Черное сердце (гет)

Я лежала на спине, глазея на балдахин над головой.

Всё могло бы быть и хуже.

По крайней мере, на свадебном пиру я навыдумывала такие ужасы, что не могла есть и пить. Ни один из этих ужасов не сбылся. Но досвадебные слабые надежды на то, что одержать победу в игре получится без особых жертв, не оправдались. К сожалению, король был действительно очень пылок и серьёзно воспринял задачу по покорению сердца жены.

Сама я была всегда равнодушна к сексу. Возможно, даже чересчур, не по-человечески равнодушна. Я просто не испытывала ни психологической, ни физической потребности в интимной связи, и все попытки понять, что же миллиарды людей находят в этом такого, ради чего стоит драматизировать, сходить с ума и даже убивать, проваливались. От хорошего разговора, красивой мелодии или роскошного вида я получала порой даже больше удовольствия. Пока мои ровесники поливали окружающий мир гормонами и предавались страстям, я сохраняла трезвую голову. Даже свою единственную любовь я слабо могла себе представить в постели со мной, и вовсе не из-за низкой самооценки. Нет, дело было в другом.

Король же… Король был иным. Не имея больше никаких преград, он загорелся изнутри, и по злой иронии судьбы спичкой оказалась, наверное, самая холодная девушка на земле. Каждая реакция моего тела на его прикосновения, ласки и поцелуи, которую я не во всякий момент контролировала, а иногда специально, по жестокому наитию, отпускала в свободное плавание, приводила его в исступление. Он пылал, балансируя каким-то чудом на грани между нежностью и безумием. Причём пылал не только фигурально, но и вполне реально: его кожа была горячей, словно у него поднялся жар.

Я чувствовала, что он на грани, что он болен при полном здоровье, что он пьян без капли вина.

Если для меня моё согласие на близость с ним было лишь отображением абсолютной готовности пойти на многое ради выживания (хотя когда он занёс меня на руках в покои, я боялась, что от страха неизвестности умру), то для него оно значило многое само по себе.

Я видела, что при большом желании и доли расчётливой изворотливости я могла привязать его к себе стальными тросами. Особенно если я сумею разобраться в жгучей смеси раскалённых эмоций, которые он так эффективно прятал до свадьбы.

Я тихо вздохнула. Больше лежать я не могла — осторожно, почти беззвучно слезла с кровати.

Стало холодно, несмотря на всё душноватое тепло в комнате, и я быстро закуталась в халат, заботливо оставленный слугами на видном месте и для королевы, и для короля.

Королевы...

Я отбросила мысль о новом титуле как можно дальше.

Я даже не захотела приближаться к зеркалу, а сразу умылась водой в тазике, намочила тряпочку и протёрла ей ноги.

На столике лежал гребешок, и я не без усилия расчесала свои волосы. От вчерашней причёски не осталось и следа.

После того, как я хоть немного привела себя в порядок, слегка полегчало.

Посто нужно было немного иначе построить стратегию выполнения плана с учётом всех обстоятельств.

Я подошла к полке с книгами. Всё-таки их набор был сугубо узок, одна сплошная глупость для скучной леди, занятой исключительно семьёй. Не без дрожи я прочла название тома, посвящённого деторождению. Может, здесь есть какие-нибудь особые средства? Всё-таки уровень местных повитух не внушал доверия.

Свечи потухли, и нужно было зажечь новые. Но от этого важного дела меня отвлёк шум на кровати.

Я прижала к себе подсвечник и зажмурилась. Так, всё нормально, пережила ночь, переживёшь и день.

Именно такую, ещё взъерошенную и с подсвечником, и увидел меня король, развернув к себе.

Я открыла глаза и наткнулась взглядом на жутковатый шрам на его левом плече.

Свет свечей отражался на его блестящей от пота коже, и уродливая нашлёпка из бугров и впадин особенно выделялась на ней.

Он поцеловал меня, запустив ладонь в распущенные волосы и полностью проигнорировав холод металла подсвечника, которым я прикрылась от него, как щитом.

Раздался громогласный стук в дверь.

Король не обратил на это внимание.

Стук повторился.

Южанин наконец прервал поцелуй и нехотя отстранился. Быстро накинув на себя халат, он подошёл к двери и открыл её.

— Ваше величество…

— Заходите, только быстро, — немного резковато произнёс король, впуская в комнату двух разнополых служителей местного культа.

Я ещё крепче прижала к себе подсвечник и напуганно отступила назад, но они пошли не ко мне, а к кровати.

Они принялись ходить вокруг неё кругами и окуривать её чем-то, пахнувшем маслом, утробно завывая и позвякивая цепями.

Я прикусила губу. Мне эта процедура показалась унизительной. В Белых Холмах лорду на всякий случай пришлось порезать палец, но такого шоу там никто не устраивал.

Видимо, король почувствовал, насколько некомфортно его молодой жене, и он решил исправить это своим собственным способом: подошёл сзади и крепко обнял, поцеловав меня в затылок.

— Всё в порядке, Асса, — тихо шепнул он мне в ухо, согрев его горячим дыханием.

Я криво улыбнулась, хотя он в любом случае не мог видеть моего лица.

А дальше что? Начнут окуривать меня?

Наконец, они закончили с церемониалом и, прежде чем уйти, поклонились:

— Ваше величество и ваше величество.

