Лишний человек (джен)

Люша любила солнце и жару, и единственная из всех не жаловалась на затянувшееся лето. И чего люди ноют? Нет бы порадоваться! Вот придет зима, и начнет пить из них жизненные соки, и в квартире будет сушь от центрального отопления, а носы у всех будут мокрые, и надо беречь горло от простуды и делать прививку от гриппа, и терпеть перепады температур на тридцать-сорок градусов при перелетах. Но Люша и зимой не ноет. Характер не тот. Вообще, если подумать, она очень милая и покладистая. Просто не позволяет людям совсем уж обнаглеть и сесть ей на голову. Но это же нормально! А как еще?

Вот сегодня утром Тотоша в буфете рассказывал историю про конферансье, который объявлял концертные номера, зарапортовался и вместо хора девушек из «Евгения Онегина» объявил хор ведьм из «Макбета». Ну смешно же! Все смеялись. Только Вера процедила, что она эту байку слышала еще студенткой консерватории. Ну и как тут было промолчать? «Серьезно? — ахнула Люша. — Это такой древний анекдот? Это сколько же лет назад было?» — «Ой, очень давно, — ласково сказала Вера. — В незапамятные времена, когда выпускники консерватории действительно умели петь. Вы этого, конечно, уже не застали». И тут Алекс, который таращился в телефон и ничего не слушал, вдруг заинтересовался разговором и попросил перевести ему, о чем речь. «Поучительная история о том, как легко милые девушки превращаются в зловредных ведьм», — пояснил Ваня. Подумаешь, остряк нашелся, его только не хватало!

Так весь день и пошел наперекосяк с самого утра. Может, Вера и вправду немного ведьма? Верочка-мегерочка. Теперь еще Сёма куда-то пропал и не отвечает на звонки. Она уже было встревожилась, но тут, к счастью, подвернулся Ваня, который объяснил, что с Сёмой все в порядке, просто он отдал телефон в ремонт, хотя на самом деле просто давно надо купить новый. А сам Сёма вот только что был в комнате за портьерой и мирно болтал там с Алексом. Люша решила выждать немного, чтобы не мешать им. Поболтать с Сёмой всегда полезно, он всегда что-нибудь скажет такое, что вот Люша потом некоторое время не злится на Веру, а Алекс вроде бы уже никого не хочет зарезать. Псих с ножичком… Хотя вообще он стал спокойный и застенчивый, переживает из-за всего, волнуется, как пройдет его дебют. Даже Люше пожаловался, хотя они не так уж и дружны: «Я иногда думаю, что я тут у вас… как вы это говорите все время… ненужный? Нет… Чрезмерный?» Люша не сразу поняла, но потом включилась: «Лишний человек, что ли? Да это же про Онегина, нас раньше в школе так учили!» Алекс закивал: «Я знаю, знаю! Но я просто иногда так себя чувствую». Люша, польщенная его доверием, постаралась его успокоить и ободрить. И ей это удалось. Что ж, не такая трудная задача. Сёма уже вынул болезненную занозу, и Алексу сразу стало легче, и взгляд прояснился, и он уж не похож на затравленного звереныша.

Ах, как бы и самой Люше вынуть эту давнюю занозу, избавиться от тяжкого груза на душе? Она и хотела этого, и страшилась. Не задавай вопрос, если не хочешь услышать честный ответ. Это очень мудрое правило. А Сёма ведь скажет правду. Он никогда не врет. Поэтому она и не спрашивала.

В комнате за портьерой никого не оказалось. Ну вот, замечательно! Упустила! Странное ощущение. Совсем как в детстве, когда учительница музыки заболевала и отменяла урок. Люша не любила музыкальную школу, а учительница была строгая, хотя уже старенькая и часто болела. И когда занятия отменялись, Люша испытывала смешанное чувство облегчения и досады. Хорошо, что сегодня не будет этого испытания, не придется, закусив губу, а иногда сквозь слезы, продираться через премудрости музыкальной грамоты. Но, значит, не будет и той ни с чем не сравнимой божественной легкости, невесомости, которая приходила всегда под конец урока, и она летела потом домой — ноги подкашивались, но зато за плечами будто вырастали крылья.

