Крепче кровных (гет)

— Сегодня ты от меня не убежишь.

Микото произнёс это спокойно, негромко, но по затылку Юкико почему-то пробежали мурашки. К лицу прилил жар, сердце от волнения пропустило удар, похолодевшие пальцы задрожали в тёплой руке Микото, дыхание стало неровным, прерывистым. Она хотела возразить, хотела найти повод сбежать, хотела ответить хоть что-то, но слова застряли в горле, когда она встретилась со взглядом парня. Юкико вздрогнула и посмотрела в сторону. Во взгляде Микото не было ничего, кроме голода.

— Микото...

— Пошли.

Он потянул её за руку, повёл в сторону отеля для парочек. Но, в отличие от обычного отеля подобного типа, здесь люди чаще вскрикивали от боли, чем от удовольствия. Юкико шла, глядя себе под ноги, не слыша ни лёгкой, расслабляющей музыки, звучавшей в холле, ни звуков, что доносились из номеров. Опомнилась она только после того, как Микото открыл дверь номера и толкнул её внутрь.

— Микото, — она потянула его за руку. — Я не готова!

— Я тоже.

— У меня... — она покраснела до корней волос. — Ну... бельё разного цвета.

Микото вскинул брови, улыбнулся и, протянув руку, убрал прядь волос за ухо Юкико.

— Вот и отлично. Быстрее его снимешь.

— Микото!

Он качнул головой в сторону номера, глядя ей в глаза.

— Меня интересуешь ты, — он скользнул взглядом по её телу. — А не твоя одежда. Но, если она тебя так смущает, я могу её сжечь.

— Микото... ты невыносим.

— Так перевоспитай меня, — хмыкнул Микото, войдя в номер и втянув Юкико за собой. — В номере для этого есть всё необходимое.

Он закрыл дверь и предусмотрительно убрал ключ в карман джинсов. И, как только дверь закрылась, посторонние звуки в комнате исчезли, и воцарилось глубокое, всепроникающее безмолвие. Юкико опустила сумку на тумбочку, стоявшую у входа.

— Откуда ты это знаешь? — спросила она. — Уже бывал в подобных местах?

— Я же выбирал номер не наугад, — хмыкнул он. — Наденешь на меня наручники?

— Это твоя основная фантазия?!

— Моя основная фантазия слишком много болтает, — он коснулся плеча Юкико, провёл пальцем по линии подбородка.

— Я... могу и вовсе... не разговаривать...

— Если ты будешь болтать в процессе, я зажму тебе рот рукой.

Сказав это, Микото приблизился и осторожно, до боли нежно коснулся губами губ Юкико. Дыхание остановилось в её груди, руки сильнее задрожали, по телу от губ и до кончиков пальцев разлился до этого момента незнакомый жар. Микото говорил столько грязных вещей, но все они вместе взятые не смущали так сильно, как его поцелуй. Мягкий, ласковый, полный той нежности, на какую Микото только был способен.

— Я люблю тебя, — произнёс Микото, на мгновение оторвавшись от губ Юкико.

— Я, — тяжело выдохнула она. — Тоже... тебя люблю.

— Я знаю, — он улыбнулся. — Признавайся, с первой встречи меня хочешь.

Не дождавшись ответа, он наклонился и легко, без видимых усилий, поднял Юкико на плечо, придерживая её рукой. От такой наглости у Юкико вновь перехватило дыхание, но, прежде чем она начала ёрзать и брыкаться, Микото внёс её в основное помещение, в комнату, где находилась как обычная кровать, так и особая — с клеткой под матрацем.

— Поставь меня!

— Погоди, — произнёс Микото. — Сперва найду наручники.

— Так. Теперь ты хочешь приковать меня?!

— Ну да. Не хочу, чтобы ты прикрывалась.

Лицо Юкико вновь вспыхнуло.

— Микото... у меня же нет опыта, — её голос прозвучал сдавленно. — Да и сегодня я точно к такому не готова.

