Знакомьтесь, Джо Блэк (гет)

Когда она вышла из камина в доме Снейпа, уже смеркалось. В доме было подозрительно тихо.

— Есть кто? — в окно она увидела, как Снейп в саду сражался с явно им же созданным растением. Куст нападал, Снейп защищался.

Это могло бы выглядеть комично, если бы не та ярость, с которой Снейп наносил удары. Куст плетями и ветвями пытался дотянуться, атакуя, увертываясь и нападая снова. Можно было подумать, что он наделен сознанием. Одна ветка умудрилась тихо и незаметно подползти к ноге Снейпа и обвить лодыжку.

Гермиона выпустила заклятье, стоя на крыльце, ветка разлетелась на щепки.

— Фините, — Снейп снял заклятье, и на месте дьявольского растения теперь рос неприметный орешник. — Опять вы, мисс Грейнджер, — сказал он сухо, но она видела — по его глазам и едва заметной улыбке — он рад. А может (все-таки ее разговор с Белиндой и Роном не прошел даром) только хотела видеть улыбку?

— Я обещала навестить вас, мистер Снейп, — она разве что книксен не сделала, проигнорировав то, как он к ней обратился, — не рано ли для тренировок?

— Как бы не было поздно, — он бросил полотенце, которым отер пот со лба, на венский стул и облокотился на его спинку. — Думаю, пустяковое проклятие старухи только начало. Мне следовало начать тренироваться сразу же. Вот они — последствия привычки жить в безопасном мире.

— Эта безопасность иллюзорна, сэр, — она так и стояла на крыльце, не торопясь сойти на тропинку.

— Не кажется ли вам странным, мисс Грейнджер, обращаться ко мне так официально после того, что произошло сегодня днем? — он не выдержал и сделал шаг ей навстречу, протягивая руку.

— Вы первый начали, сэр, — сказала она, делая свой шаг.

Они замерли на расстоянии вытянутой руки друг от друга. Насколько проще было, когда обоих охватывала страсть. Словно под воздействием амортеции — можно было сделать вид, что не отвечаешь за себя, но при свете догорающего солнца, в саду его дома, все было иначе. То, что происходит после любовной близости, соединяет намного прочнее, чем самый страстный секс: невинный поцелуй после разлуки в сто раз важнее, чем самый развратный в пылу страсти.

— Северус, — выдохнула она, словно произнесла заклинание, окончательно признавая, что готова, как минимум, попробовать его узнать.

— Гермиона, — он поцеловал ее ладонь. — Я ждал тебя.

Он смотрел ей в глаза и был открыт — никакой окклюменции.

— Как ты? — она смутилась и отошла к столу.

Он налил в бокалы лимонад из запотевшего графина.

— Нормально, насколько это возможно. Составишь мне компанию? Честный бой, а потом — вкусный ужин.

— Ты сделал ужин? — изумилась она.

— Ни одного слова о Джо. Так что? Поединок? Или ты боишься проиграть? — таким тоном он спрашивал у Невилла на уроках, что тот положил в котел.

— Я устала и голодна, да и смеркается.

— Ну да, враги буду ждать, пока станет светло и погода будет подходящая, а что касается усталости — я только недавно пришел в себя после мерзкого проклятья, так что мы наравне.

— Я давно не практиковалась.

— А я еще дольше. Последний бой, если не считать этого куста, но он так себе противник, у меня был с Макгонагалл в Хогвартсе, да и то не бой, а одно название...

— Ладно, — Гермиона скинула кардиган и порадовалась, что переоделась в джинсы и футболку: в платье было куда неудобнее скакать от заклятий.

— Никаких непростительных.

— Ты хочешь на полном серьезе палить в меня боевыми? — вот к этому она точно не была готова. Она, не раздумывая, применяла боевые заклинания в тот последний бой, когда, казалось, Хогвартс обрушится им всем на головы. Но тогда был страх и явное осознание того, что им не выжить, не выбраться. И вместе с тем — отчаянное веселье, больше похожее на истерику. В таком состоянии использовать серьезные заклятья было совершенно естественным, но сейчас, под стрекот цикад, рядом с раскидистым старым дубом и глядя на заходящее солнце… Немыслимо.

— И от тебя ожидаю того же. Ты все-таки боишься?

— Конечно, — проворчала Гермиона, пытаясь настроиться серьезно и выжать из себя злость, — мне же тебя потом лечить. Вместо ужина.

Он усмехнулся и отошел на несколько шагов:

— На счет «три»?

