Крепче кровных (гет)

Мир лишился цвета, лишился звуков, лишился всего, что делало его знакомым, понятным, осязаемым. Полутона тоже исчезли. Здания, автомобили, деревья и прохожие были белыми и отбрасывали резкие чёрные тени. И всё стояло на месте. Люди замерли в неудобных позах, автомобили резко остановились, бегущий человечек на светофоре не переставал гореть.

Юкико шумно вздохнула, когда обездвиженные люди повернули головы в её сторону. Она сделала шаг назад. Ещё один и ещё, пока не упёрлась спиной в не двигающуюся машину. Она обернулась и, случайно бросив на себя взгляд, поняла, почему привлекла внимание всех этих людей.

Кожа Юкико светилась. Неярко, мягким красноватым светом. И этот цвет, такой чуждый в чёрно-белом мире, слепил глаза. Она подняла взгляд на людей, чёрно-белых и незнакомых ей. Они пришли в движение, улыбнулись ей, помахали раскрытыми ладонями, кто-то даже что-то сказал.

За секунду до того, как город уничтожила стена пламени.

Юкико зажала руками уши, но этот инстинктивный жест не смог заглушить дикого рёва огня. Люди растаяли. Машины взорвались, точно воздушные шарики. Здания обрушились и превратились в пыль. Но Юкико пламя не задевало. Не потому что обходило её стороной, а потому что попросту не могло навредить ей.

Но... что могло взорваться с такой силой? Атомная бомба? Юкико попыталась открыть глаза. Пламя было всюду. Ослепляло, распространялось, сжигало, но совершенно не вредило Юкико. Она даже не чувствовала жара. Вот только почему-то от этого безвредного огня всё вокруг рушилось.

И Юкико увидела. Увидела, как с белого неба на землю падал тяжёлый, гигантский красный меч.

* * *

Юкико разбудил раздавшийся за окном грохот и последовавший за ним писк автомобильных сигнализаций. Гроза. Настолько сильные грозы случались редко и невольно вызывали испуг. Юкико потёрла заспанные глаза и наощупь нашла смартфон. Если она проснулась без звонка будильника, значит, она проспала всюду, где только могла проспать. Это правило сработало и сегодня.

— Твою мать, — в её голосе звучало неподдельное отчаяние.

Впрочем, сегодня она бы никуда не проспала. Невозможно опоздать туда, куда вовсе не собираешься, но у Юкико с лёгкостью могло получиться и это. Злясь на свой сбитый режим сна, она перевернулась на спину. Возможно, она бы поспала ещё, если бы не раздавшийся стук в дверь.

— Катись колбаской, — прошептала Юкико, вжавшись лицом в подушку.

Но стук не прекратился. Напротив, стучавший настойчиво барабанил в дверь и делал это уже с двух рук, а, может быть, подключил и ноги. Это заставило Юкико встать. Двери в общежитии обычно вели себя непредсказуемо. То отваливались от малейшего чиха, то открывали по собственному желанию и с пинка, то осыпали всю штукатурку на этаже. Однажды одногруппник Юкико, придя пьяным в слюни в свою комнату, упал на пол вместе с дверью, у другого одногруппника сломался замок и починился сам собой без постороннего вмешательства. Дверь, конечно, была ненадёжным товарищем, но остаться совсем без неё не хотелось.

Юкико открыла дверь. Перед ней стоял маленький мальчик в шортах, которые были ему велики на пятнадцать размеров.

— Ты кто? — прохрипела она.

— Ёсикава-сан, — ответил мальчик. — Хочешь узнать правду?

Юкико моргнула, окинув мальчишку с ног до головы пристальным взглядом. Его стиль показался ей странным. Плащ на пятнадцать размеров больше, шорты, рубашка. Он украл одежду у отца или просто не умел одеваться? У него были длинные золотистые волосы и большие, в половину лица зелёные глаза. Он улыбнулся в ответ на недружелюбный взгляд Юкико.

— Так хочешь или нет?

— Ты откуда? И как ты попал в женское общежитие?

— Ёсикава-сан, — он покачал головой. — Времени мало...

— Для чего?

— Для всех, — в его глазах отразился неподдельный испуг. — Ёсикава-сан... тебе снились огонь, разрушение и Дамоклов Меч в небе.

Это был не вопрос. Мальчишка был уверен в том, что говорил.

— И бесцветный мир. Только ты одна сияла красным светом.

Юкико не ответила, мальчишка улыбался.

— Тот Меч во сне должен упасть сегодня, — мальчик глубоко вздохнул. — Но... с недавних пор я не желаю людям зла.

— Так. Где твои родители?

— Ёсикава-сан, если не хочешь, чтобы всё вокруг сгорело, пожалуйста, отправляйся в Хомру. Их король... заслуживает немного моей доброты.

Вновь раздался раскат грома, от которого показалось, будто бы окно в комнате Юкико разбилось. Она обернулась. Ничего. Всё в порядке. Юкико выдохнула и вновь повернулась к мальчишке, но тот будто бы исчез.

— Э-эй! — Юкико вышла в коридор, огляделась, но мальчишка упорно не появлялся. — Засранец, если ты от Накамуры, я тебя закопаю и убью вместе с ней!

Но никто не ответил. Соседки высунулись из комнат, но они не видели мальчишку, не слышали его с Юкико разговора. Как такое возможно в общежитии? В общежитии, где двери из инопланетного материала, а стены — из картона! Стиснув зубы, Юкико вернулась в комнату. Она бы решила, что всё случившееся — розыгрыш, если бы мальчишка в точности не передал весь её сон. Возможно ли угадать подобное?

Юкико закусила губу. Чёрт. Обычно всякие пророчества очень туманны, загадочны, косвенны, и главный герой, вляпавшийся в пророчество, либо не способен предотвратить его, либо сам становится причиной трагических событий. Здесь же всё точно, чётко и по факту. А что это значит?

— Это значит, что ты попала в чей-то хреновый рассказ, — Юкико взяла мобильник с тумбочки, — от какого-нибудь психопата, где тебе попеременно то смешно, то страшно.

Она нашла Хомру в интернете. Бар. Как ни странно, этот факт немного успокоил Юкико. Может быть, её так оригинально позвали на свидание? Но... проще это было сделать через интернет. Хотя, в этом случае Юкико всё равно бы не пришла. Но после железобетонного аргумента "Либо приходишь, либо наступит жопа", Юкико не могла отказаться.

Да и в свидание было гораздо проще поверить, чем в существование сверхъестественного. Вздохнув, Юкико начала собираться. Неважно, кто её пригласил, ей хотелось быть красивой. Она хотела отшить незнакомого человека и выглядеть при этом потрясающе. Она накрасила красным губы, сделала выразительными глаза, добавила румян. Пышные каштановые волосы она зачесала на правый бок. В школе Юкико терпеть не могла косметику и всех, кто красился. В институте ей понравилось экспериментировать со своим лицом, волосами, одеждой. Она надела пышную чёрную юбку и строгую чёрную рубашку с кружевами. Вышло траурно, но прекрасно подходило для скоропостижного разрыва не начавшихся отношений.

Юкико посмотрела на себя в зеркало. Глубоко вдохнула, выдохнула. Вдохнула, выдохнула.

Она никогда не была на свиданиях! На мгновение Юкико пробила нервная дрожь. Но лишь на мгновение.

— Когда дело касается спасения мира, — произнесла она, — всем плевать, что их спасает девственник.

Эти слова наполнили Юкико решимостью.

Добраться до Хомры было несложно: пара пересадок на метро и пара кварталов пешком. Не самая долгая прогулка в жизни Юкико, но одна из самых волнительных. Что ждало её в баре? К кому обращаться? И что нужно говорить в подобных случаях? "Здравствуйте, это вы собрались устроить аннигиляцию? Не устраивайте." Звучит так себе. Но, может, ситуация изменится, если добавить "пожалуйста". "Пожалуйста, не разрушайте мир. Почему? Ну... в нём есть множество милых вещей. Например, котики, аниме-персонажи и Достоевский."

Юкико вошла в бар, небрежно толкнув тяжёлую дверь. Раздавшийся звон колокольчиков вызвал в сердце Юкико острый укол ностальгии. На секунду ей показалось, будто бы она уже была здесь. Может быть, это было во сне?..

— Добрый вечер! — бармен одарил Юкико лучистой улыбкой.

— Добрый, — Юкико подошла к стойке и после недолгого колебания подняла взгляд на бармена. — Скажите... вы не в курсе, кто пригласил меня на свидание?

— Свидание? — в его глазах мелькнули искры неподдельного интереса, которые Юкико различила даже сквозь тёмные очки. — Меня не предупреждали. Ах, если бы я был не так стар, я бы сам пригласил вас на рандеву, — он улыбнулся, но серьёзность Юкико стёрла улыбку с его лица. — Нервничаете?

— Немного, — Юкико вздохнула. — Мне сказали... что без меня он устроит настоящий апокалипсис.

— Оу? Всё так серьёзно?

— Ага. Сначала всё сгорит, а потом с неба рухнет какой-то меч. Понятия не имею, о чём это.

И Юкико действительно не имела ни малейшего представления о произошедшем. Неужели она сказала что-то значимое? После её слов бармен помертвел, похолодел, возможно, умер, но даже в таком состоянии он смог налить в треугольный бокал мартини.

— Я не...

— За наш счёт.

После этих слов он вышел. Юкико, вздохнув, водила по бокалу кончиком пальца. Даже уничтожения мира не расстроило её так сильно, как то, что бармен не узнал её возраст, прежде чем налить алкоголь.

— Старею, — произнесла девушка, пригубив мартини. Было некрепко, но горько. Точно так же, как у неё на душе от грубости бармена.

— Ммм.

Звук раздался за спиной Юкико. Девушка обернулась на его источник и встретилась взглядом с маленькой девочкой. Белые волосы, пышное тёмно-красное платье, шляпка. Она была бы милой, если бы не была такой грустной, и, Юкико бы улыбнулась ей, если бы этим утром мальчишка того же возраста не заставил зашевелиться волосы на её голове.

— Что? — только и спросила Юкико.

— Ммм... ммм... а... хммм.

— Содержательно.

— Мхм...

Юкико отвернулась и пригубила ещё мартини. Если хочешь, чтобы дети от тебя отцепились — игнорируй их. Это золотое правило Юкико выучила за годы жизни с племянниками. Но на девчонку это, казалось, не действовало. Она настойчиво ходила вокруг Юкико, то наклоняя голову набок, то приставляя к глазу красный полупрозрачный шарик. В какой-то момент Юкико почувствовала себя привлекательной игрушкой на витрине магазина... немного пьяной, но всё ещё привлекательной.

— ...а вы кто? — наконец-то спросила девочка.

Юкико тяжело вздохнула и на мгновение закрыла глаза. Пить на пустой желудок — не самая лучшая из всех её идей.

— Ну... — продолжила девочка, не дождавшись ответа. — Вы не стрейн, не король и в клане тоже не состоите. Тогда кто вы?

— Что?

Девочка нахмурилась. Юкико нахмурилась сильнее. Первое в мире соревнование по троебровию началось так же, как и закончилось — ничем. Но в процессе Юкико успела подумать о двух вещах, связанных с бровями: во-первых, можно ли вывихнуть брови, если часто их хмурить; во-вторых, она вспомнила, что, чем гуще у мужчины брови, тем длиннее у него чл

Ход мыслей Юкико прервался, когда девочка отвела от неё взгляд. Со второго этажа кто-то спускался. И этот кто-то спускался так внушительно, что Юкико мгновенно протрезвела.

Бармен вернулся, а следом за ним в бар вползла сонная, угрюмая и явно чем-то недовольная рожа незнакомого парня. Его волосы были похожи на рыжее стихийное бедствие, его походка излучала агрессию и власть, и во всей его позе была скрытая готовность к нападению. И брови у него (Юкико проклинала человека, сказавшего ей этот факт) были густыми. Юкико сжала губы в тонкую линию, глядя на него. Бармен явно налил ей мартини не для того, чтобы её удержать на месте, а для храбрости.

— Это ты позвала меня на свидание?

Юкико моргнула, шумно вздохнула и после этого её лицо вмиг стало пунцовым.

— Я-я-а-а...

Слова застряли в горле. Парень не спеша прошёл к стойке, обошёл Юкико и сел на соседний стул рядом с ней. В это мгновение она ясно почувствовала — ловушка захлопнулась.

— Но... — её голос дрогнул. — Это же ты позвал меня на свидание. Через мальчишку.

— Вот как? — парень прикурил сигарету. — Мальчишка?

— Он... сказал мне прийти сюда, чтобы всё вокруг не сгорело. Не понимаю, что он имел в виду.

Последние слова Юкико звучали всё медленнее и неувереннее. Взгляд парня, тяжёлый и давящий, стал совершенно невыносимым. Такими глазами, наверное, палачи смотрят на преступников, которых собирались казнить. Юкико нахмурилась, глядя перед собой, а после спустилась с высокого стула.

— Наверное, это был глупый розыгрыш, — она тяжело вздохнула. — Я обещаю оторвать тому мальчишке руки.

— Сядь.

Юкико похолодела.

— Не пугай свою новую девушку, Микото, — бармен натянуто улыбнулся. — Как вас зовут?

— Ё... сикава Юкико.

— Ёсикава-сан, пожалуйста, расскажите нам всё, что с вами случилось. Каким бы безумным или... сверхъестественным это ни казалось.

Юкико подняла на него взгляд. Бармен выглядел до того серьёзным и обеспокоенным, что не оставил ей иного выбора. Она рассказала. Всё. Начиная со своего сна, заканчивая исчезновением таинственного мальчишки. Её не перебивали, не поправляли и не вставляли шуточек, и от этого Юкико стало ещё страшнее.

— И ты, — произнёс рыжий, втирая в пепельницу окурок. — Прибежала сюда спасать мир?

— До этого момента это казалось не таким тупым! — Юкико бросила на него злой взгляд.

— Ты прибежала сюда, даже не зная, с чем будешь бороться.

— Я спасаю мир впервые! У меня нет в этом опыта!

Парень раскрыл глаза и, после недолгого колебания, улыбнулся. Юкико покраснела. Неужели это она его развеселила?..

— Знаешь что, Ёсикава?.. Мир придётся спасать от меня.

Юкико ожидала чего угодно, но, когда в глазах парня вспыхнуло пламя, она вскрикнула. И это пламя... Только сейчас до неё дошло, что огонь у неё во сне был не совсем обычным, не золотисто-оранжевым, а красным, как самая чистая в мире ярость.

Ей хотелось одного. Бежать. В этом баре ей перестало хватать воздуха. Ей казалось, будто бы здесь вот-вот всё может вспыхнуть — и мебель, и стены, и люди.

— Мой Меч разрушается, — парень поднялся со стула. Он был выше Юкико. Намного выше и сильнее, и сейчас от него исходила прямая угроза. — И что ты сделаешь? Как ты спасёшь мир от меня? Убьёшь?

— Н... нет!

— Я сожгу всё, что тебе дорого.

— Пожалуйста...

— И всех, кто тебе дорог.

— Нет!..

— Даже пепла не останется.

Юкико не выдержала. Замахнулась раскрытой ладонью и раздавшийся хлопок привёл её в чувства. Пламя во взгляде незнакомца исчезло, на смуглом лице появился пунцовый след от ладони. Она зарядила пощёчину человеку, который грозился сжечь дотла весь мир.

— П... рошу прощения! — только и протараторила Юкико, выбегая из злополучного бара.

Между тремя людьми на какое-то время воцарилось молчание.

— Вообще-то, Микото, ты это заслужил, — произнёс Идзумо.

— Она испугалась, — проговорила Анна. — Но просто так вряд ли уйдёт.

— Странно... — прохрипел Микото.

— М?

— Пламя, — он кивнул на обугленную мебель, пол и потолок, одним этим жестом вызвав инсульт всего бармена. — Она не почувствовала жара.

— Это испуг, — настаивала Анна.

— Вот как? — он хмыкнул. — А рука? Её точно должно было обжечь.

Анна была права — Юкико не могла уйти просто так. Сама ли девочка об этом догадалась или просканировала незнакомку через красный шарик — неважно. Юкико просто не могла заставить себя отстать от того, что её заинтересовало. А пламя в глазах мужчины, загадочные мальчики в уродских шортах, ясновидение и сверхъестественное интересуют женщину в любом возрасте.

Вот только этот рыжий парень её по-настоящему пугал. Юкико ощущала исходящую от него опасность, чувствовала, что этот человек способен её убить. И всё же... что-то не давало Юкико покоя. Что-то мешало проникнуться к этому человеку искренней ненавистью побеждённого.

"Спасать мир придётся от меня."

Если бы в этот момент в его глазах не было такого болезненного равнодушия, Юкико бы стала лихорадочно искать способы, как его остановить. Она шла в Хомру с твёрдым намерением обезвредить атомную бомбу (если она существовала, а не была предлогом пойти на свидание). Теперь же Юкико хотелось спасти саму атомную бомбу. Таких глаз не могло быть у обычного человека или безумного маньяка, решившего уничтожить мир. Такие глаза могли быть только у человека, смирившегося со своей судьбой.

— Если он планирует начать апокалипсис, то ему лучше поторопиться, — тихо произнесла Юкико. — Я жду уже пятый час, и скоро мир придётся спасать от меня.

Она наблюдала за Хомрой из кафе напротив. Зашла сюда сразу после того, как прошёл испуг, и вот уже четыре с лишним часа ждала хоть какого-то движения в баре. Но в Хомре было тихо. Никто не входил внутрь, никто не выходил наружу, и лишь Юкико выходила из себя. Она поглядывала то на бар, то на розовеющее закатное небо, ожидая появления Меча, но ничего как не происходило, так и продолжало не происходить.

— Какая ещё девушка будет ждать тебя четыре часа? — сквозь зубы произнесла Юкико. — Поэтому ты либо удовлетворишь меня, либо...

Юкико осеклась. Дверь бара открылась, выпуская из здания знакомого незнакомца. Рыжий.

— Наконец-то, — подумала девушка. Но, не успела она подняться с дивана, как парень быстрым шагом перешёл проезжую часть и целенаправленно приближался к её тайному убежищу. — Какого?!

Она резко раскрыла меню перед лицом. Это должно было быть самой неприметной маскировкой во вселенной, но не было. Парень быстро нашёл её, сел напротив и опустил меню, несмотря на всё сопротивление Юкико.

— Ничего себе не отсидела?

Юкико нахмурилась. Удивительно, как легко было переживать за этого парня, когда его не было рядом, и как же хотелось его задушить прямо сейчас.

К тому же, Юкико ещё на втором часу ожидания перестала чувствовать свой багажник. Так что на парня она злилась с двойной силой. Более того, он явно знал, где она. Почему не вышел раньше и не прервал её мучения? С каждой подобной мыслью Юкико закипала всё сильнее.

— Если бы ты пообещал не взрывать мир, — она выдохнула, приказав себе успокоиться. — Всё было бы гораздо проще.

Какое-то время он смотрел в глаза Юкико, выразительно приподняв бровь.

— Я видела пламя! — не выдержала она. — Не знаю, как ты это делаешь, но на дешёвого фокусника ты точно не похож!

— Вот как?

— От тебя не пахнет керосином. Да и вряд ли бы ты залил его себе в глаза.

Он улыбнулся.

— И чем же от меня пахнет, Ёсикава? Парнем твоей мечты?

— Сигаретами, — ответила Юкико. — И мужским парфюмом. И, кажется... клубничным сиропом.

Юкико опустила тот факт, что три этих запаха ей нравились. Она хотела поставить парня на место, хотела пресечь его грубый флирт. И, судя по тому, как он вскинул брови, ей это удалось. Вот только, причём здесь клубничный сироп? Неужели такой грубый, прямолинейный и резкий парень — сладкоежка?

— Говорят, у ведьм очень хороший нюх.

— И кто же это говорит?

— Анна. Ты сбиваешь её с толку.

Анна? Странная девочка из бара? В таком возрасте неудивительно, что она верит в существование ведьм. Впрочем, если бы у знакомого Юкико вырывался огонь из глаз, она бы тоже поверила во что угодно. В любую сверхъестественную ерунду: в единорогов, в параллельные измерения, даже в существование честных и порядочных людей.

— Давай на чистоту, Ёсикава, — парень приблизился. — Кто. Ты. Такая?

Юкико наклонила голову набок. Она не знала, что именно хотел выяснить этот парень.

— Студентка. Учусь на четвёртом курсе, периодически хожу на пары. Ну... если меня разбудят соседки в общаге.

Он закурил.

— Студентка, да? — он повёл сигаретой в воздухе. — Тебе не жарко, Ёсикава?

— Нет, — Юкико моргнула. — А должно быть?

Парень нахмурился. Он опустил взгляд на давно опустевший стакан, в котором ещё три с половиной часа назад был безалкогольный мохито со льдом и листиком мяты. Лёд в напитке давно растаял, листья мяты плавали в прозрачной холодной воде. Но сейчас вода мгновенно высохла, а листики почернели и вспыхнули.

Юкико подняла взгляд на парня.

— Второй раз фокус с пламенем меня не испугает. Я уже знаю, чего ждать.

Он не ответил. Лишь сосредоточенно смотрел на Юкико, и от этого пристального взгляда ей стало жутко. Он что-то увидел у неё на лице? Или Юкико сказала что-то такое, что не укладывалось в его картину мира? Она не знала ответа на свой же вопрос, как и не знала того, что парень вспотел от тщетных попыток её сжечь.

Гляделки остановил пронзительный вой пожарной сигнализации и хлынувший с потолка холодный дождь. Персонал кафе, не понимая, что происходит, вежливо попросил посетителей покинуть заведение. Юкико подскочила с места и, прикрывая руками голову, рванула к выходу. Перед дверью на улицу она обернулась. Парень всё ещё сидел на диване с потухшей сигаретой и совершенно растерянным видом. Он не сразу понял, что Юкико ждала его. Когда же до него это дошло, и он, и Юкико промокли до нитки.

Он поднялся и, не торопясь, направился к выходу. Юкико всё это время смотрела на него с максимальным осуждением, но, кажется, не добилась желаемого эффекта. Парень лишь хмыкнул в ответ на её взгляд и сжёг в воздухе недокуренную сигарету.

— Иди домой, Ёсикава, — произнёс парень, выйдя из кафе. — Простудишься.

— Не пойду, — она всплеснула руками, тщетно стряхивая с одежды воду. — Да и... тебе не кажется, что я имею право хотя бы на объяснение?

— Объяснение?

— Я, — Юкико перевела взгляд на Хомру. — Примчалась сюда, даже не позавтракав. Потому что... потому что...

— Я якобы должен уничтожить мир. Ну и что?

— Я ждала четыре с лишним часа, — Юкико до боли стиснула зубы. — Я напугана, зла, устала, голодна и насквозь мокрая. Могу я хотя бы узнать, ради чего всё это?!

Юкико напирала. Она хотела, чтобы её голос оставался спокойным и бесстрастным, но в итоге в нём всё же прозвучали злоба и детская обида. Ей так хотелось вернуться назад в свою комнату в общежитии. Накрыться одеялом с головой, включить громкую музыку и забыть это проклятое недоразумение. И будь что будет. Разве мир мог рухнуть по воле одного человека? Вряд ли.

И, чувствуя себя маленькой и жалкой, Юкико опустила взгляд, трясясь от злобы и бессилия. Как глупо было приходить сюда. Да и ещё глупее было делать кого-то виноватым в своих неприятностях. Она сама пришла, сама струсила, сама осталась в кафе, хотя могла бы выбежать на улицу. И, скорее всего, сама себе придумала опасность.

— Ёсикава, — начал он. — Я Суо Микото.

Она подняла на него взгляд.

— И, судя по твоим словам, сегодня я умру.

— Это же... розыгрыш...

— Вряд ли, — он вздохнул. — Мои силы выходят из-под контроля. Меч разрушается. И в такое время ко мне заявляешься ты, на которую мои силы не действуют.

Юкико дважды моргнула.

— Я пытался сжечь тебя дважды, ведьма, — подойдя, Микото опустил тяжёлую ладонь на голову Юкико. Девушка замерла. Рука парня вспыхнула, мгновенно занялась ярким алым пламенем. Юкико хотела было закричать, но получилось только что-то похожее на сдавленный писк, раздавшийся сквозь плотно сжатые губы. Пламя... не жгло. Юкико не чувствовала ни жара, ни боли, только приятную, лёгкую щекотку. От пламени её одежда высохла, волосы высохли, завились и превратились в пышную каштановую тучу. — Трижды. Почему на тебя не действуют силы короля?

— Потому что... ты не хочешь мне вредить?

— Ошибаешься.

— Мог бы и солгать.

— Зачем? Разве ты мне лгала?

Юкико нахмурилась и, сжав руку Микото, убрала её со своей головы.

— Когда я умру, — произнёс он. — Случится катастрофа. Если, конечно, меня не убьют раньше.

— И что... совсем никакого выхода?

Он улыбнулся и покачал головой. Юкико сжала губы в тонкую линию. Она уже видела умирающих, знала, как выглядела смерть. И человек, безропотно встречавший вою судьбу, каждый раз заставлял её сердце сжаться.

— Ты знаешь меня всего четыре часа, Ёсикава, и уже готова разреветься из-за моей смерти?

— Я не реву! — Юкико нахмурилась, крепко сжав кулаки. — Но... если твои силы выходят из-под контроля, неужели нельзя от них избавиться?

— Можно. С моей смертью. И, судя по всему, передать их тебе, — он закурил. — Будь хорошим королём для моих ребят, Ёсикава.

Юкико побледнела. Микото улыбался, но вот ей было совершенно несмешно. Либо этот человек сегодня умрёт, либо его убьют, но его самого это совершенно не заботило. Он не просто смирился с мыслью о смерти, он уже простился с жизнью.

— Не собираюсь я быть королём! Если это так опасно, то почему ты вообще им стал?

Но даже не услышав ответ, Юкико поняла, что выбора у Микото не было.

— Суо-сан, — произнесла она после недолгого молчания. — Есть ли что-то... что я могла бы для тебя сделать?

— Ёсикава, — он улыбнулся. — На такой вопрос может быть только один ответ.

Юкико покраснела до корней волос. Он улыбался, глядя на её смятение. В Юкико боролись два чувства: собственная гордость и сострадание к человеку. Микото требовал простую вещь — ему всего лишь нужно было немного любви. Любовь — чудесное чувство. С ней не страшны ни муки, ни бедствия ни даже смерть. И всё же, для самой Юкико это было слишком много.

— Ты что... сомневаешься?

— Я... не могу, — Юкико опустила взгляд. — Суо-сан, если бы мы знали друг друга подольше...

Он не ответил. Просто ловко повернулся на пятках, повернувшись к Юкико спиной. В эту секунду девушка чувствовала, что была готова разорвать его собственными руками. И полиция, скорее всего, оправдала бы её, если бы узнала, насколько Суо невыносим, насколько груб и прямолинеен и что из-за него может вспыхнуть весь город.

— Я всерьёз тебя ненавижу, — неслышно прошептала Юкико, следуя за Микото.

Он не спешил. Словно знал, что Юкико следовала за ним, и потому решил не добивать её быстрой ходьбой. Или же он отправлялся умирать. Когда человек идёт навстречу своей участи, его походка всегда медленная, шаркающая, тяжёлая. Тряхнув головой, Юкико запретила себе думать об этом. С каких пор она стала такой сентиментальной и чувствительной. Может быть, это старость?..

В голове у неё крутились слова того странного мальчишки в миленьких шортах, пригодных только для привлечения педофилов. Красный король тоже достоин доброты? Скорее, он достоин хорошей порки, синяка под глазом или, хотя бы, изматывающего скандала с любимой девушкой. Но, глядя на крепкую фигуру Микото, Юкико сомневалась, что найдётся такой человек, который хотя бы осмелится подраться с ним. Микото был выше всех её знакомых и, Юкико со злобой признавала это, выглядел гораздо мужественнее.

Мальчишка сказал, что Юкико нужно прийти в Хомру, упомянул про красного короля и ни словом не обмолвился насчёт спасения. Что Юкико должна сделать? Убить Микото? Неужели нельзя было найти для этой роли более подходящего человека?! Нет. Должно быть что-то ещё. Юкико чувствовала это сквозь нарастающие тревогу, злость и усталость. Что-то. Нечто. Смутное предчувствие, которое толкало Юкико вперёд и не позволяло опускать руки. Интересно, Микото раздражался из-за её упрямства? Юкико надеялась, что да, и эта мысль также наполняла её решимостью.

А мальчишке она в сердцах пожелала всю жизнь читать такие же туманные, как и его объяснения, инструкции. Инструкция по сборке шкафа? Возьмите один шкаф, одну дверцу и соберите. Установка унитаза? Слив, плюс бачок, плюс что-то третье — купить в магазине сантехники. Инструкция по использованию презерватива? Технически он должен оказаться между женщиной и мужчиной. Ну или мужчиной и мужчиной — Юкико не знала, какие у мальчишки наклонности и боится ли он венерических заболеваний.

Микото не останавливался. И, судя по всему, он решил похвастаться перед Юкико знанием всех самых опасных мест в Шидзуме. Некоторые дома Юкико точно видела в криминальной сводке, где описывались убийства молодых девушек. Дальше шли весёлые кварталы, где под покровом ночи из публичных домов, баров и клубов начали вываливаться счастливые, пьяные и похотливые лица. Раньше Юкико только читала о подобных местах. Местах, где играли в азартные игры, где ожидали клиентов проститутки, где влиятельные люди смешивали алкоголь с наркотиками. От этого района города, несмотря на всю его красоту и яркость неоновых вывесок, желудок Юкико свернулся. Ей было страшно находиться здесь. Но ещё страшнее было потерять из виду ходячее бедствие. Пристально глядя на красный взъерошенный затылок, Юкико умоляла о двух вещах: лишь бы Микото не зашёл в бордель и лишь бы не затащил в ближайший мотель её саму. Хороша в таком случае получится из неё спасительница мира.

Если это были единственные места, которые Микото хотел посетить перед смертью, то Юкико могла его понять. Вот только он никуда не заходил. Не заглядывал в казино, не заходил в бар, не посещал проституток. Он, словно дикий зверь, осматривал принадлежавшие ему территории.

— Во что я, мать твою, вляпалась...

— Ты против?

Юкико похолодела, услышав детский голос у себя за спиной. Маленькая холодная ручка сжала её дрожащие от напряжения пальцы.

— Ты засранец, — вздохнула девушка. — Чего ты от меня хочешь?

— Убей красного короля, — без каких-либо эмоций произнёс мальчик.

— Убей красного короля, — повторила она. — И это ты называешь своей добротой? Это жестоко!

— Разве? Ты же не сделаешь это, как мафия, — он пожал плечами. — Они заставляют кусать бордюр, а потом бьют ногой по затыл...

— Я знаю, как убивает мафия, — она нахмурилась.

— Ты бы его задушила. Полотенцем, чтобы не осталось следов, чтобы было безболезненно. Разве это не милосердное убийство?

Он так радужно улыбался, что Юкико стало дурно.

— Только со смертью короля можно остановить разрушение, — продолжал мальчишка. — Разве тебе некого защищать? Некого спасать от пламени?

В голове Юкико всплыли лица. Размытые, нечёткие, бледные, словно на старых, потрёпанных временем фотографиях. Лица родных, друзей, даже новых знакомых, которые чем-то запомнились Юкико и по-своему были дороги ей. И все эти лица Юкико видела на деревянных могильных крестах. Она видела себя на огромном кладбище, слышала рёв ветра, который не стихал на месте недавнего разрушения. Кроме этих могил вокруг не было ничего. Только голый булыжник, скелеты зданий и образовавшаяся воронка. Даже тел не осталось.

И среди этих могил она видела единственный цветной портрет. Красные волосы, угрюмый взгляд, сигарета в зубах.

— Ты за это в ответе, засранец?

— Да.

— И зачем ты впутал меня во всё это?

Мальчишка не ответил. Он просто улыбнулся Юкико, и от этой улыбки её сердце отдалось болезненным ударом в груди.

Ночная тьма рассеялась ярким красным светом. Юкико подняла голову и похолодела, увидев в небе тяжёлый Дамоклов Меч. Он мерцал, гремел, разрушался на глазах. И от этого тяжёлого, раскатистого грома взвыли сирены автомобилей. Юкико дёрнулась и сделала шаг назад.

— Его не успеют убить.

Мальчишка произнёс это и растворился в воздухе, оставив Юкико в полном одиночестве среди толпы таких же перепуганных людей.

Примечание к части

Во время написания этой главы меня посетило две безусловно важных мысли:

1) Как бы звучало имя Сарухико, если бы Кей снимал отечественный производитель? По идее, должно быть созвучно со словом "обезьяна". Оббезьяний? Обезьянн? Обезьил? Мартышкий? Шимпанзьян?

Но в итоге я пришёл к выводу, что Сарухико в России звали бы Африкан. А мартышкой его называли бы, потому что в Африке много обезьян.

Я считаю, что тема русификации Кея требует отдельного разбора.

2) Я долго держал в себе эту шутку.

СЛАНЕЦ-ЗАСРАНЕЦ, АПХПХАХПХАХПХАП

Всё. Поделился с миром. А теперь велком сюда, здесь я составил небольшой ностальгичный плейлист: https://vk.com/insanityhuman7?w=wall258298389_5679

Пламя распространялось с огромной скоростью. Асфальт плавился под ногами, окна и лампы уличных фонарей взрывались, осыпая людей дождём пламенных искр, воздух пропитался смрадом сожжённых волос и жареного мяса. Юкико зажала нос ладонью. Она бы зажала и уши, но даже это не смогло бы заглушить криков сотен перепуганных людей. Пламя, точно живое существо, набрасывалось на них, пожирало одежду, кожу, волосы, оставляя кроваво-красные ожоги, которые вряд ли когда-нибудь заживут.

Юкико смотрела на творящееся вокруг безумие и не чувствовала ничего. Ни страха, ни жалости, ни душевного позыва помочь, спасти людей. Ничего. Её разум заполняла глухая пустота полного равнодушия. Это шок? Или Юкико и в самом деле такое хладнокровное чудовище? Она не знала. Как и не знала того, почему даже такое свирепое пламя не могло причинить ей вреда.

Она погружала руку в огонь, перебирала его пальцами, точно шерсть домашнего питомца, даже в целях изучения лизнула язычок пламени и попыталась его проглотить. Ничего. Ни ожога, ни жжения, ни жара. Но... почему? В детстве Юкико часто обжигала пальцы, у неё даже остались бледные, едва заметные шрамы, которые напоминали о давно ушедшем детстве.

Юкико тряхнула головой, пытаясь прийти в чувства. Не время думать, время действовать. И действовать быстро, если она не хочет, чтобы Шидзуме превратился в один большой уродливый могильник. В творящемся вокруг хаосе виноват Микото, а значит первым делом нужно было найти его. Но... что дальше?

Юкико отскочила в сторону, когда услышала жалобный скрип, который издала тяжёлая металлическая вывеска. Вывеска рухнула и, если бы Юкико стояла на месте, от неё осталось бы целое ничего. Пламя на неё не действовало, но вот окружающий мир оставался по-прежнему враждебен. И потому добраться до Микото было проблематично.

— Больше никаких свиданий, — тихо произнесла она, сделав шаг вперёд, навстречу пламени. — И точно никаких рыжих.

Дамоклов Меч в небе служил для Юкико отличным указателем, несмотря на усиливающийся грохот, идущий от него. Этакий маркер в гугл-картах, только нет. Но всё же, Юкико не знала, как далеко находился Микото. Закусив губу, она сняла туфли на каблуках. Обувь мгновенно вплавилась в асфальт, Юкико не успела даже поднять её и взять с собой. Как расточительно.

Но именно это породило в её голове идею. Юкико ещё не знала, что это была за идея, не могла её сформулировать, не могла озвучить. Но она была, витала в воздухе, сулила перемены и была слабым мерцанием надежды в этом непроницаемом сумасшествии.

Стиснув зубы, Юкико перешла на быстрый шаг, потом на бег, потом на такой быстрый бег, на какой только была способна. Асфальт под ногами был ненормально мягким, стопы утопали в нём, но Юкико всё ещё не чувствовала жара. Она не смотрела себе под ноги. Не было на это времени. Только на Меч, на разрушающийся город, утопающий в прожорливом пламени, на здания, которые огонь обращал в пыль. Сколько людей было внутри?.. Нет! Нет времени думать об этом! Если Юкико не поторопится, число жертв увеличится в десятки раз, а катастрофа затронет даже соседний город.

Фонарный столб рухнул за её спиной, оборвав электрические провода, которые извивались и искрили, точно гнездо потревоженных змей. Бензобаки автомобилей взрывались, и стоявший кругом грохот оглушил Юкико. И это привело её в чувства. Она на мгновение остановилась, не чувствуя ног, тяжело дыша и беспомощно озираясь по сторонам. Ад. На её глазах в городе воцарился настоящий, ужасающий и полный безысходности Ад. Что она могла сделать здесь?! Она же всего лишь не чувствовала жара! Она не способна на убийство! Не способна защитить тех, кто был ей дорог! Она всего лишь человек!

Вдох-выдох. Сейчас нет времени на нервный срыв.

Но и допустить появления могильника она не могла. Вспомнив о лицах своих родных на могильных крестах, Юкико сморгнула слёзы с глаз, сделала шаг вперёд, ещё один и рванула с места так быстро, как только могла. Она помнила и кислую физиономию Суо в своём видении. Этот мерзкий, грубый, бестактный идиот.

"Спасать мир придётся от меня."

Юкико стиснула зубы. Неважно, каким бесцеремонным он был с ней! Монстр, осознающий, какое он чудовище, не заслуживает смерти! Человек с такой глубокой печалью во взгляде не заслуживает смерти! Помощи, поддержки, спасения, но никак не гибели от участи, над которой он был не властен.

Юкико нашла его. Пламя окружало Микото, словно плотный алый кокон. С неба раздался гром. Сильнее предыдущих, мощнее, масштабнее. Ужас сжал внутренности Юкико в тугой комок. Дамоклов Меч, как и в её сне, падал.

Юкико налетела на Микото. Она была ниже ростом, гораздо меньше весила, но налетела на него настолько неожиданно и с такой силой, что он не удержался на ногах. Она зажмурилась, со всей силы вцепившись в его футболку. Она впервые так крепко прижималась к парню. И она была рада, что кто-то был рядом с ней перед смертью.

Удар сердца был таким болезненным, что с губ Юкико сорвался не то всхлип, не то хриплый вздох. Она подумала, что это Дамоклов Меч пробил её грудную клетку.

— Суо, — прохрипела она, уткнувшись лицом в грудь парня. — Живой?

— Ёсикава...

— Хо... рошо.

Её сердце ударило вновь, и Юкико уже не смогла сдержать болезненного стона. Боль парализовала тело, парализовала мысли. Юкико молила, чтобы это быстро закончилось. С такой болью даже смерть кажется не трагическим исходом, а избавлением.

Но сердце билось, и с каждым ударом перед глазами Юкико всё сильнее проступали странные образы. Она видела себя, как и в том сне, окутанную ярким красным светом. Видела свои босые стопы, стоявшие на огромной каменной плите, испещрённой письменами, точно морщинами и шрамами. И каждый удар её сердца отзывался яркой красной вспышкой где-то внутри многотонного монолита.

Юкико была не одна. Она чувствовала это сквозь агонию, ощущала в своём видении. Суо был рядом. Пылающий, словно древнее божество огня. Его пламя в видении устремлялось вверх и образовывало над его головой тяжёлый и вероломный Дамоклов Меч.

Но теперь Мечей было два. Юкико видела такой же и над своей головой.

— Юкико.

Звук собственного имени выдернул Юкико из забвения. Она приоткрыла глаза, моргнула, посмотрела перед собой. Часть города превратилась в руины, но пламени больше не было. С неба упали первые капли дождя.

— С... Суо! — Юкико вздрогнула и отпрянула. — М... Меч!

— Передумал падать.

Он перевёл на Юкико взгляд, и вновь его глаза обдали её тяжёлой, нечеловеческой грустью.

— Меч ведь должен был убить короля, — произнесла Юкико, чувствуя, как силы покидают её. — А ты... назвал меня королём. Раз Мечу нужен король...

— Паршивая логика, ведьма.

— Пошёл... ты... нахуй…

Глаза Юкико закатились, голова стала невероятно тяжёлой, всё тело — ватным и чужим. Усталость, накопившаяся в ней за день, ни в какое сравнение не шла с этим полным отсутствием сил. Больше не было ни видений, ни размытых образов, ни присутствия Микото во сне. Лишь безжизненная и пустая темнота.

* * *

— Если с ней что-то случится — сожгу.

Это было первое, что произнёс Микото, наткнувшись на припозднившийся отряд Скипетра 4. В этот раз он звучал непривычно серьёзно, из-за чего у синего клана пробежала нервная дрожь по спинам. Обычно все угрозы Микото были дружелюбнее, а атаки носили сугубо оздоровительный и укрепляющий характер. Но не сегодня.

Он нёс на руках девушку. Она выглядела измученной, бледной, с чёрными дорожками от слёз на лице. Микото нёс её осторожно, бережно, будто боялся малейшим движением сломать её или ещё больше навредить. Люди в синей форме переглянулись. Они хорошо понимали, что у девушки не было шансов выжить. Она была с красным королём в момент обрушения его Дамоклова Меча. Она должна была обратиться в пепел. Удивительно, что на ней не было ожогов, и что её одежда не пострадала.

Но если она каким-то чудом выжила, то ей точно требовалась медицинская помощь.

— Суо... — произнёс, опустив руку на рукоять меча, Мунаката Рейши. — Твой Дамоклов Меч...

— Цел.

Он никогда ничего не объяснял, никогда не вдавался в подробности. Да и сейчас ему было не до разговоров. Микото был зол.

— Машины скорой помощи не проедут, — произнёс Рейши. — Следуй за мной, Суо.

И, для Рейши это было удивительно, Микото за ним следовал. Без шуточек, без протестов, без подколов. Быть может, настоящий Суо Микото погиб из-за обрушения Дамоклова Меча, а Рейши разговаривал с плохой копией?

Автомобили скорой помощи окружили люди, пострадавшие от пламени. Рейши решил не вести Микото через толпу. С его точки зрения было гораздо правильнее привезти девушку в госпиталь синего клана. Во-первых, так быстрее, во-вторых, его врачи привыкли работать с клансменами и стрейн, в-третьих, следовало выяснить одно любопытное обстоятельство. Какой силой должен обладать человек, чтобы вернуть Дамоклов Меч обратно, так сказать, на орбиту?

Микото аккуратно опустил девушку на носилки. Из фургона он не вышел. Он собирался в синий клан, к людям, которых терпеть не мог, чтобы проследить за выздоровлением незнакомки. Рейши тоже забрался в фургон. Его снедало любопытство.

— Как восстановился твой Меч, Суо?

Он не ответил.

— Как. Восстановился. Твой. Меч?

— Мунаката, — произнёс Микото. — Заткнись.

Микото держал белую руку Юкико до самого приезда в госпиталь. Ей было страшно. Он чувствовал это, когда она изо всех сил вцепилась в него, слышал отголосок её мыслей во время её инициации. Он видел её, стоящей на Дрезденском Сланце, слышал её отчаянный крик, чувствовал её пульс. И эти мысли... Юкико без конца думала об огромном кладбище, о вое ветра и могиле Суо Микото, в которой не было тела. И эти мысли не позволяли ей поддаваться страху, наоборот, они толкали её на необдуманные, почти бессмысленные подвиги.

Микото думал, что если он отпустит её руку, то Юкико снова будет невыносимо страшно. Там, в развалинах, стиснув Микото в объятиях, она была так искренне благодарна ему, что он был рядом в момент её смерти. Глупая. Лучше бы ненавидела. Лучше бы проклинала. Лучше бы бежала из города вместе с теми, кто был на том кладбище в её видении.

— Суо. Кто это?

— Королева.

Юкико не осознала своей силы в момент инициации. Она даже не поняла, что случилось. Видела второй Дамоклов Меч в небе, но не понимала, что он принадлежит ей. Принадлежит девчонке, пришедшей в Хомру с вестью о скорой смерти короля и в тот же день решившейся пожертвовать собой.

В госпитале у Юкико не обнаружили каких-либо травм. Она просто потеряла сознание. Переутомление, нагрузка, стресс, болезненная инициация и, как следствие, полный упадок сил и потеря сознания. Врачи пытались успокоить Микото, убедить, что Юкико ничего не грозит, но не смогли даже заставить его выйти из её палаты. Он либо игнорировал их просьбы, либо отвечал врачам таким злым взглядом, что они сами пятились в сторону выхода. Прояви они больше настойчивости, им пришлось бы убегать из палаты, размахивая подожжёнными конечностями.

Юкико спала долго. Она не шевелилась, не сопела, глаза под веками не двигались. Если бы её грудь под белым одеялом не поднималась, Микото бы решил, что она мертва.

Он пристально смотрел на неё, изучал взглядом, словно считал, что пристальное изучение девушки поможет ему раскрыть тайну её сил. Всё-таки, она была симпатичной. Такой она показалась ему и в баре, такой казалась и будучи насквозь промокшей и сердитой. Сидя рядом с ней на койке Микото мягко сжимал её руку. Он бы возненавидел себя, если бы признал, что его глодало чувство вины перед Юкико. Он хотел хоть как-то сгладить углы своим присутствием, надеялся, что это ускорит момент пробуждения Юкико. Он бы хотел окутать её своим пламенем, но… она уже и без того насмотрелась за день на огонь.

В какой-то момент ему вспомнилась "Спящая красавица", которую не так давно вслух читала Анна. Могло ли это сработать? Поцелуй пробудил бы Юкико? Как и любой мужчина, Микото не мог долго ждать, когда женщина в очередной раз задерживалась. И неважно, что она была без сознания. Микото хотел, чтобы она подала хоть один признак жизни.

— Это карма, ведьма? — негромко произнёс Микото, глядя на настенные часы. — Уже пятый час...

Микото ждал. А что ему ещё оставалось? И всё это время его донимали мысли о вновь пережитой инициации, о восстановившемся Дамокловом Мече, о безрассудном самопожертвовании Юкико. Сделал бы он так же ради своего клана? Пожертвовал бы собой? Да. А ради незнакомой девчонки?.. А Юкико хотела спасти незнакомого парня. По крайней мере, она совершенно точно не хотела его убивать.

Он долго смотрел на Юкико, совершенно не желая отрывать взгляда от её безмятежного лица. Пусть наорёт на него как очнётся. Пусть ругается. Лишь бы пришла в себя.

Когда Юкико пришла в сознание, она ощутила непривычную доселе тяжесть. Она заёрзала, не желая открывать глаза, попыталась перевернуться набок, но ничего не получалось.

В итоге, она всё приподнялась с мыслью, что вновь проспала всё, что только можно было проспать.

— Суо-сан?

Красная голова, мирно сопевшая у неё на животе, воскресила в памяти весь прошедший, полный ужасных событий день. Юкико схватилась за грудь, рассчитывая найти дыру вместо сердца или огромный, уродливый шов, но не обнаружила ничего. На ней был белый одноразовый больничный халат.

Больница. Ясно. Юкико ничего не помнила с того момента, как на руины начал накрапывать дождь. Значит, потеряла сознание. Или же ходила, ничего не осознавая и никого не видя, словно сомнамбула? Неважно. Важно, что в больнице каким-то образом оказался Микото, который до того крепко спал, что его не хотелось будить даже из вредности.

Но какой же он тяжёлый!

Его плечо упиралось в мочевой пузырь Юкико, и от этого она испытывала только больший дискомфорт. Если он не извращенец, ему явно не понравится то, каким образом разбудит его Юкико, если он продолжит давить ей на низ живота.

Вздохнув, она зарылась пальцами в его волосы. Жёсткие. Юкико потеребила их, но это не возымело никакого эффекта. Микото спал, как убитый. Тяжело вздохнув и приложив уйму усилий, Юкико всё-таки выбралась. Это было сделать непросто, но не так сложно, как заставлять себя бежать по плавящемуся асфальту.

Она вновь взглянула на мирно спящего Микото. Живой, зараза. Дрыхнет. Но главное, что живой. Юкико не знала, как у них обоих получилось спастись, но надеялась, что катастроф подобного масштаба больше не повторится.

Хотя и знала, что ошибалась. Знала это так же хорошо, как и стоявший у дверей её палаты мальчишка.

Примечание к части

Уже третья глава и, думаю, пришло время для новой музыкальной темы Юкико. Это уже традиция. То Юкико существует под Hollywood Undead, то под Amaranthe. На самом деле, её плейлист куда обширнее и разнообразнее, там можно найти и опенинги других аним, и музыку из игр.

А вообще, выбирая музыкальную тему, я представлял, что моё фикло экранизируют, и потому подбирал опенинг и эндинг к аниме. А заодно и наскетчил Юкико. Я не пытался повторить стилистику Кея (стиль первого сезона — произведение искусства), а больше хотел нарисовать Юкико в стиле старых аниме. Уот: https://vk.com/insanityhuman7?w=wall258298389_5692

И да. Новая шутка с намёком: АКИНА-ЖРАКИНА, абхахпхзахзп

Пары в этот день закончились рано, но Юкико всё равно чувствовала себя, как выжатый лимон. Впрочем, не одну её изнуряли две скучные лекции подряд, не одна она ненавидела и историю, и престарелого преподавателя предмета, который сам засыпал на парах, но требовал стопроцентной явки. Над своими шутками смеялся только он сам, всех студентов считал идиотами, и преподавал историю без какого-либо интереса. Каждый раз, идя на его пары, Юкико изо всех сил пыталась не умереть.

Она хмыкнула, выходя из аудитории. Не умереть на паре, да? Не так давно она побывала в настоящем аду, и вышла оттуда живой, бодрой и... почему-то с того дня в Хомре её называли королевой. Может, их впечатлило шествие Юкико по расплавленному асфальту? Или же хулиганы принимают людей в своё общество только после того, как те рискнут здоровьем? Юкико не знала, за какие заслуги ей присвоили такой титул, но возражать тоже не стала. Всякой женщине приятно, когда её считают королевой.

Выйдя из корпуса, Юкико рухнула на скамейку, откинув голову назад. Какое счастье, что рано или поздно пары кончаются. Девушка достала мобильник из сумки. В пространстве над экраном телефона мерцал маленький голографический конверт, оповещающий о новом сообщении. Ещё не открыв его, Юкико понадеялась, что это от Микото.

Юкико думала о нём. Возможно, слишком часто, чем ей того хотелось. Думала о сдержанной улыбке Микото, когда он проснулся в её палате, думала о том, с каким упрямством он вывел её с территории синего клана, о том, как представил её Хомре, и с каким радушием встретил её красный клан. Рядом с Микото ей было хорошо. Он внушал ощущение силы, уверенности, покоя, несмотря на свой скверный характер. Юкико мало что знала о королях, и ничего не слышала об остальных представителях королевской своры, но была рада, что её королём стал именно Микото. Она понимала, почему люди за ним следовали, да и сама была не против быть рядом с ним.

Но говорить ему об этом Юкико не собиралась. Как-нибудь потом. Когда Юкико найдёт способ, как бороться с его вредностью.

Сообщение ей написал Тотсука Татара: "Наша милая королева согласится поужинать с кланом примерно в 18:00? У Кусанаги сегодня особенно удался персиковый торт."

Зараза. Юкико общалась с ним не дольше минуты, а Татара уже узнал, что она любила персики. Может быть, вкусовые предпочтения написаны у каждого человека на лице? Вряд ли. По крайней мере, Юкико знала не так уж много фактов из этой области: прыщи высыпают на коже после сладкого и чипсов; от алкоголя лицо становится опухшим и дряблым; можно загореть даже снежной зимой, если съесть примерно два грузовичка моркови. А что насчёт персиков? Сами фрукты круглые, сладкие и с пушком. Быть может, Татаре сама Юкико напомнила персик, и она тоже круглая, сладкая и с пушком? От этой мысли по лицу Юкико пробежала тень злобы.

Что бы ни имел в виду Татара, Юкико согласилась.

— Ёсикава-сан.

Услышав этот мягкий, вкрадчивый голос, Юкико подпрыгнула на месте и едва не выбросила телефон. Глядя на её реакцию, мальчишка сначала улыбнулся, потом сдержанно рассмеялся. Он был в той же одежде, что и в прошлый раз, и ветер трепал его шорты, рубашку и плащ, точно паруса.

— Засранец, — прорычала Юкико, стиснув зубы.

— Ты поступила очень самоотверженно, Ёсикава-сан, — продолжил мальчишка, не обращая внимания на злобу Юкико. — И я рад, что ты решила всё же спасти красного короля. Спасибо тебе.

— Знаешь куда засунь свою благодарность?!

— Не знаю. Куда?

Юкико осеклась. Она ругалась на ребёнка, на маленького мальчика, который непонятно каким образом смог устроить апокалипсис. Он ничего не знал о человеческих чувствах, не считал убийство жестоким и мог появиться где угодно и когда угодно. А человек ли он вообще? И стоило ли его знакомить со словом "жопа"?

— Зачем ты пришёл? — нахмурилась Юкико. — Тебе показалось мало красного короля, и ты решил уничтожить всех остальных?

— ...как ты узнала?

Юкико смерила его долгим взглядом. Мальчишка улыбался.

— На самом деле, — произнёс он. — Существует два меня. Часть меня не справляется с силой. Появляются новые короли, но... ненадолго. Другая часть меня хочет предотвратить это. И из этого желания появилась Ёсикава-сан. Первая и одновременно третья королева.

— Это как?

— Ты первая стала королевой, но в то же время твой цвет — красный.

Юкико потёрла шею.

— И я хочу, чтобы ты помогла другим королевам инициироваться.

— Почему ты сам этого не сделаешь?

— Я бы рад, Ёсикава-сан. Но меня видишь только ты.

Юкико вскинула брови. Значит, всё это время для окружающих она ругалась и разговаривала с пустым местом? Что ж, это не самое постыдное, что могло с ней случиться, и всё же впредь нужно будет научиться сдерживаться.

— Как так вышло?

— Не знаю, — мальчишка виновато опустил голову. — Я был у других королев. Думал, что серебряная сможет ощутить моё присутствие, но она не обратила на меня внимание даже когда я разбил окно в её квартире.

— Ты долбанный психопат.

— Что такое "психопат"? И кем он долбанный?

Юкико обречённо вздохнула.

— Ёсикава-сан, красный король не единственный, кому требовалась помощь. У остальных королей силы тоже выходят из-под контроля.

— Ну и сколько их?

— Не считая Суо Микото — шестнадцать*.

Шестнадцать. Не так уж и много, но и далеко не мало. К тому же, если каждая из шестнадцати королев будет тормозить так же, как и Юкико, то будет куда проще, если Шидзуме встретит судьбу Юлия Цезаря — будет исколот Дамокловыми Мечами.

— Значит... от меня требуется найти королеву и привести к королю, так?

Мальчик кивнул.

— Ну и как я это сделаю?

— Я помогу тебе, Ёсикава-сан. С того момента, как ты обрела силу, я могу быть рядом с тобой и общаться дольше, чем раньше.

— Что ж, и на том спасибо, — она какое-то время смотрела на мальчика. — А у тебя имя есть?

— Тысячелетний осколок древней плиты, найденной под Дрезденом в годы Второй Мировой войны, и исследуемый группой учёных под руководством...

Юкико подняла вверх руку.

— Ты весь светишься, — произнесла она. — Давай, твоё имя будет Хикари, засранец? Хикари — что означает свет.

— Хикари, — мальчик поднял взгляд к небу. — Свет...

— Можем подобрать и другое.

— Нет-нет, Ёсикава-сан, — он улыбнулся, и впервые на памяти Юкико его бледное, спокойное лицо зарделось. — Имя — это так по-человечески. А можно мне взять твою фамилию? Ёсикава Хикари.

— Я не против.

Юкико тяжело вздохнула. В какие бы неприятности она ни вляпалась из-за этого мальчишки, все её невзгоды окупались его искренней радостью. Он прыгал от счастья, став на один процент человечнее, хлопал в ладоши, даже подбежал и сжал руку Юкико своей маленькой, невесомой ладошкой. Кем бы ни было это существо, оно ещё было ребёнком. Хикари не осознавал, сколько причинил боли, одаривая людей своими силами и заставляя плясать под свою дудку. Но даже до него, до этого неземного существа дошло, что смерть — это что-то плохое. Смерти нужно избегать, а, если не получается, то хотя бы сделать её безболезненной.

— Ладно, — вздохнула Юкико. — Кто та первая сучечка, обречённая стать королевой? Ей не поздоровится, если из-за неё я опоздаю в Хомру.

Хикари лучисто улыбнулся.

— Почему-то я знал, что тебе понравится красный клан, — он помедлил, сжав тонкие губы в линию. — Сейчас сильнее всего разрушен Меч у второго синего короля. А его королеву зовут Симидзу Акина. И она тоже… здесь, — он обвёл широким жестом студенческий городок.

— Жракина, — Юкико вздохнула, она знала, о ком шла речь. — По какому принципу ты вообще выбираешь королев, Хикарец-засранец?

— Я выбирал тех, кто лучше всего подходит определённому цвету. А для этого я просматривал память всех людей, до которых только мог добраться.

— Вот как? — Юкико хотела было разозлиться, но передумала. — Тогда... ответь, у Суо Микото есть девушка?

Хикари поднял на неё удивлённый взгляд?

— Что значит "есть девушка"? Она существует рядом с ним или же где-то далеко от него? Или же у него где-то ещё должна быть припрятана девушка?

— Ладно, — Юкико вздохнула. — Я потом объясню.

Держа за руку Хикари, Юкико направилась в сторону женского общежития. Она знала Симидзу Акину. Видела её пару раз в групповом чате общежития, пару раз виделась с ней в столовой. В столовой Акина отличилась, там же она и получила свою кличку, закрепившуюся за ней до конца жизни. Акина-Жракина. Кличка была обоснована, потому как Акина ела за пятерых и уходила из столовой, набрав целые горы еды. При этом Акина была довольно стройной, мускулистой. Она всегда завязывала длинные русые волосы в конский хвост, что выглядело очень... по-спортивному. Юкико решила, что Акина упорно занималась спортом, и это стало причиной её ненасытности. Сама же Юкико в университете тоже попробовала на вкус профессиональный спорт: она занималась йогой, и после полутора часов скручиваний, выворачиваний и вставания во всевозможные позы, не ощущала обещанной гармонии. Юкико каждый раз хотелось жрать, и противиться этому желанию было невозможно.

А ещё Акина мечтала работать в Скипетре 4. Настолько мечтала и так сильно хотела быть идеальным полицейским в синей форме, что так ни разу и не решилась пройти элементарное собеседование. Она боялась выглядеть нелепо, боялась оказаться неидеальной, боялась стать посмешищем, но сильнее всего боялась отказа. Откуда Юкико это было известно? В женском общежитии тонкие стены, чуткие уши и слишком болтливые рты.

Она нашла Акину, где и ожидала — в столовой. Похоже, у неё пары сегодня тоже закончились рано. Тем лучше.

— Симидзу-сан, — произнесла Юкико. — Привет.

— Привет, — отозвалась Акина. — Ёсикава-сан.

— Я пообедаю с тобой?

— Конечно.

Вообще-то, Юкико была не голодна, но ей была необходима небольшая отсрочка, чтобы придумать, как затащить нерешительную Акину прямиком в объятия синего короля.

Синий король. Юкико не успела толком поговорить с этим человеком. Видела его после того как ей выдали её выстиранную и пахнущую лавандой одежду и новую обувь, но после вмешался Микото. Он увёл Юкико с территории Скипетра 4, пару раз огрызнувшись с Мунакатой Рейши и сказав ему то, от чего лицо Юкико вспыхнуло:

— Она моя, Мунаката.

Собственник. Грубый, эгоистичный собственник. Синий король не сделал и не сказал ничего такого, что могло бы заставить Микото так реагировать. И всё же, он чётко обозначил свою позицию.

— Дурак, — неслышно произнесла Юкико. — Хикари, будешь есть?

— Ммм...

Он в растерянности смотрел на еду, приставив палец к нижней губе. Юкико вздохнула. Конечно. Откуда куску камня знать о том, что такое пища? Простейшие вкусы ему незнакомы, разве что, должно быть, вкус дождевой воды или многовековой пыли. Юкико хмыкнула. Какой смысл быть древним и практически бессмертным, если нет возможности даже заполнить тёплой вкусной пищей внутреннюю пустоту?

Юкико взяла из контейнера крупный персик и протянула Хикари.

— Но... Юкико, меня ведь видишь только ты.

— И что?

— Симидзу-сан увидит, как... это, — он постучал пальцем по персику, — пропадает прямо в воздухе.

— Ей скоро на голову свалится Дамоклов Меч короля. Как-нибудь переживёт.

Себе же Юкико взяла печенье и налила в кружку ароматный зелёный чай. Она отходила, чтобы обдумать план нападения на будущую синюю, но в итоге так ни до чего и не додумалась. Юкико не знала, как затащить нерешительную девчонку в Скипетр 4, в который та не могла прийти ещё с первого курса.

Ладно. Хочешь спасти мир, действуй решительно.

— Симидзу-сан, — произнесла Юкико, садясь напротив Акины. — Я решила попробовать свои силы в Скипетре 4. Хочешь сходить со мной на собеседование?

Акина побледнела.

— А... когда?

— Да хоть сейчас, — она попыталась улыбнуться. — Пары кончились, делать больше нечего. Или я не права?

Сжав губы в линию, Акина опустила голову. Она чертовски хотела попасть в Скипетр 4, и всё же что-то вечно останавливало её на полпути. Может, всему виной неуверенность в себе, может, страх перед отказом, а может, родители давят на Акину и утверждают, что служба в Скипетре — не женское дело. А что тогда женское? Тупеть, рожать детей, медленно заплывать жиром и висеть на чужой шее? Юкико вздохнула. Старшее поколение не переспорить, но никто не запрещал их игнорировать.

К тому же, Юкико не хотелось давить на других королев. "Беги к хрен-знает-кому и спасай мир хрен-знает-как." Это ей казалось эффективным, но неправильным. Что если другая королева тоже, как Юкико, затормозит и столкнётся с разрушительной силой короля? Что если она окажется достаточно решительной, чтобы убить его? И как тогда она будет жить — с чужой кровью на руках? Юкико мотнула головой. Бесчеловечные методы Хикари ей не нравились. Она предупредит королей о королевах, а те пусть поступают, как сосчитают нужным. Юкико хотела верить, что каждый из этой королевской компании не против ещё пожить, дорожит своими силами или хотя бы не хочет убивать других людей. Если же нет, придётся принуждать королей к миру иначе.

Юкико перевела взгляд на Хикари. Он испачкал щёки в персиковой мякоти, на его рубашке появились сверкающие пятна сока, а сам он с интересом разглядывал жёсткую косточку фрукта.

— Ёсикава-сан, — негромко произнесла Акина. — А... ты не против, если я тоже пройду собеседование?

Юкико вскинула брови. Лицо Акины одновременно и потемнело, и покраснело. Да что не так с этим синим кланом? Реакция Акины была до того выпуклой, что Юкико обуяло любопытство. Микото, конечно, велел держаться от других королей подальше, но не учёл, насколько сладким может быть запретный плод.

— Конечно, — Юкико улыбнулась. — Я пойду первой, разведаю обстановку.

Акина энергично закивала, набив полный рот остатками своего внушительного обеда. Юкико двумя глотками осушила кружку горячего чая. Она ничего не знала о том, как проходят собеседования в Скипетре 4, но надеялась, что синий клан её узнает и устроит небольшую аудиенцию с королём. И, если он окажется таким же невыносимым, как Микото, Юкико точно подмешает слабительное в персиковое повидло для Хикари. Заодно и узнает, как какают камни.

Юкико вновь нахмурилась. Как так вышло, что от рассуждений о спасении мира она скатилась до шуток про говно? Это всё стресс, давящий груз ответственности и деградация.

* * *

В башне Михашира оглушительно взвыла сирена.

"Внимание! Уровень Вайсманна превысил критическую отметку! Пожалуйста, покиньте помещение!"

И так по кругу. Ещё и ещё, пока не зазвенело в ушах и неэмоциональный женский голос не превратился в сплошной, звенящий гул. Золотой король Кокуджоджи Дайкаку не спешил отключать систему оповещения, несмотря на очевидно ложную тревогу. Чувствительная к уровню Вайсманна система должна была среагировать только в том случае, когда силы Дайкаку вышли бы из-под контроля. Но этого не произошло, во всяком случае, сейчас. Золотой король не использовал силы, не чувствовал даже позыва сделать это.

Значит, на территорию Михаширы проник другой король.

— Зелёный, — Дайкаку стиснул зубы. — Какой же настырный...

Дайкаку перевёл взгляд на голографический экран. Сигнал тревоги исходил из помещения со Сланцем. Значит, не зелёный. Если бы этот сопляк решил проникнуть в Михаширу, ему бы пришлось использовать силы, начиная с центрального входа, чтобы пробить тяжёлые металлические двери и обойти весь золотой клан.

— Снова буянишь, — тяжело вздохнув, Дайкаку оправил свою чёрную военную форму. К Сланцу он относился куда милосерднее, нежели к живым королям. — Сейчас приду.

Должно быть, Сланец вновь избрал нового короля. Очередного. Сила камня выходит из-под контроля, как бы Дайкаку ни пытался её сдерживать и сколько бы печатей ни накладывал. Появилось так много новых королей, что Дайкаку всё не мог сообразить: какого чёрта зелёный до сих пор ломится в золотой клан? Может, это уже не его идиотские идеи о равенстве всех людей в мире, а простое детское упрямство? Дайкаку не знал ответа и не хотел это выяснять.

Двери раскрылись перед Дайкаку, впуская в комнату со Сланцем. Вход сюда строго запрещён. Воздействие Сланца на людей до конца не изучено, и нельзя было исключать риска подхватить лучевую болезнь или заразиться опасными способностями.

И всё же, помимо золотого короля в комнате был ещё один человек.

Он был одет в чёрное. Чёрная рубашка, чёрный плащ, чёрные брюки, чёрные ботинки и перчатки. Его длинные волосы были такими чёрными, что это отсутствие цвета невольно вызывало рези в глазах. Бледное, без каких-либо эмоций лицо было похоже на бескровную маску, какие носили актёры в театре кабуки.

— Эй! Посторонним быть здесь запрещено!

— Я дома.

Его тихий голос эхом отразился от стен, пробрался в уши Дайкаку и наполнил леденящим холодом его внутренности.

— Ты кто?!

Он медленно наклонил голову набок.

— Тысячелетний осколок древней п...

Он остановился, услышав шаги приближавшихся людей. Золотой клан. Встав за спиной своего короля, они сложили ладони, образуя магические знаки. Дайкаку чувствовал исходящие от них волны энергии. К чёрту. Нет времени разбираться.

— Пли!

Волна золотой энергии накрыла спесивого мальчишку, окутала, уничтожила. Он вряд ли что-то почувствовал, скорее всего, даже не понял, что его убили. Мгновенная смерть, милосердная, безболезненная.

— Хах...

Болезненный смешок раздался с потолка комнаты. Окутанный бледным серебряным сиянием, мальчишка, стоя на потолке, смотрел на золотой клан сверху вниз, и на его лице появилось нечто, похожее на улыбку.

— Моя... очередь?

Он опустился на пол и, направив ладонь на золотой клан, атаковал. Его аура поменяла цвет, стала теплее, плотнее, ощутимее. Сила вырвалась из его тела, образовав миниатюрные копии планет солнечной системы. Дайкаку стиснул зубы. Ещё секунда, и он не успел бы призвать Дамоклов Меч, ещё одна секунда, и его собственные силы под контролем этого сопляка украли бы жизни всего золотого клана.

— А так... больно?

Парень улыбнулся, и от его ног в воздух поднялась стена бушующего пламени, засверкали молнии, комнату заполнил холодный серый туман. Дайкаку сдерживал нападение изо всех сил, но чувствовал, что ему, с его выходящими из-под контроля силами не справиться с надменным сопляком. Да и этот парнишка, кем бы он ни был, не сражался. Он играл и играючи демонстрировал своё превосходство.

Атака прекратилась так же мгновенно, как и началась.

— Что ты такое? — стиснув зубы, произнёс Дайкаку.

— Я разрушаю надежды.

Он щёлкнул пальцами, и по телу Дайкаку будто бы прошёл электрический ток. За стенами башни раздался оглушительный гром, несмотря на ясное, безоблачное небо. Это не гроза. Это по Мечу прошла трещина.

— Моё второе я выбрало для тебя восемь кандидаток в королевы, Кокуджоджи Дайкаку, — он вновь улыбнулся. — Но королева не позволяет королю раскрыть всей своей мощи. А ведь именно этого хотят люди, так? Безграничной, разрушительной силы.

Он шагнул в сторону и исчез, превратившись в сгусток чернильной тьмы.

Примечание к части

Адольф К. Вайсманн: Сланец-сан, силы короля ведь усиливаются в момент падения Дамоклова Меча?

Злой Сланец: Да.

А: /Обрушивает на себя Дамоклов Меч. Не умирает, потому что бессмертие приняло божественный характер/

ЗС: …

А: )))

ЗС: Слушай сюда, маленький говнюк...

*Да, королей семнадцать:

1) Семь из основного состава;

2) Кагуцу, Хабари и лисий пидор;

3) Семь из фанфика "Сто одиночек";

4) Ну и, если очень захочется, другие короли тоже заглянут в гости. Мой любимый король вообще в фанфике Soft Wine чилит, а любимая женщина-король вертикально отдыхает в Ста королях. Как-нибудь я составлю новый альбом с мордами всех королей и королев, а пока вот старый: https://vk.com/album258298389_233444828

Часть королей появлялась только в черновиках, о другой части я так ничего и не написал. Одного короля вообще для стёба создал.

Суо Микото крепко спал, когда Тотсука Татара включил камеру. На большинстве видео, которые время от времени снимал Татара, король либо спал, либо дремал, либо отсутствовал, и это не могло не ранить чувствительное сердце оператора. Но ничего не поделаешь. Если Микото спал, добудиться его не представлялось возможным. Впрочем, у Татары была одна идея...

— Кусанаги-сан, что-то случилось? Синий клан снова снуёт по нашей территории?

Никакого эффекта.

— Сегодня утром Кагуцу-сан обещал зайти в гости...

- Лучше даже в шутку не произноси такого, — ответил Изумо, подняв взгляд к потолку. — Он же сквозь время и пространство услышит и припрётся.

- Ну, теперь он нам не так уж и страшен. Если королева как следует его обнимет, его сердце вспыхнет искренней любовью, и разрушение покажется ему со-о-овсем неинтересным. Верно, король?

Микото уже не спал. Он двумя пальцами протёр сонные глаза. Было забавно наблюдать, как этот взрослый, вечно отстранённый и рассеянный парень реагировал на такую внезапную перемену в его жизни. Юкико сама пришла к нему. Она не знала, к кому пришла и зачем, но с твёрдыми и решительными намерениями.

- Или ты не хочешь делить с Кагуцу жаркие объятия королевы? — Татара не дождался ответа. — Уверен, если ты ей об этом скажешь, она будет только рада.

Но Микото вновь не ответил. Он всегда был неразговорчивым. Порой он не отвечал, потому что не хотел этого делать, порой ему было лень продолжать диалог. И в редких, крайне редких случаях Микото молчал, чтобы что-то скрыть. У него не было секретов от клана, он всегда был предельно честным королём, но сейчас, видимо, испытывал что-то, в чём не хотел признаваться даже самому себе.

- Отстань от него, — тяжело вздохнул Изумо, стряхивая пепел и листая древнюю, как мир, кулинарную книгу. Книгу, которую бабушка Изумо передала его маме, и которая досталась ему по наследству со всеми пометками, исправлениями, улучшениями и секретами. Настоящее фамильное сокровище. — Лучше помоги мне. И какого хрена ты ляпнул Юкико про персиковый пирог? Ты уверен, что у неё нет аллергии на персики?

— Я уверен, что это её любимый фрукт.

- С чего бы это?

- Интуиция, — он лучезарно улыбнулся. — Впрочем... не совсем так. Я совсем недолго пообщался с королевой, но, буду честным, стоило мне взглянуть на её грудь, и в памяти всплыли именно персики.

Воцарилось гробовое молчание. Изумо закрыл лицо ладонью, Анна перестала дышать, Микото смотрел в потолок, а Татара всё так же безмятежно улыбался. Похоже, он переборщил. Обычно на подобные замечания Микото отвечал с сарказмом или продолжал шутку, но в этот раз... рассердился?

— Тотсука.

- Да-да, мой король?

- Ты идиот.

Татара выдохнул. Микото поднялся с дивана и подошёл к нему. Целых две секунды Татара думал, что его шутка останется без последствий. Целых две секунды до того момента, пока тяжёлый кулак Микото не обрушился ему на макушку. Татара щёлкнул челюстью, у него потемнело в глазах, он едва не выронил из рук камеру.

- За что?!

Но Микото не ответил.

- Похоже, ты слишком серьёзно относишься к своим обязанностям защитника, верно, Микото? — попытался сгладить ситуацию Изумо.

- Или же влюбился, — негромко произнёс придавленный Татара. Королевский кулак в ту же секунду стал сильнее клонить его к земле.

— Всё в порядке, Микото, — Изумо тяжело вздохнул. — Мы верим в ваше счастливое будущее, несмотря на все твои попытки сжечь Юкико.

Микото не ответил. Он отвёл взгляд, убрал кулак с головы Татары, закурил. Впервые со школьных времён Изумо заметил, что король краснеет.

- Как думаете... она злится на это?

Изумо улыбнулся, Татара рассмеялся, несмотря на всё ещё ощутимую боль в черепе.

- Думаю, она уже поддалась твоему очарованию, король.

- Ага, — произнёс Изумо, наконец-то найдя нужный рецепт. — Зачем ещё молодой девушке связываться с такими, как мы? Она даже не обязана общаться с нами, и всё же...

— Как пессимистично, — улыбнулся Татара. — Не беспокойся, король. Королева на тебя смотрит не взглядом ненавидящей женщины.

Микото не стал уточнять, как на него смотрела Юкико. Сделал вид, что его это нисколько не интересовало, но Татару вряд ли убедило его напускное безразличие. Слишком уж лукаво он улыбался, слишком хитро блестели его глаза. Татара не замышлял ничего плохого, не желал никому зла, но если что-то происходило в Хомре, то Татара наблюдал за событиями также увлечённо, будто бы смотрел любимый сериал. А порой и снимал происходящее на камеру. Микото тяжело вздохнул. Ёсикава уже успела засветиться в объективе камеры и тут же спряталась от него за спиной Суо.

Телефон завибрировал в кармане джинсов. Микото перевёл взгляд на показавшееся на экране имя и отвернулся от Татары, поднеся мобильник к уху.

— Слушаю, ведьма, — он едва заметно улыбнулся, представив, как Юкико нахмурилась, услышав свою кличку.

— Суо-кун, — произнесла она. Микото слышал на фоне звук автомобильного двигателя. Юкико уже направлялась в Хомру? Так рано? И неужели она позвонила, потому что ей не терпелось пообщаться? — У тебя есть номер Мунакаты Рейши?

Вопрос вернул Микото с небес на землю.

— Мунакаты? Зачем тебе?

— Видишь ли... тут такое дело...

— Ёсикава-сан, — в трубке раздался ещё один голос. — Поехали домой. Сегодня мы точно не устроимся на работу в Скипетр.

- ...Скипетр? — произнёс Микото после недолгого молчания.

- Я, — Юкико тяжело вздохнула. — Потом всё объясню. Ты же будешь сегодня в баре, Суо-кун?

- Ага.

- Тогда... увидимся?

- Да. Увидимся.

Он сбросил вызов, какое-то время глядя в пустоту перед собой. Как странно. Ровно с того момента, когда Юкико повалила его в пыль и пепел, Микото не задумывался о существовании других мужчин. Да и женщин — тоже. В развалинах, в эпицентре огненного вихря, под Дамокловым Мечом существовали только два человека — Суо Микото и Ёсикава Юкико. И это казалось чем-то правильным и надёжным, вечным. Двое, вместе, близко друг к другу — и никого другого, кто мог бы им помешать.

Так какого хрена она забыла в синем клане?

- Боже-боже, — улыбнулся Татара. — Король, твоей мрачной физиономией можно напугать даже злых духов.

- Что она сказала? — вмешался Изумо. — Что-то связанное с синим королём?

Микото не ответил, лишь стал ещё мрачнее прежнего. Он и раньше недолюбливал Рейши, каждая их встреча заканчивалась либо дракой, либо перепалкой. И вот сейчас к нему направилась Юкико. Микото глубоко затянулся, выдохнул. Мунаката. Если ему на голову ещё не рухнул его Дамоклов Меч, самое время это устроить.

Когда в бар зашёл Ята Мисаки с полными пакетами продуктов для персикового пирога, его передёрнуло от той плотной жажды убийства, которую излучал Микото. Мисаки мужественно держался до последнего, но стоило Рикио чуть коснуться его плеча, как с губ парня сорвался полустон-полукрик.

- М... икото-сан? — тихо, чуть слышно обратился к королю Мисаки. Он опасался худшего. Всего пару дней назад в Хомре царило траурное настроение — все готовились к падению Дамоклова Меча, к гибели короля и даже готовы были пожертвовать собой. Но королева своим появлением и странными силами вернула жизнь Хомры в привычное русло. Она пробилась к королю сквозь ревущее пламя, была с ним в критический момент и всё это время проявляла нечто среднее между безрассудством и невероятной храбростью. Ята восхищался её мужеством. Восхищался настолько, что хотел переплюнуть и лично стать чьей-нибудь королевой. Фигурально, конечно же. Но неужели эффект от сил Юкико оказался временным? Почему король стал до того мрачным, что казался страшнее Кагуцу Генджи?

- А, Ята, Камамото, проходите, — улыбнулся им Татара. — Не волнуйтесь, король просто сгорает от ревности.

- Р... ревности?

— Мы точно не уверены, но в этом как-то замешан синий король, — Татара поднял взгляд к потолку. — Интересно, может быть, он предложил королеве пирог с голубикой?

Это предположение оказалось настолько невозможным, нелепым и абсурдным, что Микото мгновенно пришёл в себя. Он перевёл взгляд на Татару, но не смог ничего ответить, глядя на его светлую, безмятежную улыбку. Разве что мог напомнить Татаре, что он идиот, но об этом Татара и сам догадывался.

— А это тут причём? — нахмурился Микото. — Что, опять ассоциации с её грудью?

Ята вспыхнул, Татара, широко улыбаясь, шагнул за барную стойку, спрятался за спину Изумо, и оттуда, с самого безопасного места в баре, произнёс:

— АГА!

— Ты, конечно, мой король, Микото, — произнёс Изумо, стряхивая пепел с сигареты в пепельницу. — Но если хоть одна буква в рецептах моей многоуважаемой бабушки пострадает...

В этот момент Рикио и Мисаки были, в буквальном смысле, меж двух огней. Они настолько растерялись, впервые столкнувшись с двумя необузданными эго, что не знали, что им делать, куда бежать, и от кого в первую очередь прятаться. Шаг влево сулил мгновенную гибель, шаг вправо — смерть, шаг вперёд — убийство. Можно было бы шагнуть назад, но Мисаки Ята был не из тех, кто давал задний ход. Он поклялся быть как королева — стоять с королём до конца, как бы ни было горячо пламя.

Это молчаливое противостояние прервал завибрировавший мобильник.

— Слушаю, — ответил Микото с напускным спокойствием.

— Суо-кун, извини, что беспокою, но... а номер золотого короля у тебя есть?

- Ёсикава...

- Мне всё ещё нужен Мунаката, — торопливо произнесла Юкико. — Но он переместил свой королевский зад в Михаширу и не хочет оттуда выходить.

- Лучше приходи в Хомру, — выдохнул он, стараясь, чтобы его голос звучал мягче.

— Я приду, но... — она помедлила.

— Но?

— Суо-кун, — Юкико вновь ненадолго замолчала, не зная, как озвучить крутившуюся в голове мысль. — Меч Мунакаты сильно повреждён...

— Ну и что?

— Как что?! Это же не полезно для здоровья! Разве тебя это не волнует? Разве короли — не друзья?

- С чего мне дружить с Мунакатой? Он меня раздражает.

— А Хомрой ты дорожишь? Что будет с ними, если рухнет Дамоклов Меч?

- Я смогу их защитить.

Юкико умолкла. Она злилась, эгоистичная позиция Микото ей не только не нравилась, Юкико была настроена против неё. Сначала она хотела спасти Микото, теперь же в её поле зрения оказался Рейши. Вот только никто не сказал Юкико, что королей много, и на всех её просто не хватит. Кого-то она не сможет спасти, кого-то — не успеет, и для неё же будет лучше, если она будет в это время как можно дальше от падающего Дамоклова Меча. Пламя Микото на неё не действовало, а вот силы синего короля...

Микото нахмурился. Силы Ёсикавы — загадка даже для неё самой. Что если она невосприимчива к силам вообще всех королей? На мгновение Микото представил вместо себя в руинах Рейши, которого крепко обнимала Юкико. Чёрт. Синемордый медлить не стал бы, он даже не выпустил бы ведьму с территории Скипетра, пока не исследовал бы её вдоль и поперёк. А после исследований перешёл бы и к действиям личного характера.

- Ты у Михаширы? — сквозь зубы процедил Микото.

