Summertime Of Our Lives (гет)

— Доброе утро, магическая Британия! С вами ваши любимые радиоведущие — Мэтт Пирсон и Роксана Уизли…

 — Ал, сделай погромче!

Обернувшись на голос Лили, я успеваю увидеть только всплеск рыжих волос, исчезающих за дверью кухни. Сестра, эдакий вечный двигатель, сегодня еще более невыносима: с самого утра она носится по всему дому со скоростью «Молнии», проверяя, ничего ли она не забыла, хотя чемодан ее был собран еще три дня назад. Я встречаюсь взглядом с отцом и усмехаюсь, чуть закатив глаза, хотя прекрасно понимаю ее возбуждение. Самому уже не терпится поскорее уехать. Я послушно кручу ручку радиоприемника, и кухню наполняет бодрый голос нашей кузины.

 — … в столице восемь утра.

 — И, несмотря на столь ранний час, да еще и понедельника, моя очаровательная напарница пребывает в самом прекрасном расположении духа. Поделишься, Рокс?

 — Спрашиваешь?! Этого дня с нетерпением ждали сто детей из разных школ мира, ведь сегодня для них снова открывает свои двери «Международный Атлантический Лагерь для Одаренных Волшебников и Ведьм», а проще говоря — «Атлантида».

 — Действительно, и как я мог забыть? Ты ведь совсем не вела отсчет дней прямо в эфире! Для тех, кто не знает и кому посчастливилось пропустить все передачи, в которых Роксана восхваляла это замечательное место, я расскажу вкратце. Лагерь открылся двенадцать лет назад, и расположен он в самой магической точке земного шара — в Атлантиде. Кстати, магглы до сих пор считают остров затонувшим или даже никогда не существовавшим. Итак, каждый июль там собираются дети, отличившиеся в учебе — внимание, родители, это отличный стимул для ваших отпрысков сесть за книги! — квиддиче или внеклассной деятельности…

 — А также победители творческого конкурса, который проводит «Ежедневный пророк».

 — Если память мне не изменяет, именно так, Рокси, ты и получила путевку.

 — О да, и это было…

 — … лучшее лето в моей жизни! — хором заканчиваем мы с отцом, с точностью повторяя интонацию Роксаны.

Мама смеется вместе с нами, а Лили, снова вернувшись в кухню, одаривает всех нас по очереди грозным взглядом.

 — Ох и противные вы!

И дело тут не в теплых чувствах Лили к кузине — а Рокси мы все очень любим — но скорее в ее слишком восторженном отношении к «Атлантиде», которое не позволяет ей адекватно воспринимать не только критику, но любой отзыв о ней, произнесенный с недостаточно восхищенной интонацией. Самое удивительное (а может как раз и наоборот) — Лили там никогда не была. В лагерь можно попасть только после четвертого курса, и сестра очень боялась, что ей не пришлют приглашение. Но она его, конечно же, получила (не зря она так носилась со своим докладом для конференции). Вот визгу-то было в тот день, когда в окно постучалась незнакомая сова с двумя конвертами с печатью МАЛа!

 — Да ладно тебе, Лилс, — примирительно отзываюсь я. — На самом деле, я тоже могу сказать, что прошлое лето было лучшим в моей жизни. Просто ты же помнишь, как много Рокси об этом говорила.

Сестра все еще недовольно смотрит на меня, но у нее плохо получается сдержать улыбку, и она прыскает со смеху, видимо, вспомнив, как Роксана после возвращения преследовала на семейных обедах каждого родственника, который еще не слышал рассказ о смене от нее лично (даже Джеймса, который, собственно, был там вместе с ней), и во всех подробностях описывала чуть ли не каждое занятие в лагере. Да, поговорить Рокси любит, так она на радио и попала.

 — Надеюсь, и для меня это лето будет лучшим, — произносит Лили, садясь за стол.

И я вдруг понимаю, что она боится. Она так долго мечтала об этом и столько работала для того, чтобы попасть в «Атлантиду», а теперь ей страшно, что действительность не оправдает ее ожиданий. Сестра показывала свое письмо всем и каждому, отмечала в календаре оставшиеся до отъезда дни, купила все необходимое три недели назад (а потом, конечно, вспоминала еще о чем-нибудь «невероятно важном» и бежала в Косой переулок) и во всех книгах искала теоретический материал по тем предметам, которые будут в лагере, но не преподаются в Хогвартсе. Вообще Лили кажется слишком подвижной для учебы, но, если она ставит перед собой какую-либо цель, она сделает все, чтобы достичь ее, — так, например, она часами не вылезала из библиотеки перед своей исторической конференцией, и ее усидчивости могли позавидовать даже ботаники-равенкловцы. В итоге команда Хогвартса заняла первое место, а доклад Лили вызвал огромный интерес у жюри, что и обеспечило ей путевку. Я сам впервые поехал год назад благодаря СОВ: тогда на практические экзамены приходили люди из Отдела образования, и отличившимся позже высылали приглашения (МАЛ — это не просто развлечение, а скорее поиск кадров для работы в Министерствах и научно-исследовательских центрах Атлантиды, а также будущих профессиональных игроков в квиддич). Лучшей, конечно, была Роза со своими девятью «Превосходно», еще у двоих было восемь и семь, у нас с Малфоем — по шесть. На самом деле, для «Атлантиды» шесть «П» — не так уж и много, но меня все равно отобрали: видимо, им понравилось мое исполнение Дезилюминационного заклинания на просьбу «Удивите меня, мистер Поттер» (его на пятом курсе не проходят, но я выучил его задолго до этого, потому что отец не дал мне мантию-невидимку). Я не вел себя как Лили, но испытывал абсолютно тот же восторг. Очевидно, я уже забыл об этом, раз только и делал, что поддевал сестру на пару с Джеймсом. Мне становится немного стыдно.

 — Будет, — уверенно говорю я, нисколько не сомневаясь в своих словах. — Там все будет именно так, как ты себе представляешь. Волшебно. Ты это заслужила, Лилс.

Сестра нерешительно улыбается, крутя в пальцах надкусанный тост. Я делаю вид, что не замечаю растроганного выражения, которое всегда появляется на лице мамы во время таких вот моментов единения детей (дома это случается довольно редко, а в случае нас с Джимом — наверное, никогда).

 — Мы гордимся тобой, Лил, — добавляет отец. — Вами обоими. Давайте выпьем за отличный отдых, который вас ждет!

Мы в разнобой повторяем тост и чокаемся прямо кружками с чаем.

Несмотря на то, что это последний завтрак в семейном кругу, насладиться им как следует никому не удается: к Лили возвращается ее обычный настрой, и, проглотив свой омлет, она начинает торопить нас, нетерпеливо барабаня ладонями по столу. Мы спешно заканчиваем есть и идем собираться, скорее для того, чтобы она успокоилась, и, разумеется, прибываем в Министерство одними из первых.

В «Атлантиду» мы должны отправиться с помощью порталов, и, пройдя проверку, занимаем ряд стульев у стены, ожидая всех остальных. Насколько я знаю, из Хогвартса в этом году набирается человек пятнадцать или около того. Вскоре появляются Уизли, и родители, закончив давать нам обычные и довольно бесполезные наставления, отходят в сторону с дядей Роном и тетей Гермионой.

 — Привет, ребята, — здоровается Роза, остановившись напротив нас.

 — Привет, — небрежно бросает Лили, подчеркнуто не глядя на нее.

Лицо кузины чуть вытягивается, и я пытаюсь развеять возникшее напряжение, компенсируя такую неприветливость улыбкой.

 — Готова к лагерю, Рози? — спрашиваю я, наверное, с преувеличенной любезностью, и рядом едва слышно фыркает Лили.

 — Да, конечно, а вы?

 — Да.

Не дождавшись больше ничего, Роза вежливо улыбается, садится через стул от меня и достает книгу. Я смотрю на нее краем глаза, но она склоняется над разворотом, и волосы закрывают ее лицо, так что я не могу видеть, задело ли ее наше поведение. Мне всегда становится неловко в такие моменты, но с раздражением я справиться не могу — отношения у нас с кузиной не сложились, как и у большинства младших Уизли, которым Розу всегда ставили в пример.

Мне становится жарко, но молнию ветровки заедает, и я безуспешно борюсь с упрямой застежкой, не поднимая головы, когда ерзающая на соседнем стуле Лили называет очередное имя. Удивительно, откуда она всех знает, ведь большинство студентов учатся на других факультетах на курс или два старше. После девятой или десятой — я сбился со счета — изумрудной вспышки в камине сестра почему-то не торопится сообщать мне, кто это, пару секунд молчит и затем насмешливо хмыкает.

 — Что?

 — Твой дружок пришел тебя проводить. Малфой, бедняжка, наверное, целый месяц будет торчать один в своем поместье, потому что ты единственный человек, который может его терпеть.

Едва услышав фамилию своего лучшего друга, я резко вскидываю голову и действительно вижу Скорпиуса, стряхивающего порох с рукава рубашки. Он обводит своим фирменным малфоевским взглядом всех присутствующих, заметив меня, довольно усмехается и направляется в нашу сторону. Я киваю в знак приветствия его родителям и собираюсь уже подняться, но осознаю, что мне только что сказала Лили.

 — Подожди, — я поворачиваюсь к ней. — Ты что, не знаешь?

 — О чем?

О, Мерлин, сейчас будет взрыв. Но как это получилось? Я ведь говорил о том, что Малфою пришло приглашение, неужели ее тогда не было рядом? А я-то думал, что не слышал язвительных комментариев о нем только потому, что радость от предстоящего отдыха перекрывала ее ненависть к тому, с кем его придется провести.

 — Скорпиус тоже едет, — осторожно говорю я.

Лили всегда была вспыльчивой, и я невольно протягиваю к ней руки, опасаясь, как бы она не накинулась на Малфоя с целью убить его прямо на месте. Впрочем, лучше бы она так и сделала, потому что ее настоящая реакция пугает меня больше. Сестра мгновенно сникает, уголки ее губ ползут вниз, а взгляд становится растерянным и каким-то очень тоскливым.

 — Но… как? Что он сделал… Зачем? Зачем ему ехать, он что, специально? — бессвязно повторяет она.

Я взглядом прошу Малфоя не подходить к нам. Он поднимает одну бровь, смотрит на Лили и презрительно фыркает, закатив глаза. Я давно уже оставил попытки наладить отношения между ними, хотя эта «вражда» кажется мне более чем глупой, как минимум потому, что они ни разу нормально не разговаривали. Они совсем друг друга не знают и даже не желают узнать. Лили считает его мерзким слизеринцем, который отнимает у нее мое внимание, а он ее — бешеной гриффиндоркой, которая вечно лезет не в свое дело. С какой-то стороны оба правы, конечно.

 — Да, Лил, Малфой специально едет в лучший волшебный лагерь только для того, чтобы испортить тебе настроение, — с иронией говорю я, рассчитывая, что она оживится и вступит в перепалку.

 — Ну он только это и умеет, — вяло отзывается она. — А я ведь так этого ждала! Все должно было быть идеальным! Почему ты меня не предупредил?

 — Прости, я думал, ты знаешь, — я пожимаю плечами. — Лил, все и будет идеальным. Помимо Малфоя там будет еще много народу, вы с ним и пересекаться-то почти не будете. К тому же, он будет отвлекать меня от тебя.

Она недоуменно хмурится.

 — Он всегда это делает, — замечает она, и в ее голосе сквозит обида. — Только чем это должно меня порадовать?

Я вздыхаю, не веря, что собираюсь это сказать, но Лили все-таки девчонка, и ее этот довод должен приободрить.

 — Тем, что я буду не сразу замечать парней, которые обязательно будут вертеться вокруг тебя.

Сестра усмехается, невольно покраснев, а мне это все совсем не нравится. Неужели она действительно ждет чего-то от этой поездки? Да, конечно, ждет, ей скоро шестнадцать, самый возраст. Для таких мыслей, разумеется, а не для парней. Но с моей стороны глупо надеяться, что ничего не будет: я до сих пор не могу вспомнить тот момент, когда Лили из тощей веснушчатой девочки вдруг превратилась в красивую, женственную девушку. Тем более, в лагере не будет школьной формы, а некоторые ее платья имеют такую длину, что Джеймс, увидев Лили этим летом в Косом переулке, почти насильно повел ее в магазин одежды, купил ей там длиннющий бесформенный сарафан и пригрозил в следующий раз посадить ее в башню в глухом лесу.

 — Так что у тебя будет около двух часов на общение прежде, чем появлюсь я, — заключаю я, и Лили закатывает глаза.

Ну, хоть развеселилась. Я подмигиваю ей и оставляю наедине с романтическими мечтами, которым вряд ли позволю сбыться, и иду к Скорпиусу. Он ждет в стороне, вальяжно прислонившись к стене и засунув руки в карманы.

 — Твоя сестрица увидела меня и передумала? — интересуется он вместо приветствия.

 — И не надейся, Малфой, — я ухмыляюсь. — Это же Лили. Она скорее уже задалась целью обойти тебя там во всем.

 — Пусть попытается, — фыркает он. — Девчонки Поттер-Уизли…

 — Мои сестры, — напоминаю я.

Скорпиус не заканчивает фразу и лишь пожимает плечами. Как бы сильно его ни раздражали «девчонки Поттер-Уизли», я знаю, что он никогда их не тронет. Он самый настоящий слизеринец, но он же — самый настоящий друг.

Из камина наконец появляется Крейг Андерсен, наш однокурсник с Равенкло — пока его родители здороваются с министерским работником, он уже успевает сделать пару снимков на фотоаппарат, который никогда не выпускает из рук, — и это значит, что мы можем отправляться. По крайней мере, нам говорили, что он последний, но, оглядев всех прибывших, я вижу, что одного не хватает. Точнее, одной.

 — Если уж мы заговорили о сестрах, то где Мелани? — спрашиваю я Малфоя.

Двоюродная сестра Скорпиуса получила путевку за победу в Чемпионате по зельям — помню, Слизнорт еще месяц расхваливал ее перед всем классом, рассуждая, каким чутьем нужно обладать, чтобы так менять в зельях пропорции компонентов. После этого он обязательно упоминал удивительный талант моей бабушки Лили Эванс и пускался в пространные рассказы обо всех учениках, которые у него когда-либо были.

Скорпиус морщится.

 — Она опоздает. От нее все никак не отстанут родители и дедушка, столько проблем от совершеннолетия.

 — Ей же исполнилось семнадцать еще в мае, — удивляюсь я.

 — Да, — раздраженно отрезает он, и я не продолжаю тему, догадавшись, что связано это с Селвинами. Малфой терпеть не может говорить об этой помолвке.

Я не знаю, как относиться к тому, что в лагере будет Мелани Нотт. В школе она редко присоединялась к нам, предпочитая общаться со Скорпиусом наедине, но здесь не будет ее слизеринской компании, и, если Лили сразу найдет себе друзей, то в случае с Нотт я не могу быть уверен. О кузине Малфоя можно сказать многое и одновременно ничего. Проучившись с ней шесть лет, я до сих пор не разбираюсь в ее характере. Она не холодная, как большинство аристократок, а наоборот — живая, иногда даже театральная, но при этом совершенно невозможно понять, о чем она думает и что она чувствует. Не могу сказать, что эта девушка вызывает у меня сильную симпатию, но Мелани — одна из немногих людей, кого Скорпиус искренне любит, и это говорит о многом.

 — Внимание, через пять минут отправление, — объявляет министерский работник. — Соберитесь у порталов небольшими группами, не толкайтесь и, ради Мерлина, держитесь крепче, чтобы не пришлось вас вылавливать из океана. Ваш багаж будет отправлен отдельно.

Я подхожу к родителям и сестре, которая чуть ли не прыгает на месте от нетерпения. Я пожимаю руку отцу, целую маму в щеку, машу Рону с Гермионой, и подвожу трясущуюся от волнения Лили к порталу — надколотому глиняному кувшину — у которого уже стоит Скорпиус.

 — Малфой, — сузив глаза, приветствует его Лили.

 — Поттер, — кивает он в ответ, пытаясь скопировать ее гневный тон, что ему плохо дается, потому что он с трудом сдерживает смех.

Сестра раздраженно цокает языком.

Раздается сигнал, мы беремся за кувшин, и свободной рукой я обхватываю Лили за талию, боясь, что она действительно может упасть. Малфой ухмыляется, но никак не комментирует. После второго сигнала портал активируется. Все внутренности сдавливает, из легких вышибает воздух, а держать Лили становится все труднее. Шелковистая ткань ее блузки начинает выскальзывать из моих пальцев, но я позволяю себе отпустить ее только в последнюю секунду перемещения.

Опустившись на ноги, я тут же начинаю искать сестру взглядом и вижу ее на земле метрах в десяти от меня. Как только я уверяюсь в том, что с Лили все в порядке, я снова осматриваюсь, на этот раз по-настоящему, и полной грудью вдыхаю удивительный, пахнущий морем воздух. Площадка нисколько не изменилась с последнего дня прошлой смены, только на лицах студентов, стоящих группами по школам, читается взволнованность, восторг и предвкушение; тогда же мы стояли здесь тесной смешанной толпой, обнимались, обещали писать друг другу — разумеется, понимая, что этого не будет, — девчонки плакали навзрыд, парни посмеивались над ними для вида, хотя сами остро ощущали грусть от разлуки. Но сейчас у нас впереди целый месяц, целая маленькая жизнь! Кажется, я только сейчас полностью осознаю, как же сильно ждал этого.

Я спешу к Лили, но меня опережает Скорпиус, и, по лицу вижу, она огрызается на какую-то его реплику. Я направляюсь к ним и с удивлением наблюдаю за тем, как Малфой протягивает ей руку. Лили закатывает глаза, хватается за нее и начинает подниматься. Мне уже хочется порадоваться, что они решили заключить перемирие, или хотя бы что аристократическое воспитание Скорпиуса оказалось сильнее его неприязни к Лили, но тут он разжимает пальцы, и она снова начинает падать, потеряв равновесие. Я едва успеваю ее подхватить, награждая друга недовольным взглядом.

 — Что? — невинно спрашивает он. — Я тут доброе дело хотел сделать, но твою сестру видимо не научили манерам: на предложение помочь следует отвечать благодарностью.

 — Заткнись, Малфой.

Лили смеряет его презрительным взглядом, эффектным жестом откидывает назад волосы и, задев его плечом, уходит в сторону большой толпы студентов из других школ.

 — Доминик! — вдруг кричит она, сорвавшись с места.

И действительно, от Шармбаттонской группы отделяется белокурая девушка в чем-то белом и кружевном, и с визгом бросается в объятия Лили. Потом, чуть менее восторженно, но все-таки искренне приветствует Розу, целуя ее в обе щеки. О том, что она поедет, я узнал от тети Флер уже давно, но, если бы не знал Доминик с детства, ни за что бы не поверил в ее исключительные способности. Гены прабабушки-вейлы подарили ей красивую внешность, которой она успешно пользуется, очаровывая парней, но немногие знают, какой ум скрывается в ее прелестной головке. Студенты провожают ее восхищенными взглядами, и уж явно не из-за того, что ей удалось доказать нумерологическую теорему, над которой бился не один известный ученый.

 — Кто это? — заинтересованно спрашивает Скорпиус.

 — Даже не думай, — предостерегаю я. — Доминик Джиневра Уизли, еще одна моя кузина. К тому же, она тебе не по зубам.

 — Больно надо, — фыркает он. — Девчонки Поттер-Уизли… Сам знаешь.

Пока все ждут каких-то указаний и объяснений, я нахожу организатора, который занимается размещением, и сразу прошу поселить нас со Скорпиусом. Это надо делать заранее, потому что в прошлом году мне с соседом не повезло. Даже странно, что мы сможем жить в одной комнате, в Хогвартсе-то мы на разных факультетах.

Нам рассказывают, где что находится (я это все уже знаю), сообщают, что в час будет обед, а до него мы можем разобрать вещи и осмотреться. Мы первыми получаем ключ — овальный жетончик, который считывается дверью при приближении — и я вдруг осознаю, что меня поселили в ту же комнату, что и в прошлом году. Я ободряюще киваю Лили, которая все еще стоит в очереди, объясняю ей, где меня найти, и мы направляемся к жилому корпусу.

Если бы я не помнил номера комнаты, я бы ее сейчас не узнал: она чистая, белая и неживая. Поначалу они у всех так выглядят, но потом все начинают переделывать предоставленное личное пространство на свой лад, раскрашивая стены, трансфигурируя из разного хлама предметы интерьера, расклеивая фотографии, как привезенные из дома, так и сделанные во время смены, и выцарапывая свои имена. Уверен, Лили будет оставлять себе на память каждую мелочь из лагеря, и домой привезет целую коробку, полную значков, карт, рисунков, ракушек, девчачьих фенечек дружбы и прочей ерунды. Признаться, кое-что и я до сих пор храню.

 — Я жил здесь тем летом, — сообщаю я, проходя к аккуратно заправленной левой кровати.

Скорпиус хмыкает, осматриваясь.

 — Не стоит рассчитывать на спрятанную под полом бутылку огневиски?

 — Нет, здесь все проверяют после отъезда, и избавляются от всего…

Я вдруг осекаюсь, вспомнив кое-что. Не уверен, что мне хочется это увидеть, но с другой стороны интересно, почувствую ли я что-нибудь. Я приподнимаю матрас: на одной из балок волшебным несмывающимся маркером нарисовано ровное сердце с инициалами «А.П. + Б.Ф.» внутри. Все неприятные воспоминания о Беттани стираются, и перед глазами возникают только радужные картины начала наших с ней отношений. Именно здесь мы познакомились (я видел ее до этого в школе, но она была с Равенкло и училась на курс младше). Замечательное было время. И когда все пошло не так?

 — Поттер, ты меня слышишь вообще? — раздраженно зовет Скорпиус, очевидно, не в первый раз. — Что там та… О Мерлин, — произносит он с гримасой отвращения на лице. — Пожалуйста, скажи, что это сделала Финниган, а не ты.

 — Да, это она, — на автомате говорю я. — Это был предпоследний день смены.

 — Избавь меня от подробностей, — фыркает Малфой, которому Бет никогда не нравилась. — И хватит предаваться ностальгии, пойдем лучше прогуляемся. Я-то здесь не был, в отличие от тебя. Заодно на других девчонок посмотрим. А то пока вокруг были одни твои сестры. Нигде от них не скрыться.

 — Вообще-то твоя сестра тоже будет здесь, — замечаю я, опуская матрас на место.

 — Ну у меня-то одна, а Поттер-Уизли здесь целый выводок.

 — Всего три, — усмехаюсь я. — Это меньше, чем в Хогвартсе.

По всему коридору снуют «одаренные волшебники и ведьмы» разных национальностей, разыскивая свои комнаты. Мы минуем их и спускаемся к выходу. Перед тем как открыть дверь, Скорпиус с подозрением смотрит на меня.

 — Ты ведь не собираешься рыдать у каждой скамейки, на которой вы с Финниган кормили друг друга сладостями и держались за руки?

 — Заткнись, — беззлобно отзываюсь я.

Атлантида находится посреди Атлантического океана, а лагерь — прямо на берегу. До нас доносится мерный шум прибоя, и во мне сразу же просыпается желание искупаться, но прямо у моря стоит барьер, который могут снять только преподаватели и организаторы. Мы с Беттани пару раз сбегали ночью на пляж, но в воду зайти не могли.

Мы прогуливаемся по территории, бесцельно сворачивая с одной дорожки на другую. Рыдать, как предположил Малфой, я, конечно, не буду, но в памяти действительно вспыхивают старые воспоминания, не только о Бет, но вообще о прошлом лете. Многие уже заселились, так что мы на улице не одни. Краем глаза я замечаю каштановую макушку Розы, и тут же начинаю беспокоиться о Лили. Хорошая ли у нее соседка? Нравится ли ей комната? Не успела ли она уже поругаться тут с кем-нибудь? Или еще хуже — подцепить парня? Нет, конечно, моя сестра совершенно не такая, но мало ли кто решит воспользоваться ее неопытностью в таких вопросах?

 — Альбус Поттер! — из размышлений меня выдергивает смутно знакомый голос.

От неожиданности я спотыкаюсь и едва не лечу на землю. Справа раздается дружное хихиканье. Я поворачиваюсь и вижу в компании девчонок Оливию — не могу вспомнить ее фамилию — из Салемского института ведьм, которая жила в одной комнате с Беттани. Она подбегает ко мне и заключает в крепкие объятия.

 — Я так и знала, что увижу тебя! А Бет тоже здесь? — спрашивает она.

 — Нет, — я качаю головой, чуть поморщившись.

Очевидно, по моему выражению лица она что-то понимает, чуть сочувственно улыбается и переводит взгляд на Скорпиуса.

 — Представишь нам своего друга? — кокетливо просит она и, оглядываясь на других девушек, кивком головы подзывает их к нам. Они стайкой подбегают, хихикая и перешептываясь. Я с трудом сдерживаю ухмылку: Скорпиус всегда вызывает у девчонок такую реакцию, в Хогвартсе у него целый фан-клуб.

 — Скорпиус Малфой, — представляется он в своей манере.

Подруги Оливии улыбаются и называют свои имена (Стейси, Кристин и Ребекка), а я вдруг слышу сбоку громкий смешок. Я поворачиваюсь и вижу еще одну девушку из их компании, не спешащую познакомиться с Малфоем.

И застываю.

Она смотрит на подруг и хрипловато смеется — именно смеется, а не по-дурацки хихикает — запрокинув голову назад. На ней короткое цветастое платье, открывающее стройные загорелые ноги, и она почему-то босиком. Темные волосы достают до плеч, и она каким-то привычным движением откидывает с лица мешающую прядку, звеня многочисленными тонкими браслетами на руке…

 — Эй, Саммер, иди сюда, познакомься с ребятами из Хогвартса! — зовет ее Оливия, и американка, усмехнувшись, неторопливо подходит к нам.

 — Саммер Холл, — произносит она, без всякого жеманства пожимая руку Малфою, а потом поворачивается и смотрит мне прямо в глаза. И я пропадаю окончательно. Наверное, я смогу назвать десяток девушек красивее нее, но есть в ее лице что-то гипнотическое и притягивающее. Похоже, она догадывается о произведенном впечатлении, и губы ее растягиваются в улыбке.

Я нервно сглатываю.

 — Да, я Аль… бус. Северус. Альбус Северус Поттер, — заикаясь, как идиот, представляюсь я. И зачем я только назвал свое чудовищное полное имя? Она же теперь будет считать меня еще более странным.

Малфой рядом страдальчески вздыхает.

 — Приятно было познакомиться, дамы, но нам пора. Еще увидимся.

Он хватает меня за локоть и почти насильно уводит.

 — Если ты каждый раз будешь впадать в ступор и позорить нас, не видать нам девчонок.

 — Но… Ты ее видел?

Малфой пожимает плечами, пробормотав что-то о моей безнадежности. Я оглядываюсь назад.

Саммер Холл смотрит мне вслед и смеется.

— Мисс Нотт, вот здесь, пожалуйста, — обращается ко мне гоблин, переворачивая несколько пергаментов — все сплошь в закорючках букв. Я киваю и пытаюсь выхватить из текста какие-то подробности, но сразу натыкаюсь на фамилию Селвинов. Едва успев остановить гримасу отвращения на своем лице, я только сильнее склоняю голову и убеждаю себя не смотреть на родителей, потому что это бесполезно. Мать может выговорить за «неподобающее поведение», а отец покачает головой, и, даже если ему это не нравится, я не узнаю.

Я молча оставляю свои инициалы на первом листе, соглашаясь с вышеописанным. Мелани Фэй Нотт. В голове проносится картинка, как я быстро разрываю договор на части на глазах у всех: Дафны Гринграсс (ныне Нотт), Теодора Нотта, изумленного гоблина… Еще быстрее мелькают выражения их лиц, потом злость, гнев, сдерживаемый порыв, чтобы укорить, а может и пощечина от матери… Я дергаюсь и едва не ставлю кляксу. Да, еще же можно неосторожно опрокинуть пузырек и наблюдать, как темные ручейки, подобно спруту, пожирают бумагу… Мелани Фэй Нотт. На составление нового контракта уйдет некоторое время, а я уже уеду и получу отсрочку — месяц. Месяц — это неплохо. Тридцать один день не думать о том, как отравляет мне жизнь каждый росчерк на этом пергаменте. Мелани Фэй Нотт. Хорошо, что хоть здесь я не кровью расписываюсь. Мелани Фэй Нотт.

«…получает в полное распоряжение приданое — десять тысяч галлеонов…»

Ох, как он хорошо устроился!

Мелани Фэй Нотт.

«… в течение месяца после окончания седьмого курса школы чародейства и волшебства Хогвартс…»

Вздрагиваю и все-таки поднимаю глаза на мать. Встречаю прямой и твердый взгляд: она словно знает, что именно заставило меня обратиться к ней. Я сразу вижу ответ: «через год, и пусть небеса разверзнутся, если этого не случится».

Опускаю глаза на пергамент и сглатываю колючий ком в горле. Что со мной будет?

Но я не вижу своего будущего. Легко прокручивая варианты порчи контракта, я в красках представляла реакцию присутствующих, а сейчас — не знаю, что может случиться. Темно. Тихо. И очень страшно.

Вензель первой буквы выходит корявым, но я быстро беру себя в руки и сосредотачиваюсь на подписи. Мелани. Фэй. Нотт. Все.

Откладываю перо в сторону и встаю. Голова чуть плывет от резкого движения, но я делаю вдох и поворачиваюсь к родителям.

— Я могу уйти?

— Конечно. Месье Матье вошел в наше положение и велел организовать тебе портал. Он уже в гостиной, доставили сегодня утром, — мама смотрит на меня, и я вижу удовлетворение в ее глазах. Даже какую-то капельку облегчения. Она что, действительно полагала, что я изорву контракт в клочья?

Не показывая мучающего меня вопроса, я киваю и выхожу из кабинета, направляясь в гостиную. У меня был шанс отказаться? Почему она успокоилась, когда я поставила последнюю подпись? Мама хотела моего согласия, официально закрепленного договором, но она действительно допускала, что я воспротивлюсь?

Не могу об этом думать. Все. Я уже подписала все эти чертовы бумажки, и теперь дело остается за малым: дождаться подтверждения второй стороны, и тогда… пути назад не будет. Это сейчас я могла бы надеяться, что сроки еще не назначены, что у меня впереди еще много времени. Но нет. Как только Селвин поставит подпись — я точно узнаю день, который изменит всю мою жизнь. А пока я могу тешить себя мыслью, что Адриан в отъезде и гоблин с брачным контрактом доберется до него нескоро.

Я замечаю посреди комнаты свой чемодан и небольшой сверток, тоже явно предназначенный для меня. Портал. Ну наконец-то! Не могу поверить, что он унесет меня на целый месяц. Тридцать один день. Кажется, мне полегчало в один миг.

«…в гостиной, доставили сегодня утром…»

Вот так, да? Сегодня утром? Надо было перерыть весь дом, чтобы убраться отсюда вовремя.

Выдвинув ручку чемодана, я осторожно разворачиваю шершавую кожу, узнавая в ней драконью — только она достаточно устойчива к магии, чтобы не позволять порталу срабатывать раньше времени. А учитывая то, что нам отправляли его через всю страну и еще парочку государств… Да, месье Матье действительно «вошел в наше положение».

Порталом оказывается старая, с повылезшим мехом кисть, которую заботливый художник явно использовал до последнего. Или до того момента, пока она не попала в руки волшебников из французского Министерства или мастеров самой Атлантиды.

Я бросаю взгляд через плечо, но родители, видимо, о чем-то беседуют с гоблином, и я решаю, что прощание не состоится. Они там его уже расписали: «по окончании седьмого курса», «десять тысяч галлеонов», «мистер Селвин»… То, что мне исполнилось семнадцать, совершенно ничего не значит. И если моей семье хочется близкого родства с Селвинами, то какое у меня право голоса?

Верно.

Я цепляю пальцами ручку чемодана и отбрасываю драконью кожу на пол, соприкасаясь с полированным древком кисти. Миг — и все внутренности сжимает, сердце начинает биться чаще, в ушах шумит, а руки наливаются такой тяжестью, что я едва не выпускаю свои вещи и сам портал. Но тут я чувствую, что движение приобретает направление, — я опускаюсь вниз, ударяясь ногами о землю. Встряхнув головой, чтобы прийти в себя, и, наконец, понимаю, где нахожусь. Шум в ушах сменяется шипящим прибоем, криками птиц и далекими голосами. Я вдыхаю просоленный воздух и отпускаю свои вещи. Ветер треплет узел на голове, и я, поддаваясь стихии, избавляюсь от шпилек и заколок. Чувствую, как волосы больше не тянет металл, и как вместе с этой болью уходит ей подобная из груди. Стою в совершенно другом месте, за тысячи миль от дома, и это то самое лето, которое нужно запомнить. Выкинув завитки проволоки из руки, я достаю волшебную палочку и приказываю чемодану следовать за мной.

Судя по всему, в лагере обед, потому что жилое крыло пустует, хотя я и вижу парочку спешащих ребят. В последний миг успеваю отклонить палочкой свой багаж, чтобы какой-то парень не врезался в него. Он хмурится, обходя меня и мои вещи, и идет дальше. Я провожаю его взглядом, но в последний момент сдерживаюсь и только хмыкаю, вместо того чтобы высказаться. Здесь явно не знакомы с правилами этикета.

Я поднимаюсь на второй этаж, сверившись с овальным жетоном, который мне выдала колдунья на входе, предупредив, что после обеда состоится общее собрание и пожелав хорошего дня. Пожелай мне хорошего месяца!

Едва я подхожу к нужной комнате, как раздается легкий щелчок: ручка легко поворачивается под пальцами, и я открываю дверь. Белоснежная, светлая, с едва заметной мебелью, которая сливается со стенами. С левой стороны виднеется дверь, как я понимаю, в ванную. Я осматриваюсь чуть внимательнее и замечаю, что здесь две кровати, пара тумбочек и широкий стол вдоль окна с двумя стульями. Замечательно. У меня будет соседка.

Я подхожу к правой кровати, опуская чемодан рядом, и теперь могу разглядеть полки над кроватью, светильник, полупрозрачные шторы и шкаф, который, хоть это радует, предназначен только для меня. Но эта стерильная белизна так режет мне глаз, что я решаю сразу исправить ситуацию, взмахнув палочкой и прошептав заклинание. Стены становятся зеленого, травяного цвета, окаймляются по верху и низу золотой нитью. Шкаф и стол темнеют до деревянного, спинки кроватей оборачиваются золотыми, словно состаренными завитками. Последним штрихом на полу материализуется ковер с длинным ворсом, и я морщусь от его ядрено-желтого цвета. С трансфигурацией у меня не слишком хорошо, но подобные простенькие заклинания давались мне. Наверное, задумалась и что-то напутала.

— Что ты здесь делаешь? — мои манипуляции прерывает голос, который я сначала опознаю как «соседский», а, подняв голову, уже с неприязнью определяю как «гриффиндорский». Рыжеволосая девушка уставилась на меня с неподдельным удивлением и даже негодованием.

— Заселяюсь, как видишь, — констатирую я, возвращая внимание побелевшему ковру. Черт.

Еще раз произношу заклинание и взмахиваю палочкой. Бежевый. Ладно, все лучше, чем желтый и мелькнувший рыжий. Я возвращаюсь к своему чемодану, на мгновение забыв о девушке, застывшей на пороге моей комнаты. Это же Поттер. Лили Поттер. И угораздило меня оказаться с ней на одной маленькой и ограниченной территории! Меня вполне устраивало наше редкое пересечение в коридорах Хогвартса, заканчивающееся классическими взглядами «змеи-львы». Все, что я о ней слышала от других, хотя меня это и не интересовало, что младшая Поттер очень активна и вполне успешна в учебе. Но то, что мне придется уживаться с ней одной комнате, — ужасно.

— Поттер, неужели ты решила проверить, удачно ли я добралась? — спрашиваю я, доставая из чемодана стопки с одеждой и направляя их палочкой в распахнутый шкаф.

— Я вообще не понимаю, что ты здесь делаешь? В этой комнате и… в этом лагере, — рыжая продолжает стоять в дверях, скрестив руки на груди и вперив в меня внимательный взгляд.

— Я не твой конспект по истории, не нужно на меня так смотреть, — предупреждаю я, даже затылком чувствуя волны ее неприязни. — Я получила путевку.

— Не представляю за какие заслуги! — Лили, наконец, проходит ко второй кровати, где, как я только сейчас вижу, стоит ее чемодан, и со странным выражением лица приподнимает угол покрывала. — Нотт, это комната, а не детская раскраска! Я не буду жить в этом лесу! — возмущается она, вновь поворачиваясь ко мне.

— Можешь пожить в настоящем, ничего не имею против, — пожимаю плечами я, убирая пустые чемоданы под кровать.

— Знаешь, если ты и будешь моей соседкой, то только на некоторых условиях: убери эту слизеринскую зелень.

— Если я и буду твоей соседкой, то точно не домовым эльфом: не нравится — исправляй сама! — я начинаю злиться. У Поттеров что, особое мнение по поводу своих персон? А еще говорят о слизеринцах, которые задирают нос!

Слышу злой выдох и хлест волшебной палочки: Поттер придает кровати бежевый оттенок, а параллельно меняет цвет своего стола и шкафа. Стены светлеют и покрываются едва заметным кружевным узором. Ох, Мерлин, в Азкабане и то повеселее!

Рыжая скептически смотрит на ковер, а потом хмыкает. Я приподнимаю брови, ожидая ее действий, но она только садится на кровать и смотрит на меня в ответ. Мы молчим. Очевидно, что ситуация не по нраву нам обеим, но возможностей что-то изменить ни одна не видит.

— Надеюсь, ты не будешь торчать в ванной целыми днями? — выдавливает из себя Лили, явно желая сразу очертить границы.

Я невольно поджимаю губы.

— А тебе что, нужно постоянно подкрашивать волосы в цвет факультета?

— Нотт! — рыжая вынимает палочку и направляет в мою сторону. Я не вижу, чтобы она злилась из-за моего ответа — вероятно, все мои реплики и само присутствие здесь слизеринки выводит ее из себя.

— Поттер! — парирую я, но палочку не достаю. Вот еще. Она же не дура, чтобы применять ко мне хотя бы безобидное заклинание: просто неконтролируемый жест. Наверное, ее часто достают.

— Почему тебя не поселили к кузине? Если уж ты попала сюда, то Уизли должна была прибыть с почетным караулом, — я вспоминаю Розу, с которой у нас иногда совпадали занятия в Хогвартсе. Об этой девушке я была осведомлена гораздо лучше, хотя мы и не общались: по правде сказать, я не замечала, чтобы и однокурсницы жаловали ее. Однако та, по словам преподавателей, была гипертрофированной копией своей матери, а всезнаек никто не любит.

Смотрю на Поттер, которая не торопится отвечать, но при упоминании Розы делает какое-то странное выражение лица. Кажется, не одна я удостаиваюсь такого отношения: мисс Уизли тоже не избалована любовью кузины. Впрочем, выяснять это у меня нет никакого желания, равно как и оставаться сейчас в обществе соседки.

Когда я встаю и направляюсь к двери, то слышу, как Лили все-таки отвечает мне:

— Выбирала по принципу наименьшего зла.

— О, тогда ты крупно просчиталась! — и я успеваю вмахнуть палочкой, перед тем как закрыть за собой дверь.

Далеко не отхожу, чтобы услышать реакцию гриффиндорки на свой фокус. Но в комнате тихо, и я только с досадой вздыхаю: не ожидала, что Поттер окажется такой сдержанной на эмоции. Особенно, когда перед ее носом стены перекрашиваются в ядовито-зеленый с моей стороны — и режуще-алый напротив. Что же, хочет границ — будут границы! Могу раздвоить язык и шипеть в ответ на все ее слова — раз она такой приверженец факультетов. Не зря же Поттер всю жизнь кичится своей львиной гривой.

Пусть еще попробует свести краску — мигом обзаведется локонами под цвет стен.

Покинув корпус, я пытаюсь сориентироваться, где будет читать свою приветственную речь директор лагеря, месье Матье. Народ небольшими группами или парочками выходит из двухэтажного белокаменного здания, направляясь в сторону помоста, что напротив кампуса. До него метров пятьдесят, и потому я не слишком тороплюсь, стараясь разглядеть как можно больше устройства лагеря. Никак не могу понять, какого же размера эта территория: левее сцены и прилегающих скамеек тропинки теряются среди деревьев, но я помню, что именно туда меня перенес портал. Значит, за перелеском пляж и океан. За обеденным залом тоже виднеется открытое пространство, и, пройдя еще несколько шагов, я вижу кольца для квиддича. Стадион. Верчу головой, но новых объектов рассмотреть не могу — необычные деревья, сравнимые разве что с ивами, скрывают от глаз почти все. Больше половины мест уже заняты, но я приглядываюсь и нахожу почти свободную скамью: второй ряд с конца. Туда я и сажусь, жалея, что не могу занять побольше места. Не хочу соседства — сегодня мне с ним не везет.

Сзади меня щебечет группа девушек, изредка переходя с английского на беглый французский, а слева впереди слышится отрывистая немецкая речь, совершенно непонятная мне. Я с любопытством оглядываюсь в поисках кого-нибудь из Хогвартса, но вокруг только незнакомые лица и голоса. Оценив всех присутствующих, я натыкаюсь взглядом на фотографа с Равенкло, Андерсена, который уже делает снимки каких-то вполне милых девушек из иностранной школы, пока они задорно улыбаются в кадр. Крейг тоже семикурсник, но я не слишком хорошо знакома с ним: кажется, ему больше нравится фотографировать людей, чем разговаривать с ними. Хотя он и производит впечатление открытого и компанейского парня. Вот и сейчас он уже собрал возле себя несколько человек, щелкая камерой и параллельно смеясь над чем-то. Ребята охотно машут в кадр: видимо всем хочется оставить память об этом лете.

— Ты, как я вижу, уже очертила круг из соли, чтобы к тебе никто не приближался? — раздается за моей спиной насмешливый голос, и я не могу сдержать улыбку: этой встрече я действительно рада.

— А ты уже подцепил себе на хвост дюжину легкомысленных девиц, чтобы они создавали тебе ауру раболепия?

— Да, и скоро зайду к тебе за солью, — Скорпиус садится на скамейку рядом со мной и внимательно смотрит. Радостная улыбка немного вянет на моих губах, но я довольно бодро вздыхаю и уверенно отвечаю на взгляд. Не хочу обсуждать сегодняшнее утро. Не хочу, чтобы он читал по моему лицу, как обычно.

— Привет, Альбус, у вас намечается семейный отдых? Твоя сестрица уже отравляет мне жизнь своими гриффиндорскими вкусами, — довольно миролюбиво говорю я, переводя взгляд на Поттера. Кажется, у Скорпиуса дрогнул уголок губ от сдерживаемой усмешки, и чутье подсказывает мне, что сегодня дорожки Малфоя и девочек Поттер-Уизли уже пересекались.

— Привет, — Ал садится рядом с другом и отвечает мне довольно охотно: наверное, у него хорошее настроение. — Здесь только я и Лили, еще кузина Доминик из Шармбаттона. — Он на секунду задумывается. — И Роза.

Мы с братом одновременно хмыкаем, да и сам Ал улыбается, сообразив, что нас рассмешило.

— Что поделать, таланты не скроешь! — восклицает он. И хотя обычно Альбус вполне дружелюбен со мной, сейчас он выглядит каким-то особенно… воодушевленным.

— Кстати о талантах, я все забывала спросить: за что ты получил путевку, Скорпиус? — прищуриваюсь, оценивающе глядя на него, но тот сохраняет невозмутимость и даже не начинает отвечать на вопрос. — Снял старую кошку с дерева? Не слышала о твоем усердии в учебе, — продолжаю буравить братца взглядом, спрашивая негромко, чтобы слышали только мы трое.

Причина его приезда — действительно загадка для меня, и я вовсе не намерена подтрунивать над Скорпиусом, просто что-то подсказывает мне, что Альбус уже прекрасно осведомлен о заслугах друга. А вот я узнала о путевке Малфоя только пару недель назад, на семейном ужине — первом, который выдался после моего семнадцатилетия, и последнем, на котором я была. Не сказать, что собрания Гринграссов, Ноттов и Малфоев так грели мне душу, но вот общества Скорпиуса мне действительно не хватало.

— Это же лагерь для одаренных волшебников, — замечает он. — Я тоже одаренный.

— Не сомневаюсь, — киваю я, не удовлетворенная ответом, но закрываю тему. Расскажет сам, если захочет.

— Сон-о-рус! — произносит мужчина, поднимаясь на помост, и окончание заклинания разносится по площадке, уже полностью занятой подростками.

— О, вот так я утром разбужу Златовласку на завтрак, — негромко говорю я, обращая все свое внимание на мага по центру сцены. Он среднего роста, слегка полноватый, в костюме-тройке. Наверное, Матье.

— Добрый день, юные волшебники и ведьмы, я рад, что в этом году мне выпала честь приветствовать вас здесь, в Международном Лагере, — когда аплодисменты стихают, он продолжает. — Меня зовут Жан Матье, я директор «Атлантиды». Это уже двенадцатая смена, для которой мы тщательно отбираем студентов семи магических школ. Это не образовательное учреждение, потому, возможно, многим из вас будут непривычны методы преподавания. Но это и не курорт, куда вы легко купите путевку: каждый из вас, и сосед справа, и слева, попал в список ста одаренных юных волшебников, получивших возможность провести месяц не только в единственном в своем роде Магическом Лагере, но и на этом острове — Атлантиде, великие волшебники которой гостеприимно открыли для нас свои земли. Вы сможете учиться мастерству у лучших — всемирно признанных чародеев. Всего в МАЛе десять дисциплин, в программу которых входят заклинания и умения, не изучаемые в школах. По этой причине все вы, от пятнадцати до восемнадцати лет, будете посещать факультативы вместе.

Я кошусь на Скорпиуса, пытаясь перебрать в голове все таланты, за которые он мог оказаться здесь, на одной скамье с девяносто девятью другими «одаренными» магами. Как назло, ничего не идет на ум: он получил только шесть «П», как и Ал, но его фамилия, к несчастью, в Англии не такой золотой ключик, как «Поттер». А за учебные успехи кандидатов отбирают в нашем Министерстве. За квиддич отправляют лишь капитанов команд, внеклассной деятельностью он, насколько я знаю, не занимался. Попал сюда не иначе как по волшебству.

— Итак, предметов всего десять: Боевая магия, Чары, Трансфигурация, Алхимия, История магии, Политические процессы магического мира, Управление стихиями, Артефактология, Нумерология и Волшебные животные и травы. Вы должны выбрать четыре дисциплины, которые хотели бы изучать, и самостоятельно составить себе расписание: два дня подряд преподаватели дают один и тот же материал, чтобы вы успели изучить каждую тему. Занятия начнутся с завтрашнего дня и будут проходить в учебном корпусе. Обратите внимание на табло в холле, там вы узнаете номера кабинетов. Пропускать уроки можно только по уважительной причине, в конце смены вас ждут экзамены. А пока я бы хотел представить вам преподавателей, которые прибыли с разных уголков света, чтобы поделиться своими знаниями.

И только сейчас я обращаю внимание, что за спиной месье директора стоит ряд из стульев, на которых сидят волшебники разных возрастов и национальностей. Первый из них встает, и Матье называет его имя, довольно улыбаясь, словно лично отлавливал этого мага по странам, с целью пригласить сюда. Хотя, возможно, так и было.

— Преподаватель Чар — Отто Арктур, профессор Заклинаний, почетный член Совета Магов Германии.

Аудитория аплодирует, и я присоединяюсь к общим рукоплесканиям, хотя совершенно точно уверена, что мы с герром Арктуром пересекаться не будем: Чары не входят в список моих дисциплин.

— Преподаватель Алхимии — Зельда Наварро! — высокая испанка поднимается со своего места и, чуть улыбаясь, кивает залу. Поверить сложно, ведь сеньорите Наварро всего двадцать девять, но лучшего зельевара мир еще не видел: закончив Шармбаттон, она практически завалила экзамены, получив при этом два «превосходно», которые поставили ей за продемонстрированные навыки алхимика и травоведа. При том, неудовлетворительные оценки не помешали ей двигаться вверх: она сразу же получила приглашение на стажировку в алхимическую лабораторию в Бразилии, но пробыла там недолго — перешла в госпиталь в США, где занималась исследовательской работой, вела международные консилиумы, через два года занялась собственной практикой, объездила земной шар, выискивая лучшие ингредиенты для зелий, а так же выявила тринадцатое свойство крови дракона, но она никогда нигде не преподавала. И — не верю своим глазам — она здесь! В лагере, куда ее привела алхимическая дорожка, как, впрочем, и меня. На такое везение я даже не рассчитывала. Кажется, я не буду вылезать из лаборатории весь месяц!

Крайне обрадованная и воодушевленная, я вновь смотрю на директора, который уже, оказывается, представил преподавателей по Волшебным животным и травам и Нумерологии, и поднял со своего места высокого молодого человека с красно-каштановыми волосами. Тот кажется мне смутно знакомым, а вот Альбус уже удивленно подается вперед.

— Тедди? — негромко уточняет он, явно не ожидая увидеть крестника отца в качестве наставника по Боевой магии. Действительно, перед нами Эдвард Римус Люпин — хогвартский преподаватель Защиты от Темных Искусств.

Сначала он заменял профессора Эдкинса, а два года назад был приглашен на постоянное место. Как преподаватель он мне нравился, хотя и имел привычку разыгрывать своих студентов, приходя на занятия с новым лицом. Когда-то моя однокурсница заявила, что он ужасен, а какой-то пуффендуец добавил «как боггарт», и с тех пор некоторые называли его именно так. Кто знает, кем обернется эксцентричный метаморф в следующий раз? Впрочем, Тедди его называли чаще. Вот и сейчас я почти не узнала его из-за фокусов с перевоплощением.

— Альбус, все-таки это семейный отдых? — протягивает Скорпиус, глядя на друга. Поттер вздыхает, бросая ответный взор, но молчит.

Я качаю головой, почти не веря происходящему. Эти Поттеры хотят нас завоевать. Прячьте женщин, детей и ценные вещи.

— … Маркус — преподаватель Трансфигурации, член Международного ученого совета Магов.

Упс, это уже шестой маг со сцены — кажется, я пропустила представление вон того волшебника, шаманского вида, сплошь в амулетах и перьях. Наверное, из Австралии или Южной Америки.

— Артефактология — профессор Грег Немиров, Российский Институт при Дурмстранге.

Очередные аплодисменты находят невысокого, но очень красивого — даже отсюда видно — мужчину лет тридцати пяти, и он отвешивает залу легкий поклон, после чего возвращается на свое место. Месье Матье, тем временем, продолжает:

— Политические процессы магического мира — Ламберт Купер — автор серии книг о политологии и преподаватель Салемского института колдунов, и его коллега — Зеддикус Краф — преподаватель Истории Магии, лауреат Премии Шиллера за вклад в изучение древних магических цивилизаций.

Директор ждет, пока зал смолкнет и продолжает:

— Помимо факультативной деятельности будут набраны команды по квиддичу, которые в конце смены сразятся за кубок «Атлантиды». Самые выдающиеся юные игроки уже сидят среди вас, так что зрелище обещает быть захватывающим. В лагерь так же прибыли два прекрасных игрока в квиддич — сейчас они будут выступать в качестве тренеров команд. Об отборочных будет сообщено позже, а пока позвольте представить первого наставника — Пола Митчелла — нового вратаря команды «Метеоры Мус Джо»!

Многие взрываются приветственными криками — видимо, здесь полно фанатов квиддича и фанаток симпатичного игрока, который машет залу и довольно улыбается. Я хлопаю из вежливости, потому что квиддич никогда не входил в сферу моих интересов. Вот Скорпиус — другое дело. Кажется, он даже узнал этого Митчелла — вон, уже о чем-то переговаривается с Альбусом. Эти двое собирались вступить в одну из команд, но, видимо, Пол как наставник их не слишком устраивает.

— Второй тренер прибудет позже, а пока я хотел бы рассказать о распорядке…

В воздухе проносится какой-то свист, и все крутят головами, ища источник шума: к открытой площадке перед сценой приближается стремительно растущий объект. Через несколько секунд все уже наблюдают, как молодой брюнет спрыгивает со своей метлы и быстро поднимается на помост. Директор удовлетворенно кивает, пожимая ему руку, а потом вновь приставляет волшебную палочку к горлу.

— А вот и он, второй тренер, мистер Джеймс Поттер — восходящая звезда британской сборной «Паддлмир Юнайтед»! — Матье явно нравится коллектив, который он собрал на сцене и в самом лагере, потому, кажется, даже рад такой выходке парня — позднему и достаточно эффектному появлению. А вот зал, закончив рукоплескать последнему наставнику, удивленно переглядывается. Хотя нет, я преувеличиваю — изумлены только Поттеры-Уизли, но их здесь настолько много, что не слишком-то я и оговорилась. Да еще и этот.

Рука новоприбывшего взлетает вверх, и он ерошит черные волосы на голове, чуть лениво и все же самодовольно улыбаясь.

О, Мерлин, какая показуха! Поттеры действительно заполоняют все пространство вокруг! Но о должности преподавателя, занимаемой их братом, видимо, никто не знал, потому что Ал почти шокирован, да и Лили, которую я нахожу двумя рядами впереди, оторопело смотрит на старшего родственника.

— Лагерь имени Поттеров-Уизли, — раздраженно шиплю я. Скорпиус, расслышав мои слова, косит глазами в мою сторону и усмехается, явно думая о чем-то подобном.

