Черное сердце (гет)

Как хотелось бы, чтобы ничего не менялось.

Ты просыпаешься в один прекрасный день — и, знаете, на душе вот такое чувство, какое бывает, когда выходишь зимой ранним утром — и лёгкий морозец, чуть сумрачное солнце, а главное — тишина, нежная мягкая тишина. Ни одна веточка не шевелится.

Вот хочется такого в жизни.

Вот ты просыпаешься в один прекрасный день — а мир вокруг тебя не изменился. Он остался прежним, не постарел, не подурнел.

Чтобы ничего не менялось.

Чтобы время даже не вздумало куда-то бежать, куда-то течь.

Чтобы всё оставалось таким, какое оно есть и какое оно было.

Ведь так?

Я едва кивнула. Да, всё так. Очень верные мысли.

Я стояла, прислонившись лбом к ледяной стене. С той стороны женщина прижала свою ладонь.

И говорила такие верные, такие правильные вещи.

Ведь так?

* * *

Когда я проснулась, всё моё лицо было отчего-то мокрым от слёз.

* * *

Улицы столицы таншей — к слову, у города не было названия — струились венами на запястьях. Узкие, тенистые, они лились и лились. Каждый дом не был похож на предыдущий: из веток, листьев, камня, досок, кристаллов, бутонов цветов — они сменяли друг друга, толкались, пихались и всеми силами старались обратить внимание прохожего. Редкие окна были почти всегда закрыты ставнями, лепестками, крупными листами. Каждый дом казался живым существом — творением буйного воображения.

Когда мне было совсем одиноко, я могла мысленно вести с этими причудливыми домами беседы, в которых мы обсуждали всё подряд. Я могла от души жаловаться на свою память, могла описывать свои впечатления от очередного вечера (утра?.. ночи?..) в королевском дворце, где все плясали, где хмель лился рекой, где я пела без остановки, где танцевала без конца.

Мне категорически не хватало общения. Мои подружки-танши после моего взлёта не всегда были готовы гулять со мной, будучи занятыми своими делами, за пределы крепостной стены без сопровождения меня не выпускали, а сидеть в комнате было слишком скучно. И я, изнывая от одиночества, шаталась по улицам, мгновение за мгновением проводя в своей голове, рассуждая с выдуманными собеседниками о чём-то, о чём понятия не имела.

Дома среди этих собеседников выделялись: они были хороши тем, что имели хотя бы конкретные очертания и существовали в реальности, а не только в моей голове.

Я гуляла и гуляла. Благо погода всегда была хорошая — всегда ровная. Не было такого, чтобы мои планы нарушил холод... Или дождь — что-то из самых глубин памяти.

В стране таншей не шли дожди. Единственное место, где всегда лило как из ведра, — долина вдали от крепости, где мне пока что не удавалось побывать. Битки могла часами её описывать.

— Земля в долине является очень влажной, она хлюпает под ногами. Вода льётся постоянно. Она затапливает соседний лес. Уже столетия мы пытаемся бороться с этой напастью. Пока мы не добились ничего.

Я хотела было уточнить у неё, отчего же танши не могут справиться с обычным — наверняка иллюзорным — дождём, но передумала: вдруг этот вечный ливень — подарочек от колдунов с разноцветными глазами. Настоящая магия, сильная и стихийная.

Поскольку я помнила дождь лишь как что-то искусственное, как пустой термин с определением, но не могла воспроизвести в памяти ощущения от падающих на кожу капель дождя, мне очень хотелось попасть в дождливую долину. Я видела дождь во снах, мутно, невнятно, но одно дело — видеть, а другое — почувствовать...

Именно о дожде я мечтала, сидя за троном королевы в день приёма жалоб и прошений. Весельчак Гром сидел сбоку, у самого подлокотника, и немного похабно комментировал подданных, слишком тихо, чтобы кто-то, кроме королевы и меня, его расслышал.

Иногда королева одаривала его мягким смешком.

Вереница таншей становилась всё короче, я уже устала от мыслей о дожде и высунулась из-за трона, принявшись рассматривать зал.

Наконец, последний прошенец отвесил низкий поклон королеве, я подобралась, чтобы в любой момент вскочить с места и начать распеваться, пытаясь отпихнуть Грома. И тут в зал вошёл ещё один гость — в металлических латах.

Я увидела, как оказавшиеся ближе всего ко входу придворные вздрогнули и отпрянули назад. Стражники не изменили своего положения — стояли без единого движения, но будто бы их спины распрямились, а руки сильнее сжали копья.

Гром осторожно прошептал королеве что-то; её побелевшие пальцы вцепились в подлокотники трона.

Рыцарь тяжело шёл по кварцевому полу. Он отличался громоздкой фигурой, лишённой тонкости и изящности таншей. Это выдавало в нём, как минимум, наличие предков-людей, а возможно — и целиком человеческое происхождение. Интересно, когда он снимет шлем, то увижу ли я острые уши?.. Вдруг он человек, и я перестану быть одной-единственной? Вдруг у меня появится друг?

Гости молча расступались перед рыцарем, освобождая проход прямиком к трону; я вжалась в тень за его спинкой, надеясь, что неизвестный меня не заметит.

Он остановился перед тронным возвышением и, выставив перед собой огромный меч, чья рукоятка была усыпана алыми самоцветами, опустился на одно колено.

— Могучая королева, прости меня за вторжение, но выслушай меня, не откажи, — начал было он, но его речь прервал мелодичный голос её величества.

— Странник, хотя ты и прибыл издалека, окажи нам любезность, покажи нам своё лицо, — в её тоне я услышала нотки малоприкрытого интереса и ещё чего-то не совсем различимого, что стало для меня неожиданностью. Королева всегда сохраняла невозмутимость, понять её истинные чувства было практически невозможно — особенно для кого-то вроде меня.

Рыцарь свободной рукой снял с головы шлем и подшлемник: по всему моему телу пробежали мурашки. Его уши были обычной формы, но волосы — золотыми со всполохами алого, и в свете кристаллов казались огненными. Он был человеком и кем-то ещё одновременно. Кем-то другим.

Я пожалела, что скрылась за троном, выбрав такое место, откуда не могла увидеть лицо королевы; но реакция гостей меня удивила: многие из них едва скрывали шок, страх или вовсе откровенную неприязнь.

