Крепче кровных (гет)

Бесцветный король Токетсу Озоре сидел за компьютером Сакаи Михоко и внимательно вчитывался в данные на компьютере. Вот уже несколько дней информационный отдел Скипетра 4 занимался поиском некоей Фукуды Нанами, королевы Мивы Ичигена, и найти её оказалось куда сложнее, чем считалось изначально. Проблема была не в том, что Нанами не существовало в базах данных. Наоборот. В базах данных Скипетра 4 числилось слишком много Нанами. Некоторые Нанами были уже мертвы, некоторые сменили имя, кто-то переехал заграницу, кто-то даже сидел в тюрьме. По просьбе Озоре к Нанами отправляли солдат Скипетра, с которыми бесцветный король установил телепатическую связь. Нанами должны были коснуться солдатских лбов, и от прикосновения королевы телепатическая связь оборвалась бы.

Время уходило, нужная Нанами не находилась, и Озоре медленно терял надежду.

От потока информации слипались глаза. Но стоило Озоре опустить голову на руки и на минуту задремать, как он тут же подскакивал, разбуженный кошмаром.

— Токетсу-сан, — Михоко прислонилась локтями к спинке стула. — А... давно у тебя татуировка?

— Какая татуировка?

— На затылке, — она наклонила голову набок, встретившись с парнем взглядом. — Вообще-то, это красиво, но... кажется, этот символ оставляют Носферату, когда проклинают...

Озоре подскочил с места, с грохотом раскрыл дверь в мужскую уборную, подошёл к зеркалу, но, как бы ни крутил головой, ничего не увидел.

— Я сфотографирую, — вздохнула Михоко, подойдя к нему. — Правда... я бы хотела сфотографировать не только твою шею, — она отвела взгляд. — Но и всё остальное...

— Что? — прорычал он.

— Н-ничего! — лицо Михоко стало пунцовым. — Но... вдруг татуировки появились где-нибудь ещё и...

Озоре сделал шаг вперёд, из-за чего лицо Михоко стало настолько красным, что казалось, будто она вот-вот потеряет сознание. Он забрал смартфон из её руки, направил камеру себе на затылок, сфотографировал. И скрежетнул зубами, увидев знакомый символ. Это был Агисхьяльм, шлем ужаса, который он часто видел во сне и который почему-то был очень знаком крысятам.

— Твою мать, — он нахмурился и отдал смартфон Михоко.

— Ты уверен... что не хочешь полного осмотра?

— Я хочу знать, как избавиться от этой херни, — ответил он. — Ты знаешь?

Она пожала плечами.

— Проклятие снимают сами Носферату, — она опустила взгляд на экран мобильного, на фотографию затылка Озоре. — Но... разве оно опасно для короля? Призови Меч и сними его сам.

Он скосил взгляд в сторону зеркала, с хмурым видом посмотрел на своё отражение.

— Токетсу-сан, — Михоко сделала шаг вперёд. — Можно личный вопрос?

Он ответил ей настороженным взглядом.

— Это из-за силы ты потерял память?

— Я не терял память! — рефлекторно огрызнулся он.

Михоко ответила ему долгим, хмурым взглядом, потом подошла, обеими руками крепко сжала его ладонь.

— Тогда делись силой.

— ...что?

— Делись, — она нахмурилась. — Мы напарники или кто?

— Сакаи, — процедил он. — Я свалю отсюда как только найду Фукуду Нанами.

— Я... с тобой пойду.

— Чего? — он дёрнул бровью. — Это из-за моего запаха? Бери мою куртку и...

— Я хочу идти с тем, кого считаю своим королём, — её голубые глаза сверкали решимостью.

— Сакаи, — медленно произнёс он.

— Ты не только приятно пахнешь! — она нахмурилась. — Ты очень добрый, смелый и сильный! Как ты можешь этого в себе не замечать?!

Озоре стиснул зубы.

— Сакаи, — процедил он. — Ты не знаешь, чего требуешь.

