Огненный цветок (гет)

— Нельзя оставлять это все просто так на берегу, — говорила Искорка отряду, вынимая из своего вещевого мешка дополнительную рубашку, — если слуги врага обнаружат эту груду вещей, то сразу возьмут наш след.

Отряд принял решение избавиться от всего, кроме самого необходимого, и идти налегке. Искорка оставила с собой одно лишь тонкое одеяло, выложив и второе, толстое, и свою маленькую подушку. Избавилась она и от большей части посуды, рассудив, что из одной кружки при необходимости можно и есть, и пить, а также от сменной одежды и других мелких вещей. На дне вещевого мешка лежала теперь только аптечка, да ее тетрадь со словами на синдарине, которую она из сентиментальности не решалась выкинуть. Осмотрев остальных, она убедилась, что и они вынули почти всё. Провиант также решено было максимально урезать, оставив только необходимый минимум. Им предстояли голодные переходы, и Искорка уже заранее жалела хоббитов, крайне болезненно реагировавших на любое изменение рациона.

Вместе с кольцом, покинувшим отряд, с их плеч будто спала тяжелая ноша. Вязкий туман, растекавшийся между ними, рассеялся без следа, и за ним вновь проступили лица дорогих сердцу друзей. Легкость, внезапно возникшую в воздухе, заметили все, и между ними установился тихий и спокойный мир, омрачаемый лишь тревогой за судьбу Фродо и Сэма. Особенно остро изменения вокруг почувствовала Искорка. С ее шеи будто сняли удавку, мешавшую ей все это время дышать полной грудью, а глаза в одночасье стали различать не одни лишь черно-белые тени, а яркий и разноцветный мир. Хоббиты больше не казались ей назойливыми и беспечными, она вновь увидела в них добрых и веселых друзей, способных поднять настроение даже в самый тяжелый час. Арагорн, выглядевший последние дни зазнавшимся и высокомерным, вновь предстал перед ней мудрым и рассудительным. Ворчание Гимли перестало раздражать, в нем прочитались забота и беспокойство. Что же до Леголаса... Всю дорогу от Лориена ей казалось, что он недоволен ее присутствием в отряде. Сидя напротив него в лодке, она ловила на себе изучающие взгляды и думала, что он видит в ней слабую, ни к чему не способную женщину, из одного лишь упрямства идущую вперед. Ей казалось, что он оценивает каждое ее движение, замечает каждый неуклюжий шаг, и это вызывало ужасную злость и необъяснимую горечь. Когда же на стоянке, проболтавшись о своем сне, она услышала от него злое "нужно было оставить тебя в Лориене", у нее внутри и вовсе будто что-то оборвалось. Слышать это жестокое откровение из его уст отчего-то было особенно неприятно. Но теперь, глядя на Леголаса, она не находила и тени того раздражавшего ее недовольства. Он был неожиданно внимателен к ней и она удивленно вспоминала, что в сущности все эти десять дней он все время старался помочь. Сейчас, смотря на братство незамутненным взглядом, она стыдилась своих прежних слов и поступков, но особенно — мыслей. Все они проявляли заботу, а она в ответ лишь щетинилась и злилась.

— Надо собрать все и утопить в реке, — предложил Гимли. — А лодки спустить вниз по течению, пусть их разобьет о пороги.

Предложение Гимли все поддержали. Собрав все в одну кучу на ее теплом одеяле и добавив пару увесистых камней, Арагорн завязал концы и сбросил узелок с лодки на середине реки. Теперь можно было снова пускаться в путь. Расставшись с Фродо, они долго обсуждали, что теперь делать, какой путь избрать. Арагорн, конечно же, стремился в Гондор, но помимо прочего его занимала судьба хоббитов и Искорки. Братство распалось, кольцо более не в их власти и хоббиты могли бы спокойно вернуться домой. Впереди на своем пути Арагорн не видел ничего иного, кроме войны, на которой конечно не место не обученным ратному делу полуросликам и женщине. И если бы путь до Шира или Ривенделла был бы прямым и безопасным, он не раздумывая отправил бы их в дорогу. Но они были далеко от любых безопасных троп. Впрочем, такой вариант Арагорн все же предложил отряду.

— Покинуть тебя, Странник? В такой отчаянный момент?! — возмутился Мерри. Решительные выражения на лицах Пиппина и Искорки выдавали, что они абсолютно с ним солидарны.

— Мой путь ясен, Мерри, и проходит он через поле боя, — возражал Арагорн, — там место воинам.

— Арагорн, это бессмысленно, — вклинилась Искорка, — враг ищет хоббита, Мерри с Пиппином не выберутся отсюда живыми одни. По равнинам Рохана уже рыщет отряд урук-хаев и полуорков, которому приказано доставить любого полурослика в Изенгард.

На этом откровении Мерри и Пиппин переглянулись. Новость их явно не обрадовала.

