Баньип (джен)

Утром МакНейр обнаружил себя спящим на улице в кресле. Он был укрыт тем самым пледом, а ещё кто-то (он был уверен, что Урасима) установил рядом большой зонт от солнца.

Уолден не без труда поднялся — тело затекло от сна в неудобной позе — и, с хрустом потянувшись, огляделся. Все следы пикника со двора исчезли. Последним, что помнилось МакНейру с вечеринки, был запутанный монолог Этцеля. Юный Гриндельвальд несколько перебрал, и когда МакНейр уже начинал задрёмывать, вполглаза наблюдая за всё более изощрёнными метательными упражнениями Пани и Лиама, молодой человек уселся на столик-пенёк рядом с ним и заплетающимся языком выговорил:

— Мистер МакНейр… Могу я называть вас Уолтер, с вашего позволения?

— Безусловно нет, — ответил МакНейр с самым серьёзным видом, помедлил, глядя на полыхнувшие уши Этцеля, и продолжил: — Потому что я Уолден. Привык уже, знаете ли.

Этцель побагровел и попытался сбежать, задев головой летающий светильник, но МакНейр неожиданно для себя перехватил его за рукав и миролюбиво спросил:

— Ты чего хотел-то?

Этцель уселся обратно, несколько раз глубоко вздохнул и сказал, глядя в сторону:

— Как вы думаете, Уолден, может ли нравиться девушкам такой человек, как я? Я имею в виду, по-настоящему нравиться?

МакНейр озадаченно помолчал, потом осторожно ответил:

— Не то что бы у меня много опыта в таких делах… Девушки же разные. Парень ты симпатичный, а как человека я тебя пока не знаю. К чему вообще такой вопрос?

«И почему ко мне?» — добавил он про себя. Нельзя сказать, чтобы он располагал к себе людей настолько, чтобы они через пару часов после шапочного знакомства задавали ему подобные вопросы.

— Понимаете, — страдальчески проговорил Этцель, — мне всё время кажется, что девушки смотрят только на внешность, ну или на моё происхождение… Я ведь из очень богатой семьи. Но как человек я никому из них не интересен. И ни одна не говорит прямо! Вроде всё хорошо, мы встречаемся, но я же чувствую… Ванди только смеётся, и Пани тоже, а Тадао-сан… я просто не понимаю его ответов! Я подумал, что, может быть, вы скажете мне что-то определённое, стоящее! С чем я буду знать, что делать.

— Ну, первое, что мне приходит в голову, — ответил МакНейр, кое-как собираясь с лениво разбегающимися мыслями, — заведи знакомство там, где тебя никто не знает. Анонимно. И внешность измени, всего-то дел. Оборотное зелье можно сварить, ну или купить, не знаю, что тебе проще. Хотя, конечно…

— Да пробовал я, — Этцель махнул рукой, — но всё равно не уверен, а мне нужно знать точно!

И он пустился в долгий и довольно запутанный рассказ о своих отношениях с разными девицами — и то, что он откровенно был нетрезв, отнюдь не придавало связности его истории. Слушая его, МакНейр и заснул, и теперь он немного беспокоился, не слишком ли бестактно это вышло.

Он свернул плед. Тонкая клетчатая ткань ещё хранила лёгкий аромат странных духов, которыми пользовалась Пани. Как будто к мускусу примешали вытяжку из багульника. Запах был… он затруднился подобрать слова… тревожащим. Неспокойный был запах.

Тут его внимание привлёк небольшой предмет, приближавшийся к нему от южных деревьев. Он пригляделся: это была птичка, сложенная из розоватой бумаги. Когда птичка была уже рядом, МакНейр протянул к ней руку, и она, упав на ладонь, развернулась в записку. В записке округлым почерком Урасимы было выведено: «Если не возражаете, побеспокою вас визитом в начале одиннадцатого. У.Т.»

— Не возражаю, конечно, — сказал он вслух. Записка полыхнула у него в руке и развеялась облачком розового дыма. МакНейр предположил, что ответ каким-то образом получен.

Наколдовать Темпус он не смог, и пошёл в летнюю кухню, где были часы. Стрелки показывали девятый час.

