Черное сердце (гет)

Белые бесконечные холмы простирались на многие километры вокруг, словно огромная ледяная пустыня. Казалось, что края у этих холмов нет, что они есть весь мир, что иного нет и не будет. Обжигающий морозом ветерок катался с тихим воем по гладким холмам, на которые больно было смотреть: так сияли и блестели они на ярком солнце, переливаясь миллионами миллиардов алмазов. Неживые земли, мёртвые алмазы и холодное небо — ни единой души, ни птиц, ни зверей, только это злое яростное солнце и молчаливые холмы.

Я привыкла к этому.

Время тянулось, долгие месяцы сливались в одно белое морозное пятно ожидания. Когда солнце пряталось за серыми тучами, когда оно было скрыто чернотой, извергавшей тонны снега, дико пляшущего среди тишины, когда солнце вот так, как сегодня, сумасшедше ослепляло с мучительно голубого неба, когда стужа проникала даже в пламя и тушила его, я ждала.

И сейчас я всматривалась с замиранием сердца в болезненную белизну, ожидая, веря. Возможно, когда зима отступит, в этих холмах мне откроется путь и я смогу вернуться назад.

Шерсть и мех лезли в рот и нос, мешая не только говорить, но и просто нормально дышать, сжимали лоб, закрывали уши, стягивали конечности, делая меня похожей на куклу-переростка с негнущимися ногами и неповоротливым телом. Глаза были закрыты толстым стеклом, за которым было почти ничего не видно, хотя это и не очень-то требовалось, честно говоря. Мои и без того большие ступни смахивали на снегоступы в кожано-меховых сапогах и в пяти парах шерстяных носков. Пальцы слабо шевелились в гигантских меховых варежках, затекая и ноя. Нижняя часть тела раздулась в два раза, так много слоёв намотали на неё.

Но мне всё равно было холодно.

Рядом стоял Донн, завёрнутый таким же образом, но ещё и вооружённый тяжёлым мечом. Я никогда не могла понять, как же он умудрялся в таком состоянии крепко держать меч и даже сражаться. Меня едва хватало на медленные, тягучие шаги.

Донн махнул рукой, показывая, что нам пора возвращаться. Я с трудом кивнула и в последний раз глянула на строгие белые холмы.

* * *

Замок Белых Холмов располагался между возвышениями, в довольно глубокой низменности, хорошо спрятанной от особенно жестоких ветров.

Это было крепкое каменное сооружение с побелевшей ото льда грубой кладкой, низкое, небольшое, но добротное, окружённое более высокими, толстыми стенами и несколькими домами с треугольными крышами. Почти весь двор занимала оранжерея, настоящий центр замка: именно она стояла на единственном горячем источнике, так удачно находившимся во впадине; остатки тепла перепадали и остальным домам.

Над входом в сам замок, дом лорда Уайтхилла, висел обледеневший щит с тремя белыми перевёрнутыми клиньями на чёрном поле. Этот герб подходил Уайтхиллам, вызывая в памяти Белые Холмы, окружавшие одноимённый замок. Жаль, что любоваться ими не получалось из-за смертельных морозов, сковывавших Холмы длинными ночами; опасно выходить на такой мороз, а без выхода на улицу звёзд не увидишь: в замке Белых Холмов не было окон.

Двор никогда не был оживленным, даже днём люди лишь изредка крошечными компаниями перебегали от двери к двери, стараясь надолго не задерживаться на холоде. Лорд Уайтхилл почти весь свой день проводил в оранжерее или в маленьком кабинете, одновременно служившим и библиотекой. Сотня его людей, собственно, всё население Белых Холмов, ухаживали за растениями в оранжерее, кормили оленей, спрятанных в одном из зданий, и выпиливали всевозможные вещицы на продажу из рогов и кости. И, конечно, добывали эфлатун.

Недалеко от Замка располагалась главная ценность этого унылого, насквозь промерзшего региона — шахта, достаточно глубокая, чтобы прятать работников от стужи, но слишком узкая, тёмная и душная, чтобы труд там переносился легко. Там в крошемной тьме, лишь освещаемой тусклым огнём, чёрные от земли и камня белохолмцы выбивали из породы самый прекрасный и драгоценный камень этих земель — эфлатун, который невозможно было обрабатывать иначе как при помощи другого эфлатуна.

Когда я увидела этот минерал в первый раз, не могла поверить своим глазам, настолько он был прекрасным и неземным. Он менял свой цвет от чёрного до иступлённо синего, а внутри его горело несчётное множество маленьких лиловых огоньков. Это был бесценный самоцвет.

Ради него люди выживали в этих ледяных холмах, боролись с каждым днём за каждый день, за каждый вздох, за каждую плошку еды, за каждую спокойную ночь в тепле. Ради чудесной драгоценности они убивали себя и своё здоровье в проклятой шахте.

Больше года длилась зима в этих землях. Несколько десятков метров снега покрыли ледяные холмы, холод губил огонь, и мне казалось, что так было всегда и что будет вечно.

Раз в четыре луны караван отправлялся вдоль реки в Южную Гавань, самую южную точку Северных Земель, где в обмен на резные рога для вина, на варежки, носки, повязки из оленьей шерсти, на меховые шапки, на всевозможные товары Белых Холмов покупались еда, бурдюки с вином, некоторая одежда, толстые стёкла, то и дело лопающиеся от холода, орудия труда и лампы. Когда удавалось найти эфлатун, обработать его и довезти до Гавани, всего становилось резко больше: и еды, и вещей, и даже лечебных трав и оружия. Но на моей памяти такого ни разу не происходило.

Раз в две луны поднимались люди к южным лесам, рубили деревья, устраивали охоту на шерстистых крепких оленей, лосей, медведей и волков, возвращаясь с толстыми брёвнами, телегами веток, шкур и мяса. Только так удавалось избежать голода, нависающего над Холмами невидимой тенью.

Моё пребывание здесь, в мире зимы и холода, всё продолжалось и продолжалось, и всё больше сомнений закрадывалось в душу: действительно ли я не там, где должна быть? Не приснилось ли мне всё?

Мимо меня пробежала женщина-шар, быстро передвигая толстыми меховыми ножками, она с невероятной скоростью скрылась в одном из небольших домов, запуская вслед за собой стужу. Донн помогал мне идти с более-менее приличной скоростью и не падать. Наконец мы обошли оранжерею и добрались до входа с щитом.

Дом лорда Уайтхилла назвать его личным домом можно было только с натяжкой. Единственным местом, где он мог побыть один, был его кабинет. Всё основное здание забили люди, большой зал играл роль общей столовой и одновременно гостиной, а в каждой комнате спало по пять-десять человек в зависимости от её размера. Во время зимы на Белых Холмах все равны, и у лорда есть только одна привилегия — спать в своём кабинете в одиночестве, без компании оленеводов, пастухов и кухарок. Донн размещался по соседству с лордом, со своей женой и тремя детьми. Старенький лекарь делил комнату с ещё двумя стариками; я же, ранее жившая вместе с несколькими ровесницами, с тех пор, как стала леди, получила возможность ограничиться своей служанкой.

Первое время такое положение меня смущало. Кровать обычно была одна на всех, прямо напротив камина или очага, и все спали вместе для экономии тепла, предпочитая хранить в холодных углах свои вещи и провизию. Мне было неловко делить ложе с четырьмя девушками, одна из которых храпела, а другая любила бить окружающих во сне пяткой. Но со временем я привыкла, и потом некоторое время чувствовала себя некомфортно уже на широченной постели только с одной товаркой, без привычной шумной компании, разговоров за полночь и звонкого смеха.

Едва я только зашла в дом, как меня сразу встретила Олли, моя служанка, и провела до комнаты. Навстречу нам попадались женщины и мужчины в тёплых шубах мехом внутрь — коридоры не отапливались, а тепла источника было не совсем достаточно для более лёгкой одежды — они кланялись мне, меньше всего сейчас похожей на леди.

В комнате ждало весёлое пламя, щёлкающее и смеющееся, мягкая постель, поднос с пирожками и книга со сказками.

Олли начала помогать мне избавляться от тяжеленной одежды. Сняв повязку со стёклами, шарфы, мех и шерсть, закрывающие голову, я широко открыла рот и заглотнула тёплого воздуха, тут же закашлявшись. Олли принялась ходить вокруг меня, разматывая слой за слоем.

Оказавшись в одной рубахе и портах, я задрожала от тепла и свободы, врезавшейся в каждую клеточку тела.

— Боже, я сейчас упаду, — протянула я, разминая ноги.

Олли улыбнулась.

— Что увидели, миледи?

— Ничего нового, даже птиц не заметила. Пустошь.

Воздух коснулся обнажённой кожи, вызвав рой мурашек. Я быстро продела голову и руки в рубаху, затем натянула тёплые штаны. Хотелось окунуться в горячую ванну, но с этим здесь было сложно: мылись совсем не часто и только моё привилегированное положение позволяло мне наслаждаться чистотой с относительной регулярностью.

— Арро поедет в Южную Гавань, миледи, — прошептала Олли, поправляя на мне толстое шерстяное платье.

Я вздохнула.

— Ничего не поделаешь, Олли. Он подготовлен к трудному пути.

Олли тихо согласилась и протянула меховой жилет.

Пока я подкреплялась пирожками, служанка меня причесала, попутно называя имена тех детей, которые придут ко мне сегодня вечером. Раз в несколько дней я читала малышам сказки из внушительного сборника; делала я это с тех самых пор, как главная сказочница, старуха Пиппа, видимо, помутнившись рассудком, вышла во двор поглазеть на звёзды и умерла от обморожения.

Впрочем, это было хорошей тренировкой и для меня. Язык, на котором разговаривали местные, был похож на тот, что я знала, но с множеством непонятных слов неясного происхождения и с довольно своеобразным произношением. За эти долгие бесконечные месяцы я научилась более-менее разбирать речь окружающих людей, но с письменностью, не имевшей ничего общего со знакомыми мне видами, я всё же никак не могла справиться. Значение причудливых букв уходило как песок сквозь пальцы. Детские книжки и сборники сказок всё ещё были моим потолком, а мои письма звучали и были написаны так, будто их автором выступил восьмилетний ребёнок.

— А ещё сегодня пришло письмо от лорда Лимана. Не знаю, о чём оно. Быть может, лорд Уайтхилл расскажет...

Лорд Лиман — старинный друг лорда Уайтхилла. Лиманы держали контроль над Южной Гаванью. Моё свадебное путешествие состоялось именно туда. Никогда не забуду эту поездку, ибо постоянное, круглосуточное нахождение под смертью забыть невозможно. Из той поездки я привезла три красивых платья, роскошный плащ, причудливый головной убор по моде, несколько жемчужных украшений и море впечатлений от порта. Я держала связь с дочерью лорда Лимана Ирмак, мы с ней переписывались так часто, как позволяла погода (половина писем так и пропадала в пути по причине гибели почтовых голубей).

— Может, и расскажет, — кивнула я, пытаясь вытеснить из головы воспоминания о пути.

После чтения сказок я влезла в тяжёлую шубу и отправилась к мужу.

Лорд Уайтхилл как раз ужинал, хмуря седые брови и потягивая вино из помятого кубка.

— Здравствуй, дочь моя, садись, раздели со мной трапезу.

Я присела и взяла кусочек вяленого мяса.

— Я слышала вам пришло письмо от лорда Лимана, милорд.

— В этом замке ничего нельзя сделать тайно, — грустно улыбнулся лорд Уайтхилл, — да, он написал мне длинное письмо...

Лорд отпил вина, и я подумала, что вновь останусь без новостей с фронтов. Ирмак писала редко, а лорд Уайтхилл не любил рассказывать мне о положении вещей, ограничиваясь общими фразами из серии "На Востоке без изменений", "На Юге всё по-прежнему воюют". Кухарки и оленеводы пересказывали смачные истории о том, как западники перебили всех южан, а те покусились на восточные города.

— Лорд Лиман написал, что на вече постановили улучшить отношения с Югом. Их нынешний король, говорят, умеет вызывать огонь. Видели, как из его пальцев вырывались язычки пламени.

Эту сказку я слышала уже раз сто. Древние правители Четырёх Земель были одной семьёй и приплыли издалека. Каждый из них умел колдовать или, по крайней мере, повелевал одной из стихий. Никто не знает, откуда они явились и где был их родной дом, но власть оказалась в руках магов быстро и почти бескровно. Прошли столетия, семейные узы ослабли, Земли разругались и много раз воевали друг с другом, и поколение за поколением рождалось без единой искры магии. Выделяли королей и королев теперь только их разные глаза; как правило, один у них светло-серый, а другой — почти чёрный. Северянам их правители надоели, и уже лет двести как они обходятся без королей: правят самые богатые и влиятельные семьи, а остальные подчиняются их решениям. Западные земли с их ужесточившимся после событий на Севере режимом вечно хотят прибрать к рукам Юг, Юг вечно отбивается от них, а Восток наживается на торговле с остальным миром и то и дело борется с волнами всяческих заболеваний, проникающих к ним на кораблях.

И тут пошли слухи, что молодой Король Южных Земель стал проявлять некие признаки магии. Про это судачили на кухнях и в погребах, в коридорах и в каждой комнате. Вполголоса и почти крича. Это, очевидно, серьёзно меняло расклад, сложившийся за столетия. Ощетинившийся копьями и стрелами Юг, бедный, но воинственный, отбивающий атаку за атакой Запада, в глазах всех северян был той самой палкой в колёсах, на которых мчалось вперёд развитие Четырёх Земель. Все привыкли морщиться при его упоминаниях, разрываясь между желанием косвенно помочь Западу наконец захватить его и пониманием, что это нарушит баланс в Землях и опасно усилит позицию и без того мощного Запада.

— Как бы это не было слишком опрометчиво. В конце концов, у южан склоки с западниками, это с ними они вечно в состоянии войны. Зачем нам лезть в чужую ссору.

— Да, — немного рассеянно согласился лорд Уайтхилл, — однако наши предки избавились от своего короля, поэтому последнее, что нам сейчас нужно — даже маловероятное недовольство со стороны первого лет за пятьсот короля с магией.

Я оторвала кусочек вяленого мяса и поудобнее уселась в кресле.

— И ещё, — тут лорд Уайтхилл побледнел и отставил кубок, — лорд Лиман написал, что существует мнение, что в скором времени будут созваны все знатные фамилии, — он нервно заёрзал на своём месте. — Нужно думать, как мы будем действовать в новых обстоятельствах.

— Да это же просто глупый слух, — закатила я глаза. — Какая-нибудь впечатлительная дама после пира увидела блик на перстне и решила, что это огонь. Так ведь всегда слухи и идут. Особенно когда речь идёт о магии и прочей белиберде.

— Не тебе отрицать существовании магии, дочь моя, — поднял брови лорд. — Иначе как объяснить твоё появление в шахте.

Я недовольно швыркнула носом и проглотила крупный кусок мяса. Это он верно сказал.

— Наше мнение в любом случае будет услышано. Эфлатун всегда ценился не только за красоту и прочность, но и за свои магические свойства. Говорят, в старину он усиливал магические способности королей и королев. Ты же слышала легенду о том, почему в Землях настолько разная погода, у нас год длится зима, а на Юге — лето?

Я читаю только детские сказки, конечно, я знаю эту легенду уже наизусть…

— Представляешь, что произойдёт, дочь моя, если в руки южного короля попадёт легендарная эфлатунская корона?

— Он сожжет весь Запад, предполагаю, — холодно ответила я.

Лорд слабо улыбнулся.

— Корона из эфлатуна — ещё большая легенда, чем история про погоду или древних королей и королев. Я так понимаю, она пропала сразу после восстания. Не думаю, что вы сможете увлечь человека Юга россказнями о мифе.

Северяне захватили замок немощного последнего короля, убили его и его семью, разграбили казну и где-то в процессе приделали ноги древней реликвии — короне, сделанной целиком из гигантского эфлатуна, найденного ещё в древние времена, на чью обработку ушло почти сто лет. Поскольку способности у королевских семей пропали без возврата, корона из мифического источника силы превратилась в ценную вещицу, которой старый король кичился перед своими визави.

— У нас есть несколько небольших камней, никто и не ведёт речи о короне, дочь моя, но ему хватит и обещаний найти её и отдать только ему, — глядя в сторону, ответил лорд Уайтхилл.

Мы помолчали. Пламя тихо шуршало, пуская огненных зайчиков по книжным полкам и большому боевому щиту с гербом Уайтхиллов.

— И что же? Вы тоже поедете, милорд?

— Конечно, мне придётся, — поморщился Уайтхилл.

Я внимательно посмотрела на него. Сегодня у лорда было странное настроение: его мысль скакала из стороны в сторону как белка по сосновым веткам, от мифа к легенде. Я вновь не узнала особо ничего конкретного, но зато прослушала краткий курс сказок Четырёх Земель.

Вернувшись в свою комнату после скудного ужина, я послушно села на стул и размышляла о своём положении, пока Олли расчёсывала мои волосы и убирала их в косу. Мой взгляд перебегал от расписанного звёздами сундука с одеждой (здесь и незимние костюмы были с мехом, все — плотные, многослойные, из тяжёлых толстых тканей, монументальными складками опускающимися на пол) до ларца с драгоценностями леди Белых Холмов (украшения из Южной Гавани, фамильное кольцо с маленьким эфлатуном, фероньерка и серебряный венец в виде толстого ободка с приваренными миниатюрами из резной кости). Вся мебель, все вещи — грубовато сделанные, без изящества или особого внимания к деталям. И сам замок был таким же. Белые Холмы вообще отличались спартанской обстановкой в сравнении с Южной Гаванью, застроенной каменными домами, молельнями и крытыми рынками, с её улицами, переполненными суетой и людьми, портом с множеством кораблей, покачивающихся на волнах. Там была жизнь, тут, конечно, всё иначе.

Я старалась находить позитивные стороны: вряд ли в таком шумном месте я смогла бы найти время, чтобы решить проблему с языком. Что я смогла бы делать в порту? Тут же у меня над головой была крыша, защита лорда Уайтхилла, пусть и чудаковатого, но невредного, и какое-никакое, но питание.

Но всё равно то и дело на меня нападала тоска, в животе урчал холод, мурашками захватывавший всё тело, а на глазах появлялась пелена слёз. Я была одинока, без дома, без семьи, без понимания, как и когда смогу вернуться, навсегда покинуть Четыре Земли. Лорд Уайтхилл был уверен, что моё появление в шахте объясняется исключительно происками магии, но для окружающих я была потерянной невестой его умершего пять лет назад сына, которую он взял в жёны, чтобы успокоить его дух.

Уайтхилл всеми силами пытался сохранить Белые Холмы, и «невеста» сына вполне подходила по местным обычаям на роль потенциальной наследницы. Он опасался меня, но всё же не трогал и защищал, и этого мне было достаточно.

Однако вечно так продолжаться не могло.

— Готово, миледи! — Олли радостно взмахнула руками.

Я поблагодарила её и встала со стула. Что же, время читать сказки малышне.

Ребят было немного, но все бойкие, с сияющими от интереса глазами и шкодливыми улыбками. Детство в Белых Холмах заканчивалось рано, и такие вечера — всё, что оставалось у них от положенного по возрасту. Взъерошенные мальчишки и девчонки расположились по лавкам и стали жадно прислушиваться к моим словам. Для них эти сказки, которые они уже десяток раз слушали и от старухи Пиппы, и от своих родных, и в пересказе кухарок, всегда звучали по-особенному и не надоедали.

Я могла лишь только позавидовать их терпению.

* * *

Через три дня пришло письмо от Ирмак Лиман.

Я читала его, лёжа на кровати, стараясь поймать тусклый свет от камина. Голубь очень удачно успел прилететь до того, как солнечные дни сменились жестокой метелью, чей надрывный вой был слышен даже сквозь толщину камня. Я завернулась в тёплые меха и поджала под себя ноги в толстых шерстяных носках.

"Погода, как Вы понимаете, у нас не меняется. Мороз всё тот же — пьяные рыбаки недавно недосмотрели за лунками и теперь вновь пытаются пробить образовавшийся лёд."

«Образовавшийся» — это была моя догадка. Она использовала какое-то слово, чьё написание я так и не смогла разобрать.

"Слышали ли Вы, миледи, что вскорости все лорды Северных Земель будут позваны в Мёртвый Замок? Это просто потрясающе, я была там четыре года назад, это удивительное место! Моя сестра уже выбирает платья, а я просто мечтаю вновь увидеть строгие стены замка и его залы..."

Письмо заканчивалось словами: "Надеюсь на скорую встречу с Вами, леди Уайтхилл, и с Вашим мужем."

Мёртвый Замок… Занятно, что столицей Северных Земель всё ещё считался замок старых королей. Как я поняла, сделано это было, чтобы не выделять кого-либо из лордов. Я ни разу там не была.

Я не могла понять пассаж Ирмак про Мёртвый Замок. Лиман производила впечатление умной, милой девушки, старой девы с довольно острым язычком. Странно, что она так уверена в том, что отправится в Мёртвый Замок вместе с лордом Лиманом. Не думаю, что лорды будут приглашены вместе с семьями, это слишком большие издержки для всех сторон. Да и зачем женщинам участвовать в намечающемся подобии Военного совета?.. В этом не было никакого смысла!

Наверное, она просто очень хочет вновь увидеть Мёртвый Замок.

Ничего особенно интересного в письме из Южной Гавани я не нашла, попросив Олли сразу принести прямоугольник из обработанного дерева, служивший мне столом, пергамент и чернила. Через пару часов был готов ответ, где я вкратце поведала о нескольких солнечных днях на Белых Холмах и рассказала о подготовке к отправке очередного каравана в Южную Гавань.

По поводу совета в Мёртвом Замке я честно написала, что наверняка останусь в Белых Холмах. Теперь оставалось дождаться окончания метелей.

Эти яростные метели беспокоили лорда Уайтхилла намного больше обычного.

В один из вечеров я пришла к нему в кабинет, чтобы выбрать какую-нибудь книгу с картинками. Выходить из комнаты совсем не хотелось, настолько все были испуганы злостью напавшей на Холмы метели и ходили совершенно потерянные. Но и сидеть без дела тоже было скучно.

Самое очевидное занятие для любой юной леди — вышивание унылых узоров долгими часами. Но так вышло, что вышивка в этих краях непопулярна, тем более в такие времена, когда вся видимая одежда — из меха и толстой шерсти, спрятанными за коркой льда и снега. Всё возможное уже было с усердием вышито: платок на шею лорду, парчовый плащ из Южной Гавани на меховой подкладке с серебряными звёздами и ворот парадной нижней рубахи. Дело закончилось тем, что мы с Олли даже вышили прекрасную ночную рубашку, которую я решила подарить Олли на её свадьбу.

Чтение же и рассматривание книжных миниатюр — куда более интересное занятие, чем вышивание или пустые разговоры. По сути, это вообще было единственным полезным для ума делом, которое могло хоть как-то скрасить время.

— Из-за этих метелей до нас не сможет долететь ни одно письмо, — мрачно сказал лорд Уайтхилл.

— Не думаю, милорд, что метели бушуют сейчас только у нас, — заметила я, касаясь корешков книг кончиками пальцев.

Лорд Уайтхилл вздохнул и почесал свою блестящую лысину.

— Надеюсь, что так...

Я оглядела напряжённую фигуру лорда и предложила поужинать сегодня в большом зале вместе со всеми.

Общий зал был наполнен людьми в потрёпанной одежде из оленей; некоторые так и не расстались с меховыми шубами. Суровые, обветренные лица внимательно следили за входящими лордом и леди Уайтхилл. Я не любила со свадьбы есть в этом зале, мне было немного неудобно, что при виде меня знакомые вставали со своих мест и кланялись, отрываясь от скудной еды.

Огонь свечей освещал лорда Белых Холмов, красные отблески играли на его морщинистом лице, делая его совсем старым. Зал бурлил, давно я не видела его таким оживлённым; какие-то дети плакали, старики скрипучими голосами вещали о воле духов предков, юноши трясли кулаками и что-то с жаром доказывали уставшим и испуганным матерям.

Слухи о первом за столетия короле-колдуне расползлись по всем углам и по всем лавкам.

Лорд грустно улыбнулся, заметив, как хмуро я смотрю на трещавших без умолку белохолмцев.

— Магия возвращается в наш мир, сначала ты, теперь южный король. Возможно, это связанные события, а возможно — нет.

Я мрачно поджала губы. Ещё только не хватало мне для полного счастья передела власти, земель и войны. А именно к этому дело и шло.

* * *

Метели закончились через неделю. Замок не засыпало только благодаря горячему источнику, но снега всё равно было выше колен, а вход в стене оказался заперт сугробами. Пришлось перебираться через стену и очищать ворота.

Ещё через неделю прилетел ворон из Мёртвого Замка.

— Тебе придётся поехать вместе со мной, дочь моя, — с порога "обрадовал" меня лорд, когда я пришла к нему в кабинет вместе с лекарем.

— Что? — я была очень удивлена. — Зачем я им нужна?

Я сразу поняла, что это не прихоть лорда Уайтхилла.

— Собираются все лорды с жёнами и наследниками, — лорд поморщился, откладывая письмо в сторону. — Какой масштаб. Очевидно, дела совсем плохи.

Я почувствовала необходимость присесть.

— Поехать в такую даль? Это немыслимо. Мы все умрём от холода по дороге, и южному королю просто некому будет объявлять войну.

Лорд Уайтхилл хмыкнул.

Олли готовила сундук, сложив туда мои единственные три красивых платья, роскошный плащ, воротник и шляпу из великолепного белого песца. И второй сундук, побольше, с кучей шерстяных платьев, грубых рубах, порток, жилетов и кусков меха, кожи и ткани для обмотки тела. В третьем, самом маленьком, лежали ларец, стёкла для защиты глаз и необходимые мелочи, поскольку время подходило для моих женских мучений, в местных условиях становившихся пыткой.

Три повозки, нагруженные вещами и снедью, и нечто вроде кареты, обитой изнутри мехами и шерстью, везли олени. Люди Белых Холмов, завёрнутые в слои одежды, стояли под тихо и медленно танцующими снежинками морозным солнечным утром. Лорд Уайтхилл держал в одной руке щит с гербом своего дома.

Вчера, на ужине-прощании, все пили вино. Один из сумрачных, крепких мужчин затянул тоскливую песню о широких бесконечных холмах, поднимающихся над рекой. К нему присоединились все мужчины, повествуя о гордой птице, решившей самонадеянно полетать низко над землёй. И закончила песню женщина с бархатным голосом, сообщая нам о гибели гордеца, сердце которого проткнула стрела охотника. Медленная, тягучая, низкая и проникновенная, песня проникала в мозг, в душу, и тогда мне, молча сидевшей рядом с лордом Уайтхиллом, захотелось заплакать.

Уже в своей комнате я вынула из-под ложа мешок, в котором лежали мои настоящие вещи, и на пару минут зависла с ним в руках. Удержавшись от соблазна заглянуть внутрь, я быстро переложила мешок в сундук, подготовленный Олли.

Донн помог мне и мужу залезть в подобие кареты, без единого окошка или щёлки, следом поднялась Олли с маленьким сундучком и корзиной с припасами на ближайшие сутки. Карета двинулась, а за ней крытые повозки с Донном, ещё тремя сильными людьми, умеющими сражаться, четырьмя лучниками, в том числе и Арро, и пятью оленеводами.

Меховые сплошные стены не спасали от холода, я без остановки дёргала ногами, пыталась шевелить руками и периодически крутила головой, чтобы согреться и избежать отекания. Изо рта лорда вырывались клубы пара. Олли сняла с меня стёкла и осторожно убрала их в сундучок.

Наш путь на Мёртвый Замок начался.

Из-за отсутствия окон я могла лишь только представлять себе ледяную блестящую полосу под собой, некогда бывшую рекой, белые холмы, покрытые метрами снега, тучи на небе и пушистые редкие снежинки, падающие на оленей.

Лёгкая грусть поселилась в сердце, отзываясь далёкими отзвуками северной песни.

Наш путь лежал по реке, ведущей к озеру Глубокому, потом по нему, а далее — на главный тракт и южнее, к Мёртвому Замку.

"Дурная это затея," — подумала я, чувствуя каждую неровность пути и слыша глухой скрежет нашей недокареты о лёд.

На нашем первом привале я впервые увидела Глубокое озеро.

Мы остановились на берегу укрытого бронёй льда озера. Один из оленьих воинов по имени Отмороженный Меч руководил созданием костра, оленеводы кормили оленей и стряхивали снег с их шкур и рогов. Арро со своим товарищем охраняли наш покой.

Мы ехали почти двое суток без длительных остановок и могли бы проехать ещё больше, если бы Олли и я не потребовали сделать привал. Причин этому было много, начиная с чисто физиологической, всё-таки мы ехали вместе с лордом, и заканчивая скорее философской, ибо мне вдруг страстно захотелось выйти из узкого маленького пространства на волю, где крыша над головой была на недосягаемой высоте, а не почти над макушкой.

Олени шли довольно медленно, их совсем не собирались гнать, а возницы менялись раз в несколько часов, давая уходящей смене возможность вздремнуть, и я не могла отделаться от мысли, что таким образом мы достигнем Мёртвого Замка тогда, когда все лорды из него уже разъедутся по домам.

Я имела неосторожность пробубнить это Олли сквозь шерсть и мех. Сидящий рядом охотник Рикк, человек, обладавший феноменальным слухом, услышал это и ответил мне:

— Что вы, миледи. Наоборот, мы приедем как раз вовремя. Наши олени выносливее лошадей. Ну а то, что мы пустили их небыстрым шагом, олени от этого ещё меньше устают. Ни один всадник на лошади не способен так долго ехать, как мы.

Я подумала, что он вполне прав.

Я встала рядом с Олли и решила развлечься, оглядев сквозь мутные стёкла местность нашей остановки.

Огромное озеро было похоже на зеркало, брошенное великаншей между густым лесом и белыми холмами. Я могла только предположить, какой была толщина льда, но сомнения не оставалось: с наступлением весны солнцу будет непросто полностью растопить Глубокое озеро.

Закованные в белые латы налипшего снега, величественные сосны поднимались высоко в хмурое небо, врезаясь грубыми стволами в тенистые сугробы. Среди деревьев, в глубине, не мелькали животные, с ветки на ветку не скакали пушистые белочки, а птицы не летали в небе среди облаков. Стояла какая-то ненормальная тишина, неестественная для меня, прожившей долгие месяцы в одном здании с сотней людей.

Костёр наконец-то загорелся, швыряясь яркими бликами и освещая закутанных белёсых оленеводов, больше напоминающих меховые валуны, чем нечто живое. Олли поставила на утоптанный снег крепкую небольшую скамью, куда мы сели вдвоём прямо у самого огня, рискуя схватить искру.

Лорд Уайтхилл остался стоять, он вглядывался в языки пламени, так не к месту весело танцевавшего среди зимы.

— Нам надо пересечь всё озеро без остановок. На тракте есть небольшая гостиница, — вдруг подал голос лорд, продолжая рассматривать огонь.

— Да, милорд, мы постараемся.

Ехать в темноте, угадывая лица спутников по несчастью, но не видя их глаза, натыкаясь на силуэт ночного горшка, но не имея возможности воспользоваться им, было выше моих сил. Но ради перспективы ночевки в гостинице у камина в мягкой постели можно было и перетерпеть.

Олли сладострастно вздохнула, пробормотав что-то вроде "кровать".

Как мне хотелось помыться, одеть чистую рубаху, чистое платье, избавившись от тяжеленных мехов... Да, определённо можно потерпеть.

* * *

Через день, проведённый в дороге без остановок, я подумала: если на тракте гостиницы не окажется, я назло всему и всем доберусь пешком до Мёртвого Замка и надену инициатору собрания на голову наш горшок.

Я долго не могла заснуть, но в конце концов сдалась и провалилась в беспокойный сон.

Тело чесалось, грудь сжимало, а ноги отчаянно затекли, я то и дело просыпалась, обнаруживая ту же темь, тесноту и неприятный запах.

В прошлое своё путешествие я ехала в этой же, с позволения сказать, карете, но только в компании Олли. Места у нас было побольше, дорога была веселее и радостнее.

Ночью один из нас троих по очереди держал большую свечу, от которой шло смешное в своей слабости, но всё-таки тепло, сероватый дым и дрожащий свет. То и дело свеча гасла, оставляя дежурного сидеть в полной тьме в компании сопевших попутчиков.

В первую мою очередь свеча горела минут сорок-пятьдесят. Я как раз боролась с дремотой, волнами накатывавшей на меня. Покачивавшийся огонёк плясал в замерзающих руках без привычных варежек, я отупело следила за его пляской, прокручивая в голове все известные мне мелодии от самых быстрых и весёлых и до грустных и медленных — танец огня подходил ко всем.

"Всё, сейчас засну", — пролетело в голове, лорд Уайтхилл уютно всхрапнул, снаружи взвыл ветер, ударившись о стенки, меня обдало ледяным холодом, пламя вздрогнуло, забилось и погасло.

Я очутилась в кромешной темноте.

Спать сразу расхотелось.

Ветер довольно посвистел, вызвав во мне приступ раздражительного недовольства и разбуженного невольными ассоциациями страха.

До чего же ужасна эта страна. Дорог нормальных нет, кругом одни снега и лёд, уровень развития крайне низок. Дикая земля.

Я перекинула все свои мысли на возмущения, стараясь забить таким образом ужас.

На меня нередко накатывало неприятие того, что происходило вокруг, поэтому мой приём сработал. И дело было не только в каких-то бытовых трудностях, хотя, пожалуй, врать не буду, они, без сомнения, бесили. Меня раздражала сама атмосфера. Была бы возможность, я давно взяла бы с собой побольше ценностей и сбежала бы на юг, а затем ещё южнее, только бы не оставаться здесь, не дышать этим воздухом, пропитанным суетливым страхом и насквозь пропахшим отчаянием.

Но такой возможности у меня не было. Кроме того, убегать слишком далеко от злополучной шахты в мои планы не входило.

Лорд Уайтхилл молча зашуршал в углу, видимо, устраиваясь поудобнее.

Холод иголками воткнулся в мои пальцы. Вспомнив про варежки, я наощупь поставила потухшую свечу и начала трогать руками коленки в поисках спасения.

Ветер продолжал выть свои громкие злобные песни, от его порывов качалась карета. Сквозь шум ветра и стены глухо слышалось цоканье оленьих копыт о лёд озера. Олли шумно дышала, время от времени швыркая носом.

Неужели.

Я торопливо натянула варежки на перчатки, прижала руки к груди и выдохнула.

Как жаль, что я не могу почитать, порисовать или просто даже поесть в дороге. Это было ужасно. Из-за холода разговоры не клеились: слои шерсти мешали речи свободно литься, а мороз вынуждал лелеять желание лишний раз рот не открывать. Поэтому я была лишена и развлечения болтовнёй.

* * *

Я проснулась от сильного толчка. Карета через что-то переезжала, почти сбросив всех нас со скамей. Олли охнула, пытаясь держать меня и одновременно хватаясь за стенки. Лорд Уайтхилл мужественно молчал.

Мы выехали на тракт.

Потребовалось два часа сумасшедшей езды, чтобы достичь гостиницы.

Мое тело меня беззастенчиво предало, и я не смогла самостоятельно выйти наружу, поэтому один из охотников внёс меня в гостиницу на руках.

Меня обдало жаром, просто невероятным, безумным жаром, ярчайшим тёплым светом и такими вкусными запахами жареного мяса и хлеба, что я подумала, что умру, захлебнувшись собственными слюнями.

В комнате Олли и какая-то незнакомая служанка принялись раздевать меня. Служанка отпустила Олли и осталась со мной одна, снимая шубы, несколько шерстяных портов, рубах, разматывая тело и ноги.

Потом была ванна. Божественно горячая, проникающая теплом в каждую клеточку, я буквально растаяла в ней, блаженно разминая руками шею. Служанка тёрла мне голову и спину, обещая при этом сытный и горячий обед.

Лёжа спустя час в чистой, свежей одежде на самой мягкой в мире перине, я решила для себя, что не переживу ещё одно такое путешествие.

— Тракт расчищен по всему пути. Через нашу гостиницу уже проехали несколько родовитых семей, — хвасталась служанка, массируя мои занемевшие ступни.

За столом, накрытом для нас, сидели уже все, когда как мы с Олли только спустились. Еда была очень вкусной и свежей, по-видимому в гостиницу специально завезли провизию для встречи северных лордов.

— Дальше дело повеселее пойдёт, — заверил Арро. — Перед Мёртвым Замком будет ещё одна гостиница.

— Милорд, мы ведь остановимся в ней? — быстро спросила я у лорда Уайтхилла, слегка смутившегося и через пару секунд неохотно согласившегося.

— Да, конечно...

— А как мы разместимся по приезде в Мёртвый Замок? — собралась я уточнить ещё один волновавший меня момент.

— Мы с Вами, миледи, и наши слуги в самом замке, а остальные в Городке.

Городок, по рассказам, был уже давно в разы больше территории Мёртвого Замка, и уменьшительным именем его называли по старой памяти.

Ночь, проведённая в тёплой гостинице у камина, немного восстановила мои силы. Но всё равно долгая дорога до следующей остановки была скучна и тяжела. Как и последний отрезок пути до того момента, как наша карета остановилась, окружённая людьми, чьи крики были слышны сквозь стены.

Лорд Уайтхилл, страдавший в последние дни болями в спине, осторожно подобрался, а Олли откинулась, чтобы было лучше видно моё лицо.

Яркий белый свет ворвался в душную карету, холод больно схватил меня за нос и ударил по щекам. В дверь просунулся солдат в кольчуге, одетой прямо поверх меховой шубы.

Открытое лицо и незащищённые глаза с непривычки неприятно отреагировали на мороз и ветер: кожа защипала, а глаза заслезились.

— Милорд, миледи, ваши документы.

Лорд Уайтхилл вытащил откуда-то из-под себя письмо с сургучной печатью.

Пока солдат внимательно изучал его содержимое, я высунулась из кареты: впереди возвышалась побелевшая крепостная стена с крепкими воротами.

Нам выделили одного солдата для сопровождения.

— Он покажет вам, куда ехать.

Где-то около двух часов потребовалось на то, чтобы устроить людей Белых Холмов в Городке. Мы с Олли остались в карете, вслух и про себя мечтая о скором избавлении от мехов.

Как же мало нужно порой человеку для настоящего счастья!.. Кто-то мечтает грандиозно. Он лелеет эту свою мечту, делает всё возможное и невозможное для её достижения. Но как часто бывает, что человек, получив богатство, купив великолепный дом или добившись высокой должности, не становится счастливым, а порой даже погружается в атмосферу полного несчастья и жизненного тупика. Вроде бы всё есть, но не то.

Хотя я никогда не владела роскошной недвижимостью и не занимала крутых постов, что-то мне подсказывало, что счастье все люди находят в мелочах: в хорошей встрече с друзьями, в подарке близкому человеку, в тёплой погоде в выходной день, в чистом голубом небе и спокойствии доброго дня.

Долго ехал, мучился вяленым мясом, холодом и тряской дорогой и наконец смог лежать в мягкой постели, вкусно есть и спать у камина — и это счастье! Абсолютное и незамутнённое, неконечное.

Я уже вовсю мечтала о счастье заслуженного отдыха в Мёртвом Замке, но, вывалившись с громким кряхтением из кареты во дворе замка, я поняла, что планку моих ожиданий, пожалуй, нужно несколько снизить.

Мёртвый Замок был огромен. Высоченные стены, кривые жутковатые башни в строительных лесах, каменные здания — всё серо-чёрное, покрытое грязным льдом и остатками въевшейся намертво копоти. Двор утопал в хлюпкой снежно-навозной грязи, отвратительно пах, несмотря на периодически врывающийся промозглый ветер; лошади громко ржали, плешивые собаки лаяли, подвывая и злобно скуля, а множество солдат, бряцающих оружием, хохочущих бородатых мужиков в оборванных шубах в обнимку с краснолицыми бабами и редкие господа, старательно обходящие особенно глубокие зловонные лужи, заполоняли собой главный замок Северных Земель.

Я приподняла брови и с отвращением посмотрела себе под ноги, чуть отодвигаясь от знатной коричневой кучи.

Прекрасно. Это совсем не Южная Гавань.

Нет, конечно, я не тешила себя надеждой, что Мёртвый Замок окажется замком, идеальном для нежной розовой принцессы, всё-таки его во время восстания сожгли, да и название обязывает, но такого я не видела даже в самых смелых кошмарах.

Лорд Уайтхилл беседовал с каким-то важного вида субъектом, рассматривающим на свет письмо.

— Не правда ли, миледи, здесь теплее, чем дома? — попыталась отвлечь меня Олли.

— Да, здесь теплее, хорошо, что мы не стали одевать стёкла, — окружающая толпа в большинстве своём была одета намного легче нас, обходясь явно без трёх головных уборов, тучи носок и двух пар перчаток.

— Миледи, вы предпочитаете доехать до нужного здания в карете или дойти пешком? — усталый Уайтхилл подошёл к нам, одновременно пряча письмо-приглашение.

— В карете, милорд, — хотя мне она надоела до тошноты, но идти через эту грязь совсем не улыбалось.

Комната оказалась одна, где нам с благоверным предлагалось спать на большой двуспальной кровати с пологом и меховыми шкурами вместо одеял и пододеяльника, а двум нашим слугам выделялись лавки, также снабжённые мехами.

— Мёртвый Замок до сих пор восстанавливается, поэтому достойного для лордов места в нём мало, — объяснил размещавший нас субъект.

"Достойное для лордов место" представляло из себя вытянутое помещение с каменными стенами, частично прикрытыми кожей и шкурами, без зеркал, ковров или любых других украшений, с двумя тумбочками из дурно обработанного дерева и письменным столом, с небольшой комнаткой для ванны и пустыми углами для сундуков.

Кажется, восстановление затянулось.

Лорд Уайтхилл уступил мне ванну.

— Завтра утром мы будем представлены вече, — нервно покусывая губы, сообщил лорд Уайтхилл, прежде чем покинуть нас ради каких-то своих целей.

Олли внимательно посмотрела на меня, и я ей кивнула.

Значит, у нас есть несколько часов перед сном и ночь.

Служанка изо всех сил тёрла мне спину, отмывала ноги, смывала пот с тела. Волосы накрутила на полоски из кожи, связывая их кончики между собой.

К тому моменту, как вернулся лорд Уайтхилл, я уже благостно полулежала на кровати и жевала еду, принесённую слугой мужа.

— Лорд Лиман ещё не прибыл, — сказал лорд, отдавая слуге меч и щит.

Я пожала плечами. Лорд немного помолчал и недовольно протянул:

— Лорд Соук уже умудрился приехать, — поморщился лорд. — Это просто чудовище! Приехал ещё вчера, а воняет от него больше, чем от меня.

У Уайтхилла с Соуками вражда тянулась уже долгие годы. Когда-то их старый лорд во времена, когда лорд Уайтхилл бы ещё молодым юнцом, только вступившим в права наследования, попытался отжать у него шахту. К счастью для Уайтхилла эта затея провалилась из-за внезапного наступления зимы не совсем в просчитанный срок. Старый Соук, услышав, что его войско помёрзло и не вернулось, решил, что прогневил предков, и от страха помер. Но Уайтхилл эту историю так и не забыл и до сих пор припоминал её нынешнему лорду-пьянице.

— Он же бородач?

— Да, борода лопатой, спутанная, всклокоченная вся, — лорд Уайтхилл, небритый и серый, возмущался самым искренним образом.

Я хмыкнула и сладко потянулась. Меня смущала необходимость спать в одной кровати с лордом, но она была такая огромная, да и слуги были с нами рядом, так что бояться мне в любом случае было нечего.

Я очень устала и заснула ещё до того, как лорд Уайтхилл завершил свой отход ко сну.

Лорд Белых Холмов, облачённый в дублет с несколькими вышитыми серебряными звёздами, шагал, высоко подняв голову и держа в левой руке щит с гербом Уайтхиллов.

Я, леди Белых Холмов, в роскошном платье глубокого синего цвета, в накинутом на плечи плаще на меховой подкладке из парчи в звёздочках, с белоснежным песцовым воротником, шла рядом с ним.

Мы встали прямо перед дверьми в главный зал Мёртвого Замка, ожидая разрешения войти. Я видела, как подрагивает рука лорда Уайтхилла.

Стражники раскрыли двери.

На секунду мы замерли, а потом всё-таки одновременно сделали шаг внутрь. Мои ноги слегка поехали на чём-то мягком, и я опустила глаза, обнаружив на полу грязные, превратившиеся в труху королевские знамёна.

Большое, тускло освещённое пламенем помещение чертога было заполнено северянами в мехах, коже и латах. Почерневшие стены поднимались ввысь, маскируя потолок под тьму. На стенах, между факелами, висели знамёна членов вече.

— Лорд и леди Уайтхилл, Белые Холмы! — провозгласил кто-то громовым голосом.

Мы пошли по коридору, образованному рядами людей, причём стояли здесь и мужчины, и женщины, и даже подростки. Дамы словно соревновались, у кого головной убор был более причудливым, а каждый лорд считал своим долгом стоять подбоченясь.

Лорд Уайтхилл слегка дёрнул меня за руку, и мне пришлось прекратить заинтересованно косить в сторону северян. Я посмотрела вперёд.

Напротив входа возвышался чёрный обгорелый трон, местами округлый расплавленным камнем, единственным его украшением служили какие-то фигуры, потерявшие из-за пожара чёткость. По-видимому, это когда-то были животные, возможно, медведи.

Мы взошли на помост, повернулись спиной к трону и поклонились стоявшим в зале людям. Посыл был понятен и прозрачен: никакого уважения к королевскому трону, только власть народа.

Народ, поражавший роскошью нарядов, поклонился в ответ.

Приветствие было закончено. Нам освободили место. Следующими позвали лорда и леди Колдеров с их наследником.

В целом, мы провели почти полдня в зале, кланяясь разным лордам и леди и выслушивая периодически расплывчатые речи отдельных участников, призывающих то к благоразумию, то к полной боеготовности. Никто ни разу не упомянул южного короля или вообще кого-либо из правителей других Земель.

Следующим шагом стал пир.

Пиршественный зал не представлял из себя ничего особенного. Когда-то, видимо, его стены были расписаны, ещё можно было увидеть остатки росписи: где-то силуэт фигуры человека, а где-то узоры, в которых угадывались деревья и цветы. Ряды грубых столов и лавок, облитых вином и жиром, забивались народом. Пахло жареным мясом, хлебом и дымом. Я села на своё место, распрямилась и начала слушать разговор лорда Уайтхилла и его соседа лорда Анзака.

— Дела плохи, милорд, наши разведчики подтверждают, что у южан теперь есть король-колдун. Пока он слаб, но даже частичка силы древних королей способна изменить всё, — тихо, вполголоса говорил лорд Анзак.

— Запад, наверное, вне себя, — покачал головой Уайтхилл.

— Да, докладывает, что они хотели спустя три года перемирия вновь напасть на Юг с моря, но теперь их планы разрушились.

— Если он действительно ещё слаб, нужно было нападать сейчас, а не ждать, пока он может стать сильнее, — Уайтхилл заёрзал на лавке.

Все лавки были уже забиты людьми, да так, что яблоку негде упасть. Лорд Уайтхилл последовал примеру почти всех сидящих в зале, сбросив с плеч меха. Мне тоже пришлось это сделать, так как жара стала почти что осязаемой. Я чувствовала, как по спине под шерстью платья бежали капельки пота. Вывернув свой широкий рукав наизнанку, я осторожно стёрла тканью пот со лба. Даже странно, что при таком холоде снаружи внутри может быть так жарко. В Замке Белых Холмов даже при заполненном главном помещении все равно не было такой духоты.

Я заскучала по прохладным помещениям дома, где почти везде стояли кондиционеры, гонявшие сухой холодный воздух. На секунду перед глазами возникла забавная картинка: моя сестра стягивает с лица свои вечные умные очки и подставляет его прямо под струю ледяного воздуха.

— Боже мой, как я люблю холод. И как ненавижу лето!

Я мотнула головой, отгоняя от себя воспоминания. Ни к чему сейчас это.

Аккуратно вытерев пальцами глаза, я оглядела зал.

Играла какая-то весёлая музыка, заглушаемая невообразимым гвалтом, смехом, стуком кубков и чавканьем пирующих. Между рядами шныряли служанки с элем, и я лично видела, как одну из них какой-то мужик ущипнул за зад и посадил себе на колени.

— Ну а что с наследничком, лорд Уайтхилл? Такая жёнка молодая, красивая, что ещё надо? — неожиданно обратился раскрасневшийся лорд Омрунахыр, другой наш сосед, к лорду Уайтхиллу. Последний побледнел и немного протрезвел.

Я быстро взяла пирожок и стала его сосредоточенно жевать. В зале завизжала какая-то девушка.

Лорд Уайтхилл пробормотал что-то нечленораздельное. Я напряжённо посмотрела на него.

— Ух какие глазищи! — прогрохотал Омрунахыр.

Я возвела глазища к потолку и тоскливо вздохнула.

Спустя ещё три часа я мучалась окончательно разболевшейся головой и откровенно скучала. Этот пир при всей своей буйности был невероятно неинтересным. Лорд Омрунахыр отстал от лорда Уайтхилла и переключился на Анзака, вливая в себя кубок за кубком. Уайтхилл сидел мрачнее тучи, периодически хмуро поглядывая на соседей. В зале начался полный хаос, несколько особо пьяных весельчаков танцевали со служанками, вертя их и подбрасывая; служанки визжали и даже не пытались удерживать поднимающиеся от танцев юбки. Часть пирующих вовсю храпела в тарелках, а группа в углу дурными голосами затянула какую-то неясную разухабистую песню.

Как всё это не было похоже на пиры в Белых Холмах, когда люди дружно общались, почти не пили, ибо с напитками было туго, пели хором необычайно душевные песни.

Сиденье жёсткое, неудобное, не откинешься на спинку, не положишь руки на подлокотники. Голова мучительно пульсировала, а прямая спина потихоньку затекала. Я сидела, подперев подбородок кулаком. В какой-то момент я закрыла глаза и представила себе, что передо мной не душный зал, переполненный потными пьяными людьми, а Белые Холмы, величественные, белые, пустынные, без единой живой души. Ветер дует тебе в лицо, касаясь кожи сквозь мех и шерсть. Тишина, абсолютная тишина. И спокойствие. Будто здесь и есть конец мира.

Виски словно сжало тисками. Где-то глубоко под лбом боль вгрызалась в мозг. Шум и духота помогли моим проблемам со зрением внести свеженькое в головные боли. Я ощущала, как крики и хохот вызывают во мне приступы отдалённого раздражения и как всё больше я хочу, чтобы приглушённый свет факелов погас совсем.

Я повернулась к лорду Уайтхиллу.

— Милорд, — язык ворочался с трудом.

— Что, дочь моя? — в голосе лорда засквозило беспокойство. Лучше б он молчал, зачем он говорит...

— Моя голова, она просто взрывается, — прошептала я, наклоняясь к нему, — прошу вас, милорд, мне нужно уйти.

— Да, Асса, конечно. Я пойду с тобой, — Уайтхилл обратился к соседям, а я бросила последний взгляд на зал. — У моей супруги головная боль, мы покинем вас.

