Баньип (джен)

Тяжёлые бронзовые стрелки щёлкнули и сошлись на цифре XII. Бронзовый кобольд поднялся со своего пенька и дюжину раз ударил в гонг.

Полдень.

Все сотрудники Сектора ненавидели эти часы: их мерное громкое тиканье, слышное в каждом углу, кобольда, что отбивал каждый час, их несуразный размер и аляповатую отделку, но поделать ничего не могли. Любимые часы начальника Сектора защищал не только авторитет владельца, но и неведомые чары. Даже знакомый невыразимец, подкупленный большой бутылкой «Огдена», оказался бессилен хоть как-то повредить швейцарскому чудовищу.

Сабрина Фезерстоун со вздохом поднялась из-за своего рабочего стола и сняла с гвоздя большой ключ. Сегодня было её дежурство по Шкафам. Красные, многоящичные и тяжёлые, они представляли собою стационарные порталы для срочной международной корреспонденции. Потому что именно ею занимался Сектор. Будучи переходным звеном и спорной территорией между Отделом международного магического сотрудничества и Отделом магического транспорта, он и располагался-то в странном промежутке между пятым и шестым этажами Министерства, в самом конце всех этажных коридоров. Его не достигали лифты, повышения и премии, но, впрочем, также и проверки. Сектор занимал две комнаты: одна представляла собою офис и была сплошь уставлена письменными столами и стеллажами с текущей документацией, в другой, неожиданно просторной, вдоль стены выстроились Шкафы. Двенадцать красных шкафов по два десятка ящиков, на каждом ящике — табличка с названием страны или территории и овальный камень. Когда в ящике появлялось письмо, камень начинал светиться.

Для текущей переписки служили совы и прочие пернатые твари. Для срочной использовались курьеры, для сверхсрочной — портоключи и камины. Однако был ещё род сообщений достаточно секретных, достаточно официальных, но недостаточно срочных. Сабрина толком не понимала, по какому принципу выбирают документы для отправки через Шкафы, да это ей было и не нужно. Вместе с другими тремя младшими клерками она собирала входящую корреспонденцию, отправляла исходящую, сортировала почту по отделам, в которые она предназначалась, и отвечала на письма, пришедшие не по адресу или причисленные к неважным. «Совы хотя бы получают печенье. Галеоны — это совиный корм, тут всё сходится. Но вот печенье мы покупаем себе сами, и это свинство, как по-моему».

Сегодня была её очередь принять почту и принести в офис.

Сабрина вышла в короткий полутёмный коридор. Слева был вход в помещения Сектора, прямо — комната Шкафов, простенок между ними занимало большое зеркало. Сабрина ненадолго задержалась перед ним, чтобы в очередной раз посмотреть на свою причёску: примерно сотня тонких темных косиц, волосы перевиты с яркими разноцветными нитками, и всё это стоит торчком и топорщится под разными углами. Пусть форменная мантия, пусть туфли вместо любимых кроссовок и юбка в пол вместо джинсов, но причёску она отспорила, как и маленькое колечко на правой ноздре. Колечко очень мило гармонировало с её золотисто-коричневой кожей. Сабрина была гриквой, то есть полукровкой, дочерью ведьмы из Кокстада и белого инженера электросетей из Дурбана. Но белые примеси бухнулись в густую кровь её койсанских предков как камень в болото и растворились без следа.

— Выглядишь как всегда ужасно, — сварливо сообщило зеркало.

— Как всегда, тебя забыла спросить, — привычно отозвалась Сабрина и вошла к Шкафам.

Зал Шкафов был сумрачным и холодным. Несколько дежурных светильников на стенах почти не давали света, а сами Шкафы были расцвечены огоньками на ящиках с пришедшими письмами. Больше прочих сияли Шкафы Северной Америки и Юго-Восточной Азии, Африканский же, как правило, оставался тёмным. Повинуясь взмахам палочки, ящики задвигались, выпуская из себя письма. Свитки, конверты и свёртки собирались в воздухе возле Сабрины и послушно следовали за нею вдоль ряда. Работа была привычной, и Сабрина исполняла её почти механически, одновременно думая о своём положении и перспективах.

Её Сектор был дном. Не таким днищем, конечно, как «Связи с Кентаврами», но очень и очень глубоким. Сюда сбрасывали отработанный материал, сюда ссылали проигравших во всех кадровых войнах, когда не могли или не хотели выгонять на холод. Заместитель начальника Сектора, миссис Эджкомб, была, например, как раз из последних. Её как бы начальственная должность была не то издёвкой победивших недругов, не то слабой попыткой вскарабкаться обратно вверх по карьерной лестнице. Начальник Сектора, мистер Уизерби, пребывал на своей должности всегда. Возможно, думала Сабрина, его младенцем нашли среди отчётности за позапрошлый век, потом вскормили чернилами, учили читать по формулярам и должностным инструкциям, ненадолго отпустили порезвиться в Хогвартс, к барсукам, и сразу же после школы выдернули обратно. Мистер Уизерби был добродушен, неряшлив, краснонос и обладал феноменальной памятью обо всём, что касалось родного Сектора. И более, собственно, ни о чём. Слабые попытки миссис Эджкомб проложить себе путь наверх через его плешивую голову могли вызвать только сострадание. Мистер Уизерби был краеугольным камнем, мозгом, символом и вотэтимвотвсем. Только перевод в Авалон мог бы освободить его место, и четыре магглорожденных выпускницы Хогвартса были лишь вялой травой возле этого камня, обречённой увянуть и засохнуть в его тени.

С другой стороны, это всё же была работа. Для девушки из эмигрантской семьи, полукровки, она казалась гораздо более привлекательным вариантом, чем должность официантки или продавщицы в каком-нибудь магазинчике. О лучшем и мечтать не приходилось. К тому же сейчас, когда отец поругался с начальством и был уволен, её жалование стало единственным доходом семьи, помимо пособий. Мама воспитывала младшего брата и уже ждала третьего братика или сестричку. Сама она, разумеется, уже точно знала пол будущего ребёнка, но по обычаю никому об этом не рассказывала. «Лучше бы, конечно, сестрёнка. Гремлин хороший, но он сейчас просто несносен. С другой стороны, он не таскает мои серьги и косметику».

Наконец, Сабрина оказалась перед Шкафом Австралии и Океании. На австралийском ящике горел зелёный огонёк. Письмо. Австралийская почта приходила очень редко, на памяти Сабрины — всего пару раз, и она сама никогда её не забирала. Что ж… Сабрина потянула за бронзовую ручку, и ящик мягко выехал вперёд. Внутри он имел восемь отделений, по числу штатов и территорий Австралии, вернее, их Департаментов, состоящих в переписке с Британским Министерством магии. В отделении Квинсленда лежал продолговатый конверт совершенно маггловского вида, даже не пергаментный, из обычной почтовой бумаги. Сабрина вынула его и удивилась ещё больше: надписи на конверте явно были напечатаны на принтере. Маггловском лазерном принтере! В поле «От» значилось «Австралия, Квинсленд, Особый отдел Департамента окружающей среды и охраны культурного наследия», в поле «Для» — просто «Министерство магии Великобритании». Впрочем, на другой стороне имелась ещё большая печать зелёного сургуча с оттиснутой на ней птицей наподобие страуса. Название птицы Сабрина не помнила, но оно определенно было как-то связано с повседневностью. На голове у птицы был гребень, а в клюве зажата змея.

Сабрина вернулась в офис, левитируя перед собою стайку свитков и конвертов, и там свалила всю корреспонденцию на центральный стол. Маргарет и Эмили тотчас же присоединились к ней, и втроём они быстро рассортировали всё по нужным ячейкам стеллажей. Оставались только несколько конвертов из МАКУСА, на которых не был подписан получатель, шёлковый свиток из Гонконга, написанный иероглифической скорописью, и австралийское письмо. В этот-то момент к ним и подошёл мистер Уизерби, и с его подачи конверты из МАКУСА отправились на стеллаж Отдела международного магического сотрудничества, свиток он сунул в карман мантии: «Это в Отдел тайн, отнесу после обеда, мне всё равно туда нужно зайти», а вот на последнее письмо он уставился с некоторым недоумением, хмыкнул и приподнял кустистую бровь. Махнул палочкой и открыл конверт, извлёк письмо. Вторая бровь поднялась к первой. Он прочитал письмо, перечитал, снова хмыкнул, пробормотал «чокнутые оззи» и сунул письмо и конверт Сабрине:

— Мисс Фезерстоун, ответьте на это сами, сделайте милость, — и вышел из офиса.

Сабрина вернулась за свой стол и развернула письмо. Оно также было напечатано на принтере. Вверху была помещена та же птица со змеёй, что и на печати. Текст ниже гласил:

Бронислава Доновска

Шеф

Особый отдел Департамента окружающей среды

и охраны культурного наследия

штата Квинсленд, Австралия

Тувумба

05 февраля 2008

Министерство магии Великобритании

Отдел международного магического сотрудничества или

Отдел регулирования магических популяций и контроля над ними,

но вполне вероятно, что

Отдел магических происшествий и катастроф

Лондон

Уважаемые господа.

Я пишу к вам в связи со следующим делом. Уже третий год подряд наше северо-западное побережье переживает нашествие замечательных морских тварей, называемых «макара». Подробности их внешнего вида несущественны, главным является то, что они довольно многочисленны, внезапны и совершенно не боятся людей. Дело не в том, что их видят наши мугги, они ещё и не такое видали. Есть свидетельства, что макара с кем-то крайне неудачно скрестились и перешли в своём рационе с рыбы на мясо. Мугги, как и волшебники — мясо. 

Штат нашего отдела невелик, на местах имеются только внештатные сотрудники и волонтёры, так что мы не можем с необходимой эффективностью решать эту проблему собственными силами. Судя по ряду признаков, грядущей весной, в начале сентября, нас ожидает новая волна этих существ. Руководствуясь положениями Статута о секретности, а также статьёй 24 Особого договора Волшебников Британского Содружества от 1926 г., я официально запрашиваю содействия со стороны МинМагии Великобритании. Мы настоятельно просим направить в наше распоряжение следующих специалистов:

Эберхард Флинт-Босуорд

Паламед Глатиссант Смит

Чарльз Уорлок

Уолден МакНейр

Мы будем глубоко признательны вам за помощь. С нетерпением ждём вашего ответа.

С наилучшими пожеланиями,

Брон. Доновска

И как прикажете на это отвечать? Насколько Сабрина помнила Инструкции, можно было с огромным сожалением ответить, что в силу неверной адресации письмо не может быть доставлено по назначению. Но это было как-то… неправильно. И слишком просто.

Наверное, ей следует навести справки в упомянутых отделах. Это вообще-то не входило в обязанности клерков их Сектора, но другой работы на сегодня всё равно пока не было. Итак, сначала к «ликвидаторам», решила Сабрина. Она никого там не знала, но вот у «вредителей» была знакомая девчонка, с которой они несколько раз пили вместе чай в министерском кафе, а сейчас как раз время к обеду. Можно вытащить её и разузнать что-нибудь.

Знакомая девочка, выслушав Сабрину, озадаченно моргнула и сказала:

— Мне кажется, это всё же куда-то в Отдел международных связей...

— Но... тут же вроде бы ваши: Флинт-Босуорд, Смит, Уорлок, МакНейр?..

— Про Эф-Би забудь, он уже год как умер. Его племянники судятся за наследство. Да и последние лет пять он толком уже не работал, — принялась перечислять она. — Так, вызывали на отлов книззлов и прочую мелочь. Смита просто не знаю, это тебе придётся зайти в Комиссию. Уорлок сейчас на месте, кстати. Он там чуть ли не один остался из старых, остальные новички. Ну а МакНейр в Азкабане, разумеется, где же ещё. Как в девяносто восьмом посадили, так и сидит, пожизненно. Он же Пожиратель.

Легче от этих сведений Сабрине не стало. Хотя раз Уорлок на месте — значит, видимо, его и отправят? Тогда ей, вероятно, всё-таки к руководителю Отдела.

— Начальница на месте? — подумав, спросила Сабрина.

— Обедает, — фыркнула та. — Ну... она подолгу это делает. Считает, что питаться нужно правильно, а правильно — значит медленно. Хочешь — подожди.

Клитемнестра Аберкромби, выпускница Хаффлпаффа, возглавила Отдел после ухода на покой его предыдущего руководителя Амоса Диггори, так и не оправившегося после гибели сына. Аберкромби была неплохим начальником, и единственным её недостатком, доставляющим неудобства сотрудникам, была её приверженность разнообразным графикам и планам.

— Кстати, вон она там, третий столик от входа.

Сабрина оглянулась через плечо. За указанным столиком восседала монументальная дама, с высокой причёской и в больших очках с черепаховой оправой. Она очень сосредоточенно что-то пережёвывала.

— Лучше в самом деле подождать. Через её секретаря без записи не прорвёшься, а тут есть шанс. Но до конца третьего пирожного не подходи, покусает. Ладно, мне пора на своё место. Удачи.

Когда третья корзиночка с кремом была уничтожена, Сабрина отважилась подступиться к мадам Аберкромби. Представилась, изложила своё дело, показала письмо. Дама выслушала её молча, неторопливо стирая салфеткой с губ сахарную пудру. Пробежав глазами письмо, она уставилась на Сабрину через толстые стекла очков, и та почувствовала себя на экзамене, к которому она не была готова. Совсем. Пожалуй, она даже не знала, что именно это за экзамен.

— Дорогая, как вы себе это представляете? — поинтересовалась мадам Аберкромби. — Недофинансирование, кадровый голод, служба ликвидаторов в руинах, одни новички, — перечислила она, — и я должна выделить кого-то на сторону? Как вы себе это представляете? С чего бы?

Сабрина глубоко вдохнула и выдохнула.

— Миз Аберкромби, я никак себе это не представляю, потому что это не входит в мои обязанности. Всё, чего я хочу — дать от лица Министерства любой устраивающий нас корректный ответ, и прошу в этом вашего содействия. Мэм.

Во взгляде начальницы мелькнуло нечто напоминающее одобрение.

— Ну хорошо, — прогудела она, вставая, — зайдите к нам через полчаса... лучше через час. Мой секретарь подготовит вам справку от нашего Отдела по запрошенным кандидатурам. Копию ответа перешлёте ему же, — и она направилась к выходу, слегка покачиваясь, как нагруженный галеон.

Сабрина вздохнула и уныло поплелась к себе в отдел. Кажется, переписка с Австралией обещала быть не такой простой, как она надеялась...

Конечно, она оказалась права. Потому что через час её попросили подождать ещё столько же, а когда она пришла снова, сказали, что уже конец рабочего дня, и не думает же она, что кто-то станет задерживаться из-за такой ерунды. Зайдите завтра с утра.

Но назавтра ничего, разумеется, готово не было.

Письмо пришло во вторник. В пятницу после обеда Сабрина подошла к мистеру Уизерби:

— Прошу прощения, сэр, по поводу австралийского письма…

— Да, помню. Так и что с ним? Вы ответили?

— Видите ли, сэр, Отдел регулирования популяций обещал предоставить справку по запрошенным сотрудникам, это было во вторник, но до сих пор этого не сделал.

— Досадно… Что ж, это бывает, — сказал он без малейшего удивления. — Формально у нас есть ещё время до следующего вторника. Стандартный срок ответа — неделя. Зайдите к ним с утра в понедельник, и, если дело не сдвинется, я сам подойду к миссис Аберкромби.

— Хорошо, большое спасибо, сэр.

Однако в понедельник всё пошло совсем иначе. Потому что министр магии Шеклболт, войдя в свой кабинет, увидел на рабочем столе довольно крупную, размером примерно с ворону, птицу. У птицы была грязно-белая грудь и бурые в крапинку крылья, большая голова и очень внушительный клюв. Шеклболт уставился на птицу и очень осторожно вынул палочку. Птица саркастически покосилась на него, скакнула в сторону и вдруг хрипло расхохоталась. Смеялась она как инфернальный мешок-хохотун, перемежая хихиканье, хохот, треск и квохтанье.

Министр отступил от двери назад и позвал:

— Малкольм, что это?

К нему тут же подошёл секретарь, мистер Малкольм Аткинсон. Это был примечательный в своём роде человек: хотя обликом и повадками он весьма напоминал классического дворецкого, однако дворецким никогда не был, а был секретарём. Его предыдущим начальником был министр Скримджер, а до того — начальник аврората Скримджер. Некоторую известность Аткинсон приобрёл тем, что во время переворота, учинённого Пожирателями Смерти, сумел скрыться вместе со всем личным архивом Скримджера, отсутствовал всё время правления Тикнесса, а потом, после восстановления законности и порядка, вернул архив совершенно целым и в идеальном состоянии. Внешне он воплощал собою респектабельность и консерватизм, и мог бы занять место среди символов Доброй Старой Англии где-то между Биг-Беном и пятичасовым чаем. Он был старше министра, однако ещё со времён Скримджера все начальствующие привыкли обращаться к нему по имени. Сам же Аткинсон держался церемонно, если не сказать чопорно.

Малкольм заглянул в кабинет и сказал невозмутимо:

— Полагаю, это кукабарра, сэр. Австралийский зимородок.

— Отлично, — пробасил Шеклболт. — И что же он делает на моем столе?

— В данный момент гадит, сэр.

И действительно, кукабарра украсила какой-то пергамент размашистым зеленоватым вензелем, потом скакнула на стопку папок, снова на стол, ухватила игрушечного паучка Ананси — подарок делегации с Ямайки, — и принялась колотить им по столешнице.

— Посмотрите, сэр, у неё на лапе привязано письмо, — заметил Малькольм и решительно шагнул к столу. Птица отнеслась к нему совершенно спокойно, позволила отвязать свиток и тут же завалилась на бок, застигнутая безмолвным «Петрификусом». Шеклболт не успел заметить, когда и откуда Аткинсон извлёк палочку.

Повернувшись к министру, секретарь почтительно, двумя руками подал ему небольшой пергамент. Письмо было перехвачено зелёным шнурком и запечатано зелёным же сургучом. На оттиске был изображён казуар со змеёй.

Шеклболт несколько раз махнул палочкой. Обычная проверка не выявляла никакой опасности. Он пожал плечами и развернул свиток.

Бронислава Доновска

Шеф

Особый отдел Департамента окружающей среды

и охраны культурного наследия

штата Квинсленд, Австралия

Тувумба

11 февраля 2008

Министру Магии

Министерство Магии Великобритании

Лондон

Ваше Превосходительство,

с большим нетерпением ожидаем ответа на наш запрос от 05 февраля с. г. по поводу предоставления нам специалистов по работе с волшебными тварями. В силу безотлагательности и важности проблемы прошу Вас оказать всемерное содействие для скорейшего принятия положительного решения.

С наилучшими пожеланиями,

Брон. Доновска

— С вашего позволения, сэр, должно быть, эта птица была неким образом доставлена с утренней корреспонденцией, — предположил Малькольм. — Там было австралийское письмо, прибывшее экспресс-почтой. Совершенно обычное, на первый взгляд. Стандартный досмотр не выявил никаких скрытых чар, однако, вероятнее всего, имела место обратимая временная трансфигурация. Моё упущение, сэр. Впредь я буду проверять всё тщательнее. Приношу свои извинения.

— Если подумать, это было даже забавно, — заметил Шеклболт. — Но в самом деле, в будущем используйте дополнительные способы проверки. Может быть, имеет смысл запросить у Отдела тайн какое-либо оборудование. А собственно, о каком запросе идёт речь в письме?

— Мне это пока неизвестно, сэр. Позволю себе предположить, что о нём могут быть осведомлены в Секторе международной корреспонденции. Я незамедлительно справлюсь и доложу. И ещё, сэр… — секретарь замялся.

— Я слушаю, Малкольм. Что ещё?

— Видите ли, сэр, этот приём временной трансфигурации почтового отправления мне знаком. Он часто использовался в Восточной Европе, особенно в России. Был, некоторым образом, в моде в начале прошлого века. В частности, среди сторонников Гриндельвальда.

* * *

— Кукабарра — к Министру Магии? Это не слишком?

— На мой взгляд, в самый раз. Это наилучшим образом выражает степень нашей озабоченности и даже некоторого нетерпения. Вот вомбат был бы избыточен.

— Кстати, откуда у нас почтовая кукабарра?

— Зачем почтовая? Обычная, с дерева. У меня возле дома их целая толпа, я их кормлю по утрам перед работой. Кстати, надо её как-то вернуть, а то нехорошо получается. Вряд ли она планировала эмиграцию. Сделаем ещё запрос.

* * *

«Моя дорогая, незабвенная, милая леди! Отдавая должное вашему искромётному чувству юмора, я прошу вас впредь точнее сообщать мне содержание розыгрыша, коему я приглашаюсь соучаствовать. Впрочем же всё вышло как нельзя лучше. С вашего позволения, хотел бы оставить птицу себе, если только английский климат не слишком для неё суров.

Тысячекратно целую ваши прекрасные ручки.

Всегда искренне ваш М.»

Сабрина Фезерстоун

Клерк

Сектор международной корреспонденции

Отдел международного магического сотрудничества

Министерство магии Великобритании

Лондон

11 Фев 2008

Бронислава Доновска

Шеф

Особый отдел Департамента окружающей среды

и охраны культурного наследия

штата Квинсленд, Австралия

Тувумба

Уважаемая Миз Доновска,

На ваш запрос сообщаем, что мистер Флинт-Босуорд скоропостижно скончался полтора года назад, о чем нам сообщили его наследники. Местонахождение мистера Смита в данный момент неизвестно. Мистер Уорлок категорически отказался от какого-либо сотрудничества, объясняя свой отказ крайней занятостью. Мистер МакНейр в настоящее время и пожизненно находится в заключении в тюрьме Азкабан, так как он отставлен от должности и осуждён за несколько тяжких преступлений.

В связи с вышеизложенным Министерство магии Великобритании с большим сожалением вынуждено отклонить Ваш запрос о содействии.

С наилучшими пожеланиями,

Сабрина Фезерстоун.

Понедельник совершенно не задался. Утром заморозки (и это после такого тёплого воскресенья!), очередной бесплодный визит в Отдел регулирования («мы занимаемся вашим вопросом, мисс»), потом скандал у министра, и шипение из угла миссис Эджкомб («милочка, вас вызывает секретарь министра»). Этот мистер Аткинсон оказался прикольным дедом, очень вежливым, дал ей сопроводительную записку и отправил прямо в Комиссию по обезвреживанию. Там был смешной Финнеган «Лосось» О’Флаэрти, получивший своё прозвище за напористость и некую... недалёкость. Он громко говорил, жестикулировал, обещал всяческое содействие, вещал о гриффиндорском братстве и едва удержался, чтобы не хлопнуть Сабрину по плечу. Сразу же позвал Уорлока. Пришел угрюмый рослый тип, выслушал её с очень кислым выражением лица и сразу же заявил, что ни о какой Австралии и речи быть не может, что он тут зашивается, обучая новичков, Смита носит невесть где, а от Флинт-Босуорда и при жизни не было толку, во всяком случае он, Уорлок, за полтора года без Эф-Би не заметил особой разницы. На что О’Флаэрти только вздохнул и горестно развёл руками. Потом в коридорах отдела Сабрина услышала за углом обрывок разговора: «...ваша бестолковая девица, я сперва была о ней лучшего мнения. Думала, она догадается отправить стандартную отписку, так нет же, таскалась сюда всю неделю!»

Повернув за угол, Сабрина увидела мадам Аберкромби и мистера Уизерби, и не сдержалась:

— Я просто хотела помочь! У людей серьёзная проблема!

— Милочка, — презрительно и насмешливо ответила начальница, — клерка вашего уровня должно заботить благополучие своего сектора, а не какие-то там австралийцы. Я полагала вас более компетентной, — и отвернулась.

Мистер Уизерби посмотрел сочувственно, но промолчал. Она вернулась на своё место, выдернула из стопки чистый лист пергамента и со злости одним махом написала ответ. Подошла к миссис Эджкомб за печатью, надписала и заклеила конверт. Всё...

Отправив письмо, Сабрина наконец выдохнула. Дело было сделано — и нужно было вновь возвращаться к рутине. А ведь где-то люди сражаются с неведомыми… как их? Макара? Кто это, интересно? Заняться Сабрине всё равно было пока больше нечем, и она отправилась в министерскую библиотеку, где взяла энциклопедию волшебных тварей мира. И, рассматривая картинки, на которых было изображено странное существо с длинной и зубастой пастью, мощными короткими когтистыми лапами и рыбьим хвостом, думала со смутной грустью о том, что вот где-то там у людей реальная проблема. Они, может быть, даже гибнут. А другие люди их спасают. И — живут! А она торчит здесь, в закутке среди Шкафов, и всё, что может себе позволить — это косички и колечко. И так и будет дальше — и максимум, что её ждёт, это место мистера Уизерби. В лучшем, ха-ха, случае. Да уж, та ещё мечта и цель…

Зачем, зачем её родители приехали в Лондон? Хотя им-то было здесь совсем неплохо — а она засохнет тут, и так даже никогда на родине не побывает. И вообще нигде дальше какого-нибудь Брайтона или Истбона, разве что во Франции, если однажды разбогатеет. И уж точно никогда не попадёт туда, где водятся такие странные хохочущие птицы — история с австралийским посланцем, обгадившим кабинет министра, конечно же, мгновенно разошлась по Министерству.

Сабрине стало совсем грустно, и она покосилась на очередную таблицу, которую ей следовало заполнить.

Во вторник почту забирала Маргарет. Вернувшись с облаком корреспонденции, она громко сказала с порога:

— Опять письмо из Австралии! — и добавила удивлённо. — Сабрина... адресовано тебе!

— Что там ещё такое? — тут же среагировала миссис Эджкомб из своего угла. — Ну-ка передайте сюда!

Но Сабрина уже схватила конверт — знакомый, принтерный, — и вскрыла его одним взмахом дрожащей палочки.

— Это из того же Департамента, — сказала она.

— Понятно, — отозвался со своего места мистер Уизерби. — Что ж, разберитесь с ним, и на сей раз без проволочек, пожалуйста, пока нам не прислали кенгуру.

— Конечно, сэр, разумеется, сэр, сию же минуту, сэр, — быстро сказала Сабрина и развернула письмо:

Вандималунгу Лиам О'Лири

Зам

Особый отдел Департамента окружающей среды

и охраны культурного наследия

штата Квинсленд, Австралия

Тувумба

11/02/2008

Сабрина Фезерстоун

Клерк

Сектор международной корреспонденции

Отдел международного магического сотрудничества

Министерство магии Великобритании

Лондон

Хай, миз Фезерстоун.

Приносим соболезнования в связи с мистером Флинт-Босуордом и с тем, что мистер Уорлок такое ссы так прискорбно нерешителен. Если отыщите Смита, обязательно передайте наше предложение. За что там сидит МакНейр?

С наилучшими пожеланиями,

Вандималунгу Лиам О'Лири.

p.s. А е-мэйл у вас там есть? Как-то тупо ждать ответа по полдня.

Сабрина едва не рассмеялась в голос. Е-мэйл! Волшебник просит у неё е-мэйл! Святые луна и заяц, до чего чудно!

Она выбрала перо получше, выдернула из стопки чистый пергамент и быстро написала ответ:

Сабрина Фезерстоун

Клерк

Сектор международной корреспонденции

Отдел международного магического сотрудничества

Министерство магии Великобритании

Лондон

12 Фев 2008

Вандималунгу Лиам О'Лири

Зам

Особый отдел Департамента окружающей среды

и охраны культурного наследия

штата Квинсленд, Австралия

Тувумба

Уважаемый мистер О'Лири,

На Ваш запрос сообщаем, что Уолден МакНейр был осужден в 1998 году по делу так называемых «Пожирателей Смерти». Ему вменяются в вину соучастие в деятельности террористической группы, соучастие в попытке захвата школы Хогвартс, убийства волшебников и магглов. По совокупности преступлений он приговорен к пожизненному заключению.

Министерство магии Великобритании не использует маггловские средства электронного документооборота.

С наилучшими пожеланиями,

Сабрина Фезерстоун.

и совсем мелко, внизу листа:

p.s. Sabrina_the_Witch@gmail.com

В полшестого отправилась вечерняя почта, а в начале седьмого Сабрина выскочила из офиса — коридор, лифт, холл Министерства, почти бегом! — и в переулке аппарировала домой.

Их семья жила в Бренте, недалеко от Уэмбли. Пока отец работал, денег более-менее хватало, и они сняли небольшой домик. Сейчас, когда остались только её жалование и пособия, еле сводили концы с концами, но аренда, к счастью, была им по силам. Узкий кирпичный фасад, три ступеньки к двери, газон спереди и крошечный садик на заднем дворе, и квартира в два этажа.

В их доме для аппарации служил чулан. Небольшой, чуть просторнее шкафа, его нарочно держали пустым. Камина в доме не было, владелец опасался пожаров, зато в подвале стоял бойлер.

Когда Сабрина вышла из чулана, на ней сразу повис младший брат.

— Привет, Гремлин, — сказала она. — Слезь с меня, ты тяжелый. Откуда синяк?

Брат широко улыбнулся. Действительно, левый глаз у него был подбит.

— Так, подрался с одним придурком, — ответил он небрежно.

— Зачем подрался?

— Я назвал его турецкой вонючкой, а он сказал, что он не турок, а курд, а я ещё сказал что-то обидное, не помню, а он дал мне в глаз, и мы подрались. Честно, один на один. Учителя не видели. Саби, Дияр классный, мы завтра пойдем к нему домой, если мама пустит. Ма, пустишь? — заорал он в кухню.

Из кухни неспешно выплыла мать. Маленькая, на голову ниже Сабрины, руки сложены на изрядно округлившемся животе.

— Пущу, может, хоть дома потише станет.

Она обняла Сабрину и легко поцеловала в подставленную щёку.

— Саби, детка, твоя магия сегодня пахнет весенней листвой. Случилось что-то хорошее?

Сабрина с детства привыкла слышать от матери и ощущать, что волшебство, особенно чары, имеет свой аромат, который зависит от многого, но в основном от характера и настроения волшебника, так что при желании можно по запаху распознать, кто и о чём колдовал. В Хогвартсе она очень удивлялась, что большинство британцев ничего такого не знают. Только Флитвик пришёл в восторг и долго её расспрашивал. Позднее она ни с кем кроме матери об этом не заговаривала: полукровной ведьме из эмигрантов не стоит казаться странной. Но с мамой можно. В том числе и потому, что это была их общая особенность, привезенная с родины.

— Пока не знаю, может быть, — Сабрина скинула туфли, повесила в шкаф служебную мантию и босиком прошла в комнату. — Как прошел твой день?

— Спокойно. Заходила миссис Джонсон, я ей погадала. Дала зелье от ревматизма. Она принесла свой яблочный пирог. Съешь кусочек, пока Грэм всё не заглотил. Он кстати подрался в школе.

— Я видела. Почему не вылечили синяк?

— А как он это завтра объяснит? У обычных детей синяки за ночь не проходят. Да он и сам не хочет. Говорит, у его нового приятеля расквашен нос, если вылечить только одного, другому будет обидно. Напросился вот завтра в гости.

— Я не напросился! — заорал с кухни брат. — Он сам позвал!

— Хорошо, сам так сам, не кричи, пожалуйста, — отвечала мать. — И не ешь весь пирог, оставь отцу и сестре, они не пробовали! И я, кстати, тоже.

— Ладно, оставлю, — проворчал Гремлин, говорил он с набитым ртом.

— Отец дома? — спросила Сабрина.

— Нет, с утра ушёл, вскоре после тебя. Ищет работу.

— Понятно, — печально усмехнулась Сабрина, — опять кормит уток в Гайд-парке. Слушай, да почему нам просто не заклясть «Конфундусом» его прошлого босса?

— Здесь не нужно волшебство, — спокойно сказала мать, — мой мужчина в состоянии решить свои проблемы сам. А мы в состоянии ждать. Ты голодная?

Сабрина покачала головой.

— Хорошо. Захочешь есть — скажешь, я подогрею. Или сама найдёшь в холодильнике, — и мать ушла в кухню.

Сабрина положила палочку на полку и включила отцовский ноутбук. С ноутбуком в руках забралась на подоконник. Там, за тяжёлой шторой у неё было уютное гнездо из пледа и подушек. В своём сеансе сразу же ткнула в синюю птичку — иконку почты. Ни на что особо не надеялась: письмо-то может и дошло, но в Австралии сейчас ночь, или очень раннее утро. Утро, через которое не продерёшься без большой чашки кофе. Почта наконец загрузилась — и у Сабрины замерло сердце. Ответ!

From: rulezzzguy@hotmail.com

To: Sabrina_the_Witch@gmail.com

Subj.: МакНейр

Хай, Сабрина.

Так я не понял, что за «Пожиратели»? И про МакНейра: он там как, нормальный? Ну, в смысле, не псих?

С наилучшими, Лиам.

Сабрина рассмеялась. Она чувствовала себя невероятно счастливой. Почему-то для неё было жизненно важно получить этот ответ. Электронное письмо! От волшебника! Из Австралии!

Дрожащими руками она отстучала:

 From: Sabrina_the_Witch@gmail.com

To: rulezzzguy@hotmail.com

Re: МакНейр

Хай, Лиам.

Слушай, ну, это такие стрёмные психи, работавшие на Волдеморта. Захватили наше Министерство, убивали магглорожденных и магглов. Я сама уже точно не помню, как всё начиналось, мелкая была, но родители очень боялись. У меня отец маггл, так мать нас прятала под Фиделиусом. В 99, когда я приехала в школу, замок ещё ремонтировали. МакНейр, по слухам, был в ближнем круге. Ему много впаяли, потому что он до войны работал на Министерство и вроде как предатель. Но я разговаривала с Джейн из его отдела, она говорит, толковый был мужик, своё дело знал. Только вам его конечно не отдадут.

С наилучшими, Сабрина.

Отправила, выдохнула, откинулась на подушки. Наверное, этот Лиам засиделся до рассвета и прочитает её письмо ближе к середине дня, как проснётся. Теперь можно и поесть.

Она прошла на кухню и загремела посудой. Мать подняла глаза от журнала, увидела её мечтательную улыбку, улыбнулась сама, но ничего не сказала. В их семье было не принято приставать с расспросами. Каждый рассказывал то, что считал нужным и когда считал нужным. Со стороны их отношения могли бы показаться прохладными, но Сабрина не могла развидеть, каким на самом деле тёплым был их дом. Просто тепло передавалось не через слова, а через взгляды, прикосновения, ненавязчивую заботу. Даже отец был тёплым, хотя в последнее время от своей безработности почти не выныривал из депрессии.

С куском пирога и чашкой чая Сабрина вернулась к ноутбуку. Бездумно ткнулась в почту: «обновить». Снова ответ!

From: rulezzzguy@hotmail.com

To: Sabrina_the_Witch@gmail.com

Re:Re: МакНейр

Хай, Сабрина.

Вспомнил я про этих ваших Едоков. Их босса звали Томми Рэдди, вроде как гангстер, его ещё завалил пацан, у которого он родителей убил. У нас писали в газетах. И МакНейр, значит, был из его группировки? Ну, нормально так, нам подходит, если в тюрьме крышей не поехал. Так и кому писать из вашего начальства, чтобы решить вопрос?

С наилучшими, Лиам. 

Сабрина захихикала. Меньше всего она ожидала встретить такое описание Второй Волшебной войны в Британии. Однако смех вышел немного нервным. Она сразу же вспомнила гнетущую атмосферу страха, в которой прошли несколько лет её детства. Маму, защищавшую их дом самыми разными чарами. Отца, который грустно рассуждал о том, стоило ли бежать от апартеида, чтобы встретиться с ним посреди Лондона, только теперь он, как маггл, оказался в роли «чёрного» или «цветного». И Хогвартс, в стенах которого тут и там древнюю кладку замещали новые камни, а в некоторых заброшенных углах можно было найти следы сражения: опалённые стены, каменную крошку и обломки мебели. Ещё два года, её первый и второй курс, по замку восстанавливали разные чары, элементы декора, приводили в порядок призамковую территорию. Квиддича в девяносто девятом не было. Магазин, в котором работала мама, разорился, но она как раз тогда носила Грэма, так что стала домохозяйкой.

Про МакНейра, да и вообще про сторонников «Того, Которого» Сабрина знала мало. Они казались ей персонажами страшных сказок, и даже то, что «сказки» вторгались в их жизнь, не придавало им реальности. Какое-то неведомое далёкое зло, которое к тому же победили. Списки в «Пророке», колдографии во «Взлёте и падении Тёмных искусств, издание второе, окончательное». Уолден МакНейр выглядел очень обыденным, даже нормальным. Если не думать о том, что он профессионально убивал и тварей, и людей. Возможно, что с одинаковым равнодушием или даже удовольствием. Её передёрнуло. Интересно, зачем австралийцам понадобился такой... специалист?

* * *

 From: Sabrina_the_Witch@gmail.com

To: rulezzzguy@hotmail.com

Re:Re:Re: МакНейр

Хай, Лиам.

IMHO, дохлый номер. Но если хотите попробовать, то нужно доставать либо начальника Отдела обеспечения магического правопорядка, либо даже министра. Я спрошу завтра.

p.s. А у вас там лето, да? Завидую.

С наилучшими, Сабрина.

13 февраля, в среду, в кабинет Гавейна Робардса влетела призрачная рысь и проговорила голосом министра:

— Мне тут пришло новое письмо из Австралии. Не могу наслаждаться им в одиночестве. Зайди ко мне, если не сильно занят. Тебе понравится.

Проигнорировать такое предложение Робардс, разумеется, не мог: не так уж часто его приглашал к себе министр не для дела, а для наслаждения. Тем более что оно, скорее всего, тоже обернётся делом, с которым Робардсу всё равно так или иначе придётся познакомиться.

Так что он оставил все бумажные дела, поднялся на один этаж и, пройдя по длинному коридору, вошёл в кабинет министра, по пути коротко поздоровавшись с его секретарём.

— Пришёл насладиться, — сказал он вместо приветствия, по привычке тщательно закрывая за собою дверь.

Шеклболт кивнул ему и указал на кресло:

— Присаживайся. Слышал про понедельничную птичку? Ну так вот, это история с продолжением. Австралийцы же просили у нас специалиста из Комиссии по ликвидации опасных созданий, потому что у них там ожидается сезонное нашествие каких-то «макара», и они не справляются. Ссылались на договор двадцать шестого года. Я проверял, верно ссылались, есть там обязательство о межминистерском содействии. У нас в наличии сейчас только Уорлок, который отказался, Смит, которого нет, ну и, собственно, МакНейр, который ты сам знаешь где. Мы написали отказ, — Шеклболт умолк, собираясь с мыслями.

— Погоди, — озадаченно мотнул головой Робардс. — В каком смысле «и МакНейр»? Он же в Азкабане, или я чего-то не знаю? Разве мы рассматриваем преступников при «межминистерском содействии»?

— Я тебе скажу, мы до сего момента даже «содействие» всерьёз не рассматривали. С прошлого века это первый случай, когда они вообще вспомнили эту статью. Гавейн, они на почту через раз отвечали. Когда в девяносто восьмом мы просили усилить контроль за мигрантами, имея в виду Сэлвина, оззи через два месяца изволили ответить, что принятого у них порядка работы достаточно. Ну правда, Сэлвина нам тогда прислали из Сингапура, он незарегистрированным порт-ключом хотел воспользоваться, а в Сингапуре их полностью блокируют: или через местный Департамент, или никуда ты не отбываешь. Да ты же в курсе, что я рассказываю. И вот теперь они просят у нас конкретно МакНейра. Это уже во втором письме. То есть простого «нет» оказалось недостаточно.

— Вот как, значит, — Робардс нахмурился. — Значит, можно предположить, что вся переписка и была затеяна именно ради этого. Я ещё после того письма проверил, нет ли у него родни там. Вроде нет — но ты же знаешь, как непросто отследить шотландцев. Если кто-то эмигрировал лет, скажем, пятьдесят назад...

— Кто туда только не эмигрировал, — отмахнулся Шеклболт, — туда и во время, и после войны с Гриндельвальдом с обеих сторон бежали, со всей Европы. Эта вот миссис Доновска — из Вены, в тридцать пятом. Австралия — это такая прорва и бездна. Хуже Америки. Не удивлюсь, если там где-нибудь бродят участники гоблинских восстаний, тоже с обеих сторон.

— Ну, это точно не они нам пишут, — уверенно сказал Робардс, усмехнувшись. — Гоблины бы действовали по-другому. Так что, если тебя ещё не пытались подкупить — значит, это не они.

— Да, в сущности, неважно, кто именно пишет. Это само по себе какой-то бред! — министр взял со стола письмо. — Бла-бла-бла… — пробормотал он, — вот, отсюда: «Принимая во внимание, что Уолден МакНейр в настоящий момент является единственным незадействованным специалистом нужного нам профиля, ходатайствуем о том, чтобы назначенная ему мера наказания в виде пожизненного заключения была заменена на каторжные работы соответствующего срока с высылкой в Австралию». Но это же немыслимо!

— Собственно, почему? — поинтересовался Робардс.

— Во-первых, я считаю, что он должен сидеть, — жёстко принялся перечислять министр. — Все они должны сидеть. Во-вторых, даже если бы мы — теоретически — согласились его выдать, Визенгамот никогда не пойдёт на это. Никаким составом.

— Тут ты, конечно, прав, — как-то задумчиво согласился Робардс. — А что, Уорлока никак не уговорить?

На сей раз пришла пора ухмыляться министру:

— Кажется, он что-то знает. При малейшем касательстве этого дела бледнеет с лица и начинает рассказывать, как он нужен Англии. И потом, я откровенно не готов делиться единственным приличным ликвидатором! — эмоционально воскликнул он. — Даже с австралийцами. А Смита в стране нет, мы проверяли. Он брал в конце прошлого года месячный отпуск. Ну, в связи с их фамильной тварью, ты знаешь, о чём я. Были слухи, что она объявилась в Конго, и Смит сразу туда сорвался. С тех пор ни слуху ни духу.

— А эти «макара»... Они что такое? — поинтересовался Робардс.

— Трудно сказать, — министр пожал плечами. — Я в детали не вдавался. По одним описаниям, нечто вроде смеси крокодила и акулы, по другим — кашалот на ножках. Макара как-то меняют свой облик время от времени, но ни на что хорошее никогда не похожи. С учётом того, что проблема как бы периодическая, а оззи сейчас так настойчиво требуют помощи, я даже думать не хочу, кого они ждут. Берегу свой сон. На месте МакНейра я бы выбрал Азкабан.

— А знаешь... я бы расспросил их об условиях. Каторга — она разная бывает... — глаза Робардса как-то недобро блеснули. — Раз уж, как я понимаю, ты не можешь просто отказать. Может быть, всё кончится хорошо, и его там кто-нибудь сожрёт. Вот хоть эти макара.

* * *

Малкольм Аткинсон

Секретарь министра магии

Министерство магии Великобритании

Лондон

13/02/2008

Бронислава Доновска

Шеф

Особый отдел Департамента окружающей среды

и охраны культурного наследия

штата Квинсленд, Австралия

Тувумба

Глубокоуважаемая миз Доновска,

на Ваш запрос о МакНейре предварительно имеем сообщить, что удовлетворение Вашего ходатайства представляется нам маловероятным. Однако оно в самое ближайшее время будет представлено на рассмотрение Визенгамоту, поскольку вопросы об амнистии или изменении приговора осужденным преступникам решаются этой инстанцией. Вам предлагается прислать для ознакомления и утверждения перечень Ваших предложений касательно условий исправительных работ, которые Вы намереваетесь вменить осужденному МакНейру.

Если у Вас есть вопросы, пожалуйста, обращайтесь.