— С девяти до половины десятого — завтрак, с десяти до часу — занятия, с часу до половины второго — обед, после него — свободное время для подготовки к вечерним мероприятиям, для тренировок по квиддичу или для особых соревнований, о которых будет объявлено позже. После этого — общее мероприятие в зале или же здесь, на этой сцене. Завершение дня и объявление комендантского часа — в одиннадцать. Занятия будут проходить пять дней в неделю, на выходных — общелагерные события, в том числе и съезд представителей всех известных магических отраслей, которые крайне заинтересованы в привлечении вас к своей работе после окончания школы. Сегодня, здесь же состоятся танцы по поводу открытия двенадцатой смены лагеря.

Народ охватывает оживление, многие тут же шепчутся, а отдельные девушки хихикают. Я фыркаю, в один этот звук вместив все свое отношение к услышанному. Распорядку, преподавателям (кроме незабвенной Зельды!), пополнению в рядах Поттеров и грядущему мероприятию. Танцы. Хотя нет, эта идея мне сегодня по душе: семейные приемы мало похожи на бурное веселье, а здесь, кажется, все к этому и ведет.

Я напеваю заунывную мелодию, которую обожает исполнять на торжествах далекая родственница по линии Гринграссов, и стараюсь оставаться невозмутимой, когда Скорпиус негромко смеется, улавливая ход моих мыслей.

И не хочется этого признавать, но отчего-то у меня создается впечатление, что брат подыгрывает мне: просто хочет отвлечь от всего, что осталось дома. Хотела бы я уметь так же абстрагироваться.

Впрочем, мне это удается, благодаря девушке, которую представляет директор как организатора досуговых мероприятий. Джоанна Робертс — кудрявая светловолосая американка с цепким взглядом. Думаю, не ошибусь, если скажу, что она втянет в свои планы даже тех, кто спрячется на дне океана: настолько она кажется бойкой. Надо держаться от нее подальше.

— Каждый из вас вытянет конверт с фотографией волшебника, который будет его подопечным. Ваша задача — тайно помогать ему и преподносить приятные сюрпризы в течение всей смены, — объявляет Джоанна.

— Мерлин, что это еще за благотворительность? — бормочу я, не рассчитывая получить ответ, но, Скорпиус, как всегда, настороже.

— Называется «Тайная Фея», — он делает ударение на втором слове, и я испепеляю его взглядом. Ненавижу, когда он шутит на эту тему*.

— Если мне достанется твоя фотка… — начинаю я.

— Могу себе представить! — кивает Малфой, признавая мою изощренную фантазию.

А потом все поднимаются со скамеек и, минуя сцену, разбредаются кто куда, с интересом заглядывая в полученные конверты. Меня саму настолько мучает любопытство, что я почти разрываю бумагу, извлекая на свет магическую фотографию. Ну да, глупо было надеться, что среди ста учеников мне попадется один из тех, кого я знаю. Почти неживое изображение какого-то парня заученного вида, в прямоугольных очках и белом длинном халате, какие любят алхимики. Хм. Тайная Фея. Даже если я познакомлю его с девушкой, которая выбьет из него ботаника, — он потеряет ее быстрее, чем поздоровается. И почему мне всегда достаются безнадежные случаи? На миг я выхватываю из толпы Златовласку, которая о чем-то говорит с Альбусом.

Хорошо, это должно быть весело.

Ряды скамеек постепенно пустеют, но я не сдвигаюсь с места, рассматривая фотографию некой Карлы Диес, хотя мысли мои далеки от изобретения сюрпризов для шармбаттонки, Тайной Феей которой мне предстоит быть. День, которого я ждала со дня получения письма (Джеймсом, три года назад), обернулся совсем не таким, как я представляла. Я сама не уверена, как отношусь к этой череде шокирующих событий, и пытаюсь разобраться, но систематизировать собственные мысли, да еще и в такой насыщенный день, не так просто, как информацию из книг по истории. Если идти от меньшего к большему, то первой среди неожиданностей стоит назвать преподавательский состав. Под этим можно понимать как присутствие в лагере Грега Немирова, Ламберта Купера и Зеддикуса Крафа, к работам которых я неоднократно обращалась при подготовке к конференции, так и назначение Тедди на должность преподавателя Боевой магии. В этом деле он мастер, никто спорить не будет, но, черт возьми, неужели родители, а уж они-то, конечно, знали, не могли сказать нам? Нет, я не имею ничего против папиного крестника, даже наоборот (в Хогвартсе он всегда помогает нам, стоит только попросить, но и не следит за нами так, как наверняка просят его взрослые), просто я слишком удивлена. Впрочем, это удивление не сравнится со следующим выше по шкале шоком от появления слизеринцев. Все мое хорошее настроение лопнуло, как мыльный пузырь, как только Ал сообщил о том, что Малфой тоже получил путевку. Я невольно поднимаю глаза: он сидит на скамье с таким важным видом, как будто он, по меньшей мере, принц, и переговаривается о чем-то со своей кузиной – моей новоявленной соседкой. При виде Нотт я не могу сдержать злорадной усмешки, представив ее реакцию на очередные изменения в интерьере. Если уж она решила устроить межфакультетскую борьбу, пусть получает: между окнами, ровно там, где проходит граница между красной и зеленой половинами комнаты, теперь красуется изображение льва, который лапой придавливает к земле змею. Эти картинки Хьюго расклеил по всему замку ночью перед финальным матчем Гриффиндор-Слизерин, я очень удачно сохранила одну в качестве закладки в книге и теперь перенесла на стену, предварительно увеличив в несколько раз. Я почему-то продолжаю наблюдать за ними. Малфой тянется к фотографии, зажатой в пальцах Нотт, и она быстро отдергивает руку, поднимая ее повыше, но в ее исполнении это движение выглядит не резко, а даже изящно. Аристократы все такие. Даже тошно становится, от их высокомерия, самодовольства и холодной привлекательности. Ну ничего, здесь их голубая кровь не играет никакой роли!

— Если бы взглядом можно было убивать, мы оба остались бы без соседей, — Ал отвлекает меня, присаживаясь рядом.

— Жаль, нельзя, — недовольно отзываюсь я.

— Ты знала? – спрашивает он без предисловий, но мне не нужны подсказки, чтобы понять, о чем он говорит.

Я медленно качаю головой и нахожу взглядом самое главное на сегодняшний день потрясение – Джеймса Сириуса Поттера. Он как ни в чем не бывало беседует с организаторами, ероша волосы и по-прежнему сжимая в руках метлу. Ладно Тедди, но Джим! Чертов показушник.

— Думаю, даже родители не в курсе.

Джеймс рассказывает что-то, активно жестикулируя и изображая кого-то, за что получает кулаком по плечу от Джоанны Робертс, а вся компания заливается громким хохотом, привлекая внимание всех оставшихся здесь волшебников. Ал едва слышно цокает языком. Они не то чтобы враждуют, нет, но типичное для младшего и старшего братьев соперничество между ними всегда было. Джеймс – популярный красавчик-спортсмен, которого обожала вся школа. Ал – староста Гриффиндора и любимчик учителей. И хотя первому плевать на учебу, а второму не нужны толпы поклонников, их все-таки задевает, когда другой брат оказывается в чем-то лучше.

— Джеймс в своем репертуаре, — отмечает Ал, и, когда я поворачиваюсь к нему чтобы ответить, добавляет с улыбкой: — но я не позволю этому испортить мне настроение на всю смену. Бери пример.

— Ты только что сравнил нашего любимого брата с Малфоем и Нотт? – фыркаю я.

— Про Малфоя мы уже говорили, а Мелани на самом деле не так уж и плоха, — он пожимает плечами.

Я поднимаю брови. Нотт? Не так плоха? Неужели и она теперь будет вертеться рядом с Алом? Ох, нет, а что если…

— Только не говори, что ты влюблен в нее, — предостерегаю его я, пристально следя за его реакцией.

— В Мелани? – переспрашивает он с таким искренним удивлением, что я вздыхаю с облегчением, понимая, что ошиблась. Я бы не вынесла, если бы мой брат завел роман с этой слизеринской змеей. – Нет, конечно, — он смеется, а затем пробегает глазами по площадке, как будто ищет кого-то и не находит.

— Как думаешь, Джим скоро вспомнит о нашем существовании? – спрашиваю я, вновь переводя взгляд на старшего брата.

— Я дожидаться не собираюсь, — Ал качает головой. – Уверен, ты за двоих выскажешь ему все. Так что увидимся за ужином.

Он поднимается со скамьи и направляется в сторону Малфоя и Нотт. Я тоже встаю и иду к компании организаторов. У Джеймса в запасе всегда есть пара десятков забавных историй, и, стоит вокруг собраться слушателям, он может развлекать их до скончания веков.

Я останавливаюсь прямо напротив брата и, как только он встречается со мной взглядом, вопросительно поднимаю брови.

— Лили! — прервавшись, восклицает он и расплывается в такой обезоруживающей улыбке, что я совершенно не могу злиться на него. – Иди сюда!

Надо бы заставить его чуть подольше мучиться угрызениями совести, если она у него, конечно, имеется, но я срываюсь с места и бросаюсь ему на шею, напрочь забыв о том, как упорно он не замечал нас с Алом эти полчаса.

— Почему ты нам не сказал? – все еще смеясь, спрашиваю я, как только он ставит меня на землю, прокрутив над землей.

— У вас были просто незабываемые выражения лиц, — ухмыляется он и поворачивается к остальным. – Так, народ, внимание! Это Лили Поттер, моя любимая сестра. Вы с ней будете видеться постоянно, потому что она обязательно захочет участвовать сразу во всем, да еще и попытается сделать все по-своему. Те, кто был здесь три года назад, вспомните Джо – Лили может быть еще хуже.

Парни смеются, а мы с Джоанной одновременно пихаем Джеймса локтями со всей силы, заставляя его согнуться пополам, и переглядываемся. Девушка подмигивает мне.

— Джейми просто завидует, что я тогда стала Атлантом Года, и вся его игра на публику не имела смысла.

— Конечно, — фыркает брат, обнимая меня за плечи. – Ладно, мы пойдем, ребят. А ты, — он указывает пальцем на Джоанну, — никогда больше не называй меня так.

— Хорошо, — она безмятежно улыбается в ответ, — Джейми.

Он закатывает глаза, пробормотав себе что-то о том, что нельзя поднимать руку на девушек.

— Приятно было познакомиться, — говорю я всем, махнув рукой, и мне отвечают нестройным хором.

Джеймс предлагает проводить меня до комнаты, а по пути рассказывает, где его можно найти, какие правила можно нарушать, а какие нет, как ведут занятия преподаватели, которые были здесь и в прошлые смены, снова самодовольно смеется над своим эффектным появлением, показывает место, на котором Роксана упала и сломала ногу, а потом вдруг останавливается как вкопанный и требовательно разворачивает меня к себе.

— Ну, выкладывай.

— Ты о чем? – не понимаю я.

— У тебя слишком кислый вид, — проницательно замечает он. – Неужели ты так не рада меня видеть?

— Конечно, рада, Джим, что ты, — я улыбаюсь, — по крайней мере, пока ты не начал действовать мне на нервы. Просто… Все как-то с самого начала пошло неправильно.

— Например?

Я вздыхаю и недовольно морщусь.

— Малфой здесь, и он уже успел меня достать.

— Он тебе что-то сделал? – мгновенно напрягается Джеймс: он тоже не в восторге от лучшего друга нашего брата.

— Да ничего, просто он наглый, напыщенный, самовлюбленный придурок! – распаляюсь я. – Как же меня раздражают его вечные ухмылочки и придирки! Ах, Поттер, тебя не научили манерам… Да кто он такой вообще, чтобы говорить о воспитании? А Ал даже не сказал ему ничего!

— Эй, Лили, Лил, успокойся, — он сжимает мои плечи и легонько встряхивает. – Просто не общайся с Малфоем и все. Ты обязательно найдешь себе компанию, забудь про этого хорька. А насчет Ала… У тебя здесь, между прочим, есть другой, классный старший брат. Зачем тебе Ал?

Я усмехаюсь и качаю головой.

— Не получится у меня так легко забыть о Малфое, потому что живу я с его кузиной, Мелани Нотт.

— У Малфоя есть кузина?

Джеймс возобновляет шаг и тянет меня в сторону корпуса.

— Ага, и она такая же милая, как ее братец.

— Даже не знаю, кого из вас мне жалеть больше, — смеется он и опять получает от меня тычок в бок. – А серьезно, Лил. Это же просто слизеринцы. Они не стоят того, чтобы так переживать. Прекращай хандрить, или я решу, что Люси нашла какое-нибудь зелье обмена телами, и вселилась в тебя, а настоящая Лили сидит сейчас в душном офисе и пишет отчеты для Министерства…

Я смеюсь. Как ни странно, но сравнение с дочкой дяди Перси действует на меня лучше, чем все слова, сказанные Джеймсом и Альбусом до этого. Действительно, я же Лили Поттер. Я здесь для того, чтобы веселиться, учиться и побеждать! И никакие слизеринцы не встанут у меня на пути.

Я открываю дверь в комнату и первым делом смотрю на противоположную стену. Сначала я испытываю даже толику разочарования, увидев рисунок на месте (если бы она так быстро сдалась, это было бы скучно), но, приглядевшись, замечаю, что он был немного подправлен: у змеи вдруг появились зубы, которые она готовится вонзить в лапу льва. Сама Нотт полусидит на кровати, читая книгу с фотографией нашей новой преподавательницей по алхимии на обложке, и не поднимает головы.

Джеймс усмехается, рассматривая наши кошмарные стены цвета факультетского противостояния, и задерживает взгляд на слизеринке.

— Привет, я думаю, мы с тобой еще не знакомы, — он обходительно улыбается, а она и бровью не ведет. – Ты Мелани, верно? Я Джеймс Поттер.

Серьезно, Джим? Пусть кадрит каких угодно дурочек, но не мою соседку, сестру Малфоя и главного врага на сегодняшний день! Нотт лишь на секунду отрывает глаза от написанного.

— Парень, который прилетел на метле, да, — скучающим тоном отзывается она. – Я надеялась, что ты с нее свалишься.

— И чем же я заслужил такую ненависть? — ухмыляется он, вероятно, рассчитывая на откровение о том, что он не замечал ее в школе или не пришел на какое-нибудь свидание, когда она ждала на Астрономической башне всю ночь.

— Просто было бы хоть какое-то зрелище, — слизеринка пожимает плечами.

— Детка, я охотник «Паддлмир Юнайтед», я сам по себе зрелище, — самодовольно замечает Джеймс.

Я ожидаю, что Нотт вскинется на такое обращение, но она лишь произносит:

— Я не интересуюсь квиддичем.

И все. Джим фыркает, не показывая, что его задело такое явное пренебрежение, и смотрит на меня. Я многозначительно поднимаю брови: «И с ней мне придется жить». Он дергает уголком губ, взглядом желая мне удачи.

— Ну я пойду, — говорит он. – Еще увидимся, Мелани.

— Жду с нетерпением.

Дверь за ним закрывается. Я подхожу к своему чемодану, украдкой следя за слизеринкой. Она не краснеет, не переводит дыхание, не улыбается, гордая, что сумела отшить самого Джеймса Поттера. Она просто продолжает читать, как будто ничего не произошло. Нет, она меня, конечно, бесит, но часть меня даже проникается к ней каким-то уважением: большинство девушек не может устоять перед обаянием моего брата.

Я в тишине разбираю вещи, радуясь, что у меня отдельный шкаф. На тумбочку я ставлю косметичку, несколько фотографий и маленькую фигурку золотого льва, которую мне подарили как талисман, когда я поступила на Гриффиндор, а на настенную полку отправляются книги и конспекты, которые я на всякий случай взяла с собой.

До ужина еще остается время, но я не хочу сидеть здесь, да еще и в таком приятном обществе. Я выхожу из комнаты, думая, что же еще там можно сделать, чтобы продолжить битву факультетов. Идиотская затея, на самом деле, но первая опустить руки я не могу. Я медленно бреду вдоль коридора, улыбаюсь встречающимся студентам – точнее, атлантам, как нас здесь будут называть, — и вдруг за одной из дверей отчетливо слышу смех Доминик. Я предлагала заселиться вместе, но она приехала с лучшей подругой. Я стучусь, звонкая французская речь обрывается, дверь распахивается, и передо мной возникает моя любимая кузина.

— О, Лили! – она произносит мое имя на французский манер, ставя ударение на второй слог. – Заходи к нам!

Она хватает меня за руку и втаскивает в комнату, где стены уже успели приобрести розоватый оттенок. Здесь пахнет цветочными духами, а по радио играет музыка (дедушка Артур любит возиться с техникой и сделал так, чтобы приемник ловил маггловские волны). Две девушки, сидящие на кровати справа, поворачивают голову в мою сторону, и в одной из них я узнаю ту самую Карлу Диес. А все начинает налаживаться!

— Девочки, знакомьтесь, это моя двоюродная сестра Лили, — радостно сообщает Доминик, переходя на английский. – Лил, это мои подруги, Сесилия и Карла. Рассказывай, как ты заселилась. Карла уже успела пожаловаться нам на свою соседку.

— Dios m?o*, да она ненормальная! – восклицает испанка с сильным акцентом, всплескивая руками. – Ее зовут Кейко, она из Махоутокоро и говорит только по-японски. У нее в шкафу висит два кимоно, на столе поднос с песком и камнями, и она привезла даже сакуру в горшочке! И на стене уже написала какие-то иероглифы, черт знает, что они означают. Вдруг это какое-то проклятье и завтра я не проснусь?

— Вы еще не знакомы с моей соседкой, — хмыкаю я.

Я остаюсь с девчонками до самого вечера, и ко мне окончательно возвращается отличное настроение. Это напоминает мне посиделки в гриффиндорской спальне, мы много смеемся, обсуждаем других атлантов и преподавателей (все сходятся на мнении, что на артефактологию стоит записаться хотя бы только ради господина Немирова).

На ужин мы идем вчетвером, и я чувствую прикованные к нашей компании восхищенные взгляды. О да, меня определенно ждет потрясающая смена! Войдя в зал, я машинально бросаю взгляд на столик, за которым я обедала с хогвартскими ребятами, а за соседним вижу Ала, Малфоя и Нотт. Последним я посылаю победную улыбку, мол, у меня все отлично и на вас мне плевать, и мы присоединяемся к двум парням, с которыми девочки сидели сегодня днем: американцем Скоттом и австралийцем Уильямом. Все тут же начинают горячо обсуждать открытие, в том числе и выходку Джеймса.

— Лили Поттер! – вдруг слышу я и поворачиваю голову: у нашего столика, держа поднос в руках, останавливается невысокая, странно знакомая блондинка с перекинутой через плечо сложной косой.

— Да, это я, — я вежливо улыбаюсь, стараясь скрыть свое нежелание говорить о том, каким героем был мой отец.

— Светлана Одинцова, — представляется она. – Мы опережали твою команду на три очка, но победа досталась вам благодаря твоему докладу, — наверное, увидев растерянность на моем лице, она смеется и добавляет: — Нет, я не собираюсь заявлять, что вы этого не заслужили, отличная работа!

Мерлин, я попала в лучшее место на земле! Меня узнают здесь не как дочь Спасителя Магического Мира, а как автора исторического исследования, посвященного жизни Амаранты Олдридж.

— О, спасибо!

— Садись к нам, — предлагает Скотт, а Уилл сразу же подставляет к нам седьмой стул, одолженный у столика рядом. – Как тебя зовут еще раз? Свел… Свет…

— Светлана.

— Хм, — задумчиво протягивает он, – пожалуй, буду называть тебя Свити.

— Тебе очень подходит, — улыбается Доминик, и я невольно соглашаюсь с ней: россиянка выглядит просто очаровательно**.

— Как тебе пришло в голову опрашивать портреты? – интересуется Свити, и я не могу сдержать улыбки: кажется, я встретила человека, который так же обожает историю.

— Как только объявили, что тема – известные ученые, я тут же подумала об Олдридж, — увлеченно начинаю я. – Набрала о ней книг в библиотеке, но там говорилось в основном о ее открытиях, а биография – в двух абзацах. И там упоминалось, что она закончила школу в один год с Вероникой Мерч, ну знаешь, известной целительницей. А я вспомнила, что ее портрет висит у нас на пути к Южной Башне, и решила спросить, что она помнит. Так все и началось. Я столько узнала, портретам ведь скучно просто висеть, им только дай шанс поговорить…

— Поразительно, — девушка, до этого жадно слушавшая мой рассказ, качает головой. – Такая оригинальная идея. Но Торндайк! Он так резко высказывался в ее адрес, я была просто в шоке, когда ты сказала, что они с Амарантой были помолвлены.

— Так, все, стоп-стоп-стоп, — прерывает нас Уильям, и я только вспоминаю о том, что мы за столиком не одни. – Это, безусловно, очень интересно, но никто здесь не понимает, о ком вы говорите.

Мы со Свити наперебой рассказываем об историках, но в итоге бросаем попытки их заинтересовать. Остаток ужина мы обсуждаем, кто за что получил путевку, и все вместе возвращаемся в корпус, договорившись встретиться на дискотеке.

В комнате никого нет, но по шуму воды я догадываюсь, что Нотт принимает душ. Мне приходит в голову идея выключить ей свет, но это совсем уж ребячество. До того как она освобождает ванную, я успеваю прочитать несколько глав «Унесенных ветром».

На танцы она собирается спокойно и неторопливо, в то время как я суетливо бегаю по комнате в поисках вещей. Ну конечно, я же не посещаю светские приемы каждую неделю. Я надеваю простой белый топ на тонких бретельках и пышную красную юбку на талии, а затем достаю косметику. Нотт с противной усмешкой наблюдает за моими попытками ровно накрасить глаза и, после того как я смазываю стрелку, демонстративно произносит какое-то заклинание, отчего на ее лице возникает идеальный макияж, подходящий к темно-фиолетовому платью, а волосы завиваются в крупные аккуратные локоны.

— Преимущества жизни аристократок, — ухмыляется она. – Тебе, Поттер, не понять.

— Тебе это все равно не поможет, ты своим выражением лица всех отпугиваешь, — огрызаюсь я.

Словесная перепалка продолжается до самого выхода и, очевидно, так и не закончится до конца смены. Правда теперь это меня уже не расстраивает, а скорее забавляет, и я с азартом дожидаюсь каждой новой реплики Нотт, чтобы подобрать ответ поязвительнее.

Последний раз прокрутившись перед зеркалом, я довольно улыбаюсь своему отражению и покидаю комнату. Шармбаттонки уже ждут меня в конце коридора, а парней и Свити мы встречаем внизу.

Музыку мы слышим еще издалека. Дискотека проходит там же, где и открытие, и, когда мы подходим, я вижу, что скамейки теперь стоят по краям, а в середине образовался танцпол. Пойти танцевать пока осмелилась только половина присутствующих, но я знаю, что остальные тоже скоро подтянутся. Я замечаю сидящую в одиночестве Розу. Конечно, здесь она своей «исключительной талантливостью» никого не удивит, и бегать за ней никто не будет.

Меня окликает Джеймс, и я говорю ребятам не ждать меня и идти танцевать, а сама подхожу к брату, который только и звал меня для того, чтобы прокомментировать мой открытый наряд. Его друзья-организаторы тут же его затыкают, уверяя меня, что я отлично выгляжу, и искать девчонок я отправляюсь в самом лучшем расположении духа. Но потом я почти физически ощущаю на себе чей-то взгляд, и, повернувшись, вижу перед собой ухмыляющегося Малфоя.

— Можешь не утруждать себя, Малфой, — презрительно говорю я. – Мне достаточно увидеть твою физиономию, чтобы мое настроение испортилось, так что тебе необязательно подходить, чтобы выполнить свою миссию.

— Мерлин, Поттер, — слизеринец закатывает глаза. – Ты слишком высокого мнения о себе, но мир вокруг тебя не вертится.

Я уже открываю рот, чтобы ответить этому нахалу, но тут рядом раздается еще один голос.

— Все в порядке?

Мы синхронно поворачиваемся. Рядом со мной стоит темноволосый симпатичный парень.

— А это твое дело? – невежливо отзывается Малфой, подняв бровь.

Парень чуть выступает вперед.

— Вообще-то, я спросил у девушки, — с вызовом произносит он, и я различаю американский акцент.

— Все нормально, — говорю я, — он уже уходит.

Слизеринец насмешливо фыркает и, смерив парня презрительным взглядом, направляется к скамейке, на которой его ждет Ал.

— Он к тебе приставал? – чуть обеспокоенно спрашивает американец.

— Нет, это друг моего брата, — объясняю я, улыбнувшись. – Но спасибо, что избавил меня от его общества.

Он тоже улыбается, и на его щеках образуются ямочки, а от его взгляда внутри что-то переворачивается.

— Меня зовут Кайл.

— Лили.

Он задерживает мою руку в своих пальцах.

— Очень приятно, Лили. Если этот парень тебя достанет, обращайся ко мне.

О, Мерлин…

— Обязательно.

Я продолжаю улыбаться и нахожу глазами девочек: они все смотрят на нас с Кайлом, беззвучно хлопают и показывают большие пальцы. Джоанна как по команде включает медленную песню.

— А ты не хочешь потанцевать, Лили?

Неужели это действительно происходит?

— С удовольствием.

Боже, надеюсь, цвет моего лица не сливается с волосами. Мне приходится приподняться на носочки, чтобы обвить его руками за шею. Сначала мы танцуем на расстоянии, но к концу песни оно почти исчезает. Кайл говорит мне что-то на ухо, но я не могу думать ни о чем, кроме его горячей ладони на моей талии и отмечаю только, что у него очень красивый, бархатистый голос.

К своей компании я прихожу совсем окрыленная. Девчонки хором отмечают, что Кайл просто лапочка. Скотт, который учится с ним в одной школе, не припоминает о нем ничего плохого, а я этого немного боялась, так что, увидев его с друзьями, я улыбаюсь, и он подмигивает мне в ответ.

А потом мы танцуем, веселимся, прыгаем в такт музыке и кричим слова песен. Сесилия вспоминает о привезенной бутылке «Вдовы Клико», и мы ненадолго возвращаемся в комнату, чтобы отметить первый день, и на дискотеке нашего отсутствия не замечают.

Мерлин, как же я счастлива! Это действительно будет лучшее лето в моей жизни. И никакой Малфой мне не помешает.

И почему я вообще думаю о Малфое?

Первое, что я вижу, разлепив глаза утром — раздражающе бодрый Альбус, который роется в своем чемодане, уже полностью проснувшийся и готовый к завтраку. Похоже, то, что часы едва ли показывают половину восьмого, его не смущает, и я догадываюсь, что не спит он уже давно. А учитывая, что мы оба вернулись с вечеринки в почти полночь, — единоразовое послабление от Матье — я не представляю, откуда взялся его энтузиазм к раннему пробуждению. Конечно, в Хогвартсе я привык подниматься с голосистыми петухами лесничего, а в Малфой-Мэноре пренебрегаю привычкой родителей просыпаться после одиннадцати. Но сейчас не только лето, мы еще и находимся вдали от дома — можно позволить себе явиться на завтрак с опозданием. Хотя бы не вставать за полтора часа до него.

По утрам я старался не попадаться никому на глаза, покидая комнату, как и остальные, лишь в районе полудня, в основном проводя время за книгами или удирая полетать подальше от Мэнора. Здесь же я мог позволить себе не спать всю ночь — или, наоборот, опоздать на девятичасовой завтрак. И все же на то должны были быть какие-то причины. Зачем поднялся в такую рань Ал, я представляю смутно. Разве что он знает о распорядке МАЛа нечто такое, о чем еще не рассказывал. По крайней мере, он ничего не читает и не разбирает вещи.

Я внезапно понимаю, что, в общем-то, что бы ни делал Альбус — для него это может быть повседневным утренним занятием, ведь в Хогвартсе нам не приходилось жить в одной комнате. Может быть, у них такая семейная традиция: все засыпают — просыпаются Поттеры. И его сестрица по утрам варит приворотные зелья, а кузина — вообще боюсь представить, с ее-то тягой к знаниям. Ха, откуда мне вообще такая чушь в голову лезет с утра?

Поднимаюсь с кровати, с удовольствием зевая.

— Рановато для лета, не находишь? — несколько ворчливо говорю я. Друг, кажется, только сейчас замечает мой взгляд. Его запал немного остывает, но общее настроение остается.

— Прости, не хотел тебе мешать.

Хмыкаю, но пожимаю плечами:

— А сам-то ты зачем встал?

— Эм, — он бросает обеспокоенный взгляд в окно, а потом что-то обдумывает. — Не спалось, решил разобрать вещи.

Киваю, крайне сомневаясь в правдивости ответа, но решаю не давить на друга. При желании Ал может скрывать что угодно, и расколоть его непросто, но теперь он живет со мной в одной комнате, и его манипуляции рано или поздно выплывут наружу.

Умывшись и окончательно взбодрившись под душем, я возвращаюсь в комнату, но от выбора рубашки меня отвлекает хлопающий звук за окном. Оборачиваюсь и вижу, как Ал поспешно запускает бурую сову в комнату. Она принесла несколько писем, но друг старается как можно быстрее получить массивный сверток, почти не обращая внимания на то, что Шепард шипит и пытается клюнуть хозяина. С интересом наблюдаю за этой почти семейной перепалкой — птице Поттеров уже лет пятнадцать, но он до сих пор не только не потерял сил, но даже накопил норов. Когда Ал отделяет сову от посылки, он тут же бросает сверток в чемодан, а Шепарду протягивает пару печений. Я замечаю, что угощение для почтальона было приготовлено заранее, и перевожу взгляд на цель перелета. Посылка напоминает метлу, но будто бы со сплюснутым помелом. Терпеливо жду, пока Альбус отправит Шепарда в обратный полет, а потом уточняю, между прочим:

— Уже получаешь гостинцы из дома?

— Нет, это… я забыл это, когда собирался.

— И что внутри?

Повисает пауза, за время которой я успеваю переодеться, а друг всё так же молчит за моей спиной и не спешит вскрывать посылку.

— Похоже на метлу, — подсказываю я.

— Да, конечно… — соглашается Альбус не слишком уверенно.

— Но ты уже привез с собой одну.

— Ммм… да.

— Поттер, тебя покусал флоббер-червь? Ты стал туго соображать.

— Слушай, это всего лишь посылка, какое тебе дело? — неохотно, даже с некоторой опаской отвечает друг, пытаясь закрыть предмет спора в чемодане.

— Акцио сверток! — взмах палочкой, и Ал, не успевший застегнуть молнию, недовольно провожает взглядом посылку.

Бумага падает на пол, и мы оба уставляемся на то, что она скрывала.

— Что, прости? — только и удается сказать мне.

Альбус в общем-то не удивленный содержимым свертка, тоже не двигается с места. С некоторым страданием во взгляде смотрит на предмет, а потом вздыхает.

— Я надеялся избавиться от него, пока ты не проснешься.

— Каким же образом, интересно? Вернув Тритону? — я наклоняюсь и осторожно поднимаю орудие. — Я давно привык к некоторым причудам Поттеров-Уизли — это у вас семейное. Но трезубец? Ты пристрастился к чему-то… Не хочу даже знать к чему, — заканчиваю я и протягиваю посылку хозяину.

— Это я получил в прошлую смену, и теперь должен вернуть, потому что Трезубец передают от прошлого Атланта Года — новому, — как можно спокойнее пытается объяснить Альбус.

— Расскажи мне сразу, за что его вручают, чтобы я, — не дай Мерлин! — не стал его обладателем!

Мы оба смотрим на трезубец, а потом покатываемся со смеху.

 

На завтрак мы приходим в приподнятом настроении, одними из первых. Наверняка, многие еще попросту не проснулись после поздней вечеринки, но, когда мы заканчиваем трапезу, почти все столики уже заняты. Ал увлеченно, но довольно кратко рассказывает о том, чем запомнилась ему прошлая смена, хотя большинство историй я уже знаю. Я оборачиваюсь на громкий звук столкновения и смех у входа. Небольшая группа американцев потешается над каким-то парнем, который, по-видимому, решил позавтракать прямо на метле, но отчего-то не вписался в проем.

Альбус усмехается и поясняет, что однажды кто-то уже совершил подобный трюк, после чего вход в любое административное помещение можно совершить только на своих двоих.

— Да и финт не такой уж и новый: твой брат уже опробовал такое появление, — хмыкаю я, вновь поворачиваюсь к Алу. Но тот смотрит на вошедших, не отрывая взгляда. Нахожу объект его пристального внимания и вздыхаю.

— Альбус, если ты всегда будешь так на нее пялиться…

— Но она такая красивая! — Поттер непонимающе глядит на меня. — И я не пялюсь!

Я перевожу взгляд на американку, которая, переговариваясь с другими девчонками, идет к свободному столику. Точнее столикам: еще за обедом Салемские ученики сдвинули три стола вместе и теперь ели в собственной шумной компании. Саммер садится и что-то ищет среди тарелок и стаканов. Не могу сказать, что ведьмочка действительно так прекрасна, как, наверное, видится Алу: не слишком правильные черты лица, темные встрепанные волосы до плеч, довольно резкая в поведении и речи. Я наблюдал не дольше нескольких секунд, но она уже успела посмеяться над однокашником, кинуть оливкой в другого и притронуться к собственной тарелке, наполнив её всем и понемногу. Да, после англичанок она явно производит впечатление, даже благоприятное. Возможно, это как раз то, что нужно Алу после нескольких месяцев докучливой Бет. Эту девушку, похоже, вообще ничто не заботит.

Оборачиваюсь к другу, который явно пользовался моментом и тоже наблюдал за американкой.

— Она очень милая, — соглашаюсь я, возвращаясь к недопитому чаю.

— Да. И она очень необычная… У нее еще такое имя… такое… — Альбус задумывается, желая найти нужное определение, но его опережаю я.

— Такое летнее*? — сдерживаю улыбку я, закрываясь чашкой. Пожалуй, стоит поменьше шутить на тему новой пассии Поттера: он слишком резко все воспринимает.

— Нет! То есть и это тоже, но…

— На кого это вы смотрите? — на соседний стул приземляется Джеймс, и я на автомате киваю ему. А вот брат даже не оборачивается в его сторону, потому я отвечаю за него:

— На самую красивую девушку в мире, — усмехаюсь я и жду, пока Ал очнется.

Джеймс прослеживает направление взгляда Альбуса, а потом хлопает брата по плечу.

— Я, конечно, все понимаю, но как насчет другой красивой девушки?

— А?

Действительно, о ком это он?

— Очнись, наша сестра уже минут десять флиртует с каким-то парнем.

Ищу глазами девчонку Поттер, и почти сразу вижу огненные кудри: в этот момент она встряхивает головой и, создается впечатление, что кто-то развел костер. Рядом с ней правда стоит какой-то субъект, и я, присмотревшись, узнаю вчерашнего «защитника».

— Да, он еще вчера крутился неподалеку, — подтверждаю я, равнодушно отпивая еще чая.

Джеймс хмурится, слушая меня, и обращается к брату:

— В общем, будь внимательнее, этот американец… — он морщится, возвращаясь взглядом к сестре.

Я краем глаза вновь смотрю на парочку, что так беспокоит старшего Поттера. Парень наклоняется к рыжей, чтобы шепнуть что-то явно милое, а она негромко смеется и несильно стукает его по лбу. Что же, я не сомневался, что эта девчонка найдет себе компанию не только на вечер, но и на всю смену. Еще вчера она так быстро влилась в коллектив, что я мог бы подумать, будто она наколдовала себе Патронуса, и тот пришел спасать ее в облике парня мечты. Впрочем, вряд ли это было ей нужно. Стоит ей увидеть меня, как гриффиндорка поднимает вопли, что я намеренно попадаюсь ей на пути, чтобы портить жизнь. Если эта мысль доставляет ей удовольствие — то, пожалуйста! Это, правда, смешно: считает меня дементором, который только и делает, что пытается забрать все ее радости жизни. Но вот же, вчера подыграл, и она приглянулась этому американскому идолу. Чего ей еще нужно?

Иногда мне кажется, что в моменты, когда Поттер не возмущается, что я отравляю ее существование, забираю у нее брата и порчу магическое поле, она засыпает, чтобы накопить сил для следующей атаки. Ведьма.

Джеймс уходит от нашего столика, присоединяясь к компании организаторов, и на его место проскальзывает Мелани.

У меня уже мелькнула мысль, что я не видел ее в зале, когда она сама объявилась, несколько лениво налила себе чая и только тогда пожелала нам с Алом доброго утра.

— Знаешь, мне слабо верится, что ты всю ночь веселилась вместе с соседкой, — тяну я, решив уделить немного времени сестре, пока Альбус вернулся к любованию своей Прекраснейшей.

— Нет, я хотела устроить Златовласке бодрое утро, но она вернулась пару часов назад, и я ее пожалела, — отвечает Мел. Потом задумывается и продолжает. — Хотя, они со своей девчачьей тусовкой не жалели нас этой ночью, когда визжали как… молочные поросята. Хорошо хоть одна из них догадалась заглушить комнату. Минут через двадцать после начала веселья. — Она делает паузу, глядя куда-то в потолок, а потом продолжает. — Но вообще-то я ждала, пока вот он уберется отсюда куда подальше, — она хрустит тостом и мельком кивает в сторону организаторского стола. — Слишком большая концентрация сумасшедших Поттеров для этого утра.

Я мотаю головой, в большей мере уделяя внимание первой части речи, нежели заявлению о Джеймсе. Альбус же — тот, кто действительно должен быть заинтересован в ночных прогулках сестры, — даже не дергается.

— О, Ал, я не имела в виду тебя, — уточняет Мелани, бросая взгляд на Альбуса. — В большинстве случаев ты вполне вменяемый.

— А? А, да.

— Очевидно, не сейчас, — заключает сестра и отставляет пустую чашку, закончив свой аскетичный завтрак. — Что с вашим расписанием?

— У Альбуса сейчас лето, — отвечаю я, стараясь как-то привлечь его к разговору. — Я же хотел начать с Политических процессов Магического мира, — А ты?

— Планировала осаждать лабораторию Зельды, пока она не сдастся под моим напором и…

— И не удочерит тебя, алхимическую деву?

— Я — зельевар от Богов.

— Вот уж от кого-кого, но точно не от Богов!

За время этой маленькой перепалки, Альбус, наконец-то, возвращается к нам и уточняет, что у него первыми в списке Чары. По всей видимости, сейчас наши дорожки разойдутся, потому что часы показывают девять сорок, и никто не хочет опоздать. Мелани убегает первой, напоследок пожелав нам не облажаться перед преподавателями своих важнейших предметов. В общем, уходит в своем репертуаре. Мы с Алом усмехаемся ей вслед: он уже знает своего куратора с прошлого года, я же ни капли не переживаю по поводу собственных знаний.

Лаборатории алхимии, по словам Альбуса, стоят отдельно, чтобы рьяные ученики не взорвали все к Мерлиновой матери, но наши аудитории оказываются на одном этаже. До начала занятий остается около десяти минут, но мистера Купера еще нет, равно как и большинства студентов. В кабинете порядка двадцати парт, они одноместные и расположены полукругом, в два ряда. Опять же, по инструктажу, который счел нужным провести мне Поттер — на занятиях не требуется ничего, кроме волшебной палочки и мозгов. На этой дисциплине первую было бы здраво заменить собственным мнением.

Бросаю взгляд на наручные часы и вижу, что занятие вот-вот начнется, однако в аудитории по-прежнему всего четыре человека, включая меня. Девушка усталого вида у окна и два парня, что-то довольно горячо обсуждающих.

— Я говорю тебе, что конфликт мог разрешиться гораздо раньше! Если бы Британское Министерство слушало трезвых людей, а не штамповало в газетах, что у них все в порядке, волшебный мир, в частности, сама Британия, была бы гораздо более подготовлена к войне.

— К тому времени, только слепой не видел, что грядет Вторая Магическая, а союзников Волан-де-Морта можно было различить с пятидесяти шагов. Виновато не Министерство, а само общество! Но война могла продлиться гораздо дольше, если бы в свое время Волан-де-Морт просто не объявился в Министерстве, на глазах у всех. Британцы еще месяцы и месяцы могли делать вид, что они слепоглухонемые, — выдает ответную тираду второй парень. Ему лет шестнадцать, и он из тех, с кого пишут карикатуры на политиков: невысокий, громкий, с покровительственным тоном. Вылитый Корнелиус Фадж.

— Стой во главе Министерства лояльный и здравомыслящий…

— И не смог бы ничего сделать, когда все общество старалось не замечать проблему, — тон второго раздражает даже меня, хотя я в диалоге не участвую. Но вот он вдруг бросает на меня взгляд и загорается.

— Ты ведь англичанин, да?

— Допустим, — киваю я, ожидая дальнейших выводов.

— Британское Министерство в течение всех девяностых годов не могло наладить полноценного контроля над страной. Ты тоже считаешь, что повесь они плакаты с другим кандидатом и выбери в министры, скажем, Альбуса Дамблдора, что-то бы изменилось?

— Я думаю, что Британское правительство было похоже на вас сейчас: как такового участия в войне не принимало, но разглагольствовало так, словно все решалось переговорами.

Первый парень сдерживает усмешку, бросая взгляд на оппонента, а вот «Фадж» хмурится, явно недовольный тем, как я пренебрег его мнением. Но, тем не менее, он представляется, все так же пристально глядя на меня.

— Вестер Найтс.

— Шон Рейнолд, — другой волшебник протягивает мне ладонь, и я отвечаю на рукопожатие.

— Скорпиус Малфой.

— Малфой? — уточняет Вестер. — Ты чистокровен?

Мой взгляд в один миг становится ледяным.

— Именно.

— И, похоже, что знаешь о войне из достоверных источников? — Найтс кривится. И пока я не отвечаю, добавляет, чередуя неприязнь с превосходством: — Почти семейная история.

— Не понимаю, о чем ты, — с расстановкой отвечаю я, неосознанно напрягаясь, потому что знаю, к чему идет разговор. К тому, к чему он всегда сводится.

— Малфои — известные Пожиратели Смерти, — выплевывает Вестер Найтс.

И хотя я давно научился не реагировать на подобные выпады, я почти незаметно дергаюсь.

Предубеждение всегда казалось мне уделом англичан: они знали свою историю и встречали мою фамилию соответственно. Пожизненный срок деда и метка на предплечье отца не способствуют налаживанию доверительных отношений. Я знаю это с тех пор, как мне исполнилось одиннадцать, и круг моего общения вышел за пределы семьи. Первый же день в Хогвартсе наглядно показал, что каждый первый знает, кто виноват в их бедах. Или думает, что знает. Волан-де-Морт погиб, а вот выжившие Пожиратели все еще пожинают плоды собственного прошлого. Или, в моем случае, эта участь достается их детям.

— Неужели австралийцы так хорошо осведомлены о Пожирателях Смерти? — добавляется в разговор третий голос, который я узнаю, но думаю, что мне послышалось. Я оборачиваюсь и вижу Поттер, которая опускает свою сумку на центральную парту первого ряда. Потом садится и обращает взгляд на Найтса, совершенно игнорируя меня. — Ваша страна, насколько я знаю, не сильно пеклась о судьбе магического мира.

— Австралия входит в состав Содружества Магических…

— Наций, — завершает за него Лили. — И ни в одной из войн участия не принимала. Поправь меня, если я ошибаюсь, но Содружество было образовано семнадцать лет назад, когда Британия решила закрепить мирные отношения с другими государствами, подписав Шеффилдский договор. Сама Магическая Австралия открыла границы только в 2003, когда даже редкие сбежавшие соратники Волан-де-Морта были схвачены или погибли.

— Это не отменяет того, что приспешники Волан-де-Морта держали в ужасе всю Европу. И война вполне могла перекинуться на другие континенты. Она была близка к Америке, и, будь открыты границы Австралии, — пострадало бы гораздо больше людей.

— Но ты же не можешь утверждать того, что ни один австралиец бы не примкнул к рядам Пожирателей? — вскидывается Лили.

— В вашей Англии всегда были заморочки по поводу чистоты крови, — подает голос девушка у окна, смотря на спорщиков почти равнодушно.

— В «нашей Англии»? Откуда ты? — спрашиваю я, переводя на нее взгляд, потому что мне не хочется лезть в очередное выступление «миротворца», который считает, что всех причастных к войне нужно было вырезать на корню.

— Из Чехии, — приподнимает брови она, а потом уточняет. — Дурмстранг.

— О да, Дурмстранг славится терпимостью к магглорожденным волшебникам. Так охотно берет их под свое крыло! — сестра Альбуса саркастична, но не зла, по крайней мере, пока не возвращается взглядом к Вестеру.

— Но потому в Дурмстранге такого не произойдет, — пожимает плечами чешка, а потом вновь уставляется в окно.

— А как же… этот волшебник… — Шон обращает на себя внимание, наигранно вспоминая что-то. — Вы, наверное, и не слышали: он так, «пошалил» немного перед сном… все время забываю имя, — он хлопает себя по лбу, а потом совершенно серьезно выдает, пристально следя за реакцией девушки у окна. — Геллерт Грин-де-вальд?

Чешская волшебница фыркает, а потом демонстративно поворачивается к Рейнолду спиной. Тот усмехается и садится на свое место, все еще поглядывая на Лили и Вестера. И последний пользуется возникшей паузой, чтобы вернуть себе слово.

— Австралийцы, как ты сказала, в войне не участвовали, так что… — он разводит руками с таким видом, словно готов самоустраниться, но так вызывающе смотрит на оппонентку, что у меня зреет острое желание заехать ему заклинанием.

— И потому не тебе заявлять, что чья-либо фамилия… связана с Пожирателями Смерти, — она заминается на миг, кидая взгляд не совсем в мою сторону, но куда-то мне под ноги.

— А я не могу понять, почему тебе все равно на то, кем были его предки? Может быть, твоя семья не принимала участия в войне? Или, наоборот, — он делает многозначительную паузу и прищуривается. — Принимала, на той стороне? — Найтс кивком указывает в мою сторону, а сам не сводит испепеляющего взгляда с Лили. — Может быть ты Гойл? Или Розье? Мальсибер? Как твоя фамилия? — произносит он негромко, но в наступившей тишине его слова отчетливо разносятся по всей аудитории.

Она вздергивает подбородок и четко, холодно произносит:

— Поттер. Моя фамилия Поттер.

Кажется, даже чешка оборачивается, чтобы лучше разглядеть Лили. Шон поджимает губы, но как-то одобрительно. Вестер замолкает, в последний миг захлопнув рот, явно переваривая услышанное. Казалось, что в его голове сотни аргументов только что рассыпались прахом. Но я смотрю на девчонку Поттер, которая еще секунду выдерживает взгляд Найтса, а потом разворачивается за партой и, положив локти на столешницу, уставляется куда-то перед собой. Через пару секунд я замечаю, что на ее лице сменилось выражение: словно она задумалась о чем-то. Чуть нахмурилась, пожимая собственные пальцы, опустила глаза вниз, но на меня так и не посмотрела.

Я могу только догадываться, сожалеет ли она о том, что вообще ввязалась в неприятный разговор, и не могу даже предположить, почему Лили это сделала. По ее словам всегда выходило, что хуже меня на свете нет, и дай только шанс — Поттер-младшая это докажет. А здесь ей предоставили отличный шанс позлословить на мой счет, объединившись с австралийцем, но что она сделала? Встала на мою сторону? С каких это пор я из Скорпиуса-сожгла-бы-тебя-медленно-Малфоя превратился в… кого? Друга ее брата? Она сделала это ради Альбуса? Точно не ради меня, хотя… нет, точно не из-за меня. Вспоминаю вчерашние нападки на вечеринке, и кисло усмехаюсь. Решила восстановить справедливость? Давно ли Малфои стали достойны справедливости?

— Итак, друзья мои, я прошу вас занять свои места. Меня зовут Ламберт Купер, и я буду вашим куратором по предмету Политические процессы Магического мира, — в аудиторию входит преподаватель, которого я помню еще с представления директором. Сажусь на свободное место в первом ряду и уставляю почти стеклянный взгляд в мистера Купера. Через две парты левее меня поднимает голову Лили и, кажется, чуть улыбается профессору. Краем глаза слежу за ней, все еще изображая внимательного слушателя.

— Для начала я хотел бы обозначить направления изучаемого предмета…

Что не так с этими Поттерами? Все вокруг видят во мне, в первую очередь, фамилию, и если раньше это служило хорошую службу, обращая внимание на деньги и влияние, то после войны все изменилось. Чтобы носить мое имя, приходилось сталкиваться с удивлением, если не сказать нескрываемым презрением. Как будто люди изумлялись, что у Пожирателей Смерти могут быть дети. Я, наверное, должен был сгореть от одной только мысли, что я — сын и внук соратников Волан-де-Морта.

Но я — Скорпиус Малфой, и если людям так нравится видеть во мне потомка убийцы и преступника, то я не собираюсь их разубеждать. Если я живу с этим столько лет и не испытываю никаких угрызений, то и остальным придется.

— … И, конечно, наш курс направлен, в том числе, на установление прочных взаимовыгодных и, прежде всего, дружественных международных отношений…

— … И на этом наше занятие подходит к концу, — объявляет Джером Маркус, хлопнув в ладоши, и по классу едва слышно проносится вздох облегчения, но что-то хищное во взгляде профессора предвещает очередную выходку и не позволяет расслабиться. Мне не терпелось вновь попасть на урок к нашему прошлогоднему преподавателю, потому что он научил нас таким заклинаниям, которые мне и не снились, и изменения в составе меня не порадовали, особенно когда я увидела Маркуса: он довольно молод, совершенно некрасив и до начала занятия не производил впечатления талантливого мага. Сегодня я убедилась в обратном, но пожалела о его назначении еще больше — едва он вошел в кабинет, наши парты превратились в диких зверей. Крики, наверное, были слышны на другом конце острова, но когда в класс ворвались преподаватели, то они увидели лишь перепуганных до смерти студентов, посмеивающегося профессора и никакой угрозы: новенькие парты выстроились в ряды, как будто не они только что скакали по помещению в виде тигров, жирафов, барсов и — почему-то — одного фламинго. Пока Маркус заверял коллег, что все здесь в полном порядке, я зачем-то анализировала поведение «своей» антилопы и пыталась понять, в какой степени трансфигурированным животным передаются повадки их настоящих видов. Впрочем, озвучить свою мысль я не решилась, хотя Маркус и предложил задать интересующие вопросы после того, как сказал, что-то, что он продемонстрировал, — минимальный уровень волшебства для настоящих мастеров трансфигурации. Другие атланты тоже молчали, нервно переглядываясь, и остаток урока мы выполняли задания, которые должны были дать профессору представление о наших способностях.

— Мы встретимся с вами послезавтра, — продолжает он. — До свидания.

И, вместо того, чтобы направиться к двери, он подходит к окну, открывает его и… улетает, обернувшись ястребом. Справившись с секундным оцепенением, ребята тут же подскакивают со своих мест и сбегаются к окну, перекрикивая друг друга. Остаемся только мы, хогвартские, которых профессор Макгонагалл, как и всех первокурсников, на первом занятии встретила в облике кошки, хотя и нас такая развязка повергла в шок.

— Цирк какой-то, — произношу я, ни к кому в особенности не обращаясь, и Маргарет с Хаффлпаффа отвечает согласным кивком.

Наконец раздается звонок, объявляющий об окончании первого учебного дня. Все с трудом отрываются от окна, оживленно обсуждают урок и странного профессора, сбиваются в группки, чтобы пойти на обед. Я окидываю атлантов взглядом, но Ал после Чар ушел на Боевую магию, новеньких я еще не знаю, несколько ребят с прошлой смены приветственно кивают мне и проходят мимо, Хогвартс тоже весь разделился на разные компании, ни к одной из которых я не подхожу… Мне становится ужасно тоскливо.

Я выхожу из кабинета и напротив соседнего (кажется, это класс истории) вижу Лили. Она выглядит слишком притихшей — стоит неподвижно, прислонившись к подоконнику, смотрит куда-то в стену и рассеянно теребит цепочку на шее. Что-то с ней определенно не так. Кузину я в принципе видела в таком состоянии раз или два в жизни, ну, а в первый день учебы в Атлантиде она уж точно не должна такой быть. Я пересиливаю себя и делаю шаг к ней — хоть у нас почему-то и не ладятся отношения, я все равно волнуюсь за Лили — но ее уже окружают девочки из их с Доминик компании. На лице кузины тут же расцветает восторженная улыбка, и от задумчивого выражения не остается и следа. Болтая и смеясь, они вливаются в толпу спешащих на обед атлантов. Я иду следом, в который раз пытаясь понять, что же со мной не так. Почему я не могу быть такой, как они? Почему не могу веселиться или с той же легкостью заводить знакомства? Почему я вообще ждала чего-то от этой поездки, если было очевидно, что все пройдет абсолютно так же, как в прошлом году?

У дверей в класс Боевой магии я останавливаюсь, пропуская поток задержавшихся на уроке — среди них Ал с Малфоем и Нотт — заглядываю в него и легонько стучу пальцами по косяку. Тедди отвлекается от каких-то бумаг на столе и поворачивается. Настроение подскакивает вверх — из всех оказавшихся здесь родственников (Тедди не совсем родственник, конечно, но все равно близкий член семьи) я по-настоящему рада видеть только его, а вчера нам удалось перекинуться только парой слов.

— Роза, привет, — он широко улыбается и жестом приглашает меня войти. — Я как раз тебя ждал, ты последняя.

Я опускаюсь на центральную парту.