— Что же, выходит выбора у нас нет, — признал Арагорн. — Сердце мое рвется в Гондор, но я знаю, что Белому Городу не выстоять без помощи Рохана.

— Ты хочешь идти в Эдорас? — догадался Гимли.

— Да.

— Но в Эдорасе нас не ждет теплый прием, — возразила Искорка. — Теоден под властью своего предателя-советника, его разум порабощен Саруманом и с нами нет Гендальфа, чтобы разрушить чары. Теоден будет до последнего сидеть в Медусельде и ждать, когда армия Изенгарда появится у него на пороге.

— И тогда у потомков Эорла не будет ни единого шанса на спасение. А их разгром погубит и Гондор, — возразил Арагорг. — Кроме того, — продолжил он немного помолчав, — в Гондоре я также не буду желанным гостем. Наместник Дэнетор не ждет возвращения короля, он считает род Исильдура недостойным правления. В конце концов, если мы не сможем образумить Теодена, хотя бы убедимся, что клятва Эорла не будет исполнена в этот темный час.

На это Арагорну уже никто не возразил. И вот теперь он снова вел их через равнины и пустоши широких роханских земель, петляя по голому камню и пожухлой прошлогодней траве и скрываясь в редких мелких пролесках. Отряд, лишившийся своей драгоценной сердцевины, старательно обходил любые натоптанные тропы и все время был начеку, опасаясь внезапного нападения. Но передвижение по лысой равнине, помимо своих очевидных минусов, имело и неоспоримые плюсы: также как и они сами, любые приближающиеся путники были для них как на ладони. В таких условиях слугам врага невозможно было застать их врасплох и подойти незамеченными.

Монотонность и однообразность переходов придавали некую обыденность их походу. День ото дня одинаковое солнце всходило на востоке и заходило на западе, день ото дня их ноги топтали сухую роханскую землю. Даже настороженность и нервозность Арагорна вклинились в ежедневную рутину: Искорка могла довольно точно предсказать момент, когда он остановит их, и вновь, как и сотню раз до этого, приложит ухо к земле или отправит Леголаса далеко вперед. Рутина добавляла спокойствия, хотя совсем избавиться от невеселых мыслей не получалось. Прокручивая в голове все произошедшее и сравнивая события со знакомой ей историей, Искорка никак не могла отделаться от ощущения, что все же все испортила. Напрасно они шли в Эдорас — у Рохана теперь нет шансов на победу. Некому сбросить чары с Теодена, некому подговорить энтов. Рохан падет, они просто тратят сейчас свое время на то, чтобы в этом окончательно убедиться. Нужно было сразу идти тропой мертвых... Но как же дунэдайн? Она оглядывала высокую фигуру идущего впереди Арагорна и пыталась убедить себя, что он знает, что делает. В конце концов, его вело не простое знание будущего, его вела сама судьба.

На ночевки теперь устраивались в низинах или в тени больших камней. Костров не разжигали — не было дров, да и готовить было особенно нечего, ели в основном остатки лембаса. Ночи все еще были очень холодными, и Искорка с тоской вспоминала свое теплое одеяло, лежавшее теперь где-то на дне реки. От холода она часто просыпалась ночью, переходя из глубокого сна в утомительную полудрему, не приносившую отдыха. Но по крайней мере, вместе с кольцом ее покинули мучительные видения, и она не жаждала их возвращения. Она не хотела подсматривать за врагом, не хотела укреплять эту связь, и потому старалась даже и не думать о Мордоре, огненном оке и Черных всадниках. Но иногда в ее снах все же проскальзывала беспокойная тень кольца: ей чудилось, будто оно, недоступное прямому взору, осело свинцовой тяжестью у нее на пальце; или виделось, как оно поблескивает где-то рядом, будто на периферии ее зрения. В таких снах она увязала, будто в сладком сиропе, и проснувшись замерзала еще больше. Вот и теперь, очнувшись от липкого видения, она перевернулась на другой бок и еще сильнее прижала колени к груди, пытаясь хоть немного удержать тепло. Кончик носа заледенел и она до самых ушей натянула свое тонкое одеяло, которым была укрыта поверх лориенского плаща. Ей чудилось, когда она погружалась в очередной сон, будто что-то тяжелое и мягкое опустилось на нее сверху. Разом стало теплее, и теперь уже она не просыпалась до самого рассвета. Утром она все также обнаружила себя укрытой одним лишь своим плащом и тонким одеялом. Но теперь уютная теплая тяжесть накрывала ее каждую ночь, стоило ей только чуть провалиться в сон, и дарила такой необходимый после долгого дня в пути отдых.

* * *

Они шли по равнине уже восемь дней и постепенно приближались к Эдорасу, когда размеренное течение их путешествия разрушил тревожный голос Арагорна.

— Всадник, — сообщил он, поднявшись с земли. — Один, но движется в нашу сторону.

Неожиданно все взгляды обратились к Искорке.