Искренне Ваш, Малкольм Аткинсон

* * *

Эберхард Дагворт

Секретарь Отдела обеспечения магического правопорядка

Министерство магии Великобритании

Лондон

14/02/2008

Бронислава Доновска

Шеф

Особый отдел Департамента окружающей среды

и охраны культурного наследия

штата Квинсленд, Австралия

Тувумба

Уважаемая миз Доновска,

мы передали Ваш повторный запрос на рассмотрение Визенгамоту и больше со своей стороны ничего сделать не можем. Однако глава нашего отдела выражает своё удивление тому факту, что Вы хотите привлечь к решению Вашей проблемы человека с таким прошлым, как Уолден МакНейр. Десять лет назад он был изобличён в пособничестве самому опасному тёмному волшебнику нашего времени. Он виновен в многочисленных убийствах и иных преступлениях, он, наконец, нарушил свой долг министерского работника и обратился против общества, которому обязался служить. Вполне ли Вы отдаёте себе отчёт в том, каковы нравственные и деловые качества этого человека? В самом ли деле Ваша проблема нуждается в таком средстве для своего решения?

С неизменным уважением, Эберхард Дагворт

* * *

Бронислава Доновска

Шеф

Особый отдел Департамента окружающей среды

и охраны культурного наследия

штата Квинсленд, Австралия

Тувумба

15 февраля 2008

Малкольм Аткинсон

Секретарь министра магии

Министерство магии Великобритании

Лондон

копия:

Эберхард Дагворт

Секретарь Отдела обеспечения магического правопорядка

Министерство магии Великобритании

Лондон

Досточтимый сэр,

хочу обратить Ваше внимание на тот факт, что занимаемая мною должность и присущие ей обязанности с необходимостью требуют ясного ума и здравого рассудка. Поэтому да, я несомненно отдаю себе отчёт в том, какого человека прошу нам предоставить.

В бытность свою сотрудником вашего Министерства мистер МакНейр показал себя компетентным специалистом, к его работе не было никаких нареканий, или во всяком случае они не отражены в его служебном досье. По этому критерию он нас вполне устраивает.

Что касается его нынешнего статуса и приведших к нему поступков, хочу заметить следующее.

Первое, преступления, за которые он был осуждён, никак не дискредитируют его в профессиональном смысле.

Второе, он приговорён к тюремному заключению, а не к ВМН, что свидетельствует не только о гуманизме британского правосудия, но также об ограниченной общественной опасности мистера МакНейра.

Третье, та работа, к которой мы намерены привлечь мистера МакНейра, не является синекурой. Она сопряжена с большим риском для жизни и требует профессиональных навыков, которыми мистер МакНейр, по нашему мнению, может обладать. Она предполагает действия в удалённых и зачастую изолированных районах страны, среди крайне недружелюбной дикой природы, в непосредственном контакте с опасными тварями XXXX и XXXXX класса согласно КММ. Единственным препятствием нам видится только неудовлетворительное состояние его здоровья или психики, о чем хотелось бы видеть заключение колдомедиков.

Четвёртое, согласно заключению наших юристов, исследовавших прецедент от 1876 года (Уизерспун, Уизерспун, Флетчер, Крамер), в рамках магического законодательства высылка осужденных на территорию нашей колонии прекращена, но не отменена. Управление правопорядка штата Квинсленд убеждено в том, что на нашей территории мистер МакНейр не будет представлять угрозы обществу, но напротив, сможет искупить свои проступки трудом. Мы располагаем для этого всеми необходимыми средствами.

Разумеется, если мистер МакНейр предпочтёт тюремное заключение, мы будем вынуждены принять это его решение, поэтому считаем уместным просить Вас о том, чтобы он не был поставлен перед выбором.

Хочу также отметить, что мистер МакНейр был назван нами одним из четырёх возможных кандидатов, и не наша вина, что он единственный, кого мы хоть как-то можем получить. Сохраняя за собою статус Метрополии, Британское Волшебное сообщество обязано, мы полагаем, прилагать максимум усилий для всемерного сотрудничества с Доминионами. Таким образом, прошу Вас не морочить мне скорейшим образом принять положительное решение по нашему запросу.

С неизменным уважением,

Брон. Доновска.

* * *

— Внимательно тебя... Потому что через гарнитуру, я на трассе. Здесь такой ветер, что меня сдувает... Нет, чарами нельзя стабилизировать, тогда ты меня вообще перестанешь слышать, помехи же... С Уоллом пока ничего. Англичане упёрлись... Я знаю, что я гений и золото, но пока вот так. Кстати, подключи-ка мужа. Зря, что ли, ты за него выходила... Ну, не только за этим, да, но пусть тоже что-то думает. Всё, пока, больше не могу говорить... И я тебя... Пока.

Остаток недели Шеклболт ждал, что австралийцы продолжат давить на него и Визенгамот письмами. По канонам международных бюрократических войн можно было рассчитывать, что сначала придёт письмо от министра или от всего Виз-консила штата Квинсленд, потом от Министерского Совещания Штатов и Территорий, это уже ближе к лету, и в качестве приятного, но необязательного бонуса — от Чародея-Советника при генерал-губернаторе. Однако в отстаивании своих интересов оззи оказались церемонны и неторопливы примерно как голодный крокодил. Вот вы стоите возле грязной воды, ряски и какого-то бревна, а вот вы уже в непосредственной близости от челюстей и зубов — по три фута с каждой стороны, всего семь десятков, добрый вечер.

В понедельник восемнадцатого февраля в Министерство магии Великобритании с утренней почтой одновременно пришли запросы из Канады, Индии, Малайзии и Сингапура, а также с Мальты и Кипра. Все они в разных выражениях спрашивали об одном: признаёт ли британское Министерство статью 24 Особого договора Волшебников Британского Содружества действующей, и если да, то какую ей даёт интерпретацию. Шеклболт было удивился, почему вдруг промолчали новозеландцы, но к обеду всё разъяснилось. Недружелюбный чопорный курьер доставил недружелюбную мрачную киви, к лапе которой был привязан новозеландский запрос. Аткинсон принял письмо, и курьер с птицей удалились. Министр наблюдал эту сцену с порога своего кабинета.

— Если мне будет позволено высказать своё мнение, сэр, — сказал Аткинсон, — я бы назвал это мелочным эпигонством.

Вишенкой на торте стал визит одного из самых авторитетных и одновременно неприятных членов Визенгамота, Арвида Бёрка. Высокий и худой как палка, он был так же гибок и настолько же дипломатичен. Никто толком не знал, как при подобных качествах ему удавалось десятилетиями вести бизнес «по продаже антиквариата и старинных артефактов», однако же он это делал — и, хотя слухи о нём ходили очень разные, предъявить этому многоуважаемому члену волшебного британского общества было абсолютно нечего.

— Я наслышан о том, министр, что австралийцы забросали вас запросами касательно МакНейра. Как вы смотрите на то, чтобы рассмотреть это дело малым составом Визенгамота и прийти к положительному решению? — поинтересовался он, что называется, с порога.

— Каким образом это касается вас? — прямо спросил Шеклболт. Интересоваться источниками такой осведомлённости было бессмысленно.

Бёрк пошевелил трость, потом неспешно ответил:

— Вам что-нибудь говорит словосочетание «крюгерова селитра», министр?

— Нет, — нетерпеливо отозвался Шеклболт. — Что это?

— Один из компонентов летучего пороха. Основных компонентов, — любезно просветил его Бёрк.

— Как это относится к делу? — сухо поинтересовался Шеклболт. Выставить из кабинета члена Визенгамота он разумеется не мог — и жалел об этом. Но увы, протокол подобного не предусматривал.

— А я сейчас расскажу, — пообещал Бёрк, придвигая себе стул и усаживаясь на него посреди комнаты. Руки он сложил на рукоять выставленной прямо перед собой трости и слегка покачивал ими в такт своим словам. — Уже более века цена на летучий порох держится неизменной. Между тем, вам должно быть хорошо известно, что последние двадцать лет «Флу-поу» убыточна и держится исключительно за счёт министерских субсидий. Это определяется ростом цен на крюгерову селитру. В мире разведано несколько её месторождений, — менторски вещал он, и Шеклболт чувствовал себя как на лекциях Биннса. — Китайцы не выдают свои запасы на внешний рынок. После вымирания семьи Блэк Британия утратила долю в чилийских разработках; во всяком случае, ваш любезный Поттер не унаследовал чилийские активы, мы проверяли. Может быть, они попали к Малфоям, но это не точно, и не напрямую. Европейские под контролем наших немецких... друзей, и только родственные связи вкупе с уступками в иных вопросах оберегают нас от крайне неприятного скачка цен. Производить селитру искусственно в теории возможно, однако дешевле будет топить камины драконовой костью. Фактически, нас нежно держат за... очень уязвимую часть. Отец рассказывал мне, как ощущался пороховой голод в сороковые, и лично я не хотел бы это пережить. Есть ещё Северная Америка, но их залежи в труднодоступном месте, а контейнеры с селитрой невозможно, вернее нельзя магически уменьшить или перенести порталом.

— Какое отношение это имеет к МакНейру? — прервал его Шеклболт, которому всё это в очень общих чертах было, разумеется, известно.

— Минуточку. Я как раз подхожу к сути вопроса, — невозмутимо кивнул Бёрк. — Дело в том, что нам стало известно об обнаружении нового месторождения. Австралия, Квинсленд, недалеко от побережья. Нам предлагают концессию, почти напополам с местными инвесторами, — он крутанул трость, — и пятилетнее освобождение от экспортных пошлин, если мы организуем производство в стране добычи и создадим рабочие места. Хочу напомнить, что дефицит нашего бюджета сейчас едва закончился. Он, так сказать, ещё покрыт розовой кожицей, — Бёрк неприятно осклабился. — Эта сделка даст нам крайне существенные прибыли, а вам — налоговые поступления. И «Флу-поу» наконец хотя бы выйдет в ноль. Для начала. Так вот цена вопроса — положительное решение по МакНейру. Это условие со стороны наших партнеров.

— Зачем им МакНейр? — спросил Кингсли, не надеясь на внятный ответ и пытаясь просто отыграть немного времени.

Какие новости, однако. Нет, тут дело точно не в каких-то «макара». Тут другое… и он очень бы хотел знать, что именно. Тут был личный интерес — Шеклболт готов был съесть собственную мантию, если он ошибся. Но чей? И в чём он состоит?

Бёрк пожал плечами.

— Понятия не имею. Да и знать не хочу. Какая нам, в сущности, разница.

— Он убийца, — раздражённо сказал Бёрку Шеклболт, с некоторым трудом удерживаясь от того, чтобы напомнить своему неожиданному гостю о том, что именно в магазине его отца когда-то начинал свою карьеру Волдеморт. И хотя предъявить Бёркам было нечего ни в восемьдесят первом, ни в девяносто восьмом, факт оставался фактом. — Осуждённый убийца.

— Я же не на курорт предлагаю его отправить, — пожал плечами Бёрк. — В Австралии бо́льшая часть местной фауны пытается тебя убить. Возможно, и МакНейр, наконец, получит по заслугам. Так что, министр, мы достигли взаимопонимания? — поинтересовался он, растягивая тонкие губы в улыбке. В сочетании с хищным взглядом это придало его лицу неестественное, неживое выражение.

— Мне нужно подумать, — устало ответил Шеклболт, борясь с желанием потереть лицо ладонями.

— Конечно, министр. Разумеется, — Бёрк встал, снова улыбнулся и неторопливо вышел из кабинета.

Когда дверь за ним закрылась, Шеклболт кинул на неё собственное, фамильное запирающее заклинание, а затем обрушил на стол сжатые кулаки. Проблема на глазах превращалась из этической в политическую. Австралийцы всё провернули так, что отмолчаться стало совершенно невозможно. Но если удовлетворить их запрос... Почти наверняка будет утечка, не бывает так, чтобы не было, та же Скиттер не преминет вмешаться, и тогда его, их всех ждёт вал обращений «возмущённой и обеспокоенной общественности». Горячая картошка, которую никому не перекинешь, а держать всё неприятнее.

Он попытался представить себе МакНейра. По работе они почти не пересекались, ни в каком качестве. Как-то не сложилось. В качестве специалиста в своем отделе МакНейр был на хорошем счету. Не карьерист. Стажёры его побаивались, коллеги ценили за надёжность и безотказность. После первого падения Волдеморта он достаточно легко отвёл обвинения в свой адрес, оправдавшись, как и Малфой, действием многолетнего «Империуса», и спокойно продолжил работу.

Позднее, когда Тёмный Лорд снова начал борьбу за власть и захватил Министерство, МакНейр никак себя особо не проявил. Да что там, многие егеря злодействовали с куда большим размахом и вдохновением. Он отнюдь не был невинным агнцем, на его совести было несколько убитых в рейдах и во время нападения на Хогвартс, однако складывалось впечатление, что он «старается не стараться», как будто отбывает надоевшую повинность.

На суде МакНейр был очень спокоен, на вопросы отвечал скупо, от последнего слова отказался. Как и от защиты.

С другой стороны, какая разница, каков он? Теперь Уолден МакНейр был не человеком, а объектом переговоров — и рассуждать о нём следовало именно в этом качестве. Да и выбора-то Шеклболту не оставили, по сути. Если он откажет — есть Визенгамот. Который, в принципе, может ведь собраться и помимо него. Министр был всего лишь самым значимым чиновником из тех, что имели право инициировать заседания жюри и слушания. А с этим делом ему уже так и так придётся разбираться.

Он встал из-за стола и задумчиво начал мерить кабинет шагами, твердя себе, что нужно абстрагироваться от того, что он сам видел в конце девяностых. И смотреть на это дело прежде всего как министр Великобритании, а не как Кингсли Шеклболт, который с удовольствием бы просто свернул этому МакНейру шею. Как, впрочем, и всем остальным, кто носил Метку.

И если подойти к вопросу так — о чём тут было особенно раздумывать? Да, МакНейр — преступник и убийца, но, с другой стороны, австралийцы ведь не отстанут. Каторжники, думал Шеклболт. Они всё-таки все — каторжники и их потомки. Может, им обидно за своего — чувствуют родственную душу, вот и стараются. Мысль была, конечно, дурацкой, но его рассмешила — и он, наконец, решился. В конце концов, Визенгамот мог же ведь и отказать?

— Малкольм, — позвал он, снимая с двери чары.

Секретарь заглянул в кабинет.

— Чем могу служить, сэр?

— Будьте любезны, подготовьте представление в Визенгамот по делу МакНейра. И обозначьте, что оно сделано в четверг. Раз уж нам всё равно пришлось.

— Я уже подготовил черновик, сэр. Как раз в четверг. Не соблаговолите ли ознакомиться?

— Вот как? Очень удачно, — кивнул Шеклболт. — Отправляйте так — я только поставлю визу, в остальном полностью доверяю вашему опыту.

— Благодарю, сэр. Мне очень лестно это слышать.

«Интересно, что я упускаю», — подумал Шеклболт, когда дверь за секретарём закрылась. Предупредительность и предусмотрительность Аткинсона иногда были несколько... пугающими. Всё же стоит к нему приглядеться.

Но это — дело долгое, а вот главу Аврората следовало поставить в известность о грядущем слушании немедленно. Сказать по правде, у министра оставалась непризрачная надежда на то, что МакНейр просто двинулся умом, сидя в Азкабане, как это уже произошло с обоими Кэрроу, — и тогда проблема бы решилась сама по себе. Тем более что австралийцы сами запросили сведения о его самочувствии. Вот бы и отправить им подходящий диагноз… и вежливо поинтересоваться, мол, вы по-прежнему настаиваете?

А потом заняться бы вопросом, кто и для чего так жаждет заполучить МакНейра. Он пока не слишком понимал, как это сделать — но это они с Робардсом придумают.

— Входи, — кивнул он вызванному Робардсу. — И слушай новости.

Когда он закончил свой рассказ, глава Аврората, покивав, сказал без особой радости:

— Интересно, кому он там так понадобился.

— Интересно, — согласился с ним министр. — Однако этим вопросом мы займёмся позже. МакНейра нужно будет осмотреть, — продолжил он подчёркнуто деловито. — Если он повредился в уме, мы при всём желании не сможем его передать. Причём, — он усмехнулся, — теперь нам даже результаты подделать не удастся: и лоббисты, и оззи затребуют переосвидетельствование. Так что, Гавейн, завтра с утра займись. Сроки слушания по его делу пока не определены, однако полагаю, что нам лучше подготовить всё заранее. Подстелим себе самый толстый слой соломы.

— А неплохой бы был выход, — почти мечтательно проговорил Робардс. — Но я боюсь, так нам не повезёт...

— Кого думаешь позвать из целителей, Пая или Надкарни? — пресёк этот разговор министр. — Или кто там ещё есть?

— Обоих, — решительно сказал Робардс. — Пусть будет как бы консилиум. Мало ли. Дело-то международной важности, — он хмыкнул. — Когда думаешь назначить слушание?

— Пока не знаю, — задумчиво проговорил Шеклболт. — Но, скорее всего, дня через два. То есть в четверг или пятницу. Я бы поставил на пятницу, потому что в четверг «Осы» играют с «Гарпиями», а Бёрк и Огден — болельщики.

— Уолден МакНейр, вам назначено медицинское освидетельствование. Вы должны отвечать на наши вопросы со всей доступной вам точностью. Если вопрос покажется непонятным, пожалуйста, переспрашивайте, — Аша Надкарни, высокая, плотная и вся какая-то квадратная женщина лет сорока, которой чудовищно не шла лимонно-жёлтая мантия целителя, взяла опрос в свои руки. Перед этим заключённый был обследован всеми диагностическими чарами и вердикт целителей был таков: умеренное истощение вследствие недостатка питания и солнечного света; однако для человека, который провёл десять лет в одиночном заключении, МакНейр был практически здоров. Оставалась психиатрическая экспертиза.

Стена допросной Азкабана была зачарована так, что позволяла видеть и слышать происходившее за нею. Робардс смотрел на заросшего волосами и бородой человека в полосатой тюремной робе, напряженно замершего на стуле перед двумя колдомедиками (спутником Надкарни был ещё молодой целитель Август Пай), слушал его глухие, медленные ответы и чувствовал, что в нём нарастает раздражение, постепенно раскаляющееся до холодной ярости. Теперь он понял, что именно ему так не нравилось в этом деле. Кем бы ни был МакНейр, какие бы преступления он ни совершил в прошлом, он точно не заслуживал того, чтобы им распоряжались как какой-то вещью. А ведь из него сейчас фактически сделали предмет торга, товар. Когда колдомедики закончили опрос и подписали протокол, Робардс первым выскочил в коридор и встретил их у двери.

— Каков результат? — спросил он, хотя всё слышал и видел сам.

Пай пожал плечами.

— Относительно здоров, относительно нормален. Может быть, вы всё же поясните, зачем было нужно его осматривать?

Робардс покачал головой.

— Пока не могу. Благодарю вас и прошу подняться к коменданту: нам обещали ланч перед обратной дорогой. Я скоро к вам присоединюсь.

— Ланч — это было бы неплохо, это как раз то, что нужно, — меланхолично сказала Надкарни и потянула Пая за локоть: — Идёмте, коллега. Надеюсь, вы помните, куда нам идти, потому что я не помню.

— Я помню, — кивнул ей доктор Пай, и они двинулись по коридору к лестнице.

— Подождите здесь, — велел Робардс конвойному и вошёл в допросную.

МакНейр шевельнулся было на своём стуле, но Робардс знаком велел ему оставаться сидеть. Некоторое время главный аврор молча всматривался в лицо заключённого. Он неплохо знал его и видел, что МакНейр сильно постарел. Люди на воле старятся так лишь от тяжёлого труда или невыносимой душевной боли: эта старость была не в появившейся седине и не в морщинах, а в каком-то въевшемся измождении. Он весь был как дерево, годами росшее на бесплодной почве, и лишь запавшие глаза оставались живыми. Робардс подумал, что именно ради того, чтобы увидеть этот взгляд, он и вошёл. Решившись, наконец, он положил на стол перед МакНейром несколько документов.

— Вам не положено этого знать. Но всё же прочтите, — сказал он.

И с удивительным равнодушием подумал о том, что совершает должностное преступление. И что ему ничего за это не будет — даже если однажды сей факт и всплывёт.

МакНейр читал очень медленно, едва не водя по строчкам пальцем. Австралийские письма, ответы Министерства, представление в Визенгамот… А дочитав, откинулся на спинку стула.

— Меня передадут? — глухо спросил он.

Робардс кивнул.

— Скорее всего. Что вы об этом думаете?

МакНейр пожал плечами.

— Господин главный аврор… Могу я узнать, почему вы решили…

— Сказать вам? — спросил Робардс. — Что ж… На мой взгляд, это неправильно. Я считаю, что вы должны иметь возможность выбора. Закон даёт вам право опротестовать пересмотр вашего дела. Шансов на амнистию у вас немного, и точно не в ближайшие годы. Однако вы вправе не отправляться в неизвестность. Не быть… товаром.

МакНейр молчал. Молчал и Робардс — и это молчание всё длилось и длилось, и когда он уже собрался было забрать бумаги и вызвать конвойного, МакНейр, наконец, заговорил:

— Спасибо. Я… Действительно спасибо. Знаешь… — о да, когда-то они были на «ты». И даже не раз пересекались по работе. Давно. Тогда Робардс не забывал ни на миг, что за рисунок носит на своём предплечье МакНейр — и всё-таки, несмотря на это, в то время он отдавал ему должное как профессионалу. И когда доводилось работать вместе, это было даже... неплохо. — Я тут много думал. Свобода, будущее… это всё важно, конечно. Но это не главное. Не главное лишение, — он посмотрел на Робардса прямо — и почти тут же скользнул взглядом ниже, уходя от зрительного контакта. — Главное, чего мы лишаемся здесь, в Азкабане — это смысл. Мы словно книги, забытые на самых дальних полках, которые никто никогда не прочтёт. Как учебник по истории магии. Кто перечитывает историю магии? Вот это страшно, на самом деле. Это хуже всего, — он качнул головой, заметив, что Робардс хочет что-то сказать — и тот смолчал и даже кивнул, давая понять, что выслушает до конца. — Люди, которых я убил… ты ведь об этом думаешь. Прежде всего. Что же, почти половина из них умерла в бою, и я мог бы быть на их месте. А остальные… С ними всё случилось сразу. Сочиться смыслом, истекать им год за годом… Если Австралия — ладно, пусть Австралия. Да что там, если бы русские захотели меня в Сибирь, убирать снег и кормить медведей — я бы колебался, но не слишком долго.

Он усмехнулся и закашлялся.

Робардс встал.

— Я вас понял, — сказал он и вызвал конвойного.

Итак, всё определилось. Оставались бюрократические формальности, на улаживание которых даже Аткинсон потратил почти всю среду, до позднего вечера. К тому же дело МакНейра не отменяло всех прочих дел, которых было так много, что и Робардс, и министр, и его секретарь чуть не заночевали в Министерстве.

Когда в среду вечером Шеклболт вошёл домой, его ждала сова от Персиваля Уизли: «Перенесли слушание на четверг. Состав жюри пересмотрен. Сделал что мог. П. У.»

Это могло быть как хорошо, так и плохо. Официально он не входил в состав этого жюри, но запретить министру участие в заседании Визенгамота можно было только в одном случае: если бы заседание проходило по делу о самом министре. Да и тогда бы он присутствовал, просто в несколько ином качестве. Поразмыслив, он решил не вмешиваться, сохраняя за собой свободу манёвра.

В четверг с утра у Шеклболта было назначено инспекционное посещение Мунго, которое было уже поздновато переносить, а потому он не стал этого делать и в Министерство попал уже в одиннадцатом часу. У дверей приёмной к нему в руки спикировал самолётик — записка от секретаря: «Господин министр, вас ожидает Арвид Бёрк», и Шеклболт мысленно приготовился к драке. Наверняка австралийское ходатайство отклонили, и Бёрк в ярости.

Арвид Бёрк сидел в приёмной, вольготно раскинувшись в кресле, и попивал поданный Аткинсоном чай. При виде министра он поднялся и осклабился. Он буквально лучился довольством, как лис, сожравший цыплёнка.

— Отличный день, министр! — возгласил он. — Знаете, с вами очень приятно играть в пас! Этот ваш Уизли устроил всё наилучшим образом, — он протянул Шеклболту папку. — Вот протокол и решение жюри. Десять «за», один «против», при одном воздержавшемся. Мы сели в полдевятого, и через сорок минут дело было сделано. Всегда бы так.

— Как вы это устроили? — сдержанно спросил Шеклболт. Бёрк и в обычное время сильно его раздражал, а теперь заранее заготовленная ярость не пригодилась и искала повод выйти наружу. Бёрк же сам по себе был сплошным поводом.

Мордред, Моргана и всё их драное нижнее бельё! То, что он сам недавно хотел держаться подальше от этого дела, не меняло того факта, что сейчас этот стервятник будет ему рассказывать, как замечательно они без него обошлись!

— Не «вы», а «мы», министр, — благодушно поправил его Бёрк, покровительственно ему улыбаясь. — Когда Огден заявил первый состав, я не знал, что и делать, — притворно вздохнул он, беря почти интимный, дружеский тон. — Шестеро заинтересованных лиц — слишком разоблачительно, просто катастрофически. Явный повод для пересмотра. Но ваш Уизли берёт — и проводит изменение состава жюри, буквально в среду вечером. И переносит заседание на раннее утро, тем самым отводя Фоули, которая возвращается из Вены только после полудня. Потом он во время слушания заявляет позицию Министерства: «против», а это значит, что Буллстроуд неминуемо «за». Где Буллстроуд, там и Паркинсон, и ещё двое. И это наша первая удача! — он довольно улыбнулся и вопросительно поглядел на Шеклболта, явно предлагая ему что-нибудь сказать — и министр сумрачно заметил:

— За это следует благодарить мистера Уизли, полагаю.

— Затем, — благосклонно кивнув, продолжил Бёрк, — на нашей стороне экономика и статистика. Я им продемонстрировал и объяснил практически на пальцах: вот столько стоит содержание заключённого в Азкабане в год, пересчитайте на пожизненно, а вот столько мы получаем в бюджет на этой сделке. Хорошие, вкусные суммы. И я говорю: «Джентльмены, австралийцы хотят убрать наше дерьмо и готовы за это приплатить. Давайте позволим им это сделать». Ну и дальше Макмиллан воздержался, Уизли, как представитель Министерства по квоте, голосует «против», остальные — «за». Теперь можно приводить МакНейра в товарный вид и готовить к пересылке, — тут он, наконец, заметил напряжённое выражение на лице Шеклболта и успокаивающе помахал рукой: — Всё в порядке, министр. В преамбуле отражена позиция Министерства. К вам вопросов не возникнет. К тому же, — он снова улыбнулся, хищно и острозубо, — статистика такова, что никто из ссыльных не возвращался из Австралии. Никогда, — он посмотрел на часы, вделанные в набалдашник трости, и заторопился: — А теперь прошу меня извинить, хочу успеть ещё несколько дел до матча. Всего доброго, министр. Спасибо, Аткинсон, чай был отменный.

Шеклболт молча проводил его долгим взглядом, и на мгновение ему показалось, что перехваченный бархатной лентой хвост седых волос Бёрка повиливает, лениво и самодовольно.

— Прошу прощения, господин министр, — подал голос Аткинсон. — Боюсь, что это я посоветовал Персивалю Уизли предпринять все те шаги, которые привели к такому результату. Приношу свои извинения.

Шеклболт только махнул рукой и прошёл в кабинет. Там он наложил на дверь заглушающие чары и только после этого выругался. Красочно и от души.

 * * *

From: rulezzzguy@hotmail.com

To: Sabrina_the_Witch@gmail.com

Re:Re:Re:МакНейр

Хай, Сабрина.

Надо было держать пари. Наш адский воробушек всё же выдурил у ваших МакНейра.

С наилучшими, Лиам.

Сабрина снова и снова перечитывала письмо. На глаза наворачивались слёзы. Это что же... всё? Она уже привыкла, вернувшись со службы, первым делом проверять почту. Она целый день ждала эти короткие записки, которые слал ей австралийский волшебник: «Привет. Сегодня извлекал из кофемата гнездо билливигов. Едва не искусали. Всё бы ничего, но кофемат был в торговом центре, прикинь!»; «Класс! Выгоняли с пляжа морского змея, удалось выдать за развлекательное шоу. Стрясли с администрации пляжа премиальных по пять сотен на нос, сегодня пьём!» — и тому подобное. Она ничего не знала об этом человеке: ни как он выглядит, ни сколько ему лет... но всё же... всё же он как-то стал частью её жизни. Вот так просто, да. Легко пришло, легко ушло.

Звякнула почтовая программа. Сабрина шмыгнула носом и кликнула на конверт.

«Слушай, ты не против, если я и дальше буду тебе писать? Можно? ; )»

Сабрина почувствовала, что её губы расплываются в неудержимой улыбке.

«ДА )))

ps Что за воробушек?!»

В пятницу поздним вечером Уолден МакНейр был доставлен из Азкабана в Министерство. Над Северным морем разразился шторм, карету трясло и мотало, и он едва не вывернулся наизнанку, извергая на пол скудный тюремный завтрак вперемешку с желчью. Сопровождавший аврор брезгливо кривился и сам едва сдерживал тошноту, а Робардс, не меняясь в лице, только раз за разом накладывал «Эванеско» и освежающие воздух чары. По министерским коридорам охрана не вела, а буквально волочила МакНейра под руки.

Его привели в одну из камер предварительного следствия, где уже дожидался целитель. Тот быстро его обследовал и составил список назначений, потом из Мунго прислали коробку с несколькими флаконами, и под присмотром целителя МакНейр пил одно зелье за другим, почти не различая их вкуса из-за стоявшей во рту отвратительной горечи. После этого в присутствии Робардса незнакомый аврор заклинанием подравнял ему волосы, потом побрил — заклинанием же, довольно ловко и аккуратно, но ощущения всё равно были неприятными: кожу на щеках и подбородке как будто ободрали наждачкой, хотя никаких повреждений не было.

Потом Робардс ушёл, а его проводили в душ. МакНейр долго стоял под тугими струями горячей воды, пока охранник не забарабанил в дверь. После душа он получил свою старую одежду, в которой он был во время битвы за Хогвартс, и в которой его арестовали. Разве что прорехи были зашиты, а сама одежда выстирана, но имела затхлый запах от долгого хранения. Переодевался он медленно, пальцы с трудом продевали пуговицы в петли. Ни ремня, ни шнурков ему не оставили.

Уже за полночь он получил ужин: порцию овсянки, яичницу с беконом, слабый несладкий чай. Поев, сразу же заснул, завернувшись в тонкое шерстяное одеяло. В камере не было холодно, но его знобило. В субботу МакНейра никто не будил, и он проспал почти до полудня. На полу стоял на подносе завтрак, накрытый салфеткой: снова овсянка, уже остывшая, холодные тосты, какао и зелёное яблоко. Почему-то яблоко произвело на него самое сильное впечатление. Он долго ощупывал и нюхал его, не решаясь надкусить, а когда всё же решился, то откусывал маленькими кусочками и долго держал каждый во рту, не глотая. Вкус яблока вызвал целый поток воспоминаний, и он купался в них, и ярче всего были две вещи: летнее тепло и запах согретой солнцем зелени. Память вынесло в последний «вольный» год, перед возвращением Лорда. Он снова был на вересковом склоне, шёл с арбалетом, высматривая оленя, и аромат цветущего вереска окутывал его своими нежными волнами...

— Эй, ты там живой вообще?! — окликнул его дежурный аврор.

— Да, — хрипло выдохнул МакНейр, голос его не слушался. — Кажется да. Теперь живой, — и только сейчас почувствовал, что по щекам текут слёзы.

Ближе к вечеру снова пришёл Робардс. Он принёс копию решения Визенгамота со всеми подписями и печатями.

— Имейте в виду, — сказал Робардс, — если условия принудительных работ покажутся вам совсем невыносимыми, вы вправе подать жалобу в Виз-Консил штата, а при неудовлетворительном решении — Чародею-Советнику при генерал-губернаторе. Последний сам ничего не сделает, но передаст ваше обращение в британское Министерство. Мы вероятно как-то сможем посодействовать.

— И снова, почему такая забота, господин главный аврор? — МакНейр слабо усмехнулся.

— Вы всё-таки остаётесь членом британского волшебного сообщества. — холодно ответил Робардс. — Пусть вы преступник и осуждены на пожизненное, у вас в приговоре прописано право ходатайствовать об амнистии через двадцать пять лет заключения. Даже палочка ваша не сломана. Со стороны Министерства уместно проявлять хоть какую-то заботу о вашей участи.

— Моя палочка не сломана? — удивился МакНейр. — Почему это?

— Мистер Поттер настоял на том, чтобы палочки всех, кто осуждён на ограниченные сроки или имеет право на амнистию, были сохранены. Притом он потребовал этого публично. Министр почёл за лучшее поддержать его пожелание. Не знаю, по какой причине. Вы сейчас нуждаетесь в чём-либо?

— Что именно я могу попросить? — МакНейр никак не мог преодолеть замешательство, граничащее с отуплением. Всё, к чему он с отвращением привык за последние годы, менялось слишком стремительно, но это были перемены не к лучшему, а к непонятному. Он не знал, чего ему ждать и как себя вести.

Робардс пожал плечами.

— Ни выпивки, ни табака я вам не предложу, но какую-нибудь еду поприличней вы можете заказать. Ну и книгу или газеты. До понедельника пробудете здесь. Австралийцы пришлют за вами своего представителя рано утром в понедельник. До тех пор можете отдыхать. В каком-то смысле.

— Признаться, я хотел бы молока, но пока наверное не стоит. Если можно, я бы попросил кусок хорошего мяса, лучше отварного, и какой-нибудь зелени. И жареный картофель. И немного фруктов... яблок. А читать я сейчас не могу, глаза болят. Отвык, знаете ли, от света. Слишком ярко.

Робардс пообещал, что всё устроит, и ушёл. Через час опять появился целитель, снова его осмотрел, немного поколдовал над глазами; смотреть на свет стало легче. Целитель оставил ещё несколько зелий, велел принять одни до и после еды, другие перед сном. Ещё через час охранник принёс еду: разварную телятину в крепком бульоне, картофель и салат, и в бумажном кульке — несколько яблок.

После еды, когда дежурный аврор пришел за посудой, МакНейр решился попросить маникюрные ножницы.

— Хочу привести в порядок ногти. Раз уж мне придают товарный вид.

Молодой аврор задумался ненадолго, потом буркнул:

— Не положено!

— Послушайте, — сказал МакНейр как можно более проникновенным и спокойным тоном, — я вовсе не собираюсь ни кончать с собой, ни нападать на вас. Всё дело не займёт много времени, управлюсь в пять минут, а вы присмотрите, и если что — обезвредите меня. Идёт?

Аврор хмыкнул и ушёл с посудой, потом всё же принёс ему маленькие ножницы, положил их за решётку в камеру и встал в паре шагов поодаль, нацелив на МакНейра палочку.

— Пять минут, — сказал он. — Время пошло.

Ножницы оказались довольно тупыми. МакНейр не без труда обрезал ногти как можно короче — пальцы не очень слушались, потом положил ножницы обратно к решётке и сел на койку. Аврор взмахом палочки призвал ножницы к себе, пригасил свет в коридорном светильнике и даже, уходя, буркнул: «Добрночи».

Воскресенье прошло примерно так же. Главный аврор визитом не удостоил, зато снова пришёл всё тот же целитель с новым набором зелий. На этот раз МакНейр уже вполне распробовал их вкус, откровенно гадостный, но самочувствие его как-то сразу улучшилось. Вечером ему передали ещё несколько бумаг. Некоторые пришлось подписать, и МакНейр попросил дать ему сперва потренироваться на ненужном пергаменте, потому что не был уверен, что помнит свою подпись. Примерно час ушёл у него на то, чтобы перо перестало пачкать и вывело наконец не кривые каракули, а нечто напоминающее его фамилию. Последней подписью он даже немного гордился.

В бумагах значилось, что он ознакомлен, сознаёт, не возражает, обязуется и тому подобное. Более всего «порадовало» его предуведомление о том, что в случае гибели или кончины его тело не может быть переправлено в Великобританию, а будет захоронено «подобающим образом» в австралийской «земле или воде, за счёт правительства штата».

— Как мило с их стороны, — пробормотал он и расписался.

После такого занимательного чтения сон к нему не шёл. МакНейр съел последнее яблоко и лежал, уставившись в стену. В голову лезли воспоминания о различных тварях разной степени зловредности, которых он обезвредил за годы службы, потом о тех, которых видел и о которых читал. Он прикидывал, как сможет справиться с ними без палочки или хотя бы выжить, и понимал: практически никак. Азкабан начал представляться ему не самым ужасным местом. Попытался заснуть. Из счёта овец ничего не вышло: у овец отрастали клыки, плавники, щупальца и когти, и прыгали они не через забор, а на него. Наконец он провалился в тяжёлый беспокойный сон.

Ему показалось, что он проспал лишь пару часов, а разбудил его аврор, стучавший кружкой по решётке камеры. Этого аврора он даже знал: Уильямсон, и отношения у них были неприязненные.

— Что случилось? — едва ворочая языком, спросил МакНейр.

— Вставай, — злорадно ответил Уильямсон, — тебя заждались пятиноги и морские змеи.

— Врёшь ты всё, — сказал МакНейр, зевая во весь рот. — Нет в Австралии пятиногов.

— Тебе-то почём знать, — парировал Уильямсон. — Может, специально для тебя завели.

На завтрак ему достались два сэндвича с солониной и огурцом и кружка слабого, но сладкого кофе. Потом явился главный аврор и в сопровождении Уильямсона и ещё одного аврора провёл МакНейра на этаж Отдела магического транспорта, а там — в небольшую залу при Портальном управлении, где все расселись по стульям и стали ждать.

— Который час? — спросил МакНейр.

— Половина шестого, — подавив зевок, отозвался Робардс. — Представитель Австралии должен быть через полчаса.

Но через полчаса появился только министр Шеклболт, энергичными жестами велел всем сидеть и сам уселся в дальнем углу. МакНейр пытался дремать, но как только засыпал, начинал съезжать со стула и просыпался. Наконец в половину седьмого торопливо вошла заспанная дама со значком транспортного отдела на мантии и объявила о прибытии представителя штата Квинсленд, мистера Патрика О'Мура.

Явившийся с получасовым опозданием австралиец был одет в рубашку с короткими рукавами и штаны до колена, то и другое цвета хаки и с большими карманами. Поверх — зелёная мантия нараспашку. Слева на лацкане мантии был вышит коала с пучком листьев во рту, такой же коала был и на кокарде серой «скаутской» шляпы. Рыжей шкиперской бородой и отчасти повадками «оззи» напомнил МакНейру лепрекона, и вообще для аврора, или как их там в Австралии называют, вид имел довольно странный.

Австралиец огляделся, помахал толстой пачкой документов и спросил:

— Ну, кого тут забир’ть?

— Сами как думаете? — насмешливо осведомился Уильямсон.

Австралиец посмотрел на него с неодобрением, грохнул пачку пергаментов на стол и пробурчал:

— Оформляйте быстрее, у нас обратный портал чер’з четверть часа.

Сам он вытянул из пачки два листа, один вручил МакНейру, другой взял себе и обратился к Робардсу:

— Мистер, вроде как в’тут главный? Буд’ть свидетел’м, — он ухватил МакНейра за левую руку, ладонь в ладонь, и, велев ему читать вслух вместе с ним, хором зачитал «бессрочный рабочий контракт», который он, МакНейр, обязался «неукоснительно соблюдать». На последних словах австралиец бросил свой экземпляр на пол, достал из поясной кобуры палочку и коснулся их соединённых рук. Из палочки вылетели три зелёные искры и закружились вокруг предплечья МакНейра. Концом палочки австралиец чуть сдвинул манжету его старой рубашки, которая, вместе со всей остальной одеждой, была ему отчаянно велика, и ткнул ему в запястье. На голой коже тотчас же возникла синяя пятилучевая звезда, искры устремились ей в центр и исчезли, оставив светлый круг и цифры «176».

МакНейр нервно рассмеялся. Да уж, было в этом что-то издевательски знакомое. И опять, что характерно, левая рука. Судьба ему, что ли, носить там метку?

— Если ты хотел клёвую татушку с чер’пом, ’звини, положена тольк’ такая, — австралиец выудил из глубокого кармана браслет, широкий и тяжёлый, и защёлкнул МакНейру на руке, поверх звезды. — Всё подписали?

Он деловито забрал у Уильямсона свои экземпляры сопроводительных документов, свернул их в трубку и сунул во внутренний карман мантии, затем попрощался с Робардсом и молчаливо стоящим чуть поодаль Шеклболтом, проигнорировал младших авроров, извлёк из другого кармана короткий чёрный жезл, кинул «Темпус».

— Время. Ну, отбыв’м. Давай держ’сь, — и, едва МакНейр успел схватиться за свой конец жезла, их скрутило в портальный перенос.

Они оказались в небольшом светлом зале, свет в который проникал сверху, через прозрачный свод. Вдоль серовато-белых стен стояли простые деревянные скамьи, а в одном месте была расстелена циновка с несколькими подушками. Посреди зала, под висящими в воздухе большими зелёными цифрами «15:35», располагалась стойка, а за ней — девушка в строгой бежевой мантии. Девушка улыбнулась им дежурной улыбкой.

— Добро пожаловать в Сингапур, — сказала она на выучено-правильном английском.

МакНейр недоуменно огляделся. Сингапур? Он-то ожидал сразу попасть в какую-нибудь дыру… где и сгинуть. Потому что в том физическом состоянии, в каком он пребывал, он мог справиться от силы с пикси. Да и то… дракклы — ему даже палочку не выдали!

— Слушь’, такое дело, — сказал ему австралиец, — твой портал чер’з час, а у меня тут дела вообще-т’. Доберёш’сь дальше сам, ага?

— Портал? Какой портал? — переспросил МакНейр, полагая, что ослышался. Не могли же его в самом деле вот так… оставить без присмотра? Нет, конечно же, на нём была печать, и браслет этот — и всё-таки… а если он сейчас прыгнет на эту бежевую китаянку и перегрызёт ей горло? Ну, он же как-никак — злобный Пожиратель Смерти, нет?

Австралиец сунул ему документы и показал на браслет.

— Чер’з час, сработ’т сам. Посиди зд’сь, глотни кофе. Ожидающим положено. Ну, бывай.

— Не боитесь, что я сбегу? — всё-таки спросил МакНейр, не удержавшись. — Странные, однако, обычаи у австралийского Аврората.

Австралиец посмотрел на него с досадой и жалостью и покрутил пальцем у виска:

— У тебя чт’, есть друг’я работа? А я вообще-т’ лесник, — сообщил он — и направился к выходу, что-то бормоча про «чокнутых англичан с их шуточками».

— А я шотландец, — сказал МакНейр ему в спину.

Как будто это что-то объясняло.

У китайской девушки за стойкой нашёлся не только кофе, но и чай, даже с молоком. Выдав ему чашку, блюдце и два кусочка сахара, она сразу же отвлеклась на семейную чету каких-то азиатов. МакНейр, постояв немного возле стойки и чувствуя себя ужасно глупо, отошёл к стене и уселся на скамью.

Он пил чай и размышлял. Всё происходящее казалось ему невозможно странным. Казалось, австралийцев совершенно не заботило, как он доберётся до места назначения, каким бы оно ни было, и доберётся ли вообще. И да, меньше всего это напоминало путь на каторгу. Как он себе его представлял.

