Изменяя все (гет)

Прибежав в свою маленькую комнатку на третьем этаже, Гермиона кинулась на кровать и зарылась лицом в подушку. Голова все еще кружилась от выпитого, и несколько минут ушло на то, чтобы хоть немного прояснить сознание. Мерлин, что на нее нашло? И ведь вырядилась, словно на встречу с возлюбленным, радовалась загодя принесенной Гарри бутылке вина, предвкушала легкие и непринужденные разговоры со Снейпом в неформальной обстановке. Праздника ей захотелось! Вот и лежи теперь здесь, размазывай маггловскую тушь по щекам и сгорай от стыда из-за своего неуместного, развязного поведения!

С самого начала, с той самой минуты, когда Снейп вошел в гостиную в своей повседневной мантии, безо всяких подарков и поздравлений, и застыл у дверей, удивленно, с неодобрением рассматривая Гермиону, стало ясно, что ужин обречен. Она ведь тут же почувствовала неловкость ситуации, в которую сама себя загнала, и разволновалась. Потому что выглядело все так — о, теперь это было очевидно! — будто она заманила Снейпа на свидание против его воли.

Все, что произошло потом: и ужин, проведенный в напряженном молчании, и глупый спор о Поттеровском дозоре, и ее нелепое признание, и неуместный поцелуй, — все это целиком и полностью ее вина. В попытке побороть смущение Гермиона выпила слишком много и перестала контролировать свои действия. Подумать только, она уже собиралась даже пригласить Снейпа на танец! Несложно представить, как бы он отреагировал на ее предложение.

А хуже всего было то, что, столкнувшись с его недоумевающим взглядом в начале вечера, Гермиона вдруг осознала: она на самом деле хотела бы, чтобы это было свиданием. Ведь, если говорить начистоту, свое лучшее — и единственное — платье она надела сегодня вовсе не из праздного желания порадовать себя в день рождения. Ей хотелось понравиться Снейпу!

Стоило наконец быть с собой откровенной и признать, что давно перестала относиться к нему только как к бывшему профессору, который нуждался в помощи целителя. Ведь стремилась же она во что бы то ни стало добиться его расположения, заботливо ухаживала за ним, ждала его внимания и одобрения, восхищалась его силой, способностями и умом. Даже представляла его — пусть и не всерьез — своим мужем когда-то! Но, кажется, только сегодня она окончательно поняла, что он ей не безразличен. Нет, ее теперешние ощущения не были похоже на романтические чувства к Рону. Сердце Гермионы вовсе не замирало в присутствии Снейпа, ноги не подкашивались, тело не покрывалось мурашками от его прикосновений, и никакого трепета, равно как и восторженного счастья, при виде его она не испытывала. То, что она чувствовала, не было влюбленностью или страстью, скорее, какой-то болезненной зависимостью, потребностью. Он был ей нужен, и от одной только мысли, что он может уйти, ей становилось плохо.

Комната давно погрузилась в темноту, но зажигать свечи не хотелось. Встав с кровати, Гермиона подошла к окну. На фоне серых кирпичных стен соседних домов ярко выделялось светлое окно. Через тонкий тюль была видна семья, ужинавшая за небольшим столом в уютной кухне. Молодой отец семейства, полноватый маггл с темными взъерошенными волосами, немного напоминавший Гарри, увлеченно рассказывал что-то хорошенькой жене, а та счастливо улыбалась в ответ, кормя из маленькой ложки малыша. Наблюдая за ними, Гермиона тяжело вздохнула и беспомощно обвила себя руками. Вот оно — тихое счастье, мирная семейная идиллия и уютный домашний очаг — именно то, к чему так стремился Рон и чего сама Гермиона всячески пыталась избегать все четыре года брака. А многочисленные Уизли, в одночасье ставшие ее родственниками и старавшиеся окружить ее теплом и заботой, только ухудшали положение. Она, наверное, была какой-то неправильной женщиной, раз ее это не прельщало. Но нельзя же заставить себя полюбить то, к чему испытываешь неприязнь?

А между тем, то, что было сейчас между ней и Снейпом, больше всего походило на ее представление об идеальном браке. Рядом с ним Гермиона чувствовала себя в безопасности. Он мог самостоятельно справиться с любой проблемой, не нуждался в постоянном контроле заботливой «мамаши», на него с легкостью можно было положиться. Разговоры со Снейпом захватывали, его рассуждения всегда вызывали в ней неподдельный интерес, а уж то, как он мастерски варил свои зелья, и вовсе восхищало.

Возможно, этого было недостаточно, чтобы испытывать к нему нечто большее, чем уважение. Кроме того, даже несмотря на то, что разница в возрасте между ними сократилась, Снейп все равно был значительно старше. Он не был красив или очарователен, не отличался покладистым характером и приятными манерами, имел темное прошлое, все еще оставался ее бывшим учителем, всю свою жизнь любил Лили и определенно не симпатизировал Гермионе. И все же — все же! — ей нравилось находиться рядом с ним и не хотелось отпускать его из своей жизни.

