы. — Надо поговорить с Джорджем.

— Я зайду к нему сегодня, — обещает Джинни убедительно. — Если хочешь, упакую рулет с собой, Рон точно будет ему рад. Если, конечно, Анджелина не приготовила сама что-нибудь вкусное, она потрясающе готовит.

Отец похлопывает ее по плечу — привычный жест, но у Джинни отчего-то на глазах выступают слезы. Как будто он понимает, что с ней происходит — изнутри, но никогда не подает вида.

— Я вчера снова чувствовал, как малышка пихается, — Билл светится от счастья. — Это ведь будет малышка, да, мам?

Мать протягивает Джинни рулет, упакованный в жесткую коричневую бумагу, и садится напротив нее за стол.

— Уверена, милый, — она устало подпирает руками лицо и зевает. — Как дела у Снейпа?

У Снейпа. Когда-то мама называла его Северусом, но теперь постоянно — Снейп. Джинни с наигранным безразличием нанизывает на вилку последний кусочек.

— Нормально, даже хорошо. Последнее время много спорим, и каждый раз в конце спора слышу в ответ что-нибудь вроде «не ваше дело, Уизли» или «вам не кажется, что вы стали чересчур серьезной, Уизли»? Вот, стараюсь быть несерьезной, но не получается.

Мать сердито качает головой, Билл притворяется, что ничего не замечает, отец задумчиво смотрит на нее искоса, потом отводит взгляд.

— Мне пора, — Джинни отодвигает тарелку и поднимается на ноги. — Спасибо за ужин, мам, а вам всем — за компанию. Жду вас через две недели на матче, не забыли? Играем с Ирландией — очень важная игра. Что-нибудь передать Рону и Джорджу?

— Спроси их, не забыли ли они, как выглядят их родители, — мать слегка холодно обнимает ее на прощание. — И смотри, чтобы Рон не съел весь рулет в одиночку.

Поеживаясь от прохладного весеннего ветерка, Джинни неторопливо идет по Косому переулку, разглядывая витрины. Сколько лет прошло! Еще совсем недавно она стояла во «Флориш и Блоттс», где Малфой подкинул ей тот злосчастный дневник. С другой стороны, возможно, общение с Реддлом и сделало ее такой дерзкой и смелой, какой она выросла. В жизни не бывает случайностей — все происходит так, как должно произойти, и этим меняет жизнь.

У заброшенного здания с разбитыми стеклами Джинни на мгновение задерживается. Как жаль, что магазин закрылся, а Фортескью — погиб. Однажды ей купили здесь мороженое, о котором она так мечтала, но лишь однажды. А теперь она могла бы себе позволить с дюжину рожков. Вот такая жизнь на самом деле — то ты не можешь, то мир вокруг не может. И ничего с этим не поделать.

— Привет, — Джинни толкает дверь в магазинчик, и колокольчик тут же певуче звенит над ее головой. — Я принесла мясной рулет.

Рон и Джордж одновременно поднимают головы. В магазинчике, кроме них, больше никого нет, и тусклый свет лампы освещает их усталые лица. Джинни мельком бросает взгляд на разноцветные часы над кассой: восемь вечера, а ушла она из Тупика еще в полдень. Интересно, Снейпу все равно, где она?

— Поможешь с пушистиками? Два дня забываю почистить клетку, — Джордж радостно разворачивает сверток и кивает Рону, прося принести тарелки. Они оба повзрослели за эти два года, но в глазах иногда виднеется грусть. — Они уже недовольно воротят носы.

Джинни наклоняется к пушистикам и легонько проводит пальцем по прутьям клетки. Ну и запах! Нужно срочно прибраться, иначе посетители и близко не подойдут к зверькам, а каждому из них хочется обрести дом.

— Ну, как там этот тип? Не нашел еще работу? — Рон кладет рулет на тарелку. — Ох, ну и вкуснотища! Иногда я жалею, что у Гермионы вечно столько дел, что ей не до кухни. Вот восемь вечера — а она все еще в Министерстве. Что у них там, ассистенты — бесплатная интеллектуальная сила?