Я прищурилась, всматриваясь в лицо неизвестного, но смогла разобрать лишь то, что на его лице не было ни намёка на вежливую полуулыбку, столь мне понятную и знакомую, а глаза были без зрачков и разного цвета — один целиком белый, а второй — целиком чёрный.

Как у тех колдунов, ушедших в надземье.

Горечь разочарования и сладковатый привкус нежной надежды наполнили мой рот.

Я вздохнула и откинулась, прижавшись спиной к стене.

* * *

Королева пригласила странника на небольшой пир. Она всегда устраивала застолья после выслушивания жалобщиков в тронном зале — видимо, это был её способ отвлечься и забыть на время нудные часы, проведённые в компании со своими подданными и их проблемами.

Мы с Громом с некоторых пор солировали на таких пирах — пели, плясали, шутили по-дурацки, шутливо препирались. Обычно мы вбегали после первого приёма пищи, когда участники становились чуть хмельными; Гром почти всегда был наряжен в смешные чудаковатые костюмы из дерева и ярких листьев, а я — в летящие платья с венками из цветов на распущенных волосах.

Мы понеслись и быстро принялись за работу. Под барабанный бой Грома я станцевала небольшую сценку — с ужимками и активной мимикой. Будто я была очередным подданным, решившим прервать пир и влезть в него со своей преувеличенно гротескной бедой. Гром с преувеличенной же серьёзностью отгонял меня от стола, замахиваясь барабаном.

Гости смеялись, лица рыцаря я не видела.

Как только мы угомонились, королева подозвала нас к себе, и мы, слегка потея и пытаясь незаметно отдышаться, сели у её кресла, сразу же протянув руки к еде.

Я подняла глаза на рыцаря, сидевшего напротив, и на мгновение замерла: его пальцы, в которых он держал остатки сухой лепёшки, большая часть которой лежала прямо на столе, были почерневшими, будто измаженными в саже. Между тем, никто не придавал этому значения. Я моргнула и перевела всё внимание на плод душистого фрукта перед собой. Вероятно, это ещё одна черта его странной внешности. Что-то вроде моих сиреневых волос. Не очень-то воспитанно на него таращиться. Особенно в окружении таких волшебных существ, как танши.

— Вы так необычно танцуете, моя леди, — произнёс рыцарь. Его голос казался чуть-чуть напряжённым.

— Все мне говорят это, милорд, — улыбнулась я. — Я ищу вдохновение в моих ярких снах.

— Скорее уж кошмарах, — фыркнул Гром.

Я немного покраснела. С его стороны было не слишком мило выдавать мои маленькие секреты.

— Не настолько уж мои танцы и кошмарны, — ответила я ему, обиженно надув губы: раздался мягкий смех сидевших вокруг.

— Куда уж тебе до моих танцев! — расхохотался Гром, схватил вновь барабан и с разбегу прыгнул на стол.

Лиловые локоны, лиловое платье,

Лишь тени под глазами лиловее них!

Его голос, дребезжащий, ехидный, громкий, наполнил весь зал.

Работа требовала самоотдачи, и мне пришлось забыть о еде.

Я залезла следом, неловко, неаккуратно, задев при этом какой-то кубок, который тут же пролился на каменную поверхность стола.

Зелёные локоны да зелёный дублет,

Лишь сопли зеленее них!

У Грома не было локонов, но действительно были зелёные сопли, о чём знал весь двор.

Осведомлённые пирующие вежливо рассмеялись и захлопали в ладоши.

Гром изящно перепрыгнул через блюдо с огромным зверем, зажаренным целиком. Я обошла его вокруг, едва не перевернув ещё несколько кубков и кувшинов, и затянула мелодию, напевную, страдальческую.

Гром сел между тарелок на барабан и принялся стучать в такт ложками.

Хлопки усилились, и я ощутила прилив сил.

Эта мелодия прилипла ко мне с самого дня, как приснилась. Я уже забыла лицо женщины, что пела её, забыла даже, пела ли её вообще женщина, а не моё собственное воображение.

Озвучив её, я будто порвала с её властью надо мной, отняла у неё контроль.

Я чувствовала определённую уверенность в том, что делала. Нечастое явление. Сложно быть уверенной в себе, когда тебе всего ничего времени.

Завершив пение, я низко поклонилась гостям, и мы вернулись на свои места.

Пир продолжился, и я наконец смогла поесть.

* * *

Мне снился странный сон.

Он не был похож на привычные мои сновидения, когда я смотрела сквозь стену льда на метания неизвестных мне людей, на незнакомые места и таинственные образы.

Моя голова решила действовать иначе: в этот раз льда не было, и я стала главным действующим лицом этого ночного спектакля.

На мне было длинное зелёное платье, надетое прямо поверх чуть колючей белой сорочки, падавшее тяжёлыми складками до самого пола — каменного, холодного, в мелких трещинках  и сколах.

В руках я держала тяжёлый металлический подсвечник, но огонёк свечи горел слишком слабо, чтобы я смогла разглядеть что-то вокруг, в окружавшей меня сплошной тьме, настолько густой, что она буквально вдавливала глаза в мозг.

Я поморгала в попытках хоть как-то привыкнуть к плохому освещению. Вскоре помещение стало приобретать слабые очертания: каменные стены, кованые сундуки в углах, грубые деревянные лавки и большая кровать с высокими столбиками.

Наконец я заметила проход — через который разом очутилась на лестнице, ведшей куда-то вниз, в черноту. Я почти не видела ступеней, весь мир сжался до пламени свечи в руках, но мой шаг был твёрдым и беззвучным.

Шаг за шагом, шаг за шагом — и вот перед моим взором встала дверь, на которой висел огромный амбарный замок. От замка в разные стороны вели толстые железные цепи.

В реальности я бы бежала от этой двери, во сне же — дотронулась рукой до замка, он с грохотом упал, потянув за собой цепи.

Дверь распахнулась, моя свеча потухла, но в зале, куда я вступила, свечей было так много, что в ней не было никакой необходимости.

Свечи стояли на полу, на полках, на столах — с них тёк воск, их огоньки плясали как безумные. Искры летели на меня, то ли отгоняя, то ли, наоборот, приманивая.

Посреди зала возвышалась платформа, у которой я очутилась в два счёта.

На ней лежал человек, скрытый саваном.

Мне стало страшно, я попробовала пошевелиться, но не могла.

Тело дёрнулось, и из-под савана выпала бледная рука.

По пальцам текла ручейком кровь, прямо на каменный пол.