Я сжала зубы. Что же, теперь я точно королева.

Дверь закрылась, и мы вновь остались вдвоём в одной комнате.

— Каким образом связаны эти действия и моя новая позиция? Ведь южане верят в магию, а не в силу... эээ... масел, — я чувствовала, что дальше король явно захочет не южные традиции и культы обсуждать, и лихорадочно пыталась придумать тему для обсуждения. — Масло — это проводник для неё? — я проворно вывернулась из объятий супруга и с преувеличенным интересом осмотрела ложе. — Это способ пожелать что-то хорошее, да? А если они бы это не сделали, то вся свадебная церемония ничего бы не значила?

Король приблизился ко мне, и я зачастила:

— А это традиционно для всех Земель и всех местных религий? Или это особенность южная? Или королевская? Не помню ничего подобного на Севере, — я почесала подбородок подсвечником, свечи на котором опасно наклонились. Я очень надеялась, что они упадут, разобьются и подарят мне ещё некоторое время без утомительных физических упражнений.

— Последнее, что хотел бы сейчас обсуждать, — это свадебные традиции Севера, — твёрдо произнёс король, малозаметным и ловким движением забрав ношу из моих рук.

— Почему? Они очень интересные и завязаны все на прошениях у духов предков. Лорд Уайтхилл просил перед сыном...

Король с тяжёлым стуком вернул подсвечник на место и повернулся ко мне. Я быстро замолкла.

— Асса, — от меня его отделяла буквально пара шагов, — я очень уважал покойного лорда Уайтхилла, но давай не будем гневить магию и вспоминать его сейчас.

Я смутилась.

— Я... Я не имела в виду ничего плохого. Лорд Уайтхилл и его сын... Мы не были вместе, — просто сказала я.

Зачем сказала? Для чего ему эта информация? Так прозвучало, будто мне важно, чтобы он знал, что лорд Уайтхилл был моим мужем лишь номинально.

— Я... — я не могла смотреть на южанина и схватилась за горло, где забилось как раненая птица сердце. Образ Лолы с ножом в шее встал перед моими глазами, рука с перстнями, выпавшая из-под покрывала, кровь... Ведь мне так и не дали попрощаться с ними. Мне внезапно захотелось, чтобы хоть кто-то услышал, насколько действительно хорошим человеком был лорд Белых Холмов. — Я не была невестой его сына, они нашли меня спустя пару дней, брошенную и оставленную умирать без еды и воды. Лорд Уайтхилл пожалел меня, дал кров, а затем — свою защиту.

Он считал меня посланницей предков. Он думал, что я из их мира. Гонимый дух, который нужно оберегать, чтобы предки больше не гневились на него. Он ошибался. Их гнев был так силён, что он был убит приятелем его жены. Вероятно, за то, что спас девушку, которая каким-то образом усиливает способности первого за столетия колдуна.

Король взял мои трясущиеся руки в свои горячие.

— Я знаю, что ты не из Четырёх Земель, моя Асса...

— Я не готова рассказывать всю свою историю, — быстро перебила я его. Так глубоко погружаться в прошлое при другом человеке я не желала. Я никому в принципе не могла рассказать правду о себе: они решат, что я сумасшедшая, и никакие титулы меня не спасут. — Прошу прощения, ваше величество.

Порой, просыпаясь ночью от спазмов в ногах, полностью дезориентированная, я сомневалась, не сумасшедшая ли я. Не почудилось ли мне, что жила в ином мире; может, меня похитили, и от тяжёлого опыта я выдумала себе другую жизнь, чтобы хоть как-то выжить в тёмной шахте.

— Ты уже рассказала мне многое. Этого вполне достаточно, — король поцеловал сначала мою левую ладонь, потом правую. — Ты под защитой Юга теперь.

Я всё же смогла отвести взгляд от высокой фаянсовой вазы в углу, к которой последние минуты я проявляла нездоровый интерес. Увидев, сколько искр летало вокруг его пальцев, я охнула и вырвала руки, воскликнув:

— Искры!

Он рассмеялся.

Я в ужасе посмотрела на него.

— Они были всю ночь, ты просто не заметила, — заметишь тут; мне определённо было не до рассматривания его ладоней. — Они неопасны. Это внешнее проявление, — проявление, выражение, в общем что-то в этом роде, откуда он берёт столько сложных слов, — огня внутри меня.

Он сбросил с себя халат и почти прошептал:

— Дотронься до меня.

Я вскинула брови, до такой степени это всё напоминало виртуальные эротические фильмы, которые обожала смотреть в умных очках одна из моих подруг. Как-то раз она в шутку села смотреть один из таких на лекции, расположившись на заднем ряду. Мы думали, что умрём от смеха, глядя на видимую часть её лица, выражавшую целую гамму ярких эмоций.

Я призвала всю силу воли, чтобы не расхохотаться.

Наверное, это было нервное.

Повиновавшись, я положила руку ему на грудь в районе сердца — самое нейтральное место из тех, что могла бы выбрать. Меня почти что ошпарило: будто я коснулась поверхности уже остывающей, но ещё болезненно горячей плиты.

— Видишь, что ты делаешь со мной? А ведь целая вечность прошла с тех пор, как я целовал тебя, — он закрыл глаза, медленно и глубоко вздохнул — температура чуть снизилась, перестав быть острой. Но всё же она оставалась нечеловеческой; не должно быть у живого человека такого жара.