— Но веселье же только начинается! — удивился Омрунахыр.

Оказавшись на ногах, я слабо подумала, что, наверное, не устою на ногах, и схватила лорда за локоть, не удержавшись от нетерпеливого вздоха, испытывая всё большее раздражение к этим дурацким факелам и идиотским разговорам.

Холодный воздух ночи почти сбил меня с ног. Сквозь меха мокрая от пота спина покрылась мурашками. Я чувствовала, как с каждым вдохом моя голова постепенно очищалась и свежела.

В нашей комнате нас уже ждали слуги. Лорд Уайтхилл вышел, дав возможность Олли переодеть меня и послав своего слугу к лекарю за лекарством.

— Миледи... Вы так бледны! — Олли всплеснула руками и принялась снимать с меня меха и платье.

Я молча пережила процесс переодевания и сама распустила свою косу, растрепав волосы у корней пальцами. Всё, что мне нужно было — тишина, тьма и лекарство. Я легла на кровать и залезла под шкуру с головой. Олли, понимая моё состояние, не стала приставать с расспросами.

Вскоре прибежал слуга. Я хлебнула отвару и улеглась обратно.

* * *

На следующий день я окончательно слегла. Болела спина, ныли все ноги — от бёдер до самых щиколоток, крутило живот. К сожалению, уровень развития женской гигиены в Четырёх Землях, по крайней мере, в их северной части, был низок. Я завернулась в ткани и смирилась в очередной раз со своим незавидным положением.

— Тебе необязательно делать себя затворницей, — начал было лорд, но моё ворчание его прервало. — Ладно, делай как хочешь. Но неужели ты не пойдёшь в Чертог? Приехали новые лорды.

— Нет, милорд. Я ушла с пира, сославшись на головную боль. Почему бы моё нынешнее состояние не помешало бы мне прийти на приветствие? Я могу ещё несколько дней просидеть не выходя.

Моя решимость безвылазно находиться в комнате таяла с каждым часом, проведённым в отведённом нам небольшом и темноватом помещении.

Олли пыталась развлекать меня, забавно комментируя мой рассказ о приветствии и пире.

Потом я творила над чёрными волосами Олли, соорудив вычурную высокую причёску. Зеркало у нас было одно и маленькое, но девушка всё-таки изловчилась рассмотреть моё творчество и восхититься им.

В следующие два часа Олли уходила за обедом, и мы недурно поели, вспоминая обеды в Белых Холмах. После еды Олли пересказала новости, услышанные ею от кухарок.

— Все только и говорят о Юге да Западе. А ещё говорят, что Королева Востока опять отравила своего визиря.

— Скоро не найдётся желающих занимать этот пост, — фыркнула я.

Мне было очень интересно узнать, как там устроились люди лорда Уайтхилла и что представляет из себя этот Городок. Поэтому я решила отпустить Олли к её Арро. Лучше помучиться тоской сейчас, но зато потом узнать столько всего любопытного.

Я немного покружилась, держась за ткань, попела, покорчила рожицы в зеркальце, устала и легла на шкуры, изнывая от безделья.

Полог кровати был пыльным, тяжёлым и без каких-либо узоров, в общем, одна скука. В углу, прямо над моей головой, — маленькая дырочка в ткани, сквозь которую был виден слабо освещаемый свечами потолок.

— Хочу домой! — чётко и требовательно озвучила я свою просьбу. Вдруг эту дырочку прогрыз какой-нибудь сказочный зверёк, который исполняет твои желания? Раз здесь есть люди, способные из ничего создавать огонь, магические камни и появляющиеся в шахтах чужестранки, значит, должны же быть и милые волшебные существа? Хотя бы одно милое волшебное существо…

— Пожалуйста… — жалобно протянула я, добавив в голос слезу.

В комнату со стуком зашёл лорд Уайтхилл.

— Милорд! — подскочила я, не рассчитав скорости. Голова сразу закружилась, и в глазах на секунду потемнело.

— Здравствуй, Асса, — устало произнёс лорд. Вошедший за ним следом слуга начал суетиться и снимать с хозяина шубу.

— Много ли я пропустила?

— Трех мелких лордов, одну ссору и с десяток вопросов, где ты и почему тебя нет.

— Значит, у вас есть свободное время, милорд? — обрадовалась я. Можно попросить его поискать здесь библиотеку и захватить пару книг. Наверняка он знает лучшие и сможет порекомендовать что-нибудь, что сделает моё пребывание в Мёртвом Замке чуть более сносным.

— Не совсем, Асса. Сегодня снова пир.

— Как? Опять? А они знают, что такое количество вина вредит здоровью?

— Скоро прибудут все лорды, состоится вече. Ты не идёшь, дочь моя?

— Нет.

Скоро придёт Олли и расскажет новости о Городке. Мы с ней попробуем пробраться в библиотеку, взять пару книжек, и я буду читать вслух. Все же это намного веселее, чем сидеть в алкогольной духоте, из-за плохого зрения не имея возможности даже разглядывать публику.

Операция по посещению библиотеки была проведена изящно, без сучка и без задоринки, с прекрасным уловом.

Замок казался полупустым, двор не освещался, редкие прохожие пересекали его, с хрустом разбивая тоненькую корочку льда на лужах грязи. Лошади беспокойно фыркали, а собаки печально выли.

Остановили нас только один раз.

— Я леди Уайтхилл. Мне нездоровится, хорошо бы подышать воздухом в тишине.

Солдат кивнул, не подумав, что вонючий воздух двора имеет мало шансов подправить здоровье.

Чуть вдали из-за двери пиршественного зала выбегал на грязь огонь, пьяно танцуя на блестящих кочках под вопли и хохот, доносившиеся изнутри. Периодически дверь раскрывалась, и оттуда выпадали пирующие в обнимку с бабами или с кубками. Тишину разрезал шум, пугая лошадей и собак, воющих от этого ещё печальнее и тоскливее.

Мы с Олли почти бегом достигли библиотеки, отстроенной после сразу двух жутких пожаров. Лиман писала мне, что когда-то Мёртвый Замок обладал одной из лучших коллекций книг во всех Четырёх Землях. Пожары погубили это чудо почти целиком, но даже то, что осталось, поражало воображение.

Теперь отстроенная Библиотечная Башня была переполнена книгами и пергаментами, лежащими в грубых шкафах, в кованых сундуках, на столах и даже на лавках. Я, осветив это пыльное великолепие огнём, аж задохнулась от восхищения: книги, книги, море книг!.. Даже неграмотная Олли притихла.

— Всё. Я здесь поселюсь, — с придыханием сообщила я.

Олли захихикала.

Поборов искушение застрять в библиотеке до утра, мы быстро нашли несколько книг про природу, историю и легенды. Я понимала, что в итоге могу и не справиться с ними, но попытка того стоила.

Снаружи ровным счётом ничего не поменялось, разве только воя собак стало больше, и поэтому мы вернулись в комнату без происшествий.

С тех пор я просидела у себя безвылазно четыре дня. Лорд Уайтхилл был чуть недоволен этим, но не осуждал меня.

— Многие уже спрашивают, жива ли ты вообще, дочь моя.

— Будто им есть до этого дело, — буркнула я, переворачивая очередную страницу.

На самом деле, не хочу врать, но я бы и дальше торчала в комнате с книжкой, но здоровье моё поправилось, к тому же наконец приехали Лиманы.

Сплетни и слухи в преддверии вече как яд растекались по замку, принимая самые гротескные формы. Теперь уже южный король превратился чуть ли не в огнедышащего дракона, а на Востоке, наказанном духами предков, снова пошла бродить какая-то зараза.

Удивительно, насколько везде одинаковы люди: в моём мире все тоже обожают преувеличивать, несмотря на развитие Интернета, хотя, возможно, именно благодаря как раз этому.

Я решилась явиться на очередной вечерний, но теперь уже финальный пир, где можно было послушать информацию от лордов и их разведчиков, а не россказни простого люда.

Олли убрала мне волосы наверх, нарядила в платье тёмно-зелёного цвета и водрузила на голову высокий головной убор, похожий на длинную трубу с тульей.

Я бы предпочла надеть песцовую шапку или тот же серебряный венец, но выделяться лишний раз не хотелось.

— Вы прелестны, миледи! — всплеснула руками Олли.

Я скорчила смешную рожицу.

Лорд Уайтхилл был удивлён, обнаружив меня при полном параде.

— Я пойду с вами на пир, милорд.

Зал ничуть не изменился за эти дни: та же духота, шум, неприятный запах и море вина. Наше нынешнее место находилось по соседству с большим и громким семейством Питпити. Лорд Питпити, крупный мужчина с брюшком, любил посмеяться и потрепать собеседника за плечо. Леди Питпити, обладавшая выдающейся грудью и роскошными пшеничными волосами, являла собой самый типичный пример провинциалки, изо всех сил пытающейся стать похожей на настоящую аристократку: она манерно смеялась, ела, отставив пухленький мизинчик, и разговаривала со мной о погоде и платьях. Их наследник, потный подросток с серыми глазами, тоскливо смотрел на пьющего отца (ему мать пить почему-то не разрешала), а его младшая сестра, которую они зачем-то привезли в замок, копировала мать, смешивая её манеры с манерами простого отца. Увидела бы я их раньше, в жизни бы не признала в них лорда и леди.

Их было так легко представить туристами на пляже: лорд — в цветастых плавках и с алым от загара животом, леди — в ярком купальнике и со смартфоном в руках, а дети — все в песке.

Я немного поела, слушая разглагольствования соседки. После того, как леди Питпити встретила меня словами "Ах, леди Уайтхилл, вы уже выздоровели? Слава богам, многие говорили о вашей смерти!", я потеряла всякий интерес к ней. Как будто у них самих не бывает тех же проблем, что и у меня.

Время от времени я внимательно осматривала зал в тщетных попытках найти Лиманов.

В итоге увидела я их только в день вече.

Лорд Лиман, толстый и медленный, улыбался всем и вообще был в прекрасном настроении. Ирмак Лиман, бледная и изящная, в красивейшем платье бирюзового цвета, с льющимися по спине кудрями, смотрела только вперёд.

Глашатай громко провозгласил начало собрания, попросив выйти всех, кто лишён права голоса. Женщины и дети пошли вон из чертога, переговариваясь и озираясь на разом помрачневших мужчин.

— Леди Уайтхилл, как рада увидеться! — я оглянулась через плечо и увидела сияющую Ирмак. Мы договорились встретиться через час и прогуляться по замку.

* * *

Несмотря на тёплую шубу и пару порток под шерстяной юбкой, мне всё равно стало холодно, едва я только вышла за порог замка.

Я встала недалеко от забора, окружавшего небольшой полумёртвый сад. Лиман явилась минут через десять, обнимая себя руками.

— Миледи, вам очень шло то прекрасное платье, — сказала я девушке.

— Спасибо... Ваше платье тоже было прекрасно. Такой насыщенный цвет!.. Ах, давайте перейдём на имена. Вы Асса, я Ирмак. К чему эти "миледи" и "леди"?

Мы стали обсуждать путешествия до Мёртвого Замка. Ирмак тоже очень страдала в пути.

— И нас вновь выгнали из зала! Леди Айрон вполне имеет право быть там, хотя она и женщина, а мы нет!

Леди Айрон была наследницей своего рано умершего мужа, а их сыну было всего семь лет. Таких дам в вече принимало участие не больше десяти.

Где-то сбоку скрипнула калитка и зашуршала ткань.

Мы обе замолчали и оглянулись.

Как бы и не старалась статная девушка в чёрной шубе прикрыть половину лица, этот идеальный нос и чувственные губы я не узнать не могла. Леди Сефахат. Наслышана я про неё была от Олли: не было богатого лорда, кто бы не побывал в её постели. Наверное, только Уайтхилл и не был. Или я чего-то о нём не знала.

Девушка, будто не замечая нас, быстро шмыгнула мимо. Ирмак презрительно посмотрела ей вслед и бросила:

— Пойдёмте отсюда, Асса. Это не наши секреты.

Во дворе собиралась толпа мужчин и парней в латах и кольчугах. Они собирались вокруг нескольких воинов, раздававших мечи, луки и копья. Группа зевак топала в нетерпении по грязной земле. Мы свернули в один из закоулков.

— И её ещё зовут леди! — Ирмак Лиман была отчего-то вне себя. Видимо, я чего-то не знала, и Сефахат перешла ей когда-то дорожку.

— Зачем ей это всё надо? Это же небезопасно, — поморщилась я, подумав о всех возможных заболеваниях, которые она могла в теории себе обеспечить.

— Она такая красивая, но её семья очень бедна, — пожала плечами Ирмак, несколько успокоившись.

Не мне было осуждать эту леди, но понять её я точно никогда не смогла бы.

Ирмак была хорошим собеседником, и мы прекрасно провели время. Зашли в Библиотечную Башню, поохали над книгами и выбрались оттуда только через два часа.

Во дворе стояло оживление. Толпа вооружённых людей и зевак окружила клочок земли, доносились выкрики одобрения. Звенела сталь, периодически рычала собака.

— Ого! — радостно воскликнула Ирмак. Девушка залезла на ящики у стены и вытянула шею. — Асса, залезайте! Отсюда всё видно!

Ящик немного скользил под ногами, и я очень боялась, что навернусь (шансов на удачное сращивание костей в местной действительности не было много), поэтому смогла наконец посмотреть на тренировку, лишь когда обрела хоть какое-то равновесие.

— Не хотела бы я встретиться с тем воином в бою, — голосом, звенящим от уважения и восхищения, произнесла Ирмак.

Я всегда думала, что дерясь на тренировочных мечах, люди ходят по кругу и просто быстро двигают руками. Но тут бой был грязнее: дерущиеся носились как угорелые, пытаясь не только выбить меч или нанести рану, но и поставить подножку, ударить ногой или сбить.

Мужчина в кольчуге сделал странный выпад, выбил меч из рук соперника и толкнул его в грудь. Тот упал, а победитель ткнул его мечом, что-то сказав. Толпа взревела.

— Вот так, — Ирмак лукаво подмигнула мне.

Я с кряхтением слезла с ящиков.

На мой вкус, последнее движение с мечом, наставленным на поверженного, было лишним. Выглядело, будто победитель рисуется.

Толпа рассеялась и построилась по парам, явно приготовившись к массовой тренировке.

— Вы будете смотреть дальше? — поинтересовалась я у Ирмак. Та кивнула.

Я попрощалась с ней, не особо имея желания смотреть на боевую суету, и быстренько начала пересекать двор. Пора домой: спина и плечи начали болеть от всей одежды. На Белых Холмах у меня не было возможности много гулять снаружи, так что меньшее количество слоев ткани и меха не до конца могло компенсировать мою физическую слабость.

Солдаты бранились и звенели мечами, лучники прилаживали мишени. Я лавировала между навозными кучами и перепрыгивала через глубокую грязь, мечтая про себя о чистой постельке и книжке.

— Иии начали! — скомандовал чей-то металлический тенор. Звон и свист наполнили двор. Я чуть ускорилась.

Лорд Уайтхилл так и не вернулся на ночь. Вече затягивалось, и лорды по традиции должны были переночевать в чертоге.

Весь следующий день я маялась от скуки. Олли ушла к Арро в Городок. Постоянно заниматься языком тоже было невозможно, но и выходить наружу не хотелось. Я то и дело зависала над книгой, погружаясь в свои воспоминания. Под вечер, наконец не выдержав сидеть взаперти, я решила прогуляться по внутренним галереям замка — месту, где оставшиеся без мужей леди показывали друг другу свои лучшие наряды. В качестве развлечения я принарядилась в силу своих возможностей: волосы заплела в косу, украсив голову серебряным обручем, на синее платье нацепила пояс из Южной Гавани, сверху набросила парчовый плащ.

В отличие от отдельно стоявших зданий чертога, пиршественного зала и библиотеки, жилой корпус, громадину, занимавшую собой значительную часть территории Мёртвого Замка, не требовалось покидать, чтобы переместиться из одной его части в другую. Внутренняя галерея представляла собой длинное помещение со сводчатым потолком, некогда завешанное гобеленами и с множеством деревянных фигур на каменных постаментах. От фигур, как можно было догадаться, ничего не осталось, кроме постаментов, старые гобелены сгорели, и на их место повесили новые, восславляющие подвиг восставшего народа, но их было слишком мало, чтобы закрыть целиком все стены. Галерея вела в королевские покои прямиком из приветственного зала, из которого нужно было подняться по гулкой лестнице наверх. Покои всегда были заперты на замок, но другие помещения, предназначенные для знати и близких родственников короля, в которые можно было войти из галереи, остались свободными для размещения. Я точно знала, что в одной из таких комнат поселились Лиманы. По рассказам Ирмак, по сути это было три комнаты в одном: помещение для приближенных слуг, помещение для переодевания и, собственно, опочивальня. В некоторых причём была маленькая дверка в собственную маленькую молельню.

Конечно, Уайтхилл, несмотря на шахту, не был настолько знатным, чтобы попасть в галерею. Кроме того, теперь чудесный камень, так редко добываемый в Белых Холмах, ценился только как драгоценность сама по себе, его прежнее сакральное значение с гибелью королевской семьи стало неприлично вспоминать в приличном обществе.

Я спустилась вниз по тускло освещаемой лестнице, прошла несколько коридоров, спустилась вниз ещё раз и наконец оказалась в коридоре, ведущем к главной лестнице. Там уже был некоторый переполох и слишком много людей. Молодой мужчина в красном дублете о чём-то возбужденно рассказывал двум дамам в гигантских головных уборах, смахивавших на корабли. Разобрать что-либо из-за гула я не смогла и поэтому просто поднялась в галерею.

Как и ожидалось, все неприглашённые на вече собрались здесь. Однако количество присутствующих зашкаливало даже в свете всех обстоятельств.

Я протиснулась сквозь толпу на входе и как можно быстрее пошла в сторону королевской спальни. Северяне всё ещё боялись гнева духа последнего короля, и поэтому чем ближе к двери в его покои, тем меньше было народу.

Там, в нескольких метрах от тяжёлой двери, демонстративно заколоченной и с амбарным замком, у каменного пустого постамента, я нашла себе удобное местечко.

Так я простояла минут десять и поняла, что идея прийти в галерею, возможно, не была настолько блестящей, как мне изначально думалось.

Дамы с безусыми кавалерами прогуливались, звонко смеясь и манерно жестикулируя. У одной из дам наряд был на редкость роскошным: юбка была расшита золотом, а на поясе поблёскивали синие и красные камни. Хотя, конечно, эфлатуну места не нашлось. Я перевела взгляд на собственные руки, вспоминая перстень, который пока ни разу не решилась надеть, и отвлеклась от разглядывания окружающих.

Когда я подняла глаза, то увидела, что сквозь толпу к двери в королевскую опочивальню решительно шагали три человека, на которых мало кто обращал внимание в силу явной скромности их платья. Чересчур утеплённые для галереи дублеты невнятных оттенков, тёмные стоптанные сапоги, бархатные шляпы-береты, частично скрывавшие в тени их лица, выдававшие с головой профессию гостей Мёртвого Замка. Только северяне-моряки даже в год зимы сохраняли загар на лицах. Неудивительно, что они небогато одеты. Народ практичный, искатели приключений, среди них было не так много жаждавших роскоши.

Пожалуй, это были интересные объекты для наблюдения. Я исподлобья тихонечко принялась подсматривать за ними.

Самый низкорослый и старший по возрасту остановился у одного из постаментов и повернулся спиной ко мне. Второй, помоложе, длинный как копьё и сухощавый, бросил недовольный взгляд на прогуливавшихся и что-то отрывисто произнёс. Третий, среднего роста и самый широкоплечий, чья половина лица была закрыта тканью, спускавшейся с верхушки берета, а руки покоились в толстых кожаных перчатках, кивнул головой.

Они разом отошли друг от друга, крайне синхронно, словно по команде, и принялись рассматривать дверь в королевские покои. Теперь стало окончательно понятно, что они моряки, только что вернувшиеся из дальнего плавания, иначе как они оказались настолько лишены страха перед духом короля?

Я опёрлась о постамент боком. Это движение вышло слишком заметным.

Длинный моряк неожиданно перестал глазеть на дверь, видимо, почувствовав мой взгляд: он покинул своих товарищей и очень быстро подошёл ко мне, лишив меня возможности ретироваться.

— Миледи, — он вежливо поклонился.

— Милорд, — едва скрывая свою досаду, поклонилась я в ответ.

Я подумала, что наверняка он заметил, что я уже несколько минут слежу за их компанией, и предприняла превентивные меры:

— Вы очень храбры, милорды, раз решились так близко изучить двери в покои покойного короля.

Мужчина, чьи глаза оказались прохладными, а лицо — обветренным, позволил себе немного улыбнуться.

— Мы никогда не были в Мёртвом Замке, лишь Йелкен когда-то бывал здесь, но давно, — наверное, он имел в виду их старшего.

— Что же, до сих пор об этих покоях ходит дурная слава. Она даже до нашего отдалённого замка доходит.

— Видимо, безуспешно, миледи, — чуть поклонился он в ответ.

— Мои предки не сделали ему ничего дурного, — пожала плечами я. — Но дистанцию я всё же предпочитаю соблюдать.

Двое товарищей моего собеседника уже почти вплотную подобрались к двери. На них начали озираться люди.

— Вы не слышали, когда в последний раз открывали эти комнаты?

— Нет, милорд, но эти деревяшки и замок выглядят очень старыми и пыльными, — заметила я.

Спутники мужчины наконец отвлеклись от двери и повернулись к нам. Увидев, что я смотрю на них, они оба поклонились.

— Я, пожалуй, пойду, вдруг мой муж хотя бы сегодня вернётся с вече. Что-то оно затянулось, — засобиралась я, не желая отвлекать незнакомцев от их дел.

Мы вновь обменялись любезностями, и я неспешно пошла по галерее.

По дороге я наткнулась на Ирмак Лиман, и она пригласила меня на утренний приём пищи в их покои.

Утром галерея была пуста, и я без проблем нашла нужную мне дверь. Комнаты Лиманов кардинально отличались от комнаты, выделенной Уайтхиллам: высокие потолки с тяжёлыми балками, резная мебель, металлические канделябры, гобелены на стенах.

Однако у Ирмак был вид на редкость недовольный.

— Моя сестра ещё спит, — сказала она. — Я вижу, что вам нравится наша обитель.

Я не стала скрывать свои чувства:

— Сразу видно, какое место в обществе занимают лорды Белых Холмов!

— Так было не всегда, поверьте. Но, думаю, все ваши сомнения и досаду снимет как рукой то, что эти помещения когда-то принадлежала одному из самых приближённых к королю вельмож, его родственнику, и его здесь убили.

Я невольно вздрогнула и опасливо посмотрела на пол, словно ожидая там увидеть следы крови.

— Это было так давно, что и следов не осталось. Но всё равно довольно неприятно, — Ирмак передёрнула плечами. — Я каждый вечер полчаса молюсь духам предков, чтобы они нас защитили. Давайте поедим и погуляем по замку.

Мы быстро перекусили и вышли наружу, в галерею.

Я краем глаза посмотрела на дверь в королевские покои и рассказала Ирмак о своей вчерашней встрече.

— Моряки? Надо же, не знала, что здесь есть кто-то из них, кто не был бы допущен к вече. Может, наследники.

— А может, не моряки, и я просто ошиблась, — ухмыльнулась я.

Наша прогулка затянулась до самого вечера. Пообедали мы в комнате Уайтхиллов (мне удалось со смехом выцарапать у смущённой Ирмак признание, что это помещение было ужасным) и продолжили бродить по Мёртвому Замку.

— Третий день идёт вече. Интересно, почему они не хотят просто отложить собрание на потом, раз пока нет единого мнения. К чему такая спешка, — вслух размышляла Ирмак Лиман.

— Они все очень серьёзно восприняли слухи о способностях южного короля, — заметила я. — Хотя я в это не очень верю. Может, южане решили таким способом отложить очередную войну с Западом?

— Вряд ли им удастся отложить её на достаточный срок, — вздохнула Лиман. — Эти безбожники, — на самом деле она произнесла какое-то другое слово, то ли ругательство, то ли что-то иное непереводимое, — с Запада неостановимы. Иногда мне кажется, что всю мою сознательную жизнь я только и слышала об их попытках захватить Юг.

— Интересно, почему не Север, — задала я свой вечный вопрос. У лорда Уайтхилла ответ был всегда на него один: никому не нужна земля, которая по году переживает стужу и метель, с малой площадью плодородных земель и с одним незамерзающим портом на востоке. А вот изнывающий от жары Юг с богатыми почвами в глазах дальше всех расположенного от торговых путей с остальным миром Запада казался лакомым кусочком.

— У нас нет королевской семьи, а значит мы не угрожаем безусловной власти Западного Короля так, как угрожает Восток и Юг. Но на Восток покуситься они не могут, кишка тонка. Вот и мучают столетиями Юг. Но как только они получат Юг, им нужен будет новый столетний враг, на борьбу с которым нужно поднимать народ. Думаю, следующими будем мы.

Я вновь ощутила горький привкус обиды. И надо было попасть именно в такое место, где опять войны, борьба, передел мира и прочая.

Мы попрощались друг с другом, и Ирмак направилась к себе. Я же, подобрав полы тёмно-зелёного платья, поднялась по лестнице наверх, в скромную часть замка. Было совсем темно, и поэтому я заметно нервничала, успокаивая себя тем, что большая часть мужчин сейчас застряла в чертоге, а местная вера в духов предков — лишь попытка оправдать поступки живых.

Когда я находилась в компании Олли или леди Лиман, мне было в меру спокойно. Но одной ходить по замку жутковато. От историй о кровавом восстании, когда сотни рассерженных северян ворвались в замок, посрывали со стен оружие, подожгли несколько корпусов и пустили кровь всем, кто имел несчастье оказаться в тот день в замке, леденело на душе.

Думалось, что вот вдруг из-за угла выскочит дух старой королевы с перерезанным горлом, а сквозь стену пройдёт привидение самого короля. В мире, где ты можешь случайно очнуться в шахте в другой вселенной, всякое возможно.

Нужный мне коридор, освещаемый огоньками редких ламп, внутри которых горели свечи, казалось, был пуст. Я вздохнула и двинулась вперёд, предвкушая мягкую постель.

Я подошла было к двери, как услышала шаги за собой, тихонечко пискнула, громко принялась колотить в дверь и пулей влетела в неё, как только Олли её распахнула.

Утром я решила прогуляться и освежить голову.

Тут-то я и услышала радостную новость: вече наконец приняло решение, и по этому поводу будет пир, на котором мы сможем впервые за несколько дней увидеть лордов.

На улице царила оживлённость: можно было встретить обеспокоенных солдат, бегущих во двор с оружием наперевес, и слуг, носящихся с корзинами еды и катящих бочки. Ветер утробно выл, заглушая шумы, издаваемые людьми. Большинство готовилось к вечеру.

Мне было проще. Олли волосы мне закрутила накануне и кожаные ленты спрятала под шапку и платок. С платьями у меня была проблема не в выборе, как у большинства леди, а в его недостатке. Синее — слишком длинное и роскошное, а остальные два из шерсти — чересчур простые. В итоге мы остановились на синем, так как у бледно-голубого были такие широкие рукава, что я каждую минуту рисковала испортить ткань, окунув рукава в ближайшее блюдо, а тёмно-зелёное мне просто надоело.

Олли ополоснула меня, умыла лицо и шею, вытирая мягкой тканью порозовевшие щёки, и помогла переодеться.

— Какое красивенное очарование! — всплеснула руками Олли по итогам подготовки к пиру. Откуда она только понахваталась этих словечек?.. Я с трудом поняла её фразу.

Я даже немного расстроилась, что не могу увидеть себя в зеркало, так уж искренне звучало её восхищение. Преисполненная вдохновения, я вытащила из ларчика кольцо с эфлатуном. А почему бы и нет?

Пиршественный зал в этот раз не был переполнен солдатами, торговцами и прочими простолюдинами, которым каждый раз оказывалась честь есть в одном зале с лордами.

Но торжественный пир по случаю решения вече — отдельный случай. Народу была намного меньше, в основном это были богатейшие купцы, командиры солдат и выборные от простого люда. Зато знать явилась во всём своём множестве. Молодые наследники при полном параде, бряцавшие оружием, в расшитых гербами дублетах, сверкали семейными перстнями и неспешно переговаривались друг с другом. Леди гуляли вдоль столов, роскошно одетые как-то не по-северному, некоторые в кружевах и парче, а не в привычной шерсти, их головные уборы мягко блестели под тёплым светом факелов. Несколько детей в красивых костюмчиках прыгали посреди зала в специально отведённом для танцев пространстве.

Я осторожно принялась высматривать наше место, но без шумного Омрунахыра сделать это было непросто. Наконец, я нашла его, сняла с себя верхнюю одежду и принялась рассматривать окружающих.

Я казалась самой себе просто жалкой на их фоне. Я покраснела, опуская глаза, видя, как прошедшая мимо меня леди Сефахат в парчовом алом платье, с волной чёрных волос, глянула на меня как на пустое место. Она была ослепительно прекрасна, как та блондинка в бордовом наряде и только что вошедшая с мужем необыкновенно красивая молодая женщина в зелёном, с рыжими густыми волосами оттенков осени. И вот те две сестрички, похожие как две капли воды... Определённо я была здесь самой тоскливой на вид леди. Мимо грациозно проплыла дама в шпилеобразном колпаке, с которого свисала лёгкая как дымка и очевидно жутко дорогая ткань. Я чуть расстроенно коснулась рукой венца с костяными миниатюрами, который я предпочла нелюбимой мною тканевой трубе. Возможно, это было неверным решением.

Впрочем, это могло сыграть мне на руку. Меньше внимания в моей жизненной ситуации никому ещё хуже не сделало.

Вскоре я заметила Ирмак Лиман. Я наугад помахала ей. Девушка махнула в ответ и бодро подошла ко мне, дождавшись, пока я выберусь из-за стола. Платье любимого Ирмак цвета морской волны изящно шевелилось при ходьбе, вышитые серебром фигуры морских животных и растений переливались на широких рукавах и юбке. В мягкой пене волос поблёскивала тонкая диадема. Неброско, но очень красиво, со вкусом, без всяких глубоких вырезов или жуткого количества кружавчиков. А главное, она тоже обошлась без кораблей на голове. Я с удовольствием одарила девушку комплиментами.

— Спасибо, Асса, спасибо. Я боялась, что оно слишком скромное, — мы прогуливались по залу под ручку.

— Странно, что лордов всё ещё нет, — озвучила я своё беспокойство.

— Совсем не странно. Не будут же они идти на торжественный пир после нескольких дней без ванны.

Про это я не подумала.

— Кажется, моя сестра забывается, — внезапно резко произнесла Ирмак, глядя куда-то вдаль. — Она вбила себе в голову, что сын лорда Гемишипа в неё влюблён. Ведь это же так просто всегда получается. Я пойду к ней и оторву её от него, а то быть скандалу.

Лиман покинула меня, оставив стоять у колонны. Я по дурной привычке, от которой так и не смогла избавиться, прислонилась спиной к прохладном камню и принялась рассеянно крутить на пальце перстень.

— Миледи, — от моих туманных мыслей, полных печали (вот стою я здесь посреди зала, в платье в пол, леди, жена лорда, одна, вокруг куча незнакомых непонятных людей, где-то начинается война, кто-то принимает решение, а я вновь ничего не контролирую), меня отвлёк приятный бархатный голос. Сначала я не поняла, что обращаются ко мне. — Миледи.

— Прошу прощения, милорд, заблудилась в собственных мыслях, — я вежливо наклонила голову и подняла глаза.

Скромная одежда, бордовый берет, перчатки, что-то в этом загорелом мужчине казалось знакомым. Один глаз его был закрыт повязкой, а второй — чёрный как уголь — внимательно смотрел прямо на меня. На мой вкус, смотрел слишком пристально.

— Позвольте пригласить вас на танец, — поклонился он мне. Только тут я услышала музыку, игравшую на фоне. Я настолько углубилась в самокопание, что упустила начало танцев.

Я хотела было возразить, что замужем, но тут же увидела, как жена лорда Питпити не таясь идёт с каким-то молодым смазливым мужчиной. Как, впрочем, и остальные леди, которые, как я знала, точно были замужем за лордами, участвующими в вече. Леди Сефахат вышла с крайне непримечательным на вид мужичком в чудной шляпе из бархата и аккуратным пузиком, видимым под дублетом. Мой потенциальный партнёр был хоть и без глаза, но молод и плечист. Желание победить в конкурентной борьбе одержало верх.

— Хорошо, милорд, я согласна, — в конце концов, танцевать намного веселее, чем стоять у холодной колонны, грозясь заморозить себе спину.

Все как раз построились для чинных фигур. Я встала в женский круг, а пригласивший меня мужчина — в мужской. Я хорошо знала этот танец, выучив фигуры с Олли по книге с обильным числом картинок. Собственно, тот факт, что я плохо читала, как раз и позволил мне выбрать книгу про танцы. Особой необходимости в умении танцевать в Белых Холмах не было.

Я изящно присела; партнёр по танцам поклонился мне в ответ.

Весь танец состоял из кругов, которые мы нарезали вокруг друг друга, и локальных хороводов с парами слева и справа от нас. Иногда нам нужно было медленно под руку пройтись по залу вдоль столов.

Мужчина, несмотря на танец, не снял с рук перчаток, и я могла бы даже немного оскорбиться, кабы не подумала, что его руки могут быть изуродованы так же, как и глаз. Наверное, в каких-нибудь боях.

Боях!

Меня осенило: это был третий из компании тех странных моряков, проявивших невероятный интерес к королевским покоям. Просто в тот раз его глаз был скрыт тканью берета.

— Милорд, удалось ли вам и вашим друзьям выяснить что-то про те жуткие покои старого короля? — спросила я, как только из хоровода мы перестроились по парам и стали ждать своей очереди шагать вдоль зала, не особо, правда, надеясь, что он меня помнит.

— Вы вспомнили меня, миледи, — он не улыбнулся, хотя в голосе слышалась мягкость. — Нет, мы бросили эту затею. Все боятся этой комнаты как огня, — в его глазу блеснуло лукавство.

— Я стараюсь не думать о том, что происходило в этом замке. Мы сейчас здесь танцуем, а когда-то здесь умирали люди. Это плохое место, как это сказать, гнетущее. Весь замок, а не только покои.

Мы стояли в метре от следующей пары, громко хихикавшей и потому слегка запаздывавшей. Наконец, они взяли другу друга под руки и пошли вперёд. Партнёр по танцам протянул мне свой локоть. Я с готовностью ухватилась за него, и в ту же секунду он вздрогнул всем телом.

— Прошу прощения, миледи, старая рана, — прохрипел он, справившись с судорогой. Я предпочла не заострять на этом внимание. Сколько таких молодых мужчин получали в бессмысленных боях никому не нужные раны, а сколько вовсе не возвращались домой. С повязкой на глазу, с закрытыми перчатками руками… Мне стало его жаль. Крепкий, с твёрдым шагом, с идеальной осанкой, статью лорда, у него вся жизнь впереди. Была, правда, впереди. Если слухи не врут, и между Западом и Югом опять вспыхнет война, которая может в теории захватить и Север, то не видать ему этой жизни, несмотря на все прошлые увечья.

В такой войне все, кто может держать оружие, будут нужны.

— Вы замолчали, миледи, — его голос всё ещё сохранял в себе хрипотцу.

— Везде одно и то же, воюют и воюют. Ненавижу войну, — откровенно призналась я.

— Таков наш мир. Не мы первые начали воевать.

— В войнах, как правило, и нет тех, кто начал первым. Кто-то всегда есть, кто был первее, — я не была уверена, что так можно говорить, но как выразиться иначе, не знала. — Раз — война, а потом смотришь, а там, до этого, была другая, где проигравших втоптали, и они развернули новую войну. Это колесо, которое невозможно остановить.

— А вы бы хотели его остановить, миледи?

Я задумалась. Конечно, хотела бы, но как? Наверное, это в природе людей — не прощать и убивать друг друга.

— От моего желания ничего не зависит в любом случае.

Наконец, мы вновь встали друг напротив друга. Незнакомец, чьё имя я так и не узнала, явно проявлял ко мне интерес, не отрывая взгляда от моего лица. Пожалуй, надо бы ему как-то дополнительно намекнуть, что я замужем. Последнее, что мне сейчас нужно, — это слухи в среде кухарок. Я без задней мысли почесала нос той рукой, на которой был надет перстень.

— Эфлатун, — мигом узнал самоцвет молодой мужчина.

Я покружилась вокруг него, вернулась на место напротив и спокойно произнесла:

— Да, я из Белых Холмов, жена лорда Уайтхилла.

Послышался скрип, и зал разом загудел, зашумел, заволновался. Вошли участники вече, гордые, но уставшие. Я забыла о танце, как и остальные. Мы быстро разбежались по своим местам, освобождая место для лордов. Они немного постояли, подождав, пока все усядутся.

Лорд Бозкыр, самый старый из всех, вышел вперёд и скрипучим голосом объявил:

— Вече приняло решение.

После чего лорды и несколько леди молча пошли искать своих родных.

— И всё? — сказать, что я была разочарована, ничего не сказать. Серьёзно, это всё, что они могли нам сказать после трёх дней отсутствия?

— Что же, они не смогут держать от нас всё в тайне, — заметила моя соседка.

«Лорд Уайтхилл может», — мрачно подумала я.

Лорд Уайтхилл бы непреклонен. Отчего-то он категорически не хотел говорить мне и слова о таинственном решении вече. Как ни странно, но и кухарки терялись в догадках, что же такое постановили лорды Северных Земель.

Очевидно было одно: открыто вступать в войну северяне не собирались.

Будучи отрезанной от новостей, после обеда я решительно направилась к леди Ирмак. Каково было моё удивление, когда я обнаружила в галерее с десяток людей, заново заколачивавших дверь в королевские покои: на полу валялись обломки старых деревяшек и сломанный амбарный замок.

— Ночью, уже под утро, они взломали двери, — объяснила мне Ирмак. — Если бы отец нас не предупредил, мы бы лишились рассудка, думая, что это покойный король пытается выбить изнутри дверь.

Я представила себе эту картину и постановила, что моя ночь, хоть и сдобренная горьким разочарованием неведения, прошла спокойно.

— Зачем они решили взломать покои короля?

— Что-то искали, — вздохнула Ирмак. — Они только сейчас начали запирать их обратно. Подозреваю, ничего не нашли.

Все лорды словно сговорились хранить обет молчания. Впрочем, скорее всего они действительно сговорились.

Непонимание происходящего, живое воображение и смутное дурное предчувствие разбередили мои нервы. Два дня подряд я просыпалась посреди ночи от одного и того же кошмара: будто я оказываюсь после пробуждения не в постели, а на холодной земле в полной темноте, где только сине-лиловые огоньки светили и моргали мне с низкого каменного потолка. Кошмар, который на самом деле был моим прошлым.

Спустя несколько дней, большую часть которых лорд Уайтхилл пропадал неясно где, он наконец-то вернулся под ночь. Серое лицо лорда было похоже на предсмертную маску, а в глазах затаилась затравленным зверем печаль.

— Как заседание, милорд? — буднично спросила я, не особо ожидая ответа.

Лорд вздохнул, протягивая слуге меч, и попросил его и Олли выйти пока в коридор.

— У меня не самые хорошие вести, дочь моя, — мрачно произнёс он, как только за ними закрылась дверь. — Я назначен на очень важный пост.

Я открыла было рот, чтобы заявить что-нибудь обнадёживающее, но тут же его закрыла.

— Это и есть нехорошие вести? Или же это вино из тухлого винограда? — неожиданно для себя удачно и к месту употребила я популярную среди северян фразу.

— Меня назначили послом Северных Земель на Юге, — выпалил лорд Уайтхилл.

Вид у Уайтхилла был откровенно понурый.

— Мне тоже придётся ехать, да? — осознание приходило ко мне постепенно, какими-то накатами.

— Да, дочь моя.

Я отупело уставилась на собственные руки. Юг был далеко от шахты, причины моих кошмаров и источника моей надежды. Такая даль, которая будет разделять меня и шахту, пугала: это лишает меня возможности вернуться? Или, может, даст мне шанс узнать побольше о магии, в которую религиозно верят южане? Магии? Дело ведь в эфлатуне?

— Но почему лорд Белых Холмов? Неужели из-за эфлатуна? Вече решило, что это будет дальновидно?

Лорд Уайтхилл вздохнул так тяжело, что мне стало не по себе.

— Это было решением не вече, а самого Юга.

Я в недоумении посмотрела на него.

— Вече три дня разрабатывало тактику, постановив скрытно поддержать южного короля. Мы думали, как именно можем это сделать. В том числе передав ему несколько камней эфлатуна. Озвучили свое мнение посланцам Юга, а они выкатили нам такое требование. Посол, и чтобы это был я.

— Посланцы с Юга? Здесь, в Мёртвом Замке?

— Да, они здесь. Видимо, они заранее предугадали нашу ставку на эфлатун. Слухи о способностях их короля вовсе не преувеличение, их посланцы верят в это со всей искренностью.

Люди часто искренне верят в самые обычные преувеличения. Вера во что-то ещё не признак правдивости этого.

Мы оба замолчали, обдумывая новость.

- А как будет управляться шахта без лорда? — наконец я нарушила тишину.

- Я назначу временного управляющего, который будет мне постоянно писать о делах на шахте и просить совета. У меня уже есть мысли на этот счёт.

Когда я очнулась, задыхаясь от кашля и пыли, во тьме и духоте шахты, где не было ни одной души, когда спустя дня два меня нашли в ней, измученной жаждой и голодом, когда я стала жить в Замке Белых Холмов, когда лорд Уайтхилл мне предложил сделку и я стала леди, да, собственно, всё своё время пребывания в Четырёх Землях я даже не могла представить, что, казалось бы, моя жизнь, и без того переполненная внезапными поворотами, выкинет такую мёртвую петлю и я стану женой посла при королевском дворе.

Это совсем уж было что-то из ряда вон выходящее.

Следующий шаг — превращение лорда Уайтхилла в короля и моя собственная коронация.

Вече выдало нам посольскую печать — тяжёлый перстень с гербом Северных Земель, целый ворох пергаментов и книг и много монет для жизни. Я осталась с этим добром в Мёртвом Замке, а лорд Уайтхилл поехал назад в Белые Холмы, чтобы собрать там все необходимые вещи.

Меня мучало чувство какой-то двусмысленной неоднозначности: с одной стороны, я лишалась возможности находиться поближе к шахте, с другой же стороны, я прекрасно понимала, что если почти за год близости к ней ничего не произошло, то вероятность того, что на второй год внезапно что-то где-то щёлкнет и я окажусь дома, крайне мала.

У меня были разные периоды: когда я почти постоянно была в истерике (окружающие это связывали с горем по жениху), когда я стала резко тупой и ко всему равнодушной, когда я горела идеями, среди которых бывали, честно признаться, и страшные, поистине жуткие мысли. В последние месяцы я стала очень чётко видеть мир и людей вокруг. Будто очутилась по другую сторону стекла и наблюдала за всем, что происходило, издалека, со стороны, просто анализируя причины, связи и последствия. Иногда мне и вовсе казалось, что я попала в какую-то компьютерную игру, из тех, в которые играла моя сестра ("умные" очки, джойстики в руках, очищенное от мебели пространство в её комнате). И все, кто ходили рядом, были всего лишь NPC.

Хотя где-то в глубине живота шевелился холодный страх, облизывавший шершавым языком внутренние органы, моя голова оставалась спокойной. Да, я уезжаю от шахты. Да, нас будут разделять недели пути. Но вдруг это именно то, что мне нужно? Вдруг шахта была лишь случайностью, и привязывая себя к ней, я отбрасывала в сторону иные варианты и другие места, способные стать выходом из этого глупого мира?

* * *

Дорога с Севера на Юг отличалась от пути от Белых Холмов до Мёртвого Замка. Столетиями люди пользовались этим маршрутом, перевозя товары — южные зерно, овощи и фрукты, северные мясо и железо. Хотя на Юге было немало месторождений железа и меди, этой горькой земле их никогда не хватало.

Столетиями колёса телег, копыта лошадей и тягловых быков, ноги тысяч кочующих переселенцев утаптывали землю. Их не останавливали никакие тяготы.

Пограничная зона между двумя странами производила на редкость печальное впечатление. Сухая почва со скудной колючей растительностью, однообразный ландшафт, безлюдные пейзажи. Каждая наша редкая остановка была похожа на предыдущую. Ветер дул не настолько ледяной, как на Севере, но он тоже холодил, кусал за щёки, а главное, бил по коже острыми лезвиями песчинок. Казалось, что песок был везде — в носу, на губах, на зубах.

Постоялый двор, в котором мы остановились в одну из ночей, отличался от северных своих собратьев: белые стены, маленькие комнаты, малое число мебели и вопиющее отсутствие ванных для мытья. Хозяин совсем не улыбался; его кожа была сморщена как кожура печёного яблока, а в морщинах будто залегла пустынная пыль. Его жена носила на голове тюрбан из белой ткани и гремела браслетами. Все немногочисленные слуги передвигались медленно, словно во сне. Разговаривали они с лёгкой гнусавостью, нехарактерной для северян, и несколько иной тональностью. Мне предстояло привыкать заново к ещё одной версии местного языка.

Природа менялась по мере приближения к морю. Появились деревья, пока ещё чахлые и довольно уродливые. На горизонте выросли холмы-гиганты. Мы поснимали шубы.

Погода улучшалась, всё зеленело, вот уже вместо одиноко стоявших постоялых дворов нам стали попадаться населённые пункты, где мы смогли поближе рассмотреть загорелых южан в их светлой просторной одежде, с алыми тюрбанами на головах и с обязательными кривыми ножами на поясе. На первый взгляд они выглядели совсем не так, как северяне, хотя черты лица выдавали их явную этническую близость.

Прохожие с интересом рассматривали нашу процессию, особенно карету без окон. Можно было только представить, что именно они думали, глядя на нас. Я в своём походном шерстяном платье, с трубой на голове, надетой в попытках скрыть крайне грязные волосы, бледная как смерть, худая как щепка — все местные женщины откровенно косились на меня с плохо скрываемым недоверием. Лорд Уайтхилл в жарком дублете и с посольской печатью на шее привлекал чуть меньшее внимание, но потел ещё сильнее меня и постоянно протирал лицо уже сомнительной чистоты платком.

Мы не просто были чужаками, мы выглядели как чужаки, а это много хуже.

Я не могла дождаться, когда мы наконец доберёмся до столицы.

Столицей Южных Земель был город Энчантепе, раскинувшийся вдоль побережья. Архитектура его была довольно однообразной: низкие дома-колодцы с зелёными внутренними двориками, узкие улочки, спрятанные от солнца между близко стоявшими зданиями, множество фонтанов и гигантская стена форта, защищавшая город со стороны порта. Так описывали город те северяне, кто бывал там. Лето тут длилось почти год, как зима на Севере, жаркое, душное, мучительное лето. Но ближе к морю почва становилась плодородной, и проблема голода стояла не так резко, как в Северных Землях.

Эта почва была главным проклятием южан. Именно она и удобнейший порт в Энчантепе так привлекали западников, находившихся на самом отшибе и вынужденных дольше всего добираться до перевалочных портов Востока — и дальше, к далёким иностранным берегам. За них столько пролилось крови, и из-за них все южане с малых лет учились управляться с оружием.

На въезде в город нашу печать рассматривали очень долго и придирчиво. Все стражники, вооружённые до зубов, ходили в алых тюрбанах, и я начала думать, что разный цвет их головных уборов несёт в себе какой-то смысл.

Спустя часа полтора мы добрались до нового местожительства.

Я вышла из кареты, слегка пошатываясь после многочасового пути, и раскинула руки в сторону, стараясь придать затёкшим конечностям жизнь. Дом посла Севера стоял, как нам сообщили позже, совсем недалеко от королевского форта: это был добротный двухэтажный особняк из рыже-жёлтого камня с резными ставнями.

Двое тяжеловооружённых мужчин, чьи лица прятались за алой тканью, раскрыли кованые ворота. Внутри, в уютном дворике было свежо и приятно: легко журчала в фонтанчике вода, душисто пахнувшие цветы в горшках приветливо замахали лепестками при дуновении ветерка, проникшего через открытые двери, а из-за колонны то и дело выглядывала шкодливая мордочка белого кота.

Я встала посреди дворика и начала кружиться, рассматривая коридор второго этажа, ряд дверей и тонкую резьбу по всем потолкам, струящуюся словно кружево.

— Тебе здесь нравится, дочь моя? — отвлёк меня от созерцания лорд Уайтхилл.

Я наклонила голову и задумалась на секунду.

— Скорее да, чем нет. Но это только пока, — усмехнулась я.

Из ближайшей арки вышло три женщины, они поклонились нам. Старшая из них громко возвестила о нашем приезде, подняла руки высоко и добавила с особым ударением:

— Да придёт в этот дом магия!

Я слышала, что это частая присказка на Юге, где люди верили в магию, которая должна вот-вот вернуться в эти земли и помочь справиться с западными врагами, принести с собой мир и вдохнуть в пустыню жизнь.

Столетие шло за столетием, но магия и не думала возвращаться.

Олли, тащившая мой ларец с ценностями, недоверчиво посмотрела на служанок. Она искренне поклонялась духам предков, как и все северяне, считая, что эта старая религия, появившаяся ещё до прихода королей и королев древности, — самая верная и правильная и что глупо брать на веру то, чему не так уж много лет.

Я приподняла бровь, предвкушая религиозные споры между слугами.

Комната, которая досталась мне, кардинально отличалась от всех, что приходилось видеть до этого. Я не смогла сдержать восхищённого вздоха.

Белые потолки, каменный пол и деревянная дверь — единственное, что не было покрыто изящными белыми плиточками в сине-голубых узорах. Даже большая печка-камин вся была в них.

Окошек было всего два, и оба зарешечены. На столике — большой глубокий таз и кувшин для умывания из серебра. Над кроватью целый арсенал кривых мечей, что мне показалось не слишком безопасным. Кровать с высоким пологом, а на ней…

— Здесь нет шкур! — радости моей не было предела.

Олли фыркнула и закатила глаза. Но, по правде говоря, мне жутко надоели северные шкуры, которые, конечно, спасали от холода, но дурновато пахли и скользили.

Мои простые деревянные сундуки категорически не вписывались в интерьер, служа суровым напоминанием того, как и где я жила почти год. Возможно, этот год пройдет для меня более комфортно и безопасно. Возможно, я и года здесь не проживу и смогу вернуться домой.

Всё возможно.

Я подмигнула Олли. Та недовольно поджала губы.

* * *

Волны моря беспокойно бились о крепкую кладку форта, корабли скрипели мачтами, а чайки кричали во всё горло. Пахло солью. Я провела языком по губам — солоно.

Олли стояла рядом и молча страдала. Ей категорически не нравилось всё, с чем она сталкивалась в новом месте. Я могла её понять, у меня так было с Севером. Всё мне напоминало, что я не там, где хотела бы и должна была бы быть. Я уже привыкла к этому. Она нет.