— Делаете вид, что вам плевать на Снейпа, а сами постоянно про него спрашиваете, — Джинни наполняет пушистикам поилки. — На следующей неделе пойдет на собеседование, там и узнаем, как у него дела.

— А что, в школу он уже не вернется? — Джордж усиленно жует. — Я думал, он помчится туда, как только встанет на ноги. Там же свеженькие, не оскорбленные, не травмированные никем дети.

Джинни сердито складывает руки на груди.

— В следующий раз останетесь без рулета, — она садится на высокий стул у прилавка и зевает. — Как ваш филиал в Ирландии? И что насчет «Зонко»?

Джордж вытирает рот салфеткой.

— «Зонко» мы уже перекупили, а в Ирландии все еще в процессе обсуждения, но, думаю, мы договоримся. Хотя проценты за аренду они хотят содрать неимоверные, конечно. Мы как раз с Роном хотели обдумать, как бы обойти их жадность.

Джинни замечает взгляд Рона, метнувшийся на Джорджа. Он все еще переживает, может ли он действительно заменить Фреда и не разочаровывается ли брат в нем. Джинни отворачивается — смахнуть выступившие слезы — и снова улыбается. Рон справится — просто не может иначе. А вот Гарри… и чувство вины ножом режет сердце.

Перед входом в дом в Паучьем Тупике Джинни на мгновение останавливается на крыльце и всей грудью вдыхает свежий весенний воздух. Может быть, он растопит холод внутри нее?

— Где вас дьявол носит? — Снейп зло кривит губы, поднимаясь с дивана в гостиной. — Вы видели, который час? Вы вообще соображаете?

Джинни пожимает плечами.

— Вам не все равно, что со мной?

— Разумеется, нет, — Снейп подходит ближе и прячет руки за спиной. — Если с вами что-то случится в этом чертовом районе, кто останется виноват? Я. Десять вечера, Уизли!

— Мы не в школе, — Джинни проходит в кухню и, включив свет, удивленно оборачивается, разглядывая бледное лицо Снейпа. — Вы что, прибрались, пока меня не было? Сэр, это моя забота.

Он как-то странно усмехается и жестом приглашает ее сесть за стол.

— Я действительно беспокоюсь, Уизли. Вы сами видели, какие личности ходят иногда вокруг дома. Слушайте, вы не будете против, если я приду на ваш важный матч?

Джинни сердито смахивает крошки со скатерти в подставленную ладонь.

— Это вы так извиняетесь, что накричали на меня?

— Возможно.

— Там будет Гарри. Может быть, мои родители.

— Я переживу.

Они некоторое время смотрят друг на друга, потом разом отводят глаза. Джинни вздыхает и закрывает лицо руками. Спать! Просто лечь спать и ни о чем не думать. Не смотреть в его лицо, на его губы, его руки — отвернуться и уйти. Лили все равно выиграла, сама того не зная — снова. С мертвыми и святыми соревноваться невозможно.

— Спокойной ночи, сэр, — она проходит мимо него в гостиную и взмахом палочки тушит камин. — Извините, что заставила вас волноваться. Наверное, вам было одиноко сегодня?

Снейп не отвечает, прислонившись к косяку и смотря на нее вприщур, и Джинни взбегает по лестнице вверх, в маленькую спальню. Если он так влюблен в другую — какого черта он целовал ее в школе? И не раз. Что случилось сейчас, после комы? Джинни садится на постель и устало трет виски. А что, если… Если он просто боится? Боится не быть один?

И всеми силами пытается ее оттолкнуть. Да нет, ерунда какая-то, кто захочет остаться в одиночестве, когда ему протягивают руку помощи?

Северус

Уизли, в коричневом свитере и джинсах, с забранными в небрежный пучок волосами встает напротив него и вынимает из кармана палочку. Северус обводит пыльную комнату глазами: он тренировался здесь сам и теперь хочет вспомнить навыки вместе с Уизли. Они вместе пришли в этот старый, заброшенный дом с как нельзя удачно заколоченными ставнями.