— Инкарцеро! — она не стала дожидаться счета.

Он увернулся:

— Так нечестно, — рассмеялся, выдавая, судя по взмаху палочки, мерзкое удушающее Апноэ.

— О, враги, конечно, досчитают до десяти, чтобы вы, сэр, подготовились! — Гермиона выставила щит и тут же нанесла ответный удар. Тоже невербально.

Дальше бой проходил в полной тишине.

Гермиона использовала простые, но действенные заклятия, но ничего такого, что могло нанести реальный вред. Судя по всему, Снейп — пока — придерживался того же правила.

Она его почти уже связала, снова используя Инкарцеро, как он аппарировал, уходя от заклятия и через секунду оказался у нее за спиной. Его палочка упиралась ей под лопатку.

— Вот это, действительно, нечестно! — сказала она, не шевелясь.

— Не буду спорить, — сказал о насмешливо. — Еще раз?

— Нет, — она опустилась прямо на траву, сбросила с ног туфли, — у меня было уже два боя до этого. На сегодня, пожалуй, хватит.

— И с кем же вы сражались, мисс? — он сел рядом.

Она прислонилась к его плечу спиной и прикрыла глаза. Возможно, он был опасен, но сейчас она впервые за последние несколько часов чувствовала себя расслабленно.

— Белинда и Рон. Кстати, — Гермиона вздохнула, — Рон сказал, что и меня, и его, и Гарри, и еще многих вызовут в Визенгамот. Давать показания по делу Северуса Снейпа.

Его рука, лежавшая на ее бедре напряглась.

— Дело… Вот как…

— Это какая-то ерунда, — она порывисто развернулась к нему. Он смотрел куда-то в сторону, губы были сжаты в полоску, и морщина на переносице, которая днем была лишь едва заметна, снова стала глубокой и резкой.

— Все правильно, — сказал он глухо, прижимая ее к себе, — чего еще можно было ожидать? Когда служишь двум господам, то и тумаков получаешь в два раза больше. Я всем враг, это нормально.

— Ничего тут нет нормального! — Гермиону взбесило его спокойствие. Она ожидала чего угодно — что он притворится Джо и легкомысленно отмахнется от ее слов, что станет плеваться ядом и острить, как настоящий профессор Снейп, но вот это его спокойствие? — Надо что-то делать, надо бороться, нельзя отступать и идти у них на поводу! Ересь — признать героем, а потом разбирать какое-то «дело»!

Снейп резко встал и потянул ее за собой, схватил за локоть и аппарировал в дом. Все окна одновременно захлопнулись с такой силой, что чудом не полопались стекла, дверь впечаталась в косяк, и на пол посыпалась облупившаяся краска, занавески с шорохом упали вниз, погружая дом в темноту.

— Люмос, — они засветили палочки почти одновременно.

Гермиона с вызовом смотрела на Северуса.

— Не стоит говорить о таких вещах в саду, где на каждом кусте может сидеть достойный продолжатель дела Риты Скитер или она сама.

Он зажег свечи и камин.

— Поужинаем, а обо всей этой ерунде поговорим после, — он направился на кухню.

— Это не ерунда! — Гермиона пошла за ним следом.

— Лучше сделай салат.

По столешнице прямо ей под руки скользнула разделочная доска, миска, полная свежих овощей, и дуршлаг, в котором лежал кресс-салат.

Северус занялся свежим лососем, молча и сосредоточенно орудуя ножом. Гермиона, тоже молча, принялась за салат. Не хочет говорить? Нет проблем, она сегодня уже и наслушалась, и наговорилась. Тишина ее вполне устраивала.

— Это ерунда, — сказал он, аккуратно выкладывая рыбу на шипящую сковороду. — Они думают, я буду претендовать на особые привилегии или попытаюсь выкачать из кого-нибудь из них деньги. Они успокоятся, как только поймут, что я не несу опасности.

— А ты — не несешь? — она оставила нож, который стал самостоятельно крошить зелень. Северус подошел и перехватил нож, стал резать сам.

— Не готовь с помощью магии, испортишь все. У еды будет совсем иной вкус.

Так мог говорить Джо, если бы тон был другой, если бы он не смотрел так мрачно на ни в чем не повинный помидор…

— Ты сам не веришь в то, что говоришь, — Гермиона облокотилась на столешницу. — И ты не считаешь это ерундой.

— У меня прохудилась метальная защита?

— У тебя ее сейчас нет, и ты знаешь, что я не полезу в твои мысли.