— Ну и что?

Одним движением он опустил Юкико на кровать. Пружины матраца мягко качнулись, как только на них опустилось тело девушки. В таком беззащитном положении Юкико была всего пару мгновений, но даже за это короткое время Микото успел обдать её грязным, похотливым взглядом. Юкико приподнялась на локтях, рефлекторно прикрывая тело.

— Даже... не осмотришься?

— Мне не настолько наскучил секс, чтобы я начал использовать игрушки.

Он взобрался сверху, отрезая Юкико все возможные пути отступления, низко склонился над ней, своим телом сильнее прижимая её к матрацу. И, ощутив сквозь одежду крепкие мышцы Микото, его тепло, его вес, Юкико ощутила предательский жар внизу живота. Она его хотела. И, судя по такой резкой реакции, хотела даже сильнее, чем предполагала. Микото вновь поцеловал её, надавил пальцами на подбородок и её губы легко раскрылись. У Юкико закружилась голова, как только она ощутила прикосновение его языка к своему языку. Микото целовал ретиво, резво лаская язык Юкико, покусывая её губы, кончиком языка щекоча нёбо. И этим поцелуем он не позволял ей ни спокойно вздохнуть, ни подумать, ни оказать сопротивление. И от его умелой ласки жар внизу живота становился совершенно невыносимым.

— Микото! — вздрогнула Юкико, когда он скользнул ладонью ей под кофту. — Это... очень больно?

— Нет, — он коснулся губами её шеи, спустился губами к ключице. — Если как следует намокнешь.

— Как грязно...

— Грязно? — улыбнувшись, он провёл ей ладонью по внутренней стороне бедра, пробрался под юбку, оттянул ткань трусиков. Дёрнувшись, Юкико поджала ноги, сжала его ладонь, пытаясь сопротивляться, но опоздала. Микото резко надавил пальцем на самую чувствительную область её тела, от чего Юкико вскрикнула. — Не стыдно? Я ведь даже не старался.

— Прекрати, — её голос прерывался, звучал слабо, сдавленно. — Это слишком... смущает.

— Привыкай, — произнёс он, крепко прижавшись губами к её шее. — Чувствовать мои пальцы там.

— Ха... х...

Он задрал её кофту, задрал лифчик и провёл ладонью по обнажённой груди, прижался к ней лицом, мягко прикусил отвердевший сосок. Юкико вздрогнула, изогнулась, стиснула пальцами простыни. Микото касался её тела в самых уязвимых, самых чувствительных местах и заставлял испытывать то удовольствие, которое она никогда не испытала бы, оставшись наедине с собой. Удовольствие от близости, от ощущения другого человека рядом, от его силы, ласки, любви. Удовольствие смешанное со стыдом. Юкико смотрела в потолок, на котором были изображены предавшиеся любви ангелы, рефлекторно пытаясь сдерживаться, не выдавать своих истинных чувств. И в то же время она чувствовала: чем меньше на ней оставалось одежды, тем меньше в ней самой оставалось секретов и лукавства. Именно сейчас, чувствуя близость Микото, Юкико была настоящей.

Она шумно выдохнула и закрыла рот тыльной стороной ладони, чувствуя, что сдерживаться больше не в состоянии. Ей было слишком хорошо, даже несмотря на естественный страх перед первой в жизни близостью.

— Надо же, — Микото улыбнулся. Он тоже тяжело дышал, на его лице появился румянец, но это было следствием не смущения, а возбуждения. — Какая ты чувствительная.

— Ммхм...

— Я так хочу тебя, — прошептал он, грубо стягивая с Юкико трусики.

