Summertime Of Our Lives (гет)

— Поттер, если только я увижу в твоих руках что-то съедобное, я отравлю это и скормлю тебе самому.

— Как жестоко, — ухмыляется Джеймс, минуя наш стол и — слава Мерлину! — не присоединяясь к нам за обедом. По правде, он даже не попытался пустить колкость в мой адрес, но, увидев его идущим мимо, я уже напряглась. Похоже, его постоянное присутствие вводит меня в состояние боевой готовности: это не слишком приятно, но я не могу удержаться и проигнорировать его. Пора бы научиться держать себя в руках, независимо от того, что творится вокруг. Пригодится в будущем.

Я наблюдаю, как Поттер подсаживается к коллегам и вступает в разговор с одной из организаторш. Пронесло.

— А тренер-то теряет форму — негромко усмехается Бренда, уже привыкшая к излишнему вниманию, которое уделяет мне Джеймс.

Я пожимаю плечами.

— Наверное, ему все труднее придумывать шуточки на мой счет.

— Или ты, наконец, отшила его, — предполагает девушка, но я только фыркаю.

— По-моему, это как раз доставляет ему удовольствие! Нет, правда, никогда не встречала такого самодовольного типа: если ему не терпится поставить галочку напротив моего имени — пусть проваливает к черту, — неожиданно для самой себя, я возмущаюсь. Но тут же беру себя в руки и натягиваю улыбку.

— А если это что-то посерьезнее? — прищуривается Ривера, и взгляд у нее ну очень подозрительный.

— Тем более пусть проваливает, — хмуро заключаю я. И правда, зачем я сдалась этому Поттеру? Участвовать в его играх я не желаю — у меня достаточно своих. И если я проиграю — то есть, когда я проиграю, — вряд ли факт того, что мной увлекся Джеймс Поттер, меня порадует.

— Малфой сегодня какой-то странный, — негромко замечает австралийка, и я невольно бросаю взгляд на пустые места ребят. Ни Альбус, ни Скорпиус еще не пришли на обед, хотя он начался пятнадцать минут назад.

— Я не заметила, — кисло признаюсь я, понимая, что не слишком-то уделяла внимание брату за совместным завтраком. Может, Бренда права, и что-то произошло?

— Потому что и ты была сама не своя, — замечает девушка.

Я мрачнею. Ривера на редкость наблюдательна. По крайней мере, я очень надеюсь, что остальные списали мое утреннее недовольство на обиду за их побег.

— Просто не в духе, — непринужденно отвечаю я. — Тяжелое воскресенье, дурацкий понедельник, да еще и утренний Поттер с внезапно проснувшимися родительскими инстинктами.

— Кстати, насчет воскресения, — Бренда почти заговорщически улыбается. — Кажется, малолетние алкоголики заслужили прилюдной порки.

Я фыркаю.

— Ал и Скорпиус — два идиота, которым не сиделось на месте. И… вообще-то я их понимаю отчасти: то, что случилось с Ребеккой… Особенно для Скорпиуса, — я закусываю губу и уставляюсь в тарелку. Не нужно сейчас вспоминать то злосчастное утро. Только такого кошмара мне не хватало.

— Думаешь, у них с Ребеккой было что-то серьезное?

— Не уверена, но… — меня в очередной раз посещает одна мысль, и я решаю озвучить ее, пока она к месту. — Я давно хотела спросить… Как ты относишься к Скорпиусу?

Австралийка вздергивает брови.

— Что ты имеешь… Нет-нет, мне не нравится Малфой! — и, поймав мой все еще подозрительный взгляд, она смеется. — Не мой типаж… Слишком… роковой.

Я давлюсь супом и пытаюсь сдержать хохот.

— Не вздумай сказать это ему! — еле удается вымолвить мне. — Он будет глубоко уязвлен такой оценкой.

Бренда фыркает.

— Вот потому он совершенно не мой типаж.

Я собираюсь уже спросить Риверу, кто ее типаж, но тут к нам присоединяется Ал, и я недоуменно оглядываюсь в поисках брата. Не найдя его в зале, я вновь обращаюсь к Поттеру.

— Приятного аппетита, а где…

— Спасибо. Скорпиус шел за нами от учебного корпуса, а потом, похоже, отстал.

Я киваю, снова обегая взглядом зал. Понятно, что Ал выпустил друга из виду, увлеченный Саммер, но сам Малфой куда подевался? Хотя, раз уж я имею право таить обиду, не буду беспокоиться по пустякам. К тому же, мне стоит вернуться в лаборатории, пока ничего не случилось с моим… дополнительным заданием.

Я быстро поднимаюсь.

— Мне нужно к Зельде, — ребята кивают и прощаются.

Но стоит мне только отойти от стола, как Альбус окликает меня:

— Мелани, Зельда только пришла на обед, — и он указывает в сторону преподавателей.

Я поджимаю губы и и отвечаю:

— Она должна вернуться, а у меня все равно есть допуск.

И быстро ухожу, пока не начались новые вопросы.

Заглянув в комнату на пару минут, чтобы забрать конспекты Наварро, я обнаруживаю в спальне Лили. Девушка сидит на кровати, уставившись в книгу, но на ее лице застыло полностью отсутствующее выражение. Более того: она кажется обескураженной. И хотя мне совершенно плевать, что творится в ее голове, это так странно, что я не выдерживаю.

— Ты не была на обеде?

Гриффиндорка резко вскидывает голову, словно не заметила моего появления. Я забираю свои записи с полки и останавливаюсь у двери.

— Что? Меня… кто-то искал?

Я непонимающе хмурюсь.

— Нет, просто наблюдение.

— Аа.

Что вообще с ней случилось? А как же «не лезь ко мне, Нотт!»? Или сразу Летучемышиный сглаз за чрезмерное любопытство?