— А ты не замечаешь ничего вокруг себя, — она нахмурилась. — С тобой хотят подружиться — отворачиваешься, тебя замечают — прячешься, хотят помочь — убегаешь. И меня тоже в упор не видишь.

Он не ответил. Михоко вздохнула, отпустила его руку, отвела взгляд, и её лицо вновь стало красным.

— Ты мне, вообще-то, очень нравишься. К-как мужчина... и я уже не знаю, как тебе намекнуть на это.

Озоре сжал губы в линию. К такому он был точно не готов. Он не знал, как нужно реагировать на признание, что нужно говорить в таких ситуациях. К тому же, он не помнил, чтобы Михоко хоть на что-то намекала. Когда она это делала? Ночная смена состояла из тренировок, вызовов, короткого перерыва на обед, пару раз его с Михоко отправляли в патруль. Они общались только по службе, службой всё и ограничивалось.

— Простите, пожалуйста, — раздалось со стороны кабинок. — Мне неловко вас прерывать, но я не могу писать под такие разговоры!

Михоко вздрогнула и, круто повернувшись на пятках, вышла из уборной. Озоре тяжело вздохнул, пальцами коснувшись затылка. От татуировки по пальцам пробежал холодок.

От человека в кабинке послышалось журчание.

— Потерпеть не мог?!

— Я перепил сока! Он должен испортиться завтра днём!

Цокнув языком, Озоре вышел из уборной. Михоко ждала его, стоя за дверью и низко опустив голову. Настойчивость была её основной чертой характера, и опускать руки до того момента, пока Озоре не дал ей ответа, она не собиралась. С хмурым видом он вглядывался в свою напарницу. Он не хотел её ранить, он вообще не хотел вторгаться в чью-либо жизнь и кому-либо запоминаться. Но вышло всё ровно наоборот. Скипетр 4 просил у него автографы и хотел сфотографироваться, прошлой ночью его узнала Акигуя, его прокляли Носферату, а теперь ещё в него влюбилась напарница. А ведь он просто хотел вернуть бесцветному клану истинного короля.

— Я... — негромко произнесла Михоко. — Понимаю, тебе не до меня, но... скажи, я ведь могу на что-то рассчитывать? Ну... я симпатичная для тебя?

— Ну... да, — он скосил взгляд в сторону, нахмурившись. — Только оденься уже!

— Вот к тебе в клан вступлю и оденусь.

— Во-первых, хочешь в клан — вступай к Миве, — произнёс он. — Во-вторых, его силы полезнее моих...

— Я не знаю Миву Ичигена, — она вновь нахмурилась, обдав парня своей решимостью. — Но я точно знаю, что он замечательный человек, раз у него такой хороший ученик.

— Я? — Озоре вздохнул. — Юкари опытнее...

— Тебя никто из целого Скипетра победить не может! Ты дрался с двумя королями, дрался с бессмертным! Что тебя не устраивает?!

— Что я не человек, — сквозь зубы процедил Озоре. — И не лис. Ни то, ни сё.

— Что?..

— Значит так, Сакаи. Либо ты затыкаешься, либо я меняю напарника.

— Ну и меняй. Всё равно ты ни на кого не полагаешься.

Озоре не ответил.

— Я не знаю, что стряслось у тебя в жизни, — вздохнула девушка. — Да и вряд ли ты когда-нибудь посвятишь меня в это. Но... прекрати уже убегать.

Озоре смотрел в пустоту перед собой, убрав руки в карманы плаща.

— А убежишь, — она вновь глубоко вздохнула. — Я пойду за тобой. Даже в такую глушь, как Ивасима.

— Ставишь под удар карьеру из-за какого-то юношеского максимализма?

— О других людях ты тоже по себе судишь?! — она нахмурилась. — Мне плохо здесь, ясно?! Я задыхаюсь, у меня ничего не получается, и единственное, что мне остаётся — покрываться плесенью в информационном отделе. И знаешь, о чём я жалею, когда мой платок выдыхается? Что не позволила силе убить себя!

— Сакаи...