Я хотела закричать, но не могла.

Не могла, потому что не могла, а может, просто не хотела, потому что не понимала, почему эта рука вызвала во мне столько боли.

Я заметалась, пытаясь вырваться из оков, сжимавших меня, не дававших ни двигаться, ни дышать.

Голова стала чугунной, грудь — из сплошного куска железа, я тонула.

Тонула — и очнулась наконец посреди собственной кровати — на перине из мха.

* * *

Следующие дни, сложно сказать, сколько их было, может, три, может, пять, я продолжала развлекать королеву и рыцаря.

Рыцаря, кто занимал мои мысли.

Я старалась изо всех сил ему понравиться — ослепительно улыбалась, кружилась, наряжалась в самые милые наряды и украшала сиреневые волосы цветами и каменьями.

Я хотела, чтобы чудесный рыцарь обратил на меня свой взор. Но его слова на первом пиру о моих танцах оставались единственным знаком внимания с его стороны.

Он не смотрел на меня, не слушал мои песни, не следил за движениями моего ставшего очень пластичным тела, не отвечал на шутки.

Он не хотел дружить, не хотел общаться, он не хотел иметь со мной ничего общего. Я и Гром удостаивались от него лишь каменного выражения лица.

При этом танши его выделяли весьма заметно.

Его тяжёлая фигура в неизменных латах — он не надевал местной одежды (не думаю, правда, что он в неё бы влез) — появлялась в залах при полной тишине. Танши в секунду расступались перед ним, словно ожидая, что при их малейшем замешательстве рыцарь вытащит огромный меч и покрошит всех в труху.

Я его отчего-то не боялась. Он казался мне интересным и — главное — живым. Несмотря на глаза без зрачков, на обгоревшие пальцы, на огненные волосы, рыцарь светился обычной (немагической) жизнью — полнокровной, здоровой, горячей, простой. Он был лишён причудливости таншей, их внеземной отстранённости, их тонкой изящности. В нём не было ничего растительного, прозрачного, иллюзорного, его редкие речи были прямолинейны, на его ладонях и запястьях по вздувшимся венам текла бурная кровь, а каждым шагом он будто втаптывал чудеса этого мира в землю.

Он был живым настолько, насколько я была живой.

Пусть и без памяти, пусть и без прошлого. Пусть и наполненной до самых краёв кошмарами и тайнами.

Но я была живой, и мне было одиноко. Мне хотелось тепла, хотелось простоты, хотелось чего-то понятного и близкого.

Мне хотелось объятий и не хватало крепкого плеча рядом. Я устала просыпаться в холодном поту посреди сна, устала от вопросов, терзавших меня один на один, на которые я не могла найти ответов.

Я дышала, но иначе, не как танши. Во мне тоже текла кровь. Я почему-то вбила себе в голову, что у рыцаря кровь тоже красная. Алая, горячая и бурная, а не холодная и серебристая, как у таншей.

И я хотела ещё чего-то, что сама затруднилась бы выразить словами.

Это невозможно описать, это можно было только почувствовать.

И я танцевала и пела, злясь даже, что рыцарь, единственная моя надежда на хоть какие-то изменения, игнорировал меня.

Надежда на что-то, кроме плясок у трона королевы подземья.

Эту надежду, настоящее сокровище, я несла с собой, неспешно шагая по пустому коридору, увитому плющом, к своей комнате.

Сон с телом в освещённом свечами помещении мучил меня две ночи (утра, дня?..) подряд. Я не видела больше женщину за льдом и не наблюдала через его толщу за странными сценами. Я видела только тьму или этот липкий кошмар.

Свечи, ревущий огонь, труп, саван, кровь.

И боль.

Я надеялась, что призрачная надежда на рыцаря вновь поможет мне справиться с этой болью, как помогла накануне, когда я на своём мшистом ложе боролась с жутким сердцебиением и пыталась успокоиться. Я представила, как рыцарь берёт мою руку в свою, большую и — очевидно — тёплую. Как улыбается и говорит что-то обыкновенное, а не вежливое и благопристойное, как все танши. Может, даже шутит.

Я почему-то знала, что для людей это нормально — шутить. Нормально брать другого человека за руку и нормально говорить глупости, чтобы облегчить страдания своего ближнего.

Для людей, а не таншей.

У таншей не было принято успокаивать друг друга и быть рядом в минуты отчаяния.

Я не глядя шла по коридору, пока едва не врезалась в кого-то на повороте, в последнее мгновение заметив краем глаза блеск металла.

— Простите, пожа... — я запнулась и ужасно покраснела.

Передо мной стоял объект моих грёз и надежд — рыцарь собственной персоной. Тот, чьё внимание я так искала.

Я неожиданно осознала, что даже не знаю его имени.

— Меня зовут Бэйэн, приятно познакомиться, — я протянула ладонь и призвала всю силу духа, чтобы не отвести взгляд и не покраснеть ещё больше.

Почему-то я знала, что при знакомстве принято здороваться и представляться.

А он моего имени не знал. Мы с Громом обычно начинали свои представления без формального озвучивания приказа королевой. Просто выпрыгивали и начинали представление.

Услышав моё имя, он на мгновение замер, будто борясь с чем-то, что было сильнее его.

— Бэйэн? — произнёс он несколько удивлённо и очень-очень зло. — Бэйэн, значит.

Я моргнула, озадаченная его злостью.

Наверное, я поступила чересчур самонадеянно, навязавшись первой в его знакомые.

Но дальнейшее меня окончательно запутало: он схватил одной рукой мою ладонь — секундное разочарование охватило меня, ведь сквозь перчатки я не смогла почувствовать, были ли его руки настолько тёплыми, как я их себе представляла, — и прижал её к холодной металлической пластине на груди, а другой привлёк — за талию — к себе. У меня перехватило дыхание.

— Бэйэн, — прошипел он вновь моё имя и поцеловал меня в губы.

В его поцелуе чувствовались яд жадности и горечь отчаяния, он был слишком, слишком личным. Я бы сравнила рыцаря с умирающим от жажды человеком, которому неожиданно посреди жаркой пустыни явился кубок, полный родниковой воды. По крайней мере, я себе так это представляла.

В любом случае, так не целуют людей, которых встретили пару дней назад.

Насколько я была не опытна, я точно могла предположить, что так не целуют того, кого не знают и игнорируют.

Либо я напомнила рыцарю кого-то.

Либо он знал меня.

