Военная хитрость (джен)

It turned out that the sweet-talking, tattoo-

sporting pikey was a gypsy bare-knuckle

boxing champion. Which makes him harder

than a coffin nail.

Snatch

Отряд короля Роберта, утяжеленный громадной каретой королевы, тащился по северным просторам уже который час, но вместо вскоре ожидаемого Винтерфелла их все гуще окутывал странный туман, сквозь который еще можно было различить чистое голубое небо. Многие спутники короля, особенно относящиеся к его свите, а не к боевым рыцарям, на третий час путешествия в тумане изрядно струхнули и начали припоминать, про себя и шепотом, различные страшные истории, ходящие на юге про северные края, но король сохранял спокойствие.

— Да это просто Нед там раскумаривается, — возразил король через плечо, когда ему пришлось прослушать вместе со всей замеревшей в ужасе свитой сущую несуразицу про северного лорда, который уморил голодом собственную жену, а своему пленнику отрезал пальцы через один. — Сэр Джордж, не трепись, ты как начнешь врать, так не знаешь, когда и закончишь. Тороса и лорда Берика ко мне!

— Винтерфелл стоит на горячих источниках, там даже зимой особо топить не надо, — наконец пояснил бывавший уже в этих краях король, когда его любимцы с ним поравнялись. — Вчера подморозило, а сегодня ветер на нас, поэтому нам весь туман от них и достался. И, вроде, я уже начинаю чуять, что крепость-то близко.

— Верно, — подтвердил Торос из Мира, бывший жрец и страстный охотник, прекрасно ориентирующийся в лесу и в степи и как нельзя лучше подходивший в разведку или в главари партизанского отряда. — На обед у них сегодня козлятина.

— А курицы нет? — осведомился Сандор Клигейн.

— Клигейн, ты какого хрена тут делаешь? — удивился Торос, которого неизменно поражала способность Сандора оказываться рядом, чуть только речь заходила о еде или о выпивке.

— Пусть будет, — одобрил король наличие Клигейна. — Значит, так, герои: раз мы с подветренной стороны, а они не высылают разъезды, то обматывайте коням ноги мешками, и поехали их там взбодрим.

— И карету с королевой не забудьте, — в сердцах проговорил король, обернувшись на свой остановившийся отряд и заслышав приглушенные возмущения Серсеи, которая уже требовала от кого-то доклада о том, по какому поводу задержка. — Покатим ее с собой, куда ж мы без кареты-то. Клигейн, обмотай ее коням ноги. Берик, зови Транта, посадим его за кучера. Он дурной, ему что прикажешь, то он и сделает.

Но королеву на этот раз миновала беда, потому что Клигейн и Дондаррион даже не успели отъехать от короля, как перед ногами королевского коня о дорогу звякнула стрела.

— Ни фига себе! — с затаенной радостью в голосе возмутился король, сдержав коня твердой рукой. — Это кто там офигел?

— Мой отец тоже всегда говорит, что тот, кто не высылает вперед разъезды, сам себе злобный клоун, — отозвался крепкий юноша, появляясь из тумана сбоку от дороги, и вслед за ним на дорогу выехали ладные солдаты Старков, одетые по-походному.

— Вот уж встретили так встретили, северяне, — с удовольствием сказал король, у которого при виде одетых по-походному солдат ностальгически затуманились глаза. — Иди-ка сюда, молодой Старк, что это ты брюнетистый-то такой? Писали ж, что в рыжину.

Королеве Серсее заранее не нравился Эддард Старк, о котором на юге было не слышно с последней войны, а теперь оказалось, что именно его, а не ее брата, Роберт собирается назначить десницей после смерти лорда Аррена. По придворным слухам королева представляла себе Старка как принципиального и щепетильного, но простоватого рыцаря, подобного сэру Вардису Игену, приезжавшего однажды к Аррену из Долины и гордившегося тем, что по дороге он вышел сражаться с разбойниками в полном рыцарском облачении, быстро запыхался и был ими после этого жестоко избит и обобран. Придворные рыцари находили, что сэр Вардис в этом эпизоде был рыцарственен и благороден, а разбойники как раз наоборот, и это доставляло сэру Вардису такое удовольствие, что он повторял свою историю всем и каждому, пока лорд Аррен не вызвал его к себе и не устроил ему выволочку за головотяпство и потерю боевой бдительности. «Если ты не прекратишь это чистоплюйство, — гремел на весь замок лорд Аррен, в котором всегда было удивительно много энергии для человека его возраста, — ты рано или поздно станешь мертвым рыцарем. И тогда ты окажешься по ноздри в дерьме, потому что моим рыцарям запрещено умирать без разрешения!»

Воспитанный лордом Арреном, выживший в гражданской войне и уже пятнадцать лет правивший суровым Севером лорд Эддард оказался совсем не таким, каким он представлялся понаслышке королеве, и поэтому вместо трогательной коленопреклоненной семьи королевский отряд на широком дворе Винтерфелла встретила северная фаланга, постепенно переходящая под руководством Старка на манипулярное построение.

— Щиты к ноге! — рявкнул с правого фланга патлатый с проседью капитан. — Смирно!

Только когда капитан пошел вперед, прямо к спешившемуся королю, Серсея догадалась, что это и есть бывший повстанческий генерал Эддард Старк, и ей стали припоминаться уже другие истории: о том, что Старк лично казнит всех преступников, и о том, что его жена, вспыльчивая и несдержанная Кейтилин Талли, уже пятнадцать лет терпит в своем доме бастарда Старка, происхождение которого Старк никому не соизволил объяснить. Серсея представила себя на месте Кейтилин, и ей в первый раз пришло в голову, что лорд Старк суров и грозен характером.

Старк тем временем подошел к королю и непочтительно стукнул его костяшками пальцев по панцирю на животе.

— Надо, чтобы не гудел, — негромко, но отчетливо сказал Старк. — Надо, чтобы звенел.

— Надо, чтобы блестел! — тут же возразил король, и боевые товарищи Роб и Нед дружно заржали над своей любимой похабной историей про боцмана.

Сбитые с толку герольды, увидев, что король и его будущий десница братски обнялись, вострубили в трубы, но тут же запнулись и пустили петуха, потому что фаланга Старков тоже начала выражать свое одобрение происходящему лязгом мечей об щиты.

— Орлы! — воскликнул король, которому давно обрыдли герольды и которому лязг мечей с юности казался самой прекрасной музыкой. — Выдать орлам половину вина из обоза!

— Да здравствует король! — стройным хором рявкнула фаланга Старков и, дождавшись знака лорда Эддарда, потянулась к королевскому обозу небольшими группами.

— С семьей-то познакомишь? — спросил Эддарда король, любуясь произведенным своим приказом бардаком и с некоторым злорадством отмечая, что королеву, высунувшуюся на ступени кареты, пара солдат чуть не смела щитами. — С Роббом я уже познакомился. Кстати, спросить хотел — дочку твою кто воспитывал, ты или бабы?

— Я, — коротко ответил Старк.

Королева Серсея ожидала от своего непутевого супруга любых выходок, включая визита в семейный склеп Старков, чтобы повздыхать над прахом погибшей возлюбленной, к которой Серсея по-прежнему короля ревновала, не умея понять, что у короля за его бурную жизнь было достаточно баб, и в семье ему не хватает верного друга. Но в своей непутевости прибывший в Винтерфелл король превзошел самого себя и, вернувшись вместе со Старком после недолгой отлучки, вместо приветственного пира изволил напиваться на дворе вместе с солдатами и латниками Старков. Серсея напрасно прождала короля в главном зале Винтерфелла, куда уже к вечеру незнакомый ей старый рыцарь принес известие, что пир откладывается до завтра, и даже в своих покоях королеве не было успокоения, потому что под окнами пьянствовал и буянил король, завоевывая простые солдатские сердца своей силищей и сноровкой в рукопашном бое.

Атаман Баратеон

Встанет завтра затемно,

внезапно рявкнула сотня глоток, лишь только королеве удалось уснуть,

И пойдет махать руками,

И пойдет махать ногами

Атаман Баратеон!

К своему счастью, королева в этот момент не видела, как пьяный король, встав на винную бочку, дирижирует солдатским хором, но прекрасно слышала его могучий голос и неподобающие слова совсем не рыцарственной песни, в которой венценосная особа, к своему вящему удовольствию, представала буяном и лихим человеком.

Если зазеваешься —

Челюстью подавишься.

Будешь знать, как попадаться,

Если вышел прогуляться

Атаман Баратеон! **

На следующее утро атаман Баратеон действительно встал затемно и убыл вместе со Старком и своими новыми приятелями на охоту, с которой вернулся хоть и с хорошей добычей, но неожиданно быстро. У королевской кольчуги был разорван ворот, а лорд Старк избегал поворачиваться корпусом направо, а поворачиваясь, всякий раз немного морщился. Как вскоре разнесла по Винтерфеллу молва, на охоте Эддард Старк был произведен в десницы короля, и король с новоиспеченным десницей даже изволили обсуждать государственные дела, описывая их сочным матом, но потом Старку не понравилась шуточка про то, что король жрет, а десница подтирает задницу, и друзья имели короткую, но энергичную беседу.

К неудовольствию Серсеи, которая была не склонна прощать обиды, особенно те из них, которые задевали ее гордость и титул, Нед и Роберт довольно быстро забыли о своей размолвке, и уже за торжественным ужином совершенно неторжественно нажирались любимым королевским вином, в попрание этикета прогнав виночерпия и подливая друг другу. И даже приход менестреля не оправдал надежд Серсеи на достойное и королевское продолжение ужина, потому что вместо менестреля между составленными скобкой столами вырос боевой молодец в дубленой коже и с коротким мечом на поясе.

— Ну какой же это менестрель, Нед, — возразил король, окинув молодца наметанным глазом полководца. — Это фалангит.

— Так точно, ваше величество! — откликнулся северный менестрель. — Оно так получилось, что у Фреев семья-то большая, — менестрель глянул на Эддарда, который кивком головы позволил ему продолжать, — у Фреев, говорю, большая семья-то, нескольких месяцев не проходит, как старый Фрей опять пишет, мол, пожалуйте, соседи, на свадебку. А Фрей-то старый скупенек, вот у него вместо музыкантов да певцов одни солдаты. Так оно и получалось, что как наши пойдут к нему на свадьбу, так им там по шеям и накладут.

— Нарушают, значит, Фреи законы гостеприимства? — строго сказал хмельной король, которому во хмелю частенько хотелось подраться, для чего и к Фреям съездить не крюк.

— Да так оно вроде не скажешь, какая же свадьба без драки-то, — ответил менестрель, и боевой король Роберт глянул на него с одобрением, а королева Серсея сердито глянула на своего непутевого супруга. — Но только драться у Фрея музыканты очень мастера, а Фрей еще потом пишет вот лорду Эддарду: «Спасибо, соседушка, прекрасная свадьба получилась». Лорд Эддард вот несколько лет тому и осерчал. «Ах, — говорит, — прекрасная? Ну так будет у тебя теперь морда красная!» И всех, кто у нас драться охоч, разом в менестрели и записал. Так теперь мы к Фреям на свадьбы ходим с оркестром, и лупим там фреевских как сидорову козу.

— Эх! — с удовольствием сказал король, которому байки про молодецкую удаль и мордобитие были всегда по душе, а завывания менестрелей про турнирные подвиги давно уже встали поперек горла. — Ну а петь-то ты, удалой мой менестрель, умеешь?

— Это мы завсегда! — с готовностью откликнулся менестрель, но королеве Серсее снова не повезло, потому что ни услаждающей слух лютни, ни возвышающих душу баллад у северного менестреля-фалангита не нашлось.

Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить,

С нашим атаманом любо голову сложить…

густым и могучим голосом завел менестрель, и Роберт, вновь почувствовав себя атаманом Баратеоном, стряхнул с себя хмель и приосанился, хотя на самом деле эта песня всегда была обращена к главе дома Старков, вместе с которым солдаты Севера отважно шли на смерть.

Неожиданно для королевы Серсеи, не знакомой с северными обычаями, песню поддержали северные латники, сидевшие вокруг короля и своего лорда, и от дверей им откликнулись простые стражники, многие из которых певали эту песню вместе со своими командирами в ночь перед боем. Северные женщины, быстро поняв, что смотреть им здесь больше не на что, тихо ушли из-за стола, а Серсея, привыкшая покидать пиршественный зал с церемониями, услышала в этот вечер и про то, «когда мы были на войне», которую хмельной король пропел с особым смаком, нажимая на то, «как ты все время мне лгала», да так, что у Серсеи по спине пробежал холодок, и про то, как «молодка черноброва подковала мне коня», которую король спел, светлея лицом и вспоминая молодость и Долину. Серсея догадалась уйти только тогда, когда была спета песня про черного ворона и перебратавшиеся с королем северные латники, чье число все прибывало за счет окрестностей Винтерфелла, пораспахивали окна и начали палить из арбалетов по воронам.

— Ты добыыычииии не дождё-оооошься, — выводил Хранитель Севера, целясь в особенно наглого и не симпатичного ему ворона, когда Серсея в гневе покидала Большой зал. — Черный воооорон, ешкин кот!

Последние слова должны были означать, что по ворону Старк промазал, но не глянувшийся ему ворон в этот момент крепко задумался о том, не стоит ли ему не только наблюдать за юным дарованием Браном Старком и показывать ему интересные сны, а еще и беречь его как зеницу ока, чтобы не прогневать не в меру грозного родителя Брана, вполне способного достать из-под земли.

Несмотря на жару в своих покоях, которые еще дополнительно протопили по северному обычаю, королева Серсея распорядилась наглухо запереть все окна, но и это не спасло ее от выслушивания в исполнении высыпавших на двор пьяных латников самой краткой повести о недавней гражданской войне.

Опа, опа, река нам не преграда!

ревел под окнами Серсеи пьяный хор, оглушительно топая ногами.

Роберт Рейгара уёб — так тому и надо!

** Оригинал песни про атамана Баратеона можно прослушать здесь: https://youtu.be/e4kCUeGx1Ho

Put a lid on her, Turkish, before she gets bitten!

Snatch

Лорд Эддард Старк, прокутивший с королем всю неделю его развеселого пребывания в Винтерфелле, в день отъезда был трезв, собран и суров. С самого утра он затворился в своих покоях, и первым потребовал туда своего сына, остающегося в Винтерфелле.

— Ваш знаменосец явился для несения службы! — молодцевато доложил Робб с порога, потому что ему была еще внове военная стезя.

— Является черт во сне, — привычно поправил Старк. — Брось пока. Как уеду, собери лордов — времена неспокойные, надо вам познакомиться. Амбер обязательно начнет бычить — бей в морду сразу. Он, конечно, тебе наваляет, но зауважает. С Болтоном сложней — пока ты в силе, лучшего вассала не найти. Любое дело можно поручить, если приказ выполним — он справится. Но если он в тебе усомнится, не поворачивайся к нему спиной. Самый верный человек — леди Мормонт, если будет война — не отпускай ее от себя, словно она твоя возлюбленная.

— Будет война? — переспросил Робб и даже весь насторожился как боевой скакун.

— Нет, — отрезал лорд Эддард. — Это мое дело. А тебе дело вот: три письма, — лорд Эддард протянул сыну три запечатанных письма. — Пусть Джон съездит на Стену, вреда не будет. Только воронам и Бена будет много, так что пару месяцев спустя пошлешь ему первое письмо. Как подойдет ему срок принимать присягу дозорного — за неделю пришлешь ему второе. А если не вернется, через пару месяцев пошлешь ему третье. Если же, вернувшись, он расскажет тебе про Иных — дай ему людей и пусть едет к Станнису на Драконий камень, Станнис будет знать, что делать.

— Иных не существует, отец, — пожал плечами Робб и наткнулся на строгий и внимательный взгляд лорда Старка.

— Сын, война не прощает одного: если ты недооценил опасность, — поделился боевым опытом Эддард Старк. — Если разведка доложила, что в окрестностях воняет серой, ты обязан готовить ладан. И кстати еще запомни: Фреям верить — себя не уважать.

Всю поездку до Королевской Гавани Серсея следила за Недом и Робом, которые словно бы помолодели в обществе друг друга, и порой ей казалось, что она ревнует своего мужа к его верному другу, с которым вспыльчивый и самолюбивый король даже не может поссориться. Серсея искренне желала, чтобы король и его опасный и жесткий десница поскорее разругались и место десницы снова стало бы свободным, но, когда словно по ее желанию король и десница разругались, от этого совсем не стало легче.

Принц Джоффри, укушенный волчицей Арьи, валялся в покоях сэра Дарри, Арья пропадала неизвестно где, люди и Ланнистеров, и Старков искали и Арью, и ее волчицу, а лорд Старк ходил мрачный и злой уже третий день, когда Серсея, почти не скрывая своего удовольствия, вошла в главную залу замка Дарри. Вдоль стен выстроились люди Ланнистеров, а перед их только что прибывшими товарищами, грязная и оборванная, стояла Арья Старк, волчонок, озиравшийся вокруг сердитыми глазами. Прежде чем король Роберт, тяжело ступая, опустился со вздохом в кресло хозяина замка, Серсея уже села рядом и приготовилась вершить суд — чему помешало появление разъяренного Старка, сопровождаемого своей грохочущей по камням фалангой.

— Что это здесь за дела? — взревел Старк, указывая мечом на отряд, доставивший Арью в замок. — Прочь от моей дочери, сволочь!

Солдаты Ланнистеров нерешительно отступили в стороны, и Арья, схваченная твердой отцовской рукой, быстро исчезла за спинами фалангитов.

— Что вы себе позволяете, Старк! — воскликнула Серсея и столкнулась глазами с бешеными глазами Эддарда Старка.

— Ты кто такая? — угрожающе спросил Старк, и Серсее показалось, что сейчас он разрубит ее пополам, как в войну, говорят, разрубил у Трезубца двух братьев сэра Дарри своим огромным мечом.

— Нед, тихо, — вмешался король, которому тоже пришло в голову, что у Старка Серсея допляшется куда быстрее, чем у него — и не до оплеухи, а совсем. — Видишь же, разобраться надо.

— Надо разобраться, — согласился Старк, и по его голосу было слышно, что он еще не закончил бушевать. — Давай разберемся: по какому праву ты тут уселся судить моих людей?

— Ты не на своей земле, Нед, — сердито ответил король, который уже отвык от того, чтобы ему противоречили и бросали вызов.

— Я на земле своего тестя, — резко ответил Старк. — Съездим к нему, он рассудит. И ты знаешь, что я прав.

— Борзый ты стал какой, — с неудовольствием сказал король, который, в отличие от Серсеи, прекрасно знал, что вассалы Старка — не его вассалы, и единственный способ разобрать дело путем, не выйдя перед всем Вестеросом невеждой и самодуром, — действительно, тащиться за третейским судом к верховному лорду, в землях которого все и случилось.

— Роберт, я хочу, чтобы девчонку наказали, а волчицу убили, — твердо сказала Серсея, чувствуя, что король собирается пойти на попятную, и тут действительно разразилась гроза.

— Уйми ее, Роб, — в бешенстве произнес Старк. — Уйми ее, а то ты овдовеешь.

— Лорд Старк, — предупреждающе сказал сэр Барристан, шагнув вперед и положив руку на меч.

— Вот что, Нед, — в сердцах сказал король, поднимаясь с места. — Надо поговорить.

— Ну так пойдем выйдем, — предложил Старк.

— Даже так? — удивился король и смерил Старка злым взглядом.

— Даже так, — подтвердил Старк.

Небывалый еще поединок короля и его десницы не стали откладывать на другой день, но подготовка его затянулась, и уже облаченного в доспехи Эддарда Старка посетил сэр Барристан, с предложением решить дело миром в связи с небольшой королевской проблемой. Эддард Старк выслушал сэра Барристана и решительным шагом направился к шатру короля.

— А, приходил к тебе Барристан? — поприветствовал друга ленивый и добродушный король, который в силу своего легкого нрава не принял близко к сердцу ни ран принца, ни бед Арьи, ни только что случившейся ссоры. — Объяснил тебе, что мы затеяли немыслимое дело? Ладно уж, черт с тобой, извиняйся давай.

— Барристан сказал мне, что ты не можешь влезть в свои доспехи, — ответил мрачный Эддард. — Иди сюда, помогу. А потом не обижайся, я тебе кровь пущу все-таки. Допизделся ты, Баратеон.

— Это я-то? — удивился король, с которым даже Джон Аррен давно так не разговаривал.

— А что, я, что ли? — возразил Эддард. — Кто сказал: «хочу, чтобы девчонку наказали»?

— Это ж Серсея, — ответил король, почувствовав облегчение от того, что это не он виноват в том, что его старый друг всерьез собрался с ним рубиться.

— Ну а кто за твою бабу будет отвечать? — резонно спросил Эддард. — Тайвин? Или мне ее саму на поединок вызвать?

— Так ты попробуй ее заткни, — пожаловался король, которому неожиданно пришло в голову простое объяснение того, почему он всегда легко сходился с людьми, неизменно попадавшими под власть его обаяния, но ни народ, ни знать его так и не полюбили за все пятнадцать лет его царствования. — Черт меня возьми, это что же — она самодурствует и с людьми собачится, а на меня все пеняют?

— И не она одна, — уже более мирно заметил Старк, который всегда придерживался мнения, что порядочный человек, задумавшийся над своими ошибками, в них так или иначе раскается, а повинную голову меч не сечет. — Что она там вообще сегодня делала? В Малом совете ее, надеюсь, еще пока нет?

— В Малом совете нет, — пробормотал король, который задумался над своей монаршей ответственностью настолько сильно, что у него проступил пот на лбу.

— Ну и черта она лезет в твои дела? — гнул свое упрямый Старк. — Она кто — министр? Или она судья?

— Заноза она в заднице, — проворчал король. — Ты себе не представляешь, Нед…

В результате на небывалый поединок король и десница вышли из одного шатра, ударили на наскоро подготовленном поле мечом о меч, и король объявил первое решение своего нового царствования.

— Мы тут посоветовались и решили, — громовым командирским голосом произнес король перед пораженной толпой. — Обе волчицы отправляются от греха в Винтерфелл. Одной волчицы нет — кто потерял, тот и будет искать. На поиски отправятся Арья Старк и принц Джоффри. Сопровождающих им выберу сам. Кто не согласен — пусть подойдет к Старку, Старк его зарубит на хер.

— Ваше величество, — неожиданно сказала Санса, отважно выходя на поле для поединка. — Позвольте мне сопровождать принца и мою сестру.

— А как же, — согласился король, с удовольствием вглядываясь в лицо Сансы и находя в ней заметные только ему милые черты.

If you ladies leave my island, you will be

a weapon. You will be a minister of death

praying for war.

Full Metal Jacket

Санса Старк была настоящей маленькой леди: она умела одеваться, умела держать себя в свете, и обладала немалым терпением, позволявшим ей добиться совершенства в женских искусствах типа вышивки. Но Арья, которая часто с сестрой ссорилась и порой даже дралась, знала, что у Сансы есть и другое лицо: лицо суровой северной принцессы, которая в одиннадцать лет выдрессировала дикую волчицу так, что волчица стала очень послушной и даже ласковой. Это лицо Арье нравилось куда больше, и частенько она нарочно вызывала сестру на ссору, чтобы вместо учтивой маски светской дамы увидеть растрепанные огненные волосы и холодные голубые глаза.

Впрочем, после случая с принцем и волчицей Арья досадовала на сестру по-настоящему, потому что полагала, что по отцовским заветам им следовало бы у Трезубца дружно и по-сестрински вздуть заносчивого, но трусливого принца, а можно даже немного попинать его ногами. Или дать ему молотком по голове, по примеру папиного друга Роберта, который раньше в районе Трезубца с принцами бывал крут.

— Очень ты там нужна, — резко сказала Арья об исполнившемся желании Сансы присоединиться к поискам волчицы, когда сестра вернулась в их шатер. — Без тебя волчицу найдем. Потащилась за своим красавчиком.

Санса спокойно повернулась к сестре, и Арья снова увидела свое любимое лицо сестры, стиснутые губы и ледяные глаза.

— Королева хотела казнить мою волчицу, — тихо сказала Санса. — А принц отказался ее отговорить. Это моя волчица, никто не должен ей распоряжаться.

— Значит, Север помнит? — с радостью сказала Арья, у которой сразу прошла обида и загорелся охотничий азарт.

— Север помнит, — подтвердила Санса.

— Иди сюда, — предложила Арья, плюхаясь на постель. — Надо бы списочек составить, кто у нас в этот раз огребет.

Сансу воспитывали мать и благонравная септа Мордейн, но иногда отец тоже вспоминал о ней и незаметно брал ее воспитание в свои руки. Понятия о воспитании аристократических девушек у повстанческого генерала Старка были своеобразные, и вместо прогулок по саду Санса гуляла с отцом по крепостной стене и проверяла караулы, потому что Эддард Старк полагал, что жена лорда, оставшись в замке одна, должна уметь организовать его оборону. Эддард подхватывал дочь своими крепкими руками, ставил ее в бойницу и показывал ей, как уничтожать катапульты и где должны стоять чаны с кипящей смолой, а где поставить арбалетчиков.

— А Бран опять лазает, ворона его заклюй, — добродушно ворчал Эддард, когда Санса бесшумно подкрадывалась к караулу и, вернувшись, верно докладывала отцу, по уставу стоят часовые или не по уставу.

— Где? — спрашивала Санса, озираясь вокруг себя.

— Ты что, действительно не видишь? — удивлялся отец. — Как это вообще возможно, идти по крепостной стене и не видеть, что у тебя происходит в замке?

— Да где он? — переспрашивала Санса, вглядываясь в мешанину крыш.

— Что значит где? — начинал сердиться Эддард. — Ну подумай, как бы ты сама лезла, если бы тебе надо было незаметно пробраться в замок или из него сбежать.

Санса думала, но придумать ничего не могла, и отец, показав ей далекую фигурку Брана, садился рядом с ней на край стены, свесив вниз ноги, и начинал объяснять.

— Здесь можно пройти только по коньку, потому что водосток обязательно обвалится, — методично прокладывал воображаемый путь Эддард, сопровождая это движением руки. — Конек не видно из обоих дворов, только из галереи вон там. А здесь лучше идти наверх, хотя придется подтягиваться — но внизу у хорошего лорда обязательно стоят посты и эту сторону просматривают.

— Чему вас только учат, — вздыхал Эддард, добившись от дочери точного построения другого маршрута. — Попадешь, не приведи боги, в заложники, это ж добра не напасешься тебя выкупать. Погоди, ты же брала из библиотеки эту, как ее, где кто-то с принцем Деймоном сбегал.

При упоминании фривольной истории принца Деймона Санса немного краснела и понимала, что отцу известно намного больше о происходящем в замке, чем можно было подумать.

— Леди Алисента вышла к принцу на балкон, — наконец выговаривала Санса, поняв, что отец не собирается ругать ее за выбор чтения.

— Вот уж балкон обычно откуда только не просматривается, — ворчал боевой генерал Старк, которого на пятнадцатом году законного брака мало интересовали другие подробности любовных историй. — Кто только такие книги пишет, на черта этих дуралеев грамоте учили. Погоди, я разберусь, что там вам септа читать дает.

— Про Деймона это не она дала, — еще гуще краснея, бормотала Санса.

— Да уж я понимаю, — усмехался Эддард, и спустя неделю сдерживал свое обещание, неожиданно появляясь в дочкиных комнатах с книгой по геральдике.

— Что знаешь об этом гербе? — спрашивал Эддард словно на допросе и указывал на герб со скрещенными ржавыми топорами.

— Это герб Дастинов, лордов Барроутона, бывших королей Курганов, — отвечала Санса.

— Отлично, — хвалил ее отец, совсем как септа Мордейн, но потом задавал неожиданный вопрос. — Сколько у Дастинов людей?

— Людей? — переспрашивала Санса.

— Латников, арбалетчиков, фаланги, — пояснял лорд Старк. — Это вообще-то твои вассалы, должна знать. Не приведи боги, придется и тебе собирать знамена.

— Надо бы нам завтра прогуляться, — заключал Эддард, еще немного полистав геральдическую книгу и убедившись, что его старшая дочь не знает главного, хотя знает много ерунды. — Там и расскажу.

Назавтра дружное семейство Старков действительно выезжало верхами, и возвращалось уже в сумерках. Арья ехала грязная, ободранная и довольная, набегавшись под конец дня с братьями, а у Сансы немного гудела голова от необычной дозы арифметики и рядов цифр.

— А рыцарские истории — они тоже ничего, — добродушно говорил дочерям Эддард, наклоняясь к ним с коня — сестры Старк ездили на небольших лошадках, не в стать рослому боевому коню Эддарда. — Повспоминаешь с гостем прошлое, посетуешь, что нет уже тех героев, что были в его краях когда-то, глядишь — и подновил немного сведения. Только уговор — при чужих о составе войск не болтайте, нечего никому, кроме семьи, знать, что вы знаете.

— Вы настоящий волшебник, лорд Эддард, — говорила пару недель спустя септа Мордейн, встретив Эддарда в коридоре замка. — Арья наконец-то выучила все гербы, а позавчера так хорошо поддерживала разговор с гостем из Западных земель. И даже разучила наконец балладу о сэре Сервине Зеркальном Щите, хотя и поет ее на мотив не то марша, не то, простите, «дорнийской жены». Но все же, все же!

— К каждому солдату нужно найти свой подход, — отвечал на это Эддард, который благодаря дочерям только что подтвердил некоторые свои догадки об изменениях в силах Ланнистеров, и септа Мордейн, про себя считавшая Старка солдафоном, немного свихнувшимся на военном деле после гражданской войны, незаметно закатывала глаза.

Арья любила природу и то, что на языке Первых Людей называлось трудно переводимым словом «воля», и в первый день своего похода встала рано, чтобы успеть сходить к туманной реке и посмотреть потом за отъездом королевского отряда. У реки Арья несколько раз тщетно кликнула Нимерию, а потом долго лежала на холме, вымокнув в росе, и наблюдала за тем, как выезжает на дорогу отряд и как все дальше уходят от нее стяги дома Старков. Во главе отряда, сцепившись локтями, ехали похмельные король и десница, и когда их коней скрывал высокий кустарник, их плывущие над кустарником фигуры были похожи на подвыпивших мастеровых, возвращающихся под утро с гулянки. Король и десница что-то говорили друг другу, что было не слышно ни Арье, ни едущим вслед за ними рыцарям, и только Арья понимала по виду затылка и шеи отца, что он полностью серьезен и втолковывает королю что-то важное. Когда на дорогу выехал весь королевский отряд, в конце которого пристроилась огромная карета и отряд Ланнистеров, Арья еще раз сосчитала стяги и побежала к своему шатру, чтобы проверить свою догадку о том, сколько человек послал с ними король.

У шатра Санса, в роскошном платье и c красиво расчесанными волосами, принимала Берика, называя его лорд Дондаррион и мило ему улыбаясь. Молодой и белокурый Берик, которого еще никто не называл по его молодости лордом Дондаррионом, острил, форсил и постепенно таял, как мягкий воск.

— Ты хоть в походе можешь щщи попроще делать? — спросила Арья у сестры в шатре, когда та укладывала платье, уже переодевшись в штаны для верховой езды.

— А ты не обратила внимание, что Дондаррион представился сначала мне, а не принцу? — ответила Санса. — Кажется, у принца в этом походе будет совсем мало людей.

Сандор Клигейн тоже обратил внимание, что Дондаррион представился именно Сансе и провел у ее шатра намного больше времени и с куда большим удовольствием, чем у капризного и дувшегося на весь мир принца. Глянув вслед Дондарриону, который удалялся от шатра принца, недоуменно и немного пренебрежительно пожимая плечами, Сандор, обладавший звериным чутьем, понял, что в походе принца будут бить и, скорее всего, не раз.

Сандор отошел от лагеря в лес, раздумывая о том, не слинять ли ему по-тихому, чтобы не оставаться между Старками и Ланнистерами, как между молотом и наковальней — если принца, довольно заслуженно, будут бить, Сандору не хотелось ни вступаться одному против всего отряда лорда Берика, ни отвечать потом перед Серсеей, но на подходящей для тяжелых дум полянке Сандор неожиданно столкнулся с младшей дочкой Старка.

— Слышь, храпоидол, — нагло сказала Арья. — Ты зачем сына мясника зарубил?

Сандора жизнь помотала, и старый разбойничий трюк «зачем ребенка обижаешь?» он хорошо знал.

— Приказали, и зарубил, — проворчал Сандор.

— А если тебе в огонь прыгать прикажут, ты прыгнешь? — так же вызывающе продолжала Арья.

Упоминание об огне привело Клигейна в ярость, и он принялся орать на Арью так самозабвенно, что не заметил, как она исчезла, но каким-то образом услышал, как его окликнул милый девичий голосок.

— Сандор, — еще раз позвала Санса, и растревоженному Клигейну, обернувшемуся на голос, она показалась ангелом. Санса полулежала на стволе поваленного дерева, в небольшой кожаной рубахе, довольно узких штанах и маленьких сапожках, и Клигейн, который не знал о приеме Эддарда и Бенджена, называвшемся «добрый и злой следователь», ухнул прямо в расставленную ему ловушку.

— Сандор, ты маленьким был? — с легкой укоризной сказала Санса. — У тебя мама, папа был?

— У меня брат был, — зло ответил Сандор и почувствовал, что его сейчас снова понесет и закрутит. — Брат, которому стало жаль игрушки, которую он давно перерос, и он ткнул меня мордой в жаровню...

— Я поговорю со своим отцом, — пообещала Санса, когда Сандор закончил свою исповедь. — Чтобы совершилась справедливость. Ведь этого ты хочешь?

— Я хочу убить Грегора, — прохрипел Сандор, взглядывая Сансе в глаза, и в голубых глазах, встретивших его взгляд, блеснула сталь.

— Ты убьешь его, — пообещала Санса.

Спустя всего полчаса отряд был готов к выступлению в поход. Санса пошепталась о чем-то со своей волчицей, заглядывая ей в глаза, волчица размашистой побежкой взяла курс на север, а сестры Старк на своих крепеньких коньках с одинаковым именем Бабьека заняли место во главе отряда.

— Я тоже должен ехать впереди! — сообразил принц Джоффри, подъезжая к своей нареченной.

— Это можно, — согласилась Санса, и двумя жестами руки пустила отряд карьером по бездорожью, потому что волчица сторонилась людских дорог.

Первые десять минут принцу нравился быстрый бег его лошади, и он даже любовался своей будущей невестой и ее крепкими ножками, но к концу первого получаса у принца начала ужасно болеть селезенка. Принц попытался сбавить ход, предусмотрительно обернулся назад и увидел, что за ним, с топотом и гиканьем, валит по пролеску кавалерийская лава. Принц сбился с хода, пару раз болезненно подскочил в седле и, в отчаяньи наклонившись к шее коня, полетел дальше.

Сестры Старк, немного оторвавшиеся от отряда, злорадно наблюдали за несчастьями принца, бросая короткие взгляды через плечо. Вид разбитого скачкой Джоффри, преследуемого лавиной рыцарей, очевидным образом доставлял им удовольствие, а Арье, любившей охоту и вид крови, напоминал о доме и чистом звуке охотничьих рогов.

— По-моему, зайцу пиздец, — налюбовавшись улепетывающим принцем, сказала Арья, манерами которой нередко бывала возмущена септа Мордейн, и Санса, согласно мотнув разлетевшейся рыжей гривой, сделала отряду знак прибавить ход.

Бешеная трехчасовая скачка растрясла даже Клигейна, а принц на объявленном наконец привале просто вывалился из седла мешком.

— Кажется, когда-то на Севере заблудилась орда дотракийцев, — проворчал Клигейн, ложась рядом с принцем на траву, и чувствуя, как его могучее тело наполняет блаженная усталость. — Потом дотракийцы там порядком одичали. Потом из них наделали Старков.

Клигейн посмотрел на принца, который ничего не мог ему ответить, и для порядка перевернул его лицом вверх.

Солдатам Дондарриона, которые, в отличие от Клигейна, несли строевую, а не ошивались при дворе, скачка понравилась больше.

— Старковские девчонки, похоже, вырезаны из драконьих жил, — с уважением произнес один из рыцарей, глядя вслед Сансе, которая легко побежала через лес к своей волчице, и презрительно кидая взгляд на валявшегося кулем принца. — Я так не вваливал с тех пор, как государь собирал знамена во время восстания Грейджоя. Собрались мы тогда еще у старого Дондарриона, как положено, нажрались — просыпаюсь, а замок весь пустой, все уже выступили.

— А меня, помню, тогда на корабле разобрало, — поделился второй. — До Королевской гавани шли быстро, но я был как огурец, казалось, и не устал вовсе. А на корабль как погрузились, как стало болтать — не поверишь, ноги подкашиваются, стою как вон, — и второй рыцарь указал глазами на принца, который начал шевелиться и осознавать естественные потребности организма, но пока смог только встать раком.