Микото не стал медлить, и, лишив Юкико белья, приспустил штаны и вошёл в неё. Не грубо, но резко, из-за чего с губ Юкико сорвался громкий стон. Её тело напряглось от непривычного ощущения. Юкико изогнулась, на мгновение невольно пытаясь избавиться и от близости, и от этого странного ощущения внутри. И от её движений Микото вздрогнул. Юкико взглянула ему в глаза. До этого момента она и не подозревала, что это вообще возможно — так отчётливо чувствовать другого человека, быть так близко, чувствовать его дыхание, его пульс. Юкико протянула руку, провела пальцами по щеке Микото. Сжав её ладонь, он мягко прижал её к своим губам, на которых остался красный след от помады. Может быть, это он почувствовал во время инициации Юкико? Почувствовал, будто весь мир исчез, и на пустой планете остались только два человека — он и она. И им было плевать и на опустевший мир, и на воцарившееся вокруг разрушение, и на катастрофу. Они были рядом, чувствовали друг друга, были друг другом, и это чувство было способно заменить им целую вселенную.

— Микото... — выдохнула она, боясь шевелиться от напряжения. — Давай... сожжём этот номер?

Он улыбнулся, склонился и мягко поцеловал её в губы.

— Хочешь быть плохой девочкой?

— Хочу... чтобы он принадлежал только нам.

— Я исполню твоё желание.

Красная, разрушительная аура окутала тело Микото, но даже сейчас, когда источник пламени был так близко, Юкико не почувствовала жара. Впрочем, она и не ждала, что её странные способности исчезнут. Вот только, с силами Микото происходило что-то не совсем нормальное. Пламя не распространялось.

— Но для начала...

Прижав Юкико к кровати своим телом, он сделал до того резкий толчок, что она действительно вскрикнула. Не от боли, но от напряжения, которое стало совершенно невыносимым. И, чтобы хоть немного избавиться от него, Юкико вцепилась в плечи Микото. Не помогло. С каждым толчком жар внизу живота становился всё сильнее, всё ощутимее, и, когда он стал уже совершенно невыносим, тело Юкико само нашло способ избавиться от него. По её телу прошёл спазм, по венам разлилось приятное тепло, и внутри стало всё сокращаться. Она вновь не сдержалась, вскрикнула, и в этот раз её голос звучал тоньше, слабее. Микото почувствовал её оргазм, и потому слегка замедлил темп, губами коснулся её шеи.

— У тебя был такой стресс? — его голос был неровным, низким. — Не сдерживайся.

Сказав это, он ладонью спустился к её промежности, крепко сжал пальцами клитор. Юкико извивалась, но убрать руку Микото у неё не получилось. Да и по телу от его неторопливых толчков и умелых ласк будто бы пробегала волна пламени. Микото велел ей не сдерживаться, но, даже если бы Юкико хотела этого, у неё бы не получилось. Впервые ей было настолько хорошо, и впервые за всю свою жизнь она не чувствовала преследовавшего её одиночества.

Микото прикусил кожу у неё на плече, прижавшись всем телом. Его толчки стали сильнее, быстрее, из-за чего Юкико совершенно перестала соображать. И только, когда всё закончилось, когда Микото глухо зарычал, замедляя темп, в голову Юкико пробралась одна очевидная мысль.

— Микото... — прошептала она.

— Сейчас... — ответил он, накрыв губами губы Юкико. — Сожжём...

Юкико закрыла глаза, ответив на поцелуй с той же нежностью, которую ощущала от Микото. Этот поцелуй заставил её на какое-то время забыть о королях, королевах, о семье, учёбе, о безопасности Шидзуме и о Хикари. И, конечно же, ей совершенно не хотелось думать, что сейчас они с Микото не использовали совершенно никакой защиты.

Они избавились от одежды, небрежно бросив её на прорезиненный пол, в котором, как заметила Юкико, были дырки. Скорее всего, для слива крови. Юкико хотела думать, что для крови! И всё же, ей было не до брезгливости. В номере пахло кофе и шоколадом, здесь всё сверкало от чистоты, даже стоявшее в углу комнаты гинекологическое кресло, и ничто не навевало мыслей о грязи или заразе. Оставшись без одежды, Юкико прижалась к Микото, обняла. Он зарылся носом в её волосы, крепко прижал к себе, из-за чего она ощутила, как сильно билось его сердце.

