Военная хитрость (джен)

Это конец войны. Несколько лет в аду.

Только дождись меня, я по воде приду...

Как велика земля! Где-то цветут сады.

Мне бы дойти туда, мне бы глоток воды...

(с) Зоя Ященко

Весна двигалась с юга, и кони возвращавшихся с войны частей вязли в рыхлом снегу. Люди спешивались, помогая своим вороным, гнедым и каурым друзьям, порой проваливались в текущую под снегом воду, но, в отличие от обычной северной весны, не встречали воду руганью, потому что вода была знаком жизни, возвращающейся в Вестерос. Король и его десница ехали во главе своих войск, так же, как ходили в атаку, и единственные думали о боях, которые еще впереди. Дорн в новом климате зацвел как дотракийская степь, и навстречу измотанным войскам шел фураж и провиант, но в Речных землях и в Пределе было еще неспокойно, война вымыла на поверхность мерзость и грязь, и Кровавые Скоморохи были уже не просто отбившимся от рук отрядом наемников, а символом эпохи, в которую за спиной героев, погибавших за Стеной, хозяйничали мародеры. К Скоморохам стекалось со всего Вестероса человеческое отребье, люди без чести и совести, и в разгар войны они подступали даже под стены Королевской гавани, откуда их отбросил дотракийский десант. Север остановил Скоморохов на Перешейке, осыпав их градом стрел, но в центре страны они все еще были большой силой, и только небольшой, непонятно откуда возникший, отряд сковывал их движение.

Робин Уотерс появился в Королевских землях незадолго до начала войны. Говорили, что из лука он способен попасть в древко копья или в глаз позабывшего рыцарские обеты за сотню шагов, а его арбалет, который он сделал сам и который никто, кроме него, не мог взвести, пробивает почти любую броню с такого же расстояния. Поначалу Робин занимался водворением справедливости в небольших масштабах, выручая разоряющихся крестьян при помощи дерзких краж, наводя страх на мздоимцев и самодуров, и король Роберт до выступления на войну думал парня окоротить, но, разобрав с Эддардом очередное дело, неизменно приходил к выводу, что Робин нарушает закон, но делает это из благородных намерений. Потом задули северные ветра, Станнис стяжал себе славу обороной Сурового Дома от полчищ живых мертвецов, которую он держал до тех пор, пока его корабли не взяли на борт последнего живого человека и последнего убитого солдата, и король двинул свои войска на войну, ради которой его хранили боги.

Оставленный в тылу, в стране, из которой война и зима высасывали и людей, и провиант, Робин не потерялся, а напротив, с каждым месяцем набирал силу, постепенно собрав под свои зеленые без узоров стяги небольшую армию, способную противостоять Скоморохам, обеспечивать охрану срочно нужным у Стены обозам и даже отвоевывать у хаоса небольшие кусочки территории, куда возвращалась мирная жизнь. Много раз Робина объявляли убитым, но он вскоре появлялся вновь в своем вызывающем среди снегов зеленом костюме, словно символ предвоенного лета, которое когда-нибудь вернется, и невозможное оказалось возможным: когда наконец произошел перелом в войне и зима стала отступать, Робин уже контролировал почти все Королевские земли, и его люди выходили к Трезубцу, а теперь иногда оказывались и за ним, дерзко прыгая по вздыбленному и трескающемуся льду. Народ говорил, что Робин несет весну, воюющие за Стеной поговаривали о том, что надо бы прийти на помощь Робину и окончательно разбить Скоморохов, стоящих между ним и армией, а всегда готовый к войне Старк иногда задумывался о том, отдаст ли так просто Робин доставшуюся ему власть, когда от Робина морем прибыл гонец и привез его письмо, в котором Робин объявлял себя верным слугой государя и просил только о том, чтобы ему однажды было разрешено предстать перед лицом короля и его десницы. Прежде, однако, армии Робина нужно было взять находящиеся в руках Скоморохов Близнецы, сбросить много превосходящего их численностью врага в Трезубец и выйти к Харренхоллу.

— Чтоб мне пусто было! — вдруг воскликнул король, вглядываясь вдаль из-под руки, и Эддард, прищурившись, увидел на блестящей под солнцем равнине небольшой зеленый отряд, приближающийся с юга. — Как же это они так по снегу летят?

— Лыжи, Роб, — напомнил Эддард. — В тундре за Стеной еще можно на конях или в пешем строю, а у моря и в лесу без них никак.