Так и сейчас — она была и рада, и разочарована. И для очистки совести решила подождать — немного, ну хотя бы несколько минут. Она прошагала к окну и приоткрыла неподатливую створку, но воздух остался тяжелым и неподвижным. Облака заслонили солнце, однако духота не спадала, и что-то эта погода уже совсем не радовала.

Дверь скрипнула, и Люша от неожиданности подскочила на месте — как тут было тихо, оказывается…

Вера! Кой черт ее сюда принес... Она, видимо, тоже не ожидала застать в комнате Люшу, замерла на мгновение и явно хотела уйти, но вот так вот сходу развернуться в дверях все же было неудобно даже ей.

— Ты что тут делаешь?

— Ничего, — Люша пожала плечами. — Сижу вот. А ты зачем?

— Низачем. Тоже хотела посидеть в тишине.

Люша кивнула. Очень хорошо, она и сама не в настроении разговаривать. Вера устроилась за столом и зашуршала страницами ежедневника. Люша отвернулась к окну и некоторое время разглядывала мусорный контейнер и рабочего в оранжевом жилете, который курил в тенечке, тоже разморенный духотой и ленью. Ну, пять минут прошли, можно и откланяться. Она заерзала на подоконнике, собираясь слезать, но Вера вдруг подняла глаза и сказала:

— Я у Димы была, у них там все почти готово. График немного сбился, но это ничего, нагонят потом. Главное, что задник нам сделают.

Люша пожала плечами:

— Ой, да конечно все сделают! Не волнуйся ты так. Все будет хорошо.

Вера посмотрела на нее поверх очков, словно увидела перед собой ядовитую змею. Вот что такого она сказала?! Ведь просто хотела подбодрить!

— Я не волнуюсь. Но спасибо.

Волнуется. Кого она вообще хочет обмануть? Все они тут знают друг друга как облупленных, все в одной лодке. У Веры, конечно, такая карьера за плечами и куча поклонников, но зато и недоброжелателей полно, и разгромные рецензии уже заготовлены, и яд каплет с клыков у соперников и завистников. Уж кому это понимать, как не Люше. И тоскливая трусливая мыслишка нет-нет да шевельнется в голове: зачем вообще это все, кому оно надо, вечные крысиные бега, недостойная суета, постоянная оглядка на конкурентов, сплетни, возня и грызня? А тут еще все эти их супергеройские дела и тревоги, и опять непонятно, нужно ли оно вообще, к добру это все или к худу?

— А ты проверяла свою суперспособность? — вдруг выпалила Люша неожиданно для себя самой.

— Да.

— И как? Все работает?

— Ну да. А у тебя какие-то проблемы? — спросила Вера рассеянно.

— Не знаю. Я не проверяла.

— Почему?

— Не хочу.

Вот теперь Вера посмотрела на нее внимательно. Люша вздохнула.

— Зачем она вообще мне нужна? Она бессмысленная. Вот у вас крутые способности. А мне какая-то ерунда досталась. От меня и пользы никакой в вашей команде.

— Если говорить именно о команде, то от моей суперспособности тоже толку мало. Она ведь не действует ни на Сёму, ни на Великашу.

— Зато на сцене очень даже полезная штука! — засмеялась Люша. — Это же удобно! Вот забыла ты, допустим, текст…

— Я ни разу в жизни не забывала текст.

— Ой, ну какая ты! Ну пусть не текст. Допустим, тебе надо подтянуть чулок, ну или спина зачесалась некстати. И тут ты быстренько — раз! И остановила время. Сделала что тебе надо, а там можно и продолжать.

Вера тоже улыбнулась и откинулась на спинку стула.

— Интересно. Мне это даже в голову никогда не приходило.

— Не сомневаюсь!

— А когда у тебя появилась твоя суперспособность?

Люша снова отвернулась к окну. Рабочий в оранжевой жилетке докурил сигарету и теперь возился в углу двора, где были сложены какие-то доски. Воздух стал совсем густым и вязким, прямо дышать тяжело.