И сейчас их точно не могло побеспокоить загоревшееся в ночном небе солнце.

* * *

— Амата, — проговорил Ями. Его голос был каким-то неестественно спокойным и холодным для голоса обычного человека. — Никто не знает тебя, как я.

— Неужели?

— Ты не тот человек, для которого что-то значит чужая жизнь. Ты хотел моей силы не для того, чтобы спастись. Ты хотел уничтожить этот мир.

Амата моргнул, сжимая Самуи Кири в объятиях. Их окружал плотный купол золотистого света, сквозь который не проникало разрушительное воздействие Ями. Амата не беспокоился за себя. Ями его не убьёт. По крайней мере, пока у Аматы будет достаточно энтузиазма, чтобы развлекать этот оживший булыжник своими опытами.

Дверь кафе раскрылась, впуская молодого парня, одетого в сутану священника. Он поднял руку, чтобы поприветствовать присутствующих, но тут же осёкся, стоило ему увидеть Кири в куполе света.

— Серый король? — спросил Амата.

— Да, — отозвалась Кири. — Как ты догадался?

— Понял по цвету волос, глаз и тумана, который глушит мои силы.

— Если ты выстрелишь в будущую серую, — произнёс Ями, обращаясь к серому королю. — То никто больше не помешает тебе осуществить мечту. Сегодня ты обретёшь свободу. Сегодня твоя душа примет свой истинный облик. Это же важно для служителя веры?

Серый король долго смотрел на Ями, потом перевёл вопрошающий взгляд на Амату.

— Не бери в голову, — ответил он. — Это переходный возраст.

Ями хотел было что-то ответить, но осёкся. Его губы дрогнули в улыбке, тело затряслось от сдерживаемого смеха. Амата вздохнул. Люди часто игнорировали его шутки, в то время как булыжник оценил самую несмешную из них.

Подойдя, Амата резко толкнул Кири к серому королю, встал к ним спиной.

— Силы контролируешь? — спросил Амата.

— Не особо, — честно признался Оотори Сейго.

— Держи Самуи поближе к себе и дай силе слететь с катушек, — он перевёл взгляд на своих подчинённых. — Акума, задокументируй процесс.

— Да, мой король.

— Райто, следишь за ситуацией снаружи. Жду отчёт.

— Принято.

— Ты так уверен, что Самуи Кири станет королевой... почему? — спросил Ями.

— Если бы ты хотел её убить, ты бы сделал это ещё во время лечения. У тебя было пять лет для этого.

Ями не ответил.

— Выйдем, — произнёс Амата. — Поговорим о мечте всего человечества.

— Ты заинтересован? — в холодном голосе Ями послышались нотки искренней надежды. — Я увидел эту мечту в разуме всех королей!

Амата взглядом указал на дверь. Ями сжал губы, какое-то время глядя на настороженную и затихшую Самуи Кири. Она не подозревала, насколько Ями было её жаль. Хикари не дал ей своей любви, проявил к ней пренебрежение, превратив женщину, которая могла бы стать королём, в это существо. Королева. Спутник, не способный появиться без короля и способный влиять на него кардинальным образом. И через королеву Хикари лишает любви и короля. Что за жестокое существо. Как так вышло, что они с Ями были и оставались единым целым?..

— Самуи, — произнёс он лишённым эмоций голосом. — Я люблю тебя.

— ...э?

— Я не хочу, чтобы ты становилась королевой. Это больно. Я видел это уже три раза, и каждый раз после инициации я не могу найти ваше сознание. Вы мечетесь, как... — он моргнул. — Как пыль после взрыва сверхновой.

— ...аккреционный диск, — произнёс Амата.

— Да! — в голосе Ями послышались нотки жизни, он подался вперёд, крепко сжав кулаки. — Сознание мечется то в прошлом, то в будущем! С такой скоростью, что начинает распадаться!