— В каком смысле?

— Ал пристал ко мне с расспросами прямо на уроке, как только мы перешли к практике, Лили с Доминик забежали перед занятиями, а Джеймс еще вчера на меня накинулся, — Люпин дергает уголком губ. — Сказал, что если бы я его предупредил, мы вместе могли устроить еще более грандиозное появление.

— Да он просто расстроился, что не один оказался в центре внимания, — я усмехаюсь, вспомнив с каким самодовольным видом Джим приземлился на сцену.

— Поверь, у меня и в мыслях не было так рушить его планы, — Тедди качает головой, и я не могу понять, правду он говорит или нет. — Все решилось очень неожиданно и буквально неделю назад.

— Да, вообще-то, я знала об этом, — признаюсь я.

Он удивленно поднимает брови:

— Гермиона?

— Ага.

О назначении Тедди мама и правда сообщила мне заранее — она была с дядей Гарри как раз в тот момент, когда в Министерстве появился сам месье Матье. Оказалось, что предполагаемый учитель Боевой магии в последнюю минуту слег с драконьей оспой, и директору лагеря срочно нужна была замена. Не знаю, на что Матье надеялся, но дядя Гарри, разумеется, отказался, зато порекомендовал Тедди. Выбора у директора не было, к тому же Люпин был в лагере три смены подряд и демонстрировал очень высокий уровень владения Боевой магией — конечно, как же иначе, когда ты крестник Гарри Поттера с генами Римуса Люпина и Нимфадоры Тонкс.

— Я никому не сказала, — добавляю я, как будто оправдываясь. — Не хотела портить сюрприз.

Да и возможности в любом случае не было, я же ни с кем не общаюсь. Судя по его взгляду, Тедди подумал о том же самом. Он очень проницательный, и если это помогает ему ужиться с Виктуар, то я это его качество очень не люблю. Сколько бы я ни улыбалась, он всегда угадывает, когда мне плохо, и каким-то ненавязчивым способом выводит на разговор. А поскольку постоянно держать все в себе невозможно, а обсуждать это мне больше не с кем, еще с моего детства (а конкретно — с того момента, как он нашел меня плачущей на лестнице, потому что никто не хотел играть с «зубрилой-Рози») так получилось, что Тедди стал играть роль моего личного психолога. Вообще у него со всеми детьми Уизли сложились доверительные отношения, но я знаю, что ко мне он относится с особенным участием, в какой-то степени даже большим, чем к Поттерам, хотя они — дети его крестного и практически родные братья и сестра. Раньше мне казалось, что это исключительно из жалости, но нам на самом деле интересно проводить время вместе. Мы можем подолгу разговаривать о книгах, о Хогвартсе, о нашей семье — в частности, о Виктуар. Нас даже можно назвать близкими друзьями. Хотя довольно странно, что мой единственный друг — женатый на моей кузине школьный учитель, который старше меня на восемь лет. Помню, папу когда-то очень напрягало наше общение. Но со сверстниками я как-то не ладила — слишком рано выросла, да и действительно слишком много выскакивала, демонстрируя свои знания. Ну, а что еще я могла делать, когда все только и твердили о том, что моя мама — самая умная колдунья столетия? Я должна была соответствовать.

— Как начало учебы? — спрашивает Тедди, и я вижу, что это не то, о чем он на самом деле хочет узнать. — Кстати, что у вас там за крики были?

Меня передергивает, как только я вспоминаю нашего нового профессора.

— Да этот Маркус-сумасшедший превратил кабинет в зоопарк, — недовольно рассказываю я. — Трансфигурировал парты в животных. Это было ужасно.

— Да уж, — он хмурится, — мне он еще на собрании показался странным. Хотя… Наверное, это было забавно.

— Конечно, — я фыркаю, — я забыла, с кем говорю. Ты в курсе, что тебя в школе боггартом называют? Являешься каждый раз с новой внешностью…

— Я метаморф, грех этим не пользоваться, — смеется он.

— Здесь тоже будешь так делать?

— Да не знаю, — Тедди пожимает плечами. — Эта шутка уже приелась немного. Но было бы весело.

Я качаю головой, усмехаясь.

— Так и представляю лицо своей соседки. Вчера вечером какие-то парни просто смеялись громко в холле, так она так на них посмотрела. Им, наверное, кошмары снились.

В том году я жила с очень болтливой австралийкой, которая попала в лагерь каким-то чудом, потому что думать могла только о маникюре и мальчиках. Мне с ней было тяжеловато, но сейчас я по ней даже немного соскучилась: моя новая соседка с момента нашего знакомства не сказала мне ни слова.

— Она ко мне ходит? Откуда она? — интересуется Тедди.

— София Полански, Дурмстранг.

— Высокая блондинка, да? — уточняет он, и я киваю. — Я ее заметил, она очень способная. Но да, если кто-то говорил во время лекции, она молча поворачивалась к ним с видом глубочайшего презрения. Мне даже замечания делать не пришлось. Так значит, тебе твоя соседка не нравится?

Вот он, собственно, и перешел к главной для себя теме.

— Нормально, — отмахиваюсь я. — Могло быть и хуже. А еще обед скоро кончится.

Он усмехается, отметив резкую перемену темы.

— Пойдем вместе.

Он поднимается с места, запирает списки и планы занятий в столе и направляется к двери, на ходу закатывая рукава светлой рубашки, с явным удовольствием снимая галстук (очень неуместный летом, но он же преподаватель, в конце концов) и превращаясь, наконец, из Эдварда Римуса Люпина в привычного и родного Тедди.

— Как у тебя вообще настроение?

Я закатываю глаза.

— Даже не начинай, серьезно. Все хорошо, я очень рада вернуться.

Это не совсем правда. То есть, я действительно рада, ведь часть меня все еще надеется на то, что в этот раз все будет именно так, как рассказывали Рокси, Джеймс и сам Тедди. Но если в прошлом году первые дни были полны восторга от Атлантиды и занятий, то сейчас новизна уже не отвлекает меня от мыслей о том, что даже в лучшем месте волшебного мира, куда мечтает попасть каждый ребенок, моя жизнь останется по-прежнему серой и лишенной каких-либо событий.

— Это замечательно, — улыбается Тедди, хоть и не верит мне. — Кстати, у вас ведь сегодня намечается бессонная ночка?

— Ты о чем? — искренне удивляюсь я.

— О посвящении, конечно.

— О пос… Точно! — восклицаю я. — Я и забыла…

Традиция с «посвящением в атланты» появилась, наверное, уже во вторую смену МАЛа — она заключается в том, что «старички» устраивают своеобразную вечеринку тем, кто приехал в лагерь в первый раз. Во второй день для новеньких всегда проводится квест — все ищут клад, разгадывая загадки и выполняя задания, а на деле знакомятся с территорией «Атлантиды». Остальные же в это время придумывают план действий, готовятся, таскают еду с кухни и собирают привезенный контрабандой алкоголь. В прошлом году, когда мы возвращались с квеста, дверь в холл второго этажа «заклинило», и мы все просто толпились на лестнице, а когда все подтянулись, мы наконец смогли войти. Там было очень жутко: темно, «Люмос» не работал (я на сто процентов уверена, что это был «Перуанский порошок мгновенной тьмы» из УУУ), дверь снова не поддавалась, со всех сторон раздавались какие-то шорохи, шепотки и завывания. Кошмар. Когда вдруг резко зажегся свет и на нас посыпались блестки, все девчонки визжали как сумасшедшие. Ну, а потом вся ночь состояла из музыки, смеха и конкурсов с огневиски. Наверное, это должно было быть весело, но я чувствовала себя довольно неуютно, и, как только представилась возможность, незаметно сбежала к себе в комнату.

— А ты разве не собираешься нас сдать? — спрашиваю я, втайне надеясь, что он так и сделает. — Ты же теперь преподаватель.

— Сдать, Роза, серьезно? — возмущается он, открывая дверь учебного корпуса и выпуская меня на улицу. — Я не могу предавать традиции своего любимого лагеря!

— Но это же безответственно! — восклицаю я, пытаясь настоять на своем. — Там столько выпивки, а половина атлантов — несовершеннолетние.

— Это летний лагерь, Роза, весь его смысл заключается в выпивке, — смеется он, и тут же оглядывается по сторонам, видимо, опасаясь, как бы кто его не услышал.

— Похоже, я совсем ничего не понимаю в веселье, — мрачно заключаю я, и мы заходим в столовую. — Надо было попросить маму договориться о стажировке в Министерстве.

— Ну уж нет, — Тедди категорично мотает головой, — в Министерстве наработаться ты еще успеешь. А это — твой последний год в «Атлантиде». Расслабься, забудь обо всем и наслаждайся отдыхом. Но все-таки много не пей, — напоследок наставляет он, подмигивает и сворачивает к преподавательскому столу.

Я вздыхаю. Это ведь только мне Тедди советует побольше веселиться. Остальных же он в школе отчитывает за прогулы, нарушения правил и долги — разумеется, ни слова не сообщая родителям. Джеймс в тот период, когда Люпин заменял профессора Эдкинса, вообще старался его избегать, потому что это был его последний год, и Тедди с разговорами и ЖАБА отвлекал его от квиддича и подружек.

Столовая наполнена гомоном и смехом, несмотря на то, что обед начался давно и многие уже поели, свободных столов все равно нет. Мне машет Доминик, но присоединиться к ним, конечно, не зовет, один столик рассчитан на компанию куда меньше той, которую собрали вокруг себя мои кузины. Я наливаю себе сока, наполняю тарелку салатом с морепродуктами и опускаю поднос на хогвартский столик. Крейг пододвигает свой стул, чтобы освободить мне место, и продолжает разговор с нашими однокурсниками. Я стараюсь есть как можно быстрее, чувствуя себя неудобно в этой компании, хоть мы и проучились вместе несколько лет, а с Крейгом и Эмили еще и делим гостиную. До меня доносится голос Лили, которой не терпится уже пойти купаться. Мое желание идти на пляж тут же ослабевает, но, разумеется, не исчезает. После дождливой Великобритании от моря отказаться невозможно.

Я возвращаюсь в комнату, чтобы переодеться. София что-то читает, но я не могу перевести название с польского. Она по-прежнему молчит, а я даже не представляю, как вообще люди налаживают друг с другом контакт. По крайней мере, я первых шагов никогда не делаю.

— Тебе понравились уроки? — неловко спрашиваю я.

— Скука, — она пожимает плечами.

Скука? Серьезно? Она попала на уроки с лучшими преподавателями в волшебном лагере, и ей скучно? Вспомнив, что она была на Боевой магии, мне становится немного обидно за Тедди. Хотя, София же из Дурмстранга, может, она действительно не узнала ничего нового? Надо будет сказать Люпину.

— Это только вводные занятия, — заверяю ее я. — Потом будет гораздо интереснее. Я здесь уже была и знаю.

Она кивает и возвращается к чтению. Да уж, замечательный вышел разговор. Я только не понимаю, это она совсем необщительная или просто мои попытки завязать беседу слишком жалкие, чтобы привлечь ее внимание?

Я открываю ящик с бельем и начинаю искать купальник, и в эту секунду раздается нетерпеливый стук. Я открываю дверь и вижу Лили, уже переодевшуюся в пляжную тунику и убравшую волосы под соломенную шляпу.

— Тебе письмо пришло, — сообщает она, протягивая мне конверт. — Видимо, твои родители решили не напрягать лишний раз Афину и отправили вместе с нашими. Если будешь писать ответ, отдай его Алу, послезавтра снова прилетит Шепард.

— Спасибо большое, Лили, — улыбаюсь я, проклиная себя за прозвучавшую в голосе натянутую вежливость.

— Не за что, — она разворачивается и уходит в сторону лестницы.

Я закрываю дверь, распечатывая письмо и различая мамин аккуратный почерк.

— Это твоя сестра? — спрашивает София, снова отрываясь от книги.

— Кузина, — поправляю я, лихорадочно соображая, как продолжить этот разговор, раз уж она сама решила проявить интерес. — Ее зовут Лили.

Несколько секунд полька задумчиво смотрит на закрытую дверь и кривится.

— Ну и стерва.

Вообще я хорошо отношусь к Лили и мне должно быть неприятно слышать о ней такой отзыв, но почему-то этот комментарий меня только радует, и я не сдерживаю смешка.

— Кроме нее здесь еще одна моя кузина и два кузена, — говорю я.

— Кошмар. Если бы здесь оказались мои родственники, — она передергивает плечами, выражая свое отношение, и не заканчивает фразу. — И все они — такие, как эта Лили?

— Джеймса ты точно видела, — я улыбаюсь. — Тот самый тренер, который прилетел на метле во время приветственной речи месье Матье.

Она поднимает брови.

— И как только ты осталась адекватной в такой семейке? — София качает головой.

Что ж, а она не так уж и плоха. Пусть она мрачная и всем недовольная, но она хотя бы не боготворит мою кузину. Я правда рада за Лили, она заслужила эту поездку, но мне было бы легче, если бы ее здесь не было. Она яркая, красивая, умная — все ее любят. Уже в первый день она собрала вокруг себя компанию, включающую и Доминик — единственную из моих кузин, с которой я неплохо общалась, и то, наверное, потому что она решила пойти по стопам тети Флер и уехала в Шармбаттон и со мной виделась редко. Рядом с Лили я чувствую себя еще более одинокой, к тому же, наши круги общения никак не могут пересекаться, а значит — чем больше друзей у нее, тем меньше потенциальных друзей у меня. Разумеется, она не запрещает им общаться со мной, но даже слепой увидит, что она меня не любит, а я не настолько интересна, чтобы ради меня ставить под угрозу отношения с Лили. Я не знаю, чем заслужила такую неприязнь с ее стороны, наверное, я действительно была слишком заносчивой на младших курсах. В любом случае, мне не хочется совсем все портить, так что я не должна посягать на то внимание, которое получает она. А в эту смену мне еще и «посчастливилось» вытащить ее фотографию в Тайной Фее.

Я надеваю купальник, наношу на кожу толстый слой защитного крема, потому что всегда быстро сгораю на солнце, и выхожу из комнаты. София отклонила мое предложение пойти вместе, объяснив это тем, что будет слишком много народа, и она оказалась права. Наверное, она единственная, кто предпочел в такой день остаться в здании. Девчонки загорают, переворачиваясь по минутам, и поднимаются для того, чтобы искупаться или дойти до расположенного тут же бара с холодными напитками, а также чтобы продемонстрировать свои стройные фигурки и красивые купальники. Парни с разбегу влетают в воду, поднимая фонтаны брызг, наперегонки доплывают до невидимого барьера или развлекаются, поливая девочек водой, после чего те визжат, картинно возмущаются и бегают за ними по всему пляжу, пока их не поднимают на руки и не бросают в воду (чего они, собственно, и добиваются, хоть и делают вид, что жутко обижены). Организаторы веселятся не хуже самих атлантов, при этом не забывая следить за купающимися, преподаватели расположились в стороне на шезлонгах. Я скидываю платье и сандалии, прохожу по белому раскаленному песку туда, где меньше людей и с удовольствием погружаюсь в прохладную соленую воду. Плавать я, к своему стыду, не умею, так что обратно на берег выхожу довольно быстро.

Вернувшись к своей одежде, я только начинаю расстилать покрывало, как меня окликают. Обернувшись, я вижу Антонио — «главного красавчика» прошлой смены. Он заговорщически подмигивает мне, и кивком указывает на сидящую поодаль группу из примерно двадцати атлантов. Стоит мне заметить там Ала, как я понимаю, что это секретное совещание «старичков». Я подхватываю свои вещи, следую за бразильцем и опускаюсь на песок рядом с кузеном.

— Привет, Роза, — улыбается мне Оливия Хамильтон. — Ждем еще двоих и начинаем.

— А нас не услышат? — спрашиваю я, оглядываясь на проходящую рядом смеющуюся парочку.

— Нет, конечно, — американка самодовольно улыбается, — если даже кто-то будет прислушиваться, они услышат, как мы делимся воспоминаниями. Тут все продумано.

Наконец подходят оставшиеся студенты из Махоутокоро, и все тут же вступают в бурное обсуждение, выкрикивая свои мысли. Кажется, я одна не испытываю всеобщего нетерпения и энтузиазма. Я предпочла бы спокойно выспаться перед занятиями, вместо того, чтобы напиваться и потешаться над новичками. Но, конечно, я не подаю вида.

— … поднять всех в полночь — отличная идея, кто за? — важно спрашивает Оливия, подсчитывая голоса, и я поднимаю руку, просто чтобы выглядеть заинтересованной. — Роза, что думаешь?

— Что? — я осматриваюсь и понимаю, что до меня дошла очередь. — Мм… Устроить страшное представление? — наугад предлагаю я, чтобы уже поскорее перешли к следующему в кругу.

— Гениально!

— Пусть, это будет лагерный призрак, в каждом маггловском лагере есть своя страшилка о призраке!

— Это мальчик, атлант, который умер во время смены…

— Утонул!

— Его загрыз кто-нибудь из зверинца!

— Нет, вы что, над ним все издевались, и он покончил с собой, а теперь преследует атлантов, желая мести…

— Да, точно! Нам нужен доброволец и светящаяся краска…

Моя случайная мысль почему-то вызывает у всех ажиотаж, и предложения сыплются со всех сторон. Я быстро теряю нить разговора, отключаюсь, предоставляя остальным планировать вечеринку, и на землю меня возвращает громкий голос Оливии.

— Так, значит, решили. После ужина всем быть в жилом корпусе. Ох, новенькие свое посвящение никогда не забудут!

Я наклоняюсь к Алу:

— Тебя не беспокоит, что Лили будет во всем этом участвовать? — вполголоса спрашиваю я.

— Я за ней прослежу, — уверенно отвечает он.

После окончания «заседания» все расходятся по разным концам пляжа, как ни в чем не бывало. Во время ужина Джоанна Робертс раздает карты лагеря приехавшим в первый раз и объясняет правила, а нам советует отдохнуть и повторить пройденный материал, причем делает это таким голосом, что у меня не остается сомнений, что она прекрасно осведомлена о наших планах.

Убедившись, что все новички ушли на квест, «старички» начинают основательно готовиться. Холл расширяют магией, на этаж накладывают всевозможные защитные заклинания (здесь же все — одаренные студенты), стены украшают, столики с подготовленной для конкурсов выпивкой левитируют вглубь обоих коридоров, так как в холле будет проводиться представление. На роль мальчика-призрака выбирают японца Макото, и девочки, делая пробный грим, красят его лицо так старательно, как будто ему предстоит выступать на сцене Королевского театра.

Разумеется, раньше времени никто ни о чем догадаться не должен, поэтому никакие приготовления не видны благодаря маскирующим заклинаниям. Я делаю то, о чем меня просят, но инициативы не проявляю. Все это тщательно продумано, гениально, интересно, необычно — и совершенно меня не захватывает. Не знаю почему. Я усиленно изображаю восторг и предвкушение, надеясь, что сама поверю в это. Но я чувствую себя абсолютно чужой. Наверное, я действительно не создана для веселья.

Как только дежурящий у окна Джастин говорит, что ребята начинают возвращаться, мы разбегаемся по своим комнатам. София приходит уставшей и недовольной, с порога сообщив, что «победила моя чокнутая сестрица», и сразу же идет в душ. Я раздумываю над тем, стоит ли ее предупредить. Этого делать, конечно, нельзя, но я знаю, что моя соседка не обрадуется, когда ее поднимут среди ночи и поведут пить, а портить только установившиеся отношения мне не хочется. В итоге, когда она выходит из ванной комнаты, завернувшись в большое банное полотенце, я выкладываю ей весь план. Чем больше я рассказываю, тем выше поднимаются ее брови и сильнее искривляются губы.

— И это так развлекаются самые одаренные студенты магического мира? Что за тупость? — морщится она, поднимая палочку и произнося заглушающее заклинание. — Я в этом участвовать не буду.

В десять вечера она выключает свет и ложится спать, демонстративно отворачиваясь к стене. Я листаю учебник по Заклинаниям, чтобы как-то скоротать время. Полдвенадцатого я тихонько выскальзываю из комнаты, и выхожу в холл, где все уже собрались.

Ровно в полночь раздается бой часов, и мальчики пробегают по коридорам, стуча во все комнаты и крича во все горло:

— Подъем! Вставайте! Все на выход, живо!

Я слышу, как распахиваются двери, ударяясь о стену, как испуганно переговариваются новички, как безуспешно выкрикивают «Люмос», как, всхлипывая, вскрикивая и наступая друг другу на ноги, идут в холл, откуда им виден неясный свет. Все они толпятся, не зная, что делать дальше — и дружно орут, когда перед ними вдруг возникает покрытый светящейся краской Макото (сбросив мантию-невидимку краткого действия). Честно, даже у меня бегут мурашки по коже.

— Это случилось десять лет назад, — замогильным голосом начинает японец, и рядом со мной раздается еле слышный смешок Ала. — Я приехал в лагерь…

Для поставленного любителями на скорую руку представление выглядит просто потрясающе. Мальчик-призрак рассказывает свою жуткую историю, ребята отвечающие за звук и свет мастерски выполняют свою работу, передавая леденящую кровь атмосферу. Остальные персонажи — в основном, это дети, которые издевались над мальчиком, — выглядят просто как тени, и их видно только рядом с излучающим голубоватое сияние «привидением».

— И знайте, я отомщу за все! Никто из вас не доживет до конца смены! — угрожающе восклицает Макото, и из толпы доносится чей-то судорожный писк. — Я буду убивать по одному каждую ночь и начну прямо сейчас!

На него снова набрасывают мантию-невидимку, и вдруг раздается пронзительный визг Оливии. Новички подхватывают его, поддавшись панике, кто-то ломится в дверь — и тут Ал возвращает свет.

— ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В АТЛАНТИДУ! — хором выкрикивают «старички», и помещение наполняется смехом и вздохами облегчения.

Макото кланяется под бурные аплодисменты новеньких, немного помятых и одетых в пижамы. Оливия произносит небольшую речь от нас всех о том, что мы, ветераны, приветствуем их в лагере, поздравляем их с тем, что они оказались избранными, а затем предупреждает, что для того, чтобы стать одними из нас, им предстоит пройти определенные испытания. Столики с бутылками и стаканами тут же распределяются равномерно по всему этажу, и толпа разражается одобрительными выкриками и смехом. Я вижу, как Ал, не сдерживая хохота, подходит к Малфою и хлопает его по плечу, как тот закатывает глаза и жестом требует его рубашку, которую накидывает на недовольную Нотт, стоящую рядом в полупрозрачном пеньюаре. Лили, в коротких пижамных шортах и футболке Джеймса, проталкивается к шармбаттонкам, и они вслух восторгаются представлением. Тут же откуда-то возникает Крейг, который, видимо, успел сбегать в комнату, и начинает щелкать камерой, стремясь запечатлеть на пленке всех полуодетых и растрепанных однокурсников. Неужели они уже успели забыть, что их только что напугали до смерти? Мне было бы очень не по себе.

Кто-то на полную громкость включает «Ведуний», атланты разбирают стаканы с огневиски и разбредаются по этажу. Я прохаживаюсь по коридорам туда-сюда, наблюдая за веселящимися, буянящими и пьющими ребятами, и сама не чувствую ничего, кроме разочарования. Ну почему я не могу развлекаться вместе со всеми, как нормальный подросток? Я не люблю вкус алкоголя, но сейчас я бы с удовольствием выпила, если бы была уверена, что от этого я смогу расслабиться. Но никто не предлагает мне присоединиться, а сама я не могу подойти ни к одной компании. Меня с детства мучает страх, что меня прогонят. Среди всех этих людей я чувствую себя абсолютно лишней. Совсем как мальчик-призрак из новой лагерной страшилки.

Я вижу, как Лили опустошает подряд три шота и победно смеется, ставя последнюю стопку на стол раньше остальных. Ищу взглядом Ала, который клятвенно обещал не спускать с сестры глаз, и нахожу его с группой американцев, которые, скандируя «Сам-мер, Сам-мер», подбадривают черноволосую девушку в свободной рубашке и полосатых носочках. Она пьет ром прямо из горлышка, затем отрывает бутылку ото рта и демонстрирует зажатое в зубах колечко, которое ей, очевидно, требовалось достать.

Я прислоняюсь к стене, понимая, что нельзя оставить Лили без присмотра, хотя мне уже не терпится вернуться в комнату.

— Эй, почему ты ни в чем не участвуешь?

Я отрываю взгляд от кузины и вижу перед собой высокого темноволосого парня, в котором узнаю, наверное, самого знаменитого в этом году атланта — Александра Крама, победителя Турнира Трех Волшебников.

— Вообще-то, я из «ветеранов», — отвечаю я.

— Серьезно? — он искренне удивляется. — Почему ты тогда упускаешь шанс поиздеваться над новичками? Не похоже, что ты веселишься.

Просто замечательно. Даже другие уже замечают, насколько я скучна и занудна. Чудесно.

— Нет настроения, — огрызаюсь я и решительным шагом направляюсь к американцам.

— Если ты не забыл, у тебя здесь младшая сестра, следить за которой — твоя, а не моя обязанность, — почти шиплю я, оттащив Ала в сторону за руку. — Лично я иду спать.

К своей комнате я почти бегу. Только я закрываю дверь, воцаряется тишина. В темноте я различаю приподнявшийся в постели силуэт Софии.

— Что, все уже закончилось?

— Нет еще, — я прохожу к своей кровати и начинаю раздеваться.

— И?

— Ничего особенного, — отрезаю я, надеясь, что она не слышала, как дрогнул мой голос.

Я забираюсь под одеяло и закрываю глаза. Заклинание заглушает шум вечеринки, но я все равно не могу думать ни о чем, кроме продолжающегося снаружи веселья.

За двенадцать лет существования в «Международном Атлантическом Лагере» сложилось множество традиций, как официальных (например, финальное награждение, передача Трезубца от прошлого Атланта Года новому и последняя ночевка в палатках за территорией), так и неофициальных. Последние обычно связаны с нарушением правил и огромным количеством алкоголя. Самой важной из нелегальных вечеринок является, конечно, Посвящение в атланты, всеобщее похмелье после которого тоже вошло в список традиций лагеря.

Мучительный стон Скорпиуса на соседней кровати подтверждает мои мысли.

— Ме-ерлин, сколько же мы выпили…

Мне кажется, что, стоит повернуть голову хоть немного, она взорвется, и я просто скашиваю глаза в его сторону. Хоть я сам и не в лучшем состоянии, но вечно аккуратный, а сейчас взъерошенный Малфой в кое-как застегнутой рубашке, да еще и, кажется, надетой наизнанку, выглядит слишком комично, чтобы мне удалось сдержать смех из чувства мужской солидарности. Впрочем, в качестве наказания мои виски тут же пронзает дикая боль.

— Конечно, это тебе не светские приемы с коллекционным шампанским, — хриплю я и понимаю, что горло жутко пересохло от жажды.

Пересилив себя, я приподнимаюсь на локтях в надежде увидеть воду, но, разумеется, она не может возникнуть здесь просто по волшебству.

Ну, или может. По крайней мере, на удивление хорошо соображающий Скорпиус нашаривает на тумбочке палочку и прямо из нее поливает себя «Агуаменти». Я следую его примеру и направляю себе в лицо поток холодной воды.

Достаточно взбодрившись, чтобы встать, я нетвердой походкой направляюсь в душ, а, вернувшись, застаю друга сидящим на кровати и сжимающим в руках промокшую насквозь рубашку.

— Ты чего? — интересуюсь я, когда он никак не реагирует на мое появление.

Он молча показывает мне расплывающееся пятно на воротнике — след от помады (потому что, как только девчонки поняли, что это вечеринка, они стали исчезать небольшими группками из холла, чтобы привести себя в порядок и навести макияж, однако большинство осталось в пижамах, если они выгодно подчеркивали достоинства их фигуры).

— Я не знаю, откуда это, — поморщившись, говорит он.

— Кажется, это была Ребекка, — усмехаюсь я, раскрывая дверцы шкафа.

— Кто такая Ребекка?

Неужели он действительно не помнит? Вот можно повеселиться. Я лихорадочно перебираю в памяти всех девушек лагеря и останавливаюсь на крупной афроамериканке, имени которой до сих пор не знаю. Делаю вид, что роюсь в своих вещах, а сам наблюдаю за его отражением в зеркале.

— Ну как же, за тобой на Боевой магии сидела. У нее еще косички такие…

При виде натурального ужаса на его лице, я чуть не падаю на пол от хохота, за что получаю по голове подушкой, брошенной со всей силы.

— Да расслабься, — все еще посмеиваясь, бросаю я. — Это подружка Оливии, блондинка. Вполне в твоем вкусе. Да и вы все равно не… уединялись.

Он шумно выдыхает, посылая мне гневный взгляд, еще несколько секунд смотрит на рубашку и пожимает плечами, успокоенный моими словами.

— Это хорошо, — невозмутимо хмыкает Скорпиус, поднимаясь. — Я все-таки предпочитаю оставаться в сознании, хотя… Как, говоришь, ее зовут? Ребекка?

Я закатываю глаза и продолжаю одеваться, оставив его вопрос без внимания. Я не лезу в его личную жизнь, как и он не лез (но неоднократно высказывал свое мнение) в мои отношения с Беттани, но мне совершенно не нравятся его девушки. Если в первые годы обучения Скорпиуса не очень жаловали из-за его происхождения, то на пятом курсе он вдруг превратился в предмет обсуждения всех девчонок, которых сказки о Волан-де-Морте и злых Пожирателях стали волновать гораздо меньше, чем аристократы-красавчики-игроки в квиддич. И из толпы поклонниц, куда входили и вполне приятные девушки, он выбирал красивых дурочек для, как он это называет, взаимного использования. Мне, конечно, не нравится такой циничный подход, но причина избегать серьезных отношений у Скорпиуса есть, и очень даже веская. Зовут ее Адела Селвин, и, сколько бы друг ни говорил, что не собирается на ней жениться, магический контракт не так-то просто расторгнуть. Его невеста обучается дома, но я видел ее прошлой осенью на Дне рождения Скорпиуса и не могу сказать, что был ослеплен ее красотой. Девушка выглядела бледной и довольно болезненной, говорила только то, что позволял этикет и, когда не играла на фортепиано, практически не отходила от своего брата. Но долго понаблюдать за ней мне не удалось, потому что мы с Малфоем и Мелани сбежали в его комнату и устроили собственную вечеринку с огневиски.

— Ладно, увидимся на завтраке.

Скорпиус вопросительно поднимает брови, отпуская ручку двери в ванную.

— Я хочу зайти к Лили, — объясняю я.

— Удачи, — ухмыляется он. — Ставлю десять галлеонов на то, что ты приползешь в столовую, искусанный мелкими крылатыми тварями.

Мы оба невольно морщимся. Не знаю, чем думала мама, когда показала Лили свой фирменный Летучемышиный сглаз, но об этом «таланте» моей сестренки школа знает не понаслышке. На первом-втором курсах (хоть ей теория дается гораздо лучше, чем практика, этим заклинанием она владела безупречно, даже когда не могла толком левитировать предметы) она была совсем несдержанной, и доставалось от нее любому, кто отпускал комментарии по поводу того, что она девчонка/мелкая/гриффиндорка/рыжая/дочка Гарри Поттера. После того как к ней впервые пристали слизеринцы-старшекурсники, чьих родственников наш отец отправил в Азкабан, мы с Джеймсом и Фредом не спускали с нее глаз, караулили в коридорах и провожали с урока на урок. В итоге ей это надоело, и она направила своих летающих зверушек уже на меня, чтобы я оставил ее в покое и не мешал ей заниматься и заводить друзей. Конечно, передо мной она извинилась, и я даже успокоился, зная, что она может за себя постоять, но Малфой, находившийся в тот момент рядом и тоже попавший под раздачу, наверное, до сих пор не может ей этого простить. В любом случае, я уже давно не видел, чтобы Лили применяла этот сглаз, но она по-прежнему рефлекторно выхватывает палочку, стоит кому-либо к ней полезть.

— Думаешь, она настолько разозлилась?

— Ты испортил ей вечеринку, — фыркает он. — Да еще и опозорил перед всеми.

— Это я ее опозорил? — вскидываюсь я. — Да она сама себя позорила!

Да уж, права была Роза, когда гневно отчитала меня за то, что я не слежу за Лили. На самом деле, я не хотел разрушать сестре всю ночь своим назойливым вниманием, только смотрел, чтобы она не пила слишком много и чтобы этот американец не распускал руки (впрочем, он вел себя вполне прилично). Да я бы и не мог находиться с ней каждую секунду: там были ребята, которых я не видел целый год, много алкоголя, мой лучший друг со своей сестрой, которая, кажется, решила в это лето повеселиться как следует… а еще Саммер Холл. О да, она определенно занимала большую часть моих мыслей. Обычно мне нравятся совершенно другие девушки — милые, скромные и женственные — но ее непринужденная манера поведения привлекает мой взгляд, где бы мы ни находились. Она живая, раскованная и раскрепощенная — но в ее случае это выглядит не вульгарно или вызывающе, а… невероятно притягательно. К тому же, из постели ее вытащили в одной рубашке (надеюсь, она никому не принадлежит — многие девчонки же просто любят спать в мужских рубашках), и она едва прикрывала все, что должна прикрывать, а ноги у Саммер…

— Эй, Поттер, — Скорпиус щелкает пальцами у меня перед носом. — Пожалуйста, скажи мне, что ты отвлекся и это мечтательное выражение лица у тебя появилось не при мыслях о твоей сестре…

— Что… О Мерлин, Малфой! — я возмущенно ударяю его по плечу. — Придурок.

— Да ладно, знаю я, о ком ты думал, — он примирительно улыбается. — Но надо же было как-то вернуть тебя с небес на землю. Как бы то ни было, ты стащил ее со стола и насильно увел в спальню.

— Не мог же я стоять и смотреть!

— Она просто танцевала, не раздевалась же, — он пожимает плечами. — По мне так стало гораздо веселее, когда девчонки туда залезли. Наслаждался бы зрелищем…

— Среди них были мои сестры, — с угрозой в голосе перебиваю я. — Переключи свои похабные мысли на кого-то другого.

Скорпиус закатывает глаза.

— Очевидно, Поттер, это ты грезил о своей американке в подобном ключе, я же… Просто получал эстетическое удовольствие от вида танцующих девчонок в пижамах. Пусть они и твои сестры.

— Да пошел ты, Малфой, — бросаю я, громко хлопнув дверью, о чем тут же жалею, потому что головная боль еще не утихла.

Я все еще хочу заглянуть к Лили, чтобы убедиться, что с ней все в порядке, проверить, насколько она на меня злится, и заодно высказать, что я об этом думаю. Хоть мне и не хочется портить с ней отношения, я все-таки старший брат. Я сворачиваю в женское крыло и стучусь к ней с некоторой опаской, после разговора со Скорпиусом мне действительно кажется, что дверь откроется и мне в лицо вылетит стая летучих мышей. К счастью, ничего такого не происходит, но сестра при виде меня не выражает особой радости. Кстати, она совсем не выглядит так, как будто развлекалась всю ночь: никаких синяков под глазами, аккуратный макияж, убранные в пышный хвост волосы и нежно-голубое платье без единой складочки.

— Доброе утро, Лил, — я улыбаюсь как ни в чем не бывало. — Как ты себя чувствуешь?

— Как ты появился, стало значительно хуже, — заявляет она, прислонившись плечом к косяку. — А утром отлично. Никакого похмелья у меня нет, если ты об этом, потому что выпила я совсем немного, а ты надумал себе невесть что и утащил меня просто так на глазах у всех.

— Лили, ты танцевала, — не сдаюсь я, — на столе, в пижаме, перед толпой пьяных парней с бурлящими гормонами! И ты сама все-таки пила, не отрицай это, так что, прости, но твое развязное поведение меня не устроило.

— Развязное поведение? Да в чем твоя проблема? Я просто танцевала, а не раздевалась! — раздраженно восклицает она, неосознанно повторяя слова Малфоя. — И не потому что была пьяна и ничего не соображала, а потому что это весело. Ве-се-ло — знаешь такое слово? И если ты не заметил, никто меня не трогал.

— Конечно, не трогал, я прекратил это раньше, чем кто-то посмел, — устало возражаю я, уже понимая, что мне ее не переспорить.

— А если бы и посмел, ты был как раз рядом и успел бы что-то предпринять. Но вместо этого тебе понадобилось выставлять меня на посмешище! Что ж, теперь ты хотя бы можешь не волноваться, что ко мне кто-то пристанет. Меня теперь стороной обходить будут!

В глубине комнаты раздается громкий звук, похожий на удар чего-то стеклянного о поверхность стола.

— Все будут обходить тебя стороной Поттер, потому что ты ужасно вопишь.

Рядом с Лили, держа в руках пару туфель, появляется жутко раздраженная Мелани (вот ей точно не следовало столько пить вчера), о присутствии которой в комнате я узнаю только сейчас.

— Доброе утро, Ал, — пропевает она, многозначительным взглядом выражая сочувствие. — Не хотела вмешиваться в милую семейную беседу, но и слушать ее все утро тоже не хочется. Пропустишь меня?

Я отступаю от двери. Мел надевает туфли, опираясь рукой о стену, затем, поморщившись, делает пару пробных шагов и, убедившись, что в состоянии ходить на каблуках, оставляет нас с сестрой одних.

— Никто не будет обходить тебя стороной, Лил, что за чушь? — я качаю головой.

Она буравит меня взглядом, но затем выдыхает и нехотя признает:

— Да знаю я, просто сказала для большего эффекта, — ну наконец-то улыбается. — Тем более, я все равно вернулась через пять минут.

— Что?!

Лили со смехом качает головой.

— Ты серьезно думал, что я буду послушно сидеть в комнате? Пойдем, завтрак пропустим.

Она хватает меня под локоть и тянет к выходу.

— Подожди, хочешь сказать, я тебя просто не заметил? — все еще не понимаю я.

— Да расслабься, — отмахивается Лили. — Это не ты безответственный старший брат, а я — умная младшая сестра. Я себе волосы перекрасила.

Я, конечно, должен разозлиться, но я больше удивлен, почему это не пришло мне в голову. Я как-то привык, что если ищешь Лили — ищи огненно-рыжее пламя.

— Неплохо, — я одобрительно хмыкаю и тут же настораживаюсь. — И часто ты так делала?

— Ты и правда хочешь знать? — сестра хитро прищуривается.

Я качаю головой, мысленно делая заметку — теперь буду обращать внимание на лица, а не на прически.

— Но вообще я предпочла бы обойтись без этого, — с намеком добавляет она.

Я вздыхаю и обнимаю ее за плечи.

— Я понимаю, просто не могу привыкнуть к тому, что ты уже взрослая, — с легкой тоской отвечаю я.

Лили останавливается как вкопанная, недоуменно смотрит на меня несколько секунд — и разражается хохотом. Несколько ребят, спешащих на завтрак, оглядываются на нас.

— Мерлин, Ал, звучит так, как будто ты мой отец. Хотя даже он до подобных сентиментальностей не опускался.

Я тоже смеюсь и мимолетно целую ее в макушку.

Мы доходим до столовой, но у самого входа Лили снова останавливается и тянет меня назад.

— Подожди, я хотела спросить тебя кое-о-чем, — нерешительно произносит она, больше не улыбаясь. — Вопрос странный, но, как думаешь, ты смог бы просто ответить мне, не докапываясь до причин моего любопытства?

Я поднимаю брови.

— Если это как-то связано с тем, какое из твоих платьев тебе больше идет и каких девушек любят американцы, то лучше не спрашивай.

— С этим я бы не к тебе обратилась, — фыркает она, но я замечаю, что она нервничает. — Вообще-то… Я хотела спросить о… Малфое.

— О Малфое? — изумленно переспрашиваю я, и она раздраженно шикает.

— Да, о Малфое. Он… Его когда-нибудь…

Сестра заминается, не зная, как точнее сформулировать свой вопрос, а я вспоминаю вчерашний день.

— Так что-то все-таки произошло на Политологии, верно? — не сдерживаюсь я. — Я знал, что с ним что-то не так.

Лили открывает рот, но осекается, посмотрев мне за спину. Я оборачиваюсь. Черт возьми, Скорпиус! Нельзя было появиться позже? Вчера он вышел с первого занятия жутко злой, хоть и тщательно пытался это скрыть. Ни мне, ни Мелани он ничего не объяснил, и к концу дня расслабился, но меня сильно напрягла та подавленность, на короткий миг промелькнувшая в его взгляде, когда я спросил, что случилось. Только сейчас я соображаю, что Лили была там с ним — видимо, они снова поругались, и на этот раз серьезно. Но сестра исчезает, только завидев Малфоя, и мне так и не удается ничего выяснить.

— Рад видеть тебя живым и здоровым, — ухмыляется он. — У Поттер был такой испуганный вид, ты что, пригрозил установить следящее заклинание?

Что ж, не Лили, так Малфой.

— Она рассказала мне о Политологии, — с серьезным видом сообщаю я.

Скорпиус мрачнеет.

— Понятно.

И все? Никаких комментариев? Должен же он хоть как-то проговориться.

— Она жалеет о том, что сделала, — наудачу говорю я.

— Вот как? — надменно интересуется он, подняв брови. — Что ж, я в этом не сомневаюсь. И она что, прямо так тебе и сказала?

— Да, так, — я продолжаю врать. — И знаешь, она выглядела при этом очень виноватой. Конечно, она неправа, но и ее можно понять. Почему бы вам не помириться?

Полное недоумение на лице Скорпиуса дает мне понять, что я прокололся. Он подозрительно хмурится.

— Так, Поттер, что именно она тебе рассказала?

— Ты уверен, что хочешь, чтобы я это повторил? — я даже прикрываю глаза, осознавая, насколько жалкой была эта последняя попытка.

— Да ничего ты не знаешь, — раздраженно бросает он и резко дергает на себя ручку двери. — Надеялся меня обвести?

— Ну теперь я знаю, что там действительно что-то произошло, — замечаю я.

Малфой недовольно скрипит зубами.

— Не бери в голову, Ал, серьезно. И твоя сестра, кстати, тут совершенно ни при чем.

Он пожимает плечами и, не дожидаясь меня, уходит вглубь зала, тем самым давая понять, что разговор окончен и больше он к нему возвращаться не намерен. Но рано или поздно я все равно узнаю.

Мы набираем еды и в том же натянутом молчании садимся за наш стол. Мелани делает глоток кофе, переводит взгляд с меня на Скорпиуса и хмурится.

— Альбус, как я понимаю, не в духе из-за утренней беседы со своей сестрицей, но что такого случилось с тобой, что ты даже не поздоровался?

— Доброе утро, — буркает он в ответ.

Она холодно поднимает брови, а затем смотрит на меня, ожидая разъяснений. Я мотаю головой, мол, не обращай внимания, и Мел отворачивается, обиженно хмыкнув. На протяжении всего завтрака атмосфера за нашим столом царит довольно унылая. Малфой ест без особого аппетита, глядя в свою тарелку. Мелани демонстративно молчит, но на кузена посматривает с беспокойством. Что бы там ни случилось, я надеюсь, он расскажет хотя бы ей. Несмотря на то, что мы с ним лучшие друзья с первого курса, Скорпиус если и обсуждает со мной свои проблемы, то только после распитой на двоих бутылки огневиски. Конечно, о главной его «проблеме» известно всем, но тот Скорпиус Малфой, которого видят окружающие, гордится своим происхождением, он выше сплетен и косых взглядов, мнение общества ему безразлично, и лишь немногие знают, насколько на самом деле его задевает подобное отношение.

Мне он никогда не говорил об этом прямо, но за шесть лет дружбы я достаточно изучил его характер, чтобы знать, что скрывается за его привычной высокомерной усмешкой. Мелани — другое дело. Общая семья, общее детство, общие порядки — это позволяет им понимать друг друга без слов. Мы не так часто проводили время втроем, но каждый раз, когда я наблюдал за их разговором, у меня создавалось впечатление, что они пользуются тайным, известным только им двоим языком. Не только упоминания родственников или событий, но даже малозначащие на первый взгляд фразы для них имели как будто особый смысл. Что бы ни произносил один из них, другой всегда знает, о чем на самом деле думает первый. Но мне Мелани никогда не расскажет, если узнает что-то, и Лили, видимо тоже, а она, судя по взгляду Скорпиуса, задержавшемуся на их столике, все-таки имеет отношение к делу. Впрочем, я почти уверен, что связано это с фамилией Малфой, и мне не понятна только роль сестры.

Громкий удар ладонью по столешнице вырывает меня из размышлений и отдается тупой болью в висках. Мы со Скорпиусом синхронно морщимся, Мелани громко цокает языком, и к нам за столик подсаживается безумно довольный Джеймс.

— Привет малолетним алкоголикам, — ухмыляется он, с явным наслаждением наблюдая за нашими страданиями. Придурок.

— Ты каждое утро собираешься портить нам своим появлением? — интересуюсь я.

— Что за неблагодарность? — фыркает брат, притворно возмутившись, и извлекает из кармана фляжку, обтянутую драконьей кожей (до сих пор помню, как мама ругалась на дядю Чарли, подарившему ее Джеймсу на семнадцатилетие, потому что этим он якобы поощряет алкоголизм).

— Антипохмельное зелье, — сообщает он с такой гордостью, как будто сам его приготовил.

— И что тебе нужно? — с подозрением спрашиваю я, понимая, что радоваться рано.

— Ничего, кроме ваших трезвых физиономий на отборочных, — он протягивает мне фляжку. — Вы оба нужны мне в команде, но я не смогу взять вас, если облажаетесь. А в таком случае, помимо возможного проигрыша Митчелу, на меня еще и обрушатся все наши сестры за отсутствие у меня родственных чувств.

После одного глотка гадкого на вкус зелья ум тут же приобретает ясность, а головная боль исчезает. Я протягиваю фляжку Скорпиусу (все еще не верится, что мы сможем играть в одной команде и не выслушивать перед каждым матчем речи вроде «Дружба дружбой, но нам нужна победа любой ценой»).

Джеймс переводит взгляд на Мелани, и на его лице появляется та самодовольная улыбка, которая бесит меня больше всего.

— Здравствуй, Мел, давно не виделись.

Малфой наконец решает проявить интерес к происходящему, но не из-за зелья, а из-за тона, которым мой брат обращается к его сестре. Кажется, мы оба что-то пропустили.

Мелани поднимает бровь.

— Позавчера?

Джеймс улыбается еще шире, наклонившись к ней через стол.

— Так значит, не я один считаю дни, прошедшие с нашей последней встречи?

Ох, как жаль, что Нотт не умеет испепелять людей силой мысли, во взгляде, которым она награждает Джеймса, отчетливо читается такое желание. Надо будет сказать ему, что он может найти кого-нибудь другого, чтобы потешить свое самолюбие.

Скорпиус передает Мел фляжку. Джеймс внимательно следит за ее действиями, и на ее лице на мгновение отражается тяжелейшая внутренняя борьба — принять зелье, тем самым признав, что у нее жесткое похмелье, или гордо отказаться, но мучиться остаток дня. В следующую секунду она с самым невозмутимым видом делает глоток.

— О, Мелани, — почти с восторгом протягивает брат, — вижу, и для тебя вечеринка не обошлась без последствий. Ты, значит, любишь веселиться? А по тебе и не скажешь.

Девушка не реагирует на его реплику, задумчиво проводит языком по губам, а затем снова отпивает из фляжки, чтобы распробовать.

— Неплохое зелье, но я бы сделала лучше, — она наконец выносит свой вердикт, и пришедший в себя и повеселевший Скорпиус не сдерживает смешка. — Тот, кто его варил, явно переборщил с экстрактом полыни, от этого и горечь. Но я полагаю, оно все равно действует, да, мальчики?

Она выжидающе смотрит на нас, и мы поспешно киваем.

— Да, голова не болит, — добавляю я, стараясь не рассмеяться.

— Вот и отлично, — Нотт сладко улыбается и выскальзывает из-за стола. — Я, пожалуй, пойду, не хочу опаздывать. Да и вам советую поторопиться.

Она целует в щеку сначала Скорпиуса, а затем, чуть помедлив, меня.

— Удачи, мальчики, — бросает она напоследок, обращаясь исключительно к нам двоим, и эффектно удаляется, цокая каблуками.

Нет, Мел все-таки отличная девчонка. И почему я раньше с ней не общался?

Мы поднимаемся с мест, махнув на прощание Джеймсу, и выходим из столовой.

— Что твоему брату нужно от моей сестры? — спрашивает Малфой скорее с любопытством, чем с беспокойством или угрозой.

— Понятия не имею, — я пожимаю плечами. — Надо спросить у Лили, может она что знает.

Я краем глаза слежу за ним, но он никак не реагирует на упоминание ее имени.

У поворота к алхимическим лабораториям мы расходимся — Скорпиус не проявил никакого желания изучать Управление стихиями, «не испытывая доверия к преподавателю, который не знает, что такое одежда, но носит больше бус и фенечек, чем любая девчонка». Мне же предмет кажется интересным, тем более, больше такого я нигде не увижу.

Войдя в нужный кабинет, я застываю на пороге: вместо привычного класса с партами и стульями я оказываюсь на небольшой поляне. В Хогвартсе тоже есть такая комната, которая используется разве что студентами для свиданий, но папа говорил, что раньше там проводились уроки Прорицаний с кентавром. Пришедшие атланты разбрелись по всей поляне, осматриваясь, и я замечаю, что все они ходят босиком, а обувь аккуратно сложена у дверей. Я тоже скидываю кроссовки и ступаю на мягкую прохладную траву. Все выглядит очень натуральным, вместо стен нас окружают деревья и скалы, чуть поодаль виднеется водопад, а взглянув наверх, я вижу темное сумеречное небо. Воздух здесь очень свежий, пахнущий травами и немного пряностями (напоминает ароматические свечи, которые тетя Луна привозила маме из какого-то путешествия), а пение цикад и шум воды сливаются со странной, едва слышной музыкой, похожей на звучание флейты, и треском хвороста в разведенном костре.

Раздается звонок, и я, последовав всеобщему примеру, опускаюсь прямо на землю. И рядом со мной тут же падает чья-то сумка на длинном ремне. Саммер Холл садится на траву, вытягивает загорелые ноги — черт возьми, на ней же самые короткие шорты, которые можно придумать, — и поворачивается ко мне, склонив голову набок.

— Привет, Саммер, — нервно здороваюсь я, радуясь, что в этот раз хотя бы не начал заикаться.

— Привет, Альбус Северус, — протягивает она, улыбаясь.

— Ал, просто Ал, — поправляю я. — Не стоит называть меня полным именем, оно довольно нелепое. Моим брату и сестре достались имена родителей и друзей, а меня отец почему-то решил назвать в честь директоров Хогвартса… Да забудь, это совсем неважно. Просто зови меня Ал, если будешь обращаться ко мне. То есть, когда будешь обращаться ко мне…

О черт. Просто отлично. Хорошо хоть Малфоя здесь нет. И Джеймса. И вообще кого-либо из знакомых. Может, еще не поздно уйти?

Девушка тихо смеется. Мерлин, как же она смеется…

— Хорошо, Ал. Я запомню.

С каждой секундой моего молчания мои шансы стремительно приближаются к нулю, но я просто пялюсь на нее, как полный идиот. И тут, хвала Мерлину, на поляне появляется преподаватель. Ну, отношение Скорпиуса вполне можно понять: перед нами, опираясь на посох с вырезанными на нем символами, стоит тощий старик в набедренной повязке из листьев, обвешанный амулетами и бусами, с длинной белоснежной бородой и темной, выжженной солнцем и покрытой татуировками кожей.

— Добро пожаловать, юные маги, — произносит он самым старческим голосом и обводит весь класс внимательным взглядом. — Меня зовут Шикоба, и здесь для того, чтобы помочь вам овладеть искусством управления стихиями. Как вы знаете, Австралия долго оставалась отрезанной от остального мира, у австралийских магов не было волшебных палочек, но они посвятили себя познанию сил природы. Стихийная магия не требует использования предметов-посредников, нужна лишь внутренняя гармония…

— А для чего тогда вам посох? — спрашивает кто-то, и я дергаюсь, выпадая из оцепенения, в которое меня ввел гипнотический голос преподавателя.

— Посох? — удивленно переспрашивает он и издает скрипучий смешок. — Чтобы не упасть — для чего еще такому старику, как я, нужна палка? Вам все это ни к чему. Чтобы использовать магию стихий, вам нужно лишь найти ее, прийти к равновесию с самим собой. В большей степени одному человеку присущ один элемент — вода, земля, огонь или воздух — но можно научиться повелевать всеми, если достичь полной, истинной гармонии…

— А вы можете?

Старик хитро улыбается одними глазами, отбрасывает посох в сторону и с необыкновенной для своего возраста и телосложения резвостью начинает крутить в воздухе руками. Атланты завороженно следят за ним и начинают переглядываться и посмеиваться, когда ничего не происходит, — ровно до того момента, как от костра отделяется струя огня и перемещается прямо в ладони мага. Движениями рук он заставляет огненное кольцо вращаться в воздухе, а затем сам же тушит его, призвав воду из водопада. После этого он демонстрирует нам умение управлять землей, откалывая от скалы несколько крупных камней, а затем обрушивает на поляну сильный поток ветра, из-за чего на деревьях шелестят листья.

Да уж, ему определенно удалось произвести на нас впечатление!

— Но вам такое не удастся, — безмятежно сообщает старик, перебивая возбужденные и восторженные перешептывания атлантов. — Вы молоды, ваши сердца подвержены страстям и терзаниям… Впрочем, некоторые из вас все же смогут овладеть своим элементом к концу пребывания на этом острове. Что ж… К практике, разумеется, переходить рано. Сегодня вы попытаетесь найти связь со своим внутренним «Я». Расслабьтесь, сядьте поудобнее и освободите разум…

Краем глаза я вижу, как рука Саммер взлетает вверх.