Лили продолжает молчать, а я оглядываю комнату на предмет чего-то необычного. Поттер что, под гипнозом? На дверце ее шкафа висит старинное платье, видимо заготовленное для маскарада, а на моей половине комнаты, в углу, валяется какая-то книга. Я поднимаю ее вглядываясь в название. Это книга Поттер, «Ромео и Джульетта», но какого черта она здесь, да еще и в таком потрепанном виде? Я бросаю на рыжую еще один хмурый взгляд, а потом оставляю Шекспира на столе, предварительно починив обложку заклинанием. И что ей не понравилось в «самой романтичной истории» магглов?

По пути я все еще думаю о странном поведении Скорпиуса, признании Бренды и Лили, будто словившей Конфундус, но, когда дверь в лаборатории распахивается, я выкидываю их из головы. Мне становится немного жутко, как и все время, что я проводила здесь вне занятий. Сначала это было похоже на факультатив, просто ради того, чтобы примелькаться сеньорите Наварро. Я безумно хотела попасть к ней на стажировку — видела в этом единственную цель моего нахождения в лагере. И казалось, это все, что я смогу получить. Выбить, если понадобится, выпросить, согласиться на что угодно, только бы она взяла меня под опеку. Только бы был шанс уйти. Только бы мне было, куда уйти, когда седьмой курс закончится. Сбежать, всеми силами отложить свадьбу с Селвином, пойти на любые жертвы. Только бы вкусить хоть немного той жизни, о которой я мечтала, не той, что прописана в брачном контракте. Хотя я понимала, что это была бы лишь отсрочка. Но не теперь. Сейчас я знаю, что выход есть. Я не могу отказаться от помолвки, потому что дедушка Гринграсс еще жив, и мне никогда не позволят ослушаться его. Но Адриан — глава семьи, и право отказаться от договора принадлежит ему. Конечно, слишком многое обещано ему в качестве приданого, чтобы он добровольно разорвал договор. Но никто и не просит его делать это добровольно.

Я не могу сдержать нервного предвкушения и усмехаюсь.

Из самого дальнего угла лаборатории, где я обычно и не показываюсь, извлекаю серебряный котелок и шкатулку, что выиграла во время экскурсии. Часть ингредиентов действительно оказалась полезной и довольно-таки редкой, но мне по-прежнему не хватало трав для завершения эксперимента. По правде, я не сразу решилась на него. Началось с того, что Наварро предложила углубиться в сущности зелий, изучить совершенно иную сторону магических смесей. А потом и Роза Уизли подсказала, что зелья могут иметь свойства заклинаний. Конечно, ответ лежал на поверхности. Простой, но верный ход. И чертовски опасный. Я тщательно отмеряю капли настойки растопырника, а потом отправляю в котел. Темно-синий отвар немного пенится, а потом стремительно бледнеет. Я перевожу дух. Что там дальше?

Узнав, чем именно я заинтересовалась, Зельда явно была заинтригована, но мне как раз ее любопытство только помешало бы. Впрочем, она подтвердила, что любое заклинание можно представить в алхимическом виде, и предложила поискать в справочниках нужные мне эффекты, чтобы соединить в отваре. Пришлось соврать, что меня интересуют Обездвиживающие чары. Не сказать же, что на самом деле Непростительные. Естественно, убивать Адриана у меня не было и в мыслях — а вот напоить его импровизированным Империусом… Просто, чтобы он подписал отказ от помолвки. Это все, что мне нужно. Я не хочу всю жизнь провести в четырех стенах, три раза в неделю терпеть Селвина в своей постели и забыть обо всем, кроме наших детей. Шпынять домовых эльфов лишь от невозможности хоть что-то решать. Я не хочу стать затворницей, как Адела Селвин. Не хочу даже думать о том, что мне придется улыбаться Адриану. Я не выдержу, если он хотя бы прикоснется ко мне.

Я хочу, чтобы это зелье получилось.

Задерживаю дыхание, добавляя сок мандрагоры, а потом немного отступаю от котелка, чтобы не вдыхать острые пары. Пожалуй, если я правильно все рассчитала, зелье будет готово через пару дней. Если нет — у меня еще останется время на две или три попытки. Я справлюсь. Пока я не думаю о том, как испытывать отвар, но этим определенно стоит озаботиться. Поможет ли мой волос, чтобы я считалась единственным Управляющим, или нужна кровь? И как будет действовать зелье? Как влияние или как внушение? Черт возьми, это настолько страшно, что я даже не могу плотно закрывать баночки с ингредиентами. Руки трясутся, я то и дело оглядываюсь на дверь и прислушиваюсь. Никто не должен знать, что я делаю. Это ведь аналог Непростительного заклятия. Боюсь даже представить, что будет, если кто-то узнает.

Единственное, что сильнее страха, — желание жить своей жизнью.

И потому я делаю глубокий вдох, а потом продолжаю.

Чемерица. Шиповник. Три капли кислоты абиссинской смоковницы. Четыре помешивания против часовой стрелки. Зелье шипит и плюется, словно в нем сидят змеи. Я еще раз заглядываю в пергамент, сверяясь с составом. Все должно быть нормально. Каждый из этих ингредиентов вступает в медленную реакцию с остальными. Я уверена. Надо продолжать.

Я выдавливаю влагу из бурых бобов, а потом едва не ударяю ножом себе по пальцам, потому что дверь за моей спиной с тихим скрипом отворяется. Замираю, стараясь скрыть собой стол со всем его содержимым. Потом нахожу в себе силы и как можно спокойнее оборачиваюсь.

В дверях никого нет. Более того — они закрыты. Кажется, у меня начинается паранойя, никак иначе это не объяснить. Просто я слишком боюсь попасться. Не хочу, в стремлении сбежать от Селвина, угодить в Азкабан. Оттуда так просто не вырвешься. Я только на миг представляю, как жутко должно быть в магической тюрьме, даже без дементоров, и тут же понимаю, что сок из бобов уже вовсю течет на пол. Хватаю тряпку, совершенно забывая воспользоваться волшебной палочкой, и собираю жидкость с пола и столешницы. Пожалуй, все: хватит на сегодня. Я могу продолжить завтра. Лучше действовать медленно, но верно.