— Не смотрите на меня так, я понятия не имею, кто это. Не было никакого всадника, — развела она руками, — был отряд полуорков и урук-хаев, был конный отряд Эомера, что их перебил. Никаких одиночных всадников быть не должно.

Арагорн озадаченно потер рукой подбородок.

— Тогда, пожалуй, найдем укрытие и затаимся на время, — принял он решение. — Посмотрим, что это за конный.

Подходящее место для скрытного наблюдения они нашли не сразу. В конце концов им попалась удобная груда камней, образовывавшая небольшой полузакрытый грот, в котором они устроились, ожидая приближения всадника. Но подпускать его близко к укрытию не понадобилось: лишь только всадник показался на равнине, острый взгляд Леголаса различил его гондорскую броню, а немного погодя и рыжую макушку, и белый рог на поясе.

— Боромир?! — удивленно воскликнула Искорка, услышав описание конного от Леголаса. — Но он уже давно должен был добраться до Минас Тирита!

— Вот и узнаем, что его задержало, — ответил ей Леголас, и они не таясь выдвинулись навстречу Боромиру.

Тот заметил их не сразу — лориенские плащи хорошо маскировали своих владельцев — и потому отряду удалось застать на его лице выражение крайнего изумления.

— Не обманывают ли меня мои глаза? — проговорил Боромир, вплотную подойдя к ним. — Вы часть отряда, покинувшего Ривенделл на исходе ноября!

— Верно, — отозвался Арагорн. — Но ты выдвинулся прежде нашего.

— У меня нашлось много дел в пути, — и Боромир начал рассказывать им, как выйдя из Ривенделла он не последовал по Великому восточному тракту, а сразу свернул на юг и довольно долго шел скрытно. Двигаясь вдоль устья Бруинена, он без сложностей преодолел весь Эрегион и добрался до Лебяжего разлива уже к середине декабря. Однако дальше судьба не была к нему так благосклонна. — Я намеревался пересечь Гвалто вброд у Тарбада, также как и по пути в Ривенделл, но к переправе вышел уже глубокой ночью, — рассказывал Боромир отряду, — и решил дождаться утра. Но едва я прилег для короткого отдыха, как по кустам поползла холодная тень. Вначале я не придал этому значения: гондорского воина не запугать туманом, легшим на берег реки — но холод все надвигался. Наконец, мне почудился вдалеке стук копыт и я решил переходить реку немедля. Я с трудом успокоил лошадь, перебрался на другой берег, и решил более не останавливаться, но продолжить путь удалось лишь до первого густого пролеска. На меня напали дикие племена дунландцев, грабившие путников на Зеленом тракте. И если бы не отряд Теодреда, разведывавший обстановку в долине Гладуина, я бы не отбился от них... — Боромир замолчал и потупил взгляд.

— Теодред достойный сын своей земли, — разрушил повисшее молчание Леголас.

— Был достойным, — откликнулся Боромир. — Он погиб четыре дня назад в битве у Изенских бродов, и я не смог отплатить ему за спасение своей жизни, — и Боромир принялся дальше рассказывать печальные вести.

После спасения от дунладнцев он присоединился к отряду и закончил с ним разведку, показавшую тревожное положение. Саруман, о переходе которого на сторону врага Боромир поспешил предупредить Теодреда, вооружал дунландцев, нанимал их на службу и распускал нелепые слухи о жестоких нравах рохиррим. С этими вестями отряд вернулся в Эдорас, но король Теоден не был доволен докладом сына и не поверил в предательство Изенгарда. Слова Боромира разозлили его еще больше. В Эдорасе Боромир провел почти всю зиму, тщетно пытаясь призвать Теодена к объединению с Гондором перед лицом угрозы с востока. Он присоединился к отряду Теодреда и был с ним во время битвы у Изенских бродов.

— Я принес королю страшную весть о гибели сына, в надежде, что это заставит его одуматься и ответить на нападения Изенгарда, но тем лишь обрушил гнев на себя самого. Теоден обвинил меня в гибели Теодреда, и хуже того, обвинил весь Гондор в моем лице в забвении старых союзов. Он изгнал меня из Рохана, — сквозь зубы проговорил Боромир, — но прежде я еще успел сослужить ему службу. Вчера на закате с отрядом верного марке Эомера мы перебили большую группу темных тварей. На том я распрощался с рохиррим и теперь, наконец, следую по зову своего сердца в Минас Тирит.

— Выходит, Гондору не приходится рассчитывать на исполнение старых клятв, — заговорил Арагорн. Настал его черед делиться новостями, и он кратко рассказал Боромиру об их походе. На рассказе о нападении Черных всадников и гибели Гендальфа Боромир неверящим взглядом уставился на Арагорна, который предусмотрительно умолчал о роли Искорки. Боромир не мог поверить, что отряд почти сразу лишился волшебника, который в его глазах был единственной надеждой на успех всего предприятия. — Теперь мы держим путь в Эдорас, — закончил Арагорн свой рассказ, и Боромир устало вздохнул. Он не верил, что полурослик справится, а значит у Гондора оставалось все меньше шансов в этой войне.