Меня до потери памяти.

Перед глазами пронеслись неопределённые образы из снов — горячее дыхание, горячее тело, горячие слова.

Его пальцы вцепились в листву, сковавшую мою талию корсетом, и даже сквозь ткань перчаток они были раскалены словно угли, вытащенные из пылающего костра. Мне стало нечем дышать.

Наконец он прервал поцелуй, отпустил меня и отшатнулся на небольшое, но довольно уважительное расстояние.

Его лицо невозможно было прочитать.

— Моя леди... — он взглотнул, закрыв веки на мгновение. Из его тона пропала вся злоба. Он открыл разноцветные глаза, и мне стало почему-то грустно.

Так грустно, что захотелось по-бабьи повыть.

Все мысли в моей голове перепутались, голова едва соображала, а спина чуть ниже талии горела.

Я рассеянно кивнула, не находя решительно ничего в голове, что можно было бы ему сказать.

Ничего страшного?

Вы знаете меня?

Кто мы друг другу?

Я никому не скажу.

Поцелуйте меня ещё раз.

Исчезните из моей жизни и больше никогда не возвращайтесь.

Я вздрогнула и быстро убежала в свою комнату, до которой оставалось буквально несколько шагов.

Закрыв за собой дверь, я рассмеялась.

* * *

Весь следующий день я рыцаря не видела.

На удивление ночью мне ничего не снилось, но и спала я мало, прокручивая вновь и вновь случай в коридоре.

Поцелуй.

Ведь это был мой первый поцелуй!

В этой жизни, по крайней мере.

Надо было действовать.

Путём подслушивания я узнала, что вечером (скажем так) гостя позвали на свадьбу двух простых таншей не из дворца.

Праздник оказался организован очень быстро, что наводило на определённые мысли.

Его местом была выбрана долина недалеко от замка — большая поляна, окружённая живыми деревьями, умевшими двигаться в такт музыки и танцев.

Несколько костров горели ярко и освещали уютный мягкий сумрак. Танши вырядились в белоснежные лепестки и пылинки, надели на головы венки из драгоценных цветов и взяли в руки прозрачные сосуды с водой.

Их пляски вокруг костров были настолько зажигательными, что деревья едва ли не заглушали их пение треском веток и шуршанием листьев.

Жених и невеста кружились в центре. Её белые волосы были похожи на тонких длинных перламутровых змеек, а его лицо — на кору дерева.

Я коснулась венка — бутоны нежно позвякивали и словно что-то мне шептали. Вообще я не должна была приходить на этот праздник: мне велели остаться у себя. Но любопытство пересилило — и я смешалась с толпой таншей.

Они веселились и не замечали меня, тихонько передвигавшейся в тенях.

Мне хотелось посмотреть, что придумала королева и как будет себя вести рыцарь. А ещё мне хотелось попасться ему на глаза.

Мне хотелось спросить, откуда он и может ли он взять меня с собой. Даже можно меня больше не целовать, я могу полезной, петь и танцевать могу! А ещё я много знаю про мир таншей.

Если при поцелуе он словно испытывал жажду, то теперь наши роли поменялись, и я жадно хотела вновь оказаться в его объятиях. Без поцелуев, просто — в кольце из рук.

Спустя некоторое неопределённое время рыцарь появился на поляне.

Он снял латы, оставшись в исподнем — незамысловатой рубашке, штанах и сапогах. Но пояса с оружием он не снял, и его огромный меч ждал своего часа в ножнах. Даже без лат он выглядел весьма угрожающе. Королева, переодевшаяся из алого в чёрный, шла рядом с ним и с гордо поднятой головой говорила о том, как танши уважают стихии и живут в гармонии с миром подземья.

Я слышала её голос очень чётко, несмотря на весь шум, стоявший вокруг. Всегда было так с ней — дело явно было в магии.

Рыцарь осмотрел поляну и остановил взгляд на деревьях. Со стороны казалось, что он вообще не слушал слова королевы, вместо этого полностью сконцентрировавшись на стволах. Я приблизилась настолько близко, насколько могла, чтобы попытаться разглядеть выражение лица гостя.

Вдруг он поднял руки, и костры загудели. Воздух вокруг них завибрировал.

Королева замолчала. Повисла тишина: танши перестали плясать и сбились в маленькие группы, едва шепча что-то друг другу. Они оглядывались, вертели головами и показывали пальцами на словно ожившее пламя.

Мгновение — и огонь поднялся так высоко, что скрыл за собой верхушки деревьев. Живые стволы задрожали, и с оглушительным треском рухнули, сожранные изнутри огнём.

На поляну вбежали несколько стражников с копьями: один взгляд — и оружие в их руках рассыпалось в труху, оставив на ладонях лишь пепел.

Все закричали.

Новобрачные бросились ниц. Я же замерла, будучи не в силах пошевелиться. Меня охватил полный восхищения ужас.

От сияния пламени рыцарь весь стал золотой.

Не глядя на королеву, он спокойно произнёс:

— Вы знаете, что мне нужно. Слишком долго ждать я не намерен.

Танши заныли. Вся их отстранённость исчезла без следа. Сейчас для меня они были больше всего похожи на людей — на меня, а не на чудесные создания из сказок.

— Я уже сказала, странник, что изменить произошедшее не в моих силах. И это представление никак не поможет, — голос королевы, к её чести, оставался твёрдым. — Если нужно, можете сами забрать её себе.

* * *

Забрать её себе.

О ком вела речь королева? Кого она имела в виду? Или что?

Нет, кого, точно.

Может, меня?..

Могла ли она иметь в виду меня? Может, я была нужна золотому рыцарю, так целовавшему меня?

Может, он заберёт меня наверх, из этого края в надземье, и я снова обрету себя.

Моё чутьё, хотя и не слишком-то точное без жизненного опыта, подсказывало, что у меня всё ведь было.

Была семья, был дом, была любовь.

И я всего этого была лишена.

Просто так.

По прихоти судьбы. По велению магии. Почему-то.

И вот они даруют мне нечто удивительное: человека. Единственного в подземье, кроме меня и одного стражника.

Не из таншей, нет, а вполне себе почти что человека, пусть и с глазами без зрачков.

Правда, способного управлять огнём.

Того, кому сама королева готова отдать то, что он просит.

Сильного, пугающего, но чем-то меня задевшего.

Если это я — то я могу вернуть всё потерянное.

А если нет...