Человек ли он вообще?

Если это так, то долго он не проживёт с такими экстремальными данными, тело просто не выдержит. Либо сердце разорвётся, либо откажут внутренние органы.

— У тебя всегда на всё удивительная реакция. Никогда не могу угадать ход твоих мыслей, — он улыбался, и я чувствовала его быстрое сердцебиение.

Да уж, ваше величество, нынешний ход моих мыслей вы вряд ли разгадаете: многие бы девушки в ответ на ваши слова и действия (надел бы он обратно поскорее халат) затащили бы вас обратно в постель, а не раздумывали о вашем здоровье и возможной скорой кончине.

— Поверьте, ваше величество, порой я сама в некотором замешательстве, — мрачно отозвалась я. Если он умрёт молодым и раньше, чем я вернусь домой, что со мной будет? — Хотя я себя всю свою жизнь знаю.

Он произнёс фразу, которую я видела в нескольких книгах: буквально она означала "таинственная загадка" или "загадка, завёрнутая в тайну", если подойти к переводу чуть поэтичнее.

— Я всё же отвечу на твои вопросы. Масло, которое подожгли, чтобы пошёл особый дым, называется "никатэрэ". Его используют только после свадебных церемоний, после первой брачной ночи. Ты правильно подумала, что оно служит проводником. Магия связана с сильными эмоциями, и этот дым позволяет ей впитать их.

Я читала, что южане верят, что магия — вокруг них, в каждом вдохе воздуха, в каждой искре пламени, в каждой горстке земли и в каждой капле воды. Каким образом в эту картину вписываются эмоции?

— Дым — это воздух, масло — это вода, огонь... Огонь — это огонь. Сама штука, которой размахивал служитель, — я поморщилась от своих формулировок, — она случаем не из какой-нибудь глины сделана?

— Частично, — кивнул король. — Почти все церемонии Южных Земель основаны на символизме четырёх стихий.

— А нет такого, что каждая Земля означает одну стихию? — наверное, мой вопрос был совсем наивен, потому что лицо южанина озарила сияющая улыбка.

— Были попытки в поэзии соединить стихии и Земли. Но магия не видит границ, и если ей угодно, каждый в каждой стране может получить от неё любые силы.

Мне стало любопытно.

— И какие же стихии отдали кому?

Король приподнял мой подбородок:

— Запад — это огонь, — он оставил поцелуй на моей левой щеке. — Огонь, на котором столетиями ковалось оружие. Огонь, сжигающий всё на своём пути. Север — это воздух, — следующей целью для поцелуя оказался мой лоб. — Воздух, свободный и смелый, летящий ветром по бескрайним равнинам. Восток — это вода. — Поцелуй в правую щёку. — Корабли и реки, озёра и вечные дожди. А Юг... — он замер. — Юг — это земля. Богатая, плодородная, дающая жизнь.

— Неожиданно, — заметила я. У меня Юг, несмотря на забитые фруктами и овощами лотки на рынке, ассоциировался исключительно с пламенем: спасибо жаре и огню южного короля.

— Мы не всегда были воинами. Прежде мы были мирными пахарями, — он поцеловал меня в губы. На мгновение от него вновь пошёл жар, но он справился с его волной. — А теперь предлагаю перейти к изучению других свадебных традиций Юга, — он потянул узел на поясе моего халата, и тот быстро развязался.

Определённо я бы отдала Югу стихию огня, если бы имела хоть какую-то предрасположенность к сочинению стихов.

* * *

На свой первый пир в качестве королевы Южных Земель я пошла с тяжёлым сердцем.

Я сидела на резном стуле, копии трона короля, только с чуть более короткой спинкой, на мне был голубой наряд на южный лад, роскошнее прежних моих платьев за счёт более дорогой ткани, волосы были спрятаны под белоснежным тюрбаном, расшитом серебром и жемчугом.

Расположившийся прямо рядом, от силы в полуметре, король внимательно осматривал зал и одновременно слушал одного из своих советников, шептавшего ему какую-то информацию.

Я, поначалу ожидавшая, что на этом пиру он будет также поглощён мной, как и на свадебном, осознала, что даже эмоции, бившие у новоявленного благоверного через край, не способны были отвлечь его от государственных дел. Как ни странно, но на пиру он занимался именно ими.

Как только советник отошёл, король завёл долгую беседу с послом Востока, подошедшим к нему специально, чтобы обсудить проблемы продовольствия.

Насколько мне была интересна эта тема, в их исполнении она казалась невероятно унылой.

Я вздохнула, подставила под подбородок кулак и уставилась в зал. Есть категорически не хотелось: мне хватило буквально одного кусочка, чтобы понять, насколько он безвкусен.

Я посмотрела на кубок вина передо мной. До него так просто дотянуться.

Восточный дипломат завёл песню про недостатки технологии оранжерей на Востоке, дипломатично нахваливая их южные вариации. Очевидно, что он пытался заполучить парочку для своей страны и одновременно потешить самолюбие самодержца.

Раздражение и усталость стали подниматься во мне как пена от наливаемого в кружку пива. И я с внезапно проснувшейся ловкостью схватила кубок и залпом его опустошила.