Уизли переминается с ноги на ногу. Вот такая, спокойная и одновременно дерзкая, она привлекает его больше всего. Ему хочется к ней прикоснуться. С Лили такого не было — она всегда казалась недоступной, и он даже ни разу не пытался ее поцеловать. И в зеленых глазах было всегда одно и то же выражение: «Мы только друзья, Сев».

— Начнем? — Уизли встает чуть боком и смотрит на него выжидающе. — Я первая.

От того, сколько эмоций она обрушивает на него в первом же заклинании, Северус даже отступает на шаг назад. Откуда в ней столько этой отчаянной силы? Неужели из-за того, что он заставляет себя не отвечать на ее взгляды и на ее чувства? Уизли настолько увлекается, что Северус, отразив очередное заклинание, поднимает вверх руку.

— Вы меня убьете.

Она, тяжело дыша, неохотно опускает палочку. Северус скользит взглядом по ее раскрасневшемуся лицу и груди, яростно вздымающейся, и тихо выдыхает. Не думать.

— Я вас спасла — имею право, — насмешливо отзывается она и поправляет пучок. — Устали? Хотите передохнуть?

— У меня такое ощущение, что вы злитесь, — Северус внимательно смотрит на нее. — Я вас чем-то задел?

Уизли громко хмыкает и утвердительно кивает. Какая она все-таки привлекательная, черт подери! Северус снова поднимает палочку, не спрашивая больше ничего. И так понятно — все, что накопилось в ней за эти долгие полтора года, она теперь пытается выплеснуть наружу. Что же, так даже лучше. Чем сильнее противник, тем удачнее тренировка.

— Импедимента! — произносит он торопливо, и Уизли, не успев от неожиданности выставить защиту, отлетает назад и врезается в составленные у стены старые стулья. — Вы ушиблись?

Она медленно садится и сердито потирает руку, закусив губу. Северус садится рядом и осторожно касается ее плеча.

— Не больно?

— Нет. Кажется, вы вспомнили все, что хотели. Закончим на сегодня? — она старательно отводит глаза.

— Если хотите, — отвечает он мягко и помогает ей подняться. — Пойдемте домой.

Уизли, слегка хромая, вдруг беззастенчиво опирается на его руку. Северус не пытается отстраниться — она по-прежнему нужна ему, она так близко — совсем близко, и ее волосы пахнут цветочным шампунем.

Когда они возвращаются, Уизли сразу поднимается в спальню, и несколько мгновений спустя Северус слышит, как она запирает дверь в ванную. От мысли о том, что она стоит обнаженная под струями воды, у него перехватывает дыхание. Черт возьми, он никогда не думал так о ней раньше! Он никогда не испытывал такое странное желание близости, которое захватывало бы его целиком. Женщины, которые у него когда-то были, лишь удовлетворяли потребности, но этого было мало. Чертова Уизли, она сводит его с ума! С той самой ночи в Рождество. Зачем она поверила в иллюзию, заставила его поверить, а потом придумала его себе? Он же видит, как она иногда смотрит на него, — она не может любить его настоящего, она его не знает. Да, она слышала эти истории о его детстве, видела воспоминания. Но этого недостаточно. Он не тот человек, за которого мечтают выйти замуж. И уж лучше ему оставаться в одиночестве.

Когда Уизли спускается к ужину, Северус делает вид, что увлечен «Пророком», но она не уходит на кухню, только садится рядом с ним и устало зевает.

— У вас большая ссадина, — Северус смотрит на ее ушибленное предплечье. — Принести вам бадьян?

Уизли сердито трясет головой, и Северус украдкой улыбается. Ее упрямство так никуда и не исчезло, и ему это нравится.

— Я хотел узнать, — говорит он равнодушно, — что вы делаете в следующий четверг? Я бы хотел предложить вам прогуляться после моего собеседования.

Уизли поворачивается к нему. Ее кожа еще розоватая от горячей воды, и волосы слегка пушатся.