В то же время сам Снейп, судя по всему, по-прежнему оставался к ней совершенно безразличным. Нет, он, безусловно, вел себя вежливее и относился к ней терпимее, чем раньше, но говорить о его симпатии пока, увы, не приходилось. И, как показал этот злосчастный вечер, Снейп категорически не воспринимал Гермиону как женщину, а ее стремление понравиться ему находил нелепым и абсурдным — о, это весьма отчетливо читалось в его взгляде сегодня!

Вспомнив шокированное выражение его лица после неожиданного поцелуя в щеку, Гермиона нервно хихикнула. Но ведь не отпрыгнул же он от нее в ту самую секунду, не отругал за недопустимое поведение, не выказал отвращение или презрение. Да и глаза его при этом горели вовсе не ненавистью. Значит, ему не было неприятно? Так, может быть, если бы не столь несвоевременное появление миссис Малфой, спровоцировавшее постыдный побег Гермионы из гостиной, между ней и Снейпом произошло бы что-нибудь… менее невинное?

Например, вдруг он смог бы посмотреть на нее по-новому и нашел бы ее красивой и притягательной? Осознал бы, что все это время рядом с ним находилась молодая, привлекательная, а главное, умная ведьма, жаждущая общения с ним, полностью находящаяся в его власти? И тогда он, на протяжении всей своей жизни лишенный женской ласки и тепла, наверняка не сумел бы побороть желание овладеть ею, впиться в ее нежные, пахнущие клубникой губы — требовательно, страстно, прижимая к себе, путаясь пальцами в ее непослушных волосах, как это делал Рон. А затем схватил бы на руки, отнес в их спальню и… Стоило Гермионе подумать об этом, краска залила ее лицо.

Мерлин, откуда только взялись эти фантазии? С чего она вообще решила, что Снейп нашел бы ее привлекательной и захотел бы сделать их отношения более близкими? Почему она вообще вдруг начала мечтать о бывшем профессоре? Ведь до этого вечера Гермиона никогда не обращала на него внимания… в этом плане. Не могли же несколько бокалов вина так сказаться на ее способности мыслить здраво и рационально! Так неужели все дело только в том, что она за два с половиной года настолько одичала и соскучилась по мужскому вниманию, что, расслабившись под воздействием алкоголя, готова была наброситься на первого попавшегося мужчину? И не была ли эта надуманная симпатия к Снейпу всего лишь попыткой убежать от одиночества и скуки, а сам он ее вовсе не интересовал?

Почему-то выяснить это прямо сейчас показалось жизненно важным, и для этого непременно требовалось присутствие Снейпа. О том, как именно она намеревалась разбираться в своих чувствах и почему нельзя было заниматься этим в одиночку, Гермиона не думала. Выстраивать какую-либо стратегию или намечать планы не хотелось: она верила, что, стоит ей только увидеть объект ее внезапных — гипотетических! — чувств, все сразу станет ясно. Поэтому решительной, но несколько нетвердой походкой она направилась в гостиную.

Комната, к ее большому сожалению, оказалась пуста. Благоразумно решив не бродить по всему дому в поисках Снейпа, Гермиона применила заклинание Гоменум ревелио (удавшееся только с третьего раза) и, поняв, что осталась в одиночестве, разочарованно вздохнула и не самым элегантным образом плюхнулась в кресло перед догорающим камином. Было уже поздно, и, наверное, стоило подняться наверх, чтобы привести себя в порядок перед сном, и, ожидая Снейпа, устроиться в мягкой кроватке, но… Огонь в камине так уютно потрескивал, в гостиной было тепло, а самой Гермионе настолько не хотелось идти куда-либо, что она скинула туфли, устроилась в кресле поудобнее, вытащила из волос надоевшие шпильки, слегка массируя голову, от удовольствия прикрыла глаза — и, уставшая за насыщенный день, моментально уснула.

* * *

Именно такой — развалившейся в кресле, босоногой, с худыми острыми коленками, выступающими из-под немного задранного платья, со взъерошенными волосами и размазанной под глазами тушью — нашел ее Северус, по каминной сети вернувшийся из Малфой-мэнора. И даже несмотря на то, что конфликт с Нарциссой рассердил и обеспокоил его, разнузданный вид обычно прилежной и строгой Грейнджер вызвал у него скупую улыбку. Сейчас она была похожа на маленькую девочку, которая в попытке казаться более взрослой напялила на себя мамино платье и неумело намазалась косметикой. Между тем, время уже было позднее, и, как бы трогательно и невинно ни выглядела спящая Грейнджер, следовало разбудить ее и заставить лечь в нормальную кровать.