— Ты хоть можешь себе представить, каково это? Я даже с матерью нормально поговорить не могу. Либо падаю в обморок, либо выворачивает. И в Скипетр пошла... думала, сила короля перебьёт сверхчувствительность, но ничего не изменилось. Хабари тоже пахнет отвратительно.

— Сакаи, — Озоре тяжело вздохнул. — Ты сама не знаешь, о чём просишь.

— Конечно. Ты же не рассказываешь.

— Эта сила отняла всё, что у меня было, — ответил он. — Всё. И ты хочешь её получить?

Он тряхнул головой. Михоко, вздрогнув, вновь низко опустила голову. Её лицо зарделось, она внезапно осознала, что только что говорила, и что сейчас произошло. Была у неё такая выразительная черта характера — несдержанность в словах. Озоре, который не отличался мягким нравом, тоже порой не мог контролировать свой речевой аппарат, но его несдержанность была обыкновенной защитной реакцией. Михоко же проболталась от отчаяния, одиночества и страха окончательно упустить возможность стать нормальным человеком.

Тяжело вздохнув, Озоре протянул к ней руку, опустил ладонь на макушку.

— Сначала найдём Нанами. Потом решим, что делать дальше.

— Ты... не оставишь меня?

— Куда я денусь? — он осторожно, будто боясь сломать хрупкую вещь, взъерошил белые волосы девушки.

Михоко улыбнулась, в её голубых глазах засверкали слёзы, когда она подняла взгляд на Озоре. Она была милой. Искренней, отзывчивой, чуткой, неплохо владела мечом и быстро училась, но, будучи человеком одиноким, не способным ужиться с другими людьми, привыкла не замечать в себе этих положительных качеств. Ей просто не повезло. Почти так же катастрофически, как не повезло и Озоре, и он, думая о новой, свалившейся на него ответственности, вновь попытался прочитать её мысли. Не вышло. Впрочем, ничего другого он и не ожидал.

— Спасибо, — она улыбнулась, и слёзы скатились по её щекам. — Давай... давай вернёмся к поискам Нанами?

— Пошли, — он убрал ладонь с её головы. — За патрульной машиной.

— ...э? Ты хочешь сам найти королеву?

— Я хочу понять, что от меня нужно чёрному клану, — он стиснул зубы и пальцами коснулся татуировки на затылке. — И почему крысятам знаком этот символ...

— К... рысята?

— Приёмыши. Их четверо, и каждого я в окно выкину после смены.

Михоко вновь густо покраснела, но ничего спрашивать не стала. И, если бы Озоре мог прочесть её мысли, он бы с лёгкостью узнал, что для неё молодые, спокойные папы всегда были крайне привлекательны.

— То... кетсу-сан, — произнесла Михоко, когда они сели в один из автомобилей. — Если тебе трудно с детьми... я могу помочь.

— Они подростки, — произнёс он с пассажирского сидения, глядя на экран планшета. — Справлюсь.

Михоко открыла было рот, чтобы возразить, но сдержалась. Озоре какое-то время просматривал информацию о резиденции чёрного клана, борделе "Запретный плод", прежде чем они отправились туда. Юридически Запретный плод борделем не считался, это был обыкновенный стриптиз-клуб, совмещённый с лав-отелем, отелем для парочек, в котором за отдельную плату танцовщицы оказывали услуги более интимного характера. Управляла этим заведением правая рука чёрного короля — Токита Азами. И, Озоре впервые на памяти Михоко засмеялся, прочитав имя совладельца борделя. Им была Фукуда Нанами.

* * *

— Выглядишь отвратительно, — с этими словами Азами подошла, грубо схватила Нанами за подбородок, повернула её лицо сначала правой стороной к своему здоровому глазу, потом левой. — Если тебя и выпускать к клиентам, то только при выключенном свете.

Нанами сняла очки с лица, закрыла глаза, прислонившись спиной и затылком к стене. Отвечать на грубость Азами у неё не было ни сил, ни желания. Она и сама знала, что после трёх бессонных ночей, кошмаров и выходящих из-под контроля сил чёрного короля выглядела отвратительно. На теле не было живого места — всё в синяках, рубцах, царапинах. И это будет тяжело замаскировать от пытливых взглядов клиентов обычным гримом.

