Черное сердце (гет)

Свет — всё в тумане, в ушах вата...

Воздуха не было, хотелось дышать, но грудь будто сжало тисками.

Вдох…

Получилось!

Выдох!

Я закашлялась и поморщилась. Всё моё тело болело, словно меня методично били ногами.

Я разжала кулаки: мои ладони легли на голую землю в мелких камушках и веточках. Оставалось только надеется, что в процессе падения, в момент которого я была, по всей видимости, в отключке, мне удалось ничего себе не повредить.

Я осторожно пошевелилась, к счастью, не почувствовав острой боли.

Туман в глазах рассеивался, и ко мне приходило осознание, что нахожусь я не на дне злосчастного колодца, а в каком-то совершенно ином месте.

Эта была небольшая вытоптанная поляна посреди леса: со всех сторон её окружали тонкие измождённые стволы почти голых деревьев, под которыми было так много листвы, что вся земля пряталась под пёстрым пледом.

Я подняла голову: освещения едва хватало, чтобы можно было хорошо рассмотреть детали; надо мной, где-то высоко-высоко, в едва различимой тьме, клубился туман.

Пошатываясь, я кое-как встала на ноги.

Очередная магия.

Очередное перемещение.

Только вместо шахты этот печальный лес.

Лес, который дышал магией. Не мой лес.

Паника схватила сердце и сжала его.

Я скрючилась, и меня обильно стошнило.

Отдышавшись, я попыталась успокоиться, рассматривая цвета окружающего мира, вслушиваясь в звуки (которых, к слову, не было совершенно), касаясь всего, что было на мне.

Мои руки на автомате потянулись к привычной выпуклости мешочка, спрятанного под юбкой, но... Ничего.

На секунду я вновь перестала дышать.

Я лихорадочно подняла юбки и сдёрнула с себя пояс: мешок был крепко прикреплён к нему, но его вес и размеры уменьшились в разы.

Я развязала тесёмки и высыпала на ладонь обломки венца — кость превратилась в труху, а фольга скукожилась.

И следа эфлатуна не было.

Пару минут я просто смотрела на останки моего спасения и моей же тяжкой ноши. В душе яростно боролись два чувства: страх, что без венца я потеряю значимость для короля и — следовательно — его защиту, и облегчение, чьи формы ещё не приобрели чёткость.

Я высыпала детали венца, ставшего мусором, обратно в мешок, вернувшийся на своё прежнее место.

На всякий случай.

Пожалуй, стоило решать проблемы по мере их поступления. Ведь я не знала, где именно король и когда его увижу. Я не знала, где сама-то нахожусь. Этот вопрос на данный момент был важнее.

Я подошла к краю поляны и обошла её кругом: везде был лес, печальный и зачарованный. На втором кругу я заметила в его глубине какой-то слабый, едва уловимый блеск. Я сделала шаг вперёд, не оборачиваясь назад, и мои уши словно вновь обрели способность различать звуки.

Я слышала звук бегущей воды, который доносился со стороны привлёкшего моё внимания блестящего предмета. Некоторое время я шла почти наугад, слабо различая корни деревьев, торчавшие из земли, и то и дело спотыкаясь. Ощущение полного безвременья подгоняло меня: листья на ветвях не шевелились, лишь мягко шумели под моими ногами, ни одной птицы, ни одного жучка, даже самого обычного цветка или грибочка, ничего. Наконец, я достигла сияющей ленты маленького лесного ручейка, весело блестевшего между деревьями. Вода в нём была совершенно прозрачная — ни одного пожухлого листочка, и в ней отражалось несуществующее солнце, возможно, спрятавшееся за ветвистой кроной деревьев.

Я, уже порядком уставшая и вспотевшая, обрадованно опустилась на колени перед кромкой воды, протянула ладонь, наклонила голову и громко взвизгнула от открывшегося мне зрелища.

Некоторое время я упорно смотрела вперед и не решалась взглянуть на своё отражение вновь. Набравшись смелости, я всё же бросила быстрый взгляд и едва успела проглотить новый крик: это определённо была я, моё усталое лицо, моя одежда — ворот простого серого платья, но волосы... Вместо привычного каштанового оттенка мои локоны были удивительного фиолетового цвета с лиловыми и сиреневыми бликами. Я наклонилась ниже, разглядывая себя и паралелльно пытаясь успокоить сердце: брови стали тоже фиолетовыми, кожа побледнела, лишившись всего своего загара, а глаза... Их радужка светилась, словно вместо глаз у меня два эфлатуна.