Я дважды перепроверяю зелье на возможность незапланированной реакции или побочных эффектов от смешения составляющих, но в очередной раз убеждаюсь, что все в порядке. Не считая того, что это Непростительное зелье. Я сдерживаю нервный смешок и окончательно успокаиваюсь, только покинув лаборатории. Наверное, мне стоит немного прогуляться, чтобы вернуться к ужину уже абсолютно невозмутимой. Если уж Бренда, которую я знаю пару дней, заметила мое необычное поведение за завтраком — Скорпиус, да и Ал, не могли не обратить внимания. Они наверняка решили не лезть, за что я им благодарна. Ведь нельзя рассказать им, чем я занимаюсь в лабораториях, под носом Зельды, свято убежденной, что я всего лишь увлекающаяся студентка.

Сама того не заметив, я выхожу на пляж и, замечая пустой бар, который игнорируют все гуляющие атланты, направляюсь именно туда. За стойкой нет никаких напитков, но я и так ничего не хочу. Просто подумать или полюбоваться накатывающими волнами океана, над которым простирается предгрозовое сизо-серое небо. Дует прохладный ветер, но я только запахиваю кофту на груди и опускаю голову на сложенные на стойке руки. Голосов почти не слышно, но тучи глухо шумят, словно перекатывая внутри сухой горох. Наверное, я бы могла просидеть здесь весь вечер. Вместо ужина. Вечернего сбора Джоанны. Сна. Завтрака. Вместо всей жизни. Чтобы просто смотреть на волны и не бояться того, что ждет меня через год. Меньше, чем через год. Немногим, но все же. Каждый чертов день на кону. Каждая чертова минута. Но сидеть здесь все равно кажется очень правильным.

Когда-то я думала, что у меня будет домик на берегу моря, знатный муж и прекрасные дети. Что я буду устраивать званые вечера, или, может, не буду — как захочу. Буду хоть Селвин, хоть Гойл, хоть Шафик. Все равно, правда. Фамилия, по сути, ничего не значит. Никакой разницы — все одинаково древние и почитаемые. Среди чистокровных. А в том, что меня выдадут замуж именно за аристократа, я даже не сомневалась. Глупо ожидать другого. Это традиция. А традиции в моей семье — это закон.

Пожалуй, в детстве я даже хотела поскорее закончить Хогвартс и выйти замуж за Селвина. Эта помолвка была заключена еще нашими дедами, и я не видела в этом ничего, кроме сказки. Красивый, достопочтенный жених. Замужняя, интереснейшая взрослая жизнь. Я была такой глупой и недальновидной. Настолько, что, когда застукала Адриана в одном из коридоров Хогвартса с какой-то девицей, я даже начала возмущаться. Мне было всего двенадцать. Ему — практически восемнадцать. Это сейчас я понимаю, что малышка-невеста, ждать которую придется еще пять с лишним лет, не стоила особого уважения. Но мне в тот момент казалось, что меня оскорбили до глубины души. Помню, как я сдержанно попросила Селвина уделить мне минутку и даже выдержала его насмешливый взгляд. Он подошел, а я заявила, что никогда в жизни не стану его женой, потому что он бесчестен. Адриан рассмеялся, а потом очень вкрадчиво пояснил, что когда я в последний раз переступлю порог Хогвартса — я стану его послушной, верной и прелестной женой. А если вздумаю выкинуть фокус, подобный этому, — он уже не будет со мной так мягок.

«Я обломаю тебе крылышки, моя Фея, если только ты еще раз заговоришь со мной в таком тоне.»

И потом он просто вернулся к своей девице. Двенадцатилетней мне было очень страшно. Семнадцатилетней мне — страшно вдвойне. У маленькой Мелани было еще пять лет, чтобы попытаться решить проблему. У меня — чуть меньше года. А реальный шанс — только здесь, в МАЛе. У меня три недели, чтобы сварить это зелье, а дальше я смогу только надеяться, что оно сработает. Иначе… Я даже не хочу думать о том, что будет.

Стоит ли говорить, что больше Адриан не смотрел на меня как на прелестную юную невесту? Дальше он видел во мне только протестующую девицу, которую нужно было заставить подчиняться.

«Не смей уходить. Мы ведь помолвлены, забыла? Нам полагается находиться рядом…»

На всех приемах или званых ужинах я старалась избегать его, но родители специально сталкивали нас или сажали напротив. Особенно усердствовал дед. Вряд ли он действительно хотел, чтобы мы сблизились — скорее просто надеялся, что я сдамся и свыкнусь с мыслью о свадьбе. Конечно же, моим рассказам никто не поверил. Впрочем, сейчас я уверена, что их просто не приняли во внимание. Потому что всем было плевать, что делает Адриан. Всем важно только то, чтобы ничего подобного не выкинула я.

«Еще раз ослушаешься моей просьбы, Фея, и сильно пожалеешь.»

Интересно, а приготовление явно запрещенного зелья, чтобы заставить жениха расторгнуть помолвку, считается неблаговидным поступком? Я сдавленно фыркаю. Но стоит снова вспомнить про зелье, и я начинаю беспокоиться о том, чтобы оно осталось ненайденным. Но я вроде бы достаточно хорошо скрыла его: в этих лабораториях не ведутся никакие занятия — они предназначены исключительно для личных проектов. Так, по крайней мере, сказала мне профессор Наварро.

Издалека доносятся приглушенные голоса — похоже, атланты собираются на ужин. Я делаю взмах палочкой, и в воздухе на миг возникают стрелки часов. Половина шестого. Нет, еще рано. Может, Джоанна придумала какое-то неожиданное мероприятие? Или это запланированный сбор, о котором я не знаю?

Я пытаюсь разглядеть что-то сквозь деревья, за которыми скрываются корпуса, но это бесполезно. В то же время, мне так уютно здесь, на берегу, что даже возможные радости лагерной жизни меня не прельщают. Я решаю остаться и за ужином узнать, что произошло.