- Да, — ответила Юкико. — Суо-кун...

- Жди. И не приближайся к Мунакате.

Он сбросил вызов, проигнорировав возражения Юкико. Сейчас существовало два способа спасти обычных людей от падения Дамоклова Меча: либо задействовать королеву, либо убить проблемного короля. И последнее казалось Микото очень заманчивым и вполне осуществимым.

Он не знал, каким словом оскорбила его Юкико, услышав в трубке короткие гудки. Не знал значения этого слова и Ёсикава Хикари, но, глядя на полное гнева лицо Юкико, побоялся спросить её о такой простой вещи. Сейчас красной королеве было не до него, сейчас все её мысли, как и в день их первой встречи, были сконцентрированы на немедленном действии и оказании неотложной помощи. И в своём стремлении помочь незнакомому человеку Юкико была полна пугающей решимости.

- Суо-кун? — переспросила Акина. — Это... солдат Скипетра?

- Хуипетра! — ответила Юкико.

- А... поняла.

Юкико была на нервах и ни Акина, ни Хикари не могли её в этом винить. А, если бы попытались, встретились бы с её богатым словарным запасом. Сама Акина нервничала не меньше. У неё подкашивались ноги, стоило ей только подумать о собеседовании, у неё кружилась голова всякий раз, стоило ей переступить порог главного здания, и всякий раз Акина так сильно терялась, что не могла даже заговорить с персоналом Скипетра. Так было всякий раз, когда она отправлялась в синий клан одна. С Юкико, как ей казалось, всё должно было пройти легче. Всё-таки, в компании человек чувствует себя гораздо увереннее, нежели в полном одиночестве.

Но, стоило девушкам приехать в Скипетр, как завопили сирены, и элитный отряд во главе с работодателем направился к башне Михашира. Акина хотела было сдаться, но Юкико, едва заметно нахмурившись, сказала:

— Ничего. Покажем ему, что нас не остановят какие-то там житейские неудобства.

Она заказала такси, и до башни девушки добрались меньше чем за десять минут. Неужели Юкико так хотела попасть в Скипетр, что была готова даже на трату денег и погоню за синим кланом? Акина бы никогда не сказала о ней подобного. Юкико не была похожа на дисциплинированного человека. Она просыпала пары, сидела на задних партах с друзьями и порой оттуда доносился их смех, иногда Юкико прогуливала, и никто не мог найти её целый день. Иными словами, это далеко не тот человек, который подошёл бы Скипетру 4. Но, раз уж она стремится туда попасть, то... что мешает Акине хотя бы попытаться? Она готовилась к этому дню, ждала его, и теперь у неё есть возможность осуществить мечту.

Мечту, которой её заразил двоюродный брат, Кусухара Такеру. Его, конечно, выперли из Скипетра, и он теперь работал в обычной полиции, но он с таким жаром отзывался о своём месте работы, о капитане и некоем демоне-Зенджо, что Акина не смогла не вдохновиться его примером. Ей хотелось попасть в Скипетр, хотелось пробиться в элитный отряд, хотелось внушать трепет одним своим видом. Единственное, чего Акине не хотелось — это носить чёртову женскую форму. Она неудобная, как для фехтования, так и для капоэйры, которой занималась Акина. Стоит девушке встать на руки, и всё то, что должно быть скрыто от посторонних глаз, явится миру во всей своей красе. И это была ещё одна причина, из-за которой Акина не могла прийти в Скипетр.

— Симидзу-сан, — обратилась к ней Юкико, едва успокоившись. — Увидишь Мунакату Рейши — крепко обними его.

- Что? Зачем?

- Чтобы обнять незнакомого человека нужна непревзойдённая смелость. А смелые люди очень нужны Скипетру 4.

Юкико звучала настолько убедительно, что Акине не оставалось ничего, кроме как поверить ей. Да и сейчас, перед высокой и величественной Михаширой, Акина не могла трезво соображать. Часть элитного отряда заперлась внутри, часть оцепила территорию и не пускала и не выпускала посторонних.

- Неизвестный проник в хранилище Сланца, — донёсся до них разговор солдат. — И кто вообще в здравом уме туда полезет? Это же военная тайна.

Хикари сжал губы в линию. Это был второй. Тот, кто создавал королей, тот, с кем Хикари был совершенно не согласен. Настолько не согласен, что поспешил отделиться от него и убежать, когда силы стали выходить из-под контроля. Со вторым у Хикари было одно общее желание — исполнять мечты людей. Вот только второй думал, что люди, воевавшие на протяжении всей своей истории, мечтают только о безграничной силе, а Хикари в этом сомневался. Второй думал, что познал суть человека, в то время как Хикари не мог сказать о людях ничего определённого. Люди не видели его, не замечали, не чувствовали и общаться с миром, с другими королевами и королями он мог только через девушку, которая была на несколько тысяч лет младше его.

- Ёсикава-сан, — Хикари подошёл, сжал ладонь Юкико. Этот жест казался ему каким-то правильным, каким-то естественным. Он много раз видел, как маленькие дети сжимали ладони взрослых, дёргали их за рукава, висели на руках. — Второй вынудит синего короля призвать Дамоклов Меч, и отозвать его уже не получится. И... там есть люди, которые смогут его убить, — Хикари опустил голову, чувствуя знакомое жжение в глазах. Его глаза так же жгло, когда падал Меч Суо Микото. — Ёсикава-сан...

- Не реви, — только и произнесла Юкико, глядя на величественную башню.

Хикари поднял на неё взгляд. Что такое "реветь"? И почему Хикари не должен этого делать? Он не понимал, что такое эмоции, почему люди их испытывали и как их вызвать. Но всякий раз, когда он думал о смерти, ему становилось холодно и пусто. Хикари мог проникнуть в мысли любого живого существа, от новорожденного до почтенного старца, но в голове мертвеца не было ничего. Второй мог реанимировать мёртвое тело, мог наполнить его силой, и всё-таки с ним всё равно что-то было не так. Подаренная жизнь продолжалась недолго, оживший мертвец быстро тратил силы и мгновенно погибал. И это было хуже всего. Мертвец возвращался к жизни, вновь чувствовал надежду, радость, даже эйфорию. Он был спасён, опасность миновала, он уцелел. Сила исчезала, а вместе с ней угасала и вторая жизнь. Второй время от времени наблюдал за этим, в то время как Хикари сжимался в маленький неприметный комок горестных мыслей.

Королей создавал не Хикари, но он знал этих людей, путешествовал по их мыслям, жил с ними. И потому не желал им смерти. Никому не желал. Но если смерть неизбежна, Хикари примет это. Вновь сожмётся в комок, исчезнет, растворится и больше никому не позволит наполнить себя смертельным холодом.

- Эй, — Юкико едва заметно улыбнулась, опустив мягкую руку на голову Хикари. — Не раскисай раньше времени, засранец. Синий король ещё не мёртв.

- Ёсикава-сан? — обратилась к ней Акина. — Ты... с кем ты разговариваешь?

— Всё будет хорошо, — сказала Юкико, сначала глядя в глаза Хикари, а потом посмотрев на Акину. — Пошли. Я не верю, чтобы в башню был один единственный вход.

- Но... в Скипетре же не идиоты работают. Они должны были оцепить здание, перекрыть все входы и выходы...

- Жаль. На идиотов я и надеялась.

Юкико смотрела на солдат в синей форме, на их длинные и наверняка острые мечи, на их самодовольные лица. Можно ли было с ними договориться? Вряд ли. Всё равно что пытаться пройти мимо обычной полиции к месту, где готовится теракт. К тому же, у Юкико не было знакомых в Скипетре, да и Микото очень нелестно о них отзывался. Скорее всего, красный и синий кланы враждуют. И Юкико, девушке, которую Хомра прозвала королевой, договариваться с ними бессмысленно.

Оставалось только как можно незаметнее пробраться в здание. И желательно сделать это там, где риск преследования сводился к минимуму. А что будет, если Скипетр схватит её? Ну, конкретно с Юкико ничего страшного не случится, а вот Акину это могло сломать.

- Убийство от меча — это совсем немилосердно, — вздохнул Хикари. — Это холодно, страшно...

- Не дави на меня! — Юкико стиснула зубы. — Ладно, Симизду-сан, понадеемся, что в Скипетре всё же есть идиоты. Или хотя бы выпускники нашего универа — и я не уверена, что из этого хуже.

Акина кивнула. Она не поняла, каким образом смогла надавить на Юкико, но уже чувствовала себя виноватой и потому не могла отказать в воплощении даже настолько безумной идеи. Впрочем, так уж выпали карты. Два безумных желания — устроиться на работу в Скипетр и спасти мир — слились в виде эпической эпопеи, где зрителям попеременно то смешно, то страшно. Два желания столкнулись, слились и решили исполниться, и даже сама вселенная не смогла бы им помешать.

Как не смог бы помешать и стоявший у пожарного выхода из Михаширы один единственный солдат Скипетра.

- Ха? Вам сюда нельзя! — произнёс он.

- Срочная доставка! — во всю силу голосовых связок произнесла Юкико. Чем громче орёшь, тем убедительнее звучишь — это она усвоила из обращений политиков к простым людям. — Лично в руки Мунакаты Рейши!

- А? Но постовых не предупреждали...

- Времени нет! Вопрос жизни и смерти.

И, схватив за руку Акину, Юкико проскочила мимо растерявшегося солдата. Видимо, новичок. Обычно с такими напористыми людьми не церемонятся — их выпроваживают, либо требуют разрешения на пропуск у начальства. Но ничего. Новичок, если он не желает смерти королю, не пожалеет о своей неопытности.

— Юкико...

— Что?! — набегу спросила она.

- Второй близко.

- Ничего! — откликнулась Акина.

Юкико сбавила ход. Второй. Хикари говорил, что существует в двух версиях, и, похоже, этот самый второй обладал не лучшими человеческими качествами. Хикари, конечно, тоже был засранцем, но он, преодолевая своё засранчество, хотел помочь. А второй, видимо, был тем, кто устраивал королям проблемы.

Она огляделась, но ничего и никого не обнаружила. Пустые серые коридоры, которым, казалось, не было конца. Изнутри Михашира казалась даже больше, чем была снаружи. Как такое возможно? Грамотное дизайнерское решение? Иллюзия? Расшалившиеся нервы?

— Юкико, — вновь окликнул её Хикари. Она перевела на него взгляд, ощутила тепло его маленькой руки. Очертания мальчишки расплылись, стали ярче, призрачнее. — Не умри.

Странно, но когда Хикари произнёс это, с разума Юкико спало оцепенение. Башня не стала меньше, но теперь она не казалась непреодолимым препятствием на пути к синему королю. Здесь, в пустых и безмолвных коридорах, ей даже было комфортно. Всяко лучше того пылающего ада, который устроил Микото. И плевать, что где-то здесь бродил засранец номер два. Если он хотел убить Юкико, если хотел уничтожения королей, то мог бы сделать это сразу и без лишнего шума. Хикари же смог разбить окна в квартире будущей серебряной королевы, значит и второй засранец мог взаимодействовать с предметами и людьми. Он мог воткнуть нож в сонную артерию человека, мог бросить ему в ванную включенный электроприбор. Убить человека не так уж и сложно, и всё становится куда проще, если убийцу нельзя увидеть.

Нет. Он хотел не убивать. А значит, опасаться его стоило с удвоенной силой. Есть вещи намного хуже смерти, и явно второй засранец в курсе этого.

- Ями, — произнесла Юкико.

- ...а?

- Называй его Ями, — она сжала руку Хикари. — Когда у страха есть имя, он становится не таким уж страшным.

От этой мысли к Хикари вернулась чёткость очертаний.

- Ями. Я запомнил. Ями — означает тьма.

- Ями — обложит всех хуями. А теперь пошли. У нас нет времени дрожать от страха.

Акина какое-то время вглядывалась в пустоту, с которой так оживлённо разговаривала Юкико. В другой ситуации она бы подумала, что Юкико слетела с катушек, но сейчас, похоже, её безумию поддалась сама Акина. Она чувствовала чьё-то присутствие. И этот кто-то был маленьким, лёгким и тёплым, словно солнечный луч в июньское утро.

- Юкико, — произнесла Акина, её голос хрипел. — Ты так хочешь попасть в Скипетр из-за него? Из-за того, с кем постоянно разговариваешь?

Юкико посмотрела на Акину так, будто впервые её увидела. Акина задала вопрос не просто так. Скипетр 4 были особой полицией, потому что разбирались с особыми случаями. Со сверхъестественными случаями. Акина знала о существовании стрейн, но о большем Такеру ей не рассказывал. Стрейн могли становиться невидимыми, могли менять облик, могли менять свойства своего тела или создавать иллюзии. И, если Юкико без конца преследовал невидимый стрейн, тогда её напористость и упрямство становились объяснимы.

Но... Юкико ведь не воспринимала своего призрака враждебно.

- Я не хочу попадать в Скипетр, — Юкико едва заметно улыбнулась. — Но хочу привести туда тебя.

- Я бы и сама...

— Акина, — Юкико помедлила. — Тебе снился нехороший сон?

- О чём ты?

- Сон, где всё вокруг чёрно-белое. И единственный цвет, который там есть — синий. Он исходит от Меча в небе, который светится, словно солнце.

Акина сжала губы в линию.

- А потом он падает. И рушится весь мир, — Юкико нахмурилась. — Так вот этот сон был пророческим.

- П...

- Но всё можно исправить. Есть два способа остановить разрушение, — Юкико скосила взгляд на Хикари. — Во-первых, убить Мунакату Рейши.

— Н-нет!

— Во-вторых, — продолжила Юкико. — Стать королевой. Что выбираешь?

Акина смотрела в лицо Юкико, надеясь увидеть в нём хотя бы намёк на шутку или розыгрыш. Но нет. Юкико не шутила. Вечно несерьёзная и вспыльчивая Юкико не была даже настроена шутить. Убить человека или стать королевой, да? И что из этого правильнее? А что хуже: убить человека и жить с этим, или же примерить на себя несвойственную роль? Что значит: быть королевой?! Акине придётся править?! Она совершенно к этому не готова!

Но, не похоже, чтобы у неё было право выбора.

— Ладно, — Акина отвела взгляд в сторону. — Как мне стать королевой?

- Ну, для начала тебе нужно к королю, — Юкико убрала руку с плеча Акины. — К Мунакате Рейши.

- И... обнять его?

- Суть ты уже уловила. Отлично.

Сказав это, Юкико подошла к дверям лифта, нажала на кнопку, и лифт, что удивительно, стал медленно спускаться вниз, повинуясь зову девушек.

- Э-эй! — послышалось с другого конца коридора. — Капитан не ждёт никакой доставки!

- Блин, — огрызнулась Юкико. — Придётся по лестнице. Хикари, покажешь дорогу?

Мальчишка кивнул и, едва касаясь ступенек, понёсся вверх по лестнице. Выругавшись, Юкико побежала за ним, Акина — следом, и обе перепрыгивали через две-три ступени широкой лестницы.

- Мне точно нужно в отпуск, — погнавшийся за ними солдат воздел руки к небу, оценив высоту лестницы, которую ему, к счастью, не придётся преодолевать. Он не мог покинуть пост, но мог оповестить капитана о нарушителях, что, собственно, и сделал. — Уже шесть лет без отдыха...

Один лестничный пролёт сменялся другим, силы медленно иссякали, а Хикари всё бежал вверх, и его длинный плащ развевался, точно чёрный флаг на ветру. Юкико опасалась упустить его из виду. Он вряд ли вернётся за девушками, если те выдохнутся или устанут. Для него, наверное, и не существует понятия усталость — он же из камня! А что делают камни целыми днями? Лежат, питаются свежим дождём и пукают силой. Если камень этого не делает, то он не имеет права называться камнем.

Сколько они этажей пробежали? Юкико давно сбилась со счёта, но Михашира всё не думала заканчиваться. На одном из этажей Хикари прекратил подниматься по лестнице и побежал в конец длинного коридора. И в этот момент на лестничном пролёте появился парень в чёрном плаще. Он встал на пути у Юкико и Акины. Девушки остановились. От долгого бега пот стекал по их лбам и спинам, дыхание сбилось, ноги ныли, и обе от души проклинали того человека, который проектировал Михаширу.

- Что вы здесь делаете? — спросил незнакомец. Его голос был спокойным, равнодушным, лишённым эмоций. — Это мой дом. Я вас не приглашал.

- Мы идём к королю! — воскликнула Акина. Физическая нагрузка всегда придавала ей уверенности в себе.

- Зачем? Не понимаю.

- Чтобы дать ему пенделя, — тихо процедила Юкико. — Педагогического.

— Синий король близок к исполнению своей мечты. Почему же вы хотите ему помешать?

- Если у него мечта — умереть, пусть умирает один! — ответила Юкико. — То же касается и остальных!

- Умереть? Не понимаю.

Юкико нахмурилась, вглядываясь в мрачную, тощую фигуру парня. Ями. Следовало отметить, что одет он был куда лучше Хикари, элегантнее: рубашка, брюки, туфли, плащ, перчатки. Длинные чёрные волосы обрамляли молодое и красивое, словно у скульптуры, лицо. Глаза, словно фиолетовые звёзды, мерцали на бледном, лишённом эмоций лице.

- Тебе это сложно понять, — мягче продолжила Юкико. — Но мы в любую секунду можем погибнуть. А нам этого совершенно не хочется.

- Вы хотите помешать синему королю исполнить мечту.

- О какой мечте идёт речь?

- Сила, — Ями вытянул руку в сторону, и его ладонь занялась ярким красным пламенем. — Все об этом мечтают. Сила — это и авторитет, и деньги, и победа в любой войне. Или я не прав?

Юкико было нечего возразить. Она поняла, почему Хикари сбежал от этой части себя, почему боялся её. Потому что Ями был прав. Человек хочет силы. Сила помогает ему стоять на ногах в этом хрупком мире, сила обеспечивает будущее, делает достойным настоящее. Но у обычных людей сила проявляется по-разному: у кого-то это талант, ум и амбиции, а у кого-то — оружие, унижение других и разрушение всего и вся. А, может быть, всё и сразу в одном человеке.

- Пожалуйста, не мешайте, — Ями поднял горящую руку вверх.

Юкико зажала руками уши, когда в здании завопили сирены, оповещающие об опасности. Громкий, всепроницающий, отвратительный вой. Но последовавший за этим звук был ещё отвратительнее: в башне, отрезая пути наружу и к синему королю, с грохотом закрылись тяжёлые металлические двери. Одна из этих дверей закрылась и перед девушками, надёжно спрятав за собой Ями.

- Ушлёпок, — только и произнесла Юкико.

- Юкико! — Акина попыталась перекричать вой сирены. Получилось плохо, и, чтобы не надрывать голосовые связки, она указала на окно.

Юкико простонала что-то нечленораздельное. Синий Дамоклов Меч отражался в панорамных окнах соседних зданий. И какого хрена эти короли не могут удержать свои Мечи при себе? Что Суо, что Мунаката — лишь бы похвастаться своей здоровенной писькой в небе.

Она глубоко вздохнула, медленно выдохнула. На самом деле, нечто подобное Юкико предвидела. Если бы на её пути не встали железные двери, то явно ей помешал бы пройти синий клан. Для таких случаев она и звонила Микото.

Микото вредный, эгоистичный, своенравный. Он бы вряд ли отправился спасать жизнь другому королю. Но вот подраться и лишний раз использовать силу — запросто. Его Дамоклов Меч "передумал падать", а значит опасаться нечего.

И, словно в подтверждение её слов, звук сирены оборвался, а с нижних этажей раздался взрыв. Юкико перевела взгляд на окно. Да. Красный Дамоклов Меч повис в небе её тяжким бременем, а его хозяин неумолимо приближался.

- Хоть бы позвонил... а вдруг я не в Михашире?..

- Юкико?

- Встань за мной, — Юкико сжала руку Акины. — И не бойся. Это не пламя, это рыжий придурок.

Взрывы приближались с неумолимой скоростью, пол дрожал под ногами, и с каждой секундой Юкико всё больше сомневалась в успехе своего плана. Неужели Микото так сильно разозлился? Но на что? Другие короли — тоже люди, и каким бы ни был их цвет, какими бы странными они сами ни были, они не заслуживают такой жестокой судьбы. Умирающий король убивает тысячи своих подданных, да? Это несправедливо! Это жестоко!

Дверь перед Юкико оплавилась, впустив в помещение стену ревущего пламени. Акина вскрикнула и хотела было убежать, но бежать было некуда. Спустя пару мгновений до неё дошло, что огонь её не жжёт.

Микото переступил через расплавленный металл. Пламя струилось по его ногам, поднимаясь от подошв ботинок. Его тяжёлый, мрачный взгляд остановился на Юкико.

- Суо-кун? — просипела она.

- Ёсикава, — произнёс он. — Пошли.

- Суо-кун, — Юкико подошла, глядя в глаза Микото. — Пожалуйста... можешь сломать все двери до синего короля?

Микото вскинул брови, глядя в глаза Юкико. Он мог это провернуть, и она это знала. Мог, но не хотел.

- Это очень важно! — не сдавалась Юкико. — Если королева не доберётся до него вовремя..!

- ...то Мунаката погибнет. Не так уж плохо.

- Суо-кун...

- Микото, — он сделал шаг вперёд и оказался совсем близко к Юкико. — И что мне за это будет, ведьма?

Он не стал ждать ответа. Вместо этого Микото перевёл взгляд на дверь, и пламя, поднявшееся от его ног, уничтожило её до основания. Огонь собрался в бушующий смерч, в жуткое инфернальное торнадо, которое продвигалось всё дальше, сокрушая металлические двери и обугливая стены. И, если бы Юкико в этот момент не коснулась Акины, от той, наверное, остался бы только пепел. Взрывы раздались вдали, раздались наверху, слышались отовсюду. Оставалось загадкой, как сама Михашира уцелела после прямой атаки красного короля.

- Эй ты, — произнёс Микото, скосив взгляд на Акину. — Брысь.

Акина дёрнулась, кивнула и вбежала в открытую дверь с самой высокой стартовой скоростью, на какую была способна.

- Прямо! — крикнула ей вслед Юкико. — До конца коридора!

Вздохнув, Юкико обернулась к Микото. Его пламя, плотное и яростное, окружало её, но не могло ни обжечь, ни ранить. Зато ей могли повредить идущие из комнаты со Сланцем волны синей энергии. Юкико ощущала их давление, их плотность и леденящий холод. И, если бы не пламя Микото, ей бы точно не поздоровилось. Но Акина не обратила на это никакого внимания. Отлично.

Юкико не отрывала взгляда от окна. Синий Дамоклов Меч какое-то время отражался в стёклах домов, издал зловещее громыхание, сверкнул синими молниями и пришёл в движение. Юкико затаила дыхание. Секунда, две, три... и Меча стало два.

- Вот и всё, — хмыкнул Микото. Он тоже в этот момент смотрел в окно. — Оно того стоило?

Юкико не ответила. Лишь выдохнула, и только в этот момент осознала, что стояла всё это время, не дыша. Как просто. И как быстро. Когда падал Меч Микото, Юкико казалось, что прошла целая вечность.

- Юкико.

Она вздрогнула, когда Микото, склонившись к уху, прошептал её имя. По телу пробежали мурашки. Флирт Микото подействовал, Юкико вышла из ступора только для того, чтобы впасть в ступор иного рода.

- Я спросил: что мне за это будет? Я использовал силы, как ты и хотела.

- Микото, — Юкико закрыла глаза. — Давай уйдём отсюда.

- М-м-м.

- Спасибо, — она улыбнулась. — Ты спас целый город.

- Я предпочитаю его сжигать, — он прикурил сигарету от горящих пальцев. ‐ Возьмёшь меня за руку, чтобы не потеряться?

Его взгляд оставался насмешливым ровно до того момента, когда Юкико действительно сжала его жёсткую, сильную руку. После этого жеста глаза Микото приобрели серьёзное, даже задумчивое выражение. По его инициативе их пальцы сплелись, и от этого простого прикосновения Юкико почувствовала, как к лицу прилил предательский жар.

- Так ты всех королев собралась найти? — произнёс Микото, когда они, держась за руки, спустились вниз по лестнице.

- Да. По крайней мере, хочу попытаться.

- Помощь нужна?

Юкико посмотрела в сторону, сдерживая улыбку. Всё-таки, каким бы вредным ни был Микото, у него время от времени получалось быть невероятно обаятельным.

- Если тебе не трудно...

— Естественно, за небольшую плату.

- Ладно, — Юкико вздохнула. — Что тебе нужно?

- Ты с первой встречи знаешь, что мне нужно, — он лукаво улыбнулся, вновь склонившись к уху Юкико и прошептав. — Что женщина может предложить мужчине, которому осталось жить всего пару часов?

Лицо Юкико вспыхнуло, сердце забилось в пять раз чаще.

- Извращенец, — проговорила она. — Тебе же жить осталось не пару часов.

- Кто знает. От несчастных случаев никто не застрахован.

Юкико промолчала, борясь со смущением. Обычно ей на ум достаточно быстро приходил колкий и обидный ответ, но только не сейчас. Юкико нервничала, её пальцы подрагивали в тёплой ладони Микото, и ей не хотелось его обижать. Не хотелось из-за его грустных глаз, из-за его усталой улыбки, из-за его... доброты. Сколько бы красного короля ни называли жестоким, от него Юкико видела только доброту, вредность и желание вывести её из себя. Ладно. Пусть предлагает секс сколько влезет, Юкико не станет на это остро реагировать.

- Мы знакомы всего пару дней...

- Разве? — Микото затянулся. — Мне кажется, я тебя знаю, как минимум, шесть лет.

- Почему именно шесть?

- Без понятия, — он пожал плечами. — И всё-таки? Я буду нежен.

Юкико не ответила, только нахмурилась, глядя ему в глаза. А хотела ли она сама этого? Скорее да, чем нет. Что-то в Микото её очень сильно привлекало. Было в нём нечто особенное: что-то такое, из-за чего Юкико чувствовала себя рядом с ним в безопасности. Может быть, схожее чувство испытывал и Микото, и потому чувствовал, будто бы они давно знакомы? Юкико не знала. Он был с ней в момент её гибели и последовавшего пробуждения, и вместе с ним, с человеком, которого Юкико знала всего пару дней, она пережила куда больше потрясений, чем с другими людьми. И впереди их ожидала либо гибель от падения чужого Дамоклова Меча, либо туманное совместное будущее. Юкико тяжело вздохнула. Неудивительно, что Микото так спешил. Кому ещё, как не ему, знать, что такое — жить в постоянном ожидании, что твой Дамоклов Меч свалится на твою дурную голову?

Нет. Юкико не станет с ним ругаться. Потребовать секс в качестве платы за помощь... только такой дурак, как Суо, мог предложить подобное.

— Ладно, — он выдохнул дым. — Не нужна мне от тебя плата. Только обещай мне не валить с ног другого короля.

- Микото... как тебе вообще такое в голову пришло?

— И всё-таки?

- Обещаю, — Юкико едва заметно улыбнулась. — Обещаю, что ты останешься единственным, кого я свалила с ног.

Он улыбнулся, и от его улыбки у Юкико по затылку пробежали мурашки. Если бы Микото знал, что мог так влиять на Юкико одной своей улыбкой, то, наверное, стал бы улыбаться гораздо чаще. Глубоко вздохнув, Юкико приказала себе собраться.

Нужно сосредоточиться на других не менее значимых вещах. Во-первых, когда Хикари соизволит вернуться? Он вечно пропадал и появлялся только когда ему этого хотелось. Во-вторых, когда Скипетр 4 отпустит Акину? Юкико они отпустили только из-за Микото, а король Акины — сам глава Скипетра 4. И, наконец, не менее интересная вещь...

- Микото, а куда мы идём?

- Обмывать твоё упрямство, — хмыкнул он. — Из-за тебя же появилась ещё одна королева.

— Этого бы не случилось без тебя и Хикари.

- Что ещё за Хикари?

- Потом расскажу, — она вздохнула. — Но он знает всё о королях, о королевах... он и меня к тебе привёл.

- Вот как? — Микото выбросил окурок сигареты, и тот сгорел в воздухе. — Тогда передай ему от меня спасибо.

- Это был сарказм или ты ему реально благодарен?

- Хм-м?

- Ну, может, ты хотел, чтобы твоей королевой была какая-нибудь топ-модель. Красотка с длиннющими ногами и...

Микото остановился и протянул к лицу Юкико свободную руку. Большим пальцем он несильно надавил ей на нижнюю губу, тем самым заставив замолчать.

- Ёсикава, — произнёс он. — Раздражаешь.

- Так хотел бы или нет?

Он надавил на губу сильнее, провёл по ней большим пальцем, пристально следя за реакцией Юкико, глядя ей в глаза. Лицо Юкико горело от такого наглого флирта, руки дрожали, дыхание стало прерывистым, но всё это было ничем по сравнению с её желанием докопаться до правды. Она должна была услышать ответ от Микото, и ради этого ответа была готова проявить настойчивость.

- Я тебе помаду стёр.

Она отпрянула, сделала шаг назад, высвободила ладонь из руки Микото. Он. Просто. Невозможен! Как с ним вообще разговаривать, если часть вопросов он игнорирует, а в другой части выводит собеседника из себя? Отвернувшись, Юкико достала из рюкзака помаду и, глядя в экран телефона, стала поправлять макияж.

Не просто стёр, а ещё и размазал. Юкико глубоко вздохнула, медленно выдохнула, приказав себе не реагировать на выходку Микото.

- У меня не было ни времени, ни желания думать о своей королеве, Юкико, — подойдя, Микото опустил голову ей на плечо, заставив вздрогнуть. — Но, если бы я выбирал между красоткой с длиннющими ногами и тобой, то... в приоритете были бы коротышки.

Юкико нахмурилась, не ответив.

— У длинноногой красотки хватило бы мозгов, чтобы бежать от меня, а не ко мне.

Внезапно для себя самой Юкико пожалела, что вообще связалась с этим человеком. Что ж, Микото действительно имел право на вредность, к тому же, сам вопрос был довольно глупым. Микото не знал о существовании королев, да и Юкико до недавнего времени не верила в существование сверхъестественного. Она не думала о своём короле, да и Микото было не до фантазий о королеве. Так что не было смысла на него обижаться.

- Ты тоже меня раздражаешь, — ответила Юкико. — И я понятия не имею, почему всё ещё терплю тебя.

Микото протянул руку к мобильнику Юкико, нажал пальцем на приложение камеры, переключился на фронтальную. Он успел сделать одно фото, прежде чем Юкико отвела руку с телефоном в сторону.

- Пошли? — спросил он, опустив руки на талию Юкико.

- Пошли, — она сделала шаг вперёд, отходя от Микото.

Оставшийся путь прошёл в молчании. Они не держались за руки и не дразнили друг друга, просто шли рядом, и на какой-то момент обоим казалось, что всё в порядке. Микото больше не грозила неминуемая смерть от своих же сил, у Юкико появилась нелюбимая и неоплачиваемая работа. И два человека, которые в обычных обстоятельствах никогда бы не встретились, чувствовали желанный и часто недосягаемый покой, находясь рядом друг с другом.

Они пришли именно туда, куда и ожидала прийти Юкико. Хомра. Как всегда безупречная, элегантная, полная тепла, уюта и горячительных напитков. Микото открыл перед Юкико дверь.

И, стоило Юкико сделать шаг вперёд, как у неё тут же перехватило дыхание от плотного запаха гари. Да и атмосфера в баре сменилась на жуткую, но виной тому был не витавший в воздухе смог или же гадкий запах. Виной тому был человек в длинном чёрном плаще, сидящий у барной стойки. Изумо искоса смотрел на него, Татара сидел за столом рядом с Анной и старался не шуметь, даже шумный Мисаки покорно подметал пол. Юкико не знала, что здесь случилось, но подозревала, что здесь кого-то кремировали.

- Тц, — только и произнёс Микото. — Вспомнишь про говно, вот и оно.

— Ты про пирог от своего комнатного бармена, Суо? Он был настолько уродлив, что мне пришлось его сжечь. Скажи спасибо, моё пламя поберегло твою нежную душу.

Микото вышел вперёд, жестом велев Юкико держаться за его спиной.

- Ну и что тебе нужно?

— Да так. Птички напели, что у тебя Меч восстановился, хотя уже падал. А ещё, что в Хомре появилась баба, которую невозможно сжечь. Что из этого правда, Суо?

- Всё.

Человек слез со стула и повернулся лицом к Микото. Он был молод. Черты его лица были резкими и грубыми, будто бы этот человек был высечен из камня. Каштановые волосы взъерошены, в чёрных глазах затаилась едва сдерживаемая злоба, его левую бровь рассекал шрам.

- Дашь на пробу, Суо? — хмыкнул парень, подойдя к Микото. — Не беспокойся. Когда человек сгорает от моих сил, боль длится всего пару секунд.

Юкико сжала губы в линию, стоя за спиной Микото. Кем бы ни был этот человек, в Хомре его боялись и уважали.

- И кто это у нас здесь? — он наклонил голову. — Покажись, не стесняйся.

- Она моя, — проговорил Микото, переведя взгляд на Юкико.

Юкико кивнула. Это заявление придало ей сил. Кем бы ни был незнакомый человек, как бы ни был он страшен, Микото не даст свой клан в обиду. А Юкико теперь была одной из Хомры. Неважно, что её инициация прошла не совсем обычным путём, и неважно, что на её теле не было пламенной татуировки. Юкико стала красной королевой, а это что-то да значило.

Она вышла из-за спины Микото, подняв взгляд на жёсткое, но не лишённое красоты лицо. Теперь она могла хорошо его рассмотреть. На мгновение Юкико потеряла дар речи.

— Кагу?..

- ...Ёси.

* * *

Я собрал всех королей (в одного большого короля), королев и их Дамокловы Мечи в этом альбоме https://vk.com/album258298389_273627571

Описания будут появляться вместе с продолжением, в комментариях я прикрепил музыкальные темы персонажей (перевод — топ, сам слышал). В этом же альбоме будут клансмены, стрейн и обычные люди.

И да, цвет короля/короля отражается либо у него во внешности, либо в предметах одежды.

Инициация Акины прошла куда тяжелее, чем казалось со стороны. Настолько тяжело, что Акина в какой-то момент пожелала умереть, чтобы только не испытывать этого удушающего стыда. В любой нормальной ситуации её бы не просто не приняли на работу, ей бы выписали штраф или назначили тюремный срок за избиение сотрудника полиции. Но ситуация была ненормальной. Акине повезло.

По длинному коридору, вплоть до хранилища со Сланцем она бежала так быстро, как только могла. Мышцы ног онемели, в горло будто бы вставили металлическую трубу, тело изнывало от жара, который оставил после себя парень, которого Юкико называла Суо-кун. Не слишком ли ласково для человека, который одним взмахом руки снёс десяток дверей из толстого железа?! Неважно. Стиснув зубы, Акина ускорилась. Думать об этом у неё не было времени. За спиной бушевало пламя, а впереди всё отчётливее себя проявляла плотная синяя энергия, исходившая волнами от своего источника.

Источником был король. Короля надо схватить, не убить и заобнимать. Акина видела цель и не видела препятствий.

Впрочем, одно препятствие всё же стояло у неё на пути. Женщина с обнажённым мечом и в ненавистной женской форме.

— Наши помыслы навсегда останутся чис... — произнесла она, готовясь нанести точный, смертельный удар в грудь Мунакаты Рейши.

Но она не закончила фразу. Акина высоко прыгнула, руками оттолкнувшись от плеч женщины, перелетела через неё, держа курс на синего короля. Акина, конечно, обняла его, как и велела Юкико. Вот только по-своему, в стиле капоэйры, которой занималась с детства. Рейши лежал под Акиной, с него слетели очки, а сама она сжала его в крепком захвате своими натренированными ногами.

— Ах! — только и сорвалось с его губ.

Акина почувствовала, что должна была что-то сказать. Её возможный работодатель лежал под ней с не самым счастливым видом и явно требовал объяснений.

— Мунаката-сан, — протараторила она. — Можно у вас работ...

Глаза Акины закатились, её голова стала невероятно тяжёлой, всё тело превратилось в тугой комок нервов. Боль острой иглой пронзила её сердце, распространилась по венам, волной вышла из тела Акины и наполнила собой воздух. Ещё раз. И ещё. И ещё. Боль была до того невыносимой, что Акине хотелось плакать. Она стиснула зубы, зажмурилась, сжалась, словно котёнок, в клубок, надеясь хотя бы этим уменьшить боль.

— Ш-ш-ш, — донеслось до неё сквозь этот странный сон наяву. Чья-то рука мягко, заботливо гладила её голову, её спину и плечи. — Я рядом.

И действительно, во сне кто-то был рядом. Кто-то, кто так же заботливо гладил её по голове и плечам, кто-то, из-за кого боль не исчезала, но становилась не такой уж и страшной, терпимой. Акина попыталась вздохнуть, попыталась что-то сказать, но с губ сорвался только громкий всхлип. Как же больно! Никто не говорил, что так будет! Скорей бы это закончилось.

— Капитан! — донеслось до Акины откуда-то издалека.

— Акина.

Мужской голос мягко, очень осторожно позвал её, выводя из забвения. Акина с трудом открыла глаза. Ей было дурно. На неё навалилась такая усталость, какую она не ощущала ни разу в своей жизни. Будто бы из вен слили всю кровь и наполнили их песком и солью. Кто позвал её по имени? Она никого здесь не знала.

— Я... простите.

Она попыталась подняться, но её тело подвело её, и она бессильно упала на грудь Рейши.

— Я сейчас встану... извините.

— Акина.

Как же нелепо. Свалить капитана на глазах у подчинённых, и при этом самой получить травму. У Акины кружилась голова, её тошнило, она не могла ясно мыслить, да ещё и тело не слушалось. По всем признакам — сотрясение. Похоже, дамочка в ненавистной женской форме быстро пришла в себя и приложила Акину рукоятью меча. Чёрт. Как же теперь возвращаться домой? Впереди бесконечная лестница Михаширы, метро, и... и...

Сознание Акины померкло, погрузилось в густой, непроницаемый туман. Она не помнила, что произошло дальше, ничего не чувствовала и не видела никаких снов. Просто будто бы кто-то щёлкнул пальцами и выключил её. А потом, уже на следующий день, Акина очнулась на мягкой койке, переодетая в больничный халат, и в палате стоял сладковатый запах роз. Акина моргнула, осмотрела палату и обнаружила цветы на тумбочке рядом с койкой.

Но, что более важно, в палате она была не одна.

— Доброе утро, Симидзу-сан.

И на Акину мгновенно обрушилась тяжесть пережитого дня. Она раскрыла было рот, чтобы что-то сказать, но так и не издала ни единого звука.

— Как вы себя чувствуете? Я позову доктора.

— Нет, — воскликнула она. — Нет... всё в порядке.

Сидящий перед ней Мунаката Рейши, несмотря на серые мешки под глазами и изнурённый вид, просто светился от счастья. Акина солгала ему. Ничего не было в порядке. Как ей жить-то после произошедшего? Юкико говорила, что Акина станет королевой, но королевой оказалась сама Юкико. Королевой жестоких розыгрышей и злых шуток.

Акина закрыла ладонями лицо.

— Симидзу-сан?

— Просто смойте меня в унитаз.

— Моей королеве, — произнёс Рейши после долгого молчания. — Не следует говорить таких вещей.

Акина подняла на него вопрошающий взгляд. Рейши, вопреки всем её ожиданиям, подошёл к её койке и опустился на одно колено, покорно склонив голову. Акина подпрыгнула.

— М... Мунаката-сан!

— Вы дважды спасли мне жизнь. От моего Дамоклова Меча и от моей же подчинённой. Мою благодарность вам невозможно передать словами.

— Мунаката-сан... я не сделала ничего героического, — Акина отвела взгляд в сторону. — Благодарите Юкико. Без неё я бы и не вышла из общежития.

Акина сжала губы в линию. На самом деле, без Юкико она бы слишком быстро сдалась. Ещё у дверей Скипетра, узнав, что элитный отряд отправился на срочный вызов, Акина хотела бежать обратно, в общежитие, и не выходить и родной и уютной комнаты ближайший месяц. Но... мир ведь так не спасти, правда? Чтобы спасти мир, нужно иногда проявить нахальство, иногда — упорство, а иногда и сбить с ног пару человек. Акина отвела взгляд в сторону. Может, и ей теперь проявлять упорство?..

— Мунаката-сан, — Акина сглотнула, её голос звучал хрипло. — Можно мне у вас работать? Я... довольно ответственный человек и...

Акина покраснела до корней волос, стоило ей встретиться взглядом с Рейши. Его глаза смотрели на Акину сквозь стёкла очков с такой невыразимой печалью, что у неё защемило сердце. Она видела Рейши издалека, слышала о нём от Такеру, но никогда не приближалась и, что более важно, никогда не видела в нём человека. Рейши был идолом, примером для подражания, он был мечом, служащим для защиты людей. Но сейчас у койки Акины был человек. Уставший, с грузом ответственности на плечах и бременем, повисшим над головой. Король. Каково это — быть королём?.. Нет. Каково это — быть Мунакатой Рейши?

— За кого вы меня принимаете, Симидзу-сан?

От резкого, леденящего душу тона голоса Акину передёрнуло. Такеру говорил, что с капитаном общаться тяжело, но даже не намекнул, насколько рядом с ним бывает страшно! Да и что такого сказала Акина? Неужели единственная её попытка устроиться в Скипетр обернётся полным провалом?

— Вы были приняты с того самого момента, как свалили с ног мою подчинённую.

— ...а?

— Это обученный солдат Скипетра 4, побывавший в сотнях смертельных боёв. К ней непросто подобраться, ещё сложнее — ударить, а свалить с ног — просто невероятно.

— Но... я же со спины...

— Вас вынудили обстоятельства. Я знаю, что вы не настолько подлый человек, Акина.

Она промолчала. Звук собственного имени заставил сердце Акины дрогнуть.

— Погодите... а разве я называла вам своё имя?

Рейши едва заметно улыбнулся и, сжав руку Акины, поднёс её к губам, осторожно поцеловал костяшки пальцев. Акина перестала дышать, Рейши же, как ни в чём не бывало, вновь поднял взгляд на её пунцовое лицо.

— Симидзу-сан, разве вы не помните? Тот момент, когда ваше сердце остановилось и начало заново биться. Мы были так близки...

Акине стало плохо от смущения.

— Мы были единым целым, — продолжал Рейши. — Вы и я. Так близко... стоит только подумать об этом, и меня пробирают мурашки.

Акина впервые за долгое время сделала короткий вздох. То, что для неё было мимолётным и болезненным видением, на самом деле оказалось чем-то серьёзным, и, что более важно, невероятно интимным. Значит, они были одним целым. Акина не чувствовала в тот момент ничего, кроме сводящей с ума боли, в то время как Рейши, похоже, ощутил нечто совершенно иное.

И Акина боялась узнать, что ещё он прочёл в её мыслях.

— Вы моя королева, Симидзу-сан, — он сдержанно улыбнулся и поднялся с колена, отпустив руку Акины. — И, буду откровенным, я бы отдал всё, чтобы вновь испытать то чувство.

Акина закрыла лицо ладонями.

— Мунаката-сан...

— Думаю, это придёт со временем, — он подошёл к окну, держа руки за спиной. — Для начала вас обучат фехтованию. Полагаю, с вашим уровнем владения боевыми искусствами сделать это будет несложно. В процессе обучения мы исследуем ваши способности, и, полагаю, после этого вы сможете отправляться на задержания, как полноправный солдат Скипетра 4. До этого вы, конечно, тоже будете выезжать со мной. Состояние моих способностей долгое время было крайне неустойчивым, и я опасаюсь, что против воли могу причинить вред как своим подчинённым, так и самому себе.

Акина слушала, боясь вставить слово. Было что-то в нём такое, из-за чего перечить ему, перебивать его, да даже просто разговаривать с ним было жутко. По крайней мере, так о нём отзывался Такеру. Но, чем дольше Акина вглядывалась в этого строгого, элегантного и сильного человека, тем больше изъянов видела на безупречном теле идола. Он же мгновенно подскочил после своего откровенного признания, он отвернулся и завёл речь о самых обыденных вещах.

Неужели он тоже смущался?

— Симидзу-сан, вы меня слушаете?

Акина моргнула.

— Мунаката-сан, — она подтянула колени к груди и уткнулась в них носом. — Я... студентка. Так что работать буду на полставки.

— Хорошо.

— Меня... смущает женская форма. Можно её немного переделать?

— Ладно.

Акина стиснула зубы, зажмурилась. Как бы она ни старалась сдерживаться, по её щекам потекли тяжёлые, прозрачные слёзы.

— Симидзу-сан?

И как у Юкико получалось оставаться такой беззаботной? Она ведь тоже прошла через это! Она тоже стала, пускай и ненадолго, одним целым с другим человеком. Ей тоже было невыносимо больно. Почему же она продолжала вести себя так, будто бы ничего не случилось? А ведь, если бы Акина не успела вовремя, тогда Юкико оказалась бы в эпицентре катастрофы. Человек, который отчаянно хотел помочь, мог сам лишиться жизни.

Королева. Как же страшно теперь звучало это слово. Королева может спасти короля, разделить с ним его трагическую участь, стать чем-то большим, чем просто человеком, но... кто спасёт саму королеву?

И король. Сейчас Акина ощущала то, чего не смогла почувствовать в момент своей инициации. Сердце Рейши было полно отчаяния. Отчаяния бесконечно одинокого человека. Человека, который всегда был иным, который не вписывался в какое-либо общество, которого уважали и почитали, но не любили. И этот человек, внезапно ставший королём, должен был погибнуть от своих же сил. И поделиться своим отчаянием было не с кем. Никто не должен знать, какой на самом деле хрупкий внутри этот величественный идол.

— Рейши, — Акина стиснула зубы, безуспешно пытаясь сдержать слёзы. — Я... не знаю, что значит быть королевой. Но я буду стараться! Вы... больше не один.

Акина утирала слёзы, тщетно пытаясь сдерживаться. Разве она не должна быть счастлива? Теперь у неё есть работа мечты, надёжный человек рядом и возможное светлое будущее…

Это глубокое, безмолвное отчаяние синего короля. Теперь оно стало и её частью.

— Спасибо, — Рейши улыбнулся. — Акина.

* * *

— Ёси...

Воцарилась зловещая тишина. Хомра притихла, заворожённая происходящей между красными королём и королевой сценой. Лицо Юкико из удивлённого и испуганного становилось всё более мрачным и злым, точно у настоящей ведьмы. Генджи несколько раз обратился к ней, но Юкико не реагировала. И, казалось, становилась злее с каждой секундой.

Она выдохнула, закрыв глаза, приказав себе успокоиться.

— Что ты здесь сжёг, Кагу?

— Твой персиковый пирог, королева, — раздался из-за стойки голос Изумо. — И так... по мелочи.

— Ёси, я не знал, что это для тебя.

Но мрачный взгляд Юкико красноречиво давал понять, что она не собиралась слушать никаких оправданий.

— Я тут старший король, Ёси, — хмыкнул Генджи. — Что хочу, то и делаю.

Она пожала плечами и, переведя взгляд на Микото, прошла с ним к барной стойке. Она практически забыла об обещанном пироге, но, когда её лишили угощения, Юкико почувствовала себя скверно. День выдался не из лёгких, и, кто знает, может быть, завтра будет ещё хуже.

— Ёси? — не унимался Генджи. — Не говори, что обиделась на такую мелочь. Тебе же не двенадцать лет.

— Кагу, — ответила Юкико. — Ты дурак.

Оскорбление, вопреки ожиданиям, заставило вечно агрессивное лицо Генджи смягчиться. Его жёсткие губы впервые за долгое время растянулись в плохо скрываемой улыбке, даже выражение его вечно злых глаз стало другим — каким-то более мягким, даже радостным.

— Вечно кому-то приходится разбираться с последствиями твоих дел, — она окинула задумчивым взглядом пригоревший противень. И, судя по характеру пригорания, сжёг пирог не столько Генджи, сколько сам Изумо. Неудивительно, что Генджи помог кремировать это мертворождённое мучное изделие. — М-м-м... а персики ещё остались?

— Есть пара штук, — ответил Изумо.

— А... сливочный сыр? Взбитые сливки?

— Юкико, — Изумо едва заметно улыбнулся. Впервые с того момента, как в бар вошёл Генджи. — Ты, конечно, моя королева, но готовить на моей кухне я не позволяю даже Микото.

— Удивительно, почему?

Микото закатил глаза в ответ на вопрос Юкико.

— Для моего рецепта не нужно ничего выпекать, — продолжила Юкико. — Но мне нужен ещё желатин, лимон, корж...

— Хорошо... Я понял. Ята, метнись в магазин.

— А... ага!

Юкико выдала ему список продуктов, в котором, на удивление Изумо, не оказалось ничего сверхъестественного. Никаких яиц страусов, столетнего алкоголя или же козьего сыра. Часть продуктов уже имелась в баре, за остальной частью Мисаки отправился верхом на скейте.

И первым делом Юкико налила в кастрюлю воды, белого вина, бросила два кусочка лимона, опустила персики порезанные напополам персики.

— До кипения, — произнесла она, глядя на Изумо и ставя кастрюлю на плиту. — Потом перевернуть персики и варить ещё пять минут.

Для этого пирога занятие нашлось всем желающим, а желающих оказалось много: все присутствующие в баре внимательно наблюдали за Юкико, и никому не хотелось оставаться в стороне. А, может быть, виной всему была тайна, окутывавшая знакомство Юкико и Генджи, которую пока что никто не хотел разглашать. Юкико хмурилась, глядя на Генджи, Генджи надменно ухмылялся, и на этом их общение заканчивалось.

Тем временем Мисаки смешивал сливочный сыр с йогуртом, Татара взбивал сливки, Изумо варил сироп, Рикио протирал бокалы. Юкико опустила металлическую форму в мягкое тесто коржа, таким образом порезав его. Остатки коржа она нарезала с помощью бокалов. Из-за её нехитрых махинаций тесто теперь было в металлической форме и на донышках низких бокалов для виски.

— Микото, — она протянула ему блюдце с водой. — Нагрей, пожалуйста, желатин. Только не до кипения. Чуть-чуть.

Микото поднял на неё задумчивый взгляд. На этот раз он воспользовался силой без каких-либо разговоров, а просто взял блюдце с желатином и нагрел его пламенем в своей ладони. Этот желатин Юкико смешала со сливочным сыром и взбитыми сливками, разлила смесь по формам на коржи и отправила остывать.

— Что делать с сиропом, Юкико? — спросил Изумо.

— Опусти кастрюлю в раковину с холодной водой. Быстрее остынет.

Теперь оставалось только ждать. Ждать и помешивать в кастрюле малину с сахаром, пока она медленно нагревалась и превращалась в варенье. Юкико знала, что Хомра жаждала ответов на вопросы. И сильнее всего этих самых ответов ждал Микото. Вот только они будут разочарованы. Ничего криминального не связывало в прошлом её и Генджи, они не встречались, да и в последний раз виделись так давно, что Юкико уже и не помнила той самой встречи. А потом Генджи пропал. И для него у Юкико было много плохих вестей.

— Как ты познакомился с королевой, Кагуцу? — задал вопрос Татара, вытирая с лица Анны крошки от коржа.

— Не твоё дело.

— Может быть, — ответил Татара. — Королева, а как ты познакомилась с Кагуцу?

— Когда-то мы оба жили в глуши, — ответила Юкико. — В школе был всего один класс, где учились и младшие ученики, и среднегодки. Кагу был в третьем классе, когда я только пошла в первый.

— Неужели и первый красный король когда-то был ребёнком? — улыбнулся Изумо. — Слабо верится.

— На что это ты намекаешь? — отозвался Генджи, хмыкнув. — У нашей училки я был той ещё занозой в заднице...

— Она, — начала Юкико, — всё ещё не сомневается, что ты живой.

Генджи побледнел.

— А ты сомневалась, Ёси? Как видишь, я живее всех живых.

Юкико закатила глаза.

— Ты — король! Твоя жизнь под большим вопросом!

Юкико вновь отвернулась, разозлившись на себя за свою вспышку гнева. Люди в баре притихли, но до её слуха донёсся негромкий смешок Микото. Выпендрёжник. До недавнего времени и его жизнь была под угрозой, так что, как бы он ни ненавидел Генджи, ухмыляться было нечему. Кто знает, как долго продержится эффект от сил Юкико. Да и что мешает Дамоклову Мечу вновь разрушиться и свалиться на чью-нибудь рыжую башку? Юкико тяжело вздохнула. Всё-таки короли — могущественные, но такие несчастные существа.

— Ёси, — прервал тишину Генджи. — Тебя это не касается.

— Кагу, — она тяжело вздохнула, сдерживая гнев. — Завались, пожалуйста.

— Это только мои проблемы.

— Ну нет! — вспылила она. — Проблемы были твоими, когда ты заваливал тесты! Они были твоими, когда ты приходил на уроки и огрызался со всеми, кого видел! И даже когда ты сбежал из дома, никому ничего не сказав — это были твои проблемы! Но сейчас ты — король. И твоё выживание — общая проблема.

— Кто тебе сказал, что я хочу выживать, Ёси?

— Люди, которые погибнут, если рухнет твой Меч, — Юкико смотрела ему в глаза и сейчас, как и в детстве, с трудом могла выдержать этот тяжёлый, полный затаённой злобы взгляд Генджи.

Генджи не ответил.

— Мы искали тебя днём и ночью, — Юкико продолжила помешивать закипающее варенье. — Леса, болота, пустыри... мы могли наткнуться на что угодно, поэтому деревенские не хотели брать меня на поиски. Но папа не верил, что ты совершил самоубийство. "Кагуцу-кун сильный, он, наконец-то, собрался с духом и сбежал от..."

Юкико осеклась, не продолжив фразы. Генджи закурил.

— Ну и как он?

Юкико промолчала.

— Юкико, я спросил: как он?

— Генджи, — Юкико перевела на него тяжёлый, мрачный взгляд.

Она покачала головой. Нет. Она не видела Генджи лет восемь, и не такой должна быть их первая встреча после долгой разлуки. Разве друзья детства, которые давно не виделись, не должны хотя бы обнять друг друга? И, что более важно, разве они должны быть вестниками очень плохих новостей?

Юкико вздохнула, сняв варенье с плиты и пропустив его через сито. В ещё горячий сок она добавила желатина, залила на заготовки и отправила остывать в холодильник. Потом она достала персики из остывшего винного сиропа и нарезала их маленькими кусочками.

— Ёси, — хмыкнул Генджи. — Я уже не озлобленный пацан из средней школы. Можешь не жалеть меня и рассказать, что случилось.

Юкико вновь вздохнула, подняв взгляд на лицо Генджи. Он стал старше, осунулся, с лица исчезла подростковая припухлость, левую бровь теперь рассекал шрам. На нём больше не было синяков и ссадин, не было кровоподтёков, и взгляд больше не излучал лихорадочный страх. Этот страх ненадолго исчезал всякий раз, когда Генджи заходил в гости к старшему брату Юкико, Амиде. И всякий раз Генджи старался задержаться подольше, а иногда и оставался на ночь. Мама и папа не возражали. Они знали о Генджи и его проблемах куда больше, чем ему казалось.

Однажды он пришёл, когда дома была одна Юкико. Пришёл с кровоточащим носом и в забрызганной кровью футболке.

— Амида дома? — спросил он вместо приветствия.

— Нет, — ответила Юкико. — Но дома лёд, бинты и перекись водорода.

— Я пришёл к Амиде, а не играть с тобой в дочки-матери.

— Ты ведь... пришёл спрятаться, так? — Юкико не дождалась ответа и сделала шаг назад, молча приглашая Генджи войти. — Прячься. И сам умоешься и обработаешь рану, раз не хочешь играть в дочки-матери.

Юкико тогда надулась. Но именно с того самого момента Генджи стал видеть в ней не просто надоедливый придаток Амиды, а одноклассницу. С того дня и появилось его дурацкое "Ёси", которым он постоянно называл Юкико. К другим одноклассникам он обращался не иначе как "слышь, ты".

— Расскажешь кому-то, что я у вас прячусь...

— Не расскажу, — ответила Юкико, не глядя на Генджи. — Иначе синяков на тебе станет больше, верно?

— Слышь, Ёси, — он нахмурился. — Я не слабак. Я могу постоять за себя!

— Кагу! — её голос звучал непривычно громко. Юкико, как и все одноклассники, побаивалась этого вечно дикого, вечно молчаливого и огрызающегося со всеми подряд мальчика. Он всё время дрался, всё время ходил побитый, ни с кем не мог ужиться. Но Амида завоевал его доверие, да и, если маме с папой была нужна помощь, Генджи охотно помогал. Эти трое были единственными людьми, с кем Генджи изо всех сил старался не ссориться. Юкико же он не замечал, а она не замечала его. До этого дня. — Я знаю!

Эта фраза, до того нелепая и очевидная, заставила Генджи растеряться.

— Ты даже директора не боишься, — пожала плечами Юкико. — Вечно ругаешься со всеми, дерёшься, ломаешь всё. Тебе, наверное, очень грустно.

Родители с Амидой вернулись, и Юкико ушла в свою комнату. Она не думала, что сказала нечто значимое, но именно в тот день Генджи подобрел по отношению к ней. Он стал здороваться с ней в школе, называл "Ёси", даже порой подшучивал над ней. Потом, когда учительница заставляла старших учеников заниматься с младшими, Генджи садился напротив Юкико. Он учился плохо, объяснял тему ещё хуже, так что Юкико рано узнала, что такое самообразование.

— Слышь, Ёси, ты узнала, что мне грустно? — как-то раз спросил он.

— Был бы ты счастлив, как раньше, ты бы был спокойнее. Снова бы в баскетбол играл.

Жёсткие губы Генджи сжались в тонкую линию. Ему потребовалось несколько дней, чтобы решиться посвятить Юкико в свои проблемы. Он не был нужен матери, она охотнее занималась личной жизнью, нежели воспитанием сына. Но совсем скверно стало, когда она ушла к новому любовнику, оставив Генджи наедине с отцом. Отец пил. Много пил, из-за чего начались проблемы с работой, с деньгами, даже с оплатой скопившихся платежей. Всё копящееся зло, всю обиду на жизнь он срывал на Генджи. По большей части из-за отца Генджи приходил в школу избитым. Он засыпал, мучаясь от боли, и просыпался, будучи совершенно измотанным, без какого-либо желания жить. Всё это он переживал в полном одиночестве. Когда Амида спрашивал, что случилось, Генджи переводил всё в шутку; когда мама и папа Юкико интересовались его жизнью, Генджи уводил разговор в другое русло.

— Что бы ты сделала, Ёси? — спросил он, валяясь на траве и глядя на безоблачное весеннее небо.

— Сбежала бы, — Юкико пожала плечами. — Переезжай к нам, Кагу. Мама с папой тебе всегда рады. Да и у нас ты хоть иногда улыбаешься, — она подняла камушек и бросила в реку.

Об этом разговоре знали только Юкико и Генджи. Поэтому, когда Генджи пропал, Юкико частично винила себя, что подала ему идею. В то же время, Юкико боялась, что Генджи совершил самоубийство. Он исчез, и прошли годы и произошло немало сверхъестественного, прежде чем Юкико его нашла. Почему же она не была счастлива? Генджи был её другом, он доверял ей, с ним у неё было общее прошлое. И всё-таки, Юкико не испытывала счастья.

Когда сын исчез, оставшийся в полном одиночестве отец сотворил немало ужасных вещей, о которых Юкико не хотела, да и не могла рассказать.

— Ну, всё, — она выложила на заготовки кусочки персиков и залила их винным сиропом с желатином. — Через полчаса будет готово.

— Долго, — произнёс Микото, закурив. — Дай я лучше его поджарю.

— Ничего не долго. Сам-то за сколько готовишь себе ужин?

— Я не готовлю, — он хмыкнул. — И целый час ждать свой ужин от тебя не собираюсь.

— Кто сказал, что я буду тебе готовить?

— Я. И моё "пожалуйста".

Он подмигнул Юкико, от чего она вздрогнула и отвернулась к плите, старательно делая вид, что готовит ещё что-то, но это что-то не хочет получаться.

— Ёси, не говори, что встречаешься с ним, — проговорил Генджи. — Как тебя вообще занесло сюда?

— Ну... я та самая баба, которую невозможно сжечь, — она усмехнулась. — Верно, Микото?

— Ага. Как бы я ни пытался, мне не удалось от тебя избавиться, ведьма.

— Да ладно? — Генджи наклонил голову набок. — Подойди сюда, Ёси.

— Кагуцу, — Микото скосил на него взгляд. — Попробуешь — сожгу.

На этот раз Генджи не ответил. Он не знал, насколько изменилась Юкико, и что с ней произошло за эти годы, но ссора и драка двух красных королей её явно испугала бы. К тому же, Генджи не был настроен на перепалку. Во-первых, мрачный вид Юкико охладил его пыл, у неё явно были плохие новости, которыми она не спешила делиться. Неужели папаша, наконец-то, гниёт в могиле? Генджи был бы этому рад. Ещё больше он бы обрадовался, если бы рядом с отцом была и мамаша. Нет. У него никогда не было родителей, а смерть посторонних людей его не волновала. Порой сам Генджи был причиной смерти этих посторонних людей. Во-вторых, Юкико переживала из-за сил королей, и лишний раз волновать её он не хотел. И, в-третьих, если он подерётся с Суо, его лишат персикового пирога. А ему было интересно, что слепила Юкико из сыра, сливок и пары фруктов. Так что сейчас между ним и Микото воцарился самый хрупкий мир из существующих — мир, держащийся на пироге. И, если он окажется невкусным, Генджи точно подпалит пару хомровских жоп.

К тому же, Суо был слишком серьёзен в своей угрозе. Генджи отметил это, но не насторожился. Суо Микото играл со своим кланом в семью, в то время как мог эксплуатировать их. Мягкотелый идиот, позорящий красный цвет.

Вскоре Юкико достала пирог из холодильника, вытащила из формы, разрезала на шесть почти ровных частей. Куски персика застыли в прозрачном желе. Семеро человек заворожённо наблюдали за действиями Юкико.

— Ещё четыре порции в холодильнике, — произнесла она. — Пробуйте.

Дважды предлагать не пришлось. Вскоре в баре раздались удовлетворённые хомровские звуки. Едва Юкико вернулась с двумя дополнительными порциями в бокалах, как её многострадальный пирог был практически уничтожен. Один из бокалов она поставила перед Генджи.

— За встречу, — произнесла она, стукнувшись с ним бокалами. — Красный король.

— За встречу, — ответил он, задумчиво рассматривая персики. — Ёси.

Пирог вышел сладким, но Юкико почти не чувствовала вкуса. Стоило ей только проглотить кусок, как в баре раздался звон колокольчиков, висящих над дверью. Хомровцы обернулись, но не увидели вошедшего. А Юкико, вздохнув, поставила перед пустующим стулом кусок пирога в бокале. Никто не придал значения этой причуде и никто не заметил, как пирог медленно исчез в воздухе, будто бы его кусал невидимка.

<hr />Примечания:

24.

Не самая круглая дата, но самый королевский возраст из существующих. Да, сегодня мой День рождения, и сегодня пора бы мне уже стать королём.

Я был бы самым певучим королём из всех, и песни я бы пел самые приставучие и самые дурацкие.

Моей силой стал бы солнечный свет. Потому что люди, рождённые в июле, обладают врождённым иммунитетом к Солнцу и всем его выебонам. Я бы пускал во врагов лучи света, и это было бы офигительно.

Моим цветом стал бы солнечный. Я серьёзно, есть цвет, называющийся "Восход солнца".

У Солнца есть пятна, а у солнечного короля есть мрачные и неприметные стороны характера. Р-р-р.

В клан принимаю каждого, кто посмеялся над моими шутками. И меня не волнует, что вы можете оказаться другим королём. Вы сами подписали себе приговор, пообщавшись со мной/почитав мои фанфики, так что примите свою судьбу с честью.

Не знаю, в каких отношениях я был бы с другими королями, но Анне рядом со мной было бы сложно выживать.

Нашим символом было бы пылающее солнце, а клан назывался бы "Пересмешники".

Если я появлюсь в "Крепче кровных", то буду очень себе рад.

Итак, птички, празднуем! Сегодня я пью не за себя, а за вас и за то, какие вы у меня замечательные. Не так давно Узам исполнилось шесть лет (и это наш общий праздник), а Проект Кей ещё старше моего фанфика. Без этого фэндома не появилось бы Юкико, да и я вряд ли бы решился попробовать себя в писательстве. Спасибо, что остаётесь со мной и моими героями! Вы классные, и я люблю вас!

Время пролетело незаметно. Юкико не заметила, как за окном стемнело, как на небе появились звёзды, и как на тело обрушилась болезненная усталость. Генджи ушёл, как обычно, не прощаясь. Ребята из Хомры тоже медленно начали расходиться и, когда Юкико посмотрела на часы, то удивилась, как быстро пролетели шесть с лишним часов.

— Уже так поздно? Меня не пустят в общагу.

— Оставайся, — предложил Микото. — Я живу на втором этаже.

Юкико вздохнула, рассуждая над ответом.

— На моей кровати мы прекрасно поместимся вдвоём.

— Ну нет!

— У тебя нет выбора, "Ёси", — её прозвище он исковеркал издевательской интонацией. — Успокойся. Я не буду приставать. К тому же... поговорить хочу.

Он подошёл к дивану, на котором задремала Анна, и, осторожно подняв девочку на руки, понёс её на второй этаж.

— Закрой бар и поднимайся.

Юкико послушалась. Микото был прав, выбора у неё не было. Либо Хомра, либо таскаться по ночным улицам до семи утра, когда общага откроется. Раньше Юкико никогда не опаздывала в общежитие, впрочем, раньше у неё и не было такой компании, с которой можно было задержаться до поздней ночи и не заметить этого. Усмехнувшись своим мыслям, она тихо поднялась на второй этаж. О чём хотел поговорить Микото? Скоро ей предстоит это узнать. И что-то в его тоне голоса подсказывало ей, что разговор получится не самым весёлым.

Прежде чем подняться на второй этаж, Юкико перевела взгляд на Хикари. Он сидел на высоком стуле и болтал ногами, рассматривая стоящие на полках бутылки с алкоголем. Его вряд ли интересовало их содержимое, но нравился их внешний вид, этикетки, игра света на толстом стекле.

— Хикари...

— Не волнуйся, — произнёс он. — Эта ночь будет спокойной, так что отдыхай. А потом мы снова пойдём спасать мир!

Говоря это, он просто сиял от воодушевления.

— Спокойной ночи, Хикари.

Он удивлённо наклонил голову набок.

— Спокойной ночи. Хикари Ёсикава тоже ляжет спать! Честно-честно.

— Удачи, — она улыбнулась. — Сладких снов.

Сжав кулаки, Юкико поднялась в квартиру Микото. Жить на втором этаже бара... мечта любого холостяка, к тому же такого, как Микото. Эгоистичный, саркастичный, порой раздражительный и имеющий тягу к разрушению. Таким людям сложно уживаться в обществе. Более того, общество им бывает вовсе не нужно, им хорошо и в одиночестве, в котором они чувствуют себя комфортно.

Микото тихо закрыл дверь в комнату Анны и качнул головой в сторону своей комнаты.

— Так ты... папочка?

— Опекун, — он сощурил взгляд. — По-твоему я мог кого-то обрюхатить в двенадцать лет, "Ёси"?

— Я в тебе не сомневаюсь, — она вздохнула. — Долго ещё собираешься называть меня этим прозвищем?

— А что?

— У меня есть имя. Да и... тебе вряд ли понравится, если я в отместку буду называть тебя Су-кун.

Он дёрнул бровью, глядя в глаза Юкико. Она лукаво улыбнулась. В этот раз победа была за ней, но надолго ли? Микото мстительный, и вряд ли его месть заставит себя долго ждать.

Он толкнул дверь в свою комнату, впуская туда Юкико. В шкафу, где вся одежда была свалена в кучу, он нашёл длинную чёрную футболку и протянул её Юкико.

— Что? — спросил он, заметив, что Юкико колебалась.

— Я... могла бы поспать и в своём...

— Стесняешься?

— Стесняюсь.

— Ну... ты можешь лечь голой.

— Микото!

— Ванная там, — он указал рукой в сторону закрытой двери.

Вздохнув, Юкико вышла из его комнаты и закрылась в ванной. Она переоделась, смыла макияж, расчесала волосы маленькой расчёской. И, глядя на себя в зеркало, она видела совершенно другого человека. Те же глаза, те же нос и рот, то же тело, но что-то всё равно не так. Юкико покачала головой. Нет. Ей сейчас не хотелось об этом думать. К тому, же за дверью её ждал большой рыжий идиот, который явно был чем-то страшно недоволен. Идиот, футболка которого пропиталась его запахом. Она доходила Юкико до середины бедра и болталась на теле чёрным мешком.

И... если Юкико поторопится, то может застать Микото за переодеванием. Подглядывать ей не нравилось, она испытывала отвращение к этому занятию. Просто ей было любопытно. Мужчина без одежды обычно очень уязвим, и ей хотелось бы увидеть вечно вредного Микото уязвимым. Убеждая себя подобным образом, она вышла из ванной.

Но опоздала. Микото уже переоделся в светлую футболку и надел свободные чёрные штаны. Пройдя в комнату, Юкико положила одежду на спинку кресла. Микото не сводил с неё пристального взгляда.

— Что?

— Пытаюсь понять, в лифчике ты или нет.

— Ты же обещал не приставать!

— Я и не пристаю, — он хмыкнул. — Но я же не обещал, что не буду намекать.

Юкико промолчала. Может, если игнорировать намёки Микото, он отстанет? Вряд ли. Скорее, он начнёт действовать активнее, чтобы привлечь внимание и смутить Юкико сильнее. И у него это получится. Если одна его улыбка довела её до мурашек, то что с ней сделают его объятия? А поцелуи? Юкико нахмурилась, запретив себе думать об этом.

— О чём ты хотел поговорить?

— Что у тебя с Кагуцу?

Юкико перевела на него взгляд и не сдержала улыбки. Наверное, впервые с момента их знакомства Микото был настолько серьёзен. Ни насмешки, ни улыбки, ни печали во взгляде, лишь серьёзность, хмурость и лёгкое желание кого-нибудь сжечь.

— Ничего, — Юкико подошла и села рядом с ним на кровать. — А почему ты спрашиваешь?

Микото не ответил.

— Когда-то мы были чем-то похожим на друзей, но... с тех прошло много лет, да и я до сегодняшнего дня не знала, что он всё ещё жив. А ещё он король. У него тоже есть своя Хомра, Микото?

— Чистилище, — он поднял взгляд к потолку. — Не суйся туда, даже если позовёт.

— Почему?

— Он лишает части тела каждого, кто хочет к нему вступить.

Юкико подтянула колени к груди. Почему-то эта причуда Генджи её не удивляла. Её удивляло, что за ним шли люди. Чистилище. В религиозном Чистилище души людей очищались от греха. Похоже, Генджи считал, что его пламя способно исцелить людей от греха, а самого себя считал богоподобным существом. Его огонь вряд ли доберётся до души, но уничтожит тело, и нет греха более мерзкого, чем сама жизнь...

— Микото, у тебя тоже есть подобная метка на твоих людях?

— Татуировка.

— Мне тоже её нужно набить...

— М-м-м?

— Ну, я же теперь в Хомре. Кагуцу должен знать это, — она помедлила. — Но, в первую очередь, знать это должен ты.

Он вскинул бровь, глядя на неё.

— Я не уйду ни в Чистилище, ни в какой-либо другой клан, — она улыбнулась. — У них будут свои королевы, и мне там делать нечего. Да и... мне хорошо здесь... хорошо с тобой...

Юкико отвела взгляд. Лицо пылало, руки дрожали, сердце колотилось так сильно, будто готово было вырваться из груди. Глупо. Как же глупо! И зачем она вообще сказала подобное?! Микото же явно просто усмехнётся в ответ, съязвит или... если он додумается до истинного смысла её признания, что тогда? Начнёт её использовать?

Она подняла на него взгляд. Микото смотрел на неё, и на его губах играла та самая улыбка, от которой по телу Юкико вновь пробежали мурашки. Было ли дело в мягкости его улыбки или в той нежности, с которой он смотрел на Юкико, или, может быть, в самом Микото — Юкико не знала. Но ей хотелось, чтобы он улыбался чаще.

— Поэтому, — она судорожно выдохнула. — Не заставляй меня лишний раз беспокоиться. Хорошо, Микото?

Он едва заметно хмыкнул и, убрав руки за голову, свалился на мягкую подушку. Юкико закатила глаза. Микото не собирался обещать того, чего не мог выполнить, но попытаться выбить из него обещание стоило. Быть может, тогда бы он хоть иногда сдерживался.

— Ложись спать, — произнёс он, с нескрываемой улыбкой глядя в потолок.

— Знаешь, — Юкико потёрла шею, чувствуя нарастающую усталость. — Иногда ты меня и правда бесишь.

— Только иногда?

— Если ты будешь бесить меня ночью, я уйду на первый этаж.

— Для начала тебе придётся перелезть через меня, — ладонью он провёл по свободному месту на узкой кровати — у стенки.

Вздохнув, Юкико впервые почувствовала себя зверем, который видит расставленную на него ловушку, знает, как её обойти, но всё равно позволяет себя поймать. Просто так. Из любопытства. Что сделает Микото? Юкико знала ответ на свой же вопрос, и от этого знания её сердце всё сильнее стучало в груди.

Она пробралась к стенке, легла на подушку и повернулась спиной к Микото. Ей, конечно, было любопытно, но она не думала, что подобная ситуация будет так сильно её смущать! Они с Микото рядом, в одной постели. Может ли существовать более двусмысленная ситуация, чем эта?!

Из размышлений её выдернули тёплые руки Микото, скользнувшие по её талии.

— Микото! — прошипела она.

— Хочу обнять тебя, — ответил он, прижав Юкико к груди. Девушка вздрогнула, когда парень губами коснулся её затылка, зарылся носом ей в волосы. — Спокойной ночи.

— Н… очи.

Юкико думала, что эту ночь проведёт без сна. Новое место, где пахло сигаретами и дымом, а не привычным запахом чьего-то дешёвого кофе и быстрорастворимой лапши; здесь не было шумных соседей, которые то громко болтали по телефону, то роняли всё, что ронялось, то громко топали, то матерились и богохульствовали, делая домашнюю работу. И, самое главное, сегодня она засыпала не одна. От горячего дыхания Микото по коже пробегали мурашки, он был так близко, что у Юкико кружилась голова от его тепла. Всё тело Юкико было напряжено, по нему предательски разливался дурманящий жар.

И всё же, она заснула. И никогда до этой ночи ей не спалось так крепко и так спокойно.

* * *

— Выиграть у меня сможет только ваш король, — девушка надменно вскинула голову, открывая свои карты.

На столе победоносно сверкали глянцем в свете золотых ламп дама и король треф. Игрок, решивший пойти ва-банк, сокрушённо уронил голову на стол, ещё двое дрожащими руками пересчитывали оставшиеся фишки, остальные четверо облегчённо выдохнули — они не рискнули продолжать игру. Надо же. В Джунглях появилось целых четыре здравомыслящих человека, которые включили рассудок и поняли, что им никогда не выиграть у самого воплощения удачи.

Мията Изанами взяла одну фишку из той горы, что выиграла всего за пару минут. Пластик. Обыкновенный зелёный пластик, от которого зависит чья-то жизнь, чьё-то благополучие, чьё-то человеческое достоинство. Изанами перевела взгляд на проигравшего и равнодушно, будто бы издеваясь над отчаявшимся человеком, бросила фишку на стол.

— Утияма, отнеси это.

— Желаете обналичить выигрыш, Мията-сама? — спросил, тасуя карты и вежливо улыбаясь, парень. — Или приказать оставить его на счету казино?

— Обналичить, — она глубоко затянулась длинной дамской сигаретой. — Имею право сегодня повеселиться. Правда, мальчики?

Люди, сидевшие с ней за одним столом, подняли на Изанами затравленные взгляды. Она улыбнулась. Как же ей это нравилось. Эта горечь поражения, этот лихорадочный блеск, остающийся в глазах даже когда проходит пик азарта, эта ненависть побеждённого к победителю. Детишки из Джунглей сами пришли к ней, зная, что уйдут, оставив в казино даже собственную честь. Так и вышло. Пусть теперь играют в свои дурацкие игры и пытаются с их помощью покрыть долги.

[МИССИЯ ПРОВАЛЕНА. ВЫ ТЕРЯЕТЕ ВСЕ ОЧКИ ОПЫТА]

Парень, который сыграл с Изанами ва-банк, дрожащими руками схватился за мобильный телефон. Изанами лукаво улыбнулась. Надо же, как жесток зелёный король. Отправлять своих людей сыграть с Изанами и, в случае провала, за секунду уничтожить все их труды, все старания. Может быть, зелёного короля тоже огорчило поражение его подданных, и поэтому он решил оторваться на самом беззащитном из них? Что ж... Изанами могла это понять. Она и сама порой срывала зло на персонале своего казино.

— Приложение не работало! — сорвался парень, беспомощно сжимая свой телефон. — Я не видел её карты!

— Что?..

— Кх... — стиснув зубы, он выхватил телефон из рук соклановца. — На тебе висит награда! С такой суммой я подскочу до ранга "J"!

— Мията-сама!

Крупье не успел бы ей помочь. Яркая зелёная молния вырвалась из мобильного телефона, накалила воздух, взорвала лампы в VIP-комнате. Изанами моргнула, вжавшись в спинку стула, перестала дышать, сигарета выпала из её пальцев.

Но ничего не произошло.

— Утияма, — выдохнула она, старательно скрывая испуг властной интонацией. — Вызывай охрану.

— ...да, Мията-сама.

Она не сводила взгляда с парня, атаковавшего её, парень смотрел на Изанами и не мог вымолвить ни слова. Сначала на её карты не действовал сканер, разработанный специально для этого казино, потом её даже не обожгло сильным зарядом электричества. И награда, назначенная за её голову. В Джунглях считали, что награда за Мияту Изанами так высока, потому что она — владелица казино. Она богата, властна, у неё есть надёжные связи как в полиции, так и в политических кругах, и время от времени Джунгли взламывали автоматы в её казино. Когда вести о грабеже дошли до Изанами, она нашла человека, который с помощью нехитрых махинаций пустил по серверам Джунглей рекламу её казино и обращение от Изанами к королю. Она предлагала зелёному королю сыграть с ней, но не на деньги, а на жизнь.

— Эта грязь смоется только твоей кровью, зелёный король.

Дерзость Изанами привлекла внимание зелёного клана, люди стали приходить к ней, вызывать её на игру и неизменно проигрывать. Прибыли казино взлетели до небес. Джунгли хотели ограбить Изанами с помощью пары хакерских трюков, но в итоге Изанами грабила Джунгли, используя обыкновенную рекламу и окутав её ореолом кровопролитной драмы. Людям было интересно, чем закончится противостояние зелёного короля и обыкновенной женщины.

Женщины, на которую не действовали молнии. Женщины, которой зелёной король позволял рекламировать казино на своих серверах.

— Задержать их! — приказала Изанами.

Охранники выбили из рук посетителей телефоны, скрутили их и благополучно вывели из комнаты, которую сейчас слабо освещали редкие уцелевшие лампы. Изанами поднялась из-за стола на трясущихся ногах. Она чувствовала, как по её лбу текла тёплая жидкость.

— Мията-сама, я позову доктора.

Она кивнула, и крупье рванул из комнаты выполнять получение. Лампы взорвались прямо у неё над головой, и, к счастью, часть осколков застряла в широких полях её чёрной шляпки, часть осталась в чёрном платье. И, наконец, часть осколков впилась в кожу. Изанами перевела взгляд на зеркало. Чёрные губы, чёрные густые тени, делавшие выразительными зелёные глаза, бледная кожа, длинные золотистые волосы. И алый ручеёк крови, деливший надвое прекрасное лицо, и превращавший его в лицо мертвеца. Изанами закрыла глаза и отвернулась от своего отражения. Эти придурки всерьёз напали на неё. Зелёный король за это поплатится.

Стекло из её кожи аккуратно вытащили, кровь остановили. Швы накладывать не пришлось, чему Изанами была даже рада. Царапины заживут, их просто замаскировать тональным кремом и пудрой, но вот эта выходка заслуживает наказания. Прихвостни зелёного короля обнаглели. Что будет в следующий раз? В неё выстрелят?

В то же время, нельзя поддаваться панике и превращать себя в трусливое посмешище. Джунгли должны знать, что Изанами их не боится. Пусть хоть въезжают в её казино на танке, хоть взрываются на входе — Изанами найдёт, чем ответить.

— Утияма, — произнесла она, как только доктор вышел. — Свяжись с чёрными. Хочу купить у них оружие.

— Да, Мията-сама. Сколько вы хотите купить?

— По два пистолета на каждого сотрудника, — она закрыла глаза и откинулась на спинку дивана. — И патроны.

— Мы благодарим вас за беспокойство, Мията-сама, — он низко поклонился. — Но стоит ли так волноваться? Их молнии даже не задели вас...

Он вздрогнул, когда Изанами вперила в него взгляд. Люди всегда боялись той злобы, что таилась в её ядовитых зелёных глазах. За внешним спокойствием девушки таился жестокий характер, за красивым личиком — власть, связи и сила, за элегантным взмахом руки — объявление войны. Персонал казино старался лишний раз не злить начальницу, но, если такое всё-таки происходило, то последствия были непредсказуемыми.