— Контролируй себя, — произнесла со свойственной ей резкостью Азами. — Оохаси-сан дал тебе не так много сил, чтобы ты с ними не справлялась.

— Это другое, — прохрипела Нанами, подняв взгляд к потолку. Без очков перед глазами всё было мутным, ярким, даже красивым. Нанами потёрла глаза. Её близорукость развилась в подростковом возрасте, и Нанами давала ей ненаучное, но подходящее объяснение. Она ослепла, потому что настолько ненавидела этот мир, что само её тело пожелало его не видеть. — Токита... мне Дамоклов Меч снится.

— Началось, — ответила Азами, закатив глаз. — И какой же? — она не дала ей ответить. — Знаешь, какая ты по счёту, кто заявляет мне, что внезапно ощущает себя королевой? Одной снится, как она скачет на Кагуцу, второй — как отсасывает обоим синим, третью каждую ночь себе заказывает наш король, Оохаси. И что? Что-то я не вижу, чтобы хоть к одной из вас пришла королева-экстрасенша.

Нанами промолчала.

— Запомни, Фукуда, — продолжила Азами. — Шлюхи не геройствуют.

— Да, Токита.

— Если не приведёшь себя в порядок, я сообщу королю, — Азами закурила сигарету. — Твоё положение не так плачевно, как у тех, кто следит за Хомрой, но и лучше не становится.

Нанами кивнула, надела очки, подняла взгляд на Азами. Она была здесь мамочкой, хотя и была довольно молода для такой роли. У Азами были белые волосы, яркий макияж на чистом, гладком лице, и повязка с сердечком, скрывавшая левый глаз. Нанами не знала, как Азами потеряла глаз, да и спрашивать этого не хотела. Знала только, что раньше Азами, никогда ничем не выделявшаяся, зарабатывала на своём дефекте. На её пути всегда находились люди, которые хотели вставить в пустую глазницу.

— Я надену латекс, — вздохнула Нанами. — И можешь меня вызывать.

— Хорошая идея.

На этом разговор закончился. Нанами вошла в некое подобие раздевалки, где размещались мягкие диваны, столики с зеркалами, косметические принадлежности и, конечно же, стеллажи с одеждой. Её король, Оохаси Каташи, никогда не мелочился, если дело касалось его незаконного бизнеса. Одежда для девочек была высшего качества, порой для бодрости им поставляли наркотики, выпивку и кормили их едой из ресторанов. Да и каждую девочку защищали авторитет и могущество чёрного короля. Он, подобно пауку, завлекал людей в свои сети роскошью и богатством, а после обрекал их на медленную и мучительную смерть. От Носферату не сбежать, не спрятаться — люди понимают это, но даже от этого знания желающих вступить в чёрный клан меньше не становится.

Нанами разделась, стоя перед зеркалом, сняла очки и надела линзы, накрасила красным тонкие губы, подвела чёрным глаза, густо накрасила ресницы тушью. Клиенты любят смотреть на чёрные полосы туши, появлявшиеся от слёз. Слёзы можно вызвать разными способами: физической болью, горем, а можно сделать это и достаточно глубоким минетом.

Нанами осмотрела своё тело. Некоторые раны заживали, некоторые ещё пульсировали болью. Нанами не обрабатывала их. Не делала этого ни в подростковом возрасте, когда проводила по коже острым лезвием ножа, не делала этого сейчас. Нанами не знала, удовольствие ей доставляет боль или она просто была следствием привычки. Наверное, и то, и другое. Иного чувства ни душа, ни тело Нанами не знали.

Она натянула чёрный латексный костюм на своё стройное тело, гладко зачесала назад кудрявые чёрные волосы и спрятала их под пышным рыжим париком. На этом её метаморфозы кончались, и перед зеркалом стояла знойная красотка Молли, а не скучный аналитик рисков — Фукуда Нанами.