— Конечно, сэр. Заодно мы решим, как быть дальше.

Северус согласно кивает, хотя они оба понимают, что должны сделать.

Джинни

Джинни взлетает вверх и, заняв позицию, смотрит на бушующую внизу толпу. Она не верила, пока сама не увидела Снейпа — в черном пальто, застегнутом наглухо, и с этим его привычным недоверчивым взглядом. Он прошел на трибуну и сел во второй ряд, немного поодаль от Гарри и ее родителей.

Зачем он это делает? Из жалости? Или потому, что чувствует себя неловко после всей ее заботы?

— Не спи, — Анджелина толкает ее под локоть. — Ты же слышала, что сказала капитан: ругать будут за любой промах. Еще как вычтут премиальные. Так что будь внимательнее, проигрыш нам сейчас совершенно не нужен.

Джинни кивает и натягивает измученную улыбку. Скорее бы уже закончилась вся эта история со Снейпом. Она так устала ждать, так устала прятать чувства, плакать ночью в подушку от бессилия — тихо, чтобы он не услышал. Они разойдутся — и будет другая жизнь. Какая-нибудь.

Квиддич ненадолго поглощает все плохие мысли — только ветер свистит в волосах, только ощущение скорости заполняет сердце. Борьба за мяч, удар — и квоффл удачно влетает в ворота противника. Есть! Болельщики внизу взрываются и кричат, махая шарфами и флагами с гарпиями.

— Молодец, — Ирма, еще одна охотница, пролетая мимо, хлопает ее по плечу. — Еще пара мячей, и победа будет за нами.

Джинни кивает и разворачивается всем телом, заметив знаки, подаваемые загонщицей, уклоняется от бладжера. Еще хотя бы три мяча, пока ловец не поймал заветный снитч. Джинни снова борется за мяч, но в последний момент его перехватывают, и в горле тут же пересыхает. Толпа внизу стихает — и стадион погружается в тишину. Но вратарь успевает — и на трибунах выкрикивают слова поддержки обеим командам.

Джинни стирает выступивший пот и снова нацеливается на квоффл, резко взлетев вверх — потом вниз — и снова вверх.

— Сзади, Уизли!

На скорости Джинни не успевает среагировать — и тяжелый, мощный бладжер врезается в нее со всей силы, прямо в плечо. Вскрикнув от боли, она вцепляется в метлу и пытается прийти в себя, но реальность кружится перед глазами. Где-то внизу свистит судья, и игроки один за другим оборачиваются.

— Ты как? — Анджелина вдруг оказывается рядом. — Играть дальше сможешь?

Джинни закрывает лицо здоровой рукой, пытаясь сдержать рвотные позывы.

— Похоже, я сейчас потеряю сознание, — произносит она шепотом. — Проси перерыв.

— Уотсон поймала снитч, преимущество в любом случае на нашей стороне, — Анджелина поднимает руку, подавая сигнал судье. — Эй, Джинни! Ты меня слышишь?

Джинни отрицательно качает головой, и перед глазами тут же все темнеет. Плечо болит так невыносимо, что по лицу текут горячие слезы. Все, что происходит дальше, она не осознает до конца и видит словно в тумане, а потом и вовсе закрывает глаза. Кто-то с неприятными холодными пальцами помогает ей лечь на больничную кушетку, и в воздухе противно пахнет костеростом.

— Сейчас пройдет, — голос Анджелины раздается над ухом. — Держись. У тебя плечо раздроблено.

А потом Джинни слышит его голос — голос Снейпа. Он спорит с медсестрой, которая пытается выставить его из помещения, и заявляет:

— Я заберу ее домой. Это лучше, чем ваша бесполезная забота. Здесь можно трансгрессировать?

— Да, сэр. Но все-таки…

Джинни с безразличием думает, что с мадам Помфри он бы так не сумел поспорить — его выставили бы за дверь через две минуты. Но мадам Помфри осталась в Хогвартсе, в школе, где все это началось и никак не может закончиться.