Океан согласно шумит. Я не замечаю, как засыпаю.

Горох гремит все настойчивее.

Я ускоряю шаг, идя на звук, но комнат так много, что я вынуждена заглядывать в каждую, чтобы найти источник шума. Они все пусты. Заставлены безжизненно прекрасной мебелью, украшены известными полотнами художников, вычищены до стерильного блеска. Я миную их все, с каждым шагом все отчетливее понимая, что сейчас, вот-вот найду. Но коридор кажется бесконечным, а гостиные — одинаковыми. Наконец, одна из дверей распахивается, и я понимаю — здесь. Осторожно оглядываюсь по сторонам, но ничего опасного или пугающего не вижу — здесь нет яркого блеска натертого серебра или шелковых ковров. Это детская. А шум гороха — всего лишь погремушка в маленькой ручке. У малышки каштановые кудряшки и светлые глаза. Она пристально смотрит на меня и перестает греметь, только поймав ответный взгляд. Я неуверенно улыбаюсь.

Я не могу не узнать ее.

Потому что это я. Ровно такая, как на детских фото. Ей от силы два года. Мне два года.

— Мел? — я прикасаюсь к маленькой ладошке.

Девочка молчит, и взгляд у нее немного опасливый.

— Не волнуйся, Мелани. Тебя никто не обидит, я обещаю тебе.

Она сжимает пальчиками мою ладонь.

— Мелани.

— Я сделаю все, чтобы ты была свободна, милая.

— Мелани? Мелани!

Я оборачиваюсь на голос.

— Мисс Нотт!

Вздрагиваю и открываю глаза.

Кажется, я уснула, но вряд ли надолго — еще почти не стемнело. Я пытаюсь ухватиться за обрывки сна, чтобы не забыть его, но тут меня снова окликает знакомый голос.

— Мисс Нотт, — это Тедди, то есть профессор Люпин. Я удивленно смотрю на него, еще не до конца проснувшись, а он, тем временем, продолжает.

— Мисс Нотт, как давно вы здесь?

Я потираю лоб ладонью, пытаясь вспомнить.

— Часов с пяти, возможно, немного раньше, я не знаю… А что случилось?

Люпин хмурится и добавляет, с некоторым сомнением глядя на меня:

— Вы были в лабораториях?

Я мгновенно прихожу в себя. Мне становится нечем дышать. Они нашли его.

— Была, — не вижу другого выхода, кроме как ответить честно. Все равно они отследят мой визит по жетону: именно на нем мой допуск в учебные лаборатории.

— В лабораториях…

Шум океана неведомым образом отдается в ушах, и я не понимаю, о чем говорит профессор. Просто хватаю ртом воздух, вижу, как шевелятся его губы, и не могу придумать ни одного оправдания своему поступку. Потому что правда в том, что я делала это незаконно. Я варила чертово Непростительное зелье в международном лагере. Мне конец. Мерлин, о чем я вообще думала?

Я думала, что его не найдут.

Я правда надеялась, что его не найдут.

Может быть, я еще смогу выдать его за то-то другое? Скажу, что перепутала дозировку или состав, что не знала, что получится в итоге. Что я ошиблась. Что угодно, только бы это не стоило мне карьеры. Чтобы это не стоило мне свободы.

-… когда сработала тревога, огонь уже уничтожил все, что было в лаборатории.

Тедди внимательно смотрит на меня, явно ожидая реакции.

Что?

Огонь? В лаборатории?

— Что? — я озвучиваю свою мысль и непонимающе трясу головой. — Пожар?

— Да, я уже сказал, что в лабораториях произошел взрыв каких-то реактивов: один класс полностью сгорел. К счастью, только один — стены не поддаются огню, — Люпин вздыхает. — Но это кабинет, где практиковалась ты, Мелани.

Я пытаюсь уложить в голове все услышанное. Только вот мысли — это кубики, а голова — круглая, и все они не могут поместиться так, чтобы можно было что-то понять. Я варила Непростительное зелье. Его не нашли. По крайней мере, Тедди не сказал об этом. Но был взрыв. Пожар, который уничтожил одну из лабораторий. Ту, в которой была я.

Ничего не понимаю. Я абсолютно уверена, что с моим отваром не могло такое произойти. Эти компоненты не вызывают взрыва. Ни вместе, ни поодиночке. Это ошибка. Это не моя вина. Никто не знает про зелье.

Я немного судорожно выдыхаю и произношу.

— Это не я. Мои зелья не взрываются.

Люпин остается непреклонен.

— Я прекрасно понимаю, Мелани, что ты хороший зельевар, но даже ты могла ошибиться…

— Да нет же! — я почти облегченно смеюсь. Профессору это не нравится, и он еще сильнее хмурится. Я мгновенно серьезнею и продолжаю. — Я проверила все ингредиенты дважды. Я знаю, как они реагируют. Я уверена, что это не моя ошибка, я…

— Ты была единственной, кто посещал лаборатории сегодня, — непреклонно заявляет Люпин. — Прости, я не пытаюсь тебя обвинить. Но ты должна понять, что сейчас все указывает на твою если не виновность, то причастность. В любом случае, это решит месье Матье, завтра утром. Он будет ждать тебя в десять в своем кабинете.

Я стараюсь проглотить ком в горле, но отчего-то не выходит. Взгляд у профессора по Боевой магии такой суровый и одновременно сочувствующий, что я готова заплакать. Я не понимаю, как это случилось. Мое зелье не могло взорваться. Я знаю это. Как знаю, что если вскроется его эффект — я как минимум буду оштрафована за неправомерные занятия зельеварением. Как максимум — это Азкабан. За Империус сажают в тюрьму — мой отвар ничуть не безобиднее. Пусть он и не был готов — злой умысел найдет любой, даже посторонний человек. Если Матье узнает, чем я занималась в его лабораториях — моя карьера, судьба и жизнь будут сломаны.

— В десять утра. Кабинет Матье, — глухо повторяю я. — Я поняла. Благодарю.