Он вскинул голову, отложил нож и взял ее за плечи.

— Я справлюсь сам. Не лезь. Я должен справится сам. И с Визенгамотом тоже.

— Я не могу остаться в стороне, — она покачала головой. — Они вызовут меня свидетелем.

— Не вызовут. После того, как меня допросят, они не станут вызывать тебя.

— Это зависит от того, что им надо. Кому это выгодно?

— Кто из нас последние шесть лет страдал амнезией?

— Я далека от политики.

— Неважно, кому и что надо. Что за упрямство? Я обещаю, тебя не тронут, не будут вызывать. Поттер тоже постарается. Уж на это, я надеюсь, его хватит, — он отпустил ее и снова взял нож, который подскакивал на доске.

— Да при чем тут я? Мне они точно ничего не сделают. Гарри… Гарри не появлялся?

— Он час назад вломился ко мне, воспользовался тем, что я не заблокировал камин после твоего ухода, — Северус закончил резать салат и отлевитировал его на стол.

— И?

— Просил прощения, убивался, обещал выступить свидетелем. Видимо, готовит пылкую речь. Я его предупредил, что если он попытается хоть обмолвиться о том, что видел в моих воспоминаниях, одним героем в Англии станет меньше.

— Не думаю, что их беспокоит твое прошлое. Их беспокоит, что ты знаешь об их прошлом и что хочешь с этими знаниями сделать, — Гермиона слишком поспешно отправила на стол бокалы, и они звякнули, столкнувшись боками.

— Нет, это вряд ли, — сказал Северус раздраженно, — иначе бы они не устраивали слушания, разобрались как-то более… тихо.

— Тебя хотят использовать?

— Возможно. Надо будет сказать, что мне покоя не дают лавры Скитер, и я задумал писать мемуары. Кстати, — взмахом палочки он потушил огонь под сковородой с рыбой, — она прислала мне сову. В письме было предложение перевыпустить книгу обо мне. Издание второе, дополненное и расширенное. Вот кто никого и ничего не боится.

— Ты ей ответил?

— Конечно, — он улыбнулся так, что Гермионе стало не по себе. — Пригласил на чашку кофе. Надеюсь, после личной встречи она придет к выводу, что не стоило выпускать эту писанину вообще.

— Нет, то, что есть книга, в который все-таки Рита склоняется, что ты настоящий герой и… впрочем, не важно, доказывает, что твои воспоминания, отданные Гарри — не подделка.

— Подделка?

— Рон сказал, что в отделе тайн доказали — воспоминания можно подделать. Окклюменция позволяет это, и то, что ты пропал…

— Рон, снова этот чертов Уизли! — кажется, о том, что статус героя может быть снят и возвращен статус врага магического мира, Северуса беспокоило значительно меньше, чем визит Рона. Это было бы забавно, если бы ситуация располагала к веселью. — Что ему от тебя было надо? Зачем он пришел?

— Мы столкнулись случайно дома, он пришел кое-что забрать, а я — переодеться.

— Он просил тебя вернуться? — голос Северуса звучал делано спокойно, он переправил блюдо с рыбой на стол и накрыл чарами стазиса. — Твой… муж, конечно же, хочет, чтобы ты вернулась, — он повернулся к ней спиной.

Гермиона подошла и обняла его, утыкаясь лбом между лопаток. Он сжал ее ладонь.

— Не надо, Гермиона, строить планов по моей защите. Как ни бейся, все равно выйдет только хуже.

— Но почему?

— Потому что я — Северус Снейп. Джо повезло встретить тебя и других прекрасных людей, обзавестись друзьями, но даже тут мое невезение догнало, и пришлось возвращаться. Всегда, абсолютно всегда даже что-то хорошее оборачивалось против меня. Или я сам переворачивал все… неважно. Столько надежд, связанных с Лили, и ее смерть, покровительство Альбуса и его убийство, — он говорил зло и устало. — Пост директора, который даром не нужен, и ненависть всех без исключения учеников и преподавателей, даже Кэрроу, которых приходилось держать в узде и пытаться не вызвать подозрений. И, словно этого мало, кроме меня, некому было сказать Поттеру, что он должен пойти и дать себя убить. Мне повезло, — он содрогнулся, — мне чертовски повезло, что вы полезли в хижину. Я успел, смог. Решил, что умираю и наконец-то вся эта поебень кончится, забыл, идиот, что принял меры… Ладно, выжил, начал новую жизнь и встретил тебя… дальше можно не продолжать.