— Не ждите радушного приема, — покачал головой Боромир и бросил угрюмый взгляд на остатки братства. Разношерстная компания, одетая в серо-зеленые лориенские плащи не внушала ему никакой надежды на успех, хотя он и был немало удивлен тем, что они все же выжили и забрались так далеко. Оставалось только надеяться, уговаривал он сам себя, что удачи этих шестерых хватит на весь Гондор.

— Арагорн, — заговорила в наступившей тишине Искорка, — не стоит ли нам последовать вместе с Боромиром?

По лицу Арагорна пробежала тень сомнения. Но уже в следующий миг оно было отброшено, и решительность снова взяла верх.

— Нет, я должен хотя бы попытаться призвать Рохан к союзу! Если король не захочет услышать меня, то может быть его племянник прислушается к голосу разума?

— Теоден заточит Эомера в темницу, ты же знаешь об этом, — возразила ему Искорка.

— Откуда такая уверенность? — спросил внимательно слушавший их Боромир.

Искорка и Арагорн переглянулись. Она не доверяла Боромиру до конца и боялась рассказывать ему правду.

— Я же ученица волшебника, — решилась она на полуправду. — Я могу заглядывать в будущее.

— Потому Элронд отправил тебя с отрядом? — внезапно проговорил Боромир, и она не стала возражать. — Но если это правда, нужно предупредить Эомера! Он движется со своей дружиной обратно в Эдорас, и не ожидает гнева короля!

Так вопреки всем сомнениям Искорки они вместе с Боромиром, рассчитывавшим перехватить по пути Эомера, направились в город. До столицы им оставалось не больше одного дневного перехода, но догнать конный отряд Эомера они, конечно, не смогли. Приближались к Эдорасу они в угрюмом молчании, настороженно ожидая реакции стражи на возвращение Боромира, да еще и в компании странных спутников. Расположенный на холме город хорошо просматривался издалека, и отряд на мгновение остановился, любуясь силуэтом золотого дворца на фоне заснеженных пиков Белых гор. Внутри крепостной стены Леголас уловил оживленное движение, и это всех насторожило. Искорка, не ожидавшая от этого визита ничего хорошего, глубоко вздохнула и надела на голову капюшон, пытаясь остаться неузнанной для шпионов врага.

— Ну что, идем? — обратилась она к отряду и они вышли на дорогу, ведущую к воротам в крепостной стене.

Они приближались к проходу и готовились в любой момент услышать голоса стражников, но их не последовало. Наконец, они подошли вплотную к воротам и обнаружили, что их никто не охраняет.

— Безумие! — воскликнул на это Боромир, и отряд беспрепятственно вошел в город.

Казалось, их появление осталось для всех незамеченным, что, впрочем, вполне объяснялось открывшейся их взглядам картиной. Эдорас был похож на растревоженный осиный улей. Между надворными постройками и домами коневодов, стоявшими прямиком за крепостной стеной, в невероятном оживлении ходили люди, нагруженные тюками и корзинами. На улицах были выставлены телеги, в которые спешно запрягались лошади и грузились корзины с едой и утварью. Все вокруг пребывало в хаотичном движении. Домашняя птица разбегалась по двору какого-то маленького хозяйства, ее ловила простоволосая женщина, причитавшая на незнакомом Искорке языке. Босоногие дети бегали по дороге и получали порцию отменной брани от налетавших на них взрослых. Перед домами выставлялись мешки с зерном и грузились на телеги. У небольшой кузницы, скрывшейся в отходящем от главной улицы переулке, выстроилась очередь из разновозрастных мужчин с простым оружием и даже рабочей утварью в руках.

Проходя мимо очередного двора Арагорн окликнул молодого мужчину, выходившего из сеней.

— Что стряслось в городе? — спросил он, и мужчина неохотно остановился. Вслед за ним из сеней выбежал ребенок, маленькая девочка, которую он подхватил на руки.

— Король отдал приказ собрать всех способных носить оружие, а остальных — отправить в укрытие, в Дунхарроу, — спешно ответил мужчина, усаживая девочку на телегу.

Искорка и Арагорн удивленно переглянулись.

— Но что заставило короля переменить свое решение? — спросил Боромир.

— Спросите тоже, господин. Не моего ума это дело! Да только после прихода волшебника в город все переменилось.

— Волшебника? — встрепенулась Искорка. — Какого волшебника?

Мужчина недовольно осмотрел ее.

— Волшебники не представляются простым конюхам, — ответил он и вернулся ко входу в сени, где стояли мешки, тюки и корзины, очевидно, приготовленные для отправки в Дунхарроу.

— Но как он выглядел? — не унималась Искорка. — Каким он был?

— Придурковатый старик. Как и все волшебники.