Что за чертовщина?

Что это такое? Как такое вообще могло произойти?

Трясущимися руками я заложила волосы за уши и облегчённо вздохнула, обнаружив, что они не изменились, сохранив свою обычную круглую форму. Мои зрачки при близком рассмотрении также остались обычными, круглыми. На пальцах ногти не превратились в когти, а за спиной не появились крылья.

Я определённо осталась человеком.

Только другим.

Почему? Что произошло?

Сомнение встало за моей спиной и ласково опустило голову мне на плечо.

Реальность и нереальность смотрели друг на друга и удивлённо посмеивались.

Я тряхнула головой, отбрасывая подальше дурные мысли.

Не до этого. Сейчас не до этого.

Я наполнила флягу водой, как следует умылась и поднялась с земли. Путь вдоль ручейка был самым логичным выбором — наверняка он связан с каким-то более значительным водоёмом, может, по дороге мне попадётся населённый пункт.

Если в этом причудливом краю в принципе есть хоть кто-то живой.

Лишь только опасения привлечь внимание кого-нибудь лишнего останавливали меня от пения или разговоров вслух, нацеленных на борьбу с тишиной. По спине то и дело пробегали табуны напуганных мурашек, а в районе сердца холодило.

Мои ноги утопали в ковре из разноцветных листьев — жёлтых, красных, оранжевых. Их форма не была мне знакома: изломанные линии делали их схожими с кленовыми листьями, но деревья вокруг определённо не были клёнами. Их тонкие, почти чёрные стволы были прямыми как стрелы, а кроны — невероятно пышными, с миллионами изломанных веток.

Впереди я увидела свет и ускорилась.

Несколько минут — и я вышла из леса, оказавшись на вершине высокого холма.

Ничего более странного я в своей жизни не видела, а ведь одна из моих университетских подруг обожает современное искусство.

Передо мной лежала в лёгкой дымке целая долина, над которой раскинулись вместо неба потолки колоссальной, поистине циклопической пещеры. Откуда-то сверху мягко лился слабый, мерцающий свет.

Трава уже потеряла сочную зелень, листья на деревьях и кустах были чуть поддёрнуты золотом, а лёгкий ветерок (в пещере! Ветер! Ветер в чёртовой пещере!) ласкал кожу чуть остывшим августовским теплом.

Раскинувшиеся леса бросали тени на причудливые растения, спрятавшиеся в мощных корнях деревьев. Крупные яркие бутоны, похожие на барочные драгоценные букеты, сияли и переливались всеми цветами радуги.

Где-то вдали, в центре всего этого великолепия, поднимались ввысь стены крепости с основательными крепкими башнями из серого камня.

Чуть прищурившись, я заметила дорогу из круглых булыжников песочного цвета, которая шла как раз к замку.

В животе печально заурчало. В поясной сумке, помимо кинжала и фляги, было несколько кусочков вяленого мяса, но долго протянуть на нём я не могла. Мне нужно было найти людей и попытаться наладить с ними контакт, чтобы раздобыть пропитание и ночлег.

Людей или тех, кто мог жить в таком чудном краю.

* * *

Дорога шла и шла, мимо лесов, где росли белые как кости деревья с алой листвой, мимо садов, где дурманяще благоухали цветы размером с мою голову. Пару раз я видела что-то, питающееся нектаром цветов, что походило на смесь бабочек и птиц — с перламутровым тельцем и жемчужинками вместо глаз.

Не темнело, не светлело, освещение ничуть не менялось, пока я шагала час за часом.

Я разбила ноги в кровь.

Ни одна телега, ни один человек так и не повстречались.

Минут двадцать я провела посреди хрустальной чащи — хрупкие ветви нежно звенели на ветру, и моё едва различимое серо-сиреневое отражение бегало со ствола на ствол. Полупрозрачные листья качались в такт какой-то собственной мелодии, пушистый синий мох укутывал корни деревьев, и мне пришлось призвать всё имеющееся благоразумие, чтобы заставить себя отказаться от идеи пройтись по нему босиком.