— Мисс Грейнджер, — строго позвал ее Северус.

Не дождавшись никакой реакции, он подошел ближе, склонился над ней и, дотронувшись до обнаженного плеча девушки, немного потряс ее:

— Мисс Грейнджер, проснитесь!

Она хрипло застонала, смешно сморщила свой маленький, вздернутый носик и, сонно щурясь, приоткрыла глаза.

— Профессор Снейп? — нечленораздельно промямлила она, когда ей удалось сфокусироваться на нависшем над ней Северусе. — А я вас так ждала… мне нужно срочно выяснить… выяснить…

Голос ее, и без того негромкий, становился все слабее, а под конец фразы и вовсе стих — Грейнджер снова уснула. Северус выпрямился и тяжело вздохнул. И что теперь делать с этой пьяной девицей? Отлевитировать в комнату? Хорошая идея, но это будет не очень вежливым с его стороны. Что бы там ни думали о нем студенты в Хогвартсе, в манерах, правилах поведения он всегда — еще с детства — старался ориентироваться на аристократичных Малфоев. Не считая их отношения к магглорожденным, разумеется. И по негласному кодексу аристократов поднять в воздух другого мага против его воли означало проявить к нему явное неуважение и презрение.

Оставалось лишь отнести Грейнджер в спальню на руках, что вовсе не радовало Северуса: комната Регулуса Блэка находилась на три этажа выше гостиной. Благо хоть Грейнджер не обладала пышными формами и явно не испытывала проблем с лишним весом. Не сказать, что Северус чувствовал неуверенность в своей физической силе, но он был уже не так молод, чтобы с легкостью бегать по лестницам со спящей девицей на руках.

Поднявшись наверх, Северус предусмотрительно расправил кровать и переоделся в вытащенную из шкафа сорочку — единственную личную вещь, не считая зубной щетки, которую он согласился оставить в этом доме. Затем, вернувшись в гостиную, он осторожно взял мирно посапывающую Грейнджер на руки и, с неудовольствием отметив, что она все же оказалась тяжелее, чем можно было предположить, вышел с ней в коридор и начал неизмеримо долгое восхождение по лестнице, отдавшись размышлениям о неожиданной угрозе Нарциссы. Однако эти размышления пришлось оставить, когда между третьим и четвертым этажом наглая девчонка приобняла его и уткнулась холодным носом в его шею. Ее горячее учащенное дыхание приятно защекотало загрубевшую кожу, покрытую шрамами от укуса Нагини, пышные волосы коснулись его лица, и Северус явственно ощутил их нежный цветочный запах.

Дело в том, что этот запах не давал ему покоя на протяжении последних месяцев, мучая и терзая его. Каждую ночь, когда Грейнджер пододвигалась к нему так близко, что он слышал цветочный аромат, исходящий от ее волос, его мысли невольно возвращались в далекое прошлое, в те волшебные и редкие минуты близости к Лили, чьи прекрасные рыжие волосы тоже пахли цветами. В одну такую ночь, еще в самом начале лечения «живым теплом», когда Северус не мог уснуть и несколько часов просто лежал с открытыми глазами, окруженный этим ароматом, он вдруг подумал о том, что это было отнюдь не единственным сходством между его Лили и Грейнджер. Они обе были добры, отзывчивы и отчаянно смелы, всегда старались помочь нуждающимся, обладали острым умом и хорошо учились, обе являлись магглорожденными, попали в Гриффиндор и питали необъяснимую симпатию к Поттерам.

Тогда его разозлило это сравнение, потому что показалось абсурдным и даже кощунственным. Достоинств у женщины, которую он любил почти всю свою жизнь, было неизмеримо больше, чем у выскочки Грейнджер. Она была намного более женственной, нежной и очаровательной, обладала необычайным чувством юмора и просто поразительными магическими способностями. В ней не было ничего раздражающего или отталкивающего, она не проводила все свободное время в библиотеке, зазубривая учебники, не пыталась доказать всем и каждому свое превосходство и не лезла бестактно в чужую жизнь. Своей открытостью и жизнерадостностью она походила на солнце, готовое согреть любого, кто попадет под его ласковые лучи. Неудивительно, что все любили ее. И Грейнджер на фоне Лили просто меркла. По крайней мере, так казалось ему два месяца назад.