— Ну так тебя сейчас не хуже поболтает, — поддел его первый. — Старки опять седлают, кажется.

Принц успел сползать раком в кусты и выпрямиться, хватаясь за стремя, когда до него дошло то, о чем говорили солдаты Дондаррионов.

— Сандор, — слабо просипел несчастный принц, и Сандор, гремя доспехами, протопотал сначала к принцу, а потом к Сансе, уже вскочившей в седло.

— Принц уже готов просить пощады, миледи, — тихо сказал огромный Сандор, который и пеший стоял с Сансой почти вровень. — Имейте сердце, дайте ему то, что он хочет.

— Скажи пожалуйста, — иронично отозвалась Санса. — И что он хочет?

— Он хочет, чтобы вы улыбались и были его дамой, — проговорил Сандор.

— Кажется, я не давала случая принцу упрекнуть меня в плохих манерах, — с достоинством ответила Санса.

— Он хочет услышать те милые словечки, которым вас научила септа, — продолжал Сандор, краем глаза следя за принцем, который никак не мог влезть в седло.

— А проскакать еще миль тридцать он не хочет? — спросила Санса, и Сандора вновь поразила в самое сердце холодная сталь ее глаз. — Лорд Дондаррион, отдавайте приказ выступать!

The truth is you're the weak. But I'm tryin',

Ringo. I'm tryin' real hard to be the shepherd.

Pulp Fiction

Эддард Старк имел и некоторые традиционные представления о роли женщин, полагая, например, что им больше подобает не увечить людей, а лечить раненых. К обучению дочерей этому искусству лорд Старк подходил ответственно и прагматично, и по достижении семи лет отвел Сансу к мейстеру Лювину и рассказал ей к случаю поучительную историю.

— Помнится, однажды его величество изволили куролесить и отбыли в Эссос, чтобы проводить там время в битвах и кутеже, — вспоминал Эддард, набивая трубочку тем самым, из чего мейстер делал маковое молоко. — Пришлось мне ехать за ним, лорду Аррену и так в столице забот хватало. Прибыл я в Пентос, разыскал тот самый кабак — а там в одной половине заседают дотракийцы, в другой — король Роберт сотоварищи, и ситуация уже интересная, пустыми кувшинами перекидываются. Ну, слава богам, хозяин оружие их всех заставил сдать у входа, хотя Роберт не прост — латные рукавицы снимать не стал. Сцепились они потом с молодым кхалом в кулаки, половину кабака разнесли. Просыпаюсь утром — у Роба середина морды синяя, значит, дотракиец нос ему сломал. Иду к дотракийцу, чтобы не было обид, — ему Роб неплохо латной рукавицей в грудь засадил, — и что вижу? Этот дуралей мазью себя мажет, потом пальмовый лист кладет, потом пошепчет и еще мазью. Я ему с порога прямо в лоб двинул — что делаешь, дурак! Рана дышать должна!

— Это, значит, чтобы не было обид, — с усмешкой заметил старый мейстер.

— Да какие обиды, я ж сразу рубаху свою на перевязку рвать начал, — пояснил Эддард. — Кхал до сих пор пишет иногда, последнее время грамотно даже, только вот почерк его новый я, по-моему, знаю. А то намокла бы рана, загноилась бы — и привет, волоки кхала на погребальный костер.

Кроме простых истин, сразу преподанных ей отцом, мейстер Лювин рассказал Сансе немало полезного и даже, не имея под рукой материала для практики, сводил Сансу на скотобойню, чтобы показать ей, как выглядят сустав, мышца и вена. В первый день на скотобойне Сансу мутило и штормило, но мейстер Лювин с удовольствием отметил, что в девочке есть стержень. Поэтому, когда Эддард съездил в погоню за бандой одичалых, прорвавшихся за Стену, и в замок привезли настоящих раненых, Санса уже знала, что с ними делать, и не пугалась вида крови и открытых ран.

Раненые заботами мейстера Лювина быстро пошли на поправку, но энергия и задор у Сансы остались, и первой их жертвой пал Теон Грейджой, возвращавшийся с тренировки.

— Бедняга, у тебя болит пальчик, — объявила маленькая Санса и в минуту перебинтовала Теону мизинец.

— Спасибо, миледи, — учтиво сказал Теон и отправился дальше, но к вечеру был отловлен снова. Со слов Сансы оказалось, что у Теона болит еще один пальчик, и его вторую руку украсила новая повязка.

— Интересно, какую часть тела она перевяжет тебе в следующий раз, — начали смеяться над Теоном приятели, когда он стал разгуливать по Винтерфеллу, перевязанный как старый забор. Огорчать ребенка и снимать повязки Теон не решался, а потому однажды ускакал из замка ранним утром и вернулся под вечер, поймав для Сансы новую жертву, болтонского бастарда. Болтонский бастард оказался злобным и тупым и не нашел ничего лучшего, чем в процессе сопротивления пнуть принца Железных островов в пах. Теон, в котором суровая природа Железных людей получила на Севере дополнительную закалку, для начала бастарда за это хорошенько вздул, а потом приволок его к Сансе за шиворот.

— Вот теперь в расчете, гад! — сказал своему пленнику Теон и поскорее ретировался, пока его снова не начали лечить. Санса с удовольствием диагностировала у нового больного хромоту и несколько ссадин на голове и тут же наложила ему на ногу шину и забинтовала голову до самых ноздрей.

Некоторое время болтонский бастард обнаруживал признаки мазохизма и смиренно переносил участь манекена для медицинских тренировок, но спустя несколько дней он начал похабно ругаться, щипаться и в конце концов довел маленькую Сансу до слез, потому что в роли сестры милосердия она не решалась дать пациенту сдачи. В этот момент Эддард снова ненадолго взял воспитание дочери в свои руки, и довольно быстро объяснил ей, с красноречивыми примерами из боевого опыта, что командир должен держать своих подчиненных в повиновении, и это правило распространяется в том числе на больных и раненых. Санса сжала губы, временно назначила Ходора главным санитаром и заглянула вместе с ним к Рамси Сноу прояснить обстановку.

— Если будешь еще похабничать и распускать руки, наложу жгут прямо на шею, — веско сказала Санса бастарду. — Понял?

— Ходор, — подтвердил Ходор и неожиданно показал в воздухе затягивание жгута. — Ходор, на хер!

На неожиданное сквернословие Ходора Санса не обижалась, потому что Ходор в последние месяцы стал вспоминать слова, начиная с нецензурных, и для исследования его интересного случая к отцу даже приезжал старый боевой товарищ Хоуленд Рид, которому у Башни Радости так двинули по голове, что с тех пор он считался колдуном, древовидцем и большим чудаком. Хоуленд Рид побеседовал с Ходором на его примитивном наречии, назвал его занимательным примером временного парадокса и предрек, что, когда в твердых руках Эддарда Старка история Вестероса повернет в новое русло, Ходор перестанет неуместно матюгаться и начнет разговаривать как человек. Старики, помнившие Ходора еще молодым конюхом, у которого и тогда мат был через слово, с сомнением поцокали языками, и Хоуленд Рид убыл обратно, пророчествовать и чудачить.

В конце концов болтоновского бастарда спас сам Русе Болтон, приехавший на праздник урожая и на издевательства над своим бастардом не обидевшийся. До Винтерфелла с тех пор даже доходили слухи, что Русе порой развлекается тем, что угрожает своему бастарду женить того на Сансе Старк, отчего бастард вздрагивает, начинает испуганно озираться и жалко кривит лицо, но Эддард слухам посмеялся и распространять их запретил.

К концу первого дня почти беспрерывной скачки принц Джоффри явно нуждался в медицинской помощи, и Клигейн, сняв принца с коня, отнес его в шатер как павшего товарища. Неожиданно для всех, кроме Арьи, принц тут же вылетел из шатра шутихой, потому что он нашел в своей постели крысу, которую сначала, брезгливо морщась, спихнул на пол, приняв за дохлую, и тут же был ею укушен за ляжку.

— Ну мало ли, крыса, — успокоительно сказал Сандор, провожая Джоффри обратно в шатер, потому что принц был слишком потрясен и измучен, чтобы требовать найти и покарать своих обидчиков. — Ну все-таки не змея.

Через пять минут Джоффри вылетел из шатра снова, потому что в своем сундуке он нашел именно змею. Принц всхлипывал, задыхался и наконец объявил, не слушая разумных возражений, что в шатер больше не войдет и будет спать у костра.

— Ногами к огню ложись, а не головой, — добродушно посоветовала Санса, которой постепенно становилось жаль бестолкового принца, но Джоффри только что-то сонно пробурчал, уткнувшись щекой в траву.

Санса, конечно, была права: в самом начале ночи у Джоффри загорелась шевелюра, и он огласил лагерь истошными воплями, немало напугав своей горящей шевелюрой Клигейна. Один из солдат Дондарриона сбил на принце пламя парой крепких шлепков, отчего Джоффри впал в состояние грогги, вернулся на место и проснулся уже утром, не в силах открыть разъеденные дымом глаза.

— Я лекарь, — решительно объявила Санса, проходя через расступившуюся перед ней толпу у костра. — Разойдись! Не на что тут смотреть. Сандор, притащи воды!

— Говорила я тебе, не ложись головой к огню, — с укоризной сказала Санса, когда непрошенные зрители ушли, если не считать Арьи, которую все равно было не загнать в ее палатку. — Выглядишь так, как будто яда-душителя хватанул.

Мнительный и трусоватый принц закашлялся и стал хватать себя за горло.

— Если кровь из глаз и ушей не идет, значит, жить, к сожалению, будет, — подсказала сестре Арья, и Санса показала ей кулак.

— Джофф, открывай глаза, — ласково, но твердо сказала Санса. — Ничего с тобой не случится.

— Я не могу, — проныл принц, и тут же получил от Арьи крепкую зуботычину, от которой глаза у него естественным образом открылись.

— Вот так и стой, — велела Санса. — И не три глаза руками, тебе же хуже будет.

Избалованный принц потянулся рукой к саднящим глазам, и Санса хлестко по ней ударила.

— Не смотри в сторону солнца, — приказала Санса. — Смотри на меня.

— Сколько я должен смотреть? — почти прорыдал красноглазый и закопченный принц.

— Может так получиться, что и всю жизнь, — вздохнула Санса, чувствуя, что над принцем еще работать и работать. — Да не лезь ты к глазам! А то Леди позову, она тебе руки откусит на хрен!

— Пожалуйста, пожалуйста, я буду хорошим! — завизжал Джоффри, когда у него за спиной вместо Леди незаметно появился Пес и по знаку Сансы заломал ему руки. — Пожалуйста, не надо!

— Надо, Джоффри, надо, — твердо ответила Санса, промывая принцу глаза ключевой водой, затем протирая их чистым носовым платком и промывая во второй раз заблаговременно приготовленным раствором мейстера Лювина. — Закрывай глаза, сосчитай до ста двадцати и открывай их снова.

— Сосчитай до скольких? — недоуменно переспросил Джоффри.

— Мать драконов! — все же не выдержала Санса. — Арья, ну сосчитай ты.

Пока сестры Старк искали волчицу Арьи и приводили принца Джоффри в относительный порядок, Эддард и Роберт добрались до столицы и, по настоянию Эддарда, стали приводить в порядок ее, начав с Малого совета, куда король неожиданно для всех явился вместе с новым десницей.

— Вот я не понимаю, Роб, — заметил Старк, оглядывая Малый совет тяжелым взглядом генерала, только что взявшего город приступом. — Какой, скажем, совет тебе еженедельно может подавать на собраниях мейстер?

— Поменьше жрать, — хохотнул король. — Или вот, например: скажи-ка мне, мейстер, каким бы ядом потравить эту сучку Дейнерис, чтобы сдохла и она, и ее братец, и ублюдок в ее утробе?

— Это будет поступок не рыцарственный и бесчестный, — резко сказал старый рыцарь сэр Барристан, и Старк незаметно сделал ему какой-то знак, понятный только тем, кто часто бывал в битвах.

— Я вполне понимаю терзания вашей совести, сэр Барристан, поверьте, — вступил Варис. — Но ведь всем, кто берет на себя бремя власти, приходится совершать зло ради государственного блага.

— Вопрос кажется мне достаточно ясным, — пожал плечами младший брат Роберта Ренли Баратеон, выросший при королевском дворе и не знавший войн. — Нам следовало убить Визериса и его сестру еще годы назад.

— Так каким же ядом следует незаметно отравить беременную девушку, мейстер? — с нажимом сказал Старк. — Слезами Лисс?

Старый мейстер дернулся, обернулся, словно ища кого-то глазами, и Старк резко поднялся, с грохотом отбросив кресло.

— Король обдумает ваши предложения, — заявил лорд Старк, не сомневаясь в том, что ровно так же, как он, из круга, больше приличествующему разбойничьему вертепу, вышел и сам король.

— Искушаешь меня свыше сил, мерзавец, — выдохнул король, когда друзья вернулись в башню Десницы. — С каким удовольствием я бы разрубил этого белобрысого выродка. Говорят, он даже немного похож на Рейгара.

— Ты бы разрубил мужчину в честном бою, — подчеркнул Эддард. — Я бы тоже, может, не сдержался, попадись кто из этой проклятой семейки мне на глаза. Но травить ядом, да еще беременную девчонку! Я тебе говорю, это не Совет, это какое-то кубло со змеями. Не удивлюсь, если эти мрази подошлют когда-нибудь к нам убийц, и тебя пырнут ножом из-за угла, а меня зарежут на ступенях септы.

— Нужно вызывать Станниса, — решительно сказал король, который не умел интриговать, но умел воевать. — Торос из Мира нормальный мужик. Барристан прошел проверку. У Селвина Тарта, говорят, подрос наследник, вылитый сэр Дункан Высокий и силой, и честью. Только слухи какие-то про него темные, про этого наследника — не то он педераст, не то, не поверишь, баба.

— Нам выбирать не приходится, — сказал Старк, раскладывая на столе карту. — Сколько честных и верных рыцарей погубила война!

— Ну скажи мне прямо, скажи, что я дурак, — потребовал король Роберт, который уже не раз по дороге в Королевскую гавань думал о том, на кого он может опереться в любой ситуации, кроме Старка и его закаленной в боях фаланги. — Правил пятнадцать лет, и не собрал около себя хотя бы десятка верных людей.

— Кто на свете знает, что есть добро и зло, — задумчиво проговорил Старк, глядя на карту. — Джон знал, в каком положении он тебя оставляет. Что он сказал тебе перед смертью?

— Он ничего не сказал, — с тоской ответил король. — Впрочем, погоди. Он сказал «семя крепкое».

Три недели спустя Королевская гавань встречала отряд принца Джоффри и его нареченной, который выполнил и перевыполнил приказ короля, доставив обеих волчиц в Винтерфелл, дав бой большой шайке разбойников и поразив всех быстротой своего передвижения, из-за которой долго еще говорили, что лорд Молния обгоняет воронов, высланных предупредить о его приближении. Во главе отряда ехали сестры Старк, и Арья красовалась со своим тонким клинком, который она после боя стала носить в открытую, и с желтеющим кровоподтеком во всю щеку. Принц Джоффри ехал чуть позади, поняв свое место в пищевой цепочке, а Клигейн и Дондаррион, которые в начале похода чуть не вцепились друг другу в глотки, ехали бок о бок, словно они прошли вместе огонь, войну и ледяную пустыню.

Король и его десница выслушали рассказ детей о походе, и Эддард отметил про себя, что не так давно перессорившиеся у Трезубца дети теперь не лгут и не обвиняют друг друга во лжи, как вполне могло бы случиться в замке сэра Дарри, не прерви Эддард королевский суд своей рискованной выходкой. Санса и Арья стояли рядом, повзрослевшие и уверенные в себе и друг в друге, а Джоффри был не его, Эддарда, заботой.

— Женить его рано, — сказал про Джоффри король Роберт, когда дети ушли. — Его надо учить.

Всю свою жизнь король думал, что, для того чтобы присматривать за детьми, надо просто уметь считать до пяти. Если у ребенка были на месте голова, обе руки и обе ноги, Роберт полагал, что с ребенком все в порядке. Но сегодня, посмотрев на плоды старковского воспитания и налюбовавшись лицом септы Мордейн, которая была потрясена до глубины души тем, что ее воспитанницы осмелились предстать перед августейшей особой в замызганных кожаных штанах, Роберт понял, что Старк как родитель его обставил и решил наверстать.

— Барристан, — окликнул король своего единственного верного гвардейца, — ты у нас по Ланнистерам специалист, да и с принцами у тебя получается. Сможешь вытесать из Джоффа гвардейца к шестнадцати годам?

— Трудное дело, — отвечал старый рыцарь. — Может, принц справится. А может, и помрет.

— Мы рискнем, — заверил сэра Барристана король. — Турниры ему выигрывать необязательно.

— Еще более трудное дело, — здраво рассудил сэр Барристан. — Тому, в ком нет блеска, приходится быть, а не казаться.

— А я пока пойду поищу учителя танцев, — сообщил Эддард, которому внушал опасения клинок на поясе младшей дочери, потому что он понимал, какая цена будет этому клинку в настоящем поединке.

— Ты только не усердствуй, — в шутку предупредил король. — А то помню я тебя, пойдешь на танцы, а потом плохих танцоров несут оттуда вперед ногами. Если серьезно, поищи, приехали тут какие-то браавосские марвихеры, сам я их не знаю, тебя хотел спросить. Одного вроде Угорь кличут, а второго не то Акула, не то Пиранья.

It had previously occurred to me that the

gypsy had taken the demise of his mother

pretty lightly…

Snatch

Покойный Джон Аррен еще до войны делал попытки привить и Роберту, и Эддарду хотя бы начатки светских манер, но вскоре после этого началась война, его воспитанники стали повстанческими генералами, проведя пару лет в походах и битвах, а сразу после войны Эддард Старк уехал в суровые северные края, которыми правил по-отечески. Дела его были справедливы, речь по-свойски грубовата, держал он себя по-мужски сурово, и другого поведения вокруг себя не терпел. Северяне и солдаты любили Старка и считали его отцом родным. Придворные Королевской гавани были от Старка в непреходящем ужасе.

На Севере Старк обычно принимал посетителей вместе с командиром гвардии и его заместителем, которые всегда были готовы по приказу своего лорда прийти к просителю на помощь.

— Он вызвал меня к себе, — бормотал мейстер Пицель, держась за сердце. — Сидит в окружении каких-то вооруженных головорезов, спиной к окну, лиц их не видно. И спрашивает так вкрадчиво: «Расскажите мне, мейстер, о последних днях лорда Аррена». Я думал, меня прямо там и казнят.

— Не понимаю, почему бы благородному мейстеру бояться разговоров о смерти лорда Аррена, — язвительно замечал Варис, но на следующий день приходила его очередь жаловаться. Варис явился к Старку в шелковом халате, благоухающий духами, и в самых пространных и любезных выражениях пять минут распространялся о красоте дочерей Эддарда, путая Арью с Сансой, о здоровье прекрасного принца и о мудрости короля.

— Заткнись и сядь, лысый пидар! — наконец сорвался Старк, который всего лишь хотел сообщить Варису, что следующего замеченного в своем дворе шпиона он лично разрубит от плеча до задницы. — Немедленно сними всю наружку, или ты думаешь, что меня так запросто можно пасти?

— Что снять? — пробормотал Варис, не поняв ни одного слова.

— Все снимай! — рявкнул Старк, и Варис начал дрожащими руками развязывать пояс халата, решив, что его будут в лучшем случае пороть.

Командиры Старка тем временем пришли к выводу, что у их лорда ангельское терпение, потому что Старк взял себя в руки и перевел свои требования на простой язык, понятный самому темному крестьянину.

— Не надо за мной следить, Варис, — отчетливо сказал Старк. — Я этого не люблю и всегда это замечаю.

Петир Бейлиш, по прозванию Мизинец, был, по классификации старковских офицеров, мелким тщедушным мерзавцем и тыловой крысой. Сам Петир считал себя зловещим человеком и вселенским хитрецом, мечтая о хаосе, в котором можно вскарабкаться на самый верх, вплоть до Железного трона. До встречи со Старком Петиру как-то не приходило в голову, что в столице вместо хаоса для всего есть своя законная процедура, и даже для преступников есть суд, право требовать поединка и выставлять на него вместо себя наемника, а до суда мало какому преступнику грозит встреча с заплечных дел мастером и уж точно не грозит встреча с палачом.

— Вы не должны доверять мне, — усмехнулся в конце разговора Мизинец, надеясь запутать Старка, но Старк только немного разозлился.

— «Язык», Бейлиш, на то и «язык», чтобы говорить, что от него требуют, — поведал Старк, смотря на Мизинца траурными глазами. — А доказать потом можно.

«Наконец-то!» — подумали офицеры Старка, которым надоело выслушивать запутанную болтовню, и сделали шаг к Бейлишу. Бейлиш мелко затрясся и с ужасом понял, что вожделеемый им раньше хаос уже прибыл в столицу с Севера, и теперь суд, палач и заплечных дел мастер могут встретиться ему неожиданно и сразу — причем в любой момент, включая текущий.

Приключения и опасное путешествие отравили кровь сестер Старк жаждой воли, стремительности и риска. Арья вскоре после прибытия в Королевскую гавань начала бегать на уроки танцев и гоняться по всему городу за кошками, а Санса, с которой септа Мордейн теперь не спускала глаз, решив соблюсти хотя бы ту свою воспитанницу, кому предназначено стать королевой, безумно скучала. Песни и музыка не шли ни в какое сравнение с пением ветра, трепавшего волосы и бившего в лицо во время скачки, приличные даме танцы не давали блаженного ощущения усталости, которое, бывало, приносил проведенный в седле день, книги о героях прошлого были пресными после настоящей кавалерийской атаки, в которой вместо оружия и доспехов было лишь сознание того, что лорд должен быть впереди своего отряда.

— Перчатки возьми, — посоветовала Санса сестре, когда та вернулась с очередного урока. — Болят руки небось.

— А ты откуда знаешь? — удивилась Арья, которой казалось, что эвфемизм с танцами действительно что-то скрывает.

— Отец меня тоже пытался танцам учить, — поделилась Санса. — Потом решил, что танцора из меня не выйдет, и посоветовал стрелять из арбалета.

— Научишь? — загорелась Арья.

— Да где бы его взять, — с напускным равнодушием сказала Санса. — Дома Джон постоянно то в кузницу таскался, то в оружейную.

— У принца! — решила Арья. — Ему повезло, он теперь у Барристана учится. Идем!

— Из окна направо нужно идти или налево? — спросила Санса, вспоминая уроки отца, и Арья наконец заметила, что из-под платья с оборками у Сансы высовываются потертые в походе штаны.

Сестры Старк, в походных нарядах и со счастливыми улыбками на лицах, довольно быстро добрались по крышам до двора, в котором сэр Барристан муштровал принца — Арья не только гонялась за кошками по совету своего странного учителя, но и хорошо запоминала дорогу, а Санса помнила уроки отца по прокладыванию незаметного пути по крышам. Сестры останавливались посовещаться, выбирая наиболее незаметный путь, и им обоим при этом вспоминалась бешеная скачка до Винтефелла и обратно.

— Жалкое зрелище! — вздохнула Санса, смотря с крыши во двор, где принц проигрывал схватки многорукому чучелу.

— Душераздирающее зрелище! — согласилась Арья. — Арбалетов нам здесь не дадут. Слушай, ты действительно за него замуж собираешься?

— Быть хорошим рубакой — не главное для супруга качество, — рассудительно сказала Санса. В этот момент разгневанному на чучело принцу прилетело колотушкой соразмерно его удару, и сэру Барристану пришлось ставить своего незадачливого воспитанника на ноги. — Впрочем, не до такой же степени. Арбалет можно у Сандора взять.

Сандор Клигейн был в этот день радостно возбужден: Эддард Старк махнул на мастера над шептунами рукой и наконец нашел командира армейской разведки, оставленного в Гавани Станнисом. Военные обрадовались друг другу как разлученные в детстве братья, выпили, вспомнили, кто где был при Пайке и в гражданскую, и к вечеру Старк уже знал, что Грегор Клигейн готовит диверсию, а к утру десятку солдат были закуплены рваные армяки, чтобы они заранее изображали жертв коварного набега — Старк решил предвосхитить удар и встретить диверсантов Грегора на границе. «Пошлю Дондарриона, а пойдешь ты. Мандерли уже выступил», — объявил Сандору Старк, появившись в его комнате чуть свет, и Сандор, чуя скорое исполнение своих кровожадных мечтаний, готов был слушаться любого Старка как гласа небесного.

— Представляешь, Сандор, у нас с Сансой совершенно закончились арбалеты, — поприветствовала Сандора Арья, появляясь в проеме окна. — А у тебя, мы знаем, запас.

С арбалетами прогулка сестер Старк пошла веселее, и спустя час Арья уже довольно успешно била крыс на слух среди драконьих черепов. Поначалу, неожиданно для себя попав в усыпальницу драконов, Арья и Санса даже поежились от жути, но потом практически одновременно их посетило одно и то же чувство: вот оно! То, чего не хватало в размеренных буднях и что было у них в походе, одно на двоих! Санса вынула огниво и пошарила по стене в поисках оставленного факела, но Арья поймала ее руку, и легкое дрожание их рук сошлось в унисон.

— Не надо, — прошептала Арья, чувствуя сладкий и быстрый стук своего сердца. — Так лучше.

Но глаза привыкают к темноте, а сердце перестает тревожиться вымышленными опасностями, и вот Арья уже тянула сестру в темный коридор, в конце которого дрожал слабый неверный свет.

— А представь, там мостик над пропастью, узкий-узкий, — прошептала Арья, чувствуя движение холодного воздуха, но Санса, как однажды в походе, поднесла палец к губам, а потом показала на ухо.

— Этого человека просто так в сторону не отодвинешь, — услышали сестры Старк. — Волк и лев скоро вцепятся друг другу в глотку, хотим мы этого или нет.

— Что хорошего принесет нам война сейчас? — ответил второй голос, с акцентом Вольных Городов.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал? — ответил первый, и сестры Старк, начав спускаться по узкой лестнице, уходящей вдоль стены в темную пропасть шахты, увидели его фигуру, в кольчуге и шлеме, но слишком штатскую и рыхлую, чтобы предположить, что это обычное его одеяние.

— Если может умереть один десница, то почему не может погибнуть другой? — ответил мужчина с акцентом и с раздвоенной желтой бородой.

— Берем обоих, — шепнула Арья сестре, и ее глаза по-волчьи вспыхнули в темноте.

— В шлеме Варис, — ответила Санса, которая больше времени проводила при дворе, и это теперь пригодилось. — Его сразу хватятся. Берем иностранца.

Двое заговорщиков уходили вперед по коридору, и когда Варис юркнул в небольшой проем в стене, а Иллирио почти вышел в оживленный двор, у него за спиной хрустнул взводимый арбалет.

— Имя, сословие, сеньор! — тихо потребовали из-за спины.

— Не понимаю, — испуганно пробормотал с нарочито сильным акцентом Иллирио, который уже отвык от буйной жизни на улицах Вольных городов.

— Все ты понимаешь, — ответили из-за спины, и Иллирио почувствовал прикосновение стали, которая целила ровно в сердце. — Чей холоп, спрашиваю?

— Я магистр Пентоса Иллирио Мопатис, — обиженно ответил Иллирио, и Арья, которая, изучив под оригинальным руководством отца геральдические книги Вестероса, в свое время взялась и за эмблемы Эссоса, сразу выхватила взглядом в толпе охранников-пентошийцев.

— Вели своим нукерам убраться со двора, — распорядилась Арья.

— Иди спокойно, ни с кем не заговаривай, — приказала Санса, когда охранники Иллирио ушли. — Если что, я не промахнусь. И руки-то, магистр, — опусти.

Когда потеющий и трясущийся Иллирио начал путь по безлюдным закоулкам Королевской гавани к башне Десницы, Санса достала из-за пазухи два ярких шелковых платка, которые закрыли арбалеты и превратили двух юных разбойниц в простолюдинок, несущих за своим господином не то подарки его любовнице, не то питье и кальян.

— А ты говорила, что тряпки — это ерунда, — улыбаясь, шепнула Санса сестре. — Наоборот, очень полезная вещь.

Эддард Старк обладал немного странным чувством юмора — бывает, скажет всем, что поехал в бордель, а сам работать, работать, работать: проверять войска, укрепления и караулы. Именно эту нестареющую шутку выдал Старк и на этот раз, и пока разгневанный Джейме Ланнистер ловил его по борделям, Эддард объехал все городские ворота в сопровождении пары гвардейцев, понаблюдал за городской стражей, поцокал языком и решил, что могилу принца Деймона он обязательно найдет, потому что учредитель Золотых плащей должен греметь в ней костями, да так, что слышно должно быть миль за пять.

Отряд Джейме Эддард встретил только на обратном пути в Красный замок. Джейме был возмущен тем, что его незаконнорожденный сын по милости Роберта и Эддарда стал посмешищем среди оруженосцев, хотя в том был виноват исключительно Джоффри, с бестолковостью и изнеженностью которого не мог пока справиться даже Барристан Селми. Джейме был дополнительно взбешен тем, что его сестра фактически попала под домашний арест, потому что стоило ей выйти из комнаты, как с ней тут же случались мелкие, но досадные неприятности, начало которых странным образом совпало по времени с возвращением сестер Старк из похода. И вдобавок к этому Джейме досадовал на то, что его брат как заехал по пути со Стены в Винтерфелл, так и гостит там, со всеми удобствами и окруженный всеобщей любовью — но вместе с ней и довольно навязчивым гостеприимством, которое никак невозможно отвергнуть. Джейме имел много претензий к Эддарду Старку и отряд в двадцать пехотинцев впридачу — а Эддард всего лишь ехал в компании двух всадников. Разница была только в том, что Джейме блистал на турнирах, а Старк неоднократно брал приступом города.

Увидев, что улицу с двух сторон перекрывают копейщики, Старк и его спутники спешились и вошли в первую попавшуюся дверь. Солдаты Ланнистеров решили, что мышеловка захлопнулась, поспешили к запертой двери, и на них тут же сбросили с третьего этажа пианино. Продравшиеся через обломки пианино и павших при знакомстве с музыкой товарищей сунулись на лестницу, где почти сразу поняли, что на лестнице численное преимущество ничего не гарантирует, — этот урок обошелся солдатам Ланнистеров еще в нескольких человек. Эддард тем временем вышел во двор, вошел в соседний дом и появился на улице за спиной у Джейме, вежливо постучав ему в панцирь острием меча.

— Стыдоба, — укоризненно сказал Старк. — Ну не так это делается. Давай научу.

К несчастью, Джейме не сумел оценить предложенную ему дружескую помощь и ринулся на Эддарда с мечом, с которым он управлялся куда ловчее, чем с головой. Старый вояка Старк даже пропустил несколько скользящих ударов, на всякий случай следя краем глаза за гвардейцами Ланнистеров, которые перестали атаковать дом, а потом нанес всего один удар, в последний момент повернув меч плашмя. Джейме рухнул на мостовую, а Старк остался один против семерых — на ту пару минут, пока его двое спутников не подоспели на выручку, породив меткое изречение Старка, с которым этот бой и вошел в историю: «Нас стало трое против семерых, численное преимущество было уже за нами».

Свое оставшееся в веках изречение Старк произнес уже в своих покоях, в компании своего друга Роберта. Первым делом, вернувшись домой, Старк прогнал от себя мейстера Пицеля, пришедшего с недостойным мужчины предложением унять боль, напившись макового молока и провалившись в долгий сон без сновидений, и пробрал мейстера по матери вплоть до дотаргариенских времен. Вместо макового молока неоднократно, но легко раненный Старк принял три пинты северного самогона, слегка захмелел и почувствовал себя отлично, хотя по-прежнему избегал вставать с кушетки.

— А, Серсея! — практически единственный раз за всю жизнь обрадовался жене король, потому что выпито было немало, отличная история про бой с Ланнистерами была рассказана Недом уже дважды, и нужен был новый человек, которому можно было бы ее рассказать снова. Люди Старка исключались, поскольку они сами уже пересказали эту историю друг другу не один раз, и неожиданный приход Серсеи был довольно кстати. — Посмотри-ка на этого орла! Нет, недаром все говорят, что Старку нужен всего один удар — он ведь самого Артура Дейна так положил у Башни Радости.

— По какому праву вы смеете прикасаться к моим родственникам? — потребовала у Эддарда ответа Серсея. — Кем, по-вашему, вы являетесь?

— Я не прикасался, — смиренно ответил Эддард. — Я только разок мечом.

Король, который считал, что лучше войти в историю как нахлобученный Старком, а не как Цареубийца, выразил одобрение ответа Старка довольным ржанием. Добродушному во хмелю королю представлялось, что его рыцари наконец-то проявили себя так, что не стыдно и рассказать, и достойным завершением этой истории будет второй поединок между Джейме и Эддардом, когда раны Эддарда заживут, а Джейме привыкнет к своему новому, более мужественному и заметно асимметричному лицу. Королю также мнилось, что после второго поединка Джейме и Эддард должны подать друг другу руки и забыть все обиды, в назидание народам древности, и хмельной Эддард был с ним вполне согласен.

— Садись с нами, сестренка, — предложил королеве Эддард и протер рукавом третий кубок, из которого до этого пил Джори Кассель, недавно ушедший разводить караулы. — У Роба бас, у меня баритон, а тенора нам не хватает.

Эддард Старк был прост в быту, а в застолье и вовсе вел себя со всеми по-свойски. Уже почти пятнадцать лет, с тех пор, как молодой Роберт приезжал отметить первый день рождения старковского первенца, Роберт запросто называл жену Эддарда Кэт, и Эддард не видел в этом ничего странного.

— Если бы кто-то обращался с Таргариеном так, как с тобой обращается этот… — задохнулась от возмущения королева, и хмельные Нед и Роб удивленно переглянулись, не вполне понимая, что ей не так.

— Да зачем кому-то обращаться к этим дохлым мерзавцам? — наконец задал вопрос король, когда очередная пара глотков не прояснила его рассудок, а наоборот, все запутала.

— Джейме и Тирион твои братья по законам брака и родственных связей. Старки изгнали одного из них и захватили другого. Человек этот бесчестит тебя каждым своим дыханием, а ты кротко сидишь здесь, спрашиваешь, болит ли его нога и не подлить ли ему вина! — выдала королева, но эта витиеватая тирада далеко превосходила способности восприятия двух напившихся лордов.

— Слушай, знаешь чего? — задумчиво проговорил король, глядя на королеву и пытаясь про себя решить, может ли быть такое, что в королевском театре дают дурную пафосную пьесу, а Серсея выучила оттуда роль. — А иди-ка ты на хуй!

Эддард и представить не мог, как скоро короля не доведет до добра его пристрастие к выпивке, прощаясь с ним утром после попойки, когда король решил немедленно отправиться на охоту. Прошло всего три дня, и король вернулся, не верхом, а в закрытом паланкине, а за ним на простой телеге везли пьяных в умат Ланселя и Тирека Ланнистеров, бестолковых оруженосцев короля. Серсея, злорадно чувствуя, что боги все же обрушили на голову короля те кары, которые она призывала, поспешила через двор к паланкину и, еще не откинув полог, почуяла кислый запах крови и аромат гниения.

— Ваш супруг велел нам отойти в сторону и не мешать ему брать вепря, — пояснил сэр Барристан, глядя в сторону, и королеве показалось, что это потому, что Барристан стыдится того, что не смог защитить своего короля. — Копье подвело милорда, и зверь раскроил ему живот. Но милорд убил вепря кинжалом в глаз и только после этого упал.

— Прочь, женщина! — прохрипел король из паланкина. — Пошли за Недом, и пусть кроме него и мейстера никто не входит в мои покои. Барристан, ты встанешь часовым!

— Угораздило же тебя, — сказал другу Эддард, прихромав к его постели. — Я сделаю что смогу, но ведь в летописях все равно напишут: «в пьяном виде попал под кабана».

— Садись, — пригласил друга король, который по примеру Эддарда отвергал маковое молоко и был поэтому уже хороший. — Будем писать завещание.

Король с трудом повернулся на подушках, глубоко вздохнул и выдал почти без передышки настоящий исторический документ.