Моё темно-зелёное платье из шерсти было несколько жарковато, как и труба, но без неё мне бы определённо напекло голову ещё больше. Нужно было подумать о покупке какого-то альтернативного головного убора.

Приставленный охранник маячил за нашими спинами.

Недалеко пара ребятишек в белых халатиках играли в яркие камушки, уже забыв про странно одетых тёть, таращившихся на море.

Я скучала по морю. Мне всегда близка была эта стихия, этот запах, этот умиротворяющий шум.

Мимо прошли громко разговаривавшие женщины в высоких тюрбанах и с бесконечным числом браслетов и цепочек. Детишки радостно вскрикнули, видимо, как-то удачно сыграв в свою непонятную игру.

Я отвернулась от моря и, жмурясь от солнца, подняла глаза на небо. Так отвыкла от мира, на который можно смотреть без стекла, без слоёв шапок и платков, навёрнутых на голову и шею. Сегодня был первый день, когда я чувствовала себя достаточно хорошо, чтобы пройтись от посольского особняка. Смена климата и долгая дорога сделали своё дело.

К сожалению или к счастью, мне нужно было приходить в себя быстрее: через неделю нам предстояло отправиться к форту, но не для прогулки, а к королевскому двору с печатью, чтобы пройти церемонию принятия какой-то другой штуки, которая окончательно закрепит статус лорда Уайтхилла.

Олли усиленно готовилась к этому мероприятию, не подпуская местных служанок ко мне на расстояние пушечного выстрела. Она уже привела в порядок синее платье, протёрла до блеска венец с костяными миниатюрами, починила подошву у обуви.

Я подозревала, что она пытается доказать самой себе и всем окружающим, насколько Север превосходит Юг во всём (даже в одежде).

Я вернулась обратно к созерцанию моря. Очень хотелось спуститься вниз, к самому берегу, снять обувь, зарыться пальцами в мокрый песок и так стоять, пока волны будут нежно щекотать ноги. Словно ожившее воспоминание из далёкого прошлого. Я закрыла глаза и попыталась восстановить его в памяти.

Чёрные волны, пена, песок, ракушки, поющие вечную песню океана, кусочки стекла, превратившиеся в разноцветную гальку, тишина и покой.

На душе стала так хорошо и так грустно одновременно.

На минуту я оказалась там.

Но хрустальная мечта разбилась очень быстро. Где-то громко лязгнуло что-то металлическое, я вздрогнула и с раздражением бросила взгляд на стену королевского форта.

— Пойдем, Олли, — сказала я, и мы пошли обратно.

Всю неделю я отчаянно скучала. Здоровье вновь ослабло, разборы были завершены, и всё, чем я могла себя занять — чтение сказок у фонтана да сон в выложенной плиточками комнате. От нечего делать я даже написала два пространных письма Ирмак Лиман вместо одного.

Лорд Уайтхилл почти постоянно пропадал за обустройством быта. Готовившая нам еду старуха Лола стенала и жаловалась на местные продукты, которые ей все казались неподходящими. Донн критиковал охрану, которая не вызывала у него доверия, а Олли просто почти постоянно ходила с очень критическим выражением на лице.

Так что день визита ко двору я в какой-то момент начала ждать как манны небесной.

Королевский двор Южных Земель отличался от Мёртвого Замка. Во-первых, он располагался в форте, чьё немирное назначение было очевидно даже далёкому от военного дела. Это делало обстановку в нём крайне агрессивной: много оружия, много людей в алых тюрбанах, много толстых стен и крошечных окон. Во-вторых, здесь почти не было никаких излишеств в виде статуй, гобеленов и рисунков на стенах. Всё предельно практично. В-третьих, одежда придворных не слишком сильно отличалась от одежды стражников и людей на улицах. Те же фасоны, те же цвета, только более дорогие ткани, богатые браслеты и ожерелья явно выдавали в них людей высокого состояния.

Мы шли с лордом Уайтхиллом по коридорам, вдоль стен которых молча стояли люди с кривыми саблями и маленькими кинжалами на поясах. Он заметно нервничал, прихрамывал и то и дело поправлял свой бархатный берет. Я, освобождённая Олли от повинности носить на голове трубу, чувствовала себя чуть более уверенно, хотя количество холодного оружия напрягало и меня.

Внезапно, без всякого архитектурного предупреждения, спартанские коридоры сменились галереей с резными колоннами и кружевными потолками. Двери, украшенные металлическими узорами, раскрылись, и мы вошли в зал.

Это был, конечно, не чертог Мёртвого Замка.

Потолок ниже, а само помещении — намного светлее, с лучами солнца, проникавшими сквозь решётчатые окна. Пол был выложен мелкой разноцветной плиткой, а половину колонн обвил плющ. Я краем глаза увидела посла Восточных Земель — мужчину в шёлковом халате, расшитом цветами, и в широкополой чёрной шляпе с плоской тульей, а также нескольких людей иных рас, в том числе чернокожую женщину с королевской осанкой в чёрном одеянии.

Я не была в принципе до конца уверена до этого момента, что в этом мире вообще есть иные расы. Я слышала легенды и слухи о людях с другим цветом кожи, но прежде никого из них не встречала. Видимо, Север им не слишком интересен. Что, впрочем, неудивительно.

Неудивительно и то, что в зале не нашлось места для посла Западных Земель.

Впереди, через несколько рядов стражников в тюрбанах цвета артериальной крови, на возвышении стоял трон — высокое металлическое кресло на постаменте выглядело довольно неудобным.

Тут я отвлеклась от трона, осознав, что трон-то есть, а короля нет.

Я моргнула и с непониманием посмотрела на лорда Уайтхилла. Он потел как ненормальный и, почувствовав на себе мой взгляд, раскраснелся ещё больше.

— Посол Северных Земель, лорд Уайтхилл, принёс печать вече, избравшего его! — провозгласил откуда-то сбоку глашатай.

Я подумала, что, пожалуй, это было совсем уж враньём. Уайтхилла избрало не вече, а сами южане. Тяжело вздохнув, я подняла глаза на потолок и пропустила момент, когда у трона возник король.

— Ваше величество, — воскликнул лорд Уайтхилл и поклонился. Я спохватилась и присела. — Мы прибыли в ваши земли с обещаниями мира и взаимного благоденствия.

Король также был одет в белое, как и все его подданные, только пояс, ножны сабли и брошь, державшая алый тюрбан, были усыпан драгоценными камнями. На вид ему было не больше тридцати — тридцати пяти. Но вид здесь, в таком жарком климате, мог быть обманчив.

— Боюсь, что не от Севера зависит мир, но благодарю, лорд Уайтхилл. Юг не против благоденствия, — голос короля мне показался странно знакомым.

Он спустился с возвышения и подошёл поближе к нам.

— По нашей древней традиции, я забираю у вас печать вече взамен на знак нашего народа, — король протянул ладонь.

Лорд Уайтхилл с готовностью снял с шеи перстень с печатью и, осторожно приблизившись, отдал его.

Перстень исчез где-то в мешочке, висевшем на поясе короля, и вместо него лорд Уайтхилл получил металлический знак, похожий на плюс. Я немного удивилась скромности этого знака. Надо будет узнать о нём подробнее.

Лорд Уайтхилл поблагодарил короля и ещё раз поклонился.

— Лорд Уайтхилл, наша земля умеет быть гостеприимной и полна возможностей. Мы не разочаруем Север, — король повернулся ко мне, стоявшей чуть в стороне от лорда. — Леди Уайтхилл, добро пожаловать в Южные Земли.

Для меня стало неожиданностью, что ко мне вообще обратились, и всё, что я смогла сказать, было несколько нечленораздельным, с внезапно крайне неприятным тяжёлым северным акцентом.

Легенды не врали: я увидела глаза южного короля, и они действительно были разного цвета. Один глаз — настолько светлый, что, казалось, радужка сливалась с белком глаз. Другой — чёрный. Производило это достаточно жуткое впечатление.

Король вернулся к трону.

Лорд Уайтхилл сделал шаг назад, ко мне.

— Сегодня в наши земли приехал наконец новый посол Севера, долгие столетия сохранявшего нейтралитет и почти двадцать лет не посылавшего к нам своих представителей. Это большой день для Юга, и ещё один шаг к нашей общей мечте. Да придет в наши земли магия.

Король поднял руки перед собой ладонями вверх, закрыл глаза, вздохнул — и из его ладоней вырвались язычки пламени высотой дюймов пятнадцать.

Я от неожиданности чуть отпрянула. Лорд Уайтхилл тихонько выругался.

— Да придет в наши земли магия! — заорали все вокруг и принялись высоко закидывать руки.

Я в ужасе смотрела на огонь, и ужас этот сменялся с каждой секундой надеждой.

Король открыл глаза и криво улыбнулся.

* * *

Королевское представление сработало на все сто. Лорд Уайтхилл принял его близко к сердцу и шёпотом заявил мне, что сразу же по возвращении с пира он напишет письмо лорду Лиману.

Слухи не врали. Впервые за столетия у королевской крови проснулись магические способности. И речь шла не просто об искрах и всполохах огня, как говорили, а о настоящем пламени!

Впрочем, надежда моя, которую я ощутила было на короткий промежуток времени, погасла быстрее, чем костерки в ладонях короля Южных Земель. То, что кто-то научился одному магическому трюку, не значит, что я смогу обязательно найти магическое решение моей проблемы.

Поэтому на приветственном пире я вновь погрузилась в уныние.

Пир южан ещё больше, чем черты лица, выдавал в них родню северян. Да, зал выглядел иначе — чище, светлее, весь в плитке, да, еда подавалась совсем иная, да, даже у вина был иной вкус — более насыщенный и глубокий. Но общая обстановка всё равно очень напоминала шумные вечера в Мёртвом Замке, свидетелем которых я неоднократно выступала, хотя немного и благопристойнее, возможно, по причине того, что роль слуг выполняли молодые мужчины вместо смешливых девушек-северянок.

Женщин вообще было меньше, чем на пирах в преддверии вече. Большинство предпочло по-видимому прийти на празднество без своих благоверных. При этом сразу несколько дам выделялись вопиющим отсутствием пары, одна особенно запоминалась: высокая, без привычного тюрбана на голове, но зато целиком в алом. На Севере наследницы без супругов занимали особое положение в обществе, но всё равно их вид был лишён величавой уверенности южанок.

Я заметила, что среди присутствующих было не так много людей в красных тюрбанах. Пока мне не до конца было ясно, по какому принципу кто-то носил их, а кто-то нет.

Места почётных гостей были очень близки к королю, и я могла видеть краем глаза, как высокопоставленные приближённые толпились вокруг венценосного южанина. С ближайшим соседом — полным мужчиной в тюрбане, расшитом золотыми нитями, — нас разделяло расстояние, куда поместилась бы ещё пара человек, поэтому поболтать было просто не с кем.

Перед нами стояли блюда с мясом, лежали целые горы разнообразных фруктов. Свет факелов отражался в гранях бокалов и танцевал на блестящих тарелках. На нас явно потратились. Впрочем, лорда так впечатлил фокус короля, что он почти не ел и не пил.

Я устало и неспешно пробовала по чуть-чуть то одно, то другое. Всё было более перчёное и душистое, чем простая пища в Северных Землях.

Местные аристократы уже раскраснелись и начали смеяться, а немногочисленные женщины вовсю флиртовали с ними.

Заиграла мелодичная музыка.

Я оценивающе посмотрела на графин у большой вяленой ноги. Лорд Уайтхилл продолжал напряжённо всматриваться в зал, словно пытаясь обнаружить ещё кого-нибудь, кто может из ничего сотворить лёд, огонь или воду. Я махнула на всё рукой и налила себе до краёв.

Это было не совсем вино, а что-то с привкусом хлеба и довольно жгучее. В груди стало горячо.

Я допила кубок и зашевелила пальцами на ногах в такт мелодии. В голове заклубился лёгкий туман, и я улетела вон из этого шумного зала.

Я бежала по мощённой булыжником улице, вокруг — изящные здания с завитушками, окошки в горшках с красными цветами, солнце, запах кофе и шоколада, свежей выпечки и…

Я зажмурилась от удовольствия.

Более бодрая музыка, сменившая прежнюю, спокойную, вырвала меня из воспоминаний. Я одарила музыкантов недобрым взглядом, а затем слепо потянулась за графином, надеясь, что второй кубок поможет остаться в прошлом чуточку подольше.

— Пожалуй, тебе хватит, дочь моя, — лорд Уайтхилл забрал у меня графин, понюхал его содержимое и поморщился.

— Это называется будай, — рядом с нами вырос из-под земли услужливый парень-слуга. — Это очень крепкий напиток, миледи, мы запиваем им мясо.

Ещё какой-то пацан будет меня учить пить. Люди вообще очень любят давать непрошеные советы, когда дело касается алкоголя.

Я отвернулась от слуги и лорда Уайтхилла, всем видом показывая, что они мне неинтересны. Время тянулось, как ириска, прилипшая к зубам.

- Какой смысл сажать послов так далеко друг от друга? Мы даже не можем обменяться мнениями, — негромко возмутился лорд Уайтхилл.

- Возможно, в этом и заключается смысл, — ответила я, проводя пальцем по столешнице.

- Ваше величество! — вдруг гаркнул лорд Уайтхилл и подскочил.

Рядом с ним сел король. Никто из пирующих не обратил никакого внимания на происходящее. Надо же, аристократическим южанам кажется нормальным показывать свою близость к народу. Хотя если ты умеешь вызывать огонь, можно и спуститься вниз — к простым смертным. Если что-то пойдёт не так, всегда есть вариант сжечь их.

- Милорд, как вам наш пир? — спросил король у лорда Уайтхилла, все ещё стоявшего. — Вы можете сесть обратно, милорд.

Уайтхилл, к его чести, даже не покраснел и плюхнулся на своё место.

- Чудесный пир, ваше величество! Такая непривычная, но вкусная еда, необыкновенное вино! Мы преисполнены благодарности.

Да уж, заставить Лолу научиться готовить местные блюда — это суперспособность похлеще огнеметательства, усмехнулась я про себя. Мы всё ещё ели северную пищу, просто частично сделанную из несколько иных ингредиентов.

- Как вам пир, миледи?

Заладил он со своим пиром.

- Поддерживаю лорда Уайтхилла. Ладно вино, а какой потрясающий будай! — подстраиваясь под пафосную манеру речи Уайтхилла, ответила я.

Лорд слегка кашлянул.

- На Севере меньше еды, конечно. И пряностей таких нет, — меня несло.

Лорд кашлянул уже не слегка.

Я с удивлением посмотрела на него и обиженно замолчала.

Уайтхилл взял всё в свои руки и решительно завёл беседу о том, как выгодно может быть сотрудничество между Севером и Югом и какая честь оказаться частью этого процесса.

Иногда лорд становился подозрительно похож на чиновника, вытащенного на свет божий по необходимости осветить детали какого-нибудь государственного проекта, но привыкшего только писать официозные канцеляристские документы и потому косноязычного. Как правило, это было в те моменты, когда он особенно сильно нервничал.

Я прикрыла глаза, чувствуя, как под моей черепной коробкой мозг крутится вокруг своей оси, а тело расплывается. Губы растянулись в хмельной улыбке. Шум голосов и музыки казался чем-то далёким, будто за туманом скрытым.

- Асса, до… дорогая моя, пойдём, нам пора, — из дыма меня вывел голос лорда Уайтхилла. Я, немного пошатываясь, встала и преувеличенно ровно пошла вперёд. Он меня догнал и протянул локоть: я с сомнением посмотрела на него, но потом решила не рисковать и положила свою руку.

Смутно и всё ещё с покруживающимся мозгом я как-то доехала до нового, очередного не-дома и добралась при помощи Олли до своей спальни.

Я понимала отчётливо, что просто отвратительно пьяна, и это было чудесно: болезненный комок в груди куда-то делся, превратившись в шмоток желе. Олли помогла раздеться и покинула покои.

Я легла в постель со вздохом удовольствия: прохлада ткани щекотала кожу, а спина будто утопала в перине. Сейчас я ощущала только покой. Страха почти не было, он свернулся в клубочек и прятался где-то в тени, дожидаясь своего часа.

Это немного было похоже на мой настоящий дом и то, как я себя в нём чувствовала.

Наши совместные семейные ужины всегда сопровождались громогласной критикой отца всего и вся. Он не мог ничего изменить. Говорить — это всё, что он мог себе позволить.

Перед сном я целовала мать в щёку, желала близким спокойной ночи и отправлялась к себе. Так приятно было сменить одежду на мягкий халат, расшитый цветами, а вместо узкой обуви засунуть ноги в меховые тапочки. Я рассматривала все мелочи, не менявшие свои места годами: фигурки роботов-зверят на полках, альбомы для рисования, карандаши, капельки-наушники; здоровалась мысленно со всеми ними. Над кроватью висели купленные когда-то бабушкой, потускневшие картинки с жеманными девушками в роскошных нарядах: пышные юбки, тонкие талии, бутоны в волосах. Вечно молодые, вечно улыбающиеся.

Я в темноте смотрела на рамочки над головой. Немного пыльные, они были точно такими же, какими были, когда я была совсем ребёнком и точно так же глазела на них снизу вверх, лёжа на кровати и мечтая, как сама нарядилась бы в эти пышные юбки, а в волосы бы заплела бутоны.

Я закрыла глаза, чувствуя, как тело расслабляется от воспоминаний о доме. Дома всё было иначе. Несмотря на все невзгоды, даже в самые тяжёлые мгновения, в самой глухой тьме дом поддерживал маленький живой огонёк.

Тут было иначе.

Как только я протрезвею, я переступлю порог дома, вернусь назад — и сделаю шаг в чёрную дыру.

Здесь эта чёрная дыра всегда со мной.

Ещё две недели до войны мы были счастливы; как жаль, что тогда мы не понимали этого.

Вы не обращали внимание, как мало мы ценим то, что имеем? Мы все время что-то ищем, чего-то нам всё время не достаёт, кому-то денег, кому-то более интересной работы, кому-то совсем откровенной глупости вроде дорогой одежды, а ведь кому-то мало воды или нет канализации.

Мы все время несчастны или недостаточно счастливы.

А ведь истина намного проще. Счастье — это отсутствие несчастья.

Конфликты давно вспыхивали тут и там.

Но на некоторое время мир будто успокоился. Он застыл, замер, застеклянел, и мы расслабились, хотя очевидно было, что вот-вот — и рванёт.

И природа вокруг будто чувствовала это. Ветер, пробирающий до костей, низкое мрачное небо, опрокинутое нам на головы.

В один день всё было кончено.

Мир разбился на миллионы осколков, загорелся, вспыхнул за секунду, и потоки лавы потекли по границам стран, унося с собой тысячи жизней.

Образ матери в истерике, злой сестры и бледного как смерть отца я бросила на дно чёрной дыры. Смотреть в чёрную дыру, заглянуть в чёрную дыру, бросить туда взгляд — это стало для меня табу. Нельзя искать дно чёрной дыры, его нет, можно не вернуться назад.

Большая война, как её стали называть по аналогии с другими похожими многосторонними бойнями, нависала над нами в каждый момент времени, что бы мы ни делали, и мы привыкли жить под её тяжёлым внимательным взглядом. Она выглядывала со дна чёрной дыры, скаля свои острые зубы, и рычала.

Иногда я могла забыться и задуматься о том, что происходило на фронтах по всему миру. Как правило, со мной это случалось в самые простые, наполненные унылой рутиной моменты. Могла случайно задуматься о том, что сейчас видят перед собой солдаты, как, пока я убираюсь в комнате или ужинаю, умирают они под огнём.

Тогда я чувствовала, как где-то глубоко внутри рождался животный вопль. Хотелось остановиться, отбросить все дела и закричать.

Закричать в полный голос, до боли в лёгких.

Внутри меня всё орало, но я сохраняла гробовое молчание.

Я была смертельно уставшей, будто мне было сто лет, а вся моя молодость высохла, скукожилась. В любом молодом человеке я видела будущий труп. Никто не знал, когда тылы превратятся в авангард боевых действий, и уверенности в завтрашнем дне не было ни у кого.

Моя сестра была иной: она бросила работу и ушла в волонтёры; время от времени даже уезжала из глубоких тылов ближе к линии соприкосновения. Она ползала по горам с рюкзаком, скрывалась в подвалах, работала с беженцами. Её планшет был переполнен совместными фотографиями с людьми, которым она помогла. Завёрнутые в покрывала, чужазые ребятишки беззубо улыбались, слабо понимая, что происходит. В глазах взрослых плескалась ярость.

В лице сестры застыла будто бы навечно решимость.

Я не знала, что происходит дома. Что с моими родными, что с друзьями. Страх был постоянен. И вылезал в оглушительном молчании из чёрной дыры. Поэтому я всеми силами пыталась балансировать на её грани и лишний раз не вспоминать про дом.

Хотя он всё равно являлся мне во сне.

Являлся гротескными улицами, лицами в тумане, едва слышными словами. Однажды мне приснился сидевший на столешнице на кухне отец с поджатыми ногами, коленями у самых ушей. Он был серым и не двигался. Как статуя. Я проснулась вся в поту, запутавшись в мехах.

Иногда во снах приходили мои друзья, поворачивались ко мне спиной, и я всё никак не могла их обойти, чтобы смочь рассмотреть.

Порой мне снился наш дом — невысокий, уютный, с цветочными горшками на подоконниках. Но свет в нём не горел, и я с трудом передвигалась по его опустевшим комнатам.

Этими образами мозг пытался справиться с той неизвестностью, что пропитывала каждый мой вздох.

Столь длинный срок, что провела я в Четырёх Землях, не зная, как обстоят дела дома, сделали мою чёрную дыру всесильной. Я слышала шум океана эмоций словно через ракушку. Узнаваемый звук, но постоянный и приглушённый, будто раздающийся издали. Мой дом, мой маяк, способный разогнать тьму и осветить путь сквозь бушующие волны, исчез без следа.

Маяк потух. И самая жуткая моя мысль была переполнена мелким эгоизмом. Большая война могла перерасти в ядерную. Где гарантия, что кто-нибудь из сторон не решил нажать на пресловутую красную кнопку? Тогда велик шанс, что возвращаться мне некуда… Тогда…

Я обняла руками мягкую подушку.

Как же хорошо быть пьяной.

Я повернулась на бок и принялась ждать сон.

Южане умеют страдать так, как никто другой. Страдание у них почти что возведено в культ.

Страна, сжатая со всех сторон врагами, со своими бесконечными песками и плодородными долинами, обуриваемыми ветрами, могла порождать только таких людей, кто умеет нести свой крест всю жизнь и не роптать на судьбу.

Своё страдание они расплавили на горячем огне и сковали из них оружие и доспехи.

Вечно гонимые, одинокие, обособленные, они отдавали себя целиком служению стране словно мученики, идущие с высоко поднятой головой под улюлюкание толпы на арену с дикими зверьми, готовыми их растерзать.

Годы войн шли, головы тех, кто их начал, покрылись сединой и легли в сырую землю, столетия проходили, а линия фронта и не думала сдвигаться. Пограничные крепости, рвы, целые подземные города выдерживали удары более совершенной артиллерии западников.

Кровь южан — лава, а их кости — из чистой стали.

Не удивлюсь, если даже в их лёгких пылает пламя.

* * *

Новое место потянуло за собой новые проблемы. Мне пришлось почти что заново постигать язык: своеобразный акцент местных заставлял меня сильно тупить при разговоре с ними, поскольку часть слов просто не удавалось разобрать. Везде приходилось ходить с сопровождением в виде охранника с саблей. Местные, смахивавшие на Лоуренса Аравийского, были не слишком дружелюбными. Общаться мне было не с кем, кроме слуг в доме, которые не отличались разговорчивостью. Северные наряды становились с каждым днём всё жарче.

Моё спасение было сшито, когда я уже сутками могла не выходить наружу и раскручивать маятник мыслей: наряды из более тонкой ткани, но вполне себе северного фасона. Надевать южные костюмы я не рисковала из политических соображений. Женщины здесь носили шаровары, длинные, почти до пола платья с талией, идущей от груди, и широкими рукавами, крепившимися на завязки к кольцам на пальцах рук. Если бы не форма рукава, яркие пояса и тюрбаны, общий облик их напоминал бы силуэт наполеоновской эпохи.

Олли не переваривала южных женщин и то и дело ругала их внешний облик. Ей не нравилось в них всё: от верёвочек, намотанных на кольца, до запаха.

На её фоне лорд Уайтхилл выглядел как истинный фанат Южных Земель. Он довольно тепло отзывался о них и постоянно пропадал в компании вельмож из форта. Также он смог завести полезные контакты среди других послов и посланников. Они часто собирались в тавернах: танцев и пиров в королевском Дворце не устраивали.

Первое время он тоже испытывал сложности с пониманием речи южан, но довольно быстро подстроился под них. Именно от него я и узнавала информацию о Южных Землях.

- Когда южный солдат убивает, он совершает поступок, из-за которого нарушаются баланс и гармония, — использованное им слово я не смогла бы перевести иначе. — Но алый тюрбан проходит особую магическую церемонию и защищает своего владельца от невзгод, — объяснил он мне как-то за ужином смысл красных головных уборов.

Я подумала, что это похоже на некие остатки старой северной веры в духов предков. Только вместо защиты твоих предков тебя защищает от злобных призраков магический артефакт. Это подтверждало в очередной раз исторический факт, что до древних королей с разноцветными глазами Земли были единым государством с одной верой и одним языком. Удивительно, как много схожего у таких формально разных народов. И тем печальнее, как они демонстративно друг от друга дистанцируются и даже, в случае с Западом, кроваво воюют.

Южные исторические книги содержали в себе много интересного, но, как правило, недоступного мне в силу моего ограниченного словарного запаса. Так что в основном я полагалась на лорда.

Я изнывала от безделья. Выяснилось, что в прежнем замке-то было больше возможностей для разговоров, к тому же, меня окружала какая-никакая компания. Здесь же круг общения сузился до неприличия. Никаких дополнительных задач вроде развлечения детей и чтения им книг не вставало.

Всё сильнее погружавшийся в дела лорд Уайтхилл иногда на целые дни оставлял меня одну.

И я оставалась наедине со своими демонами, балансируя на самом краю чёрной дыры, варясь в кипятке, огонь под которым сама же и разжигала.

Мою апатию несколько разбавила подготовка к пиру по случаю Праздника Земли.

Как объяснил лорд Уайтхилл, в Южных Землях исправно празднуют четыре дня, посвящённые четырём стихиям — воде, земле, воздуху и огню. В древности все короли устраивали торжества в честь элементов, но на Севере у местных такая традиция вызывала непонимание, а уж после гибели короля про неё и вовсе все забыли.

Всё свободное время с нашего приезда Олли уделяла моему синему платью, на котором вышивала серебряные узоры, смахивающие на снежинки и лёд. Теперь девушка ускорилась, надеясь успеть до пира. Я крутилась у зеркала, то поднимая сильно отросшие волосы, то опуская их, и повторяла вслух новые фразы, услышанные от служанок-южанок.

На мероприятие мы поехали во всеоружии. Я то и дело уговаривала себя лишний раз не трогать костяной венец на голове, чтобы не испортить причёску. Лорд Уайтхилл беспокойно стучал ногой о пол кареты.

Зал был переполнен людьми самого разного вида. Одних восточников в их причудливых шёлковых одеждах было не меньше десятка. Все южане были подпоясаны зелёными шнурами, многие и вовсе разрядились во все оттенки зелёного и коричневого. Пожалуй, моё платье оказалось не в тему.

На столах стояли маленькие фонтанчики, которые украли всё моё внимание, а также пустые прозрачные сферы, плошки с землёй и большие горящие свечи.

Мы уселись за стол, рядом с каким-то приятным, но сонным на вид старичком.

Вдруг все разом замолкли.

На середину зала вышла фигура в длинных чёрных одеяниях, расшитых зелёными и коричневыми нитями. Фигура подняли руки и возвестила:

- Магия озарила нас землёй! Да придет в наши земли магия!

Все принялись повторять эти слова.

Я не очень понимала, почему они используют будущее время, хотя где-то в глубине души интуитивно догадывалась, что это какое-то особое будущее время, поскольку такую форму я слышала только в этой присказке. Всё же магия уже пришла к ним, раз их король умеет вызывать огонь. Наверное, этот факт не смог победить силу привычки.

Внезапно слуги начали один за другим тушить огонь, так что осталось только пламя свечей на столах и свет вечера за окном. Мне пришлось в своё время долго привыкать к темноте на пирах и раннему укладыванию спать из-за невозможности что-либо делать без нормального освещения. Но тут южане переплюнули северян. Я почти не видела ничего вокруг себя, кроме блюд прямо напротив.

Все принялись общаться. Я поморщилась, но от нечего делать принялась за душисто пахнувшее мясо, хотя есть не слишком-то и хотелось.

Лорд Уайтхилл взял инициативу в свои руки и принялся рассказывать какой-то весёлый случай из своей молодости, связанный как раз с темнотой. Мы развеселились.

Заиграла красивая мелодия, и послышался шум поднимающихся из-за стола людей. Пары начали танцевать.

- Танцы во тьме? — удивлённо произнесла я. Видимо, из-за мяса во рту моё произношение стало больше похоже на южное, и сосед-старичок его легко разобрал.

- В этом и есть смысл Праздника Земли. Это день, когда мы думаем о ней, о том, что она хранит в себе, в своей глубине, — в значении этих слов я не была уверена до конца, хотя собеседник явно специально говорил медленнее и чётче, чем принято. — Никто не может разглядеть партнёра в темноте как следует, как и не видно в земле семечка, пока оно не станет ростком.

- А есть какие-то более светлые праздники? — заметила я. — То есть не светлые, а освещённые, прошу прощения.

- Есть, — хмыкнул старичок. — День Воздуха проводят на рассвете вне стен.

- Чудесная традиция!

- Праздник Воды — на море. А в День Огня все прыгают через костры.

- Странно, для меня земля — это растения. Я бы такие праздники отмечала где-нибудь в саду.

- Земля — это не только растения. Это и песок, и кремень, и черви, живущие в ней, и сухие корни. Всё идёт из темноты её лона. Вы знали, что по легенде эфлатун был создан одним из королей древности, кто как раз владел стихией земли?

Необычная южная интерпретация химических реакций. Впрочем, этот камень настолько причудливый, что и впрямь мог быть творением колдуна, а не природы.

— Я хотел бы попросить вас, миледи, оказать мне честь, станцевав со мной, — неожиданное появление какого-то мужчины с едва знакомым голосом у стола застало нас врасплох.

— Милорд, я с Севера и не умею танцевать южные танцы, — ответила я, откровенно испугавшись перспективы выйти танцевать в эту темноту.

— Этот танец довольно прост, уверяю вас.

— Ладно уж, дочь моя, — тихо произнёс лорд Уайтхилл. — Лучше оказывать почтение местным традициям, это поможет нашему делу.

То, что моё дело могло никак не быть связанным с неким “нашим” делом, в расчёт, очевидно, не бралось.

Я встала, обошла стол и подошла к пригласившему, низко присев и опустив голову.

— Милорд, — вежливо сказала я. Музыка сменилась.

— Миледи, — мужчина поклонился в ответ.

На удивление в центре зала было чуть светлее, чем за столом. Тут не было света свечей, зато свет от окон очень удачно концентрировался на танцующих, и я смогла следить за движениями других людей, хотя и не имея возможности рассмотреть их лица.

Пожалуй, я надеялась на более удачный танец, но помня некоторые па на прочих пирах, я поблагодарила небеса за то, что имела.

Сразу множество пар выстроилось в ряд, девушки за девушками, а мужчины — за мужчинами. И те, и другие подняли одну руку, касаясь друг друга только кончиками пальцев. Я тоже подняла руку, которая с непривычки начала дрожать. Пальцы пригласившего меня танцевать, на мой вкус, были слишком горячи.

Неспешная, торжественная музыка заполнила собой весь зал. Периодически руки менялись, но мои умудрялись затекать почти мгновенно.

Неожиданно музыка замолкла и тут же взбесилась, как ретивый конь, вскачь понеслась под сводами. Девушки радостно бросились врассыпную. Я перестала чувствовать тепло пальцев партнёра и опустила руку, не понимая, почему все вокруг меня носятся.

— Что... — я посмотрела на партнёра, оказавшегося намного ближе ко мне, чем во время танца.

— Бегите от меня, миледи, — я не испугалась только благодаря тому, что успела заметить несущуюся на меня из темноты фигуру, хохотавшую во всё горло.

Я с визгом отскочила назад, в кого-то врезалась и оказалась в беспокойной толпе. Сердце бешено забилось, я задохнулась и попыталась выбраться из духоты и тесноты на волю.

Танцующие то и дело грозились сбить меня с ног.

Я зажмурилась.

Музыка загрохотала, кто-то тронул меня за плечо и развернул к себе.

Я распахнула глаза. Партнёр схватил меня за талию и поднял наверх. Сердце подскочило к горлу, а дух захватило. Я заметила, что подняли всех танцующих девушек и закружили их. Они поднимали руки к потолку и даже размахивали ногами. У меня же от высоты закружилась голова, и я закрыла лицо ладонями, моля, чтобы всё это поскорее закончилось.

Толпа, высота, что дальше? Крошечная тёмная коморка? Ящик со змеями?

Едва только мои ноги ощутили под собой твёрдый пол, я сразу же прижала похолодевшие пальцы к горлу, где, казалось, билось сердце.

- Я… — попыталась я было произнести извинения, чтобы уйти на своё место, но тут же замолкла.

Мой партнёр держал перед собой руки, сжатые в кулаки: из-под его пальцев летели искры.

Я уставилась на него, тяжело дыша, стараясь силой воли успокоить сошедшее с ума сердце и нагреть ледяные ноги и руки.

Король?

Он справился с искрами, раскрыл кулаки и сделал шаг ко мне, поклонившись.

Я просто ещё раз присела перед королём и поплелась к себе. Проблема была в том, что я смутно представляла, где именно сидел лорд Уайтхилл. Я угадала место лишь благодаря его голосу: он активно обсуждал традиции Южных Земель с соседом.

Лорд Уайтхилл протянул мне кубок, только я села на скамью.

— Ни за что больше не пойду танцевать.

Лорд печально вздохнул. Интересно, кто видел, что среди танцевавших затесался король? Так ещё и с неместной (благодаря форме платья это было очевидно даже в темноте). Да, сколько времени он потратил на то, чтобы без нормального освещения найти нас? Как он вообще понял, где мы сидели?

— Смысл этого танца в живительной силе земли. В конце, когда женщин поднимают наверх, это символизирует ростки, поднимающиеся к небу, — проговорил старичок.

Ростки да ростки… А этот хаос означал суету уже упоминавшихся им до этого червяков?..

Я вернула кубок на место.

* * *

Сосед по столу на праздничном пиру оказался владельцем множества кораблей. У него была внучка и внук, близнецы, и он был бы рад, если у них появится подруга.

Нас с лордом Уайтхиллом пригласили посетить их дом — красивый особняк почти на линии берега. Роскошный фонтан посреди двора был украшен резьбой по камню, а в воде плескались яркие рыбки. Отделка и мебель были новее, чем в посольском доме, и намного дороже.

Зихер и Кын были похожи как две капли воды: оба высокие, стройные, с длинными тонкими носами и пронзительными серыми глазами. Платье Зихер было расшито жемчужинками по подолу, а тюрбан заколот большой брошью из перламутра. У Кына жемчуг был на ножнах.

Мои ровесники или на пару лет младше, они одинаково наклоняли голову при разговоре и улыбались тоже почти что идентично. У Кына тюрбан был белым.

- Я никогда не была на Севере! — вздохнула Зихер, водя пальцем по воде и распугивая этим рыбок.

- Не могу сказать, что там есть, что посмотреть, — хмыкнула я.

- Просто скучно всю жизнь просидеть в одной стране и нигде не побывать! Кыну легче, он бывал в Восточных Землях.

Кын немного помялся и признался, что действительно плавал туда на дедушкином корабле.

- Странное место, везде храмы в честь многочисленных божков, портреты королевы чуть ли не в каждой лавке и таверне. И много чужеземцев, особенно в столице. Казалось, что там местных меньше живёт, чем иностранцев.

Близнецы мне понравились. С Зихер мы договорились завести переписку и хоть иногда встречаться в городе. В качестве ответной любезности я пригласила её к себе в гости.

Лорд Уайтхилл был не настолько доволен своим знакомством, но тоже узнал немного полезного для своего дела, по его выражению. Против приглашения он ничего не имел.

Зихер впорхнула в посольский особняк, неся за собой душистый шлейф причудливых духов. Особый интерес она проявила к моим северным нарядам и к кольцу с эфлатуном. Венец я показывать не стала, по совету лорда храня его в укромном от местных слуг месте.

Именно благодаря новым связям я узнала о регулярных званых вечерах у двоюродной сестры короля, вышедшей замуж за высокопоставленного вельможу и рано его схоронившей.

— Отличное занятие! С одной стороны, ты развлечёшься, с другой, можешь услышать что-нибудь, что нам пригодится.

Я была в меру рада возможности выйти из особняка и посмотреть на других людей. Мой язык стал чуть исправляться, и хотя я всё ещё переживала, что среди местных буду выглядеть идиоткой, плохо понимающей речь собеседников, чувство одиночества и скука победили сомнения.

Леди Айгюн организовывала вечера для жён дворян Юга, где дамы обсуждали детей, наряды и погоду. Вечер обещался чинным, скучным и благообразным. Главное, без танцев.

Её дом был совсем рядом с фортом и поражал невиданной роскошью. Все потолки и пол покрывала разноцветная плитка-мозаика, а с ламп свешивались хрустальные слезинки. На вид это всё стоило огромных средств, и жила в этом великолепии одна она.

Леди Айгюн встретила нас приветливо и с улыбкой. Тонкая, изящная, в прекрасном тюрбане, расшитом золотом, в тёмном, родственница короля завела неспешную беседу, уделяя внимание каждой леди в зале. Кроме меня, тут было ещё несколько иностранок, но я оказалась единственной северянкой.

- Леди Уайтхилл, очень приятно познакомиться, — светлый взор синих глаз остановился на мне. Я смутилась, чувствуя, как леди внимательно и очень осторожно осматривает меня.

- Это большая честь для меня быть здесь, ваше высочество, — я присела перед королевской родней, чуть сморщившей очаровательный носик от обращения.

Остальные леди, не таясь и не скрывая, откровенно таращились на меня, и я сочла благоразумным уйти в угол, где лежало рукоделие. Я скручивала ленты в кружочки, рассматривала иголки, поглаживала прохладные отрезы ткани. Спустя пару минут к столику подошла низенькая молодая женщина с огромным круглым животом. Было видно, что идти ей тяжело, поэтому она осторожно села в кресло и выдохнула, обхватив живот руками. Я едва не поморщилась: беременные женщины вызывали во мне какое-то неприятное чувство, что контрастировало с моим дружелюбием по отношению к детям. Я стыдилась немного этого, но ничего с собой поделать не могла.

Я отошла. Леди Айгюн степенно разговаривала с полной пожилой дамой, а Зихер изо всех сил старалась отвязаться от шумной леди в ярко-зелёной, чуть коротковатой тунике. Мне было скучно.

Вечер продлился ещё пару часов. Меня все старательно игнорировали. За всё время я смогла пообщаться только с юной представительницей Восточных Земель. Как и я, она страдала от недостатка языковых навыков и выглядела крайне чужеродно в своих блестящих шелках. С грехом пополам мы обсудили море и город. Её говор был невероятно певучим, а тональность намного выше, чем у южан и северян. К тому же она использовала много совершенно незнакомых слов, чьё значение удавалось узнать от неё не всегда: по всей вероятности, это были заимствования из языков других земель, за морем.

Я уже готовилась уйти, но Зихер завозилась с подолом; все как раз покидали комнату. Едва последняя дама скрылась в проходе, леди Айгюн дёрнулась, уронила из рук корзиночку с печеньем и охнула. Зихер бросилась помогать леди. Пришлось и мне присоединиться к ним.

Печенье было собрано.

— Леди Уайтхилл, я хотела бы поговорить с вами, — леди Айгюн выразительно посмотрела на Зихер; та смущённо кивнула и вышла.

Леди Айгюн выпрямилась и твёрдо сказала:

- Миледи, я хотела бы узнать немного о вас.

Сестра короля пригласила меня присесть.

— Насколько я знаю, вы ведь не из Севера? У вас необычная манера речи, заметно, что наш язык — не ваш родной.

Я малость удивилась. Нет, конечно, мой язык оставляет желать лучшего. Но здесь, на Юге, я никому не говорила, что не родом из Четырёх Земель. Особенности речи легче было списать на северную провинциальность или необразованность, чем предположить, что я чужестранка.

— Э… Да, ваше высочество, — я не видела смысла отпираться и отрицать это. — Я была украдена и прибыла на Север не так давно, — что же, в какой-то степени это не враньё: меня действительно украли…

— Лорд Уайтхилл поступил очень благородно, взяв вас под своё крыло, — заметила леди, чуть опустив голову.

Без сомнения. Несмотря на все очевидные его минусы, не то, что для человека со средневековым мышлением, он даже для моего современника обладал чрезвычайным благородством и широтой души.

— А вы верите в магию, миледи? — для второго вопроса выбор был неочевидным.

Я моргнула.

— Вообще нет, но иногда в жизни случаются такие вещи, — как, например, моё попадание сюда, — которые довольно трудно объяснить. Там, где мой дом, люди уже не верят в магию. Они могут придумывать её, но не более.

Леди Айгюн кивнула.

— Появление в нашей стране посла Севера — важнейшее событие. Ваш муж — очень значительная фигура. Я хотела бы снова с вами встретиться, но теперь уже в форте, моем настоящем доме. Я пришлю слугу с приглашением.

— Это огромная честь для меня! — пискнула я, поднимаясь с места вслед за ней.

* * *

Сегодня мы всё же выбрались с Олли посмотреть на море.

Тёмные волны беспокойно ворочались под злым солнцем, барашки пены били по кораблями, кричали чайки. Дух захватило от того, насколько бесконечна морская гладь, простирающаяся до самого горизонта.

Я вдохнула запах, облизала солёные губы и вслушалась в фоновый шум моря, шептавший что-то на своём мягком и нежном языке.

Я ещё раз облизала губы и улыбнулась. Было вкусно, пахло в целом чудесно (несмотря на вонь от рыбы, которой торговали рыбаки).

Подумалось, что было бы чудесно, если бы я могла спуститься к кромке воды, сесть на самом краю берега, сняв обувь, и запустить голые пальцы в мокрый песок. Понятно, что закончилось бы это, возможно, простудой, но знакомое мне ощущение воды, щекочащей кожу, было настолько любимым, что даже будучи на берегу, я зажмурилась от удовольствия и пошевелила пальцами в туфлях, оживляя воспоминания.

Я позволила себе немного расслабиться.

Я не чувствовала себя в безопасности. Я не знала, чего ожидать от мира вокруг, я не доверяла ему, не могла планировать, не могла избавиться от постоянного страха.

В редкие спокойные мгновения, когда получалось закрыть глаза и утонуть в воспоминаниях, я находила частички ощущения безопасности в прошлом; их не хватало, чтобы заполнить пустоту в районе сердца, но всё же было достаточно, чтобы осветить её хотя бы на несколько минут.

Я не знала, где искать чувство безопасности. В рутине, во сне, в одиночестве или в суматохе толпы?

Каждая секунда жизни полна опасности. Будущее темно и туманно, а настоящее — зыбко и вероломно. Земля под ногами плыла, и ты не был уверен, что следующий сделанный тобой шаг не станет последним.

Я смотрела на людей вокруг: напряжённые лица мужчин, лукавые — женщин, и радостно-дурашливые — детей. О чём они все думают? Куда бегут, куда спешат, что у них на уме? Ведь как бы я не строила между ними и собой стеклянную стену, было очевидно, что они все живые, может, даже более живые, чем я.

Мы вернулись обратно уже под вечер. Я взяла графин с вином и ушла к себе, не надеясь на возвращение лорда Уайтхилла к ужину.

Очередной одинокий вечер без дела.

Я принялась скакать по комнате, громко напевая одну из глупых песенок про мышку и птицу, размахивать руками и дрыгать ногами.

- Парам-парам-па-па!

Периодически подбегала к столику и прикладывалась к графину. И всё больше лилось из меня песен, причём все — старые, нежно любимые мамой, заслушенные ею до дыр ещё в подростковом возрасте, сплошь — то и дело врубаемые на полную громкость в нашем доме, что всегда вело к тому, что отец закатывал глаза и уходил к себе. Он любил более современную музыку.

Ревность превращает святых в море...

Почему ты никак не посмотришь на меня?

Поскольку, возможно, что ты именно та, кто спасёт меня.

Я закрашу это небо ярко-красной краской...

Что, черт возьми, я здесь делаю? Мне здесь не место.

Я пела то дурным голосом, то, наоборот, старательно выводила каждую строку, путая разные мелодии и сменяя резко одну на другую.

Рядом со мной будто танцевала мама.

- Это новый рассвет, это новый день, это новая жизнь для меня!

Проорала я и раскинула руки:

- И я чувствую себя ПЛОХО-О-О!

Я осела на пол, уставилась на плитки. Сердце громко стучало в тишине. Никакое пение, никакое море, ничто не может спасти меня от чёрной дыры. Одной ногой я уже была в ней. Я постоянно была в ней, просто смотрела в другую сторону.

Вот и всё.

Зачем сопротивляться? Один шаг — и в пропасть.

Иногда нужно просто отпустить себя, позволить сорвать с тела латы, забыть о контроле.

Я завопила в полный голос, плача без слёз.

- За что? За что? За что?

Горло драло из-за крика. Я согнулась, касаясь лбом пола.

Мне было больно, жутко больно, перед глазами плыли образы и лица моих любимых, моих друзей, моя улица, мой дом, да даже мой институт. Эти образы были более смутными, чем год назад. Что с ними? Куда привела большая война? Что происходит? Почему я здесь? А если с ними что-то не то?

- За что, за что мне это, что я сделала, что я сделала, — давилась я словами.

Раздался страшный грохот. Дверь распахнулась, ударившись о стену, впуская в комнату свет.

Олли и лорд Уайтхилл в такие моменты меня не трогали. Я оставалась одна. Наверное, это новые слуги, которые не в курсе моих проблем.

- Миледи, что с вами, на вас кто-то напал? — прозвучало совсем рядом.

Я, ещё пьяная и не совсем понимающая, что происходит, подняла голову.

- Что? Никто на меня не нападал, — голос от крика сел и звучал хрипло.

- Прошу прощения, не стоит обращать внимания. У леди Уайтхилл бывают трудные дни, — послышался неожиданно голос лорда Уайтхилла.

Я тихонько выматерилась. Вот поэтому и не надо лезть, не умеют в этом мире люди сочувствовать и лечить проблемы с психикой.

- Уйдите, уйдите все, — я встала, фигура рядом повторила за мной это движение. В дверях явно жался лорд. Я чуть толкнула неизвестного в сторону выхода. — Всё нормально со мной! Кошмар приснился!

- Пойдёмте, милорд, прошу вас, — пролепетал лорд Уайтхилл.

Я отвернулась от них, сжав руки в кулаки. Злость, что кто-то посторонний застал меня врасплох в минуту моего глухого одинокого отчаяния и стал свидетелем моей боли, заслонила собой всё остальное.

Дверь закрылась, и я тяжело вздохнула. Стянула с ног туфли и завалилась на кровать, вернувшись к горьким слезам, но теперь беззвучным.

* * *

Приглашение к сестре короля пришло спустя пару недель; его принёс высокий и худой посланец Дворца.

Конверт пах цветами, а на печати явно проступали очертания какой-то планеты с хмурым ликом.

Я долго смотрела на лист пергамента, где тонким почерком были выведены изящные слова, полные аристократизма и уважения к адресату. Я была крайне уставшей, и пришлось задействовать все свои силы, чтобы собраться в гости. От частого лежания у меня болела шея и голова, и с большой неохотой я переоделась и отправилась на карете к форту, пытаясь массажем предплечья хоть немного облегчить недомогание.

По совету местной служанки, я попросила Олли вытащить из сундуков отрез северной ткани в качестве скромного подарка (дорогие здесь было дарить не принято).

В этот раз карета завернула в иную арку; комнаты родственницы короля находились в невысоком маленьком здании, стоявшем посреди утопавшего в зелени прекрасного сада.

Именно в саду меня и приняла хозяйка. В тени ветвистых кустов, образовавших что-то вроде беседки, прохладу в которой обеспечивал невысокий фонтан, стоял столик с серебряными чашками и чайником и пара кресел с шёлковыми подушками; на одном из них восседала молодая королевская особа в тёмно-бордовом халате.

Напиток в чайнике напоминал чай, но крепче, с каким-то особым горьковатым привкусом.

Разговор шёл ни о чём и обо всём одновременно; иногда мне было сложно уследить за мыслью собеседницы, из-за чего я то и дело переспрашивала или уточняла. Она перескакивала с темы на тему, следуя какой-то своей особой логике.

- Но всё же, леди Уайтхилл... Прошу прощения за своё любопытство, — в лице южной красавицы не было ни капли желания получить моё прощение, — но ваш брак с лордом — всё ли вас удовлетворяет? Это брак же по расчёту?

По правде говоря, я не поняла, зачем такое спрашивать и зачем сестре самого короля в принципе нужен мой ответ по такой сугубо личной теме. Хотя все любят сплетничать. Даже те, кто не является по природе своей сплетниками.

- Я была одна, и лорд Уайтхилл поступил как честный и добрый человек, предложив свою защиту и жизнь в уважении и почёте. Не все могут похвастаться этим.

- А как же любовь? Ведь любовь так важна в браке, поверьте мне как человеку, прожившему в браке без любви много больше вашего, миледи!

- Я никогда не любила, поэтому не знаю, что теряю. Зато хорошо понимаю, что приобрела.

Но я врала.

Я была влюблена раз.

Он был сыном юриста и учился на одном курсе со мной. На второй или третий день он подошёл ко мне, пожал руку и сказал, что запомнил меня по планшету с яркой неоновой обложкой. Самой яркой на всём курсе. Он попросил у меня конспекты. Я могла бы и обидеться, но его широкая, чуть неловкая улыбка была дружелюбной, а в серых тёплых глазах — ни капли злобы.

Конспектами я поделилась, отправив их ему в тот же час.

Всё последующее обучение мы вместе корпели над домашним заданием, обсуждали преподавателей и помогали друг другу. Нам нравилась одна музыка (каким-то чудом он разделял моё увлечение ретро), обоим не нравилась рыба, мы могли часами обсуждать всё на свете. И я чувствовала рядом с ним хорошо. Будто так и надо было.

Наверное, поэтому я и влюбилась в него: он проявлял заботу и был добр, без задней, очевидно, мысли, но много ли надо юной девушке?

А потом появилась она.

Она была сильной и решительной, обаятельной девушкой с отличным чувством юмора. Она была прекрасна. Без шуток. Густые огненные волосы, пухлые губы, изящные черты лица, миндалевидные карие глаза. Когда я впервые увидела их вместе, улыбающихся друг другу белозубыми улыбками, мне малость поплохело. Я многое когда-то была готова отдать, лишь бы поменяться с ней местами, и чтобы это на меня он смотрел влюблёнными глазами и со мной обсуждал туманные планы на туманное будущее.