— Мията-сама, эти приложения от Джунглей действительно наделяют людей сверхъестественной силой, — попытался сгладить ситуацию крупье. — В вас попал мощнейший электрический заряд.

— Спасибо, я в курсе.

— Мията-сама, — он тяжело выдохнул. — Грубо говоря, сейчас вы должны быть мертвы. И, если вы не ходячий, труп, то либо приложения Джунглей дали сбой, либо... на вас не действуют способности зелёного короля.

Изанами приподняла бровь.

— Если это так, Мията-сама, то... ваш главный враг, зелёный король, беззащитен не только перед вашей красотой, но и перед вашим... талантом.

Изанами подняла к потолку свою раскрытую ладонь.

— Давайте проведём проверку, Мията-сама? Я забрал мобильник у того, кто напал на вас.

— Убить меня хочешь, Утияма?!

— Я посмотрел настройки приложения. Здесь можно регулировать мощность подачи электричества, — он направил мобильник себе на ладонь и нажал на экран. Раздался треск электричества и болезненный стон Утиямы. — Как видите, это больно, но не опасно.

— Стреляй, — вздохнула она. — Но учти. Здесь кругом камеры. Если со мной что-то случится, охрана тебя скрутит, а моя семья сдерёт три шкуры в суде.

— Если что-то с вами случится, Мията-сама, я сам наложу на себя руки. В целом мире вы не найдёте человека, который был бы вам верен, как я.

Он направил телефон на Изанами, нажал на экран. Молния едва заметно сверкнула, пронеслась через комнату к Изанами и не причинила совершенно никакого вреда.

— Ты промазал, — произнесла она. — Ещё.

— Я увеличу мощность. Совсем немного.

И снова выстрел, и снова безрезультатно. Изанами хмыкнула и откинулась на спинку кресла, опустив ногу на ногу. По её приказу Утияма увеличивал мощность и стрелял, и, какой бы яркой ни была молния, она не могла навредить Изанами. Мебель обугливалась, загоралась, электричество прожигало обои на стенах, но при этом совершенно не вредило девушке.

— Это максимум, — произнёс Утияма, поправив съехавшие очки. — Мията-сама, только что вы выиграли у ранга "U".

Изанами раскрыла рот, чтобы что-то сказать, но не успела. Пространство над чужим телефоном замерцало, в воздухе появилось системное окно, на котором сидел, расправив крылья, зелёный попугай.

[ПОЗДРАВЛЯЕМ! МИЯТА ИЗАНАМИ УСПЕШНО ПРОШЛА ИСПЫТАНИЕ И ДОСТИГЛА "J" РАНГА!]

— Ха?

[МИЯТА ИЗАНАМИ, ПОЖАЛУЙСТА, ПРОВЕРЬТЕ ПОЧТУ]

— Не знаю, что задумал этот сучоныш, — произнесла Изанами. — Но, по крайней мере, он вежливый.

— Мията-сама, позвольте мне проверить почту, — произнёс Утияма. — Всё-таки, мы имеем дело с очень опасным хакером.

— Я опаснее, — ответила она. — Он грабил меня, назначил награду на мою голову, а теперь выясняется, что у него есть моя почта, и он следил за нами прямо сейчас. Утияма, если он, как минимум, не извинится, я его из-под земли достану.

С этими словами, Изанами открыла единственное непрочитанное сообщение в почтовом ящике. Имя пользователя было скрыто, на аватаре вместо фотографии была белая улыбающаяся маска.

[Надеюсь, безрассудный поступок бывшего члена JUNGLE не доставил вам серьёзных неприятностей, Мията Изанами-сан. Его действия не останутся безнаказанными.]

— Сучоныш.

[В качестве компенсации, я приставлю к вам в охрану своё доверенное лицо. Не беспокойтесь. Наше тайное сотрудничество, прикрытое враждой, выгодно и для меня. Вы действительно привлекаете людей. Число пользователей JUNGLE заметно увеличилось с того дня, как вы предложили мне сыграть на жизнь. Ваше предложение обросло такими грязными слухами, что люди наблюдают за нашей драмой, как за хорошим сериалом. По одной из версий мы любовники, Мията Изанами-сан.]

— Сучоныш!

[И, наконец, я не блефовал и не лгал, когда назначал вам ранг "J". У вас весьма интересные способности, Мията Изанами-сан. Способность в отсутствии способностей и невосприимчивость к моим силам. Судя по всему, меня к вам ведёт сама судьба.]

Изанами отреагировала на романтический настрой зелёного короля невнятным рычанием.

[Я практически ничего не знаю о ваших способностях, Мията Изанами-сан. Но, если вы хотите продолжить нашу игру, обратитесь к Ёсикаве Юкико. В JUNGLE сотни влиятельных и полезных людей, не упустите шанс стать их королевой.]

— Королевой Джунглей, — огрызнулась Изанами, бросив мобильник на диван. — Этот сучоныш предложил мне стать королевой его клана.

— Вот как? Зелёный король умеет извиняться за покушение...

Изанами всунула в рот длинную сигарету, к кончику которой Утияма поднёс зажигалку.

— Что вы ответите, Мията-сама?

— Мне предложили чистую, обнажённую шею. Думаешь, я откажусь сосать из неё кровь?

— Как вульгарно, Мията-сама.

— Ты разговариваешь с королевой Джунглей. Где твоё почтение?

— Мне преклонить колено или визжать, как обезьяна, Мията-сама?

— И то, и другое. Одновременно.

Он спокойно улыбнулся. Изанами смерила его задумчивым взглядом. Высокий, худощавый, с острыми плечами и нездорово бледной кожей. У него были кудрявые тёмные волосы, длинную чёлку он тщательно зачёсывал на левую половину лица. Изанами никогда не интересовалась, почему.

— Утияма, — она выдохнула дым. — У тебя шрам? Почему ты прячешь левую половину лица?

— Мне стыдно, Мията-сама.

— Татуировка? Ожог? Рисунок? Отвечай, когда я тебя спрашиваю.

— У меня гетерохромия, — он сдержанно улыбнулся.

— Да ну?

Звонко цокая каблуками по полу, Изанами подошла, протянула руку и убрала чёрные волосы с лица Утиямы. Он вздрогнул, смутился, на его бледном лице впервые за всё время его работы в казино проступил румянец. Но Изанами интересовали только его глаза. Действительно, гетерохромия. Голубой правый глаз и зелёный — левый. Но с этой особенностью Утияма казался ей даже привлекательным.

Изанами отняла руку и выдохнула дым в потолок.

Раздался робкий стук, дверь приоткрылась и из-за неё выглянула девушка. Она была точной копией Изанами, разве что, на ней не было яркого макияжа, откровенного платья и пластырей на коже. Она была одета просто, красилась не вызывающе, да и вообще старалась не привлекать к себе лишнего внимания. Мията «Мими» Мираи. Близнец Изанами и старшая в двойне.

— Мими? Что ты здесь делаешь?

Мими скосила взгляд на Утияму. Он, спокойно улыбнувшись, вышел за дверь.

— Охранники сказали, что в тебя выстрелили, — она бросила сумку на диван и, подойдя к Изанами, крепко обняла её. — Я примчалась так быстро, как только могла.

— Как выстрелили, так и промазали, — Изанами похлопала Мими между лопаток. — Обычное дело в бизнесе...

— Нет, необычное! Как они вообще пронесли оружие?! Их что, просто так пропустил металлоискатель?! Куда смотрела охрана?!

— Мими, успокойся. Я в порядке, нарушители наказаны. Волноваться не о чем.

Мими потребовалось время, чтобы справиться с эмоциями. Время, голос Изанами, влажные салфетки, чтобы утереть слёзы, и пять стаканов холодной воды. Изанами не знала, как происходит в других богатых семьях, но у неё с сестрой вражды не было. Они были дружны, вместе устраивали пакости в детстве, всегда защищали друг друга, всегда поддерживали. Но, к сожалению, подобных отношений с родителями у них не сложилось. Родители были слишком заняты бизнесом, светлым будущим для дочерей и обогащением, а на детей ни у одного из них не хватало времени. Сёстры их не винили. К тому же, Изанами в наследство перешёл процветающий игорный бизнес, а жизнь Мими прочно связалась с банком. Не так уж и плохо.

— Я всё думала, — невесело улыбнулась Мими. — Что, если тебя не станет, мне придётся нацепить твои платья. И, что будет, если я приду в банк в одном из них?

— Повышение, — Изанами хмыкнула.

— На тебе столько пластырей...

— Этот придурок взорвал лампу. Меня оцарапало.

Мими была далека от мира могущественных королей, стрейн и клансменов. Изанами и сама не знала об их существовании ровно до тех пор, пока год назад не наняла Утияму. Он неплохо соображал в компьютерах и поначалу занимался мобильными приложениями казино. Благодаря ему удалось распространить рекламу по серверам Джунглей, усилить защиту компьютеров казино и вообще сделать как виртуальное королевство Изанами, так и реальное более безопасным. Сначала он был вежливым, но каким-то отстранённым, но со временем стал чувствовать себя свободно в казино, освоился, даже завёл друзей и обнаглел до такой степени, что шутил шутки начальству.

Он пришёл как раз после первого ограбления со стороны Джунглей, рассказал всё о королях и кланах, даже дал контакты чёрного и первого красного королей. Один занимался незаконным бизнесом, а со вторым лучше не ссориться. Этот Кагуцу Генджи, гордый, спесивый и злой, был куда опаснее шпаны из зелёного клана.

Но главным недоброжелателем всё ещё оставался зелёный король.

— Сучоныш, — произнесла Изанами, затягиваясь сигаретой, — всё никак не успокоится. Знать бы, кто он такой...

— Может, подать в розыск?

— На кого? На человека в улыбающейся маске? Тогда под суд попадут миллионы трусливых школьников.

Мими засмеялась. Невесело и обессиленно.

— Тебя подвезти до дома? — спросила она.

— Не помешает. Хочу хорошенько выспаться.

Сон действительно сейчас был необходим Изанами. Испуг и расшатавшиеся нервы истощили её, лишили сил, заставили опустить руки. Даже своей недавней прибыли она была совершенно не рада. У этой победы был довольно пресный привкус. Теперь её ждала "консультация" и новая должность. Сучоныш дал ей ранг "J" и понадеялся, что Изанами из гордости не примет его. Но Изанами привыкла брать всё, что дают, и отнимать всё то, чего нельзя взять.

— Хм-м-м... не понимаю.

Изанами подняла голову на звук незнакомого мужского голоса. Она не слышала, чтобы кто-то открывал дверь, не слышала шагов, не слышала, чтобы кто-то приближался. В комнате стоял молодой парень. Элегантный, в чёрном плаще, с длинными чёрными волосами. Он стоял, внимательно переводя взгляд с лица Мими на лицо Изанами.

— Тебя стучаться не учили? — спросила Изанами. — Ну, значит, придётся. Вышел и зашёл после стука. Живо!

На лице парня не отразилось ни страха, ни злости. Он действительно повернулся к двери и вышел из кабинета, шагая легко и бесшумно по деревянному полу. Постучавшись, он вошёл внутрь и закрыл за собой дверь.

— Я разрешала входить? — выдохнула дым Изанами. — Тебя как зовут?

Этот вопрос заставил парня на мгновение задуматься.

— ...Ями.

— Фамилия?

— ...Ёсикава.

Он сжал губы в линию, и это неуверенное действие смотрелось как-то неестественно на лишённом эмоций лице. Изанами затянулась глубже. Никого с именем Ёсикава Ями она точно не нанимала. Тогда кто перед ней? Очередной придурок из Джунглей? Зачем он пришёл? Поздравить Изанами с достижением высшего ранга?

— Не понимаю... кого из вас выбрал второй я?

Изанами вскинула брови.

— Нами, о чём это он? — спросила Мими, глядя то на Изанами, то на Ями.

Изанами протянула руку и нажала на тревожную кнопку, незаметно закреплённую в подлокотнике кресла.

— Тебе что-нибудь нужно? — спросила Мими. — Ты проиграл в казино? Пожалуйста, не переживай. Мы вернём деньги.

Он смотрел то на лицо Мими, то на лицо Изанами.

— Ты бы понравилась второму мне, — произнёс он, обращаясь к Мими. — Он часто мне показывал таких, как ты.

В тот момент время для Изанами остановилось. Ями щёлкнул пальцами, и, подавшаяся вперёд Мими, тяжело упала на пол, словно тряпичная кукла. Изанами хорошо запомнила этот звук. Шорох ткани, оборвавшееся, не слетевшее с губ слово, и мёртвая тишина, воцарившаяся после жуткого грохота. Лицо Мими застыло в добродушной улыбке, её глаза оставались открыты, даже когда на них упали золотистые волосы.

— Т... ты...

— Она недолго побудет такой, — ответил Ями. — Это вы называете смертью?

Изанами выхватила приклеенный под столом пистолет и направила дуло на Ями.

— Ты... верни её, — она тяжело выдохнула, задыхаясь от бешенства. — Верни Мими!

— Как только Хикари потеряет к ней интерес.

Изанами выстрелила в ногу. Пуля не долетела до Ями, застряв в воздухе в сантиметре от его колена.

— Пожалуйста, не мешай. Такие, как ты, неинтересны Хикари и не нужны мне.

Он протянул руку к Изанами, и её ноги оторвались от пола. Ями взмахом руки прижал её к стенке и продолжал воздухом давить на неё с такой силой, что у Изанами вышибло дух из лёгких.

Двери раскрылись, в комнату ворвался Утияма.

— Ты? — Ями улыбнулся. — Ты так близок к своей мечте...

Утияма не ответил, но Ями и не ждал ответа.

— Думаю, достаточно, — он вновь щёлкнул пальцами, глядя на Мими. — Не волнуйся, — он перевёл взгляд на Утияму. — Тебе не помешают.

Изанами тяжело рухнула на пол, жадно глотая воздух и кашляя. Обессиленная, она подползла к Мими, трясущейся рукой нащупала пульс на шее.

— Мими...

Но Мими не отвечала. На её губах была застывшая улыбка, глаза остекленели, глядя в потолок. Она дышала, её сердце билось, и в то же время она была далеко. Так далеко, что и не достать.

— Мими! Ты, сука...

Изанами стиснула зубы, обернувшись к Ями. Но его в комнате уже не было.

<hr />Примечания:

Динамичный, анатомичный, сексуальный, нетипичный арт с Юкико ждёт вас — https://vk.com/photo258298389_457265084

Камата Юдзуки открыл дверь прежде, чем Кагуцу Генджи в неё постучался.

— Не спишь, Камата? — хмыкнул Генджи, свысока глядя на своего подчинённого.

— Спал. Но твои шаги слышно с первого этажа, Кагуцу.

В самом деле, Юдзуки вышел в мятой футболке, штанах, которые были велики ему на четыре размера; его золотистые волосы были растрёпаны, будто их тщательно ерошили, под янтарными глазами отчётливо проступали серые круги. Левое ухо он всегда тщательно прикрывал волосами, чтобы не пугать других людей, да и скрыть свою принадлежность к Чистилищу. Впрочем, было бы сложно демонстрировать то, чего не было уже три года. Юдзуки лишился левого уха, но приобрёл почётное звание правой руки Кагуцу Генджи.

Они не были знакомы раньше, никогда не были друзьями, да и о прошлом Юдзуки никто ничего не знал. Всякий раз, когда заходила речь о прошлом, парень вилял, уходил от ответа, никогда ничего не рассказывал, лишь бы сохранить тайну своей личности. Но была ли у него личность? Генджи сомневался. Юдзуки был жесток, хладнокровен, исполнителен. Он мог по приказу Генджи сжечь человека заживо, мог вырезать у него сердце, мог проводить допросы и пытки. И всё это без страха, без сомнений, без споров и без истерик. И всё-таки, Юдзуки был не так жесток, как Генджи. Все приказы он выполнял механически, не испытывая ни удовольствия, ни отвращения. Были ли у этого парня вообще эмоции? Генджи не знал. Но знал, что мог доверять Юдзуки даже особо деликатные дела.

— Проходи, — Юдзуки сделал шаг назад. — Я заварю кофе.

Генджи сделал шаг вперёд, закрыл за собой дверь. Резиденцией его клана был пятизвёздочный отель, в который никогда не ступит нога обычных постояльцев. Это место принадлежало Чистилищу. Здесь жили люди, плотно связавшие свою жизнь с криминальным делом. Сюда приезжали девочки по вызову, здесь хранились трофеи, здесь, в погребах, ждали своего часа алкоголь, наркотики и даже люди, которых Генджи решил помучить ни пламенем, а голодом. Пламя убивало слишком быстро. Голод же доводил до унижения, до отчаяния, до поедания самих себя. Голод тоже был пламенем. Губительным, медленным и чёрным.

Генджи осмотрелся. Обычно номера, в которых селились его люди, быстро приобретали какие-либо отличительные черты владельцев: росписи на чистых стенах, алкоголь на полках, разбросанная всюду одежда. С Юдзуки этого подмечено не было. Его номер был безупречно чистым, одежда была аккуратно сложена в шкафу, и пахло здесь корицей, мускатом и шоколадом.

Юдзуки поставил перед Генджи кружку чёрного кофе, а так же сахарницу, воду и сливки.

— Кого мне убить и что делать с телом?

Генджи хмыкнул. Исполнительность Юдзуки порой его раздражала.

— На этот раз без убийств, Камата.

— О?..

— Человека сможешь охранять?

— Охранять... — Юдзуки откинулся на спинку стула, сделав глоток кофе.

— Присматривать и не вызывать подозрений, — Генджи закрыл глаза и тоже пригубил кофе. — Но если сорвёшься или хотя бы испугаешь...

— Не сорвусь, — Юдзуки смотрел перед собой. Только сейчас Генджи увидел, какие пустые и безжизненные глаза у его подданного. Глаза, лишённые всякого света. Даже куклам обычно рисуют блики у зрачков. — Сам знаешь.

— Знаю. По возможности постарайся привести её в Чистилище.

— Её?

— Ты будешь охранять девушку. Ёсикаву Юкико. Знаком с такой?

Юдзуки отрицательно мотнул головой.

— Ещё бы, — хмыкнул Генджи. — Такой сброд не общается с такими, как она.

— Ты хочешь привести девушку в Чистилище, — Юдзуки нахмурился. — Тебе напомнить, как твои подданные обращаются с горничными в отеле?

— Не просто девушку, а красную королеву.

— Как угодно. Я приведу. Что ещё?

— Мы с ней росли в одной деревне. Хочу знать, что такого там случилось, о чём она не может мне рассказать.

— Что ещё?

— Просто напоминание, Камата. Не знаю, человек ли ты вообще... но с ней тебе лучше притвориться им.

Юдзуки не ответил. Несмотря на все странности Юдзуки, Генджи был уверен, что мог доверять ему. Свою преданность этот парень доказал уже не единожды, к тому же, сейчас он был гораздо спокойнее, нежели в тот день, когда только пришёл в Чистилище. Тогда Генджи видел перед собой тощего, с торчащими рёбрами и хрипами в лёгких оборванца. Сейчас же перед ним сидел спокойный и уверенный в себе мафиози, который, наконец-то, мог позволить себе жить, а не выживать.

И всё же, сейчас Генджи жалел, что у Юдзуки не было только уха. Ухо — не такая уж и важная вещь. Вот не было бы у него причиндалов, тогда бы Генджи совсем не беспокоился на его счёт. Пожалуй, впервые за долгое время Генджи видел в нём не своё орудие, не вещь, а конкурента.

— Не сможешь втереться в доверие — не страшно, — добавил Генджи. — Я сам всё выпытаю.

— Понял, — кивнул Юдзуки. — Присматривать, войти в круг общения. Долго. Может, я лучше убью всех, кто мне не понравится?

— В другой раз, Камата. Выполняй.

— Слушаюсь, мой король.

* * *

Юкико дёрнулась и мгновенно проснулась, когда Хикари провёл пером от подушки по её стопе. Подобные внезапные пробуждения не нравились ни ей, ни любому, живущему на Земле человеку. Но делать нечего. Раз Хикари её разбудил, значит, что-то случилось, и это что-то ей не очень понравится.

— Который час, засранец? — негромко произнесла она.

— Хм-м... тебе от зарождения вселенной, от рождества Христова, по японскому стилю или..?

— Мне по суткам, — с некоторым усилием Юкико выбралась из объятий спящего Микото.

— По суткам, — Хикари задумался, подняв взгляд в потолок.

Не дождавшись ответа, Юкико взяла смартфон, посмотрела на экран. Восемь утра. Отлично. Общага открыта, можно возвращаться и забить в этот день на пары. К тому же, у Юкико была уважительная причина — она спасала мир и имела право на пару дней безделья.

— Про день и ночь знаешь? В полночь начинается новый день, в сутках двадцать четыре часа...

Она не думала, что до Хикари быстро дойдёт понятие времени. Всё-таки, он жил очень долго, не зная ни сна, ни бодрствования. Существовал, как разумное существо, заключённое в каменную оболочку. И всё же, он понял. Понятие времени он часто встречал в мыслях других людей, но не было никого, кто мог бы на пальцах объяснить ему такую простую вещь.

— Теперь я буду считать в уме время, — произнёс он, улыбаясь. — Честно-честно! Хикари Ёсикава понял, что такое секунды.

— Достаточно просто смотреть на часы, — Юкико вздохнула. — Люди же не следят за временем каждую секунду.

— ...правда?

— Есть более важные дела. За ними и пролетает время.

— О... тогда, моё время пролетало за наблюдением за людьми?

— Похоже, что так, — Юкико зевнула, потёрла глаза. Хикари, понаблюдав за ней, повторил этот жест. — Ну, что у тебя?

— С зелёной королевой всё в порядке! — воскликнул Хикари, сияя улыбкой.

— А... должно быть не в порядке?

Хикари рассказал Юкико всё, что видел во сне. Как пришёл в казино (в сверкающий, шумный дом), как увидел двух одинаковых людей (близнецов), как щелчком пальцев остановил у одного из них сердце, а потом снова заставил биться. Но девушка не очнулась. Благодаря Ями она впала в коматозное состояние.

— Я так рад, что Ями напал на эту девушку! — Хикари улыбался чуть ли не до ушей. — Ведь, если бы не она, пострадала бы настоящая зелёная королева!

Юкико смотрела на мальчика, прыгающего от счастья из-за чужой трагедии, и потихоньку начинала понимать, как устроено его мышление. Похоже, в Хикари действительно не было ни зла, ни садистских наклонностей. Он всего лишь очень хотел любить. Лишённый тела, но наделённый мыслящим сознанием, Хикари наблюдал за людьми и невольно привязывался к тем, кого считал по-своему особенными. И он любил их так сильно, что не только наделял силой, но и готов был этой же силой устранить любого, кто мог бы причинить вред его любви. Поэтому короли такие могущественные? Возможно. И, возможно, из-за королей и возникли разногласия между Ями и Хикари. Король силён, способен уничтожить все преграды на своём пути, ему может противостоять только другой король. Но кто защитит короля от самого себя? Пожалуй, с этой мыслью Хикари и наделял силами королев.

— Ты не рада, Юкико?

— Кроме королев существуют и другие люди, Хикари, — она потёрла шею. — Кто-то, без кого даже королевам будет очень больно.

— Больно? Хм... зелёная королева плакала, но я не видел на ней ран...

— Это другая боль, — Юкико опустила взгляд. — Когда человек умирает, не остаётся ничего. Ни его голоса, ни его взгляда, ни его прикосновений. Тебе кажется, что он вот-вот вернётся, что его смерть — это плохой сон. Но... идут недели, годы, а ты всё не просыпаешься. Видишь пустую квартиру, убираешь из холодильника покрывшийся плесенью суп, который он не успел съесть, поливаешь цветы, которыми он любовался. Пытаешься удержать его присутствие хотя бы в маленькой квартирке, и не можешь. Никто не вернётся. Все уходят безвозвратно.

Хикари внимательно всматривался в лицо Юкико. Всхлипнув, она утёрла тыльной стороной ладони скатившуюся по щеке слезу. Это заставило Хикари засуетиться, занервничать. Он судорожно искал, чем можно было бы утереть слёзы Юкико, но так разволновался, что не мог спокойно взаимодействовать с материальным миром. Всё-таки, он забрался на кровать, и сжал лицо Юкико маленькими, тёплыми ладонями, большими пальцами утирая слёзы.

— Юкико! — в его голосе она с удивлением для себя услышала слёзы. — Я видел! Я всё это видел столько раз!

— Хикари...

— Вот что такое — смерть, — по его щекам текли переливающиеся слёзы, больше похожие на сияющие на солнце алмазы. — Пустота. Я знал это. Всегда знал! Я видел... так страшно, так уродливо. Я боюсь...

Юкико притянула мальчишку к себе, стиснула его в объятиях. Уткнувшись лицом ей в плечо, он рыдал, крохотными ручками вцепившись в её футболку. Его жизнь вечна, для него столетие пролетает так же быстро, как для человека — час. И всё же ему было интересно, почему в целом мире нет такого же существа, за которым он мог присматривать достаточно долго. Просто Хикари был такой один. Бессмертный, неизменный, вечный. И это его мучило. Смерть, которую он наблюдал со стороны, но не мог ей подвергнуться, глубоко травмировала его. Она лишала это существо, полное любви и заботы всех, кого он любил и о ком заботился. Юкико закрыла глаза, крепче сжав тощие плечи мальчишки. Бессмертие так же несправедливо, как и сама смерть.

— Поэтому я хочу помочь королям, — произнесла Юкико, гладя Хикари по голове. — Чтобы не было пустоты, которую они после себя оставят. Короли ведь тоже кому-то дороги. Не только тебе.

Он всхлипнул.

— Не плачь, — она невесело улыбнулась. — Лучше давай подумаем над решением твоей проблемы.

— Решением?..

— Ты невероятно силён, Хикари. Неужели в тебе не найдётся силы, способной сделать тебя человеком?

— Человеком... я не думал об этом. Я же должен исполнять желания людей.

— А что насчёт твоего собственного желания?

— Моего... но я ведь не человек. Моё настоящее тело неподвижно, у него нет ни запаха, ни внутренних органов. Как у него могут быть желания?

— В тебе есть любовь и разум. Это и делает человека человеком. К тому же, — она улыбнулась. — Только человек способен плакать, когда ему грустно.

Хикари вздрогнул, отстранился и коснулся дрожащими руками своего лица. Его слёзы были куда красивее обычных, человеческих. Но стоило ли судить об эмоциях по внешнему их виду? Хикари плакал, как умел, и требовать от него большего реализма Юкико не собиралась.

— Подумай об этом, — склонившись, она поцеловала мальчишку в лоб. — И о том, как нам вернуть в норму сестру зелёной королевы.

— Я... — Хикари вытер слёзы тыльной стороной ладони. — У второго меня не было подобных сил, когда мы разделились. Похоже, он придумал их для нового короля.

— Ну, я же говорила, — вздохнула Юкико. — Ями — он и кроет всех хуями. Не устраивает trade, наш ебучий Dresden Slate.

Юкико произнесла это спокойно и негромко, но Хикари расхохотался. На его лицо вновь вернулась лучистая улыбка, мерцание его тела вновь стало чётким, нерасплывчатым. Удивительно, что могла сотворить с маленьким ребёнком плохая шутка. Он чувствовал себя увереннее и лучше.

— Кто тебя научил таким словам?

Юкико дёрнулась, ощутив на плече тяжёлую голову Микото. Его голос звучал сонно и измученно. Носом он уткнулся в шею Юкико, его руки скользнули по её талии, к подолу футболки.

— Она задралась, — усмехнулся Микото, потянув Юкико к себе обратно на кровать. — Или ты специально дразнишь меня своими розовыми трусиками?

— А ты не смотри! — лицо Юкико стало пунцовым. — Извращенец! Ты сам дал мне такую футболку!

— Я могу её снять, раз она тебе не нравится.

Под напором Микото она всё же свалилась обратно на подушку. В ту же секунду Юкико выяснила, что Микото никогда не угрожал впустую. Он успел задрать её футболку до пупка живота, прежде чем Юкико схватила его за руку.

— Перестань, — её голос прозвучал так слабо и неохотно, что это стало открытием даже для неё самой.

— Почему?

— Не при ребёнке.

— Анна спит.

— О, Юкико, не волнуйся на мой счёт, — отозвался Хикари с другого конца комнаты. — Я уже столько раз видел секс, что вы меня вряд ли сможете чем-то удивить!

Схватив из-под головы подушку, Юкико бросила её в Хикари. Этот неожиданный прилив сил заставил её вскочить на ноги, выбраться из заготовленной для неё ловушки и обрушиться со стыдом и возмущением на Хикари.

— Видел! — она стиснула зубы. Её трясло от негодования и похоти, которую Микото пробудил в ней одним своим прикосновением. Чёрт. Если бы не Хикари, она бы точно поддалась искушению. Следовало быть благодарной засранцу, а не срывать на нём злобу. — Ну и хорошо, что видел, — уже спокойнее произнесла она. — Молодец! Ебиттвоюмать!

Сгорая от стыда, Юкико схватила свои вещи и заперлась в ванной. Умывшись и переодевшись, она успокоилась, привела себя в порядок. Следовало объяснить Хикари, что подглядывать, как минимум, неприлично, а ещё нужно было рассказать это Ями, потому что его люди могут увидеть, заметить и, либо прерваться на самом интересном месте, либо предложить Ями присоединиться. Микото бы, наверное, не отказался от последнего варианта.

Хмурясь, Юкико вышла из ванной. Микото в комнате уже не было, он сидел на первом этаже у стойки и задумчиво курил, глядя в пустоту перед собой. Рядом с ним сидел Хикари, болтая ногами.

— Я приготовлю завтрак.

Микото не ответил. Юкико не стала прибегать к кулинарным ухищрениям и решила просто пожарить яичницу с колбасой. Быстро, просто, вкусно и, наверное, совершенно не полезно для организма.

— Этот Хикари, — произнёс Микото, когда Юкико была занята готовкой. — Его видишь только ты?

— Похоже на то. Он побывал у всех королев, но поговорить смог только со мной.

— Расскажи, как я разбил серебряной окно! Она тогда ещё накричала на своих соседей, но виноват был на самом деле я!

— Да-да... этот засранец даже разбил окно в квартире королевы.

— Вот как? — Микото хмыкнул. — Он сейчас здесь?

— Да.

— Хикари, — произнёс Микото. — Тебе повезло, что тебя видит именно моя ведьма.

Юкико вскинула брови, переведя взгляд на Микото. На секунду ей показалось, что он шутит. Но он поднял на неё взгляд, выдохнул дым и улыбнулся.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Юкико, не дождавшись продолжения.

— Ничего.

Закатив глаза, она вернулась к готовке. Завтрак получился объёмным, потому как Юкико рассчитывала его на четверых: на себя, на Микото, на маленького засранца и на ещё более маленькую засранку, которая вечно буравила её взглядом. Впрочем, к этому можно было привыкнуть. Дети часто останавливали взгляды на Юкико, иногда тянулись к ней, иногда пытались понравиться, иногда хотели пообщаться. Ничего сверхъестественного в этом не было, хотя Юкико и не знала, чем именно привлекала личинок человека.

Она подала завтрак. Глаза Хикари заблестели воодушевлением от взгляда на круглые, блестящие и пузатые яичные желтки. Он взял вилку и принялся за еду.

— Шпашибо, — произнёс он, едва не давясь огромным куском колбасы.

— Жуй хоть иногда, — вздохнула Юкико, вслушиваясь в довольные каменные звуки.

Микото смотрел в то место, где сидел Хикари, внимательно следил за движением вилки, за исчезновением еды в воздухе. Что ж, это была не самая странная вещь, которую он видел в Хомре, и далеко не единственная.

— Хикари, — произнёс он. — Тронешь моё пиво — накажу.

Хикари вздрогнул и поднял перепуганный взгляд на Юкико.

— Нельзя пить алкоголь, — кивнула она.

На какое-то время воцарилось молчание. Хикари притих после угрозы наказания, но про алкоголь расспрашивать не стал. Наверняка, он уже наблюдал за пьяными людьми. Может быть, и Юкико видел в пьяном состоянии. В любом случае, такому могущественному существу нельзя напиваться. Мало ли, сколько он насоздаёт королей и королев, стоит ему перебрать лишнего.

— Я слышал, как ты разговаривала с ним у меня в комнате, — произнёс Микото. — Поэтому не стал дальше приставать к тебе.

— Оу... — Юкико потёрла шею. — Обычно я только и делаю, что ругаюсь на него.

Хикари зажмурился от удовольствия, как только у него получилось погрузить в рот целый яичный желток.

— Кто у тебя умер?

Юкико сжала губы в линию. То, что было неочевидным для Хикари, быстро дошло до Микото.

— Бабушка, — она отвела взгляд.

— Когда?

— Четыре месяца назад. Она была уже очень старой, так что... хорошо, что она прожила так долго.

— Скорбишь?

— Я... была с ней несправедлива, — Юкико вздохнула. — Старики порой бывают так капризны, что это порой выводит из себя. Мы вечно ссорились, я терпеть не могла приходить к ней. Ну, понимаешь... из-за вони. Да и она вечно рассказывала одни и те же байки. А потом её не стало. И...

Юкико опустила взгляд.

— И?

— Ничего не стало, — она пожала плечами. — Нет больше её баек, не с кем ссориться. Поздно, конечно, но только сейчас я понимаю, что на самом деле люблю её.

Микото закурил, его тарелка уже опустела.

— Не вини себя, — он выдохнул дым.

Юкико не ответила.

— Если бы ты ей лгала, то сделала бы хуже, — он протянул руку, мягко сжал её ладонь.

— Может быть, — она закрыла глаза, сжав руку Микото в ответ. — В любом случае, исправлять что-то уже поздно. Разве что... можно стать добрее к другим. Верно, Микото?

Он хмыкнул, глядя ей в глаза.

— Никаких других, Ёсикава. Ты только моя.

Юкико тяжело вздохнула в ответ. Когда-нибудь его флирт перестанет её смущать. Интересно, существует ли что-то, что смогло бы смутить Микото? Возможно. Но, чтобы провернуть такое, нужно стать раскованнее.

И, может быть, сделать это прямо сейчас?..

— Конечно. Если... — она подалась вперёд, перешла на шёпот. — Ты будешь только моим.

Он хмыкнул, подался вперёд, вынув сигарету изо рта и втерев её в пепельницу. Юкико не дрогнула, когда их губы оказались в паре сантиметров друг от друга.

— А справишься со мной? — он хмыкнул. — Я — не подарок.

— Мне и не нужен подарок. И никого другого не нужно.

Юкико судорожно выдохнула. Наверное, впервые в жизни ей так сильно хотелось кого-то поцеловать. Но... не слишком ли она торопится?.. Плевать. Пора бы уже стать честной самой с собой! Что бы ни творил Микото, ей это страшно нравилось! Даже если он выводил её из себя, даже если подшучивал над ней и нагло приставал...

— Юкико, — Хикари, словно маленький ребёнок, дёрнул её за рукав. — Зелёный король звонит.

— ...что?

Юкико отпрянула, достала из кармана джинсов мобильный телефон и хотела уже снова отругать Хикари, как через секунду в самом деле раздался звонок. Неизвестный номер. Телефон сам принял вызов, прежде чем Юкико успела провести пальцем по экрану.

— Доброе утро, красная королева... король, — произнёс незнакомый мужской голос. Судя по интонации, он улыбался. — И Хикари.

Юкико встретилась взглядом с Микото, потом с Хикари.

— Подслушиваешь нас? — произнёс Микото. — Хрен моржовый.

— Это всё последствия чистого любопытства, Суо Микото. Твой Дамоклов Меч восстановился, тебе не угрожает опасность, и я должен был выяснить, почему. Но, кажется, я забыл представиться. Хисуи Нагаре, зелёный король.

— Главная крыса Джунглей.

— Микото!

— Всё в порядке. Суо Микото имеет право возмущаться, — Нагаре сделал недолгую паузу. — Я подключился к твоему смартфону Ёсикава Юкико. С моей стороны это было наглостью, но... выражаясь твоим же языком: "жить хочет каждый".

— Ничего, — ответила она. — Ты мог бы просто мне позвонить, и я бы рассказала о королевах.

— Твои знания очень полезны, но, полагаю, ты тоже знаешь о себе не всё. До недавнего времени Сланец не создавал королев, но их появление спрогнозировал ещё семьдесят лет назад Расу Амата.

Хикари крепче стиснул руку Юкико.

— Я и забыл...

— Его имя вам ничего не скажет, но работы могут оказаться весьма полезными. Расу так же плотно занимался изучением стрейн, но это было уже после войны. Судя по его опытам, силы стрейн можно как искусственным путём "разогнать", так и нейтрализовать. Но нейтрализация способна привести к необратимым последствиям: регрессия умственной деятельности, деградация, поражение центральной нервной системы, органов чувств, кататония... Но, по его словам нейтрализация могла пройти и удачно. В этом случае стрейн видели то, чего не мог увидеть ненейтрализованный.

Юкико промолчала, Хикари пальцев выводил на барной стойке круг и идущие от него в разные стороны лучи.

— К счастью, ко мне в руки попали отчёты Расу Аматы, Клаудии Вайсманн, Адольфа К. Вайсманна. Иными словами, у меня есть всё на королев, кроме главного: времени для их детального изучения. Мой Дамоклов Меч скоро превратится в руины.

— Хитрожопый, — хмыкнул Микото. — Тебе помочь с отправкой на тот свет, зелёный?

— Премного благодарю, красный, но я собирался на Гавайи в октябре.

— Я тебя сожгу, пущу по ветру. Долетишь.

— На пепел не налезут плавки, Суо Микото, — Нагаре вновь сделал паузу, дожидаясь ответа. — Что скажешь, Юкико? Сведения в обмен на мою жизнь.

— Нужно найти королеву, — Юкико потёрла шею. — Ту, на которую не действует твоя сила.

— Я её уже нашёл. Но она хочет меня убить.

Микото громко усмехнулся.

— Я ей помогу.

— Ладно, — Юкико вздохнула. — Где я смогу с ней увидеться?

— Казино "Корона" в 19:00. У нас дресс-код: женщины в вечерних платьях, мужчины в костюмах. Тебя, Юкико, я проведу в казино и в обычной одежде, но вот твоего короля...

— Мы с ним команда, — Юкико едва заметно улыбнулась. — А что насчёт детей?

— Детей мы не пускаем. Но, если ребёнок тоже в твоей команде, к нему применяются те же требования.

Хикари, глядя в лицо Юкико, засветился от удовольствия. Спешить было некуда. Королева найдена, король о ней знает, оставалось только толкнуть её в его объятия. А, пока не наступил вечер, следовало заняться внешним видом Хикари. Убрать волосы, купить одежду по размеру, сделать так, чтобы ему было удобно в обновках. Может быть, это лишнее, но Юкико хотелось проявить заботу и об этом маленьком засранце. Он это действительно заслужил.

— А можно мне галстук? Как у взрослых! — воскликнул Хикари.

— Конечно, — Юкико опустила руку ему на голову, взъерошила светлые волосы. — Ладно, зелёный король, мы прибудем. Но только больше никаких подслушиваний.

— Сразу после своего спасения я защищу твою технику даже от голубого короля. Спасибо, Юкико. Я буду болеть за тебя, когда ты будешь спасать мою жизнь.

— Слишком хитрожопый, — произнёс Микото, когда Нагаре сбросил звонок.

— Ну, знаешь... королей семнадцать. Хорошо, что хотя бы один из них идёт мне навстречу.

— Юкико, — произнёс Хикари, вновь нарисовав круг на стойке. — Я... вспомнил что-то, но снова забыл... кажется... есть ещё кто-то.

Он сжал губы в линию, но, сколько бы ни пытался, вспомнить что-то давно утраченное у него не получалось. Что-то, что произошло семьдесят лет назад. В другой стране, далеко-далеко отсюда. Что-то важное, что-то далёкое, что-то, полное грохота взорвавшихся бомб, слёз и криков. И среди этого чего-то сознание Ями начало отделяться от Хикари. В тот самый момент, когда в небе появилось три первых Меча.

<hr />Примечания:

У меня появилось три новых арта:

1) С горячей зелёной сучечкой — https://vk.com/misternevermore?w=wall-162582584_118

2) С горячей синей сучечкой — https://vk.com/misternevermore?w=wall-162582584_127

3) И с горячей загадочной сучечкой — https://vk.com/misternevermore?w=wall-162582584_134

А вообще, вступайте в группу. Там ахуительно https://vk.com/misternevermore

Этого человека с полной уверенностью можно было описать всего одним словом.

Жалкий.

У него не было ничего. Ни дома, ни семьи, ни осознанных мыслей, ни воспоминаний, ни даже тела. По крайней мере, таким впервые предстал этот человек перед крошечным, но уже набиравшим силу бесцветным кланом. Бессильный, лишённый даже самого себя, он, напрягая последние силы, пытался вонзить острые клыки в протянутую ему руку помощи.

— Относитесь к нему с почтением, — это были первые слова, которые произнёс Мива Ичиген, когда уложил лисицу под тёплое одеяло. — Это не домашний питомец. Это король.

Эту ночь крошечный бесцветный клан провёл практически без сна. Это были дети, ученики Мивы Ичигена, его воспитанники и подопечные. Всего четверо: два мальчика и две девочки. Так сложилась судьба, что каждый из них лишился настоящих родителей, и так вышло, что каждый, идя своей тропой жизни, в конце концов пришёл под крыло бесцветного короля. Самому старшему было четырнадцать, самому младшему — семь, девочкам было по одиннадцать лет. Старшего звали Мишакуджи Юкари, младшего — Ятогами Куро. Девочек-сестёр — Амено Мияби и Амено Увахару. Мияби за её способность превращаться в кошку ласково прозвали Неко, Увахару прозвали Увахару.

Ичиген не звал их с собой в тот холодный зимний сумрак. Детям нужно было с утра отправляться в школу, да и зима в тот год выдалась холодной, снежной — нечего ученикам простужаться на крепком морозе. В тот вечер он, сидя в комнате с детьми и читая им вслух Повесть о Гэндзи, вдруг остановился посреди текста. Он смотрел перед собой взглядом, потерявшим всякое выражение.

— Кажется, — он грустно улыбнулся, поднявшись с кресла. — К нам забрела лисица.

— Лисица? — вздохнул Юкари, прекратив грызть карандаш. — Наверняка, чтобы разорвать какую-нибудь наглую кошку, которая снова спёрла у меня духи, — он перевёл взгляд на Неко. — У лисиц острый нюх и особое чутьё на воров. Они выпускают когти, вонзают клыки в шею, рвут, пока кошка не признается в воровстве!

— Кья! — пискнула Неко, зажав руками уши и зажмурившись.

— Злой, злой Юкари! — воскликнула Увахару, схватив подушку и угрожая ею парню. — Твои духи валяются по всему дому! Ты сам их потерял!

— Не валяются, а расставлены эстетически красиво, — поправил он. — Это и мой дом тоже, и я хочу, чтобы он был полон гармонии и умиротворяющих ароматов. А... Мива-сенсей, куда это вы?

Ичиген едва заметно улыбнулся, надев на голову шляпу.

— Даже лисице с острыми когтями и клыками не помешает немного тепла. Думаю, она вас научит большему, чем смогу научить я...

— Неправда! — с жаром воскликнул до этого притихший Куро. — Никто не сравнится с Ичигеном-сама!

— Даже мне есть чему поучиться у злого духа лисы, а ему есть чему поучиться у меня.

Это туманное объяснение заинтересовало учеников, и, несмотря на протесты со стороны Ичигена, они быстро оделись в зимнюю одежду и отправились следом за учителем на поиски загадочного хищника. Они шли по сугробам, по колено утопая в глубоком снегу. Фонари в руках Ичигена и Юкари едва рассеивали густой мрак дикого зимнего леса. Скрипели ветки деревьев, свистел ветер, и в этом пустом, холодном мире не существовало самого понятия тепла. Сердца детишек трепетали. Неко и Увахару шли, прижавшись друг к другу, трясясь то ли от холода, то ли от страха, то ли от охватившего их кошачьего любопытства. Ичиген запрещал девочкам превращаться в кошек вне стен его дома. Он опасался, что таким образом сёстры могут совсем утратить своё человеческое начало. Куро, сурово хмурясь и надуваясь от натуги, шёл, закутанный в тёплую одежду, точно маленький неуклюжий медвежонок. Ему тоже было любопытно посмотреть на лису, но перед своим учителем, перед девчонками, да и перед Юкари он не мог выдать страха. Ученик Ичигена-самы должен всегда оставаться бесстрашным и смелым! Юкари же ворчал: ему здесь не нравилось, здесь было некрасиво и не на чем было остановить взгляд.

Снег хрустел под ногами, дыхание вырывалось облачками пара, лес мирно спал, объятый чернильной тьмой. В этой звенящей тишине даже самое чуткое ухо не смогло бы услышать хриплого дыхания лишённого сил животного.

— Совсем замёрз, — Ичиген снял с себя куртку, укутал в неё лису. — До последнего не позволял мне увидеть себя...

— Сенсей, — произнёс Юкари, глядя на чёрный, хрипло дышащий свёрток. — А... не крупновато ли для лисы? Это не лиса, это уже целая лошадь!

— О. Он может стать и крупнее лошади! — в голосе Ичигена звучал неподдельный восторг. — И даже меньше нашего маленького Куро. Ты не замёрз?

— Я хотя бы в куртке, — буркнул мальчик.

— Ня? — подойдя, Неко долго вглядывалась в лисью морду. — Это же кровь...

— Не волнуйся, Неко. Это не его кровь.

Ичиген обвёл глазами округу, прижимая лисицу к груди. Неко проследила за его взглядом и, дёрнувшись, пискнула и спряталась за спину Увахару. Даже в таком мрачном месте, освещаемом только светом пары фонарей, кровь на снегу всё ещё оставалась нестерпимо яркой. И её было до того много, что к горлу подступала удушающая тошнота. Лис боролся, лис рвал, лис побеждал. Но ни победа, ни пролитая кровь не приносили ему успокоения. Он нападал, сам не зная, зачем. Он убивал, потому что чувствовал, будто бы это было правильно, будто бы так на самом деле и должен поступать дикий зверь. Вот только зверем лис не был. И кровь ему была не нужна.

— Он упал от бессилия, — произнёс Ичиген, уводя своих учеников от страшной сцены. — Идём. Надо привести его в чувства.

— И... чиген-сама, — произнёс, отворачиваясь от вида крови, Куро. — Какой урок мы должны из этого вынести?

— Самая тёмная ночь — перед рассветом.

Он не думал, что до семилетнего мальчика дойдёт такая непростая метафора. Но Куро глубоко задумался. Юкари шёпотом повторил сказанные учителем слова, в этот раз воздержавшись от саркастических комментариев. Неко насупилась.

— А если рассвет всё не наступает? — спросила Увахару.

— Нужно подождать, — улыбнулся Ичиген. — Либо пойти ему навстречу.

Дома Юкари разжёг огонь в хибати, и в комнатах вскоре стало жарко. Ичиген, сидя рядом с лисом, растирал его окоченевшие лапы, уши, хвост. Только сейчас, при нормальном освещении, стало заметно, что лисье тело светилось. Оно было осязаемым, материальным, плотным, но светилось, будто бы животное окатили фосфором. На его шкуре ярко алела чужая кровь.

— Следующей будешь ты, Неко, — Юкари указал на окровавленную морду лиса.

— Юкари злой! — зажмурившись, девочка сжала кулаки и била ими парня в грудь. — Злой! Злой! Злой!

Их привычные для обитателей дома перепалки оказались слишком громкими для лиса. Его веки дрогнули, глаза слабо открылись. Он зарычал, скосив взгляд на Ичигена, но сейчас не мог даже подняться, чтобы защитить себя.

— Тебя так измотала собственная ярость, — произнёс Ичиген, без страха глядя в свирепые глаза хищника. — Но... нашёл ли ты в ней себя?

Зверь моргнул. Его глаза казались странно разумными для обыкновенного животного.

— Ты зря злишься на себя, — продолжал он. — Зря мечтаешь о чужой силе. Ты и сам не знаешь, насколько силён, — он помедлил. — Токетсу Озоре.

Зверь подскочил, оскалил окровавленную пасть, его густая шерсть встала дыбом, из горла шёл низкий утробный рык. Неко, всегда эмоциональная и шумная, схватила Юкари за руку и вышла вперёд, будто бы стремясь защитить того человека, которого секундой ранее избивала. Куро замер, Увахару, сжав его плечо, потянула его подальше от взбесившегося животного.

— Значит, ты всё ещё не забыл своё имя, — продолжал безо всякой враждебности в голосе Ичиген. — В том будущем, которое я видел, ты сам мне его назвал.

Лиса трясло. Он не мог стоять на ногах, мышцы сводило от изнурения и холода, но он всё-таки находил в себе силы на бессмысленную ярость. Именно в этот момент в голове Куро и возникло слово "жалкий". Наверное, существо, которое с яростью реагирует на спасение собственной жизни, можно только пожалеть.

— Не пугай детей, Озоре, — Ичиген улыбнулся. — Разве они сравнятся с теми, кого ты загрыз?

Лис оглядел учеников внимательным, настороженным взглядом, не оставляя ни у кого из присутствующих сомнений в своей разумности. Слова Ичигена успокоили его, но ненадолго. Лис продолжал глухо рычать и скалить окровавленную пасть.

— Ты заплутал, Озоре, — продолжил Ичиген. — Столько тел, столько мыслей. Каждый раз, вселяясь в новое тело, ты слишком глубоко проникал в чужую душу, заражался чужими мыслями, тревогами, проблемами. Ты растратил всего себя. В твоей голове всегда было так много других людей, что в итоге в ней не осталось места для тебя самого. Скажи, зачем ты проливал кровь? Ты хотел, чтобы тебя больше вообще не было? — Ичиген грустно улыбнулся. — Но в итоге, даже среди дикого зверья, ты не нашёл никого, кто смог бы тебя убить.

Лис притих. Его разумные глаза вглядывались в лицо бесцветного короля и, казалось, меняли цвет. С густого красного на светлый, голубой. Он замер в напряжённой позе, но больше не рычал и не скалил пасть, внимая каждому слову Ичигена.

— Если ты так этого хочешь, я приведу твой смертный приговор в исполнение, — продолжал Ичиген. — Но при одном условии. "Я хочу умереть" мне скажет бесцветный король, а не дикое животное. Взрослый человек, а не потерявшийся ребёнок. Прежде чем желать смерти, Озоре, убей в себе мальчика и позволь мужчине родиться.

Лис опустил голову.

— Вот это уже похоже на общение, — подытожил Ичиген.

Он поднялся, без страха или опаски подошёл к лису и пальцем, заряженным энергией, колеблющей жаркий воздух комнаты, коснулся лба хищника. Лис вздрогнул, вновь оскалил пасть, но очертания его тела стали меняться, расплываться, преображаться. Серебристая шерсть пропала, вместо неё остались чёрные волосы на голове и бледная кожа. Лапы превратились в руки и ноги, хвост исчез, лисья морда превратилась в лицо молодого парня. Хмурые низкие брови, жёсткая линия рта, прямой нос, высокие скулы и холодные, словно лёд, голубые глаза. Его клыки стали нормальными человеческими зубами, его когти — чуть отросшими ногтями. Вот только чужая кровь никуда не исчезла. Так и осталась блестеть запёкшимися пятнами на его теле.

— Ты... — прохрипел Токетсу Озоре.

— Как и ты, я — бесцветный король, — улыбнулся Мива Ичиген. — Выражаясь твоими же словами: самый слабый из королей.

Куро задохнулся от возмущения.

— Ичиген-сама невероятно силён! — воскликнул он, без опаски подходя к Озоре. — Его сила творит невероятные чудеса!

— И ему не надо никого рвать на части! — поддержала Неко. — Он же не такой дурак, как ты!

Озоре смотрел на детей непонимающим взглядом. Шум голосов в его голове впервые за целую вечность смолк. Он коснулся своего лица, ощутил до боли знакомые, свои черты и громко простонал. Стон вышел до того измученный, до того полный боли и усталости, что дети вновь попятились назад от второго бесцветного короля.

Это тело... Озоре забыл его, потерял надежду обрести его вновь, и потому метался бесплотным духом от оболочки к оболочке, лишь бы избавиться от роя преследовавших его голосов и, впервые за долгое время, спокойно заснуть. Он забыл это чувство. Он так давно не имел чего-то по-настоящему своего, что уже перестал считать себя человеком. А был ли он им? Наверное.

— Идём, — произнёс Ичиген, обращаясь к своим ученикам. — Озоре нужно отдохнуть.

— Подожди, — полурыча, полукрича произнёс Озоре. — Как..?

— Мы разбудим тебя к завтраку, — не стал ничего объяснять Ичиген. — Спокойной ночи, Токетсу Озоре.

Он вышел, следом — ученики. Куро, постояв в дверях и сжав губы в линию, всё же обернулся и, насупившись, произнёс:

— Приятных снов, Озоре-сан.

Утро выдалось морозным, снежным. Куро проснулся, когда его лица коснулся яркий луч ленивого зимнего солнца. Мальчик потянулся, зевнул, перевернулся на другой бок.

И осознал, что безнадёжно проспал школу.

В панике он вскочил с кровати, на бегу оделся, схватил сумку и вылетел так быстро, как только мог, из своей комнаты. Миву Ичигена он нашёл на кухне. Бесцветный король, стоя в фартуке и убрав отросшие волосы в длинный хвост, готовил пирог с апельсинами.

— Ичиген-сама! Я проспал, простите меня, пожалуйста!

— Доброе утро, Куро, — Ичиген улыбнулся. — Я позвонил в школу, сказал, что вы сегодня не придёте.

— ...а?

— После вчерашней прогулки вы все заслужили небольшой отдых. К тому же, вы так замучились и испугались, что я не стал вас будить.

Куро промолчал. Он поставил сумку на пол и подошёл к столу, наблюдая за тем, как ловко и быстро Ичиген нарезал кружочками свежие, очищенные апельсины.

— Как Озоре-сан?

— Он так тихо спит, что даже не слышно его дыхания, — Ичиген улыбнулся. — И ещё одеялом накрылся с головой.

— А он не сбежал? Может, он положил подушек под одеяло, а сам...

— Нет.

Куро не стал спорить. Ичиген отправил пирог в духовку и, задумавшись о чём-то, достал миксер.

— У меня остались яичные белки. Хочешь знать, как превратить их в произведение искусства?

— Конечно, Ичиген-сама! — отозвался Куро.

— Правда, сейчас они похожи на чьи-то сопли, но это ненадолго.

Он добавил к белкам сахар и стал взбивать, пока не появилась густая пенка. Повторил и ещё раз повторил, пока пенка не стала воздушной, пышной. Десерт готовился так просто, но выглядел до того аппетитно и нежно, что действительно был похож на произведение искусства. Больше Ичиген ничего добавлять не стал. Он набрал полный стакан пенки и протянул его Куро вместе с ложкой.

— Говорят, он ещё и лечит больное горло. Самое то на утро после долгой зимней прогулки.

— Ичиген-сама, — Куро подвинул стакан обратно к учителю. — Не я вчера ходил без куртки по морозу.

— Я ценю твою заботу, Куро, но мой дар говорит мне, что я не заболею в ближайшие месяцы.

— А твой дар... насколько точен?

Куро вздрогнул и обернулся. Озоре стоял в дверях кухни. Двигался он совершенно бесшумно, так что, если бы он хотел убить Куро в данный момент, ему бы это, скорее всего, удалось. Сон в помещении сказался на нём хорошо: лицо не было таким безжизненным, как прошлой ночью, под глазами не было серых мешков. Озоре был широким в плечах, жилистым, высоким и по-мужски красивым. В его внешности не было ничего лисьего. Разве что... разрезом глаз он отдалённо напоминал лису. От него пахло душистым мылом, и одет он был в одежду Ичигена.

— Будущее в любой момент можно исправить или изменить, — ответил Ичиген. — Оно всегда зависит от нас самих.

— Ну и... что будет, если я вселюсь в тебя?

Куро напрягся, подскочил со стула.

— Во-первых, этого не произойдёт, Озоре. Во-вторых, я просто заключу тебя внутри своего тела. Я от этого ничего не потеряю, а у тебя впервые появится интересный собеседник.

Озоре сощурил взгляд. Куро невольно пошатнулся. Должно быть, впервые он видел на лице человека настолько злые, настолько холодные глаза.

— Не веришь, — Ичиген усмехнулся. — Но я действительно начитанный и образованный человек!

Озоре не оценил шутки.

— Я видел худший вариант твоего будущего, Озоре, — вздохнул Ичиген. — И это будущее — не более чем тропа боли и бед. Ты думаешь, раз ты бесцветный, то можешь принять любой цвет, но это не так. Ты так же несовместим с другим цветом, как и я.

Озоре скосил взгляд в сторону.

— И всё-таки, ты силён, хотя и не хочешь верить в это, — Ичиген наполнил второй стакан белковой пенкой, добавил в неё апельсиновой цедры.

— Я с этой силой лишился тела и рассудка, — ответил Озоре, потирая затылок. — Ты можешь меня от неё избавить?

— Боюсь, это не в моих силах, — он протянул Озоре стакан с ложкой. — Но мне нравится твой вопрос. Он означает, что сила больше не властна над тобой, а ты властен над силой.

— А что... — Озоре ложкой набрал пенку и погрузил её в рот. — В худшем варианте будущего меня убьют?

Ичиген какое-то время смотрел на Озоре безо всякого выражения.

— Там тебя не ждёт ничего, кроме отчаяния. Разве так ты хочешь провести остаток своих дней?

— Я не знаю, чего я хочу, — вздохнув, Озоре отодвинул стул и сел рядом с Куро. — Вот ты, малец, чего хочешь?

— Быть похожим на Ичигена-сама!

Ичиген смущённо улыбнулся, когда Озоре поднял на него крайне выразительный взгляд.

— Мой младший ученик. Ятогами Куро.

— Ученик, — повторил Озоре, помешивая пенку в стакане.

На запах свежей выпечки из комнаты пришла Неко. За её здоровый аппетит и бездонный желудок её иногда звали проглотом, а Увахару, кстати, звали Увахару.

В то же утро и определилась последующая жизнь Озоре в доме Мивы Ичигена.

— Раз ты король, обучать я тебя буду по-королевски строго. Как обучал меня самого мой дед. Согласен?

— Да.

Глядя на покорность Озоре и вспоминая глухо рычащего лиса, Куро гордился мастером Ичигеном. За один день он смог перевоспитать дикого бесцветного короля, превратить его в своего ученика, сделать его покорным и безобидным. Но, на сияющую улыбку Куро, Ичиген позже ответил:

— Не дай Озоре себя обмануть, — он указательным пальцем коснулся лба мальчика. — Это актёр. Притворщик. Лицедей. Даже сейчас для него имеет значение только сила, и остался он здесь, чтобы либо превзойти меня, либо украсть силы у меня.

Куро задохнулся от возмущения. Он хотел было подняться и настоять, чтобы Ичиген выгнал Озоре из дома, но тот лишь невесело улыбнулся в ответ.

— Не волнуйся обо мне, Куро. Наблюдай за ним. Учись у него. Всё-таки, даже такой горький опыт — тоже опыт.

С первого же дня Ичиген составил для Озоре расписание. Озоре был уже слишком взрослым, чтобы ходить в школу, и потому Ичиген достаточно плотно забил график второго бесцветного короля, не оставляя ему времени на передышку. После завтрака в шесть утра начиналась разминка: десять километров бега, сто отжиманий, сто приседаний, сто раз пресс. Потом тренировка на деревянных мечах в додзё с самим Ичигеном. Обед После этого домашние дела: помощь в готовке, в уборке, с уроками детям. Прогулка, ужин. После ужина должно следовать самообразование в библиотеке.

Расписание Озоре Ичиген вывел каллиграфическим почерком на дощечке и прибил её к стене в прихожей, чтобы все, даже Неко с Увахару, следили за Озоре и за тем, как он исполнял свои обязанности. У него не было выходных, не было каникул или отпусков.

— Всё ясно, — улыбнулся Юкари, взглянув на расписание. — Мастер Ичиген настолько не терпит конкуренции, что решил как можно быстрее избавиться от второго бесцветного короля.

— Тренировки укрепят связь сознания Озоре с его телом, помогут обрести внутреннюю гармонию, дисциплину. Между прочим, таким же способом меня тренировал мой дед.

— А... можно мне тоже?.. — спросил Куро.

— Для начала тебе нужно стать старше, — ответил Ичиген. — К тому же, с этим распорядком дня мы тренируем не только тело Озоре, но и его разум и сердце.

С тех пор учеников у Ичигена стало пять. На свой распорядок дня Озоре не жаловался, хотя мрачное выражение его лица и сверкавшие бешенством глаза говорили о том, как сильно он недоволен. Часть работы он считал недостойной короля, синяки и ссадины, появлявшиеся на теле после занятий с Ичигеном, стыдили его, и даже самая вкусная еда, которую готовили в этом доме, заставляла его давиться. И всё же, Озоре ни с кем не делился тем, как ему тяжело, как изнывала от напряжения каждая клеточка тела, как душила его собственная гордость.

— Тебе некуда идти, — повторял он, как мантру, сидя в библиотеке и стучась тяжёлой головой о стол. Он устал. Ему хотелось спать, ему было больно и до того гадко на душе от осознания собственного бессилия, что хотелось выть. Ичиген звал его сильным, но с каждым днём Озоре всё больше воспринимал это, как издёвку. Сильный, да? Лишившийся тела, прошлого, без будущего, без денег, без семьи и сидящий на шее неизвестно у кого. — Ты никто. Ты ничто. Ты не имеешь права призывать Меч. Даже твоя сила отвернулась от тебя.

От этих слов не становилось легче, но они разжигали в его чёрном сердце злобу. И, злясь на себя, стискивая зубы, как бы тяжело и больно ни было, Озоре продолжал своё нелёгкое обучение. Он не знал, что сильнее толкало его вперёд: ощущение собственной никчёмности, желание стать сильнее или же удушающая пустота, подступавшая к сердцу всякий раз, стоило Озоре остановиться и задуматься. Он не помнил своего прошлого. Как только пришла сила, он вселялся из тела в тело, в каждом разуме оставляя часть себя, и вбирая в себя воспоминания других людей. В итоге, в его разуме зазвучали посторонние голоса, никогда ему не принадлежавшие, но такие настойчивые, такие громкие и такие назойливые. С ними Озоре никогда оставался в одиночестве, а сейчас, когда его разум был чист, одиночество резало сердце, точно ржавый нож.

В какой-то момент, задумавшись об этом, Озоре остановился посреди своей, предназначенной для бега, дороги. Уличные фонари золотили проезжую часть, снег, касаясь асфальта, таял. Озоре поднял голову, выдыхая облачка пара, глядя на чёрное, необъятное небо, на котором не было звёзд. Тихо. Спокойно. Холодно. Никого и ничего ни вокруг, ни в самом Озоре. Он один. Один в своей никчёмной жизни, один у себя в голове. Что будет, если он украдёт чужой цвет? Ничего. Либо разум другого короля окончательно раздавит Озоре, либо Озоре останется Озоре — пустым, одиноким человеком, без воспоминаний, без прошлого и будущего, без своего тела. Для чего ему вообще такая сила?! Какой садист выдумал такие способности, которые вредят их обладателю?!

И всё же... кроме сил короля, у него ничего не осталось. Принял бы его Ичиген к себе под крышу, если бы он был обычным человеком?

Озоре задумался. Он не мог однозначно сказать "нет". Крысят Ичиген принял, а из них только две девчонки обладают сверхъестественными способностями. Может быть, в будущем он видел эту мелочь великой или талантливой?..

Или же, был таким человеком, который просто не мог закрыть глаза на чужую трагедию. Озоре это показалось до боли знакомым. Кто-то в его прошлом тоже был таким же идиотом, как Ичиген? Может быть, сам Озоре?

Глупости. Для такого великодушия нужно обладать терпением, чтобы воспитать детей, силой, чтобы наделить их ею, и разумом, чтобы сразу осознать, насколько это неблагодарный труд. Озоре был лишён таких качеств. Дети выводили его из себя, путались под ногами, их любопытные взгляды только раздражали. Он терпеть не мог детей.

— Потому что сам — ещё ребёнок, — сделал вывод он.

В это утро он решил, что, каким бы человеком он раньше ни был, что бы ни совершил в своей прошлой жизни, жертвовать собой он больше не будет. Сила, другие люди, эта погоня за могуществом разорвали его на части, измочалили, уничтожили. И из всех этих недостающих частей спасти удалось всего один крохотный кусочек — пустой, без прошлого и будущего, безо всякого желания, чтобы его спасали. Никто из тех людей, в которых он вселялся, не ощутил ни его безумия, ни боли, ни ужаса. Среди этой одноликой толпы не было никого, кто смог бы помочь ему, не было никого, кто поверил бы в него, не было никого, кто последовал бы за ним.

— Не король я, — выдохнул он, глядя на светлую полосу рассвета.

После того утра жить с таким плотным графиком стало легче. Тело начало привыкать к нагрузке, становиться крепче, сильнее, твёрже. К деревянному мечу Озоре тоже начал привыкать, и с каждым днём у него всё лучше получалось избегать удара Ичигена и даже блокировать его. С домашними делами он тоже смирился: убирался старательнее, готовил, экспериментируя со вкусом блюд, объяснял домашнее задание до тех пор, пока до кого-нибудь из "крысят" не доходило. Литература неожиданно стала интереснее. Жить стало значительно легче, стоило только утратить надежду.

Как-то раз он засиделся за книгами до поздней ночи. Это было "Троецарствие". От обилия имён и сюжета голова пухла, глаза устали от чтения, но оторваться Озоре не мог.

— Озоре, — произнёс Ичиген, войдя в библиотеку. — Уже полпятого утра.

— Да-да, — произнёс он, отмахиваясь. — Завтра посплю, ничего страшного. Скоро всё равно на разминку...

— Вообще-то, сегодня у тебя выходной.

— ...а?

— Неко позавчера чихала, — он вздохнул. — А сегодня затемпературили все. Я поеду в город за лекарствами.

— Ты что, заранее не мог предвидеть простуду? — он не стал дожидаться ответа. — Езжай. Я посижу с крысятами. Ничего страшного с ними не случится. Накормлю, приготовлю чай, проломлю Неко голову, если высунется на улицу...

Ичиген сдержано улыбнулся. Эта улыбка всякий раз раздражала Озоре. Вот и сейчас он, сощурив взгляд, вновь уткнулся в книгу, намекая, что разговор закончен.

— Ты здесь уже почти год, Озоре.

— Разве?.. Я и не заметил.

— Дети волнуются за тебя. Куро хочет быть твоим помощником, но не знает, как к тебе подступиться. Увахару хочет устроить тебе День рождения. Неко вышивает подушку, чтобы тебе больше не снились кошмары. Даже Юкари опасается, что ты однажды рухнешь от усталости.

Озоре не ответил.

— Ты вспомнил себя, Озоре?

— Нет.

— Я заметил кое-что, когда наблюдал за тобой. Ты часто стучишь пальцами по столу так, будто перебираешь клавиши.

Озоре поднял на Ичигена вопрошающий взгляд. Этот жест казался ему самому обыденным и естественным, и, постукивая пальцами по столу, он никогда не задумывался об игре на пианино.

— Ерунда, — Озоре пожал плечами, откинувшись на спинку кресла.

— На самом деле, есть ещё кое-что, что я хотел бы обсудить.

— Что же?

— Когда в будущем моя сила подведёт меня — возьми мой меч и сделай то, что должен, — он смотрел на свои руки. — Мой дом, и всё моё состояние достанется тебе.

На мгновение воцарилось молчание.

— Так. Стой! — Озоре потёр пальцами виски, крепко сжав челюсти.

— Выслушай, Озоре. Что-то происходит с нашим источником сил, и из-за этого энергии выделяется огромное количество. За эти три года королей станет гораздо больше, но и их жизни быстро оборвутся. Моя — тоже. Странно, но я не могу видеть будущее дальше своей смерти. Похоже, энергии от падения моего Меча вырвется столько, что это трудно даже представить...

— Говоришь, силы королей выйдут из-под контроля.

— Твой Меч будет в порядке. По крайней мере, до момента моей смерти.

Озоре стал постукивать пальцами по столу.

— Я обращаюсь к тебе за помощью, потому что из-за своих сил могу впасть в бессознательное состояние. Тело будет сковано сонным параличом, и я не смогу ничего с этим поделать. Мой разум будет блуждать в будущем, а Меч — разрушаться, — он помедлил. — Если я успею лишить себя жизни сам — сделай так, чтобы дети не увидели моё тело. Если же не успею — не позволь моему Мечу упасть.

Озоре не стал спорить, не стал огрызаться или язвить. С того дня, лишённый надежды на хоть какое-то счастье, он был связан тягостным обещанием. Ему предстояло убить человека. Опять. Почему-то Озоре казалось, что это уже с ним происходило. В нос ударил фантомный аромат свежей человеческой крови, добравшийся до него из давно забытого прошлого.

Утро он провёл в размышлениях. Он даже не помнил, как сварил сырный суп, как сделал горячий шоколад с корицей. Дети, сопливые и вялые, ели завтрак, в то время как Озоре замер с ложкой в руке и смотрел в окно на хлопья падающего снега. Действительно, прошёл год. Его нашли прошлой зимой.

— Озоре, — прогундосил Куро. — Бочему ды не ежь?

— Не хочу.

— Заболеежь.

— Вряд ли.

Он разжёг огонь в хибати, и в комнатах стало ещё теплее, чем было раньше. Лбы детей горели, они мёрзли, и потому, собрав их всех в комнате с хибати, Озоре заставил их лечь на диване и укрыл всеми одеялами, которые смог найти в доме. Смотреть спокойно на чихающих крысят он не мог, и потому, порывшись в аптечке, он всё-таки нашёл аспирин, леденцы от горла, сироп от кашля и даже средство от заложенности в носу.

— Не понимаю, — произнёс он, заставляя детей пить лекарства. — За чем отправился Ичиген, если дома всё есть?..

— Озоре, — прохрипела Неко. — Неко плохо. Неко хочет, чтоб её обняли.

— Юкари обними.

Неко не заспорила, как это обычно бывало, а тихо, почти неслышно всхлипнула. Озоре долго смотрел на свернувшийся под одеялами комочек. Неко раздражала его сильнее всех. Даже Увахару, которую, кстати, звали Увахару, не бесила его так, как Неко.

Вздохнув, он лёг на одеяла и обнял дрожавшую от лихорадки девочку. Он думал какое-то время поспать, но этого ему тоже не удалось. Куро хотел пить, но был слишком слаб, чтобы попросить об этом — пришлось подняться, принести ему подогретой воды и осторожно влить в горло мальчишки. Юкари понадобился холодный компресс. Увахару нужно было в туалет — пришлось её отнести. Дети стеснялись попросить Озоре о помощи, но их просьбы ясно звучали у него в голове, а удивлённые и благодарные взгляды говорили, что он угадал их просьбы.

Он уснул только когда уснули дети. И проснулся, когда биологические часы подсказали ему, что пора обедать. Так и прошёл день где-то между сном, явью, мыслями об обещании и кашлями крысят.

А утром Озоре разбудили яркие огни новогодних гирлянд. Дети, всё ещё больные, но уже выглядевшие лучше, чем вчера, сидели под ёлкой и с удивлением рассматривали большие, обёрнутые яркой фольгой, коробки с подарками.

— Не сидеть на полу! — рявкнул на них Озоре.

— Ой, Озо-сан проснулся, — вздрогнула Увахару.

— Оказывается, мы проспали Новый год, — улыбнулся Юкари, наконец-то найдя свой подарок. — Тут и для тебя что-то есть, Озоре-сан.

Озоре проворчал что-то невнятное, поднимаясь с дивана. Тело ныло, в горле саднило, голова гудела. Похоже, Куро всё-таки был прав, и он действительно подхватил крысиный грипп.

Под ёлкой его ждал новый, чёрный, блестящий от чистоты и элегантности синтезатор.

С тех пор Озоре играл каждый вечер, вдохновенно перебирая клавиши. Он изредка поглядывал в нотные тетради, чаще либо играл по интуиции, либо импровизировал. По вечерам дом полнился его лёгкими, как кружащиеся снежинки на ветру, мелодиями. До появления в доме инструмента, Озоре и не знал, какие на самом деле ловкие у него пальцы. Дети, во главе с Ичигеном, внимательно наблюдали за его игрой. Озоре не хотел их учить играть на пианино, но всё-таки делал это, объяснял нотную грамоту и наблюдал за тем, как крысята радовались, когда им удавались простенькие, детские мелодии.

Под одну из таких мелодий Мива Ичиген заснул и не больше приходил в сознание.

Прошло три года с того момента, как он связал Озоре обещанием. Значит, началось великое разрушение. Так Озоре про себя прозвал всё, что происходило с королями и Сланцем. Значит, пришло время...

— Три года назад он велел мне убить его, — произнёс Озоре, стоя у больничной койки Ичигена. Рядом были подросшие крысята. — Его Дамоклов Меч скоро рухнет. Я должен это предотвратить.

— Н... нет! — воскликнула Неко. — Озо-сан не может! Озо-сан не такой!

— Я хуже, Неко, — он невесело хмыкнул. — Я держу в руках его меч, готов убить его, и не чувствую ни жалости, ни страха.

— Ичиген-сама, — всхлипнул Куро.

— Погоди, Озо-сан, — произнёс Юкари. — Неужели у нас нет никакого выхода?

— Вряд ли, — он пожал плечами. — Разрушение Меча необратимо. Нет никакой надежды.

И всё же...

В последнее время в голове Ичигена крутилась одна навязчивая мысль. Мысль о ревущем пламени, уничтожавшем всё на своём пути, и о зависшем высоко в небе Дамокловом Мече. Меч падал, но потом, когда до столкновения с поверхностью оставалась всего пара мгновений, что-то произошло. Пламя исчезло, его будто бы силой заставили успокоиться, исчезнуть. И после этого в воздухе на пару секунд показались уже два Дамокловых Меча.

Ичиген полагал, что второй Дамоклов Меч мог принадлежать некоей... королеве. Но, стоило ему задуматься о королеве, как он тут же замечал вторжение в свой разум и не позволял себе мысли о спасении. Идиот. Решил умереть, лишь бы не обременять какую-то там королеву своим существованием!

— Ичиген велел мне убить его, — Озоре вызволил Котовари из ножен. — Его же мечом.

Дети нахмурились, насторожились, глядя на него почти так же враждебно, как и при первой встрече — на лиса. Почти. Всё же, теперь в их глазах было что-то иное, что-то, что перекрывало всю враждебность и подозрения. Они сомневались. Они прожили четыре года под одной крышей с Токетсу Озоре. Они видели его злым, уставшим, измученным, угрюмым, воодушевлённым, внимательным и, наверное, даже заботливым. И потому они не верили, что он действительно мог убить Миву Ичигена. А мог ли он убить его? Что ж, этого не знал и сам Озоре.

— Да шучу я, — он закатил глаза, убрав меч. — Ладно. Мне нужно кое-что проверить. Я отправлюсь к другим королям, но никаких надежд на это мероприятие не возлагаю. Вы же...

— Мы идём с Озо-сан! — решительно произнесла Неко.

— ...э?

— Ещё до нашей встречи, — всхлипнул Куро. — Ичиген-сама сказал... что мы будем учиться у тебя...

— Тебе же потребуется помощь, Озо-сан! — поддержала Увахару. — А мы кое-что умеем! Мы учились у сенсея с детства!

— Да и в нашем доме, — Юкари отвёл взгляд. — Будет пусто без вас двоих.

Озоре смотрел на крысят и чувствовал, что на самом деле готов был прибить каждого в отдельности. Но ничего не поделаешь. Как оставить их одних дома? Он же свихнётся. За крысят он не переживал, но они ведь могли поджечь дом, могли затопить его или даже взорвать…

Озоре закатил глаза.

— Забросите учёбу — лично каждого в окно выкину, — произнёс он. — Пошли. Пока Меч не рухнул на ваши пустые головы.

Он выгнал детей из палаты, но, прежде чем выйти самому, обернулся к лежащему без сознания Миве Ичигену.

— Эй, в прошлом, — произнёс он. — Меня зовут Токетсу Озоре.

<hr />Примечания:

Очень важная инфа о Кагуцу и Озоре, сучечки — https://vk.com/misternevermore?w=wall-162582584_137

— Сологуб называл солнце жёлтым Дьяволом...

В то утро, когда красный клан собирался со спасительной миссией в казино, когда синий клан познакомился со своей королевой, и, когда маленький бесцветный клан прибыл в Шидзуме, в золотом клане царила непривычная суматоха. Впрочем, с недавних пор происходящий в Михашире хаос стал привычным явлением. После вторжения Суо Микото в башне начались восстановительные работы — пришлось ставить новые двери, менять окна, отмывать сажу и копоть, восстанавливать электроснабжение. Но даже те жуткие разрушения, оставленные красным королём, были лишь каплей в море происходившего хаоса. Красные короли творили разрушение и раньше, и с этим приходилось только мириться: огненная сила попала в руки двум молодым, вспыльчивым парням, которых точно не остановили бы ни запреты, ни законы, ни правосудие. Это короли, и с этим фактом приходилось считаться как обычным людям, так и другим королям.

Равновесие в золотом клане пошатнулось ещё до вторжения Суо Микото. Клан, Токидзикуин, чувствовал происходящие со своим королём нездоровые изменения. Никогда раньше Кокуджоджи Дайкаку, этот человек военной выправки и железной воли, не казался им таким потерянным. Золотой клан существовал чуть больше пяти лет, и всё это время Дайкаку проявлял себя, как надёжный, решительный и невероятно волевой человек. Ему перешли в наследство от другого клана Михашира и Сланец, ему предстояло изучать древний монолит, держать его силу под контролем и быть надёжным щитом, защищавшим людей от далёкого, сверхъестественного мира, своеобразным порталом в который был Сланец.

И всё же, даже такой жёсткий, такой непреклонный человек не мог справиться с происходившими в Сланце изменениями. Чем больше он старался сдержать рвущиеся из монолита силы, тем сильнее бесплотная энергия, словно голодный хищник, атаковала его самого. Ситуация только усугубилась, стоило тому странному парню щёлкнуть пальцами. Энергия рвалась из тела золотого короля, он либо обращал обычных людей в подданных, либо бесконтрольно атаковал их против собственной воли. И потому Дайкаку решил удалиться от общества. Он не мог подвергать людей напрасному риску, и потому заперся на верхнем этаже Михаширы. Стены башни уже доказали свою прочность, выстояв под напором Суо Микото и Мунакаты Рейши. Отсюда золотая энергия не вырвется, не сможет никому навредить, никому не отравит жизнь. И здесь у Дайкаку будет достаточно времени, чтобы как следует обдумать своё завещание.

Он слышал о королевах, видел их в действии, но, будучи невероятно пессимистичным человеком, не надеялся на своё спасение. Вернее, он решил обдумать несколько вариантов развития будущего. Во-первых, в случае смерти нужно позаботиться о выборе наследника. Дайкаку сам получил Михаширу и Сланец от другого короля, от солнечного, которого звали... как же его звали? Впрочем, неважно. Обязанности золотого короля перейдут одному из синих королей. Во-вторых, Дайкаку мог протянуть с разрушавшимся Мечом несколько лет. В этом случае рано сдавать полномочия, нужно заново научиться контролировать силы и использовать их, даже когда они настолько нестабильны. В-третьих, можно остаться в живых, вызвав у себя клиническую смерть и перестав быть королём. Опасный способ, ненадёжный, негуманный, но он тоже имел место быть.

— Жёлтый Дьявол, — повторил Ями, подняв взгляд на голубеющее ясное небо. — Не понимаю.

— Ты далёк от религии, — кивнул человек в чёрной форме золотого клана и маске кролика. — Но я попытаюсь объяснить. Наш мир полон боли и страданий, и свидетелем каждого несчастья всегда было Солнце. Оно может закрыть глаза на нашу боль, спрятавшись за облаками, может отгородиться от нас Луной. Но оно не перестанет светить. Даже если твой мир рухнет, даже если тебе будет так больно, что не захочется жить, даже если тебя не станет. Солнце останется всего лишь равнодушным и безучастным Солнцем, которое светит для каждого и ни для кого. Оно не спасёт тебя, не согреет усталое сердце. Поэтому это жёлтый Дьявол.

Ями слушал, не перебивая. Он давно не слышал подобных поэтических рассуждений, давно не интересовался литературой, давно не видел этого человека. Ями бы и не вспомнил о нём, если бы что-то старое, давно утраченное и ветхое не шевельнулось в памяти Хикари, и он не поспешил бы поделиться этой мыслью с Ями. Они отгородились друг от друга, отвернулись, предпочитали не замечать. И всё же, они были одним целым, и всё ещё могли телепатически общаться. Ями пытался закрыться от Хикари, в то время как сам Хикари настойчиво передавал ему слова Юкико о времени, боли и смерти передавал вкус съеденной пищи, делился радостью и переживаниями. Но о королевах Хикари не говорил. Он умело запечатывал своё сознание, не позволяя Ями ничего узнать о своих избранницах, забивая его голову всякими посторонними, ненужными мелочами. Ями не мог злиться на него за это. Хикари показывал ему Юкико, и с тех пор, как она стала королевой, Ями проникся к ней своей странной, жертвенной любовью. Её желание отличалось от мечты всего человечества, и Ями раздражало, что он не мог сполна проявить свою любовь к Юкико, наделив её силами короля. Впрочем, даже если бы Юкико мечтала о силе, Ями бы всё равно не смог сделать её королём. Этого не позволил бы сделать Хикари.