Его руки — сильные и решительные — подхватывают ее, и реальность снова кружится вокруг них двоих с оглушающей скоростью. И Джинни — без раздумий, интуитивно — приподнимается и обхватывает руками его шею и прижимается лицом к его груди. И чувствует, как он вздрагивает и на секунду замирает.

— Вечно вас угораздит попасть в неприятности, — в голосе Снейпа слышится раздражение, но Джинни улыбается с закрытыми глазами. — Я сейчас приготовлю зелье, которое нейтрализует боль от костероста, иначе до утра промучаетесь.

— Родители? — шепчет она, когда он укрывает ее одеялом. — Гарри?

— Стояли у входа в медицинскую палатку и смотрели на меня как на ненормального и с неприкрытой неприязнью. Разве что ваш отец, как мне показалось, слабо кивнул, — Снейп медлит на пороге. — Я знал, что они не станут вмешиваться. А так вас бы забрали в Мунго на пару дней — думаю, вы не очень его любите.

Джинни морщится от нарастающей боли.

— Ненавижу Мунго, — отвечает она, не открывая глаз. — Вас туда привезли… Я не могла спать.

— Терпите, — его голос спокоен как всегда. — Я скоро вернусь. Постарайтесь не шевелиться.

Утром к ней прилетает сова — с письмом благодарности от капитана и чеком на двадцать галлеонов. Джинни сонно разглядывает этот чек и только переворачивается на другой бок, не обращая внимания на часы, показывающие одиннадцать утра. Хоть что-то в жизни идет хорошо.

Северус

Оставшись в лифте в одиночестве, Северус бросает взгляд в зеркало позади себя. Пожалуй, Уизли была права, убедив его отказаться только от черного цвета в одежде. В темно-синей рубашке, выглядывающей из-под мантии, он и правда выглядит моложе и кажется, что война вообще обошла его стороной.

— Проходите, сэр, — служащий с фамилией Мортенс жестом приглашает его войти и пододвигает кресло. — Как добрались?

— Нормально, — Северус садится напротив него и кладет ногу на ногу. — Давайте сразу к делу, без этих бессмысленных любезностей.

Служащий торопливо кивает и достает из стола папку с документами и, очевидно, анкетой. Северус замечает, что ему неловко, а может быть и страшно — собеседовать такого человека, как он — неразговорчивого и почти что грубого.

— Как долго вы работали в Хогвартсе?

— Шестнадцать лет, из них четырнадцать на должности преподавателя Зельеварения, пятнадцать на должности декана факультета «Слизерин», год на должности преподавателя защиты от Темных искусств, и год — директором, — Северус не сдерживает усмешку. — Мне кажется, я вас помню. Вы учились в Когтевране, верно?

— Да, сэр, — служащий тут же кивает и водит кончиком пера по анкете. — Женаты?

Северус приподнимает брови.

— Нет.

— Дети есть?

— Нет.

— Это формальные вопросы, — у служащего дрожат голос и рука, делающая пометки. — Каковы были ваши баллы на Ж.А.Б.А?

Северус постукивает пальцами по ручке кресла. Как давно это было! И Лили все равно училась лучше, чем он.

— Все «Превосходно», кроме «Выше ожидаемого» по Древним рунам.

— Вы подали заявление на должность специалиста по ядам и зельям, — Мортенс что-то подписывает в анкете. — Эта должность предполагает довольно много обязанностей: изготовление зелий, даже в сжатые сроки, умение опознать, какое зелье или яд были применены на пострадавшем, анализ и предположение последствий и еще многое другое, что вам пояснят в первый рабочий день. И, я полагаю, нас полностью устраивает ваша кандидатура. Какую зарплату вы рассчитываете получать?

Северус поправляет воротник рубашки.

— А сколько вы готовы мне предложить?

— Максимально — двести пятьдесят галеонов, если вас такая сумма устраивает. В дальнейшем возможно повышение.