Профессор еще некоторое время участливо смотрит на меня, а потом ободряюще кивает.

— Не волнуйся, Мелани. Если это ошибка, ничего страшного не случится.

Вы просто не знаете.

Никто не знает.

И — я очень на это надеюсь — не узнает.

В свою комнату я возвращаюсь перед самым комендантским часом, когда вечернее мероприятие закончилось, а организаторы и служба охраны загнали атлантов в жилой корпус. В зал для участия в какой-то игре Джоанны Робертс я не пошла. Так и осталась на пляже, сколько это было возможно. С каждым часом там оставалось все меньше народу, а в итоге я покидала его последняя. Конечно, я должна была торопиться, чтобы не заработать новых проблем за нарушение распорядка дня, но все это показалось мне сущей мелочью по сравнению с тем, что я уже натворила.

Все испортила.

Хотела освободиться от Адриана — освободилась! Теперь буду коротать год-другой в Азкабане. Может, после этого он и раздумает на мне жениться. Хотя я тогда вообще никому не буду нужна. Без лицензии зельедела, без опыта, без семьи, которая, несомненно, от меня отречется, без денег и с испорченной репутацией.

Класс. То, чего я хотела. Великолепный ход, Мел. Так держать!

Я толкаю дверь в спальню, очень надеясь, что Поттер уже уснула или ушла к подружкам, но в комнате светло. Я даже щурюсь после полутемного коридора, а когда, наконец, привыкаю, то застываю на месте, едва успев закрыть дверь.

В комнате целая компания. И, как назло, они решили собраться именно сейчас, когда я просто хочу проспать до десяти утра. Хорошо бы, они ничего не знали — объяснять не стану, просто сделаю вид, что вынуждена буду уехать по веским обстоятельствам. Семейным. К жениху.

Я не сдерживаюсь и всхлипываю.

Кажется, здесь велся оживленный спор, но после этого он прекратился. Четыре пары глаз уставились на меня, как будто я здесь находиться вовсе не должна. Или они ждали именно меня.

— Где ты была? — Скорпиус поднимается со своего стула и быстро идет ко мне навстречу. Я чуть отступаю вправо, ближе к своей кровати. Ни к чему сейчас слушать его нотации. Мне и так не слишком хорошо.

— Скорп, пожалуйста, давай в другой раз? Дома поговорим… — это прозвучало настолько жалко, что мне стало неловко. Вот еще. Это моя комната, моя ошибка и моя жизнь. А они — ничего об этом не слышали. Хотят закатить вечеринку в нашей комнате — пожалуйста! Наложу заклятие и усну до самого визита к директору.

Я прохожу к своей кровати и присаживаюсь, совершенно не обращая внимания на присутствующих в комнате. А когда все же поднимаю глаза…

Скорпиус. Альбус. Лили. Джеймс.

Они все-таки знают, что случилось?

Иначе какого черта они так уставились?

Я вздыхаю. Хотя бы не будут приставать с расспросами. Рыжая, наверняка, злорадствует, что теперь будет жить в одиночку. Вот и собрала себе компанию. Обмывают мое падение.

— Какого черта вы все здесь делаете? — убито спрашиваю я, прекрасно зная ответ.

— Мы знаем о взрыве, Мел, — подает голос Скорпиус. — Все в лагере знают.

Отлично. Просто великолепно.

— Я не спросила, знаете ли вы. Я спросила, какого черта вы все здесь делаете?

Малфой чуть раздраженно усмехается.

— Вообще-то, я твой брат.

Чуть склоняю голову к плечу.

— А они?

— Я тут живу, если ты не забыла, — отвечает Лили, но я отмахиваюсь от нее. Это очевидно.

— Я друг твоего брата, — начинает Альбус. — И, надеюсь, твой друг тоже, — он внимательно смотрит на меня, ожидая хоть какой-то реакции. Я морщусь и киваю.

Потом перевожу тяжелый взгляд на старшего из Поттеров.

Тот не медлит с ответом.

— Я брат друга твоего брата, — ухмыляется он.

Хватит. Только цирка мне здесь не хватало.

— Проваливай, Поттер! — почти рычу я. — Можете все уйти. Я хочу спать.

Ребята переглядываются.

— То есть тебя не волнует завтрашнее слушание? — вкрадчиво уточняет Лили. Я смотрю на нее так равнодушно, что, кажется, она сейчас плюнет на все и уйдет спать в другую комнату. Но Поттер только стойко выдерживает мой взгляд, ожидая ответа.

— Нет.

— Если взрыв случился не по твоей вине — это можно доказать, — снова вступает Скорпиус. Похоже, он и собрал эту «команду», чтобы поддержать меня. Не представляю, как они все согласились. Хотя нет. В общих чертах — представляю. Альбус не стал отказывать другу. Джеймсу только дай повод показать себя. А Лили… Может быть, она чувствует вину за тот сглаз. А может, просто пустила их подождать моего возвращения.

Как бы то ни было — ничего не выйдет.

— О, я смогу оправдаться? — протягиваю я насмешливо и скрещиваю руки на груди. — Даже интересно, как.

Ребята похоже, принимают мой ответ за готовность бороться. Как глупо.

— Я был в кабинете директора в прошлом году и еще тогда заметил там омут памяти, — поясняет Альбус. — Скорее всего, они предложат тебе показать свои воспоминания. И тогда Зельда распознает зелье и скажет, могло ли оно послужить причиной взрыва.

Несомненно, распознает. Догадается на раз-два, и я окажусь под судом. Ни за что. Никакого омута памяти.

— Или директор принесет сыворотку правды — тогда ты просто расскажешь, что делала в классе.

Чистосердечное признание. Еще лучше. Чтобы меня сразу отправили в Азкабан. Да они свихнулись?!

Нет, они просто не знают, о чем просят. Да и какое им вообще дело?