Я прикрыла глаза, чувствуя, как поплыла голова от быстрого поглощения горячительного. Вокруг меня тяжело дышали сугробы, стоял тихий морозный вечер. Я не привыкла к снегу и передвигала ногами медленно, с усилием, так как они были слишком малы, а снега — слишком много. Он скрипел так приятно, так сладко, переливался под мутным светом редких фонарей, словно на бархат рассыпали бриллиантовую крошку.

Какой-то звук отвлёк меня, и я потеряла окошко в прошлое. Я потянулась было за новым кубком, но он пропал. Покрутив головой, я увидела, что король забрал его, поставив рядом с собой.

Я нахмурившись посмотрела на него, но он без проблем выдержал взгляд и спокойно вернулся к разговору об оранжереях.

До конца пира я досидела с трудом и ушла раньше супруга.

В комнате я, охмелевшая и немного шатавшаяся, выгнала всех служанок и шумно скинула с ног кожаные сапожки, зашвырнув их в угол.

Захотелось выломить дверь на балкон и поорать в воздух.

Неуверенным движением я сняла с тюрбана заколки-броши, удерживавшие ткань на месте. Ткань слетела с головы на пол, но я не обратила на это внимание и неловко раскрыла мизинцем шкатулку с ценностями. Одна из брошек, особенно крупная и тяжёлая, соскочила с моей ладони и оглушительно рухнула прямо внутрь шкатулки. Я ойкнула, положила второпях оставшиеся украшения на столешницу и бросилась вытаскивать пострадавший предмет.

Им оказался венец.

Удар пришёлся по одной из костяных миниатюр на серебряной подложке; она частично отлетела, оставшись висеть на одном крошечном гвоздике. Под миниатюрами серебряные пластины были прикреплены к какому-то слабо светящемуся материалу малоразличимого оттенка.

Я смачно выругалась и приблизила венец к подсвечнику.

Прежде я не понимала, как персонажи историй моментально трезвели. Дескать, мгновение — и вот у героя весь вязкий туман в голове рассеивался, а мир вновь становился чётким и переставал кружиться перед глазами.

Что же, теперь я знала, как так происходит.

Под серебряными пластинами прятался цельный эфлатун. Длины одной миниатюры было достаточно, чтобы понять, что это не наборная мозаика, а именно что здоровенный кусок минерала.

Я взглотнула в попытке хоть как-то смочить горло, резко ставшее сухим словно пустыня.

Вариантов было не так много, и основной — самый жуткий — звучал следующим образом: у меня в руках была давно потерянная корона северных королей. Мистическая реликвия, древняя святыня, миф и легенда.

Это была она. Абсолютно точно она.

Мои руки затряслись.

Это всё объясняет. Дело вовсе не во мне, нет, дело в этом венце, ведь почти каждый раз, как я оказывалась рядом с королём и его огонь слегка выходил из-под контроля, я либо носила венец на голове, либо он находился где-то поблизости.

Это всё объясняет!..

Всё…

Я покачнулась, но вовсе не из-за того, что была пьяна.

Я прижала сломанный венец к груди. Я держала величайшее сокровище Четырёх Земель.

Если бы у меня была хоть капля жажды власти... Но чего нет, того нет. Мои мотивы носили куда менее эпичный и куда более прозаический характер.

Теперь я знала, почему силы короля стали мощнее при моём появлении в его жизни. Эта загадка разгадана. Главное, чтобы об этом никто не узнал. От короля до вельмож Юга, от северных лордов до западников.

Если хоть кто-нибудь узнает, мне конец.

Мои глаза наткнулись на сургуч. Растопив его над свечой, я залила им эфлатун и прижала сверху пластину. Надежды, что сургуч сможет решить проблему, я не питала, но времени на обдумывание у меня не хватало. Оставив венец на куске пергамента, я залезла в один из сундуков и спустя несколько беспокойных минут, наполненных нервными поисками, я нашла подходящих размеров мешочек для женских мелочей, который прикреплялся к поясу. Я положила венец в него и убрала в большой ларец на каминной полке. Этот ларец даже Олли обходила его стороной: я запрещала его трогать, обосновывая запрет тем, что в нём лежали вещи, связанные с покойным сыном лорда Уайтхилла. На самом деле, я запихнула туда кулёк с одеждой, в которой очнулась в эфлатуновой шахте. Броши вернулись в шкатулку.

Я смяла испорченный пергамент и бросила его в урну. Надо поискать что-то вроде глины, чтобы лучше скрепить пластину и минерал.

Скинув с себя тапки и верхнюю тунику, я залезла на кровать и легла прямо поверх одеяла. Возможно, если я успешно притворюсь сильно пьяной, король не станет меня будить, чтобы продолжить прерванную пиром, затянувшуюся брачную ночь. Тем более, он видел, как я залпом влила в себя целый кубок, и моё опьянение не вызовет подозрения.

Мой мозг лихорадочно работал.

Шахта, эфлатун, венец, король-колдун. Всё связано? Может же быть такое, что всё происходящее — часть чего-то большего?

Или я просто пытаюсь найти хоть какое-то объяснение тому, что со мной произошло? Найти какой-то смысл в том, что девушку выдернули из одного мира и зашвырнули в другой? Найти оправдание заурядной жестокости судьбы?

Возвращения короля я не слышала.