«Я, Роберт Баратеон, первый этого имени, король андалов, ройнаров и Первых людей, будучи раздосадован тем, что жена моя тощая сука, а меня зашибло свиньей, оставляю после себя лордом-протектором Эддарда Старка, что будет вам всем поделом. Вместо Джейме Ланнистера, который обижается, если дать ему в морду, и оставляет боевой пост, назначаю в королевскую гвардию Бриенну Тарт и завещаю ее не обижать, а ей не обижаться. Боевой молот свой завещаю кузнецу Джендри, ибо принцу Джоффри до этого кузнеца как в Асашай на карачках. Рога от моего боевого шлема завещаю брату своему Ренли, на случай, если он, педрила, жениться задумает. Нового жеребца своего завещаю Варису, больно жеребец тот норовист, я его объезжал — чуть яйца себе не отбил. Любимого же коня завещаю кхалу Дрого, с которым пару раз довелось мне переведаться в Эссосе, и прошу кхала исполнить мою последнюю волю: не слушать баб, которые вечно тянут нас в какой-то блудняк. Петиру Бейлишу завещаю не быть таким мудаком. Мейстеру Пицелю завещаю вылечить хоть кого-нибудь, а то из последних пациентов у него выжил только Старк, каковому я и поручаю исполнить это завещание, огласив его на Малом совете, и передать брату Станнису мое наследство».

— Ты не должен умирать, Роберт, — восхищенно сказал Эддард, завещание записав. — Ну постарайся, будь хорошим мальчиком. Страна нуждается в тебе — и в таких королевских указах.

— Воображаю, какие у них будут морды на Совете, когда ты это зачитаешь, — с удовлетворением сказал король. — Даже жаль, что я этого не увижу.

For every action, there is a reaction. And a

pikey reaction... is quite a fucking thing.

Snatch

Королева Серсея была практически уверена, что после неожиданно скорой кончины короля Роберта суровый и резкий Старк арестует ее вместе с детьми, но он всего лишь пригласил ее в богорощу. Эддард Старк сидел под чардревом, раненый, безоружный и по-прежнему смертельно опасный.

— Я знаю, кто убил Джона Аррена, — сообщил Старк. — Знаю, кто отец твоих детей, хотя это по-прежнему не лезет в голову. А ты знаешь, что я должен сделать.

— Настоящий мужчина делает то, что он хочет, а не то, что он обязан, — ответила Серсея, грациозно опускаясь на колени рядом с Эддардом и садясь на пятки, но Старк, считавший, что только долг делает человека человеком, только поморщился в ответ.

— Государство нуждается в сильном деснице, — попыталась зайти с другой стороны Серсея, но все равно основную линию разговора она вела лукавыми взглядами и касаниями руками, рассчитывая на то, что в том, кто к тридцати пяти настрогал пятерых детей и одного бастарда, при всей сдержанности и честности должна быть довольно горячая кровь. — Будьте добры ко мне, Нед. Клянусь, вы никогда не пожалеете об этом.

— У меня была такая гипотеза, что тебе крепкого хера не хватает, — рубанул Старк с солдатской прямотой. — Но раз тут два таких мужика трудились, я и пытаться не буду.

Серсея хотела залепить Старку пощечину, но у нее за спиной неожиданно лязгнула сталь.

— Что это, лорд Старк? — возмутилась Серсея дрожащим голосом, обернувшись и никого не увидев. — Ваши люди дерзают входить в святилище с оружием?

— Просто караул у богорощи стоит, — пояснил Старк. — На случай, если в ней драка или богохульство какое. А если ты их не видела — так часовых не для того ставят, чтобы их рассматривали.

— Я не убиваю детей, и постараюсь защитить даже твоих — если ты увезешь их подальше, — продолжал Старк, дав Серсее успокоиться и осознать свое положение. — Могу даже посоветовать одного кхала — он котирует блондинок, и кажется, они там многоженцы.

«А может, и не могу, — добавил про себя Эддард. — Жалко же человека».

— Вы могли взять власть еще в войну, — заявила разъяренная Серсея, но драться не стала, чтобы не проверять на себе, что на Севере делают с осквернителями святыни. — В игре престолов либо побеждают, либо погибают, Старк.

— Не обижайся, — еще раз попытался воззвать к ее разуму Старк. — Я тебе еще один умный вещь скажу, как говорит мой знакомый кхал: женщина, куда ты лезешь? Кто тебя учил воевать? Кто у тебя в разведке, евнух надушенный? Кто у тебя в гвардии, раскрашенные кегли с жердями? Ну правда, давай порешим миром.

Серсея в бешенстве выбежала из богорощи, и Эддард, сделав знак часовым, чтобы пропустили, удрученно покачал головой.

Следующим после визита в богорощу утром королева Серсея не могла поверить своей удаче, когда в тронный зал, как она того и требовала, вступил оправляющийся от ран лорд Старк, опираясь, словно старик, на длинный посох, но все же препоясанный мечом. Столь же странно выглядело и его сопровождение: у некоторых солдат были большие прямоугольные щиты и короткие мечи, у других — малые круглые щиты и длинные мечи, словно они собирались в спешке и перепутали свое оружие, и несли они щиты кто на правой руке, кто на левой. Нечего и говорить, что и прочие части их наряда не шли ни в какое сравнение с золотыми и красными гвардейцами, стоявшими вдоль стен. Гвардейцы Ланнистеров были вооружены длинными мечами, стража в золотых плащах щеголяла восьмифутовыми копьями, и все они стояли при полном параде, в отличие от потертых людей Старка в гнутых и иззубренных доспехах. Среди невзрачных солдат Старка были одноглазые и беззубые, а уж изуродован шрамами был практически каждый первый.

Рядом с Эддардом шел Петир Бейлиш, заметно нервничающий и злостно не исполняющий завещание короля, и почему-то не было сэра Барристана, чьему отсутствию был крайне рад принц Джоффри, уже восседавший на троне и собиравшийся сделать первым приказом своего царствования отставку заслуженного рыцаря, который несколько недель до этого гонял его в хвост и в гриву. Старка и его семью Джоффри по здравом размышлении решил просто прогнать в Винтерфелл, подальше от греха, потому что каждый раз, когда он думал о Старках недоброе, ему потом снилась Арья, втыкающая ему шило в самое горло и поворачивающая шило до тех пор, пока меркнувший взор принца не загораживала густая красная буква Ю.

— Слезай с трона, парень, штаны порвешь, — скомандовал Старк. — Регентом назначен я, а наследником должен быть Станнис. Варис, передай-ка завещание короля королеве.

Варис с поклоном вручил королеве завещание Роберта, которое она тут же разорвала и бросила себе под ноги, Петир Бейлиш, как и планировалось, выхватил кинжал, приставив его к горлу Старка, а стража в золотых плащах бросилась на старковских оборванцев.

После чего все неожиданно пошло не так: Старк с хрустом ударил Бейлиша затылком в лицо, восьмифутовые копья оказались довольно бесполезными в ближнем бою, а оборванцы, лязгнув щитами, в несколько движений образовали вокруг своего лорда железную стену, первая атака на которую закончилась десятком зарубленных гвардейцев, которые уже не так празднично выглядели в луже крови на полу.

— Держать строй! Сменить ряды! — ревел Старк, и обросшая со всех сторон щитами маленькая северная фаланга отступала к стене. Длинные мечи, заменяя короткие копья, выскакивали поверх щитов первого ряда, принимавшего первый натиск на свои большие щиты и рубившего короткими клинками. Северная фаланга почти без потерь пробилась к стене, и нападавшим уже приходилось идти по телам своих умиравших и раненых товарищей.

Но Серсея смотрела не на демонстрацию северного воинского искусства, а на обрушившуюся часть витража, которую выбил Старк, вырвав у Бейлиша кинжал и бросив его в окно. Не успел кинжал звякнуть о камни двора, как в Красном замке пропели трубы, и к парадной лестнице королевского дворца хлынула конница. В первых рядах скакал белый рыцарь, чьи экономные и точные удары выдавали сэра Барристана, Торос из Мира с горящим клинком нес знамя Баратеонов, и впереди всех, огромный и грозный, без устали взмахивая молотом, прорубался к своему окруженному другу зеленый всадник в шлеме с оленьими рогами.

В мирной жизни король Роберт бездельничал, кутил и охотился, на турнирах, особенно набрав вес, он бывал неуклюж, а на войне Серсея не была, и поэтому только теперь, когда поздно было что-то менять, она увидела, кем был король Роберт. На зеленого всадника сыпались стрелы и арбалетные болты, конь его был в крови, но он первым прорубился в тронный зал, и, когда одно брошенное копье ударило его в левое плечо, а второе свалило коня, Роберт продолжил свою дорогу к Железному трону в пешем строю, в одиночку раздвигая ряды обороняющихся.

— Пробивайтесь к королю! — взревел Старк, и потрепанная северная фаланга пришла в движение, продавливая себе дорогу туда, где среди золотого и красного показывался один черный молот и двигался единственный зеленый щит.

— К королю! — крикнул сэр Барристан, и остановленная было в дверях зала конница все же прорвалась внутрь. — Держитесь, милорд!

Золотая и красная волна накрыла одинокого рыцаря, но Старк нажал на фланг, Барристан и Дондаррион, тоже потерявшие коней, почти пробились от входа, и, в последний раз опрокинув противников, из свалки на пустое пространство перед троном вышел покрытый чужой кровью и вмятинами от ударов рыцарь Баратеон, достойный потомок того, кого называли Смеющимся Вихрем. Он не был красив, он хрипел, и по черной проволочной бороде, торчавшей на месте разбитого снизу шлема, текли слюна и кровь.

— Вашу, сволочи, мать, — заявил Роберт, закашлялся и выплюнул зуб. — Не ждали меня, мать вашу, суки?

Король Роберт подошел к Железному трону, на котором уже не было принца, но сидел неизвестно откуда взявшийся ястреб, отвязал от ноги ястреба небольшой свиток, потом посмотрел на неудобный трон, за обладание которым только на его памяти уже было пролито столько крови, и, махнув рукой, сел на ступеньки, ведущие к трону. На своем убитом скакуне воскресший король уже въехал в легенду, и ему теперь не было нужды ни в символах власти, ни в стати, ни в красоте, которыми все равно в свое время наделят его менестрели.

— Вы послушайте, что мне пишут, — усмехнулся король, подвигав отбитой челюстью. — Помнишь, Нед, того здоровяка, с которым я бился в Эссосе деревянным мечом, а он хотел прибить меня оглоблей? Пишет, не забывает. «Сидящему на Железном троне. Слышал я, что вы позабыли страх божий, и друга Роберта убили свиньей, а другу Эддарду отрубили голову на ступенях септы. Если оно так окажется, копайте себе могилы, вам в них будет большой недостаток. Если же это опять сэр Джордж сочинительствует, язви его в брюхо, то милостью богов кхаласар прирастает людьми и лошадьми, сын мой родился крепким и здоровым, а две луны тому назад мы взяли большой хабар. Брось наконец своих шутов, интриганов и прочую придворную сволочь, приезжай в Пентос, я снова дам тебе оглоблей».

Король хрипло посмеялся полученному посланию, и наконец заметил, что Старк, получивший еще несколько неглубоких ран, тяжело опирается на свой заостренный посох, послуживший ему копьем и на треть почерневший от крови врагов, а отважного лорда Дондарриона скоро будет пора оживлять разными предосудительными способами.

— Мейстера бы сюда, да где его взять, — посетовал король, и Серсея, замершая у трона, бросила взгляд туда, где стоял мейстер Пицель — а теперь в его одеждах оказался невзрачный человек средних лет с широкой седой прядью.

Король тоже тяжело повернулся в сторону того, кто был последние дни мейстером Пицелем и объявлял двору и городу о его ране и его безвременной кончине.

— За Пицеля объявляю благодарность, — по-военному сказал король, но решил не вставать.

— За Пицеля с вас тысячу монет, ваше величество, — уточнил полуседой воин, нахальства которому было не занимать.

— Я тебя из камеры смертников вынул, и с меня же еще и тысячу монет, — пожаловался король.

— Это с большой скидкой, ваше величество, — не уступал полуседой. — Можно сказать, как родному.

— А давай баш-на-баш, — предложил король, весело осклабившись на такую попытку и прибиться к королевской фамилии, и не упустить своего. — Ты постой тут пока.

— Варис, — объявил король, и хитроумный евнух, забившийся во время боя в угол, заметно побледнел. — Ладно, посиди пока в темнице. У меня тут таргариенская казна куда-то потерялась, мы со Старком две ночи баланс подбивали, все не сходится никак. Может, у тебя она найдется.

— Бейлиш, — продолжал король, обводя глазами поле боя. — Мда, с ним Старк уже самостоятельно порешал. Откопайте кто-нибудь Яноса Слинта! Да проверьте, которые в белых латах валяются, вдруг я кого не добил. Их ведь всех можно отдать Многоликому богу, а, Якен?

— Несомненно, ваше величество, — поклонился Безликий, и в зале от присутствия слуги зловещего культа стало немного тише.

— Уведите королеву, — распорядился король. — Я ее сам примерно накажу. За государственную измену.

— А ведь сколько еще у меня Ланнистеров есть, — тоном заморского купца промолвил король. — Замотаешься считать, мать их. Их бы тоже всех туда же, как думаешь?

— Как прикажете, милорд, — отозвался Безликий, и, хотя его лицо оставалось бесстрастным, в голосе его был неподдельный интерес. — Назовите точное количество и имена. Общая цена начинается с пятидесяти тысяч.

— Да какие тысячи, их же можно отдать Многоликому богу, — напомнил король.

— Их можно отдать Многоликому богу, — с удовольствием согласился Безликий. — А с вас можно получить пятьдесят тысяч за нужную вам работу.

— Слушай, ты служитель культа или ты барышник? — возмутился король. — Ну тебя к черту! Старк, выдай ему его тысячу монет.

— Со Старка я брать не могу, — неожиданно ответил Безликий. — Есть обещания, которые я должен сдержать.

— Согласно древнему пророчеству, когда огонь встанет выше стен Винтерфелла, один из Старков найдет приют в Черно-Белом доме, — тихо произнес Безликий, подойдя к Эддарду и коротко ему поклонившись.

— Пока я жив, можете не ждать нас в гости, — ответил Эддард, не слишком довольный тем настороженным вниманием, которое привлекла эта беседа.

— Валар моргулис, — заметил Безликий с усмешкой.

— Старки не оставляют свой пост, — отозвался Старк.

— Мы не решим древний спор несколькими репликами, — снова слегка поклонился Безликий. — Прощайте, милорд.

Безликий в мрачном одеянии мейстера двинулся к выходу, словно скользя по воздуху над мертвыми телами, но созданное им зловещее впечатление было развеяно рослой черноволосой девушкой, которая тащила за собой пленника с мешком на голове и чуть не опрокинула Безликого, ворвавшись в тронный зал.

— Здравствуй, твое величество! — весело крикнула девушка и дернула пленника за веревку.

— Здравствуй, мое наказание, — добродушно проворчал король. — Ну-ка, постой-ка.

Король махнул рукой своим соратникам, приглашая их усаживаться рядом с собой, а Торос увел израненного Дондарриона, поддерживая его под локоть. Седой Барристан, которого за глаза уже называли сэр Дедушка, и потрепанный в бою Старк сели по правую и по левую руку от короля, и группа легендарных рыцарей стала напоминать городских кузнецов, умотавшихся после тяжелой работы.

— Боги, как же мне будет не хватать Джона Аррена, — пожаловался король, смотря на свою незаконнорожденную дочь, которая выросла в Долине, а потому при жизни лорда Аррена была арреновской головной болью.

При упоминании покойного десницы пленник Мии дернулся, и король нехорошо усмехнулся.

— Ну, похвались своей добычей, Мия Стоун, — предложил король, и Мия сдернула мешок с головы своего пленника.

— Леди Лиза! — удивленно воскликнул сэр Барристан, узнав вдову Джона Аррена.

— Лиза Аррен, за сговор со своим любовником Петиром Бейлишем и убийство своего мужа Джона Аррена, ты лишаешься всех титулов и прав на его наследство, — провозгласил король, вставая перед троном.

Но Лиза Аррен почти не слышала его, не в силах оторвать взгляда от обезображенного и затоптанного трупа Петира Бейлиша, около которого Мию остановил король.

— Кровь за кровь, сердце за сердце, — резко сказал свояченице Эддард. — Мы оба любили лорда Джона, Лиза. Ты знала, как он был нам дорог. Ты сама выбрала свою судьбу.

— Твой сын отправится к Станнису на Драконий камень, — продолжал король. — Может, там его вырастят человеком. Долина отойдет под руку Старка, а о твоей вине объявят на всех перекрестках. Иди, поищи, кто теперь тебя примет. И кстати, Нед, я придумал для Серсеи подходящую кару...

— Что видела по дороге, Стоун? — перебил короля Старк, который любил побеждать, но не любил карать побежденных, и до сих пор досадовал на короля за то, что тот не отдал под трибунал убийц Элии Мартелл. Следующей расправы над теми, кто не может носить оружия, благородный Старк поклялся не допустить, и вот уже пятнадцать лет и десятки сражений держал свое слово.

— Городские ворота настежь, милорд, — ответила Мия Стоун. — А вот этих желтых, которых вы здесь порубали, загнали в Драконье логово две пехотных манипулы, и один здоровяк обращается сейчас к ним с маленьким предложеньицем: сдать оружие, пока улицы города не вымыли их кровью.

— Амбер, — пояснил королю Старк. — Тут как раз семь дней, если бегом.

— Слушай, Нед, чем ты там занимался, пока я валялся на вонючей дохлой свинье и изображал умирающего? — немного недовольно сказал король. — На Перешейке стоит несколько сотен лучников — хорошо, разумная предосторожность. Твоя жена с отдельным отрядом менестрелей всех в Орлином Гнезде положила мордой в пол — отлично, так и договаривались. С Грегора Клигейна сняли голову — ну ладно, подарок твоей дочке. Но сегодня мне докладывает разведка: отряд Сандора работает по тылам и коммуникациям Ланнистеров! И меня же спрашивают, послать ли еще людей и оружия, или наносить разрезающий удар на соединение. Я стою, хлопаю ушами — а теперь оказывается, что под стенами моей столицы твои пехотные манипулы! А Станнис устроил из Драконьего Камня какие-то каменоломни, варит Дикий огонь и готовит куда-то флот. Я понимаю, что твой девиз — «Война близко», но, может, ты будешь хотя бы мне докладывать?

Но Старк не успел ознакомить короля с оперативной обстановкой, потому что в тронный зал пляшущей походкой влетел пухлый кудрявый человечек, похожий на повара, метнул к ногам Старка бело-красный шар и заговорил на непонятном наречии.

— Этот браавосец по твою душу, Нед, — первым сориентировался король, которому, как крупнейшему заемщику браавосского Железного банка, не раз приходилось объясняться с браавосцами. — Он говорит, что ему нужно было заподозрить неладное, когда его взяли на должность учителя танцев, чтобы учить детей фехтованию. Но он и подумать не мог, что за такое скромное жалование ему придется исполнять обязанности телохранителя и сражаться в одиночку с целым отрядом.

— Вы могли бы предупредить Сирио, милорд, — с укором сказал Эддарду браавосец, наконец переходя на язык Вестероса. — Сирио тогда брал бы с собой на уроки боевой меч.

— Так это что же ты, деревянным всех порубал? — с интересом спросил король. — Нед, глянь, это, кажется, Мерину Транту он деревянным мечом башку отпилил.

— Мне пришлось сражаться деревянным мечом с солдатами, которым ваш рыцарь приказал меня убить, — с небольшой обидой ответил королю Сирио. — Я обезоружил двоих и подобрал их мечи. Дальнейшее было делом техники.

— Излагает! — с удовольствием сказал король, указывая Эддарду на Сирио.

— Солдаты были в красном или в золотом? — спросил Старк, скрывая свое беспокойство.

— В красном, — ответил Сирио. — Их было довольно много, но они безрассудно преследовали нас, когда мы отступали вверх по винтовой лестнице. В поединке на лестнице один на один у них не было шансов.

— Нет, ты давай толком расскажи… — начал Роберт, который любил послушать истории о героических сражениях, но Старк остановил его условным жестом.

— Где Арья и Санса? — тихо и твердо спросил Сирио Эддард.

— Они найдут свою дорогу, — пообещал Сирио, и в подтверждение его слов у противоположной стены тронного зала стукнула о пол веревочная лестница, сброшенная в окно.

— А ловки они у тебя, Нед! — с восхищением сказал Роберт, следя за тем, как сестры Старк быстро спускаются по лестнице.

В этот довольно несчастливый для себя момент забытый всеми принц Джоффри высунулся из-за трона, за которым он прятался последние полчаса, и попытался слинять в одну из дверей в углу зала.

— Ах ты, штурмовать нас вздумал, крыса белобрысая! — завидев Джоффри, вскричала Санса, которой ударила в голову горячая кровь Талли, а Арья, первая спрыгнув на пол, с удовольствием подала ей брошенный кем-то арбалет.

— По-моему, тебе пора валиться ей в ноги, — подсказал перепуганному принцу Эддард Старк.

Это все пустяки; в жизни все легко и любо,

Пока вдруг на пути не возникнут две сестры.

(с) БГ

На счастье принца Джоффри, застигнутого сестрами Старк при попытке бегства с поля боя, Санса не стала стрелять в него из арбалета, но принц, бесцеремонно вытащенный Сансой из тронного зала в небольшую комнату за Железным троном, в первый раз в жизни понял смысл простонародного слова «нагорело».

Санса следовала заветам своего мудрого отца, который всегда говорил, что хвалить надо перед строем, а распекать наедине, и поэтому принц избежал прилюдной выволочки, но с глазу на глаз сестры Старк дали себе волю.

— Так какого черта твои люди нас штурмовали? — снова потребовала Санса, прижав принца к стене.

Сказать девушке с арбалетом, что его мать объявила ее отца государственным изменником, принц не решился. А уж девушке с Иглой такой ответ вообще мог бы дать только самоубийца.

— Я не знал, — легко солгал принц, потому что ложь частенько выручала его в придворной жизни, в которой принцу вслед за его матерью все верили на слово.

— Чего ты не знал? — не поверила разгневанная Санса, пронзая принца холодным взглядом своих голубых глаз, от которого у Джоффри аж закололо в затылке. — Ты старший мужчина из тех Ланнистеров, кто оставался в Гавани. Как ты мог не знать?

Принц не нашелся с ответом и скроил жалостную мордашку, которая наверняка растрогала бы Серсею, но Арью почему-то привела в бешенство.

— Думаешь, тебя за красивую моську простят? — прошипела Арья и пребольно пнула Джоффри в щиколотку, от чего тот чуть не упал. — Что ты за мужчина, если не знаешь, что делается у тебя под носом? Или мы у нищих на паперти должны спрашивать, куда и зачем бегает твоя гвардия?

Бремя монаршей ответственности за свои приказы, включая и отданные от монаршего имени, рухнуло на Джоффри как снег на голову и немного его пришибло, что определенно пошло ему на пользу, потому что он нашел неожиданный выход из своего отчаянного положения.

— Простите меня, — пролепетал Джоффри, наверно, в первый раз в жизни.

— На первый раз, — предупредила Арья, и сестры Старк вернулись в тронный зал к своему отцу.

Джоффри не рискнул предстать перед своим гневным отцом, распаленным битвой, и тихонько прокрался в свои покои, которые с тех пор, как ему исполнилось двенадцать, находились рядом с отцовскими. Через стену Джоффри слышал, как отец вернулся, как обычно, пьяный и сразу же захрапел, ночью Джоффри чудилось, что король Роберт с кем-то разговаривает, а вскоре после рассвета принц в ужасе проснулся от громового стука в дверь, решив, что его пришли арестовывать за государственную измену и попытку узурпации Железного трона. Дверь с треском отворилась, но, к облегчению Джоффри, то была дверь в покоях его отца, и принц услышал грозный голос Старка.

— Роб, подъем! — потребовал Старк, чего при Аррене никогда не бывало.

— Замолкни, ирод, — сварливо ответил король, ворочаясь на постели своим грузным телом. — Воскресенье, чуть свет, едрить твою мать! Ты что, решил таскаться на раннюю службу вместе с Молчаливыми Сестрами? Так вали, распромать твою в алтарь и в верховного септона!

— Сам же три раза говорил вчера, что хочешь начать все сначала, — твердо ответил Старк. — Даже грозился сделать свое правление таким, что о нем будут петь. Ну вот у ворот Красного замка стоят нищие и просят еды. Что прикажешь делать?

— Ну вот какой ты, к божьей бабушке, десница, если не знаешь, что делать с нищими? — проворчал окончательно разбуженный король, вылезая из своей огромной постели, но Старк тоже не лез за словом в карман.

— Хорошо, я притворюсь, что нашел тебя позавчера на базаре, — сердито ответил Старк, не любивший тех, кто не исполняет своих обещаний и не делающий скидку на то, что обещание показаться наконец народу было дано вчера королем в сильно пьяном виде. — Дело десницы — закон, дело короля — милосердие. Я, как и ты, могу приговорить к смерти, но только ты можешь помиловать. Я могу приказать прогнать к чертям нищих, которым нечего ошиваться у ворот и лезть караульным в морду, но не обижайся, если петь о тебе тогда не будут, а нас с тобой в следующий выезд в город зашвыряют говном.

— Ты умеешь настроить на милосердный лад, Нед, — гневно сказал король и витиевато выругался, двери в покои короля грохнули, а Джоффри остался в полусонном состоянии переваривать услышанное. Он никогда не слышал и даже не представлял, что с королем можно разговаривать так: любимой присказкой Серсеи было «если бы кто-то так обратился к Таргариену», и она жестоко карала за малейшую фамильярность. Но Джоффри все же понимал, почему король все прощает Старку: вчера он видел, спрятавшись за троном, как Старк рвался на выручку королю как бешеный зверь, получая удары и теряя своих лучших людей. Значит, Старк был другом его отца, возможно, почти единственным верным другом, потому что и городская стража, и почти вся Королевская гвардия повернули вчера против короля свои мечи. Но разве друзья — это те, кто доставляет тебе неприятности и ругает тебя спозаранку?

Джоффри почему-то захотелось посмотреть, чем кончилась затея Старка, но попадаться никому на глаза ему не хотелось, поэтому принц в первый раз в своей жизни отворил окно и выбрался на скат крыши. Внизу король Роберт, в расстегнутом кожаном дублете, наброшенном на исподнее, и в кое-как напяленных штанах, костерил изнеженных слуг, не заставших в большинстве своем Эйгона Невероятного, а вверху, на коньке крыши, сидели сестры Старк в походной одежде и так же по-походному завтракали мягким сыром и хлебом.

Сначала Джоффри при виде сестер хотел спрятаться обратно, но Санса махнула ему рукой, и принц отважился полезть вверх по крышам, под конец оступившись и чуть не съехав вниз, чему помешала быстрая рука Арьи и ее усвоенное у Сирио умение держать равновесие.

— Вообще-то, вчера вечером было принято решение, что при случае тебя следовало бы сбросить с крыши, — сердито сообщила Арья, втащив Джоффри на конек, и это прозвучало как вполне правдоподобная угроза. — За то, что сидел на троне и не остановил бойню в тронном зале.

Арья хотела предъявить принцу подробный счет, но в ее горле встал комок, потому что она знала всех погибших вчера северян и впервые в жизни сразу потеряла столько друзей.

— Но раз мы тебя вчера второпях простили, — продолжила за сестру Санса, и ее глаза по-прежнему были холодны как лед, — то сказанное слово не воротишь.

Внизу в замке король Роберт своим зычным голосом навел среди слуг порядок и, отворив ворота, вышел к нищим и калекам на мост, осыпав их дарами как из рога изобилия. Из переулков вокруг Красного замка после ухода нищих хлынула чернь, и Роберт еще некоторое время оделял всех новыми рубахами и хлебом, подгоняя для этого сбившуюся с ног прислугу.

— Ну что, видал? — спросил Роберт своего друга, когда ворота Красного замка наконец закрылись.

— Следующее воскресенье через семь дней, — напомнил Эддард с усмешкой, и король, все же очень довольный собой, рассмеялся и развел руками.

Сестры Старк тоже последовали примеру великодушного монарха, и сидящему на крыше Джоффри перепало немного хлеба и сыра.

— Слушайте, — сказал Джоффри, впечатленный увиденным и отчаявшийся решить, могли ли благородные короли прошлых лет так же позволить, чтобы к ним лезли за хлебом грязные руки и завшивленные рукава: практически сразу, выругав слуг за нерасторопность, король Роберт, человек великодушный и простой, встал рядом с ними и стал раздавать хлеб сам, отчего его чуть не снесло с моста в ров обезумевшей от верноподданных чувств толпой. Об Эйгоне Невероятном Джоффри знал позорно мало, потому что единственную книгу о королях прошлого, попавшую в его руки, он зачем-то изрезал ножом.

— Слушайте, а что, если бы я стал королем, все так бы и было? — немного неуклюже сформулировал свой вопрос Джоффри и наткнулся на насмешливый взгляд Сансы. — Ты бы тоже от меня постоянно чего-то требовала, будила бы меня спозаранку в воскресенье, говорила, что я отвечаю за все?

— Да на кой ты мне нужен, с тебя что-то требовать? — с грубой прямотой ответила Санса, которая росла с четырьмя братьями, не считая Теона.

— Ну, ты бы была моей королевой, — уже немного нерешительно сказал Джоффри, хотя до ответа Сансы он принимал это как должное.

— Ой, дурак ты, — пояснила принцу Арья, и сестры Старк ушли куда-то по крышам, а Джоффри остался на месте, потрясенно вспоминая горящие на солнце рыжие волосы и холодные голубые глаза Сансы Старк. С их первого знакомства он даже не сомневался, что все это принадлежит ему, но только теперь ему пришло в голову, что Санса очень красивая. И очень чужая.

Джоффри вырос в Королевской гавани, где турниры следовали один за другим, потому что многочисленные рыцари, жившие при дворе безрассудно щедрого Роберта, и сам король, хотели развлечь себя участием в поединках, состязаниях и общих схватках. Юный принц смотрел на все это со стороны, потому что мать не пускала его участвовать даже в детских боях, чтобы уберечь его и свою гордость от поражений, а его прекрасное лицо и холеное тело от неизбежных ран. Беспечный король Роберт, не слишком любивший плаксивого в детстве сына, только несколько раз поворчал, что из парня так вырастет черт знает что, и махнул рукой. Черт знает что из Джоффри и выросло: до тринадцати лет он не понимал, что блестящие рыцарские победы растут из мозолей и боли ежедневного труда, наблюдаемый со стороны бой казался ему хорошим способом развлечь себя и потешить свои нервы, и он порой сожалел, что бой не идет насмерть, а чужая боль казалась ему то скучной, то забавной, потому что он не знал страха и боли сам.

Бешеная скачка до Винтерфелла и обратно, ужас первого настоящего боя, глухая грубость Сандора и суровое командование сестер Старк выкинули принца далеко за пределы привычного ему мира, и новой жизнью принц был ошарашен и напуган. Вернувшись домой, Джоффри пытался сбежать от нее обратно, но старая его жизнь кончилась после Боя у Железного трона, как назвал его певец Мариллион, сложивший через три дня после боя первую после войны песнь о короле Роберте и прогнанный Эддардом за лизоблюдство и бессовестный подхалимаж. Мариллион некоторое время не хотел уходить и даже хотел исправиться, спев под стенами Красного замка действительно хорошую, но сильно похабную песню про королевскую фамилию.

— Схватите его и вырвите ему язык! — приказал Джоффри охране с крепостной стены, но городская стража, не оправдавшая доверия, уже была заменена пехотинцами Амберов. Солдаты Амберов пришли с уважающего седины Севера, где старые воины уместной затрещиной и резким словом помогают своему лорду воспитывать подрастающее поколение, и снизу от ворот Джоффри ответили отборным матом, в котором содержалось сразу несколько предложений, что принцу делать со своим языком и что бы ему, по всей справедливости, следовало оторвать за такие приказы. Джоффри задохнулся от гнева, а потом и от страха, потому что его схватила за ухо крепкая рука Эддарда Старка, обходившего караулы и заодно посмеявшегося похабствам менестреля.

— Но я… — попытался оправдаться Джоффри, и получил слабый удар по челюсти, от которого болезненно прикусил себе язык.

— Понравилось, сукин ты сын? — спросил гневный Старк. — Ребята, этого запомнить и приказы его не выполнять!

— Слушаюсь, милорд! — довольным хором ответили из-под стены. — Дозвольте отвести певца в караулку, дать ему пожрать, больно он тощ.

— Давали ему уже жрать, — ответил строгий, но справедливый Эддард. — Пусть подождет до смены, устав из-за него еще нарушать. Эй, певец, спой-ка ребятам про то, как женился Джон, король ее любит. И принцу тоже полезно будет послушать, чтоб по городу не шастал.

Под стеной раздалось дружное ржание, забренчали струны, а на плечо Джоффри легла тяжелая рука в кожаной боевой перчатке. В новой жизни было не принято обижаться на хорошую шутку, но Джоффри пока этого не понимал.

Следующей же ночью Джоффри проснулся от громких голосов за стеной и понял, что король действительно с кем-то разговаривает.

— Ты понимаешь, Нед, какая ерунда, — жаловался хмельной король. — Сила-то есть, да только куда она у меня девается за несколько минут? Этот хиляк у Барристана крутит жернов, я подумал: дай тоже покручу, раз в пять поболе, мне ж таких, как он, по пяти на каждую руку надо. Рапунцель херова, сидит ждет, пока сам собой богатырем станет! — король харкнул и плюнул, а принцу стало обидно и неловко.

— Ну так я накидал эти жернова-то, и вдруг руки просто плетьми повисли, ослабел как девка, — продолжал жаловаться король.

— Ну ты понимай, по двести фунтов же каждый, — поддержал друга Старк.

— Да черта мне двести фунтов, я ж раньше коня на плечах носил, — с тоской вспомнил Роберт. — И никакой этой чертовой слабости, только кровь быстрее побежит.

— Ну вот Рапунцель твой ждет, когда вырастет, — сказал Старк, от которого трудно было добиться сочувствия, но можно было получить хороший совет. — А ты чего ждешь, седой бороды? От этого только ума прибавляется, и то не у всех. Выносливость со временем уходит, ты лучше с половинными весами начни работать, но подолгу.

— Что ж мне, половину коня на плечи закидывать? — неожиданно развеселился Роберт. — Извини, брат, Грегора Клигейна порубали по твоему приказу, кто ж мне теперь половину коня отрежет?

— Кобылицу таскай, — посоветовал Старк, и Роберт развеселился еще пуще.

— Это ты хорошие советы подаешь, даром что верный муж, — хохотал Роберт. — Закидывать молодых кобылиц на плечи, начиная с ног. И объезжать их, объезжать! Ты тоже, я гляжу, знаешь в таких вещах толк. Как там эту твою бабу-то в войну звали?

— Которую? — спокойно спросил Старк.

— Га! — в восторге заревел король, и из кровати выпрыгнул не только принц, но и половина замка. — «Которую»! Девятнадцатую с конца, ебана! Ты непрост, брат, непрост, недаром у нас с тобой по бастардам сначала счет один-один был.

— Я тебе расскажу однажды, как родился Джон Сноу, — пообещал Старк, и по его голосу было непонятно, провоцирует он Роберта или сердится. — Не думаю, что это тебя обрадует.

— Что ж ты там выебал-то такое? — изумился король, которого было бесполезно пытаться ошарашить или напугать, потому что от таких попыток он становился только веселее и наглее, как, впрочем, и все Старки. — Ты, Нед, не обижайся на грубое слово, я со всем уважением и даже со священным трепетом.

— Ну так завтра, как рассветет, по холодку? — предложил Старк, и король с десницей ударили по рукам.

— Ты только шуточки свои с собой прихвати, — заказал Роберт. — Про кобылиц и все остальное, с хорошей прибауткой и работа спорится.

Если король Роберт иногда топил свои проблемы и тяжелые мысли в вине, то сестры Старк лечились от боли первых утрат безумными авантюрами и адреналином. Через несколько дней после Боя у Железного трона в запертых снаружи покоях Серсеи стукнули под высоким потолком два окна, и сестры Старк устроились на стене, наблюдая за королевой, которой по приказу великодушного десницы отпускали вдоволь и еды, и вина, так что к вечеру она уже была пьяна в дым. Санса и Арья понимали, что дразнить пленную львицу безрассудно и опасно, и им это нравилось.

— Как харчи, как обращение? — громко спросила Арья, вспомнив, что ее отец спрашивал у тех, кого гнали этапом на Стену.

— Добрый вечер, — поздоровалась Санса, которая всем сначала казалась благовоспитанной девочкой, хотя сейчас ее немного выдавали закинутые на вертикальную раму окна ноги.

— Роберт опять нашел на Севере волчицу, — с ненавистью сказала Серсея, смотря на Сансу.

— Спасибо, что напомнили, — ответила Санса голосом мягким как поцелуй, и только Арья пока видела, как в сестре закипает ярость. — Чем вам не угодила моя волчица, что вы собирались ее казнить? Я до сих пор на вас злюсь.

— Мне не угодила ты! — крикнула королева. — Ты притворялась девочкой из приличной семьи, а оказалась дикаркой. Кошкой, шляющейся по крышам. Леди Обезьяна! Такая же ведьма, как и твоя тетка, умыкнувшая принца!