Тогда что? Так и проведу свою жизнь — в ожидании, что моя память вернётся? Так и буду жить прошлым без прошлого и жалеть о нём?

Ходить вокруг да около? Боясь спросить прямо?

Ну уж нет!

Нужно хотя бы попытаться, хотя бы попробовать, иначе я буду жалеть себя в будущем ещё больше.

Его поцелуй давал мне надежду. Надежду, что даже если он и не за мной пришёл в подземье, он может взять и меня.

Что-то во мне его задело. Что-то о ком-то, как минимум, напомнило.

Сжав ладони в кулаки, я поднялась со своего ложа именно в то мгновение, когда в мою комнату вошёл золотой рыцарь.

Вот ещё одна прихоть судьбы.

Сложно сказать, зачем вообще он пришёл. Если он что-то хотел сказать, то озвучить свои слова не успел. Охваченная таким количеством разнообразных чувств и преисполненная решимости, я преодолела разделявшие нас несколько шагов за пару ударов сердца.

Если он меня действительно знает, то это может стать хорошим началом новой жизни — жизни, обращённой в будущее, но с определённой основой в прошлом.

Если не знает, то я могу создать новую реальность, новый мир, где мы станем чем-то большим, чем гость королевы таншей и её шутиха.

Так или иначе. Любым путём. Без разницы, каким образом. Но я хотела перестать быть одной.

Больше всего на свете я хотела перестать быть одной.

Я неловко обняла его за шею и потянулась, чтобы оставить на его губах лёгкий необязательный поцелуй.

Совсем не такой поцелуй, какой был у нас некоторое время назад.

Такой лёгкий, быстрый.

Если он меня оттолкнёт, то и пусть.

Я буду петь и танцевать, и он решит, что я могу быть полезна.

Меня охватил какой-то молодецкий ужас — будто я прыгала с большой высоты или летела с горки на самой высокой скорости. Он не шевелился. Я опустила руки и отстранилась. Наверное, я обезумила. Точно, я обезумила.

Где-то с секунду мы стояли, уставившись друг на друга, в тишине, в которой дыхание звучало особенно оглушительно.

Рыцарь содрал с себя пояс с оружием, решительно отшвырнул его куда-то в сторону и поцеловал меня в ответ.

С каждым поцелуем, каждым вздохом и каждым прикосновением я отдалялась от губительной трясины жалости и перспективы коротать жизнь в одиночестве.

Новая жизнь, новые воспоминания. Мне открывался доселе незнакомый мир.

Я никогда до этого не видела обнажённого мужчину.

По крайней мере, в этой жизни.

Тело рыцаря было изуродовано шрамами и ожогами. Самая большая рана была у него на плече. Такая страшная и печальная, что я не могла не прижаться к ней губами. Сложно даже представить, какую боль он испытывал, когда она ещё была свежей и он истекал из-за неё кровью.

Я никогда до этого не была обнажённой перед кем-то.

По крайней мере, в этой жизни.

Моё тело, каждый его уголочек, казался тонко настроенным санатом: рыцарь точно знал, на какие клавиши нужно нажимать, чтобы сыграть желаемую мелодию. Он понимал без слов, куда и как прикоснуться, куда и как поцеловать. Он будто бы заранее предугадывал всё то, что мне хотелось бы почувствовать, ещё до того, как мне самой приходило это в голову.

Возможно, он не просто знал меня, он меня любил в прошлой жизни и мы были вместе?

Вместе.

От этой мысли меня бросало в дрожь.

Меня бросало в дрожь от того, что он делал.

Я не знала, что такое вообще можно делать.

Я бы задумалась, насколько в этой комнате толстые стены, но не успевала из-за того, что была слишком занята тем, из-за чего толстые стены были бы не лишними.

— Асса, — шептал он в перерывах между тяжёлыми вздохами и поцелуями, — Асса, проснись же, проснись...

Всё было охвачено пламенем, но мне не было больно или страшно.

Я металась в огненной агонии, чувствуя слишком много в одном моменте, ощущая всё и ничего одновременно.

Асса? Это моё имя?

Асса?

— Асса, — он освободил к моему неудовольствию обе свои горячие руки и, нависая надо мной, сжал ими моё лицо, словно заковывая его в раму, — Асса, где же твоя душа, где твоё сердце? Где они?

Я с трудом подняла будто опухшие веки: без зрачков его взгляд не читался, но я видела его изгиб рта, пот на лбу, напряжённые мускулы плеч, надувшиеся на шее вены.

Асса?..

— Асса, вернись ко мне, — прохрипел он.

И вдруг меня пронзила боль.

Мои виски оказались в раскалённых тисках, будто кто-то вытащил из огня и углей ещё красный железный венец и надел его мне прямо на голову.

От боли я не могла кричать, на глазах выступили слёзы, я вздрогнула всем телом и запрокинула голову.

Что-то во мне, в моём мозгу треснуло, вспыхнуло, охваченное пламенем, и в секунду рассыпалось в прах.

Пальцы шевелились в песке, а океан мягко шумел, пенясь и волнуясь.

В небо летел воланчик и вновь и вновь запутывался в ветвях дерева.

По экрану планшета бегал смешной кот.

Медробот осторожно заливал рану от падения с велосипеда густым гелем.

Все сидели за столом и рассказывали свои истории.

Сестра смеялась и размахивала вилкой.

Города, города, города.

Папа шутит о встрече с мамой.

Конспекты, синие экраны, музыка.

Улыбка и просьба о помощи.

Нежность.

Мамины танцы.

Лица, лица, лица.

Ещё больше конспектов и экранов.

Неон.

Чёрная дыра.

Сестра заплакала злыми слезами.

Мама плачет.

Папа кричит.

Чёрная дыра.

Чёрная дыра.

Чёрная дыра.

Темнота, шахта, вечная зима, холод, снег, лёд, шкуры на кровати, сундуки, стёкла на глазах, отчаяние, башня в ветрах, умерший замок, пустыня, жара, тупая печаль, разноцветные глаза, бледная рука из-под покрывала, кровь, чёрная дыра, уродливые ожоги на прекрасном лице, поцелуи, много секса, пустота, кинжал в ноге, боль, страх, пустыня, колодец, тьма, тьма, летящая стрела, падение, вниз, вниз, вниз — в чёрную дыру, в новую чёрную дыру, новый круг, новый круг без конца и без края, я больше не могу, не могу, отпустите меня, хочу забыть, забыть, ЗАБЫТЬ.