Мир вокруг был совершенно необыкновенным, настолько необычным, что захватывало дух.

Может, такова жизнь после смерти?

Не может быть, чтобы это было реальным.

Это сказка, это ожившая поэма, в которой повествуется о волшебной стране чудес, где живут эльфы, гномы и магия.

Это слишком не похоже на мой дом, пропахший электричеством и беспокойством, это слишком не похоже на псевдосредневековые Четыре Земли с их мечами, пустыней и войной.

Сосущее чувство страха, поселившееся у меня в груди, затаилось. Оно словно бы заледенело в ожидании подходящего момента.

Я же наслаждалась красотой, почти позабыв о боли в ногах.

Внутри высоких тоненьких грибов с широкими шляпками, растущих вдоль дороги, будто что-то светилось мертвенно, бледно, призрачно.

Цветы — будто рубиновые, сапфировые, аметистовые.

Воздух — сладкий, вкусный, лёгкий.

Невозможно, нереально, невероятно.

Мой путь окончен?

Вот так оно бывает?

Странно, но от этих мыслей мне не хотелось плакать. Лишь грусть заполнила всё моё существо — тихая, спокойная, скромная грусть.

Наверное, это смирение.

Это одно из противоречий моего дурацкого характера — неумение искренне смириться с обстоятельствами. С одной стороны, я почти ничего никогда не делаю, чтобы что-то изменить, пусть и неудачно, пусть и без результата. С другой стороны, я постоянно переживаю из-за того, что ничего не меняется. Под маской внешнего смирения целый вулкан непокорности.

Сейчас же я ощущала покой.

Волна смыла и утащила меня на самое дно, и я лежала на дне и смотрела сквозь толщу воды на мир. Тишина давила на уши. Сопротивление, даже внутреннее — бесполезно.

Я долго обходила величественный холм, покрытый белой травой, в которой тут и там виднелись мелкие чёрные цветки, смахивающие на бабочек. Может, это и были бабочки?..

За холмом я наконец увидела крепость.

Огромные тяжёлые стены её были увиты синим плющом с листьями в форме пик, а через неглубокий ров был перекинут мост.

Сердце задрожало и прыгнуло до самого горла.

Я закашлялась.

На меня разом навалились усталость и голод, пятки пронзила боль.

Но отступать смысла не было.

Шаг, ещё шаг, ещё — и вот я вошла в ворота и на несколько мгновений ослепла, оглохла и онемела от шока.

Тишина треснула, пошла трещинами — после стольких часов, проведённых в ней, окружающие звуки казались оглушительными — мягкий топот, шелест речей, скрип дерева, вздохи.

И много, много их.

Люди вокруг меня, нет, даже не люди, а скорее существа, были невероятно прекрасны и уродливы одновременно. Их тонкие, болезненно бледные тела были завёрнуты в самые причудливые одежды из мха, травы, коры деревьев, листьев, лепестков и бутонов. Цветы, ветки и листья были вплетены и в волосы — белые, серые, чёрные, алые, зелёные и золотые. На их острых лицах светился лёгкий туман нечитаемой улыбки без содержания и значения. У многих уши были не круглые, а с острым углом, как у эльфов из классических фильмов-фэнтези.

Они подчёркнуто не обращали на меня ни малейшего внимания, проходя мимо, будто я не отличалась от них всем — одеждой, круглощёким лицом, дурацкими фиолетовыми волосами.

Они общались друг с другом, рассматривали товар на лотках, качали головами, они жили.

Они были живыми!

Невозможными, нереальными, невероятными.

Я в ужасе поняла, что почти у всех них глаза без зрачков — либо полностью чёрные, либо полностью белые.

— Бэйэн, добро пожаловать в Королевский замок! — передо мной словно вырос из-под земли статный юноша в доспехах из чёрного дерева и низко поклонился. Его акцент был таким сильным, что я едва разобрала его слова.

Он распрямился и посмотрел на меня.

У него были обычные человеческие глаза с удивительной гетерохромией, которую я никогда ни у кого не встречала.

До того момента, пока не встретила южного короля.

* * *

Дальше всё было так, будто я оказалась во сне.