К удивлению Серсеи, лицо Сансы оставалось спокойным, и только ледяные голубые глаза, чем-то похожие на страшные серо-желтые глаза Эддарда Старка, примеривались для удара.

— Арья, подскажи-ка слова, — попросила Санса сестру, и Серсея услышала много слов, которых могут набраться девочки, выросшие рядом с казармами, и узнала много нового о том, что про нее думает простой народ.

— Я-то думала, вы читаете рыцарские романы, — потрясенно пробормотала королева, ошарашенная таким натиском, и окна сверху скрипнули снова.

— Мы читаем, — сказала Санса, обернувшись перед тем, как уйти обратно на крыши. — Только нашим героем всегда был Бейлор Сломи Копье, погибший за межевого рыцаря, а не продавшийся короне Фоссовей и не лживый и трусливый принц Дейрон. И мы всегда жалели, что Дункан не забил принца Эйриона щитом.

Только когда сестры Старк ушли довольно далеко, Серсея осознала, что молодая волчица среди прочей ошеломляющей своей неожиданностью брани выпустила настоящую отравленную стрелу, которая застряла в сердце королевы и теперь будет терзать ее день и ночь. «Шлюха Цареубийцы!» — снова прозвучало у Серсеи в ушах, и ледяные голубые глаза наполнили ее сердце смертельным холодом.

Сестры Старк выбрались на конек крыши, где дул свежий вольный ветер, напоминавший им о доме, и было видно, как от Королевского леса на Королевскую гавань шла гроза. Арья и Санса подмигнули друг другу, уселись рядом и с наслаждением почувствовали, как их оставляет боевая дрожь.

— Кажется, наши головы сегодня хорошо выросли в цене, — заметила Арья, чтобы вызвать еще одну сладкую волну адреналина и ее постепенный отлив, и небо помогло ей, ответив адским грохотом.

— Про Эйриона ты хорошо сказала, — вставила Арья между раскатов грома. — Жалко только, у Трезубца ты Дунканом не была.

— Ну прости, — ответила Санса, и Арья увидела свои любимые стальные глаза, подсвечиваемые сполохами молний. — Надо же было и на других посмотреть, кто как себя поведет.

— Надо нам знак придумать, — предложила Арья, чувствуя в груди легкость и спокойствие, словно из ее сердца вынули занозу. — Что ты притворяешься, но на самом деле ты на моей стороне. Я бы быстрее вернулась тогда.

— Глупая ты, — улыбнулась Санса и обняла сестру. — Я всегда на твоей стороне.

Не пеняйте на то, что сурова погода,

Не считайте, что строг командир без причин.

Предстоит вам всего за каких-то два года,

Предстоит вам всего за каких-то два года

Из вчерашних юнцов превратиться в мужчин.

(к/ф В зоне особого внимания)

Сэр Барристан Селми был великим воином, но плохой нянькой, и нытье выводило его из себя.

— Лорд Старк, — доложил старый рыцарь, входя с докладом к деснице. — Нет больше никакой моей возможности. Прошу от воспитания принца меня уволить. Не ровен час, присягу нарушу.

— Прямо на месте убьешь? — уточнил Эддард, который уже наблюдал за тренировками принца, не желавшего стойко нести тяготы военной службы, и весьма сочувствовал сэру Барристану.

— Никак нет, — откликнулся сэр Барристан. — Но поколочу крепко.

— Жалобы-то какие у него? — поинтересовался Эддард.

— Ноги у него болят, — начал с отвращением перечислять сэр Барристан. — Спина болит. На ладонях, видите ли, мозоли. На руках синяки. Шея тоже почему-то болит. Нагрузки как у двенадцатилетнего, а вою столько, словно его со стены во двор сбросили.

— Ясно, — с усмешкой подытожил Старк. — Так и запишем, «ушиб всего Джоффри». Необычное что-то есть?

— По утрам мерзнет, — подумав, вспомнил Барристан.

— Урегулируем, — пообещал Старк, и следующим утром после побудки в пустом дворе около оружейной Джоффри встретил именно он. Джоффри, привыкший нагло пользоваться присягой сэра Барристана, при виде Старка вздрогнул и отступил на шаг.

— Раздеть принца! — приказал Старк, но стоило Джоффри повернуться через плечо, чтобы увидеть, что на него никто не собирается нападать, как Старк ловко натянул ему его же дублет со спины на голову. Джоффри потрепыхался в дублете, пытаясь надеть его обратно, но потом сдался и все же его снял — сразу после чего Старк вывернул ему на голову ведро ледяной воды.

— Мерзнешь по утрам? — спросил Старк, когда Джоффри отфыркался, и глаза у Старка были голодные и бешеные. — Значит, закалка не повредит. Лечь-встать, лечь-встать, лечь-встать! Не филонить, а то возьму большую палку, да покажу тебе всю твою неготовность к бою. Взгрею так, что жопа будет синяя до самых пяток! Сам Селми отчаялся зажечь в тебе огонь рыцарства без хороших оплеух. Ну так его зажгу я! Я зажгу в тебе такой огонь, что Балерион Черный Ужас на том свете зажмурится!

Кроме принца, отданного Старку на неделю напрокат, у Барристана Селми была еще одна проблема, с которой спустя несколько дней он обратился к королю, рассудив, что отец Арьи и Сансы его и слушать не будет.

— Никак невозможно, ваше величество! — в очередной раз возразил Барристан королю. — Рыцари Королевской гвардии всегда были братьями. Как прикажете ее называть: брат Бриенна?

— Ну считайте, что у вас появилась сестренка, — хохотнул король Роберт. — Будешь теперь обращаться к своим бойцам «братья и сестры».

Услышав множественное число последнего слова, сэр Барристан живо представил себе, как в его любимую гвардию записывают сестер Старк, которые начинают нести дозор на крыше и стоя на руках, и решил держаться до последнего.

— Ваше величество, — с чувством проговорил Барристан. — Гвардия держится на традициях. Книга, в которой записаны все наши имена, называется Книгой Братьев. Собирая своих бойцов, я всегда спрашиваю их: «Кто из братьев охраняет короля?» Так спрашивал меня сэр Герольд, так спрашивал сэра Герольда сэр Дункан. И теперь я спрошу: «Кто из братьев охраняет короля?», а меня ответят, что его охраняет сестра! Это не караульная служба, а какое-то похабство, извините меня!

— Слушай, ну что ты прицепился к этой «сестре»? — возмутился король. — Брат Бриенна, сестра Бриенна. Называй ее хоть матерью Сюзанной, если тебе так нравится.

— Ваше величество, — в отчаяньи сказал Барристан, решившись ради чести гвардии на не совсем рыцарственный поступок и уповая на эстетическое чувство короля, любившего красивую жизнь и красивых женщин. — Выгляните в окно. Ее никак нельзя называть Сюзанной.

Король вместе с Барристаном выглянул в окно и увидел очень коротко остриженную и некрасивую женщину, сидящую на охапке сена. Ее колени были практически на уровне ее головы, что скрывало ее недюжинный рост, но король наметанным глазом бойца сразу оценил, что в женщине добрых семь футов роста, а в ее ногах должна быть поистине мужская сила.

— Стрижка вызывающая, — назло Барристану негромко сказал Роберт заинтересованным тоном коллекционера. — Не бывает некрасивых женщин, Барристан. Бывает только слабое дрянное винцо.

Насколько возмутила сэра Барристана такая угроза чести гвардии, зашедшая, можно сказать, с тыла, так и осталось неизвестным, потому что во двор под королевскими окнами после команд «вольно» и «разойдись» с некоторым трудом вышел грязный и злой принц, чей сравнительно мужественный и усталый вид порадовал и Роберта, и Барристана.

— Парень, задай сена моему жеребцу! — крикнула принцу Бриенна, приняв коротко стриженного пацана в порванных на коленях штанах за оруженосца незнатного рыцаря.

— Я задам тебе сена, чертова баба, — зло пообещал принц, разворачиваясь к оружейной.

— Смотри, сам пошел, слуг и рыцарей на свою защиту уже не зовет, — удивился король. — Хвалю за службу, Барристан. Скоро он у тебя отучится трусить и сумеет сам за себя постоять. Для начала огребет раз несколько, конечно…

В этот момент принц снова появился во дворе с большим заряженным арбалетом в руках.

— Встать, когда с тобой разговаривает принц Баратеон! — выкрикнул Джоффри, неумело скрывая свой страх от того, что ему в первый раз приходилось нападать на человека сильнее него, к тому же не связанного, но хотя бы безоружного.

— Вот сейчас посмотрим, из чего сделана твоя новая сестренка, Барристан, — шепнул король. — Что бы ни случилось, приказываю тебе оставаться на месте.

— Значит, ты принц, — с недоверием сказала Бриенна, которую уже немного помотала жизнь после того, как она покинула отчий дом, и она насмотрелась на разбойничьих баронов и даже на коронованных воров. — Бывают два вида принцев: здоровенные храбрые принцы и маленькие, хиленькие принчишки. Каждый такой принц стоит и зорко озирается, нет ли повода показать кому-то свою крутизну. Но ты немного перепутал: никакого повода здесь нет, кроме повода сдохнуть. Как и положено безмозглому принцу, ты не разбираешься в ситуации, и теперь ты начинаешь сморщиваться, как хрен у старика. Потому что ты держишь приклад у бедра, — и в доказательство правоты Бриенны стрела Джоффри ушла намного выше ее головы, — а я держу кинжал под локтем!

Богатырский удар Бриенны вполне мог бы перерубить деревянную дугу арбалета пополам, если бы арбалет не вылетел из рук принца по красивой траектории, едва не лишив Джоффри головы.

— Свалил отсюда! — приказала Бриенна, возвышаясь над обезоруженным принцем на добрые полтора фута, и Роберт у окна в восторге хлопнул себя по ляжкам.

— Барристан, зачислена! — воскликнул король, отходя от окна. — Что ты хочешь со мной делай, но зачислена и все!

— И все же, — пробормотал про себя Барристан, который после любого боя, со своим участием или без, осуществлял по свежим следам его разбор. — Почему он выбрал именно арбалет?

После обеда принц обычно был предоставлен сам себе, но в день встречи с Бриенной его определенно оставила удача.

— Позор! — сердито бросил сэр Барристан, вставая перед принцем. — Позор! Побит девкой на глазах у собственного отца! Впрочем, тебе не привыкать. Ни с мечом, ни с арбалетом — с чем же ты хорошо умеешь управляться, с вилкой?

— Я умею стрелять! — обиженно выкрикнул Джоффри.

— По зайцам и шлюхам? — резко спросил Барристан, и Джоффри удивился тому, откуда Барристану известны его тайные мечты. — Идем!

В дальнем большом дворе Барристан поставил к стене большую мишень и отсчитал от нее пятьдесят шагов.

— Первое, — гневно сказал старый рыцарь, не особо надеясь, что от его поучений будет толк. — Если собираешься и дальше подходить с арбалетом к противнику ближе, чем на шесть шагов, лучше сначала спили мушку. Второе: увижу еще раз, как ты держишь приклад у бедра, отдам тебя обратно Старку, доучиваться будешь в Винтерфелле, а лучше того на Стене. Третье: потребуешь, чтобы тебе кто-то перезаряжал арбалет, зарублю как капризную шлюху и уеду к драконьей матери в Эссос, все равно из моей гвардии устроили какой-то водевиль, бабу ко мне зачислили. Теперь стреляй.

Первые несколько выстрелов из непристрелянного арбалета Джоффри смазал, но потом арбалетные болты начали ложиться кучнее и все ближе к центру мишени.

— Прекрасно, — неожиданно для себя услышал принц. — Думаю, мы наконец-то нашли то, что ты делаешь хорошо.

Джоффри действительно любил арбалеты, не умея справиться с луком, но под конец дня, вторую половину которого он провел с довольным Барристаном Селми, еще более строгим и требовательным, чем Барристан Селми недовольный, он начал свой арбалет ненавидеть. Ужасно болела правая рука, крутившая лебедку, по всему телу струился пот, а усталые руки дрожали, и принц стрелял будто на скаку.

— Быстрее перезаряжай! — требовал сэр Барристан, войдя в азарт от того, что дело спорилось. — Еще быстрее! Каждая секунда в бою может стоить жизни! Хрен с ней, с лебедкой, руками тяни!

Только когда село солнце, и разбитый центр очередной мишени превратился в сливающееся с полумраком пятно, Барристан скомандовал прекратить стрельбу и подошел к принцу.

— До принятия тобой рыцарских обетов я могу и не дожить, — сурово сказал Барристан. — Поэтому я приму твой обет сейчас. Поклянись мне, что твое искусство никогда не причинит вред невинному, не обратится против безоружного и всегда будет на стороне правды и справедливости.

— Клянусь, — нехотя пробормотал принц, соображая про себя, запрещает ли формулировка клятвы убийство для забавы зайцев и кошек, и Барристан с сознанием выполненного долга заполировал удачный день баечкой, которую рассказал ему сэр Герольд Хайтауэр еще в те годы, когда Барристан ходил кандидатом в гвардию.

— Сэр Дарри, по прозвищу Демон, командовал гвардией почти два века назад, и прозвище свое он получил уже после смерти, — поведал принцу Барристан, и его голос, когда они проходили под арками, звучал довольно зловеще. — При жизни сэр Дарри был великодушен и меч его служил справедливости. Грозным было его имя для забывших рыцарские обеты, трепетали от его имени разбойники и пираты. Но всех побежденных, кто раскаивался и просил пощады, сэр Дарри оставлял в живых, взяв с них клятву не возвращаться к старому. Пока сэр Дарри был жив, никто не решался нарушить данную ему клятву, но смерть забрала прославленного рыцаря, и всего неделю спустя отпущенный им под честное слово пиратский капитан черной ночью поднял свой черный флаг, — Барристан покосился на Джоффри и отметил, что в темноте да в пустых подворотнях история оказывает необходимое действие. — Черна была ночь, и черны были мысли клятвопреступника, но разрезала ночь молния, белая, как плащ гвардейца, и словно от порыва ветра слетела голова с пиратского капитана, стоявшего на мостике, и вывалился из открытого в ужасе рта его скверный язык, поедаемый червями.

— Так-то, парень, будет с каждым, кто нарушит клятву, данную королевскому гвардейцу, — подытожил сэр Барристан, любуясь произведенным эффектом, а принц Джоффри, с ужасом представляя себе поедающих его язык червей, решил не ужинать и сразу лечь спать.

«Если сэр Барристан ставит на истинный путь, — подумал про себя Эддард Старк, который не любил штабную работу и по вечерам обходил караулы, просто для души, — то на истинном пути уже ни заблудиться, ни свернуть обратно».

Джоффри понимал, что его успехи в стрельбе вряд ли смягчат сердце сэра Барристана настолько, чтобы отменить утреннюю тренировку, кое-как умылся едва двигающейся после вчерашнего правой рукой и поплелся в уже привычный ему двор, подходя к которому он с ужасом услышал голос Старка, вчера сменившего гнев на милость и пообещавшего отдать принца обратно Барристану как исправленное и дополненное издание.

На счастье Джоффри, Старк, встав пораньше, вытащил короля из постели, и небольшой двор был наполнен таким топотом, словно там объезжали бегемота. Принц остановился в полумраке арки, прижавшись к стене и пытаясь остаться незамеченным, и увидел довольно странное, по его понятиям, для рыцарей поведение: Эддард, вооруженный деревянным мечом, бегал от раскрасневшегося и мокрого короля Роберта, подзуживая его как мальчишка.

— Живей, живей! — выкрикивал лорд Старк, не поднимая меча, и могучие удары короля приходились в пустоту. — Роб, это несерьезно. Я бы тебя тогда у сэра Дарри точно положил.

— Так иди сюда, — предложил король, останавливаясь и тяжело дыша. — Посмотрим, как ты меня положишь.

— Держи карман шире, я тебе еще и в пазуху насыплю, — нагло ответил Старк и обежал вокруг короля легкой походкой, заставляя того кружиться на месте. — Я бы подождал, пока ты выдохнешься, и тогда бы тебя положил.

— А вот хер тебе! — отозвался Роберт, который от природы был неутомим, и кинулся вперед, но Старк снова ускользнул, и Джоффри подивился тому, как быстро двигается этот большой и сильный человек.

Король не остановился и вскоре приноровился к ныркам и уверткам Эддарда, пару раз немного того достав, и королевский десница, вскочив на небольшую бочку, с которой за упражнениями Джоффри порой наблюдал сэр Барристан, в три быстрых движения взлетел на крышу галереи.

— Ну давай, иди сюда, Роб, — пригласил Эддард. — Помнишь, как в Каменной Септе на крышах дрались? Ни за что не поверю, что твое чертово брюхо весит больше, чем весили тогда твои доспехи. Хотя...

— Я тебе дам «хотя»! — пообещал король и, ухватившись за крышу без помощи бочки, оттолкнулся ногой от колонны и довольно легко выполнил выход на две руки, но Эддард к этому времени уже выскочил на галерею второго этажа, и вскоре первые лица государства скрылись из виду.

Сэр Барристан, прямой и строгий, появился во дворе спустя всего пару минут, и свой вопрос об увиденном принц смог задать только через полтора часа, за которые ему пришлось крутить жернова, держать двуручные мечи в вытянутых руках и отталкивать ногами груженую телегу.

— Твой отец могуч, и в ближнем бою по-прежнему стоит десятерых, — пояснил Барристан, когда принц начал подводить к тому, что силовые тренировки можно бы заменить аэробными. — Но он уже не так быстр, как раньше, и в поединке на большом пространстве ему придется тяжело. Ты же худ и слаб, и выносливость приобретешь и так, развивая силу.

— Если же ты собирался спросить меня, буду ли я возражать, если ты под видом упражнений на ловкость вечерами начнешь болтаться по крышам вместе с сестрами Старк, — уже не так резко добавил Барристан, одобрительно глянув на принца, которого неделя северного закаливания научила не обижаться на правду, — то нет, не буду. Пойдет на пользу. Тем более что одна из них вроде до сих пор твоя невеста.

Принц не умел скрывать свои эмоции, и Барристан сразу заметил, что попал по больному. Рассудок говорил благородному рыцарю, что Джоффри пока не заслуживает хороших советов, но старость сделала сердце Барристана мягче, а память хранила слишком много историй о принце Рейгаре, которыми было не с кем поделиться.

— Мне довелось служить принцу Рейгару, когда я был молод, — медленно начал сэр Барристан, усевшись на свою бочку.

— Мой отец убил его у Трезубца. Он ударил его в грудь, трах, и он умер, — сообщил Джоффри все, что он знал о Рейгаре, не имея интереса к истории даже при наличии живых свидетелей, и прочел в глазах Барристана вчерашнюю угрозу удалиться в Эссос.

— На войне так бывает, парень, — отрезал сэр Барристан. — Хорошие люди убивают хороших людей.

Робкие ростки совести и привычное малодушие перед тяжелым трудом хором посоветовали Джоффри уговорить Барристана продолжать рассказ, и старый рыцарь все же поведал несколько поучительных историй, в которых Рейгару удалось смягчить женские сердца и загладить свою вину. Где-то в глубине сознания Джоффри промелькнула мысль об Эйгоне Недостойном, который не завоевывал женские сердца, а просто требовал к себе тех женщин, которых желал, но эта мысль уже показалась Джоффри постыдной, поскольку в его новом окружении за одни такие намерения запросто отрывали голову. Под конец рассказа Барристана Джоффри даже показалось, что он услышал арфу принца Рейгара, но потом принц заметил, что Барристан быстро стучит по краю меча, насвистывая и извлекая из звенящего клинка нехитрую мелодию.

Я помню, как теперь смешно:

Пастушка вы, я свинопас,

пропел Барристан куплет из любимой песни Рейгара о Рыцаре Стрекоз, рассудив, что рыцарский огонь в юном сердце можно попытаться разжечь не только суровой подготовкой к будущим боям.

И пью лукавое вино

Из ваших смелых синих глаз. **

Эддард Старк вел активную переписку с Драноньим камнем, откуда вороны долетали так быстро, что Эддард иногда подозревал, что они летят по баллистической траектории, тем более что и в войну про Станниса, сурового и серьезного брата короля, ходили слухи, что он старательно выявляет в своей армии предателей и моральных разложенцев, а потом выстреливает ими из катапульты в сторону врага.

«Здорово, Стан, — писал Старк по традициям солдатского братства. — За Джона спасибо, а то этот сэр Аллихер совсем охерел, боевую разведку с самоволкой перепутал. Правда, пересылать обратно в Дозор докладную записку Джона о боевых возможностях мертвяков и обороноспособности Одичалых вместе с визой «Написанному верить, автора выпустить и наградить, а то приеду и сожгу всех к хуям» немного резковато, но только чуток.

Имею личный вопрос: дочка твоя моим ровесница, она у тебя уже чудит или еще нет? И если да, как с септой договариваетесь? Моя моих бранит на все корки, только догнать их не может. Поэтому вместо них стыдит меня.

Недостающие компоненты для Дикого огня выслал, жги».

Формальный и строгий ответ пришел всего через три дня.

«Лорд Старк, — писал Станнис, склонный к уставщине. — На ваше обращение отвечаю, что септу следует сжечь вместе с ее истуканами. Этого требует Рглор, Владыка Света. У Семерых семь лиц, и от каждого много заповедей, а о Рглоре нам ведомо только то, что он помогает сражающемуся за правое дело. Так воевать намного удобнее».

«Стан, — отвечал Эддард в тот же день, — я тебе дам лорда Старка, лысая ты кегля! Забыл, как в войну братались? Как познакомились среди сечи, когда я с вас осаду снял, тоже забыл? Ты же можешь нормально писать, я твою подпись на письме в Дозор сам видел: «Капитан Стан, обладатель большого флота и дурной репутации». Жечь я никого не буду, ты когда затягиваешься, потом выдыхай. Лес тебе на новые корабли уже в пути, я подрядчика с утра изругал. А насчет заповедей от Рглора ты уточни, даже Торос из Мира помнит пяток, как ни старается их забыть».

«Здрав будь, Нед, — гласило следующее письмо, пахнущее ромом. — Представь себе, Рглор осуждает двоеженство, а его жрицы дают обет безбрачия. Ну насчет обета, думаю, рыжая просто ломается, а с двоеженством это реально западло. У меня ведь какая ситуевина: дочка больная и тихая, как мышь, у жены одни манеры да платья в голове, штурвал от арбалета не отличит. Некого даже на хозяйстве оставить, вот как воевать опять пойду, не говоря уж все наследство завещать. Я и думал с чистого листа начать, уж вроде и сошлись душевно, и дела вместе вели, а теперь эта сучка рыжая мало что с заповедями своими кочевряжится, еще говорит, что сына мне не родит, а родит мне тень. Нахера мне тень, у меня уже есть одна, у меня сына нет! Вот, выговорился, извини. Больше ж некому, не жене же. Ренли молодой дурак, а у Роба другое на уме.

Лес твой получил, буду большой десантный корабль строить, еще на пару яликов останется. Свою родню я уже всю увековечил, так что теперь думаю, как бы назвать. Есть идеи: «Выпускайте кракена!» и «Никто, кроме нас».

И да, Дозор я спалю, не обижайся: самая свежая лоция по берегам за Стеной тысячелетней давности! Севернее Кулака Первых Людей не обозначены господствующие высоты! Я плакал, блядь, от жалости, и сморкался в их карты. Один вариант остается, выловить Манса и расспросить, но если и он такая же бестолочь, я не знаю, что я с ним сделаю».

Над настоящим письмом от Станниса Старк подумал и даже навел справки, и потому с ответом немного задержался.

«Стан, — писал Старк спустя несколько дней. — У меня таких людей, как ты, здесь просто нет. Уж который месяц жду, думаю, ты приедешь, хоть карты разложим, план кампании напишем нормальный.

Но послушай: ты же на войне не говорил, что солдаты достались хреновые, командовать такими не будешь. Ты бы сам такого командира разжаловал, и это в лучшем случае. А теперь я от тебя получаю такую ерунду: человек, обученный грамоте и счету, исполнительный, преданный, личный состав его любит, — и не может командовать гарнизоном? Ну не прямо сейчас, пусть через полгода, пусть через год, но чтобы совсем никогда — ну как так-то, Стан? Не разбрасывайся кадрами, можно подумать, у тебя к каждому матросу по септону приставлено. Где суровостью, где добрым словом, — ну не может быть, чтобы со всеми у тебя получалось, а с семьей не получалось. Ты же из любого мог солдата сделать, когда в осаде сидел. Ты начни, а там и остальное наладится, поверь.

Я вот одну блондинку знал, которая сначала всем вокруг наборзит, а потом, как отвечать приходится, напивается в дым и грозится покончить с собой. Говорит, такая женская доля, либо сукой быть, либо тряпкой, по очереди. Это да, такая кому достанется, это ж вилы выкидные. А у тебя вроде все путем, если так посравнить.

Про Дозор понял, отпишу Джону, может, успеем еще карты поправить. Лоции у Мандерли есть, по крайней мере, восточного берега, он за Скагосом гигантских крабов берет. Будешь корабль «Никто, кроме нас» называть, сначала возьми у Мандерли лоции, «Никто, кроме нас» это его девиз, пусть платит за славу. Хотя лично я за «Выпускайте кракена!», название хорошее, душевное. Еще «Черная жемчужина» можно назвать. А западный берег поищем через Грейджоев, Теону напишу, а то Мормонты особо не мореходы.

Жрице же своей скажи, что мы готовимся к смертельной битве с Иными, а значит, мы и так на стороне Рглора и служим ему получше, чем все их жреческое сословие. Так что ее дело еженедельно представлять сводку о положении на божественном фронте, личный состав религиозными спорами не баламутить и ждать дальнейших распоряжений».

** Полную версию любимой песни Рейгара можно прослушать здесь: https://youtu.be/UhiytVIEIGs

В комментах фаны Вени даже объясняют иностранцам мистический скрытый смысл.

Взгляд, конечно, очень варварский, — но верный.

(с) Бродский

Могущественный кхал Дрого плохо владел языком Вестероса, и не слишком серьезные письма для него писал Джорах Мормонт, чью руку сразу распознавали вестеросские корреспонденты кхала, готовясь к добрым новостям и хорошим историям.

«Друг Роберт! — гласило давнее письмо, которое встретило короля и его десницу после въезда в Королевскую гавань. — Как у вас новеньких разыгрывают? А то мы тут отъехали конины пожарить, а Квото, мой кровный, говорит моей жене, что по нашим обычаям беременная должна съесть сердце жеребца сырым, чтобы ребенок родился здоровым и крепким. Мы все сидим, в усы усмехаемся — а она подошла, взяла и съела. Весь кхаласар потом полдня ходил с глазами по пятаку и только головами мотал. Могу теперь сказать тебе, что звук миллиона колокольчиков образует великолепную степную симфонию. И кстати, жена моя не из дотракийцев, зовут Дейнерис — говорят, ты ее знаешь».

— Ну вот что, что теперь делать? — говорил тогда Роберт Эддарду, отсмеявшись и утерев глаза. — «Знаю» я ее. Я всю ее семью «знаю», поубивал бы всех. А теперь как — только подумаешь про них, выползней драконьих, и слышишь звон миллиона колокольчиков, и кхаласар с глазами по пятаку как живой перед тобой встает. Вместо мести и смертоубийства только хохот получается.

— Вспоминать про новеньких, что делать, — советовал Эддард. — Меня вот в детстве, пока я спал, за одежду к матрасу пришили, а потом брат как рявкнет над ухом «Проспал!», я так из комнаты с матрасом на спине и выбежал.

— А мне отец настоящий меч подарил, когда мне четыре года было, — припомнил Роберт. — Я меч схватил двумя руками, бился с ним, бился, так толком и не поднял. Батя смеялся так, что даже мой прадед Лионель, который был тогда уже туг на ухо, услышал и пришел посмотреть, что творится.

— Ну это, небось, и дотракийцы знают, — рассудил Эддард. — Я слыхал, у них на свадьбе невесте, бывает, лук дарят, который она сроду не согнет. Не, давай что интересное придумаем. Скажем, спящего на улицу вынести.

— И в ясли к лошадям положить, пусть они его разбудят! — придумал Роберт и тем, сам того не зная, немало досадил Визерису.

Важные и серьезные письма кхал писал сам, и Роберт, год спустя получив такое письмо, приготовился разбирать ломаный почерк кхала и расшифровывать его малопонятный язык.

«Дурак говорил: продал тебе сестру, — писал кхал. — Дурак говорил: дай мне воинов. В Вейс Дотрак нельзя пролить кровь. Я бил в печень, душил дурак, крутил ему яйца. Говорил: не пролить кровь, так убью. Потом жена говорит: дай мне воинов. Я ей не обещал, никогда не обещал. Я рабыня не покупал, блядь не покупал, я жениться хотел. Дурак говорил: ты купил жену — я бил дурак. Жена говорила так — я горе имел, тоска имел».

— Понимаю, что дурак — это Визерис, — говорил Старку король. — Остальное как-то не совсем.

— Серьезное дело, похоже, — задумчиво отвечал Старк, крутя письмо кхала и так, и этак. — Видно, Дрого женился на его сестре, а Визерис думает, что продал сестру кхалу, и теперь кхал должен ему войско в оплату.

— Он не только дурак, но и скотина, — подвел Роберт промежуточный итог. — Небось, еще сказал это при всех в каком-нибудь их святилище. Кхал правильно сделал, что его избил — надеюсь, до смерти.

— Думаю, ты понимаешь, зачем дураку войско, — добавлял Эддард. — Интересно, Дрого понимает?

— Надо было все-таки заказать этих змеенышей, — сожалел Роберт, перечитав письмо. — Жалко ж мужика, что они ему мозги за косичку крутят.

— Как не жалко, — соглашался Эддард. — Кому приятно думать, что с ним спят из государственных или каких еще шкурных соображений? Меня, помню, боги миловали, как-то все само разрешилось, а Аррен долго мне потом писал, у него не ладилось совсем.

— И чем все это кончилось, — напомнил король. — Ну, до такого мы доводить не будем. Давай-ка введем его в курс дела. Я быстро совет какой дам, а ты напиши толком, ты у нас беспристрастный.

Кхал Дрого читал на языке Вестероса получше, чем писал, а потому ответы на все свои послания прочитывал сам. Но над длинным свитком, полученным от Старка, Дрого морщил брови так долго, что у него чуть не заболела голова, и к кхалу был затребован его обычный толмач Джорах Мормонт.

— Отсюда читай, — приказал Дрого по-дотракийски, ткнув пальцем в середину свитка. Мормонт увидел внизу печать с лютоволком и поморщился.

— Не любишь Старка? — спросил кхал, который и на родном языке был немногословен. — Почему?

— Он забрал у меня все, что я любил, из-за нескольких заеденных блохами браконьеров и своей драгоценной чести, — с горечью ответил сэр Джорах.

— Ты убил их? — с некоторым сочувствием спросил кхал.

— В рабство продал, — признал Мормонт.

— У вас можно в рабство продавать? — поинтересовался кхал, и Мормонт помотал головой. — Тогда дурак. Зачем?

— Из-за женщины, — сделал вывод кхал из молчания Джораха и слегка усмехнулся в усы, но Мормонт продолжал сердито молчать.

— «Не слушать баб, которые вечно тянут нас в какой-то блудняк», — процитировал кхал на вестеросском языке запомнившуюся ему строчку из дошедшего и до Эссоса завещания Роберта, и Мормонт от неожиданности подавился смехом. — Отсюда читай.

«Рейгар был благородным человеком и отважным рыцарем, — прочитал кхалу Мормонт, на ходу кое-как переводя на дотракийский. — Но он не годился в короли. Будь он простым рыцарем, он мог бы отсидеться от безумств Эйриса в своем замке, соблюдая в чистоте свою честь и справедливо правя своим уделом. Но он был принцем, и не замечать несправедливостей короля не имел права».

— «Был хорошим рыцарем, но плохим королем», — повторил Дрого. — Хорошо сказал. Старк умный. Читай далее.

— Что он неправильно написал? — спросил кхал, когда Мормонт дочитал рассказ Старка, закончившийся падением династии Таргариенов и гибелью семьи Рейгара, и сэр Джорах был вынужден признать, что Старк написал обо всем прямо и верно, не очерняя врагов и не обеляя друзей.

— Старк справедлив, — подытожил кхал. — Буду с женой говорить, а потом дам ей читать. А ты пока пиши.

Джорах Мормонт взял бумагу и перо, собираясь записывать ответ кхала Эддарду Старку, но записывать ему пришлось другое.

— Пиши, — велел кхал. — «Справедливый и милостивый лорд Старк! Я, Джорах Мормонт, признаю, что нарушил законы Севера по глупости и из-за несчастной любви, и уповаю на ваше милосердие...»

— Пиши-пиши, — подбодрил кхал, увидев, что Мормонт нахмурился, и слегка пригнул его бычью шею к бумаге своей могучей рукой. — Старк могуч и милостив, он простит. А жена моя, как расскажу ей, что ты раньше на Вариса работал, не простит. Она молода и не знает цену прощения. Как допишешь, дай мне, я за тебя перед Старком походатайствую. Напишу, что ты хороший, но слабохарактерный.

Кхал Дрого изучал язык Вестероса без какой-либо системы, нахватываясь слов то тут, то там. Часть его словаря была поэтому необычной для грозного воина: после того, как кхал по совету друга Роберта выделил молодой жене три тысячи воинов и предложил ими покомандовать, не завоеваний ради, а во имя торжества благородства и справедливости, Дейнерис увлеклась новой затеей со всем пылом юности, и младенец Рейго порой часами напрасно звал свою мать.

— Почему кричит? — строго спрашивал кхал, заходя в шатер жены, ибо глотка у Рейго была уже здоровая. — Что не так?

— Не вели казнить! — кидались в ноги кхалу служанки-дотракийки, а Дореа, более наглая служанка из Вольных городов, сообщала суровому кхалу, что его сын просит сиську.

— Вестеросский язык? — спрашивал Дрого. — «Сиську просит». Так и скажу.

— Мормонт! — окликал Дрого в другой день своего неофициального толмача. — Как в Вестеросе называют человека, что интересуется девочками, которыми еще рано интересоваться?

Мормонт проглатывал опасную для жизни шутку, что такого человека называют кхал, потому что и сам был грешноват и, будучи куда старше Дрого, посматривал в сторону четырнадцатилетней жены кхала и ее молоденьких служаночек. Мормонт думал, чесал бороду и лысую голову и наконец вспоминал нужное слово.

Нужное слово кхал сразу пускал в дело, выловив своего непутевого шурина Визериса. Мудрый Старк убедил кхала, что войско сильно настолько, насколько сильна самая слабая его часть, и кхал занялся боевой подготовкой шурина, а заодно и его моральным обликом, расспросив об оном жену, а через друга Роберта — еще и королевского пленника Иллирио.

— Мэрзавэц, — с чувством говорил кхал, возвышаясь над уже умотавшимся к полудню Визерисом. — Педофил. Маленькая сестра трахнуть хотел. Тебе надо письку отрэзать. А потом хуй.

Визерис пытался возражать, чувствуя, что ситуация серьезная, но могучий кхал несколько раз встряхивал его за шиворот и переходил к лекции о международном положении.

— Роберт друг, — говорил кхал. — Роберт великий рыцарь. Он будет делать великая война за весь мир, бить ледяной людь. Ты не можешь в кулаки, ты не можешь в мечи. Ты говно. Стыдно.

— Я дракон, — немного нерешительно возражал Визерис.

— Ты гандон, — урезонивал шурина кхал, еще не догадавшись о том, что Дореа, служанка его жены, раньше была проституткой, а потому не все узнанные от нее слова являются пристойными и необидными. — Буду жечь большой костер. Буду сажать тебя в костер на яйца. Если ты дракон, не повредит.

Визерис взглядывал в глаза кхала, смотревшие на него со звериной серьезностью, и в страхе пускался наутек, вскочив на своего коня.

— Ай, ай! — кричал кхал ему вслед, припоминая подходящие вестеросские слова. — Хорошо скакай!

— Кохолло! — окликал Дрого своего кровного, когда Визерис удалялся от него на четверть мили. — Как еще столько отъедет, скачи за ним. Видишь, как гонит, а ты говорил, лентяй. Догонишь, дашь ему тупой аракх, потом скажешь: возвращайся, костер разводим — он будет храбро сражаться.

— Ранить его по-прежнему нельзя? — недовольно спрашивал Кохолло.

— Нет, — слегка усмехался Дрого. — Будет раненый валяться, лечиться, лениться. Только-только на человека стал походить.

Жизнь постоянно ставила перед кхалом задачи, превышающие его вокабуляр, и его письма к королю Роберту по-прежнему выглядели экзотически, хотя и прибавили во вразумительности.