— Я могу уйти? — громко спрашивает она.

Старик улыбается, как будто ни капли не удивившись, и кивает, не спрашивая о причинах.

— Конечно, моя дорогая, вы свободны.

Девушка хмыкает, поднимается с места и уверенно покидает кабинет, прихватив свою обувь. Едва за ней закрывается дверь, я вскакиваю на ноги и тут же чувствую на себе взгляды остальных.

— Простите, профессор Шикоба, я хотел бы удостовериться, что с Саммер все хорошо.

Должна же быть причина, по которой она вот так ушла посреди занятия. Вдруг ей стало плохо? После ночной вечеринки это вполне могло произойти. Получив разрешение преподавателя, я надеваю кроссовки, открываю висящую в воздухе дверь и выхожу в коридор учебного здания. Увидев девушку сидящей на полу, я испуганно бросаюсь к ней — но Саммер с самым обычным видом застегивает кожаные ремешки сандалий.

Она поднимает на меня взгляд, и на ее лице возникает какое-то хитрое выражение.

— Я знала, что ты пойдешь за мной, — усмехается она.

— Но почему ты ушла? — спрашиваю я, по-прежнему недоумевая.

Саммер пожимает плечами.

— Там стало скучно.

— Скучно? — понизив голос, переспрашиваю я, оглядываясь на двери ближайших кабинетов.

— Нет, конечно, начало было прикольным, старик явно знает свое дело, но ты же слышал, остаток урока мы бы просто медитировали.

Она поднимается с пола, деловито отряхивает ладони и выжидающе смотрит на меня.

— Ну что, идем?

— Куда?

— Да куда угодно! — восклицает она. — Скажем, на пляж?

Я качаю головой, все еще не понимая, что она делает.

— Саммер, мы не можем просто так уйти с занятий.

— Почему? — она невинно поднимает брови.

— Ну, это невежливо…

— А тебе разве есть дело до того, что он о тебе подумает?

— И здесь мы все-таки обязаны посещать занятия, это как школа.

— Да брось, зачем тратить время на то, что нам неинтересно? — она закатывает глаза. — А ведь мы могли бы провести его с гораздо большей пользой. Вот мы с тобой даже толком не знакомы, а я хотела бы узнать тебя поближе.

Она по-прежнему улыбается, но в глазах ее читается вызов.

— Неужели ты никогда не нарушаешь правила?

Я знаю, что Саммер будет разочарована, если я откажусь, а мне совсем не хочется, чтобы она считала меня скучным и слишком правильным. В конце концов, я и в Хогвартсе иногда прогуливал уроки. Да и она права — сегодня не будет никакой практики. К тому же, если она всерьез хотела бы познакомиться поближе…

— Идем.

Я хватаю ее за руку, мы тихо выходим из здания — а потом пускаемся бежать. Уже почти у пляжа я останавливаюсь, и она врезается в меня.

— Организаторы, — тихо говорю я, кивая в сторону бара. — Ну конечно, где им еще быть…

— Есть идеи?

Я лихорадочно соображаю, пытаясь не отвлекаться на ее горячую ладонь, крепко сжимающую мою. Что я вообще делаю, черт возьми? Если нас здесь поймают, меня могут не допустить до отборочных, и тогда я не попаду в команду… Отборочные!

— Поле для квиддича!

Мы срываемся в сторону стадиона — а он, к счастью, действительно пустует — и падаем там прямо на землю. И смеемся как ненормальные. Черт, а я и забыл это чувство! Давно я ничего такого не делал, ночные прогулки по Хогвартсу или побеги в Хогсмид уже давно стали привычным делом, а тут…

Саммер приподнимается на локтях, все еще тяжело дыша после бега.

— Это было весело, — улыбается она. — Обожаю нарушать правила. Столько адреналина.

— И часто ты это делаешь? — интересуюсь я.

Девушка пожимает плечами.

— Частенько. Летом мы постоянно сбегаем на рок-концерты и фестивали, ну а в школе… Салемский Институт Ведьм и Салемский Институт Колдунов — по сути разные учебные заведения, но студентов это никогда не останавливало. Мы все время что-нибудь придумывали. Даже как-то непривычно, что здесь не нужно выбираться через потайные ходы под мантией-невидимкой, чтобы, скажем, попасть на свидание. Но свидание во время уроков на поле для квиддича — тоже неплохо.

— А… Так это свидание? — опешив, спрашиваю я.

Саммер смеется, смотря на меня все тем же хитрым взглядом.

— Ну это уже от тебя зависит. Ты разве не хочешь, чтобы это было свиданием?

— Хочу, — поспешно соглашаюсь я, часто кивая, как придурок. — Конечно, хочу.

Она снова смеется и откидывает голову назад, так что ее волосы почти касаются земли, а широкий ворот майки сбивается набок, оголяя плечо.

— Да ты не нервничай так, — она садится, и ее лицо оказывается на одном уровне с моим. — Расскажи мне лучше о себе. За что ты сюда попал?

— За что… Звучит так, как будто мы говорим о тюрьме, — я усмехаюсь, удивляясь самому себе.

— А разве не так? Правила, уроки, комендантский час, — она передергивает плечами и морщится. — Кошмар, а не лето.

— Ты что, не хотела в «Атлантиду»? — удивляюсь я. — Как ты тогда сюда попала?

— Не стоит вестись на разглагольствования Матье о том, что здесь собрались только маленькие гении со всего мира, — она фыркает, покачав головой. — Новая пассия моего папочки — спонсор, вот они и отослали меня сюда на целый месяц.

Вот теперь я, кажется, начинаю что-то понимать. Наверное, она обижена на отца, поэтому так демонстративно выражает свое отношение к порядку и занятиям.

— На самом деле, здесь очень здорово, — мягко говорю я. — Тебе понравится.

— Ну, если здесь каждую ночь такие вечеринки, как вчера, то точно понравится, — ухмыляется она.

— Нет, это было только посвящение, но здесь постоянно что-то происходит. Следующая нелегальная вечеринка будет на крыше, это своего рода традиция. Да и общие мероприятия здесь хорошие, скоро будет костюмированный вечер, вроде Хэллоуина.

Саммер улыбается, обрадованно и очень красиво.

— Значит, это место не такое уж и плохое. Еще бы уроки убрать…

— Если сбегать с них, так и не поймешь, что здесь гораздо интереснее, чем в школе, — замечаю я. — Неужели тебе ничего не понравилось?

— Ну, — она задумывается и довольно усмехается, — разве что Естествознание.

— Ты любишь животных?

— Не особо, но в здешних теплицах есть кое-что интересное.

Она шарит рукой в сумке и демонстрирует пакетик с измельченной и засушенной зеленью.

— Абиссинская смоковница, — утверждает она, помахав им в воздухе. — Причем лучший сорт. Профессор Майер так долго рассказывала о применении плодов в Эйфорийном эликсире, а мне все было интересно, знает ли она, как используют листья — уносит с пары затяжек.

— Ты что, украла это из теплиц?

Кажется, я настолько поражен, что даже не попытался говорить с меньшим осуждением.

— Да брось, это же смоковница! Ее там полно, а я взяла совсем немного.

Я молча наблюдаю за тем, как она методично делает самокрутку, и чувствую, как созданный мною образ разбивается на мельчайшие осколки. Саммер Холл — идеальная, прекрасная, живая Саммер Холл — от скуки сбегает с урока, чтобы покурить травку, украденную из теплиц…

Она затягивается и протягивает мне косяк.

— Будешь?

Я качаю головой, не в силах вымолвить ни слова, и надеюсь, что на моем лице не отражается того отвращения и разочарования, которое я испытываю. Впрочем, Саммер и так все понимает, проницательно глядя на меня, но почему-то ее это не расстраивает.

Раздавшийся наконец звонок избавляет меня от необходимости и дальше сидеть здесь и смотреть, как чертова Саммер Холл курит чертов косяк во время занятий в летнем лагере.

— Пойдешь на урок? — усмехается она, прекрасно зная ответ.

— Да, — хриплю я и прочищаю горло. — Да, пожалуй.

Я ухожу со стадиона, ни разу не оборачиваясь, но затылком чувствую на себе ее взгляд.

— Джоанна, ты пьешь слишком много для полудня! — я подхожу к организатору со спины и ловким движением забираю стакан, тут же пробуя на вкус голубоватый напиток. Отдает цитрусами и чем-то острым, вроде чили. Все понятно.

— Поттер, верни стакан и не смей делать мне замечаний, у меня есть ключ от твоей комнаты, — угрожающе сверкает глазами блондинка и многозначительно замолкает.

Я фыркаю и убираю стакан поглубже в стойку, а потом широко улыбаюсь Джо, предлагая попытать удачи в «страшной» мести.

— Джеймс, это всего лишь «Лагуна», она не сопьется — от алкоголя одно название! — выступает в защиту девушки Майкл — австриец-аврор, которого в качестве практики пригласили в МАЛ. Нельзя сказать, чтобы парень страдал от излишков серьезности, но с постом заместителя в отделе службы безопасности справлялся на ура. Не знаю, решил приударить за Джо или просто не хочет терять компаньонку в дневной вечеринке, но он тут же протягивает блондинке другой стакан.

— Не будь так наивен, Майкл, — усмехаюсь я. — Если сбрызнуть текилу лимонным ликером и подкрасить — она не станет безобидным коктейльчиком.

Аврор недоверчиво переводит взгляд на Джоанну, и по мере того как он становится все подозрительнее, девушка тушуется и вот уже мило улыбается, с благодарностью беря новый стакан в руки. Правда, когда она мельком глядит в мою сторону — прищур у нее крайне недобрый. Похоже, Робертс уже давно развлекается подобным образом, а я испортил всю малину. Вернее — текилу.

— Понижать градус нельзя, — негромко ворчит блондинка, но мы дружно делаем вид, что не слышим.

Народу в пляжном баре много, но я не уверен, что всем нам положено тут находиться. У самой пьющей — и самой недовольной — организаторши заняты все двадцать четыре часа, но она убито смотрит в одну точку и явно пытается представить, что продолжает действо с замаскированной текилой. Справа от нее что-то насвистывает Заккари — второй массовик-затейник МАЛа (второй — только по причине неуемной энергии Джоанны, которую она нынешним утром куда-то растеряла). Впрочем, вовсе не утром, а еще ночью, когда атланты устроили новеньким посвящение. Конечно, при такой серьезной организации, что проходит каждый год — нет смысла вылавливать кого бы то ни было на улице в поисках приключений. И каким бы недопустимым ни казалось это мероприятие для лагеря юных магов — такая вот «нелегальность» позволяет гораздо лучше контролировать несносный гений ребят. Учитывая этот расклад, было бы непозволительным расточительством не воспользоваться ситуацией и упустить шанс устроить собственную вечеринку. Конечно, формально мы все же должны были приглядывать за юнцами, но… что с ними будет? Вырывать бутылки из рук или пытаться перекричать — глупо и бесполезно. А вот фанты, по мановению палочки возникшие перед Брюсом, принесли очень даже… плодотворные результаты. Когда звезда вечера — мисс Робертс — перепевала Селестину Уорлок, мы готовились умирать от смеха (чуть позже, конечно, уже от рук самой певички, но оно того стоило). Естественно, наутро нас всех ждали неприятности. Помимо похмелья, что довольно быстро излечилось зельем, кто-то умудрился все-таки повалить средней величины дерево позади жилого корпуса. На бой с ивой была отправлена Нела — чешка, в МАЛе заведующая, в основном, связями с потенциальными работодателями, а по совместительству оказавшаяся прекрасным трансфигуратором. Хотя это звание было несколько запятнано, едва мы различили, что волшебница каким-то неведомым способом порубила ствол на пеньки с ветками и расположила кривенькой дугой. Томас попытался присесть, и тогда сконфуженная Нела громко объявила, что это кресла авторской задумки (когда рядом плюхнулась Мира, прямо на незаметный глазу сучок, «автор» от детища отреклась). Сейчас же обе девушки смеются над чем-то за отдельным столиком, Брюс потягивает сливочное пиво, слушая Заккари, а Джоанна убеждает Майкла и Тони, что ее коктейль просто «окреп на солнце». В подтверждение ее слов где-то на горизонте гремят тучи.

Погода безветренная, небо затянуто белыми облаками, если не пойдет дождь — погода для квиддича будет идеальной. А для отборочных это очень важно.

Стоит мне вспомнить о грядущих соревнованиях — на границе пляжа появляется Митч. Тут же начинает махать руками, привлекая внимание собравшихся, будто несет важные новости. Пол? Я бы ему и правила плюй-камней рассказать не доверил — тому не интересно, ведь там ни слова о нем самом. Однако народ замечает его и оборачивается.

— Обед на пляже накрывается, ребята, — сообщает он, едва присев за стойку. — Кажется, Астрид нашла какие-то поломки на этаже, где была вечеринка. Старичкам стоило дать втык еще за дерево, но если они испортили что-то еще… — Митчелл обводит всех многозначительным взглядом.

— Ох, черт, ну что еще? — взвывает Нела. — Учтите, я исправлять не пойду!

— А ты утратила эту привилегию, дорогуша, — хохочу я. — Когда Мира снова сможет безболезненно сидеть — тогда рассмотрим твою кандидатуру!

— Нет, поломками займутся мастера, нет причины ничего маскировать под сиденья, — невозмутимо продолжает американец. Тони — еще один из отдела безопасности — начинает бесстыдно ржать, и пока мы все подавляем назойливые улыбки, Митч возвращает себе слово. — Астрид — умная девочка и не станет сразу же бежать к Матье.

«Сначала скажет тебе» — мысленно заканчиваю фразу я, понимая, к чему клонит парень. Астрид — личная помощница директора, только не варит ему кофе и спит в своей постели. Точнее, в постели Митча, о чем он не устает вскользь упоминать. Как будто ему кто-то завидует.

Я невольно фыркаю.

Впрочем, Астрид — смышленая, ответственная и безумно дотошная, когда дело касается проверок. В лагере она первой узнает о всех оплошностях и проблемах, после чего выносит свой вердикт, стоит это знать Матье или нет. Конечно, довольно часто она подыгрывает организаторам, прозевавшим то или иное бедствие, но мы не слишком-то полагаемся на ее помощь. Я предпочитаю решать проблемы своими силами, нежели рассчитывать на девушку, которая смотрит в рот проныре-Митчу. Но это мое мнение.

— По поводу концерта обещал связаться агент… — продолжает американец, но Джоанна тут же срывается с места, не дослушав, а за ней вдогонку бегут Нела и Мира, оставляя на пляже мужскую компанию. — Хорошо. В общем, времени почти час — занятия вот-вот завершатся, слышал краем уха о сборе, который планирует Матье…

На эту новость тут же реагируют Тони и Майкл, состроив такие изможденные лица, что я невольно усмехаюсь. Ребята в МАЛе впервые — и сразу в охрану — не самые легкие посты. Но без их неограниченного доступа по всей территории лагеря наши развлечения были бы затруднительны.

Нас остается четверо, и Митч, словно выпроводив всех восвояси, встает, чтобы смешать себе что-то из бара.

— Кажется, нам повезло больше прочих? — ухмыляется он.

— Если бы не Астрид… — тянет Заккари.

Митчелл кривит рот в усмешке.

— Ей нет смысла нас подставлять.

— Ты прав, тут круговая порука — отдуваться всем, — наконец подаю голос я.

Американец неторопливо поворачивает голову в мою сторону. Чуть насмешливо смотрит, а потом кивает, соглашаясь. У меня сжимаются кулаки, но затевать спор я не намерен. Давно уже чую, что Митчеллу только дай повод показать зубы. Уж в мою сторону — точно, у нас с ним старые счеты.

— Готов к отборочным? — вполне мирно интересуется Митч, и я киваю. Не знаю, на руку мне или нет, что набор в обе команды проходит одновременно. С одной стороны, я могу своими глазами видеть всех будущих соперников, с другой — Митчелл вполне может увести одного из моих игроков. Хотя, обе эти ситуации работают и обратным образом.

— Значит, через час на поле?

— Через час, — улыбаюсь я, якобы довольный этим фактом, но предчувствие у меня нехорошее. Не исключено, что американец что-то задумал, но узнать что именно — нет никакой возможности. Митчелл хитер и вряд ли допустит промашку. Я же со своей стороны уже сделал, что мог. Заполучить Альбуса и Скорпиуса в команду будет легко, они хорошие игроки, а если найдется кто-то лучше (что маловероятно), то я все равно останусь в выигрыше. От похмелья я их уже избавил, так что подкачать ребята не должны. По крайней мере, два козыря у меня уже есть. Сильные вратарь и охотник. Если найдется достойный ловец — считай пятьдесят процентов успеха. А мне во что бы то ни стало нужно победить в финальном матче. Здесь не может быть никаких ошибок. Второй раз — не может.

Впервые я и Митчелл встретились два года назад. Я только выпустился из Хогвартса, а Пол уже давно метил в сборную. И даже несмотря на то, что его интересовали исключительно канадские команды, а я планировал играть за Англию, это не помешало нам невзлюбить друг друга. Американец в тот же год выступил в матче против «Паддлмир Юнайтед», и оглушительная победа была одержана не без его помощи. Я на тот момент тоже был принят в команду, но просиживал во втором составе. О чем не преминул высказаться Митч. Надо сказать, что мир квиддича крайне мал, чтобы игроки первых двух составов не знали друг друга. Дружеские матчи, больше похожие на самые что ни на есть вражеские, совместные выезды, организованные не менее расчетливыми тренерами — посмотреть, чья команда круче. Но на поле нам удалось встретиться лишь один раз, четыре месяца назад. Прекрасный шанс для реванша «Паддлмир», но унизительный разрыв в двадцать очков все испортил. Естественно, теплоты в отношениях это нам не прибавило.

Так что победа в матче этой смены — то, что я просто обязан преподнести не только своему уязвленному самолюбию, но и друзьям по команде. Они жаждут падения Митчелла не меньше моего.

— Джеймс, ты залип! — Брюс тормошит меня за плечо, и я понимаю, что действительно задумался, а ребята уже собираются уходить. — На обед идешь?

Я мотаю головой.

— Нет, заскочу в комнату и на поле.

Ловлю краем глаза усмешку американца и сжимаю зубы. Посмотрим, кто будет смеяться последним.

К началу отборочных мое настроение значительно улучшается. То ли дух соревнований так бодрит меня, то ли ажиотаж на поле, но я начинаю чувствовать себя превосходно, командуя помощникам, куда ставить сундук с мячами. Список игроков, пытающих удачу в мою команду неприлично высок, и я даже начинаю сомневаться, все ли из них хоть раз садились на метлу. Четыре вратаря, семь охотников, двенадцать загонщиков (кто-то, похоже, решил выпустить пар, поколотив бладжеры) и, верится с трудом, но девять ловцов. Конечно, большинство придется отсеять, но подобное рвение радует.

В нескольких метрах от меня с кем-то ожесточенно спорит Митч, а потом вычеркивает одну из фамилий из своего списка. Потом оборачивается и натыкается взглядом на меня. Хмурится.

— Можем начинать, я думаю? — спрашиваю я и, дождавшись кивка с его стороны, использую Сонорус для того, чтобы меня слышали все собравшиеся.

— Когда я или Митч назовем вашу фамилию, вы должны занять свое место на поле.

Поднимается шум, но я не обращаю на него внимания и объявляю первых игроков.

— Вратарь — Энди Роддс, охотники: Дарси Данст, Скорпиус Малфой, Кейра Мюррей, загонщики — Дэниэл Кендал, Джеффри Эймс. Ловец — Мейсон Меттьюз.

Еще раз пробегая взглядом по списку, я удивляюсь, что в нем нет фамилии Крама. Приехавший победитель Турнира Трех Волшебников, сын знаменитого ловца Болгарии и охотницы ирландской сборной, должен летать с пеленок. Что ж, надеюсь, что его нет и в списке Митча. Я подхватываю метлу, пока второй тренер оглашает свой список, и взлетаю первым. За мной в воздух поднимаются названные игроки, занимая свои позиции. Когда к нам присоединяется вторая команда, я продолжаю:

— Проведем небольшой дружеский матч. Все игроки будут заменяться или выбывать, по принципу слабейших.

Игроки вразнобой кивают, и Митч подает сигнал для начала игры, подбрасывая квоффл в воздух. Мяч тут же перехватывает американский охотник из другой команды, но не успевает пролететь и пары метров, как Кейра Мюррей ловко выбивает себе ведущую роль, сразу направляясь к воротам соперников. Их вратарь едва успевает сориентироваться, но каким-то чудом отбивает квоффл, который тут же перехватывает охотник Митчелла.

Я успеваю следить за тем, как мяч быстро перемещается по полю, но в основном игроки просто отбирают его друг у друга, не играя в команде, и не совершая распасовок. Так не пойдет, мне нужно взаимодействие.

Квоффл движется к нашим кольцам, но вратарь пропускает свой первый гол. Кто-то из команды Митча хлопает другого по плечу, а загонщики, не теряющие времени и бдительности, быстро выбивают одного из моих игроков. Погодите, это что, ловец? Он вообще в курсе, что в него даже прицеливаться не должны успевать?

Парень получает удар, но один из загонщиков страхует его, опуская на землю. Я даю свисток, заменяя выбывшего парнем по имени Диего. Тот быстро скрывается где-то на высоте, а я надеюсь, что он окажется толковей предыдущего. Еще один сигнал, и игра возобновляется.

Наконец-то первая распасовка в моей команде, и, как следствие — удачный бросок в кольца соперника. Митч заменяет нерасторопного вратаря, неожиданно, девушкой, и, похоже, удивляется не меньше моего. Однако в квиддиче нет места предубеждению, и тренер подает сигнал продолжать. Чтобы тут же услышать мой — сворачиваться: не прошло и семи минут, как Диего вернулся со снитчем в кулаке, приятно удивив меня и позлив Пола, который отправляет восвояси своего ловца. Впрочем, я тоже делаю замену, кивая испанцу, чтобы устраивался на трибуне. Надо проверить возможности остальных.

«Дружеский» матч продолжается, хотя ни я, ни Митч не выказываем друг другу и капли приязни. Игроки ведут себя и того хуже: видимо, чуя будущих соперников, они распаляются и атакуют все жестче. Бладжеры рассекают воздух в сантиметрах от их голов, а мимо то и дело пикируют ловцы. Квоффл мелькает в воздухе, но я, привыкший и к большей скорости игры, успеваю отметить и то, как ведут себя сами ребята.

Спустя еще десять минут в моей команде почти полная замена. Пятый по счету ловец (после Диего так никому и не удалось поймать снитч быстрее ловца другой команды), третий вратарь (второй показал настоящее мастерство, пожалуй, Алу следует постараться, чтобы обогнать его), среди охотников явные фавориты — Малфой и Бренда Ривера, о которой у меня язык не поворачивается сказать ничего, кроме как «чудесная находка». Юркая, хитрая, потрясающе командный игрок. Квоффл находится в их со Скорпиусом руках почти все время, кроме тех моментов, когда рассекает воздух точно в кольцо соперников. Я добавляю в их компанию Пьера — последнего из желающих стать охотником — и с легкой душой отпускаю их разбивать в пух и прах команду Митчелла. Впрочем, с его стороны тоже немало замен, и даже я уже заприметил несколько хороших игроков в его рядах. Среди моих вопросов остаются только загонщики, которые явно уступают соперникам. Особенно поражает и немного пугает Рита Вольц — крепкая девушка с битой, сила удара которой уже заставила меня попрощаться с первым ловцом и, страшно представить — загонщиком. Впрочем, на очереди еще трое, кто отважился попытать удачу против чудо-девушки.

Сато и Жак, только что принявшие биты, вполне неплохо справляются, оберегая товарищей по команде. Я отправляю вратаря на трибуны и называю имя брата. Тот выглядит не слишком бодрым, даже унылым, чуть медлит, а потом взлетает, и его задержка неприятно привлекает мое внимание. Я уже привык к темпу игры и ожидание Альбуса мне не нравится. Ладно, сейчас он соберется.

Но Ал не берет себя в руки. Прекрасно взяв первый квоффл, он едва не упускает второй. Я хмурюсь. Мои охотники, почти перешедшие в автономный режим, уводят линию атаки на другой конец поля, а я, продолжая перемещаться по полю, пролетаю мимо братца, рявкнув ему «Соберись!».

Следующий мяч он все же берет, но и это выглядит не слишком убедительно. Я не выдерживаю и даю свисток, заменяя одного из загонщиков на последнего, не попробовавшего себя в игре. Потом пользуюсь случаем и подлетаю к Малфою, который, слава Мерлину, сейчас держится недалеко от меня.

— Какого черта творит Ал? — слизеринец отвечает мне тяжелым взглядом и качает головой. Похоже, и он не понимает, что происходит.

— Он близок к тому, чтобы вернуться на скамью. Окончательно, — я даю очередной свисток и набираю высоту, чтобы не мешать игрокам. Скорпиус мелькает у колец команды соперников на пару с Пьером, ловец номер девять мчится наперегонки с Глорией, которая уже минимум дважды сумела сбить его с курса снитча. Я приближаюсь к воротам, у которых идет нешуточная борьба, и с неудовольствием замечаю, как новый охотник Митча с легкостью обходит Скорпиуса, завладевая квоффлом, и как в его сторону бросается разозленная не на шутку Бренда. Пьер страхует ее, но соперник совершает обманный маневр и разворачивает метлу в сторону наших колец. Он пролетает довольно близко от меня, и я на миг застываю. Не тот ли это американец, что активно ухлестывает за Лили?

Перевожу взгляд на Альбуса, опасаясь, что тот упустит мяч. Пока ему везло и на его счету ни одного гола, но играет он все же слабее второго вратаря. Выручает Жак, отправляя бладжер по адресу атакующего охотника, а потом все тот же загонщик запускает чудом попавшийся второй мяч в сторону Альбуса. Брат инстинктивно делает петлю, а потом возмущенно смотрит на товарища по команде. Отличный ход, кажется, Малфой договорился с Жаком, и тот нам всем очень помог. Альбус выравнивает метлу, и его взгляд становится более сосредоточенным. Следующий гол он берет без труда, а когда квоффл возвращается к нему меньше чем через минуту — отпасовывает его точно в руки Бренды. Девушка мгновенно оказывается на другой стороне поля.

— Эй, Джеймс, похоже, твой загонщик подслеповат! — раздается за спиной голос Митчелла.

— С Ритой ему трудно тягаться, — усмехаюсь я.

— С Ритой всем трудно тягаться, — поправляет меня американец, и мы смеемся. И хотя все это выглядит вполне дружелюбно, я чувствую, что он приценивается к моей команде, рассчитывая все слабые места и возможные линии для атаки.

— Полный комплект собрал? — уточняет он, не переставая изучать молниеносные фигуры в воздухе.

— Хорошие ребята, из них выйдет толк, — я киваю, не вдаваясь в подробности. Охотники действительно прекрасные. Загонщиков тоже удалось выцепить из общей неприглядной массы. О Диего и говорить нечего — играет не хуже моего отца, да и Альбус вроде получил свою порцию встряски.

Я присматриваюсь к кольцам, возле которых кружит брат, и вижу, что он действительно собрался. На моих глазах девушка-охотница пытается пробить его защиту, но тот красиво отправляет квоффл в полет, где его тут же перехватывает Пьер. Я довольно улыбаюсь.

— Твои как? Можем заканчивать? — и, увидев согласный кивок Митча, я даю долгий свисток, огласивший конец матча.

Обе команды приземляются на поле, и все остальные игроки спускаются с трибун к нам, чтобы выслушать вердикт тренеров.

— Спасибо всем попробовавшим свои силы, — начинает Пол. Я вижу, что он крайне доволен своими выбором и, оглашая его, не скрывает этого. Я оцениваю каждого из названных им игроков, и под конец опять натыкаюсь на американца, который уделяет достаточно много внимания моей сестре. Его хлопает по плечу кто-то из приятелей, а потом он обменивается кивками и со своим новым тренером. Похоже, они знакомы.

Когда приходит моя очередь объявлять результаты, я довольно быстро отбираю трех охотников, загонщиков и ловца, а потом немного медлю с вратарем. Конечно, Альбус мой брат, и он собрался, показав хороший результат. Но Джереми играл более ровно. Если я безоговорочно объявлю победителем Ала — это может расцениваться как подсуживание родственнику.

— На первой же тренировке я определюсь с местом вратаря, а пока его поделят Джереми Шоу и Альбус Поттер. Еще раз спасибо всем игрокам, и удачи!

Гомон и крики заполняют стадион, но я возвращаюсь к своему списку, отмечая тех, кто был принят мной в команду. Кто-то окликает меня, но я не сразу поднимаю голову от записей.

— Джеймс, как ты мог, Альбус заслужил место вратаря! — возмущается, впрочем, не слишком громко, рыжая сестрица, покинувшая на время стайку подруг неподалеку.

Ох уж эти родственные чувства девчонок!

— Лилс, дорогая, поверь, я сделал все, чтобы помочь Алу не облажаться, но ты сама все видела.

— Я видела, что он брал все мячи и вообще играл превосходно! — с жаром продолжает Лили и тычет пальцем в мой список. — А этот Джереми был как вареная морковь!

Любимое выражение нашей бабушки она применяет редко, только когда хочет выразить полнейшее презрение к человеку. Правда, не со злобой, а больше в порицание его вялости и безынициативности. Да, Шоу нечего противопоставить нашему рыжему урагану.

— Перестань, Лили, если Ал проявит себя на тренировках, я с радостью оставлю его в команде, если нет — отправится на скамейку запасных. И, между прочим, — я прищуриваюсь, глядя на сестрицу. — Твой американец…

— Не трогай Кайла!..

— Так вот, Кайл в команде Митчелла…

— Ты что, ревнуешь его? — фыркает Лили, но я тут же парирую ее выпад:

— Я ревную тебя, и ревность вполне позволит мне не спускать больше с тебя глаз, чтобы ты не слишком-то проводила время с соперниками.

— Джеймс Поттер, — младшая тыкает пальчиком мне в грудь, угрожающе сощуривая глаза. — Только попробуй вмешаться в мою личную жизнь, и я испорчу лучшие годы твоей!

Я громко смеюсь и притягиваю недовольно сопротивляющуюся сестрицу к себе.

— Даю тебе все карты, милая, только помни, что связываешься с Поттером.

— Как и ты, — чуть более миролюбиво говорит Лили, а потом тыкает меня в бок и высвобождается. — Мне пора, а ты будь паинькой! — вновь цитирует она родственников и удаляется, эффектно тряхнув волосами.

Нет, за ней определенно нужен больший присмотр.

Толпа болельщиков и игроков потихоньку рассеивается, и я замечаю Альбуса и Скорпиуса почти у самых трибун. Направляюсь туда, но постепенно замедляю шаг, потому что к ним присоединяется Нотт. Она обнимает Малфоя, и я впервые вижу на лице слизеринки искреннюю улыбку. После этого Мелани вновь становится невозмутимо-серьезной и, обращаясь к Алу, говорит что-то, упирая руки в бока. Вся троица разражается смехом, и я вижу, как мало-помалу веселеет братец. Что она умудрилась ему сказать?

Вновь направляюсь к ним, вполне довольный тем, как складывается ситуация, но предвкушаю не слишком приятный разговор с Альбусом. Впрочем, он сам виноват и, надеюсь, понимает это.

И все-таки, моя улыбка непроизвольно становится шире, когда я оказываюсь за спиной у слизеринки.

— А я слышал, что ты не интересуешься квиддичем, — протягиваю я насмешливо, наблюдая, как напрягается Мелани. Альбус чуть качает головой и трет лоб ладонью, а Малфой удивленно вздергивает брови.

Девушка не медлит с ответом.

— У тебя замечательный слух, — она чуть оборачивается, и я вижу, что она улыбается, но уже натянуто, не так, как когда веселилась с приятелями.

— Что же ты тогда делаешь на поле? — продолжаю я. — Решила попробоваться в команду? Прости, не видел тебя в списке вратарей…

Она чуть слышно выдыхает сквозь зубы, а потом резко поворачивается ко мне лицом. Открывает рот, чтобы сказать что-то, но тут подает голос Скорпиус, которому, видимо, тоже хотелось поучаствовать в баталии.

— Мелани не летает, — усмехается он, переводя взгляд с меня на кузину, что смеряет его недовольным взглядом. — Бескрылая Фэй, — быстро и тихо добавляет он, но ни Альбус, ни я не понимаем, о чем он. Слизеринка раздраженно цокает, но удерживается от комментария. А я решаю все-таки прикинуть наудачу:

— Боишься высоты? — и по лицу девушки вижу, что так и есть. Она скрещивает руки на груди и смотрит в мою сторону исподлобья, с какой-то опаской. Она серьезно думает, что я сейчас схвачу ее, усажу на метлу и оставлю в стратосфере? Глупая. Хотя, Лили бы понравилась такая игра.

В любом случае, у меня нет намерения уделять Мел так много внимания: не больше прочих. Смотреть, как она отбрыкивается и строит из себя недотрогу — забавно, вот и все.

— Тогда, ты, наверное, музицируешь на органе? Или пишешь маслом? — продолжаю подначивать я. — На крайний случай, слагаешь сонеты.

Положительно, наблюдать за тысячей сдерживаемых эмоций на хорошеньком личике этой колючки — бесценно.

— Ты забыл про яды, — кивает Мелани. — Еще я обожаю готовить медленнодействующие яды, а потом угощать ими пижонов, вроде тебя. — Кажется, она вновь настроена воинственно, и я насмешливо поднимаю вверх ладони, будто сдаюсь.

— Я просто хотел понять твою душу, милая, — проникновенно говорю я, совершенно серьезно глядя на девушку. Выдаешь понимание и даже некую трепетность перед собеседницей — девицы, как одна, покупаются на эту чушь.

Мелани пристально смотрит на меня, а потом улыбается так, как раньше, при разговоре со Скорпиусом и Алом. Восхитительная улыбка. Кажется, она попалась.

— И все же, Джеймс, я очень надеюсь, что ты будешь аккуратнее пить из своего стакана, — сверкает кристальной честностью слизеринка, а потом картинно закатывает глаза, прикладывая кисть ко лбу, как героини маггловских новелл, и уходит. Видимо, прекрасно чувствуя на себе мой взгляд, она начинает другой рукой обмахиваться, словно у нее кружится голова, и удаляется, ни разу не обернувшись.

Усмехаюсь и перевожу взгляд на Альбуса и Малфоя.

— Теперь к вам.

— А моей сестре ты, видимо, уже все сказал? — с подозрением, но без наезда уточняет Скорпиус.

— С твоей сестрой невозможно разговаривать, — смеюсь я. — Но тем не менее, это крайне занимательно.

— Не могу не согласиться.

Я смотрю на Альбуса, и не могу удержаться от вопроса.

— Что на тебя нашло сегодня? Ты у ворот был как вареная морковь, хотя Лили и назвала так твоего конкурента. Я уже успел выслушать ее мнение по поводу моей черствости и отсутствии братских чувств.

— Просто не выспался, — буркает Ал, перехватывая метлу в другую руку.

Да ну?

— А мне казалось, что после моего визита за завтраком вам стало легче. Ты очень горячо утверждал, что голова не болит. Или это ты перед Мел красовался? — последнюю фразу я выдаю на автомате, распалившись. Но она вполне может угодить в цель: если вся вина в том, что Нотт вскружила ему голову, то я быстро прочищу ему мозги.

— При чем тут Мелани? — вскидывается брат.

— Ну, а кто тогда? Та американка, на которую ты пялишься каждый раз в столовой?

Ал ощутимо напрягается и хмурится.

— Нет, Джим, просто плохое настроение. Больше я ни на что отвлекаться или расслабляться не намерен, понятно?

Я внимательно смотрю на него, а потом киваю.

— Ты нужен нам в игре. А постоянно привлекать твое внимание прицелом бладжера нет времени, знаешь ли.

Зачинщик-Малфой усмехается, а Ал окидывает хмурым взглядом уже его.

— Я мог не увернуться.

— Мог, — соглашается Скорпиус. Братец вздыхает, потирает лицо, а потом машет рукой к выходу с поля.

— Идемте, кажется, сейчас будет ужин.

Я удивленно проверяю время, и понимаю, что брат прав. Хотя в то, что отборочные длились три с лишним часа — трудно поверить.

Все вокруг тоже покидают поле, разбредаясь, кто куда, но Ал и Скорпиус, похоже, очень вымотались, чтобы протискиваться в толпе, потому мы терпеливо пропускаем всех спешащих.

Мимо нас пробегает Лили, тянущая за руку Доминик, которая не слишком ловко лавирует, то и дело извиняясь на французском.

— Уже поболтал с ней? — я махаю рукой на упорхнувшую сестрицу, обращаясь к Альбусу.

— Да, она поздравила меня с тем, что у нас самый черствый брат в мире, — вставляет шпильку он.

— Ну, мои поздравления по этому поводу тебе не нужны, — усмехаюсь я, а потом добавляю. — Этот ее американец — в команде Митча. Не то чтобы мне доставляет удовольствие доводить Лили, вмешиваясь и не спуская с нее глаз, но… я не хочу, чтобы мы конфликтовали с ней из-за этого.

— Лили не перестанет проводить с ним время. И точно уж не будет выбирать парней, чтобы мы одобряли, — констатирует Ал, и я вздыхаю, соглашаясь.

— Как хорошо, когда у тебя нет младшей сестры, — раздается насмешливый комментарий Малфоя.

— А Мелани ты уже вычеркнул из семейного древа? — улыбается Альбус.

— С Мел нет таких проблем, — просто отвечает Скорпиус.

— То есть она не пропадает Мерлин знает где с парнями? — я насмешливо поднимаю брови.

— Нет.

Мы с Альбусом притормаживаем, оборачиваясь к слизеринцу.

— Ты серьезно? Возможно, ты многого не знаешь… — я продолжаю гнуть свою линию.

— У Мелани другие интересы, скажем так, — уклончиво отвечает Малфой.

Ал, кажется, тоже слышит об этом впервые. Так, это уже интересно.

— Я боюсь спросить, — тяну я, не сводя взгляда с блондина. Тот закатывает глаза, а потом смотрит на друга.

— Она просто хочет попасть на стажировку к Зельде Наварро, нашему алхимику, и уделяет этому очень много времени.

— Неужели? — не сдерживаюсь я, не слишком поверив ответу. Мы наконец покидаем поле и движемся в сторону жилого корпуса атлантов. Домики организаторов находятся прямо за ними, так что нам по пути.

Какое-то время мы молчим, но когда заворачиваем за угол и на нас едва не налетает Мелани.

— А, опять вы, — выдает она почти равнодушно, а потом проходит мимо и направляется к учебным корпусам.

Какое-то время мы смотрим ей вслед, не двигаясь с места, а потом Скорпиус произносит:

— Что я и сказал. Опять в лаборатории.

— Ужин через двадцать минут, — замечает Альбус.

— Наверное, решила пропустить, — пожимает плечами Малфой.

Мда, подобное равнодушие поражает.

— Кажется, тут не хватает братского контроля? — выдаю я в пустоту.

Слизеринец отвечает спокойно, кажется, не воспринимая наши слова.

— Я прекрасно понимаю, к чему вы клоните. Только Мелани не нужна опека: она умная девочка и знает, что делать. Мы одна семья, но вы забываете, что мы с ней живем не под одной крышей. Я не могу постоянно контролировать ее, да и не хочу. Она доверяет мне, и, если понадобится помощь, я — первый, кто узнает об этом. Это намного лучше, чем опекать ее каждую минуту, боясь, что она совершит малейшую ошибку.

Кажется, Ал тоже порывается возразить, но мы оба сдерживаемся. В словах Скорпиуса есть доля правды, и он явно пытается намекнуть, что и к Лили нужно относиться так же. Однако все не так просто. Возможно, Малфой действительно многого не знает о сестре, если она обращается к нему только в крайней необходимости. Я предпочитаю знать хотя бы не то, что у нее на уме, но во что она в очередной раз влипла. Не всегда мы бежим за помощью только в случае собственного бессилия. Иногда просто трудно признаться в своих ошибках. Лучше быть рядом, потому что иногда требуется поддержка без просьбы об этом. Так уж повезло Лили — быть младшей у двух братьев. И хотя мама постоянно утешала ее тем, что сама росла под присмотром целых шести — рыженькая от того возмущалась повышенному вниманию не меньше. Пожалуй, если бы последний год юноши вокруг нее не крутились как запертые в комнате снитчи — и я, и Ал были бы не столько назойливы. Хотя, наверное, и первое и второе трудно представить.

Я киваю ребятам, когда они заходят в свой корпус, и направляюсь к центральному из пяти организаторских домиков. Правые два занимают восемь девушек, но из них близко я знаю только Джо, потому что вместе с ней приезжал сюда атлантом. С ней живут Нела и Мира, и должна — Астрид, однако последняя все чаще ночует в самом левом домике, вместе с Митчем. Обитательниц крайнего правого домика я не запомнил, но, кажется, двоих из них зовут Вирджиния и Нэнси.

Все дома левее этих — мужские, а сразу за ними — третьим рядом — стоит продолговатый коттедж директора. Кажется совершенно мажорским и непозволительным, но, учитывая, что он выполняет так же функцию администраторского корпуса — вопросов не возникает.

В нашем доме я застаю только Брюса, а Заккари и Томас, похоже, трудятся под неусыпным контролем Джоанны.

— Как команда, Джей? — интересуется он из гостиной.

— Превосходно! Если сыграются — Митчелл будет утирать слезки над разгромным счетом, — я довольно усмехаюсь, и приятель понимающе кивает. Брюсу известно о моей с Полом взаимной неприязни, причем вовсе не от меня. Такого знатока и фаната квиддича найти трудно, но у соседа, кажется, связи и информаторы где только можно.

— Хорошо бы так! — канадец возвращается к каким-то записям в блокноте, а я прохожу в свою комнату, намереваясь принять душ перед ужином.

Когда часы показывают без четверти одиннадцать, организаторы и охрана собираются возле нашего корпуса, чтобы проверить территорию. Это входит в обязанности только службы безопасности, но за ужином мы решили, что составим парням компанию, а потом съездим в город, в паре десятков миль отсюда. В половину двенадцатого проходит последний поезд в сторону города, а обратно мы попадем только к шести утра. Неплохой расклад.

Ребята о чем-то спорят, двигаясь в направлении девичьих домиков, когда к нам присоединяется Джоанна, запыхавшаяся и усталая. Она едва закончила вечернее мероприятие для атлантов, а потом сразу принялась готовить завтрашнее. С разбегу виснет на моей и Майкла шеях, тормозя всю неспешную процессию.

— Добби свободен! — только и произносит она, а потом я помогаю аккуратно переместить обе ее руки на Майкла. Девушка вздыхает, цепляется за локоть приятеля и мы продолжаем идти.

Вообще-то эту фразу она подцепила от меня. Однажды отец по нашей очередной просьбе рассказывал о Второй Магической Войне и упомянул своего верного друга — домового эльфа по имени Добби. Помимо героического поступка, совершенного им, он запомнился и тем, что именно наш отец помог ему освободиться от служения в доме Малфоев (не уверен, что им это понравилось, Мелани наверняка до сих пор жалуется, что у нее так мало подчиненных). Знаковой для меня эта фраза стала, когда я сдуру ляпнул ее после умопомрачительно долгой и масштабной уборки в своей комнате. Конечно, тут же схлопотал от матери подзатыльник, но я и дальше, втихую, продолжаю высказываться подобным образом при случае. Конечно, моя первая смена в МАЛе не могла пройти без восклицаний, и Джоанна, однажды услышав это, переняла, лишь образно понимая, о чем речь. Впрочем, вскоре не только она.

— Куда ты убежала сегодня с пляжа? Тебя даже на ужине не было, — интересуюсь я, не слишком внимательно поглядывая по сторонам в поисках припозднившихся атлантов, которые, по правилам, не должны находиться вне жилого корпуса после одиннадцати вечера. Конечно, нас в свое время это мало останавливало, но раз уж теперь нам поручено контролировать это… Не дай Мерлин встретить здесь Ала или, хуже того, Лили!

На тропинке, между деревьев мелькает на миг чья-то рыжая макушка, но, присмотревшись, я понимаю, что это вовсе не сестра, а просто кто-то, освещающий путь красноватым огоньком. Майкл советует шатенке поторопиться, и она, кивнув, ускоряет шаг.

— С нами должен был связаться агент «Снитчей» по поводу райдера, а он еще в тот раз интересовался у меня, сможем ли мы предоставить пенную пушку, — закатывает глаза она.

— Ту, что из магазина Ужастиков Умников Уизли? — уточняю я.

— Именно, — кивает Нела, которая, помнится, ускользнула утром вслед за Джо.

— Только эта должна стрелять пеной от сливочного пива! — не выдерживает Робертс. — Представляете? У них, видите ли, новая фишка — они выстреливают в толпу сливочной пеной, которая, помимо прочего, должна летать по залу.

— Мм, — тяну я, едва сдерживая смех. — Кажется, пена из пушек УУУ как раз летающая, разве нет?

— Да, но они не изготавливают летающую пену от СЛИВОЧНОГО ПИВА! — похоже, долгие обсуждения и споры по этому поводу уже выводят Джоанну из себя. Она так возмущена, что, кажется, готова взорваться.

Я стараюсь немного успокоить ее и замечаю:

— В две тысячи четырнадцатом у них подобных требований не было.

— Да, тогда они еще были конкурентоспособны, — зло выдает организаторша, но тут вступает Мира.

— В две тысячи четырнадцатом они были чем-то свежим и интересным, а теперь, с таким притоком новых молодых рок-групп, они решили… разнообразить свое шоу. — Кажется, она говорит словами агента, который втюхивал им это. — Теперь они удивляют своих зрителей.

— Поттер, ты что, фанат этой группы? — хохочет Брюс.

— Ну, нет, — округляю глаза я. — Однажды они выступали на Чемпионате Мира. Финал. Болгария-Бразилия. Я был там с семьей.

— И тот момент, когда они вышли на поле, заставил тебя трепетать? Поэтому ты так хорошо помнишь детали? — подключается Майкл.

— Нет, думаю, в такое состояние его привели новенькие Молнии-9, на которых появилась команда Болгарии, — продолжает шутить Брюс.

— Этот вариант мне больше нравится, — смеюсь я.

— Кстати, о семье, Джеймс, — начинает Мира елейным голоском. — Как дела у профессора Люпина?

— Мира, дорогая, я уже говорил Вирджинии, что Тедди давно и счастливо женат. Не представляю, как ты прослушала этот факт, — фыркаю я. Появление крестника моего отца вызвало немалый переполох среди женской части организации. Первой ко мне пристала Нэнси, и, получив неудовлетворительный ответ, похоже, затаила на преподавателя Боевой Магии нехилую обиду. И зачем? Радоваться нужно, что в МАЛ не приехала Виктуар в качестве колдомедика, тогда кровопролитие от ревнивой жены было бы неизбежно.

— И кто же… — прищуривается Мира, подозрительно глядя на меня. Похоже, думает, что я просто защищаю друга и отваживаю поклонниц. Я терпеливо отвечаю.

— Моя кузина — Виктуар. И, предвещая твои вопросы: Тедди мне не родственник. Он крестник моего отца.

— Погоди-ка, вспомни еще раз тот памятный для тебя матч две тысячи четырнадцатого, — заводит Брюс. — Не об этой ли парочке строчила Скитер?* В Канаде тоже выходят ее статьи, — поясняет он.

Я ухмыляюсь и киваю.

— Да, Люпин с юных лет блистает на обложках!

Мы разражаемся смехом, спугнув какую-то парочку, которая, похоже, решила скрыться в зарослях и отсрочить комендантский час. Тони подгоняет их, сообщая, что у них пять минут.

— А ты что здесь делаешь? — строго спрашивает Джоанна, обращаясь к кому-то на пороге учебного корпуса.— Через три минуты нахождение на улице будет запрещено правилами лагеря.

Девушка, волшебной палочкой левитирующая целую стопку учебников, на миг отрывает взгляд от тяжелого груза, и я узнаю Мелани. Нотт стоит на пороге корпуса с лабораториями и, похоже, только что покинула его. Она серьезно просидела здесь пять часов?

Мел невозмутимо окидывает всех взглядом, а потом кивает.

— Уже ухожу.

Меня так и подмывает сказать ей, что две встречи за день — еще случайность, три — уже судьба,(а о четырех — и говорить нечего), чтобы посмотреть, как ее личико исказится от гнева. Только вот выглядит девушка слишком уставшей, и я решаю сделать ей поблажку.

Джоанна какое-то время цепко всматривается в Мелани, а потом добавляет:

— Поторопись. Тебе ведь не нужны проблемы?

Нотт, уже почти миновавшая нас, оборачивается и встречается со мной взглядом.

— Вы правы. Проблемы мне совершенно не нужны, — и уходит.

Все-таки, на месте Скорпиуса, я бы больше приглядывал за сестрицей. Ответственность — это замечательно, но настолько поздняя учеба…

— Джо, а до скольки учебные корпуса открыты для студентов?

— Вообще-то находиться там без преподавателя официально запрещено, но если профессор допустил студента… Подумай сам, Джеймс, ну кто из подростков захочет проводить лишнее время в классе, когда на улице июль?

— Мисс Атлант Года, а как вы в свое время попали в лагерь? — насмешливо тянет Майкл, который, похоже, еще не слышал этой истории.

Я начинаю картинно стонать, потому что это, казалось бы, Джоанна поведала всем.

— Я стипендиат по проекту о развитии магической связи, призер конкурса Юных Ораторов и …

— Смотрите, который час! Поезд отходит через девять минут! — перекрикиваю я ее и первый бегу к воротам, за которыми начинается дорога к станции.

Народ оживляется и, боясь опоздать, со всех ног спешит за мной. Кто-то на ходу прощается с парнями службы безопасности, потому что им покидать территорию МАЛа можно только с разрешения начальника или самого директора. Потому они остаются патрулировать местность ночью.

— Джеймс Поттер! — доносится до меня возмущенный вопль Джо, которая лишилась всех слушателей в один миг. — Я прикончу тебя твоей же метлой!

Я радостно смеюсь и первым заскакиваю в поезд.

*Имеется в виду статья «Воссоединение Отряда Дамблдора на Чемпионате мира по квиддичу», опубликованная Дж. Роулинг от лица Риты Скитер.

— Доброе утро, Лили!

Я только киваю ребятам и падаю на свое место, все еще запыхавшаяся, потому что бежала сюда как ненормальная. Скотт тут же подвигает мне полную тарелку блинчиков с кленовым сиропом, а Свити наливает в мою чашку ароматный фруктовый чай.

— Ты опаздывала, и мы взяли тебе еды, пока не разобрали все нормальное и не остались одни овощи, которые все равно никто не ест.

Сесилия бросает на него хмурый взгляд и демонстративно хрустит морковной палочкой (она очень тщательно следит за своей фигурой, и мальчики любят дразнить ее, на ее глазах поедая пирожные).

— Вы самые заботливые друзья на свете, — с чувством провозглашаю я перед тем, как отправить в рот первый кусочек. — Сколько у меня времени?

— Можешь не торопиться так, до начала урока двадцать минут, — отвечает Карла, тряхнув головой, и я во второй раз облизываю вилку, чтобы не улыбнуться при виде ее новых сережек, коробочку с которыми она, очевидно, обнаружила сегодня утром на своей тумбочке. Конечно, это не такой уж и продуманный подарок для Тайной Феи, но я еще недостаточно хорошо ее знаю, к тому же, эти сережки я сделала сама. — А почему ты вообще опоздала?

— Да как всегда, — отмахиваюсь я и машинально нахожу глазами столик Ала и слизеринцев.

Нотт, конечно же, выглядит жутко довольной собой — она не простила мне покрывшуюся змеиной чешуей мебель, и ей показалось очень веселым превратить ножки моей кровати в львиные лапы. Да, именно тогда, когда я на ней сплю. Ох, как мне хочется иногда ее убить!

Ребята с улыбками переглядываются: их наша борьба только забавляет, и все они любят заходить в нашу комнату, чтобы найти очередные змеино-львиные изменения в интерьере. Серьезно, с этим цирком уже пора завязывать, но я первая сдаваться не собираюсь.

Я делаю глоток чая и с самым что ни на есть воодушевленным видом говорю:

— Я записала нас в театр.

Уильям давится тостом и начинает кашлять. Свити достает палочку и произносит заклинание, прочищающее дыхательные пути. Потом все взгляды обращаются ко мне, и я продолжаю улыбаться, как будто только что сообщила им невероятно радостную новость. То есть, для меня-то она, конечно, радостная, но вот на лицах мальчиков я точно не вижу энтузиазма.

— Куда, прости? — Скотт поднимает брови.

— В театр, — повторяю я (главное — не терять уверенности). — Вчера Мира, она организатор, спросила, не хочу ли я поучаствовать. А я, разумеется, хочу, это же так здорово! И я пообещала привлечь друзей.

— Ты что, издеваешься? — мотает головой Уилл.

— Ребят, вы что, это же весело! — восклицаю я, всплескивая руками (все еще надеюсь убедить их, что это действительно отличная идея.) — Выберем пьесу, проведем прослушивание на роли, будем репетировать и выступим в день финального награждения. Нам же надо чем-то себя занять, в конце концов! Мероприятия обычно вечером, в квиддич мы не играем, валяться на пляже часами нам быстро надоест. Ну, что скажете?