Мне он продолжал улыбаться, клал руку на плечо, но всё было не то, всё не так.

Я корила себя за то, что не сделала первый шаг и не пошла ва-банк, боясь потерять его дружбу.

Он остался мне другом.

Воспоминания о том, что могло бы быть, меня приковали к нему кандалами, которые я не могла сбросить. Или не хотела.

Куда как легче любить то, чего не имеешь, чем то, за что нужно каждый день бороться.

* * *

Вероятно, я чем-то зацепила королевскую родственницу, потому что она пригласила меня и лорда Уайтхилла на особенное мероприятие, где дамы должны были показать свои таланты, а мужчины — платить за их показ. Собранная сумма передавалась сестрой короля в специальный фонд (назовём это так), который покупал вещи и продукты сиротам войны. Мне показался такой формат крайне современным и продвинутым, хотя моя сестра обязательно нашла бы пару ласковых слов для организаторов, из которых цензурные образовали бы короткую фразу «Можно было бы передать эти деньги без шоу».

Лорд Уайтхилл был счастлив.

— Асса, горжусь, там можно будет завести столько полезных знакомств!

По правде говоря, для него это действительно было удачным поворотом, но не для меня.

Я никогда не отличалась никакими особыми талантами.

Олли предложила мне спеть, так как я нередко и её «радовала» отрывками из песен моего мира. Она даже раздобыла где-то в доме местный ситар. Похожий инструмент имелся в замке Белых Холмов, и я за долгие месяцы там научилась управляться с ним, наигрывая самые простые из известных мне мелодий.

Главное, теперь было решить, что именно я буду исполнять.

В моей голове было слишком много песен. Почти все — мамины. Сестра не любила музыку, так как она «отвлекала» её от насущных дел. Папе не нравился музыкальный вкус мамы, на его взгляд, она слушала «старьё». Его любимые песни были наполнены басами и лихими битами, я в жизни не смогла бы наиграть их.

Оставалась буквально неделя, когда я вдруг поняла, что именно хочу спеть.

Была одна очень старая группа, чьи песни в оригинале звучали глухо и нечётко, но их тексты и мелодии оказались вне времени, и то и дело выпускались каверы, которые признавались хорошими даже отцом.

Мама и вовсе обожала эту группу и хранила в гардеробе юношеских годов футболку с её лого — ярко-красным ртом с высунутым наружу языком.

Одну из таких песен я вспоминала часто, пока была в Белых Холмах, и даже разучила свою собственную версию популярного кавера. Эта песня словно была мелодией моей души, так точно и ясно она обнажала все её самые потаённые уголки. Мама часто включала её в те дни, когда всё началось.

Потренировавшись, я приняла окончательное решение и принялась ждать мероприятие со странной смесью страха и нетерпения.

С лордом Уайтхиллом мы приехали в форт среди последних из-за его неспособности выбрать подходящий дублет.

— Всё же это благое начинание! — они все называли этот вечер так, видимо, это был их вариант слова «благотворительный». — Я не могу заявиться в дорогой одежде.

Но и в чересчур скромной тоже не мог. Всё же посол.

Лорда Уайтхилла также смутило северное тёмно-зелёное платье, выбранное мной за узкие рукава, и он не сразу внял моим словам о том, что так мне будет удобнее играть на струнах.

Таким образом, одежная дипломатия чуть была не привела к опозданию, которое выглядело бы в глазах довольно педантичных южан ещё хуже роскошного дублета.

К счастью, к вечеру улицы Энчантепе оказались относительно свободны от толпы, и мы без проблем добрались до форта.

Стражи провели нас и парочку богатых купцов к месту сбора.

Это был красивый зал с невысоким потолком, небольшими окнами в резных ставнях и расписанными золотыми цветами ширмами. В нём царила почти что интимная обстановка: горели свечи, едва способные разогнать мрак, пахло чем-то терпким, а помост в глубине зала был засыпан красными лепестками. Чувствовалась рука сестрицы короля.

Многие дамы, к их чести, отказались от роскошных образов, ограничившись редкими доказательствами собственного богатства: то брошка, усыпанная сверкающими каменьями, удерживала чалму, то узоры на ткани переливались от света свечей настоящим золотом.

Моё платье и традиционный северный венец выглядели откровенно скромно. Впрочем, ничего нового, я и в своём мире привыкла к тому, что вокруг меня ходили в большом количестве люди намного богаче и удачливее.

Зихер и её брат Кын также оказались среди приглашённых. Девушка взяла меня за руку и, бледнея прямо на глазах, прошептала, что собралась исполнять народный южный танец. Я не предполагала, что Зихер в принципе способна смущаться или переживать из-за выступления перед публикой.

Мне же было просто дурно: живот крутило, а сердце грозилось выскочить из груди. Но для меня это было нормальной реакцией.

— В прошлом году этот вечер посетил сам король! Если я упаду или забуду танец прямо на глазах у их величества… — от Зихер разило ужасом. Я заметила, как на прекрасном лице Кына тенью застыло неудовольствие.

При плохом освещении я почти не могла разглядеть лиц других присутствовавших, пока они сами не подходили к нам с лордом Уайтхиллом. Лорд Уайтхилл очутился в своей стихии: он увлечённо беседовал, внимательно слушал и задавал правильные вопросы. Я же сжимала в потных ладонях ситар и испуганно кивала невпопад на каждую реплику собеседников.

После небольшой речи сестры короля, в которой она вспомнила о вероломстве западников, оставляющих после себя сотни детей сиротами, начались выступления. Слуга с деревянной шкатулкой ходил вдоль стен и вокруг собравшихся по всему залу компаний, куда мужчины должны были кидать монеты или иные ценные вещи.

Женщины выступали одна за другой: кто-то играл причудливые сложные мелодии, закидывая головы и размахивая широкими рукавами, кто-то, как Зихер, танцевал под музыку, исполняемую сопровождающим лицом (Кын невозмутимо играл, а его сестра выделывала в меру рискованные па), кто-то с выражением зачитывал отрывки из поэм, преимущественно либо любовного, либо героический содержания. Посреди одной такой поэмы дверь в зал раскрылась, и вошли двое мужчин с закрытыми лицами, вызвав целый шторм из недовольных вздохов.

Айгюн объявляла выступающих так, как хотела, и я не могла понять, когда наконец должна была прийти моя очередь. От страха я выпила почти бокал вина, и если бы не лорд Уайтхилл, то, без сомнения, собралась бы на второй круг.

И вдруг Айгюн позвала меня.

Лорд Уайтхилл крепко сжал мою ладонь и ободрительно кивнул. Я на ватных ногах кое-как добралась до помоста и села на его краешек вместо мягкого дивана, который предпочитали другие исполнительницы. Мне было отчего-то удобнее сидеть на жёсткой поверхности (вероятно из-за собственной неопытности в игре).

— Этой песни меня научила мама. Она о том, как из-за смерти дорогого человека весь мир теряет краски. А сердце чернеет, — уточнила я.

Я закрыла глаза, вздохнула и напела мотив.

Все замолчали.

Я вижу красную дверь и хочу, чтобы она стала чёрной

Нет больше красок в мире, я хочу, чтобы они все окрасились в чёрный цвет.

Мой голос не был идеальным, но меня это волновало мало. Перед взором стояли струны, выглядевшие как трещины на дереве. Темнота и выпитое вино позволили легко отключиться от окружавшей действительности. С каждой строчкой я всё больше погружалась в те дни, когда мама врубала музыку на полную мощность, чтобы заглушить собственный ужас.

Когда моя сестра написала заявление об уходе с работы и пошла искать волонтёрский центр.

Когда я уходила мыться в душ и беззвучно рыдала в нём, и вода смывала слёзы с моего лица, унося их с собой под землю.

Я посмотрел внутрь себя и обнаружил, что моё сердце почернело

Я вижу свою красную дверь, и она окрашена в чёрный

Может, тогда мне стоит исчезнуть, чтобы не сталкиваться с действительностью

Это не так-то просто сделать, когда весь твой мир стал чёрным.

В какой-то момент я перешла почти на крик, распевшись, но дальше успокоилась и завершила пение тем же монотонным мурлыканием под нос.

На моих щеках были слёзы.

Чёрное сердце, так оно и было, да. Зачем таить это, зачем прятаться, зачем скрывать.

У меня было чёрное сердце.

Я подняла глаза, и туманный мир вокруг казался лишённым цвета. Как иронично.

Ближайшие ко мне люди смотрели на меня с жалостью и пониманием. Наверняка они слышали истории о погибшем женихе, сыне лорда Уайтхилла, и о том, что я была его невестой.

И вновь ирония: песня ведь пелась от лица молодого человека, чья возлюбленная умерла раньше срока.

Девушка в голубой накидке из первого ряда моргнула и вытерла рукавом глаза.

Пожалуй, мне стоило выбрать что-то из репертуара отца и провалиться, запутавшись в струнах.

Я поклонилась и отошла в сторону, освобождая место для кого-нибудь ещё, кто желал показать свои таланты.

В глазах лорда Уайтхилла виднелись слёзы. Видимо, он тоже вспомнил о своём сыне.

Мне стало стыдно. Моя боль — это моя проблема, и не нужно было напоминать остальным об их собственных бедах.

Остаток вечера пролетел быстро. Айгюн поблагодарила всех за щедрость и отметила разнообразие номеров участниц.

Однако последствия этого дня оказались долгоиграющими. Лорд Уайтхилл, до того момента не слишком беспокоившийся из-за моего психологического здоровья, несмотря на все нелицеприятные вещи, что он от меня слышал, и все некрасивые сцены истерик, свидетелем которых ему приходилось выступать, воспринял моё пение весьма серьёзно.

Следуя логике, что депрессия, дескать, проистекает от безделья, он нанял мне преподавателя по игре на ситаре и преподавателя по литературе, а также возобновил уроки верховой езды. В Южной Гавани мне пришлось научиться сидеть верхом на лошади, но, к счастью, в Белых Холмах необходимость в этом умении отпала. Тут же за меня взялись основательно.

Южанка Эзги, непривычно для этих мест полная, с тонкой кожей, покрытой сеткой морщин, и с пышным пером в белоснежном тюрбане, блестяще владела инструментом. Её пальцы, сохранившие изящность, ловко управлялись с самыми сложными мелодиями, до которым незатейливым песенкам, адаптированным мной под инструмент, было плыть и плыть.

Я занималась с ней два раза в неделю.

Седой старец с трудновыговариваемым именем учил меня литературе Южных и Восточных Земель. Причём, столкнувшись с моим посредственным знанием лексики и письменности, он начал именно с восточного творчества, мотивировав это тем, что на Востоке поэзия де славилась особой краткостью. Конечно, к моему разочарованию, это стихотворения оказались далеки от лаконичности хокку, но от занятия к занятию, от одного выученного наизусть стиха к другому мой словарный запас становился богаче, а письма переставали смахивать на детские каракули.

С филологом на южный лад я занималась три раза в неделю.

На коня меня сажали каждый день.

За домом прятался внутренний двор, надёжно скрытый высоким забором. Прежде мне казалось нелогичным существование массивного забора, когда из кухни прямо на улицу смотрело целое окно, но тут я поняла все преимущества сплошного ограждения. Меньшее количество людей могло наблюдать мои позорные попытки сначала залезть на скакуна без писков и визгов, а потом не упасть с него при движении.

Иногда мы с Олли выходили в город, смотрели на море. Иногда заезжала Зихер, а иногда мы отправлялись все вместе на рынок за покупками.

Можно было подумать, что мне и впрямь стало лучше.

Но это была только видимость.

Я улыбалась, когда того требовал случай, я общалась, я даже почти не пила, но едва оказавшись в своих покоях в одиночестве, я тут же смывала с лица всякое живое выражение и ложилась на кровать, прячась под одеялами и подушками, стараясь лишний раз не ступать на пол, который, как казалось, вот-вот провалится подо мной.

Порой мои проблемы настигали меня посреди дел: слишком душевная мелодия, слишком проникновенный стих, слишком знакомое впечатление или вид, напоминавший чем-то прошлое.

Порой бежать мне было некуда.

Как-то раз мы отправились с Зихер, с нашими служанками и Кыном в качестве сопровождающего на центральный городской рынок. Для таких походов у меня и Олли имелись местные наряды, поскольку наши северные платья слишком выделяли нас из толпы. Намотав на головы тюрбаны, подпоясавшись яркими кушаками и взяв в руки складные деревянные зонты (их громоздкость и одновременная изящность вызывали во мне восхищение), мы залезли в карету брата и сестры и поехали развлекаться.

Я любила южные рынки. Они напоминали мне о детстве: хотя мои родители были столичными горожанами, мои бабушки и дедушки — родом из провинции. В детстве мы с сестрой часто гостили у них; маленькие городки славились старомодными рынками: лотки со свежими овощами и фруктами, коробки с сухофруктами и зеленью, рыба, мясо, конфеты в кадках, шум, гам, сногсшибательный во всех смыслах запах. Продавцы, возвышавшиеся над прилавком, где-то высоко-высоко надо мной, рука сестры, крепко сжавшая мою маленькую ладошку, бабушка, то и дело повторявшая, чтобы мы шли за ней и не отставали.

В столице всё было иначе.

Даже рынки отличались чистотой, аппаратами для чтения кредитных карт и яркими лампами вместо естественного освещения.

Мы продвигались медленно сквозь ряды: Зихер рассматривала товары почти у каждого продавца; те, видя красоту южанки, всеми силами пытались привлечь её внимание. Кын шагал за нами мрачнее тучи. Белая ткань его головного убора превращала его в чёрную овцу: почти все торговцы и посетители носили красные тюрбаны. Так, среди народа, можно было понять, насколько глубоко война вросла в жизнь Южных Земель. Кын был молодым богачом, и его дедушка прикладывал немало усилий, чтобы спасти его от солдатской доли. Помогало то, что он остался единственным наследником по мужской линии.

Олли тащила оба наших зонта, так что мои руки были свободны: я могла провести пальцами по тканям, перебирать бусины, крутить безделушки. Но сегодня мне этого не хотелось. На днях я впервые выехала верхом в город и без происшествий прокатилась по улицам. Я была горда собой и с интересом рассматривала окружение не через узкие оконца кареты. А потом мне стало горько. Так горько, что думала, что я зареву прямо там, посреди площади.

Привкус горечи во рту преследовал меня с того самого дня.

Я адаптировалась. Я училась языку, традициям, езде на лошади, игре на местном музыкальном инструменте. Привыкла ходить в многослойных одеждах, которые завязывали или зашивали прямо на мне. Привыкла к нехватке света и раннему укладыванию спать, как и к раннему пробуждению. Привыкла существовать без Интернета. Я менялась, я училась жить в новом месте, и моя прежняя жизнь смотрела на это с немым укором. Как я могла радоваться новому навыку, которому не место дома? Как я могла подумать на секунду, что верхом на лошади мне ехать комфортнее, чем за рулём привычного электромобиля?

Как я, человек середины XXI века, могу спокойно жить как человек глухих Средних веков?

Как?

Это чувствовалось как предательство.

Пока моя сестра развозит медицинские препараты по лагерям беженцев, я радуюсь экзотичному товару на лотках.

Я смотрела на россыпь стеклянных бус всех возможных оттенков, но ничего не видела.

Я вдыхала аромат специй, но мой желудок глухо молчал, несмотря на ощущавшийся голод.

Я видела алые тюрбаны, но вместо них упорно представляла каски.

Пот потёк по спине, и ткань нижней туники прилипла к коже.

Смуглые лица, будто высеченные из камня, гнусавая певучая речь, летящие одежды, духота, никакого воздуха, ни вдоха, ни выдоха.

Я задыхалась. Грудь сдавило, будто моя одежда стала резко мне мала.

В глазах застыл туман.

Сердце колотилось как бешеное.

У меня началась паническая атака.

Олли шла чуть позади, отстав от нас и задержавшись у лотка с сухофруктами. Служанка Зихер и вовсе испарилась.

Брат и сестра маячили впереди, заговорщически склонив друг к другу головы.

Я была одна.

Нужно было действовать.

Я с усилием заставила себя сделать длинный и глубокий вдох всем телом, включая живот.

Я обратилась к союственному телу: слепым глазам, глухим ушам и слабому нюху.

Серебряная лампа, чья крышка была усыпана каменьями всех цветов радуги. Деревянный зонт, расписанный яркими цветами и листьями.

Что ещё? Что ещё?

Лиловый тюрбан Зихер, расшитый белыми нитями.

Глубокий вдох и выдох.

Мягкая тонкая ткань верхнего платья. На удивление прохладная кожа кошелька, прикреплённого к поясу. Ребристая колкая вязь на широких браслетах.

Заливистый смех Олли. Какая-то весёлая мелодия, которую насвистывал продавец.

Что ещё?

Твёрдое нет, сказанное пожилой женщиной капризному ребёнку.

Глубокий вдох и выдох.

Запах специй. Запах масла. Запах пота.

Глубокий вдох и выдох.

Не здесь, не здесь, здесь ничего нет, чего я боюсь. Успокойся, дыши.

Тело расслабилось, уставшее сердце застучало чуть медленнее, и мир вокруг приобрёл более-менее чёткие очертания.

— Миледи, давайте вам купим какое-нибудь новое украшение на голову? А то венец и венец всё время, — Олли выросла рядом со мной, словно появившись из-под земли.

— Мне и его достаточно, — слабо улыбнулась я, приступив к нетерпеливому ожиданию возвращения в посольский особняк, чтобы снять с себя пропотевшую насквозь одежду. Всё моё тело охватила жуткая слабость.

Зихер повернулась к нам и показала необыкновенной красоты веер, покрытый рисунками павлинов. Кын закатил глаза.

Я повторила слабую улыбку. Что-то мне подсказывало, что из-за намерений Зихер скупить половину рынка в особняк я попаду не скоро.

Время было неумолимо. Оно неслось как бронированный паровоз без тормозов и на вечном двигателе. Шло вперёд и крушило всё на своём пути. Дни разбегались в ужасе, ночи пролетали незаметно, и я оглядывалась назад, не понимая, много ли или мало времени я провела в Четырёх Землях. Всё, что было со мной прежде, всё казалось таким близким и даже чётким, а иногда — безумно далёким.

Я так хорошо помнила, как играла в бадминтон с бабушкой в саду и как воланчик зацепился за ветку дерева, а мы пытались сбить его другим воланом. Я могла закрыть глаза и вспомнить каждую деталь: летнее тепло на лице, свет солнца, проникающий сквозь листья, тяжесть ракетки в руке. Но это всё было так давно, что сомнения сразу же начинали топить меня, тянуть за собой: было ли это всё так или мне всё кажется? И день был не очень-то и солнечный, да и ракетка была дешёвой и потому явно лёгкой. Всё не то, всё не так.

Скрип качелей, асфальт под ногами в серых от пыли кедах, вкус вишнёвого пирога… Время. Секунда — и вот-вот оно у меня в руках, в ладонях и в сердце. Но эта секунда — целая вечность, и туман покрывал каждую частицу памяти патиной. А порой и ржавчиной.

Ещё недавно я очнулась в шахте, одна, в темноте, охваченная страхом и абсолютным ужасом. Ещё недавно я смотрела на белые просторы Севера, простиравшиеся передо мной на многие километры. Ещё недавно я боролась с местной письменностью под руководством лорда Уайтхилла.

Так недавно, а на самом деле — так давно…

Жизнь — это обман. Когда ты ребёнок, тебе кажется, что впереди — столетия. А на самом деле впереди лишь мгновения, не более. Да и эти жалкие мгновения погибают под колёсами беспощадного времени, оставляя после себя лишь пыль да осколки.

* * *

Занятие по литературе отменилось, и мне пришлось весь день провести без дела.

Поколение наших дедушек полагало искренне, что засилие техники и всеобъемлющее проникновение Интернета во все сферы жизни сыграло злую шутку: наши дни, наполненные беспечным скроллингом и пожиранием контента (социальные сети, ленты новостей, сторис, просмотр проектов, игры), стали сливаться в одну сплошную бесконечность.

Как же они ошибались.

Даже в те времена, когда у меня не было настроения просто выйти за порог дома, я всё равно проводила время насыщенно. Видеоролики один за другим на разных языках, видеозвонки, переписки — в общем, море всего.

Здесь же море это высохло. Жизнь стала настолько рутинной, что порой мне приходилось серьёзно задумываться, прежде чем назвать день недели.

Я вставала рано, так как всё зависело от света.

Меня будила Олли, помогала мне умываться, переодеваться и причёсываться. Затем другая служанка приносила завтрак: обычно овощи, фрукты, лепёшки, орехи. Далее у меня наступало время занятий. После занятий я обедала внизу, садилась с книгой у фонтана или шла обратно к себе. Иногда мы с Олли садились за рукоделие. Ближе к вечеру наступало время тренировок по верховой езде. Поначалу в саду за особняком, после — на улицах столицы. К ужину появлялся, если везло, лорд Уайтхилл, и мы поглощали еду за длинным столом в специальном зале. Если у лорда было свободное время, то мы шли в кабинет, и при свечах он продолжал учить меня письменности. Завершался день почти в кромешной тьме: я принимала ванную и ложилась спать.

Всё.

И так изо дня в день.

Я открывала глаза, надеясь каждый раз, что вместо балдахина увижу белый потолок моей комнаты. Понимала, что ничего не изменилось, проглатывала острое разочарование, плыла весь день по течению и ложилась вновь спать.

Пробуждение. День. Сон.

Лорд Уайтхилл нередко пропускал совместные ужины, и тогда после еды я сразу мылась в большой кадке (да, на Юге я наконец смогла мыться каждый день, как и дома) и добиралась до постели.

Часто я забирала графин с ужина к себе. Так мне было чуть проще бороться с накрывающими в молчаливой темноте ужасом и сомнениями.

Когда что-то из занятий выпадало, то день становился совсем серым. Как сегодня.

Я немного помогла на кухне, поиграла с котиком, подремала над книгой, потом долго сидела на краю фонтана, раз за разом опуская ладонь в воду. Тёплая нежность то укутывала её как перчатка, то раскрывала мягко, деликатно, и коже становилось чуть прохладно, приятно.

Обед прошёл незаметно.

Я залезла на кровать и немного попела, вспоминая любимые песни папы.

— Я люблю это и ненавижу одновременно...

Потом поспала.

Олли постучалась вежливо и напомнила про прогулку.

На набережной удалось поймать момент, когда никого на лошадях больше не было, и я смогла разогнаться. Сердце билось в груди, но билось свободно. На мгновение я будто снова ехала на велосипеде, пытаясь догнать сестру.

— Тебе меня не догнать! — смеялась сестра. Её рыжеватые волосы, завязанные в хвост, развивались по ветру.

— И не надейся! — отрезала я и ещё сильнее закрутила педали.

Наверное, этим мне и нравилось ездить верхом. Нравилось, когда ветер хлестал по щекам и ласково свистел в ушах. На электромобилях опыт и ощущения были иными.

После поездки я вернулась обратно.

Тяжёлый деревянный стол со столешницей, изрезанной ножами, был традиционно уставлен разными блюдами. Я знала, что остатки шли слугам, поэтому перестала переживать из-за неэкономности таких привычек. Расположившись во главе стола, я приступила к трапезе. Низкий потолок, погружённый во тьму, нависал надо мной — свечи в подсвечниках, стоявших среди тарелок и на полке камина, не способны были разогнать полумрак. Огонь отражался в серебре и стекле, и его блики составляли мне компанию вместе со служанкой, державшей в руках графин.

Тишина давила на барабанные перепонки, и я морщилась при каждом резком звуке — от скрежета ножа по тарелке до глухого стука кубка о стол.

Олли шла с подсвечником, освещая мне путь: я неспешно поднималась по ступенькам наверх, предвкушая сон и одновременно страшась его.

После расслабляющего мытья в горячей воде так хорошо лечь на кажущиеся прохладными простыни. Олли пожелала мне спокойной ночи и забрала весь свет с собой.

Я вздохнула и принялась ждать сон.

Возможно, сегодня мне повезёт, и я увижу хорошее светлое сновидение о доме.

Мне не повезло. В очередной раз приснился конец: я смотрела из окна на гриб из дыма и пламени над горизонтом. Он рос и рос, пока не заслонил собой всё небо.

* * *

Уайтхилл начал скрытничать.

Я бы не назвала нас совсем уж близкими людьми, но всё же его явное намерение скрывать свои дела немного меня обидели.

Самую малость.

Он собирался на Север. Зачем, с какой целью, на какой срок — этого он мне говорить не стал. Но я знала его достаточно, чтобы понять, что он вне себя от нервов.

Он даже заранее собрал все вещи и объявил, что поедет сразу после того, как мы вернёмся с королевской соколиной охоты, события, которого Зихер ждала целый месяц, прожужжав мне все уши. Также мне был выдан длинный пергамент, исписанный советами, как именно организовать вечер в особняке по случаю его возвращения. Планировалось, что за три дня до этого до столицы домчится всадник, который оставит медленную карету с лордом позади и сообщит о приближении милорда.

Накануне охоты я долго выбирала подходящий для неё наряд и в процессе наткнулась на кулёк с вещами. Кулёк, который я боялась раскрыть уже много месяцев.

Моя рука на минуту задержалась на нём.

Так хотелось распотрошить его, раскидать одежду по комнате, закричать...

Я потрясла головой. Нет, сейчас я не буду нырять в этот омут. Особенно когда остаюсь совсем одна на неопределённый срок.

Я затолкала кулёк обратно.

На следующее утро мы влились в целую процессию: сотни всадников и всадниц верхом на скакунах ехали по улицам столицы вон от побережья, в сторону долины.

Дамы в тюрбанах с перьями, красноголовые южане, посланники других стран и разодетые в пух и прах купцы — разношёрстная шумная толпа окружила нас с лордом.

Охотничьи угодья располагались близки к столице, и добрались мы быстро. Всё-таки климат в Четырёх Землях я бы назвала магическим. Он слабо подчинялся логике и правилам, поэтому вид роскошной зелёной долины удивил меня меньше, чем ожидалось.

В возведённых на земле палатках можно было отдохнуть от солнца, и многие гости сразу же заняли удобные места, раскинувшись на шёлковых подушках и потягивая охладительные напитки.

Большинство собиралось остаться здесь, а не участвовать непосредственно в охоте, которая была нужна лишь для того, чтобы, собственно, собрать двор и иностранцев и пустить им пыль в глаза. Смотрите, несмотря на то и дело вспыхивающие бои на прифронтовой линии между Западом и Югом, Юг живой, он может позволить себе отвлечься от дел насущных и закатать праздничное мероприятие!

В общем, для всех это было обычным приятным времяпрепровождением.

Я знала таких людей и в своём мире; некоторые из них в итоге пострадали от порицания общества, когда в самые тяжёлые дни умудрялись выкладывать сторис с осуждением беженцев, заполонивших улицы городов, но некоторые так и остались безликими анонимами, предаваясь лёгким развлечениям в клубах, на яхтах и в ресторанах, порхая с одной вечеринки на другую.

Наверное, это влияла на меня моя сестра, но мне было тяжело развлекаться, когда другим плохо. Прогулки с друзьями, кино, вкусный горячий шоколад в многоразовом стаканчике составляли моё понимание обычного приятного времяпрепровождения. И то, сестра лишила себя и этого. Для неё лучшим занятием было в собственный отгул отправиться в приют для брошенных животных или помочь соседке с ребёнком.

Мне стало грустно.

Пожалуй, я хотела бы уметь отключаться.

Лорд Уайтхилл принёс свои извинения и оставил меня одну, отъехав "на некоторое время". Идти в душную палатку меня пока не тянуло. Вместо этого я принялась разглядывать других участников выезда в попытках найти среди них знакомые лица, в первую очередь Зихер.

Ветер то и дело теребил вуаль на трубе, и я боялась, что при его сильном порыве её сорвёт и унесёт на другой конец долины.

Утро рассеялось как туман, и солнце наливалось злостью, припекало, жгло.

Зихер принесла мне бутылочки с какими-то местными средствами для осветления кожи, но я, вспоминая уроки истории и наплевательское отношение к опасным веществам в далёком прошлом, не рисковала ими пользоваться, ограничиваясь какими-то северными жирными мазями, прежде спасавшими мою кожу от грубых ветров и солнечных ожогов, не менее жестоких в холодную зиму. Однако совсем спасти от загара они не могли, как и многочисленные зонты, вуали и платки. Мои щёки и нос были усыпаны веснушками, словно мне опять было двенадцать лет, и я, проводя каникулы у бабушки и дедушки, бегала по улицам сонного городка, собирая в себя всё лето.

Зихер почти не открывала лицо вне помещений, пряча его за палантинами и веерами. Интересно, как она выкрутилась на этот раз? Ведь ветер был слишком силён.

Да где же она?

Я недовольна вздохнула, развернула лошадь и увидела, как в мою сторону ехал верхом на чёрном как смоль коне король. Одетый как простой охотник, он внешне совсем не походил на главу целой страны; его царственное положение можно было понять только по роскошной сбруе и по ножнам, усыпанным рубинами.

Он приблизил коня ко мне, почти касаясь своей коленкой моих ног.

Я впервые видела его при дневном освещении, не в сумраке залов и помещений, освещаемых лишь свечами или шальными лучами солнца, сумевшими пробраться сквозь решётки на маленьких окнах. Хотя загар и суровые условия жизни уже оставили на нём свой печальный отпечаток, он был молод, возможно, даже моложе, чем я думала. Правильные черты мужественного лица и твёрдые линии челюсти придавали ему вид человека упорного и несгибаемого, яркие, цепляющие своей вопиющей неправильностью и необычностью глаза — я никогда ни у кого не видела такой резкой гетерохромии — светились молодецкой удалью, сам он был разгорячён скачками на свежем воздухе и буквально дышал силой и здоровьем.

Легко было мысленно переодеть его в старомодную одежду моего отца — длинное бежевое пальто, клетчатые брюки и рубашку, удлинить волосы и подстричь их в духе моего родного времени, свести с лица въевшийся в каждую клетку кожи загар, вручить умные очки, которые так любила моя сестра. Он стал бы кем-то, знакомым мне, таким, каких в мире миллионы, стал бы молодым мужчиной, фанатеющим о прежней эпохе, до большой войны, о светлом и непорочно наивном времени.

Хотя, если задуматься, со своим характером и волей он бы мог и не жить прошлым, как многие из нас привыкли существовать, а смотрел бы вперёд. Может, он даже поднялся бы по властной лестнице вверх, как только бы осознал все правила игры и подучил язык.

Я сощурилась от лучей солнца, выглянувшего из-за облаков.

- Вам нравится охота, миледи? — спросил король.

- Я не слишком люблю охоту ради забавы, — не сказала бы, что осуждала всё, что хоть как-то вредит природе, но именно к охоте всегда испытывала не слишком тёплые чувства. Дома охота была запрещена, и против этого развлечения были подняты все силы масс-медиа и инфлюенсеров.

- Не только ради забавы. Добыча пойдёт на стол городских бедняков.

- Но всё же здесь много людей, кто приехал ради веселья. Я такое осуждаю, — мысленно я поморщилась от корявости собственных фраз. В общении с лордом Уайтхиллом я почему-то отличалась большей грамотностью.

— Вы осуждаете любое проявление насилия, — это было не вопросом, а утверждением.

— Так. В этом нет ничего удивительного, на это есть причины, — я взглотнула в попытке вернуть на место сердце, внезапно оказавшееся у меня в горле.

— Осуждаете, но ничего не можете с этим поделать. Насилие — это колесо, которое невозможно остановить, — произнёс король.

— Это… Это очень точно, — чуть улыбнулась я, чувствуя, как под кожей зашевелилось ледяное щекотное сомнение. — Я бы примерно так и сказала, — причём именно в такой грамматически неловкой форме.

— Это ваши слова. Возможно, не точные, но общую мысль, уверен, что смог передать, — его взгляд стал напряжённым и внимательным.

Я на некоторое время зависла. Колесо?.. Где я могла ему это сказать? Или кому-то другому, а он мог расслышать?..

— На балу в Мёртвом Замке.

Осознание чуть не выбило меня из седла. Я похолодела.

— Вы… Это были вы, ваше величество?..

Я помню тех смуглых северных моряков, один из которых, безглазый, танцевал со мной… Конечно, он не был безглазым, он просто скрыл таким образом свою самую яркую особенность — разноцветные глаза.

А ведь мне ещё показался голос короля знакомым!..

Король кивнул.

Какое-то нехорошее предчувствие захватило меня, и я огляделась вокруг: суета и шум старательно обходили стороной пятачок, где я оказалась рядом с королём. Где лорд Уайтхилл, когда он так нужен?

— Пожалуй, мне пора, ваше величество, — мне совсем не нравилась сложившаяся ситуация. Возможно, мой природный пессимизм и недоверие к окружающим сыграли свою роль, но я не видела ничего хорошего в том, что так долго на виду у всех всецело обладаю вниманием южного короля. Особенно теперь, когда я знаю, что он знаком со мной давно, ещё с времён Северных Земель.

— Отчего же, миледи? Боитесь осуждения? — он приподнял подбородок, смотря на меня сверху вниз. Его конь беспокойно зафыркал. Что же, любит он рубить с плеча.

— Не знаю никого, кто бы не боялся осуждения, — я опустила голову, исподлобья разглядывая толпу. Я знала людей, кто поступал так, как хотелось, и не волновался о том, что подумают окружающие. Но таких людей было мало, да и лимит у них всё равно присутствовал. Леди и жена посла формально нейтрального Севера и слухи о ней и короле Юга, который находится в состоянии войны с Западом… В Средние века в моём мире кровь проливалась и за меньшее.

— Для того, кто боится осуждение, вы слишком прямолинейны, миледи, — заметил король. Я не рискнула посмотреть на него в этот момент, но почему-то мне показалось, что он улыбался.

Не назвала бы себя прямолинейной, я всё же вижу черту, переступив которую, стоит закрыть рот или немного слукавить. Правда, не всегда.

Это в отца.

Правда или молчание.

Главный его жизненный принцип. Не то, чтобы это как-то помогло ему в жизни, скорее, наоборот.

Мать полагала его чересчур принципиальным.

Представляю, какую тираду он бы сейчас произнёс.

Невольно, неожиданно и как-то неловко мои губы тронула улыбка.

Я осторожно похлопала своего коня и подняла глаза на собеседника. Чутьё меня не обмануло: его лицо посветлело и словно отливало золотом.

— Но вы правы, миледи. К сожалению, мы с вами не единственные участники охоты, и мне нужно уделить внимание другим. Как бы мне не хотелось обратного, — он наклонил голову, прощаясь со мной, и, прежде чем отъехать в сторону, добавил тихо: — Я не верю, что у вас чёрное сердце, леди Асса. Просто оно слишком велико для вашей хрупкой души.

Я, позабыв о всяком такте и здравом смысле, проводила взором короля, раскрыв рот. Если он открылся, что был тогда в Мёртвом Замке, то и эта фраза не могла быть случайной.

Он присутствовал на благотворительном вечере Айгюн и слышал моё пение. Причём он действительно услышал меня.

Откуда? Как он мог понять это? Просто на основании истории о женихе? Ведь на публике я старалась сохранять относительную невозмутимость и не показывать никому, что у меня было на сердце. Эта песня — пожалуй, единственное публичное признание в собственной беспомощности перед лицом боли.

И откуда он взял, что моя душа хрупкая? Я бы не удивилась, скажи мне это лорд Уайтхилл, которому не раз приходилось иметь дело с моими срывами. Но король…

Я задумчиво накрутила вуаль на палец, покачала головой и пустила коня быстрым шагом.

Наверное, я как всегда перебарщиваю с анализом чужих слов и поступков, приписывая им несуществующие значения. Спела эмоционально грустную песню девушка, потерявшая жениха и вышедшая замуж за его отца, всплакнула в процессе — вот и всё. Хрупкая душа да большое сердце. Возможно, это был даже комплимент, просто такой… южный. Зачем королю отвешивать мне комплименты — это уже другой вопрос, думать о котором мне хотелось в последнюю очередь.

* * *

Дни сменялись ночами, недели приходили с жарой и уходили с ней же, с Севера мне пришло письмо.

Дорогая Асса, дочь моя,

Пишу я тебе из родных краёв.

Ветра такие установились, что просто сшибают с ног. Даже тот ветер, что, помнишь, чуть не сорвал крышу с оранжереи, покажется рядом с этими лёгким дуновением.

Кажется, что на небо кто-то пролил грязные чернила, и теперь они с каждым разом всё хуже отмываются.

День наш расписан по минутам. Солдаты постоянно тренируются. И меня, старика, заставили "заново учиться" сражаться на мечах на всякий случай. Руки болят, плечи ноют, на ладонях мозоли... И не пожалуешься никому... Хоть тебе, дочь моя, письменно покряхчу.

Вече всё заседает. Всё спрашивают меня, как же на Юге люди живут и что же у них за король-маг.

Я побывал и на вершине замка Лиманов. Асса, у меня не хватит слов описать то, какой вид открывается с него. Это... Это такая мощь, такая первобытная сила, что чувствуешь себя особенно жалко и мелко. Если бы я был поэт, я бы посвятил этому виду целую поэму. Или бы сочинил необыкновенную мелодию... Масштабную, гигантскую... Но только музыку, без слов, никакого человеческого пения — это совершенно лишнее. Но, увы, я не творец. Посему остаётся просто стоять столбом и ловить ртом воздух, как рыба, вытащенная из воды.

Как же прекрасен Север! Вечно мы ходим, прижимаясь к земле, не видим, что вокруг нас, не ценим. Спасибо Югу за то, что заново влюбил меня в родную страну.

Асса, как твои дела? Что делаешь? Возможно, я уже разминусь с твоим ответным письмом, но если это не так будет, то порадуюсь строчке от тебя.

Рэндир Уайтхилл

Лорд Белых Холмов

Я, радостная, села писать ответное послание.

Что же ему написать?

Про мою подготовку к праздничному вечеру, про то, какие песни я рассматриваю в качестве главных кандидатов на исполнение при всех, про то, какие блюда мы с Лолой планируем приготовить, чтобы организовать нечто совершенно необычное для Юга и Севера — фуршет, про то, на какие ухищрения я иду, чтобы зачем-то сделать всё, чтобы участники мероприятия раскрыли рты от удивления и восхищения?

Про то, что это стало моей идеей фикс?

Попыткой отключиться от всего вокруг и немного побыть свободной, безголовой и бездушной?

Про наши короткие напряжённые разговоры с самим королём на одном из редких пиров в форте, на встрече у посланника одной из заморских стран и в ходе какого-то важного вечера у дедушки Зихер и Кына, где собрались все богатые купцы. Что мы уже пару раз чуть не поругались из-за разных взглядов, а я позволила себе достаточно резкие по местным меркам замечания?

— Единственные люди, которые могут сломать систему, — это те, кто обличён властью. Тот же западный король предпочитает делать то, что делали все правители до него: просто закрыть на всё глаза и продолжить дело, начатое задолго до этого, — говоря это, я имела в виду не только западного лидера.

Про то, что я не до конца понимаю намерений этого действительно властного человека, что мне очень не хватает вашего присутствия, лорд Белых Холмов... На том купеческом вечере в определённый момент мне категорически не понравился взгляд короля. И да, искры, то и дело вырывавшиеся из его кулаков, порядком поднадоели: не замечала, чтобы они появлялись у него при разговоре с кем-либо другим...

Я взяла в пальцы перо, опустила его в чернила... И начала.

Милорд,

Как же я счастлива, что Вы написали!

Да, милорд, я очень хорошо помню тот ветер. Неужели ветра ещё сильнее? Такое может быть?.. А тут погода не меняется.

Милорд, обязательно обратитесь к целителю! Это его работа — выслушивать жалобы; наверняка он Вам пропишет какие-нибудь мази и припарки. Хотя, честно говоря, я не понимаю, зачем вам заново учиться владению меча? Ведь Вы и так прекрасно владеете им, я думаю, это совершенно лишнее.

Что же до видов Севера... Жаль, милорд, что я не могу услышать тот замысел, что Вы скрываете у себя в голове... Быть может, в замке есть певец, который сможет записать или сыграть Вашу музыку?..

Вы спрашиваете меня, милорд, о моих делах... Дела мои нормальны, идут своим привычным путём, ничего нового. Меня пригласили на танцы в доме посланника Восточных Земель, подсмотрю, как они устроят такое ответственное мероприятие, может, найду что-то для нас полезное. Видемся часто с Зихер: рассказывает мне некоторые сплетни — глупости всё, милорд, о любви да изменах, как всегда.

Очень жду Вашего приезда.

Ваша верная

Асса

Леди Уайтхилл

И поставила число.

* * *

Настроение у меня было необычно приподнятое. Письмо стало большой радостью.

— Миледи, вы прямо похорошели! — улыбнулась Олли.

Я улыбнулась в ответ.

Особняк восточного вельможи выделялся причудливой для местных реалий архитектурой: простые прямые линии, мало цвета, много инкрустированной мебели. Такой контраст с вычурными одеждами восточников!

Танцевальный зал казался огромным: на шёлковых обоях расцветали цветы и летали птицы, вздымались волны, поднимая к небу корабли с раздутыми парусами. Вдоль стен стояли мягкие диванчики. В посольском особняке не было такого помещения, и я почувствовала лёгкий укол зависти. В моём распоряжении имелись только внутренний двор с фонтаном и тёмная бесполезная столовая.

Зихер, невероятно нарядная в своём сияющем зелёном платье, с волной чёрных волос, спущенных по плечам, с белой чалмой, заколотой брошью с изумрудом, мгновенно приметила меня и отвела к дивану, где уже расположился Кын. Он лениво сидел, раскинувшись на подушках, и устало следил за гостями.

Наконец, в зал вошёл хозяин, одетый в роскошный красный наряд с вышитым золотом драконом, в яркой шапочке с пером.

— Дракон красивый, — нашлась леди Зихер.

Гвалт в зале стоял необыкновенный.

Я задрала голову: на резном деревянном потолке краской были нарисованы облака.

— Здесь очень красиво, — призналась я Зихер и Кыну. Мне понравился этот дом: всё в нём было продумано, гармонично и изящно. Организовать успешный бал или великолепную вечеринку в таком месте — дело пяти минут. Особняк северного посла был лишён северного духа, это был обычный, пусть и добротный дом зажиточного южанина. Кын отчего-то напрягся и спросил:

— Когда вернётся ваш супруг, миледи? Есть новости? Дед соскучился по его компании.

— Я получила от него письмо сегодня. Надеюсь, что скоро будет. Скучновато одной в большом доме.

— Скажите это сестре короля, — фыркнула Зихер.

Я охнула и рассмеялась.

Зихер обожала сплетни о леди Айгюн. От неё я узнала, что её покойный муж обладал большим политическим весом, возможно, даже слишком большим, что в первое время после смерти многие поговаривали, что умер он не своей смертью, и что потом его старинный друг по местной традиции предлагал ей замужество и свою защиту, на что она сказала ему что-то такое, что вынудило его уехать вон из столицы.

Это были первые танцы, на которых я от души повеселилась. Хотя Кын был мрачнее тучи, Зихер сияла, и особое настроение, царившее среди участников, было заразительным. Захотелось отложить здравый смысл и просто вместе со всеми немножко поддаться веселью.

Восточная музыка оказалась очень мелодичной. Многие в зале уже отплясывали, хлопая в ладоши и кружась по деревянному полу. Приглашённые музыканты играли традиционные мелодии на инструментах Восточных Земель, бренчащих и чуть заунывных. Я сделала себе мысленную отметку спросить их имена. С музыкантами у меня пока складывалась непростая ситуация.

- Пойдёмте танцевать! — предложила Зихер, протягивая мне руку Кына.

- Милорд?

- Мне как-то нездоровится, танцуйте без меня.

Зихер лихо схватила меня за локоть, будто излишне настойчивый поклонник, и завела в круг танцующих.

Танец с хлопками завершился, и все как раз построились для более чинных фигур. Из-за того, что Зихер тащила меня за собой следом, она оказалась в женском кругу, а я — в мужском.

Зихер изящно присела; я, повторяя за крупным мужчиной справа, поклонилась ей.

Весь танец состоял из кругов, которые мы нарезали вокруг друг друга, и локальных хороводов с парами слева и справа. К счастью, партнёры были довольно разумными и спокойными: никто даже бровью не повёл, что в их компании затесались две девушки, причём мужскую роль из них двоих играла та, что пониже.

Зихер делала страшные глаза, едва мы только оказывались рядом. Я наигранно распрямила плечи, утяжелила шаг и высоко подняла подбородок, подражая мужчинам. Зихер, заметив, к чему я клоню, резко стала жеманной и часто заморгала, взирая на меня из-под длинных ресниц глазами оленёнка. Я не могла не улыбаться, и, поскольку я старалась не выходить из образа, улыбка моя смахивала скорее на ухмылку.

— Вы отлично танцуете, милорд, — прощебетала Зихер, кружась вокруг меня, усиленно размахивая рукавами.

— Стараюсь быть под стать вам, миледи, — гаркнула я, подбоченясь.

— Ах, милорд!

— Ах, миледи!

И мы прыснули со смеху.

Вскоре музыка замолкла, и мы вновь повторили первую фигуру танца.

— Потрясающе! — захлопала в ладоши Зихер.

На время нашего маленького представления я действительно расслабилась и забыла про все свои заботы, узел в груди немного ослаб, будто стало легче дышать. Но я понимала, что этот эффект не продлиться долго.

Завтра всё начнётся по-новой.

* * *

Лорд Уайтхилл осунулся и почти вывихнул свои пальцы, без конца вертя их.

Его беспокойство передавалось и мне.

Уставший с дороги, грязный, измотанный, вид у него оставлял желать лучшего. Из-за опоздания у него имелся всего час, чтобы привести себя в порядок.

— Что вече?

На этот вопрос лорд ответил не сразу.

— Мы почти уверены, что скоро начнётся война. Запад усиленно вооружает армию, отливает новые пушки. Мы обсуждаем схемы поставок продовольствия, вооружение... — лорд Уайтхилл вздохнул и посмотрел на танцующие языки пламени в камине. — И кто-нибудь то и дело поднимает голос и вопрошает: что же будет дальше? Мы ограничимся поставками или пойдем с ними? И будет ли у нас выбор? Запад не станет воевать на два фронта, но если Юг проиграет, то мы точно станем следующими. Все очень шумят. Как давно ты ходила в форт? О чем там шепчутся?

Я всем сердцем полюбила открытую для человека моего положения королевскую библиотеку, где можно было сидеть у горящего камина с очередной книгой в руках. Однако в последнее время я не рисковала лишний раз идти туда, где могла в любую минуту встретиться с королём.

— Сегодня вечером шептаться у них не выйдет, — ухмыльнулась я.

* * *

Я проснулась посреди ночи от какого-то далёкого сухого треска.

Живот скрутило голодом. Он урчал, журчал и вообще вёл себя крайне непотребно. Я, проворочавшись несколько минут, вздохнула и села на кровати: бороться было бесполезно.

Я, завернувшись в халат и надев домашние тапки с мягкой подошвой, тихонько спустилась вниз и пошлёпала в сторону кухни. Эта днём жаркая от печей и горячей воды в тазах, а по ночам ледяная комната располагалась на другом конце здания; там всегда можно найти хлеб, сласти, фрукты, заботливо подготовленные Лолой. При желании любой из северян мог постучаться к ней в спальню, расположенную прямо у входа на кухню, и попросить что-нибудь особенное. Лола была рада всем.

В здании было тихо, только где-то вдали послышался будто бы скрип двери, но я отмахнулась от этого.

Меня обдуло холодным воздухом: с удивлением я увидела, что створки кухонного окна были настежь раскрыты. На столе стояла потушенная свеча, от которой ещё шёл лёгкий дымок, и банка с рассолом. Я обошла стол, чтобы подойти к окну и захлопнуть ставни — сердце пропустило удар: металлический штырь, державший их закрытыми, оказался выбит. Ноги поехали на чём-то скользком. С трудом удержав равновесие, я опустила глаза, чтобы рассмотреть, что же такое было разлито по полу.

Мне казалось, что я всё ещё сплю; из открытого рта не выходило ни единого звука. Голова закружилась.

За столом у печи лежала Лола: кровь растеклась вокруг неё как разлитое молоко. Из её горла, от которого осталось лишь одно мессиво, торчал кинжал.

Мои ноги намертво примёрзли к земле. Я не могла ни пошевелиться, ни произнести хоть что-нибудь. Холод пронизал каждую клеточку моего тела, охваченного мучительной дрожью.

Наконец я сделала шажок назад. Потом ещё один. И ещё один. И ещё.

Воры? Грабители? Что? Что?

Стук моего сердца предательски выдавал моё нахождение в тишине тёмного коридора. Я как курица, которой отрубили голову, слепо, на автомате побежала к лестнице, ведшей наверх.

Я бежала так, как почти никогда в жизни своей не бежала, едва касаясь пальцами ног пола. Почти не дыша, почти не видя ничего вокруг себя. Вслед за головой опустело всё, словно душа забилась в самые дальние уголки тела, внезапно получившего полную независимость от отключившегося мозга.

Но на втором этаже меня уже ждали: в мгновение, когда я достигла дверей в покои лорда Уайтхилла, они распахнулись, и оттуда вышел высокий человек с закрытым лицом.

Я остолбенела. Незнакомец в чёрном застыл на секунду, затем, очнувшись, размахнулся и ударил меня по лицу кулаком (из глаз брызнули слёзы, скула издала неприятный звук), а потом сильнее со всего размаху ногой в живот. Я задохнулась и почти рухнула от боли на пол.

Но мой крик перекрыл вопль напавшего. Он схватился за плечо, и в темноте мои привыкшие к ней глаза явственно разглядели, что в него швырнули кинжалом.

- Бегите, госпожа! — послышалось снизу.

Я плача разогнулась и, собрав всю душу, волю и тело в единую невнятную массу, побежала по коридору обратно; сердце стучало в висках, вырывалось наружу, ноги подкашивались, и каждый шаг отдавался болью в глубине тела. Мимо меня пронеслась тень: блеснула сталь в руках. Это стражник! Звуки борьбы сзади гнали меня вперёд, вопреки всему, несмотря ни на что.

Я почти скатилась с лестницы, перила проскальзывали под мокрыми от пота пальцами.

Ещё несколько метров, и я достигну дверей на улицу. Но они оказались закрыты. Стражник пролез через кухню?

- Помогите! — закричала я в сторону дверного прохода, надеясь, что ещё кто-нибудь в городе услышит мои крики и придёт на помощь стражнику. — Помогите! Пожар! — вдруг внезапно дикая мысль влетела в мою голову как пуля. — Пожар!!!

Двери со стуком распахнулись, и в здание влетел второй стражник.

- Грабитель! На втором этаже, у спальни лорда!

Он моментально всё понял и отправился на подмогу. Я, выбегая наружу, споткнулась о порог и почти вылетела плашмя на дорогу.

- Пожар! — проорала я опять.

План сработал: несколько человек уже бегали и кричали, вторя мне.

Я упала, но тут же со стоном заставила себя подняться и пойти дальше.

Шум усиливался. Ставни с грохотом раскрывались, где-то ржали лошади. Впереди показались два конных всадника с зелёными тюрбанами — знаком городской стражи.