Но сейчас, когда он с каждым днем узнавал Грейнджер все больше, он начал видеть в ней то, чего не замечал раньше или чему не уделял должного внимания: склонность к логическому анализу и умение все схватывать налету, неуемную тягу ко всему новому и неизведанному, терпеливость и целеустремленность, обостренное чувство справедливости. Да, она была более суха и рациональна по сравнению с Лили, но, как оказалось, именно она умела проявлять большую сострадательность и понимание к другим. И прощать. Окажись Грейнджер тогда на месте Лили, она бы не оставила его ни из-за брошенной в гневе «грязнокровки», ни из-за его сомнительной дружбы с Пожирателями. До последнего сражалась бы за него, переубеждала, приводила многочисленные аргументы, вычитанные в умных книгах, даже сдала бы учителям — но не оставила. Так что идиоту Уизли несказанно повезло, о чем этот болван наверняка и не подозревает. А Грейнджер теперь будет всю жизнь мучиться в своем неудачном браке, но никогда не сможет уйти от мужа, потому что не способна совершить такое предательство. И будет несчастна и одинока.

Так, рисуя в своем воображении беспросветное будущее мисс Грейнджер, Северус добрался наконец до спальни и бережно положил «несчастную и одинокую» девушку на кровать. Ей, очевидно, тепло его объятий нравилось больше, чем прохлада простыней, потому что она снова забавно сморщилась и, обняв себя за плечи, свернулась в калачик, вызвав еще одну усмешку Северуса. Редко доводилось видеть ее такой беспомощной и нуждающейся в заботе. Как же этому бедному ребенку досталось от судьбы: с детства попала в общество, где с неохотой принимают таких, как она; с первого класса водила дружбу с человеком, которого преследуют опасности; оказалась в эпицентре магической войны; слишком рано столкнулась со смертью; сама наложила заклинание на родителей, чтобы они забыли о существовании дочери, и так и не смогла вернуть им память; совершила ужасную ошибку, выйдя замуж за неподходящего мужчину; сейчас вынуждена жить, скрываясь ото всех, в этом жутком доме и проводить все свое время рядом с ненавистным школьным учителем, обладающим — чего греха таить — мерзким характером. А ведь она еще не знает о нависшей над ней угрозе со стороны Нарциссы.

И в эту минуту, глядя на безмятежно спящую Грейнджер, беззащитно обхватившую себя руками, Северусу стало искренне жаль ее. Впервые он испытывал это чувство, которое всегда считал унизительным, однако сейчас жалость не казалась чем-то оскорбительным или неуважительным. Девчонка действительно не заслуживала такой жизни. Хотелось как-то помочь ей, защитить от жестокого и несправедливого мира, но едва ли Северус мог сделать хоть что-нибудь большее, чем решить проблему с Нарциссой, найти способ избавиться от проклятия Кэрроу — и поскорее исчезнуть из ее жизни.

Бережно вернув на место сползшую с ее худого плеча бретельку, он потушил свечи и, опустившись на кровать позади Грейнджер, накрыл себя и ее одеялом. Немного поколебавшись, он сам — в первый раз за все это время — прижался грудью к ее узкой спине. Ее разметавшиеся по подушке волосы щекотали лицо и мешали дышать, поэтому он аккуратно сдвинул их вверх и уткнулся носом в ее затылок, вновь отдавшись во власть пьянящему цветочному аромату. Когда Грейнджер лежала позади него, она всегда приобнимала его, и только сейчас стало понятно, что делала она это в первую очередь ради собственного удобства. Потому и он нерешительно положил ладонь на ее живот. Она же, постепенно согреваясь, расслабилась и, очевидно, по привычке, приобретенной в браке, накрыла руку Северуса своей.

А он лежал, не смея пошевелиться, и привыкал к новым ощущениям. Обнимать ее, такую маленькую и хрупкую, было неожиданно приятно. Пожалуй, даже слишком приятно. Ему не следовало привыкать к этому, ведь рано или поздно он вновь останется один. То, что происходит в его жизни сейчас, было похоже на кусочек чужого счастья, по ошибке доставшийся ему. Северусу не принадлежала и никогда не могла бы принадлежать эта юная девушка, безвозмездно отдающая ему свое тепло по ночам, готовящая невероятно вкусный кофе с корицей, самоотверженно заботящаяся о нем, восхищающаяся его способностями. Лишь случай свел их вместе, но вскоре все вернется на свои места: Северус — в холодный, неуютный дом в Паучьем тупике, где будет уныло доживать свои дни, одинокий и никому не нужный, Грейнджер — к болвану Уизли, многочисленным друзьям и любимой работе, в которой она наверняка достигнет больших успехов. И это будет правильно.

Уже засыпая, Северус подумал о том, как ему повезло, что именно Грейнджер взяла на себя роль его грелки по ночам. Общение с ней было для него безопасным, поскольку он никогда бы не начал строить планы о дальнейших отношениях с ней, не надеялся бы на возможное совместное будущее, не стал испытывать каких-либо серьезных чувств. Он мог проводить рядом с ней все свое время, привыкать к ее обществу, спать с ней, даже заботиться о ней, но она навсегда останется для него только бывшей студенткой, наивным ребенком, лишенным половых признаков. И она не станет претендовать на место Лили в его сердце.