По залу гулял приятный тёплый ветерок, две пальмы в кадках мерно покачивали листьями. Чай давно закончился, и в какой-то момент Уолден почувствовал, что засыпает: сказывались почти бессонная ночь и ранний подъём, а главное — то, что он абсолютно отвык от такой активности. Чтобы немного развеяться, он встал и прошёл к тумбе с разложенными на ней газетами. Взял одну. К его глубочайшему изумлению, газета оказалась маггловской и называлась «Сингапурская звезда», и он некоторое время не без интереса рассматривал неподвижные иллюстрации и непривычные шрифты, даже не пытаясь вникнуть в текст. Потом спохватился, что у него при себе есть более важное и интересное чтение, и достал свои сопроводительные бумаги. Содержание британских документов было ему знакомо, прочёл их ещё вчера, а вот австралийские его поразили. Из них следовало, что он заключил бессрочный рабочий контракт с «Особым отделом Департамента окружающей среды и охраны культурного наследия штата Квинсленд, Австралия», что на основании этого он желает получить австралийское гражданство, и что Департамент ходатайствует о том, чтобы он мог натурализоваться по ускоренной процедуре. О том, что он заключённый, в австралийских бумагах не говорилось ни слова.

— Ничего не понимаю, — пробормотал он. — Бред какой-то…

— Извините за ожидание, — обратилась к нему дежурная девушка. — Вам оплачен портал на конкретное время. Согласно регистрационным сведениям, вы продолжите своё путешествие через двадцать пять минут. Не желаете ли ещё чаю?

Что ему оставалось? Согласиться…

Оставшееся до срабатывания портала время он потратил на то, чтобы ещё раз изучить свои бумаги, однако ничего нового в них не нашёл. Да, всё так — просьба о натурализации по ускоренной процедуре и контракт. Но так же не могло быть, верно? Вероятно, решил он, ему выдали не всё — а остальные документы ждут его в том самом Отделе охраны культурного наследия, чьё название тоже вгоняло МакНейра в ступор. При чём здесь культура? И наследие? Он не специалист по артефактам. Он вообще в них плохо разбирается. Да и Робардс говорил ему совсем другое… может, они что-то перепутали?

Он проверил — нет, в контракте стояло его имя. Может быть, у них отдел, занимающийся всяческими тварями, подчиняется вот этому… наследию? В министерствах всякое бывает. Почему бы нет? Мало ли, какие там могли быть основания.

В тот момент, когда МакНейр пришёл к такому выводу, сработал, наконец, портал, и его засосало в хорошо знакомую воронку — и выбросило в месте, которое выглядело откровенно, подчёркнуто маггловским: огромное окно из тонированного стекла во всю стену, остальные стены покрывали металл и странный материал, который МакНейр так и не сумел опознать на вид. Комната была почти пуста, её центр занимал длинный стол светлого дерева, на нём — аккуратные стопки пергаментов и бумаг, флаг Австралии на полуторафутовом настольном флагштоке и… ящерица? Два сидящих за столом «оззи» выглянули из-за газет, один из них даже убрал со стола ноги и встал навстречу МакНейру. Оба они были одеты в серо-синюю форму: брюки, рубашки с коротким рукавом, узкие чёрные галстуки. На галстучных зажимах красовались силуэты неких летящих птиц. Они были очень похожи друг на друга: оба загорелые и светловолосые; тот, который встал, был моложе, и на левом кармане был прицеплен бэйджик «стажёр».

— Джим, я оформлю. Это последний на сегодня, — его коллега кивнул и снова загородился газетой; молодой повернулся к МакНейру: — Добрый вечер, сэр, добро пожаловать в Австралию. Вас приветствует транспортная служба аэропорта Уэлкамп, Тувумба, штат Квинсленд. Пожалуйста, предъявите ваши путевые документы. Вы можете снять ваш порт-ключ, он будет возвращён в Департамент Международных перемещений.

— Эм… Аэропорт, вы сказали? — МакНейр снова пришёл в некоторое замешательство. Вернее было бы сказать, что он из него не выходил с начала путешествия, и сейчас просто начался новый виток. — Это же маггловское… учреждение, не так ли?

— Совершенно верно, сэр, — дружелюбно улыбнулся парень. — Многие предпочитают путешествовать внутренними авиарейсами. Не все хорошо переносят порталы, а каминная сеть у нас как-то не прижилась. Так я могу увидеть ваши документы?

— Да, разумеется. Вот, — МакНейр протянул ему австралийскую часть своих бумаг.

Парень бегло просмотрел их, покивал, сказал:

— Вроде всё в порядке, — он вынул довольно короткую палочку из поясной кобуры, сделал её кончиком несколько отметок в документах и частью возвратил их, частью убрал в стол. — Оставьте порт-ключ на столе, и можете следовать дальше. Хорошего вечера, сэр.

— Арчи! У него постоянная рабочая виза! — сказал из-за газеты Джим, а МакНейр спросил себя, откуда ему это вообще известно. Арчи покраснел и ударил себя по лбу.

— Ох, извините. Ещё кое-что. Прочтите это вслух, пожалуйста, — он достал из ящика стола и подал МакНейру раскрытую кожаную папку, в которую был вложен один-единственный листок с несколькими абзацами, отпечатанными крупным чётким шрифтом.

МакНейр взял её и вгляделся в текст, потом сказал:

— Я не понимаю, что здесь написано.

— Это и не требуется. Прочесть-то можете? — Джим наклонил часть газетного листа, так чтобы было видно его лицо.

— Прочесть вроде бы могу. Что это?

— Так положено. Вы же впервые у нас, я полагаю? Вот и читайте, вслух. Все новоприбывшие это читают. Ещё никто не умер.

МакНейр пожал плечами — что ему было терять? Да и был ли у него выбор? — и начал было читать… и тут же он почувствовал, что все, буквально все волосы на его теле встают дыбом. В кончиках пальцев появилось покалывание, потом онемение, оно быстро распространялось по телу, потом весь он начал сотрясаться мелкой дрожью. Он попытался отбросить папку — и не смог. Не смог и замолчать — напротив, голос его набирал силу, а слова падали мерно и веско. Затем он ощутил, как от земли будто бы поднимается жар, горячий воздух, а подошвы ног словно пускают корни и привязывают, приращивают его к земле. К земле — хотя он стоял на бетонном и плиточном полу.

— Ух ты, — сказал Арчи, — впервые вижу, чтобы вот так.

— Да, занятно, — согласился Джим.

Текст, тем временем, наконец, закончился. МакНейр бросил папку на стол и дрожащей рукой вытер со лба пот. Его ещё потряхивало.

— Mo chreach!⁽¹⁾ Какого… Что это вообще было? — хрипло спросил он.

— Ну как же, — удивился Арчи, — у вас же вид на жительство. При пребывании на территории Австралии сроком больше двенадцати дней, на континенте и в пределах тридцати миль от берега, положено приносить Клятву Земле. Такой древний местный обычай. Ничего особенного, все приезжие через это проходят. Ваши наниматели вас разве не предупредили?

— Я… Мы общались через посредников, — с трудом выдавил МакНейр.

— А, ну бывает, — понимающе кивнул Арчи. — Вы наверное довольно сильный волшебник, раз вас так проняло. Это, собственно, всё, что от вас требовалось. Оставьте браслет, и счастливой дальнейшей дороги. Куда вам там надо.

— Признаться, я рассчитывал, что меня будут встречать, — с некоторой растерянностью протянул МакНейр.

— Так не здесь же. Вон та дверь, зал ожидания, — Арчи махнул рукой и улыбнулся. — Надеюсь, вам у нас понравится, сэр.

— Спасибо. Я тоже на это надеюсь, — МакНейр снял браслет, положил его на край стола, кивнул служащим и вышел, куда было указано.

С каждой минутой ему всё сильней казалось, что он просто спит. Вот-вот проснётся в своей камере. Потому что ну не может же быть правдой эта дикая реальность, в которой его, осуждённого на пожизненное заключение в Азкабане и отправленного вместо этого на вечную же каторгу, вот так просто отпускают тут гулять. Метка меткой, но… да нет. Бред какой-то.

1) Букв., «Мои руины!», гэльское выражение сильного удивления.

Вернуться к тексту

Огромный зал, в котором он оказался, выйдя в указанную дверь, был ярко освещён множеством электрических ламп: за большими стеклянными окнами уже вечерело. МакНейр огляделся. Он нечасто оказывался в маггловских строениях, и ему было несколько не по себе, хотя место это выглядело вполне мирным: чёрно-бежевый пол, бежевый же потолок, отделанный местами тёмным деревом. Оранжевые кресла из того материала, что так любили магглы… МакНейр никак не мог вспомнить его название, чёрно-желтые и рыжие мягкие пуфы. На одном сидел невысокий человечек в белом тропическом костюме и широкополой шляпе, в руках он держал табличку с кривой надписью «Уолден МАКНЕЙР». Человечек близоруко на него прищурился, вскочил и замахал табличкой. МакНейр направился к нему.

— Ты МакНейр? — старческим фальцетом спросил человечек.

Уолден кивнул. Человечек тут же ухватил его за локоть и повлёк за собой с удивительной энергией и напором, продолжая помахивать табличкой.

— Наконец-то, — тараторил он. — А меня попросили тебя встретить. В офисе все пока заняты, а уже конец дня. Ничего, тут ехать близко, полчаса от силы, у меня джип.

— Ехать? — переспросил МакНейр. — А разве нельзя аппарировать?

Человечек затормозил так резко, что Уолден чуть в него не врезался, и хмыкнул.

— Аппарировать? Ну ты, может, и можешь, а я-то сквиб. Да ладно, за полчаса домчим. Дороги пустые.

Сквиб?

Ему навстречу отправили сквиба? Нет, конечно, если это способ выразить пренебрежение и указать на то место, что он будет здесь занимать, жест вышел довольно выразительным. Но вот с точки зрения безопасности… да и всего остального… Неужели он кажется настолько... безвредным?

Хотя, конечно же, они подстраховались, и палочку ему не выдали. И всё же…

Перед ними расступились одни стеклянные двери, потом другие, и после прохлады аэропорта на МакНейра обрушилась мягкая, тяжёлая жара. Был вечер, небо на закате ярко алело, на стоянке зажигались фонари. Возле бетонного куба на широком, залитом асфальтом поле отдельно от других машин стоял джип цвета хаки, выглядевший довольно старым. Нельзя сказать, чтобы МакНейр разбирался в маггловских машинах — так, доводилось видеть, не больше. Человечек резво залез на переднее сиденье, повернул в замке ключ. Двигатель тут же взревел. Едва МакНейр успел устроиться на соседнем сиденье, джип резко сдал назад, развернулся и рванул вперёд, так что его сперва мотнуло к лобовому стеклу, потом вжало в спинку.

— Пристегнись, — скомандовал человечек, уверенно выруливая с парковки на трассу.

— Что? — переспросил МакНейр.

— Пристегнись, — повторил человечек.

— Простите, — МакНейр, пооглядывавшись, был вынужден признать собственное поражение. — Я не понимаю, что я должен сделать.

— А-а, — человечек махнул рукой — и тут МакНейр вспомнил. Ему доводилось раз или два ездить в автомобилях — правда, очень давно, в юности. Тогда ему показывали…

Он пошарил по обе стороны своего сиденья и нашёл-таки… как это называется? Ремень безопасности. Что с ним делать, МакНейр представлял себе… примерно. Очень примерно. Ремень был коротковат и не желал вытягиваться дальше. Застегнувшись наконец, МакНейр с трудом мог дышать и завистливо поглядывал на своего шофёра, оставшегося непристёгнутым.

Они проехали по большой дуге, а потом выскочили на довольно широкое шоссе, ведущее с запада на восток.

— Тувумба-Сесил-Плейнс-роуд, — проорал человечек; он начал насвистывать какую-то мелодию, но то и дело прерывался, чтобы обозначить очередную перемену на маршруте или то, что он считал достопримечательностью: — Херсли-роуд! Клиффорд-парк! Лютеранская церковь! Собор святого Патрика! А здесь приличная закусочная! Маргарет-стрит! — и наконец: — Мы рядом с Рэдвудом, нам на Восточную улицу!

Кажется, они проскочили город насквозь, с запада на восток. Город был довольно зелёным и плоским, и, в основном, одноэтажным.

Машина затормозила возле забора из штакетника. К двум белым столбам ворот вела гравийная дорожка. И дорожку, и газон, и проезжую часть улицы покрывали сухие листья: за забором довольно густо росли деревья.

— Тебе туда, — человечек махнул рукой в сторону ворот, — тебя ждут.

МакНейр с облегчением расстегнул ремень и вылез из машины. Его слегка шатнуло, и не только от быстрой поездки. Он внезапно осознал, что за эти несколько часов оказался на другой стороне земного шара. В совсем чужой стране. Понял умом, но никак не мог вместить эту мысль до конца.

— Удачи, МакНейр, — сказал ему водитель, и вдруг широко улыбнулся. — Я Уолтер. Уолтер Рейли. Ещё увидимся.

Джип рванул с места, пронёсся вперёд по улице, круто развернулся и уехал обратно, в сторону центра.

МакНейр немного помедлил и направился к воротам. За то время, что они с мистером Рейли ехали, сумерки сгустились и посинели. Фонари горели только впереди, за воротами и деревьями, у большого белого дома под красной черепичной крышей. Главная постройка имела два этажа, и вдоль второго тянулась под крышей открытая галерея, опиравшаяся на столбы, под которой располагался вход: большая застеклённая дверь с круглыми фонарями по обе стороны. Никого не было видно, только на соседнем дереве галдели какие-то толстые птицы, чей гомон то и дело переходил в зловещее и несколько истеричное хихиканье. Внезапно они умолкли и уставились на него, а потом переглянулись и запели. И тут у МакНейра перехватило дыхание: птицы довольно фальшиво, но похоже изображали звуки волынки. Волынки, играющей «Мы пойдём старым добрым путём»⁽¹⁾ — мелодию их клана!

Допев, птицы сорвались с ветвей, сделали круг над двором и скрылись в тёмном небе. МакНейр постоял немного, ошарашенно глядя на опустевшее дерево, а потом медленно поднялся по ступеням и вошёл в дом. Пахло деревом, старой краской и трубочным табаком, а ещё — каким-то незнакомым зверем. Такой мускусный, немного липкий запах. От входа начинался коридор — он не был освещён, но впереди слева светилась приоткрытая дверь, из-за которой доносились голоса: там кто-то оживлённо болтал и смеялся. МакНейр подошёл к двери и зажмурился на мгновение, чтобы глаза быстрее привыкли к свету. Постоял, успокаивая дыхание. Он не ожидал, не чувствовал никакой опасности для себя, однако его сердце бешено билось, а руки подрагивали. Наконец он толкнул дверь и вошёл.

Голоса смолкли.

МакНейр оказался в довольно просторной квадратной комнате, середину которой занимал большой круглый стол. На краю стола сидел и болтал ногами рослый парень. Лицом он был типичный австралийский абориген — во всяком случае, похож на их изображения, которые Уолден видел в книгах: темнокожий, плосконосый и большеротый, только вот курчавые волосы, заплетённые во множество тонких косиц, были внезапно рыжими. Не как ирландский сеттер, конечно — скорее в тон ржавой консервной банки.

Усы и борода у него тоже были рыжими, да ещё и в пивной пене.

— МакНейр! Ну наконец-то! — звучным баритоном весело сказал парень и широко улыбнулся. — А мы уже заждались. Ты пиво пьёшь?

МакНейр рта не успел раскрыть, как в его левой руке оказалась открытая бутылка с жёлтой этикеткой, на которой красовались четыре красных X. Парень метко бросил свёрнутую пробку в мусорную корзину и протянул руку для рукопожатия. Ладонь его оказалась сухой и жёсткой, а пожатие — крепким, но не агрессивным. МакНейр вдруг успокоился и даже слегка улыбнулся. Ладно. Если он сошёл с ума — то это не самое скверное, что могло выдать его воображение. А если нет, и всё это каким-то невозможным образом является реальностью — что ж, тем лучше.

— Привет, — сказал МакНейр. — Я могу узнать, кто угощает?

— Ну так, — сказал парень, — я, значит, Вандималунгу Лиам О'Лири. Вандималунгу — это в честь деда, он в детстве часто простужался, на местном значит «человек с плохим горлом». Лиам — в честь отца. Нормальный буш-нэйм у меня тоже имеется, но я тебе его пока не скажу, мы не настолько знакомы. Все обычно зовут меня «Лиам», кроме Тадао — он у нас недавно и ещё не освоил звук «л».

— Иметь свои особенности — неотъемлемая часть нашей древней австралийской культуры, — невозмутимо парировал невысокий азиат, вероятно японец, сидевший в кресле по другую сторону стола. По его лицу возраст было не определить, однако же усы и забранные в хвост волосы были обильно тронуты сединой, такой перец с солью, где перца пока больше. Азиат встал, поправил очки и слегка обозначил поклон:

— Урасима Тадао, прошу любить и жаловать, — он действительно выговаривал не «л», а неопределённый мягкий звук, средний между «рь» и «л». — Что касается «недавно», Ванди, то должен отметить, что я живу в этой стране столько же, сколько и ты. Год в год, — заметил он.

— Зато я, в отличие от тебя, прибыл сюда вполне легально, — парировал Лиам и повернулся к МакНейру: — Пиво-то пей, нагревается же.

— Спасибо, — сказал Уолден, — но мне бы сперва лучше что-нибудь съесть, если у вас найдётся. У меня-то ещё… или уже, — добавил он, подумав, — раннее утро, и я толком не завтракал. Ваш лесник забрал меня в семь часов, по-нашему.

Лиам почесал в затылке.

— Есть пицца. Только уже холодная. Будешь? И у Тадао его сушёная рыба, он, наверное, поделится. Поделишься же?

Урасима уже доставал — почему-то руками, а не чарами — из шкафа чистую тарелку и вилку. На столе лежала доска с двенадцатидюймовой пиццей, разрезанной на ломти и уеденной примерно на четверть. Японец махнул палочкой, и пицца сразу заблагоухала так, что живот МакНейра отозвался урчанием.

— Между прочим, — сказал Урасима, — согревающие чары уже изобрели. А это сушёная рыбная мелочь, угощайтесь, если едите такое, — и подвинул к МакНейру пиццу и миску с маленькими серыми рыбёшками.

— Ты чего! — заорал Лиам. — Я же просил не колдовать, мы же в сквиб-зоне, у меня комп включён!

— Ничего ему не сделается, — отмахнулся Урасима. — Я сам вчера обновлял экраны в аппаратной.

— Если ты убил моё письмо, никогда тебе не прощу!

Японец пренебрежительно фыркнул и выставил на стол подставку с салфетками.

— Стакан нужен? — спросил он МакНейра.

— Обойдусь. Спасибо.

МакНейр не понимал, кажется, и половины происходящего. Сквиб-зона? Комп? Убитое письмо? Наверное, примерно так себя и ощущают грязнокровки, впервые попадающие в Хогвартс…

МакНейр, наконец, уселся на табурет у стола и перетянул на свою тарелку пару кусков пиццы. Расправившись с ними, он сделал большой глоток из бутылки — пиво оказалось, к счастью, совсем некрепким — и решил всё-таки спросить:

— Что такое «комп», и как письмо можно «убить»?

Про сквиб-зону он решил узнать потом.

— Такое изобретение мугги, — с доброжелательной улыбкой пояснил Урасима, — создавалось как вычислительная машина, а сейчас имеет также функции печатной машинки и много всяких других. Довольно удобно, на самом деле. Полное название — «компьютер». Несколько компов могут быть соединены в своего рода сети, наподобие каминной или скорее немецких «огненных зеркал» — «фойершпигелей», тогда с одного на другие можно отправлять тексты и изображения, в том числе движущиеся. Однако они, как и все машины мугги, работающие от электричества, уязвимы для действия волшебства. Этот вопрос ещё недостаточно изучен, нет чёткой закономерности. Поэтому в домах волшебников при необходимости выделяют зоны, свободные от магии. Там обычно висит такой знак, перечёркнутая палочка, — он повернулся и указал на изображение перечёркнутой волшебной палочки, заключённой в красный круг. — Это значит, что в этой комнате лучше не колдовать вовсе, или, по крайней мере, следует спросить владельцев, какие виды волшебства нежелательны. Но кажется, дело скорее в личных качествах мага. Я, например, крайне редко что-нибудь повреждаю. Всего с десяток случаев за все годы. Возвращаясь к вашему вопросу, если комп внезапно выключается, то письмо, которое на нём писали, может бесследно исчезнуть. Ванди дрожит за свою любовную переписку. У него роман.

— И никакой не роман, — огрызнулся Лиам, — мы просто общаемся. Дружим по переписке. Она очень славная девушка.

— «Мугги» — это магглы? — уточнил, подумав, МакНейр. Остальное он обдумает потом.

Слишком много информации после десяти лет азкабанской камеры. Слишком много странного. Слишком много… всего.

— Да, вы в Британии называете их так, — кивнул Урасима. — К слову о словах: выражение «сквиб-зона» считается очень грубым, в общественном месте за него могут оштрафовать на сотню. Лучше говорить «зона приборов» или «е-зона».

— Учту, — пообещал МакНейр и усмехнулся. — Ну, я тут точно ничего нарушить не смогу. У меня нет палочки.

— Ну, Пани что-нибудь подберёт, — легкомысленно сказал Лиам, снова усевшийся на стол.

— Пани? — переспросил МакНейр.

— Наша начальница, — пояснил Урасима, — пани Доновска. «Пани» по-польски означает «госпожа», она родом из Польши, ну или откуда-то из Восточной Европы. Вот, кстати, и…

Он не договорил: послышался далёкий рёв двигателя — кажется, во двор въехал мотоцикл.

— А вот и кавалерия прибыла, — Лиам поспешно спрыгнул со стола, и МакНейр тоже почёл за лучшее подняться.

1) https://www.youtube.com/watch?v=9kOxp1Ihd0M или https://www.youtube.com/watch?v=lbSSGWXnDiQ

Вернуться к тексту

Хлопнула входная дверь, в коридоре раздались быстрые, твёрдые шаги, а потом дверь в комнату широко распахнулась. МакНейр ожидал увидеть кого-то довольно крупного, но вошедший человек в мотоциклетном шлеме и чёрной одежде для мотоциклетной езды был худ и ростом доставал ему едва до плеча. Когда шлем и перчатки полетели на стол, а куртка была расстёгнута, под всем этим обнаружилась хрупкая пожилая дама. Её пушистые волосы были коротко подстрижены, выкрашены в фиолетовый по седине и топорщились, как птичьи перья. Она прищурилась на яркий свет и тут же нацепила круглые очки с дымчатыми стёклами.

— На улице адский ад, — сообщила она пронзительным сильным голосом, — особенно в этой сбруе. Лиам, душа моя, сообрази мне что-нибудь выпить. Холодного, но не ледяного. Не пива, будь ласков.

Она шагнула к МакНейру и протянула руку.

— Приветствую, я Бронислава Доновска, начальник отдела. Добро пожаловать на борт.

Уолден нерешительно коснулся хрупкой маленькой лапки. Что он должен сделать? Поцеловать руку? Светские манеры не были его сильной стороной, а здешнего протокола он не знал.

Невысокая дама избавила его от сомнений, одарив неожиданно сильным рукопожатием.

— Идём ко мне в кабинет, — сказала она, — обсудим вашу непростую судьбу. Лиам, я жду свой напиток. Тадао-сан, отчёт по текущей работе — завтра к одиннадцати. Как прошло?

— Всё хорошо, — отозвался японец, — можем выставлять счёт.

— Отлично, — кивнула она и направилась к двери, поманив МакНейра за собой.

Они вышли в тёмный коридор, прошли ещё чуть дальше от входа и поднялись на второй этаж по крепкой деревянной лестнице. С лестничной площадки они попали в другой коридор, оттуда в холл, и, наконец, оказались в небольшом рабочем кабинете, всю обстановку которого составляли тяжёлый дубовый стол, массивное кресло за ним и несколько стульев. На стене за креслом висела колдография размером примерно два на три фута: бородатый старик в ковбойской шляпе смеялся и показывал большой палец.

Всё это МакНейр разглядел, щурясь от света нескольких настенных светильников, зажёгшихся при их появлении. В открытое окно влетели мотыльки и стали виться у ламп.

Пани Доновска прошла к высокому кожаному креслу, уселась и кивнула МакНейру на стул. Из ящика стола она достала маленькую трубку с тонким чубуком и банку табака.

— Лиам О'Лири! — рявкнула она так, что МакНейр вздрогнул. — Ты испытываешь моё терпение и сейчас испытаешь нетерпение! Отлипни от компьютера и принеси мой напиток и мою сумку от мотоцикла! Твоя англичанка тебе сейчас не ответит, она на работе!

Внизу послышались поспешные шаги. Пани встала, сняла мотокуртку и бросила её на пол, оставшись в чёрной майке на тоненьких лямках, и МакНейр невольно отвёл глаза. Нет, разумеется, ему доводилось видеть пожилых дам с декольте… но сейчас это выглядело почему-то очень уж вызывающе. Или он просто отвык…

Вошёл Лиам, принёс сумку из твёрдой кожи и хайбол со льдом и каким-то коктейлем.

— Спасибо, — сказала пани Доновска, — скажи Тадао, что на сегодня вы свободны. Хотя стой, пусть он задержится — потом проводит МакНейра к его дому. Это не займёт много времени.

— Ладно. 'Ночи, шеф.

— Ленивый мальчишка, — проворчала пани, когда Лиам скрылся за дверью.

МакНейр хмыкнул. «Мальчишке» было где-то за тридцать. Хотя если его новое начальство — примерно ровесница покойного Дамблдора…

— Моя судьба, — сказал он. — Насколько она непростая?

Пани тем временем сосредоточенно набивала трубку. Прикурила от палочки, сделала хороший глоток из стакана, выдохнула.

— Смотря с чем сравнивать, — сказала она. — Вас именно это интересует, мистер МакНейр?

— Меня интересует мой нынешний статус, — медленно проговорил он, — а также кому я обязан своим освобождением. И чем.

— С чего вы взяли, что вас освободили? — прищурилась Пани.

— По документам я прохожу как вольнонаёмный работник. Это не так?

— Кстати о документах. Давайте-ка их сюда, — похлопала она по столу, — пока мы их не про… не утратили.

МакНейр выложил на стол свои бумаги и пергаменты, уже слегка потрёпанные, и Пани, не глядя, смахнула их в ящик стола.

— По порядку. Ваше освобождение, как вы возможно знаете, произошло в результате нескольких сделок и компромиссов. С моей стороны это была услуга одному человеку, которому я не хочу отказывать. Соответственно, это счёты между ним и мной, вас они не касаются, — сообщила она ему.

— Могу я узнать, кто этот человек? — осторожно спросил МакНейр.

— Безусловно можете. Но не сейчас и не от меня. Что касается вашего статуса, — она выпустила несколько дымных колец, — нам действительно нужен специалист примерно вашего профиля. Ровно для того дела, о котором мы писали в британское Министерство. Посему, если вы нам не подходите, нам нужно узнать об этом как можно скорее. До июля, самое позднее.

— А что случится, если я вам не подойду? — после короткой паузы напряжённо спросил МакНейр. — Меня отправят обратно?

— Вот ещё, — Пани фыркнула дымом. — Разве что сами запроситесь. Вообще, ваша доставка сюда стоила нашей службе немалых денег. Отработаете — и можете валить. Работы здесь много, и всякой. С голоду не умрёте.

— Чем же занимается ваша, как вы изволили выразиться, служба? — спросил МакНейр. Ему определённо начинала нравиться и эта женщина, и австралийские порядки. — Я-то специалист по отлову и ликвидации всяких опасных волшебных тварей.

— Я читала ваше досье, — кивнула она. — На первый взгляд, годитесь. А там видно будет. Что вам надо знать прямо сейчас, — деловито добавила она, снова выпуская кольцо дыма. — Для начала, Особый отдел и все его отделения не являются частью государственных структур. Безусловно, министры и виз-консилы штатов и территорий имеют определённые возможности вмешиваться в нашу работу, ставить нам задачи и всё такое, но они при этом — не те парни, которые могут сказать «мы платим вам зарплату, вы делаете то, что мы велим». Нам идёт министерское финансирование, но это лишь часть нашего бюджета. Основные поступления — от частных лиц и организаций. Мы действительно занимаемся опасными тварями, в конце концов, на нашей земле и в наших водах двадцать восемь видов относятся к категории «пять X». Это не считая обычных, то есть неволшебных — хотя вам я бы советовала их считать. Однако вообще к нам обращаются и как к спасательной службе в случае разного рода аварий, катастроф и катаклизмов. Наша структура устроена следующим образом, — она говорила чётко и довольно быстро; МакНейр чувствовал, что повторять она не склонна, и несколько судорожно старался запомнить каждое её слово (вот что это напоминает! Уроки МакГонагалл! Да и сама Пани вызывала у него в памяти облик строгого декана Гриффиндора, хотя внешне между ними и не было ничего общего), — каждый штат и территория поделены на округа, в каждом округе постоянно находится наш специалист. На связи с ним и у него в подчинении имеются группы волонтёров из числа местных жителей. Головные офисы штатов и территорий осуществляют координацию и вмешиваются в особо трудных случаях. Иногда нас привлекают для помощи мугги, но это совсем неофициально и абсолютно другие деньги. То, что нас никак не касается: эпидемии и криминал, включая контрабанду. Первым занимаются колдомедики, вторым — службы виз-шерифов. Но контрабандисты, торгующие волшебными растениями и тварями — наша добыча. Есть ещё кое-что, о чём вам следует знать, — пани Доновска откинулась на спинку кресла, — в Австралии вы не можете убивать, кроме случаев самозащиты. Последнее тоже крайне нежелательно.

— Но ведь нигде нельзя убивать, исключая случаи примерно на тех же основаниях, разве нет? — усмехнулся МакНейр. Как бы ему запомнить всё, что она ему сейчас выдала? Эта информация была действительно важной, но её было слишком много.

— Здесь это относится не только к людям, — усмехнулась она в ответ. — Ко всем волшебным тварям. С определёнными оговорками включая грибы и растения.

— Как это? — изумлённо переспросил МакНейр. — Почему?

Грибы? Она же шутит? Да?

— Вы же произнесли Клятву Земле, когда оказался в Австралии, верно? — поинтересовалась она, как ему показалось, с некоторым ехидством. — Так вот, это магический контракт, созданный аборигенами многие сотни лет назад. Залогом его соблюдения служит личная магия. Если убить из самозащиты или защищая другого, скорее всего, с вами ничего не случится. Может быть, ослабеете на некоторое время, но потом силы вернутся. Если убить или покалечить кого-то по неосторожности — утратите бóльшую часть своих сил надолго или навсегда. Если же будет иметь место умышленное убийство… — она пожала плечами. — Через дюжину дней вы полностью утратите способность к магии. Кроме того, любой волшебник сможет безнаказанно убить вас. И поверьте, некоторые сделают это с удовольствием. Аборигены каким-то образом узнают о таких преступниках, лишённых магии, и, как правило сообщают о них в Министерства. Но не всегда. А клятва их уже не защищает.

— А если я убью кого-то волшебного, не прибегая к магии? — подумав, уточнил МакНейр. Не то чтобы он собирался это делать — но ведь должен же он был выяснить этот вопрос, не так ли? — Или магла… мугги?

— Клятва защищает только обладающих волшебством и от волшебства, — ответила Доновска. — Остальное — дело полиции или виз-шерифов. Если вас интересуют подробности, расспросите Вандималунгу или его деда. Они знают точно.

— Как вышло, что Министерства подчинились обычаю аборигенов? — ему и вправду было интересно.

— Сейчас в Австралии волшебников-аборигенов примерно всемеро больше, чем всех остальных, — сообщила ему Доновска. — Это сама по себе достаточная причина, вы не находите? В действительности, Австралия — одно из самых безопасных мест в мире. Если уметь в ней жить.

— Интересно тут у вас, — усмехнулся МакНейр.

— Да не то слово. Так вы в деле, мистер МакНейр? — поинтересовалась она.

— В деле, — твёрдо сказал МакНейр. — Каковы будут мои обязанности?

— На первое время оформим вас стажёром, — ответила Доновска. — Это приносит относительно небольшие деньги, но у вас будет служебное жильё, пока не накопите на собственное.

Пани полезла в стол и достала волшебную палочку.

— Эвкалипт, шерсть оборотня, двадцать сантиметров. Ну или восемь дюймов. Это служебная. Длиннее не делаем, ломаются часто.

Она расстегнула принесённую Лиамом сумку и вынула продолговатую картонную коробку, а из неё… — МакНейр не сразу поверил своим глазам, — его собственную палочку!

— Пришлось скататься в Брисбен, в Министерство. Её отправили одновременно с вашим отбытием. Мне показалось, вам будет приятно вернуть свой инструмент, — пани Доновска довольно прищурилась, — европейские волшебники имеют слабость привязываться к ним.

— Разве вы сами не из Европы? — спросил он, не отрывая взгляда от своей палочки.

— Уже давно нет, — легко ответила Доновска. — Мы с друзьями перебрались в Австралию, когда Гриндельвальд только начинал свой путь к власти. В тридцать восьмом.

— Вот как... Похоже, у вас было время освоиться, — заметил он. Сказать по правде, ему сейчас было не до неё. Да и вообще ни до чего — всё его внимание было сосредоточено на вернувшейся к нему волшебной палочке.

— Да не то слово! — рассмеялась она и протянула ему обе палочки, служебную и личную. МакНейр осмотрел первую лишь мельком, зато во вторую вцепился почти страстно, с удовольствием и радостью чувствуя, как в пальцах появляется знакомое тепло. Палочка узнала его и откликалась. Ох, Мерлин! Какое же это было непередаваемое ощущение!

— Люмос! — он был готов к неудаче, но всё же не смог сдержать вздох разочарования, когда кончик палочки лишь слегка окутался сиянием. Это было ожидаемо, это было нормально... МакНейру случалось прежде надолго слабеть, получив проклятье или рану, однако сейчас дело было не в нехватке сил. Как будто тело забыло, каково это: собирать, проводить и направлять волшебство. Он смутно помнил чувство, сопровождавшее заклинание, но не мог извлечь из памяти самое начало усилия, тот момент, когда воля волшебника переводит намерение в действие. Как ослепший человек, который пытается вспомнить, что значит «видеть».

— Сколько вы уже не пользовались волшебством? Почти десять лет? — сочувственно спросила Пани.

— Где-то так, — сказал он севшим голосом. Пальцы дрожали, в суставах появились ломота и жжение. Он нехотя положил палочку на стол.

— У вас будет время восстановиться, — пообещала Доновска. — Сперва просто живите и отдыхайте: набирайтесь сил, гуляйте, знакомьтесь с окрестностями. Через пару недель начнётся обучение, но теоретическую часть можете начать осваивать и раньше. Её… много. Вандималунгу отвечает у нас за связи с аборигенами и равнины, Тадао — за побережье, водоёмы и птиц, вам придётся взять на себя горы и леса. Мы не ожидаем, что вы сразу же замените нам Мика, к тому же за последнее время мы научились обходиться без него, но всё-таки вам придётся постараться. Для начала — просто изучить флору и фауну своей зоны ответственности, хотя бы в общих чертах. Тадао выдаст вам материалы.

Она села в кресле поудобнее, подперев голову рукой, и МакНейр с удивлением увидел на её предплечье такую же звезду, как и у него, но с номером «два».

— Я думал, мой знак как-то связан с моим особым статусом, — сказал он.

— Что? Ах, татуировка... — она рассмеялась. — Это у всех сотрудников. Левая рука обычно остаётся. Так легче при необходимости опознать тело. А номер...

Пани Доновска встала и нежно погладила рамку колдографии. Мужчина на снимке ободряюще ей улыбнулся и показал своё предплечье: звезда с номером «один».

— Это Йорис Хаак, мы вместе с ним организовали Службу Общего Спасения в пятьдесят шестом. Вернее, он её придумал и позвал меня. Сначала она действовала в Квинсленде, потом распространилась по всей Австралии. Когда понадобилось как-то взаимодействовать с мугги, пришлось назваться «Особым отделом» и приписаться куда получилось. Это оказалось довольно удобно. Примерно половина наших волонтёров — мугги или сквибы. Так и живём. К сожалению, уже без Йориса. Он погиб при исполнении в сентябре семьдесят седьмого. Тогда было первое нашествие макара, мы оказались не готовы.

— Так вы руководите этой службой по всей Австралии? — полюбопытствовал МакНейр.

Пани покачала головой.

— Нет, отделы по штатам независимы. Их устройство несколько различается, и у них очень разные источники финансирования. Конечно, есть общая координация, ну и при необходимости можно позвать соседей. Но среди глав отделов я первая среди равных. На моей стороне авторитет и опыт. Хотя тасманийцы не всегда так думают. Им никто не указ. Ладно, хватит сейчас об этом, — прервала она себя, — вам нужно отдохнуть с дороги. Пойдёмте вниз, Тадао поможет вам аппарировать в ваш дом.

Пани с МакНейром вернулись на первый этаж, в комнату с круглым столом. Урасима расслабленно полулежал в кресле, надвинув на глаза панаму, и выглядел спящим, но при их появлении тут же поднялся на ноги:

— Ну что, можем отправляться?

— Можете. Извините за задержку, Тадао-сан, — ответила Пани.

Тот в ответ только успокаивающе помахал рукой: мол, ничего страшного, и улыбнулся.

— Мне кажется, — сказал он, — что нам лучше обойтись пока без аппарации. Покажу коллеге способ, которым он сможет пользоваться без посторонней помощи уже сейчас. И нам, и ему так будет удобнее.

— И то верно, — кивнула Доновска, — ну, доброй нам всем ночи. Тадао-сан, до завтра. Уолден… до как сложится.

Японец закинул на плечо ремень большой сумки и поманил МакНейра за собой. По тёмному коридору они прошли, по-видимому, через весь дом насквозь, несколько раз повернув по дороге. Урасима подсвечивал им Люмосом.

Двери, двери… в этот коридор выходило с десяток дверей. Возле одной из них они и остановились. Урасима пошарил на полке в боковой нише и взял оттуда большую круглую жестянку с яркой красно-оранжевой надписью: «Огненный Путь».

— Камины у нас по большей части не прижились, — сообщил он, — поэтому летучий порох мы используем немного иначе.

Он распахнул дверь. За ней обнаружился задний двор: лужайка, навес, поленница и большой уличный очаг из камней, выложенных по кругу. Пространство вокруг очага было вымощено каменной плиткой. Они вместе пересекли каменный круг и встали рядом внутри очага.

— Вот как-то так, — Урасима взял из банки пригоршню порошка. — Насколько я понимаю, с каминной сетью обращаются похожим образом, однако я, с вашего позволения, сейчас проведу вас. Возьмитесь за моё запястье, пожалуйста. «Старая Берлога»!

МакНейр вспомнил, как в детстве прыгал через костёр на Солнцестояние. Как с другими детьми ждал, пока разгорится хворост, как разбегался и пролетал над пламенем, сквозь дым и искры, и некоторые жгучие и летучие огоньки оставляли дырочки в шерсти килта...

Летучий порох упал на хрусткие головни и угли, заполнявшие очаг, и вспыхнул. Снизу взметнулись языки зелёного огня, его окатил поток жара, и через мгновение они уже стояли среди опадающего пламени в другом уличном очаге, побольше размером и восьмиугольном, среди совсем другого двора. От очага к дому вела галечная дорожка.

Дом, возле которого они оказались, был одноэтажным, и охватывал двор двумя крыльями, подлиннее и покороче. Пологая крыша — он не понял, из чего она сделана. Вроде бы черепица, но какая-то странная, плоская… дранка? Тоже нет… — опиралась на столбы красного кирпича, пространство между которыми почти целиком занимали большие окна, остальное заполняло тёмное дерево. С третьей стороны двора имелись какие-то хозяйственные постройки, а с четвёртой — высокая живая изгородь, за нею темнели деревья. Всё это МакНейр разглядел в довольно ярком свете нескольких фонарей, лепившихся к стене дома. Фонари были электрические, круглые.

— Это что, маггловский дом? — спросил МакНейр, испытывая смешанные чувства. С одной стороны, дом как дом, и даже большой. С другой… Маггловские дома вызывали в нём не слишком приятные воспоминания. И жить в нём… впрочем, выбора у него, кажется, не было — да и с азкабанской камерой это всё-таки не сравнить. Кажется, он начинает хотеть слишком многого. Скверно. Такое не заканчивается ничем хорошим.

— Просто дом, — спокойно ответил его провожатый. — Построен волшебниками и для волшебников. Большое крыло оборудовано всякой мугговской техникой, а малое более старомодно. Я сейчас всё вам покажу. Идёмте.

Они подошли к задней двери, и Урасима снова его удивил: пошарив над притолокой, он достал ключ и отпер дверь.

— Воров не боитесь? — спросил МакНейр, не удержавшись. Японец в ответ только улыбнулся:

— Ничуть. Местные ещё помнят Мик-Джея. Нет таких дураков, чтобы красть в его доме. Ну и чары, разумеется, наложены, только вокруг участка, так что воры-мугги сюда просто не попадут. Кстати, пока вам трудно колдовать, электричество может быть очень полезно. Если, конечно, оно вам не неприятно само по себе.

— Ничего, как-нибудь освоюсь, — коротко ответил МакНейр.

Электричество. Он не имел ничего против электричества. У магглов нет волшебства — почему бы им не пользоваться другой силой?

Они вошли через заднюю дверь и сразу попали в большое помещение. Урасима щёлкнул выключателем, и всё озарил мягкий свет четырёх настенных ламп. Это, очевидно, была гостиная: большой стол, несколько кресел и барный шкаф. Стены отделаны деревом и песчаной штукатуркой. На стене напротив входа имелась большая карта города, подписанная сверху: ТУВУМБА. На других стенах висели колдографии в простых рамках, а также какое-то маггловское огнестрельное оружие, кажется, винтовка, и несколько странных кусков дерева, похожих на плоские буквы «L» с одинаковой длины сторонами. Окна были только в стене, обращённой во двор, изнутри их скрывали римские шторы. Две массивные двери вели, наверное, в другие помещения дома.

— Пожалуй, начнём отсюда, — сказал Урасима, ставя сумку на стол. — Сперва давайте взглянем на карту, — он извлёк из кармана палочку и прикоснулся к карте, зажёгся зелёный огонёк. — Мы сейчас к северу от Генри-стрит, вот здесь. Южнее нас, перед улицей, несколько домов мугги, поэтому наша подъездная дорожка выходит на Стюарт-стрит, там же стоит почтовый ящик. Почтовый адрес «8, Стюарт-стрит, Харлакстон» и так далее. Это если вы захотите воспользоваться почтой мугги.

МакНейр хмыкнул. Зачем ему маггловская почта? Кому ему писать?

А вот волшебная… у них ведь здесь есть почта? Возможно, не с совами, но ведь как-то они друг другу пишут? Он бы написал деду. И Люциусу. Хотя бы сообщил им, что с ним всё отлично. И узнал, как они… ему ведь, вроде бы, не запретили подобное.

— Дорожка зачарована, — продолжал, между тем, Урасима, — мугги её не видят, как, впрочем, и дом: для них это просто лесистый участок холма, куда отчего-то не хочется ходить. Если будете вызывать ремонтника или заказывать доставку еды, придётся выходить к ним навстречу к почтовому ящику. Офис Отдела к югу отсюда, в Рэдвуде, на Восточной улице, вот здесь, — под палочкой зажёгся белый огонёк; Урасима полуобернулся к МакНейру. — Вообще, на столике у двери банка летучего пороха и адресная книга всех мест, куда в Австралии можно попасть через огненную сеть. Это в основном публичные места и офисы, частных домов в сети пока мало. Порох тратьте не задумываясь, производитель — наш спонсор, так что у нас всегда есть запас. Пойдём дальше. Возьмите, пожалуйста, ключ и подуйте в него с той стороны, где бородка — знаете, как дуют в свирель или бутылку.