Молли появилась, когда Нанами училась в старшей школе. Нанами хорошо помнила их первую встречу. Она шла домой с курсов для подготовки к экзаменам, не видя ничего и никого вокруг себя. Она устала. Её утомляла не столько учёба, сколько люди в классе и бесконечные требования со стороны отца. Он никогда не был доволен успехами Нанами. Его не заставляли улыбаться ни десятое место в рейтинге успеваемости по всей Японии, ни успехи дочери в школе, ни её цель поступить в Токийский университет и продолжать обучение в США. Сколько бы она ни сидела за учебниками, папе этого казалось мало, сколько бы её ни хвалили учителя, его кислая физиономия не становилась мягче. А когда ему казалось, что Нанами прилагала недостаточно усилий, он воспитывал её наказаниями.

Он был главой семьи, её прочной опорой, и поэтому мог устанавливать свои правила. Основным правилом была строгая экономия на всём: от использования воды в душе, до количества съестного за завтраком, обедом и ужином. Он, единственный работник в семье, садился есть первым и вставал из-за стола, как только наедался. Потом ела Нанами, потому что считалась его заменой и будущим кормильцем семьи. Дальше шла младшая сестра Нанами. Остатки еды доставались маме. Еда не лезла в горло Нанами. С каждым съеденным куском она чувствовала, как её желудок сворачивался в тугой узел. Мама была похожа на скелет, у сестрёнки и Нанами впали щёки, но зато папа был похож на ходячий квадрат. Он был коренастым, толстым, не похожим ни на мужчину, ни на женщину из-за своего огромного брюха, и на его лице всегда был здоровый румянец.

Мама никогда не пыталась отстоять свои права, никогда не спорила с отцом и с годами стала для Нанами безмолвным существом, лишённым всякой воли. Мама молчала, когда отец лишал Нанами еды, молчала, когда хватался за ремень или отвешивал оплеухи, молчала, когда отец бил её саму. Отец работал, приносил деньги, и этого было достаточно, чтобы мама забыла и о дочерях, и о самой себе. Да и вряд ли она когда-либо интересовалась такими незначительными вещами. Её глупое, полное смирения и равнодушия лицо ни капли не изменилось, даже когда Нанами случайно глубоко порезалась кухонным ножом. Кровь капала на доску, на стол, на пол, на тапочки Нанами. А мама лишь тяжело вздохнула:

— Ну вот. Даже тыкву ты испортила.

Слова врезались в память Нанами, точно ржавый нож. Мама не собиралась помогать, поэтому девочка перевязала руку полотенцем: воду на промывку раны тратить было нельзя.

Портить. Наверное, только это она и умела. Может быть, из этой мысли и родилась насквозь испорченная Молли.

Папы не стало, когда Нанами поступила учиться в Токийский университет на экономический факультет. И, когда Нанами узнала об этом, она не испытала ничего. Сначала ей показалось, что это — глупая шутка младшей сестры. Потом её затрясло. Отец умер, а это значило, что теперь роль главы семьи обрушивалась на её плечи. И что с этим делать, как дальше быть и как поступать правильно она не знала.

Хуже было только непрекращающееся одиночество. Нанами смотрела на людей вокруг, которые собирались в маленькие стайки и общались, шутили, дурачились, и не понимала их, завидовала им. Она поставила для себя цель — быть лучше других, и упорно шла к этой цели, а на всё остальное у неё попросту не оставалось ни сил, ни времени, ни желания. Да и всех вокруг явно пугала тощая девочка с мешками под глазами и глубокими порезами на руках.

Она выучилась, устроилась на работу, зарабатывала достаточно, чтобы жить, как нормальный человек, но при этом всё равно рефлекторно экономила, рефлекторно пыталась быть лучше всех, ни на кого и ни на что не обращала внимания. И чувствовала, как по сердцу медленно ползут чёрные маленькие жуки, рождённые из боли, одиночества и ненависти к самой себе. Сколько бы Нанами ни старалась, этого было недостаточно, как бы её ни хвалили, она только сильнее себя ненавидела.