— Я не знаю, — она пожала плечами. — Сама не знаю. Все хотела спросить у Сёмы, да не решалась. Сегодня вот решилась, а он взял и ушел. Наверное, не надо мне этого знать.

— Почему вдруг? Погоди, а ты разве сама не помнишь, как это произошло? Обычно такие вещи запоминаются.

— Да я помню. Хотела бы забыть, да не забывается такое. Это после той аварии, в которую Тотоша попал. Я все думаю: может, это я ее и устроила? Ну, они ехали на машине, а я как раз в эту самую минуту стояла на сцене и пела. Я еще не знала, что у меня есть какая-то там суперспособность. А может, ее еще и не было в тот момент. Я не знаю. Но если уже была, то это все случилось из-за меня. Такой был дождь, дорога скользкая, их занесло… А я ведь просто… я ничего не делала, я просто пела. И пела, ты знаешь, Тоску. Вот прямо как назло, как специально! Вот это вот:

Vissi d'arte, vissi d'amore,

non feci mai male ad anima viva...⁽¹⁾

А потом позвонили из полиции, и я никак не могла понять, что они мне говорят, и Ваня взял у меня телефон и стал спрашивать, что случилось. Но и ему ничего толком не сказали, только велели приезжать. А если ничего не говорят и велят срочно приезжать, то это понятно что значит. И у меня все крутилось в голове, я прямо избавиться от этого не могла, вот то самое, что я пела:

Nell'ora del dolore perché,

perché, Signore, perché

me ne rimuneri cosi?⁽²⁾

А когда мы приехали, оказалось, что ничего страшного не случилось. Но я потом долго ненавидела дождь и долго ненавидела «Тоску». Хотя глупость конечно. Тоска моя не виновата, и Пуччини не виноват. Если кто и виновен, то это я сама. Если только… если только у меня уже была в этот момент моя суперспособность. Сёма, наверное, знает. Хорошо, что он уже ушел. Не буду спрашивать. Не хочу я это знать.

— Ну если не хочешь у него спрашивать, послушай меня, — Вера постукивала ручкой по столу в такт своим словам, совсем как делала когда-то старенькая учительница музыки. — Не было у тебя на тот момент никакой суперспособности. Она появляется после потрясения, после травмы, моральной или физической. У тебя было какое-то потрясение незадолго до того вечера?

— Нет, вроде не было. Никаких потрясений.

— Ну вот. Твоя суперспособность у тебя появилась после этой аварии. Не до нее, и даже не во время нее, а после. И ты тут ни при чем. Это был просто дождь и скользкая дорога. И небольшая неприятность. И выброси из головы всю эту чушь, которую себе напридумывала. Если не веришь мне, спроси все-таки у Сёмы. Но он тебе то же самое скажет. Может, только сформулирует помягче, он у нас деликатный.

Люша помолчала. Вроде бы стало легче, но почему-то закружилась голова. Наверное, из-за духоты. Хотя с ней такого раньше не бывало. Она опять повернулась к окну в надежде уловить в воздухе хотя бы намек на вечернюю свежесть. Рабочий возле штабеля досок тоже замер, оглянулся на дверь и… Люша тихо ахнула.

Во дворе стоял Великовский.

— Вера! Посмотри!

— Ну что еще там?

— Нет, ты посмотри! Да быстрее, блин!

Вера глянула в окно и тут же отпрянула, и Люшу сдернула с подоконника.

— Что он там делает? Я давно уже за ним наблюдаю, он все это время, что мы с тобой говорим, там ошивается. Как будто ждет кого-то...

— Ждет. Сёму. Кого ж еще ему ждать. Явно не нас, на черта мы ему сдались? И не Алекса, он Великовского никогда не видел и просто не узнает. А Сёма как раз здесь.

— Надо его предупредить!

— Да, сейчас… Черт, он же без телефона.

— Тогда… тогда пошли!

— Куда? Люша! Стой!

Вера схватила ее за руку и так стиснула пальцы, что Люша зашипела от боли. Но зато и головокружение вдруг прошло, и уши больше не были заложены мокрой ватой. Но Вера тоже что-то плохо соображает и тратит время на пустые разговоры.