- Там нападение на Посла Севера! Помогите! — я бросилась им наперерез; один поскакал к дому, а второй протянул руку.

- Я за подкреплением. Могу отвезти вас в безопасное место, миледи.

Меня трясло. Я отчаянно покачала головой.

- Я тут подожду, там лорд и Олли.

На самом деле, хотя я всё ещё не понимала, что происходит, мне было страшно ехать с кем-то, кого я не знала. Я превратилась в маленького домашнего зверька, готового забиться в угол и кусаться, лишь бы не оказаться в руках у кого-то неизвестного.

Всадник кивнул, но всё же протянул мне снятый с пояса кинжал, прежде чем повернул коня и умчался назад.

- Он сбежал, он сбежал!

- Догнать его!

Суматоха поднялась такая, что будто была не ночь, а день или даже раннее утро. Я встала у стены какого-то дома, сжимая в руке оружие. Тело дёргало судорогой, а ударенные щека и живот ныли.

Пламя факелов, крики, стук копыт, грохот, я вжалась спиной в стену.

Я выронила нож, и меня вывернуло голодной пустотой.

Музыка пульсировала, ревела и металась по залу, ударяясь об украшенные металлом стены и тела танцующих.

Люди в умных очках спрятались по тёмным углам и плясали, будто это был их последний день на земле.

Остальные сгруппировались в центре помещения, и неоновый свет всех цветов радуги обливал их с головы до ног.

Стеклянные разноцветные бутылки, сотни бокалов самых разных форм, дольки райских фруктов — настоящее изобилие. Если у тебя достаточно средств, ты можешь купить всё, что душа пожелает. Тебе выдадут напиток, от которого в тебе будут взрываться салюты, а в глазах запляшет целая вселенная.

Усыпанные стразами звёзды, приваренные к металлическим штырям на обруче, сформировали сияющий ареол вокруг моей головы. Под глазами струились слёзы из золотых и серебряных звездопадов. Платье — длинное, без рукавов, чернильного цвета, с вырезами по бокам выше колена, на ногах — тяжёлые ботинки с железными шипами. У моей сестры были такие же, но вместо платья — короткие неоновые шорты и дутая футболка; в ней она выглядела младше меня. Волосы топорщились коротким ёжиком, губы светились оранжевым, а глаза прятались за большими причудливыми солнечными очками. Мы едва походили на сестёр. Я всегда любила драматичность в одежде, а она — яркость.

Нас пригласил общий знакомый из далёкого детства.

- Привет! — на его смуглом лице отразилась великолепная улыбка, способная обеззоружить любую девушку в радиусе пяти метров.

Мы заказали несколько коктейлей. Сестра выпила залпом сразу два, и в её блестящих глазах отражались обеззумевшие огни.

- Пойдём танцевать! — проорала она мне.

Я кивнула, и мы бросились в толпу.

С жёлтого освещение поменялось на красный, и мелодия сменилась, став медленнее, став душной, давящей на барабанные перепонки.

Среди потных счастливых людей было так потно и счастливо. Мозг от выпитого алкоголя закрутился вокруг оси, неоновые шорты и дутую футболку моей сестры, лицо старинного приятеля и мои звёзды забрызгало алым. Мы танцевали, забыв обо всём.

До войны оставалось пару лет.

* * *

До начала вечера оставалось полчаса.

В уже потемневшем внутреннем дворе посольского особняка каждые подсвечник и свеча прятались под колпаками из разноцветного стекла, преимущественно алого, жёлтого и белого оттенков. Лавки вдоль стен спрятались за косматыми шкурами: это сразу же придавало помещению северный дух. С парапета второго этажа свешивались вырезанные мной, Олли и парой южанок из прислуги гирлянды из серебристых снежинок, золотых звёзд и алых солнц. За гирляндами едва можно было заметить музыкантов, в последний раз проверявших свои инструменты. Служанки и слуги, кто в северных дублетах и платьях, кто в местных одеждах, но все — в тёмном, в масках — бегали с подносами, заставленными кубками и маленькими закусками на северный лад, приготовленными Лолой.

Три танцовщицы с пышными распущенными волосами, в кожаных штанах, в венцах из звёзд, со снежинками, нарисованными красками на обнажённых животах и руках, тренировались на специальных платформах, выстроенных вокруг фонтана.

Я, в алом платье и алой же маске, пыталась успокоить лорда Уайтхилла.

- Это же излишество! Уж танцовщицы точно были лишними!

Я надела и на его уставшее лицо маску и поцыкала языком.

- Пусть все почувствуют расслабленность. Сначала будай и вино, лёгкие закуски, потом музыка сменится, и у людей развяжется язык. Представляете, как всего много интересного вы сможете услышать потом от слуг!

Лорд Уайтхилл сдался.

Меня же захватил мандраж. От возбуждения и ожидания моё тело практически дрожало.

Я знала, что Зихер и Кын не смогут прибыть на мероприятие, они отписались накануне, но зато благодаря этому среди приглашённых фактически не было людей, кто мог бы меня узнать.

Кроме лорда, но с его недовольством я справлюсь легко.

Меня несколько беспокоила возможность положительного ответа на приглашение со стороны короля и леди Айгюн, но, с другой стороны, если они и прибудут, то в соответствии с дресс-кодом в масках — и я могу их не заметить. А значит, что ничто не будет меня сковывать.

Стали прибывать гости. Танцовщицы убежали на второй этаж, музыканты заиграли северные песни; мы с лордом Уайтхиллом встали в районе входной двери и принялись приветствовать каждого прибывающего, лишь спустя минут сорок сменив свою дислокацию на глубину двора.

Все заявились в масках, как я и предполагала. Обозначенный дресс-код позволял людям почувствовать себя чуточку свободнее хотя бы на один вечер — кто же от такого откажется? Однако некоторых маска не спасала.

Восточного посланника я узнала сразу, он не особо и скрывался: дракон на его одеждах выдавал его должность. Уайтхилл моментально взял его в оборот, а его супруга, болезненно худая и хрупкая, разместилась одиноко в углу на мягких мехах, попивая вино.

Статная темнокожая иностранка, которую я когда-то видела в форте, возвышалась над остальными. Никакая маска не могла скрыть её личность. Возможно поэтому многие откровенно обходили её стороной. Как и другую высокую нескладную фигуру, которая, застав меня в одиночестве, изменила свой маршрут и направилась прямиком ко мне.

Я вздохнула, отгоняя все эмоции. Главное, быть осторожной.

Никаких сомнений, что это был он, у меня не имелось. Он пришёл одним из первых, и мы с лордом сказали ему немало милых слов. Я запомнила его синюю маску и голубой халат.

Визирь всегда находился в тени. От лорда Уайтхилла я узнала, что он в своё время в бытность короля ребёнком обладал огромной властью, но по мере взросления того терял её день ото дня. Зихер мне поведала, что он очень завидовал своему правителю, но обретение магии изменило расклад: король стал неприкасаем.

Да, немало представителей элиты, включая деда Зихер и Кына, искренне считали, что визирь мог в определённый момент избавиться от короля, но не стал этого делать. Насчёт же влиятельного мужа леди Айгюн ходили слухи, что виновником его безвременной кончины могли быть как визирь, так и король. Или вовсе сама леди Айгюн.

Я тряхнула головой, отгоняя от себя все подозрения.

— Милорд, — я осторожно присела.

— Леди Асса, счёл бы за честь поговорить немного с вами.

Я бы с удовольствием сбежала от него в толпу в это же мгновение, но вместо этого послушно встала рядом с ним.

— Какой запоминающийся вечер, миледи. Всё так необычно и нетрадиционно.

По правде говоря, этот комплимент звучал как скрытое оскорбление, но я предпочла пропустить его фразу мимо ушей. Всё было чудесно, гости и не думали сбегать с мероприятия в ужасе, с удовольствием ели закуски Лолы, дивясь непривычному формату (от идеи фуршета я в итоге отказалась, решив реализовать сценарий с официантами, разносящими еду на подносах), слушали музыку, без ограничений выпивали и общались друг с другом очень шумно. Это был успех. Вскоре они станут настолько нетрезвыми, что маленькое подготовленное мной представление должно пройти без проблем.

— Благодарю, милорд. Надеюсь, всем понравится этот вечер. По тратам он вышел совсем недорогим, — тут я не врала. Самым большим ударом по кошельку стала закупка вина. Именно поэтому большая часть кубков была заполнена не им, а будаем, намного более дешёвым напитком. Даже музыканты обошлись малой кровью для уайтхилловского бюджета: их нашла моя учительница по музыке, они были молоды, бедны и согласны играть, что угодно.

— Вижу, миледи, что вы привыкаете к жизни здесь. Чувствуется, что и ваши языковые трудности позади.

И он в курсе моих «трудностей». Это при том, что я ни разу при нём до этого разговора не произнесла больше одного предложения!

— Не слишком, к сожалению. Всё равно я многое понимаю по содержанию, — печально отозвалась я, проигнорировав первую часть его фразы и это его прохладное "здесь" без указания, что же под этим словом подразумевалось — Юг, Север, Четыре Земли?..

— Вам не наняли еще учителя?

Наверняка он знает, что наняли. Всё же я жена посла, и такого рода информацию должны передавать местные шпионы и соглядатаи.

— Наняли, но по литературе. Также лорд Уайтхилл, мой муж, иногда со мной занимается, но он всё же не… как это сказать, это не его работа, — нежданная обида заворочилась в моей душе. Дома я знала три языка, а тут… — Прошу прощения, милорд, когда говорю о языках, совершенно обо всём забываю. Мне на это указывали ещё на Севере, — и дома.

— Как лорд Уайтхилл? Привёз ли что-нибудь интересное из Мёртвого Замка?

Я мысленно отругала себя за то, что сама дала ему повод вспомнить о лорде; я была уверена, что у этой фразы имелось несколько смысловых слоёв, но потворствовать его любопытству мне не хотелось. При встрече с лордом Уайтхиллом он никаких личных вопросов ему не задал.

— Он очень устал с дороги. Путь неблизкий и сложный. Привёз немного гостинцев с Севера, — отрапортовала я, придав голосу как можно больше туповатой невинности.

Мои маневры сработали: не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что визирю со мной откровенно скучно.

Почему я с ним проявляю (с переменным успехом) такие правильные качества, как осторожность и умение думать, прежде чем говорить? Почему это вообще не работает при беседах с его королём?..

Я попрощалась с ним, присев так изящно, как только могла, и быстрым шагом двинулась в сторону группы восточных леди в шелках.

Закуски улетали как горячие пирожки, смех и шум перекрывали игру музыкантов. Будай тёк по венам гостей, разогревал их, и лица за масками всех возможных цветов расслаблялись. Перья на тюрбанах смешно раскачивались из стороны в сторону, халаты и шаровары шуршали, подносы пустели, стражники сощурившись пытались разглядеть хоть что-то, леди смеялись высокими голосами, мужчины бравировали.

Я тихонько стала продвигаться в сторону кухни; шаг за шагом, неспешно я испарилась, исчезнув среди гостей без следа.

* * *

— Так жить невозможно, — постановил мой друг.

Мы сидели на освещённой солнечными лампочками веранде. Цикады пели, дивно пахло розами.

Я вертела в руках бокал с апельсиновым соком, чтобы не смотреть на его расстроенное лицо.

— Мои родители только успели расплатиться за наш дом, а мне уже нужна отдельная квартира.

— Они хотят тебе помочь? — спросила я отстранённо.

— Конечно, но пока мне удаётся их отговаривать. Я должен сам заработать на жильё. Но для этого нужно найти такую работу, чтобы большая зарплаты не уходила на выплаты!

Он хотел квартиру в престижном центре.

Он постоянно говорил о деньгах с некоторых пор. Мне казалось, что причина крылась в том, что его девушка плохо на него влияла, специально или нет. Она была богаче его. У неё были сумки из кожи крокодила и электрокар самой последней модели. Он пытался подняться до её уровня.

— Это ваш фруктовый салат, — робот-официант поставил передо мной плошку с мелко порубленными в форме звезды фруктами и ягодами.

Я отстала от бокала и взяла вилку.

Я не хотела ему говорить, что если бы он бросил её и стал бы встречаться со мной, я была бы счастлива жить с ним и в арендованной квартирке в часе езды от центра.

Я подняла глаза.

Тёплый уютный свет лампочек танцевал на его добром лице, усыпанном веснушками.

— Найти такую работу нереально, — вздохнула я.

* * *

Со второго этажа, с лестницы, заваленной мехами, спустились четыре танцовщицы: бархатистые маски на лицах, звёзды и снежинки на телах, кровавые отблески на алых губах и горящие горелки на цепях в руках.

Заиграла иная музыка. Не северная и не южная. Барабаны били по ушам, глухо гудели трубы.

Девушки залезли на помост и подняли горелки наверх. Бёдра завертелись из стороны в сторону. Мгновение — ноги и спины тоже изгибались в такт. Танцовщицы то приседали, то вставали, то раскручивали горелки вокруг головы и перед собой.

Ошарашенная толпа затихла, отдавая полностью контроль над собой этой музыке и этим девушкам.

Та из них, что была ближе к выходу, опустила уже потухшие горелки на помост, и под сменившуюся музыку сошла с него.

Её золотой лиф переливался, а губы под краем чёрной маски загадочно улыбались. Она танцевала свободнее остальных, хотя и не так технично и отточенно. С каждым движением она становилась всё оживленнее, её локоны летали по воздуху, а руки обнимали весь мир.

Гости, сбившиеся в маленькие компании, потеряли интерес друг к другу.

Вдруг девушки на фонтане завертели горелками как оружием. Барабаны били и били, камень гудел, а девушка в позолоченном лифе исчезла из этого мира и перенеслась в какое-то другое место, где она боролась с кем-то или чем-то. Её локти словно пробивали стены, а ноги — проламывали пол. Она, сжав руки в кулаки, яростно била воздух, будто это был её невидимый враг.

Вдруг она дёрнулась, замерла и упала ничком, тяжело дыша. Девушки кинули горелки в фонтан.

Глухая ярость сменилась отчаянием.

Танцовщица поднялась и слепо заметалась. Руками закрыв лицо, она заваливалась, крутилась, не могла найти ни одного места, где можно было бы остановиться. Она металась между людьми, спасаясь бегством от того, что то и дело достигало её.

Каждая из трёх девушек у фонтана методично исполняла роль благопристойной дамы: они кланялись, размахивали руками, вставали в драматично наигранные позы.

Девушка в золотом резко остановилась. Она убрала руки от маски, распрямилась и механически направилась к помосту. Девушки спрыгнули с него и окружили её.

Она забралась наверх, раскинула руки в сторону и в самый громкий вскрик музыки слетела вниз, прямо к девушкам.

Она подняли её наверх на мгновение, застыв.

Фигура за секунду рассыпалась, все четыре танцовщицы встали перед помостом и поклонились.

Гости захлопали, закричали. Кто-то же молчал и просто смотрел на четырёх девушек, на их животы, с которых пот уже почти смыл рисунки, на их алые рты.

Они убежали обратно на второй этаж, и перед музыкантами вышла певица-южанка, начавшая петь раскатистые южные песни.

* * *

Я была первой, кто добрался до дома в тот день.

Пустая тёмная квартира, полная тишина, давящая на перепонки. Фары проезжавших мимо по улице электрокаров бросали блики на стены и потолок. Бабушкины фужеры на полке, корзина с фруктами на столе, оставленный отцом домашний планшет. Всё было так, будто ничего и не изменилось.

Я вошла на кухню, налила себе апельсинового сока из стеклянной бутылки.

Села на стул.

Взгляд упал на планшет. Каждую секунду его тонкая стеклянная рамка вспыхивала болезненным белым светом: это приходили новостные оповещения.

Я включила экран и нашла проигрыватель.

Сначала заиграла любимая мелодия мамы, романтичная баллада, исполнением которой в караоке её покорил в своё время отец. Для него это был настоящий геройский поступок, ведь он не любил мелодичные песни.

Я люблю и ненавижу это одновременно...

Я запела в полный голос и заплакала, захлёбываясь слезами.

Наконец зазвучала другая песня.

Более старая, больше во вкусе отца.

Я встала со стула. Моё тело словно больше не принадлежало мне, оно превратилось в туловище сломанной куклы, с изломанными руками и ногами, с причудливо растопыренными пальцами.

Холодный кафельный пол под ногами скользил, и я проехалась по нему из одного конца кухни в другой.

Руки поднимались и падали, ладони мучали лицо, плечи сгибались, спина горбилась.

Я танцевала, и слёзы, продолжавшие течь из моих закрытых глаз, закатывались в рот.

К тому моменту, когда с работы вернулись родители, я уже была пьяна слезами.

* * *

Олли быстро заплела мои волосы обратно в длинную косу. Я оттирала краску с ладоней и других заметных мест.

— Хотя у всех лица скрыты масками, уверена, что вы разбили сегодня немало сердец, миледи! — восхищённо и чересчур возбуждённо щебетала Олли. Видимо, кубок с будаем не миновал её.

Моей целью вовсе не было разбивание сердец гостей. Устроенное шоу стало для меня своего рода терапией. На время танца я смогла перестать быть Ассой Уайтхиллой. Я была свободна. Я проживала ту жизнь, что была у меня до Четырёх Земель. Всю ту жизнь — со всеми потерями, болью и горько-сладкими эмоциями. Моё падение с помоста в финале — это попадание сюда, в этот измучивший меня мир.

Я любила музыку, я любила танцы.

Я всегда находила выход своим чувствам через них.

Алое платье и маска вновь оказались на мне, мы с Олли в контрольный раз осмотрели меня со всех сторон, и я, глубоко вздохнув через нос в попытке успокоить сердце, вернулась обратно к гостям.

— Он женится на мне, я точно знаю, — услышала я уверенный голос, принадлежавший молодой женщине.

Я осторожно выглянула из-за колонны: миниатюрная дама в роскошном южном наряде глубокого пурпурного цвета и в маске, расшитой серебряными нитями, разговаривала со своей менее эффектной товаркой. Из-под тюрбана на её маску падали золотистые локоны, а петли, державшие пышные рукава на месте, были украшены рыжеватыми камнями. Она вся светилась богатством и, не удивлюсь, красотой, сейчас спрятанной под маской.

— Почему вы так думаете, миледи? У него много фавориток, — покачала головой собеседница красотки. — К тому же, он с некоторых пор перестал принимать у себя женщин, — её голос стал едва различим, и мне пришлось напрячь слух, чтобы лучше разобрать её слова.

— Скажем так, я не просто какая-то фаворитка. На моей стороне деньги и красота. И я знаю, как ему запомниться, — таинственно протянула уверенная в себе особа.

Интересно, о ком они говорят? Наверное, о каком-то вельможе.

Хотя слово, использованное леди, ближе всего было к термину "фаворитка"; это могло значить, что речь шла о самом короле. А что, почему бы и нет: ему уже было достаточно лет, чтобы отсутствие брака и детей начало представлять угрозу для государства.

И да, этот разговор послужил ещё одним поводом не обращать внимание на взгляды, слова или искры их южного величества. У него много фавориток. Возможно, если бы не моё особенное положение при дворе и важность лорда Уайтхилла для Южных Земель, мне могли бы предложить стать одной из них. Дело-то житейское.

С самым равнодушным видом (на некоторое время я забыла, что была вообще-то в маске) я прошла мимо сплетниц и направилась к одному из официантов.

После моих танцев и выпитого будая гостям самим захотелось плясать. Музыканты играли бодро, от души, и почти с десяток пар выстроились у помоста, чтобы приступить к танцам: дамы изящно приседали, мужчины кланялись, а я ухмылялась про себя, подумав, что до того момента, когда местные позволят себе такие же движения, какие недавно позволила себе я, должно пройти ещё немало времени.

Официант принёс мне кубок со свежевыжатым соком апельсина. Я отпила и почувствовала, как ко мне возвращаются силы.

— Они готовят новую атаку. Это очевидно. Западному королю осталось жить не так много, и он будет делать всё, чтобы уйти в историю с высоко поднятой головой, — тихо говорил кто-то.

— Он уже вошёл в неё, уничтожив крепость Солнца.

Оба участника разговора выругались, забросав правителя Запада проклятиями.

— Сейчас никто таких ошибок больше не совершит. Магия уже дала свой ответ на эту трагедию.

Сделав мысленную отметку узнать про крепость, названную в честь целой планеты, я допила сок и отдала кубок обратно.

Тело ныло от физических усилий и резких движений, и я с огромным удовольствием ушла бы в покои, где сначала бы помылась, а потом легла под прохладное одеяло, чтобы дать мышцам отдохнуть. Но нужно было продолжать шоу.

Я вздохнула, натянула на губы улыбку и продолжила свой путь.

В конце концов, вечер определённо проходит успешно. Глупо бросать дело на половине пути.

* * *

После окончания вечера нас ждал маленький концерт от Олли и Лолы. Они, выпив немало, пели разухабистые северные песни. Местные слуги быстро убрались во внутреннем дворе и стыдливо испарились, видимо, не желая становиться свидетелями результатов неумеренных возлияний гордых северянок.

Лорд Уайтхилл подпёр подбородок кулаком и внимательно слушал, слепо глядя куда-то сквозь стены, а я следила за огоньком на свече. Я ощущала пустоту в груди. Вечер, к которому я столько времени готовилась и на который я потратила столько сил, завершился. Что делать дальше, я не представляла. Сердце словно затаилось, и тревога тихо грызла его.

Я отчего-то отчётливо помню, что происходило со мной после того, как поняла, что лорда Уайтхилла больше не было.

Я помню, что не заплакала, а только тонким голосом спросила:

— Убили?

Я не верила. Нет. Нет, лорд Уайтхилл не мог умереть, он не мог оставить меня одну.

Глупости, это просто чья-то шутка. Я его видела накануне, он только ведь вернулся, помню его уставшее лицо, покрытое сеткой морщин, и добрые искорки в тёплых карих глазах. Я помню, как он покусывал губы и крутил пальцы, как обдумывал сплетни и слухи, услышанные на вечере.

Он не мог погибнуть.

Внутренний двор был грязным, в разводах крови. Со второго этажа стражники несли на носилках тело, завёрнутое в цветастую простыню. Олли обнимала меня за плечи, а я просто стояла и смотрела на них.

Он умер.

Умер. Умер. Умер.

Я осталась одна. Мне никогда не вернуться домой.

От неосторожности стражник поскользнулся, и из-под простыни показалась бледная сморщенная временем рука в кольцах.

Я упала на колени.

* * *

Вместе с телом лорда Уайтхилла посольский дом покинули и мы с Олли. С собой она взяла только шкатулку с драгоценностями и белого кота.

Кто-то решил, что пока убийца не пойман, мне небезопасно находиться в городе.

Нас привезли в форт.

Я с трудом вышла из кареты, в полусне шла следом за фигурой Олли.

Затем была какая-то слабо освещённая комната. Олли попыталась меня было помыть, но я просто разом завалилась на кровать и закрылась с головой простыней.

Весь день, не вылезая из комнаты, я то плакала, то молчала. Ударенный живот болел, и на боку расплылся уродливый синий синяк. Ранка на губе саднила.

Он был единственным близким мне человеком здесь. Милый дедушка, с которым можно поговорить и попросить у него мудрого совета.

Мы могли сидеть часами, обсуждая книги, язык и жизнь. Свечи мягко освещали уютный кабинет, а где-то снаружи злобный ветер носился по гладким ледяным холмам. А нам — тепло. А нам ветер нестрашен.

Я дрожала, мне было холодно, Олли разжигала печку всё сильнее и сильнее, но холод не уходил.

Кто-то принёс капли, но меня замутило от их травяного запаха. Запаха страха.

Я вспоминала нашу свадьбу.

Я улыбалась искренне, не скрывая улыбки, потому что понимала, что теперь я в относительной безопасности и что, вдруг, ну мало ли, наступит день, когда всё останется позади и я вернусь домой.

Тогда я стала леди Ассой Уайтхилл, леди Белых Холмов... Но кто это теперь?

Мне было страшно. Та самая безопасность, недостижимая для девушки в этом страшном мире без удачного замужества, испарилась, от неё не осталось и следа.

Я вновь была одна, на берегу, перед огромной волной, которая вот-вот и смоет меня.

— Миледи, — вскрикнула Олли, — миледи, к вам их высочество леди Айгюн!

Я сползла с кровати, Олли набросила мне на плечи какой-то халат, и я вышла в коридор.

— Примите мои соболезнования, миледи… Юг сделает всё, чтобы найти и наказать преступника. Он ранен, и наши стражники говорят, что он слабеет с каждым часом, всё медленнее скрываясь от них.

Я кивала, говорила спасибо.

На следующий, как мне показалось, день привезли все мои вещи.

— Смотрите, миледи, какую вуаль подарила леди Айгюн! — Олли держала на руках плотную ткань с дырочками ярко-красного цвета. — На Юге её носят вдовы.

Я отвернулась от Олли, предпочитая вместо неё наблюдать за игравшим с тенью котиком.

Принесли еду и графин вина. От вида еды и её запаха подурнело.

Я вскочила с кровати и залпом, под охи и ахи Олли, выпила графин до дна, заталкивая дурноту обратно.

Башка крутилась от выпитого, пьяные слёзы на щеках закатывались обратно в глаза.

Преступник был найден на следующий день. На третий день меня позвали в главный зал.

Олли, наконец заставившая меня привести себя в порядок, нарядила свою госпожу в старое плотное северное платье, которое я прежде носила с трубой, приладила на голову венец. Правда, вместо трубы сверху она набросила южную вуаль.

За ней я будто оказалась спрятанной от всего мира.

До зала меня проводил стражник.

Все присутствовавшие стояли молча, восточные вельможи отвесили мне особенно глубокий поклон. Меня довели почти до трона, где сидел король, сжимавший и разжимавший кулаки. Я внутренне порадовалась, что скрыта вуалью.

— Миледи, весь Юг скорбит вместе с вами. Ваш покойный супруг многое сделал для улучшения отношений между нашей страной и Севером, поэтому для нас было делом чести найти преступника.

Я чуть присела, и стражник отвёл меня в сторону.

— Введите предателя.

Я тряхнула головой в непонимании и попыталась что-то увидеть за вуалью.

Преступник с трудом шёл, гремя цепями. Он всё ещё был в чёрном, а его плечо было замотано окровавленной тряпкой.

С громким грохотом он упал у тронного возвышения.

— Предатель Кын, согласившийся за деньги Запада убить северного посла. Твоя семья позорно бежала, оставив тебя позади. Тебе и отвечать перед Севером за смерть его человека.

Я не смогла сдержать шока:

— Кын?..

Как же так? Ведь он и Зихер были моими друзьями! А как их дед дружил с лордом Уайтхиллом, как же так могло выйти, как же…

Знали ли они о планах Кына, были ли заодно с ним? Ведь они отказались явиться на вечер, значит... Значит, знали, может, и не с самого начала, но знали. Знали и ничего не сказали.

Горечь пропитала всё горло, и мне стало тяжело дышать. Хотелось сорвать с лица вуаль и спрятаться куда-нибудь, где-нибудь скрыться ото всех.

Разом я потеряла сразу нескольких людей, с которыми смогла завести здесь отношения.

Зал шумел, заволновался, Кын загремел железом, упрямо смотря мимо меня, мимо короля, куда-то далеко в пространство.

Король спустился и наклонился над преступником.

— Если бы ты только убил посла, я мог бы просто отдать тебя Северу, Кын, — он говорил совсем негромко, но несмотря на вуаль и многочисленные голоса в зале, я смогла расслышать его. — Но ты ударил леди Ассу.

Он поднял свои ладони и заключил в них лицо Кына.

Тот заорал от боли.

Я закрыла рот руками. Из-под рук короля вырвалось пламя, и Кын упал на пол с обожжённым кроваво-красным лицом.

Запахло настолько отвратительно, что я закашлялась и отшатнулась. Больше я не могла находиться в этом зале.

Я быстрым шагом, подгоняемая криками и гамом, покинула его.

* * *

Я не понимала, что мне делать. Вернуться на Север? Но с учётом моего невнятного происхождения и шаткого положения молодой вдовы я рисковала оказаться в новом браке, только уже не в таком спокойном, безопасном и комфортном, как с лордом Уайтхиллом. Мои шансы окончить свою жизнь из-за мелких интриг желавших захватить шахту с эфлатуном были также достаточно значительны, чтобы вызывать чувство гниющего страха в районе живота.

Дни шли, мы с Олли продолжали оставаться полностью отрезанными от внешнего мира, а новости всё не приходили.

Я не до конца понимала смену времён года на Юге; видимо, наступила летняя пора. Даже в саду форта, несмотря на стены, дул обжигающий ветер, кусавший за щёки и нос: будто вместо улицы ты заходил в разогретую сауну, в которую зачем-то поставили мощные вентиляторы. Стоило только выйти наружу, как тело сразу покрывалось испариной, а пот принимался уныло течь по спине тонкими струйками.

Я не привыкла к таким температурам при отсутствии климат-контроля, поэтому почти не выходила, предпочитая либо сидеть в своих покоях, либо иногда добираться до специального помещения недалеко от них: благодаря расположению окон и стен, выходивших в тенистую часть форта, маленьким, но многочисленным фонтанчикам и плошкам со льдом (откуда его привозили, я не понимала) в этом зале всегда было прохладно и относительно свежо. Первое время меня напрягали отдельные вельможи, находившие там приют, но слабость и постоянная дурнота победили над нежеланием видеть других людей. Я полулежала на шёлковой кушетке в углу, рядом с журчащим фонтаном в виде плюющейся водой рыбы, и читала что-нибудь не слишком сложное. Время от времени, когда никого, кроме меня и Олли, обычно составлявшей мне компанию, не было, я аккуратно снимала ленты, державшие на ступнях подштанники, и закатывала рукава с тем, чтобы обтереть разгорячённую кожу на ногах и руках водой из фонтана. Очень хотелось стянуть платье, а кальсоны укоротить до шортиков, но увы и ах.

У себя в комнате, едва освещённой, целиком каменной и полупустой, я могла раздеться до исподнего и хоть целиком обливаться водой. Но в ней было слишком душно и не хватало фонтанчика.

Олли мучилась больше меня: всю жизнь прожившая на Севере, она ни разу не сталкивалась с такой жарой в принципе. Её лицо перманентно блестело от пота, а подмышки привычных северных платьев с узкими рукавами, живот и спина вопиюще темнели. Она тяжело дышала и с трудом передвигала ногами.

Белый кот, взятый из посольского особняка, лежал как шкурка на полу в самом тёмном углу и иногда поднимал жалобные сонные глаза.

У меня усилились головные боли и периодически закладывало уши. Одним особенно удушающим утром я проснулась с окровавленным носом: из левой ноздри ночью потекла кровь. Олли было совсем худо; я подозревала, что дело в перепадах давления, не только в духоте, и оставила её лежать на моей кровати. Она свернулась калачиком и закрыла воспалённые глаза.

Я кое-как завязала в узел на макушке ставшие уже слишком длинными волосы, натянула на себя самое простое и тонкое платье из имевшихся, спрятала под юбку на всякий случай (всё же запирать полубессознательную Олли не хотелось) мешочек с ценностями и решительно взяла в руки глубокое блюдо, в котором слуги принесли сочные мандарины. Часть из них я переложила, а часть оставила. У меня в голове созрел план.

За исключением традиционных двух стражников, ошивавшихся всегда поблизости от моих покоев, никто по дороге не попался.

К счастью, в прохладном зале также было пусто. Я подошла к каменной вазе в центре комнаты, где лежала целая горка льдышек — настоящее чудо.

Холод иголками вонзился в пальцы, но я упорно хватала один кусок льда за другим и раскладывала их вокруг мандаринов.

Наконец, льда было достаточно.

Я выдохнула и провела мокрыми ледяными ладонями по лицу. На мгновение моё дыхание перехватило, но боль успокоилась и наступило облегчение; я взяла один из верхних кусочков, уже начавших активно таять, и аккуратно, без спешки, провела им по задней части шеи, прямо под линией роста волос. Ледяная вода побежала по коже, нырнула вниз, под ворот платья, и я изогнула спину, поморщившись. Вода смешалась с потом, и липкость, особенно раздражавшая меня, немного отступила.

Я глубоко вздохнула, втянув воздух немного саднившим ещё носом, и протащила лёд по открытым частям плеч.

— Ой… — протянула я, выпустив со свистом воздух сквозь сжатые зубы.

Так, пора завязывать.

Ещё жмурясь от холода, я бросила льдышку обратно в вазу и быстро встала, взяв в руки блюдо с мандаринами.

— Что за… — вырвалось почти-что-ругательство из моих уст.

Сзади (и как он так тихо смог пройти такое значительное расстояние от двери до центра зала?..), в паре метров, стоял король. Я не видела его с того самого дня, когда в зал ввели Кына и он сжёг ему лицо. От неожиданности я дёрнулась, и несколько льдышек с громким хрустом упало на пол, разбившись на мелкие осколки, а за ним последовал один из мандаринов. К счастью, я удержала баланс и не выронила всё содержимое блюда.

На автомате он быстро согнулся и подобрал мандарин, как раз подкатившийся ему почти под ноги.

Я собралась было что-то произнести, но замерла, проглотив слова.

Мандарин, который король держал в руке, сморщился, почернел и задымился.

Я с глуповатым удивлением приблизилась к нему, будто к витражу с диковинками в старомодном музее.

— Вы пожарили мандарин? — мой голос выдавал меня с головой. Пожалуй, тут не цирк и не шоу с фокусами, так что я тут же смягчила тон: — Ваше величество.

Он молча вернул сморщившийся фрукт в блюдо, которое я столь любезно приблизила к нему, но ни разу, пока делал это, не отвёл глаза от моей шеи.

Я отступила на шаг назад. Мне не понравился его взгляд. Он был лишён привычной улыбки или какой-то особенной, туманной внимательности. Пожалуй, моя шея была чересчур открыта, а ткань платья местами слишком мокрая и — нельзя исключать — просвечивающая. Очень и очень опасное положение, в котором я оказалась крайне не вовремя. Мы в первый раз оказались вдвоём в одном безлюдном помещении; прежде вокруг всегда был ещё кто-то. Мне нужно было немедленно вернуться к Олли, пока лёд не растаял, а не пытаться остужать короля.

Точно, лёд.

— Это лёд для моей служанки, ей плохо от жары. Надеюсь, что это не против правил, — я осторожно присела. — Рада была повидаться, ваше величество.

Я обошла его и засеменила к выходу.

— Я всё ещё привыкаю к этому, — послышалось из-за моей спины. Я остановилась, на мгновение зажмурившись и лихорадочно думая, как выкрутиться из сложившейся ситуации. — Огонь для меня стал настолько естественным, что теперь я учусь контролю над ним, а не его вызову.

Я сжала в руках блюдо и опустила взгляд на сожжённый мандарин. Тянуло прилечь и выпить. Или наоборот.

Прежде я была женой северного посла, а не одинокой вдовой, оторванной от мира, запертой в форте и фактически полностью находящейся под контролем южного хозяина.

— Асса, это твоя вина, — я вздрогнула от того, что его шёпот прозвучал слишком близко у моего уха. Он использовал намного более личное обращение, чем должен был. Всё внутри меня похолодело.

Ты ударил леди Ассу.

Наверное, на каком-то подсознательном уровне я ожидала продолжения — и продолжения не менее личного, чем панибратское обращение ко мне по имени. Поэтому я сдержала дрожь, когда горячие пальцы короля коснулись моей ещё влажной охлаждённой кожи; он едва ощутимо, на короткое мгновение задержал их на основании шеи. Тут моя сила воли дала слабину, и я повернула голову как раз, чтобы увидеть, как он приложил пальцы к своим губам, словно бы целуя их вместо моей несчастной и очевидно покрывшейся сейчас красными пятнами шеи.

Бежать. Бежать. Бежать.

Я округлила глаза, издала какой-то невнятный и неразборчивый звук и сорвалась с места.

Меня охватил животный ужас, и я совершенно перестала контролировать себя. Сердце стучало где-то в горле, и всему телу было и жарко, и холодно одновременно. С блюда на пол вновь упали куски льда и даже пара фруктов, но остановить моё жалкое бегство это не могло.

Кажется, нормально я вздохнула уже только в своих покоях, закрыв за собой дверь и прижавшись затылком к дереву.

Что же изменилось, что вместо аккуратной и тактичной нежности, что пропитывала его слова даже во время наших споров, он стал демонстрировать что-то совсем за гранью по меркам средневекового мышления? Для его раскрепощения лорду Уайтхиллу нужно было сойти с дистанции? Так, что ли?

Неужели он не просто симпатизирует мне как женщине, как я иногда думала, пытаясь отвлечься от своих обычных переживаний?

— Это вы, миледи? — слабый голос Олли с кровати отвлёк меня от истерических умозаключений. Я мысленно ударила себя по щекам. Пора прийти в себя и помочь Олли. А потом уже можно приступить к самоедству.

Из охлаждённых мандаринов я выдавила сок. Все руки были безумно липкими и жёлтыми, но после свежего напитка Олли ожила. Она начала чуть улыбаться и тоже умылась льдом, а потом заснула спокойным сном.

Я села на низкий стул с высокой резной спинкой, на котором обычно сидела в моменты, когда лежать просто не было сил. На душе клубилась тяжесть. Глаза неотрывно смотрели на чёрный сгоревший плод, так и оставшийся лежать в блюде.

Процесс выбора нового посла на вече наверняка затянется, и все успехи лорда Уайтхилла окажутся пеплом. К тому же, нет никаких гарантий, что эта трагедия не вызовет у Севера недоверие к Югу: вдруг это южане отравили его?

И моё место в этой новой реальности было совершенно непонятным. Меня до сих пор не вызвали обратно, что можно было бы объяснить трудностями с корреспонденцией, но с другой стороны, может, мне самой нужно было понять, что пора возвращаться домой?

Всё же послом здесь я быть не могу, очевидно, послом южане всё же выбрали лорда Уайтхилла…

Страшная догадка пронзила меня насквозь и ударила в самое сердце.

Передо мной пролетели все встречи с королем, от самых ранних до последней, только что произошедшей и оттого особенно болезненно осязаемой.

Моя вина, что король теперь вызывает огонь с полпинка и даже не всегда его контролирует. Моя вина!

Моя хренова всратая вина!

Голова закружилась, словно я выпила залпом пару бокалов шампанского подряд, но закружилась не по-праздничному, а горько, как если бы я хлестала бы шампанское прямо из горла бутылки, будучи чем-то глубоко расстроенной.

Конечно, это всё объясняет! Это объясняет, почему Юг настаивал на том, чтобы послом был назначен именно Уайтхилл, а не кто-то более родовитый или богатый.

Король был на вече тогда, он сам мне про это сказал когда-то на охоте! И он ещё там мог почувствовать изменения в магии. Мы виделись с ним на балу и у покоев убитого северного короля, потом уже тут, на Юге, и каждый раз так или иначе дело заканчивалось летевшими от его рук искрами или чем-то схожим.

Вот в чём дело!

Тогда он действительно мог и влюбиться, только не в меня вовсе, а во власть над магией, что, по его мнению, я ему дарую!

Как я справлюсь с любовью к власти? Ещё никому никогда не удавалось победить в этой борьбе.

Но что…

Я помотала головой.

Надо понять, что делает меня уникальной и заставляет его силу становиться мощнее. Дело во мне именно или в чём-то другом.

Я ставила не на себя. Да, я чудом перенеслась из своего мира сюда, очнулась в какой-то шахте, но это не делало меня автоматом уникальной или особенной. Я всегда была обычной.

Может, мои дни в шахте, рядом с магическим эфлатуном, сделали меня проводником огненной стихии? Эдаким усилителем?

Я опустила затёкшие руки на колени и локтём задела висевший на поясе мешок с драгоценностями.

Явно же обычного семейного перстня Уайтхиллов было недостаточно, чтобы так значительно повлиять на способности венценосного южанина. Нет, дело точно не в кольце.

Живот призывно заурчал, и я поморщилась. Я прекрасно понимала, что со мной происходит то же самое, что было уже дважды в моей жизни: в первый раз — когда началась большая война, во второй раз — когда я только попала в этот мир и поняла, что вернуться назад не так-то просто.

Я не могла есть.

У еды пропал вкус, даже пряная пища южан казалась мне безвкусной, а самое мягкое мясо — резиновым. Умом я осознавала, что питаться мне необходимо, всё же для моего организма требовались витамины, белки, углеводы. Но я полностью утратила интерес к питанию: из приятного времяпрепровождения и редкого удовольствия оно превратилось в скучный долг.

Наверное, стоило перекусить чем-нибудь, чтобы не упасть в голодный обморок.

Слугу, стоявшего снаружи, я попросила принести немного хлеба и сыра; где-то через час мою просьбу исполнили, и я, глотая с видимым трудом, прожевала пару маленьких бутербродов, запив их огромным количеством сока. Даже такой небольшой приём пищи дался мне непросто, и прожёвывание каждого кусочка занимало у меня бесконечное время, но я справилась с этой задачей, похвалив себя за собранность и здравомыслие.

Перед сном я трогала свою шею там, где её коснулись пальцы короля. Их тяжесть всё ещё ощущалась на моей коже, но я тряхнула головой, отгоняя наваждение.

* * *

Я шла с трудом: ноги подкашивались, и спазмом сжало участок чуть ниже правого бедра. Стражники, слуги, вельможи — десятки и десятки людей в тюрбанах и чалмах самых разных оттенков кланились мне.

Вдовья вуаль прятала моё лицо от их взглядов, но не от их свистящего шёпота. Я не могла разобрать, что именно они говорили, но различала тональность — осуждение, любопытство, сомнение, интерес.

За мной маршировали два стражника, вооружённые кривыми саблями, а впереди шагал высокий сановник в роскошной тунике; я хотела взять с собой Олли, но он не разрешил.

— Вас желает видеть король, — ответил он на мои слабые возмущения. — Только вас.

Ничего хорошего такая формулировка не предвещала.

Пока вельможа терпеливо стоял за дверью, Олли быстро переодела меня в синее платье, которое некрасиво повисло складками вокруг груди и талии: я потеряла вес, и одежда болталась на мне как мешок. Волосы она убрала в простую косу. Весь мой вид был исключительно жалким, я видела отражение этого в глазах северянки.

Я не понимала, что именно хотел король.

По правде говоря, я боялась даже думать о его желаниях...

Может, меня возвращают на Север?

Никогда не предполагала, что перспектива вернуться в холодные снежные Северные Земли будет вызывать у меня столько воодушевления.

Вельможа поднялся по лестнице и повернул в очередной коридор, короткий и завершавшийся на этот раз тупиком: в жизни бы не предположила, что такая простецкая дверь без резьбы и украшений может вести в королевские комнаты.

Стражники распахнули дверь, и вельможа исчез внутри; спустя пару минут, показавшихся мне настоящей вечностью, он вышел.

На негнущихся ногах я переступила порог, чуть пошатываясь.

Это была полукруглая комната с куполообразным потолком. Светлые стены были расписаны обманками, на удивление отличного качества: белые колонны, увитые плющом, райские птички, кружащиеся над цветущими кустами и деревьями, усыпанными плодами. Частично стены закрывали несколько больших книжных шкафов. У балконной двери стоял деревянный стол, за которым сидел король, тут же поднявшийся на ноги при моём появлении.

Он был без привычного тюрбана на голове и в простой тунике, но на кожаном поясе всё равно висел длинный кинжал в позолоченных ножнах.

— Леди Асса, — он отчего-то остался на своём месте и не делал попыток обойти стол и приблизиться ко мне.

Это могло означать как моё спасение, так и мою погибель.

— Ваше величество, — я едва смогла присесть, не упав.

В помещении не было ни одного стула. И это несмотря на то, что местные порядки казались довольно демократичными.

В груди раздулся острый ледяной шар, который заполнил всю меня и колол внутренние органы, особенно лёгкие и сердце. В ушах слегка звенело.

Я опустила глаза на пол, не в силах смотреть на южного правителя.

Пол, чёрно-белый, затрясся и стал необычайно чётким; я видела каждую трещинку на плитках, каждую неровность.

— Леди Асса, — я слышала его голос словно через туман. Звук был вязким, глухим, я слышала его, но не понимала, и пришлось приложить океан усилий, чтобы перебороть этот туман.

— Миледи, вы остались одни, — "ты" испарилось, никакого личного обращения. Что такое? Что случилось? Неужели мне всё просто показалось?.. — Кын может оказаться не последним убийцей, подосланным западниками.

Я тряхнула головой, чувствуя, как острый шар лезет прямиком в горло. Знакомое проклятое имя ударило в висок как пуля, и я очнулась.

Я прекрасно понимала, о чём говорил король, хотя смысла в нападении на меня не видела. Лорда Уайтхилла больше нет, посол будет новый, если вообще будет, зачем я нужна Западу? Король явно не стал бы рассказывать направо и налево, что я ему дарую некий мифический контроль над…

Меня затрясло от осознания.

— Я вижу только один выход, и я уже написал о нём. Это письмо отправилось на Север вместе с телом Уайтхилла и Кыном в клетке. Я женюсь на северянке, потерявший мужа из-за вероломства Запада. Политический ход, который, уверен, вече оценит. Союз, который выглядит не союзом, а делом чести. Хотя всё равно это покажет и Северу, и Западу, что с Югом играть нельзя.

Конечно, это будет чётким сигналом Северу, что пора выбирать правильную сторону, и Западу, что Юг разгадал его намерения рассорить две земли.

Я подняла голову, вуаль защекотала подбородок.

Страх, охвативший всё моё существо, словно гигантский луч осветил мне путь. Путь непростой, непрямой и опасный. Но путь, впереди которого мог быть дом.

Сейчас я осталась одна, и что мне делать, я всё ещё не понимала. Это жестокий мир, где я была какой-то вещью, которой можно крутить, как только хочется, вещью, которая не принадлежит себе или тому, кому она хочет принадлежать. Наверное, это нормально, и дома ещё не до конца женщины стали ровней мужчинам, а уж тут…

Мне нужно было выжить. Любой ценой. Ибо надежда, что смерть поведёт за собой возвращение в мой мир, была слишком призрачна.

— Не будет ли мне безопаснее жить на Севере? — я схватилась за тонкую соломинку.

— Не будет, — его тон резко помрачнел. — Западники приказали предателю убить северного посла, и он клялся, что на вас приказ не распространялся. Но мы не знаем, что именно они знают о вас, миледи.

Я поняла его намёк. Они не знают, знает ли Запад, что я — живой макгаффин, усиливающий способности южного короля. И не знают, по всей вероятности, в курсе ли Север.

Я отвернулась от окна и отошла к шкафу, повернувшись спиной к королю. Возможно, это было не самым стратегически правильным решением, но сейчас мне требовалось уединение.

Путь был тернист, но страх подгонял меня вперёд.

Если я стану королевой, то меня будут оберегать, прятать, делать всё, чтобы спасти, а я буду ждать и верить, что вновь увижу тот особый свет, услышу тишину и очнусь от этого липкого затянувшегося кошмара. Буду ждать и старательно изображать из себя жену. Буду целовать его и давать ему целовать меня.

Эта мысль вызвала неоднозначные чувства. Он молод, хорош собой, влиятелен и силён. В общем, мечта многих. И в отличие от него он разглядел во мне девушку. Это, зачем скрывать, льстило. Однако он был королём, владел агрессивной магией огня и, по всей вероятности, не отличался добротой и мягкостью характера.

Я не могла быть уверена, что смогу с ним управиться.

И да, сама идея унизительна. Я будто бы продавала себя в обмен на безопасность от всех, кроме него. Это отвратительно. Это эгоистично. Это дико и ненормально. Я, девушка, потратившая столько времени на воздыхания по парню, который активно её френдзонил, готова спать с левым по сути-то мужиком. Как всё изменилось, что я оказалась в таком положении?..

Но моя семья меня точно простит. Когда я вернусь, а я вернусь, обязательно вернусь, они услышат всё, всю правду, обнимут меня, сестра, может, назовёт меня в процессе "маленькой сучкой", но они все меня простят. Мнение остальных не имело значение. Включая моё собственное мнение о самой себе.

— Хорошо, я всё поняла, — высоким тоном произнесла наконец я, — я всё поняла, ваше величество, — я медленно пошла к двери, питая призрачные иллюзии, что он за мной не последует.

Впрочем, он действительно не стал идти следом.

Помолвка была объявлена по местным традициям очень быстро: на Юге воины часто женились на вдовах своих соратников, чтобы их дети не оставались в нищете. Северные традиции долгого траура никто в расчёт не принимал.

Об этом мне сообщила Олли. Сама я из принципа не выходила из комнаты.

— Я торгую пушками и снабжаю вас оружием в виде слов, — напевала я, сидя на кровати.

Я пыталась набросать план действий.

Итак, я выхожу замуж за стрёмного короля, который может сжечь лицо своему врагу, вызвав огонь из ладоней. И этот самый король уверен, что контроль над огнём дарую именно я.

Что это за человек? Он явно не из добряков, хороших парней, рубах-парней. Он другого типа, мне категорически несимпатичного. В моём мире он бы владел какой-нибудь корпораций и заказывал бы своих конкурентов или стал бы военным диктатором.

Что было с Анной Болейн, которую неистово полюбил Генрих VIII? Она лишилась головы. Что мне нужно делать, чтобы не повторить её судьбу? Как можно сильнее привязать его к себе, разобраться, с чего он решил, что его магия становится при мне сильнее, и использовать это.

Какая же я... Какая неправильная.

Но вдруг он жесток? Даже в личной жизни? Если он будет меня бить? Делать больно? Как тогда мне жить?

Сбежать? Куда бежать? Наверное, на Восток, а затем — в иные земли. А, может, вернуться в замок Уайтхилла и затаиться там? Но в любом случае нужно подготовиться к побегу, на это потребуется время, а значит, что некоторый период мне придётся быть с ним парой.

Придётся быть королевой.

Королевой!!!

Я — королева!

Я вслух выматерилась. Стало чуточку легче.

В один день ко мне в комнату завалились человек десять, заполонив собой всё помещение. Это были особые "сопровождающие" и служанки. Последние помогли Олли собрать вещи, первые — отнести их в моё новое пристанище, покои невесты и будущей жены Его Величества. Меня вывели, держа над головой балахон, скрывающий от всех, кто мог бы попасться по пути. Южная традиция прятать невесту перед свадьбой.

Это "жилище" было как-то особенно прекрасно, но не обжито: чувствовалось, что здесь давно никто не жил. Балкон был заперт на железный замок. Стены покрывали разноцветные плитки; кровать, огромная, с шёлковым бельём, возвышалась резными столбиками до тёмного потолка, а кованые сундуки для одежды потрясали тонкой росписью. Камин, тяжёлый, массивный, освещал пламенем почти всю комнату. У стены разместились низкий комод с подсвечниками и широкий диван с деревянным изголовьем, закиданный яркими подушками.

Книжная полка, нагруженная полезными для леди книгами по домоводству и воспитанию детей, стояла рядом с изящным письменным столиком, на котором разместились чернильницы, коробочки и стаканчики с перьями. Я перевернула блестящую печатку с плюсообразным символом Юга. В письменном наборе был ножик, который я сразу приметила и сказала себе прятать каждую ночь под подушку.