— Да, да, — согласился король. — Черт меня подери, если эти ребята не тащат с собой чужие знамена. Глянь, Нед!

Эддард попытался приглядеться получше, но начинающее садиться солнце слепило его, да и глаза его в последние пару лет понемногу утрачивали былую зоркость. Зеленый отряд тем временем приближался, и его бег начали приветствовать заметившие его рыцари, сами прибавляя шаг и подгоняя идущих впереди навстречу зеленым братьям. Вскоре Эддард уже мог различить знамена Скоморохов, которые люди Робина сорвали с древков и набросили себе на плечи, а затем взглядом военачальника он стал различать признаки того, что отряд вышел из тяжелых боев, в начале которых он наверняка был намного больше.

— Осада Риверрана снята, государь! — крикнул бегущий впереди хриплым сорванным голосом, и воины короля ответили ему грандиозным ревом.

— Близнецы наши! — продолжали кричать приближающиеся люди, перебивая все растущий рев. — Харренхолл наш! Королевский тракт чист!

— Боги сражаются на стороне того, кто храбр сердцем и светел душой, — торжественно произнес король, когда отряд Робина остановился перед ним, а его вождь в странном капюшоне, снизу закрывавшем лицо почти до глаз, как делали солдаты только далеко за Стеной, вышел вперед. — Я бы отдал тебе хоть десяток замков, Робин, тем более что многие из них остались сиротами, но хотел бы услышать, чего хочешь ты сам.

— Я недостоин того, чтобы просить вас об этом, и недостоин того, что прошу, — тихо ответил Робин, подъезжая к королю и его деснице, и Эддард, чьи глаза видели не так далеко, как раньше, но могли теперь заглянуть глубже, узнал говорящего прежде, чем тот произнес свою просьбу. — Благословите меня жениться на Сансе Старк.

— Санса командовала за Стеной Железным легионом, — ответил Старк. — Кто теперь может ей приказывать, особенно в таком деле? Ее легион идет в половине дня пути за нами — поезжай вперед и спроси ее сам, отважный человек.

— Первый раз вижу, чтобы отец согласился отдать такую дочь за незнакомца, — развел руками король. — Сними капюшон, Робин, я хоть взгляну на лицо человека, которого так любят боги.

Робин, немного поколебавшись, откинул капюшон, и Эддард увидел то лицо, которое и ожидал, хотя оно уже не было прежним. После изысканных яств и сладких вин называвший себя Робином хлебнул горькой доли изгнанника и ел колючий хлеб войны, после мягкой постели и теплых покоев он спал на мерзлой земле и не раз чувствовал холодное дыхание смерти. Бывшие раньше жестокими глаза сделались суровыми и скорбными, капризные губы выпрямились и навсегда замкнулись для жалоб, надменность сменилась состраданием, самоуверенность стала отвагой.

— Ты возмужал, Джофф, — спокойно сказал король Роберт, которого после стольких лет войны уже ничто не могло удивить. — Благословляю твой путь, и да хранят тебя боги.

Зеленый отряд побежал дальше на север под приветственные крики рыцарей, а король Роберт, крепко задумавшись, тронул коня и поехал вперед к оставленному им много лет назад королевству. Из-за войны король жил бобылем, не имея ни жены, ни детей — не разглашая принародно ничего из того, что в свое время рассказал ему Старк, Роберт еще до войны разошелся с семьей, которая все равно была не его, и постепенно склонился на уговоры благородного Эддарда, потушив в своем сердце обиду. Теперь же, когда прежняя мирная жизнь казалась далекой и нереальной, Роберт не находил в своем сердце даже семян злобы и мести, которые томили его в первые месяцы.

Мирцеллу Роберт выдал в Дорн за Тристана Мартелла, Томмен по собственному желанию отправился в Старомест, чтобы стать мейстером, а Серсея пленила какого-то знатного капитана с Железных островов, чье имя сильно напоминало таргариенские имена, и Роберт, когда бывал в плохом настроении, надеялся, что она потонула. Сам Роберт был все еще здоров и крепок, и мог бы еще произвести наследников, но годы и бурная жизнь, не справившись с могучим телом, подтачивали его душу, и на тех, кто по возрасту мог бы стать будущим принцам матерью, Роберт начинал смотреть как на дочерей, и думал о том, что сил и отпущенной ему жизни может не хватить на то, чтобы воспитать такого сына, которому можно было бы отдать престол.