— Он был одет в белое? — нетерпеливо спросила Искорка мужчину, пока тот грузил тюки. — В белоснежные одежды?

— Белоснежные? — переспросил он, нагнувшись за корзиной с яблоками. — О нет, он был весь какой-то грязный.

— Серый?

— Скорее зеленый, — усмехнулся конюх. — Я бы даже сказал, замшелый, будто пару сотен лет пролежал под каким-нибудь деревом и теперь наконец выбрался на белый свет.

Но Искорка уже не слушала мужчину, на ее лице расцвела широкая улыбка. Она не могла сдержать нетерпения и ринулась вверх по улице в сторону дворца. Радагаст. Он здесь.

* * *

Искорка стояла перед рядом красиво украшенных копей и с интересом разглядывала их золоченые рукояти. Оказаться в числе остальных членов братства в оружейной комнате королевского дворца было большой честью, о которой она, после своего поистине провального знакомства с королем и его приближенными, не могла и мечтать. В полном соответствии с гордым званием ученицы волшебника, она выставила себя чудоковатой идиоткой перед Теоденом, его племянником и всей королевской стражей, когда вся в мыле после быстрого бега в горку появилась перед Медусельдом. Радость, охватившая ее при мысли о встрече с Радагастом, затмила все доводы рассудка и заставила ее побежать напрямик к хорошо охраняемым дверям дворца. Стражники, стоявшие возле золоченых колон прохода, недоуменно переглянулись, увидев неизвестную.

— Радагаст там? — без предисловий обратилась она к страже, восстанавливая сбитое дыхание.

Стража переглянулась.

— Ну же! Радагаст, волшебник! — повторила она свое восклицание. — Такой... Замшелый! С посохом ходит, — Искорка перебегала взглядом от лица одного стражника к другому. — Мог приехать сюда на кроликах.

— Кто вы такая? — задал наконец вопрос стражник, стоявший справа от входа.

— Я Искорка, — ничуть не смутившись представилась она. — Я ищу волшебника, сообщите ему обо мне!

Тут их разговор по-видимому заинтересовал кого-то более важного, двери открылись и перед Искоркой возник темноволосый мужчина средних лет, одетый в тяжелый доспех.

— Кто вы такая? — неоригинально повторил мужчина вопрос стражника. — И что вы делаете перед дверями дворца?

Искорка уже переминалась с ноги на ногу от нетерпения, она была уверена, что Радагаст где-то рядом.

— Меня зовут Искорка, — повторила она, привставая на носочки и пытаясь заглянуть в открытую дверь дворца. — Я ученица Радагаста, ну же, скажите ему, что я здесь!

Мужчина в ответ лишь внимательно ее осмотрел. Она упрямо посмотрела ему в глаза и поджала губы, сдерживая рвущуюся с языка колкость. Но тут из-за спины мужчины раздался голос:

— Все же стоило назвать тебя Торопыгой! — ворчливо заговорил Радагаст, и Искорка, воспользовавшись моментом, промелькнула мимо обернувшихся на голос стражников и попала внутрь дворца.

— Радагаст! — кинулась она на ему шею и с удовольствием вдохнула запах сладких трав, которым пропахла его одежда, да и сам он. — Радагаст! — повторила она куда-то ему в плечо, когда его левая рука прошлась по ее спине.

Он отстранился и посмотрел ей в лицо. На глаза навернулись слезы, и Искорка стерла их тыльной стороной ладони. Она скучала по Радагасту, безумно скучала, так, как скучают по дому в долгой и опасной дороге, как скучают по спокойной и простой жизни в минуты страха и неустроенности. Радагаст внимательно рассмотрел ее лицо и широко улыбнулся.

— Я тоже скучал, Искорка, — сказал он, и она сглотнула собравшийся у горла комок. — Но мы ведем себя слишком неучтиво для гостей королевского дворца, не находишь?

И только теперь Искорка опомнилась. За разыгравшейся сценой с недовольным выражением лица наблюдал статный мужчина, весь вид которого выдавал в нем королевскую особу. Рядом стояла молодая женщина: ну, конечно — Эовин; и недоуменно оглядывала ее фигуру. Искорка в тот же момент осознала, что это полный провал, и силилась найти слова, чтобы заполнить образовавшуюся паузу. Но и это не было бы такой катастрофой, если бы несколькими минутами ранее, пробегая по единственной мощенной улице Эдораса вверх, она не налетела на высокого роханского воина, не сумевшего вовремя опознать в ней угрозу и отойти с дороги. "Смотри куда идешь!" — недовольно прикрикнула она тогда на него, и продолжила свой бег, не зная, что только что познакомилась с королевским племянником.

И тем не менее, сейчас Искорка стояла в оружейной вместе с остальным братством и выбирала себе доспех. Первое нелестное впечатление от знакомства с ней, видимо, удалось сгладить остальным членам отряда, вошедшим в Медусельд почти сразу после ее воссоединения с Радагастом. Король Теоден был настолько рад возвращению Боромира, что ее фигура в миг перестала его интересовать. Он радушно принял его и учтиво извинился за свои прошлые поспешные слова. Впрочем, и остальные члены отряда заинтересовали короля.