После пары фунтов мяса, съеденных за вечер и ночь (не считая всего остального), голода он не чувствовал, но чаю всё же решил выпить. Знакомая кукабарра уселась сверху на входную дверь и оценивающе оглядывала кухню. МакНейр скормил ей пару полосок нежирного бекона, и птица тщательно «убила» каждый предложенный кусочек, а после улетела, оставив на земле пёрышко.

В пятнадцать минут одиннадцатого очаг полыхнул зелёным. МакНейр уже заметил, что, в отличие от Лиама, Урасима всегда приходил только через очаг и всегда предупреждал о визите.

— Доброе утро, — приветствовал он гостя. — Хотите чего-нибудь?

— Доброе, — с улыбкой откликнулся Урасима. — Благодарю, только что пил чай. Хотел справиться о вашем самочувствии. Уже пробовали что-то ещё колдовать?

— Темпус у меня не вышел, — признался МакНейр. — А прочее пока делал руками.

— Это не беда, — ответил Урасима. — Вы только начали возвращаться к себе. Вот, принёс вам сборник упражнений, которыми пользовался сам. Несколько лет назад мы с несколькими коллегами разработали его специально для тех, кто пережил магическое истощение или надолго был лишён возможности пользоваться магией по тем или иным причинам. Эта версия составлена под европейцев. Упражнения довольно простые, каждая ступень связана с предыдущими. От простого к сложному. Навыки восстанавливаются в определённой последовательности, помогающей, так сказать, овладеть собой.

— Спасибо, — искренне сказал МакНейр. — Думаю, это как раз то, что мне нужно. Я-то попытался было вспоминать школьный курс, но сами понимаете… Столько лет ничего подобного не делал.

— Понимаю. Ещё позволю себе посоветовать вам на ближайшее время исключить любую тяжёлую и жирную пищу и все тонизирующие напитки. Некрепкий чай можно, а вот кофе лучше не пить. Что касается алкоголя, воздерживайтесь от него примерно два часа до и после ваших занятий. Утром благоприятно время до девяти часов, а вечером — между пятью и семью часами пополудни. Контролировать вас никто не собирается, вы всё же взрослый человек, однако позволю себе настаивать, чтобы вы прислушались к этим рекомендациям.

— Непременно, — пообещал МакНейр. — Это же в моих интересах.

— В наших общих, — улыбнулся Урасима. — Позволю себе спросить, поняли ли вы, что происходило вечером и ночью? Я имею в виду, специально для вас, кроме всего остального?

— Честно говоря, я ещё не успел подумать об этом, — признался МакНейр.

— Понимаю, — Урасима вежливо наклонил голову. — Тогда, с вашего позволения…

— Могу я спросить?.. — не слишком деликатно остановил его МакНейр.

— Да?

— Что за… птичку вы ко мне прислали?

— Дзя… Это разновидность хисёгами, летающее письмо. На большие расстояния такие не шлют, чары довольно нестойкие. И обычно приходится накладывать ещё какую-то маскировку, чтобы обычные птицы не перехватывали. Те же попугаи или сороки. У каждого свой набор приёмов. Я, например, складываю птичек.

— У нас в Министерстве по этажам посылали бумажные самолётики, — вспомнил МакНейр.

— Наслышан, — с улыбкой ответил Урасима. — Если хотите, потом научу вас своей технике. Ничего сложного. Когда восстановитесь.

— Буду вам благодарен.

Урасима кивнул.

— Кибарэ⁽¹⁾, Уори-сан. Скорее набирайтесь сил. Дзя, мата!⁽²⁾ — он слегка поклонился и аппарировал.

Через неделю вольной жизни МакНейр более-менее освоился в Тувумбе и приобрёл несколько полезных привычек. Например, не прикасаться днём к металлическим предметам, пробывшим на солнце хотя бы полчаса, не наложив охлаждающие чары; не забывать на улице ни полотенце, ни шляпу (потому что какаду проявили к ним на удивление стойкий интерес); при выходе в город не наколдовывать «Агуаменти» иначе как тайком, сразу внутрь стакана или бутылки (после того, как к нему подошёл неприметный человек, показал жетон виз-шерифа, с Южным Крестом и динго, и негромко попросил иметь совесть, мугги же завидно).