Я морщусь, а потом пару раз киваю. Это было бы идеальным выходом из ситуации, если бы я и правда варила декокт от кашля. А признаться в том, что лабораторию я не взрывала, но варила незаконное зелье, — это как предпочесть позору смертную казнь. Конечно, Матье сообщит о моем проступке в Министерство, и в школе тоже, скорее всего, станет известно. Но это ничто по сравнению с тем, что меня будет судить Визенгамот. Вряд ли в полном составе — чтобы понять очевидное преступление — хватит и пары судей. Я отправлюсь в тюрьму.

Нет. Я просто не стану следовать их глупым планам.

Пока я размышляла, в комнате стояла полнейшая тишина. Наверное, ребята просто ждали, когда я облегченно выдохну и примусь благодарить их за поддержку. Омут памяти и сыворотка легко бы доказали непричастность. Но для меня это верная смерть.

— Простите, нет.

Все удивленно переглядываются. Конечно, первым вскидывается Скорпиус.

— Что значит, нет, Мел? Они ничего не противопоставят этому! — он злится, потому что не понимает.

— Мелани, никто не докажет твоей вины, если будет такое опровержение, — как для глупой девочки повторяет Джеймс.

— Нотт, даже я согласна с ними, — гриффиндорка выглядит немного подавленной, но все же я вижу, что она на стороне братьев и Малфоя. На моей стороне.

Жаль, что они не понимают, где моя сторона.

Я снова мотаю головой и немного улыбаюсь. Не знаю, что заставило их всех прийти сюда ради меня, учитывая, что Скорпиус и Лили вообще не переносят друг друга, но эта мысль приятно укладывается в голове. Ее тут же вытесняет другая: знай они, что я делала, — никто не встал бы на мою сторону. Даже брат, который обещал мне самостоятельно разобраться с нашими помолвками. У него-то получилось развлекаться в летнем лагере, не вспоминая о своей забитой невесте! Но я не могу. Может, дело в том, что я упряма. Или самонадеянна. Ищу себе лишние проблемы. А может потому, что моего супруга нельзя будет запереть в музыкальной комнате до скончания веков, чтобы не мешался. Если бы Малфой хотел — он бы мог так поступить с Аделой. Потому что он может что-то решать в своей жизни и в этом браке. Потому-то ему так легко забылся договор деда. Но не мне.

Я попыталась. Я все испортила.

— Я не буду открывать свою память и, тем более, пить сыворотку правды, — твердо произношу я. — Забудьте об этом.

Кажется, они начинают возмущаться все разом, потому что я не могу разобрать их голосов: все просто на разный лад твердят, что я идиотка.

Еще какая.

— Я не стану…

— Мелани, ты хочешь неприятностей? — это Скорпиус.

— Тебя выгонят из лагеря! — Джеймс.

— И в Министерство сообщат, что ты устроила взрыв, — даже Лили.

Они наперебой кричат, убеждают, просят, но я не понимаю, зачем, какую цель преследуют. Помочь мне — конечно! Но зачем я сдалась им? У Поттеров взыграло врожденное чувство справедливости? Не могут пройти мимо незаслуженно обвиняемого? Это новый героизм от их семейства?

Поттеры и Скорпиус не унимаются, а у меня в голове бьется только одна мысль: я не могу признаться директору. Ни под сывороткой, ни в омуте. Когда Малфой начинает трясти мою руку, чтобы я послушалась, я не выдерживаю.

— Замолчите! Я не стану следовать этим планам, потому что не могу! Я не хочу признаваться, что делала в лабораториях, потому что будет только хуже! — я не замечаю, в какой именно момент они замолкают, но сразу понимаю — ребята услышали и теперь пытаются осознать.

— Мелани, какого черта?.. — морщится Скорпиус. — Ты же не могла устроить этот взрыв? Ты же…

Я раздраженно вздыхаю.

— Конечно, нет! Я никогда бы не допустила этого, я…

Молчу.

— Что ты делала в лабораториях Мел? — осторожно спрашивает Альбус, но я только опускаю голову.

— Варила зелье, — только и удается вымолвить мне. В конце концов, им лучше знать, за что они борются. Тогда, может, они осознают, что цель не стоит того, и не станут навлекать на себя лишние проблемы. — Я варила зелье.

— И оно могло взорваться? — уточняет Джеймс.

— Нет! Не могло. Я уверена. Абсолютно! — кажется, мой голос становится просящим.

Неужели, я умоляю их поверить мне? Мне и правда это нужно?

— Тогда в чем дело?

Я кусаю губы.

— Я просто… Я варила… запрещенное зелье.

— И что это? — как ни в чем не бывало спрашивает Лили. — Это лагерь, и все зелья под присмотром Наварро разрешены.

Слова почти застревают в горле.

— Нет. Она не знает. Зельда думает, что я изготовляю Обездвиживающее зелье.

— Думает? — повторяет Малфой. — Черт возьми, Мелани, что это за зелье?

— Непростительное, — голос садится в один миг. — Это Непростительное зелье. Аналог Империуса.

В комнате воцаряется оглушительная тишина. Я ежусь то ли от холода, то ли от пристальных взглядов собравшихся. А может быть мне не по себе от той волны разочарования, что, кажется, накрывает их, одного за другим. Альбус шокирован. Скорпиус мрачен. Лили раскрыла глаза от ужаса. На Джеймса я даже не могу посмотреть.

Это невыносимо. Зачем я сказала? Хочу, чтобы они ушли.

— Зачем? — я не знаю, кто задает вопрос, наверное, все сразу. Но еще хуже то, что я не могу ответить. Не знаю, как рассказать о своем женихе, предстоящей жизни и страхе, который испытываю от одной мысли обо всем этом. Пришлось бы открывать им все с самого детства и до этого момента: все надежды, рухнувшие планы, мечты, проваленные попытки все изменить. Только этого будет достаточно, чтобы они поверили мне. Чтобы остались на моей стороне, возможно. Но я не могу рассказать, признаться, что хотела сделать с Селвином. Не могу показать им в омуте памяти. Не могу принять сыворотку правды. И потому я вру.