— Хоббиты? — переспрашивал Теоден, с интересом рассматривая стоявших перед ним Мерри и Пина. — В наших краях вы герои детских сказок, не думал, что мне выпадет проверить их правдивость! Вы дорогие гости в Рохане, — обратился он уже ко всему отряду, — и мне жаль, что гостеприимство эорлингов вам придется познать в такой темный час. Но вы вольны укрыться в горах, вместе с моим народом.

— Мы не оставим сынов Эорла! — горячо ответил Арагорн. — Настало время нам поднять мечи вместе.

Так им выпала честь выбрать из личного обмундирования Теодена броню и оружие себе по нраву. Искорка провела рукой по гладким шлемам, украшенным конским волосом, и вгляделась в свое отражение в блестящем металле. Рядом с ней стоял Гимли и она, улыбнувшись, сняла с полки небольшой темный шлем с красивым витиеватым орнаментом и протянула его гному.

— Смотри, кажется этот сделан прямо для твоей головы, — проговорила она с улыбкой, заранее зная, что детский шлем самого короля сядет на голову Гимли как влитой.

— Хм, и правда, — проговорил гном, вертя шлем в руках. — Смотри, Леголас! Кажется, это то, что надо!

Стоявший в другом конце помещения Леголас посмотрел в их сторону и Искорка поспешила вновь перевести взгляд на золоченые шлемы перед собой. С Леголасом они разругались в пух и прах не далее, чем четверть часа назад, и она все еще чувствовала клокочущую в груди злость.

— Хочешь посмотреть на амуницию роханских воинов? — с улыбкой спросил он ее, когда они шли по коридору в сторону оружейной.

— Да, конечно, — улыбнулась она в ответ. — И не только посмотреть. Раз уж король Теоден не выгнал меня после моего неучтивого поведения, я с радостью выберу что-нибудь. Может быть, найдется подходящая для меня кольчуга?

— Но зачем она тебе? Даже лучшие роханские мастера не сделают кольчугу достаточно легкой для тебя, — возразил Леголас, и этот намек ее уколол, но она промолчала. — К тому же, в Дунхарроу она тебе не пригодится.

На это замечание она уже не смогла смолчать.

— С чего ты взял, что я отправлюсь в Дунхарроу? — ощетинилась она, сложив руки на груди.

— Но куда же еще, — недоуменно уставился на нее Леголас. — Это же решенный вопрос, вы с хоббитами присоединитесь к леди Эовин, — Мерри и Пиппин и правда уже приготовились к путешествию в горы и шли в оружейную скорее из любопытства.

— И кто же это решил? — разозлилась Искорка. — С чего это ты взял, что я не отправлюсь с вами в Хорнбург?

Тут уже вышел из себя Леголас. Он остановился и пораженно уставился на нее.

— Ты с ума сошла! Ты не отправишься в Хорнбург!

— Это еще почему? — она тоже остановилась и взглянула на него исподлобья.

— А что, неужели не ясно? — но на это его восклицание ответа не последовало, она лишь сильнее поджала губы. — Ты можешь умереть, Тинвэ! — горячо сказал он.

— Тоже мне, новости! Если ты вдруг еще не знаешь, я смертная! И я абсолютно точно когда-нибудь умру! — зло выплюнула она и широким шагом начала догонять остальных, гневно раздувая ноздри и сжав кулаки.

Признаться, Леголас застал ее врасплох. Она была так рада встрече с Радагастом и так воодушевлена мобилизацией Рохана, что даже и не задумалась, что будет делать сама. Никакого особенного желания ехать в Хельмову Падь, что бы она ни наговорила Леголасу, у нее не было, и уж точно умирать она не спешила. Но его снисходительное и в некоторой степени покровительствующее отношение взвинтило ее до предела. Теперь она активно выискивала себе не только доспех, но и какое-нибудь оружие, поскольку всерьез вознамерилась ехать в Хорнбург. "Что ты будешь делать на поле боя? На что ты надеешься?!" — вопил в ее голове голос рассудка, но она зло стискивала зубы и отмахивалась от него. Во что бы то ни стало, она хотела доказать эльфу... Она и сама не знала, что именно она хотела доказать.

Сзади нее раздался лязг и грохот. Она обернулась и обнаружила, что Пиппин перевернул стоявшие на полу в аккуратном ряду щиты и теперь виновато озирался по сторонам. Леголас и Арагорн уже выбрали кольчужные рубашки, и теперь помогали Пиппину восстановить порядок. Она подошла к ним и не глядя на Леголаса присоединилась.

— Ну что, выбрала себе что-нибудь? — зло спросил Леголас, игнорируя осуждающий взгляд Арагорна.