— Ты жив, и все еще может наладиться…

— Ты вернешься к Уизли, потому что у вас и прошлое и будущее, а мне нечего тебе предложить, кроме неприятностей, — он повернулся и взял ее за плечи, посмотрел в глаза. Гермиона почувствовала прикосновение к разуму, легкое, как просьба войти. — Я прав?

— Нет. Не вернусь. Потому что в любом случае — так нельзя. Ты хочешь доказательств?

Он поспешно покинул ее сознание, так и не сделав шаг вглубь.

— Если ты так говоришь… — он отпустил ее, отвернулся, но тут же обернулся, схватил в охапку, прижался губами, словно доказывая себе, ей, всему миру, что здесь и сейчас нет места для Рона Уизли. Даже в мыслях нет!

Северус подхватил Гермиону, усадил перед собой, сметая со столешницы на пол все, что мешало. Стащил с нее джинсы, ругаясь под нос, она скинула футболку.

Его поцелуи были больше похожи на укусы, Гермиона чувствовала, с каким трудом он сдерживает себя, чтобы не причинить ей боль, удержаться на грани.

Каким он был раньше? Каким он был любовником? Жестоким и эгоистичным, который не думал о той, которая рядом, стремился получить собственное удовольствие и утолить голод, чтобы потом страдать по своему идеалу в тиши кабинета? Каким бы он мог быть с Лили и не искал ли он в Гермионе образ давно умершей возлюбленной?

— Посмотри мне в глаза, посмотри, — приказал глухо.

Она провалилась в его сознание. Не воспоминания, грезы — картины, одна жарче другой. Она, она одна, все время — она, и ни следа Лили. Красивее, распутнее, смелее, раскованнее, чем в жизни, и все-таки — она. Вот, о чем он грезил, вот, кого он хотел. Она вынырнула из его сознания, краснея от его откровенности, стыдясь того, что возбудилась от этого.

Он провел по ее спине ногтями, она замерла — еще чуть-чуть и остались бы царапины. Он поцеловал так, что перехватило дыхание, поддерживая рукой за затылок и не давая возможности увернуться.

Он шел по лезвию и тянул ее за собой. Опасный. Да, пожалуй сейчас она готова была согласиться, что он опасен. Сможет ли удержаться, сможет ли она удержать его?

— Прекрати думать! — потребовал он.

Разве это было возможно? Он будил столько вопросов, он сам был сплошным вопросом…

Он жестко взял ее за подбородок, снова заставляя смотреть в глаза. И она ухнула куда-то вниз, мысли закружились в череде чужих образов, слишком быстро сменяющихся, чтобы суметь различить их. Тело приобрело невероятную легкость и вместе с тем — чувствительность. Любое прикосновение к коже отзывалось дрожью во всем теле. Ничего подобного с ней не было никогда. Удовольствие на грани боли, желание длить это состояние и потребность немедленно получить разрядку…

Она закричала, вцепилась в его плечи и закрыла глаза, приходя в себя.

Он нагнал ее, застонал глухо, обнимая с такой силой, что едва не хрустнули ребра, и не торопясь отпускать.

Он прошептал на выдохе: «Mea vita…»⁽¹⁾, она в ответ поцеловала его, чувствуя себя так, словно кости растворились. Ей казалось, что если он отпустит ее, она упадет.

— Даже не знаю, чего мне хочется больше, есть или спать, — проговорила она, когда дыхание восстановилось. Перестать упираться в его плечо, перестать чувствовать его тело — было невыполнимой задачей.

— Тогда — есть, — он помог ей встать, оделся сам, а на нее накинул призванный с дивана в гостиной плед, усадил за стол, трансфигурировав стул в удобное кресло.

Если он хотел, чтобы она отстала от него с разговорами о грядущем разбирательстве в Визенгамоте, то он своего добился. Ее сил хватало только на то, чтобы держать глаза открытыми, да съесть кусок великолепно приготовленного лосося.

— Ты останешься со мной? — прозвучало, словно издалека.

— Надо домой, — неуверенно сказала она, — я вот только минутку посижу… — ей надо было отдохнуть, после всех долгих дней и ночей в больнице, после изматывающей и ни к чему не приводящей борьбы с собой. Ей надо было всего на несколько минут закрыть глаза и ни о чем не думать, наслаждаясь удивительной легкостью и ясностью, пониманием, что все устроится именно так, как надо, и она все-все сможет преодолеть и всех-всех защитить…

Он отвел ее в спальню, уложил и накрыл одеялом.