Роберт все чаще смотрел на окружающих его молодых людей; некоторое время он приглядывался к лихому кавалеристу Джону Сноу и даже заговаривал о нем с Эддардом, пока Эддард, решив, что друг его достаточно созрел душой и совладал со страстями, не рассказал ему правду о происхождении Джона и любви Рейгара и Лианны. Роберт принял рассказ спокойно, лишь немного потемнев лицом, выплеснул свою ярость на очередную армию мертвяков, разрубил валирийским клинком двух Иных в безрассудной атаке, но решил про себя, что Таргариену свой престол не отдаст. Роберт думал и о Джендри, бравом вояке и добром человеке, но Джендри был почти неграмотен и с трудом считал до ста, и Роберт со вздохом решил, что подготовить его к царствованию может быть еще труднее, чем воспитать нового принца с колыбели. И теперь, бредя рядом со вспотевшим конем по колено в снегу, король Роберт думал все о том же, и ему приходило на ум, что, если Санса ответит Джоффри согласием, Старки наверняка похоронят тайну его семьи вместе с собой, и потому стоит приглядеться и к Робину Уотерсу.

— Ты немногословен, Роб, — сказал Старк, ковыляя по сугробам рядом с другом. — Я думал, ты проедешь с ним хотя бы милю.

— Можно подумать, он прорывался ко мне, — усмехнулся Роберт в густо поседевшую бороду, и его ухмылка была лукавой и доброй. — Очень ему нужны два старика, ты да я. Пусть пока идет своей дорогой.

Когда не было боев, Железный легион спал ночью так же, как и все смертные, а сестры Старк по-прежнему сидели в своем небольшом шатре над картой, только теперь, когда пустоши за Стеной остались позади, на столе уже лежала карта Вестероса, и на ней даже был Винтерфелл.

— Нужно идти быстрее, — требовала Арья, размечая дорогу и скрывая в голосе одну на двоих надежду, что Робин Уотерс может оказаться тем самым Робином, что исчез с постоялого двора у Королевской гавани несколько лет назад, еще до начала войны. — Через десять дней мы должны миновать Перешеек и ударить на Риверран, чтобы соединиться с Уотерсом.

— Люди устали, Арья, — напомнила Санса. — На морозе даже металл дает трещину.

Санса и Арья знали силу мороза, по кусочку отщипывающего от человека плоть. Железный легион часто воевал севернее всех, под конец войны заходя даже в Земли Вечной Зимы, где гибли под его каменными стрелами последние Иные, но и его славящиеся своей выносливостью и стойкостью бойцы не всегда просыпались утром, если что-то случалось с жаровней посредине шатра и валился от усталости в вечный сон часовой. В тяжелые месяцы, предшествующие победе, сестры Старк в середине ночи и перед рассветом сами обходили шатры своего легиона, и отдали морозу свою дань: хотя мейстер Эймон делал все, что было в его силах, когда Железный легион ненадолго возвращался к Стене, за годы войны правая кисть Сансы, раненая ледяным клинком Иного и истерзанная морозом, потеряла гибкость и окоченела: оставаясь в состоянии держать меч, сомкнувшись на нем как лапа птицы, она никогда уже не могла бы удержать в пальцах иголку.

Железный легион был окутан легендами, одной из которых было то, что Король Ночи, которого по легенде не мог сразить ни один рыцарь, пал от руки одной из сестер. Ни Арья, ни Санса ничего на это не отвечали, потому что помнили, как все было: был бой у пещеры Детей Леса, куда так хотел и наконец попал Бран, были армии нечисти, поглотившие и пехотную когорту, пришедшую вместе с ними, и самих Детей Леса, и дядю Бенджена, неожиданно воскресшего из мертвых. И было заснеженное чардрево, у которого сестры прощались под взором богов, и странный круглый сосуд в руке у Арьи, оставшийся от обитателей пещеры.

— Я сожгу нас, когда они подойдут ближе, — сказала Арья сестре. — Не хочу, чтобы нас пришлось убивать дважды.

И тогда с неба хлынули потоки пламени, словно сами боги вступились за тех, кто заслужил это своей храбростью. Кидаясь из стороны в сторону, уворачиваясь от ледяных копий, упали с неба огромные ящеры, один из которых загородил сестер, дыша перед собой огнем, а двое понеслись вперед, сжигая убегавшую нечисть и ту, что еще только ползла к чардреву.