Служанка раскрыла сундуки. В них лежали платья, рубашки, шали, чалмы и красивые сапожки. Всё добротное, красивое, с вышивкой, сшитое одновременно вроде и на северный, и на южный манер.

— Содержимое сундуков лично отбирала леди Айгюн, — самодовольно заметила пухленькая служанка.

Я потеряла слабый интерес к сундукам и подошла к высоченному напольному зеркалу. Бледное, даже зеленоватое печальное отражение не порадовало меня, но я почти вплотную встала у него и жадно рассматривала себя, подмечая, насколько огромны стали привычные мешки под глазами и как истончился нос.

Хороша будущая королева Юга.

Мысль о титуле вызвала у меня нервный смех.

Я ущипнула себя за щёки в попытках вернуть им хоть какой-то цвет.

Все слуги почтительно поклонились и покинули покои.

Санни, жёлтенькая милая девчушка, затянула на мне южный корсет, приподнимая грудь, и набросила на плечи расшитый золотом халат. Вдруг она замерла, поклонилась кому-то за моей спиной и тут же исчезла, хлопнув дверью.

Я разглядывала книжную полку, покручивая пальцы.

— Леди Асса, — голос южного короля звучал немного напряжённо.

Я закрыла на мгновение глаза, собираясь с силами, подавила в себе чувство гадливости и презрение к собственному эгоизму, попыталась вспомнить, как выглядят мои родные, вздохнула и повернулась к вошедшему лицом. Мне нужно как-то выжить, будет лучше, если я не буду постоянно раздражать его.

Он стоял в метре от меня, спрятав руки за спиной. Это было бы даже милым, если отбросить все обстоятельства.

— Хотел посмотреть, как вас устроили, — произнёс он с некоторой осторожностью, удивившей меня.

Эта осторожность придала мне храбрости.

Надо было действовать решительно. Я уже когда-то упустила возможность понять, что чувствует ко мне мой дорогой друг, сейчас я такой ошибки не совершу. Возможно, понимание его истинных мотивов поможет: было необходимо для моего плана знать, насколько сильно влияла его любовь к огню на его отношение ко мне. Что из его редких открытых эмоций вызвано страстью по власти, а что — каким-то иным чувством?

Я подошла к нему, именно подошла, а не отшатнулась. Он явно отметил это: линия челюсти как-то особенно напряглась, а глаза неотрывно смотрели на меня.

Я, взывая ко всему хорошему, что было в этом мире, сократила расстояние между нами до минимального. Я чувствовала на лице его горячее дыхание.

— Асса, — прошептал он.

Заставить себя сделать следующий закономерный шаг первой я не смогла, вся лихая смелость, что до этого момента позволяла мне двигаться вперёд, испарилась. Но мне повезло. Он сдался, наклонился и поцеловал меня.

Поцелуй был нежным и мягким; он прервал его и посмотрел мне в глаза, будто выискивая в них негодование или, наоборот, одобрение; я не оттолкнула его, не убежала, как тогда, в фонтанном дворике, но показывать, что у меня творилось на душе, не собиралась. Он же, со своими расширенными зрачками, был как открытая книга: осознав, что признаков отторжения я не проявляю, он возобновил поцелуй, который становился всё глубже, тяжелее, и мне казалось, будто волна достигла берега и смыла меня с него, потащив за собой, в бушующий океан.

Неужели дело не только в моей силе усиления? Неужели он на своё несчастье умудрился влюбиться в меня?.. Неужели?..

Я подняла руки, опустила их на широкие плечи и обняла его за шею.

От него исходил странный жар, который ощущался даже сквозь ткань. Его руки обвили мою талию и сжали так, что у меня на мгновение перехватило дыхание.

План стал приобретать очертания.

— Асса, — шептал он в перерывах между поцелуями, — Асса, ты скажи... Просто скажи...

Я молчала. Моя голова оставалась холодной, как и мой расчёт.

Он же скатился к обычному, простонародному "ты".

Тишина становилась неприличной.

Он прервался.

— Асса, скажи хоть что-нибудь.

Я молчала.

Он взял моё лицо в большие шершавые ладони. Его глаза были черны, как чистое ночное небо; мне вдруг стало резко горячо. Он едва заметно побледнел.

— Почему ты молчишь?

— Мне нечего сказать, ваше величество, — хорошо, вы победили, я стану вашей женой, но это был только первый раунд. Для моей цели нужна была победа за победой, только и исключительно на моих условиях. Женское чутье мне подсказывало, что вы любите охотиться, ваше величество, — попробуйте поохотиться на меня.

Король дёрнулся и опустил руки, вновь спрятав их за спину. Мои ноги подкашивались, но я удержала себя от покачивания.

— Тебе всегда есть, что сказать.

— Мне всегда было, что сказать, ваше величество. Когда я была свободной женой посла, — мне показалось, что все методично спрятанные в самые укромные уголки души эмоции всё-таки отразились на моём лице. У меня была нормальная спокойная жизнь, которую я проживала в ожидании нового чуда — возвращения домой. У меня теперь отняли даже это. Какой бы расчётливой я не была, боль никуда не девалась. Боль от того, что я всё глубже погружаюсь в чужой мне мир, отдаляясь от себя прежней, от своей настоящей жизни.

— Свободной женой? — переспросил он. В его лицо вернулись краски, а губы растянулись в усмешке. — Хотя ты несомненно права. Лорд Уайтхилл, да обереги его душу магия, позволял тебе многое.

Я, будучи уже одной ногой в глухом отчаянии, присыпанном отвращением к самой себе, удивлённо уставилась на него.

— Твои танцы, — он вернулся к горячему шёпоту и приподнял мой подбородок двумя пальцами, ощущавшимися как две раскалённые кочерги. Я хотела было поморщиться и отмахнуться от него, но его фраза меня остановила.

Танцы?..

— Больше всего в тот момент я хотел скинуть маску, приказать стражникам выгнать всех вон и остаться один на один с тобой. Ты станцевала целую жизнь, и я хотел, чтобы эта жизнь была только моей.

Наконец эти пальцы-кочерги подали сигнал в мой отчаянно зависавший мозг. Я вздрогнула и отлетела от южанина к письменному столу.

Если бы я сама не отправила ему приглашение по указанию лорда Уайтхилла, я бы решила, что он мой сталкер.

А лорда Уайтхилла точно Кын убил?..

— Он не знал про это. И не узнал, — взглотнула я, холодея с каждой секундой. — Ваше величество.

— Ты можешь перестать называть меня ваше величество, моя Асса, это бессмысленно.

— Как вам будет угодно, ваше величество, — ответила я скорее из вредности, чем из-за каких-то продуманных мотивов. Мне всё ещё было страшно, и я видела на горизонте, что вот-вот — и меня захватит паническая атака.

Странно, обычно у меня были вполне определённого характера триггеры.

— Клянусь, — сказал он, не отрывая взгляд от меня, — что в нашу первую ночь ты забудешь про мой титул и назовёшь меня по имени.

Я пожала плечами, слепо глядя мимо него.

Он просто ушёл, оставив меня одну.

Вернулась Олли.

Она принялась раздевать меня. Едва ткань ночной рубашки скользнула по моей коже, я тут же залезла под простыни и заснула без снов, утомлённая донельзя.

Возможно, победа в этой игре достанется для меня слишком дорогой ценой.

* * *

Я стояла напротив зеркала, а вокруг суетились служанки. Они разглаживали ладонями складки роскошного атласного платья, сшитого из кусков ткани четырёх цветов — синего, красного, зелёного и белого. По подолу и на рукавах сияла тонкая вышивка: на синем и белом отрезах серебряными нитями струились волны и облака, а на красным и зелёном — золотом язычки пламени и растения. Волосы распустили, и на голову водрузили тяжёлый венец с мотивами, схожими с вышивкой. Лицо закрыли вуалью, но уже не той, вдовьей, а тонкой и мягкой.

Жёлтые коридоры сменялись такими же жёлтыми неуютными переходами и закончились жёлтой сумрачной улицей. Вдоль пыльных стен стояли солдаты, опирающиеся на копья и щиты, барабанщики, бившие остервенело в барабаны, вельможи, с липким интересом глазеющие на меня, полные недовольства молодые леди и поварята, на секунду вылезшие из жара кухонь.

Стояла оглушительная тишина, раздираемая только ритмичным барабанным боем.

Каждый удар словно приходился по мне, по моим ногам, по животу, по груди, по голове. Почему уже они бьют в барабаны, ведь не казнь же, а свадьба?..

Я шла из последних сил, ощущая нутром свой страх, ужас, свою полную беспомощность перед лицом грядущего. Мои ноги подкашивались, руки тряслись, и я почти задыхалась под вуалью.

Я видела все эти оценивающие взгляды, которые откровенно измеряли мой рост, оглядывали мою фигуру и пытались найти что-то в моём скрытом лице.

Северянка, чужестранка, вдова.

Всё ближе, ещё ближе, шаг за шагом я шла к своей судьбе.

Клянусь, что в нашу первую ночь ты назовёшь меня по имени.

Он силён, он слишком силён и упрям.

Вдруг он будет делать больно, будет мучить?

Сто раз передуманные мысли захватили мою голову. Сердце забилось как дикий зверёк, запертый в клетке, ноги подкосились, и все сложные планы рухнули с оглушительным грохотом.

Мне не хватало воздуха.

Я закашлялась, споткнулась и запуталась в длинном подоле платья. Наверное, это всё-таки казнь. Для меня это была самая настоящая гражданская казнь.

В сопровождении стражника я поднималась по ступенькам на башню, с которой открывался фантастический вид на море. Ветер бил, ревел, вуаль хлестала по лицу.

Наверху стояла всего два человека — король и какой-то мужчина в халате, целиком покрытом плюсами Южных Земель. Король оглянулся на меня и замер. Стражник подвёл меня к нему. Ветер грозился сбить венец, но его закрепили слишком хорошо, и он тянул меня за волосы. Я закрыла глаза.

Паника разгоралась во мне пожаром, сжигая всё, уничтожая всё живое.

У меня закружилась голова.

Неизвестный мужчина и король обменивались какими-то фразами, но я ничего не слышала.

Может, ты успеешь спасти меня, моя судьба? Начнётся неожиданный ураган, или где-нибудь вспыхнет пожар — тогда церемонию хотя бы отложат...

— ... перед лицом четырёх стихий две души станут одной… защитит их магия… священный брак…

Я пыталась хоть что-то разобрать, но стук сердца в ушах, хлопанье вуали и не слишком разборчивый акцент неизвестного мешали мне это сделать.

— Берёте… Асса Уайт… в мужья?

Я испуганно охнула.

Помогите мне...

Я, едва шевеля губами, взмолила о помощи.

Спасите меня...

Я хочу домой... Домой.

Неизвестный что-то сказал, я отупело посмотрела на него. За его плечами море занервничало, заволновалось, забурлило.

Король нащупал мою руку в прорезях вуали и поднял её.

Неизвестный окрутил его и моё запястья жгутами тех же четырёх цветов, что были на моём платье.

- Да соединит вас магия!

Назад пути не было.

Я лежала на спине, глазея на балдахин над головой.

Всё могло бы быть и хуже.

По крайней мере, на свадебном пиру я навыдумывала такие ужасы, что не могла есть и пить. Ни один из этих ужасов не сбылся. Но досвадебные слабые надежды на то, что одержать победу в игре получится без особых жертв, не оправдались. К сожалению, король был действительно очень пылок и серьёзно воспринял задачу по покорению сердца жены.

Сама я была всегда равнодушна к сексу. Возможно, даже чересчур, не по-человечески равнодушна. Я просто не испытывала ни психологической, ни физической потребности в интимной связи, и все попытки понять, что же миллиарды людей находят в этом такого, ради чего стоит драматизировать, сходить с ума и даже убивать, проваливались. От хорошего разговора, красивой мелодии или роскошного вида я получала порой даже больше удовольствия. Пока мои ровесники поливали окружающий мир гормонами и предавались страстям, я сохраняла трезвую голову. Даже свою единственную любовь я слабо могла себе представить в постели со мной, и вовсе не из-за низкой самооценки. Нет, дело было в другом.

Король же… Король был иным. Не имея больше никаких преград, он загорелся изнутри, и по злой иронии судьбы спичкой оказалась, наверное, самая холодная девушка на земле. Каждая реакция моего тела на его прикосновения, ласки и поцелуи, которую я не во всякий момент контролировала, а иногда специально, по жестокому наитию, отпускала в свободное плавание, приводила его в исступление. Он пылал, балансируя каким-то чудом на грани между нежностью и безумием. Причём пылал не только фигурально, но и вполне реально: его кожа была горячей, словно у него поднялся жар.

Я чувствовала, что он на грани, что он болен при полном здоровье, что он пьян без капли вина.

Если для меня моё согласие на близость с ним было лишь отображением абсолютной готовности пойти на многое ради выживания (хотя когда он занёс меня на руках в покои, я боялась, что от страха неизвестности умру), то для него оно значило многое само по себе.

Я видела, что при большом желании и доли расчётливой изворотливости я могла привязать его к себе стальными тросами. Особенно если я сумею разобраться в жгучей смеси раскалённых эмоций, которые он так эффективно прятал до свадьбы.

Я тихо вздохнула. Больше лежать я не могла — осторожно, почти беззвучно слезла с кровати.

Стало холодно, несмотря на всё душноватое тепло в комнате, и я быстро закуталась в халат, заботливо оставленный слугами на видном месте и для королевы, и для короля.

Королевы...

Я отбросила мысль о новом титуле как можно дальше.

Я даже не захотела приближаться к зеркалу, а сразу умылась водой в тазике, намочила тряпочку и протёрла ей ноги.

На столике лежал гребешок, и я не без усилия расчесала свои волосы. От вчерашней причёски не осталось и следа.

После того, как я хоть немного привела себя в порядок, слегка полегчало.

Посто нужно было немного иначе построить стратегию выполнения плана с учётом всех обстоятельств.

Я подошла к полке с книгами. Всё-таки их набор был сугубо узок, одна сплошная глупость для скучной леди, занятой исключительно семьёй. Не без дрожи я прочла название тома, посвящённого деторождению. Может, здесь есть какие-нибудь особые средства? Всё-таки уровень местных повитух не внушал доверия.

Свечи потухли, и нужно было зажечь новые. Но от этого важного дела меня отвлёк шум на кровати.

Я прижала к себе подсвечник и зажмурилась. Так, всё нормально, пережила ночь, переживёшь и день.

Именно такую, ещё взъерошенную и с подсвечником, и увидел меня король, развернув к себе.

Я открыла глаза и наткнулась взглядом на жутковатый шрам на его левом плече.

Свет свечей отражался на его блестящей от пота коже, и уродливая нашлёпка из бугров и впадин особенно выделялась на ней.

Он поцеловал меня, запустив ладонь в распущенные волосы и полностью проигнорировав холод металла подсвечника, которым я прикрылась от него, как щитом.

Раздался громогласный стук в дверь.

Король не обратил на это внимание.

Стук повторился.

Южанин наконец прервал поцелуй и нехотя отстранился. Быстро накинув на себя халат, он подошёл к двери и открыл её.

— Ваше величество…

— Заходите, только быстро, — немного резковато произнёс король, впуская в комнату двух разнополых служителей местного культа.

Я ещё крепче прижала к себе подсвечник и напуганно отступила назад, но они пошли не ко мне, а к кровати.

Они принялись ходить вокруг неё кругами и окуривать её чем-то, пахнувшем маслом, утробно завывая и позвякивая цепями.

Я прикусила губу. Мне эта процедура показалась унизительной. В Белых Холмах лорду на всякий случай пришлось порезать палец, но такого шоу там никто не устраивал.

Видимо, король почувствовал, насколько некомфортно его молодой жене, и он решил исправить это своим собственным способом: подошёл сзади и крепко обнял, поцеловав меня в затылок.

— Всё в порядке, Асса, — тихо шепнул он мне в ухо, согрев его горячим дыханием.

Я криво улыбнулась, хотя он в любом случае не мог видеть моего лица.

А дальше что? Начнут окуривать меня?

Наконец, они закончили с церемониалом и, прежде чем уйти, поклонились:

— Ваше величество и ваше величество.

Я сжала зубы. Что же, теперь я точно королева.

Дверь закрылась, и мы вновь остались вдвоём в одной комнате.

— Каким образом связаны эти действия и моя новая позиция? Ведь южане верят в магию, а не в силу... эээ... масел, — я чувствовала, что дальше король явно захочет не южные традиции и культы обсуждать, и лихорадочно пыталась придумать тему для обсуждения. — Масло — это проводник для неё? — я проворно вывернулась из объятий супруга и с преувеличенным интересом осмотрела ложе. — Это способ пожелать что-то хорошее, да? А если они бы это не сделали, то вся свадебная церемония ничего бы не значила?

Король приблизился ко мне, и я зачастила:

— А это традиционно для всех Земель и всех местных религий? Или это особенность южная? Или королевская? Не помню ничего подобного на Севере, — я почесала подбородок подсвечником, свечи на котором опасно наклонились. Я очень надеялась, что они упадут, разобьются и подарят мне ещё некоторое время без утомительных физических упражнений.

— Последнее, что хотел бы сейчас обсуждать, — это свадебные традиции Севера, — твёрдо произнёс король, малозаметным и ловким движением забрав ношу из моих рук.

— Почему? Они очень интересные и завязаны все на прошениях у духов предков. Лорд Уайтхилл просил перед сыном...

Король с тяжёлым стуком вернул подсвечник на место и повернулся ко мне. Я быстро замолкла.

— Асса, — от меня его отделяла буквально пара шагов, — я очень уважал покойного лорда Уайтхилла, но давай не будем гневить магию и вспоминать его сейчас.

Я смутилась.

— Я... Я не имела в виду ничего плохого. Лорд Уайтхилл и его сын... Мы не были вместе, — просто сказала я.

Зачем сказала? Для чего ему эта информация? Так прозвучало, будто мне важно, чтобы он знал, что лорд Уайтхилл был моим мужем лишь номинально.

— Я... — я не могла смотреть на южанина и схватилась за горло, где забилось как раненая птица сердце. Образ Лолы с ножом в шее встал перед моими глазами, рука с перстнями, выпавшая из-под покрывала, кровь... Ведь мне так и не дали попрощаться с ними. Мне внезапно захотелось, чтобы хоть кто-то услышал, насколько действительно хорошим человеком был лорд Белых Холмов. — Я не была невестой его сына, они нашли меня спустя пару дней, брошенную и оставленную умирать без еды и воды. Лорд Уайтхилл пожалел меня, дал кров, а затем — свою защиту.

Он считал меня посланницей предков. Он думал, что я из их мира. Гонимый дух, который нужно оберегать, чтобы предки больше не гневились на него. Он ошибался. Их гнев был так силён, что он был убит приятелем его жены. Вероятно, за то, что спас девушку, которая каким-то образом усиливает способности первого за столетия колдуна.

Король взял мои трясущиеся руки в свои горячие.

— Я знаю, что ты не из Четырёх Земель, моя Асса...

— Я не готова рассказывать всю свою историю, — быстро перебила я его. Так глубоко погружаться в прошлое при другом человеке я не желала. Я никому в принципе не могла рассказать правду о себе: они решат, что я сумасшедшая, и никакие титулы меня не спасут. — Прошу прощения, ваше величество.

Порой, просыпаясь ночью от спазмов в ногах, полностью дезориентированная, я сомневалась, не сумасшедшая ли я. Не почудилось ли мне, что жила в ином мире; может, меня похитили, и от тяжёлого опыта я выдумала себе другую жизнь, чтобы хоть как-то выжить в тёмной шахте.

— Ты уже рассказала мне многое. Этого вполне достаточно, — король поцеловал сначала мою левую ладонь, потом правую. — Ты под защитой Юга теперь.

Я всё же смогла отвести взгляд от высокой фаянсовой вазы в углу, к которой последние минуты я проявляла нездоровый интерес. Увидев, сколько искр летало вокруг его пальцев, я охнула и вырвала руки, воскликнув:

— Искры!

Он рассмеялся.

Я в ужасе посмотрела на него.

— Они были всю ночь, ты просто не заметила, — заметишь тут; мне определённо было не до рассматривания его ладоней. — Они неопасны. Это внешнее проявление, — проявление, выражение, в общем что-то в этом роде, откуда он берёт столько сложных слов, — огня внутри меня.

Он сбросил с себя халат и почти прошептал:

— Дотронься до меня.

Я вскинула брови, до такой степени это всё напоминало виртуальные эротические фильмы, которые обожала смотреть в умных очках одна из моих подруг. Как-то раз она в шутку села смотреть один из таких на лекции, расположившись на заднем ряду. Мы думали, что умрём от смеха, глядя на видимую часть её лица, выражавшую целую гамму ярких эмоций.

Я призвала всю силу воли, чтобы не расхохотаться.

Наверное, это было нервное.

Повиновавшись, я положила руку ему на грудь в районе сердца — самое нейтральное место из тех, что могла бы выбрать. Меня почти что ошпарило: будто я коснулась поверхности уже остывающей, но ещё болезненно горячей плиты.

— Видишь, что ты делаешь со мной? А ведь целая вечность прошла с тех пор, как я целовал тебя, — он закрыл глаза, медленно и глубоко вздохнул — температура чуть снизилась, перестав быть острой. Но всё же она оставалась нечеловеческой; не должно быть у живого человека такого жара.

Человек ли он вообще?

Если это так, то долго он не проживёт с такими экстремальными данными, тело просто не выдержит. Либо сердце разорвётся, либо откажут внутренние органы.

— У тебя всегда на всё удивительная реакция. Никогда не могу угадать ход твоих мыслей, — он улыбался, и я чувствовала его быстрое сердцебиение.

Да уж, ваше величество, нынешний ход моих мыслей вы вряд ли разгадаете: многие бы девушки в ответ на ваши слова и действия (надел бы он обратно поскорее халат) затащили бы вас обратно в постель, а не раздумывали о вашем здоровье и возможной скорой кончине.

— Поверьте, ваше величество, порой я сама в некотором замешательстве, — мрачно отозвалась я. Если он умрёт молодым и раньше, чем я вернусь домой, что со мной будет? — Хотя я себя всю свою жизнь знаю.

Он произнёс фразу, которую я видела в нескольких книгах: буквально она означала "таинственная загадка" или "загадка, завёрнутая в тайну", если подойти к переводу чуть поэтичнее.

— Я всё же отвечу на твои вопросы. Масло, которое подожгли, чтобы пошёл особый дым, называется "никатэрэ". Его используют только после свадебных церемоний, после первой брачной ночи. Ты правильно подумала, что оно служит проводником. Магия связана с сильными эмоциями, и этот дым позволяет ей впитать их.

Я читала, что южане верят, что магия — вокруг них, в каждом вдохе воздуха, в каждой искре пламени, в каждой горстке земли и в каждой капле воды. Каким образом в эту картину вписываются эмоции?

— Дым — это воздух, масло — это вода, огонь... Огонь — это огонь. Сама штука, которой размахивал служитель, — я поморщилась от своих формулировок, — она случаем не из какой-нибудь глины сделана?

— Частично, — кивнул король. — Почти все церемонии Южных Земель основаны на символизме четырёх стихий.

— А нет такого, что каждая Земля означает одну стихию? — наверное, мой вопрос был совсем наивен, потому что лицо южанина озарила сияющая улыбка.

— Были попытки в поэзии соединить стихии и Земли. Но магия не видит границ, и если ей угодно, каждый в каждой стране может получить от неё любые силы.

Мне стало любопытно.

— И какие же стихии отдали кому?

Король приподнял мой подбородок:

— Запад — это огонь, — он оставил поцелуй на моей левой щеке. — Огонь, на котором столетиями ковалось оружие. Огонь, сжигающий всё на своём пути. Север — это воздух, — следующей целью для поцелуя оказался мой лоб. — Воздух, свободный и смелый, летящий ветром по бескрайним равнинам. Восток — это вода. — Поцелуй в правую щёку. — Корабли и реки, озёра и вечные дожди. А Юг... — он замер. — Юг — это земля. Богатая, плодородная, дающая жизнь.

— Неожиданно, — заметила я. У меня Юг, несмотря на забитые фруктами и овощами лотки на рынке, ассоциировался исключительно с пламенем: спасибо жаре и огню южного короля.

— Мы не всегда были воинами. Прежде мы были мирными пахарями, — он поцеловал меня в губы. На мгновение от него вновь пошёл жар, но он справился с его волной. — А теперь предлагаю перейти к изучению других свадебных традиций Юга, — он потянул узел на поясе моего халата, и тот быстро развязался.

Определённо я бы отдала Югу стихию огня, если бы имела хоть какую-то предрасположенность к сочинению стихов.

* * *

На свой первый пир в качестве королевы Южных Земель я пошла с тяжёлым сердцем.

Я сидела на резном стуле, копии трона короля, только с чуть более короткой спинкой, на мне был голубой наряд на южный лад, роскошнее прежних моих платьев за счёт более дорогой ткани, волосы были спрятаны под белоснежным тюрбаном, расшитом серебром и жемчугом.

Расположившийся прямо рядом, от силы в полуметре, король внимательно осматривал зал и одновременно слушал одного из своих советников, шептавшего ему какую-то информацию.

Я, поначалу ожидавшая, что на этом пиру он будет также поглощён мной, как и на свадебном, осознала, что даже эмоции, бившие у новоявленного благоверного через край, не способны были отвлечь его от государственных дел. Как ни странно, но на пиру он занимался именно ими.

Как только советник отошёл, король завёл долгую беседу с послом Востока, подошедшим к нему специально, чтобы обсудить проблемы продовольствия.

Насколько мне была интересна эта тема, в их исполнении она казалась невероятно унылой.

Я вздохнула, подставила под подбородок кулак и уставилась в зал. Есть категорически не хотелось: мне хватило буквально одного кусочка, чтобы понять, насколько он безвкусен.

Я посмотрела на кубок вина передо мной. До него так просто дотянуться.

Восточный дипломат завёл песню про недостатки технологии оранжерей на Востоке, дипломатично нахваливая их южные вариации. Очевидно, что он пытался заполучить парочку для своей страны и одновременно потешить самолюбие самодержца.

Раздражение и усталость стали подниматься во мне как пена от наливаемого в кружку пива. И я с внезапно проснувшейся ловкостью схватила кубок и залпом его опустошила.

Я прикрыла глаза, чувствуя, как поплыла голова от быстрого поглощения горячительного. Вокруг меня тяжело дышали сугробы, стоял тихий морозный вечер. Я не привыкла к снегу и передвигала ногами медленно, с усилием, так как они были слишком малы, а снега — слишком много. Он скрипел так приятно, так сладко, переливался под мутным светом редких фонарей, словно на бархат рассыпали бриллиантовую крошку.

Какой-то звук отвлёк меня, и я потеряла окошко в прошлое. Я потянулась было за новым кубком, но он пропал. Покрутив головой, я увидела, что король забрал его, поставив рядом с собой.

Я нахмурившись посмотрела на него, но он без проблем выдержал взгляд и спокойно вернулся к разговору об оранжереях.

До конца пира я досидела с трудом и ушла раньше супруга.

В комнате я, охмелевшая и немного шатавшаяся, выгнала всех служанок и шумно скинула с ног кожаные сапожки, зашвырнув их в угол.

Захотелось выломить дверь на балкон и поорать в воздух.

Неуверенным движением я сняла с тюрбана заколки-броши, удерживавшие ткань на месте. Ткань слетела с головы на пол, но я не обратила на это внимание и неловко раскрыла мизинцем шкатулку с ценностями. Одна из брошек, особенно крупная и тяжёлая, соскочила с моей ладони и оглушительно рухнула прямо внутрь шкатулки. Я ойкнула, положила второпях оставшиеся украшения на столешницу и бросилась вытаскивать пострадавший предмет.

Им оказался венец.

Удар пришёлся по одной из костяных миниатюр на серебряной подложке; она частично отлетела, оставшись висеть на одном крошечном гвоздике. Под миниатюрами серебряные пластины были прикреплены к какому-то слабо светящемуся материалу малоразличимого оттенка.

Я смачно выругалась и приблизила венец к подсвечнику.

Прежде я не понимала, как персонажи историй моментально трезвели. Дескать, мгновение — и вот у героя весь вязкий туман в голове рассеивался, а мир вновь становился чётким и переставал кружиться перед глазами.

Что же, теперь я знала, как так происходит.

Под серебряными пластинами прятался цельный эфлатун. Длины одной миниатюры было достаточно, чтобы понять, что это не наборная мозаика, а именно что здоровенный кусок минерала.

Я взглотнула в попытке хоть как-то смочить горло, резко ставшее сухим словно пустыня.

Вариантов было не так много, и основной — самый жуткий — звучал следующим образом: у меня в руках была давно потерянная корона северных королей. Мистическая реликвия, древняя святыня, миф и легенда.

Это была она. Абсолютно точно она.

Мои руки затряслись.

Это всё объясняет. Дело вовсе не во мне, нет, дело в этом венце, ведь почти каждый раз, как я оказывалась рядом с королём и его огонь слегка выходил из-под контроля, я либо носила венец на голове, либо он находился где-то поблизости.

Это всё объясняет!..

Всё…

Я покачнулась, но вовсе не из-за того, что была пьяна.

Я прижала сломанный венец к груди. Я держала величайшее сокровище Четырёх Земель.

Если бы у меня была хоть капля жажды власти... Но чего нет, того нет. Мои мотивы носили куда менее эпичный и куда более прозаический характер.

Теперь я знала, почему силы короля стали мощнее при моём появлении в его жизни. Эта загадка разгадана. Главное, чтобы об этом никто не узнал. От короля до вельмож Юга, от северных лордов до западников.

Если хоть кто-нибудь узнает, мне конец.

Мои глаза наткнулись на сургуч. Растопив его над свечой, я залила им эфлатун и прижала сверху пластину. Надежды, что сургуч сможет решить проблему, я не питала, но времени на обдумывание у меня не хватало. Оставив венец на куске пергамента, я залезла в один из сундуков и спустя несколько беспокойных минут, наполненных нервными поисками, я нашла подходящих размеров мешочек для женских мелочей, который прикреплялся к поясу. Я положила венец в него и убрала в большой ларец на каминной полке. Этот ларец даже Олли обходила его стороной: я запрещала его трогать, обосновывая запрет тем, что в нём лежали вещи, связанные с покойным сыном лорда Уайтхилла. На самом деле, я запихнула туда кулёк с одеждой, в которой очнулась в эфлатуновой шахте. Броши вернулись в шкатулку.

Я смяла испорченный пергамент и бросила его в урну. Надо поискать что-то вроде глины, чтобы лучше скрепить пластину и минерал.

Скинув с себя тапки и верхнюю тунику, я залезла на кровать и легла прямо поверх одеяла. Возможно, если я успешно притворюсь сильно пьяной, король не станет меня будить, чтобы продолжить прерванную пиром, затянувшуюся брачную ночь. Тем более, он видел, как я залпом влила в себя целый кубок, и моё опьянение не вызовет подозрения.

Мой мозг лихорадочно работал.

Шахта, эфлатун, венец, король-колдун. Всё связано? Может же быть такое, что всё происходящее — часть чего-то большего?

Или я просто пытаюсь найти хоть какое-то объяснение тому, что со мной произошло? Найти какой-то смысл в том, что девушку выдернули из одного мира и зашвырнули в другой? Найти оправдание заурядной жестокости судьбы?

Возвращения короля я не слышала.

Я спала, и мне снился дом бабушки.

Мы стояли с ней вдвоём и смотрели на огромную ракету размером с дерево, торчавшую из земли в нескольких метрах от нас.

Солнце сияло ярко, слепило, по голубому небу плыли пушистые белые облака. Поверхность ракеты была отполирована как зеркало, и в ней отражался весь мир.

* * *

Тепло окутало меня. Я чувствовала, как оно проникло в каждую клетку тела, словно я зашла в горячую воду с головой, при этом каким-то чудом оставаясь сухой. Правда, не на долгий период времени. Через несколько минут мои подмышки и спина начали усиленно потеть, и я пожалела, что решилась выйти наружу.

За мной шли две местные служанки (Олли я пожалела) и три стражника. Одна из служанок несла надо мной огромный зонт из плотной бумаги вместо обычного дерева. По бумаге лились и пенились волны, летали крикливые чайки. Рисунки были настолько реалистичными, что мне было трудно отвести взгляд от них.

Длинную светло-сиреневую тунику подпоясовал золочёный шнур, к кончикам которого были пришиты шёлковые кисти. Кожаные сапожки в мелких дырочках украшали серебряные пряжки. Вообще вся моя одежда и все окружавшие вещи отличались теперь невероятным вниманием к деталям и деликатной роскошью. Вкус у леди Айгюн был безупречен. Не могу сказать, что скучала по северным платьям из грубого шерстяного сукна.

Сад форта благоухал и пышно цвёл, несмотря на жару. Южные растения отлично подстраивались под температуру; бутоны роз (здесь их называли иначе, и отличались они особенно острыми шипами и яркими, почти неоновыми оттенками лепестков) жадно тянулись к солнцу, и его лучи играли с тенью в догонялки.

На виски давил невидимый обруч, и меня клонило в сон.

Ещё минут пятнадцать, и я вернусь обратно в форт.

Из-за угла вышел сановник, который отнимал немало внимания у короля на прошедшем после свадьбы пиру — худой, загорелый, с льдистыми голубыми глазами и длинным носом. Довольно запоминающаяся внешность.

Он поклонился, и на его лице не было ни следа улыбки или какой-нибудь учтивой вежливости. Его лицо вовсе ничего не выражало.

— Ваше величество, для меня была бы огромная честь пройтись с вами.

Меня умиляла воспитанная навязчивость южан: они всегда первыми предлагали свою компанию, довольно прямолинейно, оттого отказывать им немного неудобно.

Я кивнула, и мы двинулись по усыпанной мелким гравием дорожке вдоль кустов, от которых пахло терпко и пьяняще.

Стража и одна из служанок держались на расстоянии от нас.

— Позвольте ещё раз лично засвидетельствовать своё почтение, — ещё раз?.. Наверное, он подходил после свадебной церемонии, но я находилась тогда в малоадекватном состоянии и совсем не запомнила участников мероприятия.

Вельможа забрал у покрасневшей девушки, нёсшей зонт, её ношу, и она шустро ретировалась, оставив нас с ним вдвоём. Теперь некому было подслушивать его слова.

— Буду открыт и честен с вами, ваше величество. То, что король женился на вас, — это ошибка. Да, Север оказался теперь в тяжёлом положении из-за необходимости выбрать сторону Юга. Но Востоку этот уклон в северную сторону категорически не нравится, сколько бы их посланник не пытался улыбаться, — сановник нахмурил светлые брови и с лёгким недовольством посмотрел на мой южный наряд. — К тому же, хотя вас наряжают как южанку, вы не южанка, ваше величество. Вы даже не северянка. Если бы не магический дар короля, бурлений в народных массах невозможно было бы избежать.

Мои уши и щёки горели. Всё, что он сказал, звучало на редкость разумно и логично.

Технически эти слова не считались ли за измену?..

Я чувствовала, как мне становится тесно в платье и как проклятый шнур сжал грудную клетку.

Я искренне верила, что, оказавшись под покровительством короля, буду в безопасности. Но так ли это, если его сановники считают решение жениться на мне неверным? Я забралась слишком высоко. Здесь угрозы были иными, но они всё равно имелись.

Если я скажу об этом разговоре своему супругу, он точно в этом рассмотрит измену. Интересно, он вообще в курсе настроений своих подданных?

— Однако я вижу, как сильно король влюблён в вас, ваше величество. Счастье нашего правителя — счастье каждого из нас, — вельможа почтительно поклонился.

Уверена, что не он один так думает. Но то, что он единственный прямо в лицо озвучил мне всё это, отчего-то возвысило его в моих глазах над остальными. Возможно, он ведёт какую-то игру, скорее всего, именно это он и делает, но мне не хотелось сдавать его.

Возможно, он действительно желает добро своему королю. И наверняка обычные южане не слишком-то были рады иноземной королеве. Я не разделяла их религиозные взгляды, я была замужем, я была женой северного посла. Если уж говорить прямо, я вообще была категорически неудачным вариантом для Юга. Король женился на мне из-за моих "способностей"; как бы он ни был "влюблён", он всё же король и без этой чудесной особенности моей персоны он бы в жизни не пошёл на этот брак. Но об этом не знал никто, кроме него и меня. Для всех он просто потерял голову от любви и в процессе подмял под себя мнущийся Север.

Но я голову не теряла. И во всех нежных безумствах короля я чётко видела счастливое для него стечение обстоятельств: я, северный венец, гибель лорда Уайтхилла. Каждый из этих пунктов, комфортно завёрнутых в страсть, вёл к его усилению как колдуна и как короля. Пусть это и не знал никто, кроме него и меня.

* * *

Я почти никогда не расставалась с грубоватым венцом, пряча его под одеждой в специальном мешочке, привязанном к крепкому поясу.

Говорила на людях я крайне мало, больше читала и отсиживалась в комнатах. Я понимала, что внимательному человеку было заметно, что за маской безразличия скрывается явный интерес ко всему, что обсуждали люди вокруг: иногда моя оборона спадала и на лице на секунду проявлялись эмоции, как правило, ограничивавшиеся раздражением или разочарованием. Иногда это раздражение могло стать настолько велико, что я не выдерживала и внезапно могла что-нибудь сказать, да такое, что повергало окружающих в шок. Первое время все были уверены, что я вообще не слушала никого и витала в собственном мире, но прозорливость и резкость высказываний доказывала обратное: я как раз слушала всё с большим вниманием.

Для любопытного и пытливого слушателя было очевидно, что в свои жертвы я выбирала демонстративно кого угодно, кто высказывал мнения, схожие с королём, но не самого короля. Время от времени мы начинали спорить друг с другом, но эти споры были крайне коротки, будто бы на самом деле мы обсудили всё это уже сто раз и просто проговаривали снова свои ключевые позиции, освежая их в памяти.

Король, будучи человеком ответственным, на любых мероприятиях, где присутствовала его жена, старался уделять всё внимание своим подданным, но любое случайное касание или брошенный взгляд выдавали его с головой.

Он продолжал вести свою бесплодную войну. Каждая совместная ночь была для него полем сражения, для которого он то заранее продумывал стратегию, то следовал собственному чутью. Будучи всё же средневековым человеком, южанин изначально был намного более консервативен, чем мои ровесники, но в попытках найти ключ ко мне (называйте это, как хотите) менялся и проявлял всё большую изобретательность. Свободное от государственных дел время он посвящал мне. К счастью, дел у него было достаточно много (совещания, объезды территорий, тренировки, встречи с ветеранами и генералами...), чтобы значительную часть времени я проводила одна, либо отлёживаясь в покоях, либо засиживаясь допоздна в библиотеке в попытках найти хоть что-то, что помогло бы мне вернуться домой.

В один из дней, когда я уже собралась идти на книжную охоту, король поймал меня практически в дверях и вместо библиотеки отвёл в сокровищницу.

На пороге у меня перехватило дыхание. Низкий её потолок был расписан цветами, заплетающимися в причудливый узор, вдоль стен стояли кованые сундуки и резные шкафы, часть из которых была покрыта тонким слоем пыли. Висели щиты, множество кривых южных сабель и восточных мечей, усыпанных драгоценными камнями, по всей видимости, подарков от посланников соседа. На полках выстроились целые батареи серебряных кувшинов, тарелок и подсвечников.

И кто говорил, что Юг беден?.. Это же настоящий музей!

— Асса, подойди сюда, — позвал меня король.

Я с трудом оторвала взгляд от особенно роскошных шлемов с приваренными металлическими рогами и приблизилась к нему.

В руках он держал кожаный пояс, расшитый золотыми нитями, с небольшими ножнами. Он аккуратно надел пояс на меня, проговорив:

— Это женский кинжал, все знатные южанки носят такие.

Некоторые дамы предпочитали прятать ножны под верхней одеждой, но всё равно их очертания были заметны всякому; некоторые, например, леди Айгюн, носили оружие открыто, будто специально привлекая внимание окружающих к тому, что назвать их безоружными и слабыми было бы серьёзной ошибкой.

К слову, об ошибках.

— Есть мнение, что... Что женитьба на мне — ошибка. Вы знали об этом, ваше величество? — я сделала шаг с обрыва вниз.

Он замер. Выражение его лица было нечитаемо.

— Знал, — наконец ответил он. — Но я король, и мой двор подчиняется моим решениям. Когда лорда Уайтхилла убили, да спасёт его душу магия, я не видел больше преград. Никакие советники не могли меня остановить.

— Помню крайне, — я хотела сказать "рациональное", но такого слова в этом языке не знала, — простое и продуманное объяснение поспешности свадьбы, озвученное вашем величеством.

Опасность со стороны западников, опасность со стороны северян. Опасность со всех сторон.

— Полагаю это политически верным шагом, пусть сейчас это и не понимает мой двор, — он имеет в виду мою роль в качестве усилителя его огненных способностей?.. Если бы он не женился, в итоге наверняка Север запросил бы меня обратно. — Но врать не буду, — он приблизился, и я могла рассмотреть каждый всполох цвета в его неправильных глазах, — немалая доля моих умозаключений была сосредоточена на тебе.

Его губы коснулись моих, но прежде чем поцеловать по-настоящему он произнёс:

— И да. Если тебе трудно перейти на более личное обращение, прошу снова, всё же не называй меня величеством, — я почувствовала, как он улыбнулся. — Мы всё же слишком друг друга близко знаем для таких формальностей.

* * *

В жизни часто так бывает, что со временем отчаяние, горе, печаль — всё становится обыденностью. Рутинное отчаяние. Бытовое горе. Ежедневная печаль.

Ты привыкаешь к своему состоянию, переставая замечать оттенки настроения: тебе просто всегда ровно не очень. Плохо. Тяжело. Неспокойно.

Это как болото или зыбучие пески. И ты становишься их постоянным жителем.

Жабой или скорпионом.

Сейчас я больше походила на жабу.

На тёмно-зелёную чалму мастерицы нашили десятки стеклянных шариков, похожих на капельки воды. Такими же капельками был расшит широкий пояс. Сама туника и шаровары имели более деликатный и нежный зелёный цвет, чем головной убор.

Я вся — с головы до пят — была в зелёном, и он придал мне ещё более болезненный вид; на сильно похудевшем лице мои и прежде большие глаза стали казаться просто огромными. Очевидно, леди Айгюн, и заказавшая этот наряд, не совсем рассчитывала на такой эффект. Или рассчитывала?..

Даже слабое освещение от свечей не особо работало мне на пользу.

Я выглядела жалко.

Я поморщилась.

Под этой зелёной оболочкой прятались торчащие рёбра и выпуклый живот. Я стремительно теряла вес и пожинала плоды этого.

Единственное, что радовало, — это мысль о том, что в таком состоянии мой организм вряд ли сможет преподнести мне сюрприз в виде неожиданной беременности. 

Возможно, именно это останавливало меня от того, чтобы дать решительный бой и попытаться взять себя в руки.

Олли, явно сохранившая воспоминания об аналогичных проблемах после моего попадания в замок Белых Холмов, приносила мне ежедневно на завтрак южные сласти — преимущественно мучные, сладкие, с ягодами и дольками фруктов. Борясь с дурнотой, я съедала их, чтобы её не расстраивать, но за столом, как правило, запихивала в себя от силы несколько кусков мяса и овощи.

Я стала замечать за принятием пищи подозрительное отношение короля к моим пищевым привычкам: если на первых пирах он уделял внимание лишь возлияниям своей супруги и забирал кубки с вином или будаем, то в последние совместные ужины (обедала я обычно одна или в компании леди Айгюн) он, не слишком таясь, сам подкладывал мне в тарелку ещё немного пищи сверх моей обычной нормы.

Я послушно ела.

Деваться некуда.

— Я жаба, — сказала я сама себе, продолжая смотреться в небольшое мутное зеркало, висевшее на стене.

Неоновые вывески, один сплошной асфальт

Как найти мне тебя среди этого хаоса города?

Голова слегка кружилась.

Накануне я плохо спала. Потом весь день у короля было какое-то нудное бесконечное заседание совета его приближённых, на котором присутствовала и леди Айгюн. В результате я обедала одна, долго боролась с куском хлеба, потом бросила это гиблое дело, ушла в покои, маялась над какой-то нечитаемой поэмой, заданной для изучения и запоминания наизусть преподавателем, потом сыграла пару выученных южных мелодий.

— Северная музыка очень мощная, с протяжным пением. Обычно её исполняет один человек или целый хор. Её непросто переложить на музыкальные инструменты, — вещала моя учительница. Это действительно было так: при подготовке к вечеру я заметила, насколько тяжело музыкантам давались именно северные песни. — Восточная — совсем иная. Они предпочитают пению саму мелодию, и обычно она отрывистая, трудновоспроизводимая голосом.

Я бы сказала, что мелодии Восточных Земель были чем-то похожи на национальную музыку стран Северо-Восточной Азии. А вот южные... Они звучали как ребёнок Астурии Исаака Альбениса и Болеро Мориса Равеля.

Мне сложно было их играть: не хватало опыта, навыков, силы в пальцах.

От ужина я отказалась и отпустила служанок, заявив, что переоденусь сама.

- Я знаю, что у меня большое эго, хотя и не понимаю, в чём тут проблема... — пела я.

Песни лились из меня одна за одной, слова теряли смысл, потерянные, забытые, превращались в отдельные звуки, мелодии сливались в единый поток, бесконечный как чувство моего отчаяния, бескрайний и бездонный.

Я злилась. Серая злость сжала мне горло, и я подпрыгнула, слетев с кровати. В глазах слегка потемнело, но я не обратила на это внимание и оглядела свои покои: красивые, в плиточках, тёмные, прохладные вопреки жаре снаружи, пустые.

Я ненавидела пустоту.

Как-то раз я прожила без родителей и сестры несколько месяцев, пока проходила стажировку а другом городе. Маленькая уютная квартира с огромным окном в половину стены каждый день встречала моё возвращение с оглушительной тишиной. Я шумно сбрасывала с ног ботинки, кидала карточку-ключ в плоскую каменную вазу и хлопала в ладоши, требуя у домашней системы включить во всех комнатах свет и врубить музыку. Я бренчала посудой, забрасывая её в посудомойку, топала ногами, пела, разговаривала по видеосвязи с родными и друзьями и сама с собой на всех языках, что знала.

Лишь бы только не слышать тишину.

- Живи быстро, умри молодым, у плохих девочек это хорошо получается!

Мой полуслепой взгляд наткнулся на книжки, которые кто-то расставил ещё до моего заселения. Я неграциозно подскочила к книжной полке и принялась методично просматривать книгу за книгой, отбрасывая их в угол. Деторождение, воспитание, этикет, роды, беременность…

Беременность!!!

Нет, нет, нет!

Бесполезная макулатура! Если бы хоть в одной дурацкой книжки было хоть что-то о том, как вернуться домой, в свой мир, как избавиться от необходимости находиться здесь! Но нет, сплошное деторождение — ярмо, якорь, который потянет меня вниз, на самое дно.

Я с размаху зашвырнула том прямо в стенку. Он с грохотом повалился вниз, и хрупкие страницы рассыпались по полу.

Моя сестра ненавидела — ненавидит — бумажные книги.

Они пахнут сыростью и старостью.

Её слова.

Читать через умные очки — это было её главным развлечением. А ещё лучше — слушать аудиокниги через крошечные капельки наушников.

Я выхватила следующую книгу и запустила её следом. И ещё одну. И ещё.

Перед глазами встал туман злых слёз. Навалилась жуткая, смертельная, нечеловеческая усталость. Она свинцом повисла на плечах, придавливая меня к полу.

Я кулаком вытерла слёзы и опустила взгляд на название моей следующей жертвы.

“Полезные советы для молодой девушки”.

Поддавшись усталости, я отошла от полок и села по-турецки на ковёр у камина. Начало читалось тяжело, я продиралась через каждую строчку, витьеватую, архаичную и крайне запутанную. Наконец, нашла статью о, скажем так, предохранении. Конечно, назвали весь этот процесс авторы не так прямолинейно, поскольку, очевидно, отказываться от своей миссии для девушки было нехорошо.

Я уже была на странице второй, когда дверь распахнулась и вошёл король. Я захлопнула книжку, осознав, что половина свечей потухла и лишь камин позволял мне увидеть хоть что-то.

Любопытное зрелище он застал: гора помятых книг, разбросанный пергамент...

Он опустился рядом со мной, позвякивая оружием, аккуратно отвёл мои локоны в сторону и поцеловал в ухо.

Я нахмурилась и погладила пальцем тиснение на обложке.

Он поцеловал меня в шею, почти у самого горла.

Так дело не пойдёт.

— Это про разные вещи книга, — как можно более спокойным тоном произнесла я. — Так понимаю, немалая часть женщин здесь заканчивает свою жизнь в мучительных родах.

— Интересное чтение на ночь, — ответил король, продолжая целовать меня.

— Полезное. Я понимаю прекрасно, что все будут ожидать от меня наследника.

Король поменял место, расположившись спиной к огню и касаясь своей ногой моих. Он внимательно вгляделся в моё лицо.

Мне стало неудобно. В том, как он сел рядом, было что-то дружелюбное, совсем непривычное и даже уютное.

— Асса, если магия окажется к нам благосклонна, ты будешь в безопасности. Лучшие целители и лекари со всех Земель, даже из-за моря.

Я пожала плечами.

Повисла тишина.

Король с некоторой отстранённой мрачностью разглядывал книгу, взятую мной с полки. Сложно было даже представить, что было у него сейчас на уме, какие мысли захватили его.

Я прищурилась, присмотревшись к нему. Открытое золотое лицо, странные невозможные глаза, широкие плечи, большие ладони с ловкими пальцами — он всё же был хорош, действительно хорош, несмотря на всю специфику южных одеяний, простых и не очень-то комплиментарных для фигуры. Чем он был хуже моей единственной настоящей влюблённости? Почему я так легко, так чисто и так быстро позволила себе влюбиться в человека, который был просто добр ко мне и улыбался моим неловким шуткам? Почему я не могла найти место в своём сердце для этого мужчины, сильного, смелого и страстного, который уже сделал за этот небольшой срок больше, чем он за все годы нашего знакомства?

Разве король так плох?

Да, пожалуй, обстоятельства нашей свадьбы, мягко говоря, неоднозначны и сомнительны. Я согласилась на брак с ним чисто из-за эгоистических побуждений и желания выжить в чужом мире любой ценой. Меня ведь даже не волновал его трон или проблемы его страны. Он женился на мне после внезапной смерти прежнего моего мужа, вопреки мнению своих вельмож, потому что в его чувстве слишком сильно переплелись влюблённость в меня и любовь к власти над огнём.

Но...

Почему?.. Наверное, моё сердце так сильно сжалось, покрылось какой-то скорлупой или бронёй, чем-то твёрдым и крепким, что спрятало под собой любовь к родителям, к сестре, к дому, и свободного пространства для иного там не было.

Не то, чтобы я ожидала от него подвоха, что он обманет меня, разобьёт сердце, что ещё обычно говорят в таких случаях… Просто я больше не могла любить. Любовь принесла в мою жизнь слишком много боли.

Я не была готова к этому: полюбить его, а потом, в светлое мгновение чуда, вернуться домой и оставить его здесь. Моё сердце будет спасено и приговорено одновременно.