Воланчик летел вверх — в яркое солнечное небо.

И падал вниз.

Спиной вниз, в туман.

Из тумана поднявшаяся волна воспоминаний захлестнула меня, потащила за собой, и я в ней утонула.

* * *

Я сидела на постели из смятого мха, прикрытая лишь распущенными волосами, и смотрела на вырезанные в стене цветы. У цветов были лица — звериные лица, не человечьи, хотя, наверное, так и должно быть. Разве у цветов могут быть человеческие лица?

В моей спине будто не было костей. Зато в горле их, казалось, было полно.

Несколько мгновений я, погребённая под тяжестью собственного прошлого, не была в сознании, потеряв связь с реальностью. Этих мгновений южному королю хватило, чтобы понять, что что-то не так. Очнувшись, я села, проигнорировав его полностью и бесповоротно, и уже минут десять провела в молчании.

Он тоже молчал, разместившись буквально в полуметре от меня, но его дыхание всё ещё было тяжёлым и прерывистым.

Вероятно, он не совсем успокоился. Да и в своём теле, только что пережившем адскую боль, я ещё ощущала отголоски случившегося до возвращения моей памяти.

Я мечтала о его компании, строила ему глазки, потому что была одинока, хотела быть рядом, несмотря на его огненное представление на поляне, а потом ещё и сама сделала первый шаг!

Воистину у меня совсем не было соображения, а только инстинкты. Совсем иной человек — совершенно другой. Свободный от оков прошлого.

Только вопрос: я была хуже как человек или лучше?..

Я закрыла глаза и мысленно поставила многоточие в своих размышлениях.

Хотелось рыдать, орать, крушить всё на своём пути, хотелось лечь и больше никогда не вставать.

Я краем глаза осмотрела короля.

Его изменённый облик красноречиво отражал его сущность — теперь огонь виднелся вполне буквально в его чертах, а разноцветные глаза — целиком чёрный и целиком белый — служили финальным доказательством его не слишком-то человеческого происхождения. Но прежде он контролировал обычный огонь. Он не мог управлять огнём, несуществующим в реальности, действительно магическим огнём, способным по его прихоти сжигать ментальные блоки, тщательно выстроенные местными существами.

Существами...

Иной мир, ещё более далёкий от моего, родного и любимого.

И мой причудливый облик...

Я закрутила вокруг пальца лиловый локон волос — неестественный цвет.

Всё это противоестественно и ненормально.

В том числе его наличие здесь.

Я упала в колодец, а не он. Как он попал сюда спустя столько времени?

Очевидно, что со мной канул во тьму северный венец, и волшебный усилитель перестал подпитывать огненную магию короля Южных Земель. В его логике — я перестала подпитывать его огонь. А без огня он был обречён.

Причину поэтому его появления я знала хорошо.

Волновало меня иное.

— Я хочу знать несколько вещей, — я повернулась к королю, ничуть не стесняясь собственной наготы: ещё с полчаса назад мои стоны наверняка слышал каждый, кто проходил мимо дверей опочивальни, мне не перед кем было изображать невинность.

Его глаза расширились, но выражение лица не изменилось. Злость на секунду укусила меня за горло — теперь я совершенно не могла понять, что он думает или чувствует. Эти проклятые глаза без зрачков!..

— Как вы здесь оказались, ваше величество? — я сложила руки в замок на груди.

Король взглотнул, и его тело видимо вздрогнуло. Он был обнажён, как мне что-то подсказывало, не только внешне, но и внутренне.

— Когда... — его голос на секунду предал его. Он сделал глубокий вдох и продолжил: — Когда убийца выстрелил в тебя и ты рухнула в колодец, я думал, что ты... — он закрыл глаза. Его лоб изрезала скорбная морщина. — Что ты погибла. Я спутился вниз, но тебя там не было.

Я представила его идущим с факелом в ладони — вниз по ступенькам, в страшном ожидании увидеть изломанное тело своей жены.

Никто не должен чувствовать то, что он, должно быть, тогда чувствовал. Он спустился на самое дно собственной чёрной дыры — вполне фигурально.

— Убийца был пойман живым? — невзначай поинтересовалась я, чтобы хоть как-то отвлечь его.

Он открыл глаза, и с этого момента, казалось, что он смотрел неотрывно на меня. Хотя с глазами без зрачков сказать это наверняка затруднительно.

— Живым. Удалось выяснить, что он был подослан Королем-Стариком, чтобы убить сразу нас обоих или кого-то одного. У него были южные одежды, южное оружие, все должны были решить, что это ещё одно покушение недовольных южан, — он явно отсылал к леди Пем... — Запад поплатится за это.

Его ладони были сжаты в кулаки, и между пальцами горел огонь.

— Но как... — я не понимала, как он очутился в этом подземелье.

— В перерывах между пытками я изучал историю колодца, — будничным тоном сказал он. — Всё сводилось к тому, что это портал в дом старых королей и королев. Я ещё раз обошёл всю лестницу и ближе ко дну колодца нашёл клубящийся туман. Я подготовился к походу и прыгнул в колодец.

Я бы не решилась. В жизни бы не решилась прыгнуть следом. А он рассказывает об этом как о чём-то само собой разумеющемся. Будто не имелось ни единого шанса, что портал не сработает — и ждала бы его сырая земля, а не новый мир.

— Как видишь, Асса, этот прыжок и переход изменили меня. Как и тебя. Ты и прежде была будто не из этого мира, но теперь... — он чуть наклонился, приблизившись ко мне, но завершать свою мысль не стал.

Я всё и так поняла. Без слов. Я выглядела словно эльф или магическая фея, кто угодно, но не обычный живой человек.

— И вот я увидел тебя. Я был прав. Ты действительно умерла.

Мои руки безвольно упали на колени.

— Я обожаю твоё тело, твои губы, каждый уголок тебя, но твоя душа, Асса, твоя удивительная душа!.. — он сократил расстояние между нами и осторожно коснулся ладонью моей щеки. — Ты не знала себя, не знала своей жизни. Это была чужая девушка в твоей оболочке. Это пытка, мучительная пытка, за которую Запад будет гореть до конца времён.

Я закусила губу.