Юноша взял меня под руку и повёл сквозь толпу — в сторону самого красивого здания, к которому вела главная улица крепости.

Наверное, лучше всего смогли бы изобразить королевский дворец импрессионисты: настолько он был иллюзорным, тягучим, переливавшимся. При приближении становилось ясно, что дело в кристаллах самых разных форм, покрывавших все стены от фундамента до самой крыши. На их гранях танцевали туманные огоньки, и в какой-то момент мне подумалось, что шок совсем испортил моё зрение.

— Вас представят их королевскому величеству, как и всех, кто прибыл извне.

"Извне".

Королевское величество, королевский дворец...

Всё же это не то?

Не конец пути?

А новый поворот в запутанном лабиринте моей жизни?

Этот юноша с глазами, как у короля. Что это значит? Король был обычным человеком, да, он умел управлять огнём, но физиологически он — совершенно обыкновенный и совершенно нормальный человек. Ни фигурой, ни строением — он ничем не напоминал местных. Кроме глаз.

Что же это значит?

Беспокойство, пока ещё не совсем сумевшее приобрести какой-то внятный облик, постепенно охватывало меня с каждым словом юноши, увлечённо и невнятно рассказывавшего о том, как он рад увидеть человека извне, как давно никого не было и как королева богато одарит меня, как и всех остальных гостей.

Я узнала его акцент: неуловимо он напоминал манеру жителей Восточных Земель.

— Вы с Востока?

Он замолк; предположив, что он не понял, что я сказала, я чётко повторила свой вопрос. Он дёрнул головой.

— Моя прапрабабушка оттуда.

Прапрабабушка. Неудивительно, что у него такой своеобразный говор, наверняка за десятилетия язык изменился. И неудивительно, что он не смог с первого раза понять мой короткий вопрос.

— Бэйэн, вы же не человек, ведь так?

Я вздрогнула и попросила повторить его фразу.

Не человек?..

— Волосы и глаза, — просто сказал он.

— Я человек. Так вышло, — поморщилась я.

Двери (совершенно прозрачные!) в дворец были распахнуты, и у них стоял лишь один воин в таких же чёрных деревяшках, как и мой провожатый.

Он пропустил нас, и мы очутились в большом прохладном пустом зале: в нём были лишь прозрачные двери по двум сторонам и причудливая каменная лестница, неожиданно тяжеловесная для в целом изящного интерьера, которая вела на второй этаж.

Юноша свернул направо, и за новыми дверьми, створки которых покрывала тончайшая резьба, скрывался новый зал.

Пол был словно сделан из цельного куска отшлифованного до блеска розового кварца, что вообще невозможно, так как такие большие кварцы не встречаются в природе, но кто знает, какого размера розовые кварцы бывают в этом краю. Колонны, державшие кристалльный потолок, были украшены мозаикой из разноцветного стекла. Весь зал был настолько сияющим, пёстрым и блестящим, что у меня закружилась голова.

Каждый наш шаг казался оглушительным, отдаваясь от камня и стекла.

По всему залу шушукались существа в самых роскошных одеждах, какие только можно было собрать из природных материалов. Усыпанный минералами подол платья одной из дам тянулся на такое расстояние, что на нём можно было свободно разместить для пикника всю мою семью. Если бы мы захотели, конечно, сидеть на холодных и острых изумрудах.

На возвышении стоял трон, вырезанный из минерала, который легко было спутать с малахитом — только алого цвета. На троне вальяжно сидела женщина поистине уникальной внешности — её тёмная кожа светилась как Луна, у белых (как только что выпавший снег) глаз не было зрачков, волосы струились водопадом жидкого золота, её стройное длинное тело было заковано в наряд, сшитый из миллиона чёрных лепестков. Я обратила внимание, что на ней не имелось ни одного украшения, ни одного кристалла — словно её красота не требовала ничего сверх меры. Пожалуй, действительно не требовала.

Она была не по-человечески прекрасна.

Юноша отвесил глубокий поклон, а я, буквально вдавленная в пол величием королевы здешних мест, сделала почти идеальный реверанс.