МакНейр подчинился. Раздался тоненький и довольно мелодичный звук, напомнивший ему детство. Когда-то они с мальчишками так свистели во всё, что попадалось им под руку…

— Хорошо, — удовлетворённо кивнул Урасима. — Теперь дом знает, что вы владелец или жилец, и это, в частности, даёт вам возможность управлять картой. Скажите «почта», или «мясная лавка», или «магазин готовых зелий», и карта покажет вам их местонахождение и название. Наши будут синими огоньками, а неволшебные — красными. Например, к западу отсюда неплохой книжный магазин...

— Чтобы ходить по магазинам, нужны деньги, — прервал его МакНейр.

— И они у вас есть, — невозмутимо продолжил японец. — Пожалуйста, возьмите ключ в правую руку, и произведите такой вот жест, — он исполнил в воздухе перед собой довольно замысловатое движение, которое МакНейр сумел повторить только с третьей попытки. Раздался щелчок, и в стене рядом с картой открылась невидимая прежде дверца.

— Это здешний сейф, а его содержимое — в вашем полном распоряжении. Взгляните.

МакНейр заглянул в сейф и с удивлением обнаружил там не монеты, а пачку разноцветных банкнот. Ему доводилось иметь дело с маггловскими деньгами — вот в тех же маггловских барах, которые он одно время любил за дешевизну и необычность ассортимента — и его всегда изумляло, что какие-то бумажки могут быть деньгами. Он даже как-то высказал это Люциусу — и получил длинную лекцию о полноценных и неполноценных деньгах и о том, почему, в сущности, последние есть показатель определённого вида прогресса, который, однако, совершено не нужен и вреден волшебникам, но магглы существуют в других условиях, и поэтому…

— Маггловские деньги? Вы используете...

— Почему бы нет, — Урасима пожал плечами. — Это удобно. Наши миры довольно близки — не было нужды заводить свою валюту. Впрочем, если вам слишком непривычно, можно будет обменять на галеоны, но предупреждаю: курс сейчас невыгодный, потеряете почти шестую часть суммы. Там пять сотен, это на ближайшее время. Ну и галеоны принимают только в волшебных магазинах, а их в Тувумбе мало, вам придётся добираться в Брисбен. Не знаю, стоит ли.

— Пять сотен чего? — уточнил МакНейр. — И каково, так сказать, моё отношение к этим деньгам, или их ко мне?

— Дзя... Честно говоря, даже не представляю, как вы относитесь к деньгам, не успел составить впечатление. Непременно подумаю об этом, — Тадао поклонился с совершенно серьёзным видом, однако МакНейру показалось, что стёкла его очков весело блеснули; японец тем временем продолжал: — Это задаток или, если угодно, аванс, подъёмные, назовите как угодно, одним словом — ваши деньги, которые вы рано или поздно заработаете, однако они нужны вам сейчас. Пятьсот австралийских долларов. Как стажёр вы будете получать примерно двадцать долларов в час, это немного, зато почти без налогов.

— Понятно, — пробормотал МакНейр, хотя понятно ему ничего не было. — Но послушайте... А как же Статут?

— Статут? Какой?.. — кажется, искренне изумился японец, но тут же кивнул. — О. Ну, по правде говоря, он у нас немного не ратифицирован. Когда Австралию объявили независимой от Британского МинМагии, мы должны были самостоятельно перезаключить все международные договоры, и некоторые, представляете, совершенно были упущены из виду. Такая вот незадача, — Урасима улыбнулся и развёл руками, как бы обозначая размер незадачи.

— И другие Министерства это приняли? Вот так просто? — немного ошалело спросил МакНейр.

Вот к этому он был точно не готов. Как это возможно вообще?

— А что они могли поделать? — рассудительно спросил Урасима. — Международное сообщество магов — конфедерация, и способов заставить нас что-то у себя изменить не слишком много. По правде сказать, практически никаких. Ну и наше особое положение не то что бы общеизвестный факт. Скорее даже наоборот.

— Понятно, — снова сказал МакНейр. В самом деле, он попал в очень странное место. Нет, это следовало обдумать — и, чтобы сменить тему, он спросил: — Мне не показалось, эти купюры... доллары... Они ведь не бумажные?

— Совершенно верно, — кивнул Урасима. — Пластик. Такой специальный материал, выдуманный мугги, у него много разновидностей. Кстати, австралийские доллары невозможно скопировать с помощью волшебства. Не только из-за серийного номера, который у каждой банкноты свой, нет, просто чары мультипликации на них не действуют. В казначействе работают волшебники.

— Да я как-то и не собирался становиться фальшивомонетчиком, — озадаченно сказал МакНейр.

— Это я к тому, что риска столкнуться с подделкой нет. В отличие, например, от галеонов. Каждый год уничтожают несколько тысяч фальшивок, от усовершенствованного лепреконского золота до порченой монеты, которую тайно пускают в оборот сами гоблины... О, прошу прощения, я несколько увлёкся. Изучение волшебного криминала — моё хобби... в некотором роде. Однако давайте теперь посмотрим весь дом, — Урасима распахнул ближайшую дверь.

Она вела в довольно длинный, но узкий коридор. В стене напротив располагались четыре двери, по коридору вправо — ещё одна, слева же находился высокий массивный шкаф, обильно украшенный мелкими резными деталями, с ручками из потемневшей бронзы.

— Здесь четыре спальни, они примерно одинаковые, так что вы можете выбрать себе любую на ваш вкус. Везде есть всё необходимое, постели застелены. Если будет нужно переменить бельё, взять ещё одеяло или подушку — они в этом шкафу. Окна выходят на северо-запад, к подъездной дорожке, но шум с дороги не доносится, там кусты и чары.

МакНейр кивнул. Четыре спальни. Куда ему столько? И не означает ли это, что к нему могут ещё кого-нибудь подселить? Спросить об этом он не успел: японец то ли владел фоновой легилименцией, то ли просто догадался и сам ответил:

— Раньше здесь останавливались гости нашего Отдела, коллеги из других штатов и прочие, но теперь вам решать, кого принимать в своём доме. Используйте его по своему усмотрению, — Урасима прошёл вперёд по коридору и распахнул следующую дверь. — Идёмте сюда. Там впереди будет кухня, а вот здесь, перед ней — гардеробная. Сейчас в ней оставлены только вещи, принадлежавшие Номеру Первому, остальные прежние обитатели давно забрали своё имущество. Ну, вот разве от Мик-Джея осталась шляпа.

МакНейр заглянул внутрь. По одну руку располагались полки с коробками и свёртками, по другую — вешалки с одеждой: плащи, куртки, мантии, почти все тёмных тонов и довольно старомодные. На крючке висела шляпа, вокруг тульи которой были закреплены клыки какого-то животного, дюжины две или больше.

— Я подумал, — сказал Урасима, — что вы с Хааком примерно одного роста, так что его вещи могут прийтись вам впору. Почти все вещи новые, поскольку мистер Хаак охотно покупал по случаю понравившуюся одежду и обувь, но очень неохотно отказывался от привычных ему вещей, поэтому покупки просто копились в кладовой. Во всяком случае, так рассказывала пани Доновска. Вы вполне можете хорошо сэкономить и пользоваться содержимым гардероба. Если конечно это не будет для вас неприемлемо, и вы найдёте что-то по своему вкусу. Одежда здесь не изысканная, но добротная и практичная.

— Откуда же, — спросил МакНейр, — вы узнали, что мы одного роста, если вы никогда меня раньше не видели?

— Я видел ваше досье, оно довольно подробное, — просто сказал Урасима. — Пойдёмте дальше. Здесь у нас… у вас кухня, оборудованная как у мугги.

Освещение в кухне тоже оказалось электрическим, хотя на полках и на круглом столике у стены стояли подсвечники со свечами. Свечи, отметил МакНейр, были совершенно новые. Вдоль одной из стен тянулась столешница из тёмного камня, над ней и под нею были устроены шкафчики и полки, на самой стене по крючкам развешана мелкая кухонная утварь, тоже выглядевшая новой. Внимание привлекала большая табличка: в круге — перечёркнутая волшебная палочка.

— Как вы могли догадаться, здесь не стоит колдовать. По крайней мере, пока не выяснятся отношения между техникой и вашей магией, — сказал Урасима. — Зато к вашим услугам холодильник, плита и прочие полезные приборы. На средней полке стоят подробные инструкции ко всему — на мой взгляд, достаточно внятные. Если вам неприятно пользоваться устройствами мугги, в восточном крыле есть ещё одна кухня, с дровяной плитой и вообще в старом стиле. Но она на улице под навесом и в целом рассчитана на использование летом. Там устроен зачарованный холодный шкаф и также вся привычная для волшебника утварь. Я узнавал, что обычно держат в британских домах, так что всего должно хватать, но если я что-то упустил — скажете, принесу. Или сами купите со временем. Далее…

— Можно помедленнее? — МакНейра утомил дружелюбный размеренный речитатив… Даже не утомил — он чувствовал себя щепкой в речном потоке и больше не хотел это терпеть. Но тут же осёкся: не слишком ли грубо?

— Помедленнее что? — переспросил японец, продолжая вежливо улыбаться. На его лице не отразилось ни тени неудовольствия. Впрочем, может быть, он просто хорошо владеет собой.

— Помедленнее всё, — твёрдо ответил МакНейр. Он решил высказаться напрямую — в конце концов, если им вместе работать, стоит сразу же быть самим собой. — Слишком быстро всё вокруг меняется. И вообще, и с сегодняшнего утра. Я отвык от такого мельтешения. Последние десять лет моя жизнь была, — он усмехнулся, — не очень разнообразна. А тут за считанные часы я попал из зимы в лето, оказался в другом полушарии, да и вообще… Поэтому помедленнее, если вас не затруднит.

— Нельзя, — в тон ему твёрдо сказал Урасима. Всё с той же улыбкой. МакНейр молчал, не зная, что и сказать, а японец выждал пару мгновений и продолжил, не меняя интонации. — Я перегружаю вас не из недопонимания или невежливости. Просто пока вы в смятении, незаметно наложить диагностические чары гораздо проще. Теперь мне более понятно, в каком вы состоянии, и через неделю можно будет начать восстанавливающие практики.

— Вы колдомедик? — спросил МакНейр.

Нет, он вовсе не обиделся. То, что делал этот японец, было вполне разумно.

— В каком-то смысле. А ещё я трижды восстанавливался после почти полной утраты способности колдовать, и мне кажется, мой опыт может вам помочь, — улыбка Урасимы стала чуть шире.

— О. Вот как. А…

— В силу нарушения известного вам закона, — не дослушав, пояснил японец. — Убийство волшебной твари при само- или инообороне. И, МакНейр, я бы посоветовал вам взглянуть на ситуацию иначе. Это не поток вас несёт, это вы собрались купаться в малознакомом море. Песчаный пляж и несильное волнение. Если входить в воду медленно, она долго будет казаться чересчур холодной. Я бы советовал окунуться сразу. Думаю, вам понравится. Это хорошее море.

— Как вы догадались про поток? — помолчав, с любопытством спросил МакНейр.

Японец чуть пожал плечами.

— На мой взгляд, почти очевидная метафора. Настоятельно советую всё-таки думать про море. Большое, глубокое, тёплое. Несомненно, опасное, но вы в нём теперь не один. С вашего позволения, продолжу. Припасы в основном здесь, в е-зоне, и вход в погреб из этой кухни, вот в углу лестница. Там устроен, во-первых, ледник, в нём запас мяса, рядом хранятся напитки. Пиво, вино, сидр. Распоряжайтесь ими свободно. Если предпочитаете крепкий алкоголь, он в баре, в гостиной. Я подобрал туда несколько бутылок скотча, есть также виски от Огдена, но позволю себе рекомендовать «Хибики», это японский сорт. В общем, я надеюсь, что вы найдёте что-то на свой вкус.

— Я чувствую себя постояльцем очень дорогой гостиницы. Даже специально приглашённым гостем, — попытался пошутить МакНейр.

— Примерно так и есть, — кивнул Урасима, теперь без тени улыбки. — Поскольку мне было поручено организовать вам жильё, я приложил все свои скромные силы к тому, чтобы вы ни в чём здесь не нуждались. Это принципиальный вопрос. Сейчас, если позволите, хотел бы показать вам старую часть дома.

— Старую? — переспросил МакНейр. — Мне показалось, что дом новый.

— По большей части новый, — согласился Урасима. — Выстроен лет тридцать назад, и с тех пор дважды ремонтировался. Но восточное крыло старше, в нём жил наш Номер Первый, когда перебрался сюда из Европы, и здесь был первый офис Отдела. Потом мы купили участок на Восточной улице и перенесли всю деловую часть туда. А с середины восьмидесятых здесь жил Мик-Джей, пока не перебрался на своё ранчо, он тогда первый раз женился. Последние годы этот дом в основном пустует. У всех свои дома, так или иначе, а продавать его… Вы сами сейчас всё поймёте.

Из кухни они прошли в небольшой холл, откуда можно было выйти, как пояснил Урасима, на переднее крыльцо, в пустующий нынче гараж и в восточное крыло. Сложенная из едва ошкуренного потемневшего бруса стена и дверь на толстых бронзовых петлях, обитая бронзовыми полосами, разительно отличались от остального дома. Дверная ручка была сделана в виде толстого висячего кольца. Вся бронза от времени покрылась патиной, как будто бы дверь была изготовлена несколько веков назад.

При входе в старую часть дома МакНейру стало несколько не по себе. В ушах зашумела кровь, и казалось, все волоски на теле встали дыбом, и это было очень похоже на то, что он испытал, читая «Клятву Земле». Урасима покосился на него и прокомментировал:

— Мощные защитные чары. Я потом могу показать, как и что здесь сплетено, хотя, признаться, знаю далеко не всё. Осталось от прежнего офиса, у нас принято серьёзно относиться к вопросам безопасности. Зато внутри можно колдовать практически как угодно, всякой технике снаружи это не повредит, разве что специально задаться такой целью.

— Похоже на дома наших старых семей, — сказал МакНейр. — У нас в семье было попроще, а вот в каких-нибудь манорах и особняках… хотя разница есть, конечно.

Про отличия он говорить подробно не стал, хотя и заметил их. В конце концов, он не специалист, да и вряд ли его спутнику это интересно.

Урасима резко остановился посреди тесного коридорчика, в котором они находились. Он снова подсвечивал Люмосом и теперь поднял палочку так, чтобы лучше видеть лицо МакНейра. Несколько мгновений японец пристально разглядывал его, чуть склонив голову набок, и МакНейр смешался, не зная, как реагировать. Ему было неуютно под этим пристальным взглядом, напоминавшим взгляд какой-нибудь хищной птицы.

— Вы можете точнее определить, в чём разница? — спросил после томительно долгого молчания Урасима, наглядевшись, и наконец моргнул.

МакНейр хмыкнул.

— Я не колдовал десять лет, так что прямо сейчас я вряд ли скажу вам что-то определённое. Может быть после… не знаю. А сейчас… У нас что-то подобное можно ощутить только в самых глухих местах. На северных островах, на старых пиктских землях, в Ирландии вот ещё. У нас это иногда называют духом дикой, неприручённой магии. Этот дом не наполнен чарами, он словно из них и выстроен. И то, на чём он стоит… мне кажется, что это заложено не волшебниками.

— Вы очень проницательный человек, — коротко заметил Урасима и открыл, наконец, следующую дверь. Их встретил тёплый свет множества свечей, вспыхнувших при их появлении в настенных канделябрах и в люстре. Некоторые свечи парили также и в воздухе без всякой опоры, и это сразу же напомнило МакНейру Хогвартс.

— Библиотека, — пояснил Урасима. — Книги в основном принадлежали Номеру Первому. Йорис Хаак вывез из Европы почти всё своё фамильное имущество. Кроме того, что было уничтожено при нападении сторонников Гриндельвальда.

Судя по размерам, этот зал мог занимать всё восточное крыло целиком, но МакНейр подозревал, что на него просто наложены чары расширения. В особенности потому, что уровень пола здесь был не ниже, чем в остальном доме, да и крыша снаружи казалась довольно плоской, а между тем в зале над шкафами и стеллажами по всему периметру была устроена галерея, на которую можно было подняться по чугунной винтовой лестнице в дальнем углу. Лестница вела не только на галерею, но также и куда-то вниз.

— Здесь порядка семи тысяч томов, — продолжал Урасима. — На английском языке только небольшая часть. Каталога как такового нет, но книги расставлены по темам. Те, что могут понадобиться вам для работы, в основном стоят вот здесь, на стеллаже возле камина. Кстати, пока вспомнилось: в моей сумке подборка справочников и разных пособий, которые вам нужно будет изучить. Оставляю их вам.

МакНейр огляделся. Запах множества книг, мягкое мерцание золотого тиснения на корешках, солидная строгость обстановки — всё это действовало умиротворяюще. Ему захотелось усесться в кресло с какой-нибудь книгой и провести так несколько часов… притом, что книжником он вовсе не был.

— Снова чары? — небрежно спросил МакНейр.

Урасима вопросительно приподнял брови.

— Не могу сказать, что понял вопрос. Что именно вам показалось?

— Это место очень притягательно, — пояснил МакНейр. — Прямо-таки вынуждает остаться здесь.

— Вот как, — Урасима задумчиво поправил очки. — Думаю, дом присматривается к вам. Пробует нового обитателя. А библиотека всегда была его средоточием.

МакНейру не понравилось это «пробует», но он предпочёл промолчать. От обилия обрушившейся на него в последние сутки информации его голова шла кругом и даже начинала немного болеть. Пройдёт позже, конечно — передохнуть бы. Однако не выгонять же гостя! Тем более что тут ещё большой вопрос, кто из них гость.

— Дом так или иначе подстраивается под вкусы своих жильцов, — продолжал японец, — но настроение первого владельца и, во многом, строителя остаётся самой сильной составляющей его, так сказать, внутренней гармонии. Мик-Джей вообще не мог подолгу находиться в старом крыле, он ненавидел читать, — в его глазах мелькнула улыбка… или МакНейру так показалось. — А вы, возможно, перемените настроение дома на свой лад. Вы всё же довольно зрелый человек с устоявшимися привычками. Кстати, за третьим шкафом от лестницы, по левой стене, вход в кабинет Хаака. Я прошу вас пока туда не входить, даже если сможете открыть проход самостоятельно. Потом как-нибудь зайдём вместе. Это нуждается в пояснении, но не сейчас. Договорились?

— Ладно, — МакНейр пожал плечами. Хорошо хоть предупредили. — Куда ещё мне не стоит ходить?

— Всё опасное для вас сейчас попросту недоступно, — сказал Урасима несколько извиняющимся тоном. — Когда вы начнёте восстанавливаться, я покажу вам дом целиком. Сейчас вы видели всё жизненно необходимое, разве только… Ну, места для любования луной есть в каждой спальне, вместе с небольшими ванными. Ещё одно — за дверью прямо, перед выходом в летнюю кухню, а другое — рядом со входом в гараж.

— Что? — недоверчиво переспросил МакНейр. Надо же, какая чушь слышится. Нет — ему нужна пауза. Просто необходима. — Для любования… чем?

— Луной, — вежливо повторил японец.

Значит, он не ослышался.

— А… почему луной? — кажется, это прозвучало довольно глупо, но МакНейра это сейчас не слишком заботило.

— Потому что любоваться снегом в Квинсленде довольно сложно, а цветами в таких местах обычно не любуются, — невозмутимо ответил Урасима.

Объяснил так объяснил… но, может быть, так и лучше. У МакНейра уже просто места в голове не осталось. Потом. Позже он попытается разобраться, причём тут луна и зачем ей любуются. Вероятно, это такой ритуал? Пока ему неизвестный?

Тем временем они вернулись в гостиную, и МакНейр заметил:

— Я ещё не так много видел, но мне показалось, что австралийцы селятся просторнее, чем британцы. С размахом. За редким исключением… Мой дом куда меньше.

— Не могу говорить со всей уверенностью, — мягко улыбнулся Урасима, — но предполагаю, что дело может быть в том, что Австралия несколько больше Британии. Так мне кажется.

— А что, — МакНейр потёр глаза. Не то чтобы ему хотелось именно спать, но… — дом всегда содержится в таком порядке и готов принять постояльцев?

— Отчасти да, но в основном я всё приготовил к вашему прибытию. Видите ли, я сам сильно раздражаюсь, сталкиваясь с нехваткой чего-либо или с беспорядком в делах, так что мне было спокойнее проверить и устроить всё самому. Как только было принято решение, так я и начал.

— Невероятно, как вы успели, — МакНейр уважительно покачал головой, — Визенгамот вынес решение в прошлый четверг, и даже с помощью магии... Вы что же, забросили остальные дела?

— А при чём тут вообще Визенгамот? — удивился Урасима. — Как только пани Шеф решила заняться вашим делом, я, собственно, и приступил. У меня был целый месяц.

— Вы были так уверены в успехе? — недоверчиво спросил МакНейр.

Японец пожал плечами:

— На моей памяти пани Доновска всегда получала что хотела, так или иначе. А в этом деле у неё была пара козырей, точнее говоря, козырь и джокер. Извините, но у вашего Министерства не было шансов. Не с такими картами.

— Я вижу, вы очень в неё верите, — даже сквозь усталость в МакНейре подняло голову любопытство. И он впервые подумал, что, может быть, слишком рано обрадовался свободе.

— Это вопрос опыта, а не веры, — возразил Урасима. — Могу я что-то ещё для вас сделать прямо сейчас?

— Пожалуй, нет. Большое спасибо за всё, — искренне сказал МакНейр.

— В таком случае, я вас оставлю, с вашего позволения.

Тадао коротко поклонился и тотчас же аппарировал. Поклон перешёл в чары так естественно и незаметно, что МакНейр только восхищённо прищёлкнул языком. Интересно, было ли это сделано напоказ, или у японца просто такие повадки?

Впрочем, Мерлин с ним, с японцем. Рано или поздно он узнает его получше и получит ответы если и не на все вопросы, то на большую их часть.

Постояв немного, МакНейр вышел во двор. В небольшом устройстве на стене он опознал выключатель и первым делом выключил фонари. Двор погрузился во тьму: свет из окон почти не пробивался сквозь шторы. МакНейр прошёл несколько шагов и улёгся прямо на газон, заложив руки за голову.

В небе разгорались звёзды. Созвездия были незнакомые, чужие, но сейчас это было неважно. Он не видел звёздного неба десять лет.

За живой изгородью на деревьях трещали цикады. Вечер постепенно выстывал, переходя в ночь, а Уолден МакНейр всё лежал, не в силах отвести взгляд от небесной глубины.

Когда МакНейр всё же заставил себя встать и вернуться в дом, настенные часы показывали половину одиннадцатого. Первым делом он открыл оставленную японцем сумку. Поверх прочих вещей в ней лежала тульей вниз большая серая шляпа, в которую были вложены жестяная баночка, тёмные очки и записка, написанная мелким округлым почерком: «Использовать обязательно!!!» На баночке была рукописная же этикетка: «Крем от солнца на каждый день». Крем был жемчужно-белый, едва не светящийся, и пах мятой, эвкалиптом и ещё чем-то незнакомым МакНейру.

Под шляпой обнаружилась стопка книг и брошюр. Верхняя содержала в себе «Полный перечень обязанностей сотрудников Особого отдела», и с нею в руках МакНейр уселся в кресло. Часть обязанностей не сильно отличалась от того, к чему он привык на прежней работе: вылавливать и отваживать всяких опасных тварей, с той лишь разницей, что здешних нельзя было убивать. Что ж, может, это и правильно… Ликвидация никогда не казалась ему самой привлекательной частью работы. Однако некоторые обязанности его озадачили: что, например, означает «устроение, сопровождение и тушение лесных пожаров, по мере надобности»? Или вот ещё: «контроль за миграциями аппарирующих кроликов в период их размножения»? Немалую долю списка занимали различные работы на водах, где их ведению подлежали, наряду с прочим, и не волшебные, но вполне опасные создания — крокодилы, акулы и ядовитые медузы. Ближе к концу списка значилось, наконец «управление миграциями макара в период их размножения, защита побережий в местах пребывания людей». Последним пунктом стояла «защита мест размножения морских змеев, макара, крокодилов и черепах от браконьеров».

МакНейр посидел немного, листая брошюру туда-сюда. Надо было бы, наверное, поужинать и лечь спать… и постоять под душем, но… Хотя новая информация, казалось, уже лилась из его ушей, он всё же взял справочник «Волшебные твари Зелёного Континента: кто есть кто», и через некоторое время задремал над ним прямо в кресле.

Проснулся уже за полночь, от голода. Не удивительно: пицца и пиво были единственной существенной едой за прошедший день. МакНейр встал, потянулся с хрустом, а затем прошёл на ближайшую — маггловскую — кухню и, после недолгих колебаний, заглянул в холодильник. Внутри этого серого металлического шкафа горел свет и в самом деле было довольно холодно. На средней полке он обнаружил половину сырной головы и завёрнутые в фольгу масло и ветчину. В стенном шкафчике нашёлся и хлеб. Сделав себе пару сэндвичей, он поискал взглядом чайник, но потом решил, что пока не готов осваивать странную плиту из стекла с нарисованными на нём кругами, а потому он вернулся к холодильнику и достал кувшин с каким-то напитком.

Яблочный сок. Не совсем то, что он хотел, но всё вместе сошло за ужин.

Следующим шагом он назначил себе выбор спальни. И никаких книг с собой! Хватит. Ему бы переварить то, что он узнал… уже за вчера.

— «Примерно одинаковые»? Ну-ну! — заглянув в каждую по очереди, МакНейр задумался. Одинаковыми спальни были только в том смысле, что в каждой имелась постель и платяной шкаф. В прочем же сходства между ними не было вовсе.

Первая была очень, подчёркнуто европейской. Кровать с балдахином, на окнах — тяжёлые портьеры, помимо шкафа — также комод и туалетный столик с зеркалом. На стенах, затянутых шёлковыми обоями, несколько небольших пейзажей в резных рамках.

Во второй спальне стены были деревянными, пол покрывали вязаные коврики, а кровать — лоскутное покрывало. Доски стены местами были будто подпалены, а ещё там и тут на них были вырезаны, нацарапаны, выжжены разные рисунки и надписи, на крючках и гвоздях висели какие-то талисманы, плетёные из растительных волокон, кожаных ремешков, палочек и перьев, и связки колокольчиков на шнурках. Главным украшением стены напротив входа был очень живой рисунок ухмыляющейся звериной морды. Зверь напоминал собаку или волка, но в общем был неизвестной МакНейру породы. Несмотря на некоторую бардачность, спальня показалась ему довольно уютной.

Третья была предельно аскетична. На невысокой и узкой кровати вместо подушки лежал продолговатый валик. На полу — травяные циновки. На столике возле кровати — решетчатый бумажный светильник.

В четвертой пол покрывала короткая шелковистая трава, очень похожая на газон, на котором он лежал несколько часов назад. Кровать была сколочена из толстенных брусьев и застелена покрывалом из овчины. Вместо прикроватной тумбочки или столика возле неё красовался большой пень, без коры и слегка отшлифованный. На нём стояли оловянная кружка и подсвечник со свечой.

— И действительно, какую же я выберу? — МакНейр усмехнулся. — Мог бы уж сразу табличку с именем повесить на дверь.

В четвёртой спальне он и заночевал.

Проснувшись, МакНейр не сразу вспомнил, где находится. Некоторое время он лежал, щурясь на тёмные доски и балки потолка. Вставать не хотелось. Потом естественные потребности всё же дали о себе знать, и он вылез из-под шкуры, с удовольствием встав босыми ногами на траву. Трава в комнате. Почему никто и никогда не делал такого в Британии? Или он просто не сталкивался… Туалетная дверь притаилась в стенной нише, скрытая занавесью из той же грубоватой зелёной ткани, что и оконные шторы. Помещение уборной было выделено, должно быть, с помощью чар расширения, поскольку оказалось довольно просторным, а между тем окно этой спальни располагалось, судя по тому, что было из него видно, почти у самого угла дома. Вместо ванны была устроена деревянная купель со скамеечкой, а рядом с нею на стене — душ. У другой стены пристроились раковина и унитаз — кажется, каменные.

Покончив с утренними делами, МакНейр отправился в летнюю кухню, но не через восточное крыло, а через двор, где, как он помнил, был ещё один вход. На земле возле живой изгороди сидела толстая птица наподобие тех, что приветствовали его вчера, и сосредоточенно клевала небольшую змею. При виде МакНейра она приветственно встопорщилась и несколько раз хихикнула.

В кухне его ждало блюдо с тёплыми оладьями и записка, написанная знакомым уже почерком Урасимы: «Крем от солнца — обязательно!» В буфете отыскался джем, а в холодном шкафу — бекон и яйца, так что завтрак вышел довольно плотным. Чайник он вскипятил на дровяной плите. Вкус воды был ему непривычен, но чай заварился крепкий и ароматный. МакНейр выпил пару чашек, наслаждаясь вкусом, а третью, налитую больше из жадности, нежели действительно по желанию, не осилил.

Между тем часы на стене сообщали, что уже около полудня. МакНейр посидел немного за столом, прикрыв глаза и ни о чём не думая, просто слушая незнакомые звуки вокруг. Когда-нибудь он привыкнет, конечно, но как странно не узнавать птичьи голоса!

Однако пора было познакомиться с этим местом. Поднявшись, он подошёл к карте и довольно долго её изучал, стараясь запомнить. Выглядело всё просто, и он решил отправиться на разведку. Взял крем от солнца, открыл его, растёр каплю между пальцами. Принюхался. Затем тщательно намазал им лицо и все открытые участки кожи. В конце концов, местным виднее, как тут нужно жить, и солнце здесь действительно яркое, а он десять лет просидел в темноте. Надев очки и шляпу, он вышел в холл. По пути ему попалось не замеченное вчера зеркало, и он задержался перед своим отражением. Определённо, человек, смотревший на него из зеркала, был ему не слишком знаком. Шляпа, тёмные очки и щетина на щеках подчёркивали некие изменения в нём, которые он пока не мог ни уловить, ни тем более описать. Кстати, в ванной он не заметил ни бритвы, ни помазка — хотя, разумеется, для чего они волшебнику? Но, пожалуй, он не рискнёт пока бриться чарами. Значит, бритву нужно купить — он не привык ходить так, и щетина на щеках отчётливо напоминала ему о том, где он совсем недавно торчал. Эта мысль внезапно резанула память.

— Я на свободе, — сказал он вслух, — я туда больше не вернусь.

С крыльца он вышел на подъездную дорожку из хорошо укатаного гравия; дорожка вывела его на неширокую улицу. Вспоминая карту, прошёл на север, до перекрёстка. Улица поворачивала влево, а прямо, за табличкой с указателем, продолжалась грунтовка, плотно обсаженная деревьями. Дорога под деревьями понравилась ему больше. В конце концов, он просто гуляет.

Примерно через четверть мили откуда-то начали доноситься скрежет и грохот, потом в воздухе начало появляться всё больше пыли. Несильный ветер сносил её, но на смену прилетали новые и новые клубы. Теперь дорога перестала казаться ему привлекательной, и он продолжал идти по ней в основном из упрямства.

Уклонившись к северо-западу, дорога вывела его к каменному карьеру. Вверх уходили серо-голубые базальтовые террасы, внизу громоздились кучи щебня и битого камня. Грохот исходил от двух ярко-жёлтых машин, показавшихся МакНейру огромными. Одна, снабжённая такой длинной металлической рукою, загружала щебень в другую; колёса этой другой были выше самого МакНейра.

Он почти впервые рассматривал маггловскую технику и точно впервые видел машины такого размера.

От машин к нему подошёл смуглый человек в оранжевых каске и жилетке.

— Эй, миста', вам тут чего? — крикнул человек, и его пронзительный голос пробился сквозь грохот техники без особого труда.

— Просто смотрю. Гуляю, — ответил МакНейр, повернулся и пошёл прочь. Гулять ему расхотелось.

К тому же его стало раздражать, что все деревья вокруг были ему незнакомы. Деревья, травы, птицы... хотя пару раз ему казалось, что он заметил скворцов.

Правда, ему понравились деревья, которые издали можно было бы счесть странным гибридом сосны и хвоща: вместо хвои из веток торчали длинные... иглы, что ли, как бы состоящие из множества зелёных чешуек, жёсткие и шелковистые на ощупь, они свисали длинными гривами и мягко шелестели на ветру. Имелись у них и такие округлые, пупырчатые... шишки? Интересно, что здесь наряжают на Рождество.

И пальмы, разные пальмы, с тяжёлыми перистыми листьями, высокие и низкие. И этот постоянный эфирный запах в воздухе, который не перебивали даже запахи города. Впрочем, воздух был довольно свежим, никаких следов смога. Пахло эвкалиптами и разогретой землёй, а от шоссе — ещё и асфальтом.

Вернувшись... домой? Хотя он ещё не чувствовал это здание своим, следовало привыкать к мысли, что теперь здесь его дом. Что его дом — здесь... не стоит об этом думать.

Вернувшись домой, МакНейр первым делом решил одеться полегче. Выбрал в гардеробной серую рубашку и брюки из лёгких, более летних тканей, чем его рабочая одежда. Нашлись и подходящие мягкие ботинки, вернее мокасины. Свои старые он поставил под полку. Драконья кожа хороша, но не среди лета же.

По карте МакНейр нашёл адреса нескольких лавок, а в адресной книге уточнил, присоединены ли они к сети "Огненный путь". Он отсыпал летучего пороха в специальный несгораемый мешочек, прихватил из сейфа некоторое количество денег и направился к очагу.

Во время своей небольшой исследовательской экспедиции МакНейр обнаружил, что «правильный английский», который так долго вдалбливал в него Малфой, воспринимается местными с немалым удивлением. Зато когда он перешёл на свой родной акцент, дело сразу пошло на лад. Тем более что среди встреченных им волшебников было несколько китайцев, индус и, кажется, сириец, и их произношение было неизмеримо дальше от эталонного. Милая девушка из молочной лавки была по-ирландски рыжей, веснушчатой, и предпочитала болтать на гэльском. Она рассказала ему, что мугги совсем свихнулись на пищевой безопасности, поэтому ни парного молока, ни нормального сыра у них не достать, но вот есть такой парень, который торгует молочными продуктами прямо с ферм, поэтому у них в лавке всё наисвежайшее. МакНейр пообещал захаживать. В другом магазине неподалёку он купил освежёванного кролика, которого решил приготовить себе на вечер.

Ночью он был разбужен грохотом: что-то упало на крышу, с шорохом сползло по кровле и рухнуло во двор. МакНейр схватил палочку, ещё не слишком соображая, что собирается делать, и в чём был выскочил из дома. «Люмос» опять не задался, пришлось нашаривать на стене выключатель. Когда глаза привыкли к свету фонарей, он разглядел огромный, длиною в десяток футов, пальмовый лист, который скорее всего отгнил от дерева. МакНейр постоял немного над листом, махнул рукой, выругался и ушёл в дом.

Проворочавшись с полчаса, он начал было задрёмывать, но тут его снова разбудил шум на крыше. Теперь там кто-то бегал, изрядно топоча. Уолден полежал немного с открытыми глазами, потом со стоном поднялся, накинул на плечи одеяло и снова вышел во двор.

По крыше носились две пары желтовато-оранжевых огоньков. МакНейр посвистел, кинул на крышу палку. Огоньки метнулись к краю крыши, потом пронеслись до эвкалиптовой ветки, спустились вниз по стволу и через лужайку направились к нему. В утренних сумерках были слабо различимы две тени размером с крупную, хорошо раскормленную кошку, побольше и поменьше. Одна тень приблизилась к нему вплотную, села, обнюхала свисающий край одеяла, потом протянула лапку и коснулась его, МакНейровой, ноги весьма ощутимыми коготками.

— Люмос! — сказал он без особой надежды, но, к его удивлению, от палочки ненадолго разошёлся слабый свет, и он разглядел двух пушистых зверьков. Зверьки были буровато-серые, с жёлтым подбрюшьем, острые мордочки и ободки глаз — чёрные, а носы и уши изнутри — розовые.

Ближний зверь требовательно поскрёб его когтями.

— Ты кто? — спросил МакНейр. — У меня ничего для вас нет.

Звери посмотрели на него с печальной укоризной.

Он вздохнул и пошёл в летнюю кухню, зажёг свечу. На глаза ему попалось одинокое яблоко, он отрезал кусочек и предложил большому зверьку. Тот схватил угощение, отскочил немного в сторону и быстро его умял, а на его место сразу сунулся второй.

— Всё с вами ясно, — сказал МакНейр и скормил им яблоко целиком. Расправившись с яблоком, звери обнюхали его руку, вздохнули и унеслись прочь, задрав пушистые хвосты.

Сон был сбит. МакНейр немного помаялся, завернулся в одеяло и сел в кресло возле дома. Орали цикады. Светало.

Вскоре он всё же заснул и проспал, наверное, пару часов. С первыми лучами солнца на эвкалипты возле дома заявилась большая стая — нет, орда какаду, в основном бело-жёлтых. Они орали, гомонили и копошились в ветвях. На крики, свист и палки не реагировали совершенно. Поняв, что разогнать этот митинг не сможет, Уолден вернулся в дом.

Сна как не бывало. Он ворочался и ворочался, потом решил вставать.

— В Азкабане меня по крайней мере не будили.

Забытые на улице в кресле подушка и полотенце были изодраны в клочья, от самого кресла отковыряны несколько щепок.

Он занялся завтраком, а потом совершил фатальную ошибку, решив после завтрака немного подремать в кресле на улице. Разумеется, обгорел. Зашедший вечером Урасима, едва взглянув на его красную кожу, покачал головой и достал из кармана флакон.

— Зелье от солнечных ожогов. Я почему-то был уверен, что пригодится. Пожалуйста, смазывайтесь им каждые шесть часов, пока бодрствуете, и ближайшие пару дней старайтесь не бывать подолгу на солнце. У нас это в самом деле опасно. Даже волшебники не слишком успешно лечат рак кожи. В наши с вами годы следует начинать беречься.

Так МакНейр узнал, что они с Урасимой примерно ровесники.

Услышав историю о ночных и утренних визитах, Урасима озабоченно покачал головой:

— Наверное, Мик не обновлял чары от диких животных, а я не проверил. Прошу извинить, сегодня же исправлю.

— Зверьки были милые. Если можно отпугивать только птиц, давайте этим ограничимся, — попросил МакНейр.

— Здесь жили несколько лисьих кузу, они в самом деле довольно милы и безопасны. А птицы... Какие, вы сказали, были птицы? — поинтересовался Урасима.

— Попугаи какаду, такие белые с жёлтым.

— Чёрных не было? Они редкие и очень красивые.

— Я как-то не разглядывал. Они меня разбудили.

— Ещё раз извините. Я наложу чары от попугаев. Только хочу предупредить, они не всегда действуют, даже мои, хотя я хорошо управляюсь с птицами. Просто при сильном ветре большая стая может прорваться, такие вот дела.

— Ну, хоть как-то.

В четверг забежал Лиам: как МакНейру показалось, просто поболтать. Он аппарировал на задний двор и оттуда крикнул:

— Тук-тук. Могу я заскочить ненадолго?

— Добро пожаловать, — прокричал в ответ МакНейр. Не выгонять же его было, в самом деле.

По гальке зашуршали шаги, и Лиам открыл дверь лёгким пинком: в каждой руке у него было по паре бутылок пива. Он улыбался так широко и лучезарно, что казалось, будто улыбка вошла впереди него.

— Привет. Я тут совершенно случайно пробегал мимо. У меня пиво и вопрос. С чего начнём?

— Ну привет, — Уолден помахал ему из кресла и кивнул на соседнее: устраивайся, мол. — Давай свой вопрос. За пиво спасибо, только мне ответить нечем: я сегодня не готовил.

— Пиво прекрасно само по себе, — авторитетно заявил Лиам. Он поставил пиво на столик между креслами и свернул с бутылок пробки, сжимая в каждой ладони по горлышку и действуя лишь только пальцами. Одну он протянул МакНейру, из второй сделал большой глоток. И спросил:

— Я тут подумал, а ты зелье при необходимости сам сварить сумеешь? Ну там кровоостанавливающее при внутренних кровотечениях, «Костерост», противоядие какое, по рецепту конечно?

— Да приходилось, — МакНейр пожал плечами. — В школе-то учился. А что, у вас с покупкой сложности?

— Да купить-то нетрудно. Я про ситуации, когда нужно срочно, а доступа к торговле нет, зато есть ингредиенты. В принципе, у нас даже зельевар есть в штате, но, — Лиам скривился и сделал ещё глоток, — у него обе руки левые и растут из задницы.

— Зачем же вы такого держите? — удивился МакНейр. И вообще, всё это было странно: как так может быть, чтобы не было доступа к аптекам? Ночь? Так можно постучать, да и запас ведь должен быть? Наверное… Или тут так не принято? — Мне показалось, Пани очень строго блюдёт интересы дела.

— Блюдёт, — кивнул Лиам, — но он, понимаешь… племянник. В смысле, племянник жены нашего министра, если я ничего не путаю. Нет, ты не подумай, так-то парень хороший, даже толковый. Даже гений — когда звёзды встанут правильно. Что уникальное и редкое сварит на раз-два, а вот самые простые зелья у него выходят несколько… непредсказуемо, — он усмехнулся весело. — Так что при срочной надобности, в рейде например, мы предпочитаем сами. Это правда не тот вопрос, это я просто вспомнил. А вот какие у тебя планы на вечер субботы? Это послезавтра.

— Да какие у меня тут планы. Есть предложение?

— Ну… — Лиам замялся, — видишь ли, когда этот дом пустовал, ну и когда здесь жил Мик-Джей, конечно, мы тут собирались на заднем дворе, раз или два в месяц, по обстоятельствам. Выпить там, мяса пожарить… ну короче потусить, понимаешь? А тут и повод есть: нам хорошие деньги упали, и ты вот ещё тоже… Но это же теперь твой дом, не хотелось бы тебя напрягать.

МакНейр ненадолго задумался. Хотел ли он видеть гостей? С одной стороны, он отвык быть среди людей, последние годы как-то не способствовали, да и раньше не очень любил компании, особенно малознакомые. С другой… неплохая возможность получше узнать новых коллег. Почему нет?

— Отличная идея, — сказал он. — Что мне приготовить? И… — он слегка замялся, — когда здесь вечер начинается?

— Да ничего, — просиял Лиам, — тут всё есть, а чего нет — мы принесём. И вообще, в этот раз мы угощаем. Надо было с Тадао спорить, а то он сомневался… Ой, только я этого не говорил, — добавил он поспешно.

— Разумеется, — кивнул МакНейр, — я ничего не слышал. Так во сколько?

— А как начнёт темнеть, часов с семи. Днём-то жарковато пить. Ну, мы с Тадао придём в полседьмого и начнём готовить, а Пани — как освободится.

Они допили пиво, и Лиам отбыл по своим делам, а МакНейр пошёл осматривать задний двор на предмет обустройства пикника.

Как готовиться, МакНейр толком так и не придумал. Разве что по мелочи: ну, нашёл в одной из пристроек несколько плетёных кресел и расставил их вокруг очага. Ну, нарубил дрова из поленницы на более мелкие поленья. Что ещё-то? Днём в субботу он притащил с рынка корзину всякой зелени, а потом на скорую руку испёк пару пастушьих пирогов⁽¹⁾. Оказалось, что этот навык он не утратил, тем более что никакого волшебства в обыденной готовке ему требовалось.