Едва я вынырнула из океана памяти, меня охватили запутанные чувства: горечь из-за эгоизма южанина, захотевшего вернуть свою жену любой ценой, облегчение из-за того, что кто-то взял на себя ответственность и отдал мне обратно прошлое, удивление из-за его решения вернуть меня, прежнюю, хмурую и не совсем нормальную, задавленную обстоятельствами собственной жизни, а не попытать удачу и сыграть на том, что я, новая, его не знала и ему симпатизировала. Насколько это бы упростило взаимодействие с магией!

Изначально я хотела задать ему ещё один вопрос: почему он вернул мне память? Зачем? За что?.. Почему он не мог оставить меня в покое, в глухом и слепом неведении, в счастливом безразличии? Я танцевала, пела, немного мучилась одиночеством, кошмарами и неизвестностью, но в целом жила вполне спокойно.

— Асса, вернёмся назад, — тихо сказал он. — Ты не знаешь, что это за мир.

Но больше я не видела смысла в этом вопросе.

Моя любовь спокойна. Моя любовь — тихая, грустная и неловкая. Она полна нежности и заботы, взглядами исподлобья и подставленными плечами. Она как урчащий кот, как уютный мягкий плед, как любимая аудиокнижка перед сном.

— Вы знаете, как вернуться назад? — спросила я вместо этого.

— Знаю, моя королева, — его лицо озарила широкая открытая улыбка.

Его любовь ненасытна. Его любовь — бесконечная, всепоглощающая и подавляющая. Она полна ярости и страсти, мучительных ласк и горячих поцелуев. Она как пожирающая всё на своём пути лава, как воздух без кислорода, как раскалённая в пламени сталь.

Как чёрная дыра.

* * *

— Бэйэн, дочь моя. Твоя магия нашла своего хозяина, — безэмоционально произнесла королева, глядя куда-то на потолок и демонстративно отказываясь смотреть на меня. Мне показалось весьма обидным то, что она сказала.

— У меня нет хозяина, — отрезала я. — И мне нет дела до того, что делает моя магия.

Королева чуть скривила губы, а по толпе придворных пробежал возмущённый шёпот.

Я понимала, что не имею права злиться на неё. Она лишь сделала то, о чём я просила её, лёжа в слезах на полу. Слабость, трусость и эгоизм виноваты, а не она. Она виновата лишь в том, что не сумела сделать ментальные блоки сильнее, чем магия южного короля.

Я не имела права злиться, но не могла не злиться.

Мои глупые танцы, бессмысленное поведение, моё положение придворного шута, невероятно стыдные вещи, которые я делала и думала в связи с появлением рыцаря, оказавшегося королём... Я оглядывалась назад с ужасом, с отвращением — как же низко можно было пасть... Некоторые мои поступки здесь, в этом далёком от дома мире, говорили многое о качестве моей личности. Весьма паршивом качестве. С этим я могла и смогла смириться. Но это шутовство и фангёрлство...

Мне словно вновь было пятнадцать, и я фанатела по любимому артисту, игравшему во всех фильмах мечтательных поэтов, вдохновлённых писателей и талантливых художников. У меня даже была его проекция — прямо на стенке у компьютерного стола: он улыбался, махал рукой и проводил пальцами сквозь чуть длинноватые буйные кудри. Я частенько представляла встречу с ним.

Мне уже далеко не пятнадцать, но ещё некоторое время назад я бы определённо купила проекцию короля в образе таинственного рыцаря.

Стыд...

Нет, я не готова была сейчас думать и анализировать.

Танши шушукались и тряслись; рыцарь в латах, оставшийся для них загадкой, пугал каждого из них. Он был ожившим кошмаром из прошлого — копией древних колдунов с разноцветными глазами, способных уничтожать их магию и видеть сквозь все иллюзии.

Моих подружек среди присутствовавших не было.

Гром прятался за троном королевы. Я видела только его ступни, завёрнутые в листья.

Я не попрощалась с ними.

Я больше не могла здесь находиться.

Я поклонилась правительнице этого странного края и развернувшись пошла к выходу из зала.

Южный король кланяться не стал. Его тяжёлый шаг звучал оглушительно в повисшей тишине.

* * *

Я внимательно осмотрела замок новым взглядом — все его башни, его стены, реку вокруг.

Сравнила свои ощущения в настоящее время и в моменты, когда впервые его увидела и когда рассматривала его уже после потери памяти.

Мой организм своеобразно отреагировал на все переживания и стресс. Он словно бы отрубил все эмоции, которые прежде топили меня и мучали сутками напролёт. Я словно пила тяжёлые успокоительные и одновременно получала какие-то особые уколы от нервов — в моей голове почти не было никаких сложных мыслей, часы пролетали один за другим без какого-либо влияния на моё существование, а внешние появления чувств, едва только ступив на порог моего дома — моего тела, почти сразу поворачивали назад.

— Тебе жаль расставаться с этим местом? — спросил король. В его тоне сквозил лёгкий холод, который можно было легко принять за недовольство.

Мне захотелось поддеть его. Просто так. Ему ещё долго расплачиваться за своё вторжение в мой мозг...

— Да. Здесь весьма красиво и спокойно. Удивительное, сказочное место. Невозможное.

Но на самом-то деле мне вовсе не было жаль. Я просто переворачивала страницу обратно и возвращалась к тому, что уже имела. Мир таншей не оказался очередным витком, ещё одним кругом в моей запутанной жизни. Просто небольшой отход от заданного непонятно кем и непонятно зачем пути.

— Это злое место, — просто сказал он в ответ. Холод из тона испарился без следа. — Всё то, что создано магией, ещё можно перетерпеть, но, поверь мне, остальное — всё злое и дурное, едва спрятанное за иллюзиями.

Я моргнула и повернулась к нему. Я ожидала иную реакцию.

— Вы действительно видите сквозь иллюзии?

— Вижу. Хотя лучше бы не видел. Особенно отвратителен был танцующий лес — стоило вглядеться, и перед тобой лишь камень, пыль и уродливые стволы, похожие на кости.

— Очень похоже на южную пустыню, — злобно бросила я. Танцующий лес, к слову, был очарователен. До того, как он его сжёг.

Король проигнорировал мой выпад.

— А каков из себя королевский дворец?

— Это обычный заброшенный каменный дом. В залах — низкие потолки, в стенах кое-где дыры, много подтёков, грязи и пыли. Они видят лишь сон, лишь образ, поэтому никто не убирается. Твоя комната была вполне приличной, — быстро добавил он, очевидно, увидев мое выражение лица.

— А мох? Там был мох? Вместо кровати?