Мой провожатый что-то долго говорил на странном наречии, которое звучало одновременно похоже и не похоже на язык Четырёх Земель. Чутьё подсказывало мне, что он представлял меня своей королеве. Придворные перестали шушукаться и выстроились в ровную линию, опустив головы вниз.

Королева не моргая слегка качала головой. Невозможно было понять, смотрела ли она на меня или в пространство. Я почувствовала себя неважно, её глаза меня пугали; чтобы отвлечься, я перевела взгляд на трон.

На секунду мне показалось, что из-за его широкой спинки кто-то выглядывает.

— Бэйэн, — голос королевы заполнил собой весь зал, хотя он и звучал весьма вкрадчиво.

Магия.

Иначе и быть не может.

Голова закружилась.

— Мы рады приветствовать вас в нашем королевстве. Каждый гость извне дорог нам. Наш дом — ваш дом!

Я поняла, что ещё немного — и рухну на пол. Напряжение сжало всё моё тело — от ноющих пяток до покалывающих кончиков пальцев рук.

Королева говорила на чистейшем языке Четырёх Земель с таким выговором, что её поняли бы одинаково хорошо и на Севере, и на Юге.

Осознание, как часто бывает, пришло моментально — словно пуля в самый лоб.

Разноцветные глаза короля, чьи предки, по легенде, владели магией и выглядели не как люди.

Его собственные магические способности.

Колодец в башне, где жили когда-то древние короли и королевы.

Всё сходилось.

Они пришли отсюда, из этого подземного царства. Основали династию. И за столетия кровь странных существ смешалась с человеческой кровью, черты изменились — фигура, уши, зрачки... Его глаза, его магия — он их родственник! Дальний, безумно дальний родственник.

И всё же тоже, благодаря этому, не совсем человек.

И я не попала в следующий мир, я всё ещё не дома, я в мире Четырёх Земель.

Я под Четырьмя Землями.

Что-то где-то громко щёлкнуло, всё потемнело, и я провалилась в ставшую уже родной тьму.

* * *

Мягчайший мох был мне вместо матраса и подушки.

Над головой — балахон из веток дерева, растущего прямо из пола, целиком покрытого травой. На каждой ветке шелестели маленькие тёмно-синие листочки, усыпанные золотыми крапинками, похожими на звёздочки.

Я лежала и смотрела на эти звёздочки, будучи не в силах уснуть.

Я думала о своей семье.

Вы наверняка думаете: почему она так зациклена на родителях, на сестре?

Почему она не может принять, что у неё имеется сейчас, в этот конкретный момент времени?

Всё просто.

Это иллюзия.

Это иллюзия, которая может исчезнуть в любое мгновение.

В настоящем мире, в моей реальности меня никто никогда не любил и никто не любит, кроме моей семьи.

Можно подумать, что моё равнодушие к сексу означает равнодушие и к любви, но это не так.

Я хочу любить и хочу быть любимой.

Хочу это до потери пульса, жадно и страстно.

Я никогда никому не нравилась по-настоящему.

Я не знаю, что это такое — взаимная влюблённость.

Единственный человек, в которого я была влюблена, видел во мне только лишь друга. Доброго, милого друга, всегда готового насмешить или выслушать всё самое сокровенное, что есть на душе.

Можно подумать, что я урод какой-нибудь или просто плохой человек, но нет. Я абсолютно обычная, как и миллиарды других людей, которые, между тем, находят любовь.

Наверное, я просто невезучая.

Или, может, я просто сама избегаю любви? Избегаю неподсознательно и вполне сознательно. Влюбляясь в того, от кого ответа не дождаться.

Почему? Потому что нужно избегать привязанностей всеми силами. И то, что со мной сейчас происходит, — это доказательство этому тезису.

Ты отдаёшь другому кусочек собственного сердца, и он может делать с ним всё, что угодно.

Он может исчезнуть и забрать его с собой.

Он может сжать его в кулаке, и пойдёт кровь.

Он может выбросить его и случайно или специально затоптать.

Привязанности — это зло. Это зло, которое делает твою жизнь невыносимой, потому что они с самого начала обречены на завершение.

Привязанности — это слёзы, это страх, это разочарование, это дурное предчувствие, это горечь во рту, это головная боль от переполняющих эмоций.