Двести пятьдесят — это на целых сто галеонов больше, чем в Хогвартсе. Интересно, сколько накопилось в его сейфе за все эти шестнадцать лет? Он практически не пользовался деньгами, разве что на одежду и книги, да на жизнь летом — но ему всегда хватало самого малого. А теперь, даже по самому грубому подсчету, у него есть некое состояние.

— Договорились, — Северус выпрямляется. — Мне нужно что-то подписать? И когда я должен приступить к работе?

— Сегодня четверг, — Мортенс бросает взгляд на календарь с гиппогрифами. — Мы надеемся увидеть вас уже в понедельник.

Северус расписывается на дюжине документов, внимательно прочитав каждый из них. Что же, здесь и отпуск предоставляется два раза в год — зимой и летом. Да, это не три летних месяца, но и уровень занятости гораздо меньше, чем в школе, особенно по сравнению с должностью директора. Сама работа, конечно, сложная, но этим она ему и нравится — во всяком случае, она будет приносить видимый результат.

Проходя по коридору к лифтам, он замечает в открытой двери красное и потное лицо Поттера и с любопытством заглядывает в комнату. Она напоминает небольшой зал для отработки заклинаний, и в нем — трое студентов и два преподавателя. Некоторое время он наблюдает за тренировкой и, когда преподаватели объявляют перерыв, едко замечает:

— Поттер, вы неправильно держите палочку, отсюда и замедление реакции.

— Покажите, как нужно, — невозмутимо отзывается тот, глядя на него исподлобья.

Северус вынимает свою палочку и подходит к нему ближе. Через силу — но помня слова Уизли. Сделать шаг вперед. Перестать вести себя, как в пятнадцать, перестать видеть в мальчишке его отца и попытаться увидеть мать.

— Поверните слегка запястье влево. Да, вот так. Не в первый раз вижу, как студенты не умеют обращаться с палочкой. Теперь попробуйте отразить нападение, — он поднимает палочку и встает напротив.

Они перебрасываются несколькими заклинаниями и опускают палочки. Один из преподавателей, которые наблюдали за ними из конца залы, подходит к ним и энергично замечает, протягивая Северусу руку:

— Меня зовут Дженкинс, сэр. Вы, я полагаю, Северус Снейп. Мне понравилось, как вы работаете со студентом, и я как мракоборец хорошо осведомлен о ваших магических способностях. Не хотите приходить на тренировки в качестве преподавателя два раза в неделю? Вторник и четверг, с шести вечера, три часа с перерывом.

Поттер отрицательно мотает головой, глядя на него умоляюще, и Северус сразу отзывается:

— Почему бы и нет. В конце концов, никогда не перестаешь быть преподавателем, особенно после шестнадцати лет практики.

Поттер закатывает глаза и сердито взъерошивает волосы.

— Мне от вас ни за что не отделаться, да?

— До вторника, Дженкинс, — Северус усмехается и прячет палочку в карман мантии. — Готовьтесь, Поттер, вам еще работать и работать.

Уизли ждет его на улице, засунув руки в карманы легкого голубого пальто. Ветер играет ее волосами, в беспорядке лежащими на плечах. После матча прошло уже четыре дня, но она все еще не ходит на тренировки.

Они молча идут до Кенсингтонского сада, и только когда вступают на посыпанные красным гранитом дорожки, Уизли тихо спрашивает:

— Вас же приняли?

— В понедельник я уже должен быть на работе в девять утра, — Северус смотрит на нее искоса и останавливается. — Что будете делать?

Уизли тоже останавливается и смотрит на него снизу вверх. По ее взгляду он понимает — она уже решилась, и этот взгляд его пугает. Один голос внутри него говорит, что нельзя ее отпускать, другой — что ей не нужна жизнь с ним. Что он может ей дать — с его взглядами, с его характером? Глядя в ее побледневшее лицо, Северус вдруг вспоминает, что почувствовал, когда она тогда прижалась к нему после матча, такая хрупкая и нежная — счастье. Странное чувство, он только потом осознал, как оно называется.