И забыться она могла только в рыжем парике Молли. Молли никого не стеснялась, была желанной и легкомысленной, и, когда с этим испорченным существом грубо обращались клиенты, это казалось Нанами логичным и правильным. Никакого одиночества, никаких стремлений, никакой ответственности — только боль, жар чужого тела и осознание того, насколько она — дрянь. И, чем грязнее вела себя Молли, тем проще было Нанами. Её использовали, и это было правильно; она была товаром, вещью, предметом, и это было правильно; она была никем, за неё некому заступиться и некому её защитить, и это правильно. И так будет продолжаться, пока она не станет лучше.

Полгода назад она пришла в чёрный клан, почти в момент его основания. Заняться проституцией она решилась не сразу. Поначалу она заказывала девочек себе, общалась с ними, выпивала, задавала вопросы, даже порой заставляла их бить себя, царапать, кусать. И это краткое ощущение человеческого тепла, болезненной близости наполняло теплом одинокое сердце Нанами. Проституцией она решила заняться после вечеринки в клубе "Ангелы". На ней Молли связали, подвесили к потолку и отхлестали так, что она едва не потеряла сознание от возбуждения. Каждый раз с новым клиентом ей хотелось повторить то ощущение, и каждый раз Нанами разочаровывалась. Её жалели, почти любили, а она хотела, чтобы её ненавидели. Потому что без этого её жизнь развалится.

Из главного зала раздались ругань и крики. Нанами вскинула брови и вышла из раздевалки. Латекс плотно облегал тело, словно вторая кожа, и двигаться в нём было удобно, несмотря на громкий скрип материала, раздающийся при каждом шаге.

Нанами огляделась, но не поняла причин паники. Персонал Запретного плода окружил двух клиентов — парня и девушку в синих формах Скипетра 4. Солдаты не в первый раз посещали бордель, некоторые были постоянными клиентами, так что в этом не было ничего необычного.

Необычным было то, что одним из пришедших был Инари. Бесцветный король и телепат. Телепатов чёрный король подвергал целенаправленному уничтожению. Он и сам был телепатом, не терпел конкуренции, да и ко всяким ментальным способностям не испытывал ничего, кроме ненависти. Однажды из-за чьего-то нападения, которое никто из Носферату не мог вспомнить, клан потерял около пятисот миллионов иен. Кто-то неизвестный уничтожил один из складов Носферату с контрабандой и оружием, стёр всем чёрным память и исчез. И по этой причине Носферату искали и убивали телепатов.

Недавно Азами нашла людей, связанных с бесцветным королём — четверых его воспитанников. Нашла и наложила на них проклятие, которое, видимо, перебросилось и на бесцветного короля через их телепатическую связь.

— Тебе здесь не рады, Инари, — произнесла Азами, выйдя вперёд. Она была в красном шёлковом кимоно, рукава которого спадали с её плеч. — Так что не надейся на скидку.

Лукавая улыбка Азами исчезла с лица, когда Инари посмотрел ей в глаз. Лицо стало спокойным, сонным, ничего не выражающим.

Нанами подошла и толкнула Азами в сторону, пытаясь привести её в чувства. Не вышло. Бесцветный король воздействовал на неё и...

— Фукуда Нанами?

Нанами замерла. Откуда Инари известно её имя? Она огляделась по сторонам, сделав вид, будто не расслышала его слов, и только сейчас поняла, что телепатическому воздействию подверглась не только Азами. Персонал Запретного плода, клиенты и даже члены Носферату стояли с совершенно бездумными взглядами и смотрели в пустоту перед собой. Не подверглись воздействию только трое: сам Инари, его спутница и Нанами.

— Я... Молли.

— Ты Нанами, — произнёс парень и грубо схватил её под локоть, пальцами надавив на свежую рану. Нанами охнула от боли. — И ты — бесцветная королева!

— Я Молли, — ответила она, пытаясь вырваться. — И наш король припомнит тебе это.

— С вашим королём, — прорычал он. — Я разберусь после. А для начала ты пойдёшь со мной.