— Рас... — Кири судорожно вздохнула. — Король! Я согласна стать местным супергероем, но я не согласна становиться овощем!

— Он тебя запугивает, — ответил Амата, не оборачиваясь. — Это всего лишь реакция на шок. Пережила в шесть лет, переживёшь и сейчас, — он вздохнул, обращаясь к Ями. — А ты неожиданно стал слишком человечным. Сначала ты мне заявляешь, что у тебя есть имя, а теперь оказывается, что тебе знаком страх. И ты в курсе, что страхом можно заразить.

— Я, как и ты, никогда не был человеком.

Тонкие губы Ями дрогнули в едва заметной улыбке. Амата сузил взгляд, вглядываясь в это холодное, практически лишённое эмоций лицо.

— Серый, — произнёс Амата. — Сходи с ума быстрее. Я долго против него не продержусь.

Амата не стал дожидаться ответа. Невыносимый жар, от которого колыхался воздух, поднялся от его ног, стал плотным, ощутимым, опасным. И этот жар стеной обрушился на Ями, сжигая пол, потолок, мебель, оплавляя стёкла. Стена за спиной Ями за одно мгновение обратилась в пепел. Однако самому Ями атака не навредила. Его тело светилось тёмной, фиолетовой аурой.

— Абсолютная защита, — хмыкнул Амата. — Ты же в курсе, как легко обойти силу фиолетового короля?

— Да, — Ями опустил взгляд на свою ладонь, сжал кулак. — Зачем, Амата? Наш бой ничего не изменит.

— Посмотрим, — он улыбнулся. Свет за его спиной стал плотнее, ярче, собрался в два больших, состоящих из чистого света крыла.

Ями наклонил голову, наблюдая за Аматой. За его спиной также появились крылья, не менее сильные, не менее яркие. Ями взмахнул ими, поднялся в воздух и обдал Амату волной его же силы. Амата выдержал атаку.

— Отлично! — с его губ сорвался громкий, болезненный смешок. — А теперь то же самое и в небе!

Амата взмахнул крыльями, его ноги оторвались от пола. Он вылетел через пролом в стене, ударной волной вытолкав перед собой Ями. Оба без труда поднялись высоко в чистое, безоблачное, ночное небо. Мягкий свет от Дамоклова Меча окутывал дремлющий город золотистым одеялом. Серый, искрящийся от переизбытка силы Меч, на его фоне казался совсем незаметным.

— Не понимаю, — произнёс Ями. Ветер развевал его длинные чёрные волосы, плащ колыхался, словно парус. — Ты же всегда был безразличен к человеческой жизни.

Амата опустил взгляд. За свою невыносимо долгую жизнь он так и не научился делиться с людьми валящимися на него проблемами. Стоило ли делать это сейчас? Определённо нет. Да и такое существо, как Сланец, всё равно не способно понять, что способно разбить даже самое твёрдое человеческое сердце. Амата не старел, не менялся, оставался на протяжении семидесяти лет молодым человеком с разрушительной тягой к знаниям. Но мир менялся вокруг него. Здания строились и сносились, деревья росли и вырубались, и все, кто был дорог Амате, старели и умирали. Все, на чьих могилах он не мог пролить ни единой слезы, все, кого даже не пытался воскресить с помощью Сланца. Нет. Это было неправильно. Как бы ни был велик соблазн, как бы ни была податлива сила, Амата не мог применить её к своим близким. Он видел, как ведут себя воскрешённые трупы, знал, насколько это тяжёлое и отвратительное состояние, чувствовал, что это неправильно, что это противоречит самой природе человека. И всё равно не мог избавиться от чувства вины и снедающей изнутри тоски. Он хотел, чтобы его близкие обрели покой, и чувствовал перед ними вину за свою слабохарактерность.

— Вот видишь, — хмыкнул Амата. — Не всё ты обо мне знаешь.