Я спала, и мне снился дом бабушки.

Мы стояли с ней вдвоём и смотрели на огромную ракету размером с дерево, торчавшую из земли в нескольких метрах от нас.

Солнце сияло ярко, слепило, по голубому небу плыли пушистые белые облака. Поверхность ракеты была отполирована как зеркало, и в ней отражался весь мир.

* * *

Тепло окутало меня. Я чувствовала, как оно проникло в каждую клетку тела, словно я зашла в горячую воду с головой, при этом каким-то чудом оставаясь сухой. Правда, не на долгий период времени. Через несколько минут мои подмышки и спина начали усиленно потеть, и я пожалела, что решилась выйти наружу.

За мной шли две местные служанки (Олли я пожалела) и три стражника. Одна из служанок несла надо мной огромный зонт из плотной бумаги вместо обычного дерева. По бумаге лились и пенились волны, летали крикливые чайки. Рисунки были настолько реалистичными, что мне было трудно отвести взгляд от них.

Длинную светло-сиреневую тунику подпоясовал золочёный шнур, к кончикам которого были пришиты шёлковые кисти. Кожаные сапожки в мелких дырочках украшали серебряные пряжки. Вообще вся моя одежда и все окружавшие вещи отличались теперь невероятным вниманием к деталям и деликатной роскошью. Вкус у леди Айгюн был безупречен. Не могу сказать, что скучала по северным платьям из грубого шерстяного сукна.

Сад форта благоухал и пышно цвёл, несмотря на жару. Южные растения отлично подстраивались под температуру; бутоны роз (здесь их называли иначе, и отличались они особенно острыми шипами и яркими, почти неоновыми оттенками лепестков) жадно тянулись к солнцу, и его лучи играли с тенью в догонялки.

На виски давил невидимый обруч, и меня клонило в сон.

Ещё минут пятнадцать, и я вернусь обратно в форт.

Из-за угла вышел сановник, который отнимал немало внимания у короля на прошедшем после свадьбы пиру — худой, загорелый, с льдистыми голубыми глазами и длинным носом. Довольно запоминающаяся внешность.

Он поклонился, и на его лице не было ни следа улыбки или какой-нибудь учтивой вежливости. Его лицо вовсе ничего не выражало.

— Ваше величество, для меня была бы огромная честь пройтись с вами.

Меня умиляла воспитанная навязчивость южан: они всегда первыми предлагали свою компанию, довольно прямолинейно, оттого отказывать им немного неудобно.

Я кивнула, и мы двинулись по усыпанной мелким гравием дорожке вдоль кустов, от которых пахло терпко и пьяняще.

Стража и одна из служанок держались на расстоянии от нас.

— Позвольте ещё раз лично засвидетельствовать своё почтение, — ещё раз?.. Наверное, он подходил после свадебной церемонии, но я находилась тогда в малоадекватном состоянии и совсем не запомнила участников мероприятия.

Вельможа забрал у покрасневшей девушки, нёсшей зонт, её ношу, и она шустро ретировалась, оставив нас с ним вдвоём. Теперь некому было подслушивать его слова.

— Буду открыт и честен с вами, ваше величество. То, что король женился на вас, — это ошибка. Да, Север оказался теперь в тяжёлом положении из-за необходимости выбрать сторону Юга. Но Востоку этот уклон в северную сторону категорически не нравится, сколько бы их посланник не пытался улыбаться, — сановник нахмурил светлые брови и с лёгким недовольством посмотрел на мой южный наряд. — К тому же, хотя вас наряжают как южанку, вы не южанка, ваше величество. Вы даже не северянка. Если бы не магический дар короля, бурлений в народных массах невозможно было бы избежать.

Мои уши и щёки горели. Всё, что он сказал, звучало на редкость разумно и логично.

Технически эти слова не считались ли за измену?..

Я чувствовала, как мне становится тесно в платье и как проклятый шнур сжал грудную клетку.

Я искренне верила, что, оказавшись под покровительством короля, буду в безопасности. Но так ли это, если его сановники считают решение жениться на мне неверным? Я забралась слишком высоко. Здесь угрозы были иными, но они всё равно имелись.

Если я скажу об этом разговоре своему супругу, он точно в этом рассмотрит измену. Интересно, он вообще в курсе настроений своих подданных?

— Однако я вижу, как сильно король влюблён в вас, ваше величество. Счастье нашего правителя — счастье каждого из нас, — вельможа почтительно поклонился.

Уверена, что не он один так думает. Но то, что он единственный прямо в лицо озвучил мне всё это, отчего-то возвысило его в моих глазах над остальными. Возможно, он ведёт какую-то игру, скорее всего, именно это он и делает, но мне не хотелось сдавать его.

Возможно, он действительно желает добро своему королю. И наверняка обычные южане не слишком-то были рады иноземной королеве. Я не разделяла их религиозные взгляды, я была замужем, я была женой северного посла. Если уж говорить прямо, я вообще была категорически неудачным вариантом для Юга. Король женился на мне из-за моих "способностей"; как бы он ни был "влюблён", он всё же король и без этой чудесной особенности моей персоны он бы в жизни не пошёл на этот брак. Но об этом не знал никто, кроме него и меня. Для всех он просто потерял голову от любви и в процессе подмял под себя мнущийся Север.