Северус проснулся, как всегда, первым и потом долго убивал время в библиотеке, ожидая пробуждения Грейнджер: ему было необходимо связаться с Поттером.

Еще вчера стало ясно, что попытки отговорить Нарциссу обречены на провал: даже если удастся убедить ее в обмане таинственного Мастера Дована, она вполне может сообщить о нарушении хода времени просто в отместку за испорченные планы. Единственный способ заставить ее молчать — найти равноценный компромат на Малфоев, но сделать это быстро казалось невозможно. Поэтому решение этой проблемы Северус решил отложить. Сейчас же его в большей степени волновал беспринципный мошенник, обманувший Нарциссу. И как раз для его разоблачения нужен был Поттер.

Старинные часы, висящие на первом этаже, уже пробили одиннадцать, когда Грейнджер наконец соизволила подняться.

— Доброе утро, — робко сказала она, входя в библиотеку. Столкнувшись с насмешливым взглядом Северуса, она опустила глаза и едва слышно пробормотала: — Спасибо за то, что переместили меня в спальню. И… извините меня за мою… несдержанность вчера.

Было забавно наблюдать за смущенной Грейнджер. Наверняка стыдится того, что позволила себе слишком много выпить. Хотя, стоило признать, Северус после вчерашнего вечера тоже чувствовал себя неловко. Словно они перешли в какую-то новую стадию развития отношений. Отношений, которых не было, нет и быть не может, напомнил себе он.

— Надеюсь, впредь вы будете проявлять больше благоразумия, — сухо ответил Северус и, дождавшись виноватого кивка Грейнджер, перешел к делу: — У вас, я полагаю, есть способ связаться с Поттером? Я бы хотел поговорить с ним прямо сейчас.

Грейнджер удивилась, но, к счастью, задавать глупых вопросов не стала и просто вытащила из кармана палочку, пояснив:

— Гарри предложил в крайних случаях связываться патронусами. Мы так и не научились передавать через них сообщения, но договорились, что, если я посылаю ему свою выдру, значит, он мне срочно нужен.

Она взмахнула палочкой, но вместо обещанной выдры, над которой Северус собирался было иронизировать, появилось лишь тусклое серебристое облако. Грейнджер слегка покраснела и еще раз, на этот раз вербально, воспользовалась заклинанием. Снова и снова она пыталась вызвать патронуса, но облако так и не желало принимать телесную форму, напротив, становясь с каждым разом все более расплывчатым. Ее жалкие потуги выглядели смешно.

— Я не знаю, почему не выходит! Конечно, мне давно не приходилось вызывать патронуса… Я, наверное, просто плохо настроилась, — девчонка уже чуть не плакала, но все же не оставляла попыток, не желая признать свое поражение.

Очевидно, стоило вмешаться: в таком состоянии вряд ли можно было добиться успеха в использовании этих сложных чар. Но Северуса откровенно забавлял смущенный и растерянный вид всезнайки Грейнджер. Нечасто доводилось наблюдать ее разочарование в собственных силах и способностях. Он уже хотел сказать что-нибудь ядовитое, как вдруг из ее палочки вырвалось некое странное существо, которое тут же умчалось из комнаты. Грейнджер ошарашенно смотрела вслед своему патронусу.

— Я, возможно, не настолько разбираюсь в животных, но разве выдры имеют крылья? — не удержался Северус.

Грейнджер подняла на него испуганный взгляд, снова покраснела и пулей вылетела из библиотеки, оставив его в недоумении. Было ясно, что ее патронус изменился, но зачем же делать из этого такую трагедию? Неужели она сама не осознавала, что перестала любить Уизли*? Возможно, решила, что лишилась своей выдры из-за новой влюбленности? Но в кого, собственно, можно было влюбиться, сидя почти безвылазно в этом мрачном доме на протяжении двух лет?

Впрочем, Северуса не сильно волновали подробности личной жизни и душевных переживаний бывшей студентки. Особенно сейчас. Поэтому он, ожидая прихода Поттера, продолжил пролистывать еще не просмотренные книги, которых оставалось все меньше в библиотеке Блэков. Надежда найти здесь что-либо полезное таяла с каждым днем. Иногда Северусу даже казалось, что он обречен до конца жизни терпеть чьи-то прикосновения по ночам, чтобы не умереть. И ему еще повезло, что пока рядом есть Грейнджер, готовая спать с ним. А что будет, когда она наконец одумается и не захочет больше выносить его общество? Или когда она через несколько лет вернется к своему мужу? Или полюбит кого-нибудь другого? Не будет же девчонка нянчиться с ним, прóклятым Пожирателем смерти, вечно.