— Десять минут… — сказала она, как ей показалось, вполне твердо.

— Конечно.

Гермиона проснулась, когда солнечный свет стал проникать под плотно закрытые веки. Почему она вчера не задернула шторы? Она укрылась одеялом с головой, но так было душно. Пришлось открывать глаза и… Она резко села в постели. Мерлин! Работа!

Она соскочила с кровати, еще плохо понимая, почему вокруг все чужое, хотя и смутно знакомое, и снова села на кровать. Она проспала всю ночь рядом со Снейпом — она помнила тяжесть его руки на своем бедре, но ночью ей казалось, что ей просто снится такой сон… Гермиона нахмурилась. Одежда была сложена на стуле, самого хозяина не было видно.

Гермиона оделась и спустилась вниз.

Он снова тренировался в саду, куст опять был зачарован и, кажется, приобрел сноровку, или Снейп не выспался и не так ловко отбивал атаки.

— Доброе утро.

Он обернулся на ее голос, куст воспользовался шансом, сделал подсечку, и Северус рухнул на землю, выругался, перевернулся и выпалил в куст поджигающим. Гермиона тут же наколдовала воду, которая вылилась и на куст, и на Северуса заодно.

— Весьма доброе, — Северус поднялся, отфыркиваясь и тряся мокрой головой.

И снова неловкая пауза… Каждый раз они начинали сближение заново.

— Как спалось? — он вытер голову и снял мокрую насквозь футболку.

— Отлично, хотя мне кажется, я планировала попасть домой.

— Я честно будил тебя пару раз, но ты отказалась наотрез не то что уходить, просыпаться. — Он наклонился к ней и неловко поцеловал в щеку.

— Я… Белинда закрыла мне вход в Мунго. Принудительный отпуск на неделю, чтобы определиться с тем, что я хочу делать дальше и подходит ли мне моя работа… ну, и подумать, с кем я связалась.

Они сели за столом под дубом. Гермиона повела палочкой, дуб опустил ветви, а кусты боярышника, растущие вдоль изгороди, стали выше и плотнее, чтобы загородить их от случайных взглядов с дороги.

— Еще она просила передать, что ты обязан явиться к ней сегодня.

— Страшно представить, чем мне может грозить неповиновение, — усмехнулся Северус, но взгляд его был тревожен. — Не буду, пожалуй, злить старую мегеру.

— Она сказала, — Гермиона тщательно подбирала слова, — что вы знакомы с тех времен, когда ты был настоящим, то есть… когда ты поддерживал Волдеморта по своей воле.

— Даже смерть не избавляет от прошлого, — он откинулся на спинку плетеного кресла, на лице застыла кривая усмешка. — Не буду отрицать, по молодости его идеи казались весьма… прогрессивными. А когда перестали такими казаться, было уже слишком поздно.

Шум крыльев заставил его прерваться. Две совы, похожие друг на друга до рисунка на перьях, опустились на стол. У обеих к лапкам был привязан пергамент, запечатанный министерской печатью. Гермиона отвязала свиток, быстро сломала печать и пробежала глазами текст. Вторая сова ухала, всячески привлекая к себе внимания Снейпа, тот лениво потянулся к птице и снял пергамент.

— Слушание состоится послезавтра, — Гермиона отложила письмо. — Так быстро…

— Они долго тянули, прошло не так мало времени с моего возвращения… — Северус с явной неохотой дал совам по кусочку печенья, и те синхронно взмыли в небо. — Возможно, ты права, и это слушание будет не только цирковым представлением с моим участием. Интересно, что им надо? Впрочем, — он жестом остановил Гермиону, которая был готова вслух начать думать, анализировать и сопоставлять информацию, — не будем портить хорошее утро. У нас будет время подумать над этим. Ты останешься со мной?

Гермиона задумалась. Провести целый день со Снейпом, ожидая, когда он снова начнет язвить и показывать свой характер? Или уйти домой и там… там думать о Снейпе. Можно было бы выбраться к родителям, погулять по Лондону, купить ненужную тряпочку, в конце концов, отпуск у нее случался нечасто. И нужно было бы встретиться с Гарри, попытаться что-то объяснить Джинни и…

— Пока что мне некуда спешить, — Гермиона потянулась, — но что мы будем делать?

— Конечно же варить зелья, — ответил он совершенно серьезно.

