Баньип (джен)

В пятницу поздним вечером Уолден МакНейр был доставлен из Азкабана в Министерство. Над Северным морем разразился шторм, карету трясло и мотало, и он едва не вывернулся наизнанку, извергая на пол скудный тюремный завтрак вперемешку с желчью. Сопровождавший аврор брезгливо кривился и сам едва сдерживал тошноту, а Робардс, не меняясь в лице, только раз за разом накладывал «Эванеско» и освежающие воздух чары. По министерским коридорам охрана не вела, а буквально волочила МакНейра под руки.

Его привели в одну из камер предварительного следствия, где уже дожидался целитель. Тот быстро его обследовал и составил список назначений, потом из Мунго прислали коробку с несколькими флаконами, и под присмотром целителя МакНейр пил одно зелье за другим, почти не различая их вкуса из-за стоявшей во рту отвратительной горечи. После этого в присутствии Робардса незнакомый аврор заклинанием подравнял ему волосы, потом побрил — заклинанием же, довольно ловко и аккуратно, но ощущения всё равно были неприятными: кожу на щеках и подбородке как будто ободрали наждачкой, хотя никаких повреждений не было.

Потом Робардс ушёл, а его проводили в душ. МакНейр долго стоял под тугими струями горячей воды, пока охранник не забарабанил в дверь. После душа он получил свою старую одежду, в которой он был во время битвы за Хогвартс, и в которой его арестовали. Разве что прорехи были зашиты, а сама одежда выстирана, но имела затхлый запах от долгого хранения. Переодевался он медленно, пальцы с трудом продевали пуговицы в петли. Ни ремня, ни шнурков ему не оставили.

Уже за полночь он получил ужин: порцию овсянки, яичницу с беконом, слабый несладкий чай. Поев, сразу же заснул, завернувшись в тонкое шерстяное одеяло. В камере не было холодно, но его знобило. В субботу МакНейра никто не будил, и он проспал почти до полудня. На полу стоял на подносе завтрак, накрытый салфеткой: снова овсянка, уже остывшая, холодные тосты, какао и зелёное яблоко. Почему-то яблоко произвело на него самое сильное впечатление. Он долго ощупывал и нюхал его, не решаясь надкусить, а когда всё же решился, то откусывал маленькими кусочками и долго держал каждый во рту, не глотая. Вкус яблока вызвал целый поток воспоминаний, и он купался в них, и ярче всего были две вещи: летнее тепло и запах согретой солнцем зелени. Память вынесло в последний «вольный» год, перед возвращением Лорда. Он снова был на вересковом склоне, шёл с арбалетом, высматривая оленя, и аромат цветущего вереска окутывал его своими нежными волнами...

— Эй, ты там живой вообще?! — окликнул его дежурный аврор.

— Да, — хрипло выдохнул МакНейр, голос его не слушался. — Кажется да. Теперь живой, — и только сейчас почувствовал, что по щекам текут слёзы.

Ближе к вечеру снова пришёл Робардс. Он принёс копию решения Визенгамота со всеми подписями и печатями.

— Имейте в виду, — сказал Робардс, — если условия принудительных работ покажутся вам совсем невыносимыми, вы вправе подать жалобу в Виз-Консил штата, а при неудовлетворительном решении — Чародею-Советнику при генерал-губернаторе. Последний сам ничего не сделает, но передаст ваше обращение в британское Министерство. Мы вероятно как-то сможем посодействовать.

— И снова, почему такая забота, господин главный аврор? — МакНейр слабо усмехнулся.

— Вы всё-таки остаётесь членом британского волшебного сообщества. — холодно ответил Робардс. — Пусть вы преступник и осуждены на пожизненное, у вас в приговоре прописано право ходатайствовать об амнистии через двадцать пять лет заключения. Даже палочка ваша не сломана. Со стороны Министерства уместно проявлять хоть какую-то заботу о вашей участи.

— Моя палочка не сломана? — удивился МакНейр. — Почему это?

— Мистер Поттер настоял на том, чтобы палочки всех, кто осуждён на ограниченные сроки или имеет право на амнистию, были сохранены. Притом он потребовал этого публично. Министр почёл за лучшее поддержать его пожелание. Не знаю, по какой причине. Вы сейчас нуждаетесь в чём-либо?

— Что именно я могу попросить? — МакНейр никак не мог преодолеть замешательство, граничащее с отуплением. Всё, к чему он с отвращением привык за последние годы, менялось слишком стремительно, но это были перемены не к лучшему, а к непонятному. Он не знал, чего ему ждать и как себя вести.

Робардс пожал плечами.

— Ни выпивки, ни табака я вам не предложу, но какую-нибудь еду поприличней вы можете заказать. Ну и книгу или газеты. До понедельника пробудете здесь. Австралийцы пришлют за вами своего представителя рано утром в понедельник. До тех пор можете отдыхать. В каком-то смысле.