— Надо его прогнать, — пояснила Люша нетерпеливо. — Он же явно какую-то гадость опять задумал! А Сёма и не знает!

— Нам с ним не справиться, — сказала Вера внушительно и едва ли не по слогам… Как будто со слабоумной разговаривает. — Нам нужна помощь.

— Господи, да некогда же! Сами разберемся!

— Как? — Вера продолжала крепко держать ее за руку. — Каким образом? Моя способность на него не действует.

— А моя зато действует на всех!

— Так. Не дури.

Люша все же вырвалась из железных пальцев и снова подбежала к окну. Великовский стоял на прежнем месте, безразлично уставившись в пустое пространство. Плотная тишина снова давила на уши, мысли путались, и в голове была такая же тупая звенящая пустота, и даже язык еле ворочается.

— Напой мне, — с трудом выговорила Люша.

— Что напеть? — Вера была уже рядом, и голос ее звучал ясно и холодно посреди этой удушливой тишины.

— Все равно...

Ох, если только Вера сама сможет хоть что-нибудь вспомнить… Она была права, им не справиться. Разве вообще в человеческих силах с этим справиться? Но Вера запела почти мгновенно, легко и спокойно.

Девицы, красавицы,

душеньки, подруженьки!

Разыграйтесь, девицы,

разгуляйтесь, милые!

Они пели уже вдвоем, и теперь главное было — не засмеяться. Хор ведьм, значит? Так тому и быть! Ее прабабка, поговаривают, была ведьмой… А Верочка так и сейчас!

Великаша поднял голову и посмотрел — нет, не в окно, как показалось было Люше, а на небо. Прямо над театром висело тугое пепельно-седое облако, и беззвучная вспышка вдруг подсветила и окрасила в перламутр его гладкое брюхо.

Затяните песенку,

песенку заветную…

Долгожданный пронзительно-свежий ветер ухарски засвистел где-то в невидимых щелях, опрокинул застоявшуюся тишину, разорвал в клочья тяжелый воздух.

Заманите молодца

к хороводу нашему!

И только тут грянул громовой раскат, вздрогнули и зазвенели стекла, едва удержавшись на своих местах, и голоса их зазвенели и вырвались на свободу.

Как заманим молодца,

как завидим издали,

разбежимтесь, милые,

закидаем вишеньем…

Люша еще раз бросила вниз любопытный взгляд и, не прерывая пения, сделала Вере знак отойти от окна. Ну, получай!

Снова сверкнула молния, и из облака посыпался град.

…вишеньем, малиною,

красною смородиной!

Молочно-белые ледышки, сначала крошечные, а затем — величиной с крупную вишню, обрушились с неба, застучали дробью по крышам, запрыгали по асфальту.

Не ходи подслушивать

песенки заветные,

не ходи подсматривать

игры наши девичьи!

Они замолчали, посмотрели друг на друга и снова приникли к окну. Туча еще висела над крышами, но она стала рыхлой и прозрачной, и воздух был чистым и ясным. Скудный газон и потемневший асфальт во дворе подернулись белой рябью, а Великаши не было и следа.

Люша засмеялась, с наслаждением вдыхая свежесть и прохладу, и вдруг опомнилась и испуганно ахнула:

— Слушай, а куда ж он подевался?

— Сбежал, — пожала плечами Вера. — Как обычно. Может быть, спрятался в канализационный люк.

— А если он зашел внутрь? Ну, в театр?

— Возможно. Но не думаю. В театре его силы слабеют, а он теперь будет осторожен. Но вряд ли он ушел далеко... Мы просто выиграли немного времени.

— Надо предупредить Сёму!

— Это запросто, — вдруг сказала Вера, снова выглядывая в окно. — Вон он, собственной персоной!

Люша высунулась из-за ее плеча — точно, Сёма тут как тут! Осторожно спустился с крыльца, потрогал носком ботинка особо крупную ледышку на газоне, недоуменно посмотрел на небо, словно не веря, что она упала оттуда, и замер в явном замешательстве.

Они окликнули его и яростно замахали из окна.

— Стой там, не уходи! — крикнула Люша. — Мы сейчас!