— Ты считаешь себя жёлтым Дьяволом?

— В каждом учёном есть что-то дьявольское, — парень улыбнулся. — Впрочем, и в каждом человеке есть своя доля жестокости. Мы все состоим из противоречий.

— Я тоже?

— А чем ты отличаешься от человека? — он хмыкнул. — Могуществом и долгой жизнью? Однажды ты появился, однажды и умрёшь. Со смертью и все твои силы исчезнут. А, может, это произойдёт и гораздо раньше.

— Почему ты так в этом уверен?

— Ничто не вечно, — человек в маске прикурил сигарету.

— Если люди это понимают, то почему не могут смириться со своей участью? Почему живут десятки лет в ожидании смерти?

— Почему же? — он выдохнул дым через нос. — Статистика самоубийств говорит об обратном.

— Красная королева тоже знает, что однажды умрёт. Почему она мне мешает воплотить мечту всего человечества?

— Так убей её, раз мешает.

Ями сжал губы в линию, нахмурился, отвёл взгляд. Убить королеву несложно. Он уже обдумывал это. Достаточно щёлкнуть пальцами. Но... что будет, когда её Дамоклов Меч рухнет? Это будет точно не воплощением мечты всего человечества. Королева не станет прекрасным воплощением силы, не станет чистой энергией, её сердце никогда не наполнится мрачной любовью Ями. Нет. Ями не мог обрушить Дамоклов Меч королевы. Его сердце разорвалось бы от боли вместе с её тихой, безрадостной смертью.

Как же жесток Хикари. Как он мог сделать королев... такими? Как посмел лишить их любви?..

— Смерть всё равно неизбежна, — пожал плечами человек в маске. — И встречаться с ней страшно, даже если она не касается тебя.

— Почему?

— Потому что такова природа человека. Мы боимся того, чего не ведаем.

— А я могу бояться?

— Ну... ты же боишься убить мешающую королеву. Значит, можешь.

Ями опустил взгляд. Действительно ли это чувство можно назвать страхом? Эту смесь боли разбитого сердца и сострадания к существу, обделённому любовью? Возможно.

Ями ощутил на языке вкус жареной колбасы и яиц. Зачем Юкико кормит Хикари? Разве ему нужна пища? Но этот внезапный вкус заставил его невольно улыбнуться. Нужно тоже попробовать поесть. Еда, как оказалось, способна приносить удовольствие.

— Так ты меня вспомнил, несмотря на все мои старания, — человек в маске докурил сигарету и метким броском отправил окурок в ближайшую урну. — Тоже сломаешь мне Меч, как и золотому королю?

— Я давно не слышал твоих теорий на мой счёт. У тебя было время, чтобы придумать что-то новое. Ты сделал это?

— Не просто придумал, а хочу провернуть, — человек в маске вновь улыбнулся. — Убийцы королей, они же тузы; императоры, управление временем. Пока я ещё жив, я хочу исследовать все твои возможности, — на его лице появилась улыбка, в которой одержимости было гораздо больше, чем веселья. — Я уже знаю, что ты способен воскрешать мёртвых, знаю, что можешь оживить даже тело, сшитое из шести отдельных тел...

— Если бы я тебя не выбрал, как бы ты проводил свои эксперименты?

— Никак, — он хмыкнул, убрав руки в карманы формы. — И умер бы либо от скуки, либо на войне. Ну, пойдём. Тебе ведь самому интересно, не так ли?

— Ты прав, — Ями опустил взгляд, вновь вспомнив что-то далёкое, что-то эфемерное. — Виктор Франкенштейн.

Человек в маске засмеялся, отправляясь в больничное крыло за живыми материалами для своих экспериментов.

* * *

В Хомре царило непривычное воодушевление. Стоило парням узнать, что король с королевой собрались в казино, так они, буквально, загорелись идеей отправиться следом в качестве моральной поддержки. Азартные игры, кровь, закипавшая от адреналина, огромный риск — всё это, вкупе с тягучей атмосферой казино, манили молодых людей, соблазняли, кружили голову. К тому же, ни один из них ни разу не был в таком заведении, так что в них мгновенно взыграло обыкновенное любопытство.

— Это удивительно, король! — воскликнул Татара, который уже больше часа возился с непослушными волосами Микото. — Как бы я ни старался придать тебе приличный вид, ты становишься только якудзее!

Микото закатил глаза и взглянул на себя в маленькое зеркало. Сегодня он был действительно озабочен своим внешним видом. Впервые за долгое время ему хотелось не просто выглядеть хорошо, а именно нравиться. Нравиться одной единственной девушке, которая в вечернем платье наверняка будет выглядеть чертовски хорошо. Впрочем, Юкико хорошо выглядела и в джинсах, и в его футболке, и в той чёрной одежде, в которой она пришла к нему на "свидание". Задумавшись об этом, Микото понял, что с Юкико его связывало совсем немногое. Вместе они провели слишком мало времени, но как же это время было насыщенно событиями. Они вместе пережили падение Меча Микото, вместе вытащили Мунакату из той задницы, в которую загнала его собственная сила, вместе провели ночь. И как же хорошо было засыпать, обнимая другого человека, тем более такого тёплого, мягкого, такого... близкого.

Чёртов Кагуцу. Микото нахмурился, вспомнив о нём, заставив Татару сокрушённо вздохнуть — все его усилия придать Микото приличный вид окончательно обернулись крахом. С Кагуцу Юкико связывало нечто большее. С ней он даже пытался быть спокойным и покладистым. Микото закрыл глаза. Сколько бы он ни гнал от себя эти мысли, он не мог перестать ревновать.

— Какое мрачное выражение лица, — произнёс Изумо, завязывая галстук на шее. — Что такое, Микото? Переживаешь из-за замечаний Тотсуки? Не волнуйся. Я уверен, королева одним своим поцелуем превратит тебя из хулигана в лауреата Нобелевской премии.

Микото закатил глаза и откинулся на спинку стула, взглядом велев Татаре продолжать.

— Не волнуйся, король, — улыбнулся Татара. — Королева всё равно не смотрит ни на кого так, как на тебя. Даже на Кагуцу.

— Фу-фу-фу! — прошипел Изумо. Имя первого красного короля было для него под запретом. Изумо был далеко не суеверным человеком, но Генджи пробуждал во всяком, даже в атеисте, сверхъестественный ужас. Он, словно бес из старых сказок, появлялся, стоило его только позвать. — Не хватало только его в казино! Зелёные нам точно "спасибо" не скажут!

— Пусть только попробуют не сказать.

— А... — отозвался Мисаки Ята, застёгивая пуговицы своего пиджака. В официальном костюме он ощущал себя так, будто только что пошёл в младшую школу. — Я всё не пойму… Почему королева спасает всех вокруг? Она что, хочет нас предать?

На мгновение в баре замерло абсолютно всё, даже, казалось, течение самой жизни остановилось. Мисаки тоже замер, внезапно ощутив, насколько ему тяжело, насколько неуютно, как из лёгких с каждым выдохом выходил кислород, а входил чёрный, вязкий гнев короля.

В чувства его привёл, едва не вышибив мозги, отеческий подзатыльник Изумо.

— Думай, что говоришь! — произнёс он. — Раз есть время думать о таких глупостях, то найдётся и время, чтобы смотаться за букетом цветов! Красные розы и поживее!

Ята не стал спорить, и, схватившись за раненную голову, рванул из Хомры, взяв курс на цветочный магазин.

— Ты так его совсем загоняешь, — сдержанно засмеялся Татара. — Если он будет бегать по каждому твоему поручению за каждую сказанную глупость...

— Ему это не повредит, — ответил Изумо. — Не умеет думать головой, будет думать жопой. Я не ошибся с выбором цветов, Микото? Обязательно подари их королеве, как увидишь её.

— А она приведёт своего воображаемого друга? — спросил Татара. — Мне интересно, смогу ли я сфотографировать призрака!

— Он всегда рядом с ней, — ответил Микото, прикурив сигарету от горящих пальцев. — Она говорит, это мелкий пацан.

— Интересно, — произнёс Изумо. — Даже Анна его не видит с её-то даром...

— Может, наша королева — тоже стрейн? — предположил Татара. — Но особый, с более узкой направленностью. Как, например, бывает с юристами. Есть просто юристы, а есть в области спорта, медицины, адвокаты, прокуроры...

Микото поднял на него вопрошающий взгляд.

— Не болтай, — он закрыл глаза, выдохнув дым.

— Ладно-ладно, — улыбнулся он. — Сейчас сотворим с тобой такое, что ни одна королева не устоит!

Микото не ответил. Закрыв глаза, он вслушивался в царящую в баре суматоху. Изумо курил и ворчал, жалуясь, что ребята долго возятся с костюмами; Татара кряхтел, пытаясь справиться с жёсткими волосами Микото; Анна на втором этаже меняла своё красное платье на чуть более красное платье. Это всё было таким ничтожно малым, но таким знакомым, близким, привычным. И всего этого Микото мог лишиться, мог всё это уничтожить своей вышедшей из-под контроля силой. Нет. Сколько бы он ни спорил с Юкико, он хорошо понимал её, понимал, за что она так отчаянно борется. Ей тоже есть что терять. И, пускай она лично не знает королей, пускай и сама — не король, но эта борьба со сверхъестественной силой — её борьба тоже. Может, следует быть с Юкико помягче, поромантичнее? Женщины любят романтиков.

Микото усмехнулся собственным мыслям. Ну уж нет. Он? Романтик? Никогда в жизни.

— Всё хотел спросить, король, — произнёс Татара. — А, когда у вас с королевой появятся принцы и принцессы, как вы будете им рассказывать про ваше знакомство?

Микото вновь открыл глаза, внимательно глядя на Татару. Микото сидел к нему спиной и видел лицо Татары перевёрнутым, но от этого оно не стало менее улыбчивым. Напротив, Татара просто сиял от счастья, думая о возможном прибавлении в Хомре.

— Не волнуйся, Тотсука, — отозвался Изумо. — Микото всё равно заставит отвечать Юкико.

— Интересно, какими они будут? Такими же милыми, как мама?

— И такими же рыжими, как папа.

— У них точно будет мамина улыбка.

— И папино шило в заднице.

С каждой фразой Микото чувствовал всё нарастающее смущение. О детях он точно думать не хотел. Во-первых, они точно не вписывались в его образ жизни, во-вторых, они бы стали лёгкой мишенью для враждебных кланов, в-третьих, какой из него отец? Он не любил возиться с детьми, не знал, чем их занять, да и вообще, как и любой мужчина, чувствовал себя с ними некомфортно: боялся случайно сломать хрупкого маленького человека неосторожным прикосновением. Но распалившихся Изумо и Татару было уже не остановить. Да и Микото не знал, как их заткнуть. Пусть болтают, пока не выдохнутся, он не будет обращать на них внимания.

Под свою же болтовню Татара привёл в порядок волосы Микото, гладко зачесал их назад, превратив парня из якудзы в матёрого главаря крупной мафиозной группировки. Вздохнув, Микото поправил галстук, глядя на себя в зеркало. По крайней мере, теперь он был меньше похож на обыкновенного дворового хулигана. Теперь он был дворовым хулиганом со стажем. В шок Юкико от его внешнего вида не придёт, но и вряд ли испытает тот самый восторг, о котором говорил Татара. Вздохнув, Микото перевёл на него удручённый взгляд.

— Ты чем-то расстроен, мой король? — Татара вновь просиял улыбкой. Похоже, поход в казино воодушевлял его так же сильно, как и всех остальных. — Или же всё дело в том, что твои глаза — всего лишь твои глаза?

— Ха?

— Ты привык себя видеть в зеркале, привык к своему лицу, и потому ни одна смена образа на тебя не произведёт сильного впечатления. Но в глазах королевы все черты твоего лица преображены любовью, — он показал пальцами сердечко. — И потому будут ещё более прекрасными, чем есть на самом деле.

Микото нахмурился, скосил взгляд в сторону. Татара был таким человеком, любил болтать о ерунде, любил пускаться в философские рассуждения из-за малейшей мелочи. Но сейчас Микото не знал, что ему ответить. Он был не силён в женской психологии, не знал, каким его видела Юкико, что на самом деле испытывала к нему. Но именно с ней ему было хорошо, а ей было хорошо рядом с ним, сколько бы она ни ворчала и как бы не пресекала его флирт.

Анна спустилась со второго этажа в новеньком красном платье, которое она берегла для особого случая. Его сшил Татара, используя мягкий шёлк и тончайшее кружево. Белые волосы Анна собрала в два хвостика и, видимо, дольше всего провозилась именно с причёской. В Хомре не было никого, кто смог бы научить девочку правильно обращаться с волосами.

Анна покраснела, увидев, что взгляды парней обращены к ней, надулась, но упрямо прошла в бар, борясь со смущением.

— Сегодня наша принцесса как никогда очаровательна, — произнёс Татара. — Верно, Микото?

— Выглядишь мило, — ответил он.

От этих слов лицо Анны стало вовсе пунцовым. В этот момент в бар вернулся Мисаки, держа в руках пышный букет душистых алых роз. У него со лба градинами катился пот, он тяжело дышал. Ближайший цветочный магазин находился на приличном расстоянии от бара, и Мисаки действительно пришлось побегать, чтобы искупить вину за свои слова.

— А где букет для Анны? — спросил Изумо, забрав цветы у Мисаки.

— А? — выдохнул парень. — Но, Кусанаги-сан...

— Быстро! — приказал Изумо, и от его повелительного тона голоса Мисаки вытянулся по стойке "смирно". — У нас две женщины! Или ты решил одну из них обделить вниманием?!

Воскликнув что-то невнятное, но крайне вежливое, Мисаки рванул из бара.

— У тебя плохое настроение? — произнёс Микото, глядя на Изумо.

— Меня отшили, жестоко отвергли и не согласились идти со мной в казино, — парень устало улыбнулся. — Моё настроение не просто плохое, а самое отвратительное.

С Юкико они встретились уже на парковке казино. Зелёный король позаботился, чтобы у красного клана было достаточно свободных мест, и чтобы все они располагались у самого входа в "Корону". Само здание было построено в форме полумесяца, в нём было пять этажей, и от обилия неоновых вывесок и ярких огней рябило в глазах. Изнутри раздавался тягучий, полный соблазна и похоти джаз. Следовало признать, с резиденцией зелёному клану крупно повезло.

Везение. В этом казино оно явно не на стороне игроков.

Юкико вышла из такси, держа за руку невидимого Хикари. Она была в красном платье до колена, с опущенными плечами. Волосы она убрала в низкий пучок, оставив у висков пару вьющихся прядей, которые красиво обрамляли лицо. Она надела серебряные висячие серьги и серебряный кулон, которые переливались в свете неоновых вывесок. Она ярко накрасилась: алые губы, дымчатые тени. Высокие каблуки её туфель звонко цокали, когда она шла навстречу Хомре.

— Даже не знаю, какой сказать тебе комплимент, чтобы не взбесить Микото, — улыбнулся Изумо, поприветствовав Юкико кивком. — Выглядишь потрясающее.

— Я подбирала платье под чьи-то рыжие волосы, — произнесла Юкико. — Вышло?

— Обычно вы с королём отлично смотритесь вместе, но сегодня вы просто убийственно горячие! — воскликнул Татара.

Лицо Юкико стало почти таким же красным, как и её платье. Одно дело, когда с ней нагло флиртовал Микото, и совершенно другое, когда его друзья подшучивали над их отношениями. Впрочем, Юкико не сердилась. Если бы здесь были её подруги, скабрезных шуток было бы гораздо больше, и им точно не было бы конца.

Микото протянул ей цветы и, взяв её руку своей тёплой ладонью, мягко коснулся губами костяшек пальцев.

— Ми... кото! — Юкико забыла, как дышать, прижав к груди пышный букет. — Мы же пришли сюда по важному делу...

— Ты — моё важное дело, ведьма. А хитрожопый король всё равно не убежит от своего спасения.

Юкико не ответила. Она взяла Микото под руку, на мгновение закрыла глаза и вновь ощутила покой рядом с самым неспокойным в мире человеком.

— Спасибо, — негромко произнесла она, поведя рукой с букетом.

— Поцелуешь меня?

— Дурак, — выдохнула она. — Хикари, сообщи Нагаре-сану, что мы прибыли.

Хикари кивнул и достал смартфон из маленькой сумочки на плече Юкико. Сегодня у мальчишки было особенно хорошее настроение. На нём красовалась новая белая рубашка, прямые брюки, сверкавшие от новизны ботинки и, конечно же, галстук, из-за которого Хикари чувствовал себя, несмотря на свой тысячелетний возраст, взрослым мужчиной. Юкико не пришлось тратиться на одежду для Хикари. Она сама появлялась на нём, стоило ему только этого пожелать. Юкико это, конечно, не слишком понравилось. Она не купила Хикари новый костюм, но зато купила пижаму с пингвинами. В ней Хикари предстояло провести ночь, и он с нетерпением этого ждал. Ещё Юкико завязала его длинные волосы в низкий хвост, и из-за этого Хикари чувствовал себя почти таким же взрослым, как Ями.

Хомровцы смотрели, широко раскрыв глаза, на парящий в воздухе телефон Юкико, на то, как он сам набирал сообщение, и на то, как он сам опустился в сумку. Внимательно наблюдая за этим зрелищем, Татара присел на одно колено перед Хикари.

— Мне жаль, что я не могу вас видеть, Хикари-сан, — произнёс он. — Но я уверен, королева постаралась, чтобы вы выглядели великолепно.

Щёки Хикари зарделись и, схватившись за подол платья Юкико, он спрятался за ней от внимания Татары.

— Он благодарит тебя, — усмехнулась Юкико.

Хисуи Нагаре вышел к красному клану. Он был в форме крупье, которую владелец казино явно заказывал у дорогостоящих кутюрье: чёрный фрак, белая рубашка, чёрная бабочка и брюки, белые тонкие перчатки. Он излучал спокойствие и уверенность, и выглядел точно не как человек, которому осталось жить всего несколько часов. Хомру он приветствовал вежливо и сухо, видимо, между ними существовала вражда, о которой Юкико ещё предстояло узнать.

— Не знаю, на что способны королевы, — произнёс Нагаре, обращаясь к Юкико. — Но я верю, что вы можете сотворить чудо даже с чужим королём.

Он провёл красный клан без очереди, без досмотра охраны. Джаз, наполнявший пространство казино, ненавязчиво просачивался в уши, добирался до сердца и заставлял его биться в своём ритме. Шарики звонко катились в рулетках, с громким стуком останавливались, ставя точку в игре, означавшую либо победу, либо поражение. Крупье сдавали карты, игроки сорили фишками, здесь проливались реки шампанского, здесь можно было запросто проиграть даже собственную жизнь, здесь вершились судьбы. И потому сюда так необъяснимо влекло. Здесь, в казино, не существовало внешнего мира. Сюда приходили ради того мгновения, когда крутился шарик, когда переворачивались карты, когда высвечивались цифры и изображения на игровых автоматах. В эти короткие, неуловимые моменты не существовало ни мыслей, ни тревог, не переживаний. Существовал только игрок и игра. И никому другому не было места в этом крохотном, тесном, маленьком мире.

— Сюда, пожалуйста, — Нагаре улыбнулся, следуя из общего зала к VIP-комнатам. — Моя королева согласится с вами встретится только если вы бросите ей вызов. В одной игре могут участвовать до десяти человек.

— Я сыграю с ней, ‐ произнесла Юкико. — Одна. Этого достаточно.

— Юкико, — Хикари дёрнул её за подол платья. — Эта зелёная королева крайне удачлива.

— В мире нет более непостоянной, более изменчивой и более продажной женщины, чем госпожа Удача, — продолжила Юкико. — Что мне нужно сделать, чтобы бросить ей вызов?

— Образ моей королевы здесь демонизирован. Она любит драму, любит устраивать шоу. Объявите в микрофон, — он указал пальцем на стойку, — что бросаете вызов Мияте Изанами, а на кон ставите свою жизнь.

— Зелёный... — прорычал Микото.

— Это всего лишь формальность, — улыбнулся Нагаре. — Не беспокойся, красный. В стенах этого казино умирает только гордость.

Юкико подняла взгляд на Микото, крепче сжала его руку, попыталась улыбнуться. Формальность, да? Как зелёный король мог оставаться таким спокойным, в то время как его Меч готов был рухнуть в любой момент? Эгоист. Ещё более ужасный эгоист, чем Микото. Они оба знали о своей скорой гибели, оба чувствовали холодное дыхание смерти и оба совершенно не беспокоились о тех, кого могли забрать с собой на тот свет. Может, поэтому они друг друга раздражали? Не из-за Юкико, не из-за разницы цветов или взглядов, а потому что между ними не было серьёзных различий. Они похожи, несмотря на всю элегантность Нагаре и всю дикость Микото. И, наверное, их обоих не страшит разрушение. Наоборот. Оно для них странно и страшно привлекательно.

— Всё в порядке, — вздохнула Юкико. — Всё-таки, я действительно играю на жизнь. На жизнь зелёного короля.

— Проиграй, — произнёс Микото. — А я устрою расплату.

— Выиграй, — улыбнулся Нагаре. — И проблем с поиском других королев не возникнет.

Юкико смотрела на Нагаре и не знала, как реагировать на его слова. Дьявол. Не важно, как сильно в этом казино демонизировали зелёную королеву, но на неё работал настоящий Дьявол, наглый и самоуверенный повелитель лжи. Стоило ли верить его обещаниям?

А так ли это важно? Юкико пришла не ради награды.

— Ты мне ничем не обязан, — ответила она. — Я буду рада, если ты поможешь мне, но не нужно пытаться меня купить.

Она передала букет роз Анне, и, пока в сердце оставалась решимость, пока Микото не успел сказать ни слова против, схватила микрофон и громко объявила:

— Прошу внимания! — сердце Юкико пропустило удар, когда музыка смолкла и глаза посетителей поднялись на неё. — Меня зовут Ёсикава Юкико! Я бросаю вызов Мияте Изанами! И на кон я ставлю жизнь!

<hr />Примечания:

https://vk.com/misternevermore — подписываемся, мои королевы!

Юкико казалось, что идти в VIP‐комнату к зелёной королеве она будет вечность. Стены длинного коридора будто бы сужались с каждым её шагом, звуки внешнего мира тонули в густой, практически осязаемой тишине, яркий золотой свет казался медовым, липким, отвратительным. Юкико не боялась. Какую бы атмосферу так старательно ни выстраивала вокруг себя зелёная королева, как бы себя ни вела и какой бы властной ни была, она была, в первую очередь, человеком. Человеком, у которого произошло жуткое несчастье, и сердце которого сейчас закрыто на тысячу замков.

Юкико открыла нужную дверь, вошла в тихую комнату со слегка приглушённым светом. Здесь не было окон, большая часть пространства укрывалась в тени. В центре стоял тяжёлый деревянный стол, к нему были плотно придвинуты девять стульев, а на десятом сидела, затягиваясь длинной дамской сигаретой, Мията Изанами.

Женщина, которую Юкико увидела за столом, разительно отличалась от всех неясных, призрачных образов, которые уже успели сформироваться в её сознании. Изанами превосходила их все. Она была не просто красивой женщиной, она была соблазнительной, манящей, влекущей. Её длинные золотистые волосы сияли здоровым блеском, её подведённые чёрным глаза излучали лукавство и веселье, она самодовольно улыбалась чёрными губами. На ней было чёрное платье с таким глубоким вырезом на груди, на который Юкико точно не осмелилась бы, с открытой спиной, с вырезом от бедра. На ней были длинные перчатки, шляпка с широкими полями, чулки, туфли на высоком каблуке. И стоила эта одежда явно столько, что Юкико было неловко и вообразить такие цифры. Но не одежда была тем, что на самом деле смущало Юкико. Рядом с этой женщиной, излучавшей роковую страсть, Юкико чувствовала себя маленькой девочкой. Изанами всего лишь занимала одно место у стола, но казалось, будто бы она наполняла собой всю комнату, будто бы для её души, такой давящей и властной, было слишком мало места в одном тесном женском теле.

Изанами какое-то мгновение смотрела на дверь, которую закрыла за собой Юкико. Видимо, ждала Нагаре. Он должен был прийти, должен был стать дилером в их игре, раздать карты. И так бы и случилось, если бы Микото не взял его в заложники.

— Я сожгу это казино, — проговорил он, глядя на Юкико. — Если рядом с ней будет хоть одна зелёная рожа.

— Хорошо, — не уступил Нагаре. — Но, если я увижу хоть одного красного рядом с МОЕЙ королевой...

Дети. И всё же, эти дети хотели и могли защитить то, что им дорого, пускай даже ценой немалых разрушений. Короткая перепалка между Микото и Нагаре позволила Юкико кое-что понять о личности зелёного короля. Он не просто дорожил своей королевой, он уже присвоил её себе. Знал ли он, что каждая королева вольна выбирать, оставлять короля в живых или нет? Знал ли он, что мог запросто погибнуть не только от рук Микото, но и от женских рук?

Конечно, знал. Всё-таки, это действительно очень хитрый король. Именно поэтому он решил действовать не напролом с Изанами, а подтолкнул Юкико к встрече с ней. Он надеялся, что женщина послушает другую женщину, надеялся, что Юкико сможет осторожно подтолкнуть Изанами к единственно-правильному решению. Но... почему он был так уверен в этом? Чтобы убедить кого-то в своей правоте, нужно быть человеком несгибаемой воли и сильного характера. Ни тем, ни другим Юкико никогда не обладала.

— Значит, мне решила бросить вызов сама красная королева, — Изанами улыбнулась, сложив руки домиком у рта. — Какое совпадение. Буквально вчера один король настаивал, чтобы я лично встретилась с тобой. Не подскажешь, для чего?

— Для инициации в королевы, — Юкико отодвинула стул и села напротив Изанами.

— Прямо и по факту. И что дальше? Расскажешь мне о плюсах жизни королевы, чтобы я мгновенно согласилась?

Плюсы. Юкико едва заметно улыбнулась. Плюсы в её новой жизни были, безусловно: новые знакомства, которых она никогда бы не завела в своей прежней жизни, новые впечатления, которых она никогда раньше не испытала бы, и, конечно же, появившаяся в жизни цель. Должно быть, впервые с того времени, как в её семье произошла трагедия, Юкико почувствовала, что она действительно что-то могла изменить, на что-то повлиять, сделать что-то значимое. И для неё это было важно. Может быть, она тоже такой же эгоист, как и Микото? И именно поэтому её так сильно к нему влечёт?..

— Когда я стала королевой, — ответила Юкико. — Я думала, что умру.

Изанами приподняла бровь.

— Дамоклов Меч красного короля падал, пламя было всюду, и только мне оно почему-то не вредило. Я не знала, что делать. Я боялась, что огонь доберётся до моих родных. И поэтому я пошла за королём, чтобы остановить его, хотя и не знала, как, — она вздохнула. — Становиться королевой — больно и очень страшно.

— И как ты его остановила?

— Подставила себя под удар Дамоклова Меча, — она закрыла глаза, дивясь собственному безрассудству. — И это, на удивление, сработало.

Изанами глубоко затянулась, нахмурив золотистые брови.

— Ты знала красного короля до того, как подставила себя под удар?

— В тот день мы встретились впервые.

— ...о, — Изанами хмыкнула. — Надо же. Смело. Рискнуть собой ради первого встречного...

— Ради того, что мне дорого, — Юкико встретилась взглядом с Изанами. — Да и... этот первый встречный тоже кому-то дорог.

— Любишь его?

— Мы в казино или в кабинете психолога?

Изанами втёрла докуренную сигарету в пепельницу, пристально глядя на Юкико. Она не улыбалась, даже не пыталась этого делать. Лицо Изанами оставалось серьёзным, Юкико не видела в нём ни тревоги, ни страха. Похоже, нервы Изанами были гораздо крепче нервов Юкико.

— За что ты хочешь убить зелёного короля?

— Тебя это не касается.

— За свою сестру, Мираи? Или же есть ещё причины?

Изанами невесело улыбнулась.

— Любопытно, — только и ответила она. — Сыграем? Знаешь правила каких-нибудь игр?

— Юкико, — Хикари осторожно коснулся её плеча. — Микото с Нагаре ссорятся.

— Я впервые в казино, — вздохнула Юкико. — Да и... не только я.

— Тогда правила просты, — Изанами ловко перетасовала карты, перебросила их из одной руки в другую, пышным веером разложила на столе рубашкой вверх. Даже карты у этого казино были фирменные: на рубашке была изображена корона, обвитая змеёй. — Разложим карты на столе. Я вытягиваю карту первая, потом ты. Вытянешь карту выше достоинством или равную — две карты уходят тебе, ниже — ко мне. Побеждает та, у кого больше стопка. У тебя есть что поставить?

— Каждой королеве даётся выбор, — Юкико не сводила взгляда с карт. — Жить её королю или умереть.

— Как мило, — Изанами вытянула наугад карту из колоды. Дама треф. — Хочешь испытать судьбу, Ёсикава Юкико, и эгоистично сыграть на чужую жизнь?

— А я смогу по-другому уговорить тебя спасти его, Мията Изанами? — Юкико подалась вперёд и пальцем тоже подцепила одну карту. — У тебя есть право злиться на него, хотя я и считаю, что это несправедливо. Зелёный король не виноват, что Ями перепутал тебя с твоей сестрой.

У Изанами перехватило дыхание, стоило ей услышать это имя. Юкико перевернула вытянутую карту, опустила на неё взгляд.

— Дама червей. Первый ход за мной.

Изанами кивнула, пристально наблюдая за тем, как Юкико убирала первые две карты в свою стопку. В её глазах Юкико увидела негодование и злобу. Похоже, первый ход, окончившийся неудачей, был для неё ножом в спину. Возможно, именно поэтому следующие три хода обернулись неудачей для самой Юкико. После этого она стала выбирать карты более тщательно.

Но, на самом деле, Юкико тянула время. Эта игра не должна закончиться слишком быстро. По крайней мере, она должна длиться до того момента, пока Юкико не убедит Изанами решить ситуацию с зелёным королём мирно.

— Силы зелёного короля выходят из-под контроля, — произнесла Юкико, перевернув выбранную карту. Неудача. — Он погибнет без твоей помощи. И, если Дамоклов Меч успеет упасть...

— ...произойдёт разрушение, — Изанами вытянула ещё одну карту. — Не успеет.

— Убьёшь его? Но... разве ты не боишься запачкать руки?

— Я владею казино, — ответила она. — Думаешь, моя совесть чиста?

Юкико вытянула карту, которая ей больше всего понравилась. Удачно.

— А что насчёт выгоды быть зелёной королевой? Взломы, слежка, манипулирование людьми... и всё совершенно бесплатно.

— Я слышала, что такими талантами обладает и голубой король. И прижать его к ногтю легче, чем эту тёмную лошадку. Ты хоть раз видела его вживую, Ёсикава?

— ...да. А ты?

— Пусть только сунется в моё казино, — хмыкнула Изанами. — Ты выйдешь отсюда живой, даже если проиграешь. А вот человеку, который ограбил меня на двенадцать миллионов йен, из-за которого на меня напали, по вине которого пострадала Мими, отсюда не выбраться.

— Зелёный король не виноват, что стал королём. Как и не виноват в том, что именно ты должна стать его королевой, — Юкико вздохнула. Следующий её ход был удачным. — Но... за всё остальное вина лежит на нём.

— Вот видишь? Как по мне, лучше избавиться от крысы, пока та не расплодилась и не разнесла чуму.

Юкико встретилась взглядом с Изанами. Змея. Королевская кобра, расправившая капюшон и готовая впрыснуть смертельный яд в живую и мягкую плоть. Красивая, но холодная, благородная, но бессердечная, готовая защищать своё гнездо даже ценой собственной жизни. И всё же, даже змей убивают. Их отвлекают, обездвиживают, даже заклинают. Может быть, поэтому Нагаре не выдал Изанами тайну собственной личности? Потому что в змеином гнезде он был их заклинателем.

Юкико перевернула карту. Ход за ней.

— Я лев, и я хочу свободным быть, — негромко пропел Хикари.

Юкико скосила взгляд на стоявшего у стола и безмятежно улыбавшегося мальчишку. Засранец. Юкико знала эту песню, но не слышала уже много лет. Хикари поддерживал её странным образом, но его поддержка всё же была эффективной. Лев, да? Хорошо. Львы ничего не боятся, даже потревоженных ядовитых змей.

— Значит, это твоё окончательное решение, Изанами? — произнесла Юкико, вновь вытянув карту. Удачно. — Каждая королева имеет право убить короля. Вот только... от трупов мало пользы.

Изанами дёрнула бровью.

— Как-то так, — она перевернула карту и бросила её перед Изанами. — Закончим игру. Моя стопка больше, я победила.

— Карт ещё предостаточно, Ёсикава.

— Конечно, их ещё больше половины, и у нас ещё много времени. Но не у зелёного короля. Я хочу оказаться как можно дальше отсюда, пока его сила не вышла из-под контроля.

— Отсюда?

— Зелёный король работает на тебя. Кудрявый такой, зачёсывает волосы на левую половину лица.

По красивому лицу Изанами пробежала жуткая, мрачная тень.

— Я узнала этим утром, что случилось с твоей сестрой, — произнесла Юкико. — Сочувствую. Правда. Я не знаю, как ей помочь, но попытаюсь найти того, кто знает. Короля, чьи силы способны лечить людей и убивать их щелчком пальцев, — она поднялась из-за стола.

— Даже если я убью Утияму?

— Мираи тоже хочет жить. Она не должна страдать, — Юкико повернулась к Изанами спиной. С такой непоколебимой решимостью она была не в силах бороться. Желание Изанами отомстить было вполне обоснованным, ей было за что ненавидеть Нагаре. И Нагаре хорошо это понимал, потому и отправил к Изанами переговорщика. Он лгал Изанами, он притворялся другим человеком, он всегда был настолько близко к своему врагу, насколько это только возможно. В отношениях этих людей было невозможно само понятие правды, — из-за короля лжецов. Я... приложу все усилия, чтобы этот неизвестный король-доктор выжил и вернул Мираи к жизни.

— Ты её даже не знаешь! — стиснула зубы Изанами, раскрытой ладонью грохнув по столу. Карты от её удара на мгновение пришли в движение, съехали. — Какое тебе дело что до неё, что до зелёного?! Строишь из себя ангела, чтобы все вокруг были тебе обязаны?! Ну и что ты будешь делать с этой властью, а, красная королева?! Зачем тебе эта коллекция королей?!

Юкико обернулась. Изанами тяжело дышала, её зубы были напряжённо сжаты, и своим свирепым взглядом она метала молнии. Юкико не боялась её, не могла злиться или отвечать яростью на ярость. Ей было жаль Изанами. Может быть, в обычной жизни она была приятной, дружелюбной и влекущей к себе женщиной, но, к сожалению, Юкико встретила её в один из мрачных часов её жизни. Её нервы расшатаны, ей больно и страшно за дорогого человека, и все её чувства, так тщательно скрываемые, медленно прели в её сердце и перерастали в истерику.

— Мне нужно, чтобы с моими близкими было всё в порядке, — ответила Юкико. — С того дня, как я стала королевой, не было и дня, чтобы я не думала о том могильнике, в который превратится Шидзуме после падения Дамоклова Меча.

Эти слова заставили Изанами дрогнуть.

— Целься в печень, — Юкико опустила взгляд и, отвернувшись от Изанами, вышла. — Чтоб наверняка.

Оставшись в одиночестве, Изанами стиснула зубы, затряслась, давясь слезами. Мираи. Это зрелище стояло у неё перед глазами, словно навязчивое, болезненное видение. Кожа Мираи была такой страшно бледной, её грудь едва поднималась, не давая возможности сделать полноценный вздох, её пальцы похолодели, и на шее едва прощупывался пульс. Её положили в больницу, подключили к приборам, в которых Изанами не разбиралась. Медсестра, ставя капельницу, оставила на руке Мираи огромный бордовый синяк. Изанами едва сдержалась, чтобы не влепить медсестре оплеуху.

Мираи. Единственный человек во всём мире, который был дорог Изанами, теперь лежал в состоянии на грани жизни и смерти. Изанами должна быть на её месте! Изанами! И ради Мираи она бы пожертвовала собой без раздумий.

И, похоже, ей скоро представится возможность сделать это. Нужен хотя бы нож. Король остановит пулю, его не возьмёшь выстрелом из...

Утияма. Утияма Кохаку. Как бы Изанами ни держалась, по её щекам скатились две крупные прозрачные капли. Значит, зелёный король. Следовало догадаться. Пришедший из ниоткуда компьютерный гений, способный противостоять как Джунглям, так и голубому королю. И почему Изанами так легко повелась на это? Потому что у неё не было выбора. Конфликт с зелёным королём сделал Корону едва ли не самым посещаемым казино в Шидзуме, и Изанами хотелось быть его достойным противником, которого боялись бы и уважали, за которым хотелось бы следовать...

Она вздрогнула, когда ей показалось, что чья-то мягкая маленькая рука коснулась её щеки, утёрла слезу. Изанами была одна в комнате, здесь больше никого не было, но это прикосновение казалось слишком реальным, слишком осязаемым, слишком... любящим.

— Уж прости, — хмыкнула Изанами, обращаясь к царящей в комнате пустоте. — Что не собираюсь быть королевой.

Она утёрла слёзы пальцами, закрыла глаза, сжала кулаки, собираясь с духом. Электричество в VIP-комнате дважды моргнуло, прежде чем отключиться. Изанами нахмурилась. Разве такое возможно? В казино есть электрогенераторы, почему электричество вообще отключилось?

Она судорожно вздохнула, справляясь с нервами. Похоже, проводка сгорела из-за сил зелёного короля. Чёрт. Ещё один грабёж от зелёного клана? Ремонт и замена электропроводки далеко не бесплатны, и возмещать убытки явно никто не будет. Хитрый зелёный король. Решил напоследок разгромить казино и со счастливой рожей отправиться на встречу к богу смерти.

Видение из сна всплыло в голове Изанами. Чёрно-белый город, чёрно-белые люди и сияющее в небе зелёное солнце. Смерть короля предотвратит падение Меча. Решившись на отчаянный поступок, Изанами запретила себе думать, запретила себе сомневаться и чувствовать что-либо по отношению к зелёному королю. Бить ножом в печень, да? А красная королева не так проста. Если бить человека в печень, смерть будет мучительной и достаточно долгой, что позволит Изанами сполна насладиться местью. И, к тому же, с таким ранением человека не спасти. Отличный совет, Ёсикава Юкико.

Изанами покинула VIP-комнату, прошла в большой зал казино, практически не слыша звуков творящегося вокруг разрушения. Трещало электричество, ревело пламя. Сработавшая система пожаротушения тщетно пыталась справиться с разгоравшимся пожаром. Вода превращалась в пар буквально в воздухе. Изанами стиснула зубы. Будь её воля, она бы убила всех королей, не только зелёного!

Клиентов не было: осталась только шпана из красного клана и точно такая же шпана из зелёного. За что они сражались? Да ни за что. Интересы зелёного и красного кланов никогда раньше не сталкивались, им было нечего делить и не из-за чего конфликтовать. Так что сражались они от скуки. Их короли повздорили, и это стало призывом к действию.

Человек из Джунглей направил на Изанами свой смартфон. Сверкнула молния, на секунду ослепившая Изанами, но не причинившая боли. Подойдя, Изанами занесла колено и, что было сил, ударила напавшего в пах.

— Знай своё место, — только и произнесла она. — Мусор.

Парень согнулся пополам от боли, схватился за причинное место, с его губ сорвался стон на таких высоких нотах, которых Изанами никогда раньше не слышала. Из рук парня выпал смартфон. Изанами подняла его, зашла в приложение. Сможет ли она убить зелёного короля его же силами? Должно быть. Утияма поранился, когда прошлой ночью демонстрировал действие сил на своей коже.

Утияма... лживый зелёный мудак. Ты упьёшься своими же силами.

— Изанами! — Юкико схватила её за руку. Волна пламени, прошедшая сквозь потолок, даже не обожгла Изанами. — Они на крыше.

Изанами встретилась взглядом с Юкико, не слыша ни её слов, ни криков обожжённых людей. Крыша. Где это? И будет ли в её казино после двух королей крыша? И останется ли вообще у неё казино? Казино, куда она приходила каждую ночь, казино, с которым она могла не переживать за своё будущее, казино, где так любила бывать Мираи, казино, где к ней пришёл устраиваться этот чёртов Утияма.

— Я подхожу вам по всем параметрам, — улыбнулся он, разговаривая с Изанами в день приёма на работу. — Я умею работать с клиентами, у меня достаточно энергии, чтобы интриговать их, развлекать и распалять азарт, я ответственный сотрудник, и, Мията-сама, судя по вашему взгляду, я ещё и очень привлекателен.

Юкико потянула её за руку, выдёргивая из воспоминаний. Изанами пошла за ней следом, не видя дороги, на негнущихся ногах. Молнии ей не вредили, а, после прикосновения Юкико перестало вредить и пламя, но на это Изанами не обращала внимания. Она просто следовала за Юкико, не способная, как это обычно бывало, выйти из себя, устроить расправу, насладиться насилием. Эта её черта была главным отличием Изанами от Мираи. Мираи была добрым человеком, ведомой девочкой, которой всегда в пример ставили боевую и упрямую Изанами. Куда это делось? Почему она не могла ненавидеть человека, который её всё время обманывал...

— Алгоритм, который используют Джунгли, довольно прост. Хотите, мы используем их сервера себе на пользу, Мията-сама?

...который ограбил её...

— Если мы устроим драму из вашего конфликта и заставим посетителей следить за ней, то сможем на этом прилично заработать. Люди страшно любят хорошие сериалы, Мията-сама.

...из-за которого Мираи теперь в коме.

— Я не нашёл этого человека, Мията-сама. Ни в базах Джунглей, ни у Скипетра 4 нет записей ни о ком даже отдалённо похожем. Я продолжу искать. Но... не лезьте в это. Я разберусь с ним.

Вот почему он был таким блестящим сотрудником. Потому что каждый раз его мотивировало не желание работать, а желание загладить свою вину перед Изанами. Какой совестливый...

Дыхание Изанами замерло в груди, стоило ей впервые увидеть зелёного короля в полном величии его силы. Яркие, смертоносные зелёные молнии поднимались вверх от его ног, образуя ореол, сквозь который не смогло бы проникнуть даже самое свирепое пламя. Сердце его Дамоклова Меча сияло высоко в небе, подобно далёкой звезде. Сегодня Изанами впервые увидела, как сталкивались два Дамокловых Меча, слышала жуткий гром и долгое эхо от столкновения двух плотных энергий. Суо Микото бил и не задумывался, какие разрушения устраивала каждая его атака, в то время как зелёный король только и делал, что уклонялся. Он провоцировал Микото на атаку, хотел лишить его сил, чтобы потом устранить его одним мощным ударом. Простая стратегия, но в случае этих двоих действенная.

— Утияма! — в бешенстве позвала его Изанами.

— Мията-сама.

Он грустно улыбнулся Изанами. Пожалуй, так печально мог улыбаться только тот человек, обман которого раскрылся в неподходящий момент, но избавление от которого сулило облегчение и исцеление от тяжкого бремени. Сейчас лгать больше не было смысла: Изанами видела проявление его способностей, и, к тому же, жить ему осталось считанные мгновения. Он не мог отозвать Дамоклов Меч. И потоки неконтролируемой энергии превращали его тело в один большой оголённый нерв. Суо Микото великодушно предложил Нагаре умереть, а Нагаре не стал отказываться. Но и так легко свою жизнь он отдать не мог.

Красный король отступил, когда на крыше появились королевы, но Меч отзывать не стал. Юкико, отпустив руку Изанами, подошла к нему, встала за его спиной.

Изанами ещё раз взглянула на Дамоклов Меч Микото, потом на Юкико, потом на Меч зелёного короля. Подставиться под удар такой махины? Ни за что...

— Оу, — зелёный король улыбнулся, увидев в руке Изанами смартфон с запущенным приложением Джунглей. — Так вы всё же решили лишить меня жизни.

— Догадлив... как и всегда.

— В таком случае, имею я право на последнее желание? — его улыбка стала невыносимо грустной. Он протянул руку Изанами. — Прошу тебя... Изанами.

Её сердце болезненно сжалось. Изанами сделала шаг вперёд, без страха прошла в плотный ореол беснующихся молний. Она сжала руку зелёного короля, крепко стиснула его бледную ладонь.

— Моё настоящее имя — Хисуи Нагаре, — он улыбнулся, сводной рукой убрав прядь волос с лица Изанами за ухо. — И я пришёл к тебе ради собственной выгоды. А потом понял, что никого другого мне и не надо.

Он склонился, и, как только их губы соприкоснулись, Изанами подалась вперёд, закрыла глаза. Поцелуй Нагаре был галантным, до боли нежным. Так, должно быть, целовали своих возлюбленных рыцари в средневековых рыцарских романах. Изанами ждала этого поцелуя. Он был необходим ей, нужен, как воздух. Только ощутив так близко тепло другого человека, только почувствовав на лице его горячее дыхание, она поняла, как всё это время ей было на самом деле холодно.

Нагаре сжал её руку с чужим смартфоном, и очень мягко, почти незаметно, заставил её выронить устройство.

— Нагаре, — прошептала она, оторвавшись от его губ.

— Нет, — он улыбнулся, не выпуская трясущихся рук Изанами. — Я люблю тебя, Изанами. И ни за что не позволю тебе так ошибиться. К тому же... красный король рассказал мне, как просто сделать тебя королевой.

Он обнял Изанами, когда его Дамоклов Меч издал страшный, отдающийся внизу живота грохот. Изанами зажмурилась и крепко стиснула Нагаре в объятиях. Только в такой момент она осознала, что он был именно тем человеком, которого ей всю жизнь не хватало. Только сейчас поняла, насколько рядом с ним ей было хорошо.

Он потянул её вниз, тяжело упал на спину. У Изанами щёлкнула челюсть, стоило ей упасть на грудь Нагаре.

— Ах ты уёбок...

У Изанами выбило из лёгких весь воздух от болезненного удара. Боль была не внешней. Она шла из сердца, из самой его глубины и распространялась по телу, точно поток обжигающей лавы. Боль была настолько невыносимой, что Изанами не могла ни шевелиться, ни дышать, ни даже отстраниться от Нагаре. Она чувствовала, что он был рядом, она держала его в объятиях, и всё же с этой болью Изанами оставалась наедине.

Она вздохнула через силу, со стоном, боясь, что даже это простое действие причинит ей больше боли. Лёгкие горели, и потому вздох получился больше рефлекторным. И, казалось, будто бы с этим вздохом, в её голову хлынул поток никогда не принадлежавших ей чувств, мыслей. Она ощущала одержимость, желание, азарт, свободу, и, что было сильнее всего — любовь. Сейчас, сходя с ума от невыносимой боли, Изанами впервые чувствовала, как сильно её любят, чувствовала благодарность, слышала извинения. Неужели вся эта мешанина мыслей была в сознании Нагаре? Неужели это был реальный он?..

— Изанами.

Она вздрогнула, открыла глаза, почувствовав, как тёплые руки успокаивающе гладили её по плечам, затылку. Изанами подняла взгляд на Нагаре. Его лицо оставалось невозмутимым, но во взгляде было беспокойство.

Изанами судорожно вздохнула, отстранилась. Тело её не слушалось. Казалось, будто бы по нервам пустили электрический ток, и из-за этого мышцы стали вялыми, непослушными, неживыми.

— Я убью тебя, — слабо прохрипела она. — Я точно убью тебя.

Но сделать она ничего не смогла. Её глаза закатились, и она без сил рухнула на зелёного короля.

* * *

Эту ночь Юкико вновь предстояло провести в квартире Микото. Стояла уже поздняя ночь, когда Мияту Изанами забрали в больницу. Ей ничего не грозило, но Нагаре не мог просто оставить её лежать без сознания посреди полуразрушенного казино.

— Придётся моим людям побыть строителями, — он усмехнулся. — Но ничего. Скоро "Корона" станет даже лучше, чем была до этого. А вам, красные, спасибо. Как и обещал... — он протянул Юкико полупрозрачный планшет. — Все исследования Расу Аматы на одном устройстве, — улыбка Нагаре вышла усталой. — В нескольких форматах. Выбирай наиболее комфортный и исследуй. А, станет интересно — пришлю исследования Адольфа и Клаудии Вайсманн. Правда, эти двое отрицали существование королев...

— Раздражаешь ты меня, зелёный, — проговорил Микото, прикурив сигарету.

— Это поразительно, красный, но наши чувства взаимны, — он перевёл взгляд на Юкико. — Обращайся за помощью. И... приводи Хикари. Мне интересно узнать о нём больше.

На этой ноте они расстались.

— Микото, — произнесла Юкико, когда они вышли из казино. — Ты можешь ни с кем не драться хотя бы пять минут?

— Зелёный сам напросился.

— Каким образом? Стоял в стороне, никого не трогал и всем улыбался?

— Этого было вполне достаточно.

Микото скользнул рукой по её спине, прижал у себе за талию. Юкико не стала его отталкивать.

— Ко мне? — спросил он.

— Если ты не против.

— Я только за, — он улыбнулся. — Мне нравится видеть тебя у себя в постели.

Юкико не ответила, подняв взгляд на лицо Микото. А ведь её королём мог стать такой же человек, как Нагаре. Человек, который лгал бы ей, крал бы у неё деньги и был бы настолько самоуверенным, что лишил бы её права выбора. И... что бы она испытывала к такому человеку? Юкико не знала. Да и не хотела узнавать. Её королём уже стал Микото, и он был достаточно прямолинейным как в своих словах, так и в поступках.

— Знаешь, — она отвела взгляд в сторону. — Я рада, что ты такой, какой есть. Даже несмотря, что ты извращенец.

Он хмыкнул, затягиваясь сигаретой.

— И... тебе так идёт строгий костюм...

Микото промолчал, выдохнув дым в прохладный ночной воздух. Юкико подняла на него взгляд и заметила, что он вновь тепло улыбался. Ему нравилось слышать комплименты, как бы он ни пытался скрыть это и сделать вид, будто бы ему всё равно.

— Я приму душ? — спросила Юкико, когда они добрались до дома. Анна вышла встретить их в длинной ночной рубашке, но Микото почти сразу же отправил её обратно спать. — Я вся в пыли и саже.

— Прими, — он задумчивым взглядом окинул фигуру Юкико. — Только...

— Только без пошлостей! — Юкико скрестила руки на груди. Такой взгляд смущал её гораздо больше грязных шуток. — Это просто душ. И не больше.

— Хочешь, потру тебе спину?

Он вновь улыбнулся, когда Юкико нахмурилась. И, стоило ему это сделать, злиться на него она уже не могла.

— Что, если хочу? — ответила она.

— Натру тебя так, что будешь блестеть, — хмыкнул Микото и понизил голос почти до шёпота. — А... в некоторых местах тереть буду тщательнее.

Лицо Юкико стало пунцовым. И почему у Микото каждый раз так просто получалось вывести её из равновесия?

— Не сегодня, — она отвела взгляд. — Хочу прочесть за ночь всё, что выдал мне Нагаре.

— Это может и подождать, — подойдя, Микото заставил Юкико прижаться спиной к стене. Ладонью он упёрся в стену. — На твоём счету уже две королевы. Не хочешь это отметить?

— Две — это не семнадцать, — голос Юкико звучал неуверенно, слабо.

— И всё же, — он подался вперёд и был так близко к Юкико, что она ощутила жар его дыхания у себя на лице. — Ещё одна опасность миновала.

— Микото...

— Ты так красива, — он сжал пальцами прядь её волос, накрутил на палец. — Этой ночью я не оставлю тебя в покое.

Юкико сжала губы в линию. Силы оставили её. Она могла сопротивляться, пока Микото был от неё на расстоянии хотя бы метра, но когда он так нагло напирал, когда вторгался в её личное пространство, она не могла даже пошевелиться.

— Мне... нужно узнать... о королевах.

— Ты так боишься? — прошептал он ухо Юкико. — Или ты дрожишь от возбуждения?

Юкико громко вздохнула, когда он коснулся губами её мочка уха.

— Пойдёшь в душ? — улыбнулся он, чуть отстранившись. — Или снять с тебя платье прямо здесь?

— Дурак, — Юкико отвела взгляд, злясь на себя за своё смущение. — Мне нужно знать больше о своих силах. Это действительно важно!

Микото вздохнул и, закрыв глаза, стянул с шеи галстук.

— Ладно, — он потёр затылок. — Может, хотя бы выпьем? Один бокал — за зелёных, второй — перед сном...

— Выпьем, но не напьёмся, — Юкико распустила волосы, пальцами зачесала их назад. — И вместе прочтём записи этого Расу.

— И будет это самой скучной прелюдией в жизни.

<hr />Примечания:

Свежие мемы и отборный солнечнокоролевкий юмор — https://vk.com/misternevermore

Я свихнусь. Я уже не свихнулся.

С этих слов начинался исследовательский дневник Расу Аматы. Первую свою запись он сделал в 1942 году, и сначала наполнял свой дневник полуфразами, размышлениями, наблюдениями, чьими-то цитатами, даже шутками. И каждая страница этого написанного от руки текста казалась такой же интимной, как и "Записки у изголовья" Сэй Сёнагон, содержащей в себе яркие фрагменты давно утраченного, страшного, жестокого мира. Человек, писавший это, не думал, что его текст будет кто-то читать, и потому позволял себе откровенность. В этом дневнике Расу Амата оставался наедине с собой. В этих строках не существовало масок, которые надевал на себя этот человек, чтобы взаимодействовать с обществом. В этом тексте была обнажённая, неспокойная душа, которой нигде не было места.

Амата был младшим ребёнком в семье, и, так вышло, что самым безответственным. Его всегда приходилось заставлять что-либо делать, потому что ничто подолгу его не интересовало. Чем-то увлекаясь на короткое время, он быстро оставлял это дело, больше не проявляя ни капли той одержимости, которую выказывал ранее. Он был до того спокойным и отстранённым, что казался другим людям жестоким и безразличным. В самом ли деле он был таким? Наверное. Амата не знал, умел ли на самом деле испытывать эмоции, не знал, испытывал ли их вообще. Он был будто бы инопланетянином в обществе других людей. Он не мог искренне смеяться, не мог злиться, не мог проявить страха. И, наблюдая за эмоциями других людей, он испытывал единственное знакомое ему чувство. Зависть. Эмоции делали людей счастливыми, эмоции спасали их от той давящей, холодной пустоты, что давно зародилась в сердце Аматы, эмоции были тем, что наполняло жизнь смыслом. А у него их не было. Он сознательно запрещал себе что-либо чувствовать до тех пор, пока это не превратилось в болезненное бессилие. Но, во всяком случае, из-за своей особенности Амата приобрёл два важных навыка: он мог отличить искренние эмоции от неискренних и, неспособный сам испытывать чувства, он научился их вызывать. Это просто. Пара фраз, пара прикосновений, случайный взгляд... И больше из всех эмоций всего ему нравился искренний смех.

Началась война. Амата предполагал, что это событие обойдёт его стороной. Он учился в университете, армейская служба из-за недобора веса обходила его стороной, да и он сам был младшим братом генерала морской пехоты. Так что за своё будущее он не переживал, тем более, все удачные карты, которые должны были обеспечить ему жизнь, были у него в руках.

И всё же, его отправили на фронт. В Германию. Старший брат позаботился, чтобы Амату отправили не в Китай, на скотобойню, не в Россию, которая всё ещё помнила своё поражение в русско-японской войне, и не в Индию. Германия. Псевдо-безопасное место, где Амата мог бы продолжать своё обучение, и где находился бы в резерве. Германия сулила сплошные плюсы после окончания войны: во-первых, Амата, как военнослужащий, мог получить гражданство и навсегда распрощаться с Востоком, во-вторых, высокая зарплата военных, в-третьих, образование. Не существует институтов лучше немецких, и поэтому Амата согласился покинуть родную Японию. Его провожала семья, которой, как ему казалось, он не был нужен; ему пожелали удачи друзья, которые на следующий день забудут о нём. Он был приходящим и уходящим событием, подобно зимнему солнцу, которое появлялось ненадолго, чтобы вскоре исчезнуть и продолжить свой безрадостный путь.

Но ему не повезло. Если на родине, в Японии, Расу-старший имел какой-то вес, то за границей никто не собирался исполнять просьбы человека, который остался в другой части земного шара. Амата спокойно воспринял произошедшую с ним несправедливость. И, взяв в руки оружие, ощутив его вес, холод и запах оружейной смазки, почувствовал, что так и должно быть. Его безрадостная жизнь однажды закончится. Какая разница, когда это случится? В старости или сейчас, когда ему было чуть за двадцать? Амате было это безразлично. Он был никому не нужен, как и никто не был нужен ему. Лишённый эмоций, он всю жизнь чувствовал себя лишним, чужим, далёким, и сейчас война предоставила ему шанс исправить досадное недоразумение. Можно было пустить себе пулю в глаз, можно было самому подставиться под удар, можно было дезертировать и отправиться на расстрел. А можно было и выжить, хотя этот вариант Амату не устраивал.

— Будь, что будет, — произнёс он, обращаясь к себе. — Не так уж и плохо, если сдохнет один ходячий монстр.

В Германию он всё-таки добрался. За ним пришли в тот период, когда Амата окончательно потерялся в череде бесконечных сражений. Дни смешались в сплошную серую массу, состоявшую из пыли, пороха, крови, криков, грохота взрывавшихся гранат, выстрелов. Там Амата не чувствовал ничего. Он не ощущал жара, не чувствовал холода, не знал, что у него течёт кровь. Как бы он ни жаждал смерти, что-то внутри него отчаянно стремилось жить, и, должно быть, из-за этого желания он не мог ни подставиться под удар, ни сбежать, ни оставить рану загнивать. Это был не страх, скорее любопытство. Амате было интересно, как далеко он сможет зайти, прежде чем его убьют.

Когда за Аматой пришли люди, отправленные по приказу Расу-старшего, он не смог ни запомнить, ни даже разглядеть их лиц. От усталости перед глазами всё плыло, тело ломило, шея и плечи, привыкшие к тяжести оружейного ремня, не гнулись, руки пахли порохом, кровью и пеплом, сколько бы он их ни мыл. И здесь, на войне, Амата только сильнее чувствовал свою инаковость. Здесь его чуждость проступала особенно заметно. Во-первых, он был японцем. Единственным среди сотен и тысяч европейцев. Амата знал базовый немецкий язык, знал английский, так что трудностей с общением у него не возникало. И всё-таки... Европейцы не принимали его, порой задерживали взгляд на его лице, порой обращались к нему не иначе как "япошка". Амата не злился на это. Его не принимали и раньше, так что он привык к пренебрежению со стороны других людей. Впрочем, он знал, что его так называют не из-за желания оскорбить или унизить. Эти люди знали, что могут умереть, и поэтому торопились жить. У них не было времени запоминать его имя, не было желания. "Япошка" — и сразу понятно, о ком идёт речь.

Во-вторых, для него война была чем-то далёким и недосягаемым, даже когда он был в эпицентре сражения. Всю свою жизнь Амата отстранялся от этого мира, и такая его часть, как война, не могла стать исключением. В какой-то момент ему даже начинало казаться, будто он наблюдал за собой со стороны. Будто бы в его теле был ещё кто-то. Кто-то куда более сильный, куда более смелый, куда более искусный в выживании. И этот кто-то не позволял погибнуть настоящему Амате.

В-третьих, Амата не бунтовал, не срывался, был всегда спокоен, хладнокровен и рассудителен. И это стало открытием даже для него самого. Он видел солдат пьяными, видел самоубийц, видел разбитые в кровь кулаки и лица. Но сам он был от этого далёк. Он дрался, если на него нападали, он помогал переносить трупы, он снимал с тел оружие и одежду. И он проливал кровь. Он убивал без удовольствия, без азарта и без жалости. В его разуме прочно укоренилась мысль: не убью я — убьют меня. И эта мысль была ещё одним открытием.

— Произошло недоразумение, — произнёс человек, встретивший Амату на железнодорожном вокзале Дрездена. — Не переживайте, рядовой Расу. С виновными мы разберёмся.

Даже не разбирая лиц и едва улавливая смысл слов, Амата знал, что эти люди только изображали заботу о нём. На него им плевать. Но Расу-старший, видимо, добился заметных успехов на фронте и решил узнать, какие успехи у младшего брата. А были ли они? Нет. Амата отличился на фронте, доказал свою смелость и верность чужому государству, но...

...но потерял намного больше.

— Во мне умерло всё человеческое, — произнёс он, глядя в размытые глаза собеседника. — Это вы называете недоразумением?

Ему в качестве извинения выделили квартиру. Не раздеваясь, Амата рухнул на кровать, закрыл глаза, но сон не шёл. Тишина оглушала его. Он вздрагивал, подскакивал, в панике искал оружие и долго не мог сообразить, где находится. Заснуть ему удалось только после того, как он надел армейские сапоги, шапку, китель, включил на полную громкость трещащее радио, сжал в твёрдой руке тяжёлый кухонный нож. И так, не шевелясь, он проспал часов семнадцать.

Проснулся он, когда осеннее солнце только-только поднялось из-за линии горизонта. Амата подошёл к окну, облокотился о него, вглядываясь в чистое небо, чувствуя на коже тёплые прикосновения солнечных лучей. Тогда он почувствовал, до чего же сильно ему этого не хватало. Тишина, покой, мерное тиканье часов в кухне и солнце, сиянием которого был пропитан его родной дом в далёкой Японии, его давно ушедшее детство. Солнцу всё равно, для кого светить, всё равно, кому. И всё же, именно его лучи смогли согреть мечущееся сердце Расу Аматы.

Он быстро умылся, переоделся и отправился на улицу, крикнув приветствие на японском проходившему мимо немцу. Он бесцельно бродил по каменным улицам незнакомого города, не зная, где он, и куда направляется. Да это было не так уж и важно. Он ходил по чужому Дрездену, с наслаждением вдыхая запахи жареных колбасок, выпечки, карамели, плавленого сыра и даже шоколада. Этой роскоши он был лишён на фронте. Он стоял, закрыв глаза, наслаждаясь давно забытыми запахами, давно забытой тишиной и тихим шелестом листьев. Как же он истосковался, истомился по этому. И как же странно это было. Он ощутил болезненный укол ностальгии из-за места, в котором никогда раньше не был, которое было настолько же чужим для Аматы, насколько Амата был чужим для этого места.

Живой. Не калека. Глаза, руки, ноги целы.

— Везунчик.

Он улыбнулся, закрыв глаза, зарывшись пальцами в свои отросшие волосы. К его горлу подступал смех. Несдержанный, неконтролируемый, находящийся на границе истерики и облегчения. Амата расхохотался. Правила приличия в Японии велели ему сдерживать эмоции, но сейчас он физически не мог этого сделать, не хотел, да и, что более важно, он уже целую вечность не был в Японии.

Он смог остановиться только когда боль в животе от смеха стала невыносимой. Успокоившись, он утёр слёзы с глаз, попытался восстановить дыхание, но смех всё ещё рвался наружу, так что пришлось прилагать усилия, чтобы сдержать его. Рухнув на скамейку, Амата закурил, глубоко затянулся, наполняя лёгкие горьким табачным дымом. На душе было тепло. Он знал, скоро это тепло улетучится, что скоро развеется, словно дым, но хотел подольше удержать его в своём сердце. Как же хорошо. Так тихо, так спокойно и так тепло в этот осенний день.

В этот же день он посетил университет, жизнь которого остановилась с началом войны. Преподавателей и студентов отправили либо на фронт, либо в концлагерь, либо на оружейные заводы. Амату записали в число студентов чисто для формальности. Он получит диплом, ему будут выдавать стипендию, но по факту он мог ничем не заниматься. Таково было великодушие немецкого правительства и их желание угодить стране-союзнику. Стоило только пару раз проползти под пулемётным огнём, как все дороги в жизни моментально открывались. Интересно получалось: Амата шёл на войну безо всякого желания жить, но, видимо, у жизни были на него свои планы.

И всё же, он решил хотя бы раз в жизни попытаться проявить упорство. У него не было строгих преподавателей, никто не контролировал его посещаемость, некому было исправлять его или учить. Но зато в его распоряжении была библиотека. Тысячи тысяч книг стояли на полках в ожидании людей, готовых и способных учиться, оставалось только протянуть к ним руку и стать для самого себя учителем. И, стоя посреди пустующей библиотеки, окружённый тяжёлыми стеллажами, Амата решил попытаться. И пытался. Сидя в одиночестве в библиотеке, он мог позволить себе курить, приносить с собой обед и ужин, даже ночевать. С книгами он обращался бережно, ухаживал за ними, стирал с них пыль, даже пытался чинить, если они были в совсем плачевном состоянии. Что-то он выписывал в дневник, что-то запоминал без особого труда, чего-то понять не мог, сколько бы ни бился. Всё-таки, совсем без преподавателя учиться было тяжело. Да и, чем больше он читал учебников, тем лучше понимал, что всю ту воду, которую упорно лили авторы, можно слить и сократить каждую книгу раз в пятьдесят.

В один из таких дней, когда он собирался в библиотеку, в его дверь постучались. Амата открыл, не вынимая изо рта сигареты. Это были люди в чёрной форме с красными повязками на левых плечах.

— Чё надо? — с улыбкой поприветствовал их Амата.

За время обучения его разговорный немецкий стал значительно лучше. Но безалаберный тон явно не понравился... Амата скосил взгляд на петлицу, потом на погон. Сигарета выпала у него изо рта.

— В армию, — спросил Амата, — в Японию или на расстрел?

Но, как выяснилось, Амату решили отправить в некий исследовательский центр, располагавшийся в церкви Фрауэнкирхе. Он не знал, почему в учёную среду направили именно его — студента, который ещё толком не успел закончить обучение. Но причина была проста. Европейцам был нужен человек восточной культуры и желательно, чтобы транспортировка этого человека была менее затратной и как можно более быстрой. Впрочем, Амата предполагал, что и здесь подсуетился его старший брат. Расу-старший знал, что опытного солдата удерживать в тылу никто не будет, тем более при явной нехватке войск, и потому обеспечил его место в исследовательском центре. Амата не возмущался. Вот только... этот привет из прошлого вызвал в его голове чувство знакомой, тупой и вязкой апатии. Ему так хотелось сбежать из реального мира, так хотелось забыться и просто жить, никому не мешая. Но реальный мир не желал его отпускать, и с этим тоже приходилось мириться.

Войдя в церковь, Амата, как и ожидал от себя, не почувствовал ничего. Ни восхищения, ни благочестия, ни величия момента. В его памяти всплыли люди. Живые, тёплые, звавшие его япошкой и страстно желавшие жить. Многие из них были религиозными. Амата видел, как они молились перед очередным наступлением, слышал их рассуждения о Боге, о бессмертной душе. Может быть, Амата, один из немногих везунчиков, и поверил бы в Бога. Вот только его глаза видели слишком много изуродованных тел, слишком много отчаяния, боли, страха. И слишком часто на его памяти обыкновенный человек терял всё человеческое. "Бога нет," — решил для себя Амата, когда впервые увидел человеческое тело — молодое, голое, белое, беспомощное, с вываливающимся из живота кишечником.

Его представили исследовательской группе, и большую часть имён Амата забыл почти сразу же. Впрочем, он не слишком переживал на этот счёт. Начальству его не представили, но провели к объекту исследования, который, как Амата узнал позже, назвали Дрезденским Сланцем.

— Это уникальный объект, — проговорил человек в чёрной форме, с генеральскими погонами на плечах. — Надеюсь, ты понимаешь, что всё это строго секретно.

Амата долго вглядывался в многотонный, древний монолит, прежде чем до него дошло, куда он попал. Аненербе. Понятно. Не самый скверный расклад из всех возможных, но и далеко не самый лучший. Хорошо одно — теперь у Аматы была реальная работа, и ради неё не нужно было никому проламывать череп. Делать вид, что исследуешь булыжник и писать всякий сверхъестественный бред в отчётах. Работа мечты. Да и Амата с детства любил сочинять всякие небылицы.

— Есть идеи, как заставить это работать, рядовой?

Амата внимательнее вгляделся в причудливый рисунок на поверхности древнего монолита. И в какой-то момент ему начало казаться, что монолит стал пристально вглядываться в него. Ощущение было мимолётным, неясным. Словно на мгновение нечто древнее и непонятное обратило внимание на Амату, и тут же ускользнуло в своё глубокое, вечное безмолвие. Оно спало и не спало одновременно, и в этом половинчатом состоянии ему на секунду приснилась безрадостная жизнь Расу Аматы.

— Общаться, — дрогнувшим голосом ответил Амата. — Как дела, камушек? Не боишься отлежать бока?

В голове зашумело, из носа пошла кровь, ноги подкосились. Амата не понял, что произошло. Казалось, будто кто-то ударил его по затылку, и пол рванул ему навстречу. И, пока его приводили в чувства, Амата увидел тяжёлый, до боли яркий сон. Сон, в котором он был всюду и нигде, где он существовал, но у него не было осязаемого тела, сон, в котором он чувствовал всё и ничего одновременно.

Этот случай был задокументирован и получил название "Первый контакт". Видение Аматы ясно показало, что Сланец мог общаться, мог отвечать на заданные вопросы. И на глупый вопрос Аматы он дал не менее глупый ответ: Невозможно отлежать то, чего нет.

Адольф Вайсманн, начальник Аматы, расхохотался, как только услышал подобную расшифровку. Искренний, добродушный смех. Если начальник каждый раз будет смеяться от слов Аматы, то работать на него будет легко. Всё-таки, приятно работать в коллективе, который объединяет не столько общая деятельность, сколько чувство юмора.

Амата не ошибся, хотя ему и не слишком нравился юмор Адольфа. То он красочно изображал собственную смерть, то пугал Амату, выпрыгнув из-за угла, то подсовывал ему сумку, в которой сидел страшно недовольный кот. С этим нужно было только смириться. В сознании Адольфа причудливым образом уживались взрослый и ребёнок, гениальный учёный и мальчишка, задница которого истосковалась по ремню. Но зато работать с ним было просто: он никогда не зазнавался и не ставил себя выше кого-либо из подчинённых.

— Похоже, вы нравитесь Сланцу, раз ответил он только вам, — улыбнулся Адольф.

— Я в жизни никому не нравился, — закатил глаза Амата.

— Почему же? Нам с Клаудией вы по душе, герр Расу.

Первая встреча с Клаудией, начальницей Аматы, произошла неожиданно для него самого. У него был выходной, который он решил провести в библиотеке, а заодно обдумать возникшую у него в голове идею. Прошло уже две недели с момента его устройства на новую работу, и Сланец какое-то время не реагировал на вопросы Аматы. Тогда он придумал другую тактику, чтобы выйти с этим существом на контакт: он начал читать ему вслух те книги, которые ему нравились. И на одном из стихотворений показатели приборов сместились с мёртвой точки. Это был "Озимандия".

— Расу Амата?

Он вздрогнул, услышав в библиотеке незнакомый женский голос. Он так привык находиться здесь в одиночестве, что немало удивился, когда в помещение вошёл кто-то ещё.

— Да, — произнёс он, задержав взгляд на лице девушки. Лишь с недавних пор он стал различать лица людей. Было ли дело в его общении со Сланцем или смене вида деятельности, Амата не знал. Но его слепота на людские лица постепенно проходила, а, значит, расшатанные нервы медленно успокаивались. — А вы...

— Клаудия Вайсманн, — она улыбнулась. — У меня не было возможности представиться раньше, так что... — она окинула взглядом его письменный стол. — О. Вы заняты работой даже в выходной?

Он опустил взгляд на свои записи, на свой дневник.

— Сланец среагировал на стихотворение "Озимандия", — ответил он. — Но совершенно ничего не отвечает на слова вашего брата о лидере, избранном судьбой, — он вздохнул. — Думаю, Сланец обиделся, когда герр Вайсманн решил устроить ему холодный душ.

— Адди... Адольф действительно сделал это?

— "Ничто не бодрит лучше холодного душа! К тому же, ему тысячи лет! Думаете, он хоть раз мылся?"

Пародия получилась настолько точной и эмоциональной, что Клаудия захихикала, застенчиво прикрыв рот ладонью.

— А... о чём "Озимандия"?

— О статуе короля королей, чьё королевство стало безжизненной пустыней.

Амата нашёл нужное стихотворение, протянул его Клаудии. Она внимательно прочитала его.

— Адольф говорит, что вы опровергаете его теорию о лидере, избранном судьбой...

— Не опровергаю, — пожал плечами Амата. — Просто считаю, что на каждое действие должно быть противодействие. Третий закон Ньютона, — он помедлил, листая дневник. — Для сохранения гармонии в мире. Условно назовём нашего лидера, избранного судьбой, королём. Власть короля приобретает форму, структуру, превращается в осязаемую энергию. И в то же время появятся существа, которые будут по-разному реагировать на всплеск энергии. Кто-то примет энергию, кого-то она повредит, кто-то даст отпор, а на кого-то она и вовсе не будет действовать. И этих непокорных стоит условно назвать королевами.

Он перевёл взгляд на Клаудию. Она улыбалась.

— Вы — романтик, герр Расу.

— Это всего лишь теория, — он едва заметно нахмурился.

— Пожалуйста, продолжайте. Я не хотела вас смутить.

— Я не смущён, — Амата не смотрел на её лицо. — Короче говоря, когда энергия короля начинает превышать допустимое значение, образуется подобие чёрной дыры. Энергия короля не может навредить королеве, она ею поглощается. И в итоге поглощённая энергия так плотно сжимается в теле королевы, что начинает воздействовать на короля. Подобно тому, как чёрные дыры искривляют пространство и время, так и королева, искривляет пространство и время для вырвавшейся энергии, препятствует энтропии, разрушению. В итоге, если силы короля выходят из-под контроля, королева может помочь ему вновь обрести над ними контроль. Но нужен всплеск энергии...

Клаудия не сводила с него внимательного взгляда. Амата указывал на свои записи, рисовал на бумажке короля с королевой и их взаимодействие. Эта теория, которая ещё никак не подтвердилась, вызвала живой интерес у Клаудии. Она слушала и, казалось, перестала в этот момент даже дышать.

— А как быть с Озимандией? — улыбнулась она. — Какая для него должна быть королева?

— Никак и никакая, — он хмыкнул. — Озимандия мёртв ещё в начале сонета, и все его претензии на силу и божественную природу — не более чем высокомерие. Всё когда-нибудь умирает, даже королевства.

— Не думаю, что Сланец — поэт, герр Расу. И всё же, как бы вы назвали королеву для Озимандии?

— Лилит, — он ответил, не раздумывая. — Царица цариц.

Всё своё рабочее время Амата не отходил от Сланца. Он читал ему книги, рассказывал о своей жизни в Японии, пытался рисовать, считать с ним числа. Иными словами, он делал всё, до чего никогда в жизни не опустился бы ни один учёный ум. Сланец пытались пробудить с помощью насилия, Амата же считал, что перед ним живое и разумное существо, которое смотрит свысока на все тщетные попытки людей привести его в чувства. Что для Сланца холодный душ? Да ничего. Мимолётное сновидение, которое потеряется в потоке бесконечных снов. А что — вся жизнь Аматы? Это уже чуть более длинное сновидение, но такое же лишённое смысла.

— Кажется, я понял, почему ты мне отвечаешь, — произнёс Амата, стоя напротив Сланца. — Ты нашёл во мне родственную душу. Ты тоже никогда не был человеком, — он помедлил. — Но... тебе интересно наблюдать за людьми, так? Скажи честно, это из-за тебя я выжил на войне?

Сланец не ответил. В тот день Амата решил заночевать рядом со Сланцем. Он отталкивался от своего первого видения, которое пришло к Амате, когда он потерял сознание. Видимо, Сланцу проще контактировать с человеческим сознанием, когда оно находится в изменённом состоянии. Загоревшись этой идеей, Амата пришёл на работу в своём тёплом армейском кителе, который собирался использовать, как простынь.

— Герр Расу! — возмутился Адольф. — Я хотел подшутить над вами, но шутить над военным человеком мне очень некомфортно! Перестаньте быть военным, пожалуйста!

— ...а? А-а-а, — хмыкнул Амата. — Так вот, как вас обезвредить, герр Вайсманн? Нужно было всего лишь прийти в форме.

— Клаудия, — взгляд Адольфа был настолько несчастным, что способен был растрогать даже самое чёрствое сердце. — Пожалуйста, скажи ему раздеться.

— Адди!

— Эта форма заставляет меня физически страдать! Я буквально готов умереть от боли!

— Вас отправляют на фронт, герр Расу? — спросила Клаудия.

— Нет, — он убрал руки в глубокие карманы кителя. — Сегодня я хочу заночевать у Сланца. На кителе спать будет теплее.

Брат с сестрой мгновенно оживились, услышав желание Аматы. Адольфу понравилась идея с ночёвкой, он, буквально, хотел устроить рядом со Сланцем пижамную вечеринку со вкусной едой и разговорами до утра. Клаудия же забеспокоилась. Она переживала, что Амата может замёрзнуть в холодном, сыром помещении, подхватить воспаление лёгких, заболеть. И поняв, что отговорить она его не в силах, она стала искать тёплые одеяла, мягкую подстилку, подушки, забеспокоилась об ужине и горячем питье. И, наблюдая за ней, беспокоившейся о нём, Амата почувствовал странное, незнакомое тепло.

— Я выпью снотворное и прислонюсь к Сланцу, — ответил Амата. — Мы изучаем его, а не веселимся.

— Эта идея не лишена смысла, — произнёс Адольф, лихо раскачиваясь на стуле. — В отличие от идеи с королевами!

— Адди!

— Пусть так, — ответил Амата. — Каждый имеет право на ошибку.

Когда закончился рабочий день и исследователи покинули церковь, Амата постелил китель на пол и лёг, прислонившись спиной к холодной и твёрдой поверхности Сланца. Снотворное лежало в кармане брюк, и его Амата думал использовать в том случае, если не получится заснуть в ближайшие два-три часа. И он знал, что у него не получится, ведь он озвучил свою идею Вайсманну.

Адольф не заставил себя долго ждать. Со спальным мешком, подушками, поздним ужином и шестью бутылками тёмного пива он впорхнул в помещение со Сланцем. Клаудия следовала за ним, держа в руках запасные одеяла и свой спальный мешок. Интересно, если бы эта женщина попала на фронт, она бы так же заботилась обо всех солдатах? Обо всех грязных, грубых, невоспитанных мужиках, которые ре стеснялись бы отшлёпать её или зажать в углу и тискать против воли. Заботилась бы, решил Амата. И какое счастье, что она не попала на фронт. Там её бы растерзали...

Адольф разбросал одеяла у подножия Сланца, разместил еду и закуски, развалился сам. Клаудия робко подсела рядом.

— А... в Японии устраивают вечеринки с ночёвками? — спросила она.

— Устраивают, — ответил Амата, закурив. — Или вы думаете, что там поселились инопланетяне, фройляйн Вайсманн?

Её лицо густо покраснело. Амата опустил взгляд, стряхнув пепел в жестяную банку, которую на работе он использовал в качестве пепельницы.

— А почему вам так нравится курить? — спросил Адольф и, не дожидаясь ответа, добавил. — Можно мне?

Первая же затяжка вызвала у Адольфа неостановимый кашель. Амата курил крепкий табак, горький, способный перебить пресный привкус на кончике языка, и для неподготовленного Адольфа такое было явно чересчур. Он давился табаком, жмурился, кашлял, но всё же не мог себе позволить бросить начатое дело на половине пути. Со страданием и болью, он докурил злополучную сигарету.

— Всё равно не понимаю, — произнёс он, прокашлявшись, слушая хихиканье Клаудии.

— Привычка, — Амата пожал плечами.

Где-то ещё на первой бутылке пива они перешли с формального общения на дружеское, разговоры о работе медленно перетекли в сторону чего-то более личного. Амата выяснил, что в школе в Адольфа летели учебники и табуретки от строгих учителей, что он любил совместно с одноклассниками устраивать розыгрыши над другими одноклассниками, что больше всего ему нравился искренний людской смех. Клаудия же, как оказалось, рано оказалась в семье единственной женщиной, и потому материнские обязанности лежали на ней. Младшего брата она пыталась воспитывать, защищала его, помогала ему в учёбе и даже заступалась за него перед строгими учителями. Обо всём этом Клаудия рассказывала с мягкой улыбкой, в то время как Адольф тщетно пытался её заткнуть. Но, к его же несчастью, напился он слишком быстро, и потому его речь звучала вяло и негромко.

— А что насчёт тебя, Амата? — спросила Клаудия.

— А мне нечего о себе рассказать, — он невесело улыбнулся. — Разве что... грустно мне, когда газеты читаю.

— Что? Почему? — спросил Адольф. — Как тебе может быть грустно рядом с таким солнышком, как я?

— А вот так. С фронта приходят списки убитых, — он снова закурил. — Кого-то я знал лично, о ком-то слышал. Обычно я не запоминаю имён, но там... запоминаешь даже тех, о ком слышал через третьих лиц. И, — он дёрнул верхней губой. — Хочется хотя бы памятью попросить у них прощения за то, что я всё ещё жив.