Нет. Этого я не хотела.

Король будто очнулся и поднял глаза на меня. В них отражалось пламя то ли камина, то ли его собственной души.

— Что же, раз ты пока не готова к ребёнку, я всегда могу использовать разные способы любить тебя. Я запоминаю те, что тебе особенно нравятся, — тихо сказал он, и оттого, что при этих словах на его губах не заиграла подходившая к случаю насмешливая улыбка, по моему позвоночнику пробежал ток.

Когда ты маленькая, весь мир в твоих ладонях.

Он большой, светлый, яркий и тёплый.

Он полон чудес, удивительностей и сюрпризов. Причём приятных.

И всё у тебя будет хорошо, иначе и быть не может. Ты станешь профессионалом с успешной карьерой, матерью чудесного малыша и отличной женой. Ты будешь успевать всё и сразу. И мир будет в твоих руках — у твоих ног.

Иначе и быть не может.

Но время всё меняет. Оно портит не только твоё лицо и твоё тело, но и твои надежды и виды на будущее.

Ты с грехом пополам получаешь диплом, с трудом находишь более-менее приличную работу, где горбатишься за мизерную зарплату, ты тонешь в кредитах и обязательствах, а путы отношений с окружающими людьми приобретают металлический отблеск.

И сама жизнь — её привкус меняется с леденцово-ягодного на горький словно кровь и пот.

Ты опускаешь голову, прежде вздёрнутую к небу, всё ниже и ниже и плетёшься, не зная, что ожидает тебя впереди, и одновременно прекрасно понимая, что именно там окажется.

Иначе и быть не может.

* * *

Занятие по музыке отменилось. Моя терпеливая учительница заболела.

И я застряла в своих покоях — будто бы в чистилище, безвременье, полном безделья. Тишина топталась по душе.

Я устала лежать на подушках и поднялась на ноги, слепо шатаясь из угла в угол.

Ненавижу тишину.

Откуда-то из глубины души полилась мелодия, и я запела.

Я, маленькая и взъерошенная, сидела с роботом в руках и раскрыв рот следила за мамой.

Лицо отца смягчилось.

Мама танцевала неловко, немного даже неповоротливо, но прекрасно, абсолютно прекрасно, потому что искренне.

Это была их с папой песня.

Эта страсть — наше общее бремя

Двое грешников не могут искупить свою вину лишь одной молитвой

Души связаны, переплетены гордыней и виной…

Я кружилась по комнате, закрыв глаза. Я чувствовала, как широкие рукава развиваются вокруг меня как крылья птицы, как шёлк халата обнимает уютно и нежно, как узел в груди становится чуть слабее.

Папа очень любил маму, со всеми её добрыми причудами и её отрешённостью. И даже с её “невыносимым” — его слова, не мои — музыкальным вкусом.

Я одновременно и обожаю, и ненавижу это

Как мы прячем все свои грехи от дневного света

От дневного света

Убегая от дневного света…

Допев, я погрозила темноте пальцем и подняла руки:

О, смотри — пламя пожара уже на нашей улице

Будто засыпало её ковром из пылающих красных углей

Оно ревёт словно потерявшийся бешеный бык

Война, дети, всего лишь на расстоянии выстрела!

Что-то деревянное громко скрипнуло, и я оборвала песню на полуслове.

Эффект музыки оглушительно разбился на миллионы осколков. Я разочарованно вздохнула и распахнула глаза.

В процессе танца я очутилась за кроватью у камина. В непонимании рассмотрев погружённую в сумрак комнату, я наконец нашла источник звука: прислонившись к входной двери, в моих покоях стоял король. На нём были тяжёлые чёрные латы, украшенные серебристыми узорами-буквами, в которых даже мне несложно было опознать молитвы и заговоры от ранений и гибели.

В этих доспехах он казался просто огромным, и я не понимала, как умудрилась не услышать, как он вошёл. Правда, пела я громко, не стесняясь. Может, он только явился и не видел моё представление?..

- Ваше величество, — я присела как можно изящнее.

Зачем он припёрся сюда в полной выкладке? Это меня пугало. Сестра как-то показывала мне видео с фронтовой линии: солдаты в гигантских экзоскелетах неспешно ходили на заднем фоне, пока она рассказывала кому-то о привезённых медикаментах. Блестящий металл отнимал у них всю человечность, и за ним невозможно было разглядеть, есть ли внутри этой груды металла живая душа или это просто боевая модификация роботов-официантов или роботов-строителей, таких привычных нам, гражданским.

И сейчас король выглядел скорее памятником самому себе, чем как живой и настоящий человек.

- Асса, подойди, пожалуйста, ко мне, — его голос был спокоен, но что-то в нём звучало инородно.

Я осторожно подошла к нему, пряча руки за спиной.

Тень, несмотря на открытое забрало, прятала его лицо.

- Наконец я увидел снова, как ты танцуешь и поёшь.

Стоит ли ему сказать, что в его отсутствие я делаю это постоянно?.. Что так я оказываюсь дома, среди родных, оказываюсь там, где и должна быть.

Он распрямился и, сняв с правой руки толстую кожаную перчатку, коснулся шершавым пальцем моих губ.

- Асса, ты… — он взглотнул тяжело, будто ему было больно. — Ты необыкновенная.

Я немного покраснела.

Слово, которое он использовал, примерно переводилось как "необыкновенная": точный перевод назвать я бы не смогла. Я знала его лишь благодаря изучению поэзии на уроках литературы и никогда не слышала ни от кого в реальной жизни.

Этим словом в одном из коротких восточных стихотворений его герой обратился к волшебному существу вроде эльфа, захватившему его сны.

Такой поэтический комплимент от привлекательного мужчины в пусть и пугающих, но всё же красивых латах не мог не трогать. Хотя я была, увы, совершенно обыкновенная и совсем не эльф. И дело не только в том, что у меня нет сумки из кожи крокодила, фигуры “песочные часы” или потрясающего чувства юмора. И дело не в том, что в моих волосах не распускаются бутоны роз, а в глазах не сияют звёзды.

Единственная вещь, что придавала мне какое-то значение, выделяла меня как-то, — обман. Венец был необыкновенным, а не я.

Я была всего лишь одной из миллиарда девушек, не лучше и не хуже остальных. И точно не стоила того, чтобы стать вдохновением для написания целого стихотворения, как та леди, которая послужила прообразом эльфа. Я и на куплет песни-то не тянула.

- Первая песня — она что-то для тебя значит?

Получается, он давно вошёл в покои. Ну я и растяпа. Неудивительно, что я проспала покушение на лорда Уайтхилла.

Мысль отозвалась болью в груди.

- Эту песню спел мой отец для моей матери вместо признания в любви, — пробубнила я. У меня имелись все шансы соврать ему или просто проигнорировать его вопрос, но я ими не воспользовалась.

- Очень красивая, — почти прошептал он. — Когда вернусь, попрошу тебя её спеть ещё раз. Хочу запомнить мелодию, — глаза в тени блеснули, и он наклонился и поцеловал меня.

Я едва заметно кивнула в ответ на его просьбу, и он вышел из покоев. Я осталась одна.

* * *

Возобновление занятий по музыке и литературе немного разнообразило мой быт, но всё равно я вновь оказалась там же, где была до отъезда лорда Уайтхилла и моих приготовлений к приветственному вечеру.

Только теперь вместо посольского особняка в моём распоряжении находился целый форт, за пределы которого мне категорически запрещалось выходить. Учителя приходили ко мне, в специальный зал, выделенный под уроки — с удобной партой, целой кучей полезных книг и несколькими музыкальными инструментами. Я могла в сумерках гулять по саду, где мне компанию составляли стражники, служанки или леди Айгюн (отчего-то ни одной приближённой придворной дамы при мне не было), могла идти в библиотеку, где на меня издалека исподлобья посматривали вельможи и сановники, погружённые в чтение мудрых мыслей своих предков, могла покататься на лошади по большому внутреннему двору. Собственно, всё. Остальное время я праздно шаталась по форту, изнывая от жары, или лежала в своих покоях, изнывая от безделья.

Мне, честно признаться, казалась излишней такая забота о моей безопасности. Более того, для любого внешнего игрока подобный расклад мог показаться подозрительным: с чего такая неадекватная охрана у обычной жены короля? Почему она не выходит в город?

Но сопротивляться не хотелось, да и смысла я в этом не видела.

И я вернулась к прежнему механическому распорядку дня.

Иногда я даже признавалась себе, что мне не хватает компании короля. Сановники не торопились заводить со мной дружбу, и — при всей моей любви к Олли — единственным собеседником, с которым я могла обсуждать что-то более-менее интеллектуальное или философское, оставался именно он (хотя после свадьбы, увы, мы чаще занимались отнюдь не разговорами).

Особенно остро я это стала ощущать после целого дня, проведённого вместе с придворными дамами во главе с леди Айгюн.

Решив с чего-то, что мне нужно завоёвывать авторитет среди них, она организовала сеанс терапии и духовных практик для женщин на средневековый лад: с десяток леди оказались заперты в одном помещении с пяльцами и клубками ниток.

Это был зал без окон, но со стеклянным потолком; таких мест я мало видела в форте, видимо, стекло стоило слишком дорого, к тому же, технологии строительства явно не были достаточно развитыми, чтобы легко штамповать такие потолки. Мутное стекло лишь частично спасало от жары, воздух шёл через специальные отверстия, прорубленные в соседние комнаты и коридоры, и настежь распахнутые двери.

Зато здесь было солнечно. Я немного отвыкла от светлых помещений: в Белых Холмах окон практически не было, единственным источником освещения служили свечи. В южной столице дела обстояли с этим немного лучше, но всё равно мои глаза сильно уставали от темноты и дыма. Я чувствовала, как зрение ухудшается и эффект от сделанной в своё время операции ослабевает.

Все стены были выложены мелкой бело-голубой плиткой, а пол покрыт холодным мрамором. У вентиляционных отверстий на резных деревянных столиках стояли большие плошки со льдом.

Но новым для меня и удивительным было присутствие почти десятка людей с гигантскими опахалами, расположившихся вокруг подготовленных для гостей кресел и стульев. На самом деле, я заметила, что их очевидно не хватало в форте: как правило, каждая дама сама носила с собой что-то наподобие большого веера, а на пирах и встречах, которые в жару стали устраивать ещё реже, по такому работнику имелось только у короля, нескольких глубоких стариков-вельмож и теперь у меня. Они стояли позади, почти не отсвечивая, и создавали деликатное дуновение воздуха. Ещё одной необычной деталью было то, что у каждого из них имелось оружие на поясе и даже иногда алые тюрбаны на голове, то есть это были не специальные евнухи или обычные слуги, а ещё одна линия обороны против воображаемых врагов.

Тут эти серьёзные граждане оказались непосредственными участниками мероприятия.

Леди Айгюн подвела меня к самому красивому креслу-трону, и все присутствовавшие поклонились или присели.

Настроение у меня было бунтарское и дурное одновременно. Накануне я наконец узнала, куда именно направился король в своих чёрных доспехах: он должен был осмотреть укрепления на границе с Западными Землями, где в последнее время то и дело происходили стычки. Я подслушала это в библиотеке, разозлилась, что все зачем-то скрывали это, и собралась в новую вылазку, но дурацкая инициатива королевской родственницы поменяла мои планы.

Половина из явившихся дам сидела без тюрбанов, что разрешалось незамужним южанкам при определённых обстоятельствах. Каждая из них была по-своему прекрасна: у одной чёрные очи как у лани, у другой золотая коса ниже пояса, у третьей черты лица древнегреческой статуи, у четвёртой… В общем, девушки были как на подбор.

Я помнила разговор двух леди на вечере в особняке Уайтхилла и их упоминания неких “фавориток”. Кто из этих южных красавиц числился среди любимчиков короля?

Можно было подумать, что я ревновала или переживала из-за этого… Впрочем, те две сплетницы что-то говорили про то, что с определённого момента правитель Южных Земель перестал принимать у себя женщин. Сейчас я поняла уже, что причина, скорее всего, заключалась во мне. И хотя я не была до конца уверена в том, что чувства короля были связаны и со мной тоже, а не только с властью над огнём, поводов для ревности я не видела.

Да, я не ревновала и не переживала. Пока венец со мной, я контролирую нарратив, какими бы красивыми не были все эти придворные дамы. Они могут спать с ним хоть каждый день, но все козыри — в моих руках.

- Мы так рады, что наш правитель счастлив, — прощебетала стройная девушка в розовом, втыкая иглу в канву.

Не сказала бы, что он именно счастлив, но пусть будет так.

- Я была на вашем свадебном пиру, как горячо смотрел на вас король! — закатила глаза её соседка.

Парочка девушек помоложе зашикали и покраснели.

- Он вообще человек… эээ… горячий, — брякнула я полузадумчиво. Леди Айгюн, сидевшая справа от меня, издала какой-то крайне неженственный звук, похожий на всхлип и смешок одновременно. — Имела в виду, что он же умеет управлять огнём, — быстро уточнила я и суетливо поменяла чёрные нити на красные, чтобы большим числом движений отвлечь участниц массового вышивания от явной нехватки логических связей в моих фразах.

Повисла тишина.

После перерыва на чай мучения возобновились.

Леди Айгюн взяла на себя командование и завела пространный разговор о красотах Южных Земель. Где-то была поляна, на которой цвели какие-то редкие кусты с бутонами, сиявшими всеми цветами радуги. Где-то в пустыне была глубокая впадина, на дне которой плескалась бирюзовая вода. Где-то в горах, на границе с Востоком, возвышалась башня древнего храма, на вершине которого вечно горел костёр.

Ничего из этого я не видела, и её рассказы напомнили мне о моих путешествиях с семьёй и друзьями, особенно об эпичной поездке с сестрой и нашей общей подругой по нескольким европейским городам, когда я только закончила первый курс.

На моих губах заиграла невольная улыбка.

- Вашему величеству понравились наши красоты! — воскликнула милая девчушка в голубом платье. — Попросите короля вас туда свозить, ваше величество!

Я неопределённо пожала плечами. Почему бы и нет. Хуже от этого никому не станет.

Финальные стежки я делала с особенным чувством удовлетворения: ещё чуть-чуть, и я окажусь свободной от повинности сидеть и выслушивать бессмысленные слова благовоспитанных леди, часть которых, без сомнения, ненавидела меня. Отняла у них самого короля! Ни фавориткой не стать (в этом я самоуверенно не сомневалась), ни женой.

Последний штрих — и вышивка была готова. От души радуясь результату, я забрала белую канву с собой и собралась идти, как девчуля в голубом попросила меня показать всем свой труд.

Слишком легко согласившись на это, я продемонстрировала им свою вышивку.

- Подарю его величеству, он определённо оценит, — продекламировала я, внутренне умирая от смеха.

Придворные дамы не знали, что это лого музыкальной группы, и не знали, что именно её песня в своё время поразила в самое сердце короля. Для них это был просто рот с высунутым языком.

Я постаралась запомнить их комические выражения лиц и покинула как можно быстрее зал, расхохотавшись в коридоре.

* * *

Гибель крепости Солнца — одна из самых известных трагедий войны Запада и Юга. Древняя крепость была построена ещё во времена единых Четырёх Земель: прекрасная, изящная, воздушная, она служила домом для нескольких поколений иноземных правителей-колдунов. После она стала местом поклонения для людей, веривших в силу магии.

Она находилась почти на границе Юга и Запада, но в соответствии с правилами честной войны её никогда не трогали. Тысячи паломников-южан стекались в эту крепость, чтобы поклониться дворцу Солнца, расписанному золотыми красками.

Именно туда тайно направилась глубоко беременная южная королева, чтобы попросить у магии помощи в поздних родах.

Дни стояли сухие и жаркие; на небе не было ни одного облачка. Королева молилась во дворце вместе с обычными южанами, даже не понимавшими, что рядом с ними была их правительница.

В это время Король-Старик, тогда уже возрастной, но ещё крепкий мужчина, решил, что эта крепость олицетворяет собой южный дух и южную веру, поэтому её нужно уничтожить.

Западники, ряженные в торговцев, свозили на телегах бочки с горючим — специальной смесью, придуманной западными учёными, которая легко поджигалась и порождала мощный взрыв.

Бочки были спрятаны по всему городу. Никто не обращал на них внимание, ведь это крепость Солнца, обитель магии и безопасности.

Ночью бочки подожгли.

Крепость пылала. Огонь ревел, камень плавился от жара, дерево рассыпалось в труху. Зарево от пожара было видно за многие километры.

Израненную королеву вытащили из-под обломков дворца Солнца. Король не успел попрощаться с ней. Стоя перед её лишённым жизни телом, он, сломленный горем, держал в руках новорождённого сына — наследника с разноцветными глазами.

Того самого мальчика, который спустя много лет сможет вызвать огонь из собственных ладоней.

Южане свято верили, что это магия, взбешённая поступком западного короля, даровала контроль над собой впервые за столетия младенцу, спасённому ей и родившемуся у сожжённой дотла крепости.

Даже я увидела в этом что-то, что сложно было объяснить. И теперь мне стало немного понятнее, почему все так пекутся о моей безопасности: дело не только в Кыне. Королевы Юга имели склонность трагически погибать.

Я закрыла книгу.

История крепости произвела на меня неизгладимое впечатление. Я могла опустить веки и нарисовать в темноте перед собой крепость, похожую на столичный форт, пылающую и разрушающуюся прямо на глазах. В таком месте родился человек, который может управлять огнём. Будто пламя, убившее его мать, переселилось в его тело, чтобы совершить ответную месть спустя много лет. Сможет ли он поджечь бочку с горючим в какой-нибудь крепости Западных Земель? Поймает ли он Короля-Старика и сожжёт ему лицо, как когда-то он сжёг лицо Кына? Силы южного короля не шли ни в какое сравнение с силой природной стихии, вызванной человеком и погубившей южан. Но всё же я не могла найти им рациональное и научное объяснение.

Я открыла глаза и осмотрела задумчиво стол, зацепившись взглядом за перо, лежавшее поверх куска пергамента. С его кончика текли чернила. Я поморщилась и убрала перо на положенное ему место.

Кто-то явно хозяйничал на столе в библиотеке, который я нагло захватила под свои цели.

Я взяла в руки пергамент, чтобы скомкать его и выкинуть, но что-то меня смутило. Нехорошее чувство зашевелилось в районе сердца и ледяным языком лизнуло его.

Я развернула пергамент и прочла в свете свечей послание, написанное нарочито кривым почерком и адресованное — совершенно очевидно — мне.

Северная меховая подстилка, от тебя несёт вонью шкур и оленей. Тебе никогда не стать одной из нас! Твоё лоно иссушено стариком-северянином, наш король скоро поймёт этого и забудет о тебе. Он будет любить тех, кто достоин его, а тебе будут оставаться лишь жалкие ошмётки его внимания!

* * *

Комната слабо освещалась пламенем свечей. Мне было скучно и лениво, хотелось просто лежать и наслаждаться пустотой в голове. Последнюю неделю я забила на занятия и не выходила из покоев, целыми днями танцуя, напевая исчезающие из памяти песенки, иногда почитывая пару книг, до которых до этого руки не доходили.

— Куда вы дели записку, ваше величество? — спросил у меня визирь. Я никак не ожидала его увидеть прямо на уроке вместо преподавателя, очень вовремя решившего опоздать.

— Записку? — переспросила я.

— Вы думаете, что я, будучи ответственным за двор короля, не буду в курсе этой неприятной истории, ваше величество?

Я взглотнула и обняла себя руками.

— Я сожгла её.

— Главное, чтобы она не попалась на глаза нашего короля. Я уже разобрался с этой ситуацией, виновные были найдены и наказаны. Совсем не нужно вмешивать в эту глупую историю их величество.

Мне и в голову не приходило сохранить записку, чтобы показать её королю. Что-то мне подсказывало, что он вряд ли отреагировал бы спокойно.

— Если не секрет… Милорд, кто примерно это был?

— Одна из придворных дам. Видите ли, предполагалось, что король выберет себе в жёны одну из них.

Конечно, они были бы более достойными кандидатками и более подходящими королевами. Воспитанные в местных традициях, изящные, тонкие, неизломанные и красивые. Правда, они не умели танцевать так, как я. И не они владели северным венцом.

— Каждая из них могла стать королевой и матерью наследника. Но не стали. Если вы столкнётесь с чем-то подобным ещё раз, обращайтесь сразу ко мне, ваше величество.

Буллинг — вещь совершенно обыкновенная и пошлая. Пожалуй, каждый в своей жизни сталкивался с ним. Я не была исключением.

Но эта дурная, глупая, злобненькая записка почему-то вызвала у меня больше негативных эмоций, чем должна была; всё же я уже не девочка-школьница, чтобы переживать из-за такой ерунды.

Но...

Олли не знала, что со мной делать. Она приносила мне белого котика, который, оказавшись после моей бесславной свадьбы на свободе, отъел себе пузо и шатался по форту в поисках мышей, корзины с фруктами, которые я через силу поглощала, чтобы её не расстраивать, и новые ткани, чтобы придумать вместе со мной новые наряды.

На обрывке пергамента я набросала для неё своё любимое платье на тонких бретельках и с высокими вырезами по бокам, ботинки и корону из звёзд.

В этом платье я считала себя привлекательной. Я надела его впервые летом в клуб, где должна была встретиться с ним и ещё парой приятелей: сестра уговорила меня быть решительнее и взять дело в свои руки. В клуб он явился со своей новой девушкой, которая привезла их на блестящем алом электрокаре и сияла золотом.

Один из приятелей назвал меня клёвой. Он же сказал, что платье мне идёт, и вернулся к любованию девушкой.

— Сможешь сделать мне это? — в глазах Олли светились ужас и восторг одновременно.

— Это для их величества, да? Ууу он будет вне себя, когда увидит вас в этом, миледи!

По правде говоря, мне просто хотелось надеть что-нибудь из прошлого, причём далёкого прошлого, когда самой большой печалью в моей жизни была безответная любовь к хорошему мальчику.

Но идея Олли казалась рациональной: интересно, какая реакция будет у короля?

Главное, задание увлекло северянку, и она оставила попытки растормошить меня.

Я могла лежать и обдумывать всё, что накопилось на душе.

Я думала о родителях, о том, как им, должно быть, было больно без меня. Что я была для них? Безжизненное тело в глубокой коме или лишь воспоминание? Думала о сестре и её тяге к геройству. В какой горячей точке она нашла себя? Думала о своих друзьях, побежавших во все стороны по направлению к самым отдалённым местам, где много пальм, песка и нет атомных бомб вокруг. Помнят ли они обо мне? Думала о тех, кто остался, осознав, что страх за собственную жизнь всё же слабее страха за родных. Вспоминают ли они свою подругу?

Думала о парне, которого когда-то любила. Женился ли он на девушке мечты, накопил ли денег на квартиру? Не жалеет ли, что остался мне лишь другом?

Глупости, конечно, не жалеет.

Я ещё дома была развалиной.

Такую меня может терпеть, видимо, только один человек. И это не он.

Я поменяла положение и легла на спину. Прохладная, чуть щекотная ткань шёлкового халата обвила мои ноги.

Мысли перенеслись к другой теме.

Теме возвращения домой.

Сколько книг я пересмотрела, сколько сил уже потратила на поиски ответов — всё бессмысленно.

У магии свои пути.

Постичь магию невозможно, пока ты не постигнешь себя.

Магия вершит судьбами людей и сама решает, когда и как им помочь.

Короче говоря, магия знает лучше, просто забей на всё, плыви по течению, и она — может быть — тебе поможет.

Потрясающее в своей простоте религиозное верование.

И абсолютно бесполезное для меня.

Даже на Севере постулаты веры казались более чёткими и внятными: тебя всегда защищают твои предки, они следят за тобой и в любую минуту будут работать на тебя против предков других людей, желающих причинить тебе зло. Никаких дополнительных условий, никаких уточнений. Правда, объяснить произошедшее со мной северяне не смогли бы: мои предки понятия не имели о существовании Четырёх Земель, а предки местных — о существовании моего мира.

Восточные верования с их пантеоном многочисленных божков, чудесных существ и тварей и волшебных духов также не могли оказать мне помощь в моих заунывных изысканиях.

Как и почему я очнулась в шахте по добыче эфлатуна? Как мне попасть обратно? Как течёт время дома? Как, почему, зачем, за что...

Что?..

Я вздрогнула всем телом.

В дверь кто-то зашёл. Это не был кто-то из слуг, так как они всегда представляются и заявляют о себе. Лишь один мог себе позволить войти ко мне молча. А если это не он, а новый Кын — пусть будет так, как будет.

Я так устала.

Очень устала.

— Смерть северной шкуре, — услышала я тихий шёпот.

Я распахнула глаза: вовремя, потому что прямо на меня смотрел кончик ножа. Я взвизгнула и на автомате выставила перед собой руки — ледяная боль пронзила мои запястья.

Удар был не слишком сильный, но долго удерживать нож я не могла. Я со всей силой, что была у меня, оттолкнула его и слетела с кровати, врезавшись в нападавшего. Фигура, завёрнутая в красивую ткань, в расшитом цветами тюрбане, упала на пол с неприятным криком.

Я перепрыгнула через неё и бросилась было к двери, но меня схватили за подол, и я ухнула вниз, до звёзд в глазах ударившись коленями. Подняться сразу у меня не вышло: попытавшись опереться о руки, я поскользнулась в собственной крови и повалилась на бок.

Нападающий всадил нож мне в бедро.

Боль была такой сильной, что на секунду я ослепла, оглохла и онемела. Из глаз полились слёзы, я задохнулась и скрючилась на полу, выпуская изо рта лишь беззвучный свист.

— Ты умрёшь, северная шлюха, ненавижу тебя, — я едва расслышала шипение сквозь завесу боли. Я моргнула и увидела лицо, нависшее надо мной, с которого в пылу борьбы слетела ткань.

Это была молодая дама, которая казалась смутно знакомой. Её черты были искажены злобой, лоб разрезала глубокая уродливая морщина.

Я вынырнула из болота боли, которое засасывало меня и тянуло за собой, и с одной единственной мыслью — я хочу жить, я хочу жить, я хочу жить — схватила это страшное лицо окровавленными руками и со звериным воплем ударила его об пол. Моя соперница не ожидала такого броска, и мощный удар пришёлся ей в лоб. Со слабым вскриком она обмякла.

Я поползла к двери и в полуметре от неё вновь нашла свой голос.

— Помогите! Помогите!

Неужели тут такая плохая слышимость? Почему, почему, почему же никто не слышит меня?!

Пришедшая в себя южанка тянулась к моим ногам.

— Помогите!

Почти потеряв сознание, но всё же удержавшись на краю, я встала и всем телом навалилась на дверь, стуча в неё кулаками.

Сзади меня схватили за волосы и потащили от выхода. Из глаз лились слёзы, и я почти не чувствовала левую ногу.

Двери с грохотом распахнулись, и в комнату вбежали Олли и стражник.

— Ваше!.. — Олли вскрикнула и вцепилась в нападающую ногтями. — Стража!

Я сдалась и позволила своему телу то, что оно просило столь долго.

Сознание покинуло меня.

* * *

Очнулась я от крайне дурного запаха, ударившего меня прямо в нос.

Я вздрогнула всем телом и открыла глаза. Солнце светило так ярко, что я тут же закрыла их обратно. Всё тело болело.

— Ваше величество, — услышала я взволнованный голос.

Я попыталась было пошевелиться, но вспышка боли прервала мои планы. Я охнула и всё же смогла поднять веки, привыкая к освещению.

Я лежала на правом боку на большой кровати. Я могла видеть только свои руки — запястья, замотанные и ноющие.

— Миледи! — передо мной возникло плачущее лицо Олли. Её глаза были красными и припухшими, а вид в целом — крайне неухоженным. — Вы очнулись!

За ней маячила фигура пожилого мужчины в зелёной чалме со склянкой в сморщенных временем ладонях.

— Ско... Что со мной? — не сразу, но я сумела произнести короткий вопрос сиплым, надтреснутым голосом.

— У вас, ваше величество, разбиты колени и локти, ушиб на правом бедре, порезы на запястьях и глубокая рана на левом бедре, — ответил мне южанин-лекарь. — К сожалению, вы потеряли много крови, и на восстановление потребуется немало времени. Но мы делаем всё зависящее, чтобы ускорить выздоровление, — он низко поклонился.

Я чуть напрягла левое бедро и от боли заплакала.

Воспоминания полились на меня словно дождь в тёмный осенний день — мощным и холодным потоком.

— Кто это был? Я знала её, где-то видела... — после того, как последствия моих необдуманных движений успокоились, я всё же решилась спросить про нападавшую.

Олли стала мрачнее тучи.

— Это была леди Пем, миледи, одна из придворных дам.

— Почему?..

Олли оглянулась на лекаря, тот нахмурил брови, и я моментально поняла, что подробности произошедшего они рассказывать не очень-то и хотели.

— Мне надо это знать. Так я буду спать спокойнее, — со моей стороны такое утверждение было откровенным преувеличением, но я действительно желала знать, почему придворная дама решила напасть на свою королеву — на меня — с ножом.

Олли вздохнула.

Вместо неё мне ответил лекарь.

— Она вошла к вам в покои под предлогом того, что вы вместе вышиваете. Стража видела её у леди Айгюн и ничего не заподозрила.

Вот откуда мне было знакомо её лицо.

— И что же? Я отняла у неё короля и титул? — поморщилась я, вспоминая её злые, полные глухой ярости слова.

— Возможно... Её семья обеднела, хотя когда-то была одной из самых знатных в Южных Землях. Она в своё время растратила всё оставшееся наследство на наряды, чтобы выглядеть не хуже остальных.

— Возможно? А что она сама говорит?

Лекарь замолк и слегка побледнел.

— Миледи... Леди Пем почти сразу покончила с собой в темнице, — едва слышно произнесла Олли.

Я тяжело взглотнула, отгоняя подступившую дурноту, и закрыла глаза.

Сквозь ноющую боль я чувствовала, что мои ноги и руки затекли от неудобного положения. Я даже не могла представить, как здесь лечили раны. Нож вошёл достаточно глубоко...

— Кость цела? — неожиданно твёрдо озвучила я следующий свой вопрос.

— Да, к счастью, ваше величество.

К слову, где же другое ваше величество? Где же венценосный огненосец, из-за которого в меня воткнули нож?

— Вернулся ли король?

— Едва трагедия произошла, гонец сразу же был послан к нему на границу.

Я ещё раз взглотнула с усилием.

— Я не хочу видеть никого, кроме вас двоих. Никого, понимаете меня? Никого.

Я не видела выражений лиц Олли и лекаря, но их прохладный ужас ощутила ставшей чересчур чувствительной кожей.

Рану на бедре местные доктора зашили грубыми нитями. Мне хватило лишь одного косого взгляда на неё, чтобы желание когда-либо повторять этот опыт отпало. На правом бедре расплылось уродливое чернильное пятно почти чёрного синяка, а на коленях и локтях кожа местами была содрана до мяса.

Каждый день мне Олли меняла повязки, мазала мазями, лекарь осматривал раны и давал выпить какие-то снадобья, от которых отсутствие вкуса у еды ощущалось не столь явным.

Моё требование никого не пускать ко мне выполнялось на все сто процентов. Олли ночевала на кушетке в углу, и я, то и дело мучаясь бессонницей из-за болей, слушала в тишине её усталое сопение.

Когда мне разрешили лечь на спину, стало чуть легче. Так было удобнее спать. По крайней мере, до поры до времени, пока мой сон не оказался под ударами кошмаров.

Почти каждую ночь я просыпалась в холодном поту от одного и то же сноведения: занесённого над моей головой ножа и жуткого яростного лица.

Я упросила Олли дать мне кинжал, который я спрятала под подушку. Нельзя сказать, что это как-то помогло.

Всё в моих покоях напоминало мне о нападении. Я раза три пережила панические атаки и не могла думать ни о чём, кроме как о той женщине. Тогда на вышивании придворных дам было так много, что запомнились мне лишь пара-тройка из них, не больше.

Но вскоре я вспомнила, где её видела. Та прекрасная незнакомка-сплетница на вечере по случаю возвращения лорда Уайтхилла, которая была так уверена, что король женится именно на ней. Из ее слов могло показаться, что она переспала с ним, будучи одной из "фавориток".

Возможно, именно она оставила ту записку, поскольку нашла я её после дня вышивания, в ходе которого неоднократно поднималась тема моих отношений с королём.

И я назвала его "горячим", определённо назвала. При той, кто считал брак с ним делом решённым.

И кто тянул меня за язык...

Только тянущая боль от порезов мешала мне постоянно держать руку под подушкой, вцепившись в рукоять кинжала.

Сколько ещё таких обиженных моей "победой"? Сколько ещё бывших захочет со мной разобраться?..

Наконец ранение на бедре зажило достаточно, чтобы лекарь разрешил мне помыться. Я едва держалась на ногах, поддерживаемая Олли. До того момента самым значительным расстоянием для меня была пара шагов от кровати до ночного горшка, и от всего процесса мытья я устала так сильно, что проспала всю ночь без снов.

Утром я набросала рисунок костылей; я видела их в старых фильмах и сериалах, при мне их использовали не слишком часто, предпочитая другие, более продвинутые устройства.

Мне принесли мою задумку быстрее, чем я ожидала. Выточенные из цельных кусков дерева, костыли были, если так можно выразиться, восхитительны и изящны: даже подушечки для подмышек были из прекрасного шёлка.

Я не сразу научилась ходить на них, пару раз чуть не порвала швы, один раз упала обратно на кровать, но всё же спустя некоторое время навострилась передвигаться в меру успешно.

Я хотела покинуть проклятую комнату и найти новое помещение. Наверняка в форте их полно. Возможно, мне стоит ночевать каждую ночь в разных местах.

Мой выход наружу готовился дня три.

Из дверей я прохромала с чувством собственного достоинства: зелёные одежды, убранные в роскошную причёску волосы, самая крошечная из возможных чалма, почти что ободок, мешочек с венцом под юбкой, эфлатуновый перстень на пальце и кинжал на поясе.

Со мной шли Олли и лекарь Дэва, чуть позади — слуги и стража. Я заметила, как один из охранников (их стало заметно больше) при моём появлении исчез в неизвестном направлении.

— Где в форте имеются пустые помещения? — спросила я у старшего слуги, отвесившего мне при вопросе низкий поклон.

— В одном из коридоров все комнаты пустуют, ещё богатые покои имеются в восточном крыле...

— Покажите мне коридор, пожалуйста, — попросила я самым уверенным своим тоном.

Свобода от четырёх стен придала мне сил: и первое время я вполне бодро двигалась на своих модных костылях. Но коридор оказался на другом этаже, и очутившись у подножия лестницы, я растеряла часть своего духа.

— Миледи, может, повернём назад? — пролепетала Олли, с откровенным ужасом рассматривая неудобные узкие ступени.

Форт не щадил болезных.

Раздался невнятный шум.

Я повернула голову, нащупывая параллельно ножны: всё моё сопровождение выказывало своё верноподданичество, низко кланяясь.

— Ваше величество! — старший слуга и лекарь одновременно опустили головы.

Я не видела его давно, и вся моя уверенность сдулась как проколотый воздушный шарик.

Алый тюрбан, кривая сабля и ставшее ещё более загорелым лицо, на котором я не различала ни единой эмоции.

— Покиньте нас все, — негромко произнёс он хриплым голосом.

Всех будто ветром сдуло. Олли бросила на меня озабоченный взгляд и помчалась вслед за остальными.

Я подобралась, переложив весь вес на правую часть тела, и убрала руку от ножен.

Мне показалось, что от него не скрылся мой манёвр: что-то тёмное на мгновение пробежало по его лицу, что-то пугающее и слишком личное.

— Добрый день, ваше величество. Я бы присела, но не могу, — протянула я как можно бодрее.

Он промолчал, но подошёл очень близко: я могла разглядеть его странные глаза и крупные алые камни на броши, державшей ткань тюрбана. Эту ювелирную безделушку я ещё ни разу не видела: она была сделана как-то грубовато, и камни были едва огранены.

Я сжала губы. Он неотрывно смотрел на моё левое бедро, спрятанное под толстым слоем ткани.

— Ты не можешь танцевать теперь, — наконец сказал он.

Я удивлённо моргнула.

Я не могла танцевать. И петь мне не хотелось. Но с чего бы ему упоминать именно это последствие нападения? И его тон... Меня он несколько напугал.

— Эта лестница ведёт в пустующий коридор. Ты хочешь сменить покои? — он оторвал взгляд от бедра и перенёс его на запястья.

Моя правая нога начала затекать.

— Я не хочу ночевать там, — призналась я, морщась от боли.

Южанин шумно втянул воздух.

— Я обещал тебе, что ты будешь в безопасности, — прохрипел он.

Люди ежедневно дают миллионы обещаний, и большая часть из них не выполняется. Невелика потеря.

Но мне было горько. Этот опыт, что мне пришлось пережить, — это был результат его действий. Это скелеты из его шкафа вылезли и напали на меня.

— Ваша активная любовная жизнь оказалась сильнее обещаний, — съязвила я, ощущая на кончике языка горечь. — Ваше величество. Такое случается в жизни.

Сколько девушек и парней пострадало от ревности бывших своей пары?.. В прямом смысле миллиарды.

Он резко побледнел.

— Я хотел... Я хотел предложить тебе свои покои взамен твоих, но... — он замолк, чтобы справиться с чем-то, что видимо сжирало его изнутри. — Но ты вряд ли согласишься на это.

Я задумалась.

Несмотря на порой излишнюю темпераментность короля, соседство с ним могло уберечь меня от многих проблем и опасностей. Возможно, рядом с ним было то самое самое безопасное место, которое я так стремилась сейчас обрести.

— Отчего же, — отреагировала я. — Там-то меня вряд ли смогут достать ваши бывшие любовницы, ваше величество.

Я ходила по лезвию ножа. Но у меня уже были порезы от него, одним больше, одним меньше.

— О них можно не беспокоиться, — сквозь зубы ответил он на мой выпад. — За преступление леди Пем наказана вся её семья. Никто не решится повторить её ошибку.

Я похолодела.

— Ты едва стоишь. Я донесу тебя до покоев, — он всё же посмотрел в мои глаза, и мне стало не по себе: в них плескалась ярость много хуже той, что изуродовала лицо леди Пем.

Это было лучшее лето в моей жизни.

Я, моя сестра и наша общая подруга смеясь шли по улице и рассматривали витрины модных магазинов моды: за стеклом механические манекены крутили слепыми головами и вертели бёдрами, стараясь показать одежду со всех сторон. Буйство красок и силуэтов, разноцветные парики и писк этого сезона — огромные, несколько даже уродливые ботинки с шипами на подошве.

На остановках стояли многочисленные местные жители, погружённые в свои дела; некоторые размахивали руками, играя или общаясь через умные очки, некоторые, в больших наушниках, слушали музыку и раскачивались в такт, некоторые просто устало смотрели на проезжавшие мимо стильные электротакси.

— Не проходите мимо, только у нас скидки на самые известные бренды! — уличный зазывала у трёхэтажного бутика улыбался пиксельным ртом каждому прохожему.

— Хочу купить себе розовое кожаное пальто! — объявила ему подруга, мечтательно прижав к себе смартфон.

— У нас в наличии имеется три модели розовых кожаных пальто! — счастливо ответил ей робот.

— Розовое? Тебя этот цвет бледнит, — с сомнением произнесла сестра, смахивая оповещения на часах. — Как же он мне надоел.

— Опять пишет? — сочувственно спросила я у неё. Она перешла давно из стадии «о боже, он мне пишет, а вот ещё одно видео от него, как я счастлива» в стадию «хотелось бы отправить его в игнор, но лень». Я считала, что после нашего возвращения домой она с ним расстанется.

Сестра недовольно кивнула и уставилась на показавшийся ей неожиданно очень интересным алый электробус.

Я всё ещё находилась на первой стадии и с необъятной радостью открывала диалог со своим однокурсником, поэтому могла только предположить, что именно она чувствует.

Мы вышли на круглую площадь: с одного здания на нас смотрела темнокожая женщина, на веках которой была нарисована целая вселенная, с другого — молодая пара с белоснежными волосами. Они то белозубо ухмылялись, то замирали, то закидывали головы, то вальяжно крутились вокруг своей оси. Социальная реклама, нацеленная на сохранение дикой природы, сияла особенно ярко: с экрана на экран перебегали тигры, скалившие свои зубы на пешеходов.

Посреди площади возвышался старинный фонтан, едва заметный среди красок и неона рекламы: на его ступеньках разместились сотни людей, шумно болтавших друг с другом.

Мы с трудом нашли свободное местечко на одной из нижних ступеней: когда я села, колени оказались у меня почти в районе ушей; я обняла свои ноги и мечтательно вздохнула.

— Как хорошо, что мы поехали в это путешествие, — с улыбкой произнесла я.

Этот город был финальной точкой нашего европейского турне.

Позади были холодные серые улицы, застроенные барочными дворцами и особняками с белыми колоннами, со стен которых слегка осыпалась штукатурка, улочки в маленьких разноцветных домиках с кучей пивнушек внизу, обломки древнейших зданий, навечно забетонированные в более современные здания, булыжные мостовые, цветы в горшках, переполненные помойные вёдра, суетливые роботы в передниках, запах сыра и горечь вина, веснушки, безудержный шоппинг, ночные клубы, статуи прекрасных полуобнажённых мужчин и женщин с безупречными лицами, изломанные фигуры древних героев и парчовые плащи и кудрявые парики королей, кофе, хрипящие электрокары и смеющиеся имодзи в ответ на мои неловкие шутки от него.

Казалось, что я лопну от счастья. Оно пылало внутри меня, раздуваясь с каждым вздохом, и иногда я думала, что это просто невозможно, просто нельзя быть такой счастливой.

Такое просто не может быть.

* * *

Покои короля были больше моих прежних. Мои сундуки легко поместились, не заняв слишком много места, а ларец с украшениями я сразу же поставила на каминную полку у больших причудливых часов. Хотя король и слуги не были замечены в рытье в моих вещах, я понимала, что нужно быть осторожнее с венцом. Я сумела подручными средствами прикрепить костяную миниатюру обратно к основанию из эфлатуна, но всё же это было лишь временным решением. К счастью, став королевой Юга, я могла без проблем перестать носить северный венец, и это не показалось бы подозрительным даже человеку подозрительному.

Интерьер помещения насквозь был маскулинным. На стенах висели кинжалы, ножи и сабли в своём множестве, причём если какие-то на вид смахивали на чисто парадные, то часть явно использовалась в обстановке реального боя. Полки шкафов были заставлены книгами по военной стратегии, ведению сельского хозяйства и про возведение фортификационных сооружений. Все же редкие декоративные элементы были связаны либо с охотой, либо с войной. Например, на письменном столе стояла большая металлическая статуя с охотничьим сюжетом, изображающая трёх всадников в развивающихся одеждах на лихих конях и бегущую за ними с высунутым языком собаку.

Исключение составлял прелестный туалетный столик с большим зеркалом в яркой фаянсовой раме, которого в моей старой спальне не было. Он сильно выделялся своим сугубо женским назначением. Что-то мне подсказывало, что это был молчаливый подарок от короля.

Это вполне в его стиле: я почти его не видела и не слышала.

Кровать была настолько велика, что мы спокойно могли спать на её противоположных концах и не пересекаться друг с другом всю ночь. Поскольку я всегда ложилась раньше него и вставала позже, порой только мятая левая половина ложа говорила о том, что эту ночь я провела не одна.

Первые несколько дней было спокойно. Переезд и связанная с ним суета выматывали меня; помимо прочего, я ещё искала на одном этаже с королевскими покоями временную комнату для занятий по литературе. Передвижение на костылях — дело крайне утомительное, и я вырубалась почти сразу, едва моя голова оказывалась на подушке.

Но долго бегать от кошмаров у меня не вышло.

Перед сном я насмотрелась на оружие на стенах.

Больше всего мне понравилась сабля, эфес которой был усыпан сапфирами сетчатой огранки. Они переливались абсолютно безумно: я провела минут десять, раскачиваясь на костылях из стороны в сторону, наблюдая за тем, как огонь свечей играет на гранях роскошных камней.

Потом я заснула, уютно завернувшись в одеяло; и сначала мне снился бред: родной город светился в лучах солнца, а я смотрела откуда-то сверху на главные его достопримечательности, выросшие раз в пять и почти задавшившие остальные здания.

Потом я села в электрокар, и день сменился на ночь. Город сиял золотом и неоновой кровью. Огромные здания окружали с двух сторон блестящую как чёрная шёлковая лента дорогу. Электрокар мягко шуршал по асфальту, а свет уличных фонарей танцевал на лакированном капоте.

Я вошла в холл, похожий на ювелирную шкатулку, и покрутилась на месте на зеркальном мраморном полу: блёстки и каменья, пришитые к юбке, замерцали как крошечные огоньки.

Я рассмеялась.

Я давно не чувствовала себя так хорошо: такой свободной, лёгкой и красивой.

Вокруг меня ходили люди в смокингах и платьях, и вместо их лиц были лишь едва различимые пятна.

Я, радостно улыбаясь, повернула голову и увидела её: налитые кровью глаза и кинжал. Моё тело налилось свинцом. Я не могла пошевелиться.

Её тюрбан размотался, и конец шарфа обвивал её горло. Она закричала и воткнула в меня искрящееся лезвие. Платье сжалось вокруг груди, дыхание перехватило, и я заметалась, отчаянно пытаясь отбиться от неё.

Вокруг было слишком много крови — моя нога поехала на целой алой луже, я поскользнулась и упала в темноту. Бедро обожгло болью.

Свистящий выдох — и я, запутавшись в одеяле, очнулась, первые секунды не понимая, где нахожусь.

Я будто всё ещё летела вниз.

Я разглядела, что надо мной нависла фигура, и с беззвучным воплем замахнулась кулаком.

— Асса, это я, — фигура перехватила мою руку ниже запястья. В свободной ладони загорелся огонёк, освещая взволнованное лицо короля.

Сердце стучало бешено, и ужас давил на мои барабанные перепонки. Сбросив с себя оковы сна, я поняла, что всё это время не дышала, и закашлялась, вырвав свою руку и моментально сев на кровати.

— Как больно, — наконец смогла я выговорить хоть что-то.

— Давай посмотрим, — предложил король, продолжая освещать кровать. Он отпустил мою руку, и она безвольно упала на матрас.

Мне стало отчего-то стыдно, словно всё это зрелище — вещь слишком личная и слишком интимная даже для человека, являющегося моим мужем. Мои проблемы — это мои проблемы.

Я стянула с себя одеяло и подняла юбку ночнушки. Мне сложно было выкрутиться так, чтобы не тревожить повязку, так что пришлось отдать столь ответственное задание южанину, хотя перспектива светить перед ним обнажённым бедром не очень меня привлекала.

Он приблизил горящее пламя, и я заметно напряглась, но не отпрянула от него. Я отвыкла от близости с ним.

— Ты, видимо, воткнула ногти вокруг раны. Лекарь утром осмотрит тебя, я вызову его, — он выпрямился, не притронувшись ко мне даже пальцем.

Вероятно, так я пыталась разбудить себя.

— Поняла, спасибо, — прошептала я и быстро опустила юбку на место, посмотрев на него через плечо.

Он замер, и пламя отражалось в его глазах.

Почему он не касается меня? Что-то не так?..

Страх ласково куснул меня за сердце.

— Я... — его голос, сиплый спросонья, стал ниже. — Как же я хочу поцеловать тебя. Но если сделаю это, не уверен, что сумею остановиться.

Огонь в его ладони запульсировал и загудел.

Мой незаданный вопрос был настолько очевиден?..

— Я ранена, — ответила я, чуть прокашлявшись в попытке прочистить горло.

— Ты ранена, — эхом отозвался он, не отрывая своего взгляда от меня. — Заметил, что твои колени всё ещё разбиты.

Да, а синяк на втором бедре уже перестал выглядеть, как ночное небо над океаном, но по-прежнему впечатлял своей весомостью. А какие красивые у меня локти — шедевр.

— На мне всегда всё плохо заживало, — произнесла я, громко взглотнув.

— Мне не разрешили увидеть тебя.

— Там нечего было видеть, — быстро сказала я: несмотря на свои слова, он так и не увеличил расстояние между нами, а пламя в его ладони горело так же ярко. Спиной я чувствовала волны жара, исходившие от него.

Если минуту назад меня беспокоило отсутствие его привычной горячности, то сейчас — наоборот, её явное присутствие.

Надо было резко сменить тему.

— Я хочу ещё одно занятие. Я хочу научиться управляться с кинжалом. По-настоящему мочь защищать себя, — мысль об этом не покидала всё время моего вынужденного затворничества по медицинским показаниям.

Он закрыл глаза, вздохнул — и жар спал, став менее осязаемым.

— Хорошо. Я найду учителя.

Что бы ни сделали с роднёй леди Пем, больше я не могла быть уверенной в собственной безопасности.

Увы, нарисовать костыли — это максимум, на который я была способна. Мне не хватало технического образования, чтобы сделать набросок даже самого простенького пистолета.

Конечно, с пистолетом было бы лучше.

С другой стороны, появление такого устройства в этом простом, наивном мире меча и кинжала могло бы породить волну кровожадных изобретений, вдохновлённых моей работой; я бы запустила процесс, который уже губил мой настоящий, родной мир, — процесс бесконечного поиска ответа на новые и новые угрозы. Найденные ответы, как показывает жизнь, всегда тянут за собой на самое дно людей не меньше, чем изначальная угроза.

Может, хорошо, что у меня нет технического образования.

В страхе за свою жизнь я склонна забывать о других и не думать о последствиях своих решений. После же очередного кошмара я бы могла стать безумным учёным, готовым перешагнуть через кого угодно и что угодно ради своих целей.

Я покачала головой, отгоняя от себя лишние эмоции.

* * *

В качестве развлечения король решил привести меня на совет его приближённых.

Для полноценных тренировок я была ещё слишком слаба, а занятия по музыке и литературе не могли отвлечь меня до конца от мрачных мыслей, как то выглядело со стороны.

Королю подумалось, что участие в обсуждении политики вызовет у меня интерес.

Он был прав и не прав одновременно. Я потеряла интерес к политике со дня, когда началась война. Но смена деятельности была неплохой идеей.

Совет заседал в небольшом зале, посреди которого стоял длинный стол с двумя тронами во главе; остальным участникам полагалось сидеть на простых лавках.

В стены были вмонтированы рельефы с множеством фигур в капюшонах. Мне стало любопытно, и я пообещала себе после заседания внимательнее разглядеть их.

Чиновники, уже разместившиеся на своих местах, явно заранее знали о моём прибытии: никакого удивления они не выказывали, но и радости я не чувствовала. В их взглядах читалась вежливая холодность. Очевидно, что демонстрировать открытую неприязнь при короле они не решались.

Каждый из присутствующих поверх обычной одежды надел что-то вроде фартука из шёлка разных цветов — кто из синей ткани, кто из жёлтой, кто из зелёной, а кто из чёрной. Заметно выделялось отсутствие красного. По мере того, как они выступали с докладами, я начала определять, какой цвет относился с какой сферой ответственности: чёрный носили военные и правоохранители, синий — финансисты, хранители казны и проверяющие (что-то вроде местных аудиторов), а жёлтый и зелёный — люди, занимающиеся производством и сельским хозяйством соответственно. В районе шеи фартуки были расшиты изящными богатыми узорами, которые, вероятно, определяли узкую специализацию. Из-за неважного зрения я сумела разглядеть только корабли у флотоводцев и рыбины у тех, кто отвечал за область рыболовства.