— Почему бы и нет? — улыбается Свити. — Это должно быть интересно.

Доминик пожимает плечами и соглашается, но я понимаю, что это ровно до того момента, когда какие-нибудь ботаники не решат, что им мало уроков и не откроют научный клуб. Она очень умная. Сесилия говорит, что собирается пойти на хореографию (но, если честно, я уверена, что она долго не протянет, она довольно ленива для каких-либо дополнительных занятий), а Карла еще вчера вечером ходила на первую репетицию хора и, хоть и заявила, что большинству там медведь на ухо наступил, все-таки хочет остаться там и не дать «этой группке неудачников» совсем опозориться.

Я немного расстраиваюсь, но понимаю, что желающих попасть в театр девочек будет много, и проблема совсем не в них.

— Ребята? — я смотрю на Скотта и Уильяма.

— Нет, Лилс, даже не пытайся, — австралиец категорически мотает головой.

Ладно, понятно, переходим ко второй стадии. Я вздыхаю, смотрю в свою тарелку и снова поднимаю взгляд, сделав большие — чуть жалобные, но не так, чтобы это было очевидно, — глаза. На папу всегда действует этот взгляд, если мне что-нибудь нужно. Не то чтобы я этим злоупотребляла, но все же.

— Мальчики, ну пожалуйста, — умоляющим тоном говорю я. — Хотя бы сходите со мной сегодня и посмотрите, как там. Просто Мира сказала, что большинство парней оказываются…

(— Интересно, почему, — едва слышно фыркает Скотт.)

— … и если никто не придет, никакого спектакля не состоится. А я бы правда очень хотела играть.

Скотт начал сомневаться, еще чуть-чуть, и он точно согласится.

— Если тебе нужно уговорить парней, у тебя есть кандидат получше, — замечает Уильям.

Сразу поняв, на кого он намекает, я поворачиваюсь к трем сдвинутым столикам американцев, но место рядом с темноволосой девушкой по имени Саммер, на которую все время пялится мой брат, пустует. Свити задевает меня локтем и кивком указывает на другой стол, за которым я действительно вижу Кайла. Сначала я недоумеваю, рассматривая его новую компанию (в первую очередь, конечно, девушек, с которыми он увлеченно о чем-то говорит), но, приглядевшись, понимаю, что это его новая квиддичная команда.

— У него будут постоянные тренировки, — вздыхаю я. — Видишь, они уже за завтраком решили обсудить стратегии.

— Не обязательно, — говорит Скотт. — Просто Митч хочет, чтобы они теперь везде появлялись вместе. Укрепляет командный дух и все такое.

Хм, надо будет сказать Джиму.

— А что еще? — невинно интересуюсь я.

Парень, усмехнувшись, качает головой.

— Лилс, я хоть и далек от квиддича, но я все-таки американец, я болею за Пола. А ты сестра Джеймса… Если бы я что-то и знал, все равно бы тебе не сказал.

— Ну и отлично, не хочешь — не надо, — заявляю я, скрестив руки на груди. — Но к твоему сведению, это очень меня задевает. И ты можешь искупить свою вину, если пойдешь со мной в театр. Вот Уильям уже согласился.

— Это когда? — опешив, уточняет австралиец.

— Мальчики, — я поднимаюсь с места. — Мы опоздаем на уроки, если я продолжу вас уговаривать, но вы же понимаете, что, в конце концов, я все равно это сделаю. Поэтому давайте пропустим эту часть и просто после обеда пойдем в зал?

Скотт с тихим стоном опускает голову на руки.

— Ты невозможна, Лилс.

— И я вас люблю, — я довольно улыбаюсь. — Ну что, идем?

До учебного корпуса мы бежим, и в кабинет Политологии я влетаю через минуту после профессора Купера. Торопливо извинившись и дождавшись приглашающего кивка преподавателя, я прохожу к своему месту. Купер возвращается к теме урока, и я стараюсь сосредоточиться на его словах, но в этом классе в голове особенно четко воскресает картинка произошедшего здесь два дня назад. Не сдержавшись, я слегка поворачиваю голову влево, чтобы найти парту Малфоя. Слизеринец с несколько скучающим видом слушает профессора, и ничего в его поведении не выдает волнения или злости. Значит, сегодня ничего подобного не произошло. Не то чтобы я за него беспокоилась — да никогда в жизни! — но все же… Он определенно приехал в лучший волшебный лагерь не для того, чтобы какие-то идиоты называли его Пожирателем смерти. Если уж здесь такое произошло, то я боюсь представить, что было в школе на первом курсе, где его встретили одиннадцатилетние дети, не имеющие не малейшего представления о такте, но зато прекрасно знавшие от родителей о роли его семьи. Когда я приехала, у Малфоя уже был Ал. Но что было в начале? Наверное, я смотрю на него неприлично долго, потому что слизеринец замечает это и переводит взгляд прямо на меня. Я мгновенно отворачиваюсь. Ну что за дура?

Все занятие, во время которого мы, разбившись на группы, представляющие разные страны, проводим имитированное заседание Содружества Магических Наций, я игнорирую его насколько это возможно и вступаю в ожесточенный спор с Яном Кестером и Альбертой Прейслер о Международном Статуте о секретности. Студенты Дурмстранга даже после войны пренебрежительно относятся к магглам, и Ян даже не боится это высказывать. Малфой в разговоре не участвует, хотя я замечаю, что некоторые косятся на него в ожидании пожирательско-чистокровной речи.

Как только звенит звонок, я тут же покидаю кабинет, присоединяясь в коридоре к шармбатонкам, Свити и парням. Последние, собрав всю воинственность, пытаются отстоять свое право выбирать дополнительные занятия по собственному желанию, но, разумеется, им это не удается.

На следующем уроке, истории, я уже ни на что не отвлекаюсь: Зеддикус Краф — это вам не Бинс с его монотонными лекциями про бесконечные восстания гоблинов. Обожаю историю, серьезно. Это началось с рассказов моих родителей об их молодости и о Второй Магической войне. Конечно, они упускали очень многое — что-то из-за нашего возраста, о чем-то им, наверное, просто очень тяжело вспоминать. И если о трагедиях, смертях и страшных событиях, коснувшихся непосредственно их, я могу так никогда и не узнать, то общая картина стала известна мне в основном благодаря книгам по истории. Любая оговорка, любое непонятное понятие, любое незнакомое имя — я все запоминала, а потом шла в библиотеку. Так Гарри Поттер привел к Битве за Хогвартс, битва за Хогвартс — к Бузинной палочке, Бузинная палочка — к Геллерту Грин-де-Вальду, Геллерт Грин-де-Вальд — к войне 40-х годов прошлого века. Каждая новая история рождала новые вопросы, ответы на которые я продолжала искать, погружаясь все больше и больше в прошлое. Это захватило меня настолько, что какое-то время я зачитывалась трудами историков, не отрываясь, и вся семья сравнивала меня с Гермионой. Но с тетей меня объединяет только любовь к книгам, а ее «исключительный ум и способности» унаследовала Роза, что она очень любит демонстрировать.

Профессор превосходно читает лекцию, и к середине занятия у меня жутко затекает рука, но я продолжаю записывать материал, зная, что конспекты очень помогут мне в следующем году при подготовке. К тому же, он преподает курс Всемирной Истории Магии, а не только английской, так что это действительно интересно. Уже после двух лекций настоящего ученого я начала задумываться о том, что хотела бы заниматься этим профессионально. Впрочем, у меня много идей и планов на будущее.

Учеба на сегодня заканчивается, и, выйдя в коридор, я едва не оказываюсь сбитой с ног толпой ребят, торопящихся покинуть наконец учебный корпус. Сегодня снова выглянуло солнце, и всем не терпится поскорее на море. Но меня от театра ничего не оторвет, к тому же, как сказала Джоанна, на пляж мы пойдем вечером — жечь костры, есть поджаренный зефир и рассказывать лагерные истории.

На улице я отхожу в сторону, чтобы дождаться девочек, и снова вижу квиддичную команду Пола Митчелла. Несколько секунд я стою на месте, не уверенная, что самой подходить к Кайлу — хорошая идея. Мне очень не хочется казаться навязчивой, но он никогда не показывал, что нахождение в моей компании не доставляет ему никакого удовольствия. Да и на посвящении он сам нашел меня в толпе. И вообще, у меня есть отличный повод с ним заговорить. Боже, в кого я превращаюсь?

— Кайл! — я все-таки окликаю парня, догоняя игроков, и машу ему рукой, когда он оборачивается.

Американец замечает меня — к моему облегчению, я не вижу на его лице признаков досады или раздражения — и, сказав что-то товарищам по команде, направляется ко мне. Те провожают его недовольными и подозрительными взглядами, и я почти уверена, что слышу от загонщицы Риты Вольц свою фамилию.

— Привет, Лил, — он улыбается, а я уже чувствую, как начинает гореть лицо, — ты на обед?

— Да, — я киваю, поправляя сумку на плече, просто чтобы не смотреть на него.

— Давай помогу, — спохватившись, предлагает он, и забирает у меня сумку, не обращая внимания на мой слабый протест. — Ох, что у тебя там?

— Просто учебники, решила взять с собой на всякий случай, — отвечаю я, надеясь, что он не видит, насколько мне приятно такое внимание с его стороны. — Спасибо.

— Без проблем.

— Слушай, что ты делаешь сегодня после обеда? В смысле… Я записалась в театр, но желающих не так много, и нам нужны парни, — поспешно объясняю я, чтобы сразу обозначить, зачем я вообще его позвала, хотя он и не увидел в этом ничего такого.

Вообще, мне кажется, что я одна придаю этому такое большое значение. Ну, еще мои братья. Но они мои братья и видят потенциального поклонника-смертника в каждом парне, который только заговаривает со мной. И девчонки. Но они, собственно, девчонки — им свойственно находить романтические намеки там, где их нет. А для самого Кайла я просто… кто? Мы и знакомы-то всего два дня. Это только я уже придумала себе невесть что.

— Прости, Лилс, но я не могу пойти, — говорит он как будто с искренним сожалением. — Митч еще в первый день зарезервировал поле на сегодня.

— Да, кстати, поздравляю с вступлением в команду!

— Спасибо, — он смеется. — Между прочим, ребята тебя подозревают. Я только что выслушал, что они думают по поводу моего общения с сестрой соперников.

— Я подобную лекцию выслушала еще вчера, — фыркаю я, вспоминая угрозы Джеймса.

— Охотно верю, — кивает Кайл и, широко улыбаясь, добавляет: — Но мы-то с тобой их не боимся, правда?

Конечно, нет! Мы будем вместе не смотря ни на что, и никто не разрушит нашу любовь! Ох… Серьезно?

— Ладно, удачи в театре, Лилс. Что бы вы там ни ставили, уверен, главная роль — твоя.

— Спасибо, Кайл.

Американец подмигивает мне, возвращает сумку и открывает дверь в столовую, а затем мы расходимся к своим столикам. Я смотрю на организаторов, ища Миру, и натыкаюсь на мрачный взгляд Джеймса. Не удержавшись, я показываю ему язык, и он закатывает глаза. Нечего мне указывать, с кем общаться! Никто не… Так, я что, опять думаю про вечную любовь?

После обеда мы впятером отправляемся в зал, где должно пройти первое собрание. Народу здесь немного, и я замечаю, что Скотт и Уильям оказались не единственными парнями, которых против воли затащили сюда девчонки. Но этого следовало ожидать, а вот при виде Нотт, сидящей на одном из красных бархатных кресел, я спотыкаюсь и едва не падаю. Что здесь забыла эта змея?! Слизеринка дергает уголком губ, посмотрев на меня, и отворачивается, с преувеличенным интересом слушаю Миру, которая рассказывает уже собравшимся о репетициях и финальном показе.

Мы присоединяемся ко всем, устраиваясь на втором ряду. Скотт, отметив серьезное численное превосходство девочек, снова начинает ворчать — и затыкается, как только в зал входит еще одна небольшая группа. Уилл, проследив за его взглядом, тоже замирает, глядя на русоволосую девушку в центре, и у меня проскальзывает желание легонько ударить его по опустившейся челюсти.

Слева от меня едва слышно фыркает Свити.

— Диана Димитрова, — поясняет она, поведя подбородком в сторону пришедшей. — Учится на курс старше меня. Она у всех такую реакцию вызывает.

— Конечно, она же вейла, — хмыкает Доминик.

— Что?!

— Ну, вряд ли чистокровная, — уточняет кузина. — Скорее всего, наполовину, как моя бабушка Аполлин.

Я поднимаю брови.

— Хочешь сказать, что в одном лагере в одно время оказались две вейлы?

Спереди раздается смешок, и Мелани, сидящая перед Скоттом, отклоняется на спинку сиденья, слегка повернув голову.

— А тебя не смущает, что в одном лагере в одно время оказалось трое Поттеров, один Люпин-почти-Поттер и две кузины Уизли?

— Это, знаешь ли, о многом говорит, — парирую я. — А слизеринцев здесь всего двое, и то непонятно, за какие такие заслуги сюда попал твой братец.

Нотт усмехается и снова возвращает свое внимание организаторше, а у меня мелькает подозрение, что она сама не знает ответа на этот вопрос. Я снова смотрю на Доминик, и француженка пожимает плечами.

— В этом нет ничего сверхъестественного, вейлы же родом из Восточной Европы. А почему, ты думаешь, они были талисманами Болгарской сборной? Уверена, не у одной студентки Дурмстранга присутствуют гены вейл.

— Если вейлы у нас и есть, они об этом не распространяются, — шепотом говорит Свити. — В школу до сих пор не принимают магглорожденных и не очень охотно — полукровок. А вейлы вообще считаются полулюдьми.

Я не успеваю ничего ответить, потому что нас прерывает громкий голос Миры.

— Я думаю, все уже подошли, так что можно начинать, — организаторша воодушевленно улыбается. — Для начала, огромное спасибо, что пришли.

Девушка долго рассказывает о том, как театральное искусство необходимо для раскрытия личности и приобретения уверенности в себе, но все по-настоящему оживляются, когда она предлагает выбрать пьесу для постановки. Свое мнение высказывает каждая (парни молчат и только обмениваются мученическими взглядами), и, разумеется, к согласию никто не приходит. Предлагают и сказки барда Биддля, и дешевые популярные любовные романы (они вообще представляют, как это ставить на сцене?), и иностранные произведения, в основном мне незнакомые. Когда все перестают перекрикивать друг друга, я наконец озвучиваю идею, пришедшую мне в голову еще вчера.

— А что если адаптировать маггловскую пьесу под волшебный мир?

Мира с сомнением смотрит на меня, склонив голову на бок.

— И что ты предлагаешь?

Я уверенно улыбаюсь.

— Шекспир. Я бы поставила какую-нибудь из комедий Шекспира, действие почти каждой можно перенести в волшебную Англию. У нас большинство традиций Эпохи Возрождения все равно сохранилось в чистокровных семьях. Как насчет, например, «Много шума из ничего»?

— Звучит как твой жизненный принцип, — насмешливо произносит Мелани.

В моей голове возникает картинка, как я протягиваю руку и выдираю клок блестящих темных волос.

— Это известная пьеса, Нотт, — язвительно отвечаю я. — Но чистокровные снобы не опускаются до маггловской литературы, верно?

— Ох, Поттер, сжалься над миром и не рассуждай о том, к чему ты и близко не стояла.

— И близко не стояла? — переспрашиваю я. — Вы же там с детства заучиваете все родословные, тебе ли не знать, что род Поттеров также являлся уважаемым аристократическим родом? Но потом мой дедушка наплевал на ваши безумные традиции и решил жениться по любви.

Слизеринка едва заметно дергается, и по ее надменному лицу пробегает судорога. Не знаю, что именно в моих словах так задело ее, но я хотя бы достигла своей цели. Она не отвечает, откидывается на спинку кресла и скрещивает руки на груди.

— Мне нравится твоя идея, Лили, — говорит Мира, отвлекая всех от зарождающейся ссоры. — Но это довольно сложно. Если завтра ты принесешь переделанный текст, мы посмотрим. Это касается и всех остальных. Если у вас есть мысли — пожалуйста, приносите сценарии. На сегодня все, еще раз спасибо вам.

— Наконец-то! — восклицает Уильям, с готовностью поднимаясь с места. — Я на пляж, все со мной?

— Вы идите, я позже к вам присоединюсь, — говорю я. — Мне теперь срочно нужно найти здесь Шекспира.

Я возвращаюсь в жилой корпус и направляюсь к библиотеке. Первый этаж почти пустует — все на пляже, дополнительных занятиях или тренировке — и в общей гостиной я встречаю только нескольких человек, играющих в шахматы и настольный квиддич.

Хлоя, девушка-библиотекарь, указывает мне на стеллаж с маггловской литературой, но выбор очень невелик. Я провожу пальцем по корешкам книг и чуть ли не подпрыгиваю от радости, когда нахожу искомую фамилию. Но, вытащив том и увидев название, я только разочарованно вздыхаю: «Ромео и Джульетта». Конечно, это «самая романтическая история всех времен», но драмы Шекспира явно созданы не для любительского театра в подростковом лагере. Нельзя знакомить иностранных волшебников с величайшей британской трагедией о любви, если никто из актеров не сможет сыграть достойно и передать всю глубину чувств героев. Да и вообще, настроение будет не то.

— А есть еще Шекспир? — спрашиваю я у Хлои. — Я искала комедии.

— Прости, но если нет на полке, значит, нет вообще, — она пожимает плечами. — Здесь в основном учебная и научная литература. Слушай, ты можешь заказать здесь, — девушка протягивает мне листовку с рекламой книжного магазина в городе. — Здесь указан адрес, отправь им письмо, и завтра книга будет у тебя.

Я благодарю ее и за неимением лучших вариантов все-таки беру «Ромео и Джульетту», хотя в этот книжный магазин собираюсь написать сразу же. Буду умолять их прислать мне книгу сегодня или, в крайнем случае, завтра утром, чтобы попробовала составить сценарий во время уроков. На Артефактологии, конечно, мне это вряд ли удастся сделать незаметно, но профессор Шикоба точно ничего мне не скажет.

Поднявшись на второй этаж, я сворачиваю в крыло мальчиков, чтобы спросить Ала, вернулся ли Шепард.

Я нетерпеливо стучу в дверь несколько раз, и только за секунду до того, как в комнате раздаются шаги, я понимаю, что открыть мне может вовсе не Ал. И оказываюсь права. Черт.

Малфой ухмыляется при виде меня.

— Заблудилась?

— Альбус здесь? — без предисловий спрашиваю я.

— Нет, — хмыкает он в ответ, явно не собираясь говорить, где мой брат.

Я выдыхаю, с трудом сдерживая раздражение. Не то чтобы я горю желанием продолжить беседу, но я не знаю, где еще взять сову.

— А Шепард не прилетал?

— Я за вашим зверинцем не слежу.

Ну и черт с тобой.

— Спасибо, — зло бросаю я и разворачиваюсь, чтобы уйти.

Наверное, в совятне должны быть общие совы. Я ведь буду слишком надоедливой, если попрошу птицу у Кайла?

— Зачем ты это сделала?

Вопрос, заданный со слишком непохожими на слизеринца интонациями, заставляет меня остановиться. Я смотрю на Малфоя.

— О чем ты?

— Ты знаешь, — он закатывает глаза. — Зачем ты встала на мою сторону тогда?

— Потому что Найтс действительно был неправ, — я пожимаю плечами и медленно возвращаюсь к его двери.

— Разве? — спрашивает Малфой, прислонившись плечом к косяку.

— У него не было никакого права говорить что-либо о твоей семье, учитывая, что он ничего не понимает в этом, — спокойно отвечаю я, высказывая свое мнение, но не выражая при этом никакого сочувствия.

— И гены не позволили тебе остаться в стороне? — насмешливо продолжает он. — Поттер в борьбе за справедливость…

— Да пошел ты, Малфой! — мгновенно вскипаю я. — И ты туда же! Хочешь знать, почему я вмешалась? Пожалуйста! Я ненавижу, когда о людях судят по их родителям. Конечно, ты можешь сказать, что быть дочерью героя и сыном Пожирателя смерти — совершенно разные вещи, но я терпеть не могу, когда во мне видят только дочь Гарри Поттера. Ты видел, даже Найтс заткнулся, когда услышал мою фамилию.

— Ну, это было довольно эффектно.

— Да, я не спорю, но он ведь не услышал ничего из моих доводов. В конце концов, ему оказалось важно только мое происхождение. Так что, я сделала это, потому что… понимаю тебя.

Почему я вообще откровенничаю так с Малфоем?

— Да брось, Поттер, — не успокаивается он. — Ты сама нередко выражаешь свое презрение ко мне — мерзкому Пожирателю.

— О да, я действительно презираю тебя. Потому что ты кретин. Самовлюбленный идиот. Подонок. Придурок. Мне продолжать? — я не могу сдержать милой улыбки и тут же добавляю: — Но я никогда бы не назвала тебя Пожирателем смерти.

— Неужели? — переспрашивает он.

— А я, по-твоему, совсем дура? — огрызаюсь я, о чем сразу же жалею.

— Ну, раз уж ты спросила…

Я закатываю глаза и вздыхаю.

— Знаешь, в чем твоя проблема, Малфой? — устало произношу я.

— Очень интересно, просвети меня, — ухмыляется он.

— Ты используешь свое происхождение в качестве оправдания, — прямо заявляю я. Почему бы не высказать все, что я о нем думаю, раз уж представился повод? — Ты не бываешь таким мудаком с Алом, потому что он в свое время наплевал на предрассудки и стал твоим другом. Остальные же… Всех, кто тебя ненавидит, ты автоматически относишь к слепой толпе, которая, как этот Найтс, считает тебя Пожирателем смерти. Ты можешь сделать что угодно кому угодно и после обвинить их в том, что они предвзято к тебе относятся. И в твою голову никогда не приходила мысль, что люди могут ненавидеть тебя, потому что ты, Скорпиус Малфой, просто неприятный человек с ужасным характером.

Несколько секунд слизеринец молчит, а потом вдруг разражается смехом. Да, конечно, это выглядит так естественно. Он же не думает всерьез, что я куплюсь на это.

— Весьма неплохо, — говорит он. — Такой интересный психологический портрет… Такое ощущение, что ты всю жизнь за мной наблюдаешь. Но скажи мне вот что, Поттер. Как ты тогда объяснишь наше с тобой знакомство, а? «Альбус, ты что, дружишь с Малфоем?» — зло повторяет он тот вопрос, который я, не сдержав удивления, задала Алу, когда он представил мне своего лучшего, копируя мою интонацию.

— Малфой, наши родители враждовали! — восклицаю я, и в моем голосе звучит больше обиды, чем хотелось бы. — Я слышала, как об этом говорил дядя Рон. Я не знала, что твои предки были Пожирателями смерти! Черт, да я даже не знала, кто такие Пожиратели смерти!

Он смотрит на меня, и впервые за то время, что я его знаю, он выглядит слишком растерянным, чтобы даже попытаться скрыть это.

— Знаешь, Малфой, — я усмехаюсь, чувствуя, как где-то в горле собираются слезы. — Альбус часто писал мне о своем новом лучшем друге. И мне просто не терпелось познакомиться с тобой. А ты мне нагрубил. Просто так. Ни за что. Потому что ты всех подозреваешь. Но, по-моему, тебя твое происхождение беспокоит больше всех.

Я стремительно разворачиваюсь, и почти бегом покидаю коридор мальчиков, пока он не успел ничего сказать или, что хуже, пока мне самой не пришла в голову замечательная идея признаться еще в чем-нибудь. Мерлин, зачем я вообще ввязалась в это?

Я захлопываю за собой дверь в комнату, прислоняюсь к стене и с ужасом осознаю, что плачу. Чудесно. Не хватало мне еще реветь из-за этого придурка. Швырнув на пол сумку, я падаю на кровать, и тут же подскакиваю, почувствовав, как что-то впивается мне в ребро.

На покрывале лежит книга. Сначала я думаю, что случайно оставила учебник, когда собиралась, но название приводит меня в шок: «У. Шекспир. Избранные комедии». Я поднимаю сборник, и из него выпадает сложенный вдвое листок.

«Надеюсь, это то, что ты искала. Тайная Фея».

Из окна, за которым я наблюдала последние пятнадцать минут, высовывается голова Лили, и я машинально дергаюсь, еще больше прячась за ствол дерева, хоть и знаю, что листва полностью скрывает меня от ее глаз. Ветер подхватывает непослушные рыжие волосы, и она безуспешно пытается заправить их за уши, обводя взглядом пространство между жилым корпусом и домиками организаторов, а потом снова исчезает в комнате и закрывает окно.

Что ж, в том, что я одиночка, определенно есть свои плюсы. Например, я в любые поездки беру с собой много книг, чтобы было чем себя занять. И по счастливой случайности в этот раз в моей переносной библиотеке оказался сборник комедий Шекспира, который Лили отчаянно искала в библиотеке, не заметив меня за стеллажом с книгами по Трансфигурации. Учитывая то, как громко она за завтраком убеждала своих друзей пойти сегодня в театр, легко догадаться, зачем ей понадобились пьесы великого английского драматурга. Так что мне представился шанс исполнить обязанности Тайной Феи и помочь моей звездной кузине добиться успеха еще в одном деле и привлечь к себе еще больше внимания. Да уж, сомнительный плюс… Но совесть, к сожалению, не позволит мне отделаться шоколадкой, когда у меня есть то, что ей действительно нужно.

Я снова опускаюсь на расстеленный под деревом плед, смотрю на расширенную заклинанием шкатулку, в которой привезла книги и все-таки делаю выбор в пользу взятого в библиотеке учебника. Сегодняшняя Трансфигурация прошла не лучше, чем первая, а профессор Маркус так резко комментирует любую нашу неудачу, что я готова заниматься и самостоятельно, лишь бы не ударить лицом в грязь на уроке. В прошлом году мы не занимались трансфигурацией живого, нас учили превращать любые мелкие вещицы в самые неожиданные предметы, прорабатывая при этом форму, материал, дизайн — не было никаких шаблонов, мы получали все, что хотели сами, до малейших штрихов. В рамках законов Гэмпа, разумеется. Это было просто невероятно. Но Маркус решил уделить внимание уже более сложным метаморфозам. Конечно, превращение неодушевленных предметов в животных мы изучаем и в школе, но, опять же, мы просто выполняем определенные задания с определенными объектами. К тому же, нам всего лишь необходимо добиться внешнего сходства и выполнения самых основных действий, вроде хлопанья крыльями или виляния хвостом. Но то, что делает Маркус… Еще на первом занятии я заметила, насколько естественными выглядели звери, в которых превратились наши парты. Мне потребовалось бы довольно много времени, чтобы отличить их от настоящих. Я даже уверена, что созданные профессором животные имели все необходимые системы внутренних органов. А учитывая, сколько в классе было парт и сколько секунд ему понадобилось для формирования этого зоопарка… Джером Маркус — настоящий гений. Пусть мне и не нравится методика его преподавания, я не могу не признать, что это самый талантливый трансфигуратор из всех, кого я видела. И мне такого уровня не достичь никогда.

Еще раз пробежавшись глазами по теории, я откладываю учебник в сторону, достаю из шкатулки первую попавшуюся книгу, чтобы потренироваться. После неудачной первой попытки (на спине вместо полосок красовалась золотистая надпись «Вальтер Скотт»), я получаю полноценного британского котенка. Он очаровательно мяукает, обнажая маленькие зубки, ложится рядом с моей ногой, сворачивается клубочком и закрывает глазки, но, когда я провожу ладонью по гладкой шерсти, не мурлычет и вообще никак не реагирует на прикосновение. А Маркус от нас требует всех стандартных особенностей поведения. Несколько секунд я раздумываю над тем, стоит мне превратить его обратно в книгу и попробовать снова или же попытаться трансфигурировать уже существующего котенка в улучшенную версию, но тут меня отвлекает движение сбоку.

Мне кажется, высшие силы сжалились надо мной и решили скомпенсировать недостаток общения тем, что посылают ко мне людей, о которых я думаю. То, что это не те люди, с которыми я жажду пообщаться, никого уже не волнует. Как только я вспомнила о Тайной Фее, в библиотеке появилась Лили — а вот сейчас по мощеной дорожке, ведущей от преподавательских домиков, в мою сторону идет сам Джером Маркус. Меня он, конечно, уже заметил, и мне ничего не остается кроме как улыбнуться, когда он останавливается у края пледа.

Профессор придирчиво осматривает мое творение и хмыкает:

— Весьма недурно, мисс Уизли, лучше, чем можно было ожидать. Возможно, вы не настолько бездарны, как остальные лентяи, посещающие мои занятия.

— Мм… Спасибо, профессор.

Я, если честно, не поняла, стоит ли расценивать это как комплимент.

— Если бы вы сдавали экзамен сейчас, вам одной из немногих я поставил бы удовлетворительно, — добавляет он. — Но большей оценки ваш кот не заслуживает, разумеется.

— Знаю, — киваю я, стараясь не показывать, что его вполне обоснованная критика все-таки задевает меня. — А насколько близким может быть сходство? В смысле, если животное получится совершенным в анатомическом плане, оно же не станет настоящим животным. Оно не будет, например, размножаться… А пища? Ему нужно будет что-то есть? А как долго оно может оставаться животным?

Маркус издает резкий смешок.

— Столько вопросов… А давайте это вы мне на них ответите? Понаблюдайте за вашим животным, а потом напишите мне исследовательскую работу по этой теме. Вот вам дополнительное задание на смену.

Я поднимаю брови. Он совсем ненормальный?

— Что значит «дополнительное задание»?

— Мисс Уизли, — снисходительно, но с какими-то недобрыми нотками произносит профессор, — из того что вы сидите одна и учите трансфигурацию, а не веселитесь с друзьями на пляже, я могу предположить, что друзей у вас и нет. А раз так, то вам все равно нечем будет заняться.

И, посмеиваясь, Маркус продолжает свой путь и вскоре исчезает из виду, оставляя меня в полной растерянности. Как можно быть настолько бестактным? Как можно так открыто насмехаться? Как, черт возьми, можно так быстро найти мое больное место и надавить на него ради… чего? Забавы? Не думаю, что он всерьез дал мне это задание, но теперь я просто обязана его сделать, хотя бы ему назло. Да и мне самой будет это интересно. К тому же… Он все-таки прав. Что еще мне здесь делать?

Невдалеке появляется группка организаторов, и я, очнувшись, тороплюсь вернуть котенку прежний вид — в лагере иметь животных категорически запрещено. Кто-то из них замечает меня, и все как по команде поворачиваются в мою сторону, а потом от них отделяется парень, в котором по взъерошенным волосам и самоуверенной походке я быстро узнаю Джеймса.

— Привет, Рози, — ухмыляется кузен и окидывает взглядом книги. — Все учишься?

Я молча пожимаю плечами, это же и так очевидно. Если с Алом и Лили я стараюсь вести себя приветливо и вежливо, все еще глупо надеясь, что их отношение ко мне изменится, то с Джимом это не имеет смысла. Во-первых, он меня старше, и его мое фанатичное увлечение учебой никак не касалось, а во-вторых, ему на меня совершенно наплевать.

— Ты только не переусердствуй, — продолжает он. — Сейчас ужин начнется.

— Я позже подойду, — говорю я. — Хочу доделать кое-что.

— Как знаешь, — хмыкает он и уже разворачивается, чтобы уйти. — Как у тебя дела здесь, Рози? Никто не достает?

— Нет, все нормально.

— Ну хорошо, — он удовлетворенно кивает, выполнив братский долг. — Ты говори, если что.

Я улыбаюсь.

— Джим, тебе не обязательно возиться со всеми младшими родственниками, здесь же есть еще Тедди. Так что можешь со спокойной душой продолжать заниматься квиддичем и приставать к Мелани Нотт, пока она тебя не отравит.

Забавно видеть, с какой скоростью сменяют друг друга выражения его лица за эти несколько секунд молчания, а потом он громко фыркает.

— Нотт? Серьезно, Роза? Откуда вообще в твоей светлой, блестящей, гениальной голове появилась такая мысль?

— У меня есть глаза, Джеймс.

(Ну, и отсутствие собственных друзей и личной жизни, из-за чего мне остается только со стороны наблюдать за тем, как Джим крутится вокруг Мелани, Ал с ума сходит по Саммер Холл, а Лили бросает мечтательные взгляды на американского охотника Кайла Этвуда.)

— Смотри ими в свои книги, Рози, — смеется он. — А еще лучше на сверстников. Понаблюдай, как они веселятся, и попробуй повторить. Сейчас же лето! Отдохни уже от этой учебы.

Он снова демонстративно фыркает, выражая свое отношение к моему предположению, и отправляется на ужин, еще раз напомнив мне о нем. Что за день такой? Не удивлюсь, если сейчас здесь появится Скорпиус Малфой, посмеется над тем, что у меня нет друзей, и убежит.

Я читаю еще раздел учебника, посвященный составлению магических формул и употреблению латыни, и только потом начинаю неторопливо собираться. Вчера за обедом к Эмили подошла ее новая подруга из Бразилии, а я тогда уже почти доела и уступила ей свое место, а утром она снова его заняла. Не могла же я ее прогнать, верно? В общем, я надеюсь, что ближе к концу могут уже быть полностью свободные столики.

Но сегодня явно не мой день, как я уже убедилась, и все занято, а я не могу пересилить себя и просто подсесть к незнакомым людям. Я бросаю взгляд на три пустых стула у столика рядом с тем, за которым я ела раньше, но Ал, Нотт и Малфой сидят с одинаковыми задумчиво-угрюмыми лицами, так что я тут же выкидываю из головы эту мысль.

С максимально медленной скоростью я выбираю рыбу, заправляю салат оливковым маслом и добавляю в кофе сливки и сахар, и — хвала Мерлину! — четверо студентов Дурмстранга, со скрежетом отодвигая стулья, поднимаются со своих мест, оставляя за столиком одну Софию. Что ж, она же моя соседка, в этом не должно быть ничего страшного, к тому же, она вроде неплохо ко мне относится. Правда, она считает, что я так же ненавижу всех, как и она, не понимая, что это не я не общаюсь с людьми, а они не общаются со мной. Полька, заметив меня, дергает головой, что, думаю, можно расценивать как приглашение, и я присоединяюсь к ней.

— Как прошел твой день? — непринужденно интересуюсь я. — Боевая магия уже не показалась такой скучной?

Конечно, я рассказала Тедди о комментарии Софии, но он успокоил меня, сказав, что на первом уроке просто проверял способности студентов и сам рассчитывал на то, что они будут знакомы с материалом.

— Да, сегодня было лучше, — удивленно отвечает она. — Профессор Люпин хорошо знает предмет.

— Это точно, — соглашаюсь я.

— Я думала, ты не ходишь на Боевую магию, — хмурится София.

— Здесь не хожу, но Тедди преподает в Хогвартсе Защиту от Темных искусств, — поясняю я.

Она поднимает брови.

— Вы всех преподавателей называете по именам?

— О, нет, конечно, — я улыбаюсь. — Просто Люпина я с детства знаю. Он друг семьи.

— Ясно.

Соседка не выражает желания продолжить разговор, и я начинаю есть. И отрываю глаза от тарелки, только когда напротив меня, со стуком поставив на стол поднос, снова появляется Чемпион Дурмстранга. Он что-то спрашивает у Софии, она пожимает плечами, а потом смотрит на меня.

— Алекс, это моя соседка, Роза Уизли, — говорит она уже по-английски. — Роза — Александр Крам.

— Да, — я киваю парню. — Я в курсе. В смысле, все знают, кто ты. Мм… Приятно познакомиться?

Да уж, просто замечательно. Теперь даже мне понятно, почему у меня нет друзей.

— Взаимно, — чуть улыбнувшись, говорит он. — И я тебя тоже помню, кстати.

— Да, прости, — я чувствую, как к щекам приливает краска, когда вспоминаю вечеринку. — Я была немного не в духе, не хотела показаться грубой.

— О чем… А, нет, я не про Посвящение, — он качает головой. — Это ведь ты помогла мне в библиотеке в Хогвартсе?

Надо же, он и это помнит. А я всего лишь сказала, что книга по Заклинаниям, название которой было написано на выпавшем листочке, находится в Запретной секции и что ему нужно получить разрешение одного из преподавателей Хогвартса, потому что мадам Пинс совсем не волновало, что иностранные студенты никого из них не знают.

— Да, на меня потом вся гостиная косо смотрела, — усмехаюсь я. — Ну, Эрон Беккет ведь был с моего факультета, а меня заметили разговаривающей с «врагом».

Александр хмурится.

— Извини, я не подумал, что это причинит тебе неудобства…

Мне хочется ударить себя ладонью по лбу.

— Нет, я не хотела, чтобы это прозвучало как обвинение. Да и все было не так плохо. По крайней мере, я же не пошла с тобой на Бал, как моя мама.

На его лице отражается крайнее недоумение, и я понимаю, что он ничего не знает о прошлом наших родителей. Я как-то разбирала архив со старыми газетами, ища какую-то информацию для доклада, и наткнулась на весьма любопытную статью Риты Скитер. Конечно, будучи наслышанной о репутации этой женщины, я не поверила, что моя мать одновременно играла с чувствами болгарского ловца и моего дяди. Каково же было мое удивление, когда информацию о ее романе с Виктором Крамом подтвердила тетя Джинни, когда они с мамой за бокалами вина вспоминали школьные годы на нашей кухне.

— Моя мама ходила с твоим отцом на Святочный Бал, — поясняю я. — Когда он участвовал в Турнире.

— Серьезно? — недоверчиво переспрашивает он, чуть подаваясь вперед. — Он мне об этом не говорил. Конечно, я знал, что он знаком с героями войны, но без таких подробностей.

— Это было очень давно, — я пожимаю плечами. — И рассказывать там особо нечего. Они познакомились в библиотеке, сходили вместе на Бал, и еще он вытащил ее из озера во время Второго испытания. Ну, и про них в газетах писали, после чего маму заваливали письмами озлобленные поклонницы…

— Да уж, самая обычная история, — хмыкает София. — Но пока вы не начали обсуждать все совпадения, чтобы потом решить, что это судьба, я предлагаю доесть, потому что ужин заканчивается через десять минут.

Крам усмехается и спокойно принимается за еду, а вот я из-за ее слов чувствую себя неловко. Они же не подумали, что словами о библиотеке я действительно намекала на судьбу или что-то вроде этого? Боже, теперь я выгляжу глупо.

— Я, наверное, пойду, — говорю я, допив кофе, и тут же поднимаюсь. — Хотела позаниматься немного. Увидимся.

Не дожидаясь ответа, я спешно покидаю столовую и останавливаюсь, оказавшись на улице. И зачем я это сделала? Наверное, я выставила себя еще большей дурой. Ну почему, почему я не умею нормально общаться с людьми? «Алекс, ты здорово применил чары исчезновения в Первом испытании!» «Александр, а какие предметы ты здесь изучаешь?» «Ребята, а вы учитесь на одном курсе?» Столько способов начать разговор! Но нет — я назвала Крама врагом, рассказала об отношениях его отца с моей мамой, что, вполне вероятно, ему было не очень приятно слушать, а потом просто встала и ушла. Просто чудесно. До собрания на пляже остается еще час, и я не знаю, чем заняться. Если бы я не сглупила и осталась до конца ужина, у меня сейчас была бы компания. Наверное. По крайней мере, с Софией мы почти подруги. А Александр… Ну, о нем думать лучше не стоит.

В голову снова лезут слова Маркуса, но браться за учебу совсем не хочется, к тому же, неразумно будет сразу же оставить животное без присмотра. В любом случае, сначала все равно нужно зайти в свою комнату. Проходя к лестнице мимо гостиной, я слышу доносящиеся оттуда голоса, один из которых принадлежит Лили. Опять?

— Так, Катарина — Кэтрин, Бьянку можно оставить, Петруччо — Питер, Люченцио…

— Люк? — предлагает другой голос, кажется, ее миниатюрной подруги из России.

— Не очень аристократично, — хмыкает кузина. — Ты же слышала, какие имена у чистокровных?

— Да уж, один Скорпиус чего стоит.

— Мм… Давай… Давай просто оставим Люка, хорошо? Кто там следующий?

Судя по именам, она выбрала «Укрощение строптивой», только зачем менять их на английские варианты? И при чем здесь чистокровные волшебники?

Я поднимаюсь к себе, меняю юбку на джинсовые шорты и разбираю сумку. Конечно, она расширена заклинанием, но, если этого не делать, там в итоге накопится столько хлама, что для его хранения понадобилась бы целая комната. Потом я повторяю заклинания, которые мы прошли сегодня на Чарах, но на самом деле в практике нет необходимости, потому что я справилась с ними еще на уроке. София так и не появляется, и я решаю пойти на пляж пораньше, потому что ждать в комнате становится совсем невыносимо.

На пляже вовсю идет подготовка к празднику, и организаторы носятся вокруг будущего главного Костра, поправляя заклинаниями его форму. Ал тоже уже здесь, выслушивает наставления: по традиции Костер зажигает Атлант года, а им сейчас является именно мой кузен. По пляжу распределены ровные квадраты из бревнышек, окружающих горки хвороста, а развести огонь мы должны будем сами без помощи магии. Один из охранников задерживает меня, но я успокаиваю его тем, что я из «старичков» и все равно знаю, что будет на церемонии. Бар, к сожалению, уже закрыт, а стойка загружена огромными пакетами с зефиром, термосами с кофе и чаем и бутылками сливочного пива, но я не удивлюсь, если какие-нибудь умники и сюда протащат алкоголь.

Волны лениво набегают на песок, и мне удается зайти в воду по колено, пока я не натыкаюсь на барьер. Я так и стою около него, наблюдая, как заходящее солнце медленно окрашивает облака в золотисто-розовый цвет, пока усилившийся шум за моей спиной не сообщает о прибытии остальных атлантов. Ребята не расходятся, а толпятся полукругом около Костра, и я присоединяюсь к ним с краю. Все что-то вразнобой обсуждают, смеются и перекрикивают друг друга, из-за чего не сразу обращают внимания, на ритмичные глухие удары в барабаны. И когда на пляже воцаряется тишина, нарушаемая лишь этой нарастающей странной мелодией, в стороне лагеря возникает приближающаяся светящаяся точка. Ал вбегает на пляж, высоко держа факел, поджигает Костер с нескольких сторон, и, когда в небо взметается пламя, толпа разражается криками и аплодисментами.

В отличие от Посвящения эта вечеринка мне нравится. Здесь не нужно изображать дикое веселье, по крайней мере, сейчас, пока не начались танцы и прыжки через костер. Я сижу с незнакомыми ребятами, но чувствую себя вполне уютно, молча смотря на огонь, поджаривая зефир и слушая, как австралиец рядом со мной играет на гитаре, и еще несколько подпевают знакомым песням. Потом Нела, организаторша, следящая за нашей группой, предлагает рассказывать страшные истории, и все с оживлением соглашаются. Она начинает с истории, якобы произошедшей в лагере и смахивающей на придуманную для Посвящения страшилку, и дальше все продолжают по кругу. Сначала я слушаю, но как только до меня доходит, что передо мной только один человек, стараюсь как можно незаметнее уйти. Я не знаю хороших страшилок, хотя в прошлом году мне это и не понадобилось: все жаждали послушать про Гарри Поттера и моих родителей.

Уже совсем стемнело, поэтому никто не обращает на меня внимания. Я возвращаюсь к воде и медленно иду вдоль берега, наблюдая за тем, как волны на мгновение скрывают мои ступни и отступают, оставляя на коже мокрый песок. Ночью здесь довольно прохладно, но я пока не хочу возвращаться к остальным.

— Роза?

Я оборачиваюсь на уже знакомый голос и вижу перед собой Александра Крама. Это ведь не жутко, что он появляется рядом со мной уже в третий раз?

— Привет.

— Почему ты не со всеми? — спрашивает он, оглядываясь на костры.

Я пожимаю плечами.

— У огня стало слишком жарко.

Надеюсь, он не видит, что я при этом дрожу от холода?

— Держи, — он протягивает мне одну из двух палочек с нанизанным зефиром, которые, очевидно, прихватил с собой.

— Спасибо.

Я откусываю кусочек зефира, который от огня стал мягким и тягучим, и мне приходится стирать его со своего подбородка, из-за чего пальцы становятся липкими. Просто отлично.

— Ты пропустила самое интересное.

— Дай угадаю, — усмехаюсь я. — Организатор только что рассказал вам легенду о том, что где-то на территории лагеря зарыт некий артефакт, который хотели спасти от темных сил, и только человек с чистой душой и благородными помыслами может его найти.

— Э, вообще-то нет, — недоуменно отвечает Алекс. — Майкл сказал, что здесь спрятано сокровище, которое коренные жители преподнесли Верховному Богу, чтобы он избавил их от страшной грозы, разрушающей дома и забирающей магию.

— Весьма изобретательно, — замечаю я. — У них даже легенда каждый раз новая. Видишь ли, я была здесь в прошлом году, а мои родственники несколько лет подряд до этого, так что я знаю, что «клад» прячут сами организаторы, затем заинтриговывают нас красивой легендой и периодически подбрасывают зацепки.

Парень смеется.

— Роза Уизли, ты раскрыла все карты.

— Из меня ужасный атлант, правда? — уныло заключаю я. — Сначала я сказала Софии о Посвящении, теперь вот тебе об этом…

— Зато я не потрачу весь остаток месяца на поиски несуществующего сокровища. Так что я должен тебя благодарить.

Он улыбается так, что я невольно расплываюсь в ответной улыбке. Чтобы не смотреть на него, я снова принимаюсь за зефир.

— Да, почему ты так резко ушла с ужина? — вспоминает он. — Все в порядке?

— О, да, все хорошо, — поспешно киваю я. — Просто хотела успеть позаниматься. У меня небольшие проблемы с Трансфигурацией, а с таким преподавателем…

— Да уж, Маркус не самый приятный тип, — соглашается Крам. — Повезло, что я много времени уделял трансфигурации живого, когда готовился к Турниру.

— Да, и тебе это пригодилось, — улыбаюсь я, вспоминая, как он на бегу превратил акромантула в зонтик. — Было здорово.

— Спасибо. Я могу помочь тебе, если хочешь.

— Нет, — резко отвечаю я и тут же стараюсь максимально смягчить тон. — Нет, спасибо. Мне хотелось бы справиться с этим самой.

Именно так начинались мои первые и единственные отношения. Тайлер учился на два курса старше меня, и как-то так случайно получилось, что он помог мне с парой заклинаний, а потом все завертелось и мы начали встречаться. Ближе к концу года у него стали сдавать нервы из-за ЖАБА, я же наоборот делала успехи, и… В общем, его самолюбие не стерпело того факта, что я умнее его, и через несколько дней после того, как я освоила заклинание уровня ЖАБА, над которым безуспешно бился он, Тайлер расстался со мной. Вот такая романтичная история. Не то чтобы я считала, что предложение Александра продиктовано чем-то большим, чем элементарная вежливость, но это рождало бы у меня плохие ассоциации.

— Ты замерзла, — говорит Крам, и я вдруг обнаруживаю, что почти стучу зубами. — Пойдем назад?

— Ты иди, — киваю я. — Я еще немного здесь постою — устала от шума.

Словно услышав мои слова, Джоанна Робертс громко включает музыку, что означает, что со страшилками покончено и сейчас начнется веселье.

Александр молча снимает с себя толстовку и протягивает мне. Конечно, приличнее было бы отказаться, но я с удовольствием надеваю ее на себя. Она совсем закрывает шорты, и мне приходится несколько раз подвернуть рукава.

— Спасибо.

— Тебе тоже стоило одеться потеплее, ночью здесь довольно холодно, — говорит он, смотря на ребят, которые под громкое улюлюканье с разбегу перелетают через костры. Сумасшедшие. Хорошо хоть к главному никто не подходит.

— Я об этом не подумала.

Он усмехается, когда очередной прыгун приземляется на песок с победным кличем.

— Ты не хочешь попробовать?

Мне требуется несколько секунд, чтобы понять, о чем он говорит.

— Серьезно? Алекс, сгорая заживо, я, конечно, согреюсь, но вряд ли меня это порадует.

Он смеется и качает головой.

— Роза, в этом нет ничего страшного.

— А ты так часто это делал?

— Конечно, — он закатывает глаза. — Все славяне любят прыгать через костры и любой праздник используют как повод. Идем.

— Нет!

— Идем, — настойчиво повторяет он. — Тебе понравится.

— И почему ты так решил? — уточняю я, складывая руки на груди.

— Потому что у меня сложилось впечатление, что ты хочешь присоединиться ко всем, просто не знаешь как, — отвечает он уже серьезно, мне становится неуютно. — Тебе надо встряхнуться, Роза, вылезти из своего маленького мирка.

И вот третий человек за сегодняшний день говорит мне это. Но почему-то сейчас я не чувствую обиды. Это было сказано не для того, чтобы задеть меня, а чтобы… не знаю, дать мне понять, что это возможно и мне просто самой нужно сделать этот шаг? По крайней мере, именно это услышала я, даже если он имел в виду совсем другое.

— Прости, я не должен был так говорить…

— Идем, — перебиваю я, и он удивленно поднимает брови. — Быстрее, пока я не передумала.

Ухмыльнувшись, он берет меня за руку и ведет в сторону ближайшей группы. Я стараюсь не думать о горячей ладони, сжимающей мою, смотрю на людей вокруг костра и замечаю Лили, собирающуюся прыгнуть.

— Давай пропустим ее.

— Поздно.

Он переходит на бег, и мне ничего не остается, кроме как последовать за ним. Алекс на бегу предупреждает ребят, Лили отпрыгивает в сторону, я отрываюсь от земли и с жутким визгом пролетаю над самым огнем. О Мерлин. Я действительно это сделала. Я падаю на спину, глотая воздух.

— Это… был… самый… глупый… поступок… в моей… жизни…

Крам смеется.

— Возможно, но тебе же понравилось, — утверждает он. — Хочешь повторить?

— Вот еще, — фыркаю я, поднимаясь и отряхивая с себя песок. — Ни за что.

Но, черт возьми, это было просто потрясающе!

— Эй, смотрите, звезда упала! — кричит какая-то девушка, указывая на небо.

— Вон еще одна!

— Загадывайте желания!

Я никогда не загадываю желания на падающие звезды. Это придумали магглы, которые хотят верить в магию и чудеса. Я знаю, что магия действительно существует, но вот с чудом она никак не связана.

Но я только что прыгнула через костер.

Поэтому, завидев очередной всполох на темном небе, я крепко зажмуриваюсь и мысленно произношу:

«Я хочу, чтобы все изменилось».

А потом меня утягивают в какой-то безумный хоровод вокруг главного Костра, я смеюсь, несмотря на головокружение, и начинаю верить в силу падающих звезд.

— Доброе утро, — приветливости моей улыбки позавидует и посол доброй воли. Впрочем, кажется, что сейчас я сама исполняю роль спасительницы.

— Доброе, — оторопело и скорее автоматически кивает парень, место напротив которого я и заняла. Либо за завтраком он сидит один, либо его друзья еще не пришли. Впрочем, свидетели мне сейчас только помешают.

— Я Мелани, мы встречались на алхимии, — еще одна улыбка в адрес собеседника. Пожалуй, стоит с ними завязывать, иначе парень сейчас впадет в полный ступор.

— Поль, — снова кивает юноша. Осторожно, словно я шиплю и кусаюсь, как змея. Брр. Только Поттер могла меня так назвать. Рыжая медведица. Только и дел от нее, что рева много. Надеюсь, будильник, рычащий, как дикий лев, ей понравился. По правде сказать, я сама подпрыгнула, чуть не свернув кран в ванной в тот час, когда гриффиндорка решила проснуться. Но это было забавно. Утомляет, конечно, вечно искать какие-то подвохи в собственной спальне, но пока эта бестия не угомонится, я тоже не сдам позиций.

— Я видел тебя, ты… — он поправляет очки, и по резким движениям сразу понятно, что он нервничает. Похоже, с сюрпризом для своего подопечного я угадала. Теперь бы вручить его как можно незаметнее. Пожалуй, я заварю себе чаю. — Ты…

— Я просто хотела спросить, что за книгу ты показывал преподавателю? Она как-то связана с алхимией? — и, как будто ожидая ответа, я взмахом палочки наколдовываю себе чистую чашку.

Какое-то время мой подопечный «ботаник» смотрит, как я наливаю себе чая из заварочника, который он принес для себя, а потом все-таки отвечает.

— Я… показывал ему «Зачарованные сосуды» Беркхама… это…книга о… — он замолкает, увидев, что я закончила возиться с чайником. Но, поймав мой кивок, продолжает: — В основном, труд узкой специализации — не совсем зелья, но поиск артефактов для наилучшего сохранения действенности отвара.

Кажется, парень даже воодушевился, поясняя мне то, в чем я, в общем-то, разбираюсь не хуже его. Беркхама я читала. Даже иногда конспектировала. Но сейчас мне не до книг.

— То, что я искала! — восклицаю я, а потом уточняю: — Там говорится что-нибудь о фарфоровых флаконах?

— Да, там есть целый раздел, посвященный… — у парня загораются глаза. Мерлин, неужели он не нашел с кем поговорить о науке даже в этом «одаренном» лагере? Нет, мне нравится его ученый фанатизм, я сама не лучше, но… где его приятели? Или он из тех асоциальных личностей, что не поднимают головы от учебников? Дело совсем плохо, если он испортил зрение именно так. Хотя, будет хуже, если это наследственное…

Впрочем, судя по тому, как парень трет переносицу, собственные очки ему не слишком удобны, а значит, не так уж давно он их носит. Тем лучше.