Варить зелья они не стали. Вместо этого занялись завтраком, как будто это было обычным делом. Гермиона рассказывала про Алису, про Локхарта и про свои отчаянные попытки помочь им. Северус задавал толковые вопросы и слушал ответы с явным интересом. Ментальные практики, как выяснилось, всегда привлекали его больше, чем зельеварение.

Если бы еще можно было сделать вид, что ее совсем не тревожит расставание с Роном. И не то чтобы она думала об этом постоянно, но какие-то мелочи, слова, поворот в разговоре невольно вызывали воспоминания, и сердце болезненно сжималось. Разве забудешь его лицо — осунувшееся и вмиг постаревшее, словно все яркие веснушки сошли махом. «Я не понимаю — за что? Почему ты меня разлюбила?» — будто это был ее выбор или словно она его наказывала. Но разве она могла ему соврать? Она попыталась объяснить, но для этого требовалось время, его готовность слушать и ее желание объяснить. Она хотела сказать, что она любит его, просто уже иначе, что он навсегда-навсегда останется близким и любимым, но только — она и сама не знала об этом раньше — этого может быть мало. Иногда с человеком может ничего не связывать, а ты без него уже не можешь, словно привязан невидимой бечевой…

Когда завтрак был съеден, а чай выпит, Гермиона решилась.

— Я хотела тебя спросить… Ты вправе не отвечать, но…

— Я проспорил сам себя три сикля, — Северус полулежал в кресле, прикрыв глаза, — ты хотела узнать, как я выжил и почему оказался в магловской больнице?

— Да. Это настолько очевидно?

Он кивнул.

— Ты расскажешь?

— Это еще одна иллюстрация моей невероятной удачливости, — сказал он с сарказмом. — Меньше всего я хотел выжить. Я уже давно себя похоронил, единственное что меня удерживало — необходимость защищать Поттера. И Альбус задал отличную задачу напоследок, не находишь? Сперва сделать мальчишку свидетелем того, как я убиваю обожаемого всеми директора, а потом с портрета смотреть, как я буду выкручиваться, придумывать, как же заставить Поттера поверить мне!

Он не открывал глаз и говорил спокойно, но Гермиона не верила в его деланое равнодушие.

— Я обязан был протянуть до эпохального разговора, понятия не имея, как осуществить то, что мне поручено. Я не боялся, что меня убьют, тем более — Лорд, мне казалось, что мое положение вполне устойчиво, но война есть война. С большинством проблем я мог справиться сам. Но мне нужен был план на экстренный случай. Я — полукровка, и я имел дело с магловской медициной. Они могут откачать практически в самых безнадежных случаях. Авада, впрочем, не считается. Я на всякий случай зачаровал запонки, если пульс становился критически низким, они превращались в порт-ключ. Я был уверен, что сниму это украшение после разговора с Поттером, но… ты в курсе, после мне было как-то не до того.

— А змея? — тихо спросила Гермиона.

— Весь ближний круг пил антидот последний год. Лорд вел себя как помешанный, а Нагайна была слишком сильно связана с ним. Она могла просто цапнуть кого-нибудь, так, между делом. Ее яд не то чтобы убивает сразу, но все время был нужен антидот, раны гноились, — Северус поморщился. — Неважно и неинтересно. Коротко — мы все пили лично мной сваренное зелье на всякий случай. Ну, я и помыслить не мог, что Лорд натравит эту гадину на меня.

Он замолчал. Гермиона не знала, что сказать.

— Что-нибудь еще? Вопросы про мою личную жизнь и воспоминания? — спросил он холодно.

— Меня это не касается, — ответила она твердо, — хотя и интересно ужасно, — добавила она. — И все-таки, почему магловская больница?

— И в Мунго, и в больничном крыле Хогвартса шансы на то, что меня просто-напросто добьют, повышались многократно, а друзей с домовыми эльфами, которые бы выхаживали меня, как-то вокруг не наблюдалось.

— А как же… Малфои?

— С чего ты взяла, что мы были друзьями?

— Но твое отношение к Драко.

— Драко... Малфои оказывали мне покровительство. Но к дружбе это не имело никакого отношения. Я им не ровня.

Он резко встал:

— Пора размяться, что-то воспоминания настраивают на воинственный лад. Как ты?

Гермиона прислушалась к себе. История с Визенгамотом здорово действовала на нервы, и, пожалуй, спустить пар в поединке было хорошей идеей.

1) Mea vita et anima es (лат.) Ты моя жизнь и душа

Вернуться к тексту