Лицо Клаудии застыло. Адольф тяжело вздохнул.

— Эй, — он легонько похлопал Амату по плечу. — Ты не сможешь вернуть погибших, нечего себя винить.

Амата не ответил.

— Но ты можешь сделать наш мир лучше, — продолжил Адольф. — Мы можем это сделать, и у нас есть для этого желание и возможности. Каждый день мы на шаг ближе к чуду, Амата. Поэтому давай вместе двигаться ему навстречу. Втроём. Дрезденское трио.

— Дрезденское трио, — повторил Амата.

— Дрезденское трио, — поддержала Клаудия.

Они звонко стукнулись бутылками, и этот звук вызвал у Аматы звон в ушах. Он не придал этому значения. Должно быть, он просто перепил крепкого немецкого пива. Вот только после этого звука ему казалось, что теперь в комнате находилось вовсе не трое людей. Казалось, будто бы рядом был ещё кто-то, кто-то неосязаемый, невидимый, слабый и очень-очень сонный. И этот кто-то подтолкнул к Амате свежий, спелый апельсин.

Втроём они уснули под одним одеялом. В помещении было холодно, так что спать пришлось, тесно прижавшись друг к другу. И, из-за прикосновения, или из-за близости к Сланцу, им снился один и тот же сон. Сон о Луне, Солнце и звёздах. Сон без сюжета и смысла, без людей и животных, без существующего мира.

После этой ночи удалось передать энергию из недр Сланца маленькой лабораторной мышке.

— Это лидер, — сделал вывод Адольф. — Не озимандия и не, упаси Господь, королева!

— Если королева и появится, то не так помпезно, — ответил Адольф. — И для её инициации потребуется очень много энергии. Скажем, как от падения Дамоклова Меча.

— Допустим. И куда же должна деться эта энергия? Исчезнуть, как и всё, что попадает в чёрную дыру?

— Что-то способно из них вырваться. Мельчайшие частицы, атомы, потоки энергии, — он пожал плечами. — Это если королева — чёрная дыра. Если же королева — червоточина, то Меч упадёт в Японии, а пострадает Африка. Как-то так.

— Но ты больше склоняешься к теории о чёрных дырах. Почему?

— Потому что изучал звёздообразование. Королева — объект, в котором энергия будет бесконечно сжиматься, пока сжатие не дойдёт до критической точки.

— Ладно, — выдохнул Адольф. — Я допускаю твою теорию, но поверю в королев только после того, как одна из них лично обнимет меня!

Но до создания королев не дошло, как и до передачи энергии Сланца человеку. Война, как бы от неё ни бежал Амата, и как бы от неё ни отрекались Адольф с Клаудией, добралась до них, явилась в бомбах, взрывах, криках и разрухе. Земля тряслась под ногами, здания разрушались, словно карточные домики, а над головой жужжали, точно мухи, самолёты.

В тот день впервые за всё время из Сланца вырвался полноценный поток энергии, настолько мощный, что после него монолит затих на десятки лет. Дрезденское трио заперлось в лаборатории со Сланцем и группой исследователей, которые в этот день вышли на работу. Ни предупреждений, ни эвакуации, ни попыток спасти население не было. Их истребляли. И делали это без сострадания и жалости.

— Добралась ты до меня... — только и произнёс Амата, слыша грохот приближавшейся ковровой бомбардировки.

Стены церкви превратились в пыль, из-за них в лабораторию проник ослепительно яркий свет. Амата смотрел на свою приближавшуюся смерть и впервые, на короткое мгновение ощутил, как мало жил, и как же ему хотелось пожить ещё. Он почувствовал. Страх, сожаление, боль и даже тот самый, застрявший в горле смех. Адольф, Клаудия... люди, которых он встретил из-за череды несправедливости и сверхъестественной удачи. Они были дороги ему? Он не знал. Но именно их он не смог бы убить, и этим двоим не желал зла.

А, может, это именно он навлёк беду на Дрезден? Может, он должен был умереть ещё при рождении? Именно поэтому он всегда был "не таким"? Думая об этом, он теснее прижал к тебе брата с сестрой, всеми силами стараясь защитить их от взрыва.

И тогда произошло это.

Ненавистный ему мир исчез. Его просто не стало, он растворился где-то в неосязаемой и всепроникающей вечности. Исчезли звёзды, исчезли планеты, исчезла Земля. Оставался лишь плотный и осязаемый Расу Амата, оставленный в бесконечной пустоте.

И был свет. Мечущийся, беспокойный, не способный надолго где-либо удержаться свет. Свет дрогнул, когда Амата ощутил болезненный удар у себя в груди. Свет обратил на него внимание. Свет с каждым ударом приближался к Амате и после очередного удара решил наброситься на источник своего беспокойства. Тогда Амата и ощутил боль. Он схватился за сердце сквозь это тяжёлое, мрачное видение, но не смог вырвать свет из своей груди. Свет растекался по венам, проникал в разум, наполнял собой кости. И после этого мир перестал быть пустым. Амата видел в нём Сланец, из сердца которого вырывались солнечные лучи, видел новое Солнце, которое зажглось над его головой. Этот Дамоклов Меч был больше и величественнее тех, что он видел над лабораторными крысами. И... это был его Меч.

— Озимандия.

Он вздрогнул, услышав этот голос в своём сознании. Вместе с ним в разум Аматы проникли знания о силе, которых он никогда бы не получил, если бы сам на себе не испытал этого.

Но, когда видение рассеялось, и реальный мир вернулся на своё законное место, Мечей в воздухе было три. Серебристый, как лунный свет, мрачный, как беззвёздная ночь, и яркий, словно Солнце.

"Научно мы называемся озимандиями, потому что сильно отличаемся от всех королей, которые появились несколько позже. Я вернулся в Японию со Сланцем (всё ещё спасибо старшему брату), потратил на строительство Михаширы пять с лишним лет. Экспериментировал с трупами, с живыми, с больными, с молодыми, со старыми. Мои пути с трио разошлись. Их глубоко травмировала война, и потому герр Вайсманн добровольно заточил себя на дирижабле, а фройляйн Вайсманн попросила стереть себя из памяти всех живых существ. Так я и сделал, заодно и себя стёр из чужих умов. Предпочитаю оставаться в тени, как бы странно это ни звучало в моём случае. Но Вайсманна не стёр. Пусть считает это моей самой долгой и самой несмешной шуткой.

Я продолжаю эксперименты. Идут годы, а моя наглая рожа всё моложе.

Заинтересован в подавлении сил стрейн. Пожалуй, это тот самый эксперимент, из-за которого герр Вайсманн стал бы задыхаться от смеха. Я заметил, что Сланец, выпуская потоки энергии, не способен навредить себе. Меня это заинтересовало. Значит, оболочка Сланца невосприимчива к его силе. Соскрёб крошку, ввёл её вместе с витаминами в тело стрейн #257. Наполовину успешно. Стрейн избавился от сверхъестественных способностей, но его подавленные силы стали причиной расстройства памяти. Он ничего не помнит, даже значения слов.

Забрал у него кровь для анализа, подготовил к переливанию, влил в тело #258. Удовлетворительно. Продолжу.

#260. Ещё один приютский, на этот раз, почти младенец. После введения прививки перестал плакать и смеяться. Напомнил меня. Противно. Продолжу.

#276. Девочка. Перенесла прививку хорошо, физических и умственных отклонений нет. Без конца лезет в комнату со Сланцем, обходя все замки и сигнализацию. Понаблюдал издалека. Общается с воображаемым другом, играет с ним чаще, чем с реальными детьми. Родители сказали, для неё это нормально. Жду, когда заберут домой.

Дальнейшие эксперименты с подавленными силами стрейн привели к кардинальным изменениям в теле человека. Подозреваю, Сланцу не нравится, когда его силой пренебрегают, и взамен сила обращается против носителя и приобретает другую форму. Сила становится антисилой. Значит ли это, что теория с моими королевами может оказаться верной?..

Думаю, для исследований необходим более свежий взгляд. Передаю полномочия золотому королю, память которому обработаю вскоре после личной встречи. Моя работа закончена.

Король солнца "озимандия" Расу Амата."

<hr />Примечания:

Простите, но:

Вышел Вайманн на крыльцо —

Почесать своё яйцо,

Вдруг увидел — ЛИ-СИ-ЦА,

Так и ёбнулся с крыльца.

Чёрный король, Каташи Оохаси, принадлежал к тому типу людей, которые появлялись, только когда им было что-то нужно. Впрочем, он и не скрывал этой черты характера и никогда не приукрашивал себя оправданиями. Таким уж он был. Меркантильной, корыстной, жадной до денег личностью, к которой, как ни странно, тянулись люди, и клан которого креп с каждым днём. Он никогда не держался за людей, ему было плевать на собственных подчинённых, он никогда и ни к кому не выказывал ни толики жалости. Но, что более важно, ему было плевать на верность своих подданных, как и его людям было плевать на верность и честь. Они, вступив клан Оохаси, могли перейти в услужение другому королю, и из чужого клана передавать в чёрный важные сведения. Другими словами, Оохаси принадлежал целый клан шпионов, клан его теней, которые неотступно следовали за чёрным королём, а их верность была основана на страхе неминуемой расправы. Оохаси не держался за людей и потому своих подданных легко пускал в расход, если они переставали приносить пользу. И его сила позволяла ему уничтожать человека изнутри, постепенно, медленно и мучительно, не оставляя никаких следов насильственной смерти.

Его клан назывался "Носферату", и верность в нём зиждилась на ужасе перед королём. Люди шли за Оохаси, надеясь на лёгкий заработок, избавление от проблем и получение силы, а в итоге попадали в пожизненное рабство к жестокому человеку. Но, что больше всего удивляло, силу Оохаси обрёл всего полгода назад, а его "клан" к тому моменту был уже сформирован, и в нём уже существовали немилосердно жестокие правила.

Пожалуй, за железную хватку, жестокость и исполнительность Кагуцу Генджи и уважал Оохаси. Впрочем, даже если бы до Генджи не дошли нехорошие слухи о чёрном короле, он бы всё равно относился к нему с настороженностью. Всё-таки, сложно доверять парню, у которого можешь заказать проституток, наркотики, оружие и, за дополнительную плату, новые документы и новые органы. Оохаси был, как и Генджи с Микото, криминальным авторитетом. Но между тремя королями существовали разительные отличия. Микото можно было назвать якудзой, потому как его клан, по большей части, защищал обычных людей, жестоко расправляясь с наркоторговцами, с преступниками, с контрабандой. Клан Генджи предпочитал разбой, грубую силу и жизнь в своё удовольствие — Чистилищу было плевать как на закон, так и на моральные принципы, они ценили только себя и упивались подаренной королём силой. У Оохаси преступность была организованной. Генджи и Микото не стремились заработать на преступной деятельности, в то время как Оохаси обогащался за чужой счёт. Итого, у Скипетра 4 было три занозы в заднице: король-якудза, король-бандит и король-мафиози. И каждый из них был достаточно силён, чтобы дать достойный отпор.

Сегодня Оохаси пришёл в отель Генджи без какого-либо предупреждения. Он знал, что красный король на месте, знал, где его искать, знал, куда идти. А, значит, в Чистилище завёлся теневой крот из Носферату. Плохо. Нужно будет либо вычислить его и сжечь, либо заставить свой клан искать предателя. Интересно... перебьют ли друг друга насмерть эти идиоты? Наверняка, жертв будет столько, что отель придётся сжечь до углей, чтобы скрыть следы бойни.

Но Камату нужно оставить. Он слишком полезен и слишком исполнителен.

— Чем обязан, Каташи? — спросил Генджи, когда Оохаси вышел из лифта. Как король, Генджи занимал в отеле целый этаж с президентским люксом, который оборудовал по своему вкусу и потребностям. Часть апартаментов превратилась в тренажёрный зал, часть — в бар, совмещённый с небольшим кинотеатром. Особое место в жилье Генджи занимали джакузи, большая кровать, на которой уместилось бы человек пять-шесть, и, так уж вышло, его личная коллекция приспособлений, делавших половую жизнь ярче.

— Три причины, — ответил Оохаси. — Во-первых, казино Мияты сейчас в плачевном состоянии, а значит, никаких крупных заказов от неё в ближайшие месяцы, — он вздохнул. — Подогнать тебе девочек?

— Не, — хмыкнул Генджи, полотенцем вытирая пот со лба, с шеи. Оохаси застал его посреди тренировки. — Я собираюсь жениться.

— О. А невеста знает, что скоро станет твоей женой?

— Нет.

Оохаси усмехнулся.

— Без шуток, Каташи. Как завоевать женщину?

— Хм-м, — Оохаси вскинул брови. — Лишить её дома, места работы, уничтожить все документы и банковские карты, а заодно рассорить её с друзьями и семьёй, и тогда она точно приползёт к тебе под крылышко.

Генджи расхохотался, ведя Оохаси за собой, к бару. На самом деле он мог лишить Ёси всего — с его силами короля сделать это было не так уж и сложно. Вот только всё осложнялось тем, что ссорить её пришлось бы с Ёсикавами. Единственными людьми во всём мире, которые были добры к Генджи, и которые даже после его исчезновения продолжали верить в него и надеяться, что он жив.

Как он им после своего побега в глаза посмотрит? Он ведь и не думал, что встретит в Шидзуме хоть одного человека из этой семьи.

— Так, — продолжил Генджи, поставив перед Оохаси бутылку холодного пива. — А вторая причина твоего появления?

— Оотори Сейго, — ответил Оохаси. — Знаешь его?

— Святоша блядский, — огрызнулся Генджи.

— Сегодня он заявится, — Оохаси открыл бутылку, стукнулся ею с бутылкой Генджи. — Не богохульствуй при нём, пока я его обработаю. Замётано?

— Слышь, чёрный. Ты не в том положении, чтобы командовать.

— Мы все не в том положении, чтобы командовать, Кагуцу, — он нахмурился, его лицо застыло. — Как у тебя с силами? Паршиво, как и у меня? А святоша как раз способен подавить их. И мой уровень Вайсманна — третья причина моего визита.

Генджи окинул Оохаси внимательным взглядом. Низкие брови, отросшие чёрные волосы, тёмные, с едва различимым красноватым оттенком глаза, бордовый шрам, рассекавший губы с левой стороны. Его худощавое, бледное лицо каким-то образом оставалось свежим, приятным, добродушным, оно не приобрело и толики уродства, которое должно было проступить из-за образа жизни Оохаси. И как ему это удалось? Генджи был старше на пару лет, а его лицо стало жёстким, угловатым, по-настоящему злым. Но больше Генджи интересовал другой вопрос. Неужели Оохаси боялся умирать?

— Не думал, что ты такое ссыкло, Каташи.

— Нет, Кагуцу, — он хмыкнул, шрам, рассекавший поперёк его губы, натянулся. — Сдохнуть от руки подданного или другого короля — ладно. Мне это по душе. Но самоубийство — это слабость и трусость. Каким бы эффектным оно ни было, — он помедлил. — Погоди. Ты же жениться собрался. Хочешь умереть вместе с женой?

— Не так уж и плохо, да? — хмыкнул Генджи. — Взорвать этот сраный город и исчезнуть, сгорая в объятиях любимой женщины.

— Ты ебанько, Кагуцу.

— А ты ссыкло, Каташи.

Но всё же вопрос Оохаси заставил Генджи задуматься. Если верить слухам, Ёси каким-то образом спасла жизнь этому идиоту Суо, который теперь пускал на неё слюни. Генджи стиснул зубы. Он знал Ёси ещё когда она была совсем коротышкой, когда донашивала одежду за старшим братом, когда проводила выходные, пытаясь найти ракушки на берегу реки. А теперь она стала взрослой женщиной. Взрослой женщиной, связавшейся с таким мягкотелым, строящим из себя семью кланом. Клан принадлежит королю, и люди в нём — вещи, которые король может использовать, от которых может легко избавиться. Почему-то не до всех королей доходила такая очевидная истина. Благо, Оохаси был настоящим королём, а не такой тряпкой, как Суо.

— Кстати, Кагуцу. Ты со всеми королями знаком?

— Синих обоих знаю, на оранжевого как-то нарвался, и он мне вломил, — он потёр челюсть. — Золотого знаю... о голубом слышал, но не видел. Ну и Суо со святошей. А что?

— Мои люди в Скипетре говорят, что к ним пробрался... кто-то. Кто-то, способный манипулировать чужим телом, читать мысли, — он пожал плечами. — Некоторые в панике верещат, что это человек с лисьими глазами. Знаешь кого-то похожего?

— Стрейн?

— Может быть. Или же у моих людей съезжает крыша из-за моих способностей. Ну, а если появился король-телепат, — во взгляде Оохаси сверкнул огонёк азарта. — То я готов устроить ему Ад. В мире есть место только одному телепату.

— И что, даже не попытаешься впарить ему свою "продукцию"?

— Это дело принципа, Кагуцу, — он улыбнулся. — Ты, вот, тоже не вспыхнул к Суо братской любовью, когда он стал королём. Кстати, почему? Вы не слишком-то отличаетесь.

— Не сравнивай меня с ним, — сквозь зубы произнёс Генджи. — Суо и его клан позорят красный цвет.

— Зато их преданности друг другу можно позавидовать. Сколько бы я ни пытался, у меня так и не получилось пустить свою тень поближе к королю. То клан вычисляет шпиона, то король, то эта сраная девочка.

— Кто из моих людей служит тебе, Каташи? Камата Юдзуки?

— Этого я пытался купить, — хмыкнул Оохаси. — Но, во-первых, он слишком опасен, я бы не советовал держать так близко к себе социопата. Во-вторых, он верен тебе до гробовой доски. Настолько, что вечно сжигает моих шпионов. Это раздражает.

Генджи ухмыльнулся. Теперь понятно. Время от времени подданные, рискуя жизнью, жаловались Генджи на поведение Юдзуки. Он провоцировал людей на драку, а, когда это случалось, забивал их до смерти, несмотря на все мольбы и просьбы остановиться. Генджи принимал это не более чем за желание Юдзуки покрасоваться силой. Но, оказывается, у всех его драк был обоснованный мотив и повод. Жаль, что Чистилище стало слишком велико для Юдзуки, и он не мог уследить за каждой трусливой тенью чёрного короля.

— Нахрена тебе шпионы, Каташи?

— Из соображений безопасности, — он пожал плечами. — Я всегда хочу быть в курсе двух вещей, Кагуцу: с кем мне готовиться к войне, и у кого рухнет Дамоклов Меч. Последнее, чтобы порешать проблемного короля раньше, чем его Меч рухнет, и мои силы окончательно слетят с катушек.

— Ты упустил уже три Меча.

— Да, упустил. Потому что в Хомре у меня нет шпионов, потому что был уверен, что Мунакату грохнет его же клан, а зелёного короля было и вовсе не вычислить. Вот уж для меня стало открытием, что этот задрот работает в казино.

— Паршивые шпионы у тебя, Каташи.

— Паршиво, что короли мнят себя бессмертными, — он глотнул ещё пива. — Мы сдохнем, Кагуцу. Свалится Меч у одного — аукнется всем. И хер знает, сколько вообще королей наплодилось.

Генджи промолчал. С Оохаси нужно быть осторожным в словах и выражениях, потому как его безалаберная речь, добродушный тон и едва заметная улыбка всегда провоцировали собеседника на продолжение диалога. Говорить о связи Ёси с восстановлением Дамоклова Меча Генджи не хотел. Она, конечно, бесила его своим пренебрежением и молчаливостью, но не настолько, чтобы толкать её в общество такого человека, как Оохаси. Да и сам Генджи толком не разобрался, что у Юкико за способности. На неё не действовало пламя Суо — это то немногое, что Генджи знал о её силах. Хомра ни за что не выдаст Генджи информацию о ней, и это только сильнее его раздражало. Они не боялись его. Избегали, терпеть не могли, пытались избавиться от его общества, но не боялись. Верили, что их слабовольный король защитит их. И Суо действительно что-то представлял из себя, вот только в последней стычке с Кагуцу до того перестарался, что у него затрещал Дамоклов Меч.

Вскоре действительно прибыл король-святоша, Оотори Сейго. С ним Генджи был знаком уже несколько лет, и произошло это знакомство в баре. Генджи, будучи уже порядочно пьяным, встретил такого же пьяного вдрызг молодого парня в строгой рясе католического священника.

— Что случилось, святоша? — спросил Генджи. — Благодать не снизошла?

— Меня пытались соблазнить на исповеди, — начал он. — Суеверный монах, узнав, что фаллические символы оберегают от сглаза, стал рисовать в книгах пенисы, и мои прихожане вечно разбивают себе лбы об пол во время службы. Никто не уважает труд служителя веры.

— А чего его уважать? — хмыкнул Генджи. — Постоял, сказал что люди — грешное говно, ушёл.

— Люди приходят ко мне за миром в душе, а не за унижением. И в этом душевном покое обретается Бог.

— Бог здесь один, и это я, святоша.

— Бог — есть всюду. В какой-то степени и ты, и я, и все люди в мире — часть Его.

Генджи разозлился, потому что не разозлился священник. Красный король хотел подраться, сжечь половину улицы, устроить бессмысленное разрушение и свирепым пламенем очистить этого пьяного святошу от тяжкого греха жизни. Но даже после литров алкоголя святой отец оставался спокоен, невозмутим, излучал доброжелательность и чуть ли не вселенскую гармонию.

— Да я — Бог! — проговорил Генджи. — На, блядь!

Пламя вспыхнуло в его руке, алкоголь вспыхнул в бокалах, бармен от испуга выронил бутылку. Генджи направил горящий кулак на священника, надеясь подпортить его строгую рясу или же серьёзно обжечь кожу, но тот остановил руку Генджи раскрытой ладонью. Серый туман, плотным облачком окутавший руку Генджи, поглотил его пламя, погасил, уничтожил.

— Бог — так Бог, — пожал плечами священник. — Вижу, твой дух в смятении, красный король. Приходи ко мне на исповедь — разберёмся.

— Слышь, я неверующий.

— Никто и не заставляет тебя верить. Но каждому нужно, чтобы его хотя бы раз в жизни выслушали. Атеист ты, католик или протестант, — он пожал плечами. — Душа есть у всякого.

— Нет у меня души, — ответил Генджи. — И коньяка тоже нет! — с этими словами он грохнул кулаком по столу.

— Согласен, — отозвался священник. — Без коньяка и у меня душа пропадает.

Сейго, как и его клан, оказались уникальными людьми. Это Генджи понял, когда пришёл на территорию Собора в сопровождении самых ярых людей из Чистилища. Как бы красные себя ни вели, что бы ни творили, какую бы наглость ни проявляли, Собор отвечал на каждую их выходку пониманием, состраданием, сочувствием. В итоге, после целого дня в церкви, клансмены Чистилища до того присмирели, что даже прибрали устроенный бардак и ушли домой, пребывая в глубокой, но умиротворяющей задумчивости. Генджи же не спешил поддаваться влиянию серого клана. И, придя ради смеха на исповедь, начал перечислять Сейго все свои преступления, за которые явно не чувствовал ни вины, ни раскаяния. Он хотел хоть раз вывести Сейго из себя, хотел разозлить, спровоцировать на драку, но король-святоша не поддавался на провокацию.

— Я не Бог, чтобы осуждать твои поступки, Кагуцу, — ответил он. — И не твой отец, чтобы учить тебя жить правильно. У всякого зла есть причина.

— Ну и какая же причина у моего зла? — хмыкнул Генджи.

— Как и всякого, кто неосторожен, — ответил Сейго. — Беспомощность.

После этого разговора Генджи старался избегать общества Сейго. Однажды, в своей прошлой жизни, он уже слышал подобные слова. "Тебе, наверное, очень грустно." Простая фраза, ни к чему не обязывающая, быстро вылетающая из головы, но именно она однажды впилась острым шипом в сердце Генджи. Он так хотел, чтобы его боялись, так хотел, чтобы в нём видели жестокого, вероломного монстра, с которым лучше не связываться. И всё же монстр был лишь внешней оболочкой Генджи. Сколько бы сил у него ни было, сколько бы людей ни вступило в его клан, какие бы беды он ни устроил, внутри его сердца был тёмный, полный мрака, сырости и плесени уголок, в котором прятался побитый, никому не нужный мальчишка. Брошенный, беспомощный, ненавидимый даже собственными родителями. Этот мальчишка смотрел на мир из глубин сердца Генджи, радовался разрушению, упивался ненавистью и презрением к себе. И как же ему становилось страшно, когда появлялись люди, способные увидеть его в тюрьме сердца, способные вытащить на свет и показать другим людям. И для этого мальчишки Сейго и Ёси были куда опаснее всех королей вместе взятых. Эти люди мельком увидели разлагающийся корень зла, но не попытались его ни уничтожить, ни убить. Наоборот. Они хотели и смогли бы исцелить сердце Генджи, дай он им такую возможность.

— Здоров, Кагуцу, — Сейго поприветствовал его взмахом руки. — И..?

— Каташи Оохаси, — представился парень. — Чёрный король.

— А, — Сейго усмехнулся. — Так вот как выглядит король теней. Я — Оотори Сейго. Но, полагаю, ты знаешь меня. В следующий раз присылай своих людей ко мне открыто. Мне всё равно нечего скрывать.

По лицу Оохаси пробежала тень. Он терпеть не мог некомпетентных людей, ненавидел ленивых и безответственных подчинённых. А шпион, которого раскрыл ничего не подозревающий человек, был для Оохаси просто воплощением некомпетентности. Жаль. Сведения о сером клане поступали регулярно: полезные и полные. Было бы глупо избавляться от ответственных и исполнительных подчинённых.

— Чё надо, святоша?

— Не знаю, с чего начать, Кагуцу, — Сейго устало улыбнулся. — А хотя знаю. Когда начнёшь силы сдерживать?

— Сдерживать? — Генджи хмыкнул. — Ага, щас. Сила дана не для того, чтобы её сдерживать.

— Ну, на другой ответ я и не рассчитывал, — вздохнул Сейго, проходя в номер и садясь на высокий стул рядом с Оохаси. — Но, Кагуцу, когда ты погибнешь, ты не сможешь больше ничего разрушить. Неужели лучше рвануть один раз, чем десятки лет поджигать постепенно, по-маленькой?

На мгновение воцарилось молчание.

— Пиздец, — ответил Генджи, шумно поставив бутылку пива на стойку рядом с Сейго.

— Представляешь, сколько людей погибнут от твоей руки? Миллионы! Зачем ограничиваться какими-то тысячами? Разве это в духе красного короля?

— Даже мне сложно спорить с такими аргументами, Кагуцу, — Оохаси откинулся на спинке стула.

— Твоя слава будет греметь на весь мир, и люди будут бояться тебя даже после смерти, — не унимался Сейго. — Как это было с Зодиаком, Гэйси, Джеком Потрошителем.

Генджи смотрел в пустоту перед собой, застыв с пивом в руке.

— К тому же, девушки страшно любят плохих парней. А, если будешь подшучивать над полицией, то от страстных поклонниц не будет отбоя.

— Он собрался жениться, — хмыкнул Оохаси.

— Правда? Хочешь, обвенчаем вас у меня? Я обожаю проводить свадебные церемонии.

У Генджи задёргался левый глаз. Он не знал, что его раздражало сильнее: их решение отговорить Генджи использовать силы или же железобетонные аргументы Сейго. Он говорил неправильные вещи, аморальные, ужасные, но делал это не потому что сам хотел насилия, а потому что иначе до Генджи было не достучаться. Сейго прекрасно это понимал. Просто Кагуцу был таким человеком: жестоким, вспыльчивым, вероломным. И, так вышло, что ужасный человек стал не менее ужасным королём. Сейго не судил его. Он вообще не имел такой привычки — осуждать чьи-то поступки, чьи-то слова, чьё-то мнение. Для него не было людей злых или добрых, были просто люди со своей правдой и своими интересами. И, если в интересах Генджи было разрушение, то это его личное дело. Но, если разрушение можно остановить, то следует попытаться это сделать. Даже если придётся читать аморальную проповедь и говорить ужасные вещи.

— Брак — это чудесно, — улыбался Сейго. — Кто бы что ни говорил.

— Есть опыт? — спросил Оохаси.

— Я холостяк, — ответил Сейго. — Но... не оставляю надежды найти прекрасную, понимающую, скромную женщину. Всё-таки... должны же мы соответствовать друг другу. Что скажешь, Кагуцу? Твоя невеста тебе соответствует?

Генджи скосил взгляд в сторону. Действительно, а соответствовала ли ему Ёси? В детстве она была раздражительной, но безобидной. Она огрызалась, ссорилась, ругалась, но никогда и никому не причиняла реального вреда. И вечно что-то читала. То ужасы, после которых боялась находиться одна в темноте, то романтику, о которой воодушевлённо рассказывала подружкам, то научную фантастику — словом, всё, что попадалось под руку в их глухой деревеньке в горах. Похожи ли они? Нет. Но и с Суо у Ёси ещё меньше точек соприкосновения.

— Не твоё дело, святоша.

— Верно, — ответил Сейго, открыв бутылку пива. — Но неужели ты хочешь заставить её глаза проливать о тебе слёзы, Кагуцу?

Генджи было нечего возразить. Сейго, закрыв глаза, парой глотков осушил половину бутылки крепкого пива. Выпить он любил. Не напиться, а просто выпить в хорошей компании, чтобы снять стресс после тяжёлой рабочей недели. Алкоголь пока что приносил расслабление и согревал нутро. Пока что. В скором времени может случиться так, что Сейго будет пить, чтобы ему не было плохо. И так оно и случится, если его слова не дойдут до сердца Генджи.

Генджи колебался. Впервые за долгое время их знакомства Сейго увидел красного короля в смятении.

— Твои способности, — начал Оохаси. — Я хочу ими воспользоваться. Назови цену.

— Ну что ты, — Сейго улыбнулся. — Мне не нужен стимул, чтобы помочь человеку. Только ребят своих не наказывай. Они так перепугались, когда я их вычислил…

— Как это случилось?

— Твои силы выходят из-под контроля, — вздохнул Сейго. — Кошмары снятся твоим ребятам. Просыпаются — а на телах живого места нет. Все в царапинах, шрамах, синяках, укусах... Что у тебя за способности такие?

— Ты их уже видел в действии, — пожал плечами Оохаси. — Разве мне нужно что-то ещё объяснять?

Сейго пожал плечами, сделав глоток пива.

— Нужна помощь — обращайся. Я помогу сдержать силы. В крайнем случае — сошью смирительную рубашку, — он хмыкнул. — А в особо крайнем...

Сейго достал из кобуры, спрятанной в строгой рясе священнослужителя, крупнокалиберный револьвер. Генджи, посмотрев на оружие, расхохотался.

— Не боишься отстрелить себе яйца, святоша?

— Ты мне тут новые фобии не создавай! — ответил Сейго. — Это крайняя мера. Для других королей и для меня самого.

Воцарилось молчание. Долгое, тягостное, глубокое. Молчание трёх королей, которые не боялись смерти, но которым предстояло в скором времени с ней встретиться. Одного от страха избавляло безрассудство, второго — осознание неизбежности смерти, третьего — вера. У каждого были свои причины жить, каждый по-своему цеплялся за существование, и каждому предстояло столкнуться лицом к лицу с несправедливостью.

Генджи прикурил сигарету в тот момент, когда ему позвонил Юдзуки.

— Кагуцу...

— Чего тебе, Камата?

— В каких бы ты отношениях ни был с Ёсикавой, тебе точно не понравится то место, куда она отправилась вместе с Суо, — он помедлил. — Я бы мог не звонить, но что-то не удержался..

— Что ещё за место?

— Клуб "Ангелы".

Кагуцу до боли сжал зубы.

— Это же БДСМ-клуб...

— Ого! — воскликнул Оохаси. — Становится жарко!

— Какого хрена они там делают?

— Сейчас?.. — Юдзуки помедлил. — Разговаривают. Может быть, обсуждают правила игры? Стоп-слово там...

— Камата, не беси меня! Сейчас приеду и разнесу этот клуб к ебеням.

— Но-но! — поднялся с места Оохаси. — А как же наш уговор?

— И как же твоя невеста? — кивнул Сейго.

— Моя невеста как раз там и ошивается, — Генджи сбросил вызов. — Потянуло на БДСМ — сейчас приеду и устрою ей такую порку, что подняться не сможет.

— Мда, — вздохнул Сейго. — Беда. Ладно, я отправлюсь с тобой. И решим вопрос мирно, — он подчеркнул интонацией это слово.

Но Генджи не слушал. Надев плащ и громко хрустнув затекшей шеей, он вышел из номера отеля.

---

Примечания:

Арт с засранцами уже здесь: https://vk.com/misternevermore?w=wall-162582584_224

Начиная с #280 всех стрейн с подавленной силой для упрощения восприятия следует именовать регрессорами. Всех регрессоров, получивших при подавлении силы травмы различной степени тяжести, следует именовать дегрессорами.

Нельзя со стопроцентной уверенностью заявить, что подавление силы прошло для регрессоров вообще без каких-либо повреждений. Существует вероятность, что невидимое сейчас повреждение тела проявит себя спустя годы, но для проверки этой теории мне понадобится больше подопытных и больше времени подопытных.

Может быть, сформировать свой клан из регрессоров? Рассмотрю.

Предполагал, что прививка поможет регрессору оставаться невредимым в случае нападения короля или стрейн. Ошибка. #280 — #285 реагируют как на мои силы, так и на энергию Сланца. Как и обычных людей, без каких-либо способностей, регрессора легко ранить сверхъестественной энергией.

Однако дегрессоры приятно удивляют. Сила действительно не вредит им, не способна на них повлиять, начиная от телепатических сигналов, заканчивая прямой атакой. Предполагаю, падение Дамоклова Меча они тоже переживут без каких-либо повреждений.

Три предположения:

1) Сланец воспринимает дегрессоров, как часть себя, и потому его энергия не способна навредить им;

2) Сланец, будучи существом живым и разумным, отвергает дегрессоров, и это отторжение доходит до того, что он не хочет даже им вредить. Полное равнодушие, граничащее с презрением;

3) Подавленные силы дегрессоров приняли иную форму, и теперь отторгают любую силу, способную навредить хозяину.

Все дегрессоры серьёзно травмированы физически и/или психически. Даже если появится король, способный лечить людей, у него точно не получится восстановить дегрессоров. Дегрессор — абсолютный ноль в категории существ, способных появиться благодаря Сланцу. Примечание: дегрессором не способен стать только обычный человек. Короли, клансмены и стрейн могут стать дегрессорами.

#295. Мальчик, король, инициацию прошёл искусственным путём после моей интеграции со Сланцем. Цвет — апельсиновый. Похоже, Сланей исходит из моих вкусовых предпочтений, подбирая новый цвет. Процесс подавления сил проходил дольше, чем у стрейн. #295 с трудом может ходить, не способен шевелить руками. Налицо признаки ДЦП.

Этот опыт показал, что даже короля можно избавить от способностей, однако это влечёт за собой инвалидность. Хуже смерти.

С регрессорами ситуация выглядит несколько иначе. Подавленные после прививок силы приобретают иную форму, проявляется феномен сверхчувствительности. Чаще всего у регрессоров появляется невероятно острое обоняние, иногда это острый слух, в особо редких случаях — ясновидение. Сверхчувствительность регрессоров не так опасна, как способности стрейн, однако вызывает массу неудобств у пациента. Его проблемы.

Регрессор, несмотря на свои особенности, может принять силу от короля, может стать королём, уязвим для атаки. Попробовал перелить кровь дегрессора и регрессора в тело #296. Никаких отличий от обычного регрессора.

Продолжаю эксперименты по созданию лидера, способного подчинить себе мир. Условно назовём его "Туз". К опытам меня подтолкнула способность Сланца создавать карманное измерение. Время в этом измерении отличается от реального: это может быть как средневековье, так и недалёкое прошлое. В карманном измерении не происходит видимых изменений, в нём зациклен один день, который может повторяться на протяжении нескольких лет реального времени. Пространство карманного измерения безгранично. Силы короля позволяют разрушить иллюзию и выбраться в реальный мир. Факт того, что в карманном измерении не происходит ни войн, ни стихийных бедствий, ни пандемий намекает на мирную природу Сланца. Он создаёт для гостя в карманном измерении настолько комфортные условия, насколько это возможно.

Иными словами, в карманном измерении Сланец управляет созданным им миром. Пытаюсь передать эти способности человеку. Неудачно.

Карманное измерение не способно поглотить ту энергию, которая выбрасывается при падении Дамоклова Меча. Но сможет королева. Не теряю оптимизма на их счёт.

Принял в клан регрессоров #301 и #304. Краткое описание #301: вселенское зло. Краткое описание #304: хочет меня убить, когда я ей помогаю, зовёт меня пепельницей. Причина принятия в клан: засмеялись над моими шутками.

Раз так, назову свой клан "Пересмешники".

* * *

— Дразнишь меня, ведьма?

Клуб "Ангелы" был весьма необычным местом. Во-первых, при этом клубе было ещё и здание музея. Там находились реконструкции орудий пыток, которыми мог воспользоваться любой посетитель. Реального вреда такие орудия не представляли, но позволяли понять, как они работали, и, что более важно, разогревали посетителей. Весь персонал музея носил обтягивающую, блестящую форму из тонкого латекса, под которой запросто можно было разглядеть всё, что приличные люди привыкли прятать. Если посетители мешкали или не слушались, персонал хлестал по ним стеками.

Во-вторых, клубу принадлежало ещё и здание отеля для парочек. Пятиэтажное строение, в котором порой попросту не было свободных мест. Обычные номера занимали одну просторную комнату. Там находились кровати с клетками под матрасами, с потолка свисали наручники, провода, в тумбочках ждали использования различные смазки, таблетки, масла. Популярностью так же пользовались и номера, занимавшие три или четыре комнаты, и использовались раскрепощёнными людьми, которые не стеснялись обмениваться партнёрами. Ночь в таком отеле стоила прилично, но зато здесь, несмотря на разврат, грязь и безвкусицу, всё было условно безопасно. При согласии посетителей, за ними могли наблюдать как через камеры, так и через отверстия в стенах, а, за дополнительную плату, наблюдатель мог прятаться в шкафу.

В-третьих, сам клуб. Клуб, в котором с потолка брызгало что-то красное, очень похожее на кровь, клуб, в котором посетителей связывали, подвешивали над полом и прилюдно унижали, клуб, в котором не существовало никаких правил приличия. В этих стенах царили унижение, насилие и разврат, и здесь находиться было так же интересно, как и страшно.

Юкико вздрогнула и вышла из ступора, когда Микото ущипнул её за ягодицу.

— Не знал, что ты любишь такое.

— Микото! — сгорая от стыда и задыхаясь от возмущения, Юкико ударила его по руке. Парень, в ответ на это, крепко прижал её к себе. — Это Хикари!

— Каждый раз будешь им оправдываться? — он улыбнулся, не обращая внимания на тщетные попытки Юкико вырваться из объятий.

— Н... но, — она изо всех сил боролась со смущением, но боль от щипка мешала ей успокоиться. — Это правда. Он сказал... что серая королева — ангел. И что она, как раз та, кого... хотел видеть рядом король.

— Угу, — промурлыкал Микото, глядя в глаза Юкико. — Хочешь, чтобы к нам присоединилась девушка в костюме ангела?

— Мне хватает и одного извращенца!

— Извращенца? Не я привёл тебя сюда.

Сказав это, он спустился одной рукой по пояснице Юкико и в этот раз шлёпнул по ягодице.

— Микото, — её голос дрогнул, дыхание сбилось. — Прекрати.

— Не хочу, — прошептал он. — Мы не виделись три дня, ведьма.

— Я, — Юкико перестала сопротивляться, вздохнула, успокоилась и, прижавшись к груди Микото, обняла его. — Тоже... соскучилась.

Эти три дня выдались у Юкико напряжёнными. Во-первых, ей приходилось отрабатывать пропущенные пары, сдавая дополнительную работу преподавателю. Во-вторых, она продолжала читать дневник Расу Аматы, потому как не успела его дочитать за одну ночь. Микото быстро наскучила военная писанина, он заснул, прижав к себе Юкико, да и она, убаюканная теплом парня и его глубоким дыханием, вскоре сдалась. Вечером, когда Юкико была в общежитии, к ней зашла Акина. Новоиспечённая синяя королева принесла с собой торт, конфеты и свою счастливую физиономию. И, когда Юкико заварила чай, в дверь её комнаты постучалась Мията Изанами.

— Как тебя пропустил вахтёр?

— А как бы он остановил королеву Джунглей? — вскинула брови Изанами.

Изанами принесла бутылку дорогого вина, и чаепитие стало в два раза веселее. Изанами и Акина быстро приняли как свою роль королев, так и существование Хикари, который преспокойно пил чай и перепачкал лицо шоколадом и тортом.

— От моего казино остался один скелет, — невесело хмыкнула Изанами. — Зато у меня появился парень. Обхохочешься.

— Ты встречаешься с королём? — вскинула брови Акина.

— Ага, — она пожала плечами. — Выяснилось, что мы идеальная пара. В каждой идеальной паре партнёры изначально хотят друг друга убить.

Акина сжала губы в линию.

— Вот ты, Ёсикава, говорила мне, что с Суо вы знакомы совсем недавно, — продолжила Изанами. — Нагаре же говорит, что вы давно встречаетесь.

— Мы не...

— Да! — перебила Акина. — Это заметно по тому, как ты доверяешь ему! Когда Суо-сан взорвал двери в Михашире, ты даже не вздрогнула! А я... — она покраснела. — Думала, напружу от страха.

Изанами расхохоталась. Юкико же едва заметно улыбнулась. Вино было мягким, пилось легко, и захмелеть от него было очень просто. А хмель побуждал на откровенность.

— Мы в самом деле недавно встретились. Но... хорошо мне рядом с таким идиотом, — она вздохнула. — Кто бы мог подумать. Меня всю жизнь тянуло только на умных и очкариков.

— А в итоге такой достался мне, — Акина изобразила поправление очков. — Симидзу-сан...

— ...я научу вас правильно обращаться с моим мечом, — в голосе Изанами зазвучали похотливые нотки.

— Нет! — лицо Акины вновь стало пунцовым. — Мунаката-сан не такой!

Так, под вино и разговоры о насущном и прошёл тот вечер. Изанами, как и предполагала Юкико, на поверку действительно оказалась приятной женщиной, которая могла вписаться в любую компанию. А Акина, что было открытием для Юкико, оказалась довольно скромной девушкой. Раньше она считала всех спортсменов высокомерными и самоуверенными, но кому-то даже спорт не помогал побороть природную застенчивость.

Прошёл второй день, третий. Юкико созванивалась с Микото, разговаривала с ним. Микото был тем ещё говорильщиком, так что в основном болтала она. Обо всём, что её беспокоило, что было интересно: дневник Аматы, пары в университете, королевы, Хикари. Микото слушал, иногда подшучивая над Юкико, иногда подбадривая. Он был очень неразговорчивым человеком. И всё же Юкико, несмотря на его молчаливость, не могла сказать, что ему скучно или неинтересно. Он слушал её, и этого было достаточно.

— Микото, — произнесла она, закрыв глаза, согреваясь теплом его тела. — Если ты хотел, чтобы я тебя обняла, необязательно было лапать меня.

— Твоя задница стала ещё аппетитнее за эти три дня, — он зарылся носом в волосы Юкико. — Я не удержался.

— Ты хоть иногда можешь думать о чём-то приличном?

— Нет.

Юкико тяжело вздохнула и выбралась из объятий Микото.

— В это место меня и правда привёл Хикари. Микото... если бы я выбирала место для свидания, то выбрала бы что-то другое.

— Например?

— Кафе, кино, парк, — она пожала плечами. — Разве мало в Шидзуме мест?

— Знаешь, — он почесал затылок. — Пусть всё-таки Хикари выбирает, где нам встретиться.

— Ах вот ты как? Вот с Хикари и ходи на свидания!

Усмехнувшись, Микото взял её за руку, сплёл пальцы.

— Ты вредный.

— А ты точно дразнишь меня.

Сам клуб ещё был закрыт, его двери открывались для посетителей с десяти вечера и до шести утра. Но музей и отель работали, и в приватных комнатах персонал "Ангелов" работал с частными клиентами. Секс на территории клуба был строго запрещён. Если доминатрикс или мастера БДСМ занимались сексом с клиентами, их увольняли, если занимались сексом за деньги — к ним ещё и теряли всякое уважение в эротической индустрии.

Их встретил администратор клуба. Хикари сидел за его столом, закинув ноги на стол. Этот жест он перенял у Юкико.

— Добрый вечер, — произнёс мужчина в красной рубашке и строгих чёрных брюках. — Вы по записи?

— Нам нужно поговорить с одной из девушек. С Самуи Кири.

— Самуи... — мужчина перевёл взгляд на голографический экран, окошко которого зависло в воздухе над столом. — Виспер. Стоимость часа — десять тысяч йен.

— Нам на пять минут. Только поговорить, правда.

Мужчина окинул Юкико пристальным взглядом с ног до головы. На него она не произвела впечатления. Но вот якудза, с которым она пришла в клуб, произвёл. Выглядел он устрашающе, и атмосфера вокруг него была до того зловещей и тягостной, что невольно становилось жутко. Микото не сводил с администратора спокойных, но невероятно убедительных глаз.

— Ладно, — вздохнул мужчина. — Раз уж вы знаете её настоящее имя, стало быть, вы не клиенты. Виспер в третьей приватной комнате, — он скосил взгляд в сторону охранника. — Проводи гостей.

— Погоди, — произнёс Микото. — Сколько стоит провести ночь в отеле?

— Микото! — возмутилась Юкико.

— От пятнадцати до тридцати пяти тысяч. В зависимости от ваших потребностей и потребностей вашей партнёрши.

— О.

Юкико не слышала продолжения разговора. Она отправилась за охранником, вглубь коридора, прямо в приватную комнату к некоей Самуи Кири. Хикари рассказывал о ней с неподдельной гордостью. Он даже обрадовался, когда почувствовал, что Дамоклов Меч серого короля, наконец-то, пришёл в движение, ведь это предвещало встречу короля с королевой. И Хикари, который давал королевам право убить короля или пощадить, почему-то был уверен в счастливом финале для этой пары. Юкико завидовала его оптимизму и не спешила разбивать его иллюзии о суровую реальность.

Самуи Кири, как это было и с Изанами, превзошла ожидания Юкико. Юкико ожидала увидеть полуголую развратную девицу в нижнем белье из латекса, но в приватной комнате её встретила интеллигентного вида женщина. Она сидела в кресле, закинув ногу на ногу, и что-то задумчиво читала. Клиенты к ней приходили по записи, и сейчас Кири никого не ждала.

— Здравствуй, — улыбнулась она, окинув Юкико оценивающим взглядом.

Кири была высокой, стройной, красивой. Она ярко красилась, и красная помада, вкупе с дымчатыми тенями, делали её лицо с тонкими чертами ещё более привлекательным. Но особенно привлекательной её делали очки в тонкой чёрной оправе. Длинные чёрные волосы Кири блестели здоровым блеском, на ушах поблёскивали длинные платиновые серьги в форме тонких крестов. Чёрный костюм плотно обтягивал изящное тело Кири, туфли на высоком каблуке прибавляли ей роста.

— Как ты меня обслужишь? — произнесла Кири, откинувшись на спинку кресла и подняв с подлокотника руку для поцелуя.

— Никак, — Юкико напряглась всем телом, стараясь смотреть только на Кири. — Я не клиент.

Кири вопрошающе приподняла бровь и медленно опустила руку обратно на подлокотник.

— О?

— Самуи... ты веришь в сверхъестественное?

Кири наклонила голову набок, вглядываясь в лицо Юкико сквозь стёкла очков.

— Мы знакомы? Откуда ты знаешь моё имя?

— Предвидела будущее, — Юкико едва заметно улыбнулась. — Хочешь, расскажу, что тебе снилось?

Кири выслушала Юкико, не перебивая, и на её надменном лице не дрогнул ни один мускул. Юкико занервничала. Неужели что-то изменилось в порядке инициации королевы? Или же Кири видела другой сон? Не тот, в котором обозримый мир разрушался до основания.

— Допустим, — произнесла Кири. — Хочешь предложить мне услуги экстрасенса? Отказано.

— Не хочу. Да и не экстрасенс я, — Юкико сжала кулаки. — Ты не ответила на мой вопрос, Самуи. Ты веришь в сверхъестественное?

— По-моему, мой ответ очевиден, — в её взгляде блеснули насмешливые искорки. — Я даже в Бога не верю.

Юкико не успела ответить. Она вздрогнула из-за раздавшегося со стороны улицы грохота. Пол дрогнул у неё под ногами, мебель в приватной комнате пришла в движение, со стен упали витрины с чем-то очень похожим на человеческую кожу.

— Землетрясение?!

Кири подскочила с кресла и, схватив Юкико за руку, спряталась с ней под столом. Это был особый стол, тяжёлый, железный, прикрученный к полу, со встроенным в торце кольцом для шеи и держателями для рук. Грязное место, которое явно не раз использовали по назначению, но зато самое безопасное в ходящей ходуном комнате.

— Спасибо, — произнесла Юкико, прежде чем на улице что-то громыхнуло во второй раз.

— Это моя работа. Забочусь о клиенте, даже если ты — комнатный экстрасенс.

— Самуи, твой сон может воплотиться в жизнь.

— А новую дату конца света не предскажешь?

— Это серьёзно! Ты что-нибудь слышала о королях?

— Тебе срочно? — Кири нахмурилась. — Хочешь лекцию о Карле Великом или о ком-то более современном?

— Хочу лекцию о сером короле. Прямо. Сейчас.

— Нашла время… Слава тебе, безысходная боль, — без каких-либо эмоций произнесла Кири. — Умер вчера сероглазый король.

Юкико сжала губы в линию. Она узнала эти строчки, потому что не так давно делала их подробный разбор в университете. Ахматова. Её лирические, пропитанные романтикой и наивностью строки всегда были неуместны в повседневной жизни. А здесь, в месте, которое само по себе противоположно любви, наивности и романтике, звучали совсем глупо. Но это была первая ассоциация, пришедшая Кири в голову. А, значит, о королях, обладающих сверхъестественными способностями, она совершенно ничего не знала.

Плохо. Совсем недавно Юкико тоже ничего не знала ни о королях, ни о королевах, ни о говорящих камушках, которые тащат людей в БДСМ-клубы. И поверила Юкико в сверхъестественное далеко не сразу. Микото нужно было поджечь целый квартал, чтобы раскрыть ей глаза на реальное устройство мира.

Грохот и тряска прекратились.

— Самуи, — произнесла Юкико. — Давай выйдем к администратору, и я докажу тебе, что я не шарлатанка и не сумасшедшая, — она помедлила. — Пожалуйста.

— Как говорит моя знакомая, — ответила Кири, выбираясь из-под своего импровизированного укрытия. — За отлиз любой каприз, зайка.

Кири подмигнула ей, но улыбка, изогнувшая её губы, вышла невесёлой. Пошлая шутка не смутила Юкико. Напротив, девушка осталась серьёзной и невозмутимой. Но как бы она отреагировала, если бы Микото сказал: "За отсос любой вопрос"? Тряхнув головой, Юкико запретила себе об этом думать.

— Пошли, — произнесла Кири, пробираясь к выходу. Стекло хрустело под подошвами её туфель. — Для начала выберемся отсюда.

Сделать это было просто. Здание клуба оказалось довольно устойчивым к землетрясениям, и потому обвалов, трещин в стенах или каких-либо обрушений не было. Разве что, в конце коридора, уже у самого выхода, Юкико видела яркие всполохи алого пламени.

— Да ёб твою мать, — негромко выругалась она. — Что на этот раз?

— Какого хера там происходит? — обрушилась на администратора Кири. — А?! Террористы?! Конкуренты?!

— П-погоди, В-Виспер, — голос администратора дрогнул. — Я сам не понял.

Кири перевела взгляд на Юкико, молча требуя у неё объяснений. Юкико не знала, почему Кири вела себя с ней гораздо мягче, чем с администратором: было ли дело здесь в женской солидарности, или ей было привычнее доминировать только над мужчинами? В любом случае, мужчин Кири считала за пустое место. Повезло же серому королю.

— Сверхъестественное, — пожала плечами Юкико. — Вон, смотри. Сейчас кружка поднимется в воздухе.

Юкико указала ладонью в сторону Хикари, и он, поняв намёк, поднял в воздух кружку с кофе. Кири нахмурилась, глядя на летающую посуду, подошла, провела ладонью в воздухе. Её рука дважды прошла сквозь Хикари, не причинив ему ни вреда, ни неудобства.

— Это ты сделал, сраный импотент?

— Я этот кофе только что пил, — ответил администратор. — Если бы на кружке были верёвочки, я бы их убрал.

Кири перевела взгляд на Юкико.

— Ясновидение, телекинез, телепатия, — Кири дёрнула бровью. — Какой ещё экстрасенсорный выкидыш устроишь? Сожжёшь меня?

— Судя по записям одного учёного, я могу это, — Юкико спокойно выдержала взгляд Кири, указав на неё пальцем. — Да и ты способна на настоящую магию.

— ...ха? — с губ Кири сорвался смешок. — Это что, новая версия письма из Хогвартса? Только вместо сов прилетают цыпочки?

— Пошли, — Юкико протянула Кири руку. — Нужно остановить пламя...

— Ага, — Кири больно ударила Юкико по ладони. — Разбираться с этим будут пожарные.

— Пожарные будут разбираться с завалами, если не остановить источник пламени. А источник — один рыжий идиот.

Кири вскинула брови и перевела взгляд на администратора. Он тяжело вздохнул.

— Ты не поверишь, Виспер. Рыжий хотел меня сжечь, потому что я отказывался выдать ему ключ от номера бесплатно.

— И ты ему поверил?

— Он весь загорелся. Буквально. Поджёг мне стол и бумаги. Естественно, я ему поверил.

Кири нахмурилась, её лицо застыло. В её воспоминаниях тоже был человек, способный творить чудеса. Человек, о котором она не вспоминала многие годы, с которым не виделась больше десяти лет, но оставивший о себе неизгладимое впечатление.

— Ржавая Самуи, — донёсся до Кири голос этого человека сквозь толщу времени.

Она тряхнула головой. Тот человек зажигал в ладонях крохотные солнца, тоже мог сжечь бумажные листы движением руки, мог стереть всё плохое в памяти. Неужели это он пришёл проведать Кири, спустя столько времени?

— С кем ты пришла? — Кири сощурила взгляд, вглядываясь в лицо Юкико. — Как его зовут?

— Суо, — Юкико нахмурилась, вперив в Кири настороженный взгляд. — Микото.

Не он. У того человека было другое имя.

— Пошли, — произнесла Юкико, подходя к двери, за стеклом которой виднелись яркие всполохи красного пламени. — Я всё объясню.

— Стой! — опомнилась Кири. — Ты же...

Но Юкико открыла дверь и без малейшего признака страха шагнула в огонь. Ни вскрика, ни вздоха и никаких признаков боли. Пламя не вредило ей, в то время как Кири ощущала его жар, даже находясь на приличном расстоянии от входа.

Пламя действительно вскоре исчезло, сразу после того, как с улицы раздался громкий пистолетный выстрел. Кири переглянулась с администратором, и оба не сговариваясь, сошлись на мысли, что из всех клиентов "Ангелов" эти были не самыми отбитыми, но самыми экстравагантными.

Кири вышла, только когда увидела за стеклянной дверью движение. Стекло было горячим и каким-то мягким, ступеньки обуглились, асфальт дымился. Здесь разлили бензин? Что ещё могло так гореть, чтобы остались подобные разрушения? Улицу укрыло облако густого, серого тумана, в котором Кири видела блуждающих людей. Туман был странным, неестественным: он накрыл улицу идеально ровным куполом, над которым повисло нечто тяжёлое и жуткое, по форме напоминавшее Меч из утреннего сна Кири.

— Успокоились? — раздался мужской голос. — Отошли друг от друга!

— Святоша, не лезь, — прорычал ещё один мужчина.

— Да, — третий голос. — Помешаешь мне убить его — сожгу и тебя.

— Микото! — голос Юкико звучал очень сердито.

— Ты тоже не лезь, ведьма.

Раздался хлопок в ладоши, и плотный купол серого тумана рассеялся. Юкико растирала замёрзшие пальцы, Микото и Генджи тоже застучали зубами. Кири же не ощутила ничего, да и для её глаз кардинальных изменений не произошло. Этот туман был для неё прозрачным и рассеянным.

— Суо, — вздохнул мужчина в чёрной сутане и с револьвером в руке. — Хотя бы ты прояви благоразумие. Мы же с Кагуцу двумя ногами в могиле и готовимся сделать сальто.

Микото не ответил, лишь скосил взгляд в сторону и нахмурился. Оотори Сейго, серый король, был, наверное, единственным королём, с которым Микото не вступал в конфронтацию. Не потому что интересы Хомры и Собора никогда не сталкивались, а потому что Сейго был таким человеком: мирным, дружелюбным, понимающим и очень добрым. С ним не хотелось воевать, да и сам он никогда не выказывал подобного желания. И, пожалуй, Сейго был единственным человеком, к которому и Хомра, и Чистилище относились крайне положительно.

— А ты, Кагуцу? — вздохнул Сейго. — Здесь же твоя невеста, зачем ты её пугаешь? Подумаешь, в клуб пришла. Дело молодое...

Генджи вновь дёрнул бровью, переведя взгляд на Сейго. И вновь ему было нечего возразить. Его злоба улеглась под действием холодного и всепоглощающего тумана, от которого становилось одновременно и жутко, и холодно. Генджи пытался согреться, но, сколько бы он ни взывал к силе, пламя не шло. Чёртова потеря контроля...

— Невеста, Кагуцу?! — прорычал Микото.

— Микото! — подбежав к парню, Юкико крепко сжала его руку. — Перестань!

Они встретились взглядом, долго смотрели друг другу в глаза, и пламя, поднявшееся от ног Микото, медленно рассеялось. На то было несколько причин. Во-первых, Генджи был другом детства Юкико и по-своему был дорог ей. Во-вторых, впервые с момента их знакомства Юкико по-настоящему разозлилась. И на Микото, и на Генджи, и на их безрассудство. Она хотела спасти королей, готова была даже отправиться в такое гадкое место, каким были "Ангелы", готова была терпеть стыд и унижение, готова была даже рисковать своей жизнью.

И не один король не ценил её усилий.

— Кагу, — произнесла она, убедившись, что Микото передумал атаковать. — Что на этот раз? Что ещё за невеста?

— А сама не догадаешься, Ёси? — хмыкнул Генджи, потирая затылок. — Ты моя невеста. Росли вместе, учились вместе, живём в одном городе, и даже пламя тебя не берёт. Как ни крути, а ты идеальная пара для меня.

— Я встречаюсь с Микото.

Генджи дёрнул бровью и окинул сначала Микото, потом Юкико высокомерным взглядом.

— С тряпкой, которая притащила тебя в БДСМ-клуб?

— Во-первых, я сама его позвала, — Юкико стиснула зубы, и, как это бывало в детстве, вышла вперёд, едва справляясь с гневом. С Юкико такое часто случалось, она забывала о своей безопасности, стоило кому-то оскорбить то, что было ей небезразлично. — Во-вторых, он ни разу не отказал мне в помощи. А что сделал ты?! Сбежал на восемь лет?!

— Я ещё и стал королём, — хмыкнул Генджи.

— И? — глухо произнесла Юкико. — Спасся от самого себя?

Закрыв глаза, Юкико приказала себе успокоиться. Злоба, раздражение, гнев всякий раз опустошали её изнутри. Она перегорала, подобные эмоции до того изматывали её, что иногда от полного бессилия ей хотелось плакать. Да и сейчас она не видела смысла злиться. Ни Генджи, ни Микото её всё равно не услышат. И зачем Хикари сделал её королевой? Кири справилась бы с обоими королями мгновенно, обозвав одного быдлом, а второго — чмошником.

— Вы — серый король? — обратилась она к Сейго. — У вас Дамоклов Меч серый.

— С утра был им, — Сейго едва заметно улыбнулся. — Оотори Сейго.

— Ёсикава Юкико, — она вздохнула. — То, что я расскажу, покажется вам бредом. Но для этого бреда у меня есть научные доказательства и очевидцы.

И, подозвав Кири, Юкико рассказала о королевах. Рассказала для Генджи, для Сейго, для самой Кири и для всех, с кем они свяжутся и кому передадут информацию.

— Обнять, да? — на лице Кири появилась лукавая улыбка. — Ну, иди сюда, святой отец. Твой Дьявол здесь.

Кири протянула руки и прижалась к Сейго так нагло, так смело и так похотливо, будто бы была на сто процентов уверена в своей неотразимости, будто бы знала, что её не оттолкнут.

— Доставай свой Меч.

— Самуи, — Сейго закрыл глаза, его лицо стало пунцовым, тело дрогнуло в развратных объятиях развратной женщины. — Мой Меч ещё не падает!

— Ну и что? — она провела пальцем по его ключицам. — Боишься грехопадения?

— Боюсь, что вам придётся провести со мной какое-то время, — он поднял взгляд на клуб. — Я не могу появляться в таком месте.

— Почему же? Священники у нас — частые гости.

Жестом он отстранил от себя Кири, прокашлялся в кулак.

— Значит, королева, — улыбнулся Сейго. — Спасибо тебе, Ёсикава. По крайней мере, за свой клан я могу быть спокоен. Ты же спасёшь меня, Самуи?

— Конечно. Как я и говорила, за отлиз любой каприз, зайчик.

Лицо Сейго вновь стало пунцовым.

— А насчёт ребят не беспокойся, — Сейго качнул головой сначала в сторону Генджи, потом Микото. — Мужчина проявляет свою любовь в мелочах.

— Сообщите, как пройдёт инициация, — только и ответила Юкико. — И когда. Чтобы я точно была спокойна на ваш счёт.

— Юкико, — Хикари появился до того неожиданно и сжал руку Юкико так внезапно, что она вздрогнула. — Ему же нравится его королева? Я наблюдал за ней, когда она была ещё ржавой девочкой!

— Тут... — Юкико вздохнула. — Один засранец интересуется, нравится ли вам ваша королева, Оотори-сан? Он специально выбирал для вас ангела.

Сейго захохотал.

— Ну, я получил, что хотел, — улыбаясь, он поднял вверх большой палец. — Передай ему спасибо. А я впредь буду осторожен в своих желаниях.

Улыбаясь, Хикари захлопал в ладоши. До него, очевидно, не дошёл истинный смысл слов Сейго.

Сейго оставался на территории "Ангелов" до тех пор, пока Генджи не отправился восвояси. Попутно он ждал Кири, которой пришлось менять свой трудовой график из-за форс-мажорных обстоятельств. После он уехал. Юкико и Микото, если не обращать внимания на Хикари, вновь остались наедине.

— Извини, — произнёс он.

Юкико не ответила.

— До того, как я стал королём, подданные Кагуцу уже пытались меня убить. После стал пытаться и сам Кагуцу. Считает, что красный цвет должен быть только у него.

Юкико закрыла глаза, лбом ткнувшись в плечо Микото. Как же это было похоже на Генджи — эта жадность, этот эгоизм, доходящий до абсурда, это желание быть единственным и неповторимым. Наверное, даже если бы королём стала маленькая Анна, Генджи тоже попытался бы её убить.

— Ты такой же дурак, — ответила она. — Но бесишь гораздо больше.

— Тогда почему ты со мной встречаешься?

Юкико почувствовала приливающий к щекам жар.

— Я сказала это для Генджи! Не хочу я с ним отношений. Да и надежды давать ему тоже не хочу.

— Потому что любишь меня?

— Микото... — её голос дрогнул. — Ты меня сегодня достаточно злил.

— Пошли помиримся, расслабимся, — он вытащил из кармана джинсов ключ с номером и брелком, сделанным из мягкого белого пера. — Номер со звукоизоляцией, так что... кричи.

---

Примечания:

Корный чёроль — https://vk.com/misternevermore?w=wall-162582584_237

Самуи Кири, будущая серая королева, не подала виду, как сильно её задело это странное знакомство. Туман, окутавший территорию "Ангелов", странным образом воздействовал и на саму Кири, незаметно проник в её тело и разум, но не для того, чтобы навредить девушке, а чтобы уничтожить нечто, что ей не принадлежало. И, как только туман оказал на Кири своё целительное воздействие, в её голову мягким, неторопливым и неостановимым потоком стали возвращаться утраченные воспоминания. Воспоминания, которыми она дорожила, которые берегла, и которые исчезли по чужой воле. До этого дня Кири совершенно не заботил тот факт, что из её жизни попросту исчезли целых пять лет.

Ей было шесть, когда она заржавела.

— Некротический фасциит.

Эти слова она часто слышала сквозь дурман лихорадки. Кири столько времени провела между сном и явью, что дни в больнице смешались для неё в одну безликую серую пелену, где не было ничего, кроме боли. Сквозь сон Кири понимала, что её резали, сквозь сон чувствовала уколы и холодную жидкость, которая текла по её едва тёплым венам. Боль была отвратительной, невыносимой, но без неё Кири испытывала настоящее отчаяние. Когда тело Кири привыкало к пыткам, её разум проваливался в тягостный, изнуряющий и бесконечный сон, в котором к ней возвращались все ужасы её маленькой, но полной несправедливости жизни. Во снах она видела кулаки одноклассников, ржавые трубы, классную комнату, в которую её не пускали, и родителей, которые без конца кричали, без конца давили, без конца следили. Мир снов Кири состоял из кулаков, ржавчины и наблюдающих глаз, и от этого мира было не спастись.

Пока однажды её не разбудили голоса.

— Вас мучает совесть, мой король?

— У меня нет совести.

— И всё-таки, мне всегда было интересно... почему вы порой то губите жизни, то занимаетесь благотворительностью? Вы хотите быть подобным Солнцу даже в мелочах? — женщина не дождалась ответа. — Оно светит для всех. Но Солнце обжигает, и в особо интересных случаях способно убить. Вы читали о казнях под Солнцем, мой король?

— Я же тебе и вручил эту книгу.

— О.

Кири приоткрыла глаза. Зрение от долгого сна плыло, мерцало, взгляд не мог ни на чём сфокусироваться. Она хотела бы прогнать гостей, мешавших ей спать, но, увидев на них белые халаты, зажмурилась и притворилась, что спит. Врачи. Как же она их ненавидела. Каждое посещение — очередная изощрённая пытка, от которой не было никакого спасения. Почему они просто не могут дать Кири поспать? Ей и так невыносимо плохо.

— Я всё видел.

Спасения не было. Кири открыла глаза, когда мужчина в белом халате сел к ней на койку. И от этого движения по телу Кири прошлась слабая, тягучая волна новой боли.

— Тебя транспортируют, — проговорил мужчина. Кири чувствовала исходящий от него терпкий сигаретный дым. — Правда, с твоим запущенным фасциитом, ты этого не переживёшь.

Кири моргнула, до неё не доходил смысл слов.

— Но не бойся. Я живу уже много лет, и жизнь совершенно не стоит того, чтобы её жить.

— Король! — приглушённо произнесла женщина. — Это шестилетняя девочка!

— Девочка, мальчик, ребёнок, — ответил он. — В твоём лексиконе не должно быть таких слов. Это человек. Такой же, как и я. Только ему шесть, а мне почти семьдесят.

Кири сделала над собой усилие и вгляделась в размытое лицо мужчины. Он был взрослым, большим, но не таким старым, как папа. У него были длинные светлые волосы, убранные в низкий хвост, гладкое лицо, и глаза, в которых, казалось, что-то светилось. Внутри, в самой глубине. Это было что-то золотистое, словно заблудившийся солнечный лучик, нашедший себе приют в голове этого человека. Кири зажмурилась, открыла глаза и снова вгляделась в его лицо, но иллюзия не исчезла.

Дверь в палату с грохотом открылась, будто бы кто-то выбил её с ноги.

— Какого хера ты здесь делаешь?! — заорал папа. — Ещё один извращенец?!

У папы было своё представление о больницах, из-за которого он не позволял даже школьной медсестре осмотреть поражённую кожу Кири. Он не верил в медицину, ненавидел врачей, считал, что в госпиталях могут работать только люди, которые запросто могут как забыть в пациенте скальпель, так и изнасиловать беспомощного, находящегося в коме человека. Его паранойя дошла до такой степени, что он присутствовал на каждой операции, на каждом осмотре Кири, часто держал её за руку, не зная, что тем самым доставлял дочери только большую боль. И во сне, и наяву Кири чувствовала на себе его наблюдающие глаза.

— Здесь больной, — ответил незнакомый мужчина. — Хочешь довести её до приступа своей истерикой?

— Ты не её лечащий врач, — процедил отец сквозь зубы. — Выметайся, урод.

— Хорошо.

— Ко...

Кири пришлось приложить усилия, чтобы поднять бессильную, покрытую красно-синей ржавчиной руку. Это движение отдалось болью во всём теле, было мучительным, от него у неё перехватило дыхание. Она дотянулась до руки мужчины, сжала её и поразилась тому, насколько чистой может быть человеческая кожа, лишённая ржавчины. Рука мужчины была тёплой, мягкой. Он не стал сжимать в ответ руку Кири, будто бы знал, что любое его неосторожное действие причинит ей боль.

— ...роль, — выдохнула она.

Кири закрыла глаза, по её щекам потекли горячие слёзы. Для неё это было первым сознательным проявлением воли, первым душевным порывом. Она ещё не знала, что значит жить, не знала, что такое смерть. Ей было больно, страшно и очень одиноко. И почему-то ей, в этом полубессознательном состоянии, казалось, что человек с такими сияющими глазами способен творить чудеса. И одной этой веры было достаточно, чтобы лучик света замерцал во мрачных сновидениях Кири.

— Понял, — ответил он, внимательно вглядываясь в лицо Кири. — Акума, приготовь пациента для транспортировки. И сообщи Райто, чтобы выключила свои сериалы и была готова встретить нас.

— Слушаюсь, мой король.

С каждым словом короля папа закипал всё сильнее. Он дышал громко и часто, его трясло от бешеного гнева, и спокойствие, которое излучал король, только сильнее выводило его из себя. Кири боялась, что он мог ударить. Ударить так же, как бил маму, как бил бабушку.

— Решай, — король поднялся с койки Кири и вперил взгляд в её отца. — Где хочешь увидеть дочь завтра: в моей лаборатории с признаками жизни или в морге, — он выдержал паузу, но не дождался ответа. — В морге извращенцы серьёзнее меня. Никогда не понимал их любви присасываться к тому, что уже не встанет...

И, прежде чем отец взорвался в очередной раз, король сжал его плечо и грубо вытолкал из палаты.

Следующие часы Кири старалась не спать. Как бы ни было больно, и как бы ни одолевала её слабость, Кири изо всех сил цеплялась за реальность. Её переложили на каталку, закрепили ремнями и осторожно погрузили в машину скорой помощи. И всё это время Кири лежала с широко раскрытыми глазами, боясь вновь провалиться в тяжёлую дрёму из которой, по словам короля, Кири уже могла не выбраться.

— Эй, — обратилась к ней Акума, когда машина мягко тронулась с места. — Поспи. Дорога займёт полтора часа.

— Если усну — умру, — Кири судорожно вздохнула. — Король так сказал.

— И ты поверила? — вздохнула Акума. — Он так шутит. А, раз ты можешь слышать и понимать его шутки, то и транспортировку осилишь. Спи и ни о чём не беспокойся. Ты едешь в гнездо Пересмешников.

Кири не знала, зачем её отправляли к птицам. И всё-таки, мысль о маленькой, певчей и невзрачной птичке заставила её вновь ускользнуть в тяжёлый и глубокий сон, в котором Кири было и страшно, и холодно, и больно. Но в этот раз во сне были изменения. Кромешную тьму осветили сиявшие в мрачном небе глаза, тишину рассеяло многоголосое щебетание птиц, а папу, который вечно придавливал Кири к земле, схватили за плечо и вытолкали. И Кири была этому рада.

— Какой вы веры? — спустя время Кири услышала голос мамы.

— Никакой, — ответил король.

— Как вы можете лечить людей, если вы — безбожник?!

— Лечить? Обычно я устраиваю жертвоприношения, но всякий раз неудачно.

— Я же говорил, что он — извращенец! Мы не оставим с ним Кири!

— Ваша дочь меня не интересует, — ответил он. — А вот из её кожи я бы сшил перчатки Акуме. Акума, хочешь?

— Конечно, мой король, — ответила девушка. — Детская кожа прекрасно защищает от холода.

Папа ругался, папа клялся засудить короля, папа даже привёл с собой маму, чтобы вдвоём атаковать его. Но не вышло. Чёрный юмор короля был надёжным, непробиваемым щитом между ним и родителями Кири, и эта простая вещь, эти мысли, обращённые в слова, обеспечивали Кири жизнь. Родители ничего не могли противопоставить человеку, который не только высмеивал все их предубеждения, но и совершенно их не боялся. Мама не могла достучаться до него с помощью религии, папа не мог пронять его угрозами. И Кири, наблюдая за его спокойствием и невозмутимостью, всё больше поражалась. Как он мог отстаивать свою волю без кулаков и криков? И, самое главное, почему ему это удавалось?

— Чей ты практикант? — папа утёр взмокший лоб. — Я хочу увидеть реального врача Кири, а не малолетку, которая строит из себя невесть что.

— Я её врач.

— Твои шутки меня уже доебали! Где начальник этой помойки?!

— Перед тобой.

— Так, — папу трясло. Он обратился к Акуме. — Ты. Кто твой начальник?

— Его зовут Расу Амата, — девушка улыбнулась.

— И где этот Расу Амата?

— Он же вам сам сказал — перед вами. Или вы утром сменили имя, мой король?

— Не успел.

Но родители тоже были упрямыми людьми. Они не давали Амате прохода, они ругались, они его оскорбляли, они обвиняли его в преступлениях, которых он не совершал. Кири боялась, что под таким напором Амата откажется от неё, не совершит чуда из-за эгоизма родителей и забудет о Кири, как о плохом утреннем сне. В конце концов, Амате действительно надоело, что ему мешали работать, и он, встав перед родителями Кири, щёлкнул пальцами. В его руках на мгновение зажглось крохотное солнце, заставившее глаза родителей остекленеть, их лица — обвиснуть, их рты — раскрыться. И этот переход от гнева до абсолютного покоя и недоумения был до того резким и неожиданным, что выглядел уродливо и неправильно.

— Вижу, вы заблудились, — ответил Амата. — Вашу дочь перевели под руководство исследовательского центра "Михашира". Пожалуйста, покиньте помещение. С часами посещения можете ознакомиться в приёмной.

Амата скосил взгляд на своих работников, и они без труда выпроводили проблемных гостей.

— Наконец, — произнёс Амата и прямо в палате Кири закурил сигарету, глубоко затянулся, выдохнул дым в потолок. — Ну? Живая?

— У... гу.

— Исправим? Или лечиться будем?

— Леч... иться.

— Понял. Погнали лечиться.

Кири пыталась оставаться в сознании, вновь держала глаза широко открытыми, пока Амата, встав у изголовья каталки, аккуратно толкал её вперёд. Кири смотрела на него, смотрела в его глаза и не могла оторвать взгляда. Этот человек был сильнее папы. Король не боялся папу, не слушал маму и мог, как она уже убедилась, сотворить чудо. Такой сильный. Почему он в больнице? Почему такой сильный человек не подчинит себе весь мир? И почему он помогает людям, когда люди должны помогать ему?

Кири ожидала увидеть операционную, но каталка остановилась в просторной комнате, где не было окон, где была одна единственная дверь, которую Амата смог открыть, только просканировав сетчатку глаза.

— Знакомься, — произнёс Амата. — Это Дрезденский Сланец. Если точнее, — он прокашлялся. — Тысячелетний осколок древней плиты, найденной под Дрезденом в годы Второй Мировой... — он хмыкнул. — А это Самуи Кири.

У Кири не было сил, чтобы приподняться и должным образом поприветствовать нового знакомого.

— Ну а теперь, — произнёс Амата, выбросив сигарету. Бумажный цилиндр испарился за секунду, охваченный обжигающим светом. — Доверься мне.

Кожа, длинные волосы и глаза Аматы засияли мягким золотистым светом. Он не смотрел на Кири. Его взгляд вообще потерял всякое выражение, будто бы Амата был сосредоточен на чём-то, что не имело ничего общего с материальным миром. Но это задумчивость длилась недолго. Свет распространялся по помещению, заполнял его, точно выжигал из комнаты воздух и занимал его место. Яркие бледно-жёлтые световые зайчики бегали по потолку и стенам, и из-за них у Кири начало рябить в глазах. И всё же она наблюдала за происходящим. Свет согрел её ржавую кожу, заставил червяков, поселившихся в ней, шевелиться и пульсировать. Кири было больно, но она изо всех сил не подавала виду. Ей хотелось быть сильной перед лицом короля. Ей хотелось быть такой же сильной, как король.

— Ржавая кожа, — тихо, почти шёпотом произнёс Амата. — Глаза... ржавчина... больно. Режут. Холод. Папа кричит. Больно. Без конца больно. Больно.

Голос Аматы звучал спокойно, монотонно, будто бы он что-то бормотал во сне. Кири затаила дыхание, глядя на него. Из носа Аматы текли крохотные струйки крови, но он не обращал на это никакого внимания. Сейчас он был занят мыслями Кири, и озвучивал он их со стопроцентной точностью.

Позднее Кири узнала, что это была интеграция со Сланцем. Амата так долго изучал этот объект, столько времени, сил и жертв вложил в свои исследования, что научился направлять рассеянный поток мыслей Сланца в сторону конкретного человека. Сланец проникал в мысли испытуемого через Амату, изучал его, разбирался, а после, опять же, руководствуясь с волей Аматы, наделял человека силами. Как правило, Амата искусственным путём создавал стрейн, иногда — королей, которые в его руках существовали очень недолго. Кири же попала в то немногочисленное число людей, которым был уготован скромный подарок Сланца: жизнь. Никаких суперспособностей, ничего экстраординарного. Просто избавление от запущенной или неизлечимой болезни.

Кири долго наблюдала за Аматой, пока не почувствовала, как что-то пробралось к ней под кожу, под ногти, заставило шевелиться волосы. И этому чему-то было слишком тесно в теле маленькой девочки. Кири не выдержала. Она начала задыхаться, сознание помутилось, и она вновь погрузилась в вязкую темноту сна.

А проснулась Кири в своей палате, чувствуя мягкость душистой простыни теми участками тела, которые ещё прошлым утром не чувствовали ничего.

Акума Хоши осмотрела Кири, разговаривала с ней, но девочка не отвечала, боясь, что от одного её неосторожного слова чудо рассеется, и реальность с мучениями, болью и пытками вернётся. Девочку пыталась разговорить и принесшая ей еду Райто Ария, но безуспешно. Но, когда в палату вошёл Амата, Кири подскочила с койки, бросилась к нему и стиснула в крепких объятиях, спрятав лицо в его белом халате.

— Райто, — произнёс Амата, опустив руку на макушку Кири. — Что ты такое делаешь, что дети вечно убегают от тебя?

Кири захныкала, не способная даже на слова благодарности.

— Ну-ну, — вздохнул Амата. — Мне с Райто тоже тяжело. Но не до слёз же.

— Э-эй, — воскликнула Райто Ария поднявшись со стула. — Ты перед всеми будешь выставлять меня в таком свете?!

— Конечно. А что?

Он не стал больше спорить. Просто поднял Кири на руки, словно невесомую, тряпичную куклу. Кири было шесть лет, на руках её не держали уже давно, и потому она раскрыла глаза, удивлённо озираясь по сторонам. С высоты роста Аматы всё вокруг казалось маленьким, хрупким, безобидным.

— Чего ревём, ржавая Самуи? Хотим заново заржаветь от мокрых глаз?

Кири сжала губы, всхлипнув и стараясь сдержать слёзы. Как объяснить такое? Ей больше не было больно, её больше не будут резать и, самое главное, кожа чувствовала абсолютно всё. Даже малейшее дуновение ветра в комнате.

— Бесполезно, — вздохнула Ария. — Мне не ответила и тебе, пепельница, не ответит.

— Мне, — просипела Кири. — Мне хотели... отрезать ноги. Там... всё было... чёрным.

— Вот как? Ты испугалась?

— Д... да. Без ног я... не убежала бы... больше...

— От папы?

— У... гу.

— Как. Ты. Это. Делаешь? — сквозь зубы прошипела Ария.

— Лучше спроси, как я терплю тебя на протяжении шестнадцати лет, — он поставил Кири на пол. — Так, ржавчинка, для закрепления успеха ты останешься в больнице на какое-то время. Еда — в столовой, вода — там же. Играешь с пациентами, учишься в учильне, на вопросы врачей отвечаешь правду. Ну, Райто можешь соврать... идёт?

Кири кивнула.

— Родителям, когда придут к тебе, скажи, чтобы выметались к ебен...

Ария не позволила ему договорить, ткнув пальцем в щёку Аматы.

— Не матерись при ребёнке!

Амата потёр место тычка, но возражать не стал.

— Осваивайся, ржавая Самуи, — сказал он. — Надоешь — пущу тебе на корм Райто.

— Как ты заколебал, — простонала девушка. — Он шутит, Кири. Не бойся, возникнут вопросы — обращайся.

Но Кири уже смотрела на Арию с недоверием и страхом.