«Друг Роберт, — писал кхал. — Дать жене армия не вышло хорошо. Говорила: твой армия мародер, насильник. Отвечал: дели сама хабар на три тыщи, заебись. Говорила: в городах рабство, рабство плохое. Отвечал: бери свой армия, иди приступ. Думал, понимал: не умеем приступ, учиться. Догонял, ругал, потому что пошла. Имею кхаласар беглый рабы, рабы получал письмо от моя жена, кхал дает свободу. Сам получал письмо из городах: смутьян, не давать провиант. Рабы запахал степь, рабы говорил: сами растить, помогать кхаласар. Бляди не хотел работать, тоже хотел помогать. Скандал. Я говорил жена: хватит, ты еще Безупречный писька обратно пришей. Отвечала: какой Безупречный? Выходило: делать ничего, идти пришивать писька».

Иногда Дрого все же сдавался и призывал Мормонта, пока тот не уехал в Вестерос повидать семью, и с помощью Мормонта письма выходили более гладкими.

«Друг Роберт, — писал кхал. — Будешь во второй раз жениться, бери все же немного постарше. У меня теперь два ребенка, Рейго и Дени. Рейго ходить начал, кто остановится напротив шатра — он подковыляет, подпрыгнет, цап за стремя. Всадник тронется, Рейго прыгает за ним, летит, смеется, я всаднику кричу: «Балда! Стой, парня верни!» Знак придумать надо, чтобы у шатра не останавливались».

— Знак это толково, — говорил Роберт Старку. — У дотракийцев теперь будет, а у нас что? Понавяжут своих кобыл где не то, позасрут все. Нед, займись.

«Дени солдат воспитывает, — читал дальше Роберт, — всех их благородными рыцарями хочет сделать. Солдаты над ней смеются, она мне жалуется. «Что, говорю, все три тысячи наказать? Разбирайся сама, тебя уважать должны. Не за красивые слова, а за доблесть». Черт меня за язык дернул, через неделю она снова на солдат разобиделась, я в степи был, ко мне скачут: кхал, твоя жена сама себя сожгла! Я прискакал, чуть коня не загнал: волосы на ней сгорели, одежда на ней сгорела, как сама цела осталась — одни боги знают. И ползают по ней какие-то ящерицы с крылышками — чем их хоть кормить теперь?»

— Визерисом можно, — ворчал Роберт, складывая письмо. — Порезать только его помельче. Нед, ты Дрого про первого Эйгона писал?

— Я только про Эйриса писал и про войну, — отвечал Старк. — Надо, действительно, посмотреть где, чем драконов кормят. Хорошо, что они в надежные руки попали.

— Девственницами их кормят, — начинал веселиться король. — Боюсь, в кхаласаре-то подохнут зверушки.

Дрого, впрочем, скоро выяснил, чем кормят драконов, и быстро подрастающие ящеры стали почти членами семьи. Дейнерис драконы любили, и любовь была взаимной. Рейго тоже любил драконов и частенько таскал их за хвост, что драконы переносили стоически, чувствуя, что с ребенка взять нечего, и отыгрываясь на Визерисе.

— Ай-ай! — приговаривал кхал, сидя у своего шатра и практикуя на шурине вестеросский язык. — Наездник на драконе! Нет — дракон на наезднике!

— Снимите их с меня! — орал Визерис, извиваясь всем телом и тщетно пытаясь избавиться от ползущего по его спине тезки Визериона. — Что им от меня нужно?!

— Ты дракон, — ухмылялся кхал. — Дай им сиську.

Милой кольцо на пальце,

Обручальное, с кровостеком…

(с) Веня Дркин

Принцу Джоффри иногда казалось, что он не существует: придворные, которые раньше лебезили перед ним и были готовы услужить в любой мерзости, опасливо сторонились принца, боясь того, что их постигнет участь участвовавших в мятеже, которые были либо убиты в бою, либо посажены в темницу. Никто не кланялся принцу, не рассыпался перед ним в льстивых комплиментах, и Джоффри скитался по замку как привидение, не зная, что с собой делать. Стрельба из арбалета по кошкам исключалась, потому что отец за умученное зверье мог снова выбить зубы, а Барристан, чего доброго, еще счел бы это нарушением клятвы. Стража, набранная из солдатов Амбера, приказов Джоффри не слушала, хвастаться было некому, да, на самом деле, и нечем, и лишенному обычных развлечений и исполнения своих капризов принцу начали лезть в голову непривычные мысли.

Джоффри постепенно заметил, что постоянными, и даже, учитывая ситуацию, снисходительными, оказались только те, чье поведение раньше казалось ему неприятным и оскорбительным. Прежним был Эддард Старк, грубый и суровый, прежним был благородный рыцарь Барристан Селми, к требовательности которого Джоффри начинал привыкать, и прежним было невнимание отца и сестер Старк, и Джоффри решил отцу назло стать похожим на принца Рейгара, о котором рассказывал Барристан.

Попросить арфу было не у кого, а в то, что у Сансы она была, принц никак не мог поверить, да и решиться спросить тоже не мог. Пришлось довольствоваться скрипкой, отобранной у шута, и то недолго: от первых попыток принца подобрать аккорды к спетой Барристаном песне, усиленных акустикой его покоев, с крыши с обиженным карканьем разлетелись вороны, а дальнейшие попытки привлекли кошек, которые стали кошмарно мяукать и выть и, что самое обидное, в такт.

Следующей попыткой обретения куртуазности была попытка читать. Джоффри забрался в дальний угол библиотеки, которую нашел в замке не сразу, и вытянул книгу на валирийском. Принц посмотрел на незнакомые ему буквы, испугался своей безграмотности, перевернул книгу вверх ногами и даже боком, но понять ничего не смог. Джоффри отбросил книгу прочь, взял с полки следующую и испугался своей безграмотности еще больше: буквы были какие надо, но в слова они складывались туго. Пыхтя и сопя, Джоффри одолел первую страницу и наконец понял, что вместо возвышающей душу баллады он читает руководство по разведению жаб. Руководство было оставлено в замке одним из мейстеров, любившим поддерживать свои навыки хирурга, и Джоффри пришлось отбросить и эту книгу.

Наконец Джоффри понял, что читателя из него пока не выйдет и решил начать писать. Принц Рейгар писал своим дамам послания в стихах; Джоффри срифмовать ничего не смог, потому что не знал рифмы к имени Санса, но накарябал довольно длинное письмо, которое потом с трудом умудрился перечесть. Принц вздохнул, искренне раскаялся в том, что, будучи семи лет, прогнал септона, пытавшегося научить его читать и писать, но бывшего при этом правдивым и нелицеприятным, и снова поплелся за книгами.

«Приходите вечером в богорощу Дорогая Леди Я должен сказать вам нечто важное», — перечитала Санса во второй раз записку, написанную удивительно корявым почерком.

— Думаю, боги послали тебе прекрасного рыцаря, — предположила Арья, которая научилась у Сирио бесшумно подходить сзади, чем Сансу больше не пугала, но все-таки сердила. — Свет еще не видал такого дурака — и такого славного рыцаря.

— Вот уж этого добра у меня — хоть бери голыми руками, — отмахнулась Санса и, сама того не зная, совершенно точно определила автора записки.

Записка представляла собой вершину эпистолярного таланта принца Джоффри, который полдня корпел над удачно подвернувшимся ему под руку учебником правописания. К несчастью Джоффри, до знаков препинания он не дочитал, потому что очень смутно подозревал об их существовании, и поэтому его записка приобрела такой оригинальный вид.

Джоффри пришел в богорощу, еще когда солнце не скрылось за крепостной стеной, и, просидев под чардревом битый час, начал подозревать, что умение определять время по башенным часам — довольно ценное, и ему стоило бы научиться. Наконец солнце окончательно село за горизонт, над богорощей встала луна, и Джоффри стал думать, что он что-то напутал в записке.

— А, это ты, — сказала Санса, возникая с другой стороны чардрева. — Просто так зайти не мог?

Принц вскочил с земли, но урок орфографии вытеснил у него в голове уроки галантности, и некоторое время он мог изъясняться только мимикой, потому что из уроков галантности ему почему-то вспоминалось только то, как учтиво и изысканно пригласить даму на танец.

— Вход в богорощу отовсюду просматривается, — чуть мягче пояснила Санса, которая была настоящей дочерью своего отца. — Так что можешь считать, что о твоем визите сюда потенциально знает весь замок. На твое счастье, хотя бы меня никто не видел, а то бы завтра уже на базаре судачили, приносили ли мы здесь друг другу клятвы вечной верности или составляли заговор.

Санса стояла спиной к луне, но принц и по голосу ее понял, что она издевается.

— В богороще встречаются серьезные люди, чтобы поговорить без оружия, — добавила Арья, бесшумно вырастая из тени. — А ты и с оружием не страшный.

Джоффри сердито глянул на Арью, но ничего не сказал, потому что это было бесполезно. Так же бесполезно было просить прощения, потому что сестры уже простили его и с тех пор не обращали на него внимания, или пытаться развлечь их разговором, или осыпать лукавыми комплиментами, тем более что в ночной богороще, рядом с чардревом, пустяки и лукавство как-то не шли на язык.

— Можно, мы просто будем как раньше? — попросил Джоффри, и это вышло коряво, но выговорилось от сердца.

— Ты сейчас говоришь в присутствии богов, — уже серьезно сказала Санса и указала на лик на коре чардрева, который зловеще светился в лунном свете. — Если ты что-то прячешь в своем сердце, боги это запомнят.

— И у тебя во лбу что-нибудь вырастет, — ввернула Арья, которая пока интересовалась не богами, а красочными народными выражениями.

— Арья, — с упреком сказала Санса, которая так или иначе, но почти всегда первой узнавала об итогах лингвистических изысканий сестры.

— Да я просто предупредить, — ухмыльнулась Арья и первая протянула принцу руку. — Как после Винтерфелла?

Во время похода, когда отряд под предводительством сестер Старк доставил волчиц в Винтерфелл, принц забил камнями утку со сломанным крылом, просто потому что это показалось ему забавным, но, когда услышал рядом шаги, припомнил, как король Роберт в гневе выбил ему молочные зубы за зарезанную беременную кошку, и в испуге сказал Сансе, что убил утку для недавно найденной Нимерии. Санса тогда приняла его слова за чистую монету, и на обратной дороге сестры Старк к принцу потеплели, но теперь, под взглядом северных богов, принцу было неловко за свой тогдашний обман.

Арью и Сансу еще не помотала жизнь, а отец пока не успел передать им весь свой опыт повстанца, полководца и лорда, и поэтому они еще считали, что сильный лорд действует быстро и смело, и даже важные решения принимали легко и без оглядки, слушая свои по-северному суровые, но добрые сердца. Сестры не заметили покаянные метания Джоффри, поверившего, что он стоит перед строгими северными богами, и не вспомнили слова дяди Бенджена, приезжавшего порой в Винтерфелл на побывку, что колоть подозреваемого надо сразу, чтобы не мучился.

— Идем, — сказала Санса и дернула Джоффри за руку, потому что принц застыл, задержав руку Сансы в своей. Принц смотрел на шрамы на тыльной стороне своей руки, и в лунном свете, отраженном от белого ствола чардрева, они казались ему уродливыми и страшными, потому что были заработаны не отвагой и не безрассудством, а наказанной волчицей подлостью.

— Идем, — повторила Санса, — Покажем тебе, как сюда спускаться.

Сестры Старк провели Джоффри через богорощу и подвели его к тому месту, где разросшиеся деревья почти подходили к стене замка.

— Здесь, — указала Санса на отвесную гладкую стену, и прежде чем Джоффри успел подумать, что его разыгрывают, Санса и Арья легко полезли по стене вверх, скрываясь в кромешной тьме.

— На ноги мои смотри, — велела Арья сверху. — На ступни.

Спустя несколько минут, когда глаза Джоффри привыкли к темноте, он увидел, что Санса и Арья уже сидят на довольно широком карнизе футах в двадцати от земли.

— Лезь, что ты на нее уставился, — громким шепотом сказала Арья.

— Ну сколько уже можно, — спустя три минуты пожаловалась Арья, когда принц поднялся на треть стены, и ощущение пропасти за спиной проникло в его сердце липким страхом. — Что мне, обвязываться да тебя тащить?

Принц пролез еще несколько футов, вцепившись в стену пальцами, ногтями, носками сапогов и даже взглядом, когда ему на пальцы кто-то наступил.

— Хватай меня за ногу, — приказала Арья, действительно обвязавшись и зацепив веревку за большой камень еще в тридцати футах выше. — Что ты за человек, сбросить тебя и забыть! Бран вдвое младше тебя, а уже который год как лазает куда лучше.

— Молодец, — похвалила принца Санса, когда принц выбрался на карниз, дыханием и грацией походя на моржа, и отпустила веревку. Санса перенимала от отца немного другие способы работы с людьми, нежели Арья, и поэтому они с Арьей хорошо друг друга дополняли. — Для первого раза сойдет. Хотя бы с первых футов не спрыгнул.

— Ну все, все, отмерзай давай, — пихнула принца в бок Арья, потому что принц угрюмо молчал, томимый страхом от разверзающейся под ногами пропасти и мрачными мыслями о том, что он никогда не будет таким же воином, как его отец, который в полном рыцарском облачении не раз уходил в гражданскую войну от людей Коннингтона, карабкаясь по крышам Каменной Септы. — Видишь вон ту стену, на которую светит луна? Когда луна пойдет на ущерб и станет вечером светить сюда, спускаться надо будет там, там немного посложнее.

— А почему вы не ходите в богорощу по земле? — недоуменно спросил принц, рассудив, что в визите в богорощу северных принцесс никто не может найти ничего странного или предосудительного.

— Так тоже можно, — согласилась Арья. — Но так неинтересно, понимаешь?

Принц Джоффри редко ходил в септу, а на воспитателей его, что на отца, что на мать, надеяться было нельзя, и потому принц вырос, так и не узнав смысл слова «раскаяние». Но вечер в богороще произвел на Джоффри такое впечатление, что ночью ему приснился строгий лик на древе, потом, после долгих попыток снова заснуть, несчастная утка с перебитыми крыльями, а под утро Джоффри решил сделать все заново и как надо, хотя это и окончилось тем, что он забрался в полутьме на кухню и стащил там кучу продуктов — для себя, для Арьи и Сансы, и еще хлеба для голубей.

Сестры Старк, избавившись от опеки септы Мордейн, окончательно махнувшей рукой на их манеры, сидели на открытом окне своей комнаты, свесив ноги вниз, и добрые двести футов пустоты под ногами их совсем не волновали. Этого нельзя было сказать о принце, которого смутила охрана Старков, и потому он пробирался к окну девичей спальни по широкому карнизу, испуганно вжавшись в стену и кое-как держа в руках свою довольно бестолково увязанную добычу.

— Да черт меня возьми! — удивленно воскликнула Арья, первая заметив принца, после чего легко вскочила на ноги на краю пропасти и перешла на карниз. — Вещи свои давай!

Свертки и баранья нога без упаковки перекочевали в руки Арьи, и Джоффри наконец ухватился руками за стену.

— Смотри на меня! — приказала Санса, как в первое утро в походе. — Вниз не смотри!

Санса в свою очередь вышла на карниз и довела принца за руку до окна, около которого возникла небольшая заминка с открытой створкой.

— Когда я говорила «просто заходи», я имела в виду не совсем это, — сказала Санса, затащив принца в комнату, но посмотрела на его бледное лицо и решила, что объяснять, со скольких направлений просматривается ее окно, было бы и бесполезно, и неправильно. — Все равно молодец.

— Глянь, Санса, — окликнула Арья, разворачивая свертки, — очень дельно взял. Нам бы только костерок сейчас.

— Это устрицы, — подал голос Джоффри с пола у окна. — Их едят сырыми.

— Вот ты сейчас учишь пентошийца, с какого края кушать мацу, — тут же огрызнулась Арья.

— В северных морях больше и рыбы, и устриц, — пояснила Санса принцу, у которого география тоже не была сильной стороной. — Мандерли гоняет корабли на промысел еще севернее, чем Дредфорт, а потом они идут на юг и продают улов вам. А Болтон шлет нам устриц просто так, и на наши дни рожденья, и на свои.

Принц подумал о том, что у него день рождения через два дня, но ни пира, ни турнира в его честь в этом году не ожидалось, и он решил промолчать.

— Ну что, уходим, как пришли? — спросила принца Арья и кивнула на окно. — Мы готовы.

Джоффри, на которого уроки сэра Барристана постепенно оказывали благотворное действие, содрогнулся от ужаса, но ничего не сказал и поднялся на ноги.

— Ладно, шучу, — призналась Арья. — Спустимся половину пути по лестнице.

После обязательного прохода по крыше, где Арья начала дурачиться и ходить по водостоку на руках, маршрут сестер Старк, как и следовало ожидать, привел Джоффри в какое-то жуткое место, на этот раз в темных катакомбах под замком. Постепенно вокруг принца сомкнулась тьма, и ни Арьи, ни Сансы не было ни видно, ни слышно.

— Милый принц, мы кажется, заблудились, — подала голос Санса из темноты, неслышно для принца пошептавшись с Арьей. — Вы не укажете нам путь к спасению?

Принц подумал, что именно на такую невесту он надеялся, в первый раз увидев нарядную и прекрасную Сансу в Винтерфелле, — на мягкую и слабую девушку, рядом с которой даже он мог бы показаться могучим рыцарем. «Ты бы так и остался тогда малодушным и дрянным мальчишкой!» — прозвучал в ответ на это в голове принца голос сурового сэра Барристана, который много недель назад произнес свои жесткие слова в ответ на стенания Джоффри, что вместо мучений на тренировках он мог бы уже быть королем. Кроме того, принц не мог не признать, что в данную минуту ему была нужна именно та решительная и умелая Санса, которой она была всегда, — если, конечно, у него не было планов плутать по подземельям часами в поисках выхода.

— Я не знаю, где мы находимся, — честно ответил принц. — Я даже не знал, что эти катакомбы существуют.

В ответ на это за спиной принца вспыхнул свет факела, и Джоффри обнаружил себя стоящим перед черепом чудовища, каждый острый зуб которого был вдвое выше принца. Джоффри вздрогнул, но удержался от крика ужаса, закусив губу.

— Правда, здорово? — сказала Арья у него за спиной. — Мы когда его в первый раз нашли, у меня тоже сердце в пятки ушло.

Джоффри не считал, что ушедшее в пятки сердце — это здорово, но поход от Трезубца к Винтерфеллу и обратно до Королевской гавани научил его, что спорить с сестрами Старк бесполезно, а лучше задавать им вопросы.

— Кто это? — спросил Джоффри, когда пляска огня на черепе чудовища, от которой оно казалось оживающим, перестала его пугать.

— Мы думаем, что это Балерион Черный Ужас, — сказала Санса и неожиданно чмокнула принца в щеку. — С днем рожденья, Джофф.

— Мы знаем, что у тебя через два дня, — пояснила Арья. — Но раз ты сегодня пришел с хабаром, мы подумали, что ты намекаешь, и решили подарить тебе подарок тоже заранее.

— Вот это? — кивнул принц на череп дракона, широко улыбаясь и с трудом сдерживая истерический смех.

— Ну да, — согласилась Арья. — Дрова у нас здесь уже давно натасканы, в пузе у Караксеса лежат. Идем, поможешь принести, и будем устрицы жарить. Признай, такого дня рождения у тебя еще не было.

Спорить с сестрами Старк было в высшей степени бессмысленно, тем более что они были правы.

Сэр Барристан имел свои идеи о том, что является лучшим подарком для любого рыцаря, и это не было освобождение от тренировок. Поэтому в день своего рождения Джоффри сначала хорошо пропотел, а уже потом Барристан вручил ему потертую кольчугу и помятый шлем.

— Переодевайся, — велел Барристан и вытащил из оружейной такие же помятые доспехи для себя. — Пойдем дразнить оруженосцев, посмотрим, чего ты стоишь в бою. Так-то тебя в замке разве что Бриенна не узнает, а на то, чтобы поддаться принцу, всегда найдется подхалим. А в старом шлеме авось за обычного парня сойдешь, — и Барристан опустил на принце забрало.

Нужные оруженосцы нашлись очень быстро, и сэр Барристан, походивший в старых доспехах на межевого рыцаря, понес залихватскую чушь о том, как он сражался с великанами, которые спаслись только тем, что черный маг превратил их в мельницы, и с того дня и он, и его оруженосец поклялись не поднимать забрала, покуда не искоренят великанское семя во всем Вестеросе.

— Да ты спятил, старик! — начали потешаться над старым рыцарем дюжие оруженосцы. — Куда тебе меч, тебя надо отправить чистить конюшни.

Джоффри почувствовал легкий толчок в спину и выступил вперед.

— Ты оскорбил моего господина, и я вызываю тебя на бой, — произнес Джоффри, и почувствовал страх, потому что бой был неизбежен, а его противник был выше, старше и сильнее.

— Во избежание кровопролития, благородные юноши, я призываю вас взять турнирные мечи, — выспренне произнес сэр Барристан, играя роль полоумного межевого рыцаря.

— Да ты видал хотя бы турнирный меч, деревенщина? — расхохотался оруженосец и ткнул Джоффри в грудь. — Нет, старик, я не стану рубить твоего оборванца игрушечным мечом.

Джоффри обернулся на сэра Барристана, ища у него поддержки, но старый рыцарь коротко кивнул, строго глядя на принца сквозь забрало, и Джоффри обнажил зазубренный меч, найденный в дальнем углу оружейной.

Первый настоящий бой обычно запоминается на всю жизнь, и мало кто может похвастаться тем, что провел его хорошо, но Джоффри подстегивал страх перед настоящим мечом, грозящим обрушиться на его голову или разрубить ему руку, а присутствие сэра Барристана, прославленного рыцаря Королевской гвардии, не давало ему впасть в панику, потому что в глубине души Джоффри верил, что Барристан вмешается и спасет ему жизнь. Собравшиеся вокруг оруженосцы улюлюкали и ревели, подбадривая своего товарища и встречая насмешками каждый неловкий шаг Джоффри, и среди их воя только Джоффри услышал сухой голос старого рыцаря, возмущенного их нерыцарским поведением. «Слева и сверху», — сказал голос, и принц сменил направление ударов, начиная чувствовать в защите соперника слабину. Соперник неловко закрылся краем щита, пошатнулся, и принц, вспомнив уроки сэра Барристана, резким дугообразным движением выбил у него меч.

— Сдавайся, — потребовал Джоффри, приставив меч к подбородку побежденного оруженосца, и совершил ошибку — попытавшись вынудить быструю капитуляцию, он слишком сильно нажал на меч, на его клинок потекла кровь, побежденный им оруженосец зарычал от боли, а его друзья, выхватив мечи, обрушились на принца всемером. Джоффри успел поймать два меча на щит, отпихнув нападавших изо всех сил, парировал два удара справа уставшей рукой и полетел с ног от толчка в спину, приготовившись к еще неведомой ему боли от стали, входящей в плоть.

Боль не пришла, и принц сообразил перекатиться на спину, прикрыв щитом живот и подняв меч перед лицом, но в этом уже не было нужды, потому что за его спиной быстро и звонко тренькали клинки, и в считанные секунды двое из нападавших лишились мечей, трое были легко ранены в правую руку, а еще двое лежали на земле, не решаясь встать.

— Это не простой межевой рыцарь, парни, — сказал кто-то, и сэр Барристан сбросил свой мятый шлем, явив испуганным оруженосцам грозный лик лорда-командующего.

— Стыд и срам! — прогремел сэр Барристан. — Семеро на одного! Клянусь своим плащом, я еще проверю, поняли ли вы, что такое доблесть и честь, прежде чем вас помажут елеем! — его жилистая рука легко поставила принца на ноги, и прославленный гвардеец, плюнув в сторону онемевших оруженосцев, покинул двор, уводя за собой неузнанного принца.

— Я виноват, сэр Барристан, — признал Джоффри, понимая, что его несдержанность чуть не стоила ему жизни и заставила старого рыцаря биться одного против семерых дюжих ребят. — Я не имел права ранить безоружного.

— Ты виноват, — согласился Барристан без гнева и остановился, с неожиданно доброй усмешкой указывая Джоффри на башенные часы, которыми он научил принца пользоваться третьего дня. — Ты появился на свет в половину четвертого пополудни, а сейчас еще нет двенадцати. Немного слукавив, ты можешь теперь сказать, что свой первый настоящий бой ты выиграл тринадцати лет от роду.

— Я проиграл, — возразил принц, с содроганием вспомнив, как только что лежал на камнях, прикрываясь мечом и щитом. — Если бы не вы, сэр Барристан...

— Это я толкнул тебя в спину, чтобы выкинуть тебя из схватки, — сообщил Барристан. — Ты выиграл честный поединок. А противостоять подлости всегда намного сложней.

Ты можешь жить вскользь, ты можешь жить влет, на касты всех людей деля,

Мол, этот вот — крут, а этот вот — нет, а этот, мол — так, ни то и ни се.

Но я увидел вальс в твоих глазах — и нет опаснее свидетеля,

Надежнее свидетеля, чем я, который видел вальс в глазах твоих и понял все.

(с) Олег Медведев

Гражданская война, вознесшая короля Роберта на трон, оставила в нем память о ценности боевого товарищества, и после Боя у Железного трона Роберт неоднократно упрекал себя в том, что упустил Королевскую гвардию, позволив придворным интриганам укомплектовать ее малознакомыми ему людьми, оказавшимися никуда не годными в бою и даже более того, повернувшими против него мечи. Поэтому новый состав Королевской гвардии Роберт формировал неторопливо и с любовью, дружески сходясь со всеми кандидатами.

— Гарлана Тирелла берем, — заявлял Роберт, входя к Барристану поутру и благоухая букетом крепких вин. — Пьет как губка, дерется как черт! Один на четверых лезет! По девкам, правда, с ним не сходишь, но вам же, чудакам, таких и надо.

— Он женат, — недоуменно возражал Барристан. — И, кажется, очень удачно.

— Ну и хули? — отмахивался Роберт. — Вам в гвардии что нужно: чтобы гвардеец больше не женился? Ну вот он больше не будет.

— Никак невозможно, ваше величество, — стоял на своем сэр Барристан. — За все триста лет ни один гвардеец не имел ни жены, ни детей.

— Херня! — решительно заявлял Роберт. — С лучшим кобелем в своре что надо делать: с суками вязать или яйца ему рубить? К тому же вон глянь на Старка: детей прорва, есть жена, есть бастард, а вернее человека не найти.

— Лорд Старк, конечно, выдающийся человек... — соглашался Барристан, ошарашенный натиском короля.

— Ну а мне выдающихся и надо! — заявлял король, и через пару дней возвращался с очередной идеей, еще краше прежней.

— Бери бумагу, Барристан! — командовал король. — Будем Оберину Мартеллу письмо писать. Этот мудила не женат и не женится никогда.

— У него же постоянная любовница и от нее одной четверо, — возражал сэр Барристан, помотав головой, словно его оглушили.

— Ну формально-то он не женат и детей нет, — радовался своей затее Роберт.

— Формально он ваш верноподданный, — вспыхивал наконец Барристан. — А неформально я не советовал бы вам ездить в Дорн!

— Есть такая проблема, — признавал Роберт. — Для начала подраться нам придется. Так и поступим, хватит ему уже шестнадцатый год на меня дуться, как мышь на крупу.

Впрочем, иногда король бывал вынужден признать, что сэр Барристан прав. Однажды, когда зачисленная в гвардию против желания Барристана гвардеец Бриенна заступила в одиночное ввиду недокомплекта гвардии дежурство у королевских покоев, Роберт попытался сдружиться с Бриенной, пригласил ее к себе и потребовал, чтобы та называла его по имени.

— Я не могу, ваше величество, — глухо ответила Бриенна, и Роберт почувствовал себя так, словно он предложил девице что-то непристойное.

— И на кой черт мне гвардеец, который чего-то не может? — слишком резко спросил король, сам неожиданно немного смутившись.

— Я не смею, ваше величество, — уточнила Бриенна и начала краснеть.

У короля Роберта за его жизнь бывало несколько толковых оруженосцев и даже пара настоящих гвардейцев, погибших в последнюю войну, и среди них попадались чистые юноши, краснеющие и смущающиеся даже от слова «жопа», так что опыт решения такой проблемы король имел.

— Ты мне это, парень, брось! — привычно заявил Роберт. — Нам с тобой, может, в бой идти, в одной палатке спать...

Бриенна тем временем покраснела до бурого цвета, и Роберт понял, что его несет куда-то не туда. Обычные, проверенные временем способы растопить лед и наладить общение, выпив и закатившись куда-нибудь в бордель, тоже грозили не сработать.

— А давай подеремся! — наконец сообразил Роберт и приподнял богатырской рукой свою огромную кровать, припоминая, что туда пару лет тому загремели турнирные мечи.

— Но присяга... — пробормотала Бриенна, но с мечом в руках почувствовала себя увереннее и перестала краснеть.

— Мы ж не всерьез, — отмахнулся Роберт и пошел вперед, с радостью встретив настоящее сопротивление и с трудом сдерживая ответную атаку.

Ни Роберту, ни Бриенне, привыкшим к молоту и боевому топору, короткие для их роста турнирные мечи были не по руке, и бой вышел немного неуклюжим и неизящным, в конце концов решившись в пользу боевого опыта.

— Нападай! — потребовал разгоряченный и развеселившийся король, выбивая меч у Бриенны и тут же выбрасывая свой, и король с его гвардейцем сошлись врукопашную, угостив друг друга парой неплохих ударов. «Вот так баба! — с радостью подумал Роберт, закрываясь локтями и досадуя на то, что гвардейцу в латах бесполезно пробивать по печени. — Серсее въедешь, бывало, в четверть силы, а у нее потом половина морды синяя и обиды на месяц. Ладно, я гляжу, в латах она уже выдохлась!» — и король закончил поединок хорошим броском, с грохотом обрушив Бриенну на спину и навалившись сверху.

Неуместные и похабные мысли, что он лежит на женщине, Роберт от себя прогнал как недостойные боевого товарищества, и потребовал по праву победителя, чтобы Бриенна впредь называла его по имени и на ты.

— Отпусти, Роберт, — наконец сдалась Бриенна, и Роберт скатился с нее на пол, открыв себе прекрасный вид на вломившихся в его покои Эддарда и Барристана, которые прилетели сломя голову на лязг мечей и знакомое им боевое уханье короля.

— Просто дружеская схватка, — объявил расхристанный король с пола и почувствовал, что ему совершенно не верят.

Сестры Старк если уж одаривали, то от души, и иногда не знали в своей щедрости меры, в результате чего примерно спустя неделю после своего дня рождения Джоффри вернулся в свои покои после обеда и неожиданно обнаружил в них стоящего около окна невысокого человека, полноватого и кудрявого.

— Ты опоздал, мальчик, — произнес незнакомец немного недовольным тоном, словно личные покои принца были всеобщим местом для свиданий, и незнакомец немного досадовал, что Джоффри забыл туда дорогу. — Мне говорили, ты приходишь в полдень.

Джоффри хорошо запомнился случай с дюжей женщиной, выбившей у него кинжалом арбалет, и поэтому он сдержал свое возмущение, чтобы узнать, с кем имеет дело. То было очень правильное решение, потому что, когда толстячок повернулся, Джоффри узнал странного учителя танцев, сражавшегося за Арью с тремя дюжинами ланнистеровских гвардейцев и зарубившего всех.

— Сирио был первым мечом владыки Браавоса девять лет, — пояснил учитель танцев, и Джоффри подосадовал про себя на то, что его отец сорил деньгами, его дед обладал несметными сокровищами, но такой учитель танцев достался почему-то Старкам, а ему самому вместо учителей танцев всю жизнь доставались какие-то манерные педерасты. — Знаешь ли ты, как Сирио попал к владыке Браавоса на службу? Владыка Браавоса вызывал к себе кандидатов по одному, и никто не мог ответить ему на его вопрос. Когда я явился к нему, на его коленях лежал огромный, жирный рыжий кот. «Видел ли ты зверя, подобного ему? — спросил меня владыка Браавоса. — Его привез мне один капитан с островов, лежащих у края земли». Я ответил владыке, что я видел множество таких котов, и был принят на его службу, потому что все остальные думали, что кот — это не кот, а таинственный экзотический зверь. Что говорит тебе это, мальчик?

— Что полезно быть приземленным человеком и не выдумывать тайн там, где их нет? — сообразил принц после некоторого раздумья.

— А мне размер этой жирной зверюги, в которой люди уже не могли признать кота, сказал о том, что служба первого меча Браавоса будет очень скучна, — откровенно сказал Сирио. — И вправду, владыка Браавоса не ходил в походы, не начинал войн, не наводил в городе и колониях порядок огнем и мечом. Он только ел, устраивал для своей забавы поединки, капризничал и раскармливал своих котов.

Джоффри со стыдом должен был признать, что примерно так он раньше и представлял себе свое будущее правление, не думая тогда о том, что так можно войти в историю как Джоффри Скучный или Джоффри Бестолковый.

— Сирио много читал, имея много свободного времени и достаточно денег, — сообщил принцу Сирио. — Сирио изучил валирийский язык, познал законы движения небесных светил и строение человеческих тел. А теперь мне говорят, что в замке есть глупый мальчик, который за тринадцать лет так и не заметил, как именно по небу ходит луна, и не выучился толком писать и считать до ста.

— Я буду приходить к тебе каждую неделю, — пообещал Сирио, заметив, что принц смутился от его справедливых слов. — Буду учить тебя и отвечать на твои вопросы. Буду оставлять тебе книги, а вернувшись, стану задавать вопросы уже тебе. И если ты будешь плохо отвечать, тебе придется ударить Сирио.

Джоффри несколько растерялся от такого неожиданного наказания за неуспеваемость, хотя какой-то ехидный голос в его душе, похожий на голос Арьи, подсказывал ему, что так он за свою жизнь поступал не раз, срывая на невинных зло на собственную бестолковость.

— Ударь Сирио, мальчик, — велел Сирио, подходя чуть ближе, и Джоффри попытался это сделать. Сирио отступил в сторону, уклоняясь от удара, и дернул Джоффри вперед за ту руку, которой он наносил удар, в результате чего принц оказался на полу.

— Ударь Сирио еще, — предложил Сирио, когда Джоффри встал, и в этот раз Сирио поднырнул под руку Джоффри и пребольно заломил ее за спину.

— Тебе придется пытаться, пока ты не ударишь Сирио, — пояснил великий фехтовальщик, и подсек Джоффри под опорную ногу, когда Джоффри в ярости хотел его пнуть. Джоффри рухнул на пол, ударившись спиной, и начал понимать, в чем состоит наказание за неуспеваемость. — Или же тебе придется прилежно, очень прилежно учиться.

Джоффри долгое время не догадывался, что боевая женщина, на которую он нарвался со своим арбалетом, и зачисленная в гвардию Бриенна Тарт — один и тот же человек, потому что несущие службу королевские гвардейцы были в шлемах, скрывающих лица, но Бриенна не раз видела принца, который чаще всего был так же грязен и потрепан, как тогда, и чувствовала себя неловко, заступая в караул у королевских покоев. Барристан несколько раз докладывал королю и советовал как-нибудь разрешить ситуацию, но король только отмахивался, пока к нему не приступила сама Бриенна, которую король выучил-таки обращаться к нему по имени, на свою голову.

— Роберт, разреши поговорить с твоим сыном, — обратилась к королю Бриенна, и король только вздохнул, понимая, что Бриенна с ее бульдожьей хваткой, раз решившись, уже от него не отстанет.

— Ладно, один черт в тронный зал сегодня тащиться, — решил король. — Пошли кого сказать ему, чтобы тоже пришел.

Вступив в пустой тронный зал, Джоффри даже немного оробел, увидев отца на Железном троне и огромного гвардейца рядом с ним.

— Бриенна, сними шлем, — приказал король, и применил усвоенный от Старка прием разбирательств. — Давайте рассказывайте, кто в чем был неправ. Джофф, начинай ты.

— Я держал приклад у бедра и подошел слишком близко, — немного сердито сказал принц, которого сестры Старк вылечили от самодурства, но заразили наглостью.

— По делу сказал, — одобрил король. — Бриенна?

— Я прошу простить меня за грубость, ваше высочество, — глухо сказала Бриенна, которая была великодушнее принца и не боялась брать на себя вину.

— Да ладно его по титулу, его тогда можно было и по морде, — поддержал своего гвардейца Роберт. — Давайте пожмите друг другу руки и покончим на этом.

— Без обид? — спросил принц, первым протягивая руку, потому что у сестер Старк он научился и многому хорошему.

— Без обид, — подтвердила Бриенна, пожимая своей лапищей тонкую твердую руку.