Пока он с увлечением рассказывает о том, как именно Беркхам проверял магические свойства фарфора, я незаметно выливаю мизерный флакон с принесенным зельем в его чайник. Воды там осталось не больше чем на кружку — я уж постаралась выпить остальное — так что больше никто приложиться к напитку не должен. Кивая, к месту и не к месту, я подхватываю заварочник и наливаю «ботанику» полную чашку. Выпьет сейчас — к первому занятию сможет снять очки и наслаждаться отличным зрением. Правда, всего сорок восемь часов, потом придется пить новую порцию зелья, но к тому времени я уже успею закинуть в его комнату флакон с инструкцией по применению. Да уж, схема сложновата, учитывая то, что пациентов обязывают принимать зелье точно по часам, но… чихание как побочный эффект, и то при совмещении с другими зельями? Если завтра что-то пойдет не так, заменю смоковницу кориандром. Заодно узнаю, что лучше.

— Я покажусь не слишком наглой, если попрошу у тебя ее почитать? — едва дождавшись паузы во вдохновенном монологе, я умудряюсь вставить слово.

— Да, конечно! Если тебе интересны фарфоровые сосуды, то я могу одолжить тебе энциклопедию о китайских гончарах…

— Нет, благодарю, — искренне улыбаюсь я. — Тебе будет не трудно захватить ее на следующее занятие по алхимии?

— Разумеется!

— Тогда, — я встаю, едва подавив смешок, когда парень подскакивает, видимо, в первый миг решив, что ему тоже нужно подняться. — Увидимся на занятии.

Я ненавязчивым жестом подвигаю чашку ближе к нему, а потом оставляю подопечного.

Он все еще наблюдает за мной. И кажется, сейчас в мою сторону обернулись все соседние столики, недоумевая, о чем я могла с ним разговаривать.

И мне точно не кажется, что мои приятели также это заметили. Намеренно медленно выбираю себе блюдо на завтрак, и только потом, с парой пирожных и яблоком, направляюсь к нашему столику.

— Привет, Альбус, Скорпиус, — я улыбаюсь и присаживаюсь.

— Мы думали, что ты завела друга и теперь сидишь за другим столом, — бросает Скорпиус.

Я пристально смотрю на него, а потом хмыкаю: не думаю, что он обиделся, скорее, пытается таким подчеркнуто-равнодушным тоном узнать, почему я так поздно к ним присоединилась.

— Расширяю круг знакомств, — расплываюсь я в улыбке. — Приятный парень, обещал одолжить мне книгу Беркхама…

Скорпиус прищуривается, глядя на меня.

— Значит, первое свидание прошло хорошо?

Ах, вот о чем они думают.

— Да, он блеснул знаниями, я пококетничала, мне кажется, мы на верном пути, — я улыбаюсь и откусываю от яблока. Альбус переглядывается с Малфоем. Лица у них немного… озадаченные. Интересно, а чего они от меня ждут? Что я буду куковать всю смену в лаборатории? Или что выберу себе парня из разряда «идеала»? Откуда им вообще знать о моих предпочтениях? Скорпиус никогда не задавал мне подобных вопросов, а Альбус, хоть и стал мне за эти несколько дней хорошим другом, вообще ничего не знает о моей личной жизни. И все же я не собираюсь развенчивать их предположения.

— Кажется, вы удивлены? Не вижу причин для этого, — я делаю паузу, чтобы прожевать яблоко, а потом продолжаю: — Ум, знаете ли, играет важную роль в человеке. Не только внешность.

— А разве мы что-то сказали против? — Альбус, как ни странно, первый приходит в себя, хотя, ввиду малого со мной знакомства, не начинает сомневаться в моих словах.

— Нет, просто у вас были такие лица… — пожимаю плечами я.

Скорпиус крутит в руках ложку, видимо, пытаясь сформулировать какую-то мысль. Ну, или сделать ее помягче. Я не знаю.

— А как дела у вас? У Саммер и у… — я делаю паузу, перебирая в голове варианты, — и еще у кого-нибудь, не знаю, кому ты сейчас уделяешь свое внимание.

Усмехнувшись, Скорпиус поворачивается к другу.

— И правда, Ал, как поживает американка?

Поттер стоически и почти невозмутимо выдерживает наши взгляды.

— Думаю, прекрасно. Завтракает, ходит на лекции… обедает, — он пожимает плечами и берет стакан с соком.

— Если так рассуждать, вы отлично подходите друг другу, — замечаю я. Альбус никак не реагирует на это, и я решаю мельком глянуть на Саммер. Но в столовой ее нет, зато к Полю, который располагается за соседним с американцами столиком, присоединился приятель. Это радует. Они о чем-то разговаривают, а я пытаюсь разглядеть, выпил ли он свой чай. Тут юноши, как по команде, оборачиваются в мою сторону. Я какое-то время не знаю, куда девать глаза, а потому просто мило улыбаюсь им. Они, почему-то оба, машут мне, и я, кивая им, сажусь прямо.

И снова придумываю, куда деть глаза, потому что Альбус и Скорпиус смотрят на меня совершенно одинаково: удивленно, но так, будто сдерживают смех.

— Полная идиллия? — выдает, наконец, Скорпиус.

— Ага, — больше мне и сказать нечего. Разве я рассчитывала на такой эффект? У благотворительности тоже есть свои границы: я не собираюсь крутить роман с Полем, я всего лишь хотела выполнить свои обязанности Тайной Феи и помочь ему! Вообще-то пунктом номер два значилось познакомить его с хорошей девушкой, но… я не настолько не уверена в своих силах, чтобы самой ходить с ним на свидания!

— Судя по тому, что ты покраснела… — осторожно начинает Альбус. Эй, ну и когда мы с ним перешли в разряд таких друзей, чтобы он мог подкалывать меня?

Я сверкаю глазами, но тут же, не веря ему, хватаю со стола ложку и всматриваюсь, чтобы понять, шутит ли он.

— Не смешно.

— И правда, Ал, Мелани не краснеет. Даже когда врет, — веско добавляет братец. — Ну и что там такого в этом парне? — интересуется он, поглядывая за мое плечо, в сторону «ботаника».

Но я решаю не вскрывать карты так быстро.

— Ум и тонкая душевная организация, — цежу я, уже понимая, что Скорпиус не верит ни одному слову. — Скажи мне, он пьет чай?

— Нет, но это похвально, что ты заботишься о том, чтобы юноша не ел всухомятку, — брат перестает рассматривать Поля, и откидывается на спинку стула.

— Ты бы еще телескоп взял! — возмущаюсь я.

— Там что, приворотное зелье? — интересуется Альбус, начиная в свою очередь наблюдать за парнем.

— Поттер, что за шуточки? Я могу решить, что вас с сестрицей объединяет не только фамилия, но и чувство юмора.

— Нет, спасибо. Я был в вашей комнате. У тебя с Лили больше общего в этом плане, — сдержанно, чтобы не злить меня, улыбается Ал.

Я фыркаю.

— Зато тяга к американцам у них семейная, — вставляет Скорпиус.

— Так, — не выдерживает Альбус. — Я хочу, чтобы вы прекратили это обсуждать, потому что между мной и Саммер ничего не было. И не будет. Понятно?

Я, чуть помедлив, киваю. Определять, когда люди выходят из себя, я умею, а Поттер, кажется, разозлится, если еще раз упомянуть его несостоявшуюся любовь. Интересно, почему несостоявшуюся? Судя по лицу Скорпа, он тоже не ожидал такого всплеска эмоций от друга, так что его спрашивать бесполезно. Придется действительно закрыть тему Саммер.

За столом царит довольно гнетущая атмосфера. Пожалуй, теперь каждый из нас задумался об американке и том, что могло произойти между ней и Алом. Скрип моей ложки по блюдцу с пирожным звучит слишком громко. Я пытаюсь придумать тему для дальнейшего разговора, но ничего не идет в голову. Точнее, все мои идеи слишком неудачные. И я выбираю наименьшее зло.

— Кто-нибудь, посмотрите, мой подопечный пьет чай?

— Подопечный? — не понимает Альбус, а потом на меня переводит взгляд и Скорпиус. Приходится кивнуть в сторону Поля.

— Ты называешь его «подопечным»? — уточняет брат. — Это ласковое прозвище такое?

Я вздыхаю.

— Нет. Я называю его так, потому что он мой подопечный.

— А как он тебя называет? — хмурится братец. Вот-вот заржет, но марку старается держать.

— Ладно, перестаньте уже. Я спрашиваю про чай, потому что я его Тайная Фея.

— И какие сюрпризы ты решила ему преподнести? — Скорпиус подается вперед, опираясь локтями на стол, и продолжает внимательно смотреть на меня. — Себя?

— А тетя Астория в детстве не наказывала тебя за грязные мыслишки? — мило улыбаюсь я. — В его чашке зелье, восстанавливающее зрение.

Альбус недоверчиво хмыкает.

— Ты сварила ему такое зелье?

— Очнись, глупец! — я возвожу глаза к потолку. — Я волшебница! У меня вот, даже волшебная палочка есть, — я оттягиваю рукав блузки, демонстрируя кожаное крепление на левом предплечье. — Конечно, я сварила ему зелье. Это было нетрудно.

— Если он отравится, никто не найдет следов, — негромко уточняет Скорпиус Алу. — Думаю, этому она научилась в первую очередь.

Поттер сдерживает смешок. Я сама улыбаюсь и почти миролюбиво говорю:

— Вот-вот. Если отравишься ты, произойдет то же самое. А теперь скажите мне, он пьет уже, наконец, этот мерлинов чай?

— Пьет.

Голос, который я слышу, мне не нравится. Начать с того, что я не ожидала еще одного участника в нашей беседе, и закончить тем, что принадлежит он Джеймсу Поттеру.

— Ты в курсе, что подслушивать чужие разговоры неприлично, Поттер? — не оборачиваясь, говорю я.

— Ты уже по голосу меня узнаешь? — он появляется наконец из-за моей спины и садится рядом со Скорпиусом. Я открываю рот, чтобы ответить, а потом усмехаюсь. Его самонадеянность поражает. Нет, правда, у него когда-нибудь закончатся ответы, из которых следует, что я провожу дни и ночи в мыслях о нем?

— Твой подопечный выпил всю чашку, если тебя это так интересует, — снова отвечает Джеймс на мой вопрос, который, между прочим, был задан вовсе не ему.

— Благодарю, — киваю я, скрещивая руки на груди и откидываясь на спинку стула.

С полминуты мы смотрим друг на друга, а потом я отвожу взгляд, не в силах выносить, как по его лицу расплывается самодовольная улыбка. Мерлин, как он меня раздражает! Почему этот Поттер опять за нашим столиком? Что он тут забыл? Пусть летит уже отсюда на свое квиддичное поле, гоняется за снитчем или квоффлом, или симпатичными охотницами, или за всеми сразу! Мне кажется, что больше времени, чем около меня, он ошивается только перед зеркалом! И то потому, что оно отвечает большей взаимностью.

— Я выбил нам стадион на весь день, так что после обеда жду вас на тренировке, — сообщает Джеймс, поворачиваясь к Алу и Скорпу.

— Вот и убили вечер, — выдает Альбус.

— На твоем месте, я бы радовался, что есть такая возможность, — отрезает тренер. — Не забывай, что нам нужно выбрать вратаря, и если ты еще претендуешь на это место, постарайся сегодня быть в форме.

«Вообще-то, пока вы не на поле, он твой брат», — хочется заметить мне, но я решаю не лезть. Вот еще. Лишний раз привлекать внимание Джеймса — себе дороже.

— Тренер, братская поддержка была бы больше к месту, — раздается невинный голосок за моей спиной. Нас что, становится еще больше? Но мысль, будто подсмотренная в моей собственной голове, заставляет меня обернуться.

Девушка, присоединившаяся к разговору, улыбается всем сразу, а потом присаживается на стул с моей стороны стола.

— Ничего, — ухмыляется Джеймс. — В квиддиче на братской поддержке далеко не улетишь. Тренировка в два, ты слышала?

— Я догадалась, — уточняет она. — Вчера ведь тренировалась команда Митча. На стадионе было очень много шума. Кажется, они разошлись едва ли не перед костром.

— Боюсь представить, что сделает с ними Митчелл, если они не победят, — хмыкает Скорпиус.

— Лучше представляйте, что с вами сделаю я в аналогичной ситуации, — многозначительно предупреждает Поттер.

Я перевожу взгляд с одного сотрапезника на другого, а потом выдаю, чуть громче обычного:

— Будьте добры, не превращайте этот стол в поле для квиддича!

На меня, как по команде, обращаются четыре пары глаз, но я не тушуюсь. Только приподнимаю брови, удивляясь, что может быть непонятного в моей просьбе.

— Поддерживаю, — неожиданно кивает девушка. — Завтрак — не самое лучшее время и место для обсуждений.

Я, не ожидая увидеть в ней единомышленника, несколько оторопело смотрю на нее, а потом пододвигаю к ней тарелку с пирожным и провозглашаю:

— Я Мелани. И ты, — делаю ударение на последнем слове, — можешь остаться.

Девушка смеется, а потом протягивает мне руку.

— Меня зовут Бренда.

— Мне пора, — Джеймс Поттер поднимается из-за стола и кивает ребятам. — В два часа, не опаздывайте. Бренда, приятного аппетита! — он улыбается и идет по направлению к организаторскому столу.

Брюнетка прощается с ним и с явным удовольствием принимается за пирожное. Я отвожу от нее взгляд и поджимаю губы. Нужно было брать больше сладостей. Вот, последнее отдала, а теперь жутко хочется. Я вздыхаю, наливая себе чая, и улыбаюсь, вспоминая, что Поль мое зелье выпил. А если верить Поттеру — то даже до дна.

У учебного корпуса мы расходимся, потому что совместных занятий ни у кого нет. Я иду на артефактологию, хотя лучше бы потратила это время в лаборатории. Однако, как ни странно, проведя несколько вечеров подряд за зельями, я поняла, что еще немного — и совершенно свихнусь. Даже при наличии домашней лаборатории, я не ночую там, а выкраиваю для науки только несколько часов в неделю. Родители и дед стараются погружать меня в атмосферу званых вечеров и ужинов, оставляя не слишком много свободного времени. А теперь, когда у меня его предостаточно — я сразу бросаюсь к алхимикам. И все бы здорово, только… Теперь я понимаю, что устала. Не думала, что это произойдет так быстро. И все же в следующем году я, возможно, не доберусь до лаборатории. Однако и в МАЛе меня не будет. Следующим летом меня и прежней-то, возможно, уже не будет… Но это уже грустно. Пожалуй, вчера, поддавшись на уговоры Миры, я пошла в правильном направлении. Конечно, в театре объявилась и Поттер, но удается же мне жить с ней в четырех стенах. Кстати, можно разделить нашу комнату пополам перегородкой. Или лучше чем-то полезным (хотя польза не видеть Лили по утрам уже неоценима!). И все-таки, не будет ли это знаком, что я сдалась? Вообще, почему моя мебель постоянно обрастает чешуей или шипит? Мне кажется, что Поттер с таким рвением не мне насолить пытается, а себе угодить! Кто бы мог подумать, что она мечтает о слизеринской спальне и змеях? А может… Ох, точно! Давно пора было завести домашний серпентариум! Где только взять питомцев?

От просчитывания вариантов меня отвлекает голос русского профессора. Грег Немиров одним жестом утихомиривает голоса, заставляя бушевать девичьи сердца, и приступает к занятию. И что они в нем находят, эти студентки? Хотя, если рассуждать логически…

Я незаметно наблюдаю за преподавателем, отмечая, что он и правда очень хорош собой, удивительно просто и обаятельно ведет лекцию и вообще…

Стоп. Я одергиваю себя, мотая головой, и выпрямляюсь на стуле.

Театр, квиддич за завтраком, симпатия к молодому профессору… Я же не превращаюсь в Лили Поттер?!

 

Я открываю глаза, когда мне на плечо ложится чья-то рука. Студенты расходятся с поляны, и мое сонное состояние уже кто-то заметил. Я не сразу узнаю девушку, краткий миг непонимающе глядя на нее.

— О, Роза, привет и спасибо! — не ожидала, что Уизли задержится не из-за дополнительного вопроса преподавателю, а из-за меня. Хотя, вряд ли Шикоба ответит что-то яснее, чем «считай круги на воде, и они приведут тебя к просветлению». Нет, правда, я умею расслабляться, как показывает практика, даже на занятии, но вся эта чушь с чакрами и внутренними потоками энергии… Австралия слишком долго жила себе на уме, и если такое преподают у них в школе…

— Не за что, просто вряд ли ты хотела, чтобы тебя разбудил преподаватель? — Роза улыбается, но довольно скованно.

— А я бы сказала ему, что ушла в нирвану, — заявляю я и, пожав плечами, поднимаясь на ноги. Шикоба совершенно не обращает внимания на нас, единственных, кто еще остался на поляне.

Девушка сдерживает смех и кивает на выход.

— Лучше уйти, пока и он не подумал, что мы хотим дополнительное задание.

— Что-нибудь помимо отрешения от бренного мира и вязания схенти*? — фыркаю я. — Спасибо, мне хватает Зельды и ее «поиска истинной сущности зелий».

— Хотите найти второй философский камень? — вырывается у Розы, и она тут же замолкает, прикусив губу.

Я скептически смотрю на нее.

— Давай я сделаю вид, что не слышала этого? И тогда мне не придется говорить, что я думаю обо всех этих фокусах трансфигурации, которую ты так любишь, — заканчиваю я.

— Трансфигурация — это не фокусы! — с жаром восклицает девушка.

— А алхимики могут больше, чем кажется! Давай обе не будем так наивны, — предлагаю я со смешком. — Я не слишком искусна в трансфигурации, и это печально, потому что твоей сестрице удается заставлять ковер под моими ногами шипеть.

Роза вежливо приподнимает брови, но я отмахиваюсь. Знаю это выражение лица в стиле «я понимаю, о чем речь, но Вы же хотите сохранить лицо?». Сама не раз демонстрировала.

— Да ладно, ни за что не поверю, что ты не в курсе, во что превратилась наша комната.

— Попробуй заклинание Статики: оно не позволит предметам трансформироваться, — чуть улыбается девушка, а я задумываюсь.

— Уровень ЖАБА? — невольно морщусь. Уизли кивает. — Не пойдет, мне проще наложить на Поттер Петрификус тоталус. Не позволит ей трансформироваться в стерву.

— Не думаю, что это хорошая идея, — усмехается Роза. — Тогда Необратимое заклинание? Зачаровываешь предмет, и он больше не сможет поменять форму, — уточняет она, видя мое замешательство.

— Знаешь, лучше все-таки Петрификус, — тяну я, выискивая свой столик среди атлантов, снующих по всему обеденному залу.

— Тот же эффект имеют некоторые зелья, — уже не слишком уверенно добавляет Уизли. Я притормаживаю и оборачиваюсь к ней.

— Скажем, настойка на корне мандрагоры? Правда, придется охотиться за еще не созревшим растением… — я задумываюсь.

— Она слишком визгливая. И вообще это жестоко… — начинает Роза.

— Зачем ты так? Твоя сестра не так уж и много визжит… — замечаю я, сдерживая смех.

— Вообще-то я о мандрагоре.

— Знаю. Но есть что-то общее, не находишь? — я улыбаюсь, сворачивая к своему столику, а Уизли, кажется, идет дальше.

Через пару шагов я останавливаюсь, окликая ее.

— Спасибо за идею, Роза!

Она вздыхает, а потом улыбается и садится за стол к дурмстранговцам.

А вот интересно, как Ал и Скорпиус постоянно оказываются в обеденном зале раньше меня?

 

Когда обед и бессодержательная беседа с ребятами подходит к концу, они сворачивают в жилое крыло, чтобы переодеться для тренировки по квиддичу. Махнув им на прощание, я поднимаюсь на второй этаж столовой, где располагается огромных размеров зал. Сейчас он наполовину заставлен всевозможной бутафорией, а в креслах рассаживаются театралы. Я тоже занимаю одно место, с любопытством оглядывая присутствующих. Мелькают знакомые лица, царит общее оживление, но Миры и, как ни странно, Лили, еще нет. Они появляются почти одновременно, чуть позже двух, когда я уже успеваю трижды заколдовать подлокотник — в свечу, ножницы и змеиный хвост. Лучше бы я провела это время в лаборатории.

Организатор, как и всегда, воодушевлена, да и Поттер выглядит донельзя довольной. Они проходят к сцене, и лишь за пару шагов до того Лили останавливается, оборачиваясь ко всем собравшимся. Однако говорить начинает не она, за что спасибо Мерлину, потому что если рыжая начнет командовать — я кого-нибудь покусаю.

— Всем привет, я рада снова вас видеть! Вчера я предложила вам адаптировать различные пьесы, чтобы мы могли поставить их на сцене. Кто-нибудь добился успеха?

— Я считаю, что нужно поставить «Ромео и Джульетту», — выступает вперед невысокая шатенка. — Великая классика, вечная любовь…

— И достаточно трагично, — встревает кто-то.

— Вот именно! Мы заставим зрителя рыдать! — девушка едва ли не воздевает руки к небу.

— От нашей любительской игры? — подключается парень с очень кислым выражением лица: похоже, он здесь не по своей воле.

— Подождите! — вмешивается Мира. — У тебя есть сценарий?

Шатенка мотает головой:

— Мы можем импровизировать прямо сейчас! Это нетрудно, я покажу… — она откашливается и готовится зачитывать что-то, но организатор любезно прерывает ее и уточняет, есть ли у кого другие идеи.

Энтузиастов больше не видно, и тут вперед выступает Лили. Уверена, она мысленно уже отрепетировала каждое слово своей предстоящей речи.

Ох, Мерлин.

— Я предлагаю поставить «Укрощение строптивой» Уильяма Шекспира. В центре пьесы две красавицы-сестры: младшая — Бьянка, которую хочет в жены каждый холостой мужчина, и старшая Катарина — строптивица и бунтарка, отвергающая всех женихов, посланных отцом. Их отец, выслушав очередное предложение брака к младшей дочери, обещает выдать ее замуж только после Кэт. С трудом найденный кандидат Петруччо готов жениться на старшей из-за большого приданого, а заодно намеревается укротить будущую жену. Тем временем с Бьянкой знакомится Люченцио, переодевшись в учителя для девушки. Финал, конечно, будет счастливый, да и все повествование с долей юмора, так что… — Лили делает паузу, замявшись на миг. Оглядывает притихших театралов, жадно слушающих ее, а потом продолжает: — Я переписала реплики в прозе, а также перенесла действие в магическую Англию: семья будет чистокровной — со времен автора их традиции не изменились. Имена я тоже заменила: Катарину на Кэтрин, Петруччо на Питера, Люченцио на… кхм… Люка… И остальные. А все трюки с переодеванием можно списать на оборотное зелье.

— Судя по вашим лицам — идея пришлась по душе? — улыбается Мира, наблюдая, как ребята нестройно, но бодро кивают. — Я раздам вам фрагменты сценария, и мы устроим чтение с листа.

Организатор перебирает листы с пьесой, опрашивая всех и распределяя, а потом делает взмах палочкой, заставляя текст найти адресата. Театралы утыкаются в свои роли, а я тем временем подхватываю из воздуха адресованный мне фрагмент. Я прослушиваюсь только на Катарину, в противном случае — пойду обратно в лабораторию. Танцевать на заднем плане Поттер я не намерена. Пробежавшись глазами по тексту, я улыбаюсь, но мой положительный настрой быстро улетучивается. Героиня, в общем-то, мне нравится, только… навязанный жених, непреклонный родитель… да и Кэтрин тут слова вставить не дают… Ох, как мне не по себе… Зачем я вообще пришла сюда?

— Но если Лили адаптировала пьесу — у нее преимущество! — начинает возмущаться чей-то голос с дальнего ряда. — Она же знает все сцены, а мы видим только в первый раз!

По залу идет ропот, и кто-то даже поддакивает замечанию, а меня неожиданно злит такой комментарий.

— Какая вам разница, кто и сколько раз видел текст? Если вы хоть чего-то стоите — справитесь и так. И даже если Поттер перекроила весь сценарий по своему желанию… — я замолкаю, подбирая верные слова, чтобы не звучало слишком уж грубо или самодовольно. — Это еще ничего не значит.

Я выдыхаю и возвращаюсь к своей роли. Судя по шелесту страниц, окружающие следуют моему примеру. Ладно. Я просто сделаю это — и все.

Но все выходит не так гладко. Я начинаю нервничать, а когда Лили первой поднимается на сцену, чтобы разыграть с «Питером» свою сцену, едва нахожу в себе силы отвлечься от роли. Поттер тоже исполняет Кэтрин, эта роль вполне подходит ей, но их диалог звучит довольно странно.

— Прошу, поедем, раз уж мы в пути! Луна или солнце — как вам угодно! А назовете свечкой — я клянусь — что это тем же будет для меня.

— Я говорю — луна.

— Да, конечно.

— Нет, тогда ты лжешь: это благословенное солнце…

В моей голове все начинает путаться, и я стараюсь отрешиться от происходящего на сцене. Лили и ее приятеля сменяют другие, Диана Димитрова явно переигрывает в отрывке со свадьбой, потом на помост поднимается кто-то еще, им помогает Мира, Поттер почти постоянно влезает со своими комментариями, подсказывая, куда лучше встать театралам и как произнести ту или иную реплику, когда она звучит неубедительно.

Я, сама не зная зачем, повторяю свою роль несколько раз, автоматически пытаясь выучить все слова, но вовремя одергиваю себя. Всего лишь чтение. Пора расслабиться.

Услышав свое имя, я поднимаюсь на сцену, и, пока парень, исполняющий роль Питера, пробирается через весь зал, я успеваю поймать на себе придирчивый взгляд соседки по комнате. Холодно сощуриваюсь в ответ, а потом улыбаюсь своему партнеру. Что ж, просто сделай это.

Мира вступает первая, с репликой от Бенедикта, отца Кэтрин, ей отвечает «Петруччо», и я даже заслушиваюсь его вдохновенной речью. Он ведет себя немного жеманно, но, похоже, получает удовольствие, находясь на сцене.

— Поздравляю, Кэтрин! Но почему же моя любимая дочь выглядит такой грустной?

— Любимая дочь? — со смешком начинаю я. — Если бы вы действительно меня любили, не стали бы выдавать за этого… полоумного нахала! — «жених» строит рожу, и я резко выдыхаю, чтобы не хихикнуть.

— О, не переживайте, мистер Фоули! — смеется парень. Фоули? В этой британской семье никогда не было ни Кэтрин, ни Бьянки. Впрочем, вряд ли это заботило Поттер. — На самом деле мы с прелестной мисс Кэт отлично поладили! Она только с виду такая сварливая, на деле же я никогда еще не встречал столь кротких и чистых душой молодых леди. Осмелюсь сказать, что чувства наши взаимны, и свадьба состоится уже в это воскресенье!

Мерлин, как быстро у них все решается: вчера ты еще знать его не знала, а в воскресение будешь женой этого… Я снова сдерживаю смех: «Питер» выглядит донельзя самодовольным и надменным. Хочется пристукнуть.

— В воскресение? Дементоры прибудут раньше! Хотя к чему они: ты наглец и пьяница — они побрезгуют тебя поцеловать! — Я только в последний миг успеваю глянуть в текст, чтобы не переврать фразу, но выходит довольно цельно, потому никто не обращает внимания.

— Ого, Питер! Дементоров натравит! — подает голос Мира, играя, кажется, за жениха Бьянки. — Вот так сошлись! Ну, наше дело плохо!

— Господа, мы с мисс Кэт счастливы, так что же вам за дело? Мы договорились, что при других она по-прежнему будет притворяться сварливой, — добродушно отмахивается «жених», а потом уже тише добавляет. — Думаю, ей не хочется показывать, как сильно я затронул ее душу. Молодым леди не свойственно проявлять в обществе свои чувства, но, уверяю, она безумно в меня влюблена.

Его тон задевает меня, хотя я и понимаю, что это прямое свидетельство мастерства. Тем не менее мне удается изобразить возмущение.

— Как же я рад, дети мои! Мистер Берк, вы получаете мое отцовское благословение. Будьте счастливы.

Они что, серьезно? Ну, пораскиньте мозгами, как можно выдавать Кэтрин замуж за этого мужчину? Коробит его самонадеянность и уверенность в собственной правоте. К тому же, она практически не знает его! А то, что она прямым текстом просит не выдавать ее замуж? Кто-нибудь вообще слушает, что я говорю?..

В зале повисает пауза. Видимо, моя реплика, но я сбилась и, даже вернувшись взглядом в сценарий, не могу найти свои слова. Мерлин, где же они?..

Я судорожно вздыхаю. Кажется, стоит признать, что эта роль мало мне подходит. Я сжимаю в руках листы с текстом, мысленно ругая себя за то, что скажу, как подставлюсь, говоря, что не смогу это осилить…

— Вот видите: от счастья потеряла дар речи! — усмехается жених. Его интонация кажется мне жутко знакомой, и где-то в горле появляется ком. Я сжимаю кулак, сминая сценарий.

— Да что вы… — я не успеваю притормозить и произношу слова, которые, я уверена, Уильям Шекспир никогда не писал. — Вот значит как, отец? Будьте счастливы? Как будто Вас волнует мое счастье! Я не хочу выходить замуж за этого человека! Но вы мне, конечно, не поверите, ведь я… как он там сказал… на людях по-прежнему буду притворяться сварливой? Я могу притворяться кем угодно, но Вам, конечно, проще поверить всему, что скажет мистер Берк, ведь Вам просто не терпится избавиться от меня. Он ведь так знатен, так заинтересован… в моем приданом! Вы ему галеоны, а он запрет меня в подвале! Как замечательно все сложилось! Для вас. А вот мое мнение тут никого не интересует! — я задыхаюсь от гнева и горечи, а потом выбрасываю изрядно помятый сценарий к Мерлиновой матери.

Пытаюсь успокоиться и взять себя в руки. Надо же так облажаться. Ловлю на себе продолжительный взгляд Миры, а потом вижу ее кивок.

— Спасибо, Мигель, Мелани, — она мешкает, а потом вызывает на сцену кого-то еще.

Ох, все. С меня хватит. Не знаю, стоит ли дожидаться объявления результатов, когда я так… не сдержалась. Хорошо, что здесь не было Скорпиуса, и он не видел… всего этого. Я никогда еще так остро не реагировала на помолвку, которую организовал мой дед. Кузен вообще относится к этому довольно меланхолично. По крайней мере, выглядит так, пока не нашел себе девушку, которая покорит его. Но в любом случае, его невеста — тихая и забитая аристократка, ничего в жизни не видевшая кроме фортепиано, а ее брат… Адриан другой. Не могу представить, что со мной будет, когда я выйду замуж. «Вы ему галлеоны, а он запрет меня в подвале» — точнее и не скажешь. И как только вырвалось?..

Голос организатора я различаю не сразу. Шум после последнего прочтения потихоньку затихает, но я стараюсь не реагировать на то, что произносит Мира.

— Решение было и правда сложным, но я уверена, что не ошиблась, — начинает девушка. — Я обозначу главные роли, а остальных попрошу помочь нам с постановкой. Нам нужны декораторы, костюмеры, звукорежиссер… В общем, задание найдется каждому. А теперь приступим. — Бенедикт — Артур Шеммит, его дочери — Бьянка — Светлана Одинцова, Кэтрин — Мелани Нотт, Питер, жених Кэт, — Лиам Нортон, Люк — Гийом…

Я непонимающе хлопаю глазами. Как такое может быть? Наверное, мне послышалось. Я выкинула сценарий. Накричала на Миру, забыв, что разговариваю не с собственным отцом. Я… Мерлин, неужели, роль моя?

Я сижу и улыбаюсь, сознавая произошедшее, но червячок сомнения продолжает грызть меня. Наверное, это ошибка. Может, Мира оговорилась или что еще. Нужно аккуратно уточнить этот момент.

Когда организатор отпускает всех, я окликаю ее, негромко начиная разговор:

— Мира, я… ты уверена, что выбрала меня на роль Кэтрин?

Девушка лукаво прищуривается и отвечает:

— Да, а что?

— Просто я выкинула сценарий, еще накричала на тебя, это все так…

— Мне очень понравилась твоя импровизация, Мелани! После этого я видела в этой роли только тебя, — она пожимает плечами. — Даже Лили — она играла очень неплохо, я не думала, что кто-то обскачет ее. Тебе удалось!

Я слушаю, ощущая себя неловко и радостно одновременно. Хорошо, очень хорошо, что мой всплеск негодования был расценен как подходящая импровизация. Надеюсь, зрители подумали так же. Я выдыхаю и улыбаюсь.

— Спасибо, я очень рада.

Мира кивает, а потом отворачивается и кого-то зовет. Я не слежу за ее дальнейшими передвижениями, просто забираю сумку со своего места и хочу покинуть зал, как и остальные, но понимаю, что организатор окликала Лили Поттер. На лице рыжей написано плохо скрываемое недовольство, которое, кажется, только усиливается во время разговора.

— Знаешь, Лили, все роли разошлись, и я хотела сказать тебе, что…

— Не надо, Мира, если я не прошла, это не значит, что нужно меня утешать. Я справлюсь с этим жестоким разочарованием, — саркастически отвечает Лили.

— Я хотела сказать, что у меня есть другое предложение для тебя… — но Поттер снова не дает ей договорить.

— Я написала вам сценарий, полагаю, моя работа выполнена, не нужно благодарностей. И других предложений тоже, спасибо. Я не разревусь, выйдя за дверь, и не напишу слезное письмо Гарри Поттеру, чтобы он разобрался с моими проблемами, — грубо заканчивает Лили.

— Вообще-то, я хотела сказать, что твои замечания актерам были весьма ценными, к тому же это действительно твой сценарий и будет странно, если ты останешься в стороне. Я хотела предложить тебе быть режиссером-постановщиком, — спокойно говорит Мира.

— О, я… — Поттер, кажется, опешила и теперь смущена. Я перестаю бесполезно дергать ремень своей сумки, изображая бурную деятельность, и иду к выходу.

Какое мне дело до того, что Лили не получила роль, что она теперь будет режиссером? Мое дело — роль Кэтрин. И все. А то, что она вспылила по поводу своего отца… Странно, что она предположила такое. Какая разница, что ее отец Гарри Поттер? Если он не писал за нее эти победные работы по истории, глупо думать, что она часто плачется ему в жилетку. Раз она здесь — значит, чего-то да стоит.

Конечно, это не избавит ее от мини-серпентария в комнате, как только я придумаю, как это сделать.

 

За нашим столом царит атмосфера завтрака: четыре стула заняты утренним составом, и разговор явно ведется о квиддиче. Но сейчас это не так портит мне настроение, потому я освобождаю руки от сока и тарелки с салатом, и сажусь на привычное место. Ребята вразнобой здороваются, видимо, уже закрывая тему спорта.

— Не думала, что вы освободитесь так рано. Как тренировка? — интересуюсь я.

Отвечает мне Бренда.

— Неплохо, у нас, наконец, есть постоянный вратарь, — она улыбается Альбусу, и я тоже перевожу взгляд на Поттера.

— Поздравляю, Ал! Братец-таки признал твой талант, — добавляю я, чуть помедлив. Джеймс, видимо, приостановивший свои попытки обаять меня, усмехается, но никак не комментирует мой возглас.

— Кстати, о талантах, — подает голос Скорпиус. — Как дела в театре?

Я открываю рот, чтобы ответить, а потом выдыхаю, так ничего и не сказав. Главная роль. У меня — главная роль. Это невероятно!

— Я получила роль, — скромно отвечаю, словно ничего особенного не случилось. — Главную.

— О, Мелани, как здорово! — восклицает Бренда, и к ее поздравлениям присоединяется Скорпиус. Я вижу, что эти двое действительно рады новости, а вот Поттеры не спешат выражать свой восторг. Мда. Неловко получилось.

Джеймс и Альбус, как по команде, оборачиваются к столику, где ужинает Лили. Наверное, не стоило говорить это при них? Но меня ведь спросили. И они в любом случае узнают. Зато не понесутся к своей сестре с криками: «Кто у нас тут получил главную роль?», а она не ответит им: «Будущий труп Нотт». Так что это даже маленькое одолжение. И все-таки видя их напряженные лица, я добавляю:

— Не волнуйтесь вы за нее. Она режиссер, сценарист, есть чем быть довольной.

Братья возвращают свое внимание обратно за стол, но заметно, что оба о чем-то задумались. Что, Поттер была недалека от истины, когда говорила о вмешательстве отца? Похоже, семья следует за ней каждый шаг, а Джеймс и Ал вот сейчас почти бросились к ней, узнав новости. Это так… заботливо. Я бросаю взгляд на Скорпиуса, радуясь, что ему плевать на гриффиндорку, и он-то всегда будет на моей стороне. Потому что его сестра — я.

Бренда что-то спрашивает у Альбуса, к диалогу присоединяется Скорпиус, я медленно опустошаю тарелку, думая о чем-то отстраненном. Джеймс тоже молчит некоторое время, а потом встает и, пожелав мне приятного аппетита, прощается, уходя в сторону столика, где сидит Лили. Рядом со мной продолжается беседа, но я неосознанно слежу за рыжей соседкой, которая уже переключила свое внимание на брата. Отвечает она бодро, но со временем все больше хмурится и отводит взгляд. Джеймс треплет ее по плечу и что-то говорит, вызывая легкую улыбку.

Я насильно отворачиваюсь от них и заставляю себя присоединиться к обсуждению за столом. Оказалось, Бренда убеждает ребят отправиться на поиски клада, о котором она узнала вчера, на костре.

— Это чушь, — категорично высказываюсь я. — Сказка от организаторов, чтобы им было кого ловить после отбоя.

— И ты не веришь в жуткую грозу, которая забирает магию и заставляет местных жителей прятаться в своих домах? — с явной иронией произносит Скорпиус, глядя на меня.

— Если она застанет нас, я обещаю, что спрячу свою волшебную палочку и не буду колдовать, чтобы злые духи, — издевательски продолжаю я, — меня не нашли.

Ребята смеются, и Альбус даже кивает, протягивая мне ладонь для спора. А этот Поттер ведь был здесь раньше? Знает ли он что-то такое, о чем еще не рассказывал? Но я с невозмутимым видом сжимаю его ладонь, а довольная Бренда разбивает нас.

К вопросу о кладе мы больше не возвращаемся, и Ривера, попрощавшись с нами до вечернего мероприятия, уходит. Альбус то и дело поглядывает в сторону Лили, и я, мельком тоже бросаю туда взгляд. Она выглядит довольно веселой, похоже, Джеймс сумел развеселить ее. Конечно, она хотела роль Кэтрин, но разве участь режиссера так плоха? Вот уж действительно, у нее вечно «много шума из ничего». Я снова смотрю на Ала, сидящего, не шелохнувшись, и уже точнее определяю объект его внимания. За американским столом остались две девушки, и в одной из них я узнаю Саммер. Она переговаривается с подругой, а потом внезапно поднимает глаза, и я едва успеваю взять стакан, чтобы не выглядеть странно. Судя по лицу Поттера, их взгляды пересеклись, и он отвернулся. За все оставшееся время ужина он ни разу больше не посмотрел в ее сторону.

 

Альбус и Скорпиус скрываются в мужском крыле, пообещав зайти за мной перед мероприятием. Сегодня никто понятия не имеет, что это будет, кроме Джоанны, чья неуемная фантазия и породила очередное развлечение.

Сворачиваю в одно из ответвлений коридора, направляясь в свою комнату, когда на меня едва не налетает Джеймс Поттер. Я вздыхаю, предчувствуя новый поток обаяния. Мне ничего не остается, кроме как нейтрализовать его, начав разговор первой.

— Судя по всему, ты от Лили, — замечаю я. — Скажи, в комнате уже что-нибудь заминировано или мне подождать еще?

Джеймс прищуривается, пытаясь сообразить, что я имею в виду, а потом ухмыляется.

— Лили нет в комнате, но я там не был, так что побереги миленькое личико и будь осторожна.

— Спасибо, — почти сквозь зубы цежу я. — Это расценивать как признание, что твоя сестрица не умеет проигрывать?

— Умеет. Просто иногда месть — это часть игры, — пожимает плечами парень. — Кстати, поздравляю с главной ролью! — его настрой после ужина явно поменялся, теперь он вполне благодушно кивает мне. Впрочем, нельзя сказать, чтобы я жаждала его внимания.

Я скептически смотрю на него, а потом все же киваю.

— Не меня ты бы хотел поздравить.

— Знаешь, Мелани, я… — начинает расплываться улыбке Джеймс, но я, едва сдержав жалобный стон, перебиваю его.

— Поттер, все, что я знаю — это то, что ты весь светишься, когда отпускаешь в мой адрес очередную шуточку, которая тешит твое самолюбие. Поэтому, если сейчас должна последовать еще одна — прошу тебя, избавь меня от этого.

— И почему ты так остро реагируешь на все мои слова, Мелани? Что я тебе сделал? — уточняет он, все так же пристально глядя на меня. — Или… не сделал? — он ухмыляется.

— Вопрос в том, что я тебе сделала? И чем заслужила все это безудержное внимание? — устало говорю я.

Джеймс пристально смотрит на меня, а потом отвечает, взъерошив волосы на голове.

— Не обижайся, я просто не могу удержаться. Ты такая милая, когда злишься! — он поднимает ладони вверх, словно сдаваясь.

— Ну, спасибо, — усмехаюсь я.

— Я постараюсь сдерживаться впредь. Но и ты не провоцируй меня, — он понижает голос, вынуждая меня слушать внимательнее, а самодовольный взгляд спрятать даже не пытается.

— У тебя уже не получается, — замечаю я, продолжая двигаться в сторону своей комнаты.

— Ты недооцениваешь меня.

Я замираю на пороге комнаты с открытой дверью, а потом отвечаю, не слишком громко.

— Я знаю.

_________________

* Схенти — набедренная повязка.

— Ай!

За те несколько дней, что я делю комнату с Нотт, я привыкла к неприятным пробуждениям, но удар по лицу — это уж слишком, даже для нее. Я резко открываю глаза и, Слава Мерлину, успеваю вспомнить вчерашний вечер прежде, чем наорать на обнаглевшую слизеринку, которая в данную минуту преспокойно спит — ну или не спит, черт ее знает, может, яды варит (в таком случае, пусть надышится паров) — через три комнаты от меня. Осторожно отодвинув смуглую руку Карлы, которая раскинулась чуть ли не на весь матрас вместо предоставленной ей трети, я сажусь и натыкаюсь на взгляд Доминик. Кузина, которая, к слову, даже утром уже выглядит безукоризненно, сидит на широком подоконнике с тетрадью на коленях.

— Ты чего? — шепотом спрашивает она.

— С Карлой спать невозможно, — бормочу я, недовольно ощупывая ноющую скулу, надеясь, что на ней не появится синяк.

— Есть такое, — улыбается Дом. — Хочешь, ложись на мою кровать.

Бесшумно вылезти у меня не получается, и разбуженная Свити, пробормотав что-то, перекатывается на освободившуюся часть матраса и накрывает голову подушкой. Мне самой хватает сил только на то, чтобы добрести до постели, с блаженством рухнуть на прохладные лавандовые простыни и закутаться в одеяло.

Я всего лишь не хотела возвращаться в свою комнату, но попытки подруг отвлечь меня неожиданно переросли в девичник, и спать легли мы уже ближе к утру. Нельзя сказать, что их слова не возымели никакого эффекта, я все-таки согласна с тем, что режиссер-постановщик — идеальный вариант для меня, но смириться с тем, что эта змея увела у меня из-под носа главную роль — мало ей моих братьев и моей комнаты? — я так и не смогла. Так что я упорно изображала веселье только ради Свити, потому что она чувствовала себя неудобно из-за того, что в отличие от меня получила желаемую роль. И, конечно, я не хочу, чтобы Нотт, видя, как я расстроена, упивалась своей победой. Нет уж, она об этом еще пожалеет — раз уж я сценарист и режиссер, нельзя упускать шанса поиздеваться над ней. Сегодня же вечером, после Фестиваля культур, о котором Джоанна объявила после вчерашней игры, проведу конференцию на тему «Как выставить Мелани дурой на сцене, не испортив при этом всю постановку?»

Воспоминания о собственном провале портят мне настроение и после пятнадцати минут безнадежных попыток уснуть я, зло выдохнув, откидываю одеяло.

— Почему ты не спишь? — спрашиваю я, пока проницательная кузина не начала интересоваться причиной моего раздражения, хотя она, наверное, очевидна.

Но Дом даже не поворачивается в мою сторону.

— Уже около одиннадцати, — рассеянно откликается она, покусывая ручку (которые в нашей семье, где любят магглов, уже давно заменили перо и чернила).

— Сколько?!

Я подскакиваю и хватаю будильник, уронив при этом с тумбочки фотографию Доминик и Виктуар со свадьбы последней. Кузина наконец отрывается от нумерологии и заклинанием убирает трещинки в стекле рамки.

— Ты так все крыло перебудишь, Лил, — она с улыбкой качает головой, бросая взгляд на заворочавшуюся Сесилию. — Все равно поле будет открыто только после обеда, до этого ничего не сделаешь.

— Но мы не пошли на завтрак.

— И поэтому завтрак пришел к вам, — подхватывает Дом, кивая в сторону трюмо.

А на столике, обычно заваленном косметикой и украшениями, сейчас стоит поднос с горкой фруктов и пирожных, и если бы я была художницей, то моя рука уже тянулась бы к кисти и краскам, чтобы успеть нарисовать натюрморт, пока сладости — она и еду по цвету подбирает, не только одежду? — не расхватают девочки.

— Ты просто волшебница, Доминик! — шепотом восклицаю я, на цыпочках пробираясь к трюмо.

— Конечно, иначе как бы я здесь оказалась? — хихикает она и, словно демонстрируя свои способности, заставляет черничный маффин проплыть по направлению к ней прямо перед моим носом.

Упражняясь в мультитаскинге, я поправляю перед зеркалом прическу, наколдовываю себе чашку, чтобы налить кофе из термоса, и разрезаю грейпфрут.

— Ты поняла, что я имела в виду, — говорю я, размешивая сахар. — Может, ты вытянула в Тайной Фее сразу несколько фотографий и теперь устраиваешь нам такой пир?

— Я просто рано проснулась, а вас будить не хотела, — улыбается Дом. — Народу там было немного, даже преподаватели решили поспать подольше, так что я спокойно собрала с собой все, что хотела.

— Значит, ты в субботу утром не поленилась принести завтрак нам в комнату, а потом сразу села за учебу? — уточняю я.

— Сначала накрасила ногти, — усмехается она, пошевелив пальцами на ногах. — А тут просто задача интересная, всю ночь о ней думала.

Я фыркаю, даже не удивляясь. Моя кузина, наверное, единственная в своем роде — она совмещает в себе легкомысленную девочку, которая любит туфли и розовый цвет, и самого настоящего ботаника, хотя в теории это взаимоисключающие понятия. Впрочем, о второй ее стороне известно не каждому. Популярные красавчики вечно крутятся около нее и недоумевают, почему, кокетничая направо и налево, Доминик Уизли не соглашается встречаться с кем-либо из них. Никому и в голову не приходит, что ей с ними просто скучно. Мне очень интересно, на ком она в итоге остановит свой выбор.

Наш разговор, разумеется, не смог не разбудить чутко спящую Сесилию, а ее возмущенные просьбы вести себя потише (так перевела с французского Доминик, но, судя по выражению лица и интонации, она не была такой вежливой) в свою очередь поднимают и Свити с Карлой. Девочки дружно обвиняют нас в разрушении единственной за эту неделю возможности выспаться (завтра на экскурсию в город опять вставать рано), но при виде роскошного завтрака спешат сменить гнев на милость. Посидев с ними еще немного, я понимаю, что все-таки придется вернуться к себе, хотя с огромным удовольствием осталась бы жить здесь, пусть и на матрасе.

Мои надежды на то, что Нотт к этому времени уже уползла в свои лаборатории, не оправдываются, и, когда я вхожу, слизеринка, с влажными волосами и в шелковом голубом халатике, сидит на кровати с пачкой листов, в которой я узнаю свой сценарий.

— Где ты была? — скучающим тоном спрашивает она.

— Я не обязана перед тобой отчитываться, — холодно замечаю я в ответ.

Она хмыкает.

— А я не обязана отчитываться за твои действия перед Альбусом, но это не помешало ему допытываться, почему после отбоя тебя нет в комнате.

— Ал за это уже получил, не волнуйся, — фыркаю я, вспомнив выражение лица брата, когда, заявившись посреди ночи к Доминик, чтобы выяснить у нее, в чьей постели, кроме своей, я могу ночевать, он обнаружил там меня, в пижаме и с маской из волшебных водорослей на лице.

На тумбочке я замечаю пару сэндвичей с ветчиной и свежими овощами, аккуратно завернутых в салфетку, и красное яблоко, рождающее у меня не самые приятные ассоциации.

— Что это? — подозрительно спрашиваю я.

— А тебе как кажется?

Я закатываю глаза.

— Откусив кусок яблока, я впаду в вечный сон?

Нотт дергает уголком губ.

— Если ты намекаешь на мои блестящие способности и полагаешь, что я могла принести тебе завтрак, то забудь об этом. Скорпиус, конечно, тоже неплохой зельевар, но он не стал бы травить тебя таким очевидным образом. Если он и хотел бы убить тебя, он бы действовал более осторожно.

— А ты не понаслышке знаешь? — усмехаюсь я, и до меня только доходит весь смысл сказанного. — Подожди, ты сказала… Это принес Малфой?

Слизеринка недоуменно косится на меня, и я мысленно чертыхаюсь, догадываясь, насколько странно выглядела моя реакция.

— Мы обе не пришли на завтрак, и наши заботливые братья это заметили.

— И они оба заходили?

— Нет, Поттер, заходил один Скорпиус, и я не понимаю, почему ты раздуваешь из этого что-то особенное, — раздраженно отвечает она, изящно приподнимая одну бровь, как умеют только самодовольные аристократы. — Вы друг друга не переносите, все уже в курсе, но ему не сложно по просьбе Ала принести тебе чертов завтрак, когда он и так шел в нашу комнату. И если ты ищешь в этом какой-либо злой умысел, то не слишком ли много чести? Поверь, ты его вообще не волнуешь.

— Конечно, — машинально отзываюсь я, отворачиваясь к шкафу, чтобы выбрать одежду на сегодня и спрятать лицо.

Хорошо, что мы разминулись. С того нашего разговора у меня неплохо получалось избегать Малфоя, и как бы меня саму ни бесили эти попытки, я ничего не могу с собой поделать. Я не могу смотреть на него, не вспоминая того, что наговорила. Нет, отчасти я, конечно, рада, что сказала ему все, что думаю о его поведении, но… Думаю, из моих слов он понял достаточно. И, как это ни странно, я бы предпочла, чтобы он до сих пор считал меня избалованной гриффиндоркой, беспричинно ненавидящей слизеринцев, но не обиженной Лили Поттер, так и не забывшей тот день, когда Скорпиус Малфой не позволил ей стать его другом. Прошло много времени, прежде чем я узнала, что в моей реакции на его фамилию так сильно разозлило его, и я бы даже простила ему его грубость, если бы не видела, как он относится к окружающим. Так же, как во мне прячется маленькая, неуверенная в себе девочка, надежды которой завести друзей в школе рухнули в первый же день, в нем по-прежнему живет тот озлобленный мальчик, на которого вся несправедливость мира обрушилась в виде обвинений в грехах родителей. Но если я преодолела свой страх снова оказаться отвергнутой и теперь общаюсь с половиной школы, то он, вместо того чтобы попытаться исправить репутацию своей семьи, делает все, чтобы ей соответствовать. Альбус с ним дружит, потому что он идеалист и верит в лучшую сторону каждого человека, пытаясь найти психологическую причину для каждого поступка. Я тоже вижу эти причины, но не оправдываю людей, зная, что они могли бы сделать другой выбор. Ведь перед моими глазами всю жизнь был идеальный пример человека, который, пройдя через издевательства родственников, насмешки общества, предательства и потери, не свернул с правильного пути и остался героем. Глупо, конечно, сравнивать Скорпиуса с моим отцом, но он мог бы справиться с неодобрением толпы и другим способом. Впрочем, рядом с Алом и сестрой Малфой становится другим. И да, я это замечаю, потому что тайно наблюдала за ним все школьные годы. Хотя теперь уже не тайно — он и так все понял. Черт.

— Поттер, ты там жива вообще? — лениво интересуется Нотт, вырывая меня из размышлений.

Сколько же я так простояла перед открытым шкафом? Я поспешно сдираю с вешалки первое попавшееся платье и поворачиваюсь к слизеринке, лихорадочно ища оправдание. В обычной ситуации меня бы это не заботило, но она же не должна догадаться, что большую часть моих мыслей сейчас занимает ее чертов кузен.

Мой взгляд снова падает на сценарий.

— Уже прочла? — мрачно спрашиваю я.

Мелани едва заметно морщится, но долго игнорировать сложившуюся ситуацию у нас не получится.

— Почти, — нехотя отвечает она.

— Можешь не торопиться, я все равно собираюсь кое-что поменять, — говорю я и, заметив ее недовольство, добавляю: — Между прочим, это твоя импровизация натолкнула меня на определенные мысли.

Она почему-то напрягается. Что вообще с ней произошло на прослушивании? Хотела отличиться или настолько прониклась ролью? Может, и она сама уже несколько женихов отшила? Что бы там ни было, она действительно идеально вжилась в образ. Чтоб ее.

— И?