Но я голову не теряла. И во всех нежных безумствах короля я чётко видела счастливое для него стечение обстоятельств: я, северный венец, гибель лорда Уайтхилла. Каждый из этих пунктов, комфортно завёрнутых в страсть, вёл к его усилению как колдуна и как короля. Пусть это и не знал никто, кроме него и меня.

* * *

Я почти никогда не расставалась с грубоватым венцом, пряча его под одеждой в специальном мешочке, привязанном к крепкому поясу.

Говорила на людях я крайне мало, больше читала и отсиживалась в комнатах. Я понимала, что внимательному человеку было заметно, что за маской безразличия скрывается явный интерес ко всему, что обсуждали люди вокруг: иногда моя оборона спадала и на лице на секунду проявлялись эмоции, как правило, ограничивавшиеся раздражением или разочарованием. Иногда это раздражение могло стать настолько велико, что я не выдерживала и внезапно могла что-нибудь сказать, да такое, что повергало окружающих в шок. Первое время все были уверены, что я вообще не слушала никого и витала в собственном мире, но прозорливость и резкость высказываний доказывала обратное: я как раз слушала всё с большим вниманием.

Для любопытного и пытливого слушателя было очевидно, что в свои жертвы я выбирала демонстративно кого угодно, кто высказывал мнения, схожие с королём, но не самого короля. Время от времени мы начинали спорить друг с другом, но эти споры были крайне коротки, будто бы на самом деле мы обсудили всё это уже сто раз и просто проговаривали снова свои ключевые позиции, освежая их в памяти.

Король, будучи человеком ответственным, на любых мероприятиях, где присутствовала его жена, старался уделять всё внимание своим подданным, но любое случайное касание или брошенный взгляд выдавали его с головой.

Он продолжал вести свою бесплодную войну. Каждая совместная ночь была для него полем сражения, для которого он то заранее продумывал стратегию, то следовал собственному чутью. Будучи всё же средневековым человеком, южанин изначально был намного более консервативен, чем мои ровесники, но в попытках найти ключ ко мне (называйте это, как хотите) менялся и проявлял всё большую изобретательность. Свободное от государственных дел время он посвящал мне. К счастью, дел у него было достаточно много (совещания, объезды территорий, тренировки, встречи с ветеранами и генералами...), чтобы значительную часть времени я проводила одна, либо отлёживаясь в покоях, либо засиживаясь допоздна в библиотеке в попытках найти хоть что-то, что помогло бы мне вернуться домой.

В один из дней, когда я уже собралась идти на книжную охоту, король поймал меня практически в дверях и вместо библиотеки отвёл в сокровищницу.

На пороге у меня перехватило дыхание. Низкий её потолок был расписан цветами, заплетающимися в причудливый узор, вдоль стен стояли кованые сундуки и резные шкафы, часть из которых была покрыта тонким слоем пыли. Висели щиты, множество кривых южных сабель и восточных мечей, усыпанных драгоценными камнями, по всей видимости, подарков от посланников соседа. На полках выстроились целые батареи серебряных кувшинов, тарелок и подсвечников.

И кто говорил, что Юг беден?.. Это же настоящий музей!

— Асса, подойди сюда, — позвал меня король.

Я с трудом оторвала взгляд от особенно роскошных шлемов с приваренными металлическими рогами и приблизилась к нему.

В руках он держал кожаный пояс, расшитый золотыми нитями, с небольшими ножнами. Он аккуратно надел пояс на меня, проговорив:

— Это женский кинжал, все знатные южанки носят такие.

Некоторые дамы предпочитали прятать ножны под верхней одеждой, но всё равно их очертания были заметны всякому; некоторые, например, леди Айгюн, носили оружие открыто, будто специально привлекая внимание окружающих к тому, что назвать их безоружными и слабыми было бы серьёзной ошибкой.

К слову, об ошибках.

— Есть мнение, что... Что женитьба на мне — ошибка. Вы знали об этом, ваше величество? — я сделала шаг с обрыва вниз.

Он замер. Выражение его лица было нечитаемо.

— Знал, — наконец ответил он. — Но я король, и мой двор подчиняется моим решениям. Когда лорда Уайтхилла убили, да спасёт его душу магия, я не видел больше преград. Никакие советники не могли меня остановить.

— Помню крайне, — я хотела сказать "рациональное", но такого слова в этом языке не знала, — простое и продуманное объяснение поспешности свадьбы, озвученное вашем величеством.

Опасность со стороны западников, опасность со стороны северян. Опасность со всех сторон.

— Полагаю это политически верным шагом, пусть сейчас это и не понимает мой двор, — он имеет в виду мою роль в качестве усилителя его огненных способностей?.. Если бы он не женился, в итоге наверняка Север запросил бы меня обратно. — Но врать не буду, — он приблизился, и я могла рассмотреть каждый всполох цвета в его неправильных глазах, — немалая доля моих умозаключений была сосредоточена на тебе.

Его губы коснулись моих, но прежде чем поцеловать по-настоящему он произнёс:

— И да. Если тебе трудно перейти на более личное обращение, прошу снова, всё же не называй меня величеством, — я почувствовала, как он улыбнулся. — Мы всё же слишком друг друга близко знаем для таких формальностей.

* * *

В жизни часто так бывает, что со временем отчаяние, горе, печаль — всё становится обыденностью. Рутинное отчаяние. Бытовое горе. Ежедневная печаль.