— Признаться, я хотел бы молока, но пока наверное не стоит. Если можно, я бы попросил кусок хорошего мяса, лучше отварного, и какой-нибудь зелени. И жареный картофель. И немного фруктов... яблок. А читать я сейчас не могу, глаза болят. Отвык, знаете ли, от света. Слишком ярко.

Робардс пообещал, что всё устроит, и ушёл. Через час опять появился целитель, снова его осмотрел, немного поколдовал над глазами; смотреть на свет стало легче. Целитель оставил ещё несколько зелий, велел принять одни до и после еды, другие перед сном. Ещё через час охранник принёс еду: разварную телятину в крепком бульоне, картофель и салат, и в бумажном кульке — несколько яблок.

После еды, когда дежурный аврор пришел за посудой, МакНейр решился попросить маникюрные ножницы.

— Хочу привести в порядок ногти. Раз уж мне придают товарный вид.

Молодой аврор задумался ненадолго, потом буркнул:

— Не положено!

— Послушайте, — сказал МакНейр как можно более проникновенным и спокойным тоном, — я вовсе не собираюсь ни кончать с собой, ни нападать на вас. Всё дело не займёт много времени, управлюсь в пять минут, а вы присмотрите, и если что — обезвредите меня. Идёт?

Аврор хмыкнул и ушёл с посудой, потом всё же принёс ему маленькие ножницы, положил их за решётку в камеру и встал в паре шагов поодаль, нацелив на МакНейра палочку.

— Пять минут, — сказал он. — Время пошло.

Ножницы оказались довольно тупыми. МакНейр не без труда обрезал ногти как можно короче — пальцы не очень слушались, потом положил ножницы обратно к решётке и сел на койку. Аврор взмахом палочки призвал ножницы к себе, пригасил свет в коридорном светильнике и даже, уходя, буркнул: «Добрночи».

Воскресенье прошло примерно так же. Главный аврор визитом не удостоил, зато снова пришёл всё тот же целитель с новым набором зелий. На этот раз МакНейр уже вполне распробовал их вкус, откровенно гадостный, но самочувствие его как-то сразу улучшилось. Вечером ему передали ещё несколько бумаг. Некоторые пришлось подписать, и МакНейр попросил дать ему сперва потренироваться на ненужном пергаменте, потому что не был уверен, что помнит свою подпись. Примерно час ушёл у него на то, чтобы перо перестало пачкать и вывело наконец не кривые каракули, а нечто напоминающее его фамилию. Последней подписью он даже немного гордился.

В бумагах значилось, что он ознакомлен, сознаёт, не возражает, обязуется и тому подобное. Более всего «порадовало» его предуведомление о том, что в случае гибели или кончины его тело не может быть переправлено в Великобританию, а будет захоронено «подобающим образом» в австралийской «земле или воде, за счёт правительства штата».

— Как мило с их стороны, — пробормотал он и расписался.

После такого занимательного чтения сон к нему не шёл. МакНейр съел последнее яблоко и лежал, уставившись в стену. В голову лезли воспоминания о различных тварях разной степени зловредности, которых он обезвредил за годы службы, потом о тех, которых видел и о которых читал. Он прикидывал, как сможет справиться с ними без палочки или хотя бы выжить, и понимал: практически никак. Азкабан начал представляться ему не самым ужасным местом. Попытался заснуть. Из счёта овец ничего не вышло: у овец отрастали клыки, плавники, щупальца и когти, и прыгали они не через забор, а на него. Наконец он провалился в тяжёлый беспокойный сон.

Ему показалось, что он проспал лишь пару часов, а разбудил его аврор, стучавший кружкой по решётке камеры. Этого аврора он даже знал: Уильямсон, и отношения у них были неприязненные.

— Что случилось? — едва ворочая языком, спросил МакНейр.

— Вставай, — злорадно ответил Уильямсон, — тебя заждались пятиноги и морские змеи.

— Врёшь ты всё, — сказал МакНейр, зевая во весь рот. — Нет в Австралии пятиногов.

— Тебе-то почём знать, — парировал Уильямсон. — Может, специально для тебя завели.

На завтрак ему достались два сэндвича с солониной и огурцом и кружка слабого, но сладкого кофе. Потом явился главный аврор и в сопровождении Уильямсона и ещё одного аврора провёл МакНейра на этаж Отдела магического транспорта, а там — в небольшую залу при Портальном управлении, где все расселись по стульям и стали ждать.

— Который час? — спросил МакНейр.

— Половина шестого, — подавив зевок, отозвался Робардс. — Представитель Австралии должен быть через полчаса.

Но через полчаса появился только министр Шеклболт, энергичными жестами велел всем сидеть и сам уселся в дальнем углу. МакНейр пытался дремать, но как только засыпал, начинал съезжать со стула и просыпался. Наконец в половину седьмого торопливо вошла заспанная дама со значком транспортного отдела на мантии и объявила о прибытии представителя штата Квинсленд, мистера Патрика О'Мура.