Вскоре Кири отправили в учебный класс, находившийся в Михашире. В тот же день Кири приметила некую общую черту у всего персонала этой странной больницы. У каждого работника была татуировка-солнце, каждый пел навязчивую, идиотскую песенку и, что более важно, среди этих учёных умов не было ни одного серьёзного человека. Они любили шутить, и каждая их шутка, за которые мама и папа точно отругали бы их, сопровождалась взрывом хохота. Амата же редко улыбался, редко проявлял какие-либо эмоции, редко бывал в чьём-либо обществе. Чаще он находился либо в комнате со Сланцем, либо в библиотеке, либо в разветвлённых подвалах Михаширы, куда ход был закрыт всем, кроме Акумы Хоши, Райто Арии и самого Аматы. Кири всё это знала, потому что наблюдала за Пересмешниками вместо того, чтобы играть с другими детьми. Да и всех детей в Михашире она делила на две категории: калеки и собаки. У собак был до того острый нюх, что они всякий раз зажимали носы, стоило Кири только пройти мимо. И за это пренебрежение Кири однажды ударила одну из собак.

— Король, — Акума Хоши привела Кири в кабинет Аматы. В просторном помещении с панорамными окнами было так много воздуха и света, что Кири невольно почувствовала, будто бы стала ещё меньше. Одну из стен занимали мониторы с данными, на столе лежали книги, бумаги, записи и зарисовки, за спиной короля стояли шкафы с толстыми папками. — Дети жалуются на Самуи. Она то игнорирует их, то бьёт их учебниками.

— Вот как?

— С дегрессорами это может дойти до травм. Они ведь не могут дать отпор...

— Понял. Оставь нас, Акума.

Девушка поклонилась и вышла. Король, сложив руки домиком у рта, какое-то время вглядывался в тощую фигуру девочки.

— Тебя так же били, ржавая Самуи? — произнёс он после недолгого молчания. — Поэтому у тебя развился некротический фасциит?

Кири сжала губы в линию, насупилась.

— Тебе становится легче, когда ты бьёшь других?

— ...нет, — Кири нахмурилась. — Я просто не хочу, чтобы они меня нюхали.

— Сломай им носы, — пожал плечами Амата. — Раз не хочешь, чтоб нюхали.

— ...а можно?

— Конечно. Я и сам без сломанного носа не начинаю рабочий день.

Кири долго вглядывалась в это невозмутимое, без тени улыбки лицо. Почему он не отругал её? Разве взрослые не должны ругать детей? Его спокойствие казалось Кири неправильным, чем-то, что никак не вписывалось в картину её маленького мира. Этот человек был гораздо сильнее папы и мамы. Почему же он не ударил Кири, почему не накричал, почему не стал причитать и угрожать Адом? Может быть, он был слабаком?

Кири ушла от него в глубокой задумчивости. Стоило ей получить разрешение ломать носы, как желание калечить людей тут же отпало. Да и какой в этом смысл? Амата вновь сотворит чудо, исцелит изломанные носы так же, как исцелил и кожу Кири, может быть, наделит детей своей силой, после чего дети ещё раз ударят Кири ржавой трубой и обеспечат ей второй фасциит. Нет. Сидя в стороне от детей и пытаясь рисовать, Кири решила, что бить никого не будет. Назло Амате, который разрешил ей это и ждал этого от неё. И всё же, несмотря на обиду, Кири не могла перестать наблюдать за Аматой.

— Твои исследования не приносят пользы, — как-то раз, выпив горячительного, произнесла Ария, сидя напротив короля в столовой. — Как и твои теории. Но при этом проект "Сланец" существует уже десятки лет. Откуда деньги, пепельница?

— Если расскажу, — ответил Амата, затянувшись сигаретой и выдохнув дым. — Ты мне не поверишь, нелюбимый ребёнок в семье.

— Давай уже!

— Я оживил умерших, — голос Аматы, несмотря на хмель, звучал непривычно глубоко и мрачно. — Одного — на поздней стадии разложения. Второго сшил из пяти человеческих тел. Третьего выпотрошил, — он снова глубоко затянулся, выдохнул дым и втёр окурок в пепельницу. — Потом показал их правительству, и они стали обеспечивать меня из налогов государства. А я взамен делаю вид, что сдерживаю зомбаков, и изо всех сил обещаю, что верну к жизни наших государственных деятелей после смерти.

— Ясно, — нахмурилась Ария. — Опять брехня. Хоши-сан, ты что-нибудь знаешь об этом?

— Наш король слишком любит нас, чтобы позволить нашим глазам смотреть на нечто настолько ужасное. Я права, мой король?

Амата не ответил.

Так и проходили серые будни Кири, состоявшие из наблюдения за Пересмешниками и разбавленные школой. И в этой школе, в классе, состоящем из десяти нюхачей и одной Кири, у девочки начинало что-то получаться. Она оказалась способным к обучению ребёнком, и дети, заметив её успехи, стали проявлять к ней больше дружелюбия. И, понаблюдав ещё и за ними, Кири заметила, что нюхачи зажимали носы всегда: рядом с учителем, рядом друг с другом, рядом с Кири. Но запах, исходящий от Акумы Хоши, Райто Арии и короля им очень нравился. Поэтому нюхачи всегда радостно приветствовали эту троицу и часто просили задержаться в классе.

Сделав это открытие, Кири поняла, что никакая она не особенная. Она привыкла жить с этой мыслью. Мама говорила, что Кири — божий дар, а папа бил за несоответствие божьему дару, одноклассники избегали её, потому что она избегала их общества, и, в конце концов, это взаимное пренебрежение вылилось в драку. Кири ударили ржавой трубой. Ударили до крови. Она ничего не рассказала родителям о драке, не показала им глубоких царапин, ссадин. А после и сама покрылась ржавчиной из-за своего молчания. Попав в Михаширу, Кири думала, что здесь к ней будет особое отношение, что король будет выделять её на фоне остальных после того, как прочёл её мысли. Но король ни к кому не выказывал симпатии, никого не жалел, но и никого не отталкивал. Кири могла прийти к нему, поговорить с ним, как и любой человек в Михашире, и он принимал гостя с улыбкой на губах и сигаретой в руке. И Кири думала, что Амату вообще невозможно вывести из себя. Вплоть до визита её родителей.

— Сожалею, — ответила Райто Ария, разговаривая с папой. Кири видела их, стоя за стеклянной дверью. — Приёмные часы уже закончились. Приходите завтра.

— Я вашу конторку по камешку разберу! — сквозь зубы процедил папа. — Это же не больница!

— Мы — исследовательский центр, — ответила девушка.

— Вы — притон для проституток, вроде тебя. Мою дочь такой же хотите сделать?!

Ария не ответила, она лишь убрала руки в карманы, крепко сжав зубы.

— Что, нечего возразить, потаскуха? Так и знал, что белые халаты носят только дешёвые шлюхи. Сколько берёшь за час, а? И как долго обучаешь девчонок своей профессии?

— Ария.

Девушка вздрогнула и обернулась, когда рука Аматы опустилась ей на плечо.

— Примат всегда громко орёт, чтобы привлечь внимание самки, — произнёс он.

— Т... ты назвал приматом родителя пациента? — высокомерно хмыкнул папа. — А ты в курсе, что за оскорбление можно попасть и под суд?

— Вот как? — ответил Амата. — Тогда раскошелься на прокурора.

Амата ударил. Ударил с такой силой, что изо рта папы вылетели три зуба. Кири перестала дышать, Ария вскрикнула и зажала рот руками. Амата, тряхнул рукой, сжал и разжал пальцы.

— С нетерпением жду повестки, — сказал Амата.

Папа тяжело дышал и не мог даже пошевелиться. Он смотрел на собственную кровь на полу и не мог издать ни звука.

— Часы посещения указаны у входа. Если умеешь читать — разберёшься.

Он перевёл взгляд на Арию, которая стояла, сжимая кулаки, и краснела не то от возмущения, не то от злобы. Амата указующе скосил взгляд в сторону двери, и Ария горделиво взмахнув длинными рыжими волосами, вернулась за стеклянную дверь. Амата последовал за ней.

— Вообще-то, — процедила Ария. — Я могу себя защитить!

Амата не ответил.

— Нержавейка, — произнёс он, скосив взгляд в сторону Кири. — Захочешь отомстить — буду ждать.

В ответ Кири подошла и в который раз стиснула Амату в крепких детских объятиях. В тот день, когда Амата вышел из себя, Кири поняла одну важную вещь, которую в своём возрасте ещё толком не могла сформулировать. Сила заключается не в криках, ругани, побоях и издевательствах над слабыми. Быть сильным — значит нести ответственность как за себя, так и за своих близких, любить их, защищать и не ждать в ответ благодарности. Да и кому вообще нужна благодарность? Никому. Она — побочный продукт настоящей силы.

Папа так и не подал в суд, и Кири окончательно убедилась в его никчёмности. Время шло, и без родителей, в гнезде Пересмешников Кири постепенно превращалась из забитой девочки в сильного человека. Амата проводил интеграцию со Сланцем раз в два месяца, в школе Михаширы не было каникул, как и не было той давящей атмосферы, что неизменно присутствовала в государственных учреждениях. Так что учёба превращалась в игру и сплошное удовольствие. Неудивительно, что Кири захотела навсегда остаться в Пересмешниках.

— Ария сказала, что ей всего семнадцать, — произнесла Кири. — А Хоши — Двадцать два! Я тоже вырасту и стану учёной!

— Семнадцать? — Амата хмыкнул. — Ей тридцать восемь. А Акуме — сорок три, — он вздохнул. — Да и мне уже за семьдесят. Ты можешь считать это очередной шуткой, но это правда. Озимандия отличается от короля бессмертием. Все мои подданные тоже бессмертны.

— Тогда... хотя бы не стирай мне память! Я знаю, ты умеешь это. А я не хочу забывать это место!

— Ты увидела слишком много чудес.

— Если я забуду тебя, то стану снова ржавой соплячкой! — она топнула ногой.

— Не я сделал тебя тобой. И никто, даже я, не лишит тебя твоей внутренней силы, нержавейка.

* * *

Кири пришлось посетить порядка десяти кафе-баров, прежде чем она попала в нужный. Пересмешников давно не было в Михашире, их место заняли люди в масках с кроличьими ушами, поэтому искать пришлось, руководствуясь с собственной логикой. Амата, если у него и правда были три трупа-деньгососа, держал бы их рядом, чтобы обеспечить себе и своему клану безбедное существование. Что бы стало его новой резиденцией? Библиотека. Но не обычная библиотека. Рядом должен находиться бар или винный погреб, вкусная еда и, для полного счастья, многолюдные улицы, по которым он мог бы бродить без цели и смысла. И Кири нашла такое место. Миленькое кафе, где на настенных полках посетителей ждали книги.

Акума, Райто. Они подняли вопрошающие взгляды на Кири, и её сердце болезненно сжалось, когда она взглянула в эти до боли знакомые, не изменившиеся за целых семнадцать лет лица. Она огляделась и застыла.

— Нержавейка?

— Ко... — Кири сжала зубы, её глаза обожгло слезами.

Он тоже не изменился. Не стал старше, не перестал быть солнечным королём: такие же длинные золотистые волосы, такое же бледное, спокойное лицо, те же усталые глаза. Кири закрыла лицо рукой и, как это бывало в детстве, подбежала, стуча по полу высокими каблуками, и стиснула Амату в объятиях.

— Амата, — произнёс мужской голос. — Это будущая королева.

— Что? — Амата усмехнулся после недолгой паузы. — Вот как. Нержавейка, оказывается, ты всё-таки вляпалась в клановые разборки...

— Отойди. От неё нужно избавиться.

Кири подняла взгляд на говорившего. Чёрные длинные волосы, фарфоровая кожа, лицо, словно маска.

— Погоди, Ями, — ответил Амата. — Не так быстро.

Кири вскрикнула, когда перед её взглядом вспыхнула плотная стена света. Стена на мгновение дрогнула, отразив невидимое воздействие Ями.

— Не церемонишься, — Амата покачал головой. — Нержавейка, ты нашла своего короля?

— Д... да.

— Отправляйся к нему. Я не для такого тебя с того света вытаскивал.

— Сегодня ты от меня не убежишь.

Микото произнёс это спокойно, негромко, но по затылку Юкико почему-то пробежали мурашки. К лицу прилил жар, сердце от волнения пропустило удар, похолодевшие пальцы задрожали в тёплой руке Микото, дыхание стало неровным, прерывистым. Она хотела возразить, хотела найти повод сбежать, хотела ответить хоть что-то, но слова застряли в горле, когда она встретилась со взглядом парня. Юкико вздрогнула и посмотрела в сторону. Во взгляде Микото не было ничего, кроме голода.

— Микото...

— Пошли.

Он потянул её за руку, повёл в сторону отеля для парочек. Но, в отличие от обычного отеля подобного типа, здесь люди чаще вскрикивали от боли, чем от удовольствия. Юкико шла, глядя себе под ноги, не слыша ни лёгкой, расслабляющей музыки, звучавшей в холле, ни звуков, что доносились из номеров. Опомнилась она только после того, как Микото открыл дверь номера и толкнул её внутрь.

— Микото, — она потянула его за руку. — Я не готова!

— Я тоже.

— У меня... — она покраснела до корней волос. — Ну... бельё разного цвета.

Микото вскинул брови, улыбнулся и, протянув руку, убрал прядь волос за ухо Юкико.

— Вот и отлично. Быстрее его снимешь.

— Микото!

Он качнул головой в сторону номера, глядя ей в глаза.

— Меня интересуешь ты, — он скользнул взглядом по её телу. — А не твоя одежда. Но, если она тебя так смущает, я могу её сжечь.

— Микото... ты невыносим.

— Так перевоспитай меня, — хмыкнул Микото, войдя в номер и втянув Юкико за собой. — В номере для этого есть всё необходимое.

Он закрыл дверь и предусмотрительно убрал ключ в карман джинсов. И, как только дверь закрылась, посторонние звуки в комнате исчезли, и воцарилось глубокое, всепроникающее безмолвие. Юкико опустила сумку на тумбочку, стоявшую у входа.

— Откуда ты это знаешь? — спросила она. — Уже бывал в подобных местах?

— Я же выбирал номер не наугад, — хмыкнул он. — Наденешь на меня наручники?

— Это твоя основная фантазия?!

— Моя основная фантазия слишком много болтает, — он коснулся плеча Юкико, провёл пальцем по линии подбородка.

— Я... могу и вовсе... не разговаривать...

— Если ты будешь болтать в процессе, я зажму тебе рот рукой.

Сказав это, Микото приблизился и осторожно, до боли нежно коснулся губами губ Юкико. Дыхание остановилось в её груди, руки сильнее задрожали, по телу от губ и до кончиков пальцев разлился до этого момента незнакомый жар. Микото говорил столько грязных вещей, но все они вместе взятые не смущали так сильно, как его поцелуй. Мягкий, ласковый, полный той нежности, на какую Микото только был способен.

— Я люблю тебя, — произнёс Микото, на мгновение оторвавшись от губ Юкико.

— Я, — тяжело выдохнула она. — Тоже... тебя люблю.

— Я знаю, — он улыбнулся. — Признавайся, с первой встречи меня хочешь.

Не дождавшись ответа, он наклонился и легко, без видимых усилий, поднял Юкико на плечо, придерживая её рукой. От такой наглости у Юкико вновь перехватило дыхание, но, прежде чем она начала ёрзать и брыкаться, Микото внёс её в основное помещение, в комнату, где находилась как обычная кровать, так и особая — с клеткой под матрацем.

— Поставь меня!

— Погоди, — произнёс Микото. — Сперва найду наручники.

— Так. Теперь ты хочешь приковать меня?!

— Ну да. Не хочу, чтобы ты прикрывалась.

Лицо Юкико вновь вспыхнуло.

— Микото... у меня же нет опыта, — её голос прозвучал сдавленно. — Да и сегодня я точно к такому не готова.

— Ну и что?

Одним движением он опустил Юкико на кровать. Пружины матраца мягко качнулись, как только на них опустилось тело девушки. В таком беззащитном положении Юкико была всего пару мгновений, но даже за это короткое время Микото успел обдать её грязным, похотливым взглядом. Юкико приподнялась на локтях, рефлекторно прикрывая тело.

— Даже... не осмотришься?

— Мне не настолько наскучил секс, чтобы я начал использовать игрушки.

Он взобрался сверху, отрезая Юкико все возможные пути отступления, низко склонился над ней, своим телом сильнее прижимая её к матрацу. И, ощутив сквозь одежду крепкие мышцы Микото, его тепло, его вес, Юкико ощутила предательский жар внизу живота. Она его хотела. И, судя по такой резкой реакции, хотела даже сильнее, чем предполагала. Микото вновь поцеловал её, надавил пальцами на подбородок и её губы легко раскрылись. У Юкико закружилась голова, как только она ощутила прикосновение его языка к своему языку. Микото целовал ретиво, резво лаская язык Юкико, покусывая её губы, кончиком языка щекоча нёбо. И этим поцелуем он не позволял ей ни спокойно вздохнуть, ни подумать, ни оказать сопротивление. И от его умелой ласки жар внизу живота становился совершенно невыносимым.

— Микото! — вздрогнула Юкико, когда он скользнул ладонью ей под кофту. — Это... очень больно?

— Нет, — он коснулся губами её шеи, спустился губами к ключице. — Если как следует намокнешь.

— Как грязно...

— Грязно? — улыбнувшись, он провёл ей ладонью по внутренней стороне бедра, пробрался под юбку, оттянул ткань трусиков. Дёрнувшись, Юкико поджала ноги, сжала его ладонь, пытаясь сопротивляться, но опоздала. Микото резко надавил пальцем на самую чувствительную область её тела, от чего Юкико вскрикнула. — Не стыдно? Я ведь даже не старался.

— Прекрати, — её голос прерывался, звучал слабо, сдавленно. — Это слишком... смущает.

— Привыкай, — произнёс он, крепко прижавшись губами к её шее. — Чувствовать мои пальцы там.

— Ха... х...

Он задрал её кофту, задрал лифчик и провёл ладонью по обнажённой груди, прижался к ней лицом, мягко прикусил отвердевший сосок. Юкико вздрогнула, изогнулась, стиснула пальцами простыни. Микото касался её тела в самых уязвимых, самых чувствительных местах и заставлял испытывать то удовольствие, которое она никогда не испытала бы, оставшись наедине с собой. Удовольствие от близости, от ощущения другого человека рядом, от его силы, ласки, любви. Удовольствие смешанное со стыдом. Юкико смотрела в потолок, на котором были изображены предавшиеся любви ангелы, рефлекторно пытаясь сдерживаться, не выдавать своих истинных чувств. И в то же время она чувствовала: чем меньше на ней оставалось одежды, тем меньше в ней самой оставалось секретов и лукавства. Именно сейчас, чувствуя близость Микото, Юкико была настоящей.

Она шумно выдохнула и закрыла рот тыльной стороной ладони, чувствуя, что сдерживаться больше не в состоянии. Ей было слишком хорошо, даже несмотря на естественный страх перед первой в жизни близостью.

— Надо же, — Микото улыбнулся. Он тоже тяжело дышал, на его лице появился румянец, но это было следствием не смущения, а возбуждения. — Какая ты чувствительная.

— Ммхм...

— Я так хочу тебя, — прошептал он, грубо стягивая с Юкико трусики.

Микото не стал медлить, и, лишив Юкико белья, приспустил штаны и вошёл в неё. Не грубо, но резко, из-за чего с губ Юкико сорвался громкий стон. Её тело напряглось от непривычного ощущения. Юкико изогнулась, на мгновение невольно пытаясь избавиться и от близости, и от этого странного ощущения внутри. И от её движений Микото вздрогнул. Юкико взглянула ему в глаза. До этого момента она и не подозревала, что это вообще возможно — так отчётливо чувствовать другого человека, быть так близко, чувствовать его дыхание, его пульс. Юкико протянула руку, провела пальцами по щеке Микото. Сжав её ладонь, он мягко прижал её к своим губам, на которых остался красный след от помады. Может быть, это он почувствовал во время инициации Юкико? Почувствовал, будто весь мир исчез, и на пустой планете остались только два человека — он и она. И им было плевать и на опустевший мир, и на воцарившееся вокруг разрушение, и на катастрофу. Они были рядом, чувствовали друг друга, были друг другом, и это чувство было способно заменить им целую вселенную.

— Микото... — выдохнула она, боясь шевелиться от напряжения. — Давай... сожжём этот номер?

Он улыбнулся, склонился и мягко поцеловал её в губы.

— Хочешь быть плохой девочкой?

— Хочу... чтобы он принадлежал только нам.

— Я исполню твоё желание.

Красная, разрушительная аура окутала тело Микото, но даже сейчас, когда источник пламени был так близко, Юкико не почувствовала жара. Впрочем, она и не ждала, что её странные способности исчезнут. Вот только, с силами Микото происходило что-то не совсем нормальное. Пламя не распространялось.

— Но для начала...

Прижав Юкико к кровати своим телом, он сделал до того резкий толчок, что она действительно вскрикнула. Не от боли, но от напряжения, которое стало совершенно невыносимым. И, чтобы хоть немного избавиться от него, Юкико вцепилась в плечи Микото. Не помогло. С каждым толчком жар внизу живота становился всё сильнее, всё ощутимее, и, когда он стал уже совершенно невыносим, тело Юкико само нашло способ избавиться от него. По её телу прошёл спазм, по венам разлилось приятное тепло, и внутри стало всё сокращаться. Она вновь не сдержалась, вскрикнула, и в этот раз её голос звучал тоньше, слабее. Микото почувствовал её оргазм, и потому слегка замедлил темп, губами коснулся её шеи.

— У тебя был такой стресс? — его голос был неровным, низким. — Не сдерживайся.

Сказав это, он ладонью спустился к её промежности, крепко сжал пальцами клитор. Юкико извивалась, но убрать руку Микото у неё не получилось. Да и по телу от его неторопливых толчков и умелых ласк будто бы пробегала волна пламени. Микото велел ей не сдерживаться, но, даже если бы Юкико хотела этого, у неё бы не получилось. Впервые ей было настолько хорошо, и впервые за всю свою жизнь она не чувствовала преследовавшего её одиночества.

Микото прикусил кожу у неё на плече, прижавшись всем телом. Его толчки стали сильнее, быстрее, из-за чего Юкико совершенно перестала соображать. И только, когда всё закончилось, когда Микото глухо зарычал, замедляя темп, в голову Юкико пробралась одна очевидная мысль.

— Микото... — прошептала она.

— Сейчас... — ответил он, накрыв губами губы Юкико. — Сожжём...

Юкико закрыла глаза, ответив на поцелуй с той же нежностью, которую ощущала от Микото. Этот поцелуй заставил её на какое-то время забыть о королях, королевах, о семье, учёбе, о безопасности Шидзуме и о Хикари. И, конечно же, ей совершенно не хотелось думать, что сейчас они с Микото не использовали совершенно никакой защиты.

Они избавились от одежды, небрежно бросив её на прорезиненный пол, в котором, как заметила Юкико, были дырки. Скорее всего, для слива крови. Юкико хотела думать, что для крови! И всё же, ей было не до брезгливости. В номере пахло кофе и шоколадом, здесь всё сверкало от чистоты, даже стоявшее в углу комнаты гинекологическое кресло, и ничто не навевало мыслей о грязи или заразе. Оставшись без одежды, Юкико прижалась к Микото, обняла. Он зарылся носом в её волосы, крепко прижал к себе, из-за чего она ощутила, как сильно билось его сердце.

И сейчас их точно не могло побеспокоить загоревшееся в ночном небе солнце.

* * *

— Амата, — проговорил Ями. Его голос был каким-то неестественно спокойным и холодным для голоса обычного человека. — Никто не знает тебя, как я.

— Неужели?

— Ты не тот человек, для которого что-то значит чужая жизнь. Ты хотел моей силы не для того, чтобы спастись. Ты хотел уничтожить этот мир.

Амата моргнул, сжимая Самуи Кири в объятиях. Их окружал плотный купол золотистого света, сквозь который не проникало разрушительное воздействие Ями. Амата не беспокоился за себя. Ями его не убьёт. По крайней мере, пока у Аматы будет достаточно энтузиазма, чтобы развлекать этот оживший булыжник своими опытами.

Дверь кафе раскрылась, впуская молодого парня, одетого в сутану священника. Он поднял руку, чтобы поприветствовать присутствующих, но тут же осёкся, стоило ему увидеть Кири в куполе света.

— Серый король? — спросил Амата.

— Да, — отозвалась Кири. — Как ты догадался?

— Понял по цвету волос, глаз и тумана, который глушит мои силы.

— Если ты выстрелишь в будущую серую, — произнёс Ями, обращаясь к серому королю. — То никто больше не помешает тебе осуществить мечту. Сегодня ты обретёшь свободу. Сегодня твоя душа примет свой истинный облик. Это же важно для служителя веры?

Серый король долго смотрел на Ями, потом перевёл вопрошающий взгляд на Амату.

— Не бери в голову, — ответил он. — Это переходный возраст.

Ями хотел было что-то ответить, но осёкся. Его губы дрогнули в улыбке, тело затряслось от сдерживаемого смеха. Амата вздохнул. Люди часто игнорировали его шутки, в то время как булыжник оценил самую несмешную из них.

Подойдя, Амата резко толкнул Кири к серому королю, встал к ним спиной.

— Силы контролируешь? — спросил Амата.

— Не особо, — честно признался Оотори Сейго.

— Держи Самуи поближе к себе и дай силе слететь с катушек, — он перевёл взгляд на своих подчинённых. — Акума, задокументируй процесс.

— Да, мой король.

— Райто, следишь за ситуацией снаружи. Жду отчёт.

— Принято.

— Ты так уверен, что Самуи Кири станет королевой... почему? — спросил Ями.

— Если бы ты хотел её убить, ты бы сделал это ещё во время лечения. У тебя было пять лет для этого.

Ями не ответил.

— Выйдем, — произнёс Амата. — Поговорим о мечте всего человечества.

— Ты заинтересован? — в холодном голосе Ями послышались нотки искренней надежды. — Я увидел эту мечту в разуме всех королей!

Амата взглядом указал на дверь. Ями сжал губы, какое-то время глядя на настороженную и затихшую Самуи Кири. Она не подозревала, насколько Ями было её жаль. Хикари не дал ей своей любви, проявил к ней пренебрежение, превратив женщину, которая могла бы стать королём, в это существо. Королева. Спутник, не способный появиться без короля и способный влиять на него кардинальным образом. И через королеву Хикари лишает любви и короля. Что за жестокое существо. Как так вышло, что они с Ями были и оставались единым целым?..

— Самуи, — произнёс он лишённым эмоций голосом. — Я люблю тебя.

— ...э?

— Я не хочу, чтобы ты становилась королевой. Это больно. Я видел это уже три раза, и каждый раз после инициации я не могу найти ваше сознание. Вы мечетесь, как... — он моргнул. — Как пыль после взрыва сверхновой.

— ...аккреционный диск, — произнёс Амата.

— Да! — в голосе Ями послышались нотки жизни, он подался вперёд, крепко сжав кулаки. — Сознание мечется то в прошлом, то в будущем! С такой скоростью, что начинает распадаться!

— Рас... — Кири судорожно вздохнула. — Король! Я согласна стать местным супергероем, но я не согласна становиться овощем!

— Он тебя запугивает, — ответил Амата, не оборачиваясь. — Это всего лишь реакция на шок. Пережила в шесть лет, переживёшь и сейчас, — он вздохнул, обращаясь к Ями. — А ты неожиданно стал слишком человечным. Сначала ты мне заявляешь, что у тебя есть имя, а теперь оказывается, что тебе знаком страх. И ты в курсе, что страхом можно заразить.

— Я, как и ты, никогда не был человеком.

Тонкие губы Ями дрогнули в едва заметной улыбке. Амата сузил взгляд, вглядываясь в это холодное, практически лишённое эмоций лицо.

— Серый, — произнёс Амата. — Сходи с ума быстрее. Я долго против него не продержусь.

Амата не стал дожидаться ответа. Невыносимый жар, от которого колыхался воздух, поднялся от его ног, стал плотным, ощутимым, опасным. И этот жар стеной обрушился на Ями, сжигая пол, потолок, мебель, оплавляя стёкла. Стена за спиной Ями за одно мгновение обратилась в пепел. Однако самому Ями атака не навредила. Его тело светилось тёмной, фиолетовой аурой.

— Абсолютная защита, — хмыкнул Амата. — Ты же в курсе, как легко обойти силу фиолетового короля?

— Да, — Ями опустил взгляд на свою ладонь, сжал кулак. — Зачем, Амата? Наш бой ничего не изменит.

— Посмотрим, — он улыбнулся. Свет за его спиной стал плотнее, ярче, собрался в два больших, состоящих из чистого света крыла.

Ями наклонил голову, наблюдая за Аматой. За его спиной также появились крылья, не менее сильные, не менее яркие. Ями взмахнул ими, поднялся в воздух и обдал Амату волной его же силы. Амата выдержал атаку.

— Отлично! — с его губ сорвался громкий, болезненный смешок. — А теперь то же самое и в небе!

Амата взмахнул крыльями, его ноги оторвались от пола. Он вылетел через пролом в стене, ударной волной вытолкав перед собой Ями. Оба без труда поднялись высоко в чистое, безоблачное, ночное небо. Мягкий свет от Дамоклова Меча окутывал дремлющий город золотистым одеялом. Серый, искрящийся от переизбытка силы Меч, на его фоне казался совсем незаметным.

— Не понимаю, — произнёс Ями. Ветер развевал его длинные чёрные волосы, плащ колыхался, словно парус. — Ты же всегда был безразличен к человеческой жизни.

Амата опустил взгляд. За свою невыносимо долгую жизнь он так и не научился делиться с людьми валящимися на него проблемами. Стоило ли делать это сейчас? Определённо нет. Да и такое существо, как Сланец, всё равно не способно понять, что способно разбить даже самое твёрдое человеческое сердце. Амата не старел, не менялся, оставался на протяжении семидесяти лет молодым человеком с разрушительной тягой к знаниям. Но мир менялся вокруг него. Здания строились и сносились, деревья росли и вырубались, и все, кто был дорог Амате, старели и умирали. Все, на чьих могилах он не мог пролить ни единой слезы, все, кого даже не пытался воскресить с помощью Сланца. Нет. Это было неправильно. Как бы ни был велик соблазн, как бы ни была податлива сила, Амата не мог применить её к своим близким. Он видел, как ведут себя воскрешённые трупы, знал, насколько это тяжёлое и отвратительное состояние, чувствовал, что это неправильно, что это противоречит самой природе человека. И всё равно не мог избавиться от чувства вины и снедающей изнутри тоски. Он хотел, чтобы его близкие обрели покой, и чувствовал перед ними вину за свою слабохарактерность.

— Вот видишь, — хмыкнул Амата. — Не всё ты обо мне знаешь.

Кири была всего лишь предлогом. Амата чувствовал исходящую от Сланца энергию, знал, что после потери контроля над силой жить ему останется недолго. Дамоклов Меч обрушится, и его падение превратит Шидзуме в руины. Энергия доберётся до других королей, приведёт их Мечи в движение, и, по итогу, смерть Аматы повлечёт за собой напрасные смерти тех, кто отчаянно хочет жить. И самым гадким был тот факт, что от падения Меча не избавиться убийством Аматы. Бессмертного не убить. Поэтому Амата планировал своё самоубийство, учитывая досадный факт своего бессмертия, и пришёл к выводу, что на момент смерти нужно быть подальше от поверхности Земли. Как можно выше, как можно дальше. Там, где нет ничего живого, где нет людей, и где никто его не остановит. И, чем чаще Амата об это думал, тем пристальнее вглядывался в Луну. Амату с детства тянуло к звёздам, тянуло в космос, в тот идеальный мир, где тяжёлое невесомо, где воздух отравлен, где людей не существовало. Амата долетит до Луны, сила не позволит ему погибнуть в открытом космосе, а упавший Дамоклов Меч не слишком навредит небесному светилу. На неё падали метеориты и покрупнее. Разве что, выйдут из строя пара телескопов и луноходов, но за это Амата не слишком переживал. Он был не способен на переживания.

Но, возможно, бессмертного способен убить тот, кто дал ему силы? Амату не оставляла в покое эта мысль с того самого дня, как Ями нашёл его, как вернул в лабораторию для продолжения исследований, как пробудил то, что всю жизнь сидело в Амате, несмотря на его бесчувственность и отстранённость. Злую волю. Она была в каждом эксперименте Аматы, в его подопытных, в его идеях, в его трудах. Жестокое существо, бесконечно желавшее знаний и неспособное ими насытиться. Существо, родившееся на могиле, в которой гнила и истекала гноем мёртвая человечность Аматы. И для такого существа Сланец, способный дать тайное, запретное знание, стал смыслом существования. Резон д'этр.

И это существо нужно было остановить.

— Ты создал меня, — ответил Ями. — Ты пробудил меня. И ты первым показал мне мечту всего человечества.

— Ты заблуждаешься, — Амата тряхнул головой, отгоняя донимавшие его мысли.

— В чём? — он развёл руками. — Люди желают силы.

— Желают. И не знают, что с ней делать.

Амата хмыкнул, увидев в спокойном лице Ями удивление и растерянность.

— Сколько королей покончили самоубийством? — хмыкнул Амата. — Сила, избранность, вечная опасность над головой. Не всякий человек это выдержит, Ями.

— Но ты держишься! — вспылил Ями, и его голос разразился громом в чистом небе.

— А у меня есть выбор? — Амата вздохнул, подняв взгляд на серебристый серп Луны. — Кто-то должен был заботиться о тебе, и это точно не Вайсманны.

— И что? — Ями сжал кулаки. — Мне теперь называть тебя папой?

— Хах... попробуй.

— ...папа.

Амата моргнул, не отрывая пристального взгляда от Луны. "Папа". Возможно, в другой жизни он хотел бы услышать это слово. Оно бы прозвучало в маленькой, уютной квартирке, из уст крохотного существа, которое выдрало бы Амате клок волос, напрудило бы на него и совершенно не хотело бы засыпать у него на руках. Мать бы успокоила младенца своим прикосновением, тихой колыбельной, заботой, и, видя эту картину каждый день, Амата бы чувствовал надёжность и спокойствие в этом проклятом хрупком мире.

Нет. Семья не вписывалась в его картину мира. Этим когда-то дорожил его старший брат.

— Я ненавижу детей, — хмыкнул Амата. — Впрочем, взрослых я тоже ненавижу, как и весь этот убогий мир. И никаких исключений.

— Тогда почему ты не хочешь его уничтожить?

— Потому что, как бы сильно я ни ненавидел этот мир, он всё равно дарит любовь даже такому, как я.

Сказав это, Амата атаковал. Лучи света зажглись в холодном воздухе, и, окутанные облачком белого пара, бросились к Ями. На мгновение аура Ями стала ослепительно белой, и лучи замёрзли и испарились, стоило им приблизиться к нему.

— Любовь...

— Её нет в твоём фанатизме, Ями. Сколько бы ты о ней ни говорил.

— Фанатизм..? — Ями нахмурился. — Я хочу исполнять мечты. Разве это фанатизм?

На мгновение аура Ями вновь изменилась, стала тёмной, бронзовой. Воздух заколебался от невидимой разрушительной энергии. Амата едва успел уклониться, махнув мощными крыльями. Он работал с вырывавшейся из Сланца энергией, изучал её и взаимодействовал с ней. И сила бронзового чудовища была единственной, которую изучить не получалось, сколько бы усилий ни прилагал Амата.

Уклонившись, Амата про себя выругался. А ведь одна атака могла лишить его жизни. Разве не это ему было нужно? Это. Ему было за что бороться в этом мире? Нет. И всё же уничтожить в себе то, что отчаянно хотело жить, было не так-то просто.

Ями. Засранец. Решил играть грязно и использовать именно эти силы.

— Мимо, — хмыкнул Амата, стремительно приближаясь к Ями. — Любишь — неси ответственность!

И, замахнувшись, он ударил, вложив в кулак всю свою силу. Ями не сопротивлялся. Он не ощущал воздействия силы и считал, что физические атаки не причинят ему вреда. И, когда кулак Аматы достиг его скулы, лицо Ями застыло в немом удивлении. Он отлетел, в панике замахал крыльями, пытаясь восстановить равновесие в воздухе. Коснувшись щеки, он ощутил пульсирующую боль под фарфоровой кожей.

Амата тряхнул кулаком. Впервые в жизни он подрался с собственным, непонятно откуда взявшимся сыном.

— Что? — Ями смотрел на Амату с такой откровенной злобой, какую он не видел ни в одних человеческих глазах. — Они сильны! Я дал им эти силы!

— Силы, которые убивают носителя, — Амата указал пальцев на Меч у себя над головой. — Спасай королей, раз любишь их! Убивай их! И не смей оставаться в стороне!

Ями не отрывал пальцы от щеки. Ему было действительно больно от неожиданного удара Аматы, и сложно было сказать, физической была эта боль или моральной. На белой коже остался заметный красный след. Амата не чувствовал к нему жалости. Ничего не чувствовал, хотя Ями, наверное, ожидал от него хоть каких-то эмоций.

— Нет, Хикари, — произнёс Ями, опустив глаза. — Со мной всё в порядке.

Амата огляделся, но не увидел никого, с кем Ями мог бы разговаривать.

— Я не могу остановить разрушение, — ответил Ями, подняв взгляд на Амату. — Оно уже началось. И то немногое, что я могу — это поспособствовать ему.

Он развёл руки в стороны, и над его ладонями появились уменьшенные копии Дамокловых Мечей. Красный и синий. Оба тяжёлые, оба полные энергии, оба смертоносные. Ями взмахнул руками, и Мечи взлетели в воздух, превратились в две маленькие звёздочки и улетели к своим новым хозяевам, которым в эту ночь суждено стать королями.

В этот момент Меч Аматы издал странный звук. Грохот, смешанный с отвратительным скрежетом. Амата стиснул зубы. Волна электрического тока прошлась по его телу, добралась до сердца, остановила его. Крылья, замерцав, взорвались искрами золотого света. Холодный ветер болезненно обжёг кожу Аматы, пробрался под одежду, сковал холодом внутренности. Падая, Амата смотрел на Ями, но тот даже не пошевелился, чтобы поймать Амату и предотвратить падение.

Асфальт стремительно приближался.

---

Примечания:

Итак. Надеюсь, вы убрали слабонервных беременных детей инвалидов от экранов.

Напоминаю, отзывы под этой главой будут награждены фикбуковским подарком.

Скипетр 4 работал круглосуточно. Подобно больницам, полицейским участкам и аварийным службам, здесь люди работали в две смены: дневную и ночную. Люди Мунакаты Рейши оберегали город в дневное время суток, люди Хабари Джина — в ночное. Оба Скипетра были внушительной силой для борьбы с нарушителями общественного правопорядка. И всё же, среди них чувствовался некий дух соперничества, противостояния, конкуренции. Рейши и Джин работали ради общей цели, но друг с другом предпочитали не общаться, и кланы, глядя на пример королей, вели себя подобающим образом. Среди них не было ни доверия, ни сплочённости, и потому среди них мог спокойно рыскать и искать нужную информацию злой белый лис.

Токетсу Озоре пренебрегал своими силами бесцветного короля, и всё же, в сложившейся ситуации, не мог обойтись без них. Добравшись до Шидзуме и найдя для себя и крысят чужую квартиру, он тут же столкнулся с важным вопросом: с чего начинать поиски королевы? И пришёл к выводу, что с короля, у которого есть информация о каждом жителе Шидзуме. В особенности Озоре интересовала информация о сверхъестественном населении города, и с таким запросом бесполезно обращаться в обычную полицию. Но в особую полицию можно и нужно. Эти размышления привели его в Скипетр 4. В клан, который принадлежал бы Озоре, будь у него подходящий цвет.

Напрямую спрашивать о королевах Озоре не собирался. Во-первых, даже Ичиген не был уверен в точности своего навязчивого видения. В будущем, которое он видел для себя и своей королевы, было много белых пятен. Он не видел ни лица, ни силуэта девушки, не слышал её голоса и совершенно ничего не знал о её жизни. Единственное, что знал Ичиген, что рядом с ней он чувствовал надёжность и покой. Наверное, мысль об этой девушке, которую Ичиген не знал, но которую уже любил всем сердцем, была единственной, которой он не делился с Озоре. Хотя обычно Озоре был в курсе всех дел Ичигена, да и Ичиген обладал достаточной проницательностью, чтобы понять, когда недоверчивый Озоре нуждался в помощи. Мысль о девушке Озоре уловил с помощью своих ненавистных сил. Впервые он услышал чужие мысли, когда заболели крысята, потом, сосредотачиваясь на этом умении, научился его контролировать. Как бы Ичиген ни пытался воспитать в Озоре человечность, Озоре оставался злым, побитым жизнью лисом. Лисом с острыми клыками, со злыми глазами с длинным хвостом. С хвостом, который совершенно не нужен человеку, но который мог выпустить лис и проникнуть им в чужую голову. Собственно, так и работала его телепатия. Из зрачка Озоре в глаз другого человека тянулся тонкий, невидимый хвост, и этот хвост был неким проводом, позволяющим Озоре слышать чужие мысли. И для Озоре это было воистину жалким зрелищем. Жалким и отвратительным. Но ничего не поделаешь. Сила есть сила. По крайней мере, он мог читать мысли и делать это незаметно для враждебного клана.

И в этом заключалась вторая причина, по которой Озоре не встречался с королями лично. Он хорошо знал себя. Знал себя, как несдержанное, заносчивое и самовлюблённое существо, у которого врагов явно было больше, чем друзей. Озоре всегда огрызался, и ничего не мог с этим поделать, ненавидел себя, когда уходил побитым с тренировки у Ичигена и никому не позволял ни помочь себе, ни пожалеть себя. И, самое главное, Озоре мечтал о чужой силе. Эта мечта не исчезла за четыре года тренировок, но притупилась, и на смену ей пришло смирение и принятие. Только попав к Ичигену, Озоре хотел раздавить его, уничтожить самого слабого из королей, а потом постепенно добраться до самого сильного и присвоить себе его могущество.

Оглядываясь назад, Озоре понимал, каким невыносимым идиотом был. Заносчивым, глупым и бесконечно жадным мальчишкой, характер которого отравил талант. Должно быть, до амнезии всё так и было. Стоило Озоре коснуться клавиш синтезатора, как пальцы сами собой стали умело их перебирать. Такие рефлексы не способны появиться за один день, Озоре явно учился играть на пианино, и на это ушли долгие годы практики. И, скорее всего, его мастерство было замечено, его талант признан, а душа отравлена тщеславием. Наверное, будучи согрет вниманием публики, Озоре и пришёл к мысли, что он лучше всех. И, став королём, он должен был оставаться лучше всех, должен быть признан, должен быть любим. Озоре не помнил себя прежнего, даже не пытался вспомнить, и в то же время понимал, что именно превратило его в дикое животное. Как и понимал, что за прошлую жизнь успел нажить себе врагов больше, чем друзей.

Была и у Озоре ещё одна причина не доверять как королям, так и людям в целом. Он четыре года прожил у Ичигена. Четыре. Года. Без памяти, без денег. И никто, ни одна живая душа не приложила усилий, чтобы найти его. Никаких объявлений, никаких обращений в полицию. Озоре исчез, и это никого не тронуло. И, придя к этой мысли, Озоре не испытал ни тоски, ни обиды, ни разочарования. Его бросили. От него отвернулись. Его отринули. И он был такой не один. Крысёныши тоже остались никому не нужны, и им было явно тяжелее справиться с предательством, чем Озоре. У Озоре был талант, сила в руках и врождённая злость. А дети... что с них взять? Даже сейчас их глаза были полны доброты и доверия, даже сейчас они хотели помочь Озоре, хотя и не знали, что для этого нужно делать. Озоре и сам не знал. Он хотел найти королеву и спасти тот хрупкий маленький мир, который сформировал вокруг себя настоящий король, и который никогда бы не получилось создать у пародии на короля — Озоре.

— Так, — проговорил он, опустив тяжёлые пакеты с едой на стол. — Купил всё по списку. Дораяки для Куро, чипсы для Увахару, соба для Юкари... — он повысил голос. — И выкинуть с балкона за не сделанные уроки для Неко!

— Ня-я-я! — вскрикнула девушка, отскочив от пакета с едой. — Вообще-то, Неко сделала уроки раньше всех! И помогала Куроске!

— Думаешь, я тебе поверю?! — прорычал он, бросив Неко ту вяленную рыбу, которую она просила, и ради которой Озоре обошёл шесть магазинов. Неко ловко поймала еду. — Куро, это правда?!

— Правда, Озо-сан! — отозвался мальчишка. — Но... на самом деле, я еле заставил её хоть что-то сделать.

— Плохой Куроске! Говорить такое нехорошо!

— Царапать обои в чужой квартире — тоже!

То был первый раз, когда Неко воспользовалась своими силами и из-за чего теперь очень гордилась собой. Эту квартиру, в три комнаты, сдавали в аренду. Неко убедила квартиросъёмщика, что квартира принадлежит Озоре и его четверым детям, убедила, что квартплату они внесли на месяц вперёд. Так что теперь они могли спокойно жить в чужой квартире и не мотаться из Шидзуме в деревню. Для Озоре это было удобно. Он приходил домой, чтобы поспать, выполнить ежедневную разминку, позавтракать тем, что не доели крысята, и уйти дальше сканировать мысли Скипетра 4. И, к его разочарованию, солдаты, обладавшие такой невероятной силой, думали обо всякой ерунде.

— Озо-сан, — тихо начал Юкари, когда остальные вышли из кухни. — Если нужна помощь...

— ...ты выкрал Аямачи? — глухо спросил Озоре.

Юкари побелел, отвёл взгляд, сжал губы в линию. Он был действительно сильным учеником Ичигена, способным, но всё ещё очень молодым. Его движения были изящными и лёгкими, и с такой природной грацией нужно было только родиться — её не приобрести ни тренировками, ни усердием.

— Я тоже ученик мастера Ичигена, — ответил Юкари. — И... не желаю ему такой смерти.

Озоре сузил взгляд.

— Значит, на тебе дети, если я однажды не вернусь из Скипетра.

— Озо-сан...

— Не обсуждается, — ответил он. — Остаёшься здесь, сторожишь, не выпускаешь мелочь из квартиры. Мы не дома, где единственным королём был Ичиген. Мы приплыли к голодным акулам...

— Озо-сан...

— Взял меч — используй. Пошёл следом — слушайся. Взбесишь меня — прибью. Я всё сказал.

В Скипетр 4 Озоре приходил в разное время. Он не доверял своим способностям, и делал это, потому что боялся быть пойманным. Впрочем, на этот случай у него был при себе меч. Озоре твёрдо решил, что не оставит свидетелей, и читал мысли солдат Скипетра довольно мягко, незаметно, осторожно выискивая в сознании мысли о королевах и попутно изучая боевое искусство синего клана. Озоре прекрасно понимал, что его способности ничего не стоили. Но вот тело могло стать сильнее, крепче, твёрже. Этого мало, но это то немногое, что Озоре мог считать своим.

С обычными солдатами Скипетра разобраться было просто. Озоре пускал свои лисьи хвосты в их головы, и они переставали замечать его присутствие, подчинялись его приказам, не могли рассказать о нём другим. Но встречались и необычные. Из Носферату. Они чувствовали вторжение в своё сознание, но поделать с этим ничего не могли. Но могли слышать мысли самого Озоре, и от этого превращались в опасных противников. Чёрный клан, клан шпионов и ищеек, клан Носферату. Сила их короля точно не основывается на телепатии, но она тесно связана с подсознанием. Озоре полагал, что это, скорее всего, оковы разума, которые способны как подчиняться хозяину, так и обернуться против него.

У Озоре не было ни времени, ни желания думать о тяжёлой судьбе носфератовцев. Ему нужна была королева. Королева, о которой ходили разнообразные слухи, и о которой никто ничего толком не знал. Ни в дневной смене, ни в ночной. Впрочем, в ночной знали даже меньше. Но факт оставался фактом: Дамокловы Мечи возвращались в небо, сила стабилизировалась благодаря странному, не похожему на других существу. На место вернулись уже три Меча: красного, синего и зелёного королей.

У дневной смены королева действительно появилась, но Озоре не доводилось с ней встретиться. Он рассудил, что в лицо эту девушку знал только специальный отряд — кучка наиболее способных и наиболее приближённых к королю людей. Людей, которые должны были стать его основной целью, и до сознания которых, наверняка, не добраться, не превратившись в грёбанного лиса. Озоре скрежетнул зубами. Проклятый лис. Он снился ему в кошмарах, преследовал его, без конца валил в холодный снег беспомощное человеческое тело Озоре и рвал острыми клыками плоть. Однажды это белое чудовище уже добралось до Озоре, лишило тела и сознания, и теперь донимало его во снах. Нет. Нельзя им становиться. Нельзя призывать Меч. Лис хочет силы, которую не может получить, и, не получив её, станет искать путь уничтожить и себя, и Озоре. Он уже проходил через это, и не выкарабкался бы, не вмешайся Ичиген.

Но на сомнения у него тоже не было времени. И потому Озоре отправился в информационный отдел. Отдел, в котором, как он знал, работали как минимум два человека из специальных отрядов Скипетров. Эти двое должны хоть что-то знать о королеве, к тому же, они не были так сильны, как первые приближённые королей. Так что у Озоре была хрупкая надежда на успех.

— Всё в порядке, — произнёс он, пустив лисьи хвосты в глаза сидящих за компьютерами людей. Носферату не было. Уже хорошо. — Спать.

Тела людей, как одно, обмякли, сползли со стульев на пол, раздался единый, громкий, ничем не сдерживаемый храп. Впрочем, не совсем так. Одно тело застыло, сидя на стуле и прижимая ко рту и носу белый носовой платой, щедро спрыснутый духами. Девушка. Белые волосы, голубые глаза в ужасе раскрыты, рука, прижимавшая платок к носу, крепко сжалась. Озоре моргнул, глядя на неё. Какого хрена? Почему хвост не пробрался в её голову?

Она резко поднялась, схватила рукоять меча, отняла платок от лица.

— Сакаи, — произнесла она. — Готова.

Она двигалась быстро, легко, держала тяжёлый меч так, будто он был продолжением её руки. Озоре смотрел на её лицо. Ни страха, ни сомнений, ни жалости, лишь леденящая душу решимость. Озоре не потянулся к мечу, не шевельнулся и не дрогнул, когда меч девушки со свистом рассёк воздух. Рассёк и остановился в сантиметре от бледной шеи Озоре. Он смотрел в глаза девушки, не сводил с них пристального взгляда. Её лицо, несмотря на напускную суровость, всё-таки принадлежало доброму человеку, а не фурии, которая действительно способна на убийство.

— Проникновение на территорию Скипетра 4, — произнесла девушка. Её белые волосы растрепались и падали на лицо. Голубые глаза сверкали лихорадочным блеском. — Использование способностей и незаконное ношение оружия…

— Защищай живот.

Сказав это, Озоре несильно ткнул её мечом в ножнах в живот. От неожиданной и резкой атаки она сделала шаг назад, коснулась ладонью талии, испугавшись, что Озоре проткнул её холодным оружием.

— Т... ты...

— Мне нужно знать о королевах, — сказал Озоре. — Не больше, не меньше. Я хочу помочь одному королю. Вот и всё.

Увидев, что от Озоре не исходит агрессии, девушка сжала губы в линию и опустила меч, но убирать в ножны не стала. Невольно взгляд Озоре скользнул по её откровенной форме, и противный, тяжёлый жар прилил к лицу, отразившись на щеках ярким румянцем. Он стиснул зубы, крепче сжав в руках меч. С этими тренировками, кошмарами и своей ролью няньки он успел забыть, что всё это время был и оставался мужчиной.

Девушка, как ни странно, тоже вела себя необычно. Нахмурившись, она смотрела в пол, глубоко втягивая носом воздух, и её бледное лицо становилось всё краснее с каждым вздохом.

— Тебе плохо? — вскинул брови Озоре.

— Не. Шевелись.

Она близко подошла к Озоре, наклонилась и несколько раз шумно втянула носом воздух. Озоре не двигался, заинтересованный такой странной реакцией.

— Ты кто? — девушка подняла взгляд на Озоре. Она была на две головы ниже его. — Почему у тебя... такой запах?

— Какой?

Она не ответила, встретившись взглядом с Озоре. Чем бы он ни пах, незнакомке это очень нравилось, хотя до этого плотно зажимала нос душистым платком. Может быть, у неё олафактофилия? Озоре знал бы это наверняка, если бы мог пустить ей в голову лисий хвост. Он попытался ещё раз, но ничего не вышло. Хвост пропадал, стоило ему только добраться до девчонки. Но это не показалось Озоре странным. Должно быть, его сила тоже выходила из-под контроля.

— Не мешайся, — обойдя девушку, Озоре подошёл к ближайшему лежащему на полу телу.

— Что ты де..?

Она осеклась, наблюдая за действиями Озоре. Стоило ему отойти, как обоняние девушки начинало улавливать привычные удушливые запахи, исходящие от живых тел, от стен, пропитавшихся смрадом, от самого города. Она зажала нос и рот рукой. Если она будет слишком долго вдыхать эти кислые, всепроникающие, тошнотворные запахи, у неё начнётся аллергическая реакция. Может, ей показалось? Она осторожно подошла к парню, боясь спугнуть его резким движением или внезапным звуком. Она склонилась и вновь неторопливо втянула носом воздух.

У него такой приятный запах!

— Я... — её голос дрогнул. — Я не могу тебе позволить... без разрешения находиться на территории Скипетра.

— Так разреши, — Озоре скосил на неё взгляд, и девушка вздрогнула.

— У меня нет полномочий.

— Значит, держи моё присутствие в секрете. Камеры я обойду, — он нахмурился, чувствуя, что должен сказать что-то ещё, чтобы успокоить девушку. — Один король из-за своих сил впал в кому. Мне нужна королева, чтобы помочь ему.

Он опустил руку на лоб одному из солдат, оттянул верхнее веко и запустил в зрачок тонкий белый хвост. Телепатия для повреждённого сознания Озоре была условно безопасной. Он контролировал хаотичный поток чужих мыслей и получал только ту информацию, которая была ему необходима. Если же Озоре не нуждался в какой-то конкретной информации, то он улавливал сильные переживания другого человека. Этот хвост мог становиться тоньше и растягиваться, но без желания Озоре не мог оборваться. Так Озоре мог быть уверен, что крысята в безопасности, находясь далеко от дома.

— Ну а ты? — он отпустил веко парня. О королевах он знал не больше остальных. — Что с твоим носом?

— Я регрессор, — девушка смутилась и отвела взгляд в сторону. — Стрейн, которому ввели вакцину от способностей.

— Вакцину от... способностей?

Парень поднял на неё вопрошающий взгляд, и её сердце пропустило удар. Его глаза были до того грустными, что казались злыми, он смотрел так недоверчиво, с такой подозрительностью, что девушку пробрало до мурашек. Она стиснула кулаки. Если бы не его запах, у неё нашлись бы силы выгнать этого проходимца из Скипетра.

— А короля от способностей эта вакцина может избавить?

— Н... не знаю! — она нахмурилась, злясь на себя и на своё трепещущее сердце. — Мне ввели вакцину в Михашире. Мои силы начали... убивать меня.

Парень не ответил. Он поднялся, отряхнув руки, подошёл к следующему солдату, оттянул веко. Девушка невольно подошла ближе.

— Ты тоже стрейн? — спросила она. — Если ты зомбируешь солдат...

— Я читаю их мысли. Не беспокойся, они скоро проснутся.

— Это, — она стиснула зубы, пытаясь проявить волю. — Незаконно.

— Наделять силой — тоже. И всё-таки, никто не уничтожил Сланец, не отправил королей за решётку.

— А... тюрьма удержала бы короля?

— Конечно. Если начальник тюрьмы — тоже король.

— ...логично.

— Так, — он дёрнул бровью. — Если тебе не с кем поболтать — я тут ни при чём!

— Я просто выполняю свою работу!

— Работу обнюхивать?!

— И это тоже!

Озоре до боли сжал зубы.

— Либо ты даёшь мне сосредоточиться, либо я затыкаю тебя силой. Выбирай.

Она вообразила это. Представила, как рука парня зажмёт ей рот, как окажется практически у её носа. И от этой фантазии у неё закружилась голова. Она никогда не отличалась ни мазохизмом, ни развратным поведением, ни нездоровым интересом к близости. Но этот запах... впервые за шесть лет она могла свободно дышать, находясь рядом с другим человеком, впервые за шесть лет могла спокойно общаться и не зажимать рта и носа душистой тканью, которая уже давно стала непреодолимой преградой между девушкой и обществом. Она стыдилась своей особенности, боялась её, презирала. И уже забыла, каково это — спокойно дышать, разговаривать, даже ругаться. И она решила как следует насладиться этой свободой.

— Силой, — недолго думая, ответила она. — Перед тобой солдат Скипетра.

Озоре поднял на неё взгляд, обдал им с ног до головы, и принялся за следующего солдата.

— Ум... что-то не так?

— Оденься! — вспылил он. — Я вижу твои трусы, хотя не хочу этого!

Её лицо вновь вспыхнуло, но она и не подумала о том, чтобы прикрыться.

— Любую форму нужно носить с гордостью! Это одежда человека, который соблюдает закон с мечом в руках и чистыми помыслами!

— И трусами напоказ.

— Раз ты на это отвлёкся, значит, я легко смогу тебя победить.

Озоре нахмурился, вновь вперил взгляд в её лицо и поднялся. Ему не нужно было читать мысли солдат, чтобы понять, что фехтованию их обучали поверхностно — основам, но не сути. Поэтому солдаты держали меч рукой, в отличие от Ичигена, который держал меч всем телом.

— Ты сражаешься не мечом, — повторял он, когда Озоре не мог уклониться от удара. — Ты сражаешься телом и всей своей душой.

И, сравнивая девчонку и Ичигена, Озоре приходил к неутешительному выводу: деревянный меч мастера был для него куда опаснее острой стали в женской руке.

— Нападай, — сказал он.

— Может... ты хоть меч обнажишь?

— Зачем? Ты всё равно боишься причинить человеку вред.

Озоре хотел её задеть, раззадорить, и у него это получилось. Он рефлекторно сделал шаг назад. Лезвие просвистело в сантиметре у его лица.

— Медленно.

— Ты еле успел отойти!

— Я очень медленно отходил.

Она нахмурилась. Её тело охватила бледная, но видимая синяя аура. Озоре это не понравилось. Нет, он по-прежнему не считал незнакомку серьёзным противником, ему не понравилось, что она использовала свои способности из-за такого пустяка. Будь у Озоре подобные силы, он бы использовал их разумно, экономно — чтобы обеспечить себе безопасность и чтобы не опьяниться силами. А к последнему Озоре был предрасположен. Он не мог противостоять ни зависти, ни тщеславию.

Движения девушки стали быстрее, резче, даже элегантнее. Она нападала... красиво. Юкари бы точно оценил красоту этих сиявших глаз, этого ловкого, натренированного тела, этой улыбки, которую она едва могла сдерживать. Сражение было тем немногим, что приносило ей удовольствие. И каждый раз, когда Озоре будто бы небрежно уклонялся, она проявляла только больше усердия. Она контролировала дыхание, контролировала свои движения, чтобы не ранить лежавших без сознания солдат, даже, возможно, контролировала саму себя, чтобы не поддаться провокации и боевой горячке.

Выждав момент, Озоре ударил её руку, державшую оружие, мечом в ножнах. Девушка дрогнула, замерла, оружие вылетело из её рук.

— У меня мало времени, — произнёс он. — Я ищу королеву.

— Ах ты..!

— Невероятно.

Озоре и девушка вздрогнули, обернулись на человека, прислонившегося спиной к закрытой двери. Они не слышали, как он вошёл. У него были длинные чёрные волосы, хитро сощуренные глаза и лукавая улыбка на губах.

— У моего меча имя Ригель. А как называется твой меч?

— Котовари, — Озоре крепче сжал рукоять, не сводя глаз с парня.

— Почему-то, я был уверен, что у него есть имя, — ответил парень. — Наверняка, он передавался в твоей семье из поколения в поколение.

— Мой отец старше меня на пять лет.

— О. Надо же. А он очень шустрый.

Он засмеялся собственной шутке.

— Скажи, зачем ты оглушил моих людей? Раз тебе нужно найти королеву, ты всегда мог напрямую обратиться ко мне. Я Хабари Джин, первый синий король.

Озоре не ответил.

— Ну, у короля тоже могут быть свои причуды. Какой, кстати, у тебя цвет?

— Как ты понял? — сквозь зубы процедил Озоре.

— Датчики уровня Вайсманна начали сходить с ума от короткого импульса энергии. Я подумал, что Чистилище опять устраивает неприятности или оранжевый король снова пришёл оспаривать свои права... а наткнулся на настоящий талант.

— Здесь солдат готовят через задницу. С ними справится даже малолетка.

— А от способностей синего клана малолетка сможет защититься?

Озоре дёрнул бровью.

— Хочешь сказать, что ты даже не заметил атаки? Или это ты не особо старалась, Сакаи-кун?

— Я... старалась.

— А... тебе разве не нужен платок?

Девушка покраснела до корней волос.

— Вот как? — Джин вновь лукаво улыбнулся. — Хм... значит, тебе нужна королева, неизвестный король? Какая же?

— Бесцветная. Не для меня. Для "отца". Он в коме.

— И даже в таком состоянии ищет для тебя новую маму?

— Ты сейчас договоришься.

— Ладно-ладно, — улыбаясь, Джин примирительно поднял вверх раскрытые ладони. — Это была плохая шутка. Прошу прощения. Не беспокойся, королев каким-то чудом находит Ёсикава Юкико. Я попрошу её помочь тебе. Естественно, не за просто так.

Озоре сузил взгляд. Его злые глаза всегда устрашающе действовали на крысят, но Ичиген был не восприимчив к его взгляду. Джин же вдруг стал серьёзнее, жёстче, прямолинейнее.

— Ты наденешь синюю форму.

— Такую же? — Озоре указующе качнул головой в сторону девушки. Девушка вспыхнула, но не посмела перебивать капитана.

— Ну... если ты так хочешь, я не смею этого осуждать, — Джин вновь улыбнулся. — И всё же, я не могу просто так отпустить такой талант. Я хочу, чтобы мои люди увидели тебя в деле.

— У меня. Нет. На это. Времени.

— Нашлось же время скрытно вторгаться в Скипетр 4. Пожалуйста, приведи моих людей в чувства, и мы обсудим условия работы.

Озоре сощурил взгляд. Это был второй король на его памяти, второй король, с которым он столкнулся лично. И на Ичигена он был совершенно не похож. Ичиген излучал доброту, мудрость и понимание, Джин же казался более... светским человеком. Он шутил, лукавил, обладал деловой хваткой и стремлением идти вперёд к победе. Такой человек точно не умел проигрывать. Возможно, именно поэтому он не мог поладить со вторым синим королём — он ревновал свой цвет и не хотел ни с кем его делить. Озоре мог это понять. Только познакомившись с Ичигеном, он завидовал его дару предвидения. Сейчас же он ненавидел те силы, из-за которых разум Ичигена блуждал где-то в будущем. Сила, способная легко уничтожить носителя. Как же это было знакомо Озоре.

— Я не обязан на тебя работать, — ответил Озоре. — Ты и сам не хочешь, чтобы на город свалился Дамоклов Меч.

— Конечно. Королеву мы найдём в любом случае, но просто так на незаконное проникновение, применение сверхъестественных способностей и на незаконное ношение оружие мы глаза не закроем. Закон распространяется даже на королей.

Озоре скрежетнул зубами.

— Конечно, такого человека, как ты, обычная тюрьма не удержит. Но в этой, по счастливой случайности, начальник — король.

Тюрьма. Озоре скосил взгляд в сторону, посмотрел на Котовари, который ему ещё не довелось вытащить из ножен. Что скажет Ичиген, если увидит его за решёткой? Ничего. Простит. Как и всегда прощал каждое злое слово Озоре, каждую выходку, каждую вспышку гнева. Непременно простит и заключение в тюрьме, вот только...

— Понял. Когда приступать?

— Прямо сейчас. Мы снимем с тебя мерки и выдадим форму.

...вот только себя Озоре больше простить не сможет. Хватит. Слишком часто он прощал себя в прошлой жизни. Пора взрослеть, пора начинать думать не только о себе. Теперь на нём лежала ответственность не только за себя и за тех, на ком он применял силу, теперь он сам должен заботиться о крысятах, об Ичигене, и, похоже, о двух королевах.

Подвести столько людей из-за своей тупорылой гордыни? — сам себе задал вопрос Озоре. — Я не настолько ничтожество.

— К... капитан! — воскликнула девушка, до этого совершенно притихшая. — Можно я буду его напарником?

— Мне казалось, у вас случился небольшой конфликт, Сакаи-кун.

— Я убедилась в его мастерстве и желаю учиться! — она низко поклонилась. — Пожалуйста!

— Ну, раз ты так прос...

— Да твою мать, — негромко бросил Озоре сквозь сжатые зубы. — Оденься!

— Я ношу свою форму с честью, и тебя, как служителя закона, она отвлекать не должна!

— Если ты подпрыгнешь, то из твоей благочестивой формы всё вывалится!

— А это уже мои проблемы!

— А если я покажу тебе свои причиндалы, это тоже будут только мои проблемы?!

— Т... ты-ы...

Джин сдержанно засмеялся, наблюдая за их перепалкой. Обычно он не ставил в напарники людей, которые просто не способны друг с другом ужиться, но в этот раз чувствовал, что нужно сделать исключение. Во-первых, девушка, Сакаи Михоко, впервые на его глазах проявила такую оживлённость. Обычно она, из-за своей особенности, сторонилась людей, ходила с опущенной головой и всякий раз вежливо отказывалась, когда её звали провести время вместе. Ей было плохо в обществе. Не потому что она была нелюдимой или боялась общения, наоборот, Михоко часто общалась с коллегами по телефону, переписывалась в интернете. Причиной была её сверхчувствительность к запахам. Но рядом с этим человеком ей не требовался надушенный платок. Она уже довольно долго находилась рядом с ним и не задыхалась, находясь в его присутствии. Во-вторых... почему только её этот неизвестный король оставил в сознании? Она ему симпатична?

Что ж, прекрасно. Досадно, что рядом с этим человеком Михоко забывала о субординации, а сам король о ней вообще вряд ли слышал. Но ничего. Мытьё полов и туалетов на первом этаже присмирит обоих.

Солдаты приходили в себя, поднимались с пола, моргая осовелыми, мутными глазами.

— Они очнулись, — произнёс Озоре, вперив взгляд в лицо Джина. — А я жду разговора с Ёсикавой Юкико.

— Я свяжусь с ней утром. И, если хочешь, приглашу к нам.

Он хотел было сказать что-то ещё, но не успел. Раздался сигнал тревоги, от которого у Озоре зазвенело в ушах. Солдаты, до этого сонные и вялые, мгновенно подскочили, выпрямились в ожидании приказаний.

— А вот и возможность проявить себя, — Джин нахмурился, слушая зашифрованный сигнал тревоги. — Гм... Кагуцу. На территории оранжевого клана. Плохо. Слушать внимательно: оказавшись на территории тюрьмы, держимся рядом, сохраняя строй. Если в небе появится бронзовый Дамоклов Меч — отступаем. Тебя, король, это тоже касается.

— Бронзовый. Понял.

— Если появится возможность убить бронзового короля, — добавил Джин. — Делай это, не задумываясь. Мы все будем тебе благодарны.

Озоре крепко сжал ножны Котовари, вновь ощутив ударивший в нос фантомный запах свежепролитой крови.

---

Примечания:

Я собрал все темы персонажей в один плейлист. Заходите, слушайте, атмосферничайте — https://vk.com/audios258298389?z=audio_playlist258298389_62260814

Кагуцу Генджи уже восемь лет был красным королём. Не так уж и мало, учитывая, что новые короли появились совсем недавно. Золотой обрёл силы пять лет назад, первый синий — тоже восемь... когда у Генджи появился над головой Дамоклов Меч, единственным королём, до которого можно было добраться, был солнечный. Он, со своими птицами, свил гнездо в Михашире, занимался изучением Сланца, без конца проводил замысловатые эксперименты. И, когда к Генджи пришла сила, король солнца сначала хотел лишить его способностей.

— Сила вырвалась без моего ведома, — произнёс он, стоя в белом халате и убрав руки в глубокие карманы. — И впервые за десятки лет передалась случайному человеку. Что с тобой случилось до того, как ты стал королём?

— Не твоё дело!

Король солнца щёлкнул пальцами. В его руке вспыхнул яркий свет, из-за которого Генджи напрочь забыл, где находился. Полная дезориентация. Он не узнавал родной деревни, забыл, откуда и куда шёл, даже не сразу вспомнил, кем был.

— Ты рассказывал мне, что с тобой случилось до того, как ты стал королём, — уже мягче произнёс король солнца. — Пожалуйста, продолжи.

— Меня хотели убить... я... просто защищался.

Тогда он ещё был не таким плохим человеком. Он только выпустился из школы и прилагал все возможные усилия, чтобы как можно быстрее сбежать из дома. Он работал по четырнадцать часов в день, ухитрялся даже брать подработки и помогать соседям за небольшое вознаграждение, он недоедал, мало спал, но совершенно не чувствовал ни изнурения, ни усталости. Он был одержим идеей сбежать. К тому моменту Амида уже отправился в университет, да и Ёси каждый день уезжала рано утром в старшую школу для девочек и приезжала поздним вечером. На Генджи у неё не оставалось ни сил, ни времени, да и её родители к тому моменту подыскивали новое жильё поближе к большому городу.

Впрочем, это была не их вина, что Генджи связался с воровской шайкой из Шидзуме. С крайне неумелой воровской шайкой. Ограбление сорвалось, их поймали, и парни велели Генджи взять вину на себя под угрозой расправы. Их настойчивость дошла до драки, в ходе которой Генджи услышал тихий звук, с которым обычно извлекался из рукояти выкидной нож. Этим ножом Генджи и рассекли бровь, этот же нож навсегда остался в руке обугленного трупа.

— Значит, угроза жизни, — король солнца прикурил сигарету. — Хреново.

Генджи промолчал, настороженно вглядываясь в спокойное лицо короля.

— Сланец спас тебе жизнь, — он выдохнул тонкую струйку серого дыма. — А если я лишу тебя способностей, все его старания окажутся напрасны. Ладно. Пусть будет, как он решил. Будешь королём. Третьим — если судить по порядку, с которым вырывается энергия.

— Ч... то? — Генджи тряхнул головой, с трудом приходя в себя после вспышки света. — Так я... не один такой?

— Ага.

Генджи не знал, почему вспомнил именно этот случай. Возможно, потому что в небе ненадолго появился и исчез Дамоклов Меч, сиявший, словно солнце. В тот день король солнца исчез также неожиданно, как и появился. Впрочем, Генджи не слишком интересовался ни существующей системой королей, ни кланами, ни тем, что кто-либо мог оспорить его могущество. Пламя горело в его груди в тот день, горело и спустя восемь лет. И Генджи чувствовал себя невероятно сильным. По его венам текла лава, пробиралась от сердца в мозг, наполняла каждую клеточку тела. И, как и восемь лет назад, он жаждал разрушения.

— Ты когда-нибудь сражался с оранжевыми, Камата?

— Я — не ты, Кагуцу, — ответил парень, пожав плечами. — Для драки мне нужен повод.

— Порой я удивляюсь, как ты не только не сдох, но и стал моей правой рукой.

— Всё просто. Я очень обаятелен.

Камата Юдзуки, как обычно, говорил без каких-либо эмоций, спокойно и с подчёркнутым безразличием. Что-то было общее между ним и королём солнца. Должно быть, эта неэмоциональность, с которой они реагировали на происходящие события, их равнодушие. Такое нельзя сымитировать. Холодный тон голоса, лаконичность речи, сдержанность в мимике и жестах и такой всепоглощающий покой, от которого кровь стыла в жилах. Интересно, Юдзуки и король солнца связаны родством? По крайней мере, они оба белобрысые.

— Кагуцу, — проговорил Юдзуки, потирая затылок. — Скажи, у Ёсикавы Юкико есть младший брат?

— Не произноси при мне это имя, — Генджи хрустнул костяшками пальцев. — Нет. Она младшая в семье. Почему ты спрашиваешь?

— С ней в общаге живёт мальчишка, — пожал плечами Юдзуки. — Для сына слишком большой. Впрочем, если ты подсуетился где-то двенадцать лет назад...

— У тебя хорошее настроение? Обычно ты шутишь раз в столетие.

— Ты заставил меня следить за мамашей, а это моя основная слабость. Естественно, у меня хорошее настроение.

— Камата...

— Не волнуйся. Я не смешиваю работу и личную жизнь.

Генджи потёр подбородок, глядя на толстые стены тюрьмы, в которой обосновался оранжевый клан. Сами себя они называли "Алькатрас". Не слишком оригинально, зато внушительно и заставляло невольно проникнуться уважением. С Алькатрасом у Генджи уже была стычка, в которой он убедился, что оранжевый король действительно чего-то стоил. Его звали Хорицу Осаму. Он умел драться, хорошо владел холодным оружием и, самое главное, был отличным собеседником.

Когда Генджи впервые столкнулся с Алькатрасом, он заметил, что люди действовали слаженно, будто были единым целым. Потом он заметил, что на голове каждого из них поблёскивали тонкие янтарные шлемы, прикрытые фуражками. Либо эти шлемы служили чем-то вроде приёмника мысленного сигнала, либо с их помощью Осаму контролировал своих зомбированных подчинённых. Иначе быть не могло. Хорицу Осаму просто не мог отдавать приказы своим людям иным способом. Он немой.

Ещё при первой встрече Генджи дал всему Алькатрасу звучное прозвище "волки позорные" и не собирался придумывать новое.

— Короля зовут Волк, — произнёс Генджи. — Фамилия — Не в цирке.

— Понял, — ответил Юдзуки. — А силы?

— Атакуй издалека. Приблизишься — тебе пиздец.

— Понял.

Впрочем, сам Генджи не собирался придерживаться своих же рекомендаций. Он был взбешен. Взбешен настолько, что хотел разрушать, уничтожать, сжигать, и, чтобы адреналин в крови бушевал в полную силу, понадобится серьёзный противник. Оранжевый король годится. Он совершенно точно хочет не просто отправить Генджи за решётку, а прямиком на тот свет, выдав убийство за исполнение служебного долга. Пожалуй, именно за это Генджи и уважал Осаму. Этот человек не боялся испачкаться в крови и взглянуть в глаза умирающего. К тому же, у него были причины желать Генджи смерти. Да и у кого их не было?

Но Генджи интересовал не только Хорицу Осаму. До него дошли слухи, что в тюрьме оранжевого клана сидит нечто, что не способно думать, но способно убивать. Бронзовый король. Не человек, обладающий силой, а сила, обросшая человеческой плотью. Самое то. Агрессивная сила против настоящего стихийного бедствия, и эту катастрофу не остановить ни одной маленькой королеве.

Королевы. Генджи раздражённо цокнул языком, думая о ней. Пусть спасают себе каких угодно королей, Генджи это не касается. Он твёрдо решил позволить силам уничтожить себя. По-хорошему, он вообще уже давно должен был умереть. Не восемь лет назад, а ещё при рождении, и тогда жизнь матери не была бы отравлена сыном, который стал для неё невыносимым бременем, да и жизнь отца не ушла бы под откос. Генджи не любил их, до недавнего времени он о них не вспоминал и не думал, но, если бы у него была возможность стереть себя из их жизней, он бы непременно это сделал. Но не из жизни Ёси. Пусть помнит о нём. Вспоминает каждый раз, когда видит своего ненаглядного Суо.

У оранжевого короля Хорицу Осаму было сорок секунд после включения тревоги, чтобы привести себя в боевую готовность. Форма, сапоги, меч. Каждое движение Осаму было отточено до автоматизма, как и у его людей, и на это ушли упорные месяцы постоянной практики. Прежде чем официально вступить в Алькатрас, человек должен был пройти военную подготовку, владеть боевыми искусствами и подписать указ о неразглашении государственной тайны. В тюрьме, которой заведовал оранжевый клан, преступники были далеко необычными — все, как один, обладали сверхъестественными способностями и требовали особых условий содержания. Здесь находились люди, способные контролировать свои силы, но не желавшие этого делать, рецидивисты, смертники. Каждому заключённому надевали ошейники, состоявшие из цельного и тяжёлого янтаря. В случае если заключённый проявлял агрессию или использовал свои способности без приказа надзирателей, в ошейник передавался прямой приказ от членов Алькатраса в мозг заключённого. Заключённый физически не мог сопротивляться чужой воле. Мысль о послушании вдруг сама собой появлялась в голове арестанта, и он подчинялся ей, не способный оказать сопротивление. Подобным образом Осаму контролировал своих подчинённых через янтарные шлемы, не позволяя им ни проявлять крайнюю жестокость к арестованным, ни использовать свои силы вне стен тюрьмы. Осаму понимал, насколько опасны его силы для гражданских, и у него не было никакого желания испытывать на себе их зависть и гнев. С людской злобой он уже сталкивался и не желал сталкиваться с ней вновь.

И именно из-за людской злобы Осаму всю жизнь считал себя получеловеком.

Толстое янтарное кольцо загорелось бледным оранжевым светом на безымянном пальце правой руки. Его люди ждали приказаний, постовые и надзиратели докладывали обстановку. Поэтому, ещё не успев увидеть Дамоклов Меч в небе и самого нападавшего, Осаму знал, с кем ему придётся иметь дело. Кагуцу Генджи. Мальчишка, которому страшно хочется быть убитым. Осаму сжал губы, стиснув пальцами рукоять меча. Своих людей он заставил держаться плотным строем и сосредоточиться на парне, который пришёл вместе с Генджи. Самого красного короля Осаму брал на себя.

Они уже сталкивались до того момента, как Осаму стал королём. Они не знали друг друга, не враждовали. Просто Осаму обладал своеобразным везением и часто притягивал к себе неприятности. Благодаря своей везучести, он и оказался под завалами здания, в котором устроил с кем-то разборку Генджи. Осаму не знал, по какой причине оказался заживо погребён в разрушенном здании, не знал, что стало причиной гнева первого красного короля. Его придавило бетонной колонной. Пошевелиться он не мог, но, что было хуже всего — он не мог позвать на помощь. Кровь заливала глаза, воздух был спёртым от гари и пепла, он не мог сделать полноценный вздох. Стиснув зубы, Осаму изо всех сил держался, боясь потерять сознание. Он знал, что если это произойдёт, то он уже не очнётся.

Он выжил, выкарабкался, сам стал королём, но прошлого не отпустил и не забыл. Осаму посчастливилось не просто выжить: его не обожгло, он не задохнулся от дыма, да и перелом рёбер зажил. Но сколько людей встретили смерть в огненном аду? Сотни, может, тысячи. И, скорее всего, эти люди были ни в чём не виноваты. Они просто были бессильны перед могуществом короля и случайно попали под его удар.

Осаму не хотел мести ни за себя, ни за невинных жертв. Он хотел, чтобы напрасных смертей больше не было.

По-хорошему, безопасность гражданских должен был обеспечивать Скипетр 4, который со своей задачей совершенно не справлялся. И доказательство тому явилось на территорию Алькатраса и призвало Дамоклов Меч.

Осаму закрыл глаза и воззвал к силе, обнажив меч. Рискованно. Сила выходила из-под контроля и каждое напрасное сражение могло окончиться трагедией. Но иначе нельзя. Стрейн не сбегут, даже если стены тюрьмы рухнут — ошейники не позволят. А вот бронзового короля таким способом не удержать.

В левой руке Осаму появился полупрозрачный янтарный щит. Осаму не чувствовал его веса — щит состоял из чистой энергии и потому мог служить как средством защиты, так и оружием. Осаму выставил щит перед собой, защищая и себя, и своих людей от волны ревущего пламени.

— Строишь из себя рыцаря, волчья рожа? — хмыкнул Генджи. — Ах да... забыл, что ты скулить не можешь!

Генджи бросился настолько стремительно, что Осаму едва успел отразить удар мечом. Парирование вышло слабым, но эффективным. Меч коснулся кожи Генджи, ранил его, и слабая волна энергии электрическим током ударила по нервам красного короля.

Осаму улыбнулся, глядя на скривившегося от боли Генджи из-под козырька фуражки.

— Я уже и забыл, что ты умеешь кусаться, — Генджи тряхну раненной рукой. — Хочешь, поговорим об этом?

Осаму нахмурился. Шутки про волков и немоту уже сидели у него в печёнках, и избавиться от них, похоже, можно было только со смертью Генджи. Что ж, Осаму был не против решить разом все проблемы: как общества, так и личные. Жаль только, что после убийства Генджи силы точно слетят с катушек, и наслаждаться покоем придётся очень недолго.

Но ради мира для общества можно пожертвовать и одним получеловеком. Осаму глубоко вдохнул, медленно выдохнул, успокаиваясь и сосредотачиваясь на своём решении. Обычно, приняв решение, он запрещал себе сомневаться в его правильности, и потому упрямо и вероломно шёл к намеченной цели. Если бы не эта черта характера, Осаму вряд ли удалось бы выжить и добиться заметного успеха в жизни.