— Распорядись, чтобы подсудимых скорей вели, — велел Роберт Бриенне и глянул на сына. — А ты постой в сторонке, прикинься ветошью, может, намотаешь что на ус.

Королевский суд долгое время был пышным спектаклем, в котором участвовал Малый совет, нужные или просто любопытные придворные, королевский палач и сам король, торжественно восседающий на троне. Роберту от этого театра, решающего человеческие судьбы, воротило с души, и все пятнадцать лет своего правления он по возможности увиливал от тягостного обычая, как ни ругал его за это лорд Аррен.

Появившись в столице, Эддард Старк сначала разогнал Малый совет, а потом и пересажал половину его членов за участие в заговоре против короля. Суд десница вершил в одной из своих комнат, скоро получившей название ставки, стоя в окружении командира своей гвардии и его заместителя, и тронный зал некоторое время стоял пустым, пока Роберт не последовал примеру своего друга и не начал сам разбирать идущие к нему дела без лишних свидетелей. Быть судьей Роберту по-прежнему не хотелось, потому что он никогда не любил справедливость настолько, чтобы гнуть под нее жизнь, но когда-то Джон Аррен сказал ему, что именно таким и должен быть верховный судья, и в память о Джоне Аррене король понуждал свое сердце и вершил свой собственный, ни на что не похожий суд.

Первым перед королем поставили вора, и, услышав о его вине, король привычно выругал доставившего его командира из амберовской пехоты.

— Что вы, всех базарных воришек будете мне сюда таскать? — проворчал король. — Накидайте ему пиздюлей да гоните в шею.

— Святотатец, милорд, — доложил командир, и король тихо выругался в Семерых и в септу.

— И каких он богов обокрал, старых или новых? — спросил король, надеясь спихнуть дело на Старка.

— В богороще и красть-то нечего, — резонно ответил командир, и Роберт, который, будучи грешным человеком, любил посмотреть на святость за чужой счет, одобрительно хохотнул, выбранив про себя изнеженного Верховного септона, больше заботившегося о собственной роскоши, чем о праведной жизни, как, впрочем, делал и сам Роберт.

— Ну, коль скоро я должен защищать богов, — произнес король, вставая с неудобного трона, спустился вниз и залепил вору хорошую оплеуху. — Что ж, каторжная душа, молишь ли ты благую Матерь о прощении?

— Я не верю в Семерых, король, — храбро ответил вор.

— Огнепоклонник, что ли? — спросил король, на глаз определив, что приведенный на его суд вряд ли является северянином.

— Если бы боги существовали, в мире было бы больше справедливости, — отвечал вор.

— Так, так, — покачал головой Роберт, и принцу наконец показалось странным, что король ведет богословский диспут с простым вором, стоя с ним вровень. — Справедливости? Вижу, на тебе уже есть клеймо — отпусти я тебя, снова же пойдешь воровать?

— Так, король, — признал вор.

— Так вот тебе моя справедливость, — объявил король и повернулся к приведшему вора командиру. — Забирайте его, ребята, не руки же ему рубить. Он не врет и у него есть мужество, для солдата этого достаточно. Но смотри, — предостерег король подсудимого, — если стянешь что у своих же товарищей или сбежишь с поста — я тебе отмеряю справедливость уже другой мерой.

— Мы приглядим, милорд, — пообещал командир, которому такая справедливость была по душе — по новому штатному расписанию, полученному от Старка, у него в подразделении был критический недокомплект.

Следующими перед королем предстали два рыцаря, ведущие земельную тяжбу, о которой король знал от Эддарда, но не нашел в ней ни правого, ни виноватого.

— Только и дела мне, что делить ваши огороды, — проворчал Роберт, даже не потрудившись вернуться на трон. — Ну, видать, дело важное, раз вы с этим дошли до короля. Может, дедовские могилы у вас там? Фамильная септа? Брат там в битве пал?

Младший из рыцарей смешался, а старший попытался что-то вставить про водопой, но король уже разошелся.

— Ну-ка, скидай панцири да бери мечи, — скомандовал король. — Будете рубиться прямо здесь. Если эта чертова земля стоит того, чтобы дойти до столицы и королевского суда, небось она стоит крови.

Ошарашенные рыцари, которых привели в столицу гордость и упрямство, даже отпрянули от сурового монарха, чем подтвердили в глазах Роберта свои низменные мотивы.

— Кляузники, едрить вашу кобылу! — выругал их король. — Здесь стояли те, кого богатый сосед лишил последнего, здесь искали защиты вдовы, которых гнали на улицу на старости лет, — так куда вы лезете, зашиби вас свиньей! Делю вам ваши спорные земли поровну, и только еще попадитесь мне со своими тяжбами!

Последней Бриенна ввела бледную девушку, чей жених служил в городской страже, был ранен в Бою у Железного трона и брошен в тюрьму. Бунтовщику, поднявшему меч против короля, грозила смерть или отправка на Стену, потому что он не был знатен и не мог потому рассчитывать на частое, но мнимое великодушие победителей, обычно меняющих прощение на деньги и солдат.

— Он сражался против меня, — напомнил просительнице Роберт, и принц Джоффри увидел, как робко кивнула девушка, и с удивлением заметил, как просветлело грозное лицо его отца. — Значит, есть в парне что-то такое, если ты осмеливаешься просить за него. Уезжайте в Эссос, через три года посмотрим, чего вы стоите, — и король, сунув просительнице кошелек, пошел к Железному трону, потому что не любил женских слез.

Король с трудом умостился на Железном троне и увидел, что в опустевшем зале на том же месте, где стояли подсудимые, стоит принц, понурив голову.

— Я представляю себя на ваш суд, — выговорил Джоффри. — Простите меня, отец. За то, что случилось здесь год назад.

— Да что с тебя, с пацана, взять, — ответил король довольно добродушно. — Посадили тебя на трон, сняли тебя с трона. Иди с миром.

Берик Дондаррион по прозвищу лорд Молния был легким и веселым человеком, полным энергии и всегда готовым на любой кипеш.

— О, Тирелл! — кричал Берик с галереи, завидев Лораса Тирелла, приехавшего в надежде на турнир, на которые раньше, до того, как Роберт и Эддард занялись делом, была богата Королевская гавань. — Молодец, что приехал! Сейчас организуем!

Расфуфыренный Тирелл, чьи доспехи украшала серебряная резьба в виде роз, и потрепанный Дондаррион съезжались четырежды, под одобряющие крики сменившихся с караула солдат, аплодисменты истосковавшихся по куртуазным временам придворных и подзуживание самого Берика. Наконец раздосадованный упорством противника и желающий выигрыша Лорас пошел на не совсем достойную рыцаря хитрость и пересел на кобылу, у которой в тот день была течка. Конь Берика чуть не свернул на кобылу Лораса голову, Берик вылетел из седла, но совсем не обиделся.

— Бравый ты рыцарь, Лорас! — похвалил соперника Берик, подойдя к красующемуся на своей кобыле Лорасу с хрипящим конем в поводу. — Доспехи у тебя только педиковатые.

Лорас Тирелл хотел на такое поздравление обидеться, но не успел, потому что в затылок ему задышал возбужденный жеребец. Ловкий на выдумку и на розыгрыш Берик незаметно отпустил своего коня, и пока Берик поздравлял Лораса, жеребец попытался пристроиться к кобыле и чуть не залез заодно на самого Лораса.

— Не хитри, не хитри, Тирелл, ебать тебя конем! — крикнул Берик вслед Лорасу Тиреллу, спасающемуся от жеребца бегством вопреки сопротивлению своей кобылы, и чеканная формулировка прилипла на десятилетия.

— Станнис приехал! — накидывался на Тороса Берик спустя две недели. — С ним такая мадам — ух!

— Глянем, — обещал Торос, которому пристрастие к вину и красивым женщинам испортило карьеру жреца, хотя сам он считал, что в жрецы он не годится из-за наглых глаз и разбойничьей морды. — Ой, растудыт твою! Берик, ты глупее своего жеребца. Это ж Мелисандра, красная жрица, даже не думай!

— Жрица, Торос, и общается с богами, — подтвердил Берик, тут же исчезая, и спустя несколько часов вырос на дороге у сестер Старк, возвращавшихся из очередного похода по подземельям. Берик был уже в новеньком дублете, пригнанном по фигуре, и мелодично звенел шпорами, что кхал бубенцами.

— Ну где ж вы пропадаете, сестренки? — с шутливым упреком сказал Берик.

— Занимаемся заказными убийствами, — отрезала Арья, которая не любила, когда лезут в ее дела, но Берик состроил ей такую рожу, изображающую не то Безликого, не то убитого, не то и то, и другое сразу, что Арья весело фыркнула.

— Горю, сестренки! — поделился Берик, и страшная рожа сменилась выражением печального трубадура. — Лютня есть?

— Есть арфа, — ответила Санса.

— Ну кифара хотя бы? А, ладно, давай арфу, дотащу.

Берик исчез вместе с арфой, да так ловко, что его было не выследить и с крыш, и появился на пороге у Тороса следующим утром, светлый лицом и полный энергии, словно почти бессонная ночь была ему нипочем.

— Поздравляю тебя, Торос, ты балбес, — заявил Берик, когда Торос с проклятиями открыл дверь раннему гостю. — Мелисандра отличная, мы вина попили, на арфе побренчали, о божественном потрещали, потом я к ее песням аккорды подобрал, про то, что между землей и небом война, и про пожелай мне не остаться в этой траве, — спели с ней на два голоса, и меня так вставило, я аж забыл, где мой замок и кто посвятил меня в рыцари. И привиделось мне, что я родился на кровавой траве в ясеневой роще, со вкусом огня во рту и дырой в груди. А она мне: «Ах, воин света, ты возглавишь битву с тьмой!» Ну оно и понятно, она ж женщина, ее куда больше развезло с трех бутылок.

— Берик, не разбредаемся! — строго сказал Торос, глядя в немного мутные похмельные глаза молодого рыцаря. — Пиявок жгли? Про тень разговоры были? Про каменного дракона и аутодафе?

— Торос, я кремень! — гордо заявил на это Берик, и по его немного смущенной и сильно хитрой морде Торос понял, что таких не приворожишь и только зря на них проповеди потратишь. — Главное-то я не забыл, у меня ж невеста в Звездопаде. Так что какое там айлюлю, меня ж Дейны закопают, если что, и так уже они своего мальчишку мне в оруженосцы навязали. В общем, нихт, нет, ни в коем случае! Никаких пока рыжих, теперь только брюнетки.

— Гхм, — хмыкнул Торос, собираясь заметить, что верность невесте и верность ее цвету волос не совсем одно и то же, но Берик уже уносился по галерее.

— Увидимся, борода! — махнул Берик другу на прощанье. — Я сейчас домой по-быстрому, а я еще Сансе должен арфу и клубнику со сливками.

Спустя десять минут Берик возник на пороге у сестер Старк, лихо затащив арфу на самый верх Башни десницы.

— Сестренки, выручили просто! — воскликнул Берик, водружая арфу на ее законное место.

— Стучаться тебя не учили? — огрызнулась Арья.

— Да ладно, сестренки, под одним же небом ночевали, — отмахнулся Берик, который никогда ни за что не извинялся, и его все равно все как-то прощали. — Будто я не знаю, когда вы встаете. И что для вас на кухне стащить надо, — и на столе появилась клубника со сливками и лимонный пирог, к которым сестры бросились наперегонки.

— Это подкуп, — строго сказала Санса, первой вспомнив, что где-то были ложки и септа когда-то учила всегда ими пользоваться.

— Есть такое, — признал Берик. — Как вернусь, расскажу, зачем мне ваша арфа понадобилась. Только уговор...

— ... ничего не говорите Эдрику Дейну! — хором закончили сестры Старк.

— Как сказала бы наша септа, Берик, какой пример ты нам подаешь! — с укоризной сказала Санса, но в ее голубых как небо глазах прыгали озорные чертята.

— Плохой, — с готовностью согласился Берик. — Когда вырастете, ни за что не будьте такими, как я. В конце концов, так ведь и убить могут, раз шесть подряд. Все, у меня уже конь оседлан, остальное после!

Санса смотрела вслед убегающему Берику, звенящему шпорами, и почему-то думала, что, чтобы влюбиться в Берика, надо не иметь головы, а чтобы не влюбиться — надо не иметь сердца.

Берик до отъезда еще успел забежать к королю, послав Бриенне, стоящей на часах, воздушный поцелуй, на что та ответила жестом, который обещал Берику смерть от удушья.

— Разрешите доложить, милорд, — браво отрапортовал Берик, звякнув шпорами. — Есть идея: давайте его закажем.

— Кого? Чего? — проворчал король, отрываясь от валирийских военных трактатов, которые Старк вытаскивал из глубин библиотеки быстрее, чем Станнис добывал из Драконьего камня драконье стекло, чтобы делать из него наконечики для стрел и отстреливать Иных. — Берик, говори толком.

— Так я говорю, — пояснил Берик, — как бой в тронном зале был год назад, Торос меня раненого вывел, а тут этот двуцветный идет, который под Пицеля косил. Я ему говорю: ты такой крутой, что ж ты стоял? Меня, говорю, чуть насквозь не проткнули, Торосу всю амбицию разбили, а ты стоял смотрел. А он и говорит мне: «Назови имя, и человек назовет цену. Ты заплатишь цену, и смерть придет. Завтра, с новой луной, через год — но она настанет. Человек не умеет летать, как птица, но он переставляет ноги, одну за другой. Однажды он оказывается на месте, и любой, кого ты назвал, умирает, будь это хоть лорд Тайвин, хоть верховный септон». Я еще тогда подумал: а чего он выпендривается? Милорд, давайте закажем ему Короля Ночи!

Врут про Гамлета, что он нерешителен.

Он решителен, груб и умен.

Но когда клинок занесен,

Гамлет медлит быть разрушителем

И глядит в перископ времен.

.............

Ибо знает причины и следствия,

Видит даль за ударом клинка,

Смерть Офелии, слабую месть ее, —

Все, что будет потом. На века.

(с) Давид Самойлов

Неизменным атрибутом воспоминаний о гражданской войне в семье Ланнистеров был авангард Эддарда Старка, идущий на Королевскую гавань, на который списывалось все произошедшее, от спешки армии Тайвина до убийства Элии Мартелл. «Ну как же, — слышалось в тоне Джейме, — я не мог не нарушить присягу и не зарезать Эйриса, ведь к Королевской гавани шел целый авангард Эддарда Старка!» Маленький Тирион сначала полагал, что авангард — это что-то громадное и ужасное, типа армады или апокалипсиса, а страшный бог войны по имени Эддард Старк, без которого воспоминания о гражданской не обходились, вероятно, тащил в своем авангарде на коротком поводке пару драконов и пяток Иных, собираясь спустить их на все живое, если Ланнистеры не устроят до его прихода все в лучшем виде или хотя бы как-нибудь.

Когда Тирион подрос, он узнал, что Эддард Старк — это человек и Хранитель Севера. В доме Ланнистеров, озабоченных своей честью и престижем, нескладному карлику Тириону жилось несладко, и иногда он мечтал о том, что сядет на своего пони и поедет на Север к Старку, чтобы Старк взял свой легендарный авангард и пожаловал вместе с ним в Западные земли. «Тут-то вы все забегаете, — мысленно обещал своим обидчикам Тирион, глотая злые слезы. — Тут-то вы все сами зароетесь на три метра вглубь!»

Когда же Тирион стал юношей и прочитал в книгах, что авангардом называется небольшая часть армии, идущая впереди основных сил, он, с одной стороны, испытал разочарование, а с другой, загорелся любопытством, кем же был этот лорд Старк, что приближение небольшой части повстанческой армии под его командованием вызывало такую панику, и сам лорд Тайвин, жестокий и гордый отец Тириона, до сих пор говорил с заметным облегчением, что между его армией и авангардом Старка, слава Семерым, не дошло до мечей.

К счастью, хроникеры, кинувшиеся описывать историю новой династии, помогли юному Тириону, написав за несколько лет с окончания гражданской войны множество книг о ее ходе, и везде в них встречался тот самый Эддард Старк. Читая о Старке, Тирион заметил, что Старк всегда уступал противнику в численности войск, но неизменно выигрывал все битвы. Только один раз Старк имел численное преимущество, но в той стычке у Башни Радости его небольшому отряду противостояли Артур Дейн по прозвищу Меч Зари, королевский гвардеец Освелл Уэнт и Герольд Хайтауэр, лорд-командующий Королевской гвардии. Тирион мало интересовался великими бойцами прошлого, но и он легко понял из хроники, что для обычного человека победить один на один Артура Дейна или Герольда Хайтауэра было так же нереально, как для него самого вздуть лорда Тайвина. Старк же вернулся от Башни Радости с легкими ранами и даже с одним живым рыцарем из шести своих спутников. По всему выходило, что либо за Старка воевали боги, либо он сам был богом войны — и, судя по воспоминаниям Ланнистеров и их гостей, его должны были изгнать с пажитей небесных в земную юдоль за неуживчивый нрав, нарушение субординации и плевок Неведомому на рукав.

Когда король Роберт собрался в прошлом году посетить Винтерфелл, Тирион напросился своей семье в попутчики, желая посмотреть не только на Стену, но и на того самого Старка. Первое знакомство его разочаровало — Старк был похож на обычного потрепанного в боях пехотного капитана, любящего выпить и погорланить песни, пусть даже и в обнимку с королем, которого Тирион, вслед за своей семьей, не ставил тогда слишком высоко. Но постепенно, проехавшись в обществе Джона Сноу до Стены и немного пожив в Ночном Дозоре, Тирион начал понимать, что внутри каждого Старка есть еще один Старк.

Джон сначала показался Тириону щекастым кудрявым увальнем, бесхитростным и домашним. Но затем Сноу сначала избил всю набранную вместе с ним в Дозор шпану, потом сколотил вокруг себя крепкую банду, а потом и вовсе сходил за Стену для принятия присяги, а вернулся оттуда с двумя мертвяками, наделавшими большого шума. Джон упокоил оживших среди ночи мертвяков, спалив при этом комнаты лорда-командующего, но не попал за это на несколько суток под арест, а, напротив, стал героем Ночного Дозора, относительно которого никому и в голову не приходило усомниться, до принятия присяги он набрел на мертвяков или после. Джон лежал у мейстера, веселый и обгоревший, травил байки про то, что отрубленная мертвая нога дала ему пенделя, а отрубленная мертвая рука скрутила кукиш, и Тирион был уверен, что произведенный в преемники лорда-командующего Джон никакой присяги на самом деле не принимал. А когда в руки Джона Сноу свалился еще и валирийский клинок, подобного которому несколько поколений Ланнистеров не могли достать за любые деньги, Тирион понял, что Старки снова по-родственному снюхались с богами войны. Джон Сноу тем временем шел в гору, был у мейстера Эймона на правах родственника и переписывался с Винтерфеллом, Королевской гаванью и Драконьим камнем с такой частотой, словно это он, а не мейстер Эймон, был королевской крови.

На обратном пути Тириона вежливо притормозили в Винтерфелле, и на гостеприимном лице леди Старк было явственно написано: «Погостите у нас пару годиков или же позвольте вас нежно обезглавить». Тирион отказаться не рискнул, показал, что принимает гостеприимство за чистую монету, и стал с интересом наблюдать за Старками. Старки были милой патриархальной семьей, ежедневно собирались к обеду и ужину и приглашали к семейному столу мейстера, нескольких гвардейцев, кастеляна и старую няньку. Дети, уходя спать, целовали свою мать, младший Рикон кормил под столом свою собаку, и все с грустью вспоминали Сансу и Арью, живших вдали от дома вместе с отцом. В идиллической картине дружной семьи было всего несколько незаметных штрихов — собака трехлетнего Рикона была лютоволком, а Санса и Арья за пару месяцев до приезда Тириона неожиданно заехали на денек домой во главе кавалерийского отряда. Обо всем этом говорилось вскользь, как о само собой разумеющемся, и Тирион постепенно привык к тому, что у Старков десятилетние девочки командуют кавалерией, а семилетние мальчики лазают по отвесным стенам и легко подтягиваются на одной руке. Действительно же выдающейся девочкой на Севере была семилетняя Лианна Мормонт, которая в отсутствие матери командовала и кавалерией, и пехотой. Когда Тирион, сидя в своей комнате, сообразил, что Лианну Мормонт назвали в честь Лианны Старк, с ним в первый раз в жизни случилась от смеха небольшая истерика.

Тирион был принужден пользоваться гостеприимством Старков почти год, прежде чем настал тот день, когда Робб Старк принес ему необычную новость.

— Мы вынуждены расстаться с тобой, Тирион, — сказал Робб. — Король требует тебя в столицу как переговорщика от Ланнистеров.

— Сомневаюсь, что на мое представительство согласится мой лорд-отец, — ответил Тирион, которому сильно не нравилась начинающаяся зима, потому что на Севере она сразу начиналась с метели, крутившей в то утро за окном.

— Он уже дал свое согласие, — не вдаваясь в детали, сообщил Робб.

— Бобровый Утес пал? — пошутил Тирион, всерьез опасаясь про себя, что он угадал.

— Лорд Тайвин получил предложение, от которого не отказываются, — пояснил Робб, и Тириону вновь припомнился авангард Эддарда Старка и бог войны из его детских впечатлений.

Еще одной фразой, запомнившейся Тириону из слышанных в детстве рассказов о гражданской войне, была «Роберт был слишком силен, и лорд Старк действовал очень быстро». Новые песни о силе Роберта, воскресшего после смертельной раны в живот и проложившего молотом дорогу к Железному трону через толпу воинов, уже дошли до Винтерфелла, а новый опыт быстроты Старков Тирион получил сразу после выезда из Винтерфелла, когда сопровождавший его отряд принял решение двигаться форсированным маршем, невзирая на распутицу.

— Пожалейте бедного карлика, милорды, — взмолился Тирион уже на второй час скачки, и единственным его утешением было то, что во время уже обраставшего легендами первого похода сестер Старк его нелюбимого племянничка должно было колошматить еще и не так, поскольку та скачка была по сухой погоде и по бездорожью, да еще и продлилась без малого месяц.

— Да, — признал возглавлявший отряд красномордый кавалерист с седыми баками, подходя к Тириону и легко снимая его с лошади вместе с седлом. — С твоими ногами ты в стремена как следует не упрешься. Так что варианта два: либо поезжай боком, как барышня, — и кавалерист перекинул стремя на другую сторону, немного повозившись под седлом и как-то ловко это стремя загнув, — либо мы потащим тебя на закорках. Но тогда уж не обессудь: придется тебе либо отрастить длинную седую бороду, либо научиться бешено свистать.

Тирион выбрал первое и почувствовал себя смешно и нелепо.

— Держись за второе стремя как за луку, — посоветовал кавалерист, и Тирион наконец вспомнил его имя. — И не тушуйся, все свои.

— А миледи Санса тоже так ездит, сэр Родрик? — спросил Тирион, притворяясь, что он, как и вся прошлогодняя делегация южан, знает о Сансе лишь то, что она красива, имеет безупречные манеры и у нее густые рыжие волосы.

Сэр Родрик густо расхохотался, и его хохот подхватил весь отряд.

— Мне говорили, маленькие леди садятся на лошадку и ездят кругами по двору, — продолжал паясничать Тирион, устраиваясь в седле по-новому и пытаясь отвлечь внимание от своей неловкости. — И знаете, дорогие мои спутники, я близок к тому, чтобы признать их правоту.

— Ты веселый парень, Тирион, — сказал старый кавалерист, легко взлетая в седло. — Хорошо, что нам не пришлось резать тебе глотку.

Тирион хотел ответить с обычной своей насмешкой, что и сам тому очень рад, но отряд северян уже взял с места бодрой рысью.

В Королевской гавани Тириона встретили Мирцелла и Томмен, живые и здоровые. Мирцелла стала еще красивее и немного печальнее, Томмен оставался таким же круглым и равномерно подрос и в высоту, и в ширину. Джоффри, которого Тирион любил меньше всего, не было, и Тирион был этим не удивлен.

— Шастает где-то, — фамильярно сказал о принце стражник из числа сменивших золотых плащей пехотинцев Амберов, и Тирион увидел на его щите необычный северный девиз «Где мы, там победа». — Сейчас я его кликну.

Принца, вероятно, уже кликнули, потому что он шел к Тириону сам, и Тирион отметил коротко стриженные волосы, развернувшиеся плечи и повзрослевшее лицо.

— Здравствуйте, дядя, — сказал принц, которого близость с опасными людьми научила вежливости и сдержанности, и почувствовал, как что-то кольнуло его в сердце, в отместку за то, что за все эти месяцы он не вспомнил ни о своем брате, ни о сестре.

— Ну здравствуй, — ответил карлик, глядя на своего нелюбимого племянника задрав голову и наклонив ее набок, и отмечая внимательным глазом и изменившуюся осанку, и сбитые по-мальчишески руки. — В моем положении трудно разжиться подарком на день рождения, с которым я к тому же безбожно опоздал, но Старки одарили меня книгами, чтобы я не скучал в дороге. Могу разделить книги с тобой, если пообещаешь мне хорошо с ними обращаться.

— Спасибо, дядя, — так же сдержанно ответил Джоффри, и Тирион от удивления даже приоткрыл рот. — По астрономии ничего нет?

— По астро… чего? — потрясенно выговорил Тирион, который считал, что такие книги читают лишь мейстеры и капитаны кораблей, а для забавы — один только он. — Тебя здесь бьют, что ли?

При второй встрече в Королевской гавани Старк имел вид того же пехотного капитана, немного поправившегося на штабной работе. Тирион представлял себе королевского десницу по парадному портрету отца; Старк одевался намного проще, ожерелья десницы в виде цепочки рук не носил, а вместо него носил небольшой значок.

— Садись, — пригласил Тириона Старк. — Роберт уже составил воззвание к лордам Западных земель, нам с тобой осталось утрясти мелкие детали.

Неожиданно для Тириона у него оказался в руках небольшой свиток, который и содержал то самое послание. Тирион развернул его, полагая, что Старк перепутал монаршье воззвание с любовной запиской, каковые монарх тоже порой производил, и увидел неровный почерк короля, который никогда не был согласен с тем, что войны выигрываются перьями и воронами, а предпочитал молотить врагов до тех пор, пока из них самих не полетят перья. «Милорды! — писал король. — Мы не хотим войны. Мы отзываем Сандора. Предупреждаю: кто будет дергаться, всех перемочим».

— Мы правда не считаем, что твоя семья причастна к здешней семейной сцене, — великодушно сказал Старк, потому что за неудавшуюся диверсию Грегора он уже довольно потрепал Запад. — Иначе, согласись, у меня здесь не было бы больше Ланнистеров, чем в Западных землях. Так бунты не устраиваются, с добровольной выдачей заложников. Не беспокойся, — добавил Старк, — твои родственники на жизнь здесь не жалуются.

Тирион вспомнил свою недавнюю встречу с Джоффри и подумал про себя, что много, много кого в его семье стоило бы отправить пожить у Старка.

— Что с моим братом? — без обиняков спросил Тирион, и Старку понравилась его прямота. Джейме действительно куда-то исчез, ускакав из столицы после своего поединка со Старком, хотя Старку, конечно, разведка уже докладывала.

— Деньги — брызги, Ланнистер, — браво сказал Старк. — У человека мечта должна быть. Чтоб готов был за нее сгинуть, как настоящий солдат. Дай ему ее исполнить — и человек твой. У меня это даже дочери уже понимают. Вот какая мечта была у Сандора?

«Голова Грегора, — подумал про себя Тирион. — И он ее получил, что не стоило Старку ни гроша».

— А у твоего брата какая мечта? — спросил Старк, пристально смотря Тириону в глаза.

— Король знает? — севшим голосом спросил Тирион, который знал об отношениях Джейме и Серсеи, и догадывался, что принцы ему не просто племянники, а дважды племянники. Тирион догадывался также, что, узнав об этом, страшный во гневе король не пощадит всех виновных, и разве что благородный Старк, как названый брат короля, сможет спасти детей. Спасенных детей Тирион видел только что, и заметил, что Джоффри стал серьезнее, проще и внимательнее к семье, словно его изменило большое горе. Тирион услышал стук своего сердца и с трудом сглотнул.

— Да ты что, Тирион, — успокоил его Старк, заметив, что Тирион испугался за сестру и брата. — Такие секреты раскрывать — все равно что заложников убивать. И жестоко, и глупо. Я же говорю — пообещай исполнить его мечту, и человек твой.

— И вы осмелитесь? — пробормотал Тирион, которого отпустила паника, отчего он как-то обмяк, а Старк отметил про себя, что Тирион все-таки штатский. Старк помедлил, снова думая о своих дочерях, которых боги войны отметили как своей печатью даром находить в страхе и опасности силы и вдохновение, и дал время своему собеседнику перевести дух.

— Я-то что, я вообще в Семерых не верю, — беззаботно сказал Старк. — Мало ли что там Верховный септон учудит. Ну позор, ну скандал, но все же не в богороще наблевали.

— А если что кажется невозможным, так на то мы и меч целовали, — добавил Старк, пристально смотря на Тириона. — Хорошо, когда противник стоит за рекой и думает, что с втрое меньшей армией я через реку наверняка не полезу. Потому что я обязательно полезу, и тут-то ему и хана.

Тирион поднял глаза, наконец услышав голос бога войны из своего детства.

— Жалко брата твоего, Тирион, — сказал бог войны. — До того, как ему странная его любовь голову задурила да Эйрис изнанку людей показал, он гвардейцем хотел стать. Да и сейчас хочет, пьет и мечется. Хотел бы ему помочь, да не все от меня зависит. Король из гвардии его прогнал, а Серсее даст развод — а дальше уж каждый должен сам, выбирать и не трусить.

— А мою знаешь мечту? — неожиданно для самого себя спросил Тирион бога войны, но бог войны снова превратился в лукавого пехотного капитана.

— Не все от меня зависит, Тирион, — с улыбкой сказал Старк. — Я ж тебе не девка красная.

Конечно, по словам Старка можно было подумать, что тот подшучивает над склонностью Тириона шататься по борделям, но Тирион был уверен, что бог войны знает и его мечту.

Найти короля, чтобы завизировать у него подробный мирный договор, оказалось нелегко, и Эддард понимал, что виноват в этом сам. Несколько недель назад Старк преподнес своему другу на годовщину коронации две книги, в первой из которых было красочное описание их подвигов и битв во время гражданской войны. На вторую король сначала не обратил внимания, и по-походному развалился после обеда на сене, перескакивая глазами со строчки на строчку и хмыкая в ответ на пышные экивоки летописцев. Вскоре, впрочем, Роберт стал хмыкать уже не так, потому что подарки Старков всегда были подарками Старков: среди страниц, пробудивших в короле воспоминания о молодости и жажду битв, попадались листки, исписанные резким косым почерком Старка, в которых указывалось, что во время битвы обе стороны вели себя как идиоты, и стояли какие-то ссылки.

Ссылки отсылали короля ко второй книге, и, с трудом разобрав на потертом переплете название «Наука побеждать», Роберт выругал Старка пижоном и книгочеем — старинная книга была на высоком валирийском. Валирийскому Роберт, как всякий благородный юноша, учился и тексты на нем кое-как разбирал, хотя последний раз он делал это лет десять назад. Впрочем, текст валирийского трактата был краткий и дельный, и книга была снабжена диаграммами с расположениями войск, в которых Роберт разбирался и без текста. Роберт добродушно ругнул Старка еще раз, долистал до первой старковской сноски и полез в затылок.

Эддард Старк и мирный договор нашли короля Роберта, полюбившего за последний месяц уединение, в большом дальнем дворе, где когда-то Джоффри учился стрелять из арбалета. Роберт снова прогнал всех прочь, чтобы не мешали думать, и налаживал под верхом шатра, лишенного стен, большой костер.

— Помнишь, как в тронном зале драконьи черепа по стенам висели? — спросил король своего друга, пробегая глазами мирный договор и к удовольствию Эддарда пряча его в карман, чтобы почитать на свежую голову. — Помню, намаялся я с ними тогда, снять велел — а они тяжелые, заразы. Я не ожидал, птичья ж кость легкая обычно, даже подумал — как же эта тяжесть вся летала, мать ее так? А после охоты той, ну, когда я лежал и убитым прикидывался, как-то от безделья в голову пришло: искры же от костра вверх летят? Бумагу тоже сжечь можно, она вверх полетит. Может, и драконы потому летали, что у них внутри огонь был? Я, помнишь, даже жаровни тогда требовать стал, якобы холодно мне от потери крови. Раскрыл, бросил бумагу — не летит. Поставил жаровню в камин — тяга пошла, бумага в трубу полетела. Я, знаешь, раньше и не задумывался, что это такое — тяга в трубе.

— Толково, — оценил Эддард, приглядываясь к трепыхающемуся над костром верхом шатра, который вроде бы тоже намеревался улететь, и думая про себя, что Роберт наверняка уже дочитался до валирийских терминов «господство в небе» и «поддержка с воздуха». — Много тепла в стороны уходит только. Стенки обратно надо б вернуть, сам же про трубу говорил.

— Ага, ищи дурака, — расхохотался Роберт. — Будто я не помню, как мы с тобой еще пацанами в шатре костернули.

— Ну поднять его надо чуть, шатер-то, — уточнил Эддард, что и было исполнено через полчаса с помощью солдат, новых столбов и драконьей матери. Король и десница попытались вытащить один из столбов и поняли, что шатер собирается не лететь, а падать.

— Через щели воздухом сифонит, — сообщил Роберт, обходя вокруг шатра и прикладывая руку к углам. — Из одного куска ткани сворачивать надо. И раз уж взялись, сворачивать в два слоя, чтобы между слоями воздух был, может, внутренность остывать будет помедленнее.

— Ты умный, Роб, — оценил Эддард.

— А ты думал, Аррен дурака бы на престол посадил? — сказал довольный собой король. — Джон только, земля ему пухом, больно обычаи любил, чтобы все было по-людски да по старине. Я, помню, после Пайка пришел к нему, говорю: не дело, что мы как воевать, так заново солдат обучать. Есть, говорю, идея: давай после сбора урожая или там зимой, когда крестьянам и так, и так делать особо нечего, у каждого лорда пятую-шестую часть будущих рекрутов под знамена собирать, я ими и займусь. А Джон даже руками на меня замахал, дескать, если каждый год знамена собирать, когда нужда будет, никого не соберешь уже. И знаешь, Нед, оно часто так бывало: я что-нибудь выдумаю этакое…

— Да, Аррен всегда лучше знал, — согласился Эддард, чтобы Роберт вгорячах не прошелся и по названому отцу. — Я, кстати, с этим к тебе и шел. И еще: надо бы и лордов собирать потихоньку, подтягивать их по военному делу. Войско без командира — что курица без головы.

— Да поставить капитанов, а лорд вместо знамени, — отмахнулся Роберт. — Знаешь, Аррен тоже дело говорил: нельзя каждый год собирать знамена.

— Роб, ты воевал, — с укором сказал Старк. — Скольких капитанов тебе пришлось лордами делать, чтобы не разбираться после войны с их войсками?

— Да черт твою, — махнул рукой король, признавая правоту своего друга. — Ладно, какой у тебя в командном составе недокомплект?

— Ух, етить-колотить, — схватился за голову король, пробежав глазами мобилизационные планы, которые у Эддарда по странной случайности были с собой. — Это куда ты так штаты развертывать собрался?

Всякий поборник точной науки

Знает — у смерти длинные руки,

Каждый живущий слаб перед нею.

Только коса находит на камень —

Смерти обломно со степняками,

Просто у неба руки длиннее.

(с) Олег Медведев

После заключения мира между Короной и Западными землями Тирион остался в Королевской гавани добровольно, и порой он чувствовал себя хроникером семьи Старков, потому что в его памяти накапливалось все больше семейных легенд, но не своей семьи, а принявших его в свой круг еще в Винтерфелле Старков.

Первую поразившую его историю Тирион услышал на Севере еще в то время, когда он с хитростью Ланнистера собирал информацию о семье грозного десницы. От маленького Брана, который любил поболтать с дяденькой одного с ним роста и быстро перешел с Тирионом на ты, Тирион узнал, что Арью и Сансу воспитывала благонравная септа Мордейн, приучая их к хорошим манерам и женским искусствам типа вышивания. Сансе все это давалось легко; Арья соскабливала кинжалом петли с вязальной спицы и разрубала то, что следовало распороть. Септа Мордейн постоянно хвалила Сансу и столь же неизменно укоряла Арью.

— Так они из-за этого ссорились? — спросил Тирион, тогда еще надеявшийся нащупать слабину в окружении десницы.

— Почему из-за этого, — ответил простодушный Бран. — Они вообще ссорились. Дрались даже, вся одежда в клочья. Мать Сансе платье подарит, Арья тут же его порвет. Санса как крикнет: «А и черт с ним, с платьем!», надорванный рукав оторвет да выкинет, подоткнет подол — и они друг за другом бегают, пока не надерутся вволю.