— Да.

Я с облегчением выдохнула.

Мне показалось, что на долю секунды губы короля чуть дёрнулись, будто он — вот-вот — и улыбнулся бы.

— А королева? Когда я узнала про магию таншей, любила думать, что она не такая уж и красотка!

— Она... Она была красива когда-то.

Значит, я угадала.

Неудивительно, что королева вечно была недовольна при нём. Он единственный из всех мог разглядеть её истинную сущность. Забавным было представить аналогичную способность у кого-нибудь дома — видеть сквозь все пластические операции и косметические ухищрения.

Невозможно было бы жить — со всех экранов и проекций наблюдать отвратительные рожи постаревших звёзд.

— Но какой бы королева ни была, она всё же показала путь назад. Правда, не думаю, что этот путь будет лёгким.

Нехорошая мысль прилетела мне в голову.

— Не могла же она повести нас по ложному следу?

— Нет, — просто сказал южанин.

Его предсказание сбылось. Вскоре путь нам преградила чаща из гигантских цветов: каждый лепесток их бутонов, похожих на циклопические астры, превышал мой рост раза в два. Пестики, пахнувшие абсолютно дурманяще, блестели, словно их от души посыпали глиттером.

— Как нам пройти сквозь эти цветы? — озадаченно произнесла я: возможно, мой спутник мог бы порубить лепестки мечом, но вдруг эти заросли слишком густые... Между тем, еды у нас имелось крайне мало. И мне не хотелось проводить в подземье больше времени, чем я уже провела.

Мир вокруг после слов южанина об иллюзиях перестал казаться волшебным: даже в этих астрах-переростках я отныне видела лишь фасад. Вся пещера казалась ложью.

— Это не цветы, — отреагировал король, озвучив мои подозрения; он поднял ладонь — и бутоны в секунду вспыхнули.

Действительно, о каком мече я думала, когда есть кое-что эффективнее него.

Пожалуй, король Южных Земель и прежде был склонен многие вопросы решать силой, но сейчас, с обретением некоторых новых особенностей внешности и явного апгрейда способностей, это стало уже данностью.

Особенности внешности... Тот старец сказал, что при переходе проявляется вся магия, что у тебя есть. Король — колдун, и вот его гетерохромия приобрела деталь, характерную для волшебных таншей, — отсутствие зрачков, а огонь захватил остальные его черты. Единственная магия, что была со мной, — это северный венец из сиренево-лилово-чудесного эфлатуна. От венца остались лишь металлические останки и костяной прах. Получается, весь эфлатун "вошёл" в меня, окрасив мои волосы, глаза, брови.

Означает ли это, что отныне я — проводник магии? Поэтому для короля вызов пламени стал таким же простым делом, как дыхание? Поэтому он смог сжечь магию королевы таншей, которая возвела в моей голове целую ледяную стену, отгородившую моё настоящее от прошлого?..

Я смотрела на охваченные пламенем цветы: один за другим бутоны сморщивались и рассыпались, освобождая дорогу вперёд. Я покосилась на короля: в его пустых глазах и на металле лат отражался огонь. Отчего-то, хотя от огня не шёл дым и ничем не пахло, мне стало дурно.

Я отвернулась и сделала несколько медленных глубоких вдохов в попытке угомонить взбесившийся желудок.

Остаток пути мы провели в молчании. Я хотела мучительно задать ему вопрос: насколько ослабла его связь с огнём с моим исчезновением и что изменилось сейчас?

Я шагала следом за ним и молила, чтобы его обретённая сила исчезла сразу же, как мы покинем подземье. Чтобы дело было в общей волшебности этого мирка, а не в моей трансформации в живой эфлатун. Чтобы изменения не были перманентными.

Чтобы его менее человеческая внешность и нечеловеческие навыки не привели к разрушению его личности и не сделали из него сверхчеловека? Или вообще не человека...

Чтобы мой мелкий эгоизм и таскание с собой венца в силу цепочки обстоятельств не сделали из южного короля непобедимое существо?

* * *

После огромных цветов больше препятствий не попадалось.

Пока мы не наткнулись на нечто самое необычное и неописуемое из всего того необычного и неописуемого, что я видела в стране таншей; перед нами до самого потолка пещеры поднималась бесконечная тьма ночи.

Граница между ней и чуть сумрачным ласковым, но печальным светом, лившимся из кристаллов на долину, была настолько чёткой, что поначалу мне подумалось, что мои глаза и мозг решили сыграть со мной злую шутку.

Моё замешательство было настолько очевидным, что южный король остановился, осторожно взял меня под руку и тихо произнёс:

— В этой части пещеры магии таншей нет. Поэтому они убрали кристаллы, и здесь всегда царит ночь.

Откуда он это знал?.. Королева рассказала?

Я кивнула, со всей решимостью, какая у меня нашлась, отпустила его руку и в несколько шагов вошла во тьму.

На мгновение всё перепуталось: неотпустившие меня воспоминания окружили со всех сторон, вцепились в волосы и потянули вниз. Голова кружилась, и образы пролетали перед моим взором.

В мои глаза словно влили чёрные чернила.

Мои ноги двигались на автомате. Они несли меня вперёд, сквозь память, сквозь тьму.

Я не понимала, где земля, а где потолок пещеры, всё перевернулась.

Секунды казались вечностью.

Вдруг во тьму, налитую в стакан, добавили воду: она стала бледнеть, светлеть.

Небо и земля встали на свои места.

Я проморгалась: мы вышли наружу из пещеры, выбитой в крупной скале в окружении чахлых деревьев. Пыльная сухая земля была усыпана осколками камней. Стояла ночь. Это точно было не подземье.

— Где мы? — хрипло спросила я короля, вышедшего из тьмы следом за мной.

— Я знаю это место, это недалеко от колодца. Нас быстро найдут.

С этими его словами над его головой возникли искры, которые за несколько мгновений превратились в огненный шар, а затем — в столб высотой с многоэтажный дом, который в ночной темноте невозможно было не заметить.

У меня не хватало взгляда, чтобы разглядеть его целиком.

Я опустила глаза вниз — на короля. Он смотрел прямо на меня, смотрел своими страшными разноцветными глазами без зрачков, глазами без души, без эмоций. И улыбался.

Где-то в глубине моей жалкой душонки, в самом спрятанном от света уголочке, появилась ещё маленькая, но уже болезненная мысль.

Что, если я создала монстра?..