— Завтра начну собирать вещи, — она улыбается, но губы дрожат. — У меня их все равно не так много. А вечером просмотрю варианты, куда можно переехать. Если совсем ничего не найду, то некоторое время поживу в «Норе».

— Думаю, Молли будет рада, — отвечает он ровным голосом.

Уизли откидывает волосы на спину.

— Возможно. Странная штука время, не замечали? Оно тянулось так медленно, когда вы были без сознания. Мне казалось, что оно вообще застыло или умерло. А потом все завертелось так быстро, в бешеном ритме, и вот мы гуляем в парке, и вас взяли на работу, а вокруг нас — апрель.

Северус не отвечает, чувствуя, как пересохло в горле. Пока не поздно — сказать, что он чувствует к ней. Любовь к Лили, когда-то заполняющая его целиком, так и не вернулась, но Северус не уверен, что на смену ей пришла другая любовь — как понять, что это именно она? Может быть, это так — увлечение, чтобы заполнить сердце, а потом окажется, что он дал только пустую надежду.

— Давайте пройдемся до этого вашего Питера?

Джинни

Думать — нельзя. Иначе можно сойти с ума. Она достает из шкафа большой рюкзак и спортивную сумку и кидает все вещи в одну кучу, чтобы постепенно сложить, а уже ненужное — выкинуть.

Придется пока что переехать к родителям, потому что подходящего жилья она не нашла, а то, что ей понравилось, было несколько дороже того, что она может себе позволить. Правда, со следующего месяца ей обещают повысить зарплату, и вот тогда уже можно будет подумать о переезде. Но до мая — всего две недели, а две недели с родителями она сможет выдержать, тем более что, кроме них, там больше никто не живет. Отец будет безумно рад.

Джинни запихивает ночную рубашку в сумку и снимает с одеяла и подушки постельное белье. Его можно забрать с собой и потом использовать на новой квартире. Упаковав оставшиеся вещи, она обводит комнату отчаянным взглядом.

Вот и все.

Можно прощаться.

И почему только осколки надежды еще режут сердце?

Она так и не вышла из Лабиринта. И потеряла то призрачное ощущение взаимности от тени в Лабиринте. Она остается внутри, запутавшись и блуждая по бесконечным коридорам, в темноте. Но однажды — однажды она выйдет обратно к свету, она найдет выход.

— Я готова, сэр. Все собрано, — Джинни спускается в гостиную и ставит рюкзак и сумку у дивана. — Нужно, наверное, сказать «до свидания»?

Снейп поднимается с кресла и оборачивается к ней. У него какое-то странное лицо, и он нервно убирает руки за спину.

— Давайте выпьем напоследок чаю?

Джинни пожимает плечами. Ей хочется сбежать отсюда как можно быстрее и в то же время не хочется уходить. И от этой двойственности у нее пульсирует в висках.

— Не откажусь, сэр.

Они проходят в кухню, и Джинни с сожалением смотрит на глянцевые шкафчики и зеленовато-бежевые обои. Сколько вечеров она провела здесь, варя кофе и болтая с забежавшей в гости Гермионой. Почему-то кажется, что тогда все время была зима, а сейчас апрель со своими распускающимися листьями ощущается абсолютно нереальным.

— Держите, — Снейп пододвигает ей чашку. — Что-нибудь еще хотите?

— Нет, — Джинни садится на краешек стула и берет ложечку. — Долгий путь до этого дня, сэр. Столько всего случилось — и вот, мы прощаемся. И я ни о чем не жалею, правда. Я все понимаю — во всяком случае, пытаюсь понять. Жаль только, если вы не будете убираться, и дом станет таким ужасным, каким был в самом начале.

Снейп улыбается и качает головой.

— Обещаю, что все будет в порядке, Уизли.

Джинни вдыхает аромат чая, пытаясь запомнить вот это самое последнее мгновение наедине с человеком, который выталкивает ее из своей жизни, — и вдруг бледнеет.

— Я знаю этот запах, — она резко отодвигает чашку, и чай проливается на скатерть. — Вы добавили сюда зелье забвения, да? Причем, судя по цвету, довольно концентрированное. Какого дьявола происходит?