Ты привыкаешь к своему состоянию, переставая замечать оттенки настроения: тебе просто всегда ровно не очень. Плохо. Тяжело. Неспокойно.

Это как болото или зыбучие пески. И ты становишься их постоянным жителем.

Жабой или скорпионом.

Сейчас я больше походила на жабу.

На тёмно-зелёную чалму мастерицы нашили десятки стеклянных шариков, похожих на капельки воды. Такими же капельками был расшит широкий пояс. Сама туника и шаровары имели более деликатный и нежный зелёный цвет, чем головной убор.

Я вся — с головы до пят — была в зелёном, и он придал мне ещё более болезненный вид; на сильно похудевшем лице мои и прежде большие глаза стали казаться просто огромными. Очевидно, леди Айгюн, и заказавшая этот наряд, не совсем рассчитывала на такой эффект. Или рассчитывала?..

Даже слабое освещение от свечей не особо работало мне на пользу.

Я выглядела жалко.

Я поморщилась.

Под этой зелёной оболочкой прятались торчащие рёбра и выпуклый живот. Я стремительно теряла вес и пожинала плоды этого.

Единственное, что радовало, — это мысль о том, что в таком состоянии мой организм вряд ли сможет преподнести мне сюрприз в виде неожиданной беременности. 

Возможно, именно это останавливало меня от того, чтобы дать решительный бой и попытаться взять себя в руки.

Олли, явно сохранившая воспоминания об аналогичных проблемах после моего попадания в замок Белых Холмов, приносила мне ежедневно на завтрак южные сласти — преимущественно мучные, сладкие, с ягодами и дольками фруктов. Борясь с дурнотой, я съедала их, чтобы её не расстраивать, но за столом, как правило, запихивала в себя от силы несколько кусков мяса и овощи.

Я стала замечать за принятием пищи подозрительное отношение короля к моим пищевым привычкам: если на первых пирах он уделял внимание лишь возлияниям своей супруги и забирал кубки с вином или будаем, то в последние совместные ужины (обедала я обычно одна или в компании леди Айгюн) он, не слишком таясь, сам подкладывал мне в тарелку ещё немного пищи сверх моей обычной нормы.

Я послушно ела.

Деваться некуда.

— Я жаба, — сказала я сама себе, продолжая смотреться в небольшое мутное зеркало, висевшее на стене.

Неоновые вывески, один сплошной асфальт

Как найти мне тебя среди этого хаоса города?

Голова слегка кружилась.

Накануне я плохо спала. Потом весь день у короля было какое-то нудное бесконечное заседание совета его приближённых, на котором присутствовала и леди Айгюн. В результате я обедала одна, долго боролась с куском хлеба, потом бросила это гиблое дело, ушла в покои, маялась над какой-то нечитаемой поэмой, заданной для изучения и запоминания наизусть преподавателем, потом сыграла пару выученных южных мелодий.

— Северная музыка очень мощная, с протяжным пением. Обычно её исполняет один человек или целый хор. Её непросто переложить на музыкальные инструменты, — вещала моя учительница. Это действительно было так: при подготовке к вечеру я заметила, насколько тяжело музыкантам давались именно северные песни. — Восточная — совсем иная. Они предпочитают пению саму мелодию, и обычно она отрывистая, трудновоспроизводимая голосом.

Я бы сказала, что мелодии Восточных Земель были чем-то похожи на национальную музыку стран Северо-Восточной Азии. А вот южные... Они звучали как ребёнок Астурии Исаака Альбениса и Болеро Мориса Равеля.

Мне сложно было их играть: не хватало опыта, навыков, силы в пальцах.

От ужина я отказалась и отпустила служанок, заявив, что переоденусь сама.

- Я знаю, что у меня большое эго, хотя и не понимаю, в чём тут проблема... — пела я.

Песни лились из меня одна за одной, слова теряли смысл, потерянные, забытые, превращались в отдельные звуки, мелодии сливались в единый поток, бесконечный как чувство моего отчаяния, бескрайний и бездонный.

Я злилась. Серая злость сжала мне горло, и я подпрыгнула, слетев с кровати. В глазах слегка потемнело, но я не обратила на это внимание и оглядела свои покои: красивые, в плиточках, тёмные, прохладные вопреки жаре снаружи, пустые.

Я ненавидела пустоту.

Как-то раз я прожила без родителей и сестры несколько месяцев, пока проходила стажировку а другом городе. Маленькая уютная квартира с огромным окном в половину стены каждый день встречала моё возвращение с оглушительной тишиной. Я шумно сбрасывала с ног ботинки, кидала карточку-ключ в плоскую каменную вазу и хлопала в ладоши, требуя у домашней системы включить во всех комнатах свет и врубить музыку. Я бренчала посудой, забрасывая её в посудомойку, топала ногами, пела, разговаривала по видеосвязи с родными и друзьями и сама с собой на всех языках, что знала.

Лишь бы только не слышать тишину.

- Живи быстро, умри молодым, у плохих девочек это хорошо получается!

Мой полуслепой взгляд наткнулся на книжки, которые кто-то расставил ещё до моего заселения. Я неграциозно подскочила к книжной полке и принялась методично просматривать книгу за книгой, отбрасывая их в угол. Деторождение, воспитание, этикет, роды, беременность…

Беременность!!!