По правде говоря, ее бескорыстное желание заботиться о нем удивляло. Он привык, что за все приходится платить. Особенно за оказанную помощь. Потому он позволял Грейнджер присутствовать на своих экспериментах и старался быть вежливым с ней, считая это не такой уж высокой ценой за возможность жить. Однако ей самой, казалось, и в голову не приходило требовать от него что-либо за свои… услуги. И это сбивало с толку. Чуть ли не впервые его не собирались использовать в обмен за проявленное добро.

Из гостиной послышался шум, а затем мужской голос, и Северус быстро поднялся по многочисленным ступенькам, ведущим к выходу из библиотеки. Возле камина стоял Поттер, небрежно отряхивающий прямо на толстый ковер золу со своей аврорской мантии. Немного погодя в комнату вбежала Грейнджер, очевидно, тоже привлеченная шумом.

— Мистер Снейп, — приветственно кивнул Поттер и сразу же обратился к подруге: — Гермиона, это был твой патронус? Что с ним стало?

— Давай не будем обсуждать это сейчас, — покраснев, ответила она.

— Но с чего вдруг он поменялся? Еще полгода назад это была отличная выдра, а сейчас какое-то летающее мохнатое чудовище. Ты же не могла за это время… О!.. — Поттер внезапно осекся и расширенными глазами посмотрел на Северуса, который уже начал раздражаться.

— Оставьте свои детские беседы на потом, — холодно сказал он, предпочитая не думать над словами Поттера. — Мне нужно поговорить с вами, Поттер. Наедине.

Ему почему-то не хотелось рассказывать Грейнджер об угрозе Нарциссы. Было несложно предугадать ее реакцию: чрезмерное волнение, чувство вины за происходящее, безудержное желание самой исправить собственные ошибки, что непременно вылилось бы в очередные проблемы. Ситуация и так была достаточно сложной, чтобы еще отвлекаться на неугомонную девчонку. Но Грейнджер, не подозревавшая о его желании оградить ее от неприятностей, явно обиделась и, буркнув себе под нос что-то о доверии, вышла из гостиной, громко хлопнув дверью. Поттер же выглядел заинтригованным.

— Вынужден признать, что мне нужна ваша помощь, — сразу перешел к делу Северус. — Это касается миссис Малфой. На похоронах Люциуса к ней подошел волшебник, который за внушительную сумму продал ей якобы придуманное им зелье, способное вернуть ее мужа. Она должна была принять это зелье вместе с каким-либо мужчиной, в тело которого вселилась бы душа Люциуса. Полагаю, что это был яд.

— И вы хотите, чтобы мы задержали этого мошенника? — неуверенно спросил Поттер.

— Я хочу, чтобы вы нашли доказательства его прошлых преступлений — да, Поттер, я уверен, что Нарцисса не первая его жертва — и арестовали его, не привлекая внимание к миссис Малфой, — ответил Северус. — Ей он представился Мастером Дованом и выглядел как старый волшебник маленького роста с длинными седыми волосами и бородой. Но, возможно, это была маскировка. Кроме того, он вполне может оказаться иностранцем и совершать преступления в разных странах.

Поттер молчал, недоверчиво глядя на Северуса и напряженно думая. Наконец он тихо сказал:

— Но как можно расследовать это дело, не привлекая единственного свидетеля, который у нас есть? Я, конечно, могу попросить Международный магический отдел выяснить, были ли в других странах смерти при подобных обстоятельствах, и, возможно, так мы получим необходимые доказательства. Но нам все равно не удастся выйти на преступника.

А мальчишка все-таки вырос. Северус не хотел сам себе признаваться в том, что испытывал нечто вроде гордости за него. Еще чуть-чуть, и Поттер самостоятельно придет к единственному возможному решению. И действительно, прошло совсем немного времени, когда он задал наконец правильный вопрос:

— Это ведь вы должны были выпить этот яд, верно, мистер Снейп? — дождавшись сдержанного кивка Северуса, он продолжил: — А что, если вы согласитесь принять зелье, предварительно заменив его? Миссис Малфой увидит, что оно не сработало, и попытается связаться с этим... Дованом. Тогда мы сможем схватить его на встрече, — Поттер в возбуждении зашагал по гостиной. — И миссис Малфой вовсе необязательно знать о нашем плане, хотя, мне кажется, она сама не откажется дать показания против мошенника, если нам удастся доказать его вину. — Поттер остановился и горько ухмыльнулся. — И знаете, мистер Снейп, Круфорд, глава Аврората, будет счастлив официально поручить мне это дело и даже всячески помочь, только чтобы отвлечь меня от смертей Пожирателей. Мне удалось выяснить кое-что — не хочу говорить вам, что именно, пока не узнаю все наверняка, — и Круфорд заметно забеспокоился из-за моего давно не тайного собственного расследования.