— Мне было любопытно, — голос снова звучит уверенно, даже вызывающе. Так бы я ответила, будь это правдой.

Оцепенение спадает с комнаты.

— Тебе было… любопытно? — неверяще произносит Джеймс.

Чуть помедлив, я киваю.

— Ты сварила Непростительное зелье из интереса? — почти повторяет интонацию брата Ал.

Мне становится не по себе от того, что я снова запутываюсь во лжи. Но пути назад ведь нет?

— Я хотела узнать, справлюсь ли я. Оно очень сложное и требует много времени, и…

— И оно взорвалось! — заключает Скорпиус.

— Нет! Нет, оно не могло взорваться! Я же не идиотка! — почти кричу я.

Ребята смотрят на меня с сомнением, и я поспешно добавляю.

— То есть, конечно, я дура и не должна была этого делать… Но я не могла ошибиться. Я уверена. Мои компоненты не взрываются, — я вновь убежденно поднимаю голову и смотрю в глаза собеседникам.

— То есть никакой вытяжки из полыни, смешанной с огненным цветком? — произносит Джеймс.

Во мне снова просыпается злость.

— Никакого огненного цветка в принципе! И, чтоб ты знал, Поттер, полынь и цветок не взрываются при смешении — взрывается огненный сок и аконит.

Тренер фыркает, но, похоже, немного успокаивается.

— Я не могу показать Зельде или Матье свои воспоминания, — уже спокойнее говорю я. — Они сразу поймут, что я делала. И тогда меня ждет разбирательство и суд, — по телу прокатывает озноб. — Лучше я уеду из лагеря как поджигательница, чем как преступница.

Мое заключение ребятам не нравится, но я вижу, как с их лиц пропадает готовность поддерживать меня. Лили бросает растерянный взгляд на Скорпиуса, но тут же отводит глаза, словно испугавшись. Они все… разочарованы. Мне впервые неприятно видеть, как они на самом деле ко мне относятся. Даже брат выглядит подавленным. Ал, с которым я едва начала общение, нахмурился и смотрит куда-то в окно. Джеймс, кажется, разозлен. Боюсь встретиться с ним взглядом, сама не зная, почему. Лили молчит и только мнет подол платья. Никто не знает, что делать в такой ситуации. И я тоже.

После минутного напряженного молчания я забираюсь на кровать с ногами и отворачиваюсь к стене. За спиной по-прежнему тихо, как и в моей голове. Решения нет.

Закрываю глаза и почти полностью прячу лицо в подушку. Плакать не хочется — вообще ничего не хочется. Только проснуться утром и осознать, что это был всего лишь кошмар. Что я уснула на пляже, меня никто не нашел, и всю ночь я провела в неудобном положении за стойкой. Тело будет болеть, мышцы изнывать, лицо помнется, а волосы превратятся в колтун от сильного ветра. Картинка такая яркая, что я даже на какой-то момент сама верю в нее. Становится немного теплее, но я почти сразу понимаю, что это не от облегчения, а от пледа, которым меня кто-то накрыл.

Реальность возвращается, и на всю оставшуюся ночь я проваливаюсь во что-то темное, пустое и холодное.

Утром Лили выскальзывает из комнаты, едва я открываю глаза. Наверное, ей не хочется вымучивать из себя сочувствие, а может быть, она решила сообщить подругам о том, что будет жить одна.

Не желая поддаваться слабости и заявляться на завтрак помятой и измученной, я заставляю себя привести внешний вид в порядок и только потом покидаю спальню. На часах в холле чуть больше девяти, так что атланты наверняка уже обсуждают произошедшее в зале. Если, конечно, они не сделали этого за ужином. С каменным лицом я прохожу к нашему столику и сажусь напротив Альбуса, ставя перед собой тарелку с хлопьями. Друзья приветствуют меня, но я сразу опускаю взгляд, принимаясь за еду. Что еще я могу от них услышать, кроме поддержки или ободрения? Они нужны, когда что-то еще можно исправить. Сейчас же можно ждать только сочувствия, а оно невыносимо. Хлопья, размякшие в молоке, на вкус как будто ем всухомятку. Тишина за столом — и того хуже.

Я начинаю разговор одновременно с Альбусом.

— Какие планы на день?

— Как себя чувствуешь, Мел?

Я неопределенно дергаю плечами.

— В обморок падать не планирую.

Кажется, моя реплика всколыхнула в парнях чувство вины за экскурсию, и они снова принимаются извиняться.

— Мелани, прости, что так вышло в воскресенье, — произносит Скорпиус, пожимая мою ладонь, безвольно лежащую на столе. — Мы меньше всего хотели, чтобы кому-то пришлось выкручиваться за нас.

Я улыбаюсь уголками губ.

— Забудьте. И впредь, будьте осторожнее: больше мне не удастся вас выгородить. Зовите Розу, она замечательная, — усмехаюсь и смотрю на Альбуса. — Не знаю, как это вышло, но вы ее совсем не цените.

Поттер немного сбит с толку, но все же отвечает, помедлив.

— Нет, мы были признательны ей за помощь…

— Я вовсе не об этом. Я имела в виду вообще: не понимаю, почему вы не общаетесь. Она не выдала вас, к тому же волновалась, чтобы вашего отсутствия не обнаружили, — я невольно пытаюсь пристыдить Альбуса, а через него — и всех его кузенов. Парень хмурится, но похоже принимает мои слова к размышлению.

— Мне не нравится то, что ты говоришь, — прямо заявляет Малфой. — Я не имею в виду Розу — но ты даешь совет, как будто прощаешься с нами.

Я поджимаю губы и отвожу глаза.

— А как ты хотел? Я буду рада услышать от вас по возвращении, что смена удалась и, хорошо бы, без неприятностей.

— Но еще есть шанс остаться, ты знаешь, — продолжает брат.

— Ты же внимательно слушал меня, Скорпиус? — негромко уточняю я. — Я уже сказала, что не позволю лезть в мою голову. Если они не поверят в мою… непричастность — я уеду домой.