— Зачем ты ему сказала там стоять? — спросила Вера, пока они бежали вниз по ступенькам, не дождавшись лифта.

— Чтоб не потерялся! Ужас, до чего неудобно, когда у человека телефона нет!

— Это нам неудобно. Ему все равно. Он и по сломанному телефону отлично разговаривает, я сама видела.

— Мог бы подумать о нас!

— Так он и подумал, потому и отдал в ремонт. Сам-то он нам хоть с пульта от телевизора может позвонить, а вот мы ему…

Они едва не столкнулись с ним лбами у выхода. Сёма все еще выглядел озадаченным и хотел что-то спросить, но Люша первая набросилась на него с вопросами.

— Ты в порядке? Ты его видел? Вера говорит, он не мог далеко уйти. Да? Он прямо тут стоял, во дворе! Я первая заметила!

— Ага, — Сёма кивнул. — Значит, это вы его прогнали. Ясно.

Голос у него был странный — не то сердится, не то пытается не засмеяться.

— А что? Что-то не так? — Люша, не дожидаясь ответа, на всякий случай сразу обиделась. — Ну конечно мы его прогнали, о тебе же заботились. Так ему и надо! Приперся сюда, нахальный такой! Стоит тут и что-то высматривает!

— Нет-нет, все хорошо. Молодцы! Шикарная гроза получилась.

Вот вроде и похвалил, а вроде и недоволен. Люша молча отвернулась, чтобы было лучше видно, что она обижена.

— Ну а правда, что не так? — спросила Вера.

— Я должен был с ним поговорить.

Вера изумленно присвистнула. Вот если б так сделала Люша, ей бы немедленно указали, что в театре не свистят, это неуважение и вообще дурная примета.

— Это что же, у вас тут рандеву было назначено, а мы помешали? И о чем же вы хотели говорить, если не секрет?

— Это трудно объяснить.

— Ты уж постарайся.

— Я хотел убедиться, что он все понял. Что больше не попытается уничтожить меня насовсем. Это разрушит меня и его и заставит мир поколебаться, но в конечном счете ничего не изменит.

— Мне просто интересно, — Вера прищурилась, — допустим, он бы взял и сказал тебе: слушай, да, я все понял, я так ошибался, больше не повторится! И ты вот прямо возьмешь и поверишь ему, да?

— Он редко говорит правду, это верно. А всей правды не говорит никогда. И он не изменится, как и я. Это невозможно.

— Вот именно. И если он так скажет, это будет лишь означать, что он хочет усыпить нашу бдительность!

— Ее нельзя усыпить. Мы знаем, что он есть и всегда будет. Он вписан в картину мира и не даст о себе забыть. Наше противостояние никогда не кончится. Но это не обязательно будет война. Это просто жизнь и ежедневные труды.

Они помолчали. Градины на земле все не таяли, и стоять без движения было холодно — оно и понятно, сентябрь на дворе, и какая бы ни была жара, все равно это уже не то, что в июле.

А Сёма вполне понятно все говорит, зря он их держит за дураков и все время приговаривает, что ничего нельзя объяснить. Вот Люша все отлично поняла. Нет, ну, может, остальные соображают похуже. Это может быть.

— Значит, ты вот об этом хотел с ним поговорить? — спросила она примирительно.

— Ну да, примерно об этом. Я, собственно, и говорю. Я думаю, он нас слышит.

Ага, вот почему пробирает озноб! То-то она чувствует, что все же странный какой-то холод…

— Люша, а можно сделать как-нибудь потеплее? — спросила Вера. — Или ты только бурю умеешь устраивать, и никаких средних вариантов? Вообще тебе еще надо позаниматься. Природные способности без хорошей школы ничего не значат.

От возмущения Люше снова стало жарко. Опять она за свое! Вот ведь… женщина с трудным характером!

1) Я жила для искусства, я жила для любви,

Я никому не причиняла зла…

Вернуться к тексту

2) В этот страшный час

почему, Господь, почему

ты так меня наказываешь? (Из оперы Дж. Пуччини, «Тоска»)

Вернуться к тексту