Нет, нет, нет!

Бесполезная макулатура! Если бы хоть в одной дурацкой книжки было хоть что-то о том, как вернуться домой, в свой мир, как избавиться от необходимости находиться здесь! Но нет, сплошное деторождение — ярмо, якорь, который потянет меня вниз, на самое дно.

Я с размаху зашвырнула том прямо в стенку. Он с грохотом повалился вниз, и хрупкие страницы рассыпались по полу.

Моя сестра ненавидела — ненавидит — бумажные книги.

Они пахнут сыростью и старостью.

Её слова.

Читать через умные очки — это было её главным развлечением. А ещё лучше — слушать аудиокниги через крошечные капельки наушников.

Я выхватила следующую книгу и запустила её следом. И ещё одну. И ещё.

Перед глазами встал туман злых слёз. Навалилась жуткая, смертельная, нечеловеческая усталость. Она свинцом повисла на плечах, придавливая меня к полу.

Я кулаком вытерла слёзы и опустила взгляд на название моей следующей жертвы.

“Полезные советы для молодой девушки”.

Поддавшись усталости, я отошла от полок и села по-турецки на ковёр у камина. Начало читалось тяжело, я продиралась через каждую строчку, витьеватую, архаичную и крайне запутанную. Наконец, нашла статью о, скажем так, предохранении. Конечно, назвали весь этот процесс авторы не так прямолинейно, поскольку, очевидно, отказываться от своей миссии для девушки было нехорошо.

Я уже была на странице второй, когда дверь распахнулась и вошёл король. Я захлопнула книжку, осознав, что половина свечей потухла и лишь камин позволял мне увидеть хоть что-то.

Любопытное зрелище он застал: гора помятых книг, разбросанный пергамент...

Он опустился рядом со мной, позвякивая оружием, аккуратно отвёл мои локоны в сторону и поцеловал в ухо.

Я нахмурилась и погладила пальцем тиснение на обложке.

Он поцеловал меня в шею, почти у самого горла.

Так дело не пойдёт.

— Это про разные вещи книга, — как можно более спокойным тоном произнесла я. — Так понимаю, немалая часть женщин здесь заканчивает свою жизнь в мучительных родах.

— Интересное чтение на ночь, — ответил король, продолжая целовать меня.

— Полезное. Я понимаю прекрасно, что все будут ожидать от меня наследника.

Король поменял место, расположившись спиной к огню и касаясь своей ногой моих. Он внимательно вгляделся в моё лицо.

Мне стало неудобно. В том, как он сел рядом, было что-то дружелюбное, совсем непривычное и даже уютное.

— Асса, если магия окажется к нам благосклонна, ты будешь в безопасности. Лучшие целители и лекари со всех Земель, даже из-за моря.

Я пожала плечами.

Повисла тишина.

Король с некоторой отстранённой мрачностью разглядывал книгу, взятую мной с полки. Сложно было даже представить, что было у него сейчас на уме, какие мысли захватили его.

Я прищурилась, присмотревшись к нему. Открытое золотое лицо, странные невозможные глаза, широкие плечи, большие ладони с ловкими пальцами — он всё же был хорош, действительно хорош, несмотря на всю специфику южных одеяний, простых и не очень-то комплиментарных для фигуры. Чем он был хуже моей единственной настоящей влюблённости? Почему я так легко, так чисто и так быстро позволила себе влюбиться в человека, который был просто добр ко мне и улыбался моим неловким шуткам? Почему я не могла найти место в своём сердце для этого мужчины, сильного, смелого и страстного, который уже сделал за этот небольшой срок больше, чем он за все годы нашего знакомства?

Разве король так плох?

Да, пожалуй, обстоятельства нашей свадьбы, мягко говоря, неоднозначны и сомнительны. Я согласилась на брак с ним чисто из-за эгоистических побуждений и желания выжить в чужом мире любой ценой. Меня ведь даже не волновал его трон или проблемы его страны. Он женился на мне после внезапной смерти прежнего моего мужа, вопреки мнению своих вельмож, потому что в его чувстве слишком сильно переплелись влюблённость в меня и любовь к власти над огнём.

Но...

Почему?.. Наверное, моё сердце так сильно сжалось, покрылось какой-то скорлупой или бронёй, чем-то твёрдым и крепким, что спрятало под собой любовь к родителям, к сестре, к дому, и свободного пространства для иного там не было.

Не то, чтобы я ожидала от него подвоха, что он обманет меня, разобьёт сердце, что ещё обычно говорят в таких случаях… Просто я больше не могла любить. Любовь принесла в мою жизнь слишком много боли.

Я не была готова к этому: полюбить его, а потом, в светлое мгновение чуда, вернуться домой и оставить его здесь. Моё сердце будет спасено и приговорено одновременно.

Нет. Этого я не хотела.

Король будто очнулся и поднял глаза на меня. В них отражалось пламя то ли камина, то ли его собственной души.

— Что же, раз ты пока не готова к ребёнку, я всегда могу использовать разные способы любить тебя. Я запоминаю те, что тебе особенно нравятся, — тихо сказал он, и оттого, что при этих словах на его губах не заиграла подходившая к случаю насмешливая улыбка, по моему позвоночнику пробежал ток.