Кири была всего лишь предлогом. Амата чувствовал исходящую от Сланца энергию, знал, что после потери контроля над силой жить ему останется недолго. Дамоклов Меч обрушится, и его падение превратит Шидзуме в руины. Энергия доберётся до других королей, приведёт их Мечи в движение, и, по итогу, смерть Аматы повлечёт за собой напрасные смерти тех, кто отчаянно хочет жить. И самым гадким был тот факт, что от падения Меча не избавиться убийством Аматы. Бессмертного не убить. Поэтому Амата планировал своё самоубийство, учитывая досадный факт своего бессмертия, и пришёл к выводу, что на момент смерти нужно быть подальше от поверхности Земли. Как можно выше, как можно дальше. Там, где нет ничего живого, где нет людей, и где никто его не остановит. И, чем чаще Амата об это думал, тем пристальнее вглядывался в Луну. Амату с детства тянуло к звёздам, тянуло в космос, в тот идеальный мир, где тяжёлое невесомо, где воздух отравлен, где людей не существовало. Амата долетит до Луны, сила не позволит ему погибнуть в открытом космосе, а упавший Дамоклов Меч не слишком навредит небесному светилу. На неё падали метеориты и покрупнее. Разве что, выйдут из строя пара телескопов и луноходов, но за это Амата не слишком переживал. Он был не способен на переживания.

Но, возможно, бессмертного способен убить тот, кто дал ему силы? Амату не оставляла в покое эта мысль с того самого дня, как Ями нашёл его, как вернул в лабораторию для продолжения исследований, как пробудил то, что всю жизнь сидело в Амате, несмотря на его бесчувственность и отстранённость. Злую волю. Она была в каждом эксперименте Аматы, в его подопытных, в его идеях, в его трудах. Жестокое существо, бесконечно желавшее знаний и неспособное ими насытиться. Существо, родившееся на могиле, в которой гнила и истекала гноем мёртвая человечность Аматы. И для такого существа Сланец, способный дать тайное, запретное знание, стал смыслом существования. Резон д'этр.

И это существо нужно было остановить.

— Ты создал меня, — ответил Ями. — Ты пробудил меня. И ты первым показал мне мечту всего человечества.

— Ты заблуждаешься, — Амата тряхнул головой, отгоняя донимавшие его мысли.

— В чём? — он развёл руками. — Люди желают силы.

— Желают. И не знают, что с ней делать.

Амата хмыкнул, увидев в спокойном лице Ями удивление и растерянность.

— Сколько королей покончили самоубийством? — хмыкнул Амата. — Сила, избранность, вечная опасность над головой. Не всякий человек это выдержит, Ями.

— Но ты держишься! — вспылил Ями, и его голос разразился громом в чистом небе.

— А у меня есть выбор? — Амата вздохнул, подняв взгляд на серебристый серп Луны. — Кто-то должен был заботиться о тебе, и это точно не Вайсманны.

— И что? — Ями сжал кулаки. — Мне теперь называть тебя папой?

— Хах... попробуй.

— ...папа.

Амата моргнул, не отрывая пристального взгляда от Луны. "Папа". Возможно, в другой жизни он хотел бы услышать это слово. Оно бы прозвучало в маленькой, уютной квартирке, из уст крохотного существа, которое выдрало бы Амате клок волос, напрудило бы на него и совершенно не хотело бы засыпать у него на руках. Мать бы успокоила младенца своим прикосновением, тихой колыбельной, заботой, и, видя эту картину каждый день, Амата бы чувствовал надёжность и спокойствие в этом проклятом хрупком мире.

Нет. Семья не вписывалась в его картину мира. Этим когда-то дорожил его старший брат.

— Я ненавижу детей, — хмыкнул Амата. — Впрочем, взрослых я тоже ненавижу, как и весь этот убогий мир. И никаких исключений.

— Тогда почему ты не хочешь его уничтожить?

— Потому что, как бы сильно я ни ненавидел этот мир, он всё равно дарит любовь даже такому, как я.