— Я подумала, что стоит немного сместить акценты. Оригинальная история уже устарела, и всем будет интереснее наблюдать за тем, как Питер добивается от Кэтрин не покорности, а в первую очередь любви. Ты сказала, что никого не заботят ее чувства, и этому действительно стоит уделить больше внимания. В общем, я попробую добавить романтики и одновременно сделать пьесу серьезнее.

Нотт задумчиво выслушивает мой план и кивает.

— Хорошо.

Серьезно? Она вот так просто взяла и согласилась? Я даже на секунду начинаю сомневаться в своем желании опозорить ее на сцене. Абсурд, конечно, но может у нас все-таки получится сработаться?

— В любом случае, ты теперь не сможешь все время торчать в своих лабораториях, — командным тоном заявляю я. — И тебе придется научиться играть на фортепиано, как все типичные чистокровные аристократки.

Мелани насмешливо приподнимает брови.

— Поттер, я и есть чистокровная аристократка, — напоминает она. — Я умею играть на фортепиано.

Ну и черт с тобой. Придумаю что-нибудь другое, чтобы заставить ее попотеть.

— А поешь хорошо?

— Не особенно.

— Значит, будешь петь.

В ответ на ее гневный взгляд я лишь довольно улыбаюсь. Слизеринка прищуривается.

— А знаешь, из тебя действительно получается хороший режиссер, — говорит она, и искренность в ее голосе почти сбивает меня с толку. — Рада, что ты смирилась со своим назначением, хоть оно и досталось тебе в качестве утешительного приза, и забыла о том, что главную роль все-таки получила я.

Ну все, сама напросилась! Не думая о последствиях, я выхватываю палочку и привычным движением создаю стаю летучих мышей, которые, хлопая крыльями, налетают на нее, облепливая лицо. Нотт визжит, забыв о своих хваленых манерах, машет руками и, подскочив, вылетает в коридор, а зверьки друг за другом впечатываются в захлопнутую дверь. Я избавляюсь от них, не сдерживая ухмылки. Надеюсь, Мелани вспомнит об этом, прежде чем в следующий раз открыть рот. Или попытаться отнять у меня еще что-нибудь. И как я могла допустить мысль о том, что мы сработаемся?

Она не возвращается, и я спокойно иду в ванную, где собираюсь на обед и привожу себя в порядок. А когда выхожу из комнаты, сразу же натыкаюсь на Джеймса.

— Какого черта ты устроила, Лил? — почти кричит он, оттолкнувшись от стены напротив.

— Что, она уже успела нажаловаться? — фыркаю я, скрещивая руки на груди. — А ты, как верный рыцарь, пришел защищать свою возлюбленную?

— Лили, это не шутка, — он рассерженно качает головой, и я удивляюсь, насколько серьезным он выглядит.

— Да ничего с ней не будет, по себе же знаешь, — отмахиваюсь я, пытаясь пройти, но он загораживает мне путь.

— Мел повезло, что она наткнулась на Ала и Скорпиуса, которые тут же отвели ее в Лазарет. У нее не только лицо в царапинах, ты могла вообще ее ослепить! Твои любимцы ей глаз задели своими когтями!

О черт… Черт, черт, черт.

Зачем я это сделала, идиотка?! Надо было наколдовать ей прыщи или зеленые волосы, но не отправлять в Лазарет! А я еще и Малфоя осуждала…

— Она в порядке? — со страхом выдыхаю я.

— Будет, — кивает он. — Сара сказала, что все обошлось.

— Черт, — я облегченно прижимаю руки к лицу. — Джим, я не хотела серьезно ей навредить.

Он долго смотрит на меня, поджав губы.

— Знаю.

Брат хочет добавить что-то еще, но его отвлекают раздавшиеся в коридоре торопливые шаги, и в следующую секунду меня больно хватают под локоть.

— На два слова, Поттер, — шипит Скорпиус, таща меня в сторону холла, а я, все еще пребывая в шоке, даже не сопротивляюсь и быстро перебираю ногами, чтобы не упасть.

— Убери от нее руки, Малфой! — до меня доносится угрожающий рык Джеймса.

Слизеринец игнорирует его и резко останавливается, так что я в него врезаюсь.

— Послушай меня, Поттер, — цедит он мне на ухо. — Я не знаю, какими способами ты справляешься с гневом, но советую вспомнить, потому что моя сестра не должна страдать из-за того, что твое самолюбие не может выдержать потери роли.

— Да кто бы говорил! — вскидываюсь я. — Ты сам срываешь свою злость на каждом втором, потому что маленького Скорпиуса в детстве обидели однокурсники.

— За…

— Это ты заткнись, Малфой, и отвали от нее! — орет подоспевший Джеймс.

— Хватит!

В холле появляется Ал. Он обводит нас глазами, а потом поворачивается в сторону мужского коридора.

— Хотите посмотреть представление — купите билеты, — нетерпеливо бросает он кому-то, и через несколько секунд я слышу звук закрывающейся двери. Отлично, мы еще и публику привлекли.

Альбус снова возвращается к нам.

— Скорпиус, отпусти ее немедленно, или я тебя ударю, — с ложным спокойствием предупреждает он, и его дружок наконец разжимает пальцы.

Я машинально потираю руку, заметив на ней проступающие красноватые пятна, и с вызовом смотрю на Малфоя, на лице которого даже мелькает некое подобие сожаления. Ал переводит взгляд на меня, и, не будь ситуация такой серьезной, меня бы даже насмешил вид строгого папочки, который он на себя напустил.

— Лили, что ты натворила?

— Ну, конечно, — я цокаю языком, язвительно улыбаясь. — «Лили, что ты натворила? Лили, какого черта ты устроила?» Лили, Лили, Лили… Действительно, во всем виновата именно я. А вас не волнует, по каким причинам я могла это сделать? Не приходило в голову, что Нотт сама напросилась?

Малфой делает шаг вперед, но Джеймс хватает его за плечо, и слегка встряхивает, напоминая не приближаться ко мне. Но на меня он смотрит так же сурово.

— Лилс, я понимаю, что ты расстроена, но нельзя просто так разбрасываться заклинаниями, — продолжает Ал. — Мелани…

— Да что вы все привязались ко мне с этой Мелани?! — не выдерживаю я. — Ладно Малфой, но почему вам двоим она стала важнее родной сестры? — упрекаю я братьев, чувствуя, что уже готова разреветься. — Почему, зная, какие у нас отношения, ты вдруг заделался ее лучшим другом, Ал? Хотя можешь не отвечать, для тебя слизеринцы давно стали важнее. Но Джеймс, ты же… как ты там сказал?.. «Другой, классный старший брат»? Ты обещал, что не отвернешься от меня, как Альбус, но теперь и сам встаешь на сторону Нотт, за которой бегаешь уже который день, как будто другой кандидатуры не нашлось!

— Подождите, при чем здесь я? Я не отворачивался…

— Лили, никто не принимает ничью сторону, — перебивает его Джим. — Но «Мел сама напросилась» — это же детская отмазка…

— Да пошли вы все к черту! — выкрикиваю я. — И не забудьте прихватить с собой вашу драгоценную Мелани!

Спеша покинуть здание, я сбегаю вниз по лестнице, поскальзываюсь и лечу вперед. Я успеваю только зажмуриться, морально готовясь к встрече с каменным полом, наверняка уготованной мне в качестве наказания, но меня ловят чьи-то сильные руки.

— Осторожней, Лилс, — Кайл смеется, возвращая мне устойчивое положение. — Ты так могла бы… Лили?

Я смотрю на свои туфли, проклиная все на свете, и поправляю волосы, стараясь незаметно утереть слезы. Почему именно он? Он не должен видеть меня в таком состоянии!

— Ты что, плачешь?

Я яростно мотаю головой, но он, конечно, не верит и приподнимает мое лицо за подбородок, из-за чего я начинаю реветь еще сильнее.

— Лили, что случилось? — обеспокоенно спрашивает Кайл.

Не в состоянии даже ответить, что все в порядке, я просто закрываю лицо ладонями, как ребенок, и продолжаю надрывно плакать, сама не зная, из-за чего именно: из-за произошедшего с Мелани, боли в руке, где меня схватил Малфой, реакции братьев или потери роли.

— Лил, все будет хорошо, только расскажи мне, в чем дело, — успокаивающим тоном говорит парень, прижимая меня к себе и поглаживая по дрожащей спине.

Я не пытаюсь вырваться, хоть и сгораю от стыда из-за того, что устроила перед ним такую истерику, но где-то на задворках сознания мелькает мысль, что мне приятно, что он за меня переживает. Значит ли это, что я ему нравлюсь?

Американец напрягается, и я даже пугаюсь, что произнесла последнюю фразу вслух, но тут я слышу шаги за спиной.

— Малфой, — недружелюбно произносит Кайл.

Я дергаюсь и резко разворачиваюсь, и он оставляет руки на моих плечах, видимо, отметив мою странную реакцию. Слизеринец наблюдает за нами с середины лестницы, и усмешка неестественно застывает на его лице, когда он сталкивается со мной взглядом. Я запоздало понимаю, что предстаю перед ним с красным, опухшим лицом, из-за чего он теперь посчитает меня слабачкой, и гордо вскидываю голову, вызывающе поднимая брови.

— Я могу пройти? — с надменной вежливостью в голосе он напоминает нам, что мы загораживаем ему путь, стоя прямо у нижней ступеньки.

— Пойдем отсюда, — говорю я, хватая Кайла за рукав, и он смотрит на мою руку, синяки на которой даже при наличии богатого воображения нельзя принять за что-либо кроме следов от пальцев, а потом снова на меня.

Я пытаюсь улыбнуться, но, видимо, выражение моего лица подтверждает его догадку, и, недобро прищурившись, американец делает шаг вперед. Я поднимаюсь на одну ступеньку, становясь напротив него.

— Не надо, Кайл, тебя выгонят из команды за попытку вывести из строя соперника, — говорю я, удачно вспоминая правила квиддича в «Атлантиде».

Не хватает еще и драки, мало на сегодня пострадавших по моей вине! Хотя часть меня, конечно, хочет, чтобы он заступился за меня и хорошенько врезал слизеринцу, раз мои братья этого не сделали.

— Но он…

— Пустяки, Малфой тут ни при чем, так что просто забудь. А это вообще Джеймс был, — вдруг заявляю я неожиданно для себя самой, и, не видя обратного пути, продолжаю городить чушь. — Он меня схватил, когда я начала падать, там кто-то воду разлил. Но вообще я умираю с голоду, пойдем на обед?

Кайл недоверчиво качает головой и демонстративно обнимает меня за плечи. Я смотрю на Скорпиуса, странный взгляд которого до сих пор прикован к своим отпечаткам на моей коже. Он поднимает глаза на меня, и мне кажется, что он хочет что-то сказать, но вместо этого он просто проходит мимо, направляясь в сторону Лазарета.

Мы наконец выходим из жилого корпуса, и перед тем, как свернуть к столовой, я поворачиваюсь и в одном из окон замечаю исчезающее лицо Малфоя. Наверное, жалеет, что так сорвался при моих братьях. Хотя не похоже, что их это сильно взволновало. Алу точно все равно. Предатель.

Ох. Даже не представляю, как появлюсь в столовой в таком виде. Я с тоской вспоминаю о сэндвичах, так и оставшихся на тумбочке, но вернуться уже не могу, предполагая, что Мелани после Лазарета сначала пойдет в комнату.

— Неудачный день у тебя сегодня, да, Лил? — усмехается Кайл.

— Ты о чем? — нервно уточняю я. Он что, с самого начала знал, что я сделала со своей соседкой?

— Сначала вода, потом лестница, — перечисляет он, и я сразу догадываюсь, к чему он клонит. — Раньше не замечал за тобой подобной неуклюжести.

— Не выспалась, — я пожимаю плечами.

Он вздыхает.

— А плакала ты почему? Дай угадаю, на той же кухне, на которой кто-то разлил воду, ты резала лук.

— Кайл, — я улыбаюсь. — Спасибо за заботу, но все нормально, правда. Ал и Джеймс уже со всем разобрались, да и в любом случае я сама виновата.

Он возмущенно поднимает брови.

— Ты его оправдываешь?

— Нет, — я морщусь. — Малфой мудак. Просто… Разозлился он за дело.

— И что же ты такого сделала?

Я медлю с ответом, и на глаза снова наворачиваются слезы, когда я вспоминаю обвинения братьев.

— Я напустила на Мелани Летучемышиный сглаз, — опустив голову, признаюсь я, готовясь к новой порции осуждения. А он ведь еще и подумает, что я напала на нее из зависти. А впрочем, разве не так? Теперь самой от себя противно.

— Какой сглаз? — непонимающе переспрашивает он.

— Ну, он вызывает стаю летучих мышей, — объясняю я. — В общем, они расцарапали ей все лицо.

— Жестоко, — присвистнув, замечает Кайл. — С ней все будет в порядке?

Ну конечно, он тоже на ее стороне.

— Да.

— Ну тогда не страшно, — улыбается он, снова приобнимая меня, и на меня накатывает волна облегчения. — Со всеми бывает. Помню, мы как-то собирались сбежать за территорию на День рождения к моей подруге, мы же раздельно учимся, знаешь? И мой однокурсник нас сдал. Потом неделю ходил с чешуей.

Я понимаю, что он всего лишь хочет приободрить меня, возможно, он вообще придумал эту историю только что, но все равно заливаюсь смехом.

— Спасибо, — искренне говорю я. — Ты один так отреагировал. Ал и Джеймс только наорали на меня, даже не спросив, почему. Конечно, причина не такая уж уважительная, но все равно…

— Я верю, что она тебя спровоцировала, — говорит он и добавляет, заговорщически понизив голос: — Мне эта Мелани тоже не нравится. По-моему, она слишком уж высокого о себе мнения. На твоем месте я бы так долго не продержался.

Я просто смотрю на него, не в силах выдавить ни слова, и только широко улыбаюсь, переполненная чувством благодарности.

— Ну вот, другое дело, — довольно говорит он. — Выше нос, Лил, твоя соседка жива-здорова, так что переживать не о чем. Зато знает теперь, с кем имеет дело…

— Кайл.

— Мм?

— Можно я тебя обниму?

Он смеется, не удивляясь моей странной просьбе, и с готовностью притягивает меня к себе. Я поднимаюсь на носочки, обвиваю руками его шею и утыкаюсь носом в плечо.

— Ты не представляешь, как я рада, что ты есть, — выдыхаю я, не заботясь о том, как он воспримет мои слова.

— Лили, — уже серьезно говорит Кайл. — Насколько я понял, Малфой общается с твоими братьями, так что если он сделает еще что-то, о чем ты не захочешь им сообщать, просто скажи мне и я разберусь.

Я отстраняюсь.

— Малфой мне не навредит.

— Я вижу, — скептически замечает он, кивая на мою руку.

— Послушай, я его знаю, — говорю я, почему-то считая это необходимым. — Намеренно он никогда бы не причинил мне вред, он просто не рассчитал силы.

— Лил, просто пообещай, что скажешь мне, хорошо?

— Договорились, — я киваю.

Он смотрит мне в глаза, и меня бросает в жар, когда я думаю о том, как сильно хочу, чтобы он поцеловал меня, но Кайл просто улыбается как всегда.

— Удачи на Фестивале, Лил.

— А ты участвуешь? — спрашиваю я, надеясь, что в моем голосе не сквозит разочарование.

— Оливия все еще планирует нарядить меня в трико Капитана Америки, но я буду сопротивляться, — ухмыляется он.

— Кого? — непонимающе переспрашиваю я, хотя, представив Кайла в трико, прыскаю от смеха.

— Повезло, что не знаешь.

В столовой мы расходимся, он направляется к команде, а меня за моим столиком встречают гробовой тишиной.

— Лили, что-то случилось? — осторожно спрашивает Скотт, глядя на мое лицо, на котором еще видны следы недавней истерики.

— Все хорошо, — отрезаю я, и все поспешно возвращаются к своим тарелкам.

Только Доминик, порывшись в маленькой сумочке, в которой, кажется, есть абсолютно все, достает тюбик с маскирующим кремом (ее тетя Габриэль занимается производством волшебной косметики) и молча протягивает мне под столом. Я знаю, что она не будет допрашивать меня, но ей и Свити я бы может и рассказала, что случилось. На несколько минут я ухожу в уборную, чтобы вернуть себе более или менее приличный вид, и возвращаюсь к ребятам.

В обсуждении Фестиваля я почти не участвую, вставляя реплики невпопад, и исподлобья наблюдаю за другим столиком. Сейчас там только Ал и Бренда Ривера, охотница из команды Джима. На протяжении всего обеда брат периодически бросает взгляды в мою сторону, но, как только появляются слизеринцы, все внимание сосредотачивается на Мелани. Бренда, очевидно заделавшаяся новой лучшей подружкой Нотт, чуть ли не подскакивает на стуле, выражая свое сочувствие. Аж смотреть тошно. Когда все четверо одновременно поворачиваются ко мне, я тут же вступаю в оживленный разговор с девочками.

Перед Нотт я извинюсь, хоть мне и не хочется этого делать, а на остальных наплевать. У меня здесь есть друзья, так что обойдусь без братьев. Конечно, я рассчитывала на помощь Ала в подготовке, но с остальными хогвартскими ребятами я уже вчера все обсудила, так что невелика потеря. К тому же… Я вздыхаю, обвожу глазами зал и нахожу стол дурмстранговцев, за который неожиданно перекочевала Роза. Вряд ли она откажется похвастаться своими великолепными способностями, а лучший трансфигуратор на курсе мне сейчас очень кстати. Пусть это и моя высокомерная кузина. Плевать. Главное — победа Великобритании. Хоть что-то в этом чертовом лагере у меня должно получиться!

Дождавшись, пока Роза и Александр Крам — а я до сих пор не понимаю, как это произошло, — покинут столовую, я выхожу за ними следом и окликаю их.

— Привет, — говорю я и, улыбнувшись, протягиваю руку парню. — Лили Поттер.

— Александр Крам, — представляется он, отвечая на рукопожатие.

— Вряд ли тебя здесь кто-то не знает, — ухмыляюсь я. — Поздравляю с победой, кстати. Я патриот своей школы, но, если быть честной, болела за тебя.

— Спасибо, — усмехается он, склонив голову в шутливом поклоне.

Роза ощутимо напрягается, глядя на нас, и я с трудом сдерживаю желание рассмеяться. Похоже, она переживает, что я собираюсь увести парня у нее из-под носа. Она что, действительно на что-то надеется? Понятия не имею, чем наша Роза его привлекла, но Крам и сам скоро увидит, какая она на самом деле. На первых курсах она сделала все, чтобы убедить всех в том, что умнее ее никого быть не может, а сейчас, добившись своего, строит из себя великую скромницу.

— Роза, вообще-то, я к тебе, — я поворачиваюсь к кузине. — Собираемся на поле через полчаса, и тебе придется заняться трансфигурацией.

— Да, конечно, без проблем, — торопливо откликается она.

Ах, вы только посмотрите, какая она милая!

— Значит, там и поговорим, — я бросаю беглый взгляд на Крама: при нем точно нельзя ничего обсуждать. — Кстати, Александр, может, и ты к нам присоединишься? Ты же наполовину ирландец.

— Я бы выступал за обе страны, но в таком случае меня и там и там посчитали бы шпионом, — он смеется, но как-то неестественно, как будто мой вопрос ему неприятен. — Так что я за Болгарию, в конце концов, там я живу.

— Что ж, удачи вам, — говорю я и, не удержавшись, добавляю: — Но в этот раз Британию вам не победить.

Он только хмыкает в ответ на угрозу, то ли его не волнует Фестиваль культур, то ли после Турнира Трех Волшебников считает его плевым делом.

— Посмотрим.

Махнув им на прощание, я захожу за здание столовой и наудачу произношу в воздух:

— Вилли?

В ту же секунду передо мной с громким хлопком появляется эльф, которого мы обычно нанимаем в агентстве, если мама и многочисленные миссис Уизли застревают на работе, а бабушке Молли требуется помощь в приготовлении торжественного обеда на всю нашу огромную семью. Не знаю, разрешено ли нам пользоваться их услугами, но никто ничего про это не говорил. К тому же, я слышала, что итальянцев пустили ночью на кухню, потому что там работает поваром чья-то старшая сестра. Повезло им: пицца и спагетти явно будут пользоваться большей популярностью, чем британская национальная еда. В общем, вчера, когда все хогвартские единогласно пришли к выводу, что традиционные блюда представить необходимо, мы собрали деньги, и я написала письмо домой. Как же хорошо, что я отмела мысль о том, чтобы попросить Малфоя или Нотт, хотя у них есть и собственные домашние эльфы.

— Мисс Лили! Все из вашего списка уже готово. Вы можете быть уверены, что никто не готовит Йоркширский пудинг лучше, чем Вилли! — гордо сообщает эльф.

— Нисколько в тебе не сомневаюсь, — улыбаюсь я. — Спасибо большое, ты очень нас выручил. Я позову, когда все понадобится, хорошо?

— Конечно, мисс Лили. Вилли был очень рад помочь!

Низко поклонившись, эльф исчезает. Что ж, одно дело сделано.

На стадионе уже собрались все организаторы, но само поле на первый взгляд пустует. Хотя, если присмотреться, легко заметить, как кто-нибудь шагает на трибуну прямо из воздуха, или же наоборот растворяется, спрыгивая вниз с первого ряда.

Поле поделено на равные участки, по одному на страну. Между ними, а так же между полем и трибунами — невидимый барьер, чтобы участники раньше времени не видели, что приготовили соперники. «Вход» на территорию располагается рядом с флагом государства, и у каждого дежурит организатор. Отыскав «Юнион Джек»*, я раздраженно выдыхаю. Замечательно. Джеймс ведь просто тренер, он не должен во всем этом участвовать! Но раз в этом году он единственный британец в их компании, к нам решили приставить именно его. Оглянувшись по сторонам и не найдя никого из наших, я невозмутимо направляюсь к флагу вдоль первого ряда, не обращая внимания на брата. Увидев меня, он поднимается со скамьи.

— Лили.

— Джеймс, у меня нет времени.

— Лил, дай мне просто…

Я проскальзываю на участок, и его голос тут же обрывается. Значит, барьер звуконепроницаемый. Отлично, можно подумать о музыке. Уверена, что Доминик включит Эдит Пиаф.

— Лили! — снова окликает меня брат, который последовал за мной.

— Джеймс, какого черта ты здесь делаешь? — кричу я, одновременно пытаясь вытолкнуть его за барьер. — Если тебя здесь увидят и, Мерлин упаси, решат, что ты нам помогаешь, нас снимут с конкурса!

— Тогда мы можем поговорить снаружи, — настойчиво произносит он и скрещивает руки на груди, показывая, что мне не сдвинуть его с места.

Я цокаю языком и первая выхожу на трибуну.

— Ну?

Рука Джеймса взметается к волосам, как он делает всегда, когда не знает, с чего начать разговор.

— Мелани никому не расскажет об этом… инциденте.

Первые несколько секунд я не понимаю, что он имеет в виду, а потом до меня доходит, что отработок здесь не назначают, это не школа. В лучшем случае вызвали бы родителей (и то тут сыграла бы только фамилия). В худшем — я собрала бы чемоданы на три недели раньше и вернулась домой. Меня захлестывает обида: неужели Нотт хотела меня сдать?

— А это обсуждалось? — я поднимаю брови, стараясь звучать холодно, но получается скорее жалобно.

— Нет, — он мотает головой. — Было так: «Можешь не волноваться, стучать на твою сестрицу я не собираюсь, Поттер», — говорит он, копируя интонацию Мелани (и я уверена, что он опустил ряд эпитетов, сопровождающих в оригинальном предложении слово «сестрица»). — В общем, не расстраивайся.

— Думаешь, я из-за этого расстроилась?

Он вздыхает.

— Лил, ну прости меня, — говорит он, улыбаясь той своей улыбкой, которой невозможно противостоять. — Я знаю, что не должен был на тебя кричать. Просто не сдержался, знаю, я идиот.

«Я идиот». Классическая фраза Джима, когда на самом деле он понятия не имеет, чем именно провинился, но не хочет копаться в истоках проблемы.

Я качаю головой.

— Джеймс, я просто… Я знаю, что была не права, но, черт, ты даже не попытался меня понять, посмотреть на ситуацию моими глазами. Сразу кинулся защищать Нотт. Ладно Ал, он зануда и любит читать мне нотации, чего, кстати, не делает с Малфоем, но это другой разговор. Но ты всегда был на моей стороне, что бы я ни натворила. А сегодня ты тоже предпочел мне ее. Черт возьми, Джим, ну почему ты запал именно на ту девчонку, которую я ненавижу?

— Да не запал я на нее! — восклицает он, вскинув руки с видом «как же вы меня достали». — Что вы все привязались ко мне? Сначала Роза, теперь ты! Я просто развлекаюсь, слишком уж смешно она реагирует.

Я фыркаю.

— Джим, похоже, ты один до сих пор в это веришь. Если бы Нотт тебе не нравилась, ты бы, например, не вертелся у их стола каждый день. Для справки, ко мне в столовой ты подошел только один раз, когда боялся, что я могу разнести все здание из-за потери чертовой роли.

— Когда это ты стала так много ругаться, Лил? — с укором перебивает он. — А за столом, для справки, сидят еще три игрока из моей команды.

— Ладно, Джеймс, думай как хочешь, — я пожимаю плечами. — Но я тебя сразу предупреждаю, что ничем хорошим это не закончится. В любом случае, это твоя жизнь, можешь бегать хоть за Макгонагалл. Но и мне не смей запрещать общаться с Кайлом. Я могу хоть с Митчеллом роман завести, и не тебе говорить мне о «братании с врагом».

— Только попробуй…

— Пока, братец.

И я возвращаюсь в «Великобританию». Джеймс на этот раз за мной не идет, а воцарившаяся тишина позволяет мне сосредоточиться исключительно на стоящей передо мной задаче. Для начала я решаю оценить, сколько у нас места, надеясь, что его хватит для осуществления моей идеи. Я иду вдоль трибуны, пока не натыкаюсь на барьер, а затем иду в глубь поля, не отрывая руки от стены тугого воздуха, обволакивающего мою ладонь. Когда меня окликают подошедшие Эмили, Крейг и Маргарет, я оборачиваюсь и поражаюсь, насколько большим оказывается расстояние между нами. Да нам же предоставлена территория размером почти с половину поля! Наверное, здесь уже работали профессора, расширяя каждый участок. Потрясающе! Как же я обожаю магию!

К установленному времени подтягиваются все, кроме Малфоя и Нотт, которой, по словам Ала (а он все-таки пришел, но с ним я теперь разговариваю только по делу), нужно обрабатывать царапины в Лазарете каждые полчаса, чтобы они прошли к завтрашнему утру. Я даю нам двадцать минут на обсуждение, и мы садимся в круг посреди нашего участка. Конечно, суть мы придумали еще вчера вечером, и сейчас только уточняем детали и предлагаем дополнения. Как рассказали Ал и Роза, в прошлом году хогвартские больше внимания уделили маггловской культуре Великобритании. Спроецировали с фотографии Букингемский дворец, поставили гвардейцев, по территории катался двухэтажный красный автобус, а из динамиков разносились песни The Beatles. Такой типичный Лондон. Вроде и неплохо, но они не победили. И не получили даже приз зрительских симпатий.

В этом году все по-другому. Я очень рада, что организацию доверили мне, потому что мне очень нравится мой план. К тому же, в моем проекте мы углубляемся в историю магической Британии, мифы, легенды и сказки. Мне кажется, это довольно необычно, и в других странах такого точно не должно быть.

И на следующие три часа я полностью погружаюсь в работу, перемещаясь по «Великобритании», помогая ребятам и контролируя их. Первым делом на нашем участке вырастает лес (если верить Розе, деревья должны исчезнуть только поздно вечером). Надеюсь, до остальных дойдет, что это намек на Каледонский или, на худой конец, Шервудский. От «входа» по нему расходится несколько дорожек. Одна ведет к Мерлину и Моргане, под которых мы загримировали Чарли Кларка и Эмили Остин, сверяясь с карточками из шоколадных лягушек. Другая — к Круглому столу, за который мы посадили размноженные заклинанием доспехи из театра, имитирующие двенадцать рыцарей. На этот же стол мы и поставим половину блюд, а вторая часть будет на длинном столе Основателей Хогвартса. От этой дорожки ответвляется еще одна, ведущая к камню с мечом и королю Артуру, роль которого будет исполнять Альбус, в данный момент занятый созданием копии Фонтана Феи Фортуны. Роза, лучшая в трансфигурации животных, тем временем преображает пуговицу в Белого кролика, в сюртуке и с карманными часами, который должен «встречать» зрителей у одной из развилок и приводить их к кроличьей норе. Сама я подвязываю волосы лентой с бантом и с помощью Маргарет перекраиваю голубое платье, превращаясь в Алису. Англичан в этом году больше всех, но людей все равно катастрофически не хватает, и я даже признаю, что слизеринцы здесь бы очень пригодились. В итоге с Робином Гудом у костра остаются только Малютка Джон и Брат Тук, Питер Пэн и Венди появляются без сопровождения потерянных мальчишек, а мост через реку, братья Певереллы и Смерть — всего лишь движущееся объемное изображение.

Чем меньше времени остается до начала, тем больше я паникую. Лес получается достаточно большой, а сцен не так уж и много, и я начинаю перебирать в голове все известные мне истории. В итоге на окраине появляется домик трех поросят, на который дует созданный Розой волк, а неподалеку от костра Робина из Локсли вырастает гигантский бобовый стебель.

Когда раздается английская народная музыка, волнение вдруг отступает. Я в очередной раз оглядываюсь по сторонам, и получившаяся таинственно-волшебная атмосфера не вызывает ничего, кроме восхищения.

— Эй, Алиса!

— Где твоя тень, Питер? — я улыбаюсь Крейгу Андерсену, одетому в зеленое и держащему наготове фотоаппарат, который совсем не вяжется с костюмом из листьев. — Музыка — чудо, передай своим родителям огромное спасибо.

— Никогда не думал, что мне пригодятся старые пластинки дедушки, — усмехается он. — Можешь вернуться к норе, пожалуйста? Я хочу успеть сфотографировать все, пока никого нет.

Он делает несколько снимков, и, в первый раз побежав за кроликом, я чуть не падаю в яму по-настоящему.

— Чешир! — вдруг осеняет меня, когда я снова думаю об этой сказке. — Нужен Чешир! Как без него?

— Но он был в самой Стране Чудес, а здесь только нора, — с сомнением говорит Крейг.

— Да, ты прав, наверное, — разочарованно протягиваю я. — Жаль.

Крейг уходит снимать Круглый стол, а я снова осматриваясь, чтобы убедиться, что все в порядке, и замечаю какое-то движение. Сначала мне кажется, что это Маргарет, и я уже собираюсь поинтересоваться, почему она до сих пор не преобразилась в Хельгу Хаффлпафф, но, приглядевшись, я понимаю, что эта девочка вообще не из Хогвартса. Более того, ее лицо мне не знакомо, и выглядит она младше меня. Хотя, может быть, это за счет ободка с блестками и розового пиджака.

— Эй, — окликаю я, подбегая к ней. — Тебе еще нельзя здесь быть.

Девочка поворачивается ко мне.

— Но я хотела все осмотреть самая первая, — говорит она с французским акцентом, как будто ее совершенно не волнуют правила, а только собственные прихоти. — Я не атлант, — немного недовольно сообщает она.

И вспомнив еще вчера прокатившийся по лагерю слух, я понимаю, кто передо мной.

— Ты дочь месье Матье, верно? Селина?

— Да. Мне нравится ваш лес.

— Спасибо, — улыбаюсь я. — Меня зовут Лили Поттер.

— Очень приятно, — француженка важно пожимает мне руку. — Скажи, а здесь сейчас все ребята из твоей школы?

— Почти, — киваю я. — А ты кого-то ищешь?

— Скорпиуса Малфоя, — чуть взволнованно отвечает она. — Он здесь?

Так, а это уже странно. Что Селине Матье может понадобиться от… Малфоя?!

— Нет, он не участвовал в подготовке.

— А где он сейчас?

— Нянчится со своей ненаглядной Мелани, — фыркаю я, и по взметнувшимся бровям собеседницы понимаю, что для нее это лишняя информация. — Он будет здесь после жюри. Кстати, я думаю, тебе лучше пойти вместе с ними, я как раз буду все показывать. И твой отец там будет.

— Хорошо, — она улыбается. — Спасибо, Лили.

Селина поворачивается, взмахнув белоснежной юбкой с вышивкой, и убегает к трибунам. На первый взгляд милая девочка, но довольно избалованная.

Обойдя еще раз все посты и убедившись, что все в порядке, я сама покидаю участок.

— Ну что? — нетерпеливо спрашивает караулящий у флага Джеймс. — Все готово?

— Да. Где жюри?

— В «Японии», вы следующие, — отвечает он.

— О, Мерлин!

Меня охватывает нервная дрожь, и я дожидаюсь группу преподавателей, директора и Селину, расхаживая из стороны в сторону, пока Джим не хватает меня за плечи, удерживая на месте.

Жюри выходят из сектора японцев, негромко переговариваясь, и направляются прямо ко мне. О Боже. Я приветствую их самой широкой улыбкой, на которую способна, и приглашаю следовать за мной. И как только они оказываются в «Британии», по лесу прокатывается коллективный восхищенный вздох. Им нравится, им действительно нравится!

Их реакция меня просто окрыляет, и я веду их к Мерлину и Моргане, вдохновенно рассказывая историю. И все проходит идеально. Альбус вытаскивает меч, Чарли-Робин выстреливает из лука прямо в цель, Кролик встречает нас в нужном месте, невидимые троссы, удерживающие в воздухе Крейга и Розу в длиннющей ночной рубашке, играющую Венди Дарлинг, не рвутся. Готовка Вилли приходится всем по вкусу, и я с легкостью отвечаю на вопросы преподавателей о блюдах. Когда мы проходим мимо старинной каменной стены, из нее вырываются длинные побеги, проделывая в стене щель, достаточную для того, чтобы прошел человек, а за ней работает Фонтан Феи Фортуны. На самом деле, согласно сказке, побеги должны утаскивать людей через стену, но это слишком высокий уровень магии даже для Розы.

А когда мы уже на обратном пути, ветка надо мной качается, я поднимаю голову и вижу… улыбающегося кота. Чешира. Черт возьми, он все-таки сделал потрясающего Чешира! Вглядевшись в него, я понимаю, что это качественная иллюзия, такая же, как три брата.

— Серьёзное отношение к чему бы то ни было в этом мире является роковой ошибкой, — лениво проговаривает кот голосом Крейга, и мне хочется сорваться с места назад в «Неверлэнд» и расцеловать равенкловца.

— А жизнь — это серьёзно? — с трудом сдерживая восторг, спрашиваю я.

— О да, жизнь — это серьёзно! Но не очень…

И его туловище исчезает, а в воздухе на несколько секунд зависает улыбающаяся кошачья голова. Мерлин, это гениально!

Я прощаюсь с впечатленными жюри, и Тедди подмигивает мне перед тем, как уйти смотреть на участок следующей страны.

Мне хочется вопить от счастья, когда я оглядываю сгорающих от любопытства организаторов и атлантов, не участвующих в конкурсе или уже представивших свои проекты.

И все мое хорошее настроение испаряется, как только я вижу в толпе исполосованное когтями лицо Мелани Нотт.

__________________

* «Юнион Джек» — флаг Великобритании.

— Ай!

Я поднимаю голову. Последние пять минут Мелани сидит, зажмурившись, и тихо шипит, сжимая кулачки. Не удивлюсь, если это на самом деле хорошо замаскированное заклинание, и на голове рыжей Поттер уже выпали все волосы. Но сейчас, похоже, заживляющее зелье щиплется слишком сильно, и она не выдержала.

— Уже лучше, — заключаю я, вставая со стула и подходя к больничной койке, где сильнее всего слышно негодование сестры. Все царапины превратились в легкую розоватую сеточку на лице и шее, и только одна, на скуле возле уголка левого глаза, еще сохранила бордовый оттенок.

— Не пытайся меня утешить, — Мел прижимает руку к шее и морщится. Сара тут же несильно стукает ее по пальцам, заставляя не прикасаться к едва зажившим ранам. Сестра сверкает глазами, но слушается, а когда я сжимаю ее ладонь, даже на секунду улыбается.

— Если я еще не говорила, как ненавижу ее, то очень, очень сильно. Наравне с кузиной Април.

— Это шестой раз.

— Хорошо.

— Кого ненавидите? — подает голос Сара, заканчивая процедуру. — Если это сделал кто-то из атлантов, я уже говорила вам — о таком нужно немедленно сообщить директору.

Я внимательно смотрю на Мелани. Как бы ни хотел, чтобы Поттер получила по заслугам, решать все равно сестре.

— Я уже говорила, — холодно замечает она. — Ненавижу Април. — И хотя ложь дается ей легко, я подозреваю, что ей очень хочется огласить настоящего виновника ее злоключений.

— Что ж, — хмыкает колдомедик. — В таком случае, я жду вас через полчаса.

Она отставляет флакон с зельем и проходит за свой письменный стол, наводя там порядок взмахом палочки. По правде сказать, когда мы впервые зашли в Лазарет, Сара была шокирована: вряд ли от того, что раны были слишком страшными — скорее недоумевая, где мы нашли диких маленьких птиц — потому что в ранах явственно читались следы когтей. Колдомедик и в первый раз не поверила, что у Мелани в руках взорвалась колба (а своей шуткой про атлантов-ботаников еще и вызвала неудовольствие пациентки), а теперь точно убедилась, что виновник все-таки есть. К чести Сары, она, как и остальные, предоставила Мелани разобраться с происшествием самостоятельно.

— Ты можешь остаться ночевать у нас с Альбусом, он не будет против, а я наколдую себе матрас, — предлагаю я, когда мы идем к полю для квиддича на Фестиваль культур.

— Очень любезно с твоей стороны, — слабо улыбается Мел, а потом мотает головой.

— Перестань, ты знаешь, что это не любезность, а…

— А признание того, что я боюсь этой психопатки, — заканчивает она.

— Мерлин, Мелани, какая ты глупая! Вы не выдержали простого разговора о театре! Да вы перегрызетесь…

— Я — выдержала, — не слушая, перебивает меня сестра, как бы подчеркивая своё самообладание.

Выдержка у нее и правда стальная, только оставаться в одной комнате с человеком, который напал на нее… это вовсе не то, что я хочу видеть от нее.

— Молодец, наколдуй себе фанфары. Не хочешь оставаться у нас — ночуй в Лазарете, и…

Но Мелани в очередной раз холодно прерывает меня.

— Ненавижу больницы.

Это правда. Когда ей было одиннадцать, она опрокинула на себя котел дяди Магнуса. Повезло, что он успел очистить племянницу от зелья, и в Мунго ее привезли уже почти невредимую. Колдомедик сказал, что на ночь лучше остаться здесь, и тетя Дафна согласилась. А ночью с пятого этажа сбежал один из больных, и Мел столкнулась с ним по пути в уборную. Сестра рассказывала, что у мужчины был жуткий взгляд и он звал ее все время, пока она бежала обратно в свою палату. Больше в больницу Мелани не попадала.

Мы доходим до поля, подернутого легкой дымкой, сквозь которую виднеются флаги представленных государств. Жюри уже, очевидно, оценило большую половину выставок, потому что атланты снуют повсюду, то и дело скрываясь в одном из отделов, и я наугад тяну Мел в сектор Франции.

Мы попадаем в атмосферу летнего Парижа, каким его всегда изображают в книгах, которыми мои однокурсницы тайно зачитывались лет в тринадцать. Вечер здесь наступил раньше, чем на всем острове, и небо приобрело розоватый оттенок — очевидно, шармбаттонки решили, что так романтичнее. Под ненавязчивую музыку (саксофон исполняет «La vie en rose»), мы движемся среди других гостей, задержавшись у столиков с угощениями. Всюду корзинки с багетами и сыром, разноцветными пирожными макаруни и круассанами, бокалы с шампанским и блюда с лягушачьими лапками. Вся посуда сделана из золота, и я предполагаю, что это намек на Николаса Фламеля и его философский камень. Мелани чуть бледнеет от вида улиток и осторожно отпивает безалкогольный вариант кальвадоса под мои уточнения, что оригинал, несомненно, лучше. Она наконец немного веселеет и говорит, что украденный бокал отца не делает меня знатоком. Я с удовольствием ввязываюсь в братско-сестринский спор, который продолжается всю дорогу до Марсова поля, где на траве раскинуты пледы и открывается вид на Эйфелеву башню. Тут и там развлекают гостей мимы, и чье-то волшебство создает огромные мыльные пузыри с ароматом цветов, и атланты выстраиваются в очередь, чтобы прокатиться на карусели с лошадками. Здесь сестрица, как и ожидалось, застывает надолго, но я был во Франции на Пасхальных каникулах и благодаря матушке знаю все возможные ракурсы «национального символа». Потому я оглядываюсь в поисках чего-нибудь еще, но, похоже, здесь мы обошли все.

Из «Германии» меня быстро вытаскивает Мел, сославшись на резкий запах пива, хотя вполне очевидно, что его там быть не могло, «Италия» играет роль местного ресторана, чем донельзя довольны ее организаторы, то и дело доставляя откуда-то пиццу и пасту, в «Швейцарии» мы объедаемся шоколадом, а когда добираемся до «Великобритании» в нас и крошку приходится запихивать двумя руками.

Здесь мы идем медленнее, внимательно рассматривая плоды рук наших однокурсников. На тропках приходится расходиться с другими атлантами, у камня со знаменитым мечом выстроилась целая очередь, и я только усмехаюсь, когда Мелани предлагает мне попробовать. Я в ответ киваю на кроличью нору, и сестрица с сомнением смотрит на узкий лаз. Когда мы меняем локацию, раздается хлопок и на дереве возникает полосатый кот, важно проходится по ветке и ложится.

— Если не знаешь, что сказать, говори по-французски… — негромко замечает он, и мы с Мел переглядываемся, узнавая голос Крейга.

— Недурно, — хмыкает сестра и сворачивает на тропинку.

— Да, жаль, что мы это пропустили, — говорю я, забывшись.

Мелани поджимает губы, но ничего не отвечает. Наступает на какую-то ветку, и рядом, негромко шурша, разворачиваются корни дерева, открывая проход к фонтану. Я захожу первым, а она медлит, осторожно отодвигая листья от лица.

— Мелани, — раздается приглушенный пятым измерением робкий голос. Я оборачиваюсь и вижу Лили. Она явно хочет что-то сказать, но нервничает и мнет подол белого передничка поверх голубого платья.

— Мел? — негромко окликаю я сестру, шагая к ним.

— Я хотела поговорить с тобой. Наедине, — она бросает на меня предупредительный взгляд, но я только фыркаю и продолжаю настороженно следить за обеими девушками.

Мелани застыла и смотрит куда-то сквозь Поттер, но уходить, похоже, не планирует.

— Я не собираюсь ничего делать, только поговорить, — закатывает глаза рыжая.

Сестра бросает на меня взгляд и кивает. Я недоверчиво кошусь на Лили, а потом, соглашаясь, отступаю за фонтан, где шум воды перекрывает все звуки.

Через несколько минут меня окликает Мелани, и я возвращаюсь на тропинку, где Лили уже и след простыл.

— Ты в порядке? — спрашиваю я, и, хотя очень заметно, что ей хочется съязвить, она только вздыхает.

— Да, я в порядке.

— Что она хотела сказать?

— Больше она хотела услышать. Наверное, что я уже обо всем забыла и понятия не имею, откуда взялись шрамы на моем лице.

— А ты? — больше для проформы уточняю я.

— А я ей этого не сказала. И полчаса уже прошло: мне нужно вернуться в Лазарет.

Я киваю и оглядываюсь.

— Кажется, выход там.

Разговора о Лили мы избегаем, хотя вполне очевидно, что Мел ее извинения все-таки приняла, иначе бы так спокойно не реагировала. Наверное, Поттер нашла, что сказать, да и сама сестрица понимает, что просто так нападать Лили бы не стала. Но что бы между ними ни произошло — применять столь жестокие заклинания она права не имела. Впрочем, и я погорячился: не стоило так сильно хватать Поттер — синяки ей ни к чему. Я решаю при случае извиниться за грубость.

Мы торопливо сворачиваем с одной тропинки на другую и, наконец, покидаем британский сектор. От толпы отделяется Ривера, и Мелани чуть улыбается ей, когда австралийка интересуется, как дела.

— Знаешь, Бренда, если ты прогуляешься со мной до Лазарета, мы сможем отпустить Скорпиуса…

— Но я не против пойти с вами, — начинаю я.

— Чтобы он не устал со мной нянчиться, — Мел с нажимом заканчивает фразу, и я вздыхаю.

— Ладно, идите. Если будут новости, сообщите мне.

— Непременно, — расплывается в улыбке Бренда и уводит мою сестру подальше от толпы у поля.

Пока атланты нетерпеливо ждут открытия американской выставки, я мельком оглядываюсь в «Канаде», не особо заинтересовавшись экспозицией. У стола с угощениями я замечаю Дарси Данст — девушку, чья фотография оказалась в моем конверте Тайной Феи. Притворившись, что выбираю, какое национальное блюдо попробовать, я осторожно направляю палочку на столик за спиной подопечной и удовлетворенно хмыкаю, когда там появляется букет белых роз. Можно, конечно, придумать что-то пооригинальнее, но пока у меня на руках нет интересной информации, чтобы сделать выводы о ее вкусах. Прогулявшись для вида по нескольким экспозициям, я покидаю «Канаду» и направляюсь к «Америке».

Народ расходится, выпуская жюри, что значит эта выставка теперь открыта для гостей. Я с любопытством оглядываю экспозиции с кучей неизвестных мне персонажей в цветных костюмах и масках, которые в целом образуют нечто вроде парка аттракционов. Вдалеке возвышается светлый замок, летают феи и карточки с персонажами. Последние напоминают наши из шоколадных лягушек, но эти герои и деятели мне не знакомы. Девчонки, в основном, похожи на сказочных принцесс, но встречаются и более интересные женские персонажи, сплошь в коже и латексе. Я только хмыкаю от вида Саммер в чёрном костюме кошки с хлыстом, и киваю ей, когда она подмигивает мне. Сбоку раздается грозный рык, и тут же полувеликан зелёного цвета проносится мимо, разрывая на себе майку. С этим персонажем американского фольклора я точно не знаком, как и огромной черно-белой мышью, которая машет всем, стоя у штурвала корабля. Со стола с угощениями я подхватываю красную жестяную банку маггловского напитка, но бургеры намеренно игнорирую: мы с Мел и так переели в «Италии». Засмотревшись на огромный экран с трансляцией каких-то роликов и сказок — точно маггловское влияние — я случайно натыкаюсь на девушку в длинном розовом платье и диадемой в светлых волосах.

— О, Скорпиус, — произносит она.

Сначала я не понимаю, откуда ей известно мое имя, но отчаянное смущение на ее лице подсказывает, что она и есть та американка, в компании которой, по словам Альбуса, я провел часть Посвящения.

— Ребекка? — уточняю я, и она кивает.

Да, ситуация для нее, должно быть, очень неловкая. Впрочем, румянец ей идет, и я отмечаю, что девушка очень даже красива. Пожалуй, я не прочь продолжить знакомство.

— И кто же ты на этом празднике жизни? — интересуюсь я, усмехаясь.

— Аврора, Спящая красавица. Но выбор был небольшой: Саммер захватила все кожаные костюмы, и тягаться с ней мало кто решился, — она тихо смеётся, оглядываясь на подругу. Альбусова американка в этот момент фотографируется в стане принцесс, уже успев наколдовать себе кошачьи когти.

— Тем не менее, тебе очень идёт, — замечаю я.

Она расплывается в улыбке.

— Знаешь, сегодня будет одна вечеринка… — понижает голос девушка, кажется, решившись на что-то.

— Там же, где и первая, я слышал.

— Не совсем, — Ребекка оглядывается, проверяя не подслушивает ли кто. — Это будет тайная вечеринка. — Она замолкает, следя за моей реакцией. — Мы устраиваем её каждый год, и народу там не столь много… Считай, что ты приглашен. И Альбус, конечно, — поспешно заканчивает девушка, бросая взгляд на Саммер.

Я хмурюсь.

— Разве Саммер не послала его?

— Что? Вообще-то он сам перестал общаться с ней. Уж не знаю, что там между ними произошло…

Я хмыкаю, в очередной раз поражаясь, как Альбус умудряется не только отшивать девушек, которыми восхищался, но и скрывать это. И тем более не ясно, чем ему могла не угодить эта американка, да еще и предпочитающая платьицам такие наряды.

— Мы придем, — киваю я, без раздумий давая ответ и за друга тоже. Лучше потом выслушать от него, что я не должен лезть не в своё дело, чем смотреть на его кислую физиономию весь вечер. Альбус не тот, кто быстро отходит от привязанностей, и три дня любования Саммер… Американская вечеринка точно не повредит ему.

— А теперь скажи мне, в чем связь между принцессами, парнями в трико и сказочным дворцом? — уточняю я.

Ребекка звонко смеется, а потом поясняет.

— Просто в американской культуре не слишком много действительно интересных героев-магов, зато маггловская культура пестрит комиксами и мультфильмами по сказкам. Вселенные американской студии МАРВЕЛ и Дисней… Потому тут сегодня полно фриков, не доехавших до КомикКона. То есть… Это интересно и в этом нет ни капли магии… Кроме исполнения, конечно! — она путается и замолкает. — Я не слишком хорошо объясняю, это к Оливии.

— Скорпиус? — раздается неподалеку голос с явным французским акцентом, и я оглядываюсь, узнавая его.

Блондинка в розовом пиджаке идет прямо в мою сторону, но тут ее отвлекает кто-то из организаторов, и она замедляет шаг, не слишком довольно втягиваясь в разговор.

— Извини, Ребекка, мне пора, — бросаю я перед тем, как двинуться к выходу.

Но далеко уйти мне не удаётся.

— Привет!

Селина, похоже догнала меня, заметив, что я иду на выход. Она почти что светится, ожидая ответа, и я невольно улыбаюсь ей.

— Здравствуй, Селин. Я слышал, что ты приедешь.

— Значит, ждал меня? — у нее загораются глаза.

Я усмехаюсь и киваю.

— Можно и так сказать.

— Я так рада тебя видеть! Тебе нравится лагерь? Я знала, что ты захочешь приехать! — вдохновенно продолжает она, даже не подразумевая паузы для ответа. — А вот мне обидно, что papa' не смог привезти меня в первый день. Я знаю, что пропустила уже так много, хотя и не атлант… — она расстроенно поджимает губы, но тут же вновь продолжает. — Ну хотя бы я попаду на сегодняшнюю вечеринку!

— Да, ты приехала вовремя, — вежливо соглашаюсь я, но Селина тут же прижимает ладонь к губам и охает.

— Я так много болтаю, извини! Просто рада наконец тебя увидеть… — она замолкает и добавляет уже тише. — И вообще здесь так здорово…

Кажется, она смущена, и я решаю приободрить её, опуская руку на плечо девушки.

— Ты видела уже все сектора?

— Да! Вы, ребята, хорошо потрудились, я видела все, самая первая прошла с отцом и организаторами… А как твои родители? Тётя Астория все так же сидит на апельсинах и обезжиренном молоке?

— Нет, это быстро закончилось. У родителей все прекрасно, — чуть помедлив, отвечаю я. Наверное, потому, что мать не слишком любит, когда кто-то называет её тетей или «мэм», и терпит это только от Мел. Селина уже пыталась так обращаться к ней ещё в Пасхальные каникулы, когда они познакомились, но «тётя Астория», помню, довольно быстро осадила юную француженку. Впрочем, лёгкость нрава последней уже явно вычеркнула этот момент из памяти.

— О, я рада!

Мы покидаем сектор Америки, и я оглядываюсь, чтобы понять, где еще не был. По правде сказать, Селина довольно милая девушка, разве что несколько капризная и достаточно требовательная, но, кажется, рядом со мной просто расплывается от восторга. Нельзя сказать, чтобы мне льстило ее внимание, а Альбус и Мелани, узнай об этом, не удержались бы от колкостей, но она слишком юна и достаточно наивна, чтобы я имел на нее хоть какие-то виды, и насколько я знаком с ней — не зловредна, чтобы доставлять проблемы. Потому, если мне придется провести с ней здесь некоторое время, в память о нашем знакомстве на каникулах, я много не потеряю.

До жилого корпуса мы перекидываемся ещё парой слов о родителях, а потом она сворачивает к директорскому коттеджу, так неохотно, будто ожидая от меня чего-то напоследок. Но я решаю не обращать внимания, а заметив, что Альбус в комнате, и вовсе выкидываю знакомую из головы. Едва я собираюсь начать разговор, как Поттер кивает на мой стол и добавляет:

— Тебе очередное послание от поклонницы.

Ох.

Я вздыхаю и беру со стола коробку в форме сердца, конечно, полную шоколадных конфет. Эта Тайная Фея уже порядком достала меня.

— Альбус, ты уже сделал сюрприз для своей японки? У меня тут бесхозный шоколад.

— Э, нет, — отказывается друг. — Кто-то заботится о тебе, посылает антидепрессанты…

— Скорее депрессанты, потому что эти сердечки и конфетки угнетают меня.

— Тебе хочется получить кожаный кнут и садо-мазо набор? — хмыкает Альбус.

— Кстати о кожаном кнуте, — удачно вспоминаю я. — Я думал, что Саммер отшила тебя, но узнал, что все было наоборот.