Северус в очередной раз едва удержался, чтобы не сказать Поттеру о бессмысленности его затеи с «собственным расследованием»: правда в таких делах никому не нужна. Кроме того, было не совсем разумно со стороны мальчишки идти против собственного начальства. Но он еще сам успеет убедиться в несправедливости и грязи окружающего мира. И нет нужды прямо сейчас разрушать радужные, идеалистические представления Поттера о жизни.

— Вы со мной согласны? — неуверенно спросил тот, так и не дождавшись реакции Северуса.

— Вполне, — зеленые глаза — постоянное напоминание о Лили — заискрились от радости и удовольствия, и Северус усмехнулся. — Вам понадобится время на сбор доказательств. Но постарайтесь сделать это как можно быстрее: неизвестно, что может прийти в голову Нарциссе. И еще кое-что, Поттер. Я не хочу, чтобы мисс Грейнджер знала об этой истории.

Поттер благоразумно не стал спорить и, спешно попрощавшись, исчез в зеленом пламени камина. Итак, первая часть плана была выполнена. Теперь Северусу необходимо было сказать Нарциссе, что ему потребуется несколько дней на обдумывание ее предложения. А затем останется лишь каким-то образом связаться с Драко, без помощи которого придуманный сегодня утром Северусом и только что озвученный Поттером план был трудноосуществим.

Конечно, план был не без изъянов. Уж слишком многое отдавалось на волю случая и зависело от везения. Кроме того, существовала еще одна проблема, о которой Северус не стал пока говорить Поттеру: поддельное зелье предполагалось принимать во время «акта любви», как выразилась Нарцисса. Перспектива спать с женой умершего друга вовсе не прельщала. Вместе с тем, как избежать этого, Северус не знал, но пообещал себе найти выход из щекотливого положения как можно скорее.

* * *

Гермиона мрачно доедала суп и косилась на подозрительно напряженных Снейпа и Гарри. Их нервозность и предвкушение чего-то волнительного и опасного ощущалась почти физически. Приставать к ним с вопросами было бессмысленно: все равно уйдут от ответа. Поэтому оставалось только молча давиться ранним обедом, сгорая от любопытства и молясь, чтобы скорее наступил тот славный день, когда ей наконец соизволят объяснить, что происходит.

Следующая после дня рождения неделя оказалась безумным испытанием для Гермионы: в доме Блэков наконец началась бурная жизнь, а она ко всему этому не имела ровным счетом никакого отношения. Снейп и Гарри, который теперь часто бывал здесь, были постоянно заняты чем-то весьма серьезным и, безусловно, интересным; они то собирались в гостиной или на кухне, тихо обсуждая что-то и замолкая при приближении Гермионы, то на целый день вместе пропадали из дома, и тогда Снейп возвращался поздно, совершенно уставший и вымотанный. Несколько раз в гостиной проходили какие-то тайные многолюдные, судя по доносящемуся шуму и спорам, совещания; иногда из комнаты раздавался даже голос Драко Малфоя. Ее же попросту держали в неведении относительно той загадочной жизни за постоянно наглухо запертыми дверями гостиной. И Снейп, и Гарри — ее близкий друг, между прочим! — наотрез отказывались не только рассказывать о том, что происходит, но даже намекать на это. Гермиона же изнывала от любопытства, обижалась из-за необъяснимого недоверия к ней и злилась, глядя на сосредоточенные лица мужчин, увлеченных решением таинственной проблемы, о которой ей почему-то знать было не положено.

Подслушивать и подглядывать казалось низким и недостойным занятием, поэтому оставалось лишь догадываться, в чем же было дело, и придумывать десятки самых невероятных теорий. Наиболее странным во всей этой ситуации было то, что Гермиону держали в неведении. Возможно, эта тайна имела к ней какое-то отношение?

Вместе с тем даже разгадывание странного поведения Снейпа и Гарри не могло отвлечь ее от анализа собственных интимных чувств. На следующее после дня ее рождения утро Гермиона списала свои мечты и фантазии о Снейпе на помутившееся после выпитого вина сознание. Однако изменившийся патронус приводил к неутешительным выводам. Неужели она и правда влюбилась в своего бывшего профессора? Но как можно влюбиться и даже не заметить этого? Больше всего ее смущало то, что она не чувствовала в себе никакой любви. И доказательства тому она находила каждый день. И каждую ночь.

Так, обнимая его в кровати, она специально прислушивалась к своим ощущениям. В общем-то, ничего нового она не чувствовала. Безусловно, прикасаться к его теплому телу и прижиматься щекой к жесткому плечу было приятно — это она признавала и раньше. Но сейчас она больше внимания уделяла мелочам: размеренному биению его сердца под ее рукой, непроизвольному сокращению мышц на груди, легкому теплому дыханию, едва различимому запаху — терпкому, немного горьковатому. Да, он казался совсем не таким, как Рон, и это отличие было вовсе не в пользу ее бывшего мужа, спать с которым было крайне неудобно. И все же никаких острых ощущений близость к Снейпу не вызывала. Спать с ним было уютно, только и всего. Разве так может быть при настоящей влюбленности?