Снейп спокойно скрещивает руки на груди.

— Я хотел, чтобы вы все это забыли, Уизли. И меня, и эти два года, и эти нелепые отношения в школе. Зачем вам все это?

Джинни смотрит на него с яростью.

— Как вы смеете? Это — мои воспоминания, вы не имеете права отбирать их у меня.

— Ваши иллюзии будут мешать вам двигаться дальше.

— Какие, к черту, иллюзии? — Джинни поднимается на ноги, и Снейп делает то же самое.

— Вы нарисовали себе идеальный образ меня и влюбились в него, не подозревая, какой я настоящий. И мне сорок лет, Уизли, просто вдумайтесь!

Джинни швыряет чашку с чаем на пол. Звенят осколки, раскатываясь по полу белым острым дождем. Снейп приподнимает брови и смотрит на нее выжидающе и как-то устало.

Джинни стискивает ладони в кулаки. Слез нет — только злость.

— Нарисовала ваш образ? Я торчала в этом мрачном доме почти два года, ухаживая за вами. Я приходила в ваш кабинет в школе, хотя вы почти постоянно были холодны ко мне — если не считать тех трех поцелуев. Когда вы выздоравливали, вы кричали на меня, когда вам было больно, кидали тарелки с едой на пол — с едой, которую я готовила в свободное от разговоров с вами, тренировок и домашних дел время, и швыряли о стену костыли и книги. О нет, сэр, я прекрасно понимаю, что вы из себя представляете. И меня это не пугает, потому что я люблю вас. Да, не смотрите на меня такими глазами. Я люблю вас не из жалости, а за ваш ум, за ваше упрямство, за ранимость, за серьезность — я могу долго перечислять. Вы, наверное, хотели это услышать — пожалуйста! А вы — вы хотите остаться в одиночестве. Думаете, я не видела, как вы разглядываете фотографию этой вашей бесценной Лили? Вам до сих пор пятнадцать! О Мерлин, вас отвергла девочка! Какой ужас. Вас не любили родители, вы выглядели черт знает как и не имели денег ни на что — поэтому пошли по самой легкой дорожке, правда? Как там ваша Метка? Когда я ухаживала за вами, я видела ее — она отвратительна. Но вы, разумеется, хотели всем все доказать. Вышло просто замечательно.

— Уизли, — Снейп, кажется, не ожидал от нее такой ярости.

— Помолчите, — Джинни жестом запрещает ему говорить. — Хотите правду? Я терпеть не могу Лили. Меня от нее тошнит. Нет, это не ревность, честное слово. Она отказалась от вас тогда, когда все еще можно было исправить, — отказалась как друг. Не протянула руку, не поговорила по-настоящему, только обрывками вроде «твой Мальсибер отвратителен». Но вы — вы еще хуже, потому что прекрасно видите теперь всю эту историю, которая давно закончилась. Но вы боитесь. Да — вы трус, который боится начать другую жизнь. Нет, я не говорю о том, что вам нужно обязательно любить меня, — но вам нужно сжечь к дракклу эту фотографию, этот обрывок письма и очнуться, наконец. Но вы предпочитаете остаться один на один с прошлым — хорошо. Но вы не смеете лишать воспоминаний другого человека, слышите?

Она резко поворачивается к нему спиной и стремительно выходит в гостиную. Снейп идет следом и останавливается в дверях, смотря, как она берет с пола вещи.

— Я знаю, что вы хотите, — Джинни поправляет лямку рюкзака. — Вы хотите, чтобы я вернулась к Гарри, потому что так будет правильно. И знаете, пожалуй, вы правы. Прямо сейчас поеду на Гриммо и скажу ему, что игре — конец. Что я хочу быть с ним, и я умоляю кого-нибудь, кто есть там, наверху, в небе, — а он наверняка есть — чтобы я смогла полюбить его снова. Удачного понедельника, сэр.

Она проходит мимо него в холл, распахивает дверь и с силой захлопывает ее за собой.