Нанами задрожала, вглядываясь в это хмурое лицо, слушая этот властный, не терпящий возражений голос. Рана пульсировала от его грубого прикосновения, кровоточила, и внизу живота Нанами разгорался опасный жар.

Перед ней был Инари. Враг её короля. И, как ни странно, у Нанами даже не возникло мысли напасть, покалечить его, убить. Он назвал её бесцветной королевой, а значит, убить его было в её силах.

Но куда он хотел её отвести? И что сделать? Нанами не боялась, скорее, наоборот, чувствовала, что из этого можно извлечь выгоду. Её положение в Носферату — чуть лучше, чем у тех людей, кто шпионит за Хомрой, а значит пользы клану Нанами не приносит. Но если она попадёт в руки к врагу своего короля и будет сливать Каташи сведения об Инари, то очень быстро станет лучше всех. Пускай ради этого ей и придётся вновь столкнуться с болью и унижением.

— Куда? — прохрипела она.

— Куда надо.

— Токетсу-сан, — произнесла его спутница. — А как же проклятие?

— Его наложила одноглазая, — процедил он сквозь зубы. — Пойдёт со мной. Разберусь с ней по дороге.

Нанами покачнулась и едва не упала, когда Инари дёрнул её руку на себя. Азами покорно шла следом, остальные люди были слепы, немы и недвижимы. У Нанами кружилась голова. Азами не допускала её к работе с того самого момента, как на теле начали появляться раны, и сейчас она сходила с ума от желания.

— М... моя одежда! — воскликнула она, её голос звучал тоньше, словно у маленькой девочки. — Я не могу... по улице... в этом!

Инари выругался.

— Сакаи, записи с камер им сотри. Комната охраны в служебном помещении за баром.

— Да, Токетсу-сан!

— Переоденешься по дороге, — произнёс он, выпустив Нанами из захвата. — Шагай за одеждой.

— Я же... и сбежать могу.

Инари нахмурился, но прошёл за Нанами в раздевалку. Она сняла парик, вытащила линзы из глаз, надела очки. Он наблюдал за ней, и, казалось, её латексный костюм его нисколько не смущал, не стыдил. Он зациклился на своей цели, на способностях Нанами, и ничто кроме этого его не интересовало.

— Так я, — произнесла она, складывая свои вещи в сумку. Нанами напомнила себе, что здесь есть только Молли. Молли и никого больше. — Должна стать твоей королевой, Инари?

— Я не Инари, — огрызнулся он. — И не моей.

— О... в таком случае, разве ты не хочешь устроить мне небольшую... королевскую проверку? — она улыбнулась, проведя рукой по шее, ключицам, опустив пальцы на молнию костюма на лобке. Потянула замок вниз. Взгляд Инари застыл. — Ты такой грубый. Мне нравится.

Он встретился с ней взглядом, нахмурился, опустил руку на рукоять меча. Нанами улыбнулась ему, взяв сумку с одеждой. Её не убьют, но и рисковать из-за Молли ей не хотелось, тем более, когда наконец-то появилась слабая надежда стать более значимой для чёрного короля. И надежда хоть ненадолго завести постоянного клиента. Инари — не евнух, но и женщины у него не было продолжительное время. Это Нанами поняла по его взгляду, в котором был первобытный, дикий голод.

— На выход.

— Да, хозяин.

Инари передёрнуло от такого обращения. Нанами улыбнулась, глядя в пол. Шлюхи не геройствуют. Должно быть, в это верил Инари, в это верила и сама Нанами, и потому считала, что произошла какая-то чудовищная ошибка. Ошибка, которая сыграет ей на руку в тернистом пути к успеху. Пока Инари думает, что она — королева, она будет делать всё, что вздумается. И Инари никуда не денется ни от чёрного клана, ни от Нанами.

Если бы он знал, какое она на самом деле ничтожество, то никогда бы даже не допустил мысли, что такая жалкая пародия на человека может хоть чего-то стоить. Нанами — никто без успеха, а успех — ничто без падения. Возможно, Инари однажды поймёт бесхитростную философию Нанами. В тот самый момент, когда будет захлёбываться собственной кровью.