Или вот, на днях, проходя мимо гостиной, Гермиона случайно — честное слово! — услышала громкий возглас Гарри: «Переспать с миссис Малфой?! А Драко знает об этом?» Что ответил на это Снейп, разобрать было невозможно, да и не очень-то ее волновала осведомленность Малфоя в любовных делах матери. Но ведь не почувствовала же Гермиона в тот момент укол ревности, как это непременно случилось бы с влюбленной девушкой? Конечно, ей было немного досадно, но, вероятно, только из-за того, что Снейп делился такими подробностями личной жизни с Гарри, а не с ней. Получалось, она все еще не заслужила его доверия.

И да, ей было неприятно узнать, что Снейп спит с миссис Малфой. Но ведь он был ее учителем в школе, и думать о нем как о человеке, который может встречаться с кем-то и иметь любовницу, было странно и непривычно. Одно дело — фантазировать об этом, совсем другое — выяснить это наверняка. Конечно, она знала о его чувствах к матери Гарри, но это была этакая романтическая и печальная история любви, больше похожая на сказку или древнюю легенду, а потому почти не соотносимая с ее реальными участниками. К тому же те отношения были больше дружескими и платоническими. А вот связь с миссис Малфой делала Снейпа обычным мужчиной из плоти и крови. Мужчиной, который может быть увлечен женщиной. Да кого угодно такое открытие выбило бы из колеи!

И пусть даже Гермиона испытала мрачное, ехидное злорадство, когда поняла, что не все так уж безоблачно в отношениях Снейпа и Нарциссы, раз он каждый вечер все равно возвращается в дом на площади Гриммо. В конце концов, она всегда недолюбливала Малфоев.

Вот только внезапно изменившийся патронус никак не получалось ни объяснить, ни оправдать. И именно это сводило с ума и заставляло день за днем искать подтверждения отсутствия любви к бывшему профессору.

И даже сейчас, сидя за столом, она украдкой поглядывала на него, убеждая себя в том, что никогда не смогла бы увлечься таким мужчиной. Он был вовсе не в ее вкусе! Спутанные, неухоженные волосы, желтоватая кожа, слишком грубые черты лица, огромных размеров нос, жесткий, неприятный взгляд, зубы, увидев которые ее родители-дантисты упали бы в обморок, — разве мог он понравиться хоть кому-либо? Об этом даже думать было смешно! Никакой любви она к нему не испытывала — это же так очевидно! Напротив, в данный момент она была очень зла на него за то, что он не доверял ей и скрывал от нее что-то важное и интересное.

Между тем Снейп, быстрее всех разобравшийся с обедом, встал из-за стола и вышел из кухни, бросив напоследок: «Жду вас в гостиной, Поттер», — и Гермиона, которой нечасто в последнее время удавалось побыть с другом наедине, решила в очередной раз попытать счастья:

— Гарри, у нас же никогда не было секретов друг от друга. Ты же знаешь, что можешь мне доверять. Чем вы занимаетесь? Намекни хотя бы! Ну пожалуйста!

Гарри страдальчески вздохнул и виновато посмотрел в сторону двери, за которой только что скрылся Снейп.

— Гермиона, я пока не могу тебе ничего объяснить, — простонал он, отставляя в сторону тарелку, и затем шепотом добавил: — Но уже сегодня вечером, если ар… дело пройдет хорошо, мы тебе все подробно расскажем, обещаю.

Не обращая внимания на дальнейшие вопросы, Гарри поспешно выбежал из кухни, оставив Гермиону наедине с ее любопытством и волнением. Что, если они ввязались во что-то на самом деле опасное, а она даже не подозревает об этом? А вдруг таинственное «дело» пройдет плохо? И почему, черт возьми, они держат ее в неведении?

До вечера Гермиона не могла найти себе места, прислушиваясь к малейшему шороху в доме и вскакивая каждый раз, когда ей чудился скрип входной двери. Через пять часов томительного ожидания она не выдержала и, желая хоть немного снять накопившееся напряжение, решила выйти на улицу и прогуляться по окрестностям. Накинув неприметную маггловскую куртку, Гермиона быстро спустилась вниз, вышла из дома и, прикрыв глаза, замерла на каменных ступеньках, с наслаждением втягивая в себя прохладный осенний воздух.

И в это мгновение ее сразило оглушающее заклятие.

------

*Weasel (англ.) — ласка, горностай и другие животные семейства куньих, к которому принадлежат и выдры. Северус предположил, что патронус Гермионы имел форму выдры, потому что она любила Рона Уизли.