Он вздыхает, но я вижу, что он так и не смирился. О, если бы братец знал, для кого я готовила то злосчастное зелье… Но теперь не узнает никто — слава Мерлину — надеюсь, взрыв уничтожил действительно все в той лаборатории, включая мой котел. Чтобы от него была хоть какая-то польза. Идиотская была затея. Хорошо, что я ее не исполнила. Выпутаюсь как-нибудь иначе.

Я допиваю чай и смотрю на часы. Занятия начинаются через двадцать пять минут. Мое слушание — тоже. Хотя, никто не будет меня слушать. Когда я откажусь от сыворотки и омута — меня просто выставят вон. Наверняка влепят огромный штраф за порчу имущества и первым же порталом отправят домой.

Ребята сидят за столом до последнего. Больше они не пытаются ничего сказать, хотя Бренда несколько раз начинала выражать сочувствие и поддержку. Но, когда стрелки неумолимо показывают без десяти десять, друзья нехотя встают, чтобы не опаздывать. Я благодарно улыбаюсь им и решаю провести в зале еще минутку, впервые наблюдая, как персонал начинает приводить в порядок столы. Когда одна из девушек приближается к моему столу, я быстро встаю.

— Простите, что задерживаю.

Она с усмешкой отмахивается, и я направляюсь к административному корпусу. Мне хочется идти помедленнее, но, опасаясь вызвать гнев своим опозданием, я ускоряю шаг.

Проходя мимо домиков организаторов, я замечаю, что несколько парней и девушек собрались вместе возле одного из них и что-то горячо обсуждают. Я приглядываюсь, но кроме Джоанны и Миры я никого не знаю. У меня появляется небольшое чувство вины перед театралкой, потому что ей придется искать новую актрису. Впрочем, ей стоит только позвать на мою роль Лили, и проблема исчезнет. Кажется, мое возвращение домой доставит Поттер немало радости: начиная от свободной комнаты и заканчивая долгожданным амплуа Кэтрин — все, чего ей так не хватало.

Организаторы не обращают на меня никакого внимания, но тут кто-то из них называет имя, и я невольно оглядываюсь. Нет, это не обо мне, это о Поттере. Я даже не заметила, что его не было на завтраке. А может, и был, просто не стал, как мы все привыкли, подсаживаться с новостями или вопросами. Наверное, он разочарован и не слишком хотел ввязываться в историю, где замешана я, взрыв и запрещенные зелья. В конце концов, он тренер, и какое ему должно быть дело до моих ошибок? У него квиддичная команда, тактика ведения игры и полно других забот. Но мне все равно немного обидно.

В приемной директора меня встречает миловидная черноволосая девушка, которая и проводит меня в кабинет. Матье, конечно, ждет меня, но, когда я вхожу, не сразу откладывает бумаги. Может быть, это подсчеты нанесенного ущерба. Не мной нанесенного, я твердо в этом убеждена, но все же. Будь у меня хоть одно доказательство… Но его нет.

— Мисс Нотт, присаживайтесь.

Я благодарю мужчину и сажусь напротив. Уже не боюсь отправления домой — только страшно, что найдутся остатки моего зелья. Как забавно: я надеюсь, что единственное, что способно спасти меня от Адриана и наказания за чужой взрыв, — уничтожено.

— Мисс Нотт, вы, полагаю, уже знаете, зачем я позвал вас сюда?

Я сглатываю и киваю.

— Вчера в пять часов двадцать две минуты произошел взрыв в одной из лабораторий второго учебного корпуса. Класс номер четыре полностью сгорел, включая все содержимое. Никаких следов от реагентов или ингредиентов найдено не было, как и источника возгорания.

Я сдерживаю облегченный вздох.

— Мы проверили все ученические жетоны, зарегистрированные в лаборатории после обеда: вы — единственная, кто был там в этом время, — продолжает директор. — И все же, прямых доказательств, что взрыв произошел по вашей вине — нет. Я могу предложить вам…

Все, как предполагал Альбус — сыворотка правды, омут памяти и какой-то фокус из разряда легилименции. Я мотаю головой.

— Извините, месье Матье, мне нечем помочь делу, — твердо произношу я.

Мужчина удивленно поднимает брови.

— Вы признаетесь?

— Нет, — отвечаю я. — Нет, я никаким образом не способствовала взрыву в лабораториях. Он произошел после моего ухода, и никакие мои действия не могли привести к возгоранию. Но подтвердить это, использовав омут памяти или сыворотку правды, я не могу. Извините.

Директор некоторое время изучающе смотрит на меня, а потом сцепляет пальцы на столе.

— Мисс Нотт, вы уверены? Вы же понимаете, что это значит?

— Да.

— В таком случае, я вынужден попросить вас покинуть лагерь.

Он замолкает, видимо, ожидая, что я еще могу сделать шаг навстречу. Черт, похоже, он и правда надеется, что я передумаю.

— Мисс Нотт, вы ведь умная, подающая надежды зельеварка. Неужели ваше успешное будущее не стоит того, чтобы честно рассказать, что произошло в лабораториях вчера днем? Уверяю вас, что сеньорита Наварро будет весьма тактична в своих вопросах, если вы выберете сыворотку, а ее действие не продлится больше двух минут.

Даже от подобных, почти безопасных перспектив мне становится не по себе. Кто знает, что именно я скажу под действием зелья? Говорят, от него совершенно выключается сила воли и чувство самосохранения, которые вынуждают допрашиваемого врать. Я боюсь даже представить себя в таком состоянии. Хуже этого только стать женой Адриана. Впрочем, не хуже — это почти одно и то же.

— Я прекрасно осознаю последствия, директор.

Никаких сомнений. Но от сожалений я, кажется, никогда уже не избавлюсь.

— Как пожелаете, мисс Нотт. Я свяжусь с Британским Министерством и организую вам портал после ужина, — заключает Матье. — А сейчас вы можете собирать свои вещи.