Урасима и Лиам аппарировали на задний двор с началом сумерек. Вместо своей повседневной белой рубашки и таких же белых брюк японец был одет в синее подобие пижамы с рукавами до середины предплечий и с косым запахом на правую сторону, и штанинами до щиколоток, но при этом сохранил свою неизменную панаму. Лиам же был одет как обычно, в футболку и джинсы, только на голову нахлобучил кожаную шляпу с пером, судя по всему, фазаньим.

Оба сразу же развили бурную деятельность. Откуда-то из недр ещё одной пристройки были извлечены три больших чугунных гриля. Урасима тут же разложил в них дрова и поджёг, чтобы получить угли. Потом на двух столиках он начал выкладывать на большие блюда куски нарезанного мяса, пересыпать их и натирать пряностями. За мясом последовала рыба и несколько кальмаровых тушек, насаженных на палочки. Закончив с ними, Урасима принялся деловито смешивать соусы, резать зелень и лук, и вообще с головой ушёл в готовку.

— Ты что пьёшь с мясом? — спросил Лиам у МакНейра. — Погреб здесь хороший, но вдруг чего-то на твой вкус нет.

Урасима поднял голову от стола и посмотрел на него с упрёком.

— Да без разницы, — пожал плечами МакНейр. — Пиво, наверное, портер или стаут.

Пить виски по такой жаре он не хотел — к тому же он вообще отвык от крепкого алкоголя и пока не чувствовал себя в компании своих новых коллег достаточно комфортно, чтобы рисковать. Успеется.

— Угу, — Лиам скрылся в доме и вернулся, левитируя перед собою ящик с винными бутылками и три бочонка.

— В одном бочонке сидр, — сказал Лиам, — но конкретно сейчас на него лучше не претендовать. Его пьёт Пани и ревнует ко всем. Так-то пейте на здоровье, но не при ней.

— Ни в коем случае, — отозвался МакНейр. — Право дамы свято. Могу я чем-то помочь? А то стою столбом тут без толку. Командуйте.

— Сейчас нужно будет вовремя переворачивать мясо, — улыбнулся Урасима, — а пока сложите костёр, если вас не затруднит.

Лиам призвал от поленницы пару дюжин поленьев, и МакНейр выложил их шалашом. Лиам махнул палочкой, и поленья сразу занялись и ярко вспыхнули. Неожиданно цвет пламени переменился на зелёный, и из очага выступила на камни облицовки пани Доновска в элегантном сером платье и широкополой шляпе.

— Доброго всем вечера, — поприветствовала она собравшихся и немедленно поинтересовалась: — Всё ли у нас готово?

— Собрали всё, что хотели, но к готовке не приступали, ждём вас, — ответил Урасима и принялся раскладывать на решётках мясо, рыбу и кальмаров.

— Отлично, значит, я как раз вовремя, — милостиво кивнула Пани и уселась в кресло, и Лиам призвал ей из дома пару подушек и лёгкий клетчатый плед. Клетки, отметил МакНейр, были его клановых цветов, но самого пледа он раньше в доме не видел. Интересно.

Он подошёл к столу, взял лопатку и щипцы и встал рядом с Урасимой, который как раз заканчивал раскладку.

— Какие-то особые указания? — спросил МакНейр.

— Да никаких. Разве что рыбу поливайте периодически вот этим, — Урасима указал на узкую высокую бутылочку.

— Что-то с лимоном? — принюхался МакНейр.

— Мирин, юдзу, имбирь, перцы. Мирин, — не дожидаясь вопросов, пояснил Урасима, — это такое кулинарное вино, а юдзу — тоже цитрус, но, пожалуй, ближе к мандаринам. Мой особый соус для жарки морской рыбы. Здесь у нас несколько небольших баррамунди, их выловили сегодня днём. Ну а с мясом всё просто. Свинина, баранина, филе страусов. Вы как охотник наверняка справитесь.

— Интересно, — решил пошутить МакНейр, — я как-то ожидал встретить больше экзотики. Мясо кенгуру, например, — и осёкся, почувствовав, что сказал что-то не то. Повисло напряжённое молчание. Лиам, помрачнев, направился к дому.

— Пойду принесу ещё пива, — буркнул он через плечо.

— Лучше принеси Этцеля, — жизнерадостно сказала ему Пани, — ты ведь его даже не пригласил, правда?

— Да он всё равно не придёт…

— Придёт! Скажешь, я велела. Метнись по-быстрому, давай.

Лиам мрачно кивнул и аппарировал.

— Мне следовало вас предупредить, — мягко сказал Урасима, обращаясь к МакНейру, — но я как-то совсем упустил из виду. В Австралии, безусловно, едят мясо кенгуру, также, как и крокодилов, и прочую экзотическую для европейцев дичь, но конкретно мы кенгуру не едим, во всяком случае при Ванди. И не обсуждаем подобную возможность. Видите ли, у него несколько лет назад была девушка-оборотень, она погибла, а семья обвинила Ванди в её смерти.

— Оборотень? — удивился МакНейр, — А кенгуру при чём?

— Оборотень-кенгуру, — терпеливо пояснил Урасима, — у них такое племя. Её в буше задрал зверь, а семья очень не одобряла их с Ванди связь.

— У Лиама анимагическая форма — сумчатый волк, — весело вступила в разговор Пани. — Если в книге ещё не видели, посмотрите потом. Похож на собаку с полосами на заднице, как у зебры, и ходит, пританцовывая. Да вы сами чувствовали, вероятно, мускусный запах в офисе. Он как перекинется — дуреет страшно, начинает метить. И запах потом не свести. Я ему уже сказала: ещё раз такое повторится — оштрафую на полугодовую премию.

МакНейр выслушал всё это молча, стараясь сохранять невозмутимое выражение лица. Хотел бы он знать, что в её словах было шуткой — и было ли вообще. Но ведь анимаги сохраняют разум? Или это только в Старом свете, а здесь… как ему говорили? Все ближе к природе?

— Родные девушки решили, что он её загрыз, чтобы не жениться. Она вроде бы была от него беременна, — продолжал Урасима, — но это, разумеется, неправда. Там были следы динго, мы смотрели. Даже притащили потом им этого динго, благо тварь простая. Родня уже собиралась объявлять вендетту, но вмешался дед Ванди, как-то всё уладил. Но тема кенгуру теперь очень болезненная. Извиняться ни перед кем не нужно, вы просто учтите на будущее, пожалуйста.

Раздался хлопок аппарации, и на лужайке возникли двое. Лиам с хохотом приобнимал за шею безуспешно вырывающегося невысокого блондина.

— Этцель Гриндельвальд, прошу любить и жаловать! — провозгласил Лиам, выпуская свою добычу. Блондин залился краской до корней волос и посмотрел на него с крайней неприязнью.

— Как-как? — ошарашенно переспросил МакНейр.

Блондин тяжело вздохнул и нехотя ответил:

— Вам не послышалось. Да, родственник того самого. Этот придурок был нашей дальней роднёй. Мы старшая, швейцарская ветвь, а он был из младшей, венской. Мой троюродный прадед или типа того. И между прочим, моя прапрабабка выгнала его из дома. И этот дикарь, — он обвиняющее ткнул пальцем в хихикающего Лиама, — прекрасно знает, что мне неприятна эта тема. Как тебе понравится, если я скажу, что ты...

Лиам видимо представлял, что последует дальше, потому что тут же перестал смеяться, зло прищурился и схватился за палочку.

— А ну-ка унялись оба немедленно! — рявкнула Пани так, что и Лиам, и Этцель заморгали и втянули головы в плечи. — Лиам, налей мне сидра, — велела она уже совсем другим тоном. — Этцель, познакомься, это Уолден МакНейр, наш стажёр.

— Да я догадался, — пробормотал блондин и подошёл к МакНейру, протягивая руку. — Очень приятно, сэр. Надеюсь, вам понравится в Австралии.

— Я тоже надеюсь, — Уолден постарался сделать своё пожатие как можно более бережным: этот Этцель не выглядел крепким парнем.

Урасима тем временем добавил к каждому креслу по круглому столику, сделанному из отпила толстого древесного ствола. На столиках стояли тарелки, ёмкости с соусами для макания и стаканы.

— Садитесь, Уори-сан, — обратился он к МакНейру, и тот не сразу понял, что речь идёт о нём: прежде Урасима не называл его по имени, тем более что такое обращение звучало на его слух странновато. — Садитесь, я сейчас буду раздавать еду. Кому что положить?

Последний громкий вопрос был адресован уже всем.

— М-м-мясо! — энергично потребовала пани Доновска, поднимая тарелку. — Лиам, у меня стакан обсыхает!

Лиам тут же вскинулся и, повинуясь взмаху палочки, у стоящего на невысокой подставке бочонка повернулся кран; пенистая струя ударила вниз, но изогнулась на полпути к земле и по изящной дуге достигла кубка, который ловко подставила Пани.

— Хорош! — крикнула она, и остатки струи втянулись обратно в бочонок. МакНейр усмехнулся. На его памяти так залихватски напитки подавали лишь два человека: Долохов и Мальсибер.

Урасима тем временем отправлял куски мяса и рыбы в подставленные тарелки. МакНейр из любопытства взял всего понемногу, в том числе небольшого кальмара. Этцель призвал со стола два подноса, один с небольшими круглыми хлебцами, другой — с разложенными листьями салата и прочей зелени, и отправил их по кругу от кресла к креслу.

Лиам подошёл к МакНейру с двумя запотевшими от холода кувшинами.

— Портер или стаут? — спросил он. — Могу оставить оба, у нас есть ещё.

— Тогда оставь, — кивнул МакНейр. — Я ещё не определился.

Он следил краем глаза за Урасимой, который поставил рядом со своим местом небольшую деревянную бадейку. От бадейки поднимался пар, несомненно, вполне алкогольного свойства. Урасима зачерпнул из бадейки бамбуковым ковшиком с длинной ручкой и принялся пить прямо из него.

— Саке, — прокомментировал Лиам, проследив за направлением взгляда МакНейра. — По мне, так пиво лучше, но если интересно, попроси, он угостит. Всё равно из нас больше никто такое не пьёт.

Кресла стояли довольно близко к огню, но жар не чувствовался — лишь приятное тепло. Сумерки сгущались, всё громче пели цикады. Лиам призвал из дома и подвесил в воздухе вокруг костра несколько круглых фонарей, оранжевых и жёлтых.

МакНейр неторопливо ел и пил, прислушиваясь к разговорам. Говорили в основном о делах, к которым он не имел отношения, о каких-то общих знакомых. Это почему-то не вызывало отчуждения, напротив, он с удовольствием прислушивался к шуткам, которые понимал хорошо если через раз. Ему было хорошо от самого присутствия этих людей и от того, как непринуждённо они приняли его в свой круг.

Он не сомневался, что принят.

1) https://www.gastronom.ru/recipe/5538/pastushij-pirog-shepherds-pie-zapekanka-iz-kartofelya-i-baranego-farsha

Вернуться к тексту

Пани и Урасима первыми покончили со своей едой. Урасима встал и положил на решётку ещё мяса. Пани тем временем набивала и раскуривала свою трубку. Урасима вернулся на место и выудил откуда-то из-под кресла другую трубку, металлическую, длинную и тонкую, и тоже закурил. Они с Пани протянули друг к другу трубки и слегка стукнули чашечкой о чашечку, и тут же оба заразительно рассмеялись. Мягкий аромат хорошего табака очень гармонично сочетался с дымом костра и запахом жареного мяса. МакНейр лениво подумал, что ему тоже можно бы обзавестись трубкой, раз уж здесь так принято. Но всё же нет. Обоняние дороже. Не курил никогда прежде — нечего и начинать. От сытости и пива его начало клонить в сон.

— А когда будем петь? — громко спросил вдруг Этцель. — Лиам обещал, что будем. Я только ради этого…

— Вот сейчас и будем, — отозвалась Пани. Они с Урасимой синхронно вытянули палочки, взмахнули — дверь восточного крыла со стуком открылась, и через летнюю кухню пронеслась пара музыкальных инструментов. Один, обычная гитара, был схвачен Пани прямо в полёте, другой мягко опустился возле Урасимы. Он немного напоминал банджо с очень длинным грифом и тремя большими колками, и его название МакНейр то ли не знал, то ли не мог вспомнить.

— Мне нужно настроить, — сказала Пани. — Тадао-сан, не начнёте?

Тот кивнул. Уселся поудобнее…

Первые звуки его инструмента показались МакНейру слишком непривычными и странными, но потом их гудение начало завораживать его, как голоса цикад, как отзвуки какого-то невидимого, далёкого моря, как порывы ветра. Мелодия переменилась, и Урасима запел высоким, но довольно сильным голосом:

Deigo no hana ga saki kaze wo yobi arashi ga kita⁽¹⁾

Deigo ga sakimidare kaze wo yobi arashi ga kita…

Играл он, ударяя по струнам не пальцами, а рукоятью палочки. МакНейр не понимал ни слова, но ему казалось, что волны выплёскиваются из этой песни, и близится далёкий шторм, и голоса чаек всё громче.

Shima uta yo kaze ni nori tori to tomo ni umi wo watare

Shima uta yo kaze ni nori todokete okure watashi no ai wo

На последних строках МакНейр заметил, что Лиам подпевает — осторожно, вполголоса. Урасима умолк и опустил свой инструмент.

— Сямисэн! — сказал МакНейр вслух, внезапно вспомнив название, и смутился: все уставились на него.

Урасима улыбнулся.

— Это его старший брат, сансин. Разница, в общем, невелика, разве что сямисэн обтягивают кошачьей кожей, а сансин — змеиной. Или, как в данном случае, кожей молодого морского змея. Такое новшество пошло инструменту на пользу. Звук лучше, чем у окинавских. Так мне кажется.

— О чём эта песня? — полюбопытствовал МакНейр.

— О море. О любви. Я не смогу сейчас хорошо перевести. Напомните потом, постараюсь на досуге, но я всё же не поэт.

— Я готова, — объявила Пани, которая всё это время настраивала гитару, отгородившись заглушающими чарами. — Погнали.

И они «погнали». Сперва пани Доновска пела какие-то местные, австралийские песни. По-английски, но слов МакНейр всё равно не знал, так что мог лишь кивать и притопывать в такт. Голос у неё оказался неожиданно звонкий и сильный, и немного резковатый, на слух МакНейра, и порою в нём проскальзывали какие-то совсем юные интонации, но не девичьи, а, скорее, мальчишеские. Если закрыть глаза, то и не поверишь, что поёт женщина примерно вдвое старше него. Урасима, в основном, улыбался и порой начинал аккомпанировать на своём сансине, зато Лиам пел громко и с удовольствием. Когда Пани перешла на немецкий, он, правда, умолк, зато подключился Этцель, который хотя и не всегда попадал в ноты, но вполне восполнял это страстностью исполнения. Потом Пани пела и на каких-то незнакомых МакНейру языках, хотя он вроде бы опознал русский и, вероятно, польский. Когда зазвучала «Hej, sokoły»⁽²⁾, Урасима рассмеялся и неожиданно стал подпевать. Польский с японским акцентом звучал очень странно на слух не знающего ни того, ни другого языка шотландца, но эти двое, с гитарой и сансином, подумалось МакНейру, давно и хорошо дополняют друг друга. Их корни переплелись.

Наконец Пани умолкла, приглушила ладонью струны и снова протянула свой немаленький кубок в сторону Лиама, и струя сидра повторила свой полёт. Пани Доновска сделала несколько хороших глотков и некоторое время тихонько перебирала струны. Вдруг она пристально посмотрела МакНейру прямо в глаза, улыбнулась, и зазвучала песня, от которой у него сжалось сердце:

O, chì, chì mi na mòrbheanna;⁽³⁾

O, chì, chì mi na còrrbheanna;

O, chì, chì mi na coireachan,

Chì mi na sgorran fo cheò...

Подпевать он и хотел бы — да не мог: ком в горле лишил его не то что речи, МакНейру даже дышалось с трудом. Здесь, на другом краю земли, слышать: «Вот, я вижу родную землю, и все приветствия внятны для меня, и меня ждут гостеприимство и любовь, которые не сменяю даже на бочку золота»… Это было больно. Это было бесценно.

Потом были и другие песни, но Уолден МакНейр уже не слушал. Мыслями он был там, на вересковых склонах, в лесах, среди болот и озёр. Шотландия обрушилась на него, как девятый вал. Всё, что было заперто глубоко в памяти весь десяток тюремных лет, когда он заставлял себя не думать, не вспоминать, когда глушил тоску физическими упражнениями, а прошлое исподволь просачивалось в сны и разрушало дремотное оцепенение ума, делало его уязвимо, мучительно живым — всё, что он ценил и любил, вернулось и заняло своё место. Он едва не закричал от возвратившейся яркости мира. Как будто проснулся, вырвался из липкого, навязчивого кошмарного видения и снова был собой.

Потом он понял, что в самом деле очнулся. Поток захлестнувших его переживаний отхлынул и иссяк. Музыка и песни кончились, молодые люди и Пани играли в дартс, у которого мишень, увешанная по краю бубенчиками, медленно вращалась по часовой стрелке, описывая примерно двухметровый круг, а у бросающего глаза были завязаны шарфом. Была очередь Лиама, и он довольно ловко всадил четыре дротика поблизости от центрального круга, а пятый улетел в траву. МакНейр отметил для себя, что… как же его… Вандималунгу — левша. Пани призвала к себе дротики манящими чарами и встала на позицию, Этцель завязал ей глаза.

Дальше МакНейр смотреть не стал, направившись к Урасиме. Тот как раз закончил перекладывать мясо на большое блюдо и наложил на него согревающие чары, чтобы еда оставалась тёплой.

— Могу я узнать, зачем это на самом деле было устроено? — спросил МакНейр.

Урасима несколькими взмахами палочки очистил грили от золы и нагара и рассеянно переспросил:

— Что именно из того, что мы устроили, «зачем»?

— Вы могли собраться где угодно.

— Могли. Но привыкли и хотели здесь. Если вас волнует, что всё было устроено ради вас, могу вас успокоить. Или огорчить, как пожелаете. Мы принимали вас в расчёт, но на самом деле просто делаем то, что хотим, и так, как хотим, — Урасима поднял на него глаза, и вид у него был насмешливый. — Вы услышали своё «зачем»?

— Не знаю, — честно сказал МакНейр, — и кроме того, я всё ещё не понял, зачем я вообще вам нужен. Почему именно я. С учётом моего прошлого и без учёта.

Урасима пожал плечами. Взмахом палочки приманил пару чистых стаканов и кувшин с пивом.

— Будете? — спросил он, наполняя свой стакан, и когда МакНейр кивнул, налил ему тоже.

— Есть несколько правдивых ответов. Вам какой?

— Самый правдивый, если можно. Или такой, который я смогу понять, — МакНейр сделал глоток и посмотрел на Урасиму поверх стакана.

— Это в самом деле не один и тот же ответ, — медленно ответил японец. — Но я попробую как-то их свести. Разумеется, настоящий порядок приоритетов отличается от официального. Сначала Пани понравилась сама задача. Достаточно сложная, и в то же время вполне решаемая. Потом оказалось, что вы вполне можете нам пригодиться. Судя по тем сведениям о вас, которые нам удалось собрать. Два по цене одного — достаточный повод, чтобы ввязаться. На самом деле больше, чем два, но вас пока не всё касается, и мне кажется, что я сказал достаточно, — он отпил из своего стакана и продолжил: — Кстати, попробуйте исполнить «Люмос». Прямо сейчас.

МакНейр послушно достал палочку.

— Давайте, — подбодрил его Урасима.

Он взмахнул палочкой и еле слышно прошептал «Люмос». И сам поразился, как сильно и ярко полыхнул свет. Белое сияние осветило лужайку и снова собралось к кончику его палочки в аккуратный сияющий шарик.

— Ванди, с тебя десятка! — громко сказал Урасима.

— Эй, я не принимал! — возмущённо отозвался Лиам. — Ты только предложил пари, а не соглашался.

— И правильно, — весело сказала Пани, подходя к Урасиме и МакНейру. — Тадао-сан спорит только тогда, когда уверен в выигрыше.

Одной рукою она коснулась светового шарика, а другой нащупала пульс на правом запястье МакНейра.

— Почти в норме, — сказала она Урасиме. — Прямо как живой.

Тот в ответ довольно ухмыльнулся.

— Вы что-то со мной сделали? — спросил МакНейр. — Но что? Как?

— О, полагаю, это просто какое-то чудо, — важно ответил Урасима, и они с Пани дружно рассмеялись.

— Вы мне не скажете?

— Это нецелесообразно, — ответил Урасима, посерьёзнев. — Когда вы сами поймёте, что произошло, вы сможете воспользоваться этим опытом. А теоретическое объяснение ничего вам не даст. Я знаю, что у европейцев принято объяснять. Но я не придерживаюсь этого обычая.

— Ладно, — и МакНейр повернулся к пани Доновской. — К вам у меня тоже есть вопрос. Про птиц, которые меня встречали.

Она повела плечами, которые как раз укрывал плед в очень знакомую клетку.

— Довольно простые чары, — ответила она, — потом покажу, если хотите. Действуют на любых сколь-нибудь певчих птиц. На кукабарр вообще ложатся как родные.

— Дело не в птицах, — сказал МакНейр, пристально вглядываясь в её лицо, — а в мелодии. Откуда вы знаете «Gabhaidh Sinn an Rathad Mor»?

— Ах, это! — небрежно отмахнулась она. — Уолден, вы не единственный МакНейр или МакИнтайр в Австралии. И тем более не единственный шотландец. А что касается вопроса, который вы подразумеваете, я вам на него уже не ответила, — и она ехидно улыбнулась. — Но попытка хорошая. И пирог, кстати, тоже.

1) Shima uta, 島唄, букв. «островная песня» — песня японской группы The Boom, написанная в 1992 году её вокалистом Миядзава Кадзуфуми под впечатлением от посещения Окинавы. Заслуживает внимания кавер этой песни в исполнении Гакта.

https://www.youtube.com/watch?v=EEwCuDmM75s В начале фрагмент другой песни того же региона, Chinsagu no hana

Вернуться к тексту

2) Польско-украинская песня: https://www.youtube.com/watch?v=jhmEnOoubnU

Вернуться к тексту

3) Chi Mi Na Morbheanna, «Туманом укрытые горы до́ма», гэльская шотландская песня XIX века

https://www.youtube.com/watch?v=UTGAGUUYI0Q или

https://www.youtube.com/watch?v=68Lh7lNPzt8

Вернуться к тексту

Утром МакНейр обнаружил себя спящим на улице в кресле. Он был укрыт тем самым пледом, а ещё кто-то (он был уверен, что Урасима) установил рядом большой зонт от солнца.

Уолден не без труда поднялся — тело затекло от сна в неудобной позе — и, с хрустом потянувшись, огляделся. Все следы пикника со двора исчезли. Последним, что помнилось МакНейру с вечеринки, был запутанный монолог Этцеля. Юный Гриндельвальд несколько перебрал, и когда МакНейр уже начинал задрёмывать, вполглаза наблюдая за всё более изощрёнными метательными упражнениями Пани и Лиама, молодой человек уселся на столик-пенёк рядом с ним и заплетающимся языком выговорил:

— Мистер МакНейр… Могу я называть вас Уолтер, с вашего позволения?

— Безусловно нет, — ответил МакНейр с самым серьёзным видом, помедлил, глядя на полыхнувшие уши Этцеля, и продолжил: — Потому что я Уолден. Привык уже, знаете ли.

Этцель побагровел и попытался сбежать, задев головой летающий светильник, но МакНейр неожиданно для себя перехватил его за рукав и миролюбиво спросил:

— Ты чего хотел-то?

Этцель уселся обратно, несколько раз глубоко вздохнул и сказал, глядя в сторону:

— Как вы думаете, Уолден, может ли нравиться девушкам такой человек, как я? Я имею в виду, по-настоящему нравиться?

МакНейр озадаченно помолчал, потом осторожно ответил:

— Не то что бы у меня много опыта в таких делах… Девушки же разные. Парень ты симпатичный, а как человека я тебя пока не знаю. К чему вообще такой вопрос?

«И почему ко мне?» — добавил он про себя. Нельзя сказать, чтобы он располагал к себе людей настолько, чтобы они через пару часов после шапочного знакомства задавали ему подобные вопросы.

— Понимаете, — страдальчески проговорил Этцель, — мне всё время кажется, что девушки смотрят только на внешность, ну или на моё происхождение… Я ведь из очень богатой семьи. Но как человек я никому из них не интересен. И ни одна не говорит прямо! Вроде всё хорошо, мы встречаемся, но я же чувствую… Ванди только смеётся, и Пани тоже, а Тадао-сан… я просто не понимаю его ответов! Я подумал, что, может быть, вы скажете мне что-то определённое, стоящее! С чем я буду знать, что делать.

— Ну, первое, что мне приходит в голову, — ответил МакНейр, кое-как собираясь с лениво разбегающимися мыслями, — заведи знакомство там, где тебя никто не знает. Анонимно. И внешность измени, всего-то дел. Оборотное зелье можно сварить, ну или купить, не знаю, что тебе проще. Хотя, конечно…

— Да пробовал я, — Этцель махнул рукой, — но всё равно не уверен, а мне нужно знать точно!

И он пустился в долгий и довольно запутанный рассказ о своих отношениях с разными девицами — и то, что он откровенно был нетрезв, отнюдь не придавало связности его истории. Слушая его, МакНейр и заснул, и теперь он немного беспокоился, не слишком ли бестактно это вышло.

Он свернул плед. Тонкая клетчатая ткань ещё хранила лёгкий аромат странных духов, которыми пользовалась Пани. Как будто к мускусу примешали вытяжку из багульника. Запах был… он затруднился подобрать слова… тревожащим. Неспокойный был запах.

Тут его внимание привлёк небольшой предмет, приближавшийся к нему от южных деревьев. Он пригляделся: это была птичка, сложенная из розоватой бумаги. Когда птичка была уже рядом, МакНейр протянул к ней руку, и она, упав на ладонь, развернулась в записку. В записке округлым почерком Урасимы было выведено: «Если не возражаете, побеспокою вас визитом в начале одиннадцатого. У.Т.»

— Не возражаю, конечно, — сказал он вслух. Записка полыхнула у него в руке и развеялась облачком розового дыма. МакНейр предположил, что ответ каким-то образом получен.

Наколдовать Темпус он не смог, и пошёл в летнюю кухню, где были часы. Стрелки показывали девятый час.

После пары фунтов мяса, съеденных за вечер и ночь (не считая всего остального), голода он не чувствовал, но чаю всё же решил выпить. Знакомая кукабарра уселась сверху на входную дверь и оценивающе оглядывала кухню. МакНейр скормил ей пару полосок нежирного бекона, и птица тщательно «убила» каждый предложенный кусочек, а после улетела, оставив на земле пёрышко.

В пятнадцать минут одиннадцатого очаг полыхнул зелёным. МакНейр уже заметил, что, в отличие от Лиама, Урасима всегда приходил только через очаг и всегда предупреждал о визите.

— Доброе утро, — приветствовал он гостя. — Хотите чего-нибудь?

— Доброе, — с улыбкой откликнулся Урасима. — Благодарю, только что пил чай. Хотел справиться о вашем самочувствии. Уже пробовали что-то ещё колдовать?

— Темпус у меня не вышел, — признался МакНейр. — А прочее пока делал руками.

— Это не беда, — ответил Урасима. — Вы только начали возвращаться к себе. Вот, принёс вам сборник упражнений, которыми пользовался сам. Несколько лет назад мы с несколькими коллегами разработали его специально для тех, кто пережил магическое истощение или надолго был лишён возможности пользоваться магией по тем или иным причинам. Эта версия составлена под европейцев. Упражнения довольно простые, каждая ступень связана с предыдущими. От простого к сложному. Навыки восстанавливаются в определённой последовательности, помогающей, так сказать, овладеть собой.

— Спасибо, — искренне сказал МакНейр. — Думаю, это как раз то, что мне нужно. Я-то попытался было вспоминать школьный курс, но сами понимаете… Столько лет ничего подобного не делал.

— Понимаю. Ещё позволю себе посоветовать вам на ближайшее время исключить любую тяжёлую и жирную пищу и все тонизирующие напитки. Некрепкий чай можно, а вот кофе лучше не пить. Что касается алкоголя, воздерживайтесь от него примерно два часа до и после ваших занятий. Утром благоприятно время до девяти часов, а вечером — между пятью и семью часами пополудни. Контролировать вас никто не собирается, вы всё же взрослый человек, однако позволю себе настаивать, чтобы вы прислушались к этим рекомендациям.

— Непременно, — пообещал МакНейр. — Это же в моих интересах.

— В наших общих, — улыбнулся Урасима. — Позволю себе спросить, поняли ли вы, что происходило вечером и ночью? Я имею в виду, специально для вас, кроме всего остального?

— Честно говоря, я ещё не успел подумать об этом, — признался МакНейр.

— Понимаю, — Урасима вежливо наклонил голову. — Тогда, с вашего позволения…

— Могу я спросить?.. — не слишком деликатно остановил его МакНейр.

— Да?

— Что за… птичку вы ко мне прислали?

— Дзя… Это разновидность хисёгами, летающее письмо. На большие расстояния такие не шлют, чары довольно нестойкие. И обычно приходится накладывать ещё какую-то маскировку, чтобы обычные птицы не перехватывали. Те же попугаи или сороки. У каждого свой набор приёмов. Я, например, складываю птичек.

— У нас в Министерстве по этажам посылали бумажные самолётики, — вспомнил МакНейр.

— Наслышан, — с улыбкой ответил Урасима. — Если хотите, потом научу вас своей технике. Ничего сложного. Когда восстановитесь.

— Буду вам благодарен.

Урасима кивнул.

— Кибарэ⁽¹⁾, Уори-сан. Скорее набирайтесь сил. Дзя, мата!⁽²⁾ — он слегка поклонился и аппарировал.

Через неделю вольной жизни МакНейр более-менее освоился в Тувумбе и приобрёл несколько полезных привычек. Например, не прикасаться днём к металлическим предметам, пробывшим на солнце хотя бы полчаса, не наложив охлаждающие чары; не забывать на улице ни полотенце, ни шляпу (потому что какаду проявили к ним на удивление стойкий интерес); при выходе в город не наколдовывать «Агуаменти» иначе как тайком, сразу внутрь стакана или бутылки (после того, как к нему подошёл неприметный человек, показал жетон виз-шерифа, с Южным Крестом и динго, и негромко попросил иметь совесть, мугги же завидно).

После того, как МакНейр начал пользоваться простейшими бытовыми чарами, к нему стал заходить Лиам, который делился с ним приёмами, принятыми у местных магов, преимущественно в их службе. И многие из них были направлены на то, чтобы оградить свой дом и себя от нежелательных контактов с местной живностью.

Лиам, несмотря на абсолютно несерьёзный внешний вид и манеры, оказался очень дельным инструктором. Он был очень терпелив, объяснял доходчиво и просто, и мог многократно повторять одни и те же простые чары, пока МакНейру не удавалось сносно их воспроизвести.

Каждое их занятие начиналось с обсуждения уже изученного. МакНейр с изумлением обнаружил, что большинство специфически местных чар были не то что невербальными, а вообще не предполагали в себе словесного компонента. Соответственно, и вербальной формулы у них не было. Лиам просто говорил:

— А чтобы не нахвататься в лесу клещей, нужно сделать вот так, причём ещё дома! — показывал движения палочкой и объяснял, на каких ощущениях нужно сосредоточиться.

Потом их занятия переместились в офис. МакНейр часами изучал альбомы колдографий и рисунков, запечатлевших австралийскую живность. Рассматривал карты Квинсленда, в особенности карты заповедников и национальных парков, где им чаще всего придётся работать. Он узнал, что выделяют «красные» зоны, где обитают или могут обитать твари классов 5Х и 4Х, и «оранжевые», в которых встречаются редкие, исчезающие или особо ценные виды. А например, «жёлтыми» были места роения билливигов или гнездовья раздувающихся стрижей.

Наконец Лиам объявил, что через несколько дней МакНейр будет готов к стажировке «в поле». Перед этим ему предстояло пройти аттестацию, про которую Лиам сказал: «Да не парься, даже я… даже Этцель прошёл!»

Был четверг, около полудня. Пани отбыла в Сидней на какое-то совещание. Урасима заканчивал обработку окружных отчётов, Лиам выдал МакНейру на изучение ещё одну карту и засел писать письмо своей английской подружке. Он притащил ноутбук в комнату с круглым столом, бывшую своего рода кают-компанией, забрался с ногами в кресло и застучал по клавишам. С высунутым кончиком языка и палочкой, воткнутой в волосы, вид он имел забавный, но очень сосредоточенный.

МакНейр периодически на него косился. Сам он так и не собрался поближе познакомиться с этим «компом».

— Я полагаю, оставаться здесь всем троим нецелесообразно, — задумчиво прервал всеобщее молчание Урасима. — Лиам, вы же поскучаете тут без меня пару часов? Потом я вас сменю.

— Иди, конечно, — рассеянно отозвался Лиам. — Нам с МакНейром ещё нужно потренировать пару специальных заклятий на отваживание змей и на поиск.

— Отлично. Тогда я в Брисбен, в гей-клуб. Набери меня, если что-то срочное… И если без меня будет не обойтись, — и он аппарировал, подхватив со стола панаму.

— Я раньше полагал, что в Австралии говорят по-английски, — флегматично заметил МакНейр. — Как наивно с моей стороны.

— В основном, конечно, по-английски, — кивнул Лиам, — а что?

— Да так, — МакНейр решил, что сначала попытается догадаться сам. Что за клуб, в который ходят днём? В памяти всплыла польская песня, которую пели пани Доновска и Урасима. «Hej, sokoły», кажется? И как кого-то можно «набрать»? Ни до чего не додумавшись, он спросил с деланной небрежностью:

— Что за «весёлый клуб» такой?

— Весёлый? — недоуменно переспросил Лиам, приподняв брови. — Ты о чём вообще?

— В который направился Тадао-сан.

1) Японское пожелание удачи в делах, то же что "Гамбарэ", но в сацумском произношении. Букв. "Потрудись хорошенько"

Вернуться к тексту

2) "Ну, пока!"(яп., сацум. диал.)

Вернуться к тексту

Лиам расхохотался.

— Ну в каком-то смысле весёлый, да. Это клуб для мужчин, которые предпочитают мужчин. В постельном смысле, — он хитро прищурился, ожидая новых вопросов.

МакНей озадаченно молчал.

— А что, Урасима… — он не знал, как поделикатнее сформулировать мысль. Лиам уже откровенно ржал.

— Если ты спрашиваешь, с кем он предпочитает крутить любовь, то я понятия не имею, и никто не имеет. Кроме разве что объектов его страсти, если такие имеются, и Пани, которая знает про своих сотрудников всё. А конкретно в клубе у Тадао две больших и чистых любви: повар и бариста. Он ходит туда поесть при любой возможности, потому что, по его словам, это ближайшее место с приличной кухней. Ещё он не очень ругал кухню другого клуба, где он в свободные вечера играет музыку с несколькими приятелями. За еду, естественно.

— Понятно, — не то чтобы он совсем всё понял, но основную информацию получил. Дальше её следовало обдумать. — Скажи, — продолжил он расспрашивать, — а как ты должен его набрать при необходимости?

— По телефону, как же ещё, — удивился Лиам. — Просто позвонить.

— Мне не стало понятнее, — сообщил ему МакНейр. — На пальцах, если можно. Это что-то маггловское… из техники мугги?

— Ну дак, — ответил Лиам. Он вылез из кресла и отставил ноутбук на стол. Покопавшись в кармане своих безразмерных штанов, Лиам вытащил маленькую чёрную коробочку и показал МакНейру. На лицевой стороне коробочки имелось тёмное прямоугольное окошко, под ним несколько рядов кнопок с цифрами, а над ним надпись NOKIA.

— Это что? — спросил МакНейр, честно рассмотрев этот предмет.

— Ну телефон же, — нетерпеливо сказал Лиам. — Чтобы звонить.

— Я как-то видел телефон, — задумчиво сказал МакНейр, — в маггловском доме. Но он был совсем другой. Больше, с какими-то шнурками и такой изогнутой штукой сверху. И с диском.

— Такие тоже бывают, — покладисто сказал Лиам, — а этот мобильный. Можно носить с собою и звонить отовсюду, где есть связь. Он работает… ну, как радио. Ты представляешь себе принцип действия радио? — спросил он с надеждой.

— Что-то об этом слышал, — уклончиво ответил МакНейр, не столько не желая снова выставлять себя идиотом — он уже привык — сколько решив не расстраивать с такой надеждой глядящего на него Лиама. — Какие-то волны летают по воздуху. Это называется «эфир».

— Точно, — обрадовался Лиам. — Тут то же самое. У каждого телефона есть свой номер. Его можно набрать, нажимая на эти клавиши с цифрами, видишь? Тогда человек, на телефон которого ты звонишь, получит сигнал и ответит. Всё довольно просто, на самом деле. Хочешь, наберём сейчас Тадао или Пани?

— Не стоит, — покачал головой МакНейр (и сразу же подумал, что возможно, поторопился с отказом). — Я понял. Более-менее. А зачем они нужны волшебникам?

— Удобно. И можно связаться с мугги или сквибами. У нас больше половины волонтёров на местах такие, помнишь? Только в совсем диких местах мобильная связь работает плохо. Иногда вообще никак.

— А с волшебниками вы как связываетесь? Если без… телефона, — интересно, он доживёт когда-то до того момента, когда простые разговоры перестанут до такой степени озадачивать его? МакНейр не был в этом убеждён. — Относительно срочно. Совы тут есть?

— Сов мало кто использует, — Лиам не то чтобы удивился, но, кажется, слегка недоумевал, — они всё же слишком заметные. Если птичья почта, то обычно попугаями. Некоторые, как Урасима, шлют разные хисёгами, не помню, как это будет у китайцев. Но это азиаты всякие. Можно через очаги или камины. А есть вот ещё фойершпигель.

— А это что? — почти обречённо спросил Уолден.

— А вот достань из шкафа, там на второй сверху полке. Ага, вот это. Ставь на стол.

МакНейр извлёк с полки довольно громоздкую латунную конструкцию: на тяжёлой квадратной подставке — округлая арка, а за ней на штыре — овальное зеркало. По краю зеркала были выгравированы сложные рунические связки, а по наружному обводу арки шла надпись готическим шрифтом, разобрать которую МакНейр был не в состоянии. Сбоку на арке был подвешен небольшой колокольчик, а над аркой укреплён цилиндрический контейнер.

— И для чего же нужно это произведение сумрачного германского гения? — полюбопытствовал МакНейр.

— Тоже способ связи. Видишь, вот сюда, в эту коробочку засыпают летучий порох, — свой рассказ Лиам сочетал с демонстрацией. — Если хочешь связаться с каким-то абонентом, жмёшь на этот рычаг. Высыпается и вспыхивает запальная доза, называешь имя и адрес. На другой стороне на такой же штуке звонит колокольчик, и если тебе хотят ответить, то тоже нажимают на рычажок. Пока горит огонь, в зеркале видишь собеседника. Видно не очень хорошо, но достаточно, чтобы опознать лицо. Когда пламя начинает опадать, добавляешь пороха. Если хочешь прервать разговор, нажимаешь вот здесь, и порошок вместе с золой падает в выгребной поддон. Всё просто, и экономнее, чем через камин или очаг. Есть ещё более простая модель, без зеркала, там только голосом общаются. Но её не любят, потому что мастеров подделывать голос всё же довольно много, чары-то несложные. С внешностью больше хлопот.

Колокольчик на арке качнулся и коротко звякнул. Раз, другой…

— Кого вызываем? — поинтересовался МакНейр.

— Это входящий, — ответил Лиам. — Интересно, кто бы это мог…

Не договорив, он легко щёлкнул по рычажку. Через мелкие отверстия в верхней части арки вниз просыпались несколько тонких струек порошка — мелкого, практически пудры. Ударившись об основание, порошок вспыхнул, и через зеленоватое пламя в зеркале стало видно лицо. Это был старик с короткими седыми волосами, в круглой чёрной шапочке и в очках в стальной оправе.

— Мистер О'Лири? А из старших никого в офисе нет? — сказал он. Голос звучал резко и отрывисто, по-английски старик говорил с заметным немецким акцентом.

— Добрый день, мистер Вендель, я тоже рад вас видеть, — улыбка Лиама была образцом показного дружелюбия. — Чем я могу вам помочь? Какие-то новости?

— Я всё же предпочёл бы… Впрочем, ладно, передать сообщение вы скорее всего в состоянии. Мне стало известно, что в заповедник направляется съёмочная группа во главе с этим маггелем… или кто он там, не помню фамилию… Ну вы знаете, с крокодилами обнимается. Ему, видите ли, сообщили, что в районе Джек-ривер видели баньипа. Думаю, что кто-то из местных проболтался.

— Погодите, — перебил его Лиам. — Вы хотите сказать, что в заповеднике завёлся баньип? Когда? Давно?

— Понятия не имею. Местные говорят о нём уже полгода, но я не проверял. Район могу примерно указать на карте, там есть приметное место.

— И вы, мистер Вендель, вот так вот походя мне рассказываете, что у вас там полгода живёт пять-икс тварь, а возможно и не одна, и вы не удосужились это проверить? — Лиам говорил подчеркнуто спокойно и вкрадчиво. — Я вас правильно понял? Никто не ставит защитные чары, никто не уточняет границы красной зоны?

МакНейр подумал, что уже слышал эти интонации. От пани Доновской.

— Я у вас не на жаловании, мистер О'Лири, — сварливо сказал старик, — и вы не имеете права требовать большего, чем я обязан по служебной инструкции. Инструкция сейчас передо мной. Я должен оповещать о попытках проникновения в красные и оранжевые зоны — это я и делаю, даже до начала попытки. А тащиться на болото и выслеживать ваше дикое зверьё не собираюсь!

— Всё так, мистер Вендель, не на жаловании, — кротко ответил Лиам. — Мы всего лишь договорились о вашем проживании на закрытой для белых аборигенной территории. Поэтому рассчитываем на ваше деятельное сотрудничество. Мы ведь можем на него рассчитывать, правда?

Старик поджал губы и засопел.

— Что вам ещё нужно? — наконец спросил он нехотя. — Какое содействие?

— Ничего особенного. Мы с коллегой прибудем к вам через некоторое время. Вы покажете нам направление, где, вероятно, видели баньипа, и мы сами всё проверим, и чары поставим. От вас потребуется держать связь с офисом и известить их, если мы не вернёмся в назначенное время. Это вас не затруднит?

— Не затруднит. Жду вас. Камин открыт, — и старик прервал связь. Пламя в устройстве погасло.

— Он просто душка! — с чувством сказал Лиам и повернулся к МакНейру. — Запомни эту старую немецкую задницу. Мистер Виктор Вендель — наш самый склочный внештатный сотрудник. Одно удовольствие иметь с ним дело.

Он снова вынул из кармана телефон, быстро набрал номер и начал расхаживать по комнате. В ожидании ответа он теребил одну из своих косиц.

МакНейр слышал доносящиеся из «коробочки» длинные гудки.

— Ма-а-акс! Ну же, возьми трубку, ленивая скотина! — простонал Лиам. Подождав ещё немного, он отключил телефон и со вздохом сказал: — Хотел вызвонить Макса Фридмана, это наш постоянный в том округе. Но, видимо, придётся всё же самим туда выбираться.

— Так что, наше занятие отменяется? — уточнил МакНейр. — Вызовешь Урасиму?

— Зачем? — удивился Лиам. — С тобой и сгоняем. Там дел-то всего на пару часов, я думаю. Опросим Венделя, местных… Надо же, какой драный поссум навёл телевизионщиков…

— Кого навёл? — переспросил МакНейр.