— Значит, они не любят друг друга? — уточнил Тирион.

— Дядя Тирион, ты дурак? — укоризненно спросил Бран и рассказал историю про то, как Арья своей грубостью и своеволием довела септу Мордейн до того, что та заперла Арью в башне и велела ей к завтрашнему дню дошить вышивку, с которой Арья возилась уже вторую неделю, распарывала да перешивала. Ранним утром септа Мордейн, уже сожалея о своей суровости, вошла в комнату, где запертая Арья провела ночь, и увидела сестер Старк, спящих валетом. На столе были остатки от ужина, который Арье за ее провинности не полагался, а на полу лежала дошитая в две руки вышивка.

— Как ты сюда попала? — спросила септа Мордейн, разбудив Сансу, и сонная румяная Санса махнула рукой в сторону окна. Септа Мордейн выглянула в окно и схватилась за стену.

— Ты могла погибнуть, — прошептала через минуту побелевшая септа, у которой так и стояла перед глазами пропасть в сотню футов и гладкая стена за окном.

— Могла, — пожала плечами Санса. — Но я не могла оставить сестру одну.

Если верить Брану, Арью с тех пор не наказывали, ну или по крайней мере наказывали не одну, потому что дрались и рушили все вокруг сестры по-прежнему.

Вторую историю, перевернувшую Тириона, рассказал сэр Родрик Кассель уже на подъездах к Королевской гавани, вероятно, наконец сочтя Тириона достойным ее выслушать. Тирион знал о том, как погиб Рикард Старк, отправившийся в одиночку выручать своего сына Брандона, брошенного в темницу безумным королем Эйрисом. В семье Ланнистеров и Рикарда, и Брандона считали рыцарственными сумасбродами, непонятно за что загубившими свои жизни.

— Лорд Рикард мог бы привести с собой к стенам Королевской гавани целое войско, — признал сэр Родрик. — Но он не хотел, чтобы гибли мы, его люди, и попытался решить дело без большой войны.

— И из этого ничего не вышло, — напомнил Тирион.

— Может, и так, — согласился сэр Родрик. — Но после его смерти мы все шли вперед и знали, что старый лорд погиб за нас. Мы могли отплатить только верностью и храбростью, и мы презирали смерть, как и он.

Тирион от удивления открыл рот, чувствуя, что он только что узнал секрет легендарного авангарда Эддарда Старка.

— Но ведь он же умер, — пробормотал Тирион, цепляясь за обломки рушившегося вокруг него мира, в котором умен был тот, кто жесток, и даже дурак бывал лучше умного, если он был достаточно подл. — Лорд Рикард умер.

— Умер, — кивнул сэр Родрик. — Старый лорд всегда говорил: «Мы для того и приходим в этот мир, чтобы умереть за свою стаю. И поэтому мы умираем, но стая живет вечно».

— Вот и посмотри, — заметил сэр Родрик потрясенному Тириону уже будничным тоном. — Где теперь Таргариены, и где Старки.

С тех пор Тирион собирал легенды о Старках прошлого, некоторые из которых даже записывал для памяти, но никак не мог найти третью историю, которая потрясет его так же, как и первые две. Ближе всего к этому была история Кригана Старка, который остался верным проигравшей в Танце Драконов стороне и в доказательство этого взял штурмом Королевскую гавань, так что победившему в гражданской войне королю пришлось упрашивать Старка, чтобы тот пустил его в собственную столицу. Криган Старк выторговал себе должность десницы, за один день казнил две дюжины предателей и мерзавцев с обеих сторон, после чего сложил с себя полномочия, выругал остающихся, включая короля, замысловатым северным матом, и уехал обратно в Винтерфелл.

Историю Кригана Старка Тирион с удовольствием читал и слушал много раз, начиная догадываться, что ключ к истории Кригана Старка — в брошенных мимоходом в летописях словах «армия Старка состояла из спасавшихся от наступавшей зимы бездетных, бездомных, холостяков и младших сыновей». Бедные и бездомные, пришедшие в столицу с Севера, не грабили и не мародерствовали, не возмущались тем, что их суровый лорд пришел только за справедливостью, и Тирион часто жалел, что Танец Драконов был почти двести лет назад, и с тех пор все солдаты Кригана ушли вслед за своим лордом к своим Старым богам. Но Тирион почему-то чувствовал, что третья невероятная история о Старках еще ждет его впереди.

Завещание короля Роберта, хотя и было в свое время порвано Серсеей, каким-то образом все равно ушло в народ, и королевскую фамилию, ставшую жителям Королевской гавани родной благодаря щедрости Роберта и отеческому правлению Эддарда, порой встречали любовной шуткой.

— Варис объездит, милорд! — орали королю из толпы, когда король выезжал на новом жеребце и с трудом сдерживал его, сворачивая ему шею, и Роберт раскатисто хохотал, махнув шутникам рукой.

Ренли Баратеону, приехавшему однажды к брату, клали на пути оленьи рога, что Ренли, не читавший завещание Роберта, принял за своеобразное почитание герба Баратеонов, приказал своей свите подбирать рога и прибыл в Красный замок с большой горкой набранных по дороге рогов, чем немало позабавил своего старшего брата.

— Полную тебе тележку рогов! — приговаривали с тех пор в азарте то Роб, то Нед, иногда играя в карты в королевских покоях, а Бриенне, которую они после смены частенько усаживали третьей, оставалось только радоваться новой формулировке, потому что до приезда Ренли в тележку из присказки помещались в сердцах не совсем рога, хотя Роб и Нед после этого всегда извинялись.

Арью и Сансу больше интересовал некий Джендри, которому король завещал свой молот, а объектам любопытства сестер Старк редко удавалось от них ускользнуть. Поэтому однажды днем, выйдя из кузницы без рубахи, Джендри почувствовал, что на него кто-то смотрит.

— А ты ничего, — заявила с крыши кузницы Арья, которая прикрывала смущение нахальством, и Джендри смутился в свою очередь, снова надев на себя кузнечный фартук.

— Сестра говорит, что королевский молот тебе подошел бы, — пояснила Санса.

— Да замотали вы меня уже с этим молотом, — проворчал Джендри, которому многие припоминали королевское завещание, и хотел уйти в кузницу.

— Не обижайся ты, — примирительно сказала Арья, и Джендри неожиданно для себя остался. — Ты даже с виду на короля похож.

— Много ты короля видела, ага, — огрызнулся Джендри. — Ты что ж, какая-то леди?

— А то нет, — ответила Арья и состроила Джендри рожу.

— Леди так не выглядят, — не поверил Джендри и даже не успел понять, что нагрубил, потому что сестры Старк переглянулись и рассмеялись.

— А ты будто знаешь, как выглядят леди, — поддразнила Джендри Санса.

— Я-то знаю, как себя вести, — с достоинством сказал Джендри. — Я господ видал уж небось побольше вашего. Когда к нам в лавку приходят благородные девицы со своими отцами, хозяин всегда велит мне преклонять колено, говорить, только если со мной заговорят, и называть их «миледи».

— Не, это не пойдет, — сказала Арья, и Джендри вытаращил глаза, потому что не мог понять, как эти чудные девчонки уже оказались на земле. — Тогда мы точно не леди.

Арью и Сансу заинтересовал мир за стенами замка, а особенно их заинтересовали рассказы о Блошином конце, где, судя по рассказам коллег Джендри, тоже вскоре вышедших во двор кузницы, среди прочих нуждающихся в исправлении вещей был шатер дядюшки Роржа, в котором медвежат и людей травили собаками. Сестры Старк, как и все аристократические дети, все еще были уверены в глубине сердца, что им дана от рождения власть над миром и людьми, и, возобновив свой путь по крышам, запаслись для дядюшки Роржа тухлыми яйцами.

В балаганчике Роржа, где уже началось вечернее представление, когда Арья и Санса туда добрались, чадили факелы, воняло потом, мочой и несчастным зверьем, а на арене толстый огромный дебил топтал напавшего на него мастиффа, упиваясь предсмертными хрипами животного и ревом толпы.

— Тут яиц будет мало, — сказала Арья и стиснула руку сестры, словно от боли. — Я выпущу собак, а ты доберись до факела.

Через пять минут шатер Роржа уже пылал, сам превратившись в огромный факел, а разгонявшие зрителей псы бешено щелкали зубами.

— Вот они! — в ярости закричал безносый Рорж, увидев, как Арья и Санса наблюдают за делом своих рук, взобравшись на чью-то повозку.

— Вот они мы! — горделиво крикнула Арья в ответ, красуясь на верху повозки и все еще считая, что люди встанут на сторону благородства, но Санса быстрее разобралась в выражениях лиц и дернула сестру за руку.

Достаточно прочных крыш, которые гарантированно спасли бы сестер от преследователей, в Блошином конце не было, и сестры Старк понеслись вперед, ошеломляя своим проворством недружелюбную толпу, постепенно уходя в более безлюдные переулки и понимая, что они не знают дороги. Сзади топотали Рорж и его огромный Кусака, уже виденный сестрами на арене, а потом очередной проулок вдруг закончился стеной.

— Что ж, попались, пташечки, — прохрипел запыхавшийся Рорж и остановился, не ожидая того, что преследуемые им девчонки полезут вверх по вертикальной стене, а в соседней стене от богатырского удара молотом вылетит хлипкая дверь.

— Успокойтесь, мазурики, — произнес большой человек в рогатом шлеме, и сестры Старк услышали в глухом, но странно знакомом голосе интонации короля Роберта. — Успокойтесь, а то я вас успокою.

— Ты бы лучше помог, а мы поделимся, — предложил Рорж, шагнув к преграждавшему ему дорогу молотобойцу и отлетел на несколько футов от могучего толчка в плечо. Рорж выругался, сплюнул и вытащил узкий длинный клинок.

— Учти, туз бубновый, шило тебе не поможет, — предупредил молотобоец, но Рорж, матерясь, кинулся вперед, и неожиданный защитник Арьи и Сансы взмахнул молотом с удивительной быстротой и легкостью, разнеся Роржу голову вдребезги. Злобный гигант, называемый Кусакой, с рычанием ринулся отомстить за хозяина, и лег рядом, сраженный таким же легким и могучим ударом.

— Вы спасли нас, ваше величество, — тоном маленькой леди сказала Санса с верха стены и спрятала выкидной нож в вертикальный карман на ноге, понимая, впрочем, что им с Арьей все равно влетит, и более чем за дело.

— Это не король, — шепнула Арья сестре. — Шлем не его. И голос тоже.

Воин в рогатом шлеме неловко огляделся, и когда он снял свой шлем, Арья и Санса увидели лицо Джендри, молодого кузнеца.

— Сматываться надо, — сказал Джендри, на чьем лице все еще была ярость пополам с ужасом, и ужас начинал преобладать. — А потом я вас до дома провожу.

— Мы верхом пойдем, — ответила Санса, окидывая взглядом крыши вокруг и начиная прикидывать хоть сколько-нибудь реальный маршрут.

— Ну уж дудки, — не согласился Джендри и протянул к сестрам свои огромные руки, поставив окровавленный кузнечный молот у стены. — Прыгайте, поймаю. Я с вас теперь глаз не спущу.

Джендри легко нашел дорогу прочь из Блошиного конца, и перестав опасаться погони, начал изучающе поглядывать на сестер.

— Кто ж вы такие, что за вас король бы вступился? — наконец тихо спросил Джендри. — Бастарды, что ли?

— Сам ты бастард, — огрызнулась Арья, не зная еще, насколько она права, а Санса подумала, что это могло бы объяснить сходство молодого кузнеца и беспутного короля.

По мере приближения к замку вокруг пошли слишком хорошие кварталы, и на двух грязных девчонок и здорового кузнеца стали оглядываться люди. Арья и Санса уверенно шли к Красному замку, совсем не заботясь о том, как неуместна в этих кварталах их грязная одежда, и не думая, как думал идущий рядом Джендри, что не принадлежат к этому миру. Наконец Сансе пришло в голову, что следующий патруль вполне может отдать им честь, и она дернула сестру за руку.

— Ступай давай, — сказала Арья неожиданно лукаво и легонько толкнула остановившегося Джендри в грудь. — Здесь мы уже сами дойдем.

— Спасибо, — добавила Санса. — Ты действительно нас спас.

Эддард Старк всегда знал даже то, что ему никто не собирался рассказывать, и под вечер, спустя два дня после приключения Джендри, Старк появился в кузнице Тобхо Мотта. Джендри сначала не узнал пришедшего к нему человека с лицом пехотного капитана, но что-то заставило его остаться после долгого рабочего дня и отвечать на вопросы.

— Были тут третьего дня две девчонки? — спросил Старк, пряча улыбку. — Одна рыжая, другая наглая.

— Были, — коротко ответил Джендри, и ему стало весело от точности описания, так что разговор дальше пошел бодрее. Джендри честно рассказал, как пошел за сестрами Старк, увидев, что они уходят по крышам в сторону Блошиного конца, как боялся, что потерял их в толпе, когда крыши стали слишком хлипкими, чтобы по ним идти, и сестры Старк спустились вниз.

— Так-то оно они приличные девчушки, отец, — сообщил Джендри пехотному капитану, сидевшему с ним рядом. — То ли действительно из замка, то ли из окраин. Если спросишь меня, так нечего им в Блошином-то делать.

Старк согласился с его мнением, и Джендри, рассказав о том, как он дошел до балаганчика Роржа и стоял у входа, когда балаган вспыхнул, а Арья выпустила из клеток собак, немного замялся перед рассказом о дальнейшем, прикидывая, как бы похитрее спрятать в своем рассказе два трупа. Ловчить и выдумывать Джендри не умел, и в рассказе образовалась длинная неловкая пауза.

— Посмотри на меня, Джендри! — приказал Старк. Джендри наконец узнал в этой фразе и в этом взгляде приходившего к нему почти два года назад десницу короля и понял, что погиб: раз его делом заинтересовался сам десница, значит, не так просты были те двое, кому он размозжил головы молотом, и двойное убийство ему с рук не сойдет.

— Милорд, — пробормотал Джендри заплетающимся языком. — В жизни не видел более мерзкого заведения, провались оно в седьмое пекло… и девчонки… сами понимаете, что выйти могло… хуже смерти... по стене они полезли, как ящерицы, а там успели бы, нет ли… я тут и вышел, говорю, порешим добром, хотя какое тут добро… а у него в руках шило, рапира, то есть…

— Я говорил тебе, что ты рожден воином, а не кузнецом, — сказал Старк. — Те, кого ты убил, заслуживали смерти, просто королевское правосудие не всегда добирается до Блошиного конца.

Джендри вздохнул с облегчением, думая, что разговор на том и кончится, но для Старка самое интересное только начиналось.

— Ну а девчонки-то что? — напомнил Старк.

— Вы не поверите, милорд, — с непрошедшим удивлением сказал Джендри. — Они забрались футов этак на десять и вроде как биться собрались. Я повернулся — у одной в руке рапира короткая, у другой нож выкидной, и камней уже наковыряли. Удивительное дело, какие боевые девчонки, я сразу подумал, что ж они вместе бегут, а не врассыпную кинулись.

— Это мои, — наконец признал Старк. — Дома им еще нагорит. Легкую и тяжелую пехоту перепутали.

Джендри так и открыл рот, даже не успев удивиться тому, что подвергавшим себя такой опасности девочкам в доме Старков делают выговор только за неправильную тактику боя.

— Ловкость и проворство дают преимущество только тогда, когда есть свободное пространство и когда ты лучше знаешь рельеф местности, — пояснил Старк. — А в ближнем бою и против большой массы неприятеля нужны прежде всего сильные и крупные бойцы. Вот ты, например, сгодишься.

— Вы уж увольте меня, милорд, — попросил Джендри, думая, что Старк опять приглашает его в свою гвардию. — Я лучше в кузнице, у меня те двое так в глазах и стоят, как спать ложусь, все меня будто кровью заливает.

— Понимаю, — кивнул Старк. — Только не ты, парень, выбираешь войну, а война выбирает тебя. Арья и Санса к тебе еще придут, глянулся ты им. Да и мне будет спокойнее, если ты с ними пойдешь, не Клигейна же с ними посылать.

— Арья — это маленькая? — почему-то спросил Джендри.

— Они обе маленькие, — улыбнулся Эддард, и встал, хлопнув Джендри по плечу. — Арья младшая, да.

Вы же поняли тайну, мой сеньор, вы составили «верность»...

(с) Канцлер Ги

Королевский гвардеец Тарт был бравым солдатом, и его совсем не портили белобрысые волосы, лопоухие уши и веснушчатое лицо. Королю Роберту гвардеец Тарт с его забавной мордой и честным наивным характером был весьма по душе — Роберт пережил две войны, гибель невесты, дворцовый переворот и предательство, и ему теперь было веселее с молодежью, отвлекавшей его от мрачных мыслей о грядущей еще более страшной войне.

Гвардеец Тарт имел только один недостаток — он был женщиной.

— Заходи, братишка, да садись, в ногах правды нет, — приглашал король только заступившего на пост молодого гвардейца, и это любовное обращение вызывало некоторую заминку, так что Роберт начинал сочувствовать Барристану, который с самого начала предупреждал, что «сестра» там, где всегда были «братья», создает массу неудобств.

Постепенно, впрочем, Роберт привык говорить вместо «братишка» «сестренка» и даже убедил Бриенну, что оставлять боевой пост, поддавшись на его уговоры, не противоречит уставу.

— Вон окно у меня какое здоровое, ты и за ним последишь, — говорил Роберт, разливая вино. — Что, вино тоже не по уставу? Ну что за черт, кликни там кого с кипяточком.

Первое время разговор не клеился, потому что Бриенна мрачно молчала.

— Что, старый я, скучно тебе со мной? — с усмешкой спрашивал король.

— Ты не старый, Роберт! — с готовностью отвечала Бриенна, которую король все же выучил обращаться к нему на ты, и повисала неловкая пауза, опять же связанная с тем, что гвардеец Тарт был женщиной.

Но ловкий на выдумку король Роберт все же нашел выход.

— Старый, старый, — не согласился он в очередной раз, — вот пойдем воевать с мертвяками, как Нед и Стан говорят, — положат меня, никто и горевать особо не будет, пора мне уже.

— Если мы падем в битве, о нас будут петь, а в песнях все остаются молодыми, — неожиданно для Роберта отреагировала Бриенна. — В песнях все рыцари благородны, все девы прекрасны и солнце никогда не заходит.

— Так, так, — одобрительно сказал Роберт, чувствуя, что напал на благодатную тему. Жизнелюбивому и непрактичному королю недаром всегда было интересней с молодежью, чем с его циничными и приземленными ровесниками.

С боевыми историями и старыми сказаниями, которые, на удивление Роберта, в устах Бриенны стали подходить к его биографии, посиделки во время дежурств Бриенны стали доброй традицией, и Роберт получил хороший повод отлынивать от государственных дел. «Вот это сестренка! — говорил Роберт сам себе, когда Бриенна уходила, а глаз Роберта с неудовольствием косился на кучу бумаг, которые еще с утра приволок Старк. — Махнул бы Ренли на нее не глядя!»

Ренли, младший брат короля, был удивительно похож на короля Роберта в молодости, и своей статью и юным лицом каждый раз напоминал ему, что сам он поседел, облез и оплешивел. Кроме того, Ренли при всей своей внешней мужественности был педерастом, и Роберт воспринимал это как личное оскорбление, словно Ренли не только захватил его молодое тело, но и позорит его своим пороком.

Кроме того, будь Бриенна его сестрой, Роберт смог бы по-братски за нее вступаться и избегать после этого кривотолков. Однажды Роберт случайно услышал, как один из слуг рассказывает, что в Королевскую гвардию взяли такую страшную бабу, что ее пугаются лошади, и богатырским ударом сломал грубияну челюсть. После чего по замку пошли уже совсем другие слухи, и Роберт был вынужден обратиться к Старку, коль скоро жадный до таргариенской казны Варис все еще сидел в крепости и играл со своим соседом Иллирио в шашки, перестукиваясь через стену.

— Слышь, Нед, — сказал необычно мрачный король, входя к своему вечно занятому деснице. — Пробей там по разведке, кто распускает слухи, что я сплю с Бриенной.

— А ты нет? — уточнил Эддард, дивясь тому, что раньше король над подобными слухами только довольно похохатывал, а ложные слухи принимал к исполнению.

— Да ты охренел совсем! — возмутился Роберт. — Барристан же не переживет.

— Повар, наверно, — поделился догадкой Эддард. — Или конюхи. Ну найду я болтуна, ты что сделаешь?

— Отлуплю его, конечно! — заявил гневный король.

— И слухи еще хуже поползут, — предупредил Эддард. — Плюнь, а?

Роберт послушался совета и плюнул, но снова подосадовал на то, что гвардеец Тарт умудрился родиться женщиной.

Следующей проблемой для короля стали его привычные отлучки из дворца, которые обычно приводили его в кабак или бордель, а то и туда, и туда. Согласно уставу, раньше с королем всегда отправлялся один из рыцарей королевской гвардии, и, хотя от Бороса Блаунта ни в кабаке, ни в бардаке не было никакого толка, а Мерина Транта король однажды избил за садизм и педофилию, и после этого несколько раз привязывал его у бордельной коновязи рядом с лошадью, Роберт привык к их сопровождению в своих вылазках как к неизбежному злу. Однако наивный и честный гвардеец Тарт для таких выездов в город никак не годился, настолько, что Роберту было даже неловко предложить. Роберт полез в затылок и опять разжился неплохой идеей.

— Ты да я, двое странствующих рыцарей на Королевском тракте, мечи у поясов, лишь богам известно, что нас ожидает! — предложил Роберт Бриенне, пропустив часть про фермерскую дочку или девку из таверны. Без баб у Роберта раньше в таких поездках не обходилось, но с тех пор старые друзья Роберта переженились и разъехались, и теперь Роберт мог рассчитывать только на то, что Барристан сообщит ему, что по уставу королю в дальней поездке положено сопровождение из более чем одного гвардейца, а Эддард по старой дружбе, конечно, спросит, кого едем мочить, но, узнав, что едем просто так, уточнит, действительно ли Роберту нечем заняться. Оставался гвардеец Тарт, который сам был бабой, черт бы эту нелепицу побрал.

— Слушаюсь, Роберт! — с готовностью откликнулась Бриенна, и уже спустя полчаса Роберт и Бриенна выехали на большую дорогу, незаметно покинув замок.

Первый час Роберт тщетно пытался разговорить и настроить на более веселый лад неожиданно серьезную Бриенну, которая действительно, похоже, выехала на Королевский тракт за подвигами, приличествующими странствующему рыцарю. Второй час Роберт вспоминал Лианну, в которой тоже была сталь и волчья кровь, и грустил о том, что ни разу так не путешествовал с девушкой, которую действительно любил и которая единственная из всех его женщин была для таких прогулок достойным компаньоном. Через четыре часа Роберт и Бриенна остановились на ночлег в чистом поле, и Роберт с удовольствием сбросил латы, развалившись на траве. Бриенна, одетая по форме, уселась под деревом и положила на колени меч.

— Да ну брось, — предложил Роберт, которому не хватало духу приказать женщине-гвардейцу раздеваться. — Я понимаю, что спиной к спине мы спать не будем, хотя так было бы теплее. Но меч и доспехи это совсем лишнее, я даю честное слово, что от меня ночью отбиваться не придется.

— Я давала присягу охранять тебя, — ответила Бриенна, преодолев смущение: к невыдержанному на язык Роберту она уже начинала привыкать. — Спи, я посторожу.

Роберт ошалело посмотрел на Бриенну и понял, что она сама спать не собирается.

— Да сдурела ты, что ли? — возмутился Роберт. — Ложись давай! Если что, лошади заржут, проснемся.

— Я давала присягу, — упрямо повторила Бриенна.

— Ну хочешь, для безопасности оба в латах будем спать, как в войну? — предложил Роберт, но Бриенна помотала головой.

— Ладно же, — наконец рассердился король. — Будем на отряд из двоих человек караулы выставлять, в устав тебя и в караульную службу! Разбуди меня в середине ночи, мне в утреннюю смену заступать.

Роберт проснулся от света солнца и обнаружил под тем же деревом бодрствующую Бриенну, чей вид говорил о правоте устава и лично сэра Барристана, настаивавших на том, чтобы в походе короля сопровождали минимум три гвардейца. Бриенна наотрез отказывалась отвечать на вопросы, спала ли она ночью вообще, но к середине дня Роберт заметил, что она дремлет в седле.

— Объявляю привал! — заявил Роберт, когда они с Бриенной проехали большой участок леса, отправил самого себя в наряд по кухне и лично проследил за тем, чтобы Бриенна склонилась головой к траве и заснула.

Через несколько часов пришел черед Бриенны удивляться тому, что сделалось с солнцем и откуда над костром взялась кабанья нога.

— Иди-ка жрать, пожалуйста, — замахал руками Роберт на все извинения, припоминая славные времена, когда непонятное еще слово «гурман» казалось ему ругательным, а из кулинарных правил он знал только то, что мясо женских рук не терпит. — Не надо меня охранять от свиней, ни от диких, ни от полусырых. И прости за прямоту, снимай ты латы к черту, послушай старого человека, который в гражданскую в латах полтора года провел.

— Роберт, — окликнула в темноте Бриенна, когда часть кабанчика была съедена, часть оставлена на углях запекаться, а часть была выкинута подальше в лес, волкам на радость. — Спасибо тебе.

— Да не ерунди, — отозвался Роберт, который плохо чувствовал любые интонации, исключая угрожающие, и мало думал о том, что он сделал хорошего, а что плохого, валя все без разбору.

— Знаешь, у меня никогда не было друзей, — продолжала Бриенна. — Девочки считали меня сумасшедшей, у отца каждый год была новая женщина, прочимая мне в мачехи, и он бывал то слишком весел, то слишком сердит. А единственный мужчина, который меня хотел сосватать... я ему ключицу сломала и два ребра.

— Хе! — весело откликнулся Роберт, которому, как боевому человеку с немудрящим юмором, все истории, в которых кому-то навешали, казались забавными. — За дело хоть или просто от души?

— Я сказала ему, что, прежде чем приказывать мне, ему придется победить меня в честном поединке, — поведала Бриенна. — Ну и потом булавой...

— Правильно. Так всегда и делай, — одобрил Роберт, переворачиваясь на спину, а Бриенна подумала, что король Роберт все-таки необычный человек. — Погоди, мы еще будем сестер Старк всем миром замуж выдавать. Они наверняка какого фраера вообще прирежут. Старшая милая такая, в платье ее засунуть — так вообще куколка, а как разлетится к ней эдакий, «я что хочу буду делать, а ты молчи и улыбайся, и вообще своих решений я менять не буду» — так он там и ляжет. И ладно еще она его шилом своим проткнет или из арбалета пристрелит, хоть благородная смерть, а ведь скажет ей какой дурак что про семью — со стены же сбросит как собаку.

— Она разве не невеста принца? — спросила наконец Бриенна, переварив услышанную информацию о женском воспитании на Севере и придя к выводу, что северяне настолько суровы, что девочка у них перестает считаться благовоспитанной и милой, только если поступает в наемные убийцы и печет пироги с человечиной, а мелкие шалости типа скармливания пленника собакам, если за дело, развязывание гражданской войны и подстрекание к сепаратизму, в зачет не идут.

— Ну вот Джофф в этом совсем не уверен, и это очень хорошо, — ответил Роберт, начинавший задремывать. — Как она сама решит, так и будет.

Роберт уснул обратно, а Бриенна продолжала сидеть у потухающего костра, потому что спать ей совсем не хотелось и только было немного скучно без своего единственного друга.

— Эй, добрые люди! — окликнули их спустя час из темноты и, к удивлению Бриенны, Роберт, вышколенный проведенной на гражданской войне молодостью, тут же проснулся и сел на земле.

— Выходите-ка на свет, «добрые люди», — приказал Роберт, заслышав бряцание оружия, и к костру вышли пятеро, среди которых Бриенна сразу выделила высокого и крепкого лысого человека, а больше всего ей не понравился стареющий крестьянин, в котором было что-то жуткое, несмотря на заурядную внешность. Роберт тем временем прислушался и заключил, что в темноте больше никого не осталось.

— Кто ж вы такие будете? — спросил лысый, садясь к огню, и по нему было видно, что приказной тон и две огромные фигуры у костра немного сбили его с толку и изменили его первоначальные намерения.

— Мы с братаном дровосеки, — не задумываясь, соврал Роберт, следя за тем, как рассаживаются остальные. — Рубим все, что попадется под руку. А вы какому лорду служите?

— Никакому, — ответил один из подошедших, сутулый старик. — Ты не представляешь, парень, как здорово никому не служить.

— А откуда ж на такую жизнь деньги, неслуживые? — спросил Роберт, уже зная ответ, и его гости дружно заржали.

— Вон Щекотун у любого выведает, где деньги, — указал на стареющего крестьянина лысый человек, первым севший к костру.

— Это верно, у Щекотуна всякий обмочится, — подтвердил сутулый старик.

— Может, айда к нам, дровосеки? — предложил лысый, смерив Роберта и Бриенну взглядом, и Бриенна, которую тоже немного помотала жизнь, почувствовала, что отказ от таких предложений надо подкреплять чем-то серьезным.

— Я бы подумал, да бабу свою бросать неохота, — потянулся у костра Роберт, вызвав у своих собеседников новый взрыв хохота.

— Будет тебе какая угодно баба, дядя, — уверил Роберта самый молодой из пришедших. — Мы тут только позавчера дочку трактирщика огуляли...

Бриенна вскочила на ноги, схватив спрятавшийся в траве меч, но лысый вожак не поднял на нее глаза, уставившись на загоревшиеся в свете костра золотые рога королевского шлема, лежавшего у Бриенны за спиной.

— Вот так... — пробормотал лысый, и любимый кинжал Роберта, подаренный Джоном Арреном, вошел ему под челюсть и вышел из затылка. Роберт с хрустом разбил лицо второму разбойнику, сидевшему с ним рядом, и спустя две минуты уже держал Щекотуна за ноги над разгорающимся вновь костром.

— Сколько у вас человек? — спрашивал Роберт, следя за тем, как на палаче занимается закрывающая лицо рубаха. — Как вооружены? Сколько лошадей? Где ваш лагерь?

— Каждому отмеряется его мерой, — сказал Роберт, когда палач затих, перед тем ответив на все его вопросы. — А его подельники вряд ли доживут до утра.

— Роберт, их же тридцать пять человек, — напомнила Бриенна, которая хоть и считала даже безрассудную храбрость добродетелью, но не хотела потерять своего бесстрашного друга.

— Нужно брать арбалеты, — согласился Роберт. — Есть здесь один боевой лесник — если только они его не уложили.

Лесника Роберт знал еще по первым годам своего царствования, когда земли вокруг столицы были молодому королю еще внове и ему еще не прискучило охотиться в пределах пары дней пути в любую сторону. Лесник тоже помнил молодого короля, добродушного, толстого и длинноволосого, похожего на жирного ленивого кота. Но чернявого злющего мужика, смахивающего на медведя, разбуженного среди зимы, лесник сразу не узнал, и долго не мог поверить, что этот здоровый, но уже седеющий детина вместе со своим странным спутником такого же размера, с пацанским лицом и женскими кистями огромных рук, собирается вдвоем штурмовать разбойничий лагерь.

— Вот что, ребята, — решил доблестный лесник, решив, что дело этих ребят пропащее, и их надо спасать. — Арбалетов я вам не дам. Вот если бы я с вами пошел...

— Так за чем же дело стало? — предложил Роберт. — Пошли!

— Пойдем, — пообещал лесник и, собравшись в бой и смазав арбалеты, неожиданно обнаружил у своего порога огромного зеленого рыцаря в шлеме с золотыми рогами и королевским гербом на груди, и столь же огромного королевского гвардейца в снежно-белых латах.

— Я не думал, что вы пришлете помощь так скоро, милорд, — оторопело произнес лесник, преклоняя колено. — И не думал, что приедете сами.

— Ты меня потом поругаешь, что у меня такие дела в сорока милях от столицы творятся, — ответил царственный всадник голосом злющего чернявого мужика, и лесник наконец понял, кто собирался штурмовать разбойничий лагерь вдвоем. — А пока ты в своей кольчуге лучше в ближний бой не лезь.

— Старики рассказывают, милорд, — возразил лесник, — что несколько веков назад дорнийцы шли в бой без доспехов, чтобы боги увидели, что они идут на смерть, и стали сражаться за них.

— Боги и люди забудут, кем мы были и за что сражались, — мрачно ответил Роберт, и лесник еще раз удивился, как изменился его король, которого он знал бабником и балагуром. — Но они запомнят, что трое встали против многих.

Последующий бой израненный Роберт с удовольствием припоминал уже в замке, поправляя здоровье и отлынивая от государственных дел. Половина банды оказалась из бывшего отряда Грегора Клигейна, разбитого у Шутовского брода: имевшие боевой опыт достаточно быстро организовали грамотную оборону и бились с отчаянием смертников, когда Роберт и Бриенна вдвоем атаковали вполовину поредевший отряд среди горящего лагеря, истоптанного взбесившимися лошадьми. Конь под Робертом, не бывавший еще в бою, шарахался от огня, но король успел уложить немало противников своим боевым молотом, прежде чем коня ранили, а его стащили с седла. Роберт дважды вставал, отбиваясь бронированными кулаками и кинжалом Джона Аррена, а, дотянувшись наконец до молота, увидел, что бить больше некого, и почувствовал, что его несколько раз хорошо достали в стыки лат.

Бриенна пострадала в бою меньше и даже сумела убедить сэра Барристана, что по-прежнему может заступать в караул, хотя караул ее сводился к тому, что, сменив стоявшего на часах у королевских покоев, Бриенна заходила к королю, садилась у его постели и рассказывала ему разные истории из своей жизни, в которых она с помощью Роберта начала видеть забавную сторону. Роберт видел забавную сторону во всем, даже в немного смущенном рассказе Бриенны о том, как при первом появлении гвардии в городе народ кричал Роберту славу за недавний бой.

— Только мне? — уточнил Роберт, который никогда не был охоч до чужой славы.

— И мне, — признала Бриенна краснея.

— Вот так и говори, — велел король. — Нам кричали славу. И здравицу еще, поди. Как молодоженам.

Бриенна покраснела еще гуще, и Роберт припомнил, что гвардеец Тарт, бравый рубака и герой, все же был женщиной, и это придавало многим проверенным шуткам неожиданный смысл.

Помогал излечению короля и бывший лесник, причисленный за меткую стрельбу к благородному сословию. Лесник угощал короля волшебным напитком, который он лично варил в своей сторожке, и хорошими песнями, которым король с удовольствием подпевал, забыв про свои раны.

Эддард тоже навещал своего героического друга, а после окончательного отбытия лесника по месту службы привел Роберту менестреля, и по лицу Эддарда король догадался, что Старк что-то замыслил.

— Будет тебе нормальный певец, а то ты мне дочерей совсем испортишь, — сказал Старк, ухмыляясь в усы. — Они и так за завтраком теперь напевают «Шел отряд по берегу, шел издалека», а Арья еще поет «Жаль, подмога не пришла, подкрепленья не прислали», что мне, кстати, немного обидно — я ж тебя уже утром встретил с отрядом.

— А это ей твой Джон, небось, слова прислал, — схитрил король, довольный тем, что у его дуэта с лесником были благодарные слушатели. — Эта песня скоро гимном Дозора станет, ко мне как придут от них ходоки побираться, так я сразу знаю, кто пожаловал, раз под окнами затянули: «Но мы держим рубежи, мы сражаемся отважно».

— Ну да, — согласился Эддард. — А мелодию ей ворон насвистел. В общем, будем тебя переводить обратно на традиционный репертуар. Менестрель мой отлично исполняет про Флориана и Джонквиль, про Дженни и Рыцаря Стрекоз...

— Нед, уволь меня от этой тягомотины, — замахал руками Роберт. — Из нее, поди, уже и дочки твои давно выросли.

— Есть такое, — признал Эддард. — Септа у нас учила их, учила, а потом Сандор из похода вернулся, прокопченный весь, попросил Сансу спеть ему про Флориана и Джонквиль, а Санса ему спела «Вольная степь навсегда озарилась кровавым костром». Он от восторга Сансу аж расцеловал, а потом две недели к нам каждый день таскался, пока слова не выучил. А кто виноват? Твой Мартелл, с которым ты полгода назад на весь замок мирился.

— Вот, вот таких мне песен надо, — оживился король, вспоминая Оберина, хорошего собутыльника и большого выдумщика. «А давай кого-нибудь к смерти приговорим, — говорил Роберту Оберин под утро, кивая на Тириона, находящегося в состоянии готовальни. — Вот хотя бы карлика, за отсутствие застольной доблести и дезертирство под стол. А потом я за него выйду на поединок и кого-нибудь замочу, кого действительно нужно смерти предать. И стране польза, и эпичный бой устроим, лопни мои глаза!»