Советники все несли на себе отпечаток особой важности, присущей многим высокопоставленным людям, — они походили на людей, которые искренне полагают мир без них невозможным.

Наверное, каждый из нас, даже если и прячет это под толстым слоем альтруизма, немного считает себя намного более важным, чем оно есть на самом деле. Для кого-то мы действительно важны. Но в целом мы же всё равно ничего не значим.

Если смотреть на вещи объективно.

Вот что значу я? Чего я добилась за годы своей жизни? Разве я смогла стать полезной для общества, для своей страны, для мира? Я спасаю людей? Я раскрываю преступления? Я изобретаю что-то новое?

Нет.

Я ничего не делаю.

Как и миллиарды других людей я просто живу, пока кто-то другой вносит вклад в будущее всех нас.

Мы даже не винтики в системе, мы скорее воздух между этими самыми винтиками, пустоты между деталями. Мы потребители. Мы просто обычные люди.

Плохо это? Или нормально?

— Разведка доносит, что западный король готовится к войне. Растёт отлив пушек, а также подготовка пороха.

Я побледнела. В груди заболело, и я сжала ручки трона, выравнивая сердцебиение.

Подготовка к войне. Подготовка...

Так. Спокойно.

— Это закономерно, — негромко произнёс король.

— Ему лишь нужен будет повод, — подал голос один из советников. Его тонкая бородка нервно тряслась; не удивлюсь, если на его лбу проступили капли пота. Я не привыкла к поклонению и боязни, которую чувствовали подчинённые в отношении своего правителя, и иногда ловила себя на мысли, что, вероятно, мне пора бы присмотреться к ним: да, король женился на мне, но он колдун и управляет огнём. А я его обманываю. Мне нужно его бояться. Почему мой страх настолько обезличен? Я боюсь за свою жизнь в целом, а не потому что ей угрожает король.

— Повод — лишь формальность для таких людей, как он. Однако не стоит давать ему его, надо сохранить в тайне нашу подготовку.

— Как насчёт нашего старого плана?.. — начал было нервный советник с бородкой.

Его сосед едва не шикнул на него, бросив на меня быстрый взгляд.

Вот оно что. Они не хотят при мне обсуждать некоторые вещи.

— Моя жена — ваша королева, — спокойно произнёс король, явно уловив настрой своих подданных.

— Просим вашего прощения, ваше величество. Просто мы подумали, что не стоит тревожить нашу королеву такими жестокостями. Мы и так слишком долго обсуждаем войну, — у этого советника лицо было гладко выбрито, а на лбу — ни единой морщинки. Он вообще казался очень юным. Его внимательные глаза остановились на моих белых пальцах. Я отпустила ручки трона.

— Я действительно не люблю обсуждать насилие, — примирительно сказала я. — Вызывает непростые эмоции. Но не из-за жестоких деталей, а из-за того, как люди обычно, — я не без труда подобрала верное слово, — субъективны. Хотя насилие всегда оправдывается, оно никогда не бывает оправданным. Многие об этом забывают, и это... — я взглотнула, вызывая в памяти часы просмотренных роликов, новостных сводок, бесконечный скроллинг комментариев. — Это тяжело.

— Мы можем перейти к вопросу повышения налогов на отлов некоторых видов рыб, — радостно подскочил на месте улыбчивый седой толстячок с вышитыми рыбками на вороте.

Король наклонился ко мне и прошептал в ухо:

— Асса, ты не против продолжить?

— Очевидно, что дело не в моей впечатлительности, — ответила я.

— Очевидно, но всё же это твоё решение. Если тебе неприятно, мы перейдём сразу к рыбе.

— Не стоит из-за меня менять курс обсуждения. Это уменьшает важность заседания, — не хватало мне ещё вмешиваться в их повестку дня. Они и так меня совершенно не уважают.

Король распрямился на троне и велел продолжать.

Однако к некой "старой" идее никто так и не вернулся. Спустя ещё час было решено сделать перерыв, и в зал вошли слуги с подносами с фруктами и кубками. Вполне прогрессивно.

Я встала с трона и уверенным шагом прошла к рельефам; сановники расступались передо мной, и в итоге у стены я оказалась одна. Король застрял сзади, перехваченный каким-то чиновником в синем.

Рельефы были старыми, изъеденными временем, но всё ещё сохранившими искусность резьбы: я видела такие в музеях: видевшие, как дышала история, они теперь покоились за стеклом, безмолвно рассказывая нам, далёким предкам-мотылькам, о том, что пережили за столетия.

Эти изображали несколько людей — странно одетых женщин с длинными волосами и в капюшонах и мужчин в шлемах — пришедших в поселения и крепости. У некоторых из рук вырывалось пламя, у некоторых — лились потоки воды, часть касалась голой земли, из пустырей ставшей лесами и полями, а часть указывала на небо пальцами, из которых били молнии.

Древние короли и королевы.

— Говорят, они были удивительными, даже не людьми, нет, — чей-то добрый голос отвлёк меня от созерцания.

Это был "рыбный" дедушка.

— Не людьми? — не знаю, чему я удивилась больше: тому, что предки моего мужа были иного вида, или тому, что со мной решился заговорить кто-то из его сановников.

— Высокие, тонкие, с невероятными лицами, они были будто самой природой, самой стихией. И их разноцветные глаза, говорят, были вовсе лишены зрачков. Они всегда прятали свои ладони, пока не творили магию, и свои уши. Говорят, что форма у них была нечеловеческой.

По моей спине прошла дрожь.

Глаза без зрачков?

Нечеловеческая форма ушей?

По крайней мере, они явно не были бессмертными.

Старик с печалью посмотрел на вырезанную в камне толпу простых граждан, радующихся чудесам своих новых правителей.

— Грустно осознавать, что когда-то все короли и королевы Четырёх Земель были друг другу братьями и сёстрами.

Я понимала, о чём говорит пожилой сановник.

— О каком старом плане шла речь? — попытала я счастье. Этот человек проявлял ко мне невиданное дружелюбие.

— Некоторые из приближённых считали верным шагом убить западного короля. Их величество посчитало это излишним.

И, очевидно, слишком явным поводом.

— Видимая смерть короля-старика лишь сделает из него мученика для всех западников, — за моей спиной раздался голос южного короля. — А для той, которая сошла бы за естественную, он чересчур хорошо охраняется.

Наверное, он имеет в виду яд.

— К нему невозможно подобраться, ваше величество, — объяснил подошедший вместе с королём сановник в чёрном с милыми ямочками на щеках, что было необычно для его сурового вида. — В юности он чуть не умер, отведав кусок орехового пирога с каким-то ядом. Все его напитки и пища с тех пор проверяются, причём, чтобы исключить медленно действующие яды, он выжидает, прежде чем приступить к еде.

— Слухи ходят, что он всю жизнь принимает по чуть-чуть разных ядов, чтобы привыкнуть к ним, — загадочно протянул мой первый собеседник.

Я хмыкнула. Это была эра неведения, когда люди, очевидно, не знали, что иногда не нужен яд, чтобы убить человека. Особенно когда речь идёт об орехах.

— А он что-нибудь не ест? — спросила я у мужчины в чёрном, почувствовав, как при моём вопросе насторожился король.

— Не ест? — не понял сановник.

— Ну из блюд.

Он задумался.

— Он не ест ореховые пироги, — попытался было пошутить он.

— Можно взять орехи, перемолоть их в пыль и всыпать её в готовые блюда, где их вкус будет не ощутим. Не факт, что он тогда отравился ядом. Это могли быть орехи.

— Орехи?

— У некоторых людей есть… эээ они не могут есть орехи, — пожала я плечами. — Некоторые могут даже умереть из-за них.

Все трое смотрели на меня с причудливой смесью недоверия и некоторого шока, а король не скрывал нездорового восхищения.

Мне стало тошно от собственных слов.

Зачем я вообще открыла рот? Хотелось показать, что на что-то способна? Хотела сойти за умную?

— Это исключительно... — теория, как же это сказать. — Это исключительно моё предположение. Это очень жестокая смерть. И решит ли она все проблемы? Людям не нужны лидеры, чтобы начать убивать друг друга.

Король нахмурился.

— Но в некоторых случаях они бы не помешали, — в его тоне сквозила глубокая задумчивость.

Спустя несколько минут заседание возобновилось.

* * *

Тик-ток-тик-ток.

Время как вода для охваченного жаждой путника.

Время как бесконечный запас сластей в шкафу у мамы.

Его всегда мало и его всегда много.

Часы превращаются в дни, а дни — в недели.

Тик-ток-тик-ток.

На душе было беспокойно.

Словно перед бурей.

Вот-вот — и ударит молния.

* * *

От короля пахло морем, пеплом и кожей.

— Асса, моя Асса, — шептал он невнятно, раздвигая в стороны полы моего цветастого халата и покрывая поцелуями открывшуюся кожу.

В глубине живота заворочался тяжёлый комок жара. Иногда он был тяжелее обычного и невероятно горяч как раскалённый свинец, а иногда его почти и не было. Когда он появлялся, я чувствовала к себе лёгкое презрение, но довольно быстро его отгоняла: всё же я человек, а человек не всегда может контролировать своё тело. Я закусила губу. Всё же мы очень давно не были вместе.

Однако его поцелуи навели на мысль: не пора бы немного расслабиться и бросить, что называется, кость?

Это было противно, двулично, эгоистично, но деваться некуда. В конце концов, как я могла быть уверена, что в один прекрасный день король не догадается, что его магическая сила проистекает вовсе не от меня, а от венца? И что со мной тогда будет? Единственным моим спасением были усилия, направленные на то, чтобы он всё больше влюблялся в меня. И для этого имелись все средства: за столько времени я уже поняла, что именно ему нравится и что увлекает его, как песня сирены тянет несчастного моряка прямиком на самое дно океана. С покушения утекло много воды, и он наверняка сильно соскучился по мне.

Я потянулась, перекатилась и встала с кровати. Он поменял расположение и сел, немного удивлённо следя за тем, как я лениво обошла ложе и подошла к нему.

— Это мы снимаем, — наклонившись, я развязала его пояс и обвила руками его талию, чтобы его снять. Оружие звякнуло о пол, скорее непреднамеренно, так как оно оказалось тяжеловатым. — Зачем же в постель с ножами.

Он не моргая смотрел на меня.

Я аккуратнее взяла пояс с многочисленными ножами и отнесла его к низкому комоду, где сверху как раз было много свободного места. Мне вспомнилось, как перед свадьбой король приходил ко мне и я впервые попыталась реализовать свой план. Но тогда до конца он не был доведён.

Я повернулась спиной к комоду и, встав на цыпочки, забралась на него, попробовав разыграть вариацию на тему одного жутко старого фильма. Даром, что на мне не было ослепительного белого наряда. Появившийся было комок жара сдулся.

Смешно.

Какое невероятное идиотство.

— И что же вы ждёте, ваше величество? — ехидно протянула я.

Долго приглашение игнорировать он не стал. Стянув с себя тунику, он неспеша приблизился ко мне, мягко шагая по полу. Его глаза были широко раскрыты.

Но он держался на небольшом расстоянии, словно затаившийся хищник, готовящийся к нападению.

— И что же ты задумала, Асса?

— Ничего я не задумала, — невинно расставив руки по краям, заявила я. Мозг лихорадочно работал. Ага, нужно напомнить о моём «даре». — Хотела попросить об одном одолжении, о котором лучше просить подальше от простыней.

Он моргнул. Ага, сработало.

— И что же это за одолжение?

— Я хотела бы увидеть ваше пламя, ваше величество, — соврала я. Я ненавидела его пламя, оно вселяло в меня страх: сердце начинало стучать как бешеное, а дышать становилось тяжело. Впрочем, такие симптомы у других людей бывают не только при страхе.

Он сделал шаг вперёд и наконец оказался рядом со мной. Венец был как раз недалеко, в шкатулке на полке, буквально в паре метров.

Он поднял ладонь, чуть сощурился — и вспыхнул огонь, яркий, горячий. Его язычки бойко затанцевали, заплясали; я непроизвольно выдохнула, немного отпрянув.

— Он неопасен для тебя. Я его контролирую, — он приблизил ладонь ко мне. Пожалуй, моя тактика вышла чересчур рискованной. — Попробуй, дотронься.

Он сумасшедший. Точно, сумасшедший.

Отступать мне было некуда. Комод, с которого невозможно было спрыгнуть, король прямо рядом, я могла обвить его ногами, если бы захотела. Ладно, нужно быть храброй. Ради семьи, ради дома, я выживу, и это ещё не самое страшное, что приходится делать людям для выживания.

Я отпустила край комода, который, как выяснилось, начала крепко сжимать пальцами, и осторожно приблизила кончик мизинца к пламени.

Я могла слышать глухой стук сердца южного короля, а моё сердце отбивало барабанную дробь прямо в ушах. Закусив губу, я опустила палец в огонь и…

Ничего не почувствовала. Он не обжигал. Совершенно не обжигал! Тот самый огонь, которым король сжёг прекрасное лицо Кына, был немного щекотным, и не более того.

Шок, должно быть, отразился на моём лице.

— Я никогда не сделаю тебе больно, моя Асса, — прошептал он, и пламя погасло, оставив меня с вытянутым пальцем. Я поспешно убрала руку. — Никогда, — он запустил ещё горячую ладонь под халат и обнял меня за талию.

Мне стало как-то горько. Разве я неблагодарная? Может, я неблагодарная? Может, я сама всё испортила, пытаясь играть по правилам моего мира в мире, где правила совсем иные.

Я подняла взгляд: разноцветные почерневшие глаза смотрели на меня с каким-то особым выражением, которое было мне хорошо знакомо. Я сама так смотрела иногда на себя в зеркале.

С глубоко похороненной болью.

В этот раз у меня хватило духа поцеловать его первой.

Мы долго целовались; пока он ласкал меня свободной рукой, я тихонько танцевала пальцами по его коже, опускаясь всё ниже и ниже, чувствуя, как его боль уходит обратно в свою одинокую берлогу, освобождая дорогу совсем иному.

— Асса, — прохрипел он. Пышущий жаром, тяжёлый шар в животе вновь вернулся, раздуваясь и раздавливая собой внутренности, — я не могу жить без тебя, ты — мой огонь.

Наверное, это самое близкое к признанию в любви, что я могла от него услышать. Всё же король был человеком действия, а не слова.

Да, наверное, он всё же любил меня. Я спасена. Неужели я спасена?

* * *

После ночи, наполненной поцелуями, любовью и близостью к горячему телу короля, в глубине которого будто ревел магический огонь, утро казалось холодным и неуютным.

Он лежал на животе, мерно дыша во сне. На спине была симметричная шраму на груди уродливая рана.

Мой собственный шрам на бедре по значительности не шёл ни в какое сравнение, хотя, наверное, южанин бы со мной не согласился: всю ночь он то и дело как-то особенно нежно целовал след от удара ножом леди Пем.

Впрочем, у него было много похожих шрамов, маленьких и не очень. Были и ожоги. Особенно на руках и плечах, натренированных мечом и использованием лука.

Второй раз за день я вспомнила Кына: говорят, что он всё ещё сидит в одной из северных темниц с обожжённым лицом, ожидая, когда вече наконец решит, как с ним поступить.

— Если бы ты только убил посла, я мог бы просто отдать тебя Северу, Кын, но ты ударил леди Ассу.

Наказание, достойное Короля-Мага. Мне казалось, что я никогда не забуду стоявший в зале запах.

Вряд ли северяне будут настолько же изобретательны.

Что будет, если он узнает, что не я — источник его силы?

Что же будет?

Отступивший было страх вновь овладел мной.

Я осторожно поднялась и переоделась, хотя хотелось помыться, но для этого нужно было звать служанку. При короле мне было слишком неловко это делать.

Один раз в своё время я уже оказалась в ванной, когда он как раз пришёл в мои покои. Служанка не сразу догадалась уйти, и я, вся красная, громко на неё цыкнула, а потом долго извинялась, когда увидела её на следующий день. Тогда я тоже решила проявить некстати инициативу, и король залез прямо в чашу.

Я мотнула головой, прогоняя воспоминание. Одной, без помощи, было одеваться неудобно, я путалась в завязках, но мой благоверный, устав от многочисленных усилий, спал без задних ног, и мои трепыхания его не будили.

Я почти бесшумно раскрыла дверь и вышла наружу. Прохлада от каменных плит щекотала нагретую кожу.

Если думать рационально, чтобы победить страх, нужно рассеять сомнения. Раз нежные слова и раскалённый взгляд короля не могли этого сделать, вернее, могли, но не настолько долго, как хотелось бы, то необходимо было найти иной путь.

Рассказать ему о венце?

Я даже хрюкнула от смеха при одной только мысли об этом. Всё же это не мой мир и не моё время. Тут разговор по душам, тем более с королём, мог закончиться печально.

Он может бросить меня в темницу или ещё что-то подобное и заключить какой-нибудь выгодный династический брак. А то какой смысл во мне, если я не дарую ему силу над огнём? Венец может надеть кто угодно.

А если мне не удастся убедить его, что я только что узнала о венце, а не знала об этом, например, с самого начала — с нашего неофициального знакомства в Мёртвом Замке, что создало бы впечатление, что всё это — искусно продуманный план Севера по установлению контроля над южным королём...

Я прятала венец, и он был сломан, и не нужно было быть гением, чтобы сложить два и два и получить предательство. Именно так можно было интерпретировать мои действия. Я обманывала короля, а обман правителя целой страны — это не просто какая-то маленькая проблема во взаимоотношениях двух людей, а измена.

При любом развитии событий моя безопасность и возвращение домой оказывались под большим вопросом.

Так что развеять собственные сомнения я не могла. Единственным вариантом было продолжать играть свою роль — роль печальной королевы, витающей в тучах, где-то в иной реальности. Не от мира сего.

И эта роль была не самой сложной в исполнении. Мне не нужно было изображать печаль, поскольку я постоянно её испытывала, не нужно было жить будто не в этом мире, потому что я и так почти всегда мыслями жила в прошлом.

По правде говоря, я вообще, скорее всего, находилась в депрессии, то немного выплывая, то ныряя в неё с головой. У меня проблемы с истериками, с тягой к алкоголю, со сном и иногда с едой. Я часто сидела без дела и погружалась в воспоминания и переживания, которые порой были даже более реальны, чем осязаемый мир вокруг меня.

По-хорошему мне бы к врачу пойти, а не пытаться выжить при дворе. Найти какое-то дело, может, заняться чем-то вроде благотворительности или волонтёрства в духе моей сестры. Перестать пить вино и будай и пить только чай и соки.

Я поморщилась.

Я отвратительна.

Если уж быть честной до конца.

Могла ли я представить лет десять назад, что окажусь в таком положении? Могла ли подумать, насколько стану расчётливой, холодной, насколько нездоровой, насколько мелочной и эгоистичной?

Что это — как не эгоизм?

Я делала всё, чтобы выжить. Не чтобы помочь кому-то, не чтобы что-то изменить, нет, просто чтобы выжить.

Как я десятилетней давности, полная надежд и мечтаний, была бы разочарована.

Возрадуемся же тому, что невозможно в этом мире встретиться с собой из прошлого, своей детской версией. Сколько бы разочарований пришлось бы пережить всем участникам такой встречи, сколько горечи. Мы никогда не вырастаем такими, какими мы мечтаем однажды стать.

И мы никогда не может угадать, что с нами станет.

* * *

Передо мной простиралась долина: пыльная, тихая и печальная. Поросшие невысокой колючей травой холмы тянулись до самого горизонта.

Под моими кожаными сапогами скрипела каменистая красная земля, будто по ней были рассыпаны маленькие осколки стекла. Я не видела такой растительности нигде в своём мире и не встречала прежде таких мест.

Наверное, так будет выглядеть Марс, когда его колонизация наконец станет успешной.

— Что там впереди? — спросила я у провожатого.

Между двумя холмами в отдалении темнела впадина.

— Там в земле раскрылись врата, — объяснил мне он.

Объяснение меня это, понятное дело, не удовлетворило, и я попросила показать эти "врата".

Оказалось, что это просто глубокая огроменная впадина, на дне которой плескалась бирюзовая вода. У её края у меня немного закружилась голова; в воде отражались облака на мутном небе, куда-то плывущие деловито, и какой-то момент мой мозг не мог понять, где же небо, а где — вода.

К моему возвращению немногочисленные слуги сумели воздвигнуть две палатки: абсолютно одинаковые и малоприметные из-за землистого цвета ткани. Поездка готовилась долго и сильно заранее, и всё было обставлено на высшем уровне.

Внутри мне очень понравилось: на уютное ложе кинули даже парочку шёлковых подушек, хотя в целом обстановка была спартанской.

Дорога и хождения по инопланетной земле лишили меня последних сил. Я, не дождавшись короля, быстро перекусила и легла спать, завернувшись в одеяло с головой. Посреди ночи что-то разбудило меня, и я проснулась, проведя первые минуты после пробуждения в полной дезориентации.

Вооружившись кинжалом, я осторожно выглянула из палатки: у костра стояли стражники и о чём-то тихо переговаривались; где-то в долине тоже горел огонь, чьё зарево отражалось на небе.

Я подняла голову: с чернильного неба на меня смотрели триллионы звёзд, мерцающих как лампочки на дронах.

Я замерла, забыв дышать.

Как же было прекрасно небо!

Я никогда не видела, чтобы у него был настолько насыщенный цвет, чтобы на нём было так много звёзд. В городах из-за вечной дымки в воздухе и океана света они прятались в небесной мути.

Я улыбнулась.

Улыбка стекла с моего лица.

Где-то на это же небо смотрит моя сестра, смотрят мои родители.

Стоп.

Не на это же. На совершенно другое небо.

* * *

Рано утром, на рассвете, мы отправились в путь налегке, оставив вещи и палатки с парой стражников.

Печальная мёртвая земля окружала нас со всех сторон. Мы проехали мимо "врат" и углубились в пустыню. Моё лицо было спрятано за слоем белой ткани, но глаза ничего не спасало от яркого света восходящего солнца. Я надеялась, что мы успеем добраться до пункта назначения до того, как оно начнёт слепить.

Путешествие в итоге продлилось не больше часа, и вот наша процессия достигла цели: посреди пустыни из земли торчали будто зубы какого-то неведомого жуткого монстра огромные скалы, покрытые сеткой трещин.

Между скал располагался Первый дом — первая стоянка, если можно так выразиться, древних королей и королев.

Я всё ещё не понимала: если эти правители прибыли из чужеземных мест, каким образом их первая стоянка могла находиться так далеко от моря, в центре безжизненной пустыни? Объяснение находилось лишь одно: должно быть, из-за давности истории, превратившейся уже в мифы и легенды, истинное положение дел забылось, а это здание просто было самым старым доподлинно известным домом древних монархов Четырёх Земель.

При приближении стало ясно, что это не замок или скромный жилой дом, а обычная башня.

Толстая, приземистая, из крупного камня, с крошечными окошками-щелями, с архитектурной точки зрения она не производила особенное впечатление. Но общая атмосфера... Башня дышала древностью: ветер и песок столетиями шлифовали её стены, и она стала самим временем, облечённым в камень.

Все южане — от короля до стражников — начали громко шептать призывы, славя магию. Я закусила губу: не будучи сильно религиозной, я всё же не могла найти в себе что-то, что позволило бы мне спокойно озвучивать молитвы чужой веры.

У подножья скал мы слезли с лошадей, и я пошла следом за королём, отметив про себя, что с нами шагали теперь лишь самые опытные и уважаемые бойцы — личные телохранители, на лицах которых застыло благоговеяние.

Двери в башню не было: арочный проход шёл насквозь и выходил во двор. Напротив я заметила ряд арок, которые, вероятно, служили входом во внутренние помещения. Задрав голову, я быстро осмотрела редкие окошки, выложенные кирпичами в стенах, и кусочек неба, закованного в камень.

Посреди двора виднелась в полусумраке ограда.

— Что это? — спросила я и поморщилась от собственного голоса, прозвучавшего чересчур громко. Воины, если мой вопрос и прервал их религиозные размышления, виду не подали.

Король приблизился к ограде и подозвал меня, осветив её языками пламени, услужливо вспыхнувшими в его ладони.

Невысокая, чуть выше моих колен, ограда окружала отверстие в земле и явно была свежее башни, смотрясь откровенно чужеродно; с одной её стороны были маленькие воротца, от которых вниз спускались узкие неудобные ступени.

Дыра была большой и совершенно чёрной: в свете огня видневшиеся ступени спускались кругом и пропадали в сплошной тьме. Из тьмы звучала абсолютная тишина.

— Что это? — теперь мой вопрос был окрашен не в тона праздного любопытства и скучающего интереса. Жуть проникла в самое моё существо, волосы на теле встали дыбом, а по коже побежали мурашки.

Из дыры несло ледяным холодом, что сталкивался с жаркими дуновениями ветра, залетавшего сквозь арку, и побеждал их раз за разом. На глазах от мороза выступили слёзы.

Меня затрясло.

— Что там внутри? — прошептала я.

— Я сам никогда там не был, но мой отец бывал. На дне — земля.

Просто земля...

— Магия, там рождается магия... — произнёс чуть отстранённо один из стражников.

Я взглотнула и посмотрела в глубину дыры, пытаясь хоть что-то там найти, хоть что-то понять, почему, отчего же на меня так воздействует обычный колодец. Да, наверное, это действительно когда-то был колодец. Глубокий колодец посреди пустыни. Всё предельно логично.

Я подняла глаза от дыры вверх — к небу. Небо было живое, ясное, оно не заботилось о том, что под его сводом существовало такое нехорошее место.

Я опустила взгляд на арки напротив. Эту башню построили вокруг дыры, или дыра образовалась уже после её возведения?

Мурашки продолжали истерично бегать по всему моему телу. Я пожалела, что не взяла с собой тёплую шаль, в которой спала этой ночью.

Послышалось шуршание, а за ним — зловещий свист.

Боковым зрением я увидела, как один из стражников мешком рухнул вниз.

Я повернула голову, как раз чтобы заметить в одной из арок фигуру с луком, одетую в чёрные одежды.

От ужаса у меня перехватило дыхание.

Убийца лорда Уайтхилла, леди Пем с кинжалом.

В глазах почернело.

Кто-то что-то закричал, кто-то — король или стражник — бросился наперерез киллеру, но тот успел выпустить ещё одну стрелу.

Словно в замедленной съёмке она пролетела мимо южанина.

Я была её целью.

Я отпрыгнула назад в жалкой попытке спастись от неё, но натолкнулась ногами на преграду и не удержала равновесия.

Я даже не успела подумать, что сзади меня ведь оставалась ограда.

Клочок неба стал совсем крошечным, затуманился и наконец пропал.

Мир вокруг заволокло сиреневой дымкой.

Свет — всё в тумане, в ушах вата...

Воздуха не было, хотелось дышать, но грудь будто сжало тисками.

Вдох…

Получилось!

Выдох!

Я закашлялась и поморщилась. Всё моё тело болело, словно меня методично били ногами.

Я разжала кулаки: мои ладони легли на голую землю в мелких камушках и веточках. Оставалось только надеется, что в процессе падения, в момент которого я была, по всей видимости, в отключке, мне удалось ничего себе не повредить.

Я осторожно пошевелилась, к счастью, не почувствовав острой боли.

Туман в глазах рассеивался, и ко мне приходило осознание, что нахожусь я не на дне злосчастного колодца, а в каком-то совершенно ином месте.

Эта была небольшая вытоптанная поляна посреди леса: со всех сторон её окружали тонкие измождённые стволы почти голых деревьев, под которыми было так много листвы, что вся земля пряталась под пёстрым пледом.

Я подняла голову: освещения едва хватало, чтобы можно было хорошо рассмотреть детали; надо мной, где-то высоко-высоко, в едва различимой тьме, клубился туман.

Пошатываясь, я кое-как встала на ноги.

Очередная магия.

Очередное перемещение.

Только вместо шахты этот печальный лес.

Лес, который дышал магией. Не мой лес.

Паника схватила сердце и сжала его.

Я скрючилась, и меня обильно стошнило.

Отдышавшись, я попыталась успокоиться, рассматривая цвета окружающего мира, вслушиваясь в звуки (которых, к слову, не было совершенно), касаясь всего, что было на мне.

Мои руки на автомате потянулись к привычной выпуклости мешочка, спрятанного под юбкой, но... Ничего.

На секунду я вновь перестала дышать.

Я лихорадочно подняла юбки и сдёрнула с себя пояс: мешок был крепко прикреплён к нему, но его вес и размеры уменьшились в разы.

Я развязала тесёмки и высыпала на ладонь обломки венца — кость превратилась в труху, а фольга скукожилась.

И следа эфлатуна не было.

Пару минут я просто смотрела на останки моего спасения и моей же тяжкой ноши. В душе яростно боролись два чувства: страх, что без венца я потеряю значимость для короля и — следовательно — его защиту, и облегчение, чьи формы ещё не приобрели чёткость.

Я высыпала детали венца, ставшего мусором, обратно в мешок, вернувшийся на своё прежнее место.

На всякий случай.

Пожалуй, стоило решать проблемы по мере их поступления. Ведь я не знала, где именно король и когда его увижу. Я не знала, где сама-то нахожусь. Этот вопрос на данный момент был важнее.

Я подошла к краю поляны и обошла её кругом: везде был лес, печальный и зачарованный. На втором кругу я заметила в его глубине какой-то слабый, едва уловимый блеск. Я сделала шаг вперёд, не оборачиваясь назад, и мои уши словно вновь обрели способность различать звуки.

Я слышала звук бегущей воды, который доносился со стороны привлёкшего моё внимания блестящего предмета. Некоторое время я шла почти наугад, слабо различая корни деревьев, торчавшие из земли, и то и дело спотыкаясь. Ощущение полного безвременья подгоняло меня: листья на ветвях не шевелились, лишь мягко шумели под моими ногами, ни одной птицы, ни одного жучка, даже самого обычного цветка или грибочка, ничего. Наконец, я достигла сияющей ленты маленького лесного ручейка, весело блестевшего между деревьями. Вода в нём была совершенно прозрачная — ни одного пожухлого листочка, и в ней отражалось несуществующее солнце, возможно, спрятавшееся за ветвистой кроной деревьев.

Я, уже порядком уставшая и вспотевшая, обрадованно опустилась на колени перед кромкой воды, протянула ладонь, наклонила голову и громко взвизгнула от открывшегося мне зрелища.

Некоторое время я упорно смотрела вперед и не решалась взглянуть на своё отражение вновь. Набравшись смелости, я всё же бросила быстрый взгляд и едва успела проглотить новый крик: это определённо была я, моё усталое лицо, моя одежда — ворот простого серого платья, но волосы... Вместо привычного каштанового оттенка мои локоны были удивительного фиолетового цвета с лиловыми и сиреневыми бликами. Я наклонилась ниже, разглядывая себя и паралелльно пытаясь успокоить сердце: брови стали тоже фиолетовыми, кожа побледнела, лишившись всего своего загара, а глаза... Их радужка светилась, словно вместо глаз у меня два эфлатуна.

Что за чертовщина?

Что это такое? Как такое вообще могло произойти?

Трясущимися руками я заложила волосы за уши и облегчённо вздохнула, обнаружив, что они не изменились, сохранив свою обычную круглую форму. Мои зрачки при близком рассмотрении также остались обычными, круглыми. На пальцах ногти не превратились в когти, а за спиной не появились крылья.

Я определённо осталась человеком.

Только другим.

Почему? Что произошло?

Сомнение встало за моей спиной и ласково опустило голову мне на плечо.

Реальность и нереальность смотрели друг на друга и удивлённо посмеивались.

Я тряхнула головой, отбрасывая подальше дурные мысли.

Не до этого. Сейчас не до этого.

Я наполнила флягу водой, как следует умылась и поднялась с земли. Путь вдоль ручейка был самым логичным выбором — наверняка он связан с каким-то более значительным водоёмом, может, по дороге мне попадётся населённый пункт.

Если в этом причудливом краю в принципе есть хоть кто-то живой.

Лишь только опасения привлечь внимание кого-нибудь лишнего останавливали меня от пения или разговоров вслух, нацеленных на борьбу с тишиной. По спине то и дело пробегали табуны напуганных мурашек, а в районе сердца холодило.

Мои ноги утопали в ковре из разноцветных листьев — жёлтых, красных, оранжевых. Их форма не была мне знакома: изломанные линии делали их схожими с кленовыми листьями, но деревья вокруг определённо не были клёнами. Их тонкие, почти чёрные стволы были прямыми как стрелы, а кроны — невероятно пышными, с миллионами изломанных веток.

Впереди я увидела свет и ускорилась.

Несколько минут — и я вышла из леса, оказавшись на вершине высокого холма.

Ничего более странного я в своей жизни не видела, а ведь одна из моих университетских подруг обожает современное искусство.

Передо мной лежала в лёгкой дымке целая долина, над которой раскинулись вместо неба потолки колоссальной, поистине циклопической пещеры. Откуда-то сверху мягко лился слабый, мерцающий свет.

Трава уже потеряла сочную зелень, листья на деревьях и кустах были чуть поддёрнуты золотом, а лёгкий ветерок (в пещере! Ветер! Ветер в чёртовой пещере!) ласкал кожу чуть остывшим августовским теплом.

Раскинувшиеся леса бросали тени на причудливые растения, спрятавшиеся в мощных корнях деревьев. Крупные яркие бутоны, похожие на барочные драгоценные букеты, сияли и переливались всеми цветами радуги.

Где-то вдали, в центре всего этого великолепия, поднимались ввысь стены крепости с основательными крепкими башнями из серого камня.

Чуть прищурившись, я заметила дорогу из круглых булыжников песочного цвета, которая шла как раз к замку.

В животе печально заурчало. В поясной сумке, помимо кинжала и фляги, было несколько кусочков вяленого мяса, но долго протянуть на нём я не могла. Мне нужно было найти людей и попытаться наладить с ними контакт, чтобы раздобыть пропитание и ночлег.

Людей или тех, кто мог жить в таком чудном краю.

* * *

Дорога шла и шла, мимо лесов, где росли белые как кости деревья с алой листвой, мимо садов, где дурманяще благоухали цветы размером с мою голову. Пару раз я видела что-то, питающееся нектаром цветов, что походило на смесь бабочек и птиц — с перламутровым тельцем и жемчужинками вместо глаз.

Не темнело, не светлело, освещение ничуть не менялось, пока я шагала час за часом.

Я разбила ноги в кровь.

Ни одна телега, ни один человек так и не повстречались.

Минут двадцать я провела посреди хрустальной чащи — хрупкие ветви нежно звенели на ветру, и моё едва различимое серо-сиреневое отражение бегало со ствола на ствол. Полупрозрачные листья качались в такт какой-то собственной мелодии, пушистый синий мох укутывал корни деревьев, и мне пришлось призвать всё имеющееся благоразумие, чтобы заставить себя отказаться от идеи пройтись по нему босиком.

Мир вокруг был совершенно необыкновенным, настолько необычным, что захватывало дух.

Может, такова жизнь после смерти?

Не может быть, чтобы это было реальным.

Это сказка, это ожившая поэма, в которой повествуется о волшебной стране чудес, где живут эльфы, гномы и магия.

Это слишком не похоже на мой дом, пропахший электричеством и беспокойством, это слишком не похоже на псевдосредневековые Четыре Земли с их мечами, пустыней и войной.

Сосущее чувство страха, поселившееся у меня в груди, затаилось. Оно словно бы заледенело в ожидании подходящего момента.

Я же наслаждалась красотой, почти позабыв о боли в ногах.

Внутри высоких тоненьких грибов с широкими шляпками, растущих вдоль дороги, будто что-то светилось мертвенно, бледно, призрачно.

Цветы — будто рубиновые, сапфировые, аметистовые.

Воздух — сладкий, вкусный, лёгкий.

Невозможно, нереально, невероятно.

Мой путь окончен?

Вот так оно бывает?

Странно, но от этих мыслей мне не хотелось плакать. Лишь грусть заполнила всё моё существо — тихая, спокойная, скромная грусть.

Наверное, это смирение.

Это одно из противоречий моего дурацкого характера — неумение искренне смириться с обстоятельствами. С одной стороны, я почти ничего никогда не делаю, чтобы что-то изменить, пусть и неудачно, пусть и без результата. С другой стороны, я постоянно переживаю из-за того, что ничего не меняется. Под маской внешнего смирения целый вулкан непокорности.

Сейчас же я ощущала покой.

Волна смыла и утащила меня на самое дно, и я лежала на дне и смотрела сквозь толщу воды на мир. Тишина давила на уши. Сопротивление, даже внутреннее — бесполезно.

Я долго обходила величественный холм, покрытый белой травой, в которой тут и там виднелись мелкие чёрные цветки, смахивающие на бабочек. Может, это и были бабочки?..

За холмом я наконец увидела крепость.

Огромные тяжёлые стены её были увиты синим плющом с листьями в форме пик, а через неглубокий ров был перекинут мост.

Сердце задрожало и прыгнуло до самого горла.

Я закашлялась.

На меня разом навалились усталость и голод, пятки пронзила боль.

Но отступать смысла не было.

Шаг, ещё шаг, ещё — и вот я вошла в ворота и на несколько мгновений ослепла, оглохла и онемела от шока.

Тишина треснула, пошла трещинами — после стольких часов, проведённых в ней, окружающие звуки казались оглушительными — мягкий топот, шелест речей, скрип дерева, вздохи.

И много, много их.

Люди вокруг меня, нет, даже не люди, а скорее существа, были невероятно прекрасны и уродливы одновременно. Их тонкие, болезненно бледные тела были завёрнуты в самые причудливые одежды из мха, травы, коры деревьев, листьев, лепестков и бутонов. Цветы, ветки и листья были вплетены и в волосы — белые, серые, чёрные, алые, зелёные и золотые. На их острых лицах светился лёгкий туман нечитаемой улыбки без содержания и значения. У многих уши были не круглые, а с острым углом, как у эльфов из классических фильмов-фэнтези.

Они подчёркнуто не обращали на меня ни малейшего внимания, проходя мимо, будто я не отличалась от них всем — одеждой, круглощёким лицом, дурацкими фиолетовыми волосами.

Они общались друг с другом, рассматривали товар на лотках, качали головами, они жили.

Они были живыми!

Невозможными, нереальными, невероятными.

Я в ужасе поняла, что почти у всех них глаза без зрачков — либо полностью чёрные, либо полностью белые.

— Бэйэн, добро пожаловать в Королевский замок! — передо мной словно вырос из-под земли статный юноша в доспехах из чёрного дерева и низко поклонился. Его акцент был таким сильным, что я едва разобрала его слова.

Он распрямился и посмотрел на меня.

У него были обычные человеческие глаза с удивительной гетерохромией, которую я никогда ни у кого не встречала.

До того момента, пока не встретила южного короля.

* * *

Дальше всё было так, будто я оказалась во сне.

Юноша взял меня под руку и повёл сквозь толпу — в сторону самого красивого здания, к которому вела главная улица крепости.

Наверное, лучше всего смогли бы изобразить королевский дворец импрессионисты: настолько он был иллюзорным, тягучим, переливавшимся. При приближении становилось ясно, что дело в кристаллах самых разных форм, покрывавших все стены от фундамента до самой крыши. На их гранях танцевали туманные огоньки, и в какой-то момент мне подумалось, что шок совсем испортил моё зрение.

— Вас представят их королевскому величеству, как и всех, кто прибыл извне.

"Извне".

Королевское величество, королевский дворец...

Всё же это не то?

Не конец пути?

А новый поворот в запутанном лабиринте моей жизни?

Этот юноша с глазами, как у короля. Что это значит? Король был обычным человеком, да, он умел управлять огнём, но физиологически он — совершенно обыкновенный и совершенно нормальный человек. Ни фигурой, ни строением — он ничем не напоминал местных. Кроме глаз.

Что же это значит?

Беспокойство, пока ещё не совсем сумевшее приобрести какой-то внятный облик, постепенно охватывало меня с каждым словом юноши, увлечённо и невнятно рассказывавшего о том, как он рад увидеть человека извне, как давно никого не было и как королева богато одарит меня, как и всех остальных гостей.

Я узнала его акцент: неуловимо он напоминал манеру жителей Восточных Земель.

— Вы с Востока?

Он замолк; предположив, что он не понял, что я сказала, я чётко повторила свой вопрос. Он дёрнул головой.

— Моя прапрабабушка оттуда.

Прапрабабушка. Неудивительно, что у него такой своеобразный говор, наверняка за десятилетия язык изменился. И неудивительно, что он не смог с первого раза понять мой короткий вопрос.

— Бэйэн, вы же не человек, ведь так?

Я вздрогнула и попросила повторить его фразу.

Не человек?..

— Волосы и глаза, — просто сказал он.

— Я человек. Так вышло, — поморщилась я.

Двери (совершенно прозрачные!) в дворец были распахнуты, и у них стоял лишь один воин в таких же чёрных деревяшках, как и мой провожатый.

Он пропустил нас, и мы очутились в большом прохладном пустом зале: в нём были лишь прозрачные двери по двум сторонам и причудливая каменная лестница, неожиданно тяжеловесная для в целом изящного интерьера, которая вела на второй этаж.

Юноша свернул направо, и за новыми дверьми, створки которых покрывала тончайшая резьба, скрывался новый зал.

Пол был словно сделан из цельного куска отшлифованного до блеска розового кварца, что вообще невозможно, так как такие большие кварцы не встречаются в природе, но кто знает, какого размера розовые кварцы бывают в этом краю. Колонны, державшие кристалльный потолок, были украшены мозаикой из разноцветного стекла. Весь зал был настолько сияющим, пёстрым и блестящим, что у меня закружилась голова.

Каждый наш шаг казался оглушительным, отдаваясь от камня и стекла.

По всему залу шушукались существа в самых роскошных одеждах, какие только можно было собрать из природных материалов. Усыпанный минералами подол платья одной из дам тянулся на такое расстояние, что на нём можно было свободно разместить для пикника всю мою семью. Если бы мы захотели, конечно, сидеть на холодных и острых изумрудах.

На возвышении стоял трон, вырезанный из минерала, который легко было спутать с малахитом — только алого цвета. На троне вальяжно сидела женщина поистине уникальной внешности — её тёмная кожа светилась как Луна, у белых (как только что выпавший снег) глаз не было зрачков, волосы струились водопадом жидкого золота, её стройное длинное тело было заковано в наряд, сшитый из миллиона чёрных лепестков. Я обратила внимание, что на ней не имелось ни одного украшения, ни одного кристалла — словно её красота не требовала ничего сверх меры. Пожалуй, действительно не требовала.

Она была не по-человечески прекрасна.

Юноша отвесил глубокий поклон, а я, буквально вдавленная в пол величием королевы здешних мест, сделала почти идеальный реверанс.

Мой провожатый что-то долго говорил на странном наречии, которое звучало одновременно похоже и не похоже на язык Четырёх Земель. Чутьё подсказывало мне, что он представлял меня своей королеве. Придворные перестали шушукаться и выстроились в ровную линию, опустив головы вниз.

Королева не моргая слегка качала головой. Невозможно было понять, смотрела ли она на меня или в пространство. Я почувствовала себя неважно, её глаза меня пугали; чтобы отвлечься, я перевела взгляд на трон.

На секунду мне показалось, что из-за его широкой спинки кто-то выглядывает.

— Бэйэн, — голос королевы заполнил собой весь зал, хотя он и звучал весьма вкрадчиво.

Магия.

Иначе и быть не может.

Голова закружилась.

— Мы рады приветствовать вас в нашем королевстве. Каждый гость извне дорог нам. Наш дом — ваш дом!

Я поняла, что ещё немного — и рухну на пол. Напряжение сжало всё моё тело — от ноющих пяток до покалывающих кончиков пальцев рук.

Королева говорила на чистейшем языке Четырёх Земель с таким выговором, что её поняли бы одинаково хорошо и на Севере, и на Юге.

Осознание, как часто бывает, пришло моментально — словно пуля в самый лоб.

Разноцветные глаза короля, чьи предки, по легенде, владели магией и выглядели не как люди.

Его собственные магические способности.

Колодец в башне, где жили когда-то древние короли и королевы.

Всё сходилось.

Они пришли отсюда, из этого подземного царства. Основали династию. И за столетия кровь странных существ смешалась с человеческой кровью, черты изменились — фигура, уши, зрачки... Его глаза, его магия — он их родственник! Дальний, безумно дальний родственник.

И всё же тоже, благодаря этому, не совсем человек.

И я не попала в следующий мир, я всё ещё не дома, я в мире Четырёх Земель.

Я под Четырьмя Землями.

Что-то где-то громко щёлкнуло, всё потемнело, и я провалилась в ставшую уже родной тьму.

* * *

Мягчайший мох был мне вместо матраса и подушки.

Над головой — балахон из веток дерева, растущего прямо из пола, целиком покрытого травой. На каждой ветке шелестели маленькие тёмно-синие листочки, усыпанные золотыми крапинками, похожими на звёздочки.

Я лежала и смотрела на эти звёздочки, будучи не в силах уснуть.

Я думала о своей семье.

Вы наверняка думаете: почему она так зациклена на родителях, на сестре?

Почему она не может принять, что у неё имеется сейчас, в этот конкретный момент времени?

Всё просто.

Это иллюзия.

Это иллюзия, которая может исчезнуть в любое мгновение.

В настоящем мире, в моей реальности меня никто никогда не любил и никто не любит, кроме моей семьи.

Можно подумать, что моё равнодушие к сексу означает равнодушие и к любви, но это не так.

Я хочу любить и хочу быть любимой.

Хочу это до потери пульса, жадно и страстно.

Я никогда никому не нравилась по-настоящему.

Я не знаю, что это такое — взаимная влюблённость.

Единственный человек, в которого я была влюблена, видел во мне только лишь друга. Доброго, милого друга, всегда готового насмешить или выслушать всё самое сокровенное, что есть на душе.

Можно подумать, что я урод какой-нибудь или просто плохой человек, но нет. Я абсолютно обычная, как и миллиарды других людей, которые, между тем, находят любовь.

Наверное, я просто невезучая.

Или, может, я просто сама избегаю любви? Избегаю неподсознательно и вполне сознательно. Влюбляясь в того, от кого ответа не дождаться.

Почему? Потому что нужно избегать привязанностей всеми силами. И то, что со мной сейчас происходит, — это доказательство этому тезису.

Ты отдаёшь другому кусочек собственного сердца, и он может делать с ним всё, что угодно.

Он может исчезнуть и забрать его с собой.

Он может сжать его в кулаке, и пойдёт кровь.

Он может выбросить его и случайно или специально затоптать.

Привязанности — это зло. Это зло, которое делает твою жизнь невыносимой, потому что они с самого начала обречены на завершение.

Привязанности — это слёзы, это страх, это разочарование, это дурное предчувствие, это горечь во рту, это головная боль от переполняющих эмоций.

Конечно, это и радость, и нежность, и смех, но люди так устроены, что мгновения счастья и спокойствия воспринимаются ими как быт, а боль всегда выделяется, запоминаясь намного лучше тихого счастья.

Да, мне было больно от того, что меня не любят. Но мне было бы намного больнее, если бы я нырнула с головой в любовь, но где-то в процессе этого плавания начался бы шторм.

И я бы захлебнулась в море эмоций.

Эти все вопросы, вся эта драма...

Любит ли меня король?

Любит ли именно меня?

Любил ли...

Какая, впрочем, разница, всё равно это всё лишь иллюзия.

Иллюзия. Липкий душный сон, из которого я никак не могу сбежать, никак не могу проснуться.

В моём мире меня не любят, с чего бы верить, что здесь не то же самое?

Я упала в колодец, как Алиса провалилась вслед за кроликом, и я всё ещё падаю, падаю и падаю, ранясь об окружающих людей.

Что сейчас думает король?

С венцом ушла его власть над огнём.

Испарилась в тумане.

Думает ли он обо мне или об этом? Как он будет сражаться в своей войне без своих сил? Сколько южан погибнет, сколько западных солдат...

Стоп.

Зачем я думаю об этом?

Зачем? Что мне это даёт?

Моя мать сейчас наверняка плачет, а сестра злится, но он, наверное, хотел бы сжечь колодец, но у него просто нет на это сил, просто...

Зачем я думаю об этом?

Любовь...

Любовь — что это такое вообще? Это нити, это цепи, которые привязывают тебя к человеку, ведь так? Потому что так только ты не ощущаешь это мучительное чувство одиночество, только так ты можешь закрыться от дыхания смерти, которая ждёт тебя буквально за углом.

Вон, видишь, она машет тебе рукой?

Мои все нити обрезаны, все цепи проржавели, я осталась одна, опять одна, одна, одна, в тишине, абсолютной тишине, где-то глубоко под землёй.

Заживо похороненная, так?

Она уже не за углом, она уже рядом.

Она ласково целует меня в лоб.

Я снова одна, я снова не дома, снова...

Почему всё такое, почему всё не так, всё не то.

Дышать нечем, нечем дышать...

Вокруг меня ведь даже не люди уже, нет, какие-то неясные существа, какая же ужасная эта иллюзия, какая же детальная, какая живая...

Как же много мыслей, как же их много, как же громко они орут на меня и как вокруг тихо, тишина давит на мозг, а они орут и орут.

Мои родители.

Война.

Сестра.

Лорд Уайтхилл.

Олли.

Король.

Война.

Я не могу больше.

Это слишком больно.

Невозможно выбраться, лабиринт, поворот за поворотом, поворот за поворотом.

Зелень, смех, друзья, объятия, солнце, небо.

Небо.

Где это всё, это всё только в моей голове.

Может, это всё — иллюзия? Может, я сошла с ума в той шахте и выдумала себе всё прошлое, всю собственную предысторию?

Кто сказал, что моя университетская любовь реальнее короля? Кто сказал, что моя сестра существует и дышит в одном космосе со мной?

Кто сказал?

Я?

Я сказала?

Ведь я так решила, это плод моего воображения, это картинки у меня в голове, в моей голове, нигде больше, ничего не осталось, какой смех у моей сестры? Весёлый? Грустный? Разве она умеет смеяться?

Кто она?

Крик мыслей перешёл из головы в рот, перекатился и изранил меня в кровь.

Я не могу так больше, я не хочу ничего этого, память — это главная моя могила, воспоминания о прежнем счастье сыпятся мне в горло как земля, а мои мысли сколотили мне гроб.

Я больше не хочу этого.

Ничего не хочу.

Я встала с пола и вышла в коридор.

Мои голые ноги царапались о камень.

Огонь в лампах хохотал надо мной, и в каждом языке пламени я видела короля.

Дверь в покои королевы никем не охранялись.

Королева встала с хрустального трона.

— Дитя моё, бэйэн.

— Ваше величество, — я упала на колени перед ней.

Мои мама и папа смотрели на меня, улыбались и плакали, моя сестра качала головой. Король поднял руки, охваченные пламенем, и протянул их к моему горлу.

— Ваше величество. Прошу вас, сделайте так, чтобы я всё забыла.