Сказав это, Амата атаковал. Лучи света зажглись в холодном воздухе, и, окутанные облачком белого пара, бросились к Ями. На мгновение аура Ями стала ослепительно белой, и лучи замёрзли и испарились, стоило им приблизиться к нему.

— Любовь...

— Её нет в твоём фанатизме, Ями. Сколько бы ты о ней ни говорил.

— Фанатизм..? — Ями нахмурился. — Я хочу исполнять мечты. Разве это фанатизм?

На мгновение аура Ями вновь изменилась, стала тёмной, бронзовой. Воздух заколебался от невидимой разрушительной энергии. Амата едва успел уклониться, махнув мощными крыльями. Он работал с вырывавшейся из Сланца энергией, изучал её и взаимодействовал с ней. И сила бронзового чудовища была единственной, которую изучить не получалось, сколько бы усилий ни прилагал Амата.

Уклонившись, Амата про себя выругался. А ведь одна атака могла лишить его жизни. Разве не это ему было нужно? Это. Ему было за что бороться в этом мире? Нет. И всё же уничтожить в себе то, что отчаянно хотело жить, было не так-то просто.

Ями. Засранец. Решил играть грязно и использовать именно эти силы.

— Мимо, — хмыкнул Амата, стремительно приближаясь к Ями. — Любишь — неси ответственность!

И, замахнувшись, он ударил, вложив в кулак всю свою силу. Ями не сопротивлялся. Он не ощущал воздействия силы и считал, что физические атаки не причинят ему вреда. И, когда кулак Аматы достиг его скулы, лицо Ями застыло в немом удивлении. Он отлетел, в панике замахал крыльями, пытаясь восстановить равновесие в воздухе. Коснувшись щеки, он ощутил пульсирующую боль под фарфоровой кожей.

Амата тряхнул кулаком. Впервые в жизни он подрался с собственным, непонятно откуда взявшимся сыном.

— Что? — Ями смотрел на Амату с такой откровенной злобой, какую он не видел ни в одних человеческих глазах. — Они сильны! Я дал им эти силы!

— Силы, которые убивают носителя, — Амата указал пальцев на Меч у себя над головой. — Спасай королей, раз любишь их! Убивай их! И не смей оставаться в стороне!

Ями не отрывал пальцы от щеки. Ему было действительно больно от неожиданного удара Аматы, и сложно было сказать, физической была эта боль или моральной. На белой коже остался заметный красный след. Амата не чувствовал к нему жалости. Ничего не чувствовал, хотя Ями, наверное, ожидал от него хоть каких-то эмоций.

— Нет, Хикари, — произнёс Ями, опустив глаза. — Со мной всё в порядке.

Амата огляделся, но не увидел никого, с кем Ями мог бы разговаривать.

— Я не могу остановить разрушение, — ответил Ями, подняв взгляд на Амату. — Оно уже началось. И то немногое, что я могу — это поспособствовать ему.

Он развёл руки в стороны, и над его ладонями появились уменьшенные копии Дамокловых Мечей. Красный и синий. Оба тяжёлые, оба полные энергии, оба смертоносные. Ями взмахнул руками, и Мечи взлетели в воздух, превратились в две маленькие звёздочки и улетели к своим новым хозяевам, которым в эту ночь суждено стать королями.

В этот момент Меч Аматы издал странный звук. Грохот, смешанный с отвратительным скрежетом. Амата стиснул зубы. Волна электрического тока прошлась по его телу, добралась до сердца, остановила его. Крылья, замерцав, взорвались искрами золотого света. Холодный ветер болезненно обжёг кожу Аматы, пробрался под одежду, сковал холодом внутренности. Падая, Амата смотрел на Ями, но тот даже не пошевелился, чтобы поймать Амату и предотвратить падение.

Асфальт стремительно приближался.

Примечания:

Итак. Надеюсь, вы убрали слабонервных беременных детей инвалидов от экранов.

Напоминаю, отзывы под этой главой будут награждены фикбуковским подарком.