— Кагуцу Генджи! — монотонным хором, одновременно заговорили люди Алькатраса. Та синхронность, с которой десятки человек обратились к Генджи, заставила его дёрнуться. — За вторжение на территорию Алькатраса вы приговариваетесь к смертной казни!

— Хах... всё-таки, умеешь тявкать? Пускай и через своих шавок?

Осаму сощурил взгляд. Он пожалел, что обратился к Генджи с вежливостью.

Люди Осаму, все, как один, подняли обнажённые мечи. Оранжевая энергия, исходящая от них, сформировала плотный оранжевый щит, куполом накрывший людей в чёрной форме. Осаму, пристально вглядываясь в пылающую фигуру Генджи, указал на него пальцем, а потом сжал кулак и опустил большой палец вниз. Генджи усмехнулся, хрустнув шеей.

— А ты не из тех, кто бросает слова на ветер.

Осаму выставил перед собой щит, и волна пламени вновь не достигла цели, разбившись о плотную стену оранжевой энергии. Это не атака. Это отвлекающий манёвр. Предвидя действия Генджи, Осаму рассёк воздух острым, сверкавшим янтарём остриём меча. Удачно. Генджи прервал нападение и едва успел отскочить, чтобы не попасть под удар. Движение было быстрым, рубящим, но даже вложенных в него сил оказалось недостаточно, чтобы навредить Генджи — для этого красный король оказался слишком быстрым.

После атаки думать было некогда. Осаму наступал, не давая Генджи времени ни для нападения, ни для манёвра, ни для лишней мысли. Впрочем, Осаму и сам не успевал подумать о чём-либо. Тело двигалось само, подчиняясь выработанным изнурительными тренировками рефлексам. У Осаму не было времени даже на страх. Вступая в бой, он позволял боевой горячке захватить себя. Адреналин пульсировал в венах, чувства и инстинкты обострялись, голос разума заглушался жаждой крови. Последнее было единственным, с чем Осаму не мог совладать. Чувство, которое жгло ему сердце раскалённым добела железом и толкало на больший риск. Жажда крови была в гордости Осаму, в его чувстве справедливости в его стремлении доказать, что даже он, немой получеловек, чего-то стоит.

Генджи приноровился к бешеному ритму Осаму и отбил удар его меча горящей рукой. Осаму в ответ ударил Генджи щитом и красный король взвыл от волны энергии, прошедшей сквозь его тело. Для короля такой атаки мало. Чтобы взять под контроль его сознание, нужен более длительный контакт янтарной энергии с телом. Но Осаму сомневался, что Генджи удастся подчинить своей воле хотя бы на долю секунды: слишком упрям и спесив для подчинения был красный король. Впрочем, тут даже дело не в характере. Бронзовый король безволен, но подчиняться тоже не намерен.

Энергия, вырвавшаяся от прямого удара, обуглила бетонное покрытие, частично уничтожила его, добралась до строя оранжевого клана. Алькатрас выдержал волну, не позволил разрушительной силе добраться до тюремного блока. Кольцо на пальце засияло, Осаму получил мысленный сигнал. Белобрысый паренёк, пришедший с Генджи, самым наглым образом оскорблял чувства Алькатраса. Он несмешно шутил, корчил рожи и показывал фокусы с огнём и оторванным пальцем. Люди Осаму были в растерянности, не зная, как реагировать на такое поведение.

Осаму тряхнул головой. Ему было не до идиотизма. Им был отдан приказ держать строй, а остальное их беспокоить не должно.

Дыхание стало тяжёлым и надсадным, отросшие рыжие волосы прилипли но лбу. Плохо. Чем усерднее Осаму противостоял Генджи, тем сильнее тот распалялся, тем свирепее становилось его пламя. Алькатрас сдержит его косвенный удар, но... Осаму цокнул языком, когда до него дошла эта очевидная мысль. Генджи не мог прийти просто так. Он явился, чтобы либо разрушить тюрьму, либо обрушить на неё Дамоклов Меч. Впрочем, с этим желанием Генджи мог появиться в любом месте города, даже в доме для престарелых. Но именно сейчас что-то подсказывало Осаму, что красный король впервые настроен серьёзно. Он не обращал внимания на боль, не жалел сил и не испытывал удовольствия от их использования. Генджи был в таком состоянии, которое называлось бессильным гневом. Его победили, его обошли, и теперь он хотел доказать хотя бы себе свою силу. А не получится — погибнуть. И оба варианта его, судя по всему, устраивали.

Но кто мог победить такого жестокого монстра?

— Волк-сан, — Осаму через перстень услышал незнакомый голос. — А можно мне с вашими ребятами поиграть в домино, когда всё закончится?

Вопрос отвлёк Осаму, он пропустил удар. Кулак Генджи врезал по челюсти. Осаму щёлкнул зубами, перед глазами всё помутилось, рот наполнился кровью. Ещё не придя в себя, Осаму схватил Генджи за руку и пустил по его нервам энергетическую волну. Вены на его руке и шее вздулись, лицо Генджи побагровело, взгляд помутился. Приказ не дошёл до его сознания, но по телу прошла боль, которая должна была охладить пыл Генджи.

Генджи вырвался из захвата, отступил, сжав пальцами раненную руку. Осаму сплюнул кровь. По взгляду на Генджи он понял, что одного удара мало, чтобы отрезвить его. Боль должна быть сильнее, мучительнее, чтобы заставить его хоть на секунду испытать страх. Боль, которую человек испытывает, когда его лишают части тела.

Пламя взревело и стало ещё яростнее. Осаму выставил перед собой янтарный щит и мысленно поблагодарил свои силы, что исправно отвечали на его зов.

Пожалуйста, не подведи, — мысленно произнёс Осаму, — мы должны остановить его. Это наш долг — оберегать беззащитных от зла.

И, ощутив сердцем, как сила отвечает на его зов, Осаму крепче стиснул рукоять меча. Он бросился вперёд, целясь в раненную руку Генджи. Пламя, поднявшееся от ног Генджи, обрушивалось на Осаму, но не могло пробиться сквозь янтарный щит. Но могло пробиться сквозь щиты его людей. До Осаму доходили сигналы тревоги. Стиснув зубы, он направил энергию короля в меч, замахнулся...

...и бой прекратился.

Меч вылетел из руки Осаму. По ладони плашмя кто-то ударил холодным лезвием, и Осаму это сбило с толку. Этот кто-то, изловчившись, не только ударил лезвием по руке Осаму, но и рукоятью меча заехал по лбу Генджи.

— Пошевелись, гнида.

Неизвестный прорычал эти слова, глядя в лицо Генджи и направив на него остриё меча. Он был в бешенстве. Осаму чувствовал исходящие от него волны энергии, ощутил, как за долю секунды его собственные силы дали сбой, утихли, успокоились. То же ощутил и Генджи. Неизвестный появился внезапно, чтобы одним ударом прервать схватку двух королей, и ему, как ни странно, это удалось. Осаму невольно поднял взгляд вверх. Как он и ожидал, в небе зависли три Дамокловых Меча: красный, оранжевый и чёрный, лишённый цвета.

— Ты кто? — дёрнул бровью Генджи.

— Пошевелись, — прорычал в ответ неизвестный. — Чтобы я мог тебя убить.

Он стиснул зубы, его голубые глаза сияли лихорадочным блеском, меч он держал иначе — не как Осаму, а так, будто оружие давно стало продолжением руки.

— Отставить, рядовой Токетсу!

Голос синего короля, Хабари Джина, уничтожил воцарившуюся тишину. До того мгновения, когда раздался этот голос, Осаму и не заметил, как вокруг стало оглушительно тихо. Ни рёва пламени, ни того каменного скрежета, который издавала оранжевая энергия. Силы вокруг просто не стало. Её подавили, уничтожили, обезвредили. И в этом вина одного единственного короля? Или же, свою роль сыграло его неожиданное появление?

Генджи пошевелился. Но не для атаки, а чтобы потереть ушибленный лоб. Этот Токетсу врезал ему рукоятью меча, явно не жалея сил. Перед глазами всё поплыло, покрылось серебристой пеленой, голова гудела от тупой боли.

— Ты применил один из своих секретных приёмов, рядовой Токетсу?

— Да. Называется "бей, чтоб не ёбнули тебе".

— Какая дикость, — Джин перевёл взгляд на Осаму, потиравшего ушибленную ладонь. — Скипетр 4 прибыл. Состояние тюремных блоков?..

Осаму ответил с помощью языка жестов, что всё в порядке.

— Хорошо, — выдохнул Джин. — Кагуцу?..

Джин не успел закончить фразу. Генджи пошатнулся, сел прямо на бетонное покрытие, поднял голову кверху. Его лицо стало нездорово-бледным, приобрело зеленоватый оттенок. Его... тошнило?

— Одним ударом вызвать сотрясение? — произнёс Джин. — Такого даже я себе не позволял!

— Уж прости, — ответил Озоре, убрав меч в ножны. — Что мне было негде развернуться для более щадящих ударов.

— В следующий раз заводись только по приказу, — вздохнул Джин. — Наше дело не терпит отсебятины.

Озоре скрежетнул зубами. Он уже понял, что объяснять что-либо такому человеку, как Джин, бесполезно. Бесполезно доказывать, что шанс обезвредить обоих одним ударом невелик, и упускать его нельзя; бесполезно объяснять, что таким слабакам, как Озоре, приходится хвататься за любую, даже самую подлую возможность, чтобы победить; и ещё бесполезнее говорить, как сильно Озоре был напуган. Он боялся, что волна пламени уничтожит стены тюремного блока, боялся, что бронзовый король увидит сражение и захочет в него вступить. Бронзовый бы победил без особого труда. А что потом? А потом его сила добралась бы до каждого жителя Шидзуме, в том числе и до крысят, которые сейчас мирно спали, зная, что Озо-сан непременно вернётся под утро. Мысль о крысятах и заставила Озоре броситься навстречу янтарю и пламени. Он не думал о себе, о том, что настолько агрессивная энергия запросто могла покалечить его, самого слабого из королей. Он хотел предотвратить стихийное бедствие. И сейчас, глядя на Кагуцу Генджи отсутствующим взглядом, понял: у него вышло.

И в то же время, Озоре проиграл. Стоило ему призвать проклятый Дамоклов Меч, как он спиной ощутил холодное дыхание изголодавшегося по людской плоти лиса.

Озоре скрежетнул зубами. Лиса не остановить мечом, с ним не договориться, не убить и не избавиться. Разве что... в Михашире ему выдадут вакцину, которая уничтожит преследующего Озоре зверя. Выдадут. А что потом? Озоре заработает такую же сверхчувствительность, как у Михоко, и будет ходить, прижимая платочек к носу? Нет. Будь Озоре на месте Михоко, он бы додумался до противогаза.

— Покиньте территорию Алькатраса.

Озоре дёрнулся, услышав, как синхронно и одновременно к ним обращались десятки людей. Джин уже успел упомянуть, что Осаму странным образом зомбировал своих людей, но, чтобы эффект был таким точным и масштабным... Озоре ощутил укол зависти. Он тоже мог контролировать чужое тело, но взамен это тело начинало контролировать Озоре. И к чему весь этот фарс? Оранжевый король мог и не тратить сил, чтобы обратиться к нему и Джину.

Но вопросы отпали сами собой, когда Озоре увидел, как Осаму что-то показал языком жестов.

— Спасибо, — перевёл Джин. — Мне стыдно за свою несдержанность.

Осаму опустил взгляд. Его отросшие волосы цветом напоминали ржавчину, ими он закрывал левую сторону лица. Наверное, прятал шрам. Озоре кивнул, отведя взгляд в сторону. Подумать только... немой король. Выходит, в мире существуют ещё люди, которым повезло даже меньше, чем Озоре. Он хотя бы мог общаться, мог наорать на детей, мог высказать своё недовольство. Осаму же был ограничен в общении. Он даже не мог лично поблагодарить Озоре за оказанную помощь, ему пришлось прибегать к услугам переводчика.

— Как быть с красным? — спросил Озоре.

— Доставим в больницу, — вздохнул Джин. — Он, может, и преступник, но тоже человек.

Генджи был крупным, тяжёлым, и потому Озоре помог Джину поднять его на ноги, опустив его руку себе на плечи. Голова Генджи упала на грудь, на лбу алело место удара.

— Мудила, — прохрипел он, обращаясь к Озоре.

— Сам мудила, — ответил Озоре.

Пока они волочили Генджи, унося его с территории тюрьмы, за ними увязался ещё один человек. Он дошёл до фургона Скипетра и, прежде чем Генджи погрузили внутрь, заговорил.

— Хабари-сан, — произнёс он.

— Слушаю, Камата.

— Я тут друзей себе нашёл.

— О? Поздравляю.

— По-дружески я спёр у них карты доступа. Одна из них вела к камере бронзового короля.

Джин на секунду замер.

— Гм. Хорицу держит его в особых условиях. Насколько я знаю, бронзовый спит в капсуле, заполненной янтарным раствором.

— А, это очень плохо, что он раскрыл глаза?

---

Примечания:

И ещё немного об оранжевом короле — https://vk.com/misternevermore?w=wall-162582584_306

Полагаю, нет существа более отвратительного, чем некрозис. Впрочем, я упорно делаю всё возможное, чтобы сделать его ещё отвратительнее. На то есть две причины. Во-первых, я хочу испытать все возможности Сланца. Для этого мне даны бесконечный источник энергии, сила, чтобы стирать людям память, и зелёный свет от политических деятелей для моих экспериментов. Иными словами, само государство обеспечивает мне вседозволенность и прощает крайнюю жестокость по отношению к людям. Но даже без поддержки государства я знаю, что никогда не буду привлечён к уголовной ответственности: сила позволяет мне за одну секунду исчезнуть из чужих умов. Удобно, эффективно, действует даже на королей, правда не совсем точно.

Во-вторых, я не хочу, чтобы будущие хранители Сланца занимались созданием некрозисов. Это существо со стопроцентной вероятностью разрушит воцарившийся порядок в обществе, уничтожит все его сферы, вплоть до политической. Сланцу это не объяснишь. Он разумен, в этом я уже убедился, но при этом ему не удаётся понять, что такое смерть. Для него такого понятия не существует: он способен его обойти либо дав человеку бессмертие, либо вернув его к жизни.

Некрозис — воскрешённый труп. Я давно понял, что Сланец способен даже на реанимацию мертвеца. Нужно отметить, что с трупами сознание Сланца ведёт себя крайне нестабильно. Он наблюдает за умершими и умирающими, но что-то в нём изо всех сил сопротивляется, что-то страшно боится такого явления, как смерть. Не думаю, что Сланец понял природу этого явления, думаю, в нём просто зарождаются противоречия. Тем не менее, я решил сразу дать ему трудновыполнимую задачу и ждал подходящего субъекта для экспериментов. И вот однажды в мои руки попало тело на поздней стадии разложения.

#N1. Мужчина, примерно 30 лет. Задокументированная причина смерти — самоубийство. Тело найдено в запертой квартире, где пролежало длительное время во влажной и жаркой среде. Привезли в мешке, от запаха моих подчинённых стало выворачивать. Приступил к реанимации. Успешно, несмотря на сопротивление Сланца и его нежелание обращать свои мысли в сторону мертвеца. #N1 зашевелился, сам выбрался из мешка. Цвет — тыквенный. Сперва подумал, что это шутка. Нет. #N1 сам назвал свой цвет и расхохотался.

Предполагал, что из этого эксперимента получится что-то вроде зомби, но способности Сланца превзошли мои ожидания. Личность восстановилась, память осталась не повреждена. #N1 утверждает, что при жизни никогда не чувствовал такой эйфории. Шутит, смеётся над своими же шутками, приятный собеседник. Похоже, под моей опекой появился ещё один стенд-ап комик. Продолжу наблюдение.

Вскоре задался очевидным вопросом: как убить труп? Разложение #N1 остановилось, однако тело не восстановилось. #N1 — по-прежнему мертвец на поздней стадии разложения. Впрочем, своим внешним видом он доволен. Носит маску, закрывает одеждой тело, его глаза светятся оранжевым светом из впадин в черепе. Тыквенным. Хочет стать символом Хэллоуина, мечтает о мировой славе.

Яд не распространяется по его венам; не реагирует даже на огнестрельные ранения (санктум); задымление и ядовитые газы тоже не вызывают эффекта. Думаю использовать #N1 в местах со смертельным уровнем радиации. Это его не убьёт, но принести пользу обществу он сможет. Проверил на нём действие своих способностей. Оказывает сопротивление, вызвать амнезию не удаётся. Убивать не планирую — получаю дополнительное финансирование, потому что делаю вид, будто бы сдерживаю агрессивного живого мертвеца.

Решил свернуть создание некрозисов после появления #N4, бронзового. Не уверен точно, как функционирует его тело: живой ли он вообще или это сила заставляет его тело функционировать. Склоняюсь к силе. На момент инициации от тела бронзового короля не осталось ничего, как и от деревни Натсусима, Канто, где он проживал. Дамоклов Меч продержался 76 часов над пустой территорией. Энергия уничтожила даже верхние слои почвы, и теперь на месте Натсусимы остался кратер. Тело #N4 восстановилось после разрушения до молекулярного уровня. Он вернулся в человеческую форму, потому что проголодался. Еда перестала быть для него необходимостью, он ест по привычке.

#N4, ввиду своего неконтролируемого разрушительного потенциала, требует особых условий содержания. #N2 сдерживает его, воздействуя на его кровь, но не думаю, что способности #N2 — это сила, которую #N4 не способен преодолеть. Полагаю, он не буянит благодаря #N1 и его шуткам.

Способна ли появиться мёртвая королева? Предположим. Для существования такой королевы необходим постоянный источник энергии, чтобы поддерживать в ней жизнь. А значит, надолго от Сланца и/или некрозиса она отлучаться не сможет. Отвратительно.

Вспомнил название мух-трупоедов. Каллифорид. Подходит для вечных спутников некрозисов.

* * *

Юкико проснулась, когда услышала раздавшийся из прихожей звонок мобильного.

— Мхмм...

— Спи.

Микото мягко поцеловал её, прижал крепче к себе под одеялом, стиснул в объятиях. Юкико шумно вздохнула. Она не думала, что так крепко уснёт после произошедшего, и потому не смыла макияж и не выпила заботливо приготовленные для клиентов Ангелов противозачаточные. После первого раза вряд ли получится забеременеть, но рисковать Юкико не хотела. Беременеть ей никак нельзя хотя бы до того момента, когда все короли не перестанут представлять прямую угрозу.

— Сколько времени?

— Время продолжить, — промурлыкал Микото.

— Подожди, — она упёрлась ладонями ему в грудь. — А вдруг что-то важное?..

— Перезвонят.

Он не стал слушать, просто заглушил все протесты и возражения Юкико мягким поцелуем. Шумно выдохнув, она попыталась расслабиться, попыталась запретить себе думать о не прекращающемся звонке, но сделать это не получалось. Как только звонок обрывался, то тут же начинал играть заново.

— Микото, — выдохнула она, оборвав поцелуй. — Дай ответить.

— Потом ответишь.

— Если не отвечу сейчас, звонить не прекратят.

Это остановило Микото. Он встретился взглядом с Юкико, нахмурился — он был не в восторге, что его прервали на самом интересном месте. И всё же, его объятия ослабли, он скользнул по пояснице Юкико и легонько шлёпнул её по ягодице.

— Ну беги, отвечай, — хмыкнул он. — Ведьма.

— ...люблю тебя.

К лицу девушки прилил жар. Ей казалось, что после произошедшего стеснительность должна была исчезнуть, но, похоже, Юкико нужно было какое-то время, чтобы характер стал крепче, твёрже. Прикрываясь, она подняла с пола футболку Микото, быстро надела и в таком виде прошла в прихожую. На экране смартфона высветился неизвестный номер.

— Доброе утро, Ёсикава-сан, — заговорил незнакомый мужчина. — Не разбудил?

Юкико невольно посмотрела на часы и про себя грязно выругалась. Восемь утра. Слишком рано для подъёма, слишком поздно, чтобы пытаться успеть на пары. Если бы она знала, куда отправлялась прошлым вечером, и чем это кончится, она хотя бы предупредила бы старосту. Но как бы звучало оправдание? Извини, у меня сегодня шпындер-вындер? Юкико выдохнула, подавляя в себе раздражение.

— Всё в порядке.

— Это Хабари Джин, первый синий король, — по тону голоса было слышно, что собеседник улыбался. — Я полагал, что наше знакомство пройдёт иначе, но обстоятельства вынуждают.

— Что у вас?

— Для начала, примите мою искреннюю благодарность. Этой ночью у серого клана появилась королева.

— Она в порядке?

— Да. Без сознания, но для королев это естественный процесс.

Юкико не оценила шутки.

— Скажите, Ёсикава-сан, ваш король сейчас с вами?

— Да, — Юкико перевела взгляд на Микото. — А что? Он что-то натворил?

— Он всегда что-то творит. Просто постарайтесь держаться рядом с ним и продолжайте находить королев. У вас к этому настоящий талант.

Юкико поискала взглядом Хикари, зашла в ванную комнату, но не нашла его. Должно быть, он сейчас с Самуи Кири. Он всегда находился рядом с королевами, стоило им только пройти инициацию. Либо же, он понял, что наблюдать за людьми во время интимных процессов — не самая лучшая идея. Если это действительно так, то за Хикари стоит порадоваться. Он стал учиться правилам приличия.

— Ёсикава-сан, как насчёт посетить Скипетр 4? Вы свободны? — и, не дождавшись ответа. — Бесцветный король неистово хочет сотрудничать. Ему как можно скорее нужна королева.

— Хорошо, — она прислонилась спиной к стенке. — Скоро буду.

— Спасибо, Ёсикава-сан. До свидания.

Юкико сбросила вызов, когда услышала гудки. Она перевела взгляд на Микото. Он уже поднялся, с хмурым видом потирая затылок. Он слышал лишь часть разговора, но даже по части диалога было нетрудно понять, что продолжения прямо сейчас не выйдет. Сжав губы, Юкико невольно скользнула взглядом по его телу, которое он даже не пытался прикрыть одеялом. Она глубоко вздохнула.

— Звонил первый синий король, — она подошла к кровати, опустилась на неё. — Пора за работу.

— Синий, — проворчал парень. — Синих слишком много. Пусть станет хоть на одного меньше.

— А если бы твой родственник стал синим королём?

— Ха?

— Старший брат, сестра, родители... или, скажем, ребёнок...

Не говоря ни слова, Микото опустил ладонь на талию Юкико, вперил настороженный взгляд в её живот.

— Да я не об этом! — вспылила она. — Я хочу знать, был бы ты таким же вредным, если бы синим королём стал твой родственник?!

— Ну да. Он же синий.

Юкико встретилась с ним взглядом. Улыбка Микото медленно превратилась из расслабленной в нахальную, похотливую.

— Мы пойдём в Скипетр, но, — он перешёл на шёпот. — Что мне за это будет?

— А чего бы ты хотел?

Он приблизился и, закрыв глаза, стал шептать, сжав плечи Юкико. И с каждым вариантом её лицо становилось всё более пунцовым. Микото не останавливался, и, чем дольше Юкико его слушала, тем больше убеждалась, что его фантазия не знала ни границ, ни стыда.

— Извращенец, — Юкико ощутила обречённость.

— Твой любимый извращенец, — он сжал Юкико в объятиях, носом потёрся о её шею. — Ты сама отдашь мне футболку или хочешь, чтобы я тебя раздел?

Собираться пришлось, пресекая приставания Микото, его любопытство, направленное на приспособления в номере, и его попытки сжечь сам номер. За ночь Юкико передумала. Она не знала, почему в самый ответственный момент в ней проснулась тяга к разрушению, но для Микото это чувство, похоже, было родным и привычным. Всё-таки, он согласился не сжигать номер только после обещания Юкико вернуться сюда ещё раз.

Юкико собиралась, с мрачным видом отмечая в зеркале, сколько следов на теле осталось после ретивой любви Микото. На шее, плечах, груди. В жаркую погоду прикрыть их будет непросто. Знал ли об этом Микото? Конечно, знал. Поэтому и оставил у неё на теле столько выразительных меток. Но ничего. Юкико видела в каком состоянии осталась его спина после неспокойной ночи. Болеть царапины точно будут ближайшие дня два, так что можно считать это её своеобразной, но ненамеренной местью.

Когда она вышла из ванной комнаты, Микото, прикурив сигарету, внимательно рассматривал толстый железный штырь. По краям к штырю крепились цепи с кольцами наручников.

— Микото...

— Как думаешь, сколько мяса на него налезет?

В плотной тишине номера желудок красного короля издал звук, похожий на китовое пение.

— Пошли завтракать, — она качнула головой в сторону выхода.

— Уже не спешишь в клан синих жоп?

— Боюсь, что кое-кто может на голодный желудок отгрызть от этих синих жоп аппетитный кусок.

Микото хмыкнул.

— Правильно боишься.

В Скипетр 4 они прибыли с трудом. Микото готов был задержаться где угодно, лишь бы не идти в синий клан: в кафе, в метро, на светофоре, на улице с сигаретой в руке. И каждый раз, когда Юкико торопила его, он отвечал ей либо флиртом, либо сарказмом, но всё-таки шёл дальше, уступая её упрямству. Юкико не злилась на него — он казался до того счастливым, что у неё не хватало духу омрачить его настроение перепалкой. Он не мог сдержать улыбки, говорил тише, чтобы Юкико подошла ближе, и, когда она это делала, подавался вперёд и целовал её. Ему было наплевать на людей вокруг, наплевать на слабое сопротивление Юкико, наплевать на спешку. Поначалу Юкико было стыдно перед другими за поведение Микото, потом её внимание сосредоточилось только на нём, и общество вокруг перестало существовать.

Солдаты Скипетра столпились у додзё. Одни были в плащах, другие — в кителях, и их одежды были до того яркими, что от обилия синего цвета у Юкико зарябило в глазах. Солдаты переговаривались, перекрикивались, смеялись над чем-то и все, как один, не отрывали внимательных глаз от того, что происходило в додзё. Глядя на них, Юкико позвонила Хабари Джину, и тот вышел их встретить.

— Доброе утро, Суо, Ёсикава-сан, — сияя улыбкой, обратился к ним первый синий король. — Как добрались? Без происшествий?

— Где бесцветный? — задал вопрос Микото до того, как Юкико успела открыть рот.

— Решил потренировать солдат, — Джин качнул головой в сторону додзё. — Удивительный человек. По ночам отправляет в нокаут двух королей, а утром работает, что есть сил.

— Что тебя удивляет? Это же Ичиген...

— Мива в коме, — улыбка исчезла с лица Джина, он стал невероятно серьёзным. — Это второй бесцветный. Токетсу.

— О... он довёл Ичигена до комы?

— Он пытается его спасти. Редкий случай, когда одноцветные короли смогли ужиться друг с другом, — Джин помедлил, потом хмыкнул. — Вчера он одним ударом вызвал у Кагуцу сотрясение. Это заставит тебя относиться дружелюбнее к нему, Суо?

— Нет. Кагуцу же остался жив.

— У Кагу сотрясение? — Юкико вскинула брови. — Где он сейчас?

— Если будешь задавать такие вопросы, то на том свете.

Юкико покраснела. Микото и раньше вёл себя бесцеремонно, сейчас же он и вовсе не собирался скрывать свои отношения с Юкико. Она тоже не собиралась об этом молчать, но и сообщать об этом едва знакомым людям тоже не хотела. Личная жизнь должна оставаться личной, и посторонние в неё не должны совать свои любопытные носы.

Джин едва заметно улыбнулся, глядя на них.

— Надеюсь, мы с моей королевой достигнем той же гармонии, что и вы.

Джин отдал приказ, и солдаты Скипетра расступились, пропуская троицу в додзё. Внутри на полу сидели люди, одетые в белые уваги и серые просторные хакама. Они внимательно следили за тренировочным боем, происходящим между двумя парнями — брюнетом и рыжим. И, судя по тому, как лихо они обращались даже с деревянными мечами, и как громко свистели их оружия, можно было сделать вывод, что оба сражались далеко не в первый раз. Брюнет больше оборонялся, чем нападал. В рыжем, от такого напускного равнодушия, закипала самая настоящая злоба. И, распаляясь всё сильнее, рыжий больше сосредотачивался на том, чтобы ранить брюнета, а не чтобы защититься.

Брюнет ударил всего один раз по сгибу локтя рыжего, заставив того невольно взвыть от боли. Оружие вылетело из его руки, проскользило по гладкому деревянному полу и остановилось у носков туфель Юкико.

— Хорошо, — произнёс брюнет, низко поклонившись побеждённому. — Потренируйся без оружия. Тебе нужно научиться не только нападать, но и уклоняться.

— Спасибо, Токетсу-сан!

Юкико подняла деревянный меч и отдала его побеждённому. Тот с мрачным видом кивнул, приняв оружие из её рук.

Токетсу смерил Юкико пристальным взглядом. Она моргнула, потом потёрла глаза, но странное видение не исчезло. Юкико видела, как из головы парня выходили странные белые линии, формирующие вокруг его головы корону. Эти линии извивались, словно виноградная лоза, шевелились и исчезали, становясь прозрачными. Одна из таких линий появилась в зрачке парня и бросилась в сторону Юкико. И от этой неожиданной атаки она сделала шаг назад, с громким стоном выдохнув.

— Токетсу, — раздался голос Джина в воцарившейся тишине. — Это...

— Красная, — парень с мрачным видом нахмурился, линия, вырвавшаяся из его глаза в сторону Юкико, исчезла. — Извини, — слово далось ему с трудом. — Обычно мои силы не видно.

— Ни... чего.

Его звали Озоре. Юкико казалось, что она уже слышала это имя. Озоре был высок, с красивыми, тонкими чертами лица, но его взгляд был до того злым и недоверчивым, что Юкико брала оторопь. Если она и видела этого человека на большом экране, то его взгляд, искажённый объективом камеры и находящийся за много километров от Юкико, точно не оставил такого же сильного впечатления, как при личной встрече. Юкико встречала злых людей и раньше, но до этого момента точно не чувствовала себя так, будто её заперли в клетке с диким зверем.

— Я ещё не знаю имён бесцветных королев, — проговорила Юкико. — Но, как только узнаю, то сразу же сообщу.

Озоре медленно кивнул, держа деревянный меч на плече. Эту ночь он провёл без сна, и под его глазами проступили заметные тёмные круги. Он выглядел крайне недружелюбным, особенно на фоне улыбчивого и приветливого Джина. И всё же, было в нём что-то такое, что невольно располагало к себе людей. Недоверчивость, скрытность, угрюмость и, конечно же, талант, который замечали окружающие, и который хотели, но пока не могли постичь. Озоре замечал повышенное внимание к своей персоне, и в ответ на комплименты и восторженные взгляды только хмурился и отводил взгляд.

— А это не тебя я видел на крыше с пистолетом в руке? — спросил Микото.

— Нет, — ответил Озоре. — Я недавно в городе.

— Увижу с пистолетом — сожгу.

Юкико ущипнула Микото за руку, на что он скользнул ладонью по её пояснице и прижал к себе за талию. Если он и понял её намёк, то решил не придавать ему значения. Озоре, конечно, и у Юкико вызывал смутное беспокойство, но говорить об этом она не собиралась. Ей казалось, будто бы из-за этого человека могло произойти нечто ужасное, что могло запустить череду несчастий. Могло произойти, но не произошло, а, может быть, несчастье ждало своего часа, чтобы обрушиться на голову этого и без того угрюмого человека.

— Ты единственный провидец, Ёсикава? — спросил Озоре, указав на хвосты, короной оплетавшие его голову.

— Не знаю, — она пожала плечами. — Наверное.

— Вы её охраняете? — Озоре перевёл взгляд на Джина.

— За кого ты нас принимаешь, Токетсу? — он учтиво улыбнулся, но ответа на вопрос так и не дал. Он знал, что прямое "да" выведет из себя Микото и смутит и обидит Юкико, эмоциональное состояние которой могло негативно сказать как на её даре прорицания, так и на её решении спасать Хабари Джина или нет.

Джин пригласил их к себе на чашку чая. Юкико согласилась, прежде чем Микото успел отказаться или ответить сарказмом на приглашение. Впрочем, она заметила, что с Джином Микото общался не так враждебно, как с Рейши. Либо у них не было острых конфликтов, либо светские манеры Джина располагали к себе даже таких нелюдимых людей, как Микото, либо они сдружились в войне против общего врага — Генджи. И почему-то Юкико решила, что третий вариант был наиболее вероятным.

Она вздрогнула, ощутив маленькую детскую ручку в своей руке.

— Ой! — Хикари улыбнулся, встретившись взглядом с Юкико и указывая пальцем на Озоре. — Это же самый лучший король!

— Почему это? — негромко спросила она.

— Он добрый и сильный, — Хикари крепче сжал её руку. — И я использовал силы его королевы, чтобы создать себе тело.

— Хикари, — продолжила она. — Первому бесцветному нужна королева.

— М? А я думал, мы пойдём к белому... — он умолк, опустив взгляд в пол.

— Что сказал мелкий? — спросил Микото.

— Что рад тебя видеть. И что скучал по твоим выходкам.

Хикари не стал возражать. Джин привёл их в комнату, которая по стилю заметно отличалась от всего главного здания Скипетра. В центре стоял низкий стол с твёрдыми большими подушками для сидения, здесь находились книжные шкафы, магнитофон, из которого уже играла тихая, расслабляющая музыка. Но, что Юкико привлекло сильнее всего, здесь был двухметровый плюшевый мишка.

— Моя личная комната отдыха, — улыбнулся Джин. — Мунакате ни слова.

Они сели за стол, и только в этот момент Озоре выпустил из рук тренировочное оружие. По просьбе Юкико, Хикари тоже принесли чашку чая и кусочек ароматного шоколадного пирога. Глядя на угощение, Хикари зарделся, его настроение улучшилось, и к коже и светлым волосам вернулось привычное мягкое сияние. Он даже не обратил внимания на парней, которые, вытаращив глаза, уставились на поднимавшуюся в воздухе ложку с куском пирога. Микото, привыкший к такому зрелищу, лишь самодовольно хмыкнул. Съев кусочек, Хикари зажмурился от удовольствия.

— Его зовут Хикари, — Юкико взяла чашку чая. — И, видимо, сегодня он разорит меня на шоколад.

— Хикари, — повторил Озоре, отведя взгляд от странного зрелища. Он фыркнул. — Шоколад.

— Эй, бесцветный, — обратился к Озоре Микото. — Что с Ичигеном?

Для Юкико этот вопрос стал открытием. Похоже, в мире всё-таки существовали короли, с которыми Микото не просто не враждовал, но и относился к ним дружелюбно, проявлял беспокойство. Чем заслужил этот неизвестный Ичиген такое почтение к себе? Точно не силой. Генджи — очень сильный король, но дружеские чувства вызвал, наверное, только у серого.

Сотрясение. Юкико вздохнула. Явно же Генджи полез в драку, потому что разозлился на неё. Совсем не изменился, всё такой же большой, вспыльчивый ребёнок. Он никогда не мог смириться с обидой или поражением и всякий раз рвался в драку, лишь бы забыть все произошедшие с ним неприятности. Такая у него была политика. Если всё было плохо, он из кожи вон лез, чтобы всё стало ещё хуже. И с разбитыми в кровь кулаками, подбитым глазом или разбитым носом он чувствовал себя немного лучше. Когда болело тело, когда из ран текла кровь, когда он едва стоял на ногах, Генджи не мог думать о своей душевной боли. А больно ему было всегда, он всегда был одиноким, неприкаянным, покинутым.

И из-за его тяжёлого характера, Юкико не могла до конца понять, как он к ней относится. В детстве он всякий раз взваливал на неё груз своих проблем, но никогда не интересовался её тревогами, её мечтами, её страхами. И ещё тогда Юкико решила, что она для него — некто вроде домашнего питомца. Котёнок. Маленький, безобидный и, самое главное, молчаливый, не способный передать секрет человека кому-либо ещё. Вчера же он назвал Юкико своей невестой. Очередная блажь. Генджи и представить себе не может, что такое брак, да и вряд ли с его характером он способен на верность или стабильность. Юкико не завидовала его королеве. Она знала, что Генджи способен быть добрым, что в нём есть что-то хорошее, светлое и ласковое. Вот только Генджи совершенно себя не любит. Да и в этой жизни ценить ему нечего.

Хикари дёрнул её за рукав кофты, выдернув из размышлений.

— Юкико, — произнёс он. — Ты будешь доедать?

Она не притронулась к пирогу — есть не хотелось, — и придвинула его поближе к Хикари как можно незаметнее для Джина. Парни всё ещё говорили об Ичигене, и Озоре, вскинув брови, слушал о боях, в которых принимал участие первый бесцветный король. Ичиген был кем-то вроде миротворца. Он всякий раз вступал в бой, чтобы либо успокоить кого-то, либо предотвратить беду. И, слушая эти истории, Юкико понимала, почему Хикари считал бесцветного короля самым лучшим. Если Озоре такой же, как Ичиген, то он действительно достоин того звания, что дал ему Хикари.

— Юкико, — негромко произнёс Хикари. — Я был у своего настоящего тела. У такого большого, каменного... из него энергии стало выходить ещё больше.

— Ты это к чему?

— Королей стало больше.

— Ты об озимандиях и некрозисах? — она вздохнула. — К сожалению, я в курсе.

— Нет. Я об обычных, — он стал ковыряться вилкой в пустом блюдце. — О третьих синем и красном.

— ...что?

В глазах Хикари засверкали слёзы.

— Юкико, — он всхлипнул, встретившись со злобой, промелькнувшей у неё во взгляде. — Ями... он... у него...

— Тихо ты, — она вздохнула. — Кого он сделал королями?

Хикари сжал губы в линию. Он боялся разозлить Юкико ещё сильнее своими словами и потому молчал. Он заметил, что, чем больше королев пробуждалось, тем больше чувств просыпалось от долгого сна в нём самом. Страхи, сомнения, переживания... всего этого у Хикари не было до встречи с Юкико. Он был пустой оболочкой, впитывавшей в себя все происходящие в мире события. Оболочкой, которая боялась наблюдать за смертью, и которая сильнее всего хотела любить. Он закрыл глаза, виновато опустив голову. Юкико, в ответ на его жест, протянула руки и крепко прижала мальчишку к себе.

— Нашёл из-за чего переживать, — негромко произнесла она, гладя его волосы, спину, тощие плечи. — Что сделано, то сделано. Вытащим и новичков.

— Ты не расстроилась?

— Расстроилась. Но от моего расстройства королей не станет меньше.

— Юкико, — он протянул к ней руки, сжал её в объятиях. — Мне так жаль. Ями вчера был в таком бешенстве...

— Это уже неважно.

Юкико подняла взгляд на королей. В их глазах подобная сцена должна была выглядеть, как типичный будний день в психушке. Девушка, общающаяся со своей галлюцинацией и требующая, чтобы на плод её больного воображения обращали внимание абсолютно здоровые люди. Но в их глазах она увидела понимание и сочувствие.

— Можно его увидеть? — спросил Озоре. — Я аккуратно.

Юкико кивнула. В этот раз белый хвост из его глаза вылетел не так резко, безболезненно проник в зрачок Юкико и стал совсем прозрачным. Хикари подскочил, утёр свои сверкавшие, точно бриллианты, слёзы. Он хотел произвести хорошее впечатление на второго человека, который увидел его. Он попытался улыбнуться, но улыбка вышла грустной.

— Фукуда Нанами, — произнёс он, сжав кулаки, скрывая дрожь в руках. — Королеву Мивы Ичигена зовут Фукуда Нанами.

Озоре улыбнулся. Тепло, беззлобно, с искренней благодарностью.

— Спасибо, малыш.

Хикари зажмурился, закрыл вспыхнувшее лицо руками и спрятался за спиной Юкико.

— Фукуда Нанами, — произнёс Озоре, переведя взгляд на Джина. — Мне нужно её найти.

— Предоставь поиски Скипетру 4, — Джин поднял вверх раскрытую ладонь. — А тебе отбой. Начало смены ровно в полночь.

Озоре нахмурился, но спорить не стал.

— А назвать имя второй бесцветной королевы? — спросила Юкико, обращаясь к Хикари.

— Не торопи его, — ответил Озоре, поднявшись с места. — И спасибо. Прости королей. Мы дураки.

Юкико вскинула брови, глядя на Озоре. Он прочёл мысли Юкико или сам догадался, что спасать мир непросто? Неважно. Она молча кивнула, поднимаясь с пола.

— Вчера появился новый синий король. Вы в курсе, Хабари-сан?

— Ого! — мгновенно оживился Джин. — Надеюсь, это не Мунаката-старший!

Юкико сжала губы в линию, уставившись на Хикари. Она не знала, по какому принципу Ями выбирал новых королей, но этот его выбор ей показался крайне абсурдным.

— Нет, — она помедлила. — Это Тотсука Татара.

— Что? — Микото поднял на неё взгляд. — Ты шутишь?

— Нет, — Юкико пожала плечами. — Появился ещё и третий красный король.

— И кто же это? — спросил Микото.

— Фушими Сарухико.

---

Примечания:

Недавно узнал, что слово "Кагу" переводится как "мебель".

Ну а у "Ёси" безобидное значение. "Ёси" — "хорошенькая".

Токетсу Акигуя заснула, стоило ей сесть на переднее сидение полицейского фургона. Её смена только началась, а она уже отключилась прямо на рабочем месте. Впрочем, сейчас её будить никто не собирался. Пускай поспит в дороге, раз так устала за прошедшую ночь, а коллеги успеют посплетничать и сделать неоднозначные выводы, почему Акигуя валится с ног от усталости.

Впрочем, Ито Тсую ей даже сочувствовала. Акигуя в последнее время жаловалась на ночные кошмары о падающих с неба тяжёлых Мечах. Акигуя была немногословным человеком, не любила жаловаться или посвящать кого-то в свои проблемы, но даже после её скудных описаний Тсую живо вообразила сцену творящегося разрушения. Вообразила, потому что сама была ей свидетелем. Город стирался, здания рушились, точно сдуваемые ветром карточные домики, и не оставалось никого и ничего из-за плотной волны ярко-синей энергии. Тсую подскакивала в холодном поту, разбуженная собственным криком. Акигуя, похоже, решила не спать вовсе, чтобы не видеть смерть хотя бы во сне.

Их вызвали на самоубийство. Тело упало с такой большой высоты, что проломило бетонный потолок в строящемся тридцатиэтажном доме. Узнав, по какому адресу их вызывали, Тсую нахмурилась. Рядом с новым зданием не было других высоток, да и для того, чтобы проломить метровый слой бетона, нужно хорошенько разогнаться. Откуда могло свалиться тело, чтобы так жёстко приземлиться? С самолёта? Возможно. Тсую читала в газетах о безбилетниках, которые цеплялись за шасси и таким опасным способом пытались покинуть страну. Заканчивалась их авантюра всегда плачевно: либо падением с огромной высоты, либо гибелью от гипотермии. Тсую вздохнула, морально готовясь к предстоящему зрелищу. Тело будет переломано, бледно, местами черно, местами сплющено. Иными словами, человеческого от него будет мало. Все его травмы придётся задокументировать, составить протокол, фотографировать, а потом отправляться в морг для более подробной экспертизы. Настроение заочно было хуже некуда.

Тсую коснулась плеча Акигуи. Девушка подпрыгнула на месте от одного прикосновения.

— Приехали, Токетсу-сан.

— Уже? — она нахмурилась и отстегнула ремень безопасности.

Акигуя похлопала себя по бледным щекам, пытаясь взбодриться. Сейчас она представляла из себя унылое зрелище. Короткие чёрные волосы делали её лицо ещё более бледным, а из-за холодных голубых глаз оно и вовсе теряло все краски жизни. Акигуя всунула в рот сигарету и прикурила, выйдя из фургона.

— Снова кошмары? — проговорила Тсую. Акигуя предложила и ей сигарету, и Тсую не отказалась.

— Да, — Акигуя потёрла затылок. — Сраный Меч. Я изменила рацион, сняла номер в отеле, даже делаю растяжки. Не помогает.

— По соннику Фрейда, — Тсую затянулась, выдохнула дым. — Меч — фаллический символ. Может, тебе не хватает отношений?

— Мужики меня интересуют только в одном случае, — Акигуя надела тонкие эластичные перчатки. — Когда они мёртвые. И один из моих секс-символов дожидается меня на тридцатом этаже.

Рабочих, обнаруживших тело, заставили покинуть здание. Подъём по лестнице занял какое-то время. В здании ещё не было дверей, не работали лифты, но уже были установлены толстые окна, так что ни полицейских, ни вещдоки не сносило ветром. Тсую тоже надела перчатки, чтобы не оставить отпечатков пальцев и потожировых следов. Она не первый день работала в уголовном отделе и знала, что случается, если кто-то испортит вещдок. Случается либо штраф, либо выговор, либо дополнительное дежурство. В особо серьёзных случаях полицейского отстраняли от службы. Акигуи это тоже касалось. Она работала экспертом-криминалистом, и её гоняли не с таким энтузиазмом, как гоняли Тсую и её коллег, но зато на плечах Акигуи лежало больше ответственности. От её работы зависело многое: возбуждение уголовного дела, предъявление обвинений, назначение наказания...

Другими словами, и Акигуе, и Тсую было из-за чего переживать и по какому поводу видеть каждую ночь повторяющиеся кошмары.

Тело действительно проломило потолок, и теперь сквозь неровную дыру в помещение проникали солнечный свет и ветер, поднявший в воздух пыль и бетонную крошку. Крови не было, само тело, что удивительно, оставалось целым. Тсую была готова к оторванным рукам и ногам, голове, к вываливающимся внутренностям, и, не увидев их, мысленно поблагодарила мертвеца за его крепкое тело.

Он рухнул на спину. Тсую сжала губы в линию, невольно вообразив ту боль, с которой этот человек свалился на бетонный пол. Должно быть, его позвоночник превратился в труху. Его одежда стала пыльными серыми лохмотьями, длинные волосы спутались и стали грязными от пыли, лицо оставалось безмятежным и спокойным, будто бы...

— Он же спит.

Акигуя пробралась через острые куски бетона и арматуры, приблизилась к телу и пальцами коснулась шеи парня.

— Пульс есть, — она достала из кармана фонарик, осторожно оттянула веко парня и посветила в него.

Её действия мертвецу не понравились. Он нахмурился и зашевелился, убрал со своего лица руку Акигуи. Акигуя побелела, когда парень перевернулся на правый бок, отвернувшись от неё.

— Акума, — он зевнул. — Брось в чай кусок апельсина.

Акигуя дёрнула бровью.

— Ты свалился с неба и проломил собой потолок, — произнесла она. — Какие нахер апельсины?!

Мужчина потёр глаза, перевернулся на спину, окинул Акигую хмурым взглядом.

— О.

— Так, — выдохнула Акигуя. — Не шевелись. Комацу, Араки, быстро! Мягкие носилки!

— У нас с собой только мешки.

— Совсем охуели?! Вы что, никогда не перевозили тела?!

— От него должна была остаться каша! Шеф сказал, что собирать его будем, как пазл!

— Ебанутые...

— Так может, он сам дойдёт вниз? Он же ворочается...

Акигуя перевела взгляд на уже окончательно проснувшегося парня. Хотела бы она так же крепко спать, чтобы пропустить падение с большой высоты и жёсткое приземление.

— Ты кто такой? — спросила она. — Как тебя зовут?

— Амата, — он поднял руку. — Больше тебе обо мне знать не надо.

Он щёлкнул пальцами. В его руке вспыхнул яркий, ослепляющий свет, и после этого суматоха на этаже утихла. Акигуя моргнула, не сводя взгляда с руки Аматы, перевела взгляд на своих коллег, чтобы убедиться, что она не одна видела произошедшего чуда. Но глаза полицейских остекленели.

— Ничего не было, — Амата поднялся, отряхнул руки от пыли. — И никто не падал с неба.

— ...чего?

Он встретился взглядом с Акигуей и снова попытался щёлкнуть пальцами, но прежде, чем он сделал это, она схватила его за руку. Закатив глаза, Амата поднял свободную руку и щёлкнул пальцами. Вспышка света на мгновение ослепила Акигую, в то время как её коллеги свалились на пыльный бетонный пол, как подкошенные.

— Что, — проговорил Амата. — Неужели не действует?

Акигуя подняла на него взгляд, стискивая пальцами его руку.

— Ты... ты в курсе, какое тебе наказание светит за порчу имущества, ложный вызов и нападение на полицейских?

— ...бля.

Он похлопал себя по карманам грязных, изодранных брюк, рубашки, потёр подбородок.

— Куришь? — спросил Амата.

Акигуя прожгла Амату выразительным взглядом.

— Курить будешь в следственном изоляторе.

— А времени сколько?

— Без пятнадцати иди нахуй.

— Строптивая значит? — он вздохнул, достав из кармана раздавленные останки мобильного телефона. — Как зовут?

— Акигуя, — она дёрнула бровью. — Больше не узнаешь обо мне нихýя.

— Паршивая рифма. Я бы ей не гордился.

— Паршиво, что ты пытаешься заговорить мне зубы! Шагай!

— Нет.

— Пидора ответ!

Амата не реагировал. Обычно мужчины в ответ на резкие замечания Акигуи либо злились, либо давили из себя смех, либо распалялись и пытались поставить её на место. Этот же отличался редким для такого молокососа самообладанием. Он не пытался вырвать ладонь из руки Акигуи, не пытался с ней спорить или отстаивать свои права перед законом и представителями власти. Он оставался отстранённым и равнодушным, и это сбивало Акигую с толку. Кто стоял перед ней? Пранкер, ради смеха проломивший потолок? Скорее всего...

В таком случае стоило ожидать продолжения шутки. Что дальше? Этот Амата взорвёт всё здание, привлечёт внимание всех спецслужб, вплоть до Интерпола, и будет мирно спать, пока его не разбудят прилетевшие вертолёты? Акигуя не верила своим предположения, но за свою недолгую жизнь привыкла и к абсурду, и к ужасам, и к потрясениям. С ней случалось слишком много плохого, чтобы она осталась способной на удивление.

— Я не террорист, — вздохнул Амата.

— Разберёмся в участке.

— ...а может, прямо здесь?

— Без. Глупостей.

Он пожал плечами. Акигуя не выпускала его руки, пока выбиралась с ним из состоящих из острого бетона и кусков арматуры завалов. Она боялась, что он сбежит, но при этом, как бы она его остановила, попытайся он это сделать? Амата был выше её на целую голову, шире в плечах, крепче телосложением. Акигуя занервничала. Как ей быть? Полицейские без сознания, световая вспышка странно подействовала на них, а она вряд ли способна даже сдвинуть этого шкафа с места.

— Акигуя, — произнёс Амата. — У тебя оружие есть?

Она напряглась и опустила свободную руку на рукоять пистолета.

— Так стреляй, — он снова потёр губы — привычка, выдающая заядлого курильщика. — В протоколе припишешь мне нападение на полицейского.

Акигуя крепче сжала оружие. Сумасшедший. Всё-таки, первоначальная версия с самоубийством оказалась верной, и падение с огромной высоты оказалось никаким не несчастным случаем. Моральный урод, ничем не лучше остальных мужиков. Он мог покалечить кого-то своим телом, мог свалиться на детскую площадку, мог стать причиной аварии, мог унести с собой не одну жизнь. Он и сейчас устроил немало проблем: напугал рабочих, остановил стройку, устроил разрушение, побеспокоил полицейских. Столько проблем из-за одного эгоистичного идиота, который не мог стиснуть зубы и решить все те проблемы, которые кажутся нерешаемыми. Что толкнуло его на самоубийство? Для такого поступка есть две очевидные причины: несчастная любовь и долги. Причём, из-за второго люди расстаются с жизнью чаще и охотнее, чем из-за первого.

— Если ты этого не сделаешь сейчас, я точно долечу до Луны, — он смотрел в пустоту перед собой. — А оттуда на Землю падать дольше и разрушений будет больше.

— Что ты несёшь, поехавший?

— Поехавший? Вероятно, — он потёр шею.

— Шагай!

— Не могу.

— Ноги не сломаны. Можешь.

— Мне пора на работу.

— Тебе пора за решётку, сраный психопат.

Он потёр шею, опустив взгляд, отведя его в сторону. Какого хрена он не отвечал на оскорбления? Ему было настолько на них всё равно, что он решил, будто бы слова Акигуи его не касаются? Или же он уже эмоционально отстранился от этого мира?

Акигуя сжала губы в линию. Она давно запретила себе эмоционально вовлекаться в расследуемые преступления, но не могла остановить невольно вернувшееся воспоминание. В её жизни уже был человек, отстранившийся от этого мира. Человек, решивший, что ему уже не помочь. Человек морально разложившийся, потерявший себя, называвший себя королём, человек, ненавидящий всякого, кто был хоть немного сильнее его. Он без конца приводил домой странных людей, которые почему-то вскоре становились слишком похожими на него самого, он терял интерес к музыке, к сцене, начинал увлекаться вещами, которые никогда не вызывали у него любопытства. И, в конце концов, забыл имя матери, имя своей любимой ручной крысы, имя Акигуи, своей старшей сестры.

— Я... стал королём? — спросил он, однажды вернувшись домой. — Ты... ты считаешь меня своим королём?!

Он схватил Акигую за плечи. На себя её младший брат был совершенно не похож, и она бы ни за что не узнала его, если бы не его голос. Голос, который сводил с ума его малолетних фанаток — мягкий, бархатистый баритон, которым он невероятно гордился и который день ото дня тренировал. Вместо младшего брата перед Акигуей стояло бесформенное нечто. Черты лица расплылись, тело усохло, потеряло всякий цвет, форму, фактуру. Это был не её младший брат. Это был призрак. Призрак, который этой неспокойной ночью принёс в чужой дом смерть. Его одежда была окровавлена, под ногти забилась грязь, в глазах сверкал лихорадочный блеск прогрессирующего безумия.

— Что с тобой случилось? — Акигуя протянула руку к его лицу, но он брезгливо ударил по ней.

— Отвечай! — вспылил он, сжав её плечи и грубо прижав к стене. Акигуя ударилась затылком с такой силой, что у неё потемнело в глазах. — Я король?! Я! Король?!

Он отпустил её и расхохотался, давясь от несдерживаемых слёз. Он и раньше был несдержанным, раздражительным человеком, но сейчас попросту не мог себя контролировать. Он крепко сжал свои мерцающие волосы и дёрнул, срывая их с головы.

— Заткнитесь! Заткнитесь! Заткнитесь! Она признаёт нас! Мы её король!

Он задыхался, разговаривая с кем-то, кого Акигуя не могла ни увидеть, ни услышать, ни понять. Она подняла взгляд на открывшуюся дверь в прихожей. Мама выглянула из комнаты. Бледная, уставшая, с таким ужасом в глазах, которого Акигуя у неё никогда не видела. О чём она думала в тот момент? Что её младший сын оказался ещё хуже своего отца, бросившего её в незнакомом городе, без средств к существованию, с двумя маленькими детьми на руках? Акигую затрясло от бешенства.

— Какой из тебя король? — её голос эхом отразился от стен комнаты. — Ты животное.

Он поднял на неё взгляд. Его лицо начало ещё больше расплываться, и своими гротескными, неправильными очертаниями больше походило на голову рыбы-капли. Оно было отвратительно и до такой степени уродливо, что вызвало у Акигуи приступ истерического смеха. В тот момент она впервые в жизни испытала такую чёрную, такую разрушительную ненависть. Она и в самом деле ненавидела. Ненавидела младшего брата за его безумие, ненавидела отца за слабость, ненавидела мать за отсутствие воли и сильнее всего ненавидела саму себя за эту вечную слепоту. Акигуя прозрела благодаря ненависти и охватившему её гневу, перегорела, исторгла из себя всё то отвращение, которым щедро одаривало её общество. Её младший брат, любимец публики и выдающийся музыкант не просто стал омерзительным существом. Он пробудил мирно спящее, бездушное чудовище.

И это чудовище оказалось физически не способно к понимаю, состраданию, принятию.

Брат долго смотрел на неё, и в его глазах медленно что-то тлело. Быть может, надежда, быть может, вера, быть может, что-то человеческое. Его глаза стали совершенно тусклыми, лишёнными всякого блеска, когда он поднялся на ноги, выпрямился, и, как и Амата, не глядя на Акигую, произнёс:

— Так стреляй.

— Озоре, — тихо, почти неслышно произнесла мама.

— Я докажу, — прорычал он сквози стиснутые зубы. — Я найду сильнейшего и заберу его силы! Я король! Мои фанаты... мои подданные...

— Ты никому не нужен, — сорвалось с языка Акигуи. В тот момент она всем сердцем хотела одного — раздавить своего младшего брата. — Твоё имя забудут. Твои достижения исчезнут. Твоя жизнь обратится в пыль. И твоим поклонникам больше понравится наблюдать за тем, как ты подыхаешь в своём безумии.

Он долго смотрел на неё, прежде чем уйти и больше не вернуться. Сначала Акигуя не придала особого значения его уходу. Потом забеспокоилась. Потом стала бить тревогу. Стояла зима. Акигуя хорошо помнила, как искала Озоре по его любимым местам, едва не теряя сознание от поднявшейся температуры, бессонницы и истощения. Помнила, как мама заставила её молчать о разговоре с Озоре, когда они подавали объявление о розыске. Помнила, как просыпалась среди ночи и задыхалась от бессильных рыданий. И вот уже четыре года она жила в подвешенном состоянии, не зная, жив её младший брат или нет.

Только одно чувство может быть хуже незнания — осознание собственной вины. Мама без конца говорила об Озоре, просматривала записи его выступлений, слушала его музыку. Акигуя ненавидела возвращаться домой. Даже если Озоре не было в живых, его бесцветный призрак неотступно преследовал её, тыкал пальцем ей в спину и без конца повторял: "Ты убила меня!"

Акигуя скрежетнула зубами, гоня прочь непрошенные мысли. Пора смириться. Пора жить дальше.

Что бы ты ни совершила в прошлом, — мысленно проговорила себе Акигуя, — дальнейшей жизнью ты искупишь свою вину.

— Решётка меня не удержит.

Амата произнёс это без какого-либо интереса, крепко стиснув в своей руке ладонь Акигуи. Его тело окутала аура, мягкая, как тёплый свет заходящего солнца. Акигуя не успела даже охнуть, как за спиной Аматы появились сильные крылья, состоящие из переливающейся энергии и чистого света. Он взмахнул ими и мгновенно поднялся высоко в воздух, прижав к себе за талию Акигую.

Она не могла даже закричать. Просто молча смотрела на то, как город становился всё меньше под её ногами. Ветер трепал её волосы, пробирался под одежду, но холода она не чувствовала. Она вообще ничего не чувствовала, даже боли в напряжённо сжатых пальцах.

— L1, ты мне кожу с мясом вырвешь, — проговорил Амата.

Он взмахнул крыльями и летел, не обращая внимания ни на шквалистый ветер, ни на высоту, ни на ужас Акигуи — решительно ни на что. И всё же, у Акигуи даже не возникло желания закрыть глаза, несмотря на весь охвативший её ужас. Более того, она велела себе смотреть по сторонам. По крайней мере, ради того, чтобы знать, как далеко ей лететь, если Амата вдруг решит отправить её в свободный полёт.

— Раз уж ты замолчала, я объясню, — проговорил он. — Ты убьёшь меня. Но, чтобы тебя не мучила совесть, я сделаю всё, чтобы ты меня возненавидела. Почему ты? Всё просто. Лилит способна убить бессмертного.

Он приземлился на вертолётной площадке башни Михашира. И, оказавшись на твёрдой поверхности, Акигуя на трясущихся ногах сделала шаг и тут же рухнула, издав тяжёлый вздох. Её била крупная дрожь. Акигуя задыхалась, со лба градинами катился пот, к горлу подступала тошнота. Амата безучастно смотрел на неё. Когда она переборола себя, справилась с ужасом и шоком, он подал ей руку.

— Переоденемся. Это место с недавних пор принадлежит не мне.

— Да кто ты... такой?

— Поехавший, сраный психопат и пидор. Выбери что-нибудь из тех прозвищ, которыми меня наградила.

Акигуя ударила его по руке и с трудом поднялась на ноги самостоятельно. Его крылья исчезли, свет ауры побледнел и рассеялся, и теперь перед Акигуей было не сверхъестественное существо, а обыкновенный человек в лохмотьях. Она вперила в него взгляд, требуя объяснений, с которыми Амата точно не собирался спешить.

— Пошли, если хочешь, наконец-то, избавиться от кошмаров.

Он махнул рукой, жестом приказав Акигуе следовать за ним. И она последовала. Без раздражения, без упрямства, без грубости. Впервые в жизни из снедающего её любопытства проглотила обиду на мужчин.

Все мужчины её бросали. Первым был папа, оставивший Акигую, маму и маленького Озоре. Потом подрос сам Озоре. До него Акигую мужчины оставляли, предпочитая более доступных женщин, после него её оставили, потому что не могли понять всей её боли. Когда Озоре пропал, Акигуя запретила себе испытывать счастье. Но и больше боли она тоже не могла выносить. Поэтому на отношения у неё стояло жесточайшее табу, сквозь которое не мог пробиться ни один, даже самый упёртый мужчина.

Она дожидалась Амату в женской раздевалке, переодеваясь в грубую форму золотого клана. Перед глазами стояла высота и крохотный город под ногами. Акигуя в жизни не боялась высоты, но, оказавшись высоко в воздухе, в руках у едва знакомого человека, она мысленным взором видела расплывчатое, страшное, нехорошее лицо. Лицо Озоре в приступе безумия. Лицо самой смерти.

Она дёрнулась, когда Амата, чистый и переодетый, небрежно толкнул дверь в женскую раздевалку.

— Готова? Отлично.

— Ты... — она стиснула зубы. — Может, уже хоть что-нибудь объяснишь?!

— Я буду объяснять столько, что ты станешь молить богов, чтобы я заткнулся, — он надел маску кролика на лицо. — Медицинское образование есть?

— ...я судмедэксперт.

— Рад за тебя. А образование есть?

У Акигуи не было сил отвечать на его шутку. Она надела маску и отправилась следом за парнем.

Ведя её за собой по Михашире, Амата терпеливо и доступным языком рассказал ей о существовании королей. Акигую пробрал озноб. Второй раз за день рядом с этим человеком к ней вернулись мысли об Озоре. Стал ли её младший брат таким же, сверхъестественным королём? Но в чём тогда заключалась его сила? Сила, чтобы сойти с ума и наброситься на близких? Акигуя тряхнула головой. Нет. Тогда перед ней точно был не король.

— Чтобы тебе было понятно, почему я от тебя не отстаю, — Амата повернулся к ней лицом. — Ты солнечная лилит. В твоих силах убить меня без последствий.

— Как ты это понял? — у Акигуи пухла голова. — Ты меня знаешь меньше часа.

— На тебя не действуют мои силы, — он перевёл взгляд на окно. — Да и сама ты — человек, испорченный медицинским образованием.

Акигуя вздохнула.

— Что, ненавидишь врачей, потому что акушер, достав из матери, допинал тебя до кроватки?

— Возможно, — он пожал плечами. — Может быть, именно поэтому меня привлекают женщины в белых халатах.

Акигуя закатила глаза.

— Яйца свои ко мне не подкатывай!

— Подкачу. И что ты мне сделаешь?

Он не стал дожидаться ответа. Просто продолжил свой невероятно длинный монолог о роли королев в жизнях королей. Акигуя, слушая его, невольно задумалась над заданным вопросом. Действительно, что бы она ему сделала? Человеку, которому было плевать как на падение с огромной высоты, так и на весь существующий мир. Он обронил, будто бы случайно, что долгое время изучал королей, их источник силы, способности. Он учёный. Нестандартный, своеобразный, безумный, но всё-таки учёный. А значит, не от мира сего. Все его мысли направлены на объект изучения, так что неудивительно, что он не реагировал на выпады Акигуи.

Безумный... безумие Озоре было не таким. Амата полон идей и теорий, ради воплощения и доказательства которых, Акигуя это чувствовала, шёл на немалые жертвы. Озоре же принёс себя в жертву своему безумию. Всего и без остатка. И вместо человека осталась от него уродливая рыба-капля.

— Ответь, — прервался Амата. — Смерть — худшее, что может случиться с человеком?

— Если ты так думаешь, то ты имбецил.

— Подробнее.

— Есть вещи хуже смерти, — она пожала плечами. — Неизлечимые болезни, увечья, инвалидность... если ты веришь в образы благочестивых неизлечимо больных или в инвалидов без тяжёлой депрессии, то...

— ...я идиот? — он потёр губы, хмыкнув. — Нет, не верю. В своей работе я наблюдал за целым спектром человеческих эмоций. Самым позитивным моим подопытным был труп.

Акигуя невольно хохотнула. После бессонной ночи и случившихся потрясений она была близка к истерике.

— Несмешно, — произнёс Амата, и Акигуя зажала руками рот, давясь от смеха.

Когда она успокоилась, он продолжил свой рассказ, приведя Акигую в палаты с дегрессорами.

— Собственно, поэтому я не собираюсь лишаться сил безопасным путём, — он указующе кивнул в сторону людей в белых больничных халатах. — Это чревато последствиями.

Не нужно обладать специальным образованием, чтобы догадаться, что эти люди просто не способны жить в нормальном человеческом обществе. Часть из них пребывала в вегетативном состоянии, часть лишилась органов чувств, часть была парализована. Акигуя вздохнула, глядя на них. Она не испытывала ни сочувствия, ни естественного страха перед больным, ни печали. Лишь чёрную злобу. Их инвалидность была вызвана злой волей одного-единственного учёного, который стоял перед ними с равнодушно спокойным лицом и боялся разделить их участь. Озоре тоже был в какой-то степени инвалидом, и если его безумие вызвал этот человек...

... то что? Акигуя убила бы его? Он хочет этого, ждёт этого, для этого он сюда и привёл свою лилит, чтобы спровоцировать её на убийство. Он умрёт, а что будет с Акигуей? Тюремное заключение и бесконечные ночные кошмары из-за одного эгоистичного ублюдка? Пусть страдает. Страдает вместе со всеми, кого принёс в жертву для своих экспериментов.

— И для чего всё это?

— Тебя это волновать не должно, — Амата потёр губы. — Когда ты работаешь с изуродованным трупом, то тоже ищешь причины, по которым убийца совершил преступление?

— Мотив преступлений прорабатывает и проверяет уголовный розыск.

— Ну вот, — он хмыкнул. — Какие бы мотивы мной ни двигали, факт остаётся фактом — я совершил преступление и сделал это осознанно, с холодным расчётом. Серийного маньяка следует судить по всей строгости закона.

— Судить, — Акигуя скосила на него взгляд. — Это не в моих полномочиях. Кто я, по-твоему, чтобы осуждать человека на смерть? Бог?

— Бога нет. А в твоём существовании я убеждён, — он помедлил. — Хотя, кто знает... может, я всё-таки слишком сильно ударился головой.

— Ты это сделал ещё при рождении.

— Если у тебя есть доказательства этого случая, то, пожалуйста — на стол, в полиэтиленовых пакетах, потому что иди нахуй.

Он безмятежно улыбался, глядя на скрытое под маской лицо Акигуи. Он раздражал. Раздражал, знал это и прилагал усилия, чтобы вывести собеседника на эмоции. Эмоциональный вампир. За недостатком своих эмоций подпитывается эмоциями окружающих и за их счёт способен нормально жить в обществе. Акигуя сжала зубы. Осознанно или нет, но этот мужчина тоже её использовал, пускай сейчас это и был незначительный пустяк. Акигуя разозлится и успокоится, но Амате нужно не это. Ему нужен скандал. Это приносит ему удовольствие, эйфорию, выбрасывает в кровь адреналин. Да и убить его будет проще, если как следует взбеситься.

— Что ещё? — Акигуя закрыла глаза, веля себе успокоиться. — Если это всё, чем ты занимался, то ты неудачник. У каждого хорошего доктора за спиной...

— ...личное кладбище. На моём кладбище трупы оживают. Как тебе такое?

Акигуя долго вглядывалась в его натянутую улыбку, пытаясь понять, врёт он или нет. В другой ситуации она назвала бы парня психопатом с богатой фантазией. В ситуации, когда у него не выросли бы крылья за спиной, и когда бы он не перенёс её меньше чем за десять минут с окраины Шидзуме в центр. До этого случая Акигуя не верила в сверхъестественное, после — готова была поверить даже в существование туалетного призрака.

— Это метафора?

— Ты сомневаешься во мне? — Амата потёр губы. Не выдержав, Акигуя всё-таки протянула ему пачку сигарет. — Vielen dank, — он всунул сигарету в рот, огонёк сам вспыхнул на кончике бумажного цилиндра. Амата с наслаждением затянулся. — Я действительно вернул к жизни умерших... надеюсь, они не выползли из подвала после того, как я устроил погром в своей резиденции.

— То есть, — Акигуя прервала его рассуждения. — Ты преступил даже законы самой природы.

— Ну да.

— Это был не вопрос.

— Тогда это был не ответ.

Он отправился дальше, посвящая Акигую в те тайны, о которых обыкновенному человеку знать было запрещено. Короли, королевы, Сланец, сила, Дамокловы Мечи... и бесконечные эксперименты! Эксперименты Расу Аматы, в которых не было места ни состраданию, ни милосердию.

— Серьёзно? — Акигуя нахмурилась. — Ты проводил свои эксперименты на людях? А как же лабораторные крысы?..

— Крысы — для лохов, люди — для пацанов.

— Как такой дебил стал учёным?

— Как и все учёные — через постель.

— Твоим шуткам вообще нет конца?!

— Конец есть только у мужика, жизни и отрезка. Всё остальное имеет окончание.

Акигуя закатила глаза и решила не продолжать спор. Это бессмысленно. К тому же, эти его постоянные шутки красноречиво говорили об одной черте характера.

— Что ты скрываешь? — она прищурила взгляд, вглядываясь в глаза Аматы. Янтарные, спокойные и какие-то тусклые, неживые, лишённые света.

— В каком смысле? — он наклонил голову набок, маска наклонилась вместе с головой. Вылитый заяц. Большой и упёртый солнечный зайчик.

— Ты без конца меня провоцируешь, — она упёрлась руками в бока. — На серьёзные темы отвечаешь шутками, выставляешь себя только в негативном свете. И думаешь, я поверю, что ты здесь устроил концлагерь? Ты сам создал вакцину от способностей. Если бы ты приносил только вред, тебя бы быстро убрали, и тут не помогла бы никакая сила.

Амата не ответил.

— Дегрессоры — твои первые и неудачные опыты по лишению сил. Их внутренние органы служат почвой для дальнейших исследований.

Акигуя не дождалась ответа.

— Что ты скрываешь? Ты хотел, чтобы тебя судили. Но вся твоя речь больше напоминает отсроченное самоубийство.

Амата моргнул, без каких-либо эмоций глядя на Акигую.

— Слушай, — она вздохнула. — Я не знаю, что ты совершил в прошлом. И обвинять тебя в твоих грехах не буду. Ты искупишь их своей дальнейшей жизнью.

— Не лезь, — тихо, почти неслышно произнёс он.

— Что?

— Не лезь ко мне в душу.

Он опустил взгляд, потом вновь посмотрел на лицо Акигуи и круто повернулся на пятках к ней спиной. Стал серьёзным. Значит, всё-таки не такая уж и совершенная та броня, с которой он ходит по этому миру. Акигуя невесело хмыкнула. Она не хотела вдаваться в чьи-либо проблемы, тем более, в проблемы постороннего мужчины. Не хотела, но...

...но одного мужчину она уже погубила своим безразличием.

— Амата, — она пошла следом. — Ты хотел, чтобы я тебя судила. Что нужно сделать для оправдательного приговора?

— Его не будет, — ответил он, не оборачиваясь. — Либо ты меня убиваешь, либо я уничтожу город.

— Лжец.

— Да, лжец, — он остановился у помещения на верхнем этаже. — Допустим, ты решишь оставить меня в живых. Я буду честен с тобой и скажу, что это возможно. Что дальше?

— Дальше? Жить!

— Я уже долго живу. Что дальше?

— Не знаю. Но и сидеть в тюрьме из-за тебя не хочу.

— Тебе это не грозит, — он снова потёр губы.

— Хорошо. Но, — она мгновение помедлила, — подумал ли ты, как я себя буду чувствовать после убийства?

— Ты судмедэксперт. Видела вещи и пострашнее.

— Видела, но не я была их причиной.

— Значит так, — продолжил он, встретившись взглядом с Акигуей. — Мне плевать на твоё эмоциональное состояние, тебе плевать на меня и мою жизнь. Ты в курсе дел, в курсе, для чего тебя избрал Сланец. Поэтому действуй. И спасать себя я не позволю.

Стиснув зубы, Акигуя замахнулась и отвесила Амате звонкую пощёчину. Маска слетела, длинные волосы упали на лицо, во взгляде впервые отразилось что-то похожее на эмоции. Его щека покраснела, на ней отпечатался яркий след ладони.

Она вздрогнула. От прикосновения к Амате её обдало холодом. Не потому что тело Аматы было ледяным, а потому что история повторялась. Злоба. Та самая злоба, которая захлестнула Акигую четыре года назад, вернулась, вновь захватила её сознание, вновь была голодна до людских жизней. Почему она так злилась? Что конкретно ей сделал Амата? Ничего. Он просто был мужчиной. От природы сильным, стойким, свободным от общественного мнения. Он был тем, кому общество невольно оказывало больше доверия.

И тем, к кому общество никогда не выражало сочувствия.

Разве может мужчина проявлять эмоции? Может, если не боится, что его заклеймят тряпкой, маменькиным сынком, слабаком, нытиком. Это стереотипы, глупости, идиотизм, но они вдалбливаются в головы людей с детства, и с ними приходится считаться. К эмоциональным женщинам общество проявляет больше понимания, если, конечно же, самих женщин не смущали такие слова как истеричка, хабалка... И для Акигуи, выросшей в стереотипах, было сложно поверить, что её младший брат, этот малолетний глава семьи, которому всегда было уделено столько внимания и оказано столько любви, мог оказаться таким беспомощным. Акигуя всю жизнь старалась превзойти его, даже пыталась перебирать клавиши на этом чёртовом старом пианино, но с талантом Озоре она тягаться не могла. Его любили. Её — нет. И эта жажда любви продолжала выливаться в ненависть и отравлять другим людям жизнь.

И это было неправильно. Так нельзя. Её не любили, и в этом не было ничьей вины, кроме самой Акигуи. В этом не было вины отца, матери, Озоре... даже Аматы. Так вышло. И тащить на плечах груз обиды всю жизнь — жалкое зрелище. Акигуя тяжело вздохнула. Жалкая. Да. Именно такой она была, такой себя чувствовала, когда ранила людей, отчаянно нуждавшихся в помощи. Но что она могла сделать, чтобы помочь им?

Что угодно. Хотя бы перестать вечно зацикливаться на своих обидах.

Она подошла близко к Амате, и тот насторожился, сделал шаг назад. Она протянула руки, крепко сжала его в объятиях, закрыла глаза. Амата не реагировал. От него пахло мылом, стиральным порошком и её сигаретами, он был тёплым и неподвижным, его сердце билось спокойно и ровно.

— Тебя тоже кто-то любит, — проговорила Акигуя. — Почему ты так сильно хочешь покинуть тех, кому дорог?

Амата не ответил, не шелохнулся.

— Не ты один такой...

— М?

— Ты не так ужасен, Амата, — она опустила взгляд, чувствуя, как глаза в который раз обожгло слезами. — Не так... как я.

— Акигуя...

— Не спрашивай! — она зажмурилась, стиснув зубы. — Я... я так устала. День за днём. Никаких вестей. Ничего. Ни человека, ни тела. Он... ему нужна была я. А я дура! Я так перед ним виновата!

Она вцепилась в плечи Аматы, стиснула пальцами форму золотого клана. Слёз не было. Не шли. Закончились. Акигуя тяжело дышала, пытаясь справиться с очередным нервным срывом, но ничего поделать с собой не могла. Её трясло, руки похолодели, а внутри всё горело. Всё, кроме сердца. От него остались одни тлеющие угли.

— Вижу, — он опустил руки на плечи Акигуи, склонился, обнял её. — Ты, как и я, страшно устала от жизни.

Да! Да!!! ДА!!! — хотела выкрикнуть Акигуя, но из раскрытого рта сорвался только невнятный стон.

— Понял, — он устало улыбнулся, гладя волосы Акигуи, её плечи. — Понял, что оставлять тебя в одиночестве — плохая идея.

Она дышала глубоко и часто, пытаясь вернуться в спокойное состояние.

— Вот что, — произнёс он. — Мы с тобой живём, пока цел мой Дамоклов Меч. Не выживаем, а именно живём. Без правил, без порядков, без ограничений и без тормозов. Ты и я. Такие, какие есть. Без прошлого, настоящего и без будущего.

— Что?

— Рискуем, Акигуя, — он наклонил голову набок. — А, когда придёт время, решим, давать ли жизни второй шанс. Пошли. Моё время уходит, и я не собираюсь тратить его на работу.

Он сорвал с лица Акигуи маску и одним движением обратил аксессуар в угли и прах.

---

Примечания:

Ты, вот ты, которая не вступила в группу. Во-первых, держи леща.

Во-вторых, чуть больше об Акигуе и её связи с мифологией — https://vk.com/misternevermore?w=wall-162582584_340

— Прошу прощения, а где Расу-сан?

Акума Хоши, правая рука солнечного короля, отняла взгляд от ноутбука, чтобы взглянуть на человека, обращавшегося к ней. До этого момента она составляла подробный отчёт об инициации серой королевы Самуи Кири. Было непросто что-либо разглядеть в густом, поглощающем силы тумане, даже находясь в метре от короля и королевы. И всё же, одну вещь Хоши увидела так отчётливо, что её внутренности обдало холодом. Дамоклов Меч. Впервые в жизни Хоши увидела эту махину, состоящую из чистой энергии, настолько близко, и впервые на её глазах Меч упал. Упал, выбросил энергию от своего падения в Самуи Кири и вернулся на первоначальную высоту. И, наблюдая за этой сценой, Хоши хотела лишь одного: громко, нецензурно ругаться.

Судя по увиденному, Амата был прав в своих теориях, касавшихся королев. Королева — это аномалия, в которой определённая цветовая энергия бесконечно сжимается, аномалия искривляющая время и пространство вокруг короля. И этих аномалий как во вселенной, так и среди избранных Сланцем существовало несколько типов: сверхмассивные — лилиты, мёртвые звёзды — королевы, реликтовые — морфы... В последнее время король заинтересовался таким объектом, как Великий Аттрактор, и Хоши опасалась, что на основе этого межгалактического монстра появится ещё одна теория.

Но... чем больше теорий, тем интереснее путь к открытию.

Хоши моргнула, вглядываясь в тощую фигуру обращавшегося к ней человека. Он был высоким, очень худым, в белой улыбающейся маске с чёрным ртом. Там, где должны быть глаза, светилась энергия тусклым светом тлеющих углей. Хоши смотрела на него и не могла произнести ни слова. Она привыкла, что все друзья короля — люди пожилые, но этот, судя по голосу, был молод. Крылья носа Хоши дёрнулись. После того, как король сделал её регрессором, обоняние стало улавливать запахи, исходящие от людей со сверхъестественными способностями. Эти запахи были довольно приятными: от короля пахло персиками и апельсинами, от красного клана — клубникой и розами, от синих шёл запах послегрозовой свежести. Человек, стоявший перед ней, тоже источал запах. Запах тыквы, плотно смешавшийся с едва уловимым сладковатым запахом гниения.

— Вы... — Хоши нахмурилась, пытаясь справиться со смятением. — Вы кто?

— Тенгу.

— А... фамилия?

— А вам зачем? — он наклонил голову набок, пальцами придержав цилиндр на голове. — Хотите писать мне письма? Отправьте их по адресу: кладбище Янака, могилы одного из Масакаяма, я заберу.

Хоши дважды моргнула.

— Расу-сан ценил мой тонкий юмор.

— Расу-сан, — Хоши потёрла пальцами нос. От её кожи тоже шёл запах персиков и апельсинов. — Сейчас недоступен. Я не могу ему дозвониться.

— Гм, — Тенгу обернулся к стоявшим за его спиной людям. Двое. Мальчик, уронивший голову на грудь, и женщина, державшая у самого глаза красный стеклянный шарик. — Тогда, плохие новости, правая рука солнцекороля.

— Что вы имеете в виду?

— Что Расу далеко, — потусторонним, неестественно холодным голосом ответила женщина. — Так далеко, что ни дотянуться, ни позвать. Как бы близко он ни был, он не услышит слов.

Женщина тяжело вздохнула, перевела взгляд на Хоши, и девушку вновь пробрало холодом. Женщина была невероятно красивой, с тонкими чертами лица, длинными светлыми волосами, без малейшего изъяна в стройном теле. Вот только шёл от неё запах крови. Густой и ничем не разбавленный.

— Братик бронзовый проснулся, — женщина достала из кармана другой красный стеклянный шарик, поднесла его к глазу. — Он так расстроен. Может, обнимем его?

— Ага, — хохотнул Тенгу. — Мне тоже интересно, как я себя буду чувствовать, когда превращусь в аппетитные спагетти.

— Тенгу! — женщина кокетливо надула щёчки, оторвав взгляд от шарика. — Ты гадкий!

— Съешь меня с кетчупом?

— А ты будешь греть меня изнутри своим теплом?