— Менестрель твой так может? — спросил Роберт. — Пусть сочинит для меня что-нибудь такое, чтоб душа сначала развернулась, а потом обратно завернулась!

— А он уже сочинил, — заверил короля Эддард, и по его глазам король понял, что за тем Нед и приходил, чтобы поделиться. — Он новую героическую песню принес. Раз тебе не любо про Флориана и Джонквиль, послушай вот про короля Роберта и леди Бриенну.

А на небе гроза, чистый фосфор с ангидридом,

Все хотел по любви, да в прицеле мор да тла.

Рвануть холст на груди, положить конец обидам,

Да в глазах чернота, в сердце тень его крыла...

(с) БГ

Джендри не подумал о словах Старка, что его выбрала война, когда Арья и Санса пришли к нему снова пару недель спустя, наконец научившись обходить патрули, получившие приказ Эддарда задерживать их при попытке уйти в город.

— Миледи, — почтительно сказал Джендри и преклонил колено, как учил его Тобхо Мотт.

— Ты что, совсем дурак? — тут же зашипела на него Арья. — Может, ты нас всей кузнице представить хочешь? Говори нормально, без миледей и всего!

— Как прикажете, миледи, — ответил Джендри, и Сансе очень захотелось выяснить, почему Джендри так похож на короля, и выложить потом молодому кузнецу, что в нем течет королевская кровь, чтобы он смог разговаривать с ними как с равными.

В первый визит сестры Старк, уже получившие свою дозу адреналина от первого удачного побега из Красного замка, были милыми и довольными, и им достаточно было простой болтовни, среди которой Санса незаметно выведала почти всю короткую биографию Джендри. Но потихоньку да полегоньку сестер Старк снова потянуло к опасности и риску, и незаметно дорога приключений привела Джендри к ситуации «лютоволк на груди и враг впереди», в которой рано или поздно оказывается каждый, кто водит дружбу со Старками.

Вместе с молодым кузнецом не избежал этой участи и принц, которого Старки долго не принимали в свою стаю.

— И думать там забудь, что ты принц! — строго сказала принцу Арья, когда принц нагнал сестер Старк по дороге в кузницу. — А то начнется, как у Трезубца, безоружному мечом в морду тыкать.

— Арья, — с укоризной сказала Санса, заметив, что принц скривился как от зубной боли. — Кто старое помянет, тому глаз вон.

— А кто старое забудет, тому оба долой, — закончила Арья суровое северное присловье и снова строго посмотрела на принца. — Уговор?

— Робин, — назвался принц, протягивая молодому кузнецу узкую мозолистую руку, и припомнил легенду сэра Барристана. — Оруженосец межевого рыцаря.

Джендри к моменту встречи с принцем все еще не мог до конца себя пересилить, и периодически неуклюже расшаркивался перед Арьей и Сансой, неизменно получая за это от сестер нагоняй. На молодого оруженосца он внимания не обратил, хотя про себя окрестил его красавчиком, и принц впервые в жизни заметил, что есть ситуации, когда сказаться простым человеком выгоднее и интереснее, чем тыкать всем в лицо своим королевским титулом.

— Вылитый дядя Ренли, — поделился своими наблюдениями за молодым кузнецом Джоффри уже в Красном замке.

— Вылитый король в молодости, ты хотел сказать? — не смолчала Арья, поскольку сестры Старк уже узнали, чьим сыном на самом деле был Джендри.

— Это мой брат? — спокойно спросил принц, вышколенный сэром Барристаном, который учил его смотреть правде в лицо и сдерживать свои чувства, и приобретенная выдержка чуть принца не погубила.

— Да, — солгала Санса, и принц только немного удивился нерешительности в ее голосе.

Сестры Старк так и не сказали Джендри о его происхождении, справедливо полагая, что признавать королевских бастардов — дело короля, а не их, а принц проявил странную сдержанность, никак не обнаруживая по отношению к Джендри ни обиды, ни братских чувств.

Как бы то ни было, спустя два года после первого визита сестер Старк в кузницу Тобхо Мотта все четверо были верхами за городской стеной, впереди был грязненький постоялый двор для тех, кому было не по карману остановиться в городе, а позади, милях в трех, прятались в ночной темноте городские стены. В постоялом дворе, на который четверо искателей приключений наехали случайно, орудовали перепившиеся наемники — их много теперь стекалось в Вестерос в поисках работы или поживы, потому что даже за морем знали, что великий и могучий король Роберт готовится к большой войне. Из постоялого двора слышались крики и женский плач, и сестры Старк мгновенно выскочили из седел, разбежавшись в разные стороны в темноте.

— Сзади три окна, справа два, слева глухая стена и конюшня, — объявила Санса, возникая из темноты через пару минут, и Джоффри осталось только удивляться тому, как легко и естественно Санса приняла на себя командование. — Не простреливаются только два угла, тот и этот. Робин, если будешь двигаться быстро и стрелять издалека, положишь практически всех, кто на первом этаже. Джендри, встань около двери, если неподалеку еще один отряд — уйти отсюда никто не должен. Мы заходим сверху, если они побегут туда, лестницу мы удержим.

Первый бой, в котором ноги оскальзываются в чужой крови, открывает сердце до самой глубины. У Джендри сердце было мягкое, и он сидел у стены дома в окружении трупов врагов, ошарашенно мотая головой. За броней голубых глаз Сансы тоже пряталось доброе сердце, и она пыталась помочь пострадавшим от нападения наемников, перевязывая их раны и уверяя их, что все закончилось. Сердце Арьи оказалось волчьим и, отметив взглядом всех жертв наемников, Арья с недетской силой потащила волоком в пустую комнату их командира, которому она в бою подсекла сухожилия на обеих ногах и проткнула живот.

— Ты командовал этим сбродом, и ты привел их на мою землю, — сказала Арья, пристегивая наемника к столбу кровати удавкой за горло. — Ты будешь умирать долго.

Арья не ожидала, что первый же ее удар будет отбит клинком, появившимся сбоку, и еще больше она не ожидала, что ее остановит не сестра.

— Завтра, — сказал принц, чье сердце оказалось железным, но труд сэра Барристана придал этому сердцу огранку благородного клинка. — Завтра палач снимет с него голову. Или, если хочешь, казни его прямо сейчас. Один удар.

— Один удар — и все кончено? — зло усмехнулась Арья. — Ты видел там женщину с отрубленной рукой, которая только и может, что повторять: «Не надо, не надо»?

— Видел, — бесстрастно сказал принц, чье железное сердце пока не стало человеческим, не получив еще ни одной раны, и потому послушно исполняло приказы разума. — Честь не позволяет бить беспомощного врага. Но он заслужил смерти, и он будет казнен.

— Может, ты не будешь лезть в то, что тебя не касается? — разозлилась Арья. — Тебе от врага грозит только смерть, а не то, что ей. Поэтому за нее буду мстить я.

Удар Арьи, лишивший бы командира наемников уха и части щеки, был неожиданным и молниеносным, но снова был отбит.

— Ты дочь лорда, а не пыточных дел мастера, — с упреком сказал принц, и его благородство было по-прежнему холодно как лед.

— Отлезь, Ланнистер! — в слепой ярости крикнула Арья, и увидела, что бесстрастное в бою лицо принца наконец дрогнуло, словно его ударили хлыстом по щеке.

Джоффри долгое время не знал, что делать со знанием, что Джендри его брат, и решил воспользоваться советом сэра Барристана, который говорил, что, если не знаешь, какое решение принять, надо выбирать самое благородное. Джоффри завалил кузницу Тобхо Мотта заказами из Красного замка, которые все шли к молодому кузнецу, и перед поступлением на службу к Старкам Джендри сумел не только купить себе отличные доспехи и хорошего коня, но и оставил немало золотишка себе на мирное время. Принц нашел и нескольких других своих братьев и сестер, и некоторое время радовался тому, что они так непохожи на него и он может навещать их как добрый бог, оставаясь неузнанным. Но эта непохожесть постепенно начала тревожить Джоффри и, хотя он еще не наткнулся в библиотеке на роковую книгу о родах Вестероса, одного слова было достаточно, чтобы нанести ему удар.

— Помнишь, мы поклялись говорить друг другу только правду? — тихо спросил Арью принц, и его сердце уже не было железным, потому что рана была слишком глубока.

Сестры Старк еще не знали о происхождении Джона Сноу, и свой последний урок, что нужно спасать человека, а не свою честь, отец преподать им еще не успел.

Злоба и ярость оставили сердце Арьи, и она приподнялась на цыпочки, чтобы дотянуться до уха принца. Принц стоял высокий и прямой, словно окаменев, и когда Арья закончила свой рассказ, ей захотелось спрятать лицо у него на груди и никогда не поднимать глаза.

Уроки благородства, преподанные сэром Барристаном, не позволяли принцу прожить жизнь, которая была бы ложью, и пользоваться тем, что ему не принадлежит, а его еще оглушенное, но уже живое сердце пока ему ничего не подсказывало, и поэтому он сделал то, что в прочитанных им книгах делали благородные рыцари, лишенные наследства, — выскользнул из постоялого двора в ночь и ускакал, не разбирая дороги.

В одежде оруженосца межевого рыцаря, за которого принц выдавал себя перед Джендри, было несколько нехарактерных черт, от которых принц вскоре избавился, проезжая все дальше на северо-запад через придавленные наступающей зимой деревни. Первой было рубиновое сердце на рукояти меча, которое сначала держал в зубах лев, но года полтора назад Джоффри с невеселой усмешкой велел одному из кузнецов на Стальной улице переделать львиную голову в волчью. В трех днях пути от столицы, где деревни пошли одна беднее другой, Джоффри выломал рубиновое сердце острием кинжала и бросил его женщине с мертвым ребенком на руках, чей вид тронул его душу, и только отъехав на нее миль на пять, подумал, что рубиновое сердце нужно ей не больше, чем ему самому.

Второй необычной для оруженосца межевого рыцаря вещью была дорогая упряжь; бывший принц продал ее кузнецу, наехав на очередной достаточно крупный городок, и высыпал золотые монеты в шапку беспалого менестреля, который чистым и ясным голосом пел баллады о рыцарской доблести, слегка перебирая струны здоровой левой рукой. Музыка изувеченного менестреля была больше не нужна в замках лордов, а его баллады были не нужны в бедных трактирах, и бывший принц горько улыбнулся сходству их судеб.

Третьей странностью для бедного молодого рыцаря был тугой кошелек, в котором всегда находилась золотая монета, чтобы заплатить за ужин и постой. Благородные рыцари не считались и просто бросали монету на стол; благородный принц, рассудив сердцем, где его монета больше придется ко двору, отдавал ее хозяйке самого бедного постоялого двора. Если бы у беспалого менестреля был конь, чтобы поскакать за своим благодетелем, благородство бывшего принца нашло бы место в его балладе, но людская молва и жители небольшого разоренного городка на краю Западных земель отнеслись к чудачествам проезжего иначе.

— Дал бы лучше нам хлеба, лорденыш, чем сорить деньгами! — крикнул кто-то из толпы, собравшейся, чтобы посмотреть на чудака, и в Джоффри, выходящего из постоялого двора, кто-то запустил камнем.

— Я куплю вам хлеб, — ответил бывший принц, легко уклоняясь от пущенного камня и не принимая оскорбления. Защищенный своей отвагой и отчаянием, которые сэр Барристан называл лучшим щитом, бывший принц сделал еще несколько шагов вперед, и толпа попятилась перед ним.

— Купит он, как же, — проворчал кто-то в заднем ряду, но брошенный комок грязи, от которого принц уклонился столь же легко, уже вызвал в толпе шиканья.

— Хлеб весь у Лорха, ему, говорит, самому мало, — сказал старик, выступая в первый ряд. — Взял с нас в этот урожай двойную подать, словно зима наступает для него одного.

— Вы кинули камень в меня, а надо кинуть камень в него, — бесстрашно укорил стоявшую перед ним толпу бывший принц, и слышавшие его не приняли это за насмешку. — Кто из вас умеет управляться с оружием? Кто из вас бывал в замке Лорха?

Беды, от которых можно излечиться, прыгая с крыши на крышу, остались в детстве, и пару дней Санса перебирала струны арфы, а притихшая Арья сидела рядом, к радости септы Мордейн и к беспокойству Эддарда, который понимал, что, если его дочери не рискуют ежедневно свернуть себе шею, с ними наверняка что-то неладно.

Баллады говорили о благородных дамах, ждущих своих рыцарей из походов, и о рыцарях, совершавших подвиги, чтобы добиться их благосклонности, и потому никуда не годились — Санса не собиралась ждать и не требовала ни от кого подвигов. В конце баллады рыцарь обычно преклонял перед дамой колено и говорил что-то трогательное и церемонное с матримониальным подтекстом, на чем все и заканчивалось, — вероятно, менестрели считали, что дама согласится, никуда не денется, хотя Санса от подобного отношения могла только надерзить. С одной стороны, это было не так уж ужасно, потому что Арья такого рыцаря, разлетевшегося к ней как с ковшом на брагу, наверняка бы побила. С другой, в свое время принцу хватило и этого.

— Ты выйдешь за меня? — неожиданно спросил Джоффри полтора года назад, когда они возвращались из очередной вылазки в город.

— А ты не пожалеешь? — дерзко ответила Санса, словно принц собирался с ней подраться и быть битым.

— Маргери Тирелл просватай, — влезла Арья, которая ни с кем не хотела делить сестру и без которой все равно не обошлась бы никакая романтическая сцена. — Она милая такая, будешь ей показывать, как из арбалета стрелять, а она будет хлопать глазами, если ты с пяти шагов попадешь чучелу медведя в башку.

— Ну тебя-то я перестреляю, — огрызнулся принц, не зная, радоваться или огорчаться тому, что Арья сменила тему.

— Спорим? — загорелась Арья, и, к своему удивлению, проиграла.

Повзрослевшая Санса вздохнула от воспоминания, которое теперь казалось детским, и снова перебрала струны, припоминая новые странные баллады, певшиеся от имени оруженосца, которым положила начало героическая баллада о короле Роберте и леди Бриенне. Некоторым менестрелям новый жанр пришелся по душе, и они писали баллады о никогда не бывших подвигах и судьбах, надеясь на то, что хорошая баллада найдет в конце концов свою историю и прилепится к ней. Санса припомнила аккорды недавно услышанной песни и запела так, как поют только те, кому либо рыдать, либо петь:

Не на золоте полей, чья трава густа,

Не у моря, где на скалах сверкает соль,

А у вражеского рва, на краю моста

Наконец нашел тебя я, о мой король.

Из десятков тысяч лиц, через столько лет,

Я узнал тебя, король, сквозь печати бед,

По сиянию волос, где застыл рассвет,

Я узнал — и на уста наложил запрет. **

— Ну хватит! — потребовала Арья, кладя руку на струны. — Найдем мы его.

— Думаю, он не хочет, чтобы мы его нашли, — печально ответила Санса, но Арью было не остановить.

— Мало ли, чего он не хочет! — заявила Арья. — А я не хочу, чтобы ты мучилась, особенно если это все из-за меня. Он просил меня, чтобы я сказала правду, — и я сказала, что Джон Сноу лучший из всех людей, которых я знаю. Что он сам тот, кто он есть, независимо от того, кто его мать, — также как Джон, и Джендри, и Дженни из Старых камней, про которую он постоянно насвистывает песенки. И что нужно уметь не только помогать, возвышаясь надо всеми, но и уметь принимать помощь.

Сестры Старк серьезно готовились к походу вослед исчезнувшему принцу и отбирали в спутники верных и отчаянных людей. Сандор Клигейн, заскучавший на королевской службе в мирное время, согласился одним из первых.

— На хер эту службу! — заявил Клигейн, которого сестры Старк ценили за откровенность и бесцеремонность. — На хер этот город! Я тебе давно говорил, малая: хорош тут киснуть, пойдем прогуляемся через половину Вестероса. А, да: кого ищем-то?

Берик Дондаррион по приказу короля комплектовал свои войска по штатам военного времени и постоянно носился из Королевской гавани в Черный приют, по дороге заезжая в Звездопад к невесте, что ему было совсем не крюк.

— Живым духом слетаем, как в прошлый раз! — заявил лорд Молния, в котором энергии было на девять жизней. — Кого ищем-то? А, принца? А что, он делся куда-то?

— Под кровать закатился, — огрызнулась Санса, постепенно выходя из меланхолического настроения, и Берик, сам не раз терявшийся в Звездопаде именно таким образом, рассмеялся так заразительно, что Санса даже не смутилась от своей оговорки.

— Сестренка, отставить грустить! — велел Берик, быстро обнимая Сансу и подмигивая Арье. — Я сейчас только опять в Звездопад к невесте и сразу назад. Без меня не начинать, Железный банк не грабить, Безликим нос не натягивать!

Арья следила за оживающим лицом сестры, которой передавались решимость и жизнелюбие старых походных друзей, и думала, что баллады надо запретить.

К планировавшемуся походу вслед за Бериком присоединился Торос, боевой жрец Рглора и воинское соединение из одного человека.

— Я даже мертвого на ноги поставлю, — пообещал Торос и отговорил Сансу от идеи взять с собой мейстера, навеянной вечерней меланхолией и все теми же балладами о сторожащих влюбленных несчастьях. — И, заметь, без халтуры, как в ваших сказках про упырей: без остекленевших глаз и похудения до состояния скелета. Просто к работе надо подходить с душой!

До начала похода оставалось несколько дней, когда Эддард, собранный и серьезный, пригласил дочерей в тронный зал, где воодушевленный король собрал всех бывших в Королевской гавани в тот день лордов и командиров.

— Ночной Дозор и Станнис вступили за Стеной в соприкосновение с противником, — сообщил Роберт, и в нем были те самые сила и уверенность, с которыми он выиграл гражданскую войну.

— Роб, если ты говоришь, я созову знамена, — ответил седой и свирепый Джон Ройс по прозвищу Бронзовый Солдат, с которым король Роберт воевал бок о бок, еще не будучи королем. — Но что я скажу ребятам: что мы идем убивать мертвых? Какая-то петрушка.

Тирион, наблюдавший за необычным собранием лордов с балкона, только покачал головой, предполагая, что недоверие лордов к известиям из-за Стены выльется в сумасбродный поход за доказательствами существования мертвяков, в котором погибнут многие храбрые люди.

— Вы все знаете Станниса, — сказал король, у которого была своя система доказательства. — Войско Иных существует. Станнис дает слово чести.

Эддард никогда впоследствии не жалел о том, что пригласил Арью и Сансу на королевский совет, хотя знал, чем это закончится. Жалеть о неизбежном было бессмысленно: даже в северных частях по штатам военного времени не хватало командного состава, а в Просторе и Речных землях, где слишком много лордов годились на турниры, но не на войну, было намного хуже.

— Мы примем командование отрядом! — выступила вперед Санса, и Арья встала рядом с сестрой.

— Если кто-то должен за них поручиться, то поручусь я, — громко сказал молодой лорд Дондаррион, а Тирион подумал, что, возможно, он скоро найдет свою третью невероятную историю о Старках.

Король коротко и серьезно кивнул, кто-то из выходящих из зала лордов хлопнул Арью по плечу, по всей вероятности, приняв ее за мальчишку, а Тирион успел спуститься с балкона, прежде чем сестры Старк покинули зал вместе с отцом.

— Это валирийская сталь, моя госпожа, — сказал Тирион, протягивая Сансе кинжал с рукоятью из драконьей кости, и по его разноцветным глазам трудно было понять, пошутит ли он сейчас или скажет всерьез. — Говорят, оружие, подаренное полуросликом, способно победить древнее зло.

** Песню о Финроде Фелагунде можно прослушать здесь: https://youtu.be/5tv2Sd2SdmU :))

Это конец войны. Несколько лет в аду.

Только дождись меня, я по воде приду...

Как велика земля! Где-то цветут сады.

Мне бы дойти туда, мне бы глоток воды...

(с) Зоя Ященко

Весна двигалась с юга, и кони возвращавшихся с войны частей вязли в рыхлом снегу. Люди спешивались, помогая своим вороным, гнедым и каурым друзьям, порой проваливались в текущую под снегом воду, но, в отличие от обычной северной весны, не встречали воду руганью, потому что вода была знаком жизни, возвращающейся в Вестерос. Король и его десница ехали во главе своих войск, так же, как ходили в атаку, и единственные думали о боях, которые еще впереди. Дорн в новом климате зацвел как дотракийская степь, и навстречу измотанным войскам шел фураж и провиант, но в Речных землях и в Пределе было еще неспокойно, война вымыла на поверхность мерзость и грязь, и Кровавые Скоморохи были уже не просто отбившимся от рук отрядом наемников, а символом эпохи, в которую за спиной героев, погибавших за Стеной, хозяйничали мародеры. К Скоморохам стекалось со всего Вестероса человеческое отребье, люди без чести и совести, и в разгар войны они подступали даже под стены Королевской гавани, откуда их отбросил дотракийский десант. Север остановил Скоморохов на Перешейке, осыпав их градом стрел, но в центре страны они все еще были большой силой, и только небольшой, непонятно откуда возникший, отряд сковывал их движение.

Робин Уотерс появился в Королевских землях незадолго до начала войны. Говорили, что из лука он способен попасть в древко копья или в глаз позабывшего рыцарские обеты за сотню шагов, а его арбалет, который он сделал сам и который никто, кроме него, не мог взвести, пробивает почти любую броню с такого же расстояния. Поначалу Робин занимался водворением справедливости в небольших масштабах, выручая разоряющихся крестьян при помощи дерзких краж, наводя страх на мздоимцев и самодуров, и король Роберт до выступления на войну думал парня окоротить, но, разобрав с Эддардом очередное дело, неизменно приходил к выводу, что Робин нарушает закон, но делает это из благородных намерений. Потом задули северные ветра, Станнис стяжал себе славу обороной Сурового Дома от полчищ живых мертвецов, которую он держал до тех пор, пока его корабли не взяли на борт последнего живого человека и последнего убитого солдата, и король двинул свои войска на войну, ради которой его хранили боги.

Оставленный в тылу, в стране, из которой война и зима высасывали и людей, и провиант, Робин не потерялся, а напротив, с каждым месяцем набирал силу, постепенно собрав под свои зеленые без узоров стяги небольшую армию, способную противостоять Скоморохам, обеспечивать охрану срочно нужным у Стены обозам и даже отвоевывать у хаоса небольшие кусочки территории, куда возвращалась мирная жизнь. Много раз Робина объявляли убитым, но он вскоре появлялся вновь в своем вызывающем среди снегов зеленом костюме, словно символ предвоенного лета, которое когда-нибудь вернется, и невозможное оказалось возможным: когда наконец произошел перелом в войне и зима стала отступать, Робин уже контролировал почти все Королевские земли, и его люди выходили к Трезубцу, а теперь иногда оказывались и за ним, дерзко прыгая по вздыбленному и трескающемуся льду. Народ говорил, что Робин несет весну, воюющие за Стеной поговаривали о том, что надо бы прийти на помощь Робину и окончательно разбить Скоморохов, стоящих между ним и армией, а всегда готовый к войне Старк иногда задумывался о том, отдаст ли так просто Робин доставшуюся ему власть, когда от Робина морем прибыл гонец и привез его письмо, в котором Робин объявлял себя верным слугой государя и просил только о том, чтобы ему однажды было разрешено предстать перед лицом короля и его десницы. Прежде, однако, армии Робина нужно было взять находящиеся в руках Скоморохов Близнецы, сбросить много превосходящего их численностью врага в Трезубец и выйти к Харренхоллу.

— Чтоб мне пусто было! — вдруг воскликнул король, вглядываясь вдаль из-под руки, и Эддард, прищурившись, увидел на блестящей под солнцем равнине небольшой зеленый отряд, приближающийся с юга. — Как же это они так по снегу летят?

— Лыжи, Роб, — напомнил Эддард. — В тундре за Стеной еще можно на конях или в пешем строю, а у моря и в лесу без них никак.

— Да, да, — согласился король. — Черт меня подери, если эти ребята не тащат с собой чужие знамена. Глянь, Нед!

Эддард попытался приглядеться получше, но начинающее садиться солнце слепило его, да и глаза его в последние пару лет понемногу утрачивали былую зоркость. Зеленый отряд тем временем приближался, и его бег начали приветствовать заметившие его рыцари, сами прибавляя шаг и подгоняя идущих впереди навстречу зеленым братьям. Вскоре Эддард уже мог различить знамена Скоморохов, которые люди Робина сорвали с древков и набросили себе на плечи, а затем взглядом военачальника он стал различать признаки того, что отряд вышел из тяжелых боев, в начале которых он наверняка был намного больше.

— Осада Риверрана снята, государь! — крикнул бегущий впереди хриплым сорванным голосом, и воины короля ответили ему грандиозным ревом.

— Близнецы наши! — продолжали кричать приближающиеся люди, перебивая все растущий рев. — Харренхолл наш! Королевский тракт чист!

— Боги сражаются на стороне того, кто храбр сердцем и светел душой, — торжественно произнес король, когда отряд Робина остановился перед ним, а его вождь в странном капюшоне, снизу закрывавшем лицо почти до глаз, как делали солдаты только далеко за Стеной, вышел вперед. — Я бы отдал тебе хоть десяток замков, Робин, тем более что многие из них остались сиротами, но хотел бы услышать, чего хочешь ты сам.

— Я недостоин того, чтобы просить вас об этом, и недостоин того, что прошу, — тихо ответил Робин, подъезжая к королю и его деснице, и Эддард, чьи глаза видели не так далеко, как раньше, но могли теперь заглянуть глубже, узнал говорящего прежде, чем тот произнес свою просьбу. — Благословите меня жениться на Сансе Старк.

— Санса командовала за Стеной Железным легионом, — ответил Старк. — Кто теперь может ей приказывать, особенно в таком деле? Ее легион идет в половине дня пути за нами — поезжай вперед и спроси ее сам, отважный человек.

— Первый раз вижу, чтобы отец согласился отдать такую дочь за незнакомца, — развел руками король. — Сними капюшон, Робин, я хоть взгляну на лицо человека, которого так любят боги.

Робин, немного поколебавшись, откинул капюшон, и Эддард увидел то лицо, которое и ожидал, хотя оно уже не было прежним. После изысканных яств и сладких вин называвший себя Робином хлебнул горькой доли изгнанника и ел колючий хлеб войны, после мягкой постели и теплых покоев он спал на мерзлой земле и не раз чувствовал холодное дыхание смерти. Бывшие раньше жестокими глаза сделались суровыми и скорбными, капризные губы выпрямились и навсегда замкнулись для жалоб, надменность сменилась состраданием, самоуверенность стала отвагой.

— Ты возмужал, Джофф, — спокойно сказал король Роберт, которого после стольких лет войны уже ничто не могло удивить. — Благословляю твой путь, и да хранят тебя боги.

Зеленый отряд побежал дальше на север под приветственные крики рыцарей, а король Роберт, крепко задумавшись, тронул коня и поехал вперед к оставленному им много лет назад королевству. Из-за войны король жил бобылем, не имея ни жены, ни детей — не разглашая принародно ничего из того, что в свое время рассказал ему Старк, Роберт еще до войны разошелся с семьей, которая все равно была не его, и постепенно склонился на уговоры благородного Эддарда, потушив в своем сердце обиду. Теперь же, когда прежняя мирная жизнь казалась далекой и нереальной, Роберт не находил в своем сердце даже семян злобы и мести, которые томили его в первые месяцы.

Мирцеллу Роберт выдал в Дорн за Тристана Мартелла, Томмен по собственному желанию отправился в Старомест, чтобы стать мейстером, а Серсея пленила какого-то знатного капитана с Железных островов, чье имя сильно напоминало таргариенские имена, и Роберт, когда бывал в плохом настроении, надеялся, что она потонула. Сам Роберт был все еще здоров и крепок, и мог бы еще произвести наследников, но годы и бурная жизнь, не справившись с могучим телом, подтачивали его душу, и на тех, кто по возрасту мог бы стать будущим принцам матерью, Роберт начинал смотреть как на дочерей, и думал о том, что сил и отпущенной ему жизни может не хватить на то, чтобы воспитать такого сына, которому можно было бы отдать престол.

Роберт все чаще смотрел на окружающих его молодых людей; некоторое время он приглядывался к лихому кавалеристу Джону Сноу и даже заговаривал о нем с Эддардом, пока Эддард, решив, что друг его достаточно созрел душой и совладал со страстями, не рассказал ему правду о происхождении Джона и любви Рейгара и Лианны. Роберт принял рассказ спокойно, лишь немного потемнев лицом, выплеснул свою ярость на очередную армию мертвяков, разрубил валирийским клинком двух Иных в безрассудной атаке, но решил про себя, что Таргариену свой престол не отдаст. Роберт думал и о Джендри, бравом вояке и добром человеке, но Джендри был почти неграмотен и с трудом считал до ста, и Роберт со вздохом решил, что подготовить его к царствованию может быть еще труднее, чем воспитать нового принца с колыбели. И теперь, бредя рядом со вспотевшим конем по колено в снегу, король Роберт думал все о том же, и ему приходило на ум, что, если Санса ответит Джоффри согласием, Старки наверняка похоронят тайну его семьи вместе с собой, и потому стоит приглядеться и к Робину Уотерсу.

— Ты немногословен, Роб, — сказал Старк, ковыляя по сугробам рядом с другом. — Я думал, ты проедешь с ним хотя бы милю.

— Можно подумать, он прорывался ко мне, — усмехнулся Роберт в густо поседевшую бороду, и его ухмылка была лукавой и доброй. — Очень ему нужны два старика, ты да я. Пусть пока идет своей дорогой.

Когда не было боев, Железный легион спал ночью так же, как и все смертные, а сестры Старк по-прежнему сидели в своем небольшом шатре над картой, только теперь, когда пустоши за Стеной остались позади, на столе уже лежала карта Вестероса, и на ней даже был Винтерфелл.

— Нужно идти быстрее, — требовала Арья, размечая дорогу и скрывая в голосе одну на двоих надежду, что Робин Уотерс может оказаться тем самым Робином, что исчез с постоялого двора у Королевской гавани несколько лет назад, еще до начала войны. — Через десять дней мы должны миновать Перешеек и ударить на Риверран, чтобы соединиться с Уотерсом.

— Люди устали, Арья, — напомнила Санса. — На морозе даже металл дает трещину.

Санса и Арья знали силу мороза, по кусочку отщипывающего от человека плоть. Железный легион часто воевал севернее всех, под конец войны заходя даже в Земли Вечной Зимы, где гибли под его каменными стрелами последние Иные, но и его славящиеся своей выносливостью и стойкостью бойцы не всегда просыпались утром, если что-то случалось с жаровней посредине шатра и валился от усталости в вечный сон часовой. В тяжелые месяцы, предшествующие победе, сестры Старк в середине ночи и перед рассветом сами обходили шатры своего легиона, и отдали морозу свою дань: хотя мейстер Эймон делал все, что было в его силах, когда Железный легион ненадолго возвращался к Стене, за годы войны правая кисть Сансы, раненая ледяным клинком Иного и истерзанная морозом, потеряла гибкость и окоченела: оставаясь в состоянии держать меч, сомкнувшись на нем как лапа птицы, она никогда уже не могла бы удержать в пальцах иголку.

Железный легион был окутан легендами, одной из которых было то, что Король Ночи, которого по легенде не мог сразить ни один рыцарь, пал от руки одной из сестер. Ни Арья, ни Санса ничего на это не отвечали, потому что помнили, как все было: был бой у пещеры Детей Леса, куда так хотел и наконец попал Бран, были армии нечисти, поглотившие и пехотную когорту, пришедшую вместе с ними, и самих Детей Леса, и дядю Бенджена, неожиданно воскресшего из мертвых. И было заснеженное чардрево, у которого сестры прощались под взором богов, и странный круглый сосуд в руке у Арьи, оставшийся от обитателей пещеры.

— Я сожгу нас, когда они подойдут ближе, — сказала Арья сестре. — Не хочу, чтобы нас пришлось убивать дважды.

И тогда с неба хлынули потоки пламени, словно сами боги вступились за тех, кто заслужил это своей храбростью. Кидаясь из стороны в сторону, уворачиваясь от ледяных копий, упали с неба огромные ящеры, один из которых загородил сестер, дыша перед собой огнем, а двое понеслись вперед, сжигая убегавшую нечисть и ту, что еще только ползла к чардреву.

Со спины ящера спустился огромный смуглый человек с длинными усами и небольшой заплетенной в косичку бородой, и церемонно поклонился сестрам Старк, словно он сошел со страниц хроники тех времен, когда драконы еще жили в Королевской гавани, или просто старался делать все слишком правильно, чтобы не совершить ошибку.

— Я говорил ей, конь не может без всадника, — сообщил смуглый человек, и в сполохах пламени Санса увидела сидящую на спине у одного из драконов беловолосую женщину. — Не было, чтобы ездить одному на трех конях. Я говорил, конь бывает умный, но он глуп.

— Вы были правы, — согласилась Арья, вытирая кровь с лица и втаптывая каблуком в снег дергающуюся руку последнего из тех мертвяков, что ринулись от драконьего пламени к чардреву. В этот момент женщина на драконе настигла Короля Ночи, и дракон развеял его в пар.

Смуглый человек посмотрел сначала на то место, где только что был главный враг, а потом на сестер Старк, которые мало радовались этой победе, думая о том, что легко убивший такого врага может сам стать худшим врагом.

— Много, очень много лун… нельзя считать… — с трудом проговорил человек, которому нелегко давался язык Вестероса. — Море было твердым, и они пришли. Мы сжигали мертвых, чтобы оставить их себе. Мы сжигали потом, мы сжигаем сейчас, мы помним.

Человек взглянул на Арью и Сансу, наблюдая за эффектом своих слов, и махнул рукой в сторону улетающих драконов.

— Она понимает плохо, — продолжал он, поднявшись на спину своего дракона. — Ее семья долго имела власть. Думали, их власть, потому что их дракон. Дрались за дракона, убивали дракона. Дракона не было — а власть была. Говорили, что сами дракон, — рассказчик глухо и немного зловеще хохотнул, словно что-то вспомнив. — Я буду объяснять еще. Я скажу: твой дракон, потому что ты шла в огонь. Я скажу: их победа, потому что они проливали кровь. Я скажу: их страна, потому что за нее они не боялись смерть.

Только в сказках с гибелью колдуна рассеивается в дым и его армия. После гибели Короля Ночи полчища мертвяков все еще валили с севера, и его жуткие соплеменники все еще имели власть поднимать в свои армии павших воинов. Но Иных становилось все меньше, а на юге Королевских земель и Простора началась весна.

Еще почти год воевал за Стеной Железный легион, дойдя до Сердца Зимы и увеличив число легенд о себе, и иногда обнаруживал перед собой выжженные черные пустоши посреди снежной пустыни, похожие на ту, по которой Арья и Санса уводили брата из пещеры под чардревом назад к людям. И снова перед легионом лежали снега, и снова Арья требовала от людей невозможного, но на этот раз потому, что впереди был Винтерфелл и последние бои за дорогу в столицу.

— Представь себя на месте Робина, — продолжала Арья, упрямо размечая карту по-своему. — Как тяжело было бы тебе удержаться от того, чтобы ринуться вперед, узнав, что война за Стеной окончена и армия короля идет навстречу.

«Я и не удержался», — подумал про себя Робин, стоя перед входом в шатер с непокрытой головой, и на его лицо легли горькие складки, потому что его небольшой отряд был едва ли не десятой частью того, что у него осталось. Много, слишком много зеленых братьев, c каждым из которых Робину приходилось делить хлеб, навсегда легло в снег, чтобы к людям Речных земель на несколько недель раньше пришел мир и чтобы те, кто за Стеной вынес на своих плечах бремя войны, смогли без помех пройти по Речным землям и разойтись по домам.

— Робин Уотерс пришел к вам сам, — произнес наконец бывший принц, откидывая полог и сбрасывая наземь большой стяг Скоморохов, украшавший его плечи, и, конечно, его узнали даже по его сорванному голосу, еще до того, как он поднял голову. Арья закусила кулак, а Санса тихо вскрикнула, словно ее в очередной раз ранили.

— Когда-то давно ты не ответила на мой вопрос, — сказал принц, делая шаг к Сансе. — Ты выйдешь за меня?

— А ты не пожалеешь? — как в детстве, с вызовом ответила Санса, положив правую руку на стол, освещаемый ярким факелом.

Вместо ответа принц опустился на колено и бережно поцеловал изувеченную руку.

— Я любил тебя все эти годы, — произнес он, поднимая голову. — И буду любить тебя всегда.

И Арья, глядя на склонившиеся друг к другу фигуры сквозь алмазы слез, уже не досадовала на то, что ей придется с кем-то делить сестру.