— Ну слушай, — с некоторым возмущением сказал Лиам. — Ты не можешь быть таким дремучим. Волшебное ТиВи появилось у вас в Англии, я-то знаю. Но вашим не зашло, да и Статут как-то нарушался, и они перебрались к нам. Телевизионщики то есть. У мугги тоже имеется, но у нас своё. Четыре канала, передача идёт по кабелю, и сигнал шифруется, так что мугги наше не смотрят. Ну или не должны, — добавил он менее уверенно.

— Допустим, я дремучий, — спокойно сказал МакНейр. — Ну или дело в том, что я в последние лет десять был несколько отрезан от цивилизации. Объясни толком, о чём речь.

— Это как колдорадио, но передаётся не только звук, но и изображение, — ни капли не обиделся Лиам. — Похоже на колдофото. За отдельную плату можно заказать и передачу запахов, но это пока кривенько работает. Очень на любителя. Но на Джек-ривер не наши телевизионщики намылились, а мугговские. И я, кажется, знаю, кого за это бить.

— Потом просто покажешь, — сдался МакНейр. — Я так сейчас не представлю.

— У тебя, между прочим, дома есть домашний кинотеатр с телевизором, — заметил Лиам. — Ты что, ещё не нашёл?

— Я и не искал, — пожал МакНейр плечами. — Сейчас что делать будем?

— Ну как что, — бодро отозвался Лиам. — Через очаг прыгнем до Венделя, а там на месте разберёмся.

— Я, конечно, пока просто стажёр, — заметил МакНейр, не скрывая сарказма, — но не могу не уточнить: это нормально — отправляться на работу вот так вот налегке?

— Знаешь, — парировал Лиам, — мы, конечно, все оценили твой рабочий костюм: заклятая драконья кожа, все дела, но в нашем климате ты получишь тепловой удар где-то за час. Потому что большинство охлаждающих чар из простых слетают от любой мимолётной Финиты, а для качественного наложения я тебе прямо сейчас не найду специалиста. У тебя же нет там охлаждения, правда? Поэтому выбери себе пояс с ножом в оружейке, оставь в сейфе родную палочку, проверь служебную и давай уже выдвигаться.

— Палочку-то зачем оставлять? — удивился МакНейр

— Потому что иначе ты можешь очень о ней пожалеть. Просто поверь.

— Кстати, Уолл, можешь мне сказать, какие чары мы накладываем перед выходом в поле?

— Могу. От насекомых, клещей и прочей ползучей и летающей мелочи, от змей, охлаждающие и скрывающие запах, — перечислил МакНейр методично. — Это для буша и гор. Для моря пока не всё запомнил. Мне наложить?

— В другой раз. Сейчас я сам, так быстрее. Ещё запомни, что бывает «Ложная тень», это от всех хищников, кто целится глазами или на тепло. Мешает прицеливаться. На людей хуже действует, ну или я не знаю, как правильно. Пани показала, я тебя потом научу. Нам сейчас вряд ли пригодится.

— Слушай, если про баньипа вы не знали, почему там «красная» зона?

— Из-за яра-ма-я-ху. Обычно они питаются мелкими сумчатыми и птицами, но человеческие дети им тоже годятся. Урасима утверждает, что они в родстве с каппа. Только без этой проплешины на голове. «Красная» она очень условно, поскольку место не туристическое, белых там почти не бывает, а местные сами обычно в курсе, куда лучше не ходить, и на ограждающие чары они обижаются, так что это тонкий момент, — Лиам рассказывал и одновременно выплетал кончиком палочки сложные узоры, сначала вокруг себя, потом вокруг МакНейра. Хват у него был необычный: мало того, что он был левшой, так ещё и палочку держал щепотью, за самый конец рукоятки. Да и сама палочка казалась МакНейру коротковатой. — Ну, теперь вроде всё. Можем идти.

— Записку Урасиме оставить не надо?

— Ноуп, я ему уже послал эс-эм-эс.

МакНейр не стал переспрашивать.

Вероятно, очаги и камины работают немного по-разному. МакНейр подумал об этом, когда вместо ставшего привычным «прямого перехода» его затянуло в полузабытую зелёную круговерть. Вслед за Лиамом он вышагнул из обычного, вполне европейского камина, каких полно в Англии. Стряхнул с себя хлопья сажи — и замер, разведя руки в стороны и даже не пытаясь потянуться к поясной кобуре. Замер и Лиам, в такой же позе.

За креслом с высокой спинкой стоял тот самый старик, которого они видели в фойершпигеле — среднего роста, в длинном двубортном одеянии из тонкой чёрной шерсти со стоячим воротником и серебряными пуговицами. Его взгляд поверх очков, цепкий и недобрый, напомнил МакНейру Нагини: однажды Лордова любимица остановилась напротив него, ползая по столу во время очередного совещания, и это была пара чрезвычайно неприятных минут.

Палочка старика была направлена на них — вернее, в основном на Уолдена — весьма выразительным жестом. Жестом, который предвещал крупные неприятности в ответ на любое неосторожное движение.

— О'Лири, — сказал старик, — кто это с тобой?

— Меня зовут Уолден МакНейр, сэр, недавно работаю в Отделе, — МакНейр решил, что ему лучше представиться самому, и надеялся, что не ошибся. — Я стажёр, сэр.

— Это правда, мистер Вендель, — вступил Лиам, — вы бы опустили палочку.

Вендель пристально оглядел МакНейра, увидел звезду с номером на его левой руке и очень, очень неторопливо отвёл палочку в сторону и вниз.

МакНейр и Лиам облегчённо вздохнули.

— Что это случилось с Доновской? — спросил старик сварливо. — В кои-то веки взяла на работу взрослого мужчину. А то были молокососы, один моложе другого.

— Думаю, дело в подходящей репутации, — откликнулся Лиам. — Пани смотрит на деловые качества, а не на возраст… В отличие от некоторых. Показывайте, где тут у вас баньип?

Старик широким жестом подозвал их к письменному столу, на котором была расстелена карта, придавленная с одной стороны нефритовым пресс-папье, а с другой — оловянной кружкой.

— Вот здесь, — сказал он, указывая место узловатым пальцем, — в красной зоне, где новый биллабонг. Подходящих тропинок туда нет, но в четырёх милях, на склоне, закопан маячный камень. «Стрелку» я вам выдам, но смотрите не потеряйте, новую делать не стану.

— Не потеряем, — пообещал Лиам и принялся расспрашивать Венделя о других новостях по его округу. Старик отвечал скупо и неохотно, но, по-видимому, выделял самое важное, потому что Лиам удовлетворённо кивал.

МакНейр между тем украдкой осматривал помещение, в котором они находились. Это была небольшая комната с довольно низким потолком, полутёмная и порядком захламлённая. Одну стену почти целиком занимал большой камин. И на каминной, и на настенных полках поблизости были расставлены разные серебряные приборчики, которые вращались, покачивались и позвякивали, иногда выпуская облачка дыма — и Уолдену вдруг вспомнился кабинет покойного Дамблдора. На каминной же полке стоял фойершпигель, похожий на тот, что остался у них в офисе, только, кажется, чугунный, с серебряным зеркалом. На литой арке помимо готической надписи имелся посеребренный знак — вертикально перечёркнутый круг, вписанный в треугольник. Что ж, владелец комнаты не слишком скрывал своё прошлое… Особенно если учесть колдографию в тонкой серебряной рамке: ещё сравнительно молодой Геллерт Гриндельвальд вдохновенно произносил речь, а за его спиной среди аплодирующих виднелся восхищённо аплодирующий Виктор Вендель, юный и длинноволосый. Колдография была обработана так, что прочие лица, кроме этих двух, различить было невозможно.

Остальные стены были целиком загорожены книжными шкафами. Рядом со столом стояли четвероногий пюпитр для книг и кресло. Других сидений, даже табуретов, в комнате не наблюдалось, из чего МакНейр заключил, что здесь вряд ли часто принимают гостей, и перенёс своё внимание на старика, который явно не был рад визиту и хотел скорее от них отделаться.

— Да, я понял, — говорил старик, — вас не будет примерно два-три часа. Если вы не вернётесь к закату, мне следует сообщить в офис. Это стандартная процедура.

Из ящика стола он извлёк маленький предмет и передал его Лиаму. МакНейр не успел разглядеть, что это, в том числе потому, что Лиам без лишних церемоний взял его за руку и аппарировал с ним на улицу.

Снаружи дом оказался одноэтажным, пять на пять ярдов, он был сложен из небольших красноватых кирпичей и покрыт красной же черепицей. Немецкий городской дом, каких немало где-нибудь в Южной Германии, среди эвкалиптов и пальм выглядел очень чужеродно, как и растущий возле него огромный куст жасмина, весь в цвету. Странности прибавляло и то, что ни дверей, ни окон на доме видно не было.

— Дверей и взаправду нет, — тут же пояснил Лиам. — Для гостей, приглашённых хозяином дома, аппарация наружу открыта, а вот внутрь можно попасть только вместе с ним или со «стрелкой». Ну или через камин. Старик немного параноит.

— Что за «стрелка»? — МакНейр уже несколько утомился от «местных особенностей», всплывающих вот так, мимоходом.

Кажется, Лиам почувствовал его настроение. Он просто разжал ладонь и показал небольшой камешек, на котором была нацарапана стрелка. Ну или руна «Тюр», это как посмотреть.

— Обычно волшебник может аппарировать лишь в место, которое видел сам. Вернее, в котором так или иначе побывал, — пояснил он. — Гораздо меньше тех, кто может это сделать по чужому рассказу или воспоминанию. Австралия — довольно большая страна. Для точной аппарации в незнакомые места был придуман принцип маяка. «Маяк», или «мишень» — особым образом заклятый предмет… камень. Он помещается там, куда нужен доступ. На природе обычно закапывается, в жилых местах — замуровывается в стену. От этого камня предварительно отделяют небольшие кусочки, они также зачарованы. Это и есть стрелки. С ними любой обученный аппарации волшебник может достичь места, где помещён «маяк». Способ довольно простой, но надёжный. Все службы им пользуются. Частных «маяков» не то что бы меньше, просто об их наличии не принято болтать. Как-то так.

— А где же «мишень» для этой «стрелки»?

— В лесу, на относительно возвышенном месте рядом с «красной» зоной. Поскольку лес обычно заболочен, лучше иметь возможность сперва осмотреться. Неизменных троп там почти нет. Эту связку «мишень — стрелка», как и прочие в округе, Вендель делал сам и выдаёт только сотрудникам Отдела. Впрочем, у него кроме нас никто и не бывает. Всё необходимое он заказывает через каминную доставку и тщательно проверяет. Сюда даже птичья почта попасть не может.

— Опасается старых знакомых? — полюбопытствовал МакНейр.

— Просто любит уединение, — раздался резкий голос. Старик незаметно возник позади них, заставив обоих вздрогнуть. — И вы, кажется, торопились, господа. У вас дела. Гретхен, радость моя, иди сюда!

Неожиданная перемена в тоне была не менее удивительна, чем внезапное появление. Казалось странным, что этот неприятный и нелюбезный человек может говорить так мягко и ласково. Он присел на корточки, глядя куда-то в папоротники.

— Иди ко мне, моя хорошая, миц-миц! — приговаривал Вендель.

Из папоротниковых зарослей появился буроватый зверёк размером с небольшую собаку. МакНейр предположил, что это какой-то мелкий кенгуру: из виденных им животных зверёк походил разве что на кролика, но со сравнительно небольшими округлыми ушками и довольно длинным хвостом. Его морда — вернее её, потому что это очевидно была самка, — производила самое дружелюбное впечатление, а когда эта Гретхен остановилась и села на задние лапы, на её мордашке натурально появилась широкая улыбка. Старик протянул ей кусочек моркови. Тут же мех на животе Гретхен зашевелился, и из сумки высунулась голова детёныша, который и ухватил лакомство. Старик тут же достал из кармана ещё ломтик и вручил его матери.

Лиам смотрел на это с показным умилением. Старик заметил и послал ему испепеляющий взгляд. Лиам мгновенно посерьёзнел, пробормотал: «Хорошего дня, мистер Вендель, спасибо за содействие», и они с МакНейром снова аппарировали, так что он не успел поинтересоваться, что это за улыбающаяся тварюшка.

Теперь они оказались на самом краю засушливого плато с эвкалиптовым редколесьем. Воздух звенел от птичьих криков и треска цикад, и МакНейр в очередной раз подумал, что не понимает, как местная живность находит в себе силы шуметь на такой жаре. Красноватую землю покрывали опавшие листья, а от края вниз начиналась старая каменистая осыпь. Камни переросли травой, и местами покрылись засохшими лишайниками. Ещё немного вниз лес становился гуще, плотнее, появлялась какая-никакая тень.

— Круто, у него квокка, да ещё с джоуи! Где только достал! Они же у нас не водятся, — Лиам с привычной оживлённостью жестикулировал на ходу. Они пробирались через подлесок, пользуясь скорее направлением, чем тропой там, где среди жёстких кустов и поваленных деревьев можно было пройти… пролезть.

— Перейди обратно на английский, будь добр, — попросил МакНейр.

— Квокки с юго-западного побережья, — покладисто пояснил Лиам, — в нашем штате они не водятся. С кем Вендель договорился, чтобы заполучить самку с детёнышем, я даже и не представляю. Ну а джоуи — просто детёныш, щенок кенгурячий.

— Понял. — Квокка, значит. Ещё и редкость. Жаль — зверь произвёл на него приятное впечатление. — Мы сейчас что будем делать?

— Надо проверить границы «красной зоны». Сначала в лесу, потом у реки. Если в лесу держится — уже неплохо. Но на реку всё равно придётся идти. На текущей воде пишог не держится, там другие чары. Их могло уже снести.

— Пишог? — удивился МакНейр. — Это же ирландские чары, нет?

— Точно, — кивнул Лиам, — так и я наполовину ирландец. Вообще, они просто называются так же и устроены похожим образом, а наложены местными и на местный манер. Но мой папаша называл их «пишог», и я называю «пишог». Они просто отводят всех, кто не имеет права здесь шастать, особенно мугги.

— Местные — это волшебники из аборигенов? — уточнил МакНейр. Потому что этим словом Лиам обозначал… да кого угодно — от родившихся здесь волшебников до попугаев, к примеру. В зависимости от контекста.

— Ну, — Лиам сдёрнул с ветки на своём пути змею и отбросил её в сторону, — а кто же ещё? Приезжие австралийцы называются «оззи», а местные — местные и есть. Их тысяч семьдесят будет. Или нас, точнее. Я как бы тоже наполовину местный.

— Да, я понял, — МакНейр уже немного разобрался в происхождении своих коллег. — А на другую половину ирландец, по отцу.

— Йеп. Моя матушка — четырнадцатый ребёнок старейшины, восьмая девочка в семье. И не самая младшая. По обычаю ей полагалось выйти замуж за парня из дружественного клана, но она сбежала от такого счастья в Сидней и там подцепила моего папашу. Думаю, без приворота не обошлось, она так-то не красавица. Решила, что хочет себе ребёнка от этого рыжего мужика, очень им впечатлилась. Так появился я.

Лиам остановился, наколдовал Агуаменти и напился прямо от палочки, и МакНейр последовал его примеру.

— Так, нам туда, — Лиам махнул рукой налево. — Вниз до «красной зоны» километра три, а до реки все пять. Сейчас сравнительно сухой сезон, но в самом низу будет подболочено. Трясин как таковых нет, скорее жидкая грязь неизвестной глубины. И ручьи.

— Понял. На что обратить внимание? Что мы сейчас будем делать? — отрывисто уточнил МакНейр.

— Внимание... — Лиам даже задумался. — Во-первых, я тебе покажу, как закрыта «красная», чтоб ты знал и запомнил ощущение. Эта постоянная, а ещё бывают временные, в зоне пожаров, например. Во-вторых... Уолл, ты, конечно, опытный, но у тебя другой опыт. Ты ещё не знаешь хорошо наших протоколов. Вот прямо сейчас запомни: если я говорю «беги», ты бежишь. В основном вперёд, или в любую сторону, выглядящую безопасной. Если я говорю «прыгай», ты...

— Прыгаю? — с некоторой иронией переспросил МакНейр.

— ...аппарируешь, опять же, в безопасную сторону, и только потом оглядываешься, где я и что со мной, — невозмутимо продолжил Лиам. — Ты ведь умеешь аппарировать на короткие? Прыгнул, развернулся, осмотрелся. Сначала убираешь в безопасное место себя, потом помогаешь напарнику. Это железное правило. Это наш протокол. Потому что в случае чего один труп лучше, чем два или вся группа. Страхуем друг друга без самопожертвования. Ты меня понял? Уолл, ты старше меня и, может быть, круче. Но сейчас командую я, и за группу отвечаю я. Есть вопросы по этому пункту?

— По этому — нет, — в том ему ответил МакНейр. — Кстати о протоколах. Если я правильно запомнил, разнородные вспомогательные чары в группе должны накладывать разные её члены. А ты разом держишь и охлаждающие, и от животных. Непорядок.

Лиам хмыкнул.

— Тут ты меня уел. Что тебе уступить?

— Давай охлаждающие. Я их всё равно каждый день накладываю.

— Забирай, — Лиам коротко помахал палочкой, отменяя свои чары, и на МакНейра тут же навалилась окружающая духота. Вокруг не было ни ветринки, только тяжёлый и довольно сухой зной, и Уолден моментально взмок — ему пришлось сосредоточиться, чтобы восстановить охлаждение. Сперва на Лиаме, потом на себе.

Лиам постоял, прислушиваясь к ощущениям.

— Интересно, — сказал он, — под твоими прохладнее. Почти как зимой.

— Так я северянин, если ты не забыл, — усмехнулся МакНейр. — Для меня нормальное лето — это примерно вот так. И то жарковато. Чары же воспроизводят то, что комфортно волшебнику, который их накладывает. Во всяком случае те, что знаю я.

— Да? — кажется, Лиам искренне удивился этим сведениям. — Никогда об этом не задумывался. Я не силён в теории.

Они спустились с каменистого склона на довольно ровный участок. Лес здесь поредел, и открытая солнцу земля высохла и потрескалась.

— Слушай, — сказал МакНейр, — если я правильно помню, биллабонг — это, по-местному, временное русло. Выходит, оно не такое уж новое? Или Вендель всё же выбирался к реке? Иначе откуда оно взялось на его карте.

— Это как раз просто, — легко отозвался Лиам. — Он связал карту со своей подконтрольной территорией. Всё важное возникает на карте само, все изменения. Точно не представляю, как делаются такие штуки, но по смыслу так. Он на самом деле довольно крутой, этот дед.

Следующие полмили они прошли в молчании. Склон становился всё более пологим, и несколько раз им пришлось перейти русла почти пересохших ручьёв, лениво тёкших к реке. Поднимаясь из очередной промоины, они увидели на поляне под толстым кривым деревом сидящего человека… аборигена. К стволу было прислонено копьё с грубым заржавленным наконечником.

Вот теперь МакНейр воочию увидел, что Лиам — полукровка. Встреченный ими местный имел гораздо более тёмную кожу, и черты его лица были тяжелее и грубее, однако типаж был очевиден. Это был парень одних примерно лет с Вандималунгу или даже чуть младше, с клочковатой и жёсткой неопрятной бородой, и такой же неопрятной копной волос на голове; в причёску, если это можно так назвать, были вставлены перья и простенькие украшения, в том числе подвеска из трёх пивных пробок. Из одежды на нём были только изрядно поношенные шорты невнятного цвета, когда-то светло-голубые или белые, а на груди болталось ожерелье из камушков и костей. При виде визитёров парень лениво поднялся и извлёк откуда-то из причёски палочку. Вернее, то была кое-как обработанная кость, скорее всего птичья, с прилаженной вставкой из дерева, которую он весьма недвусмысленно нацелил на них.

Лиам подошёл к парню почти вплотную, подбоченился и сказал:

— Лягушка, а ты не обомлел, на меня палку наставлять?

— А что такого? — нагло ответил тот, кого назвали Лягушкой. — Мало ли кто тут шастает. Гонять посторонних — моя обязанность, а вас издали не видно.

— Это хорошо, что ты заговорил об обязанностях, — ласково произнёс Лиам. — А скажи-ка мне, кто разболтал телевизионщикам про баньипа? Не ты, случайно?

— Может, и я, — ни на лице, ни в голосе у Лягушки не было и тени смущения. — Выпили с одним парнем в кемпинге в Лэйкфилде. Он искал материал для передачи. Ну и что?

— И ты пообещал проводить их по реке до места, так? — продолжал допытываться Лиам.

— Может, и обещал. Давно говорили, не помню. А чего?

— Ты что-то говорил про обязанности, или снова уже забыл?

— Обязанности — это обязанности, а две сотки — это две сотки, — ухмыляясь, пояснил парень. — Маленькие радости жизни стоят денег. Не все торчат с краденого.

Лиам улыбнулся и без предупреждения ударил его снизу в челюсть. Парень рухнул на землю и с невнятной руганью схватился за лицо.

— Ещё что скажешь? — спокойно осведомился у него Лиам. Тот злобно посмотрел на него снизу вверх, но промолчал. Подниматься он не спешил.

— Пойдём, — Лиам махнул МакНейру рукой, — нам вот туда. Теперь точно придётся дойти до реки.

Перешагнув через ноги Лягушки, он быстро зашагал прочь, и МакНейр поспешно последовал за ним. Ему показалось, что им вслед может полететь если не проклятье, так копьё, но до их ухода парень продолжал лежать на земле, ощупывая челюсть.

Лиама МакНейр догнал не сразу: тот развил неожиданно приличную скорость.

— У тебя проблем не будет? — спросил МакНейр.

— Из-за этого? Нет, — бросил Лиам через плечо. — Если скажу деду, что он устроил, тот из него кости вынет. Из живого. Поэтому Гунган будет молчать. И мы тоже, ОК?

— Да не вопрос. А Гунган — это?..

— Лягушка, — пояснил Лиам, — так переводится. Тупой ленивый бездельник. За выпивку что угодно продаст. Здесь волонтёрит, потому что его больше никто никуда не наймёт, охотник он довольно дерьмовый, а в племени даром никому не нужен. Он почти мой ровесник, а жены нет, куда это годится?

— У тебя тоже вроде бы нет, — заметил МакНейр.

— Это другое дело, — буркнул Лиам и заметно помрачнел.

— А про «вынет кости» — ты это серьёзно? — полюбопытствовал МакНейр через некоторое время.

— Более чем. Запросто.

— Это разве не будет нарушением Клятвы? Убийство волшебника…

— Так он уже перестанет быть волшебником. Его лишат магии. Племя лишит, — равнодушно ответил Лиам, — они это умеют. Я не знаю, как это делается. Предпочитаю не знать.

— Как-то больно жёстко, — заметил МакНейр.

— А никто и не говорил, что местные — добрые милашки. Гунган — слабый волшебник. Если бы он был мугги, просто жил бы как все. Но для волшебника из племён быть слабым позорно. К слабым относятся как к мусору.

— А к сквибам?

— В племенах не различают. Есть волшебники, и есть мугги. Какая разница, кто от кого родился? — Лиам пригляделся или прислушался к чему-то впереди и внезапно скомандовал: — Левую руку вперёд!

МакНейр повиновался, повторяя его жест, развернув левое предплечье татуировкой вперёд. Тут же в глазах у него потемнело, на какое-то время всё скрыл красноватый туман, и всё его тело содрогнулось. Он остановился и тряхнул головой, смутно ощущая, что Лиам внимательно за ним наблюдает.

— Вот это и был проход в «красную» зону, — пояснил Лиам. — Кроме нас могут пройти лесники, колдомедики и виз-шерифы — по своим татуировкам. Ну и особые уполномоченные из министерств, у этих специальные жетоны. Местные тоже ходят, конечно. Это же их земля. Они сами следят, чтобы никто из детей или слабых не сунулся. Таков уговор. Всех прочих пишог отводит. Только самые упорные доходят до границы и чувствуют примерно то же, что и мы сейчас, но сильнее раз в десять.

— А мугги что чувствуют? — МакНейр полил себе из палочки и умылся, а потом сделал несколько больших глотков.

— Да ничего вроде бы, им просто очень не хочется сюда идти. Или забывают, куда шли. Не знаю точно. С проводником пройти можно, но только по воде, там другие чары. Надо проверить, не похозяйничал ли там Лягушка, с него станется.

Земля возле реки в самом деле становилась всё более влажной, появились небольшие болотца с торчащими пучками травы, а кроме таких и сяких эвкалиптов стали попадаться деревья с мягкой, светлой, шелушащейся корой и белыми цветами, похожими на ёршики для бутылок или метёлки для пыли, которые Лиам назвал чайными деревьями. Возле одного из таких болот он показал МакНейру цепочку следов, оставленных на глине небольшими четырёхпалыми лапками — не то птичьи, не то звериные. Оказалось, что это следы яра-ма-я-ху, довольно мелкого.

— Вернёмся, напомни показать тебе чучело. У нас есть. Купили тушку у местных.

Чары на западной стороне «красной» зоны оказались в порядке. Лиам проверил это, не приближаясь к реке, без каких-то пояснений несколько хаотично, на взгляд Уолдена, помахав палочкой.

— Ты бы говорил, что делаешь, — попросил МакНейр, — мне ведь тоже потом этим заниматься.

— Потом, в офисе, — отмахнулся Лиам. — И поставлю при тебе, и всё покажу. Сейчас я узнал, что никто из волшебников границу по воде не пересекал, а вот волшебные твари здесь были, и не одна. И судя по тому, что границу зоны они пересекли с лёгкостью, это в самом деле может быть баньип.

— А ты его сам видел хоть раз, баньипа-то? — с любопытством спросил МакНейр.

— Два раза, издали. Но знаю сравнительно много. До них добрался этот ваш... ну, который тритон... — Лиам защёлкал пальцами, — фамилию не помню...

— Ньют Скамандер? — догадался МакНейр. — Он у вас бывал?

— Да, в девяностые. Конченый псих, — сказал Лиам с уважением, — но всяких тварей знает и любит. Баньипа даже погладил, говорит. Так, сейчас...

Он вынул из кармана телефон, повозился с ним и огорчённо сказал:

— Нет сети. Хотел вызвать Урасиму. Нам нужен третий.

— Это зачем? — спросил МакНейр.

— Тварь на пять Х, в естественной среде, рабочая группа должна состоять минимум из троих, — словно читая инструкцию, ответил Лиам. — Урасима вне зоны доступа... то есть на самом деле это мы вне доступа. Вендель сюда не пойдёт. Лягушка бесполезен... Так не хочу завтра опять сюда тащиться... Сегодня не успеем до темноты всё организовать. Слушай, давай вдвоём, а? — Лиам посмотрел на МакНейра с надеждой. — Мы осторожненько, не возле воды, пройдём на тот конец зоны. Я по дороге обнаруживающие чары покидаю. На баньипа они плохо срабатывают, как и вообще любые чары, но всё лучше, чем ничего.

— А так можно? — с сомнением сказал МакНейр. — Ты смотри, я ведь не знаю всех здешних правил.

— Вообще-то нельзя, — грустно сказал Лиам, — но тебе вот хочется сейчас идти обратно, а завтра опять сюда добираться? Мне ни разу не хочется. Давай потихоньку?

— Ладно, — ответил МакНейр, — если ты уверен, что мы справимся.

Лиам просиял.

— Да что может случиться-то! — уверенно заявил он.

Они отправились на восток, продираясь через густые приречные заросли. Несколько раз им приходилось удаляться сильно в сторону от реки, потому что подтопленный берег становился непроходимым болотом. Наконец, примерно на полпути северный берег чуть приподнялся, заросли стали реже, и одна за другой потянулись поляны, на одной из которых лежали несколько крокодилов. Небольших, как пояснил Лиам. Всего-то девятифутовых.

Ещё в четверти мили от крокодильего лежбища, на другой поляне, Лиам вдруг замер, прислушиваясь, бросил быстрый взгляд влево и стремительно рванул к реке, крикнув: «За мной!»

У реки росло дерево с раскидистыми ветвями, довольно полого склонявшееся к воде. Лиам буквально взбежал по стволу и начал карабкаться к ветвям. МакНейр последовал за ним. Усевшись, наконец, на одной из толстых ветвей, они переглянулись и достали из ножен палочки.

— От чего бежим-то? — спросил МакНейр, восстанавливая дыхание. Да уж, до привычной формы ему ещё далеко…

— А вон, — Лиам кивнул в ту сторону, откуда они прибежали. По их следам неторопливо, короткими перебежками трусил зверь, отдалённо напоминавший большую выдру — разве что задние лапы были заметно мощнее передних, так что задница поднималась вверх, и морда была не округлая, а скорей заострённая. Ну и размером он был поболе любой из виденных МакНейром выдр: не меньше десяти футов в длину, правда, с хвостом. Зверь возбуждённо стрекотал и тявкал.

— Баньип, — сказал Лиам, — детёныш баньипа.

Выражение его лица подозрительно напоминало умиление.

— Скажи мне, Лиам, — спросил МакНейр подчёркнуто спокойно, — почему мы убегали от водяного зверя к реке и зачем залезли на дерево, вместо того чтобы аппарировать?

— Ну, он вряд ли залезет на дерево, — рассеянно ответил Лиам, вытягивая шею, чтобы получше рассмотреть зверя. Маленький... «маленький!» баньип тем временем опёрся передними лапами на ствол и замер, принюхиваясь. Длинные белые вибриссы по обе стороны морды, над бровями и на подбородке возбуждённо дрожали. Из приоткрытой пасти выразительно выпирали два мощных клыка. Черный язык промелькнул между ними и облизнул широкий нос. Когтистые лапы с перепонками продвинулись по стволу немного вверх, вверх... зверь оскользнулся и с жалобным взвякиванием плюхнулся в воду.

— У вопроса было две части. Почему мы не аппарируем? — вновь осведомился МакНейр, покрепче цепляясь за ветку. Под ними в реке жизнерадостно нарезал круги маленький баньип. Время от времени он делал «свечку» и поднимался из воды почти по пояс, повякивая и вереща.

— Слу-ушай, это же такая редкость, детёныш баньипа, ну! — возбуждённо сказал Лиам. — Тебе разве не хочется рассмотреть его поближе?

— Нет, — искренне ответил МакНейр, — не особенно. Потому что рядом с детёнышем обычно есть его мамочка. Против которой у нас может не хватить аргументов. Ты сам говорил, что чарами их не взять — а сети нет. Разве что трансфигурировать что-то во что-то, чем их можно будет отвлечь. Или прибить.

— Да брось. Не залезут же они на дерево, — легкомысленно отмахнулся Лиам, и МакНейр подумал, что, кажется, начинает понимать причину дефицита местных кадров в отделе. — Посмотрим и аппарируем. Смотри, какой милашка. Шоколадненький. Интересно, это самец или самочка? Как бы проверить…

Он не договорил. От середины реки к детёнышу приближалась цепочка пузырьков, и, заметив её, Лиам запустил туда каким-то заклинанием, но, видимо, промахнулся. Вода вдруг вскипела, и огромный крокодил бросился на детёныша, но маленький баньип каким-то чудом увернулся и пронзительно заверещал.

Тут же вода рядом с ними взбурлила вновь, и крокодил обнаружил, что на этом празднике жизни он оказался не совсем в том качестве, в каком рассчитывал. Мелькнула чёрная тень, и на горле крокодила снизу сжались массивные челюсти. Какое-то недолгое время баньип и его добыча барахтались, поднимая клубы мути, а потом крокодил перестал дёргаться. Взрослый баньип неторопливо выбрался (или выбралась — МакНейр был не то что уверен, но считал весьма вероятным, что это самка) на берег, волоча за собой добычу. Он был ненамного крупней крокодила, футов пятнадцать в длину, считая хвост, который, впрочем, частично оставался в воде. Чёрная блестящая шерсть баньипа влажно лоснилась. На загривке и мощных плечах она отчего-то была длинней и гуще, почти грива, в ней даже запутались какие-то водоросли.

Зверь перевернул крокодила брюхом кверху и степенно принялся за еду. Сверху было хорошо видно, как сильные челюсти без особого труда вырывают из туши довольно большие куски. Детёныш тоже вылез на сушу и пристроился к добыче с другой стороны. Минут за десять баньипы деловито умяли большую часть крокодила.

МакНейр попытался устроиться поудобнее, но сломал сухую ветку, и она с плеском упала.

Большой баньип прервал свою трапезу, поднял голову и огляделся. Впрочем, скорее принюхался. На людей, замерших в ветвях, он посмотрел подслеповато и равнодушно, а затем взял в зубы остатки туши и неторопливо скрылся с нею в реке. Детёныш последовал за ним. На поверхности воды остались только кровавые пятна.

— Откуда же он поднырнул? — озабоченно пробормотал Лиам. — Здесь не должно быть так глубоко. Это же биллабонг, свежий. Ну два метра в глубину может быть у берега.

— А где баньипы обычно селятся? — спросил МакНейр.

— Точно неизвестно. Никто не видел их логова. Мы раньше считали, что просто в зарослях. А ты думаешь?..

— Там нора, — с мрачной уверенностью сказал МакНейр, — мы прямо над логовом. Дерево над ним растёт, а значит, корни могут быть подрыты. Давай-ка…

В этот момент у корней что-то затрещало, и дерево начало медленно заваливаться в воду.

Вынырнув из мутной тёплой воды почти на середине реки, Уолден с Лиамом вцепились в ветки дерева и замерли, соображая, что теперь лучше сделать. Где-то под ногами было дно, но встать на него не получалось: даже МакНейр ушёл бы с головой. Они оказались ближе к противоположному прежде берегу и осторожно поплыли в его сторону. Им оставалось только надеяться, что сытые баньипы достаточно ленивы, чтобы не заинтересоваться шумом и плеском у своего парадного входа.

Но не они одни надеялись на нелюбопытство баньипов. Сглатывая кровь, сочившуюся из прикушенного при внезапном падении языка, МакНейр увидел, как рядом с ними из воды неспешно появляются глаза и ноздри крокодила. Крокодил был ближе к Лиаму и нацеливался явно на него. МакНейр лихорадочно попытался наколдовать хотя бы Ступефай, ничего лучшего сходу не придумалось — и похолодел, обнаружив, что палочки-то у него нет! Выронил, когда падал с дерева!

Но ругать себя времени не было. Он схватил плававший рядом сук, крикнул «Эй!» и неловко (или наоборот, именно ловко — тут как посмотреть) пропихнул сук вперёд, в приоткрывшуюся пасть крокодила, который как раз изготовился к броску.

Лиам полуобернулся, мигом оценил обстановку — и аппарировал.

«Протокол, — подумал МакНейр, — всё правильно, он же не знает, что я без палочки…»

Крокодил жевнул деревяшку и стал с интересом поворачиваться в его сторону. Вероятно, у него был «план Б». МакНейр выхватил нож — и тут почувствовал, как что-то сильно сжало ему грудь. А потом он вдруг вылетел из воды, словно пробка из бутылочного горлышка. Крокодильи челюсти клацнули где-то под его ботинком, а в следующее мгновение МакНейр обнаружил, что лежит поперёк Лиама на берегу, в нескольких футах от реки. Они оба валялись в глинистой грязи, вперемешку с палой листвой и травой, причём Лиам отчаянно и весьма виртуозно ругался.

Некоторое время оба не находили сил подняться на ноги, тяжело дыша, а потом МакНейр перекатился с Лиама в сторону и сел.

— Какой у тебя богатый словарный запас, — заметил он.

Лиам польщено заулыбался, кое-как поднимаясь:

— Папа научил. И это ты ещё Пани в гневе не слышал. Вот там вообще эпическая поэзия. В полный рост.

— Однако, — продолжал МакНейр, — «ith mo bod»⁽¹⁾ в адрес крокодила — это ты, наверное, зря. Не самая удачная идея.

Лиам почесал в затылке.

— Да, — признал он, — это я неосторожно выразился. Но есть повод. У тебя палочка далеко? Потому что моя — вот, — он скорей обескураженно, чем расстроенно продемонстрировал два обломка. — Я не рассчитал, дёрнул слишком сильно, поэтому ты на меня свалился.

— Кстати, чем ты меня? — поинтересовался МакНейр. — Не «Акцио» же. Я что-то не опознал.

— Вообще, это модифицированная удавка, — скромно сказал Лиам. — Пани научила. Только её в воде не колдануть было, надо, чтобы ноги твёрдо стояли. Ну или я не умею. Поэтому пришлось аппарировать на берег по-быстрому. Надо было на тот, что-то я ступил. Так палочка твоя где?

— Вон плавает, — МакНейр огляделся и указал на противоположный берег, где волны лениво стучали об камень его палочкой.

— Ну блеск вообще, — Лиам бросил обломки на землю и запустил пальцы в свою шевелюру. — Вот теперь совсем блеск, — повторил он и прибавил что-то на совершенно незнакомом МакНейру языке, скорее всего, аборигенском.

Они осторожно подошли к реке и встали футах в пяти от воды. Ни баньипов, ни крокодилов видно не было. Муть улеглась, но вода всё же была грязноватой. Упавшее дерево развернуло течением, и теперь когда-то верхние ветви оказались почти на середине реки. Палочка МакНейра застряла между камнями и поблёскивала влажной рукояткой.

— Тут футов двадцать будет, — прикинул на глаз МакНейр. — Лично я не допрыгну. А ты как?

Лиам покачал головой.

— И вплавь мы точно не хотим, так? — продолжал МакНейр. — Что остаётся?

Они огляделись.

— Можно попробовать повалить вон то дерево, — неуверенно предложил Лиам. — Если хорошо упадёт, я бы попробовал перебежать.

— Не выйдет, — цепко его оглядев, возразил МакНейр. — Корни крепкие, а ножами… Ну, если рубить по очереди, мы его, конечно, повалим. К утру. Наверное.

— Пережечь?

— А есть чем? — саркастически хмыкнул МакНейр. — Не уверен, что тут есть кремни, а чем ещё высечь искру — не представляю. И спичек нет. Да и были бы — мы же оба насквозь мокрые. Надо ещё думать.

— Найти-то нас найдут, по меткам, — не слишком радостно сказал Лиам. — Не позднее завтра. Но на острове ночевать без палочек как-то…

— У меток есть и такое свойство? — поинтересовался МакНейр.

Лиам посмотрел на него недоверчиво и сказал с некоторой обидой:

— Уолл, ну чего ты как первый раз замужем. Я же знаю, что у тебя была метка на прежней работе. Мне Пани говорила.

МакНейр только скрипнул зубами. Обсуждать свою прежнюю «работу» он был сейчас не готов.

— А про отличия наших меток она тебе ничего не говорила? — спросил он наконец. Лиам только отмахнулся:

— Я не вдавался в подробности. Но завтра — это и без ночлега плохо. Нас не должны найти. Нужно самим.

— Почему?

Лиам скривился:

— Ты не представляешь, как она мила с теми, кто сам влип. С неудачниками. Ну, Пани то есть. Я лично не горю попасть ей на язык.

— Аргумент, — серьёзно согласился МакНейр. — Тогда надо осмотреть островок. Может, найдём что-нибудь годное.

— Пойдём вверх по течению, — подумав секунды три, предложил Лиам. — Там вроде было заужение на биллабонге. Вдруг удастся перепрыгнуть. На основное русло и смотреть нет смысла, там везде широко.

Островок довольно редко порос эвкалиптами, а возле воды сгрудились чайные деревья. Лиам и МакНейр побрели на восток, по мере возможности держась в виду реки, но не слишком к ней близко. Хотя Лиам и утверждал, что на одной территории редко селится больше одного взрослого баньипа, а у самки бывает не больше двух детёнышей, рождённых через год или два один после другого, МакНейр больше не хотел полагаться на эти познания. Он подобрал себе палку покрепче и на ходу обстругивал её ножом. Лиам же, непривычно мрачный, молча брёл с опущенной головой. Губы его были поджаты, словно он что-то обдумывал или вспоминал.

— Кстати, — сказал МакНейр со слегка наигранной небрежностью, — мне показалось или нет, что ты врезал тому парню не только за служебное несоответствие?

Лиам покосился на него всё так же мрачно и ответил, помедлив:

— Не только. А что?

— Да так, — МакНейр усмехнулся, — просто интересно, за что тут можно получить в челюсть.

Лиам остановился и некоторое время пристально смотрел на него, что-то прикидывая, потом неожиданно рассмеялся:

— Ну хорошо. История долгая, но мы же не торопимся, верно?

— В целом, скорее нет, — подтвердил МакНейр, — мы определенно располагаем сейчас некоторым досугом.

Лиам немного помолчал — а потом заговорил, тщательно подбирая слова:

— Лет до восьми я жил в племени. Волшебники из местных обычно выглядят такими же дикарями, как и аборигены-мугги, и живут Снаружи лет до тридцати-сорока. Когда у ребёнка начинают проявляться волшебные способности, его проводят через несколько испытаний — весьма неприятных, должен сказать — чтобы определить, насколько он будет силён. Урасима считает, что испытания должны, кроме того, подтолкнуть развитие тех, кто запаздывает, раскачать их. Не знаю, может, он и прав... — он замолчал ненадолго, задумавшись, а после продолжил: — Те, кого старейшины признали слабыми, или те, у кого вовсе нет способностей, оказываются предоставлены сами себе. Остальных лет с десяти начинают учить. Мои друзья детства говорили мне, что учат довольно жёстко, даже жестоко. Но я об этом знаю только понаслышке: дед запретил меня учить. Он ничем это не объяснил, но люди говорили, дело в том, что я — полукровка. Мать однажды сказала мне, что это и к лучшему. Она была довольно слабой ведьмой, а моего отца выбрала не только потому, что он показался ей самым красивым мужчиной на свете. Он был сильным волшебником. Не представляю, как мать смогла его заполучить, да он и сам этого не понял. Мы виделись всего раз шесть или семь, с ним было прикольно болтать, он научил меня ругаться и другим полезным вещам — а после исчез. Мать гадала и говорит, что его больше нет в Австралии, но он жив. А дальше она не видит. За пределы Нашей Земли то есть.

Он опять замолчал, и они некоторое время шли в тишине, нарушаемой только плеском воды и криками птиц. МакНейр не торопил и не задавал никаких вопросов — и Лиам, наконец, заговорил снова:

— Мне было восемь, когда отец объявился и забрал меня с собой. Он полгода таскал меня по всему западному побережью, занимался какими-то делами — и между ними мной. У него, кстати, впервые подглядел, как белые обращаются с палочкой. В племени другие приёмы и ухватки. Потом он сдал меня матери и снова пропал. Больше мы не общались подолгу. Мои сверстники начали обучение, а я остался с малышнёй. Племя бродило по округе, по нескольким нашим лесам, мы охотились, и было, в общем, неплохо. Но потом начали возвращаться мои приятели, гордые собой, многие в шрамах и ожогах, и с новыми татуировками. Научившиеся всяким штукам, с палочками из костей казуара. Они смотрели на меня и на других слабых как на г… Как на грязь, в общем. Это было очень обидно. Дед, когда являлся в племя, меня просто не замечал. Вообще, до меня и до других слабых дела никому почти не было. Нас не всегда лечили, если кто-то болел или ранился, не всегда интересовались, сыты мы или голодны. Впрочем, можно было пойти к мугги, на границе нашей территории была миссия. Меня даже уговаривали креститься. Я чуть было не согласился, папаша-то мой считал себя католиком, но потом передумал, уже не помню, почему. Развлекались мы как могли. Охотились, воровали в кемпингах, ходили в города, якобы подработать, но на самом деле тоже воровать или развлекаться. Мугговская школа тоже была, я даже научился читать и писать, но я там бывал нечасто.

Он вновь замолчал, погрузившись в свои воспоминания, и МакНейр шёл рядом и думал, что, как ни странно, их детства чем-то похожи. И что он точно не готов сообщать Лиаму об этом.