— Естественно.

Женщина лучисто улыбнулась, и от этого стала только красивее. Умиляясь, она крепко обняла мальчика, свесившего голову на грудь. Его тело дёрнулось как-то неестественно, странно, будто бы было за суставы прикреплено к невидимой руке гигантского кукловода. Женщина сжала его, словно тряпичную куклу, и Хоши показалось, будто бы она переломала каждую косточку в его тощем теле. Она закружила безвольного мальчишку в вальсе, громко стуча каблуками туфель по полу, и таким образом удалилась. Тенгу, отсалютовав на прощание Хоши, двинулся следом за своими подопечными.

Хоши долго смотрела им в след, пока не задала единственный логичный, пришедший ей на ум вопрос:

— Что это, блять, было?

* * *

После того, как Юкико произнесла незнакомое ей имя, в комнате воцарилось глубокое молчание. Микото изменился в лице, помрачнел, Джин глубоко задумался, прижав указательный палец к нижней губе. Она встретилась взглядом с Озоре. Он в ответ пожал плечами.

— Что-то не так? — спросил Озоре.

— Фушими Сарухико — тот человек, который хотел бы стать каким угодно королём, но только не красным, — улыбнулся Джин. — Не в обиду, Суо.

— Он ушёл из Хомры в Скипетр, — Микото закурил, затянулся, выдохнул дым. — Я не зол на него, и всё-таки... почему именно он?

Юкико взглянула на Хикари. Мальчишка склонил голову набок, но не сказал ни слова. Похоже, он сам и не знал ответа на этот вопрос, хотя и был одним целым с Ями.

— Что насчёт новых королев, Хикари? — спросила Юкико.

— Видят сны, — он сжал ладонь Юкико. — Мы же пойдём к ним в гости?

— А у нас есть выбор?

Лицо Хикари просияло улыбкой. Юкико тяжело вздохнула. Может быть, если бы другие короли видели Хикари, его ясные глаза и искреннюю улыбку, возможно, их настроение было бы не таким уж и мрачным. Ему не было дела до отношений между людьми, до конфликтов между кланами, до тех проблем, что могла принести с собой сила. Впрочем, это не совсем верно. Ями было плевать на проблемы, связанные с силой, Хикари же решал их, упорно создавая новых королев и связывая их жизни с жизнями королей.

Юкико перевела взгляд на Микото. Жалела ли она, что стала красной королевой? Нет. До встречи с Микото она и представить не могла, что ей будет настолько хорошо с человеком, который совершенно не соответствовал её требованиям и ожиданиям. Может быть, и другие королевы найдут общий язык со своими королями? Было бы отлично. Может быть, гармоничные отношения с хорошей девушкой смогли бы успокоить даже такого буйного короля, как Генджи.

Думая об этом, Юкико подошла к Микото, и, опустившись за его спиной на колени, крепко обняла его.

— Ты чего раскис? — негромко произнесла она. — Тотсука остался Тотсукой, какой бы цвет он ни принял.

— Я уже говорил, что ты ведьма, Ёсикава? — произнёс Микото после недолгого молчания.

— Каждый день.

— Я тебя люблю, — он опустил голову на плечо Юкико. — Но если ещё раз сглазишь моих парней...

— Микото.

— ...отшлёпаю.

Лицо Юкико мгновенно стало пунцовым и она поспешила спрятать его за затылком парня. Микото же нисколько не смущали ни собственные слова, ни факты из их интимной жизни. Он скосил взгляд на притихших Джина и Озоре. Джин засиял счастливой улыбкой, и на его бледных щеках проступил заметный румянец; Озоре сидел, хмуро глядя в пол, и его лицо приобрело ярко-красный оттенок.

— Любовь прекрасна, — воскликнул Джин.

— Совсем стыд потеряли! — прорычал Озоре.

— Не переживай, Токетсу-сан, — проговорил Джин. — Однажды ты тоже обязательно отшлёпаешь свою королеву!

Озоре побагровел.

— Хикари-сан, — произнёс Джин, глядя в пустоту комнаты, полагая, что Хикари находился именно там. — Моё одинокое сердце примет любую спутницу жизни. Но если у моей спутницы будет, за что подержаться..!

— Хикари — ребёнок! — прорычал Озоре, громко стукнув кулаком по столу. Джин подпрыгнул. — Ему рано знать о таких вещах!

— А я разве сказал что-то, что может травмировать ребёнка? — парировал Джин. — Уверен, от Суо он наслушался ещё больше скабрезностей, правда, Ёсикава-сан?

— А ты не прикрывайся другими людьми, — не унимался Озоре. — Чьё-то дурное поведение не даёт тебе права вести себя так же. Особенно рядом с женщиной и ребёнком!

Джин на мгновение замер, Микото хмыкнул.

— Знаешь, — произнёс Микото. — Теперь я точно уверен, что к тебе приложил руку Ичиген.

Озоре нахмурился, ожидая подвоха от Микото.

— Он тоже пытался тебя учить? — тихо произнесла Юкико.

— Не меня, — он хмыкнул. — Синих. Как видишь, мало что вышло.

— А ты... учил кого-нибудь?

— Даже не намекай.

— Но, Микото...

— Я не собираюсь учить Сарухико быть королём. Точка.

— Но... — она моргнула. Микото шевельнулся, когда почувствовал, как её ресницы щекочут кожу. — Ты же сам сказал, что Кагу нетерпим к другим красным королям.

— И что?

— Если он узнает, что появился ещё один красный король, он точно захочет испытать его, — Юкико вздохнула. — Не притворяйся, что не подумал об этом.

— Об этом я не думаю изо всех сил.

— Спасибо за беспокойство, Ёсикава-сан, — улыбнулся Джин. — Вы состоите в чужом клане, однако проявляете беспокойство и о людях даже под начальством такого неприятного человека, как Мунаката. Уверен, он бы тоже поблагодарил вас.

— Для этого ему бы пришлось поднять задницу с кресла, — ответил Микото.

— Тоже верно, — Джин безмятежно улыбался. — Но мне нравится предложение Ёсикавы-сан. Что скажешь, Суо? Ты помогаешь Фушими освоить силы, а я научу Тотсуку, как не сломать холодильник, когда тянешься за пивом.

— Какой же ты мерзкий, Хабари, — произнёс Озоре.

— Я тоже человек, и ничто человеческое мне не чуждо, — он улыбнулся. — Да и для тебя найдётся задание в этом деле.

— ...чего? — Озоре поднялся с пола. — Пас! Не хочу, чтобы меня завалил новичок, не способный контролировать способности!

— Прошлой ночью ты вывел из строя двух очень сильных королей, — не сдавался Джин. — Даже не вздумай отнекиваться.

— Я уже это сделал, — огрызнулся Озоре. — Моя смена закончена! Прошу меня извинить, красные, — он поднялся с пола. — А с тобой... ещё увидимся.

Последнее было адресовано Джину, и для Юкико это было больше похоже на угрозу. Однако синий король нисколько не смутился и безмятежная улыбка не исчезла с его лица. Юкико выпустила Микото из объятий, поднялась с пола.

— Нам, наверное, тоже пора...

— Не хочешь пройтись по территории синюшных? — Микото незаметно подмигнул ей, и в сердце Юкико зародилось крайне нехорошее предчувствие.

— Вообще-то, это запрещено, — Джин постучал пальцами по столу. — Но у нас деловое соглашение. Да и вы — мои гости... Ладно. Нарвётесь на Мунакату — оскорбите его пообиднее. Я должен сохранять перед ним лицо, а вот вам можно не сдерживаться в чувствах.

Микото хмыкнул, ничего не ответив. Они вышли из комнаты отдыха, и, как только дверь за Юкико закрылась, Микото произнёс:

— Хикари, — он поднял взгляд к потолку. — Сходи, погуляй до следующей королевы.

Хикари пожал плечами и бодрой походкой зашагал прямиком к выходу. Юкико наблюдала за ним. Хикари запросто мог проходить сквозь стены, но, похоже, взаимодействовать с материальным миром ему нравилось куда больше. Нравилось чувствовать себя реальным. И это отражалось даже в мелочах, начиная от употребления пищи, заканчивая простой прогулкой по территории Скипетра.

— Ушёл?

— Ага.

Услышав ответ, Микото приблизился, опустил руки на её талию.

— Где хочешь гулять? — негромко проговорил он. — В библиотеке, кабинете Мунакаты или прямо здесь, на полу?

— Микото! — Юкико перестала дышать от стыда и возмущения. — Ты с ума сошёл?!

Она попыталась отстраниться, но Микото только ближе привлёк её к себе, стиснул в объятиях, поцеловал, несмотря на всё её сопротивление. Она пикнула, ударила его по груди, но эффекта это не возымело. Он прервал поцелуй только когда Юкико перестала сопротивляться.

— Нет! — с трудом выдохнула она. — Прекрати! Это неприлично!

— Почему же? Хабари сам сказал нам не сдерживаться в чувствах.

— Он не это имел в виду!

— А я именно так его понял.

— Неправильно понял!

— Чем дольше ты упираешься, — улыбнулся он. — Тем выше шанс, что нас спалят.

Юкико сжала губы в линию, ненавидя Микото за эту расслабленную, полную похоти улыбку, за игривый блеск в глазах и за пришедшую ему в голову идею. Он уже настроился, и, что ещё сильнее выводило Юкико из себя — в плане секса он не прислушивался к её мнению. Он знал, что ему будет не так уж и сложно соблазнить её даже на такую безумную затею. И, словно прочитав её мысли, он выпустил Юкико из объятий, сжал её руку и повёл по коридору мимо запертых дверей.

— Микото, — выдохнула она, когда он небрежно толкнул одну из дверей.

— Не шуми.

— Ты же опять... без защиты.

— Без неё ощущения острее.

Кабинет был разделён на две части. В одной располагалось всё необходимое для проведения чайной церемонии, в другой — рабочая область определённо важной фигуры в Скипетре. На дорогом деревянном столе, среди бумаг и папок с документами лежали паззлы. И именно на этот стол, игнорируя диван, кресла и прочую мебель, Микото усадил Юкико. Она шумно выдохнула, когда он впился поцелуем в её шею.

— Мне же придётся, — она сглотнула. — Пить противозачаточные.

— И?

— От них толстеют! И будет у меня, — она дрогнула, когда пальцы Микото скользнули к её промежности. — Жопа, как трамвай.

Он засмеялся, прижавшись к ней.

— Значит, — прошептал Микото, прильнув к её губам. — Каждый день у тебя будут "тренировки".

К Юкико вернулось чувство реальности происходящего только после того, как Микото вошёл в неё. И в этот момент ей стало одновременно стыдно и страшно. И от этих чувств жар внизу живота становился только сильнее. С каждым резким толчком Микото сильнее вжимал её в стол, устраивал на чьём-то рабочем месте всё больший погром, и заставлял тело Юкико дрожать. Он целовал её, и всё это время смотрел ей в глаза, и от его глаз было ни спрятаться, ни скрыться. Юкико боялась устроить в чужом кабинете настоящий бардак, боялась, что Микото сожжёт здесь всё, что только может гореть, и шумно простонала, услышав шаги за дверью. Паника смешалась с удовольствием, стыд с желанием. Она прижалась к Микото, вцепилась пальцами в его спину, и, уткнувшись ему в плечо, глухо простонала. Экстаз, волной жара разлившийся по телу, был гораздо сильнее, чем прошлой ночью. С каждым толчком она содрогалась всем телом, глуша стоны, уткнувшись в плечо Микото.

Когда всё закончилось, он целовал Юкико, обнимал, нежно гладил тёплыми ладонями её спину и плечи, пробирался под одежду.

— Микото, — её голос звучал слабо, бессильно. — Пойдём. Нас же увидят.

— Пусть видят.

— ...будет стыдно.

— Пусть будет.

Она не стала спорить. Вскоре Микото опустил её на пол, и Юкико, оправив на себе одежду, обняла его за руку. Тело ощущало усталость, жар от прикосновений, оно стало непослушным, вялым, но тёплым, полным эйфории, восторга. Оно ещё не привыкло к страсти, к проявлению любви, к мужской ласке. Не привыкло, но ему до мурашек нравилось каждое прикосновение Микото.

И, когда они вышли из главного здания Скипетра, Юкико с облегчением засмеялась. Микото закурил, не сдержав улыбки.

— Мы идиоты, — вздохнула она. — Мы ведь даже не прибрались!

— Ну и что? — хмыкнул он. — Мунаката должен быть нам благодарен. Ближе к сексу он уже никогда не будет.

— Так это кабинет синего короля? — она вздохнула. — Ты не мог выбрать что-нибудь поскромнее?

— Зачем? Да и ты не возражала.

— У меня был выбор?

— Нет.

Юкико вздохнула, желая поскорее исчезнуть с территории Скипетра. Она была здесь, в резиденции синего короля, всего дважды, и оба раза спешила уйти, оба раза — из-за Микото. В следующий раз появляться на территории синего клана ей точно не захочется. Во-первых, ей здесь делать нечего, во-вторых, ей будет стыдно смотреть в глаза как всему клану, так и их королю. Возбуждение прошло, уступив место реальности, и Юкико теперь было неловко даже связываться со Скипетром 4.

— Чем ближе свет, тем больше тень.

У ворот, держа в руках бархатный зонтик, стояла женщина. Она улыбнулась, глядя на Юкико и Микото — её странные слова были адресованы им. Женщина была одета в длинное чёрное платье с кружевными рукавами, носила бархотку со звездой, в которой манящим светом поблёскивали сапфиры. Юкико встретилась с ней взглядом. Женщина сделала шаг навстречу и правой рукой изобразила воинское приветствие.

— Ты кто? — спросил Микото.

— Мы не знакомы, — она вздохнула. Юкико уловила в её речи грубоватый акцент. Немецкий. — Но мне о вас написал мой давний друг. Может быть, вы слышали имя Расу Аматы?

— Учёный, — отреагировал Микото.

— Написал? — моргнула Юкико.

— Он... так обрадовался, когда появилась первая королева, — женщина закрыла глаза, улыбаясь. — Что даже написал мне письмо после семидесяти лет молчания. Знаете... столько времени прошло, а я и подумать не могла, что буду так рада за другого человека. Наверное, я просто люблю его, — она засмеялась, пытаясь скрыть смущение. — Ох, простите, пожалуйста. Вам ни к чему слушать душеизлияния старой женщины.

— ...Клаудия?

— Ja, Ich heiße Klaudia, — она низко поклонилась, вспомнив, что находится в чужой стране. — Не думала, что моё известно... Амата рассказывал обо мне?

— В дневнике, — ответил Микото.

— Ох, — её лицо зарделось. — Дневник, который он вёл в Германии... Адди пытался его прочитать, но там всё на японском. Он думал, что в дневнике есть интимные подробности личной жизни Аматы, и поэтому засел учить язык. Да и я вместе с ним.

Она тряхнула головой.

— Простите! Мой клан уже слышал эту историю миллионы раз, и мне каждый год необходимы свежие уши!

— Тяжело быть бессмертным, — Микото закурил.

— Астрономия стала для меня отдушиной, — она порылась в сумочке, достала пластиковые визитки и протянула их Юкико и Микото. Обсерватория "Метузела". — Астрономия и поиск внеземных объектов типа "Сланец".

— Внеземной... Сланец? — Юкико вскинула брови.

— Да, — Клаудия кивнула. — Смелая теория, не правда ли? И я горжусь, что она принадлежит не Амате, а мне. Только представьте: у нашего Сланца могут быть сотни, даже тысячи братьев и сестёр, впитавших в себя первичный хаос, из которого появилась наша Вселенная. Осталось только найти их и предоставить наш уютный, пригодный для жизни дом.

— И... сколько королей от этого возникнет?

— А будут ли это короли? — Клаудия подмигнула. — Вдруг мы столкнёмся с президентами?

Клаудия захихикала. Микото не оценил шутки, у Юкико же от такого юмора разболелась голова.

— Амата велел мне держаться поближе к красным, — Клаудия на мгновение опустила взгляд. — Я думала, что он тоже будет здесь, но... видимо, он всё ещё одержим работой.

— Насколько поближе? — сорвалось с языка у Микото.

— Настолько, чтобы иметь возможность наблюдать, составлять отчёты, фиксировать изменения. И чтобы спастись самой, когда мой Дамоклов Меч решит рухнуть.

— А ты хочешь спастись? — Микото хмыкнул. — Зачем?

— Микото!

— Всё в порядке, — она крепче сжала рукоять зонтика. — Я думала... когда живёшь вечно, то о времени не приходится беспокоиться. Но так вышло, что на самое главное в жизни времени никогда и не было.

— Хах, — издал смешок Микото. — Стать мамашей в девяносто лет...

Юкико легонько стукнула его по груди.

— Не вижу в этом ничего предосудительного, — хихикнула Клаудия, на её лице вновь проступил яркий румянец. — Нам с Аматой будет тяжело подстроиться под молодое поколение, но... мы справимся. Ведь мы будем друг у друга.

Юкико встретилась взглядом с Микото. Та откровенность, с которой общалась Клаудия с двумя совершенно незнакомыми людьми, говорила о двух вещах. Во-первых, это действительно старый человек, который не видит смысла стесняться, скрывать свои мысли и чувства или же бояться искренности. Клаудия слишком долго жила, чтобы позволять себе бояться. Во-вторых, скорее всего, Клаудия долгое время провела либо в изоляции, либо в сложившемся, устоявшемся обществе, из-за чего совершенно забыла, как общаться с незнакомыми людьми. И последнее для учёного человека не такая уж и редкость, особенно если он полностью поглощён работой.

Юкико сжала губы в линию, глядя на неё. Клаудия была полна надежд на семью и совместное бесконечное будущее с Аматой. После перерыва в семьдесят лет. Юкико вздохнула. Эта женщина мыслила почти как Генджи, вот только Генджи, несмотря на свои вовсе не гениальные мозги, оказался расторопнее. Между семьюдесятью и восемью годами всё-таки есть разница.

— Если ты вдруг захочешь детей, — произнёс Микото, переведя взгляд на Юкико. — Я знаю, кого буду жечь целую вечность.

— Дурак, — вздохнула она. — Если я их захочу, то точно ничего тебе не скажу.

— Мне ты скажешь в первую очередь, — ответил он.

Юкико смотрела в его глаза пару мгновений, ровно до того момента, пока Микото не приблизился и не поцеловал её. Спор прекратился. Юкико не могла ничего ответить на такие весомые аргументы.

— Ф... ройляйн Вайсманн, — произнесла Юкико, вспомнив это обращение из дневников Аматы. Вышло неуклюже и из-за свойств японской речи звучало как "фуройряйн".

— Боже-боже, ко мне так не обращались добрую тысячу лет, — хихикнула она. — Пожалуйста, зови меня Клаудия.

— Клаудия, — Юкико наклонила голову. — Я ещё не знаю имени твоего... лилита.

— Ничего страшного, — ответила она. — Я подожду. И проведу ожидание с пользой, пристально изучая первую королеву. Ты не будешь против того, что я поселюсь у тебя?

Юкико опешила.

— Буду! Я живу в общежитии!

— Я тоже. И не займу много места.

— Тебя не пропустит комендант!

— В лучшие годы я могла убедить высшие чины СС в ценности своих антинаучных исследований. Как-нибудь справлюсь с одним пожилым человеком.

— Она не отстанет, — хмыкнул Микото. — Переезжай ко мне. У меня она не поместится, да и мы будем заниматься "тренировками" в любое время.

Лицо Юкико стало пунцовым.

— Мне надо доучиться, — тихо произнесла она.

— И обязательно выжить, — вздохнула Клаудия. — Чем ярче свет твоей звезды, красная, тем больше глаз смотрит на тебя. И не у всех глаза чисты.

— Будут пялиться — выбью, а потом сожгу.

— Микото...

— Слышь, — он потёр затылок, обращаясь к Клаудии. — Сейчас ты больше выглядишь, как городская сумасшедшая. Докажи, что ты озимое.

— Озимандия, — поправила Юкико.

— Ози, манда и я, — нахмурился Микото. — Король есть король! Доказывай!

Клаудия не обратила внимания на грубость. Она подняла палец в воздух и оставила в пустоте яркую светящуюся точку, увела руку в сторону и оставила ещё одну точку и ещё. Точки соединялись еле заметными линиями, образуя в прозрачном воздухе яркое маленькое созвездие. Когда она закончила, крохотные звёзды атаковали Микото, обдав его горячим ветром.

— Адди, Амата и я — Луна, Солнце и звёзды.

— Да, — Юкико пожала плечами. — Он писал что-то такое в дневнике. Про цвет... полуночно-чёрный.

— Почему звёзды не чёрные? — спросил Микото.

— Потому что чёрные у меня только галактики. Разве не очевидно?

— Нет.

Клаудия не стала продолжать спор. Амата вскользь описал её силы в своём дневнике, так что сомнений не оставалось — перед ними в самом деле стоял бессмертный полуночный король. И Клаудия действительно гордилась своим цветом: она носила мрачную одежду, драгоценности с исключительно тёмными камнями. Но выразительнее всего были глаза, в которых отразился цвет души Клаудии: темно-синие, с блеском живого ума, и какие-то странно печальные.

— За вами наблюдают много глаз, — проговорила Клаудия после недолгой паузы. — И чёрные глаза видят в вас выгоду. Чёрные глаза, чёрные мысли, чёрное сердце. И грязные деньги.

— Оохаси, — Микото прикурил.

— Кто это?

— Дружок Кагуцу, чёрный король, дилер, сутенёр, фальшивомонетчик... Может, и стаканы не на подстаканники ставит, кто его знает.

— Вот как. Кто ещё наблюдает за мной, Клаудия?

— Голубой король, — она улыбнулась. — Самый милый из всех.

Юкико задумалась. Зелёный король, Хисуи Нагаре, крайне негативно отзывался о неизвестном голубом короле. Никто не знал ни его имени, ни возраста, ни пола. Но было хорошо известно, что голубой король хорошо разбирался в программировании, мог добыть любую информацию и, если ему что-то не нравилось, оставлял на серверах недоброжелателей вирусы под названием lolkek.exe, mamkuebal.exe и tipidor.exe. Со Скипетром у него были особые отношения. Им он на все компьютеры отправлял сообщение: "Skipetr 4 sasat".

Юкико казалось, что голубому королю восемь лет. Но, познакомившись с дневниками Аматы, встретившись с Микото и Генджи, она убедилась, что мужчины взрослеют неохотно и с трудом. И первые сорок лет детства мужчины — самые сложные.

— Ты мысли читаешь? — спросил Микото.

— Вовсе нет. Звёзды видят всё, в том числе и ауры людей. Вот только... я так давно не видела солнца.

— А королев видишь? — спросила Юкико.

— Я вижу твою ауру, ауру синей... но вы уже стали королевами. Королев, не прошедших инициацию, я ещё не встречала.

Юкико вздохнула. Спихнуть на другого свою работу по поиску королев пока не представлялось возможным.

— Ладно, — вздохнула она. — Нужно купить футон. И еду. И коробку конфет старосте...

— Ах, — вздохнула Клаудия, улыбаясь. — Я так давно не была студенткой. Мне уже не терпится почувствовать себя молодой!

— Обидишь её, Вайсманн, — произнёс Микото, — Подожгу и тебя, и твоего драгоценного Амату.

— Я — учёный, — ответила Клаудия. — Я не могу позволить объекту изучения чувствовать себя обиженным.

В общежитие Юкико вернулась уже ближе к вечеру. Клаудия действительно смогла без каких-либо проблем уговорить коменданта пропустить её. Хикари встретил их ещё в торговом центре, и всё это время не отпускал руки Юкико. С Микото она рассталась неохотно, не сразу и только после того, как у неё очень сильно заболели губы.

— Значит, даже полуночный король не видит Хикари, — вздохнула Юкико.

— Полагаю, ты видишь его из-за других сил. Может быть, ты — стрейн?

— Была им, — она пожала плечами. — Я регрессор. Вот только... ничего не помню ни о своих силах, ни о том, как их забрали. Ну и ладно. Я рада, что родители решили меня вылечить, а не отправили в детдом.

— Не понимаю я таких родителей, — пожала плечами Клаудия. — Многим даже не нужен повод, чтобы бросить ребёнка. Они просто это делают…

Юкико пожала плечами. Не успела она поднести ключ к замочной скважине, как дверь сама собой открылась. Юкико перестала дышать и подняла взгляд на выглянувшего из-за двери человека.

На неё мрачным взглядом смотрел Ями.

---

Примечания:

Клаудия принадлежит к тому типу женщин, которые никогда не пишут первыми понравившимся парням.

Не будь Клаудией, сучечка, вырази симпатию ко мне (и персонажам) здесь — https://vk.com/album258298389_273627571

Хикари раскрыл рот, сделал шумный вздох и спрятался за спиной Юкико. Клаудия замерла, пристально вглядываясь в мрачную фигуру парня. Юкико сжала губы. Она ждала от Ями нападения, атаки, приказов не лезть, но этого не последовало. Он опустил взгляд, отвёл его в сторону, сжал тонкие губы в линию. На его скуле багровела ссадина.

— Кто это тебя так? — спросила Юкико, когда испуг прошёл.

— ...упал.

— Помочь?

— ...да.

Он нахмурил низкие брови. Просить о помощи было для него совершенно не свойственно, и, похоже, этим он занимался впервые.

— Это Амата, — ответил Хикари. — Я всё видел!

— Не видел!

— Видел-видел! Ты и я — одно целое!

— Я не желаю быть с тобой одним целым.

Хикари надулся, скрестил на груди руки, отвернулся, взмахнув полами плаща.

— Между прочим, я тоже не хочу быть частью тебя.

— Так, — вздохнула Юкико. — Не ссоримся в моей комнате. Ями, не стой на пороге.

— Ты создал короля, который лечит людей, — проворчал Хикари. — И не можешь вылечить сам себя.

— Это не физическая рана. Ты и сам это понял.

— А какая? — Юкико бросила сумку на свою кровать. — Неужели психологическая?

Ями помрачнел только больше. Кожа на его фарфоровом лице натянулась, и на ссадине набухли пунцовые кристаллы крови. Как и слёзы Хикари, кровь Ями не имела ничего общего с жидкостью. Это были кроваво-красные драгоценные камни, весело поблёскивавшие в свете вечернего солнца.

— То есть, — вздохнула Юкико. — Тебе от удара больно не физически, а морально. Ну надо же... вроде, злодей, а чувствуешь боль глубже доброй версии себя.

— Я не чувствую боль, — огрызнулся Ями.

— А я чувствую! Очень и очень глубоко! Глубже, чем он!

Ями скосил взгляд на Хикари, и Хикари, черпавший силы от злобы и ревности, ответил ему с не меньшей злобой. Юкико перевела взгляд на Клаудию, стоявшую в дверном проходе и внимательно наблюдавшую за происходящим. Обычно Юкико чувствовала себя сумасшедшей, когда общалась и взаимодействовала с Хикари, но сейчас сумасшедшей себя чувствовала одна из самых умных женщин на планете. Клаудия внимательно вглядывалась в то место, где стоял Хикари, и куда были направлены взгляды Ями и Юкико, но увидеть ничего не могла.

— Может, — вздохнула Клаудия. — Он состоит из тёмной материи, и потому его нельзя увидеть?..

— Он состоит из моей глупости, — ответил Ями.

— А ты состоишь из зла! И дружить с тобой точно никто не захочет!

— Хикари, — Юкико потёрла шею. — Есть хочешь?

— Он не чувствует го...

— Хочу!

— Тогда замолчи свой рот и поставь чайник. А я займусь раной.

Хикари энергично кивнул, и сам наполнил водой электрический чайник, сам включил его и стал терпеливо ждать, подпирая руками голову. Юкико взяла ватный диск и смочила его обычной водой. Раз рана Ями была психологического характера, значит бессмысленно обрабатывать её перекисью водорода, спиртом или йодом. У него ранено не тело, а душа. И душу нужно лечить теплом и заботой, которых у Юкико к Ями не было.

Он без конца создаёт королей. Он бредит своей мечтой всего человечества. Он способен превратить Шидзуме в руины. Ему плевать на жизни людей, на королей, на город — решительно на всё. Он довёл до комы Миву Ичигена и Мияту Мираи, он грозится добраться и до других королев, если те рискнут ему помешать. И это существо пришло за помощью к Юкико.

Думая об этом, Юкико жалела, что Амата вломил Ями недостаточно сильно. Впрочем, слепой агрессией тоже ничего не решить. Нет смысла злиться на того, кто не понимает причин злобы.

— Давай-ка остановим кровь, — произнесла она, подойдя к Ями. — Потерпи, если будет щипать, хорошо?

— ...да.

Он зажмурился, подставив Юкико раненную щёку. Всего лишь ссадина, подобные ранки заживают за пару дней, но для Ями, видимо, было в новинку чувствовать боль. К тому же, эту боль причинил ему человек, с которым ни Ями, ни Хикари не расставались, по меньшей мере, семьдесят лет. И, раз Ями действительно травмировал удар, значит ли это, что Расу Амата ему по-настоящему дорог?..

Юкико осторожно провела ваткой по ссадине. Ями с облегчением выдохнул, расслабился.

— Такой сильный, — усмехнулась Юкико. — А испугался царапинки.

Ями сжал губы в линию.

— Тебя обидела драка? Или расстроила?

— Я... был так зол, — он опустил голову. — Амата... смотрел на меня таким взглядом, когда падал...

— Падал? — включилась Клаудия. — Откуда?

— С неба. Он сам меня туда выманил.

— Тебе стыдно за свою злобу? — продолжала Юкико.

— Я... не знаю. Мне больно.

Юкико убрала руку.

— Не от тебя.

— Кровь остановилась, — она опустила взгляд на ватку, на которой алели самые красивые драгоценные камни из всех, что Юкико доводилось видеть. Кровь Ями, кровь самого Сланца. Интересно, сколько за них заплатят в ювелирном?..

— Спа... сибо.

— Можно взять на анализ? — Клаудия ткнула пальцем в ватку.

Юкико кивнула, и Клаудия, мурлыкая себе под нос Гимн Люфтваффе, забрала ватку и поместила её в герметичный пакет. Ями старался не смотреть на неё, как и Хикари. Судя по дневнику Аматы, Вайсманны отказались от дальнейшего исследования Сланца, а значит, покинули его. Ями и Хикари справедливо злились на них. Нет поступка более ужасного, чем предательство близкого, тем более такого доброго и наивного существа, только-только пришедшего в этот мир. Об этом говорил ещё Данте в своей Божественной комедии. Неужели Клаудия не читала этой книги?..

— Ями, — шепнула Юкико. — А ты есть будешь?

— Мне не нужна еда.

— Сегодня лапша быстрого приготовления. Пожирак. Она становится ещё вкуснее, если добавить в неё мяса, тёртого сыра, сырой яичный желток…

Юкико улыбнулась, по взгляду Ями увидев, как ему тяжело сопротивляться её предложению. Приняв человеческий облик, Ями и Хикари непроизвольно скопировали всё то, что свойственно обычному человеку, в том числе и органы чувств. Оба могли познавать мир через прикосновения, оба чувствовали запахи, всё слышали, всё видели и могли чувствовать вкус. Для них это довольно бесполезная способность, но безусловно роднящая их с человеческим видом. Осталось только выяснить, нет ли у Ями с Хикари пищевой аллергии.

Единственное, чего у студента всегда в достатке — это дешёвой, вредной, но при этом невероятно вкусной пищи. Конечно, в общежитии была столовая, куда Юкико могла прийти в любое время дня, но порой полезная пища ей надоедала, и она разбавляла её вредной. Сегодня был как раз такой случай. И, добавляя необходимые ингредиенты в горячую лапшу, Юкико невольно вернулась мыслями к Микото. Наверное, ему бы понравились её кулинарные изыски.

В комнате витали запахи специй и горячих сосисок. Хикари, порой забывая моргать, внимательно наблюдал за каждым действием Юкико. Ями, хмурясь и отводя взгляд, был занят тем же. Он был слишком горд, чтобы признать, насколько ему интересны подобные мелочи простой человеческой жизни, бредил слишком возвышенными целями, чтобы позволять себе быть человечным. И, рассуждая об этом, Юкико пришла к мысли, что Ями — ещё подросток. Мальчишка с неокрепшей психикой и нестабильным эмоциональным фоном.

Она поставила еду на котацу, принесла чай, в который добавила пару капель персикового сока. Ями смотрел на сидящих за низким столом людей, крепко сжав кулаки.

— Если хочешь, чтобы рана зажила — присоединяйся, — Юкико разлепила палочки.

— Как это мне поможет?

— Не знаю. Но и других идей у меня нет.

Он сдался. Сел на твёрдую подушку, и Хикари демонстративно отодвинул свою лапшу подальше от Ями. Клаудия, моргнув дважды, внимательно смотрела, как тарелка сама по себе двигается по блестящей поверхности котацу.

— Какое... уникальное явление.

— Я с ней не разговариваю, — буркнул Хикари, проткнув палочкой сырой яичный желток.

— Я тоже.

Ями неуклюже подцепил палочками кусочек сосиски, поднёс к носу, закрыл глаза, всунул в рот и проглотил.

— Горячо.

— ...подуй, — ответила Юкико. — И жуй хоть иногда.

Он нахмурился, его лицо стало пунцовым из-за постигшей его неудачи. И в то же время, такой мелочи было недостаточно, чтобы его сломить. Собрав в кулак всё своё мужество, Ями так сильно сосредоточился на процессе употребления пищи, что у него лбу проступил пот. Пот, как заметила Юкико, тоже состоял из драгоценных камней. Если быть точнее — из опалов. Ями дул осторожно, но до того сосредоточенно, что его аура приобрела розовый цвет. Он прожевал кусок, проглотил.

— Холодно.

— Не так активно дуй.

Ями учился, в то время как Хикари сидел с самодовольным выражением лица и поглощал лапшу, делая каждый свой жест размашистым, выразительным. Вскоре Ями приноровился.

— Вкусно! — он не сдержал возгласа, его бледные щёки зарделись.

— Ты ещё не пробовал чипсы, — усмехнулась Юкико. — И не был в МакДаке.

— Если подумать, то я тоже, — произнесла Клаудия.

Ями ускорился, и Хикари, не желая ни в чём ему уступать, тоже набросился на свой ужин, будто бы умирал от голода. Он победил только потому, что в какой-то момент Ями поперхнулся.

От раны на его щеке осталось только красное пятно.

— Есть ещё? — спросил он, пряча взгляд.

— Ещё получишь, если поговорим, — ответила Юкико.

Он наклонил голову набок, глядя в сторону. Клаудия, решив, что разговор будет не для её ушей, поспешила отправиться в магазин за вознаграждением для Ями.

— Пожалуйста, не сделай в моё отсутствие ничего грандиозного, — хихикнула она. — Амата не простит мне, если я проморгаю великое открытие.

Ями моргнул, когда дверь за Клаудией закрылась.

— Слушай, — вздохнула Юкико. — Необязательно создавать новых королей, когда ссоришься с батей.

— ...он первый начал.

— Тебе же тысячи лет. А оправдываешься, как ребёнок.

— Как ребёнок! — кивнул Хикари.

— До того, как появился первый красный король, я был спокойнее.

Юкико моргнула.

— Как это произошло? И когда?

— Восемь лет назад, — ответил Хикари, сжимая в руках чашку с чаем и персиковым соком.

— Его хотели убить, — Ями опустил взгляд. — И он... не хотел сопротивляться.

— Мне было так жаль его, — продолжил Хикари.

— Я долго наблюдал за ним, — продолжил Ями. — Как и за всеми королями. Амата долго и терпеливо освобождал моё сознание. Он приводил ко мне людей, я сосредотачивался на них через него, впитывал их знания, их чувства, мысли. К инициации Кагуцу Амата не имеет никакого отношения.

— Я пришёл к нему вместе с тобой, — Хикари поднял взгляд на Юкико.

— И через тебя смотрел на Кагуцу. Ты уже была частью меня. Я не понимал, почему ты отказалась от моих сил — сил стрейн. Я тебя терпеть не мог, как и всех отказавшихся.

— А я мог!

— Не мог! Ты тоже следил только за Кагуцу, как и я!

— Следил, но не знал, как ему помочь!

— А я знал. Силой, — Ями тоже взял кружку чая. — И... Кагуцу обрёл мои силы в тот момент, когда потерял надежду, когда смирился со смертью. Он умер, как человек, но возродился, как король. И его душа стала одним целым с моей душой.

Юкико слушала, опустив взгляд. На самом деле, что-то подобное она уже предполагала. Генджи пропал сразу после того, как стал королём. Никому ничего не сказав, не оставив записки, не инсценировав самоубийства. Исчез. Не потому что боялся кого-либо ранить своими способностями, а потому что чувствовал, что был никому не нужен.

— Микото тоже говорил, что его пытались убить, — Юкико подняла взгляд на Ями. — Получается... ты спасал жизни всем королям.

— Это было только началом пути.

— А что будет в конце, Ями? После того, как упадут Дамокловы Мечи.

Он наклонил голову набок.

— Разрушение рано или поздно остановится, — продолжала Юкико. — Пыль от взрыва уляжется. И никого не останется.

Ями открыл было рот, чтобы возразить, но так ничего и не ответил.

— Пустота, не так ли, Ями? Ни силы, ни короля. И даже его душа ускользнёт от тебя.

Он долго вглядывался в лицо Юкико, после чего сощурил взгляд.

— До тебя Хикари был моим отражением. Безвольной тенью моих сомнений. Теперь же он со мной спорит, — Ями скосил взгляд на Хикари, Хикари в ответ показал ему язык. — Знаешь, почему мы с ним не похожи? Он принял облик малолетнего Аматы. А я... не хотел быть похожим ни на одного из трёх озимандий.

— Они нас покинули, — пробурчал Хикари. — Сначала Вайсманны, потом и Амата. К нам пришёл золотой король и попытался нас сдержать.

— А... почему Амата ушёл? — Юкико наклонила голову. — Он же бредил теориями.

— Он устал, — Хикари опустил голову на стол. — И... ушёл из Михаширы сразу после смерти старшего брата. Я ещё не пробудился на тот момент, теория о королевах, в которую он так верил, не подтверждалась. Он ушёл, решив, что исчерпал себя.

— А потом стёр мне память о себе и большей части исследований, — нахмурился Ями.

— Он не знал, что у него это получится, — надулся Хикари. — Поэтому ослепил нас и ушёл.

— С тех пор прошло пять лет. Ну а дальше ты в курсе.

— Хреново, — тяжело вздохнула Юкико. — Когда взрослым плохо, в первую очередь страдают дети.

— Я не ребёнок.

— Хорошо бы, если так, — она пожала плечами. — Думаю, я поняла суть твоей мечты всего человечества.

— ...да?

— Человек хочет силы, это факт. Но по-настоящему в силе нуждаешься именно ты, Ями, — она сделала паузу, ожидая возражений, но их не последовало. — Ты... перерос себя. Ты рано понял, что такое предательство, что такое скорбь, страх, ненависть... Ты понял боль, Ями.

Он коснулся пальцами своей зажившей щеки.

— Нет, — улыбнулась Юкико. — Не здесь, — она указала на своё сердце. — А здесь.

Ями нахмурился, явно не понимая, к чему клонила Юкико. Хикари ткнул пальцем ему в область сердца.

— Опыты Аматы были бесчеловечны, — продолжила она. — И твоё пробуждение сопровождалось смертью, страданием, скорбью. Это неправильно. Но... если бы ты этого не увидел, в тебе бы никогда не зародилось сочувствия. Разве не так?

Ями опустил взгляд.

— Ты боишься, что те, кого ты любишь, вновь решат отказаться от тебя? — Юкико вздохнула. — Или ты боишься, что они вновь окажутся такими же слабыми, как в последнюю секунду перед инициацией? Боишься, что этот мир отберёт у тебя тех, кто тебе дорог? Потому хочешь его уничтожить?

— Они хотят силы, — произнёс Ями. — Я даю им её.

— Ями, — она протянула руки и сжала в объятиях тощее, жилистое тело парня. — Ты и сам не знаешь, сколько в тебе доброты.

— Я всё знаю.

И всё же, он сжал губы и низко опустил голову. Чем больше королей появлялось, тем больше чувств просыпалось в древней душе Ями, но их значение он был не в состоянии объяснить. Он жил, не понимая и не зная себя, бродил по свету, не думая о себе и существуя за счёт эмоций других людей. Он не считал себя ни злым, ни добрым, ни плохим, ни хорошим. Он был инструментом. Инструментом, который должен безропотно служить людям, который явился из ниоткуда и уйдёт в никуда. Он не мог чувствовать.

Ями моргнул. Из уголка его глаза выпал и упал на стол сверкающий в свете солнца алмаз.

Доброта.

— Что дальше? — спросил он. Его голос заметно дрогнул. — Хочешь, чтобы я отказался от мечты всего человечества?

— Если тебе легче жить с этой мечтой — живи, — ответила Юкико, не выпуская его из объятий. — Всё-таки, твоя сила не только убивает, но и спасает жизни.

— Почему ты меня не отговариваешь? Ты же хочешь этого.

— А это сработает?

Ями не ответил.

— Хочешь разрушения — пожалуйста, — продолжила Юкико. — Но будь готов к последствиям. И к тому, что тебя явно захотят остановить.

— Будешь убивать королей и мешать нам, — вставил слово Хикари. — Лапши больше не получишь.

— Ты сравнил мою мечту всего человечества с лапшой?

— Да, сравнил! Твоя мечта невкусная и убивает всех, кто мне дорог.

Ями задумался. С такими аргументами он не мог спорить. Вскоре вернулась Клаудия, принеся в комнату, помимо лапши, полезную пищу, которую еле удалось поместить в мини-холодильник. Разговор завершился: Хикари плюхнулся на кровать, читая одну из книг Юкико, Клаудия заняла душевую, Ями ел вторую порцию медленно, не торопясь, о чём-то напряжённо рассуждая.

— Я не могу остановить разрушение, — произнёс он, когда лапша была уничтожена. Его слова звучали, как извинение. — Оно происходит против моей воли. И... Амата уже пытался остановить меня. Он хотел создать четвёртого озимандию, который вобрал бы в себя излишки моей энергии.

— Четвёртого...

— А, если бы не сработало с ним, сработало бы с императорами и тузами. Непременно.

— Почему он не продолжил эксперимент?

— ...потому что врезал мне прошлой ночью.

Юкико тяжело вздохнула.

— И... — Ями поднял на неё взгляд. — Я думаю, тебе нужно знать больше о силах королей.

— ...а? С чего это?

— Он только что увидел будущее, — пробурчал Хикари. — В котором ты не успела помочь королю.

Ями кивнул и протянул руку Юкико. Она сжала его ладонь после секундного раздумия. Верить Ями было определённо плохой идеей, и в то же время Юкико не думала, что он причинит ей вред. Ями — невероятно могущественное существо, самое сильное из всех, живущих на Земле. И, если бы он хотел убить Юкико, он бы давно это сделал. Ему бы не пришлось даже прилагать усилий — достаточно просто атаковать её любой способностью, отличной от красной.

— Спать будешь на полу, — пробурчал Хикари, глядя на Ями.

— Мне не нужен сон.

— Ты просто никогда не пытался выспаться.

Хикари поднялся, сжал свободную руку Юкико. Вместе они поднялись на крышу общежития, на двадцать первый этаж. У Юкико закружилась голова от высоты, перехватило дыхание от резкого, холодного ветра.

— Один из самых опасных королей — мандариновый. Он изменяет атмосферное давление и может как разорвать что угодно, так и раздавить. Но тебе повезло, что его нет. По крайней мере, пока нет.

Ями наглядно показывал, как действуют способности каждого короля. Цвет его ауры менялся: белый, фиолетовый, прозрачный...

— Какой король умеет лечить людей?

— Перламутровый, — Ями потёр шею. — Он же жемчужный. Но она... сопротивляется.

Когда аура Ями стала чёрной, в голове Юкико зародилась идея. Идея, которая могла и не сработать, но рискнуть и попробовать стоило. По её просьбе Ями использовал чёрную силу снова, снова и снова, терпеливо отвечая на вопросы. И казалось, ему даже нравилось, когда кто-то интересовался им, его силами и возможностями.

— Чёрный король увидел во мне выгоду, — на лице Юкико появилась хищническая улыбка. — Но он не учёл, что и я начну видеть выгоду в нём.

Юкико закрыла глаза, предвкушая самое опасное и самое приятное сотрудничество в своей жизни.

* * *

Фиолетовый король Куваета Омояши поздней ночью прибыл в тюрьму оранжевого клана не один. Этим он одновременно и привлёк внимание членов Алькатраса и заставил их покрепче сжать рукояти мечей в руках. Оранжевый клан знал, чем жил и на что зарабатывал Омояши. Омояши, используя свои силы, содержал приют для животных-стрейн, заботился о своих подопечных, сдерживал их силы, либо позволял им дичиться. Резиденция Омояши занимала целый остров, и этого пока что было достаточно для всех животных-стрейн, выловленных в Японии. Каждому животному Омояши старательно обустраивал новое жильё, оказывал ветеринарную помощь и откармливал так щедро, что звери бродили/летали/ползали/плавали по территории острова спокойные, довольные и жирные. Омояши, к счастью или нет, принадлежал к тому типу людей, который любил откармливать всё своё окружение. Клан разбегался по территории острова, как только Омояши приходил на кухню. Он готовил невероятно вкусно и не выпускал клан из кухни, пока им не становилось физически больно есть.

И, судя по размерам енота, его постигла та же участь. Но оранжевый клан напрягала не фигура зверя, а его скрытые способности. Это стрейн, определённо. Обычные питомцы Омояши не интересуют.

Оранжевый король Хорицу Осаму кивком поприветствовал Омояши. Рядом с ним стоял переводчик, понимавший язык глухонемых и внимательно следивший за жестами Осаму.

— Есть ли причина, по которой вы привезли с собой животное?

— Конечно, — Омояши погладил енота по голове, спине. Зверь вцепился в его плащ, крепко прижался к груди. — Он разволновался, когда я собирался сюда, тянул меня обратно в приют. Он беспокоится обо мне, а я не хочу разбивать его сердце. Его, кстати, зовут Рикардо.

Осаму моргнул. Его руки не двигались, но по лицу было видно, как он относился к излишней заботливости Омояши.

— Рикардо-сан, поздоровайся.

Енот не пошевелился.

— Если он не побеспокоит бронзового, — проговорил переводчик, глядя на Осаму. — То я превращусь в картофель.

Осаму влепил ему подзатыльник.

— Виноват, Хорицу-сан! — от королевского подзатыльника у переводчика потемнело в глазах.

— Не побеспокоит, — улыбнулся Омояши. — Я хорошо его воспитывал.

Осаму кивнул и, круто повернувшись на пятках, прошёл в главный тюремный корпус. Омояши был здесь уже не в первый раз, как и в Скипетре 4, но им гораздо реже требовалась его помощь. Всё-таки, в Скипетре было целых два короля, и им легче было справляться с преступниками-стрейн. Осаму же был один. Он единолично правил своей тюрьмой, никого не желал пускать в свои владения, и о помощи просил только в самых крайних случаях. Нередко это бывало, когда Осаму харкал кровью и рукой зажимал свежую рану. Это гордый человек, злой, неприступный. И, как следствие, страшно одинокий.

Енот заворчал на руках у Омояши, зарылся носом в его длинные чёрные волосы. Омояши пробормотал что-то неопределённое, что-то убаюкивающее, пытаясь успокоить животное, но Рикардо фыркал, ворочался и лапками теребил пуговицы плаща. Он замер лишь когда Омояши вошёл в камеру заключения бронзового короля.

Тело бронзового было погружено в капсулу с прозрачной янтарной жидкостью. К капсуле были подсоединены толстые трубы, датчики движения и приборы, отслеживающие уровень Вайсманна. И всё. Никто не следил за состоянием бронзового короля, потому что в этом не было нужды. Он мёртв. В капсулу не поступало воздуха, но он и не был нужен бронзовому королю для того, чтобы существовать.

Мальчишка. Семнадцать лет. Тощий настолько, что у Омояши от жалости к этой тщедушной фигуре болезненно сжалось сердце. Его волосы и ногти сильно отросли, с тонких губ поднялся к макушке пузырёк воздуха. Его застывшие глаза были широко открыты, и, сколько бы Омояши ни смотрел на него, бронзовый ни разу не моргнул.

— Почему он открыл глаза?

— Прошлой ночью нас атаковал Кагуцу Генджи, — произнёс переводчик. — Бронзовый среагировал на изменение уровня Вайсманна.

— Если так, то его лучше не тревожить. Он может и на мои силы среагировать...

— Куваета, — голос переводчика изменился, стал каким-то глубоким, пронзительным. — Выполняй свою работу.

Омояши тяжело вздохнул и закрыл глаза. Его силы прекрасно соответствовали его миролюбивому, спокойному характеру и предназначались не для сражения, а для защиты, сдерживания. Абсолютная защита. И, чем больше король или стрейн атаковали щиты Омояши, тем прочнее они становились. Щиты поглощали энергию, становились крепче и твёрже. Щиты Омояши постоянно требовали энергии, и, если соприкасались с чьим-нибудь телом, то мгновенно высасывали из него все силы. Атакованный мгновенно успокаивался и крепко засыпал.

Тёмная, фиолетовая аура мягко окутала бронзового короля, точно тёплое одеяло. Его веки дрогнули и медленно опустились. С губ сорвался ещё один пузырёк.

Енот беспокойно заёрзал на руках Омоящи, зарычал, укусил его руку. Омояши попытался его успокоить, но зверёк спрыгнул с рук, зарычал громче. Его пушистая шерсть встала дыбом.

— Рикардо-сан,- Омояши вскинул брови. — Это всего лишь мои силы...

Зверёк не смотрел на Омояши. Он прижался боком к стене, громко рычал и его золотистые, перепуганные глаза, не отрываясь смотрели на капсулу бронзового короля.

— Хорицу, — Омояши сжал губы в линию. — Всё плохо. Призывай Меч.

Но прежде, чем Осаму успел хотя бы пошевелиться, раздался треск. Глаза бронзового короля оставались закрыты, но лицо исказила зловещая, страшная улыбка. Толстое, пуленепробиваемое стекло взорвалось, янтарная жидкость выплеснулась на пол. Осаму и переводчик спаслись от взрыва янтарными щитами, перед Омояши в воздухе возник плотный фиолетовый экран, поглотивший ударную волу и остановивший летящие осколки стекла.

Бронзовый закашлялся, когда его лёгкие вдохнули холодный воздух комнаты, выплюнул остатки янтарной жидкости. Он поднял взгляд на Омояши, и экран, разделявший бронзового короля и фиолетового, заметно задрожал, завибрировал. Невидимая бронзовая энергия атаковала его, пыталась разорвать, но сталкивалась с диаметрально противоположной силой.

Омояши ошибся, решив, что бронзовый король заинтересовался им. Он не отрывал пристального взгляда от Рикардо.

— Если не успокоишься, — громко произнёс Омояши. — Я не разрешу тебе гладить Рикардо!

Бронзовый король наклонил голову набок. Воздействие сил прекратилось.

— А если уснёшь, — вновь ненормально глубоким голосом проговорил переводчик. — Мы отвезём тебя на экскурсию к фиолетовым. У них целый зверинец.

— Ложь.

Должно быть, это было первое слово, которое произнёс бронзовый король за целые шесть лет с момента своей инициации. Он поднялся на ноги. Неуклюже, шатаясь, но вполне уверенно.

Больше он не сказал ни слова. От его сил оранжевые щиты взорвались, фиолетовый экран задрожал и пошёл трещинами, стены разорвались, точно бумажные листы. Бронзовый зажмурился, кожей ощутив ворвавшийся в его одиночную камеру ветер. Но, когда же он открыл глаза, в них появились искорки истинного веселья.

Он посмотрел на переводчика, и с него исчезла чёрная форма оранжевого клана. Исчезла и оказалась на тощем теле бронзового короля. Вся, вплоть до трусов. Единственное, что не присвоил себе бронзовый король — это оранжевый шлем.

И, прежде чем щит вновь окутал тщедушное тело парня, он исчез, распавшись на атомы. Но на атомы не распался его тяжёлый и грозный Дамоклов Меч.

---

Примечания:

Сегодня у меня нет ни шуток, ни интересных фактов о королях. Поэтому я просто пожелаю тебе хорошего дня и солнечного настроения.

Ненавижу составлять отчёты об энергии, которая вырывается из Сланца. Однако порой мне нужно хотя бы сделать вид перед кабинетом министров, что я работаю. Описывал оранжевую энергию. Переделывал отчёт раз шесть. Понять, как действуют эти силы, в министерстве не могут.

Остановился на варианте: "Из Сланца выделяется янтарная жидкость. Когда взаимодействуешь с ней, хочется какать." Министерство не особо довольно отчётом, я — ими. Вообще-то, янтарное вещество — это неньютоновская жидкость, но распинаться об этом перед политиками у меня нет желания.

Занят изучением морфов и попытками исцеления от морфизма. Интеграция со Сланцем не работает, состояние морфов от этого только ухудшается. Они не способны стать ни регрессорами, ни дегрессорами. Грубо говоря, в них нечему ни регрессировать, ни деградировать. Морфы — люди, болеющие из-за энергии Сланца.

Я предполагал подобную реакцию, но у меня по-прежнему нет идей, как бороться с ней. Ситуация осложняется тем, что морфов чрезвычайно трудно вычислить. Реагируя на уровень Вайсманна, люди сначала страдают от сильной аллергической реакции, потом впадают в кататонический ступор. Из больниц поступают сообщения о подобных случаях, мои люди проверяют каждый. Но не каждый кататоник — морф, зато каждый морф — кататоник.

Морф крайне чувствителен к определённой силе. Красный король может призвать Меч в двадцати километрах от Михаширы, но всё равно больше всего урона получит красный морф, находящийся на моём попечении. Пятна на коже, волдыри, возможно, ожоги. Морфы двигаются, порой пытаются убежать, поэтому приходится ремнями привязывать их к койкам, чтобы не покалечили ни себя, ни других. К тому же следует учитывать, что морф странным образом зависим от поведения своего короля. Например, если сражаются синий и красный короли, то драться начинают синий и красный морфы. Если же их обездвижить, они начинают громко ругаться.

Работа с морфами нервная. Отправляю работать к ним только тех, кто плохо себя вёл.

В сознание морф не приходит, препараты от аллергии не дают результата. Сланец воспринимает морфа, как обычного человека, но не наделяет его способностями и не желает исцелять. Морф беспокоится, когда я привожу его в комнату Сланца. Прекратил опыты с интеграцией. Бесполезно.

Предполагаю, что с морфизмом способна справиться королева. Энергия короля будет сжиматься в теле морфа и колебания уровня Вайсманна перестанут его травмировать.

К несчастью для морфов, существование королев всё ещё остаётся только теоретически возможным. Куда вероятнее целенаправленная инициация четвёртого озимандии. Впрочем, вполне возможно, что #О4 уже существует и появился в феврале 1945 года. Как он не проявил себя? Силы #О4 представляют из себя логический пробел, аномалию, для которой не существует законов материального мира. Время и пространство для #О4 не имеют смысла. К примеру, если перед #О4 возникнет стена, он пройдёт сквозь неё, вернув пространство вокруг себя в то время, когда стены не существовало.

Выводы о существовании #О4 я делаю на основе ряда задокументированных явлений.

#О4-I1. Датчики уровня Вайсманна зафиксировали скачок энергии в то время, когда я не взаимодействовал со Сланцем. 75%. Недостаточно для инициации короля, слишком много для стрейн. Камеры наблюдения не зафиксировали волну энергии. Вывод: воздействие невидимое. Выброс распространился по верхним этажам Михаширы. Во всех помещениях, куда добрался выброс, испортились продукты, пожелтела бумага, сгнила электропроводка. Многолетние растения стали намного больше, пышнее. Мои подданные не стареют, так что выброс на них не сказался.

#О4-I2. Во время выброса Райто прислонилась спиной к стене и провалилась в текстуры. Туловище внутри стены, ноги — на одной стороне, голова и плечи — на другой. Доставать не хотел. Стало жалко. Вытащил.

Цвет: винный.

Создавая озимандий, Сланец смотрел на небо. Как далеко смотрел — остаётся загадкой. Быть может, дальше, чем видят самые мощные телескопы, изобретённые человечеством. Быть может, он и сам попал на Землю из космоса. #О4 — это логический пробел, который в космосе существует, как Великий Аттрактор. Аттрактор — это ничего. Гравитационная аномалия, грубая складка внутри пространства, которая весит в десятки тысяч раз больше Млечного Пути. Это плотное ничто, тяжёлая невесомость, пустота, разрывающая галактики. И время в руках этого монстра становится податливым и покорным.

Было бы проще обнаружить деятельность #О4, если бы морфы реагировали на озимандий. К сожалению, таких случаев не наблюдается. Да и первые морфы начали появляться после инициации #K3-R1 Кагуцу Генджи.

#О4 будет полезен для морфов, если решит поделиться с ними частью своей силы. Болезненные тела морфов вернутся в то время, когда аллергической реакции на силу не проявлялось, создастся временная петля, и экс-морф будет здоров вечно (и вряд ли будет ранен). На #О4 должно остановиться создание королей, потому как нарушение логики материального мира сопровождается огромными затратами энергии. #О4 истощит Сланец своим существованием. Если же этого не произойдёт, я продолжу исследования по вычислению предела возможного Сланца.

Передал кровь морфов #N2. Ей спокойнее, когда она знает, какой король буянит. Похоже, одно из пяти тел, из частей которых состоит #N2, погибло из-за нападения короля. Паршиво.

* * *

Бесцветный король Токетсу Озоре вернулся домой не сразу. Точнее — на следующий день. День он провёл в общежитии Скипетра, отработал вторую ночную смену, тренируя солдат, и только после этого решил прийти к крысятам. И всему виной была усиливавшаяся паранойя.

Несмотря на усталость, он возвращался домой, стараясь оставаться незамеченным. Двигался быстро и незаметно, накинул на голову капюшон чёрной толстовки, выбирал безлюдные места и без конца использовал лисьи хвосты. Он чувствовал на себе чужие взгляды. В Скипетре 4 на него смотрели как обычные солдаты, так и члены чёрного клана Носферату. Озоре не знал, в курсе ли Хабари Джин, что в его клане так много этих юрких чёрных ящериц, да и не хотел узнавать. Может быть, у королей так принято — принимать в свой клан тех, кого изгнали из другого клана.

И всё же, Носферату внимательно следили за каждым его шагом, что-то записывали, о чём-то между собой перешёптывались. И не скрывались. Они намеренно давали понять Озоре, что Носферату ему не рады, и что сами они — далеко не законопослушные и правильные люди. Носферату — клан мафиози, и их король — избалованный мальчишка, для которого человеческая жизнь — игрушка.

Озоре не знал, что его больше бесило в Оохаси Каташи: его жестокость по отношению даже к своему клану, либо его схожесть с Озоре. Разве Озоре не такой же? Разве он — не избалованный мальчишка, которому плевать на всех, кроме себя? Сердце чёрного короля тоже отравлено и, скорее всего, причиной тому тоже был талант. У Озоре талант к музыке, у Каташи талант убеждать, зарабатывать деньги и... нравиться. Из мыслей Носферату Озоре узнал, что у клан Каташи многочисленный, что к нему в услужение приходят всё новые люди, которые заранее знают, что чёрный король может запросто их убить. И, самое интересное, Каташи уже давно плавает среди стаи голодных акул. Он водит дружбу с Кагуцу Генджи (которому Озоре устроил сотрясение мозга), с Хисуи Нагаре, с белым королём, о котором Носферату были не лучшего мнения...

Но важнее всего было другое. Оохаси Каташи терпеть не мог конкуренции. И ничто не выводило его из себя так сильно, как телепаты. Он должен оставаться уникальным, единственным и неповторимым. И это его тщеславие только сильнее выводило из себя Озоре.

Впрочем, не только взгляды Носферату не давали покоя Озоре. С него не сводила глаз Сакаи Михоко, девушка из информационного отдела Скипетра. Она постоянно зажимала нос надушенным платком, но, стоило ей оказаться рядом с Озоре, как в платке мгновенно пропадала всякая необходимость.

— Чем от меня пахнет? — спросил Озоре, когда Михоко, краснея и едва слышно произнося слова, попросила у него какую-нибудь личную вещь. Она долго подбирала слова, но ещё дольше уверяла Озоре, что не флиртует с ним.

— Весной, — ответила она. — В тот период, когда цветёт сакура.

Взамен Михоко получила от Озоре чёрную прядь волос.

Когда он вернулся домой, крысята уже проснулись, позавтракали и вовсю занимались уроками. Неко причитала с таким усердием, что её было прекрасно слышно даже на улице рядом с домом. Только войдя за порог, Озоре почувствовал, как сильно хочет спать, и насколько вымотала его новая работа.

— Озо-сан! — подскочив с места, Неко бросилась к Озоре, широко расставив руки. Каждый раз она встречала его крепкими объятиями, каждый раз он неуклюже отвечал ей взаимностью.

— Озо-сан, — произнесла Увахару, зажав карандаш между верхней губой и носом. — Что-то ты долго…

— Я... узнал имя королевы, — он улыбнулся, опустив руку на голову Неко. Девочка потёрлась о его ладонь. — Фукуда Нанами. Её ищут.

— О-о! — воскликнул Куро. Он был в фартуке, который весь запачкал в тесте. — Значит, мы скоро вернёмся домой!

— ...домой? — поморщился Юкари.

— Рано нам домой, — кивнула Увахару. — Нам нужна королева для Озо-сана.

— Потерплю, — ответил Озоре. — А вам здесь оставаться опасно.

— Ня-я, — проворчала Неко. — Озо-сан опять за старое.

— Да, за старое! — прорычал он. — Дом Ичигена далеко и от королей, и от Дамокловых Мечей. Да и сам Ичиген способен вас защитить!

— И Озо-сан способен! — надулась Неко. — Неко видела, как тренировался Озо-сан! Неко не способна это повторить!

— Брысь, — ответил Озоре, потирая внутренние уголки глаз. — Пока не пустил на шаурму.

Неко надулась и показала Озоре язык.

Он лёг на свой диван в гостиной, и мгновенно уснул, стоило его голове едва коснуться подушки. Дети переглянулись. Увахару, тяжело вздохнув, укрыла Озоре одеялом, подоткнула его.

— Когда мы ему скажем, что у него есть старшая сестра? — прошептала девочка.

— Когда Озо-сан перестанет быть таким вредным, — буркнула Неко.

— Сегодня он точно не готов к таким новостям, — улыбнулся Юкари. — И к тому, насколько его онэ-сан горячая.

— Юкари мерзкий!

— Юкари не способен устоять перед истинной красотой, — он улыбнулся, оправив свои пышные фиолетовые волосы. — И нет ничего прекраснее в женском теле, чем затаённая в глазах печаль.

Куро захотел его пнуть. Он тоже пытался говорить комплименты девушкам, но выходило это до того неуклюже, что Куро на некоторое время замыкался в себе. Юкари же сорил комплиментами легко и непринуждённо, и его слова действительно были... красивы.

Старшую сестру Озоре, которую звали Токетсу Акигуя, они обнаружили сразу после того, как Юкари установил на смартфон приложение "Jungle". Акигуя не была стрейн, не была клансменом, на неё не было назначено награды. Но её имя приобрело определённую известность сразу после исчезновения популярного музыкального исполнителя — Озоре. Правда, на тот момент у Озоре был псевдоним "Инари", и выступал он в белых одеждах и лисьей маске. С Озоре выступала и девушка, игравшая на гитаре, носившая псевдоним "Кумихо". Как и Озоре, она пропала без вести. На форумах Jungle всерьёз верили, что Инари и Кумихо утащили разгневанные ими божества, что их загрызли лисы, что их принесли в жертву, либо они сами принадлежали некоему культу. В любом случае, у Озоре за его недолгую карьеру j-rock исполнителя сформировалась крепкая фан-база, которая продолжала слушать его песни даже спустя четыре года молчания.

В интернете были записи с концертов Озоре и Кумихо. И на них Озоре был таким счастливым, каким дети не видели его за все четыре года знакомства. Его голос заставлял сердца замирать, его игра на клавишных вызывала живой отклик у публики. Но, что более важно, Озоре любил провоцировать, любил грязь в текстах песен, и порой в его сольных выступлениях не было ни одного приличного слова. Кумихо была такой же бунтаркой, которой было совершенно плевать на общественное мнение. Они упивались вниманием и славой, наслаждались этим, жили этим, и ничего другого им и не требовалось. А потом всё резко оборвалось.

— Может, сами приведём к нему его онэ-сан? — спросил Юкари.

— Озо-сан запретил нам выходить из дома! — ответил Куро.

— А мы и не будем никуда выходить, Куро-чан, — улыбнулся Юкари. — Здесь есть её номер.

И, не говоря больше ни слова, Юкари позвонил. Ждать пришлось недолго, но ответил ему, вопреки ожиданиям, мужской голос.

— Расу, слушаю.

— Добрый день, Расу-сан, — Юкари натянуто улыбнулся. — Не могли бы вы позвать Токетсу-сан? У нас есть новость о...

— Токетсу-сан больше не заинтересована в новостях.

— ...что, простите?

— Мы планируем синдзю*. Попрошу нас не тревожить. Дело крайне деликатное.

Юкари побелел.

— Подождите, но..!

— Ждать — для пацанов, действовать — для мужиков.

Он сбросил вызов. Юкари моргнул, глядя на экран смартфона. Он перезвонил ещё раз, ещё и ещё, но кроме длинных гудков больше ничего не услышал. Ему хотелось бы верить, что это шутка, но серьёзный и резкий тон Расу заставлял верить в обратное. И потому Юкари не на шутку испугался. Он боялся, что стал последней каплей для Токетсу Акигуи, что его звонок стал вестником всех бед.

Боялся этого так же сильно, как и испытывал любопытство.

— Онэ-сан сказала что-то не то? — наклонила голову Увахару.

— Что планирует двойное самоубийство со своим возлюбленным, — Юкари тяжело вздохнул, вновь услышав голос автоответчика. — Это, конечно, прекрасно... но Озо-сан сожрёт меня с потрохами, когда узнает, что она сделала это после моего звонка.

— ...что? — прервал воцарившееся молчание Куро.

Юкари невесело улыбнулся.

— Мы должны помочь онэ-сан! — воскликнула Неко.

— Как? Толкнуть с крыши, если засомневается?

— Глупый Юкари! Мы должны спасти онэ-сан, чтобы она и Озо-сан встретились!

Как-то незаметно Токетсу Акигуя, которую дети не знали лично, и которую никогда раньше не видели, стала для них старшей сестрой. Они приняли её в свою маленькую стайку без ведома самой Акигуи и уже относились к ней, как к члену семьи. Почему-то дети были уверены, что Акигуя примет их, и что учитель тоже признает как Акигую, так и всю биологическую семью Озоре. Видя многочисленные обращения в полицию, к частным детективам, к волонтёрам и её многочисленные самостоятельные попытки поиска, дети убедились, что Акигуя действительно любит Озоре. А, чтобы любить того человека, которым Озоре был четыре года назад, нужно быть невероятно доброй женщиной. Дети не знали, как жила семья Токетсу, не знала, что, возможно, Озоре был основным источником дохода для них. Просто они в своей непростой жизни были лишены одного важного человека. Мамы. И в Акигуе, в её отчаянных попытках отыскать Озоре, они увидели нечто похожее на материнскую заботу. Она приняла вредного и нелюдимого Озоре, любила его, заботилась о нём. Может быть, в её сердце хватило бы места и для четырёх сирот?..

— И как мы это сделаем? — Юкари вновь сбросил вызов.

— Ну... — предложила Увахару. — Для таких случаев нам и даны способности.

— И, — вставил Куро. — Озо-сан искал королеву с помощью Скипетра 4.

— Он не знал, кого искать, — кивнула Увахару. — И всё-таки нашёл. В Скипетре.

Они посмотрели на спящего Озоре. Он никогда не храпел, не сопел, не ворочался. Спал тихо, неслышно, точно дикий зверь, всегда готовый к нападению.

— Озо-сан запретил нам выходить из дома, — прошептала Неко.

— Запретил, — Юкари постучал пальцем по столу. — Но, думаю, ему придётся нас простить, если мы приведём онэ-сан живой и здоровой.

Никто не стал спорить. И потому, взяв Аямачи, Юкари первым покинул квартиру. Следом вышли Неко, Увахару и Куро. И, судя по вязкой тишине, воцарившейся в квартире, Озоре не проснулся даже после того, как Куро споткнулся о собственную ногу и едва не упал.

С помощью того же Jungle Юкари выяснил, где находится Скипетр 4, и, что самое интересное, весь специальный отряд во главе с королём сейчас находился в Алькатрасе. Поэтому было решено отправиться именно туда, чтобы попросить помощи лично у синего короля. И, пока они добирались на метро до тюрьмы, Юкари решил на всякий случай что-нибудь откопать про этого Расу. И, когда его взору предстал профиль на короля солнца, он опешил. Он попытался поискать другого Расу, использовал иные иероглифы для написания фамилии, но больше никого найти так и не сумел. Что примечательно, на убийство Расу Аматы Джунгли не назначили никакой награды. Видимо, у зелёного клана учёный был на особом счету.

Центральное здание Алькатраса было построено в форме шестиугольника, от которого тянулись крытые наземные переходы к другим зданиям и главным воротам тюрьмы. Таким образом образовывались внутренние дворики для заключённых, где одни группы не пересекались с другими. В одном здании отбывали заключение женщины, во втором — мужчины, в третьем — подростки, заключение было общего и строгого режима. Издалека Алькатрас напоминал некрасивый, грубый цветок, обнесённый высоким забором. Клан жил в общежитиях на территории тюрьмы, как и король. И, если клансмены могли вернуться домой хотя бы на выходные или уйти в отпуск, то их король никогда не позволял себе подобной роскоши. Этот человек был поглощён работой, занимал ответственную государственную должность и подвести само государство своей беспечностью просто не мог.

Заключённые, повинуясь неслышимому приказу, покорно забирались в автозаки Скипетра 4. С каждой группой отправлялся по меньшей мере один человек из оранжевого клана. Стрейн, которых держали в заключении в Алькатрасе, были преступниками. И в то же время, это были живые люди, которых оранжевый король Хорицу Осаму не мог оставить на растерзание бронзовому чудовищу. Дамоклов Меч бронзового короля повис в небе над Алькатрасом. Распространение его сил сдерживали уже подёрнутые мелкими трещинами щиты фиолетового короля Куваеты Омояши. Эти экраны были всё ещё в состоянии защитить людей из синего и оранжевого кланов, которые держали наготове обнажённые мечи.

— Что ж, — вздохнул Юкари, когда они, скрытые иллюзией, пробрались на территорию тюрьмы. — Им не до нас.

— Увоа! Тенгу, ты их видишь?!

— ...кого?

— И я не вижу! А кровь есть!

На них, не обращая внимания на силы Неко, указывала пальцем женщина. Она прошла вперёд, ущипнула Неко за щёку и плотная иллюзия рассеялась. Неко возмущённо мяукнула, Увахару зашипела, Куро, побелев, направил на неё деревянный меч. И один Юкари замер, не способный оторвать взгляда от женщины.

— Вы что, преступники? — спросила она.

— Нет! — Неко выставила напоказ когти. — Неко ищет Токетсу Акигую! Неко хочет, чтобы она встретилась с Озо-саном!

— На них нет ошейников, Итами, — произнёс Тенгу — мужчина в белой улыбающейся маске. — Это просто детишки.

— Детишки-трусишки, — ответила Итами.

— М-мы, — произнёс Юкари. Его голос дрогнул. — Мы не трусы. И... уже не дети.

— Верно, — Итами улыбнулась. — Когда человек берёт в руки оружие, он уже не ребёнок. Верно, Тенгу?

— Технически, ребёнок может держать в руках оружие, может им пользоваться. НО НЕ МОЖЕТ В САМОУБИЙСТВО! Хотите, поговорим об этом?

— Хочу, — ответила Итами. — Но только с Аматой и младшим братиком.

Юкари смотрел на неё и едва мог дышать. Она была не просто красива. Красоты, подобной этой, просто не должно было существовать. Густые золотистые волосы, чистая бледная кожа, прелестное кукольное лицо с пухлыми губами и выразительными тёмными глазами. Под мешковатым свитером с высоким воротником Итами прятала красивое, стройное тело. Её походка была лёгкой, изящной, и в каждом жесте чувствовалась непередаваемая утончённость. Всю жизнь Юкари влекло к красоте, и вот теперь перед ним стояло само воплощение прекрасного, а он не мог произнести и слова.

— Вы не ушиблись, — только и произнёс он дрогнувшим голосом, — когда падали с неба?

Итами вскинула брови.

— В-ваши родители, случайно, не родители? Тогда откуда у них такая детка?!

Итами часто заморгала.

— Вашей маме зять не нужен?! — в отчаянии крикнул Юкари.

Итами сжала губы в линию, сделала шаг назад и спряталась за спиной Тенгу. Увахару пнула Юкари, лицо которого от смущения стало пунцовым. В деревне, где он жил, да и во время редких выездов с мастером Ичигеном ему не доводилось флиртовать с девушками. Более того, настолько красивых девушек он не встречал ни разу в жизни. Некоторых он мог назвать милыми, некоторых — симпатичными, некоторых — очаровательными. Но Итами была именно красива. И эта красота оказывала на Юкари чудовищное воздействие.

— Пацан, — произнёс Тенгу. — Ты ей ещё фотку своей пиписьки вышли.

— Тенгу! Ты гадкий! Тут же дети!

— Простите! — лицо Юкари из красного стало бордовым. — Я понял, вам не нравятся комплименты! Тогда вы — как туалет.

— ...а?

— Чем ближе, тем сильнее хочется!

Тенгу даже не засмеялся, не заржал, и не кекнул. Он заорал, и до того громко, что его было слышно даже в зоне активности бронзового короля.

— Эй, вы! — рявкнул на них человек из оранжевого клана. — Вон с территории Алькатраса.

— Дзидзо, — сквозь истерику произнёс Тенгу. — Будь добр...

Мальчишка, до этого тихо и безвольно сидевший на асфальте, поднял голову, взглянув в глаза клансмену, и тот потерял к их маленькой компании интерес.

— Ня? — произнесла Неко. — Вы — тоже стрейн?

— На максималках, — отмахнулся Тенгу.

— Итами-сан, — произнёс Юкари.

— Пожалуйста, помолчи, — она улыбнулась. — Ты красив и без лишних слов.

Щиты, сдерживавшие бронзового короля, затрещали, но всё ещё были в состоянии удерживать выбросы разрушительной энергии. Итами застыла. Этот звук вернул её в реальность, где её названный братик готов был уничтожить всякого, кто стоял у него на пути.

— Он хочет свободы, — произнесла она. — Каждой клеточкой своего тела.

— Хочешь ослабить его, Итами? — спросил Тенгу.

— Не хочу, но иначе он снова повторит ошибки прошлого, — она невесело улыбнулась, взглянув на Юкари. — А ты смотри, из чего состоит моя красота. Смотри, не отводи взгляда и решай, красива ли я.

Итами закрыла глаза, и от её ног в воздух поднялась ощутимая, плотная энергия. Энергия пенилась, пузырилась, концентрировалась над головой девушки, образовывая высоко в небе Дамоклов Меч. И этот Меч был невероятно уродлив. Он даже не был похож на оружие, скорее на две кости, соединённые кусками окровавленной плоти. Ноги Итами оторвались от земли. Она шагнула, изящно миновав солдат и тюремных надзирателей, и остановилась в воздухе перед фиолетовым экраном.

Когда Амата только создал её из пяти разных женщин, она ни на секунду не покидала его. Грубые шрамы зудели, пять тел с трудом уживались друг с другом, и клетки каждого тела помнили жестокость и боль. Амата не возражал. Он позволял ей наблюдать за интеграцией со Сланцем, он передал ей образцы крови морфов, он позволял Итами принимать участие в работе. И он же рассказал, что способности королей нетрудно обойти. Особенно силы фиолетового короля.

— Достаточно и калаша, — хмыкнул Амата. — Стреляешь в одну точку несколько раз, и экран рушится. Область поглощения энергии ничтожно мала, а самой энергии выделяется слишком много.

Сгустки крови, поднявшиеся в воздух перед глазами Итами, сформировались в пули. Она выстрелила в щит, потом ещё раз — по застрявшей кровавой пуле, и экран разрушился. Итами, лёгкая и грациозная, скользнула внутрь.

Братик узнал её. Его силы волной вырвались из пустоты, из самого воздуха, набросились на Итами, разорвали её кожу, мышцы, раздробили позвонки. Голова Итами взлетела на пару метров, отделившись от тела.

— Не, — она улыбнулась, — сработает!

Тело восстановилось, раны зажили, кровь вернулась в вены и артерии. Итами ответила на атаку. Атомы братика дрогнули в воздухе, и под воздействием сил Итами, слепились воедино, но получившееся нечто было мало чем похоже на человека. Это была гора плоти в фуражке оранжевого клана.

Плоть с явно недовольным видом моргнула и распалась на атомы, атомы переменили своё положение, собрались в единую структуру, и перед Итами предстал ни капли не изменившийся за время разлуки бронзовый король. Она попыталась улыбнуться. Братик, разозлившись на её улыбку, одним усилием воли разорвал её губы.

— Пожалуйста, пойдём домой, — она протянула руки.

Швы треснули, и элегантные чужие руки, умевшие играть на гитаре, упали на асфальт. Атаки братика, несмотря на жуткое зрелище, не вредили Итами. Всё-таки, она умирала уже целых пять раз.

Руки вернулись на прежнее место, соединившись с телом кровавыми сгустками. Итами крепко сжала кулак, и братика перекосило от боли. Его кровеносные сосуды загудели, неживое сердце болезненно сжалось, из лёгких вырвался шумный вздох.

Итами махнула рукой, и братика, словно безвольную куклу, отбросило в сторону, вновь подняло в воздух, тряхнуло, приложило затылком о стену. Братик зажмурился. Он чувствовал боль, но не собирался демонстрировать своих ощущений даже старшей сестре.

— Пойдём домой, — повторила Итами. — Хватит бед.

Братик нахмурился, глядя на неё. Раздался гром. Его Дамоклов Меч дрогнул, реагируя на увеличивающийся поток энергии. Энергия атаковала Итами, и её тело распалось. На молекулы, на атомы на частички, из которых состояли атомы. Братик сполз по стене. Он коснулся трясущейся рукой затылка, поднёс руку к глазам. На пальцах была маслянистая, тёмная кровь.

— Не. Сработает.

Голос Итами звучал отовсюду, и был жутким, потусторонним, всепроникающим. Её тело формировалось в большой и уродливый сгусток крови, в котором не было ни костей, ни плоти, ни органов. Лишь горячая, едва ли не кипящая кровь. И у этого существа не было ни малейшего сходства с человеком. Единственный глаз сиял золотом из глубоко посаженной глазницы, острые окровавленные зубы располагались в три ряда, раздвоенный язык истекал слюной, предвкушая свежую плоть. Итами... то существо, которое когда-то было Итами, набросилось на братика, вонзило клыки в его голову, с хрустом проломило шею, оторвало. И проглотило.

Меч, провисевший над Алькатрасом несколько часов, исчез.

Тело Итами покрылось пузырями, которые уменьшались, лопались, возвращая девушке первоначальную форму. Зажмурившись, она почесала грубый шрам у себя на шее.

— Знаешь же, что это больно, — вздохнула она, хлопнув по груди обезглавленное тело. — Дурак.

Итами огляделась. Братик рассеял её одежду по ветру, и показываться на людях в таком виде ей не хотелось. Тем более, после жуткой сцены обезвреживания братика. Насчёт самого братика Итами не слишком переживала. Он успокоится среди атомов её тела, и, когда это произойдёт, она выпустит его. А до этого момента нужно будет позволить его телу отдохнуть и не допустить простуды.

Тенгу накрыл её своим фраком. Итами плотно закуталась в него, пряча наготу.

— Дзидзо сказал, что это пиздец.

— Дзидзо, — Итами невольно рыгнула и прикрыла рот рукавом. — Ребёнок. Он не знает таких слов.

— Как это не знает? Я что, зря его учил?

Тенгу взвалил себе на плечо безголовое тело братика. Кивнул в сторону новых знакомых.

— Не знаю, что не так с этим патлатым, но ты ему только сильнее понравилась.

— Ох. Как неловко.

— Он сочинил пять стихов в честь твоей истинной формы. Все — говно.

— Я надеюсь, ты не сказал ему этого.

— За кого ты меня принимаешь? Я сочинил альбом с песнями о том, насколько плохи его стихи.

— Гадкий ты.

— Какой есть.

Они без труда прошли мимо Скипетра 4 и Алькатраса. Над тюрьмой повис полупрозрачный, переливающийся Меч Дзидзо, от которого в головы людей шли едва видимые белые нити. Люди, находясь под контролем Дидзо, не обращали внимания на происходящее, ничего и никого не видели, и потому не мешали двум некрозисам спокойно покинуть территорию.

— А... куда делась малышня? — спросила Итами.

Дзидзо открыл рот. Из его горла зазвучал женский голос, записанный, словно на диктофон.

— ...Токита Азами, чёрный клан. Поговорим о том, кого вы называете "Озо-сан"?

---

Примечания:

* дословно переводится как "единство сердец". Оно же — двойное самоубийство влюблённых.