— О да! — не осталась в долгу Искорка. — Я нашла отличную кольчугу и прекрасную латную кирасу. Тяжелую, — добавила она из одного лишь упрямства. — И пожалуй, я возьму еще вот этот лук, — продолжила она, протягивая руку к висевшему на стене луку.

— Зачем? Ты же не умеешь стрелять!

— Вовсе нет! Все я умею!

— Прекратите перебранку, — не выдержал в конце концов Арагорн, и Искорка вышла из оружейной комнаты, демонстративно задрав подбородок.

На обед, который проходил в невероятной спешке из-за отправления роханских воинов в Хорнбург, Искорка пришла полностью готовая к отъезду, надев кольчугу и кирасу с выгравированной на груди лошадью прямо на свою привычную одежду. Тяжелый металл непривычно сковывал движения и был очень неудобным, но она вовсю делала вид, будто ничего необычного не происходит. Она уселась рядом с Радагастом и, сжав в руке вилку, принялась нанизывать на нее куски картошки и отправлять их в рот. Вилка стукалась о тарелку с неприятным звуком, но она продолжала с силой вонзать ее в картошку.

— Какой прекрасный доспех ты выбрала, — сказал ей сидящий рядом Радагаст.

— Спасибо, — ответила она ему, — но не все согласятся с тобой.

— Вот как? — удивленно поднял брови Радагаст.

— Да, Леголас полагает, что такие доспехи не по мне, — ответила она, поджав губы.

— Я этого не говорил! — упрямо возразил Леголас. — Я лишь сказал, что тебе не место на поле боя!

— О, значит, ты отправляешься в Хорнбург? — невозмутимо уточнил Радагаст.

— Да, ты возражаешь? — с вызовом ответила ему Искорка.

— Что? — удивленно спросил тот. — Нет, конечно нет. Ты будешь там действительно полезнее... Я что-нибудь придумаю, — он отвернулся обратно к своей тарелке.

— Придумаешь? О чем ты?

— Ни о чем, не обращай внимания. Тебе действительно стоит отправиться в Хорнбург, ты сможешь многое сделать. Я справлюсь как-нибудь сам.

— С чем справишься, Радагаст? — спросила она опять и он нехотя снова повернулся к ней.

— Признаться, — медленно начал он, — я рассчитывал, что ты окажешь мне помощь в одном деле и отправишься со мной в Фангорн. Но если ты приняла решение, я, конечно, не могу тебя ни к чему принуждать, — на этих словах Радагаст доел свой картофель, отложил вилку и встал с места. — Но мне пожалуй пора, не стоит задерживаться. Удачи в битве! — и на этом он развернулся и направился в сторону выхода из дворца, на каждый шаг тяжело опираясь на свой посох.

Искорка несколько долгих минут смотрела ему вслед и наконец решилась.

— Радагаст! Стой! — воскликнула она, вскочив с места и направившись к уже достигшему дверей волшебнику.

Наблюдавший за этой сценой с тихим любопытством Арагорн усмехнулся, и посмотрел на обескураженного Леголаса.

— Тебе есть чему у него поучиться, — проговорил Гимли, хлопнув того по плечу, и заливисто засмеялся.

* * *

В Фангорн Искорка и Радагаст направились верхом, планируя преодолеть путь до леса напрямик через равнину быстрее, чем отряды пеших и конных рохиррим доберутся до Хорнбурга. Без помощи леса у Рохана в этой битве было совсем мало шансов, но Радагаст, проведший до этого в Фангорне почти два месяца нисколько не сомневался в Древне.

— Мы с ним здорово поболтали, — делился он с Искоркой своими впечатлениями. — Энты, знаешь ли, мудрый народ, хоть и неторопливый.

В дороге Радагаст рассказал ей весь свой путь с момента их расставания у Беорна в сентябре. Когда Искорка поведала ему, что была в Росгобеле и нашла его послание, он широко улыбнулся, но сразу же погрустнел. Не оставалось сомнений, что он вспомнил свой старый дом и любимый лес, который теперь был потерян.

— Куда ты дел кроликов? — не могла не спросить она, когда речь зашла о Росгобеле.

— Ох, милая, они погибли, все до одного, — печально отозвался волшебник. — Я уехал на них из дома, но на тракте, недалеко от слияния Андуина и Келебранта, на меня напали полуорки. Уходя от погони, мы сорвались с обрыва, я успел в последний момент зацепиться за склон, но они разбились вместе с салазками, — он замолчал и устало прикрыл глаза. — После этого я долго блуждал по равнине, скрываясь от различных слуг врага, пока наконец не добрался до Фангорна.

— Мне так жаль, — искренне отозвалась Искорка, и Радагаст лишь устало кивнул ей.

Она тоже поспешила рассказать ему о своем походе, и история ее выдалась подробной и длинной. Она начала от самой их встречи с хоббитами в Бри, и не утаила ни одной подробности. Она делилась с ним всеми своими страхами, всеми сомнениями, раскрыла мельчайшие червоточины своей совести, и с каждым словом будто освобождалась от тяжкого груза.