— Ладно, это всё лирика, — сказал, наконец, тот, встряхнувшись. — Когда мне было шестнадцать или около того, однажды летом должна была проходить церемония, на которой выявляются самые сильные волшебники поколения, которых причисляют к Анангу, хранителям горы Улуру. Это должно было быть первое из пяти испытаний и единственное, проводимое во Внешних Землях. Остальные проходят где-то в пустыне, вблизи от колодца Радужного Змея, но я там никогда не был, и со мной запрещено об этом разговаривать. Если тебе интересно, расспроси потом Урасиму, он и то знает больше.

МакНейр чуть было не спросил, каким это образом японец — если Урасима и впрямь был японцем — может знать о местных традициях больше Лиама, но вовремя прикусил (на сей раз, к счастью, в переносном смысле) язык. Не всегда следует задавать вопросы.

— Ну вот, — Лиам облизнул губы. — Для испытания готовят большой горшок смеси, похожей на чёрную кашу. В её состав входят грибы, змеиный яд и много всего разного. Испытуемые по очереди едят, пока горшок не опустеет, и потом каждого отводят в такой специальный шалаш из ветвей, где они засыпают. Просыпаются не все. Это дрянное варево готовится долго, в определенные дни и фазы луны, чуть не полгода. И мы, пять друзей-дебилов, которым в жизни не светило попасть на церемонию, придумали украсть этот горшок. Сначала просто украсть. Ну, как мы… Я, в основном. Я тогда как мог портил деду жизнь. Мы безобразили по-всякому, меня несколько раз приводили в племя виз-шерифы: под арест местных не сажают, так что приходилось отрабатывать штрафы на общественных работах. Меня, бывало, и били по приказу деда, но сам он не снисходил. Естественно, горшок я украл. То есть просто утащил, его же никто не охранял: никому и в голову прийти не могло, что кто-то решится его взять. Мы сбежали в соседний лес, сорвали крышку. Я говорю: «Ну, раз взяли, давайте, что ли, попробуем». А дрянь жуткая! Воняет, как протухшие грибы с мясом. Но мы попробовали. И знаешь… вкуса не было вовсе, только послевкусие такое… грибное. И рот немеет. И когда начинаешь это есть, никак не остановиться. Мы впятером сожрали весь горшок, рассчитанный на тридцать человек. Тридцать, Уолл, прикинь?! А дальше всё прошло без меня. То есть ничего не помню. Ни-че-го. Вроде, у нас начались стихийные выбросы, как у совсем мелких детей, а потом мы аппарировали в Брисбен и там хорошо зажгли. Причём и в буквальном смысле тоже. Мне до сих пор отказываются рассказать подробности. Даже в газеты мугги что-то попало.

— Вы умели аппарировать? — удивился МакНейр.

— В том-то и дело, что нет! — торжествующе рассмеялся Лиам. — Но мы это сделали. А дальше было невесело. Нас как-то скрутили шерифы, и им было непросто, потому что мы не соображали, что творим. Заперли в каком-то большом ангаре. Чтобы у нас, значит, клаустрофобии не случилось. Местные вообще плохо переносят, когда их запирают. Мои первые воспоминания после всего этого шоу: меня выворачивает, и шериф держит мне голову, чтобы я не захлебнулся. И с остальными парнями то же. А потом ещё и ещё. Я думал, что вывернусь наизнанку. Потом нас кое-как обтёрли, чарами никто не решался пользоваться — никто же не знает, что с нами. И я уснул. И снился мне такой лютый ужас, что просто… Я потом больше года боялся спать один и без света. Спасибо Урасиме, сидел со мной, пока не усну. Иногда пел или ворожил, но чаще что-то рассказывал. А утром за нами — но в основном, конечно, за мной — явился дед. Я когда его увидел, чуть не уссался со страху. Думал, он меня убьёт на месте, прямо там. Не убил, конечно, но, когда приволок в племя, избил своим посохом так, что на мне места живого не было. Я только успевал голову прикрывать — а я же ещё и тормозной весь, еле двигаюсь и толком не соображаю. Короче, мне досталось, да…

Он умолк, и его лицо на мгновение скривилось от воспоминаний, он даже прикрыл глаза.

— Если неприятно, можешь не рассказывать дальше, я уяснил суть, — предложил МакНейр, но Лиам только отмахнулся.

— Так вот, — продолжил он, — дед решил сбыть меня в хорошие руки, пока я не убился и других не убил. Притащил он меня в «Берлогу» и говорит Пани: если вы всё ещё хотите меня отблагодарить за подаренную землю, заберите себе этого бесполезного засранца, а то я его кину в болото крокодилам. Пани сперва пыталась отказаться. Мол, у них тут не интернат для трудных подростков, а серьёзное учреждение с высоким риском смертности. Вот-вот, говорит дед, как раз то, что надо. И настоял на своём. Тадао меня полмесяца потом выхаживал, и с тех пор деда очень не любит.

— А ты? — спросил МакНейр.

Лиам неопределённо повёл плечом.

— Ну, — сказал он неохотно, — на самом деле, дед был не то что прав, но в своём праве. Он, во-первых, очень за меня перепугался, за всех нас. Во-вторых, ритуал мы им всё же сорвали, а следующего подходящего момента ждать полгода, до следующего равноденствия. Помню, я тогда очень гордился, что смог его достать, деда то есть. Правда, по местным законам, если бы он меня прибил, ему ничего бы не было. Всё же глава рода. А по «белым» законам мне светили либо охеренный штраф, либо, поскольку денег у меня, конечно, не было, общественные работы. У матери денег тоже нет, отца пойди найди, а дед платить бы не стал. Так что с Пани это он классно придумал, со всех сторон меня прикрыл.

МакНейр согласно кивнул. Придумано в самом деле было неплохо. И ему определённо нравился дед Лиама — и напоминал его собственного. По которому Уолден скучал — но, конечно же, понимал, что вряд ли когда-то увидит.

— Ну и я на самом деле крупно его подставил, — продолжал Лиам, — он же по своему положению примерно как этот ваш Дамблдор был.

На этих словах МакНейр поперхнулся, сбился с шага и закашлялся. Лиам тоже остановился.

— Что? — недоуменно спросил он.

— Меньше всего, — ответил МакНейр, продышавшись, — я ожидал услышать «этот ваш Дамблдор» применительно к себе.

— Ну вы же с одного острова, нет? — пожал плечами Лиам.

— С этим не поспоришь, — ухмыльнулся МакНейр.

— А с этим зельем занятно вышло, — кивнул Лиам. — Я, оказывается, пригоршню этой дряни зачем-то сунул в карман. Она там засохла, а я потом нашёл и сохранил как сувенир. А потом в начале нулевых у нас несколько лет жил на передержке один парень, китаец, Ван Яньли, зельевар или колдомедик, — я так и не понял. Он у меня попросил эти остатки, типа на исследование. Ну, я отдал, дерьма не жалко. Так он потом рассказал, что мы все пятеро чудом не умерли. Вот просто везение сто из ста. Потому что и состав, и дозировка были… ну, не для долгой беззаботной жизни. Грибы я с тех пор не ем ни в каком виде. От одного запаха воротит. Ну вот. А Лягушка тогда был мелкий ссыкливый засранец, который в жизни бы на такое дело не решился. И он меня теперь будет попрекать?!

— Слушай, а палочкой ты, выходит, только в Отделе научился колдовать? — спросил МакНейр.

— Нет, с чего ты взял? Тех, кого обучают, ну, типа «сильных», их учат всяким тонким штукам, а потом — обходиться без палочки, одними пальцами. Палочка же это ведь как нож или бумеранг — сделать несложно, нашлась бы кость подходящая, каждый подросший ребёнок своей обзаводится. Можно без неё, но с нею удобнее.

— Кость? — удивился МакНейр, вспоминая палочку, виденную у Лягушки. — Я думал, это просто украшение.

— Наши делают из костей. Лучше всего от волшебной твари, но поскольку охотиться на них специально нельзя, это большая редкость. Кости сумчатых не очень годятся, они тупые. Лучше всего — казуар или динго. Кстати, кости завезённых белыми животных тоже не годятся. Верблюды там, овцы, лисы. Только те, что издавна здесь обитают.

— А кто делает? Есть мастера?

— Да зачем? Сам и делаешь. Нужно только слова знать, так их все знают, кто умеет колдовать. А кто не умеет, тем и не надо. Сломал палочку — сделал новую. Как нож или бумеранг. Можно конечно купить или выменять, если хочешь что-то особенное, но так не делают обычно.

— Бумеранг — это что? — уточнил МакНейр.

— У тебя дома на стенах висят. Метательная палка. Для охоты.

1) «Съешь мой ...» (гэльск.) В самом деле, не самое разумное пожелание

Вернуться к тексту

За этим разговором они прошли остров до конца на восток, а потом так же обратно — на запад, однако так и не нашли ничего, кроме деревьев, кустов и травы. Никаких узких мест, никаких склонившихся стволов. В итоге они вернулись к тому месту, откуда начали свои поиски — и увидели, что палочка МакНейра так и качается на волнах на прежнем месте.

— Если бы как-то до неё добраться… — протянул Лиам. — Но тут слишком далеко. Метров с полутора я бы её приманил…

— Ты можешь исполнить манящие чары без палочки? — изумился МакНейр.

— Да в принципе все местные дети могут, кто лучше, кто хуже, — рассеянно отозвался Лиам. — Мой дед вообще палочкой практически не пользуется, ему пальцев хватает. Он бы эту палочку отсюда выдернул. К счастью, его здесь нет.

— К счастью? — уточнил МакНейр.

— К счастью, — подтвердил Лиам. — Он бы об меня ноги вытер, что я так влип. Может и об тебя тоже, не знаю. С чужими он как-то любезнее.

Мимо них в воздухе со звоном и гудением стремительно мелькнуло нечто синее, потом ещё и ещё.

— Билливиги, — сказал Лиам с отвращением, — только этого не хватало.

— На нас защитные чары, — напомнил МакНейр, — от насекомых. Или на билливигов они не действуют?

— Обычно действуют, — ответил Лиам, — но мы же побывали рядом с баньипами.

— И что с того? — не понял МакНейр.

— Всё, что может быть легко снято, например, «Финитой», в присутствии баньипов довольно часто слетает. Но это не точно. Исследования, как ты понимаешь, никто не вёл. Местные плетут чары иначе, а оззи редко оказываются рядом с баньипами. Или ты ещё не прочитал про «Трудные вопросы сочетания волшебства людей и тварей»?

— Я их листал, — признался МакНейр, — но отложил на потом. Написано, может быть, и по делу, но язык ужасный.

— При Пани так не скажи, — хмыкнул Лиам, — это монография нашего Номера Первого, часть его «бесценного вклада». Я, кстати, тоже не читал, мне Урасима человеческими словами пересказывал. Но это секрет.

— Я никому не скажу, — с серьёзным видом пообещал МакНейр. — А билливиги эти просто повсюду летают, или где-то селятся?

— В конце лета рои делятся и создают гнёзда, размножаются и растут под осень и зиму. Летом им слишком жарко. Да я вроде тут видел гнездо, кстати. Можем посмотреть, здесь недалеко.

В полусотне шагов от берега на высохшем стволе с облетевшей корой Лиам показал дупло, зиявшее примерно в шести футах над землёй, и сказал:

— Видишь, края блестят? Вот там и есть. На природе оно не страшно, а в городах нам приходится их бережно отселять. Есть специальные ловчие чары, чтобы ни одна зараза не улизнула. Усыпляем всех и переносим куда-нибудь в лес. Или в горы.

Края дупла в самом деле поблёскивали, как улиточий след. Прозрачная слизь засохла на нижней кромке недлинными потёками.

Билливиги… У МакНейра мелькнула безумная идея.

— Скажи, — спросил он задумчиво, — это правда, что от их укусов человек может взлететь? Насколько высоко?

Лиам поскрёб затылок.

— Ну, — сказал он неуверенно, — с детства не проверял, но правда. Дети летают. Насколько высоко — точно не скажу. Думаю, зависит от количества укусов. Но метра на три взлететь можно. И голова кружится, как после выпивки натощак. А что?

— Ну, — сказал МакНейр, — есть одна мысль. Только я пока не понимаю, насколько хорошая. Кроме эйфории и полётов есть ещё какие-то эффекты, про которые я мог не слышать? Неприятного, скажем, свойства?

Лиам окинул его долгим, оценивающим взглядом.

— Ну так что? — нетерпеливо переспросил МакНейр. — Это совсем бред или как?

— Знаешь, Уолл, — сказал Лиам почти торжественно, — ты становишься австралийцем с пугающей скоростью. Держу пари, ни один англичанин до такого не додумался бы.

— Так я и не англичанин, — хмыкнул МакНейр, — я шотландец. По делу скажешь чего?

— Скажу, что попробовать стоит. Но кому-то одному. И скорее всего мне. Потому что у меня аллергии на их яд точно нет, а то я бы не пережил детство. А вот за тебя не поручусь. Сделаем так, — азартно начал распоряжаться он. — Нужно нарезать лиан потоньше, или вот я тут где-то видел плющ, и сплести верёвку. Метров семь, не меньше, а лучше — больше. Привяжем меня за ногу. Я суну руку в дупло, и когда меня ужалят, ты меня с берега толкнёшь в сторону другого берега. Ветра почти нет. Думаю, я как-то долечу.

— Две верёвки, — сказал МакНейр. — Ко второй привяжем палку или нож, возьмёшь с собой. Если не доброшу, заякоришься за ветки или кусты на той стороне, и подтянешься.

— Замётано. Если не сработает, не полетаю — так хоть похихикаю. Билливиговый яд вставляет лучше травки.

— Какой ещё травки?

— Да всякой, — мечтательно ответил Лиам и тряхнул косичками, — всякой хорошей травки.

Им понадобилось около часа, чтобы сделать пару верёвок. Потом Лиам обвязал конец одной из них вокруг пояса, моток второй накинул на плечо и направился к дуплу. Несколько раз глубоко вздохнув, мужественно сжал губы и принялся колотить палкой по дереву. Почти сразу же вокруг него замелькали синие тени, а воздух наполнился недовольным гудением и звоном.

— Не кусают, — крикнул он, — чары держатся. Но это и к лучшему.

— И что делать? — спросил МакНейр.

— Щас, — Лиам сунул руку в дупло, зашипел, скривился, потом его ноги начали медленно отрываться от земли. — Сработало! — крикнул он и расхохотался несколько истерически. МакНейр принялся выбирать верёвку на себя, а Лиам тем временем завис в пяти футах над землёй и медленно поворачивался вокруг своей оси, то в то в одну, то в другую сторону. При каждом взрыве хохота он подлетал вверх, а успокоившись — опускался на прежнюю высоту.

— С управлением немного разобрались, — пробормотал МакНейр и подтянул Лиама поближе. Несколько билливигов увязались следом и принялись носиться вокруг, но ужалить их не могли или не пытались.

На берегу МакНейр некоторое время вглядывался в мутноватые воды, пытаясь понять, не таится ли в их глубине какая угроза. Ничего не высмотрел, схватил Лиама за пояс и с силой толкнул к другому берегу.

Первый бросок вышел неудачным. Лиам проплыл над водой примерно до середины реки, но потом его затормозила верёвка, которую МакНейр не успел вытравить. Это вызвало у Лиама новый приступ хохота, так что он взмыл на пару метров вверх, ещё удалившись от того берега, а ржать и одновременно забрасывать вторую верёвку с привязанной палкой он очевидным образом был не в состоянии. Ругаясь вполголоса, МакНейр вытянул его обратно к себе. Лиам уже начал икать от смеха, и МакНейр не придумал ничего лучше, как дать ему по шее. Это внезапно помогло. Лиам несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, и сказал:

— Спасибо. Давай ещё раз попробуем, пока я себя контролирую.

На этот раз МакНейр немного разбежался, таща Лиама за собой, и у самой кромки воды послал свой нелепый снаряд в новый полёт над рекой. Немного помог порыв восточного ветра, так что Лиам завис почти над самой палочкой. Попытка изогнуться вниз, чтобы оказаться к ней ближе, ни к чему хорошему не привела, а после нескольких неловких кульбитов Лиам обнаружил, что его сносит ветром в сторону. МакНейр немного выбрал свой конец верёвки и оттащил его обратно. Лиам закрыл глаза, сосредоточился, потом снова начал хихикать и отвесил себе оплеуху. Наконец, достаточно успокоившись, он властно вытянул левую руку вниз, и палочка влетела ему в ладонь. Он победно вскрикнул и вскинул руку с зажатой в ней палочкой. Миг — и он уже аппарировал к МакНейру.

— Порядок! — воскликнул он, довольно ухмыляясь. — Отлично сработали! Да и вообще мы молодцы.

— Ещё какие, — иронично согласился МакНейр.

— Теперь-то ты чем недоволен?! — возмутился Лиам.

— Даже и не знаю, — саркастически сказал МакНейр. — Мы насквозь промокли и извозились в грязи, и потеряли весь день. Действительно, чем же я недоволен? Это не считая того, что нас могла сожрать гигантская саблезубая выдра, а потом ещё и крокодил.

— Сумчатая, — уточнил Лиам, — и в видовом отношении это скорее водяной опоссум. Как мне объясняли.

— Сумчатая, — согласился МакНейр, — как скажешь.

— Так и чем ты недоволен? Мелкие мелочи нашей профессии. Привыкай.

МакНейр вздохнул. Этот австралийский парень не издевался. Для него всё произошедшее было рутиной, ну или он старался показать, что это так… и Уолдену это нравилось. Определённо.

— Ладно, — сказал он, — ты можешь аппарировать нас к дому Венделя, или нам придётся идти обратно через лес? Уже смеркается.

— Да запросто, — ответил тот, — держись.

И протянул руку.

Вендель то ли дожидался их снаружи, то ли каким-то образом был оповещён об их прибытии, потому что встретил их сразу возле глухой стены своего жилища.

— «Стрелку», — Вендель требовательно выставил раскрытую ладонь.

Лиам порылся в карманах, нашёл камешек с руной и вернул его Венделю. Тот придирчиво осмотрел камешек, как будто ожидал увидеть на нём какие-то повреждения, потом перевёл взгляд на Лиама и МакНейра.

— Вижу, вы неплохо провели время, — сказал он бесстрастным тоном. — Нашли что-нибудь?

— Нашли, — ответил Лиам, — там как минимум одна самка баньипа с детёнышем. Чары в порядке. Посторонних хотел провести Гунган, но он, я полагаю, уже передумал. Мне кажется, я сумел его разубедить. — Вендель кивнул, и Лиам подчёркнуто вежливо спросил: — Мы можем воспользоваться вашим камином, сэр? У нас осталась одна палочка на двоих, к тому же мы слишком утомлены для аппарации.

— Можете, — сухо ответил Вендель.

— И ещё, сэр, с вашего позволения, — вмешался МакНейр, — вы ведь владеете бытовыми чарами? Очищающими.

— Владею.

— Тогда, сэр, не могли бы вы помочь нам привести себя в подобающий вид? — очень спокойно попросил МакНейр.

— Не мог бы, — ответил Вендель всё так же бесстрастно и вдруг ухмыльнулся, одними губами, глаза за стёклами очков недобро округлились (МакНейру снова почудилась Нагини). — Хочу, чтобы Доновска на вас полюбовалась в вашем натуральном виде.

Что ж. Такая точка зрения вполне имела право на существование.

Из очага во дворе офиса они вышли уже на закате.

— Может, нам повезёт, и Пани уже ушла. Или ещё не пришла, — с тайной надеждой сказал Лиам.

— Неа, не повезёт, — раздалось откуда-то свыше, и они оба вздрогнули. На втором этаже у окна своего кабинета стояла, скрестив руки на груди, пани Доновска и смотрела на них с нехорошим любопытством. — Какие вы красивые оба. Поднимайтесь ко мне, я хочу посмотреть на вас поближе.

Пока Уолден и Лиам поднимались по лестнице, последний шепнул:

— Валим всё на меня.

— Да вот ещё, — фыркнул в ответ МакНейр.

Пани восседала в своём кресле, окутанная клубами вишнёвого дыма, и недобро щурилась. Несколькими взмахами палочки одежда прибывших была приведена в порядок, однако сесть им не предложили, и они так и стояли перед столом.

Лиам выступил чуть вперёд.

— Так я вас очень внимательно слушаю, — сказала Пани ласково; стало понятно, чьи интонации старательно воспроизводил Лиам, когда говорил с Лягушкой. — Где вас носило и с чем принесло?

— Эм… Совершенно рядовое дело, мэм, — забормотал Лиам. — Поступил сигнал от волонтёра Виктора Венделя с Джек-ривер, о готовящейся попытке проникновения в «красную» зону, мы с Уол… со стажёром МакНейром провели проверку границы зоны, нашли её в удовлетворительном состоянии, провели разъяснительную работу с волонтёром из местных…

Пани Доновска вскочила на ноги.

— Nie mydlij mi oczy, bęcwał!⁽¹⁾ — рявкнула она так, что МакНейр вздрогнул, а Лиам отшатнулся назад. — Ещё раз, пожалуйста, — сказала Доновска, вернувшись к нежным интонациям и в кресло, — подробно и с самого начала.

Лиам вздохнул и теперь начал рассказывать правду. Пани слушала его, полуприкрыв глаза и кивая в некоторых местах.

Когда Лиам дошёл до судьбы палочек, Пани расхохоталась.

— Одну сломали, другую потеряли? — проговорила она, вытирая слёзы. — Да вы просто русские!

МакНейр и Лиам недоуменно переглянулись.

— На меня не смотри, — сказал Лиам. — Я не знаю, в чём тут соль. Это что-то ваше, европейское.

— Скорее уж «их, восточноевропейское», — кивнул МакНейр, — братские народы и всё такое.

— Всё с вами ясно, — сказала Пани снисходительно. — Лиам, душа моя, ты понимаешь, что облажался?

Лиам молча смотрел на неё, играя желваками. Вдруг он склонился в поясном поклоне:

— Я признаю свои ошибочные действия и принимаю на себя всю ответственность. Жду дальнейших распоряжений!

— Ну, всю-то не надо, — пробормотал МакНейр, — я тоже там был и соучаствовал.

Пани фыркнула.

— Нахватался от Урасимы, — сказала она. — Сгинь с глаз моих, позорище, и сделай письменный отчёт обо всех подвигах и о том, как вы должны были действовать. Стоя-а-ть! — притормозила она Лиама, который радостно бросился было к лестнице вниз. — Сядешь в соседнем зале и напишешь его от руки. А то знаю я тебя: дорвёшься до ноута и будешь ворковать со своей англичанкой. Отчёт мне нужен через полтора часа, я хочу ночевать дома.

— Она не англичанка, а нормальная девушка, — взвыл Лиам, — и я не собирался сейчас ей писать!

Пани и бровью не повела, а МакНейру пришлось приложить к тому же определённые усилия. Лиам жалобно вздохнул и хлопнул дверью в соседний зал.

— А со мной что? — спросил МакНейр, ожидая своей доли разноса.

— К вам, Уолден, у меня нет претензий, — спокойно ответила Доновска. — Вы стажёр и действовали в пределах своих компетенций. Действовали, в целом, разумно. Но на будущее учтите, пожалуйста, что Лиам — человек молодой и увлекающийся, и не всегда способен адекватно оценить опасность. Его нужно не только поддерживать, но и остужать. За все годы существования Отдела я похоронила пятерых коллег, ещё от двоих хоронить было, в общем, нечего, а одного не нашли. Мне бы очень не хотелось расширять этот список за счёт кого-то из вас без достаточных разумных причин. Мы не герои, МакНейр, мы — служба спасения.

— Я вас понял, — серьёзно кивнул МакНейр, — учту.

— А Лиам, кроме того, очень любит тварей и всё интересное, — добавила она. — Так что работать с ним весело, но небезопасно.

— Ну, вы же не думаете, что Лиам устроил это приключение специально? — МакНейр думал, что пошутил, но неожиданно для него Пани задумалась.

— Вряд ли, — неохотно сказала она наконец, — он всё же не настолько безответственный кретин. Есть какие-то разумные рамки. Не при нём будь сказано.

— Я всё слышал, — громко отозвался Лиам из-за стены, — спасибо на добром слове.

— Ещё и подслушивает, łobuz…⁽²⁾ — беззлобно проворчала Пани, — наворожил что-то, стены здесь толстые… Вы идите, пожалуй, домой, Уолден, устали же, вероятно. Только палочку свою заберите из сейфа. Понимаете теперь, почему мы берём в рейды служебные?

— Теперь понимаю, — кивнул МакНейр, — доброго вечера.

В коридоре он задержался, раздумывая, спуститься ли сначала за палочкой или попрощаться с Лиамом.

— МакНейр… Уолл! — окликнул его тот.

— Да? — МакНейр заглянул в зал. Лиам забрался с ногами на стул, руки у него были скрещены на груди, а карандаш зажат между носом и верхней губой. На столе лежали несколько девственно чистых листов бумаги.

Лиам немного помялся и сказал:

— Я знаю, что в Англии так не принято, но… словом, можно напроситься к тебе в гости?

— Если ты хочешь отметить, лучше бы не сегодня, — сказал МакНейр. — Я усну после первой пинты.

— Не, не отметить, — Лиам помотал головой и ухмыльнулся. — Во-первых, у меня дома кончилась еда. Покупную я уже видеть не могу, сам готовлю паршиво, а у тебя наверняка что-то запасено.

— На самом деле нет. Но мясо пожарить недолго. А что во-вторых?

— Мне хорошо бы заночевать в своей старой спальне. После того, как вспоминается, ну… тот случай, с грибным зельем, мне всё время снится всякая дрянь, а там вроде полегче бывает.

— Если снится, зачем вспоминал, да ещё в подробностях? — удивился МакНейр.

— Так вспомнить — я по-любому вспомнил, — рассудительно сказал Лиам. — А рассказал, чтобы ты лучше представлял, с кем имеешь дело. Нам стоит знать слабые места друг друга. Это снижает непродуктивную смертность.

Последние две фразы явно были цитатой.

— Что ж, приходи, — кивнул МакНейр. — Тебя подождать, или сам позднее явишься?

— Подожди, если нетрудно, — попросил Лиам. — Думаю, что минут за сорок управлюсь. Так нормально?

— Договорились.

Заняться МакНейру было нечем, и он вышел на внешнюю галерею, откуда был виден кусочек закатного неба — солнце уже село, но ещё оставалась багрово-рыжая полоса у самой земли. Оглушительно трещали цикады.

Уолден встал возле опорного столба, облокотившись на перила. Из недр дома появился Урасима с двумя стаканами в руках, встал рядом, подал один стакан МакНейру. Стакан оказался очень холодным.

— Виски, — пояснил Урасима.

— Со льдом? — уточнил МакНейр.

— С охлаждёнными камнями. Незачем разбавлять водой хороший напиток.

— И то верно.

Они помолчали, понемногу отхлёбывая из стаканов.

— Лиам сегодня сказал мне «этот ваш Дамблдор»! — МакНейр усмехнулся.

Урасима оперся на перила спиной и улыбнулся:

— Неприятно почувствовать, что история, стоившая нескольких лет жизни и свободы, на другом конце Земли воспринимается как не слишком интересное происшествие давно и где-то там?

— Да вроде нет, — с некоторым удивлением ответил МакНейр после короткого раздумья. — Не неприятно… Странно.

— Йорис долгое время страшно бесился, когда оззи говорили ему «этот ваш Гриндельвальд», — по другую сторону от МакНейра незаметно нарисовалась пани Доновска, тоже со стаканом. — Сразу начинал орать. Потом привык. Тем более, если смотреть отсюда, он и в самом деле был «наш».

— Лиам сказал ещё, что мы «с одного острова», — кивнул МакНейр.

— Это своего рода квинтессенция сумчатости, — сказал Урасима. — Если мы «с одного острова», все разногласия менее значимы, чем этот факт.

— Кстати, — вспомнил вдруг МакНейр, — здесь можно достать зелье Сна-без-сновидений?

Пани неопределённо хмыкнула, а Урасима посмотрел на него долго и пристально и неспешно ответил:

— Если вам для себя, то у вас дома в новой кухне стоит в шкафчике флакон. А если вы хотите напоить Ванди, то увы, ему придётся обойтись так. Ему нельзя.

— Это почему?

— Потому что, видите ли, Уори-сан, у разных народов очень разное волшебство. Ванди вырос в совершенно иной традиции, чем вы или я. Это зелье не пойдёт ему впрок, да и вообще не нужно. Впрочем, я дам ему с собой «Цинчэминмэн яошуй», это более подходящее лекарство. Название можно перевести примерно как «Зелье чистого и ясного сновидения», помогает привести мысли в порядок и владеть собой. Но от кошмаров не избавит. К сожалению.

— Не понимаю, — сказал МакНейр с резкостью, которая удивила его самого, — как разница в традициях должна препятствовать тому, чтобы человек был избавлен от ненужных страданий.

Урасима перевёл взгляд на пани Доновску. Та еле заметно пожала плечами, подчёркнуто глядя в сторону. Урасима вздохнул.

— Уолден, — сказал он тихо, — вы вообще-то вынуждаете меня давать пояснения в той области знаний, о которой я считаю крайне неуместным общаться с неспециалистами. Есть вещи, о которых не говорят с невеждами. Уж извините мне такую прямоту. Кроме того, я вообще не обязан давать вам пояснения, вы понимаете?

МакНейр кивнул, но упрямого взгляда от него не отвёл.

— С другой стороны, — продолжал Урасима, — вы спрашиваете не из праздного любопытства, вами движут сострадание и забота. Было бы неуместно этим пренебречь. И ещё, многие проблемы происходят из недосказанности. Поэтому я постараюсь вам ответить.

— Я понимаю, что вы не обязаны, — вежливо проговорил МакНейр. — Прошу извинить за настойчивость.

— Тадао-сан ненавидит вынужденные объяснения, — подала голос Пани, — но на этот раз вам в самом деле лучше знать, чем не знать.

— Кошмары Ванди связаны с тем, — неторопливо сказал Урасима, — что он начал проходить церемонию, к которой не был ни предназначен, ни подготовлен. Обряд пытается завершиться, но, когда Ванди отвлекается на обыденную жизнь, он сравнительно успешно забывает этот неприятный для себя опыт, уклоняется и ускользает от него. Однако это не может длиться вечно. Рано или поздно Ванди или досмотрит свой Чёрный сон…

Он умолк, погрузившись в свои мысли.

— Или? — наконец, не выдержал МакНейр.

— Или умрёт, — спокойно ответила Пани. — Это тоже считается завершением обряда. Двое из четырёх его приятелей умерли, двое других прошли обряд до конца и продолжили обучение, к которому изначально не предназначались. Только Лиам тянет.

— Пока что Ванди удаётся отвлекать себя от завершения. Но сильная усталость или стресс способны бросить его в Чёрный сон в неблагоприятном состоянии, и он скорее всего погибнет, — продолжил Урасима. — Однако главная проблема состоит в том, что он не хочет принять неизбежность этого переживания, этого опыта. Пока он не решится, ничего не кончится добром. Мы можем только слегка поддерживать его и ждать.

— Этот обряд… он сродни контракту? — спросил МакНейр.

— Можно сказать и так, — задумчиво кивнул Урасима.

— И что Лиам получит, если пройдёт это своё… испытание?

— Этого мы точно не знаем. Как я сказал вам вначале, у разных народов разное волшебство.

…Через час Лиам торжественно вручил Пани отчёт. В «Берлогу» они с МакНейром отправились через очаг: ни сил, ни желания аппарировать ни у одного из них не было.

В летней кухне МакНейр развёл огонь в плите и наскоро пожарил несколько ломтей говядины, пока Лиам сидел в кресле и заразительно зевал во весь рот.

А сразу после этого скромного ужина Лиам чуть ли не бегом устремился в старое крыло, ворвался во вторую спальню, с ковриками и топчаном под лоскутным покрывалом, и растянулся на постели прямо как был, в своей походной одежде, только достал из кармана телефон и скинул ботинки.

МакНейр постучал в косяк и заглянул в незакрытую дверь.

— Ты бы принял душ и лёг нормально, — сказал он.

— М-м-м, утром, ага? — промычал Лиам, не открывая глаз, и снова зевнул.

— Посидеть с тобой? — предложил МакНейр.

Лиам возмущённо приоткрыл один глаз.

— Слушай, мне уже давно не шестнадцать! — и помолчав, добавил еле слышно: — Посиди, если не трудно. Пока я не усну.

МакНейр уселся на топчан у него в ногах и прислонился спиной к стене.

— Только сказку на ночь я тебе, пожалуй, не расскажу. И колыбельные — не мой конёк, — предупредил он.

Лиам слабо улыбнулся:

— Ничего не надо. Спасибо, Уолл…

1) Букв. «Не мыль мне глаза, болван!» (польск.) = «Не втирай мне очки»

Вернуться к тексту

2) «проныра, плут» (польск.)

Вернуться к тексту

Утром МакНейр проснулся очень рано. Сделал себе чаю, сам себе удивляясь, привычно покормил кукабарру, послонялся по дому и по двору. Следовало бы приготовить завтрак… но никакого желания заниматься этим не было. Блуждания привели его в библиотеку, и он снова, как в первый раз, почувствовал, как затягивает его это место. Но сейчас ему казалось, что сейчас он пришёл сюда не случайно. Вот только зачем?

Он медленно прошёлся вдоль стеллажей, рассеянно разглядывая корешки. Взгляд Уолдена остановился на толстом томе, показавшимся ему чем-то знакомым. Он вытащил книгу и направился к креслу, которое словно бы само распахнуло ему навстречу свои уютные объятья.

МакНейр провёл пальцами по золотому обрезу. На обложке среди множества виньеток трудночитаемой готикой было набрано:

«Für das "Größere Wohl"? Der große Sturm des 20. Jahrhunderts»⁽¹⁾

Такую книгу при нём однажды листал кто-то из знакомых. Но кто? И она определённо была на полке у Малфоя среди тех книг, которые Люциус периодически перечитывал. Да он сам однажды заглядывал в неё, но мог лишь разглядывать иллюстрации: немецкого он не знал.

И всё-таки открыл книгу почти посередине, ближе к началу. Насколько он мог разобрать, в этих главах речь шла о двадцатых годах. На одном из разворотов он увидел такую же колдографию, как та, что висела на стене в доме Виктора Венделя. Только на ней кроме ораторствующего Гриндельвальда и восторженного Венделя можно было различить и иные лица, а мелкий шрифт под снимком подробно и поимённо перечислял всех, попавших на фото… Всех ли? Определённо, имени маленькой волшебницы с короткой стрижкой, насмешливо улыбавшейся и выходившей из кадра, в списке не было. Хотя он и так её узнал. Было бы трудно не узнать.

Внезапно что-то щёлкнуло, и часы пробили десятый час утра. Красивый такой бой, несколько хорошо подобранных колокольцев разного тона… Часы? Он раньше не замечал в библиотеке часов, особенно с боем. Впрочем, он уже засиделся. Надо было будить Лиама и готовить завтрак. Работу никто не отменял.

Возле второй спальни МакНейр деликатно покашлял, потом постучал по косяку, потом — уже настойчиво — по двери. За дверью слышалось размеренное сопение. МакНейр вздохнул, открыл дверь… и замер на пороге. На постели вместо Лиама лежал крупный, похожий на собаку зверь, серо-бурый, с полосатой поясницей и задом. При появлении МакНейра зверь пошевелил торчащим ухом и открыл один глаз. Потом приподнял голову, открыл второй и широко зевнул — зубастая пасть распахнулась почти в развёрнутый угол!

Зверь привстал, потом припал на передние лапы и выставил вверх зад, повёл хвостом, снова сладко зевнул, фыркнул и превратился в Лиама. Совершенно голого. Одежда была разбросана вокруг постели.

— Утречка, — сказал он. — Который час?

— Доброе утро, — сказал МакНейр, глядя на него несколько ошарашенно. — Начало одиннадцатого.

В этот момент со двора донесся слабый хлопок аппарации.

— Кто бы это мог быть? — недоуменно спросил Лиам. — Разве что Тадао-сан… но он обычно предупреждает, не то что я.

— Не знаю, — пожал плечами МакНейр, направляясь к двери. — Сейчас увидим.

Это и в самом деле оказался Урасима. В белоснежных рубашке с коротким рукавом и брюках, в неизменной панаме и с большим бумажным пакетом, он уже входил в коридор перед спальнями.

— Доброе утро, — сказал он с мягкой улыбкой. — Прошу извинить мою бесцеремонность, однако мне показалось важным кое-что сообщить Ванди сразу, как он проснётся.

С Лиама, так и последовавшего за МакНейром нагишом, разом слетел весь сон. Утреннего благодушия как не бывало.

— Что случилось? — спросил он напряженно.

Урасима помахал рукой.

— Ничего. Это даже не новость. Просто мы с Пани очень плодотворно пообщались вчера и кое-что вспомнили. Нечто, могущее оказаться для тебя важным.

— И что? — Лиам напряжённо нахмурился.

— Ванди, твой Чёрный сон тебя не убьёт. Если ты позволишь этому произойти до конца, тебе будет очень неприятно, однако тогда всё, наконец, закончится. Ты не можешь убегать от этого испытания вечно. Пока ты молод и здоров, оно тебе под силу. Но если Чёрный сон настигнет тебя в старости или в болезни, тогда…

— Я понял, — Лиам нервно кивнул. — Но вы уверены?

Урасима улыбнулся чуть шире.

— Пожалуйста, хорошо обдумай мои слова, — вежливо попросил он. — А ещё прими душ и оденься. От тебя разит псиной. Мы с Уори-сан пока займёмся завтраком, если он не против.

— Вау, а вот это в самом деле шикарная новость! — Лиам наконец заулыбался. — Уолл, Тадао шикарно готовит! Просто запусти его на кухню, — и он скрылся в ванной комнате, где вскоре зашумел душ и послышалось невнятное пение.

— Вы ведь не против моих оладий, Уолден? — вежливо осведомился Урасима. — Я в самом деле немного умею готовить.

— Всецело «за», — искренне сказал МакНейр. — Признаюсь, мне сегодня так лень возиться с завтраком, что вы как нельзя кстати.

— Вот и славно. Летняя кухня, если не возражаете?

Они вышли во двор. Солнце уже начинало припекать, и Урасима, посмотрев на небо, вынул палочку, что-то пробормотал — и над двором сгустилось небольшое облачко, дававшее немного тени.

— Надолго его не хватит, — сказал он, — но всё лучше, чем бесконечный солнцепёк.

— Вы очень заботливы, — коротко наклонил голову МакНейр. — Признаться, вчера мне показалось, что и вы, и пани Доновска относитесь к проблеме Лиама несколько… равнодушно, что ли. Я был неправ.

Урасима резко остановился, так что МакНейр чуть в него не врезался. Они стояли возле очага.

— Уолден, — сказал Урасима с очень вежливой улыбкой, — почему вы решили, что я сказал Ванди правду?

МакНейр не знал, что на это ответить. Такая перемена в настроении Урасимы и этот вопрос застали его врасплох.

— В чём же вы его обманули? — спросил, наконец, он.

Улыбка Урасимы снова смягчилась, и он довольно сощурился.

— А вот это хороший вопрос. Я расскажу. Прежде всего, Ванди и сам в глубине души знает, что Пани не станет ему помогать с этим делом. Спасти — спасёт, если всё будет развиваться плохо, и если успеет, конечно, но в целом она считает, что это — его проблемы, которые он целиком и полностью создал себе сам. Однако сейчас ему стоит почувствовать заботу людей, которые для него важны. Мы для него, в некотором роде, семья. Так сложилось. Было бы неуместно этим пренебречь.

— А для вас эти отношения выглядят как-то иначе? — осторожно поинтересовался МакНейр.

— Это очень личный вопрос, Уолден, вы не находите? — ожидаемо осведомился Урасима. — И к делу, о котором мы говорим, он не относится. Также надо учитывать, что Пани хочет сделать Ванди своим преемником. Готовит его. Это её любимый щенок. Поэтому она ожидает, что он будет сильным и мужественным. И сам разгребёт свои проблемы. Давайте всё же дойдём до кухни, — добавил он безо всякого перерыва. — Оладьи сами не испекутся, а кроме того, здесь нас можно подслушать из дома.

— А в кухне?

— А в кухне нельзя, старое крыло хорошо обустроено и в этом смысле тоже.

Они вошли в кухню. МакНейр быстро разжёг плиту, а Урасима тем временем повязал поварской фартук и достал из пакета три банки, одну из которых увеличил.

— Тесто я захватил из дома, — пояснил он, — чтобы не возиться. Две сковороды поставьте, пожалуйста.

— А что в остальных банках? — поинтересовался МакНейр.

— Солёная карамель, вернее, крем на её основе. И «Веджимайт». Такая бурая солёная дрянь из дрожжей. Ванди очень нравится. Изобретение оззи. Но культурные люди, на мой взгляд, не должны такое есть.

— Нам бы договорить, о чём начали, — сказал МакНейр, усаживаясь на трёхногий табурет. Он уже знал, что такое «Веджимайт», и предвкушал отличнейший завтрак. Как он позабыл-то о нём?

— Конечно, — невозмутимо согласился Урасима. — Итак, если вы вдруг заподозрили пани Доновску в человеколюбии, выбросьте это из головы. Люди её в основном раздражают — кроме тех, которые по каким-то причинам интересны.

— Тогда зачем она всем этим занимается? — недоумённо спросил МакНейр.

— Вы имеете в виду, спасает людей? — уточнил Урасима и продолжил только после его кивка. — Она не может жить без риска и любит побеждать. Уолден, она под оборотным зельем участвует в мотогонках среди мугги, ходит на танцевальные вечеринки — уже в своём собственном виде, — и периодически сопровождает виз-шерифов в рейдах по довольно неприглядным местам. Она ненавидит потери среди личного состава, потому что это безусловный проигрыш. Но подумайте вот о чём: людям, которых она спасает, нет никакого дела до её побудительных мотивов. Они просто остаются живы. Как вам нет дела до мотивов солнца, дождя и ветра. Вы просто принимаете то, что от них исходит.

— Я понимаю, — негромко ответил он. О, да — он понимал. Возможно, куда лучше, чем Урасима мог себе это представить. — Ну а вы?

— Что я? — Урасима плеснул тестом на разогретые сковороды и взял деревянную лопатку.

— Не так спросил, — поправился МакНейр. — Сначала вот что: про Чёрный сон вы сказали правду?

— Насколько она мне известна, — Урасима подвигал сковороды, — но это не тайное знание. Я просто перечитал рабочие записи профессора Вана и кое-что обдумал. Для Ванди необходимо поверить в себя. То, что он сделал в юности — его карма. Он сделал это сам, это был его выбор. От его действий погибли люди. Пережить последствия — его путь. Я всего лишь сделал этот путь более проходимым. Это, на мой взгляд, вполне приемлемо.

— Но если это испытание не смертельно, отчего же умерли те двое? — МакНейр встал и начал выставлять на стол тарелки и чашки. Левитировать их в тесном пространстве он пока не рискнул: всё-таки пока его владение палочкой было не слишком тонким. Аваду бы он наколдовал запросто, а вот чашку аккуратно поставить на стол могло и не выйти.

Урасима ловко перевернул оладьи.

— Я не сказал, что оно не смертельно, — заметил он. — Я сказал только, что Ванди не нужно от него умирать. Он привык доверять мне, привык полагаться на мои суждения. Так что, в сущности, не важно, было ли правдой то, что я сказал. Главное, что теперь он может пережить испытание с большей вероятностью. Этого достаточно. А тех двоих убил страх. Обычное дело, если подумать.

Оладьи перелетели на блюдо, Урасима пристроил на каждую кусочек масла и наложил чары от остывания, потом вновь плеснул теста на сковороды.

— Вы сказали, что пани Доновска растит из Лиама своего преемника, — заметил МакНейр.