Со спины ящера спустился огромный смуглый человек с длинными усами и небольшой заплетенной в косичку бородой, и церемонно поклонился сестрам Старк, словно он сошел со страниц хроники тех времен, когда драконы еще жили в Королевской гавани, или просто старался делать все слишком правильно, чтобы не совершить ошибку.

— Я говорил ей, конь не может без всадника, — сообщил смуглый человек, и в сполохах пламени Санса увидела сидящую на спине у одного из драконов беловолосую женщину. — Не было, чтобы ездить одному на трех конях. Я говорил, конь бывает умный, но он глуп.

— Вы были правы, — согласилась Арья, вытирая кровь с лица и втаптывая каблуком в снег дергающуюся руку последнего из тех мертвяков, что ринулись от драконьего пламени к чардреву. В этот момент женщина на драконе настигла Короля Ночи, и дракон развеял его в пар.

Смуглый человек посмотрел сначала на то место, где только что был главный враг, а потом на сестер Старк, которые мало радовались этой победе, думая о том, что легко убивший такого врага может сам стать худшим врагом.

— Много, очень много лун… нельзя считать… — с трудом проговорил человек, которому нелегко давался язык Вестероса. — Море было твердым, и они пришли. Мы сжигали мертвых, чтобы оставить их себе. Мы сжигали потом, мы сжигаем сейчас, мы помним.

Человек взглянул на Арью и Сансу, наблюдая за эффектом своих слов, и махнул рукой в сторону улетающих драконов.

— Она понимает плохо, — продолжал он, поднявшись на спину своего дракона. — Ее семья долго имела власть. Думали, их власть, потому что их дракон. Дрались за дракона, убивали дракона. Дракона не было — а власть была. Говорили, что сами дракон, — рассказчик глухо и немного зловеще хохотнул, словно что-то вспомнив. — Я буду объяснять еще. Я скажу: твой дракон, потому что ты шла в огонь. Я скажу: их победа, потому что они проливали кровь. Я скажу: их страна, потому что за нее они не боялись смерть.

Только в сказках с гибелью колдуна рассеивается в дым и его армия. После гибели Короля Ночи полчища мертвяков все еще валили с севера, и его жуткие соплеменники все еще имели власть поднимать в свои армии павших воинов. Но Иных становилось все меньше, а на юге Королевских земель и Простора началась весна.

Еще почти год воевал за Стеной Железный легион, дойдя до Сердца Зимы и увеличив число легенд о себе, и иногда обнаруживал перед собой выжженные черные пустоши посреди снежной пустыни, похожие на ту, по которой Арья и Санса уводили брата из пещеры под чардревом назад к людям. И снова перед легионом лежали снега, и снова Арья требовала от людей невозможного, но на этот раз потому, что впереди был Винтерфелл и последние бои за дорогу в столицу.

— Представь себя на месте Робина, — продолжала Арья, упрямо размечая карту по-своему. — Как тяжело было бы тебе удержаться от того, чтобы ринуться вперед, узнав, что война за Стеной окончена и армия короля идет навстречу.

«Я и не удержался», — подумал про себя Робин, стоя перед входом в шатер с непокрытой головой, и на его лицо легли горькие складки, потому что его небольшой отряд был едва ли не десятой частью того, что у него осталось. Много, слишком много зеленых братьев, c каждым из которых Робину приходилось делить хлеб, навсегда легло в снег, чтобы к людям Речных земель на несколько недель раньше пришел мир и чтобы те, кто за Стеной вынес на своих плечах бремя войны, смогли без помех пройти по Речным землям и разойтись по домам.

— Робин Уотерс пришел к вам сам, — произнес наконец бывший принц, откидывая полог и сбрасывая наземь большой стяг Скоморохов, украшавший его плечи, и, конечно, его узнали даже по его сорванному голосу, еще до того, как он поднял голову. Арья закусила кулак, а Санса тихо вскрикнула, словно ее в очередной раз ранили.

— Когда-то давно ты не ответила на мой вопрос, — сказал принц, делая шаг к Сансе. — Ты выйдешь за меня?

— А ты не пожалеешь? — как в детстве, с вызовом ответила Санса, положив правую руку на стол, освещаемый ярким факелом.

Вместо ответа принц опустился на колено и бережно поцеловал изувеченную руку.

— Я любил тебя все эти годы, — произнес он, поднимая голову. — И буду любить тебя всегда.

И Арья, глядя на склонившиеся друг к другу фигуры сквозь алмазы слез, уже не досадовала на то, что ей придется с кем-то делить сестру.