Конечно, это и радость, и нежность, и смех, но люди так устроены, что мгновения счастья и спокойствия воспринимаются ими как быт, а боль всегда выделяется, запоминаясь намного лучше тихого счастья.

Да, мне было больно от того, что меня не любят. Но мне было бы намного больнее, если бы я нырнула с головой в любовь, но где-то в процессе этого плавания начался бы шторм.

И я бы захлебнулась в море эмоций.

Эти все вопросы, вся эта драма...

Любит ли меня король?

Любит ли именно меня?

Любил ли...

Какая, впрочем, разница, всё равно это всё лишь иллюзия.

Иллюзия. Липкий душный сон, из которого я никак не могу сбежать, никак не могу проснуться.

В моём мире меня не любят, с чего бы верить, что здесь не то же самое?

Я упала в колодец, как Алиса провалилась вслед за кроликом, и я всё ещё падаю, падаю и падаю, ранясь об окружающих людей.

Что сейчас думает король?

С венцом ушла его власть над огнём.

Испарилась в тумане.

Думает ли он обо мне или об этом? Как он будет сражаться в своей войне без своих сил? Сколько южан погибнет, сколько западных солдат...

Стоп.

Зачем я думаю об этом?

Зачем? Что мне это даёт?

Моя мать сейчас наверняка плачет, а сестра злится, но он, наверное, хотел бы сжечь колодец, но у него просто нет на это сил, просто...

Зачем я думаю об этом?

Любовь...

Любовь — что это такое вообще? Это нити, это цепи, которые привязывают тебя к человеку, ведь так? Потому что так только ты не ощущаешь это мучительное чувство одиночество, только так ты можешь закрыться от дыхания смерти, которая ждёт тебя буквально за углом.

Вон, видишь, она машет тебе рукой?

Мои все нити обрезаны, все цепи проржавели, я осталась одна, опять одна, одна, одна, в тишине, абсолютной тишине, где-то глубоко под землёй.

Заживо похороненная, так?

Она уже не за углом, она уже рядом.

Она ласково целует меня в лоб.

Я снова одна, я снова не дома, снова...

Почему всё такое, почему всё не так, всё не то.

Дышать нечем, нечем дышать...

Вокруг меня ведь даже не люди уже, нет, какие-то неясные существа, какая же ужасная эта иллюзия, какая же детальная, какая живая...

Как же много мыслей, как же их много, как же громко они орут на меня и как вокруг тихо, тишина давит на мозг, а они орут и орут.

Мои родители.

Война.

Сестра.

Лорд Уайтхилл.

Олли.

Король.

Война.

Я не могу больше.

Это слишком больно.

Невозможно выбраться, лабиринт, поворот за поворотом, поворот за поворотом.

Зелень, смех, друзья, объятия, солнце, небо.

Небо.

Где это всё, это всё только в моей голове.

Может, это всё — иллюзия? Может, я сошла с ума в той шахте и выдумала себе всё прошлое, всю собственную предысторию?

Кто сказал, что моя университетская любовь реальнее короля? Кто сказал, что моя сестра существует и дышит в одном космосе со мной?

Кто сказал?

Я?

Я сказала?

Ведь я так решила, это плод моего воображения, это картинки у меня в голове, в моей голове, нигде больше, ничего не осталось, какой смех у моей сестры? Весёлый? Грустный? Разве она умеет смеяться?

Кто она?

Крик мыслей перешёл из головы в рот, перекатился и изранил меня в кровь.

Я не могу так больше, я не хочу ничего этого, память — это главная моя могила, воспоминания о прежнем счастье сыпятся мне в горло как земля, а мои мысли сколотили мне гроб.

Я больше не хочу этого.

Ничего не хочу.

Я встала с пола и вышла в коридор.

Мои голые ноги царапались о камень.

Огонь в лампах хохотал надо мной, и в каждом языке пламени я видела короля.

Дверь в покои королевы никем не охранялись.

Королева встала с хрустального трона.

— Дитя моё, бэйэн.

— Ваше величество, — я упала на колени перед ней.

Мои мама и папа смотрели на меня, улыбались и плакали, моя сестра качала головой. Король поднял руки, охваченные пламенем, и протянул их к моему горлу.

— Ваше величество. Прошу вас, сделайте так, чтобы я всё забыла.