— Так и есть. Она, знаете ли, прекрасно сознаёт свою внезапную смертность. Ванди пока лучший в её окружении. Те, кто сейчас возглавляет прочие отделы, тоже неплохи, но они уже осели там. У нас есть только Ванди.

— А как же вы? — удивился Уолден.

— Как только Пани перестанет возглавлять отдел, по любым причинам, я займусь чем-нибудь другим. Например, вернусь в Японию.

— Вы имеете в виду, что сейчас вынуждены заниматься не тем, чем хотите?

Урасима сбросил на блюдо новые оладьи и поставил на огонь чайник и кофейник.

— Йорис Хаак и пани Доновска спасли мою жизнь, — ровно проговорил он. — Номер Первый при этом пожертвовал своею. Он, безусловно, не рассчитывал на подобный размен, само так сложилось. Поэтому сейчас я возвращаю свой долг. Это не что-то наложенное на меня извне, просто для меня правильно — так. Я не несчастлив, в моём возрасте люди обычно умеют получать удовольствие от того, чем заняты, но я никогда не собирался посвятить этому делу всю жизнь. У меня вообще-то довольно обширный круг интересов. А вот и Лиам. Тебе кофе?

Через лужайку к ним подошёл Лиам. Он оделся, но остался босым, а на концах его косичек висели капли воды.

— Сам же знаешь, что кофе. О, моя бурая гадость! Тадао, ты настоящий друг.

— Я знаю, — ответил ему Урасима. — Стол вынеси наружу, мы здесь все не сядем.

Лиам не стал доставать палочку, а просто ухватил стол со всей посудой и вынес его из кухни. Посуда даже не звякнула.

МакНейр залил кипяток в заварочный чайник и достал из холодного шкафа кувшин с молоком.

— Молоко или сливки в кофе нужны кому-нибудь? — громко спросил он.

— Когда я хочу кофе и молока одновременно, я смешиваю их в себе, а не в чашке, — ответил Лиам с напускной важностью, — и это не сейчас.

Урасима улыбнулся и отрицательно покачал головой.

Оладьи и крем оказались хороши, а «Веджимайт» — которым Лиам вымазал половину своих оладий, на что Урасима смотрел с лёгкой брезгливостью — оказался выше всяких похвал. Завтракали молча. Когда всё было съедено, Урасима отставил чашку и смерил Лиама пристальным, долгим взглядом. Тот сел прямо и оперся руками на колени.

— Мне кажется, тебе давно стоит получить некоторые объяснения, — начал Урасима негромко. — Это не то, что мне нравится, но вероятность того, что ты сам до всего дойдёшь, довольно невелика. У тебя сложились ошибочные представления, поэтому ты не можешь правильно оценивать некоторые обстоятельства своей жизни.

— Это какие же? — с вызовом спросил Лиам.

— Во-первых, ты убеждён, что твой дед тебя не любит, — невозмутимо продолжал Урасима.

Лиам зло рассмеялся, и МакНейр почувствовал себя неуютно. И задался вопросом, почему этот разговор происходит именно здесь и сейчас, при нём.

— Не любит? Да он терпеть меня не может! Слова доброго ни разу не сказал!

— И вообще ни разу не обратился к тебе напрямую, — подтвердил Урасима так, как если бы был свидетелем их общения на протяжении всей его жизни. — Если ты хорошо обдумаешь всё, что тебе известно, ты сможешь понять, что в его положении у человека оказывается довольно мало личных отношений и довольно много обязанностей. Ванди, твой дед помнит Австралию без белых поселенцев. Он учился у тех, кто заключал Договор с первыми оззи и заставил их приносить Клятву Земле. Он уже более двухсот лет общается только с теми, кто разделяет его образ жизни, тем или иным образом. И он знал, что ты не войдёшь в их число. Не потому, что ты плохой или неправильный, а потому что на этом пути ты не будешь счастлив, он тебе не подходит. Думаю, что он понимает в этом больше, чем ты или я. Вместе с тем, заговорив с тобою, он таким образом создал бы связь, которая вынуждала бы его учить тебя и приобщать к своему пути. Я не знаю, с какими мыслями и чувствами, но твой дед, несомненно, оберегал тебя от того, что считал для тебя неблагоприятным.

— Оберегал, как же... — горько пробормотал Лиам, но, очевидно, задумался, а МакНейру отчаянно захотелось исчезнуть отсюда, но он не был уверен в том, что ему следует это делать. Не спьяну же Урасима завёл этот разговор!

— Я не говорю, что он был прав или неправ, ничего об этом не знаю, — продолжал, между тем, тот. — Мотивы его поступков, тем не менее, были таковы. Твоя мать тоже, родив тебя от чужака, хотела для своего ребёнка иной судьбы, чем следование обычаям соплеменников. Опять же не знаю, была ли она права или неправа. Сейчас, когда ты больше принадлежишь Отделу, чем племени, твоя судьба переменилась, а значит, твои родственники добились, чего хотели. Вытолкнули тебя в другую, более подходящую тебе жизнь. Ты не рад?

Лиам беззвучно шевелил губами. Вид у него был потрясённый, а МакНейра мучило навязчивое ощущение, что он вот-вот поймёт, что он тут сейчас делает и почему слушает всё это.

— Это было первое, — что-то промелькнуло в глазах Урасимы. Что-то очень МакНейру знакомое. — Второе — происшествие с грибным зельем было подстроено. Подумай, много ли ещё сведений о церемониях племени тебе удалось «случайно» узнать? Больше ничего, верно?

— Но… какого… Зачем, Тадао? — ошеломлённо пробормотал Лиам. — Я не понимаю!

— Благодаря вашей выходке твой дед сумел настоять на том, что эта церемония не является необходимым испытанием. Её отменили. Вас просто использовали втёмную, только и всего. Ты же не думаешь всерьёз, что узнал все подробности случайно? Всё, что произошло потом, должно было придать произошедшему случайный вид. Это меня разозлило.

— Но... — оторопело сказал Лиам, — это ведь только твои догадки?! Ты не можешь знать наверняка!..

— Я знаю, — спокойно ответил Урасима, — эти догадки я высказал твоему деду. Он подтвердил. Так всё и было.

— А как был сделан вывод о бесполезности церемонии? — спросил МакНейр, решив, наконец, что раз они беседуют тут при нём, у него есть полное право поучаствовать в разговоре. — На каком основании?

— Пятеро выживших, — Урасима словно бы ждал этого вопроса. — Ни один не проходил подготовку. По сути выяснилось, что прежних погибших претендентов убивал скорее их страх, чем неспособность к определённому виду волшебства. Это тоже своего рода отсев, но совсем не по тому признаку, что требовался. Раньше бы сошло и так, но теперь, когда их Совет уже изучил некоторые западные подходы к волшебству, они не могут взять и проигнорировать это знание. Насколько я смог разобраться в вопросе, пять этапов — не столько проверка, сколько довольно рискованный способ сообщить новым Стражам Горы необходимые им способности и силы. Способ создавался в давние времена, создавался во многом на ощупь, и был очень… небезупречен. На моей родине когда-то бытовали похожие обычаи, так что я в самых общих чертах представляю, о чём говорю.

— Но двое всё же умерли, — напомнил МакНейр.

— Я уже говорил вам, их убил собственный страх. Профессор Ван верно определил состав смеси, но он не мог знать, что часть её компонентов люди племён регулярно употребляют в пищу и как лекарство. Для них это не яд. А, Ванди, напоследок есть хорошая новость специально для тебя, — Урасима тепло улыбнулся.

— Ну? — хмуро спросил Лиам. Вид у него был несчастный и потерянный.

— Если… когда ты досмотришь свой Чёрный сон, дед сможет с тобою разговаривать. Если ты захочешь.

1) «Ради "Высшего Блага"? Великая буря ХХ века».

Вернуться к тексту

После завтрака Урасима отбыл по каким-то своим делам, а Лиам и МакНейр отправились наконец в офис, где внезапно для себя застали Венделя. Тот сидел в общем зале, заняв кресло Урасимы, и что-то быстро расчерчивал на листе бумаги. Пани Доновска стояла рядом с ним и водила палочкой по его то ли рисунку, то ли чертежу.

— А этот что тут делает? — вполголоса пробормотал Лиам, но Вендель его расслышал и послал недобрый взгляд.

— «Этот» с раннего утра на ногах и делает вашу работу, молодой человек, — резко сказал он. — Ту, что вы не доделали. Перед рассветом ваш аборигенный дозорный попытался провести по реке съёмочную группу, пятнадцать человек на моторных лодках.

— Вот зараза, — пробормотал Лиам; и было не вполне ясно, кого он имеет в виду.

— И я прибыл сюда лично, чтобы узнать, что мне дальше делать с нарушителями, — продолжал Вендель, — потому что мне они там не нужны. Пока что они заблудились в протоках.

— Там же баньипы! — ужаснулся Лиам.

Вендель презрительно фыркнул.

— Разумеется, jungr Kerle⁽¹⁾, я разделил пространство. Так что мне не делать с этим сбродом, Frau Direktorin? — обратился он к Доновской.

— Freulein, — поправила его Пани, — да отпустите вы их, Виктор, и дело с концом. А с местным волонтёром я сама потом разберусь.

— Выходит, вы всё же побывали на реке, профессор? — позволил себе полюбопытствовать МакНейр.

Вендель прищурился на него сквозь очки.

— Не помню, чтобы вы у меня учились, — заявил он, — вы слишком молоды. Разумеется, я никуда не выбирался. Карта, всё по карте. Если местность запечатлена, с ней можно делать что угодно. В разумных пределах. Я как раз набрасываю для Доновской копию. Делать её досконально слишком тяжело, но для нужд головной конторы и копии хватит. Там будут сигнальные чары, привязанные к зоне, этого достаточно.

— Определённо не учился, — подтвердил МакНейр, — вы ведь не преподавали в Хогвартсе.

— Отчего же, — равнодушно ответил Вендель, — я читал дополнительный цикл по чарам для шестого и седьмого годов обучения. С сорок третьего по сорок пятый год, до ареста. Ваш отец или дед могли быть среди моих студентов. Извините, не представляю, сколько вам лет.

— Не знал, — сказал МакНейр. — Мне вы больше известны как строитель Нурменгарда.

— Восстановитель, — поправил его Вендель. — Вождь использовал остатки более древней постройки. Предположительно, времён Ётунов, они же Турсы. Мы её восстановили и перестроили. Однако я рад встретить в вашем лице европейски образованного человека, знающего историю. Более юные сотрудники этой организации не таковы, к сожалению.

— Я буду в аппаратной, — сказал Лиам и выскользнул из зала.

— Ну, положим, Этцеля вы недооцениваете, — усмехнулась Доновска.

Вендель презрительно скривил рот.

— Этот молокосос не достоин фамилии, которую носит. Он не ценит столь славного родства.

— Слава бывает очень разной, — заметила Пани, — вам ли не знать.

Немец поджал губы и не ответил. Встав, он принялся собирать разложенные по столу писчие принадлежности.

— Касательно карты я вам всё пояснил, — сказал он. — Если появятся какие-то сложности — обращайтесь. Нарушителей я направлю к Норманби, они попадут в туман и уверятся, что легко отделались. Вам отловить их проводника?

— Не стоит, — покачала головой Доновска, — Лиам позднее разыщет его.

— Как угодно. Вы слишком снисходительны к этому безответственному сброду, — фыркнул Вендель. — А теперь, если вас не затруднит, проводите меня к очагу.

Он взял пенал, и они вместе с пани Доновской вышли в коридор.

— Ушли! — громко объявил МакНейр.

Лиам осторожно заглянул в зал, снова исчез и вернулся с ноутбуком под мышкой.

— Меня трясёт от этого типа, — заявил он, забираясь с ногами в кресло. Раскрыл ноутбук и застучал по клавишам.

МакНейр присел на краешек стола.

— Ты знал, что настоящая фамилия Венделя — «фон Хайдельберг»? — спросил он как можно более небрежным тоном.

— Настоящая как раз «Вендель», — рассеянно отозвался Лиам. — Он родом из Хайдельберга, а у Венделей на тот момент было что-то с репутацией, поэтому он переименовался, когда начал преподавать. Ну или когда примкнул к Гриндельвальду, не знаю уж что там за чем шло. А чего?

— Да так, интересно, — ответил МакНейр. — А откуда ты об этом знаешь?

Лиам вздохнул и отвлёкся от своего занятия.

— Так архив же, — сказал он. — И я тебе о нём рассказывал, между прочим. Там досье на всех сотрудников, штатных и внештатных, с пятьдесят шестого года. Твоё, кстати, тоже. Хочешь, прочти на досуге. Там много интересного. У нас есть копия архива Скримджера, который был вашим министром, например. Или несколько личных архивов из Европы, но они в основном либо на латыни, либо на немецком, так что в душе не чаю, что там.

— Ты хочешь сказать, что все знают, что Вендель был сторонником Гриндельвальда? — недоверчиво спросил МакНейр. — Вот так просто?

Лиам ещё раз вздохнул и покосился на экран.

— Да знают, конечно. Все, кому нужно — знают. Уолл, поверь, всем просто пофигу, кто там кем был. И на тебя, кстати, тоже, если ты к этому ведёшь. У нас работал один немец, как раз перед тем, как Мик-Джей перевёлся к нам с Северной Территории, так он шутил, что в Австралии действует принцип Мимира. Это который скандинавский великан, что ли.

— Какой-какой принцип? — недоуменно переспросил МакНейр.

— «Кто старое помянет, тому глаз вон». Это типа Мимир так Вотану говорил. У нас полно всяких приезжих, но всё своё прошлое, включая говнище и междусобойные разборки, они оставляют за нашими границами. Кто с этим не согласен, тех доедают крокодилы, динго или акулы, смотря где несогласие проявится. Такие дела.

— И ты читал моё досье? — всё-таки не удержался от вопроса Уолден.

— Да мы все читали. Это же надо для работы, ну с кем предстоит иметь… эти, как их, дела, вот. Хочешь, моё почитай. Или вот досье Пани. Про Урасиму там, правда, мало, потому что он у нас вообще-то в бегах.

— Скорее, в эмиграции, — сказал мимоходящий Урасима, и МакНейр задался вопросом, как тому удаётся всегда оказываться рядом в такие вот моменты. — Мою голову оценили довольно высоко, и я буду огорчён, если кто-то из коллег случайно проговорится кому не надо, что я ещё жив. На Хребте Дракона полагают, что моё судно разбил исонадэ. Я бы не хотел их разубеждать.

— Об этом ты, кстати, не говорил, — упрекнул его Лиам.

— К слову не приходилось, — безмятежно улыбнулся Урасима и ушёл.

Лиам уткнулся было обратно в ноутбук, но, кажется, потерял мысль. Он теребил усы, косички, мочку уха и никак не мог вернуться к своей писанине.

— Это по работе? Или ты что-то основательное пишешь? — полюбопытствовал МакНейр. Его занимало не столько содержание, сколько сам процесс работы за «компом», но он пока стеснялся расспросить прямо.

— Письмо. Я рассказываю Сабрине, что с нами приключилось. Её интересует наша работа. Жаль только, никакую картинку не прикрепить. Представляешь, детёныш баньипа! Их же почти никто не видел! Эх, плохо, что из воспоминания нельзя сделать колдографию...

— Почему нельзя? — внезапно спросил кто-то. Лиам и МакНейр вздрогнули от неожиданности, они не слышали ни шагов, ни звука открываемой двери.

— Почему нельзя? — повторил вошедший Этцель. — Чары почти как при волшебном рисовании, принцип тот же.

— Но это в самом деле не... — начал было МакНейр, но Лиам зашипел и замахал на него руками, а потом повернулся к Этцелю и спросил с несколько ненатуральным воодушевлением:

— Так ты полагаешь, что можно?

Этцель пожал плечами.

— Ну, я сделал. С растворами и основой пришлось повозиться, а воспоминание мне помог извлечь Тадао-сан.

— То есть он знал, что ты можешь сделать колдофото из воспоминания и молчал? — вскипел Лиам.

— Он не знал, — терпеливо объяснил Этцель, — просто помог с воспоминанием и не расспрашивал. Он, в отличие от тебя, очень тактичный человек.

— Ты в самом деле сделал колдофото по чьим-то воспоминаниям? — переспросил МакНейр.

Этцель недоуменно вскинул брови.

— Я уже сказал. Хотите посмотреть, что получилось? Первый снимок я не покажу, там личное, а вот несколько видов вышли очень хорошо. Сейчас принесу, если вам интересно.

— Нам интересно, — быстро сказал Лиам, — нам очень интересно. Неси скорее.

Этцель пересёк общий зал и скрылся за дверью, которой, как МакНейру помнилось, раньше не было.

— Что это за дверь? — спросил он. — Потайная?

Лиам посмотрел на дверь.

— Нет. Просто Этцелю понадобилось, чтобы здесь была дверь. Он не помнит, что её не было, и она появилась. Это часть их взаимоотношений со зданием офиса. У них практически роман. Я не вникал, если честно.

— Ничего себе. — МакНейр озадаченно потёр лоб. — А про колдографию из воспоминаний — это он серьёзно, как думаешь?

— Скорее всего да, — кивнул Лиам. — Это точно не розыгрыш. У него не очень с чувством юмора. Зато офигенски круто со спонтанным волшебством. Когда он не знает или не помнит, что что-то невозможно, он просто решает задачу. Ну, делает, что ему нужно, если может представить, как. Пани говорит, это у них семейное. Единственно, он повторить не всегда может. Он бывает очень крутым, наш Этцель. Так-то.

— А мне показалось, ты его недолюбливаешь, — заметил МакНейр.

Лиам сощурил правый глаз и почесался.

— Ну, — сказал он, — вообще-то он меня довольно часто бесит. Он бывает тормозным, замкнутым, с ним не прикольно вместе проводить время, это вот всё. Хотя, по правде, дело совсем в другом. Я же тут был самым младшим, когда меня взяли. И довольно долго. Для меня Пани и Урасима были всегда, другие менялись и были в основном... ну, как минимум клёвыми и интересными. А я младший, и мне всё объясняют и всему учат. И тут года четыре назад появляется этот бледный. Думаю, я просто ревновал. Но это секрет, — он ухмыльнулся.

— Конечно, — кивнул МакНейр.

Этцель вернулся через обычную коридорную дверь и принёс три колдофото в тонких простых рамках. На одном было запечатлено раннее утро в Брисбене (как значилось на подписи в верхнем углу) — тонкая розовая полоска неба над морем, чайки и далеко в море мелькает одинокий парус. На другом две кукабарры делили толстую колбаску. На третьем — пани Доновска надевала мотошлем и стремительно уносилась по шоссе.

— Зашибенски круто, — сказал Лиам. — А повторить сможешь?

— Думаю, что да, — Этцель задумчиво ухватил себя за подбородок. — Только нужен менталист. Я сам не умею извлекать воспоминания и не возьмусь с этим экспериментировать. Тадао-сан объяснил мне, почему это опасно.

— Я тоже не умею, — Лиам погруснел, но тут же с надеждой обернулся к МакНейру, — Уолл, а ты?

— Если тебе нужны воспоминания про баньипа, то свои могу извлечь сам, — сказал МакНейр, — а вот за твоими не полезу. Я не легилимент. А воспоминания при этом теряются, или я смогу их вернуть?

— Мои остались как были, — сказал Этцель, — ну или я не заметил разницы. Так что, мы пробуем?

МакНейр сосредоточился и прикоснулся палочкой к виску. Потянулась серебристо-воздушная нить. Этцель мигом наколдовал пробирку и бережно принял в неё воспоминание.

— Только, — сказал он, — мне нужно будет поместить его в себя. Вы не против, Уолден? Проектор я пока не придумал, приходится проводить образы через собственную память. Наверное, это можно как-то обойти, чтобы избежать лишних аберраций, но пока так.

— Да не против, конечно, — ответил МакНейр. — Делай всё как надо. Мне и самому будет интересно посмотреть на всё со стороны.

Этцель кивнул и ушёл, бережно унося пробирку.

— Кстати о памяти, — сказал МакНейр. — Как бы мне отправить письмо? Даже записку. Домой, в Шотландию. Мне ведь это не запрещено? — спросил он с некоторым сомнением. Вроде ничего такого не было в его бумагах — но, возможно, он просто забыл.

Лиам задумчиво вытянул губы.

— Ну, — сказал он, — птичьей почтой будет долго идти. Я могу послать как официальную депешу, а Саби потом перешлёт совой. И ответ, наверное, сможет переслать. Думаю, не спалимся.

— Кто это — Саби? — полюбопытствовал МакНейр.

— Сабрина, моя д… — начал Лиам и быстро поправился, — моя знакомая в британском МинМагии. Хорошая такая. Мы с ней переписываемся. Думаю, она не откажет. Я спрошу в конце письма.

МакНейр хотел было снова уточнить насчёт запрета или разрешения ему на переписку, но вернувшаяся в этот момент пани Доновска ему помешала.

— Лиам, солнце моё, — сказала она, — надо что-то решать с твоим соплеменником. Таскать в «красную» посторонних, да ещё мугги — очень плохая идея. Я понимаю, что его нанял Макс, который сам по себе тот ещё кадр, но считаю, что разбираться должен ты.

— Разберусь, — кивнул Лиам. — перебросим его в Лейкфилд, там всего две «жёлтых» зоны, от Лягушки вреда не будет. Нагадит ещё раз — выкинем.

— Так и сделай, — согласилась Пани, явно собираясь вновь уйти.

— Э, шеф, ещё такой вопрос, — Лиам вскинул руку, — тут Уолден хочет отправить домой письмо. Мы можем оформить как депешу?

— Можем, но зачем? — удивилась она. — Пусть он напишет, отсканируй, перешли электронной почтой. Твоя девица наверняка сможет распечатать и отправить. Расходы ей оплатим.

— Сабрина — не моя девица! — свирепо прорычал Лиам. — Мы просто состоим в переписке. У нас культурный обмен.

Пани смерила его снисходительным взглядом, улыбнулась и ушла, а Лиам с каким-то остервенением уставился в экран.

МакНейру же делать было нечего. Можно было бы уйти домой, но ему очень хотелось, во-первых, всё-таки отправить то письмо, а во-вторых, дождаться снимков. Если они выйдут, разумеется.

Этцель вместе с колдографиями появился часа через полтора, и всё это время МакНейр задумчиво стоял у окна и наблюдал за перепархивающими с ветки на ветку попугаями.

— Круто-круто, — восхитился Лиам и наконец оторвался от ноутбука. Поразглядывав снимки, он спросил с азартом: — Слушай, а как ты думаешь, их можно заснять на веб-камеру? Тогда можно будет смонтировать в небольшой фильм. Камера увидит колдофото?

— Какой смысл гадать, — рассудительно ответил Этцель, — давай просто попробуем. Я пока ничем не занят.

— Отлично! — Лиам просиял. — Если получится, буду должен. А потом ещё и мои воспоминания добудем, я попрошу Тадао, — заявил он с восхитительной бесцеремонностью.

— Ладно, — легко сказал Этцель. Честно говоря, эта лёгкость Уолдена не то чтобы пугала, но изрядно настораживала. Слишком хорошо он представлял себе, что может натворить такой вот гений, окажись он не в том месте не в то время. — Но тогда с тебя оборотка с твоим волосом.

— Да не вопрос, — согласился Лиам, но тут же прищурился: — А тебе зачем?

— Хочу проверить на деле один совет. Схожу в пару мест в твоём облике, познакомлюсь с какой-нибудь девушкой. Мы настолько не похожи, что сразу будет понятно, нравлюсь я сам или моя внешность. Не волнуйся, я не здесь буду кадрить, смотаюсь в Сидней.

МакНейр подавил смешок, однако же разочаровывать Этцеля не стал. Они ещё в школе наэкспериментировались, и Уолден отлично знал, что внешность — это далеко не всё. И не так много и решает, как принято считать. Хотя, конечно, кое-что даёт — ну, или отнимает. Как получится.

— Да не вопрос, — повторил Лиам, — только скажи, куда конкретно в Сиднее ты собираешься. Насколько я помню, ты не любишь драться.

— Драться? — переспросил Этцель недоумённо.

— Ага, — Лиам ухмыльнулся. — Я тоже гулял в Сиднее, прикинь. В бурной юности. И думаю, что меня помнят. Так что я тебе лучше заранее скажу, где мне могут быть не рады.

* * *

«Привет, Саби. Я рассказывал тебе про милого зверька, с которым мы повстречались. Теперь ты можешь на него посмотреть. Мы сделали колдофото, а я потом переснял через веб-камеру. Это секрет, ещё никто посторонний не видел. Но тебе можно. )))

МакНейр оказался отличным парнем. Он кажется очень надёжным. Может, в прошлом он и натворил бед, но сейчас у него есть возможность начать новую жизнь, и это круто, по-моему.

Кстати, хочу попросить тебя об одолжении. Он хочет послать записку одному человеку, своему деду. Но обычными способами это долго и небезопасно. Я мог бы послать тебе скан, а ты распечатаешь и пошлёшь по адресу. И потом ответ обратно, если будет, тем же путём. О расходах не беспокойся. Скажи, сколько нужно, переведу через гоблинов, за пару дней дойдёт. Поможешь?

ps. Мне предстоит одна опасная вещь, которую я долго избегал сделать. Но сейчас старшие объяснили мне, что она неминуема, и что у меня неплохие шансы уцелеть. Давным-давно я сдуру влез в один ритуал и не закончил его. Мне было очень страшно, и я всячески избегал завершения, но теперь всё иначе. В ближайшее благоприятное время сделаю всё как надо. Я почти не боюсь, разве что по старой памяти. Мне будет легче, если ты тоже будешь в меня верить. Как и другие важные для меня люди.

Я рад, что ты есть.

Лиам».

1) «Парень» (с уничижительным оттенком; шваб. диал.)

Вернуться к тексту

— В основе прощения — понимание и отказ продолжать вражду. Оно никак не связано с правотой или неправотой, — задумчиво проговорил Урасима.

МакНейр поднял голову от ноутбука. Воспользовавшись тем, что Лиама давно не было видно, а ноутбук простаивал, Уолден в последние дни пытался понять, как управляться с этой вещью. «Комп» отчасти напоминал печатную машинку, отчасти некоторые старые книги, в которых отдельные строки, если прочесть их в правильном ритме и с нужной интонацией, могли раскрываться в целые абзацы; но в целом, он не походил ни на что из вещей, с которыми Уолден когда-либо имел дело, и он с удовольствием отмечал, что с детства не испытывал такого волнительного азарта от встречи с чем-то новым. Но слова Урасимы привлекли его внимание.

— Это вы к чему? — поинтересовался он.

— Ванди поговорил с дедом, — ответил Урасима.

МакНейр сперва подумал, что не видел Лиама в последние дни… Да, как раз со вторника. И тут до него дошёл весь смысл сказанного.

— Так он что, наконец прошёл своё испытание?

— Выходит, что так, — улыбнулся Урасима. — В ночь на четверг, как раз в равноденствие. И из этого кое-что следует.

Он испытующе посмотрел на МакНейра.

— Как я понимаю, ему теперь не будет сниться его кошмар, — сказал тот. — И он сможет общаться со своей мистической роднёй? С дедом?

— Это, безусловно, тоже, — согласился Урасима. — Но я о другом. Вы не против снова оказать нам всем гостеприимство? Кажется, у нас неплохой повод собраться.

— Я только «за», — ответил МакНейр с воодушевлением. — Как я могу поучаствовать, помимо предоставления места?

— В этот раз еду будем готовить мы с пани Доновской, — как обычно не дал прямого ответа Урасима. — Вернее, она будет готовить мясо, а я — всё остальное. Она обещала достать хорошей ягнятины и кусок крокодила. Последнее — специально для вас с Ванди. Так сказать, для ритуального посрамления коварного врага. Крокодил, разумеется, не тот же самый, поэтому будем считать, что его настигла солидарная ответственность.

— Звучит заманчиво. И когда это всё состоится?

— А когда бы вам было удобно, имея в виду ближайший конец недели?

— Давайте тогда с субботы на воскресенье. Как в прошлый раз, часов с семи будет нормально? — предложил МакНейр.

— Да, это, пожалуй, то, что нужно.

* * *

Вечером пятницы на МакНейра внезапно обрушилась устроенная Урасимой аттестация.

— Уори-сан, позволю себе немного вас побеспокоить, — сказал тот, едва появившись в доме. — Не могли бы вы ответить мне на ряд вопросов?

«Ряд вопросов» вылился в двухчасовой «беглый опрос» по основным чарам, технике безопасности и списку опасных тварей. Теоретические сведения МакНейр выдал довольно легко, даже сам себе немного удивился, насколько, а вот практическая часть заставила его понервничать. И вроде бы всё знал, а вот поди ж ты… Он даже взмок, пытаясь воспроизвести плетение невербального заклинания для выявления тварей, которое показывал ему Лиам. Урасима смотрел на его усилия с очень сложным выражением лица, потом пробормотал: «Зачем так-то», и показал более простой и удобный вариант. МакНейр чуть не ругнулся. Заметив это, Урасима пояснил:

— Всё же Ванди недостаёт систематического образования. В детстве он учился в соответствии с принципом «делай, как делается». Его чары давно стали бытовыми привычками, ему так удобно, и он никак не хочет учить что-то лучшее. Вы, кстати, аттестованы, я полагаю, — закончил он и извлёк из кармана жетон с казуаром, терзающим змею.

На реверсе жетона был выгравирован тот же номер, что и на предплечной татуировке МакНейра: 176.

— Аттестацией, значит, тоже вы занимаетесь? — спросил МакНейр.

— А кому ещё? — улыбнулся Урасима. — Не пани Доновской же тратить на это время. У неё никакого терпения не хватит.

— И каков же теперь мой рабочий статус? — Уолден почему-то потёр левое предплечье. Наверное, рефлекторно.

— Рядовой сотрудник главного офиса, — сообщил ему Урасима. — Он, правда, и единственный в штате, как вы, возможно, уже знаете: в округах штатные представители ведут дела из своих домов. Разумеется, право на служебное жильё за вами сохраняется. Про оклад всё расскажет Пани, как освободится. Но думаю, уж десятку в час она накинет.

На другой день МакНейр с Урасимой занимались во дворе обустройством очага, когда появился Лиам. На его лице сияла довольная улыбка, он был вымазан жёлтой, белой и красной краской по лицу и рукам, в волосах торчали какие-то перья и палочки, и он даже говорил громче, чем всегда, и жестикулировал больше обычного:

— «Ты меня чуть не убил», говорю, а он такой: «А что бы ты сделал на моём месте?» И я прям вот заткнулся. Потому что да то же самое, если честно. Всё-таки он мой дед, да.

МакНейр, слушая его и время от времени кивая в нужных местах, приглядывался к Лиаму. И видел, что за своим весельем тот прячет сильное измождение, даже истощение, и улыбка не могла скрыть, насколько он осунулся и даже сбросил, вероятно, фунтов десять. Но и за этим, ещё глубже, так, что не сразу и заметишь, прятались уверенное спокойствие и сила.

— Кажется, у кого-то кончилось детство, — вполголоса заметил Урасима.

…Мясо жарилось на углях, распространяя тот невозможный аромат, что способен пробудить аппетит и у умирающего.

— Пока мы не начали пить как следует, — сказала Доновска, — давайте решим рабочий вопрос. Лиам, не кривись, ты четыре дня бездельничал. Надо что-то уже делать с этой отчётностью, с внешней, я имею в виду: если мы не будем подавать вовремя свои отчёты в Министерство, нам срежут финансирование. Это не смертельно, но неприятно. Есть предложения? Разумеется, Тадао-сан в состоянии этим заняться, — предвосхитила она, кажется, чьё-то предложение, — но только за счёт других дел. Нас это не устроит. Меня это не устроит.

— Вы хотите взять ещё сотрудника? — осведомился Урасима. — Специально под бумажную работу?

— Я думаю об этом, — неохотно призналась Пани, — особенно в конце каждого месяца, квартала и отчётного года. Я пыталась решить эту проблему иначе, но бюрократы Департамента встали стеной. И я их понимаю: отчётность — по сути, единственный поводок, который у них на нас есть. Переменить ведомственную привязку мы не можем. Хотя бы потому, что другие ещё хуже.

— А вот у меня, возможно, есть подходящий кандидат, — вкрадчиво сказал Лиам.

Пани насмешливо прищурилась:

— Дай угадаю. Хочешь притащить к нам свою англичанку?

— Во-первых, Сабрина — не англичанка, — неожиданно спокойно ответил Лиам. — Она гриква, полукровка, родом из Южной Африки. Во-вторых, она как раз умеет работать с бумагами. И с техникой мугги кстати тоже.

— А ставка? Когда мы решали насчёт Уолдена, то выгребли почти все зарплатные резервы. Платить мы ей с чего будем?

— Я могу отказаться от части своей ставки, — мужественно сказал Лиам, — у меня свой дом, и расходы небольшие. Переживу.

Урасима поднял брови, очень удивлённо, но ничего не сказал. Этцель со скучающим видом рассматривал ногти. Кажется, его совсем не занимал этот разговор.

МакНейр пока ничего не понимал в том, что называл про себя местной внутренней политикой, имея в виду, прежде всего, отдел. Что удивительно, что странно, что обычно — если на то пошло, для него было странным всё. Начиная от самого устройства этой организации.

— Лиам, солнце моё, — сказала Пани, — ты случайно не путаешь личную жизнь с работой? Если называть вещи своими именами.

— Не путаю, — всё так же спокойно ответил Лиам. — Я уверен, что она справится.

Пани саркастически хмыкнула.

— Jeśli pani naprawdę uważa go za swojego następcę, — негромко сказал Урасима, — powinien stworzyć własną drużynę.⁽¹⁾

— Zobaczymy,⁽²⁾ — усмехнулась Пани.

— Вот так всегда. Секретничают в моём присутствии! — возмущённо сказал Лиам. — А мне обидно, между прочим!

— Вообще-то, в нашем, — поправил его МакНейр, — и мне нормально.

— Как будто кто-то мешает тебе выучить польский, — насмешливо сказала пани Доновска. — Хотел бы — давно всё понимал.

— Да нафига мне польский в Австралии?! — почти заорал Лиам.

— Тогда не жалуйся, — хором сказали Урасима и Доновска и засмеялись.

— Język polski nie był dla mnie trudny,⁽³⁾ — вдруг задумчиво сказал Этцель.

Все уставились на него.

— Ты тоже знаешь польский? — недоверчиво спросил Лиам. — Ну вообще! Один я, как…

— Не один, — снова поправил МакНейр, — я тоже как.

— Извини, это слабое утешение, — буркнул Лиам.

— Ну, уж какое нашлось, — развёл руками Уолден и спросил Этцеля: — А ты откуда знаешь польский?

Тот пожал плечами.

— Была пара книг, которые не переводили с польского, изданы в восемнадцатом веке. Мне очень хотелось их прочитать, пришлось выучить. Ну и моя семья же отчасти из Австрии, так что немецкий, венгерский, польский и немного чешский приходится знать, чтобы общаться с родственниками. Однако до Тадао-сан мне далеко.

— А вы, Урасима, сколько языков знаете? — обратился МакНейр к японцу.

Тот скромно улыбнулся:

— Немного. Читаю на десяти, свободно общаюсь на двенадцати, могу объясниться на двадцати с чем-то. Не знаю, считать ли диалекты японского, например. Моя прежняя жизнь располагала к такой осведомлённости.

— Вы были учёным? — МакНейр понял вдруг, что не удивлён. Ни капли.

Урасима снова улыбнулся.

— Я был моряком, контрабандистом. Задолжал немало денег очень серьёзным людям и потерял груз, так что мне пришлось изобразить свою гибель и перебраться сюда. Когда-нибудь моих врагов убьют, и я смогу вернуться домой. Или хотя бы побывать там. На самом деле, я не испытываю особой ностальгии, но дома остались люди, которые мне дороги.

— У меня обсыхает кубок, — громко заявила Пани и упрекнула: — Лиам, ты совсем обо мне не заботишься! — и Лиам немедленно принялся колдовать над бочонком сидра.

Крокодил оказался похож на курятину с лёгким рыбным привкусом (или МакНейру так показалось?). Пани колдовала — и в прямом, и в переносном смысле — над несколькими тонкостенными не то сковородами, не то противнями округлой формы, что стояли каждый на своей жаровне. Она помешивала и переворачивала куски разного мяса прямо пальцами, не доверяя никакой утвари, и спорила с Урасимой о соусах и приправах громко и яростно. Урасима смешивал соусы, раскладывал свежую зелень и улыбался. Этцель отирался возле жаровен, словно голодный кот, и периодически ловко утаскивал готовые кусочки. Лиам же восседал на бочонке и пытался призвать к себе то один, то другой поджаренный ломоть, а Пани на него ругалась и отзывала ломти обратно, утверждая, что они «ещё не дошли». Наконец она велела всем сесть и несколькими взмахами палочки отправила в полёт по кругу сотрапезников эти свои противни, благоухающие мясом, и ужин начался — благо тарелками все обеспечили себя заранее.

Когда все, по выражению Урасимы, «предварительно насытились», были призваны музыкальные инструменты, и вечер, казалось, стал бесконечным. Во всяком случае, МакНейр вовсе перестал чувствовать течение времени. Сперва Доновска и Урасима затеяли какую-то сложную импровизацию, походившую на смесь фламенко с чем-то дальневосточным, потом Пани начала петь, вместе с ней поочерёдно пел то один, то другой...

Вечер провалился в безвременье. Австралийские сумерки сомкнули свои звёздные крылья, пошедшая на ущерб луна, казалось, замерла на месте. Снаружи от круга сидящих задувал прохладный ветер, посреди в очаге жарко и ярко пылало пламя. Время остановилось, запуталось среди музыки и света.

… и когда смолкает очередной аккорд, Пани буднично спрашивает: «Уолден, что вы будете петь?»; он не успевает удивиться — я? буду петь? — потому что понимает: конечно же будет, конечно. Откашлявшись, облизнув сухие губы, отвечает:

— «Двух волшебников». Знаете?⁽⁴⁾

Она кивает, и сразу же начинает играть. Урасима прислушивается, склонив набок голову, потом подхватывает свой длиннохвостый, с кожей морского змея инструмент — и подхватывает мелодию. Музыка струится через МакНейра, пропитывает его насквозь, несёт… Он вступает легко, ни на миг не задумавшись о том, сможет ли управлять голосом, не сфальшивит ли. Лиам начинает отбивать ритм на бочонке. Три струны и кожа морского змея оказываются очень в ладу с цикадами. МакНейр поёт, и одновременно с ним поют три старых ведьмы из его клана. Впрочем нет, ещё не старых, потому что ему шесть лет, и Ламмас, и горит большой, просто огромный костёр... Даже странно, что австралийцы этого не замечают.

Потом они пели ещё и ещё, а потом МакНейр снова уснул в своём кресле, успев подумать, что это становится привычкой — засыпать под музыку.

Проснулся уже в середине ночи, кажется, слегка подмёрзнув. Костёр в очаге догорел до красных углей, Пани и Лиам куда-то подевались, а Урасима лежал на расстеленном возле очага одеяле. Под головой у него был свёрнутый плед, а слева к Урасиме пристроился Этцель: положил голову на грудь и раскинул руки. Оба казались спящими.

МакНейр хотел тихонько пройти мимо, но тут Урасима открыл глаза и помахал ему свободной рукой:

— Уори-сан, вы мне не поможете? — шёпотом сказал он. — Тут на меня улёгся такой котик, что даже рукав не отрезать.

— Чем помочь-то? — спросил МакНейр, тоже шёпотом.

— Поднимите Этцеля какой-нибудь левитацией, будьте столь любезны. Мне уже давно нужно встать, а он довольно тяжёлый, да ещё лежит на моей палочке.

— Так разбудите!

— Жалко, — сказал Урасима со смущённой улыбкой.

МакНейр хмыкнул и достал палочку.

— Особой аккуратности не обещаю, — предупредил он.

— Ну, тут уж как получится.

Приподнятый «Левикорпусом» Этцель недовольно нахмурился, но не проснулся. Когда Урасима выскользнул из-под него, положив вместо себя свёрнутый плед, МакНейр осторожно положил спящего на прежнее место. Тот перевернулся на бок и свернулся калачиком. Урасима призвал со стола салфетку, трансфигурировал её в ещё один плед, накрыл им Этцеля и, сказав: «Прошу извинить», поспешно скрылся в доме.

МакНейр тоже направился в дом и обнаружил, что из гостиной оказалась приоткрыта дверь в боковую комнату, куда он никак не удосуживался зайти. Оттуда раздавалась негромкая музыка и голоса.

Войдя, он увидел большой светящийся прямоугольник, занимавший бóльшую часть правой стены. По прямоугольнику двигались картинки: как живые картины или колдофото, только менялись они гораздо быстрее.

— Ты как раз вовремя, — Лиам отсалютовал бутылкой, — падай рядом и наслаждайся. Узри свою минуту славы.

— В смысле?

«И мы представляем вниманию наших зрителей уникальные кадры: баньип с детёнышем в естественной среде. Материалы были любезно предоставлены нашему телеканалу сотрудниками Особого Отдела. Да-да, это те самые волшебники, которые спасают ваши непоседливые задницы в самых труднодоступных и опасных местах нашей чудесной страны…»

— Что это? — озадаченно спросил Уолден.

— Телевизор, утренние новости, самый первый выпуск. В воскресенье его мало кто увидит, но этот репортаж повторят в течение дня.

— Я не об этом. Не только об этом. Как туда попали наши воспоминания?

— Так Этцель же, — Лиам даже удивился. — Он смог записать несколько колдофото на комп, смонтировал небольшой фильмец, минут на пять, и мы продали его на ТиВи. За хорошие деньги, между прочим. Пятнадцать процентов, кстати, твои, а тридцать пойдут в общую кассу. Остальное мы с Этцелем поделили между собой.

— Лиам, — проникновенно сказал МакНейр, хмыкнув про себя подобному распределению, — это служебные сведения. Как ты думаешь, что тебе оторвёт Пани, когда узнает?

— Так она знает, — довольно ухмыльнулся Лиам. — Уолл, это реклама. За которую платим не мы, а нам. Она не могла устоять. Просто без шансов. Причём, — он уселся удобнее и отпил из бутылки, — это не только Отделу реклама. Этцель же оформил патент на свой метод. И оформил не на себя лично, а на отдел. Потому что, говорит, разработал его в служебное время и для служебных надобностей. Я чуть не прослезился, когда услышал.

МакНейр молчал. Вся ситуация казалась ему какой-то немыслимо бредовой. Как, впрочем, почти всё, что он пережил за последние… уже прошло больше месяца? Было какое-то слово для всего этого. То, куда он попал. То, что происходит вокруг, и те, от кого оно происходит.

— Антиподы, — сказал он вслух.

— Что-что? — переспросил Лиам.

— Антиподы, — повторил МакНейр. — Люди, которые живут на другой стороне земли. И у которых всё вверх ногами.

Лиам озадаченно нахмурился, обдумывая его слова. Потом решительно ответил:

— Не, мы нормальные. Это вы антиподы.

1) Если пани действительно считает его своим преемником, он должен создать свою команду (польск.)

Вернуться к тексту

2) Посмотрим (польск.)

Вернуться к тексту

3) Польский язык не показался мне трудным (польск.)

Вернуться к тексту

4) https://www.youtube.com/watch?v=NpYp_h6BTjM

Вернуться к тексту

Почтовая сова уселась на подоконник дома, стоявшего в шотландском лесу. Старик осторожно взял птицу и отвязал от лапы небольшой свиток.

«Я расстался с Азкабаном и всё даже лучше, чем возможно. Можешь ответить этой же совой».

«Знаю. Береги себя».

КОНЕЦ 1 ЧАСТИ