После того, как МакНейр начал пользоваться простейшими бытовыми чарами, к нему стал заходить Лиам, который делился с ним приёмами, принятыми у местных магов, преимущественно в их службе. И многие из них были направлены на то, чтобы оградить свой дом и себя от нежелательных контактов с местной живностью.

Лиам, несмотря на абсолютно несерьёзный внешний вид и манеры, оказался очень дельным инструктором. Он был очень терпелив, объяснял доходчиво и просто, и мог многократно повторять одни и те же простые чары, пока МакНейру не удавалось сносно их воспроизвести.

Каждое их занятие начиналось с обсуждения уже изученного. МакНейр с изумлением обнаружил, что большинство специфически местных чар были не то что невербальными, а вообще не предполагали в себе словесного компонента. Соответственно, и вербальной формулы у них не было. Лиам просто говорил:

— А чтобы не нахвататься в лесу клещей, нужно сделать вот так, причём ещё дома! — показывал движения палочкой и объяснял, на каких ощущениях нужно сосредоточиться.

Потом их занятия переместились в офис. МакНейр часами изучал альбомы колдографий и рисунков, запечатлевших австралийскую живность. Рассматривал карты Квинсленда, в особенности карты заповедников и национальных парков, где им чаще всего придётся работать. Он узнал, что выделяют «красные» зоны, где обитают или могут обитать твари классов 5Х и 4Х, и «оранжевые», в которых встречаются редкие, исчезающие или особо ценные виды. А например, «жёлтыми» были места роения билливигов или гнездовья раздувающихся стрижей.

Наконец Лиам объявил, что через несколько дней МакНейр будет готов к стажировке «в поле». Перед этим ему предстояло пройти аттестацию, про которую Лиам сказал: «Да не парься, даже я… даже Этцель прошёл!»

Был четверг, около полудня. Пани отбыла в Сидней на какое-то совещание. Урасима заканчивал обработку окружных отчётов, Лиам выдал МакНейру на изучение ещё одну карту и засел писать письмо своей английской подружке. Он притащил ноутбук в комнату с круглым столом, бывшую своего рода кают-компанией, забрался с ногами в кресло и застучал по клавишам. С высунутым кончиком языка и палочкой, воткнутой в волосы, вид он имел забавный, но очень сосредоточенный.

МакНейр периодически на него косился. Сам он так и не собрался поближе познакомиться с этим «компом».

— Я полагаю, оставаться здесь всем троим нецелесообразно, — задумчиво прервал всеобщее молчание Урасима. — Лиам, вы же поскучаете тут без меня пару часов? Потом я вас сменю.

— Иди, конечно, — рассеянно отозвался Лиам. — Нам с МакНейром ещё нужно потренировать пару специальных заклятий на отваживание змей и на поиск.

— Отлично. Тогда я в Брисбен, в гей-клуб. Набери меня, если что-то срочное… И если без меня будет не обойтись, — и он аппарировал, подхватив со стола панаму.

— Я раньше полагал, что в Австралии говорят по-английски, — флегматично заметил МакНейр. — Как наивно с моей стороны.

— В основном, конечно, по-английски, — кивнул Лиам, — а что?

— Да так, — МакНейр решил, что сначала попытается догадаться сам. Что за клуб, в который ходят днём? В памяти всплыла польская песня, которую пели пани Доновска и Урасима. «Hej, sokoły», кажется? И как кого-то можно «набрать»? Ни до чего не додумавшись, он спросил с деланной небрежностью:

— Что за «весёлый клуб» такой?

— Весёлый? — недоуменно переспросил Лиам, приподняв брови. — Ты о чём вообще?

— В который направился Тадао-сан.

1) Японское пожелание удачи в делах, то же что "Гамбарэ", но в сацумском произношении. Букв. "Потрудись хорошенько"

Вернуться к тексту

2) "Ну, пока!"(яп., сацум. диал.)

Вернуться к тексту