— Я боюсь, Радагаст, — поделилась она с ним, когда усталые лошади перешли с рыси на шаг, — огня во мне будто стало больше, теперь я знаю, что смогу выпустить его почти в любой момент, стоит лишь разозлиться. Я превращаюсь в чудовище, да?

— Вовсе нет, — успокаивал он ее, — но ты должна научиться этим управлять. Зажги его сейчас.

— Что? Поджечь что-нибудь? — не поняла его она. — Тогда нужна какая-нибудь ветка или хотя бы трава...

— Нет же, тебе не нужно ничего, чтобы зажечь огонь. Если ты захочешь, он будет гореть у тебя прямо в руках.

Искорка с удивлением посмотрела на свою правую ладонь. Гореть в руках? Она попыталась представить это, но не получалось.

— Ты пытаешься нарисовать его у себя перед глазами, — заговорил наблюдавший за ней Радагаст, — но это неправильно. Ты просто должна велеть ему появиться, также как ты велишь своим пальцам сжаться или векам опуститься.

Она вновь перевела взгляд на руки. "Появись!" — подумала она, но ничего не происходило.

— Представь, как это произошло в предыдущий раз, — сказал Радагаст и она вспомнила, как подожгла дрова на стоянке.

"Зажгись!" — попыталась приказать она, но не выходило. "Зажгись!" — она буравила взглядом открытую ладонь, но ничего не происходило. Тогда она закрыла глаза и вернулась мыслями в тот вечер у Андуина. Было холодно, она вся дрожала, выбравшись из лодки, а Гимли все возился с дровами и никак не мог разжечь их. В груди родилось яркое чувство, это было раздражение. Она поймала его и начала будто распалять. Наконец, оно разлилось по всему телу и она щелкнула пальцами правой руки. Открыв глаза она увидела, как прямо на ее ладони горит огонек, но не обжигает ее, нет. От неожиданности она сомкнула пальцы, и он погас.

— Вот видишь, — сказал Радагаст. — Получилось.

Искорка внимательно посмотрела на свою ладонь.

— Но для этого всегда нужно будет злиться, да? — спросила она Радагаста.

— Нет, конечно нет, — отозвался он. — Просто сейчас тебе так проще. Попробуй в следующий раз воззвать к какому-нибудь светлому чувству.

Прошедший разговор погрузил ее в медитативную задумчивость, и несколько часов они ехали в полном молчании, пока Радагаст все же не сделал краткий привал. Они напоили лошадей и сами решили потратить несколько минут на отдых.

— Скажи честно, Радагаст, — она уселась на мягкую траву, избавившись от тяжелой брони, которую из чистого упрямства все же не сняла, — ты нарочно устроил этот спектакль на обеде, чтобы я поехала с тобой в Фангорн?

— Должна же ты была получить возможность не ехать в Хорнбург, не ударив в грязь лицом перед этим твоим эльфом, — ответил он, посмотрев ей прямо в глаза.

— Что? Никакой он не "мой эльф"! — возмутилась Искорка.

— О. Ну как скажешь, — не стал спорить Радагаст.

Несколько долгих минут они провели в молчании, пока она все же не заговорила.

— Леголас невыносим, — тихо сказала она, пытаясь оправдать в глазах Радагаста свое глупое поведение.

Радагаст изогнул правую бровь в немом вопросе. Под его взглядом Искорка отчего-то густо покраснела. Он усмехнулся.

— Тебе виднее, — сказал он, и это смутило пуще прежнего. — Вставай, надевай свою тяжеленную броню и залезай в седло. Нам надо поторапливаться.

И будто в подтверждение его слов, всю следующую ночь и весь день они провели в седле. Наконец, к вечеру второго дня они достигли границы леса. Лошади, которым Радагаст что-то ласково нашептал в уши, безропотно вошли с ними в лес, и несколько часов они продвигались в самую глубь. Искорке чудились в лесных звуках глубокие голоса, переговаривавшиеся между собой, но она списала это на свою усталость и общую таинственную атмосферу: на лес уже опустились сумерки. Но вот наконец Радагаст остановился сам и остановил ее. Он запрокинул голову и посмотрел куда-то наверх, и Искорка повторила его движение, но не увидела ничего особенного, кроме больших кустистых деревьев.

— Познакомься, Искорка, — внезапно заговорил Радагаст. — Это Древень. Он наша надежда в этот роковой час.

И тут Искорка увидела, как одно из огромных деревьев пришло в движение. Показались руки и ноги, она различила бороду, и, наконец, на морщинистом коричневом лице открылись большие и внезапно яркие глаза. Она шокированно уставилась на него.

— Здравствуйте, — сказала она внезапно осипшим голосом. — Рада познакомиться... Древень, — закончила она и заставила себя улыбнуться.

И, к ее немалому удивлению, Древень улыбнулся ей в ответ.