— Серьёзно? Какая тебе разница, что произошло, если все кончено.

— А что-то было? Ал, я, конечно, ничего в этом не смыслю, и твои идеалы мне не постичь, но, когда ты отказываешься от девушки, с которой три дня глаз не сводил… Я хотел бы знать, насколько глупы причины.

— Скорпиус, оставь это и забудь. С чего ты вообще вспомнил о ней?

— Я встретил Ребекку, и она позвала нас — да, Ал, нас обоих — на вечеринку в узком кругу. Чуть позже официальной, но думаю, у американцев будет поинтереснее… — многозначительно тяну я.

— Так это Ребекка рассказала тебе!

— Расслабься, она просто ответила на мой вопрос. Что не понимает, почему ты стал игнорировать Саммер.

— Скорп, иди один, а я лучше останусь со всеми. Присмотрю за Лили. Между прочим, ты ведь не возьмешь Мелани с собой?

Я вздыхаю, понимая, что друг прав. Я не могу оставить Мел на вечеринке в одиночестве. Конечно, там Бренда, но вряд ли сестре будет приятно, если я уйду. Решаю рассказать ей все как есть и послушать, что она скажет, а пока только киваю Альбусу в благодарность за напоминание.

— И все же Саммер не выглядит так, словно сделала что-то из ряда вон. Похоже, она и правда не понимает, в чем дело. Может, она плачется в подушку, не желая даже делиться с подругами?

Он молчит, а я, замечая его посерьезневшее лицо, пытаюсь сдержать смех. Ал возмущенно запускает в меня подушкой, которую я едва успеваю сбить на пол.

Задержавшись, чтобы подождать девчонок, мы прибываем в самый разгар вечеринки, когда бдительность организаторов ещё на высоте, а запал подростков кажется неиссякаемым. Мелани и Бренда извиняются и куда-то ускользают, и я решаю перенести разговор. Нахожу взглядом Ребекку в компании подруг, и она расплывается в улыбке, но тут же пожимает плечами, извиняясь, и уже менее охотно продолжает разговор с американками. Я киваю ей и обращаюсь к Алу, который выискивает, наверняка, свою сестру.

— Её здесь нет, иначе ты бы сразу заметил рыжие волосы.

— В том-то и дело, — вздыхает друг. — В прошлый раз, когда я увел её, она вернулась с другим цветом.

Я уважительно хмыкаю. Хитра. Как только прокололась с такой идеей — непонятно.

Я ещё некоторое время посмеиваюсь над семейными интригами Поттеров, а потом предлагаю Альбусу расслабиться и выпить что-нибудь. Наличие за барной стойкой одних только безалкогольных напитков меня не удивляет, но я догадываюсь, что на вечеринке у американцев такого не случится. Потому, предвкушая будущее веселье, я, ничуть не разочаровавшись, беру бутылку сливочного пива. Похоже, фестиваль пустил корни и сюда, потому что здесь также безалкогольное немецкое пиво, жестяные банки «кока-колы» из сектора Америки, «детский» кальвадос, который понравился Мел, и ещё куча всего, включая экзотические разноцветные коктейли с зонтиками и кусочками фруктов.

Альбус, все ещё сосредоточенный на поиске сестры, не слишком бодро берет пиво, а потом хочет что-то сказать, но между нами вклинивается девичья рука с кучей браслетов на запястье, и он замолкает. Саммер украдкой смотрит сначала на Поттера, потом на меня и берет «кальвадос», но уходить не спешит. Разворачивается лицом к танцующим, опираясь на стойку локтями и снова бросает на нас заинтересованные взгляды. Ал старательно игнорирует её, а я решаю, наконец, разобраться, что произошло между этими двумя.

— Вы же идете потом к нам? — опережает меня Саммер.

— Да. Я даже польщен, что мы удостоились приглашения на такую закрытую вечеринку.

— Ага, благодари за это свою плохую координацию.

— Ты о чем? — непонимающе уточняю я.

Американка хрипловато смеётся.

— А ты не помнишь, как познакомился с Ребеккой? Не умеешь ты пить, Малфой! Ты же пролил на нее ром.

— Серьезно? Хм, за это можно было бы убить, а не на вечеринку приглашать. А Альбус, значит, твой плюс один? — наконец перехожу я к интересующей теме.

— Ага. Он выглядит напряженным, ему надо расслабиться, — Саммер бросает взгляд на Альбуса.

— Точно, немного веселья и алкоголя ему не помешают.

— Вы можете не говорить обо мне так, как будто меня здесь нет?! — взрывается Ал.

— Тогда тебе стоит закончить игнорировать меня и заговорить самому. Или перестать пялиться на меня в столовой, — с лёгкой насмешкой предлагает девушка, а потом как ни в чем не бывало продолжает. — В общем, через полчаса уходим, только не все сразу! Если что, комната номер сорок четыре. Увидимся, мальчики! — она подмигивает мне и отходит от стойки, подхватив второй бокал «кальвадоса». На ходу пробует один, морщится и возвращается, избавляясь от напитков.

— Гадость какая.

И окончательно покидает нас с двумя бутылками безалкогольного пива.

— Вы двое что-то скрываете, — констатирую я. Альбус хранит молчание. — Вон твоя сестрица, — киваю на компанию девушек, едва присоединившихся к веселью. — А я найду Мелани.

И я начинаю обходить зал, первое время по вине Альбуса выискивая неизвестно чью рыжую макушку. В итоге я добиваюсь того, что сестра сама окликает меня, отвлекаясь от разговора с какими-то молодыми людьми. Они похожи на австралийцев — наверняка приятели Бренды — но понять, прав ли я, не успеваю, потому что Мелани с подозрительным прищуром подходит ближе, явно улавливая направление моих мыслей.

— Папочка? — ехидно выдаёт она.

Я усмехаюсь и тру переносицу.

— Я молчал.

— Ты смотрел. И подозревал. Это хуже.

— Я хотел сказать, что Саммер позвала нас с Альбусом… На вечеринку американцев. Сейчас.

— И? — предлагает мне продолжить сестра. С пару секунд мы оба молчим, а потом она чуть хмурится, видимо догадавшись о чем-то.

— Вам нужно разрешение мамочки? — говорит она довольно резко.

— Мел, я…

— Перестань со мной возиться, Скорпиус. Все нормально.

Я смотрю, как она снова морщится и все равно испытываю чувство вины, несмотря на ее кажущийся убедительным голос.

— Я не думаю, что Саммер или кто-то еще будет против, если ты придешь с нами, — начинаю я, но Мелани обрывает меня.

— Ох, Скорп, избавь меня от этих неловкостей и прочего! — фыркает она, пытаясь скрыть горечь. — Я не пойду туда хотя бы потому, что там наверняка будет американец, возле которого крутится Лили, а значит и она сама. И избегать ее общества в столь малом кругу будет достаточно трудно.

— Но ты научилась игнорировать Април, — напоминаю я, уже понимая, что на вечеринку отправлюсь в компании одного Альбуса.

— Все нормально, Скорпиус. Правда, — повторяет сестра, а потом оглядывается, словно ища окончательный аргумент. Но Бренда, что могла бы подыграть ей, куда-то подевалась, и Мелани просто улыбается. — Я пойду, ребята ждут. И не вздумай утром сказать мне, что я хоть как-то подпортила тебе вечер.

Она целует меня в щеку и уходит.

Ох, сестрица.

Музыка сменяется, и движение на площадке становится заметно медленнее. Не собираясь ждать, пока атланты разобьются на парочки и создадут непроходимую массу, я выискиваю среди подруг Ребекку. Она улыбается и охотно обнимает меня за шею.

— Я видела, что Саммер подходила к вам, — негромко произносит она. — Она убедила Альбуса пойти?

— Нет. Хотя, его недовольство вполне может смениться, когда мы будем уходить, — хмыкаю я. — Кстати, не слишком мало места в обычной комнате?

Ребекка лукаво улыбается, и в сгустившейся вечерней темноте её глаза сверкают. Ведьминские фокусы. Когда одна чародейка запатентовала заклинание такой «искры», Мелани только посмеялась над глупостью изобретения. Почти год Хогвартс по вечерам сверкал не от факелов, а от кокетничавших девушек. Когда одна из них на какое-то время наградила меня слепыми пятнами перед глазами, у сестры чуть не случился припадок. Она хохотала как безумная, а потом ещё несколько минут икала в общей гостиной, а когда кто-то зашёл, невозмутимо ответила, что я наслал на неё заклинание смеха.

Но сейчас я не уверен, что Ребекка применила «искру», да и какая разница?

— Ребята немного покопались в заклинании, формирующем комнату. Теперь её не узнать: оказалось, что цвет стен и размер стола — не все, чего от неё можно добиться.

— Я понял: Ниагарский водопад вместо душа — гвоздь программы?

— Скорее Великая Китайская стена или Диснейленд: Оливия, как наш массовик-затейник, обожает развлекать гостей. В кампе её вечеринки считаются лучшими.

— В кампе? — переспрашиваю я.

— Ой, прости, — спохватывается девушка. — Мы так называем кампус для волшебников. Принадлежит Салемским Институтам. Младшие курсы проживают прямо в школе, а старшие — в общежитиях на территории городка. На занятия приходится добираться персональными порталами, но зато живём и отдыхаем все вместе. По крайней мере девушки. Чтобы пробраться на территорию, отведенную под Институт колдунов, приходится постараться. Так вот, Оливия умеет обходить и эти трудности: потому ее вечеринки — лучшие.

— А ты? — чуть улыбаюсь я. — Чем увлекаешься ты?

— Помогаю сквибам, — Ребекка чуть смущенно пожимает плечами. — Так я сюда попала. Сначала возглавляла сообщество по изучению магглов в Институте. Через некоторое время нам дали своё общежитие: как всем братствам и сестринствам. А потом я решила посмотреть на обратную сторону. Сквибы. Совершенно ужасно, что они не понимают, как жить без магии. Мы курируем программы помогающие им адаптироваться в маггловских школах, жить не хуже обычных магов, — с воодушевлением говорит она, а потом снова извиняется. — Тебе, наверное, не слишком интересно. Все попали сюда с таким багажом знаний и умений, что мне иногда становится неуютно. Как будто ты в обществе, где все знают чуточку больше, чем тебе бы хотелось.

— Вовсе нет, это здорово, то, что ты делаешь. Почему, кстати? Твои родители волшебники? — задаю я вопрос, пытаясь параллельно решить, не идиот ли я, озвучивая такую грубость.

— Моя мать маггла. Отец волшебник-полукровка, — просто отвечает она, и я немного успокаиваюсь. Не потому что в ней течет хоть капля магической крови, а из-за того, что мой вопрос был воспринят верно. — Мама не слишком понимает волшебство и его законы, но охотно мирится с ним. А я так привыкла к маггловской технике и устройствам дома, что иногда мне даже не хватает этого. Жизнь без магии на самом деле не слишком проигрывает волшебной. Просто маги не знают этого, и сквибы ошибочно думают, что теперь им нет места нигде. У магглов есть практически все технические аналоги нашим заклинаниям и зельям. Может, однажды, я снова найду обратную сторону и придам магический облик технике. Хотя это было бы слишком: отец вечно ставит опыты в лаборатории, а мама ругается на дым, — она смеется. — Возможно, меня опередит кто-то из них. — Она кивает в сторону танцующих атлантов. — А как сюда попал ты?

Слушая вдохновленную Ребекку, я едва не упускаю ее вопрос. И опять именно этот. Не уверен, что мне удастся слишком долго скрывать ответ, но я сделаю все возможное, чтобы продлить неведение окружающих.

— Хорошая учеба, удачные экзамены. Квиддич, — перечисляю я желаемые варианты. Мне бы очень хотелось, чтобы это было так, но, когда твоя фамилия Малфой, — нынешние заслуги меркнут на фоне прошлых. Я стараюсь не углубляться в эти мысли и возвращаю внимание девушке.

— Да ты просто идеал, Скорпиус, — хмыкает она, и мне чудится легкая ирония в ее словах. Я ухмыляюсь, и Ребекка смеется, видимо над моим довольным видом.

— Стараюсь.

Музыка стихает и на помост поднимается Джоанна Робертс, приставляя палочку к горлу, чтобы все присутствующие обратили внимание на то, что она, по-видимому, собирается сказать. Я перехватываю ладонь Ребекки и разворачиваюсь к сцене.

— Добрый вечер, друзья! — восклицает организатор, когда все обращают на нее внимание и замолкают. — Я прекрасно понимаю, как всем вам не терпится вернуться к танцам, но сегодня это не первое мероприятие, в котором вы приняли участие. Вы отлично потрудились, с самого утра создавая экспозиции по мотивам своей страны и национальной культуры, и сейчас я хочу подвести итоги.

На площадке начинается оживление и самые заинтересованные подаются ближе к помосту.

— Что, принцесса, сейчас пойдешь за наградой? — ухмыляюсь я, обращаясь к американке.

— Естественно. Саммер не могла не поразить воображение, — фыркает Ребекка, и мы смеемся.

Краем глаза я замечаю в толпе Ала, который стоит рядом с американцами и своей наконец обретенной сестрой. Он, как и все, ожидает результатов, но когда я все-таки признаю его упрямство, не выдерживает и бросает взгляд на стоящую неподалёку Саммер. Довольно усмехнувшись, я снова обращаю внимание на организатора.

— Я бы хотела дать слово месье Матье, члену оценочной комиссии Фестиваля Культур.

— Благодарю, Джоанна, — директор выходит на первый план и тоже приветствует аудиторию. — Вы прекрасно поработали, друзья мои, комиссия была приятно удивлена масштабом ваших задумок и их отличным исполнением. Фестиваль культур проводится в Атлантическом лагере в шестой раз, но сейчас я могу смело заявить, что это одни из лучших экспозиций, что я видел, — он прерывается на аплодисменты, которые подхватывает зал. — Не хочу больше томить всех вас, потому приступим к награждению! — он принимает от Джоанны лист с результатами, и вновь возвращается к атлантам.

— Итак, третье место, по мнению строгих жюри, каковыми выступали ваши преподаватели и я, — он чуть склоняет голову. — Франция!

Под бурные аплодисменты на сцену поднимается представитель «страны», и я узнаю в нем кузину Альбуса, кажется, Доминик.

Она лучезарно улыбается Селине, которая вручает ей серебряный глобус с небольшим флажком на территории Европы. Судя по цветам и их расположению — он установлен на территории Франции.

Мы с Ребеккой присоединяемся ко всеобщим аплодисментам.

— Второе место и приз зрительских симпатий, — усмехается директор, указывая на огромный плакат, заклеенный живыми фотографиями атлантов на фоне Диснейленда. — Соединенные Штаты Америки!

— А я говорил, — сжимаю я руку Ребекки. — Зрители вас обожают!

— А если бы все девушки были в коже и латексе — мы бы взяли первое место! — смеется девушка, вливаясь в общий шум воплей и аплодисментов. Оливия победно кричит и машет всем со сцены, а потом спускается и ее обступают друзья.

— И, конечно, главная интрига! — объявляет Матье, а дочь рядом с ним держит хрустальный глобус. На кубке пока нет никакого флага, наверное, чтобы не выдавать решение судей раньше времени. Селина ловит мой взгляд и нетерпеливо перехватывает приз. Потом подмигивает мне. — Это было действительно сложное решение. Мы не один час изучали экспозиции и не меньше потратили на приход к общему мнению. И вот, почти единогласно мы определили, кто отличился потрясающим знанием не только своей страны, но и магических практик, которые помогли создать потрясающую атмосферу погружения.

На площадке наступила тишина. Все ненаграждённые страны замерли в предвкушении решающего слова.

— Великобритания — заслуженное первое место!

Я охотно присоединяюсь к крикам и аплодисментам, но моя радость за ребят и делегацию Англии вряд ли может сравниться с тем, что творится в группе хогвартцев. Крейг, Альбус, Маргарет, Роза — все хлопают друг друга по плечам, девчонки визжат от восторга и обнимаются, а Лили Поттер уже поднялась на сцену к директору и с видимым благоговением принимает кубок, на котором вспыхивает яркими цветами «Юнион Джек». В какой-то момент я встречаюсь с её горящим взглядом, и меня посещает мысль, что Поттер точно не применяет «искру». Она сходит со сцены, и к ней тут же бросаются англичане, наперебой поздравляя друг друга. Я снова смотрю на сцену, с которой, видимо, больше не будет новостей и улыбаюсь Селине, почему-то уверенный, что она голосовала за Англию. Знакомая удивленно показывает мне на помост, похоже не понимая, почему приз получал не я. Усмехаюсь и мотаю головой: это однозначно не моя победа.

— Скорпиус, нам пора уходить, — шепчет мне на ухо Ребекка, и за руку тянет с площадки.

Непринужденно перекидываясь замечаниями о вечере, мы идем мимо всех организаторов и директора, которые почти не обращают на нас внимания. В жилом корпусе, кажется, никого нет, только пара голосов доносится из библиотеки. Из комнаты сорок четыре же не исходит совершенно никаких звуков, и, тем не менее, Ребекка легко стучит волшебной палочкой по замку и после щелчка дверь открывается.

Эта комната действительно мало напоминает другие спальни. Обещанной Китайской стены нет, но зато места действительно почти в четыре раза больше, чем ожидалось. Несколько диванов вкупе с креслами по углам комнаты и в центре, столы с закусками, бутылками алкоголя и прочими напитками. В комнате довольно темно, и всюду легкий дым с ароматом табака.

— Я думала, мы последние, но еще даже Саммер нет, — замечает девушка. Здесь человек десять, и все явно пьют, выкрикивая какие-то тосты или пожелания. Ребекка протягивает мне банку колы, и я замечаю, как надпись на ней меняется с ее имени на «Скорпиуса». Я хмыкаю.

— Нужно прихватить такую Альбусу Северусу.

Блондинка смеется и наливает две порции огневиски, добавляя в свой стакан колу.

— А он уже здесь, — она кивает на дверь и только что вошедшую четверку. Саммер, Ал, американец Лили и она сама: тянет парня к одному из сдвинутых диванов, а ее брат следит за ними взглядом. Что ж, главное, что Альбуса все же убедили прийти. А Саммер это сделала или несовершеннолетняя сестра, значения не имеет.

Ал кивает мне и тоже спешит принять участие в попойке, наполняя стакан алкоголем. Саммер, наблюдая, как он делает несколько глотков, хмыкает и произносит:

— Вот так разбиваются идеалы.

Альбус чуть кашляет, но ничего не отвечает. Но американка, похоже, уже добилась своего.

— Наливайте больше и присоединяйтесь вон к той компании, — указывает Саммер на громко смеющихся друзей в центре комнаты и сама подхватывает бутылку, опустошенную едва ли на треть. Ребекка заполняет наши стаканы почти до краев, и мы садимся в общий круг, где уже появился дополнительный диван, занятый только Оливией.

— Кажется, все, — «массовик-затейник» делает взмах палочкой, и музыка становится чуть тише. — Саммер?

— Все, — кивает брюнетка и бросает взгляд на Альбуса.

— Итак, продолжаем. Чем бы вас пронять, умников? Я никогда не играла в квиддич! — и она выжидательно обводит взглядом собравшихся. Некоторое время я медлю, угадывая правила игры, но тут Оливия негодующе запускает что-то в парня напротив.

— Ты играл, Джек, так что пей!

Мы с Алом переглядываемся и делаем по глотку из своих стаканов. Младшая Поттер тоже осторожно отпивает.

Голос подает Саммер, следующая в кругу.

— Я никогда не заканчивала год на одни «отлично». Впрочем, как и на «хорошо», — добавляет она, вызывая смех у приятелей.

Теперь пьют все, кроме водящей, а ход передают Альбусу.

— Никогда не был в Америке.

Всеобщий бунт подавляется Оливией со словами «Посочувствуем ему и выпьем!», и американцы чокаются. Поттер улыбается и поворачивается в сторону сестры, которая, не поднимая стакан в этот круг, одними губами отвечает ему:

— Умно.

Сделав очередной глоток, Ребекка опускает голову мне на плечо, и я обнимаю её за талию.

— Скорпиус? — окликает меня Саммер. — Что насчёт тебя?

— Не был в Америке. А ещё никогда не участвовал в организации Фестиваля культур.

— Да вы и правда странные ребята! — смеётся какой-то парень, и все, за исключением меня снова проигрывают.

Признание Ребекки, что она никогда не ездила на поезде, встречается меньшим ажиотажем, но я, Лили, Ал и ещё двое делают штрафные глотки алкоголя.

— А когда-то мы играли, чтобы лучше узнать друг друга, а не споить окружающих! — хихикает Оливия.

— Как же мы могли забыть! — саркастически произносит Джек и добавляет. — Так и быть: я никогда не сбегал из Института, школы… или студенческого городка! — добавляет он, глядя на затейницу.

— Мог бы не уточнять, — хмыкает Саммер, чокаясь с Оливией.

— А я ради вот этой любознательной дамочки!

— А я о чем? — и девушки заливаются смехом. Я стучу стаканом по бутылке, которую Ал забрал у американки, припоминая, как на шестом курсе мы улизнули в Хогсмид в пятницу и вернулись только в понедельник, радуясь, что занятия начинаются после обеда.

— Я ни разу не врал о своём возрасте, — говорит американец, кажется, Лиам, и оглядывает желающих выпить. Никто не двигается с места, а потом он добавляет: — Считая попытки купить алкоголь.

По компании проносится волна смеха, и пьет половина присутствующих.

Когда наступает очередь американца Лили, он медлит, дожидаясь тишины, а потом заявляет:

— Я никогда не проклинал никого со злости.

Усмешки окружающих заглушаются звоном стекла, почти все пьют и даже я на автомате поднимаю стакан, в последний момент хмурясь и вспоминая все те случаи, когда подводило самообладание. В то же время я прекрасно понимаю, зачем парень сказал это. Чтобы показать Лили, что со всеми такое случается. И хотя Ал не пьёт, я вижу, что он тоже догадался и теперь наверняка чувствует вину за то, что сорвался на сестре. Лили какое-то время неловко оглядывает всех пьющих, а потом чуть улыбается, скорее облегченно, чем довольно. Стыдно признавать, что этот Кайл одним ударом не только утешил Поттер, но и поставил на место всех нас.

После этого Лили почти со смехом признаётся, что никогда не пила ром, и ей, конечно, тут же предоставляют дегустационную порцию. Видимо, количество выпитого алкоголя больше не позволяет сидеть на месте, и несколько человек решают потанцевать, сделав музыку громче. Оливия, с чувством невыполненного организаторского долга следует за ними, предлагая каждому сотворить одно из заклинаний «конфетти», которое отличалось наибольшей труднопроизносимостью. Идея, поначалу воспринятая как глупая и бесполезная, вскоре обретает популярность, поскольку ни у кого не получается выполнить задание. Я тоже пробую, но с треском проваливаюсь на втором сочетании букв «с» в неизвестном мне количестве. Ребекка, Джек, Лиам, Кайл и даже сама Оливия тоже не справляются с задачей. Альбусу удается вызвать какой-то странный дым, который сначала предлагают засчитать, а потом, когда появляется еще и резкий запах спирта, со смехом признают негодным. Как ни странно, побеждает Саммер, с некоторыми заминками, но все же проговаривая нужное заклинание, из-за чего всем присутствующим начинает казаться, что потолок обрушивается на них миллиардами цветных блесток. Девчонки вопят, отряхивая волосы и одежду, ловкая колдунья танцует, вздымая с пола уже опавшие конфетти, а Ребекка, видимо, пользуется случаем и целует меня. Я с удовольствием обнимаю ее, едва слыша, как в общем шуме неугомонная Оливия предлагает всем спрятаться в залежах наколдованной бумаги, и объявляет, что найденные будут пить штрафные порции.

— Еще, гениальные мои, можете превратить себя в торшер или стать диванной подушкой под какой-нибудь парочкой, но, если я найду вас, — это будут минуты вашего позора! — кричит американка, и в поднявшейся суете никто не замечает, как мы с Ребеккой выскальзываем в коридор.

Дверь нашей с Альбусом комнаты беззвучно открывается, и я, не отрываясь от поцелуя с девушкой, запираю её изнутри. О том, как друг попадёт в комнату, если захочет спать, я не думаю, как и о том, куда отлетают пуговицы с моей рубашки и нижнее белье Ребекки.

Саммер зарывает ступни ног в белый песок, но он тут же ссыпается, позволяя мне и дальше гадать, каким лаком покрыты ее ногти (то ли голубой, то ли зеленый, уверен, у девчонок есть определенное название для этого оттенка, который на пару тонов отличается от бирюзового) и что изображено на маленькой татуировке на лодыжке, которая расплывается, сколько бы я ни протирал глаза.

Она зовет меня по имени, я поднимаю взгляд, и меня ослепляет бьющий в лицо свет. Саммер смеется, запрокинув голову, и я замечаю в ее руке непонятно откуда взявшееся зеркальце. Я пытаюсь закрыть глаза рукой, но свет никуда не исчезает. Она смеется еще громче и оборачивается на раздавшийся где-то вдалеке вопль ужаса.

 — Что это? — спрашиваю я.

Она пожимает плечами и продолжает свои фокусы с солнечным зайчиком.

 — Но кто-то кричал, — продолжаю я, оглядываясь по сторонам и понимая, что в этой части пляжа я точно никогда не был.

Саммер захлопывает зеркальце и смотрит на меня.

 — Ал, проснись, — говорит она, улыбаясь.

 — Что?

 — Просыпайся. Черт, Поттер, вставай! — восклицает она голосом Малфоя и толкает меня в плечо.

Я открываю глаза и тут же щурюсь от яркого солнечного света, параллельно соображая, откуда в моем сне возникло зеркальце.

 — Чтпросхдит? — невнятно бормочу я, стараясь отвернуться.

 — А ты не слышал? — нервно спрашивает Скорпиус, и пытка светом прекращается, после того как шторы задвигаются с характерным звуком.

Я со стоном сажусь и смотрю на часы: семь утра. Подсчеты даются мне с трудом, но я определяю, что вернулся совсем недавно. Сначала мне хочется врезать другу за то, что он поднял меня в такую рань, но панический шум в коридоре, напряженное лицо Малфоя и окончание моего собственного сна наконец складываются в общую картину.

 — Так кто-то действительно кричал?

 — Проснулся, — фыркает он. — Да, кто-то из девчонок. Если у вас есть еще традиция, где новичков пугают в первое воскресенье, я кого-нибудь убью.

 — Нет, — я качаю головой и откидываю одеяло.

Он поджимает губы.

 — Лучше бы это была шутка.

Я достаю из-под подушки палочку, и мы выходим в коридор. Почти все двери открыты нараспашку, кто-то пытается понять, что происходит, а некоторые уже бегут в сторону женского крыла. Мы со Скорпиусом переглядываемся и спешим последовать за ними.

 — Надеюсь, мы не застанем там драку наших сестер, — говорит он.

Мы проходим через холл, и мое сердце пропускает удар, когда я вижу толпу, собравшуюся в районе их комнаты. Подбежав ближе, я с облегчением осознаю, что все сгрудились около соседней двери.

 — Какого черта вы все здесь стоите?! — раздается истеричный крик Лили. — Если кто-то из вас знает, что делать, милости просим, если нет — не мешайте!

Мы проталкиваемся к ней.

 — Ал, Слава Мерлину! — выдыхает сестра, бросившись ко мне. — Убери всех отсюда, там… О, Скорпиус…

Лили осекается, заметив рядом со мной Малфоя. У нее на лице застывает очень странное, как будто сочувствующее выражение, и то, как она назвала его по имени… Сначала мне кажется, что что-то снова случилось с Мел, но слизеринка, видимо услышав возглас Лили, показывается из-за двери и кивком подзывает нас. Если с ней все в порядке, остается только один вариант, и я предугадываю слова Лили, хотя они все равно повергают меня в шок.

 — Там Ребекка…

Я смотрю на Скорпиуса, но он идет к комнате с каменным лицом, не выражающим никаких эмоций.

У двери вместе с Лили, сдерживая любопытных атлантов, дежурит бледный как смерть Кайл. Он пропускает нас внутрь. Я не понимаю, что могло произойти с Ребеккой за этот час (я столкнулся с ней в коридоре, когда возвращался в свою комнату), но не могу увидеть девушку из-за склонившихся над ней Мелани и Розы. Моя кузина резкими движениями палочки перемещает на пол что-то похожее на длинные шевелящиеся стебли растений и тихо спорит с Мел.

Остальные американцы, помятые и перепуганные, собрались на соседней кровати, стараясь успокоить бьющуюся в истерике Стейси и близкую к ее состоянию Кристин. Оливия нервно раскачивается из стороны в сторону, подтянув к себе колени.

Краем глаза я замечаю, как Скорпиус подходит к постели Ребекки, но забываю обо всем, когда вижу Саммер. Вечно веселая и громкая, сейчас, она выглядит абсолютно потерянной. Она сидит на полу, прислонившись спиной кровати, и нервно теребит рукава рубашки, в которой спит.

Я хочу окликнуть ее, но в эту секунду раздается голос Мелани.

 — Не трогай!

Я поворачиваюсь и вижу, как она пытается вырвать из рук Скорпиуса стакан с водой.

 — Я не идиот, чтобы пить это, — раздраженно огрызается он.

Слизеринка отходит от кровати, и от ужаса у меня сводит все внутренности. Ребекка мелко дергается, пребывая без сознания, а на ее губах пузырится пена. Со страшными хрипами, которые до этого заглушали рыдания ее подруг, она начинает жадно заглатывать воздух, и Мел, чертыхнувшись, снова направляет палочку на ее горло, бормоча под нос обезболивающие заклинания. Роза тем временем избавляет девушку от опутывающей ее сети из извивающихся зеленых щупальцев, которые, обвившись вокруг шеи и рук, оставили глубокие следы на коже. На ярко-фиолетовой коже!

Все это указывает на Ядовитую тентакулу — Невилл бы гордился мной, узнав, как быстро я вспомнил его лекцию, — но как, черт возьми, ее побеги могли оказаться на постели Ребекки, а сок — в ее стакане?! Кому могло потребоваться ее травить?

Роза смачивает тряпку чистой водой из палочки и протирает лицо Ребекки, убирая пену. Скорпиус молча наблюдает за ее действиями и дергает подбородком, как будто хочет отвернуться, но не может. Я даже представить себе не могу, что должен чувствовать человек, который видит девушку, с которой только что провел ночь, в таком состоянии.

 — Как думаешь, можно дать ей воды? Это ослабит жжение? — спрашивает Роза, с сомнением глядя на Мел.

 — Я не знаю, — слизеринка качает головой, и я только сейчас отмечаю, что на ее лице больше нет царапин. — Почему Сары так долго нет? Какой вообще смысл в том, что Лазарет находится в жилом корпусе, если медсестра ночует с организаторами?!

 — Она должна уже быть здесь, — говорит Лили, подходя к нам.

Я отвожу ее в сторону и вполголоса спрашиваю, что произошло.

 — Ее обнаружила Стейси, — говорит сестра, нервным движением убирая с лица растрепанные волосы. — Даже не представляю, что бы было, если бы она не проснулась. Мы услышали ее крик и прибежали первыми, а сразу после нас — Кристин и Лиам, они ночевали в соседней комнате. Лиам побежал за медсестрой, от девочек толку было ноль, так что я позвала Розу, потому что не знала, кого еще. Потом разбудила друзей Ребекки, но прибежали все остальные, начали орать под дверью и паниковать. Кошмар просто… Но никто ничего не знает. Девочки были на вечеринке, здесь никого не было всю ночь…

Наконец шум снаружи стихает, и в комнату влетают Сара и месье Матье. Медсестра тут же начинает суетиться вокруг Ребекки, а директор выгоняет всех, кроме Стейси, Мелани и Розы.

Из коридора, конечно, никто не уходит, все ожидают новостей. Я снова нахожу взглядом Саммер, но она стоит в компании друзей, обхватив за пояс Кайла, который прижимает ее к себе за плечи, не переставая говорить что-то ободряющее остальным девчонкам. Мне хочется подойти к ней, но я понимаю, что буду лишним. К тому же, сейчас поддержка нужна не только ей.

Со стороны и не скажешь, что Скорпиус был хотя бы поверхностно знаком с Ребеккой, настолько равнодушный у него вид. Прислонившись спиной к стене, он скучающе рассматривает коридор, не обращая внимания на стоящую напротив Лили — они остались вместе после того, как вышли из комнаты, но, кажется, забыли о существовании друг друга. Сестра, наоборот, выглядит взвинченной, каждые две секунды бросая нетерпеливые взгляды на дверь, кусая губы, поднимаясь на носочки и снова опускаясь. Мало того что она в коротких шортах, едва торчащих из-под футболки «Паддлмир Юнайтед», так еще и босиком. Я подхожу ближе и произношу согревающее заклинание, из-за чего она немного расслабляется и посылает мне слабую благодарную улыбку. Если быть идиотом и пытаться найти хоть что-то хорошее в произошедшем, то я мог бы порадоваться тому факту, что Лили слишком шокирована, чтобы продолжать обижаться на меня. Я обнимаю сестру со спины, прижимая к своей груди, и она вцепляется пальцами в мои руки.

 — Скорпиус, ты как? — спрашиваю я друга.

 — Нормально, — раздраженно отмахивается Малфой.

Я знаю, что это не так, но не возражаю. Он вообще редко проявляет эмоции на публике, и это не тот случай. Я даже не уверен, что с ним работает тактика «Поделись с кем-то — и станет легче», мне просто хочется сделать хоть что-нибудь. Но помог бы тут только вид живой и здоровой Ребекки — хоть я и сомневаюсь, что в этом был даже намек на серьезные чувства с его стороны, девушка была очень милой и хорошенькой и не могла ему не понравиться.

Все вздрагивают и синхронно поворачивают головы в сторону холла, куда с помощью порталов перемещаются какие-то люди — очевидно, целители из города. Они скрываются в комнате американок, а еще через пять минут оттуда наконец выходят Стейси, Роза и Мелани. Последняя ловко уворачивается от обступивших их атлантов и присоединяется к нам. Несмотря на всю проявленную выдержку, она выглядит так, как будто ее сейчас стошнит.

 — Ее заберут в клинику в городе, — странным голосом сообщает Мел. — Но вроде все обошлось. Хорошо, что мы не дали ей воду.

Скорпиус, с лица которого в первый раз за все утро сходит маска безразличия, обнимает ее и целует в макушку, хотя они редко демонстрируют на людях свои теплые отношения. Мелани устало роняет голову ему на плечо.

 — Я не знаю, ничего конкретного они не сказали! — слышится сбоку возглас Розы, которую даже не видно из-за толпы.

Прежде чем я успеваю сделать шаг, чтобы спасти кузину от накинувшихся с расспросами атлантов, они сами расступаются, и я вижу Александра Крама, который уводит ее в сторону. Он что-то спрашивает, наверное, в порядке ли она, и она кивает, хотя кажется совершенно вымотанной. Я очень рад, что Роза больше не ходит везде одна. Надо будет познакомиться с Крамом, раз уж он проявляет к ней такой интерес, но в принципе о нем у меня сложилось положительное впечатление еще во время Турнира.

Из комнаты Ребекки так никто и не выходит, но появляется Астрид, личная помощница директора, и почти силой заставляет нас разойтись и подготовиться к завтраку. В абсолютном молчании мы собираемся и дожидаемся в холле Мелани. Она сообщает, что к Лили пришли подруги, и в столовую мы отправляемся втроем.

Бренда встречает нас невеселой улыбкой, пытается спросить у Мел про состояние Ребекки, но, встретившись с тяжелым взглядом, замолкает и больше не заговаривает на эту тему. Никому после такого утра кусок в горло не влезет, поэтому, понаблюдав за тем, как слизеринка с отсутствующим видом возит ложкой по полной тарелке овсянки с малиной, я подхожу к столу с холодными закусками и делаю несколько сытных бутербродов, которые можно будет забрать с собой.

Когда я возвращаюсь, Джеймс уже занял привычное место за нашим столом.

 — …просто немыслимо. Майкл с ребятами будут прочесывать весь лагерь, пока вас не будет, но я думаю, искать надо среди атлантов. Вряд ли кто-то специально проник на охраняемую территорию, чтобы подкинуть в девчоночью спальню смертельные цветочки.

Мелани громко фыркает.

 — Что значит «пока нас не будет»? — уточняю я, садясь напротив Бренды.

 — И тебе привет, брат. Вы, точнее, мы, я буду сопровождающим, после завтрака отправляемся на экскурсию, как и планировали.

 — Они не отменят экскурсию? — переспрашивает охотница. — Даже после того, что произошло?

 — Они не отменяют экскурсию особенно из-за того, что произошло, — с нажимом поправляет Джим. — О каком расследовании может идти речь, если кучка любопытных атлантов будет все время вертеться под ногами? Сара рассказала, какое столпотворение было у комнаты Ребекки, — говорит он и добавляет, повернувшись к Мел: — Еще она сказала, что вы с Розой спасли ей жизнь.

 — Ничего героического, — морщится слизеринка. — Роза убрала тентакулу, а я попыталась уменьшить боль от воздействия сока на слизистую горла, но… Мы не смогли ничего сделать с отравлением. Даже забавно, учитывая, сколько всего я должна знать о ядах.

 — Мелани, — брат качает головой, наверное, впервые обращаясь без ерничанья, — если бы не ты, Ребекка была бы мертва. Ты не могла вылечить ее, это работа целителей, но то, что ты сделала там… Ты должна гордиться собой.

Кажется, я никогда не слышал в его голосе такого восхищения, если только оно не было направлено на него самого.

 — Он прав, Мел, — замечает Скорпиус. — Даже думать не смей, что ты сделала недостаточно. Ре…бекке очень повезло, что вы жили в соседних комнатах.

Мелани улыбается уголком губ и, наконец, отправляет ложку овсянки себе в рот.

Чтобы разрядить обстановку, Джеймс начинает рассуждать, поведут ли нас в конгресс-холл, или его уже закрыли для посещения в преддверии крупной конференции Международного Совета Магов, но разговор поддерживает только Бренда.

Я почти сразу теряю к нему интерес и наблюдаю за столиками американцев. Во всем зале царит гомон, но они завтракают в тишине, а пустой стул Ребекки то и дело притягивает чей-нибудь тоскливый взгляд. Саммер ковыряется в тарелке, подпирая рукой лоб.

Многочисленные голоса разом стихают, как только в зале появляется месье Матье. Пройдя к преподавательскому столу, он останавливается и требует внимания, хотя все взгляды и так направлены на него. После нескольких ненужных вступительных предложений, он наконец сообщает, что Ребекку увезли в город, но ее жизни ничего не угрожает, и остаток речи тонет в радостных возгласах и даже аплодисментах. Скорпиус, услышав утешительные новости, просто закрывает глаза, откидываясь на спинку стула, американцы не то смеются, не то плачут (девчонки точно плачут), обнимаясь и пряча лица.

Еще через полчаса мы собираемся на платформе, возле которой нас уже ждет поезд. Нам зачитывают короткий инструктаж, который никто не слушает. С нами отправляются шестеро сопровождающих: трое преподавателей, двое организаторов и непонятно как затесавшийся в эту компанию Джеймс. Наверное, вызвался вместо последнего организатора, ведь как такое масштабное мероприятие может пройти без него? Или хочет проверить, будут ли фанаты останавливать его на улицах?

Внутри поезд не похож на Хогвартс-Экспресс, в нем нет купе, отделяющихся дверями, а сиденья расположены по обе стороны вагона, по три друг напротив друга. Помню, в прошлом году парни из Канады взяли с собой гитары, так что все атланты теснились вокруг них, подпевая популярным песням. Вряд ли кто-то вспомнил об этом сегодня, после такого начала дня.

В начале вагона Мел сразу проскальзывает к окну, Скорпиус устраивается рядом с ней, а мы с Брендой занимаем места напротив. Я уже привык к тому, что в нашей компании стало на одного человека больше. Бренда мне нравится, и в квиддич играет отлично. К тому же, я рад, что Мел нашла себе подругу, уверен, что с нами двумя ей могло быть скучно. Австралийка, хоть и с удовольствием участвует в наших разговорах о спорте, все-таки больше разбирается во всем, что может интересовать девчонок. А с Мелани они еще и похожи.

Обычно ехать куда-то вместе очень весело, но сейчас я предпочел бы закрытое купе: как только стало известно, что с Ребекка будет в порядке, на всеобщее обсуждение вынесли вопрос, волнующий каждого, — кто подкинул ей тентакулу? Я к нему не присоединяюсь, но все равно прислушиваюсь к версиям, и ни одна не кажется мне правдоподобной.

Мелани и Бренда вяло переговариваются о чем-то, а нас с Малфоем, что неудивительно, клонит в сон. Сколько я сегодня спал? Около часа? Отлично. Я поворачиваюсь в сторону американцев, но они выглядят убитыми явно не из-за бурной ночи. Саммер, сняв ботинки, закидывает ноги на сиденье напротив, потеснив Скотта, который вопреки обыкновению сел со своими однокурсниками, а не с компанией моей сестры. Прищурившись, я все-таки пытаюсь разглядеть татуировку на ее лодыжке, которую заметил еще на вечеринке. Рисунок похож на какую-то эмблему, с пальмой, солнцем, двумя скрещенными палочками и буквами ММ.

Вскоре к ним подходит Лили и, привычным движением взъерошив волосы на макушке Скотта, обращается к Кайлу и Оливии, после чего те встают и направляются за ней в конец вагона, где сидят преподаватели.

По пути Лили успокаивающе проводит ладонью по плечу Кайла, но он никак не реагирует на ее прикосновение, кажется, даже не замечает его. Странный он, этот американец. Нет, я только рад, что он не распускает руки, иначе мне пришлось бы их сломать, но меня беспокоит, что сестра может питать иллюзии по поводу него и в итоге остаться с разбитым сердцем.

Троица подсаживается к обсуждающим что-то Розе и Тедди, но от них меня отвлекает неожиданное появление девушки в светлом платье.

 — Bonjour, Скорпиус, — пропевает она, непринужденно садясь на свободное сиденье рядом с ним.

Малфой отрывает взгляд от окна и с плохо скрываемой досадой на лице поворачивается к девушке.

 — Привет, Селина.

Все ясно, значит, это и есть Селина Матье. Да, она именно такая, какой я представлял ее со слов друга. Мелани изумленно приподнимает брови, наблюдая за непонятно откуда свалившейся попутчицей, без стеснения вторгнувшейся в нашу компанию.

 — А ты у нас кто? — спрашивает она своим любимым слизеринским тоном, который мог бы поставить на место кого угодно, но совершенно не трогает девушку.

 — Селина Матье, — важно представляется она. — Жан Матье — мой отец. А тебя как зовут?

 — Мелани Нотт, — слегка насмешливо отвечает Мел.

Селина вздергивает брови, но в разговор вклинивается Бренда, отвлекая блондинку на себя.

 — Привет, я Бренда.

Француженка оценивающе смотрит на нее, здоровается и переводит заинтересованный взгляд на меня, и снова расплывается в сахарной улыбке.

 — А ты, наверное, Альбус, — догадывается она, протягивая мне руку, и я киваю. — Весьма приятно познакомиться. Скорпиус много рассказывал о тебе, когда мы вместе были в Париже.

На словах «мы вместе» она так сверкает глазами в сторону Мел, что та заходится в приступе кашля, умело маскируя под него смех. Бренда тут же начинает рыться в сумке, закрыв лицо волосами, и протягивает подруге бутылку воды. Селина сохраняет невозмутимость, но забавнее всего смотреть на Малфоя, который отчаянно пытается сделать вид, что не расслышал намека, хотя на лице его медленно проявляется желание убивать. Не знаю, Селину или нас. Ох, ему ведь еще придется терпеть расспросы кузины, потому что, как я понял, она о его Пасхальных каникулах ничего не знает.

 — Скорпиус, а ты…

 — Скорпиус Малфой! — громко произносит кто-то, и мы поворачиваем головы в сторону невысокого парня, поднявшегося со своего сиденья и указывающего пальцем на Малфоя. — Бьюсь об заклад, это сделал он!

Бренда громко цокает языком, прикасаясь ладонью к лицу.

 — А это еще кто? — спрашиваю я.

 — Вестер Найтс, мой однокурсник и полный идиот…

 — Эй, Найтс, тебе не кажется, что мы это уже проходили? — обращается к австралийцу моя сестра, гневно взмахнув рыжими волосами.

А она-то его откуда знает?

Скорпиус медленно встает, не сводя неприязненного взгляда с парня.

 — А что? — не унимается тот. — Я сам слышал, как на вчерашней дискотеке Ребекка говорила, что любит магглов. А теперь вспомните, из какой он семейки…

Так, ну все, это уже слишком! Кто он вообще такой, чтобы говорить вот так о семье моего лучшего друга?! Не знаю, как можно это назвать, наверное, помутнением рассудка, но ясность ко мне возвращается, только когда мой кулак врезается точно в нос Найтса, после чего этот придурок валится на сиденье. Девчонки вскрикивают, кажется, что-то говорят преподаватели, но мне плевать. Черт, ладно первокурсники Хогвартса, но здесь…

 — Молодой человек, немедленно вернитесь на свое место, или я отберу у вас палочку!

 — Если ты еще раз позволишь себе…

 — Ты совсем больной? — сипит парень, ощупывая сломанный нос. — Вы же Поттеры, а защищаете Малфоя!

 — Что ты там о Поттерах сказал? — влез Джеймс, приподнимаясь и скрещивая руки на груди. — А ты с поезда не прыгал никогда? Не хочешь попробовать?

 — Мистер Поттер, какой пример вы подаете детям!

 — Хватит, оставьте его, — холодно произносит Скорпиус, глядя на Найтса сверху вниз. — В конце концов, Малфои действительно были Пожирателями Смерти. Его проблема в том, что он ничего об этом не знает и считает себя самым умным, прочитав в учебнике список фамилий. Я не собираюсь оправдывать сейчас свою семью, но мне интересно послушать, Вестер, какие у тебя претензии именно ко мне?

Весь вагон замер, ожидая, чем закончится конфликт. Даже преподаватели не вмешиваются, такой тон Скорпиуса всех вводит в оцепенение, и я уверен, что у большинства здесь волосы встали дыбом. Не говоря уже о Найтсе, который с ненавистью смотрит на Скорпиуса, но ответить не осмеливается.

 — Я так и думал. Что ж… Если кому-то еще здесь интересно, я нормально отношусь к магглам. Но вот кого я совершенно не выношу, так это идиотов. И если бы мне в голову пришла мысль после отбоя прогуляться до теплиц, куда у меня нет доступа, чтобы украсть Ядовитую тентакулу и отравить кого-нибудь, я бы сделал это только во имя избавления мира от твоей тупости.

И бросив на него последний уничижительный взгляд, Скорпиус садится обратно. Вот за что многие не любят Малфоя, но в этот раз я полностью на его стороне. В полной тишине я возвращаюсь к своему месту, и только после этого все приходят в себя. Брюс и Нела бросаются залечивать нос Найтса, мистер Норман, преподающий нумерологию, на которую мы не ходим, долго и нудно отчитывает нас со Скорпиусом, но в итоге вмешивается Немиров. Как всегда спокойный и невозмутимый, он говорит нам, что не собирается доводить до сведения директора об этом инциденте, поскольку происшествий на сегодня и так достаточно, а Найтсу вообще советует больше не набрасываться на людей с пустыми обвинениями, если у него нет доказательств. Выражение лица австралийца при этом бесценно.

Никто из нас не произносит ни слова, потому что мы соображаем, что Скорпиуса лучше не трогать. Но Селина, очевидно, нет.

— Знаешь, он совершенно не имел права говорить такое! — возмущенно произносит она. — Твои родители очень милые люди!

Малфой не отвечает и даже не смотрит на нее, но Селина не унимается. Я уверен, она хочет как лучше, не понимая, что ее слова сочувствия могут только вывести его из себя, но никак не успокоить.

— Обвинять тебя — это же просто ужасно! — продолжает она. — Не представляю, как ему такое в голову могло прийти! Не волнуйся, я уверена, что никто ему не поверил. Зачем тебе хотеть, чтобы Ребекка стала фиолетовой?

Мелани, все ещё неприязненно наблюдающая за Найтсом, резко поворачивается к француженке.

— Ты что, серьёзно? Думаешь, тентакула — пищевой краситель? — она поднимает брови, глядя на Селину как на совершенную дуру. — То, что она выпила, — самый настоящий яд, и я не говорю уже о стеблях. Поверь, фиолетовый цвет кожи — последнее, что волновало бы Ребекку сейчас, если бы она уже пришла в себя, в чем я сомневаюсь. Она могла умереть. Так что советую тебе не открывать рот, если не понимаешь, о чем говоришь!

Да уж, Мел совсем разошлась, и в глазах Селины даже мелькает ужас. Впрочем, у нее быстро получается совладать с собой, и она выпрямляет спину.

— Я прекрасно знаю, что делает тентакула, но папа сказал, что жизни Ребекки ничего не угрожает, — с оттенком высокомерия в голосе произносит она. — Я уверена, он осведомлен лучше тебя.

Мелани отворачивается к окну, шипя что-то про непроходимую тупость. И хотя я тоже думаю, что Селина сказала глупость, — она явно сделала это не со зла. 

Француженка поворачивается к Малфою.

 — Я, пожалуй, пойду, Скорпиус. Похоже, твои друзья мне не рады, так что я найду тебя позже.

Селина улыбается ему, кивает мне и гордо уходит в другой конец вагона, проигнорировав Мелани и Бренду за компанию.

Нотт провожает ее насмешливо-раздраженным взглядом.

 — Если ты действительно соберешься истреблять идиотов, запиши ее в свой список сразу после Найтса.

 — Мел, да что ты к ней привязалась? — он пожимает плечами. — Девчонка как девчонка.

 — Ох, прости, я забыла о том, что вы вместе проводили каникулы в Париже, — она иронично хмыкает. — Кстати, не хочешь мне ничего об этом рассказать?

 — Давай не сейчас, — отмахивается он. — Когда мы уже приедем?

Вот тут я с ним согласен, мы в поезде всего полчаса, но даже поездки в Хогвартс никогда не длились так долго. От дальнейших вопросов Скорпиуса неожиданно спасает Лили, остановившаяся рядом с нами.

 — Да мы сегодня пользуемся популярностью, — уголком рта замечает Бренда.

 — Пришла прочитать мне очередную нотацию, Поттер? — интересуется Малфой.

 — Вот еще, — фыркает она. — Вообще-то я хотела поговорить с Но… с Мелани. Вы не против?

Сестра занимает место рядом со мной. Видимо, после происшествия с летучими мышами она решила быть милой и даже называть Нотт по имени. Интересно, как долго она продержится?

 — Мы только что говорили с Тедди, — объясняет сестра. — В середине дня нам дадут свободное время, и он согласился отвести друзей Ребекки в больницу, чтобы узнать новости. Они хотят, чтобы вы с Розой тоже пошли, ну, после того, что вы сделали…

Мелани, мгновенно выкинув Селину из головы, бросает изумленный взгляд в сторону американцев.

— Не знаю, наверное, можно, — нахмурившись, говорит она, и мне даже кажется, что она чувствует себя смущенной.

Лили неуверенно смотрит на Скорпиуса.

 — Ты тоже можешь пойти, Малфой.

 — Зачем? — спрашивает он, изогнув бровь.

 — Не знаю, — сестра растерянно пожимает плечами. — Я просто подумала, что ты тоже можешь захотеть, вы с Ребеккой общались…

 — Да что вы ко мне привязались? — взрывается Скорпиус. — Ребекка не была моей девушкой, мы переспали и все!

Ого. Лили вспыхивает, заливаясь краской, Бренда давится водой, которую решила попить именно в этот момент, по лицу Мелани же сложно что-то понять. Черт, Малфой, нашел, что говорить при девчонках, да еще и при сестрах! Повезло еще, что он сказал это недостаточно громко, чтобы перекричать весь вагон, иначе нас ждала бы еще одна разборка.

 — Совсем необязательно строить из себя бесчувственного придурка, — холодно произносит Мел. — Переживать за кого-то — это нормально. Вот мы, например, переживали за тебя. Очевидно, зря.

Я укоризненно смотрю на друга, кивая в сторону Лили, которая не знает, куда деть взгляд, и он закатывает глаза.

 — Прости, Поттер, — хмуро бросает он. — Найтс вывел меня из себя, вот я и сорвался на тебе.

К моему удивлению, она просто кивает, принимая его извинения, и уходит к подругам.

Последние десять минут пути нас никто не беспокоит, и, как только поезд начинает замедлять ход, атланты поднимаются со своих мест и собираются у выхода, потому что всем уже не терпится покинуть вагон, будто пропитанный напряжением и нервозностью.

На перроне нас уже встречают улыбающиеся экскурсоводы и, коротко переговорив с преподавателями, предлагают разделиться на три группы. Лили с подружками стайкой подбегают к правой волшебнице, возле которой стоит Немиров, и другие девчонки, спохватившись, тоже спешат занять место в группе красивого профессора. Мы встаем к Тедди и Джеймсу, около которых уже собрались все американцы и Роза. Когда все наконец распределяются, атлантам, плохо говорящим по-английски, выдают наушники в виде небольших прозрачных шариков, который нужно вставить в ухо, чтобы они автоматически переводили все, что говорит экскурсовод. Наша группа уходит первой, и волшебница, представившаяся Анной, начинает рассказ с общей истории Атлантиды.

Поравнявшись с отставшей от друзей Саммер, я окликаю ее. Скорпиус тактично замедляет шаг, и к нему тут же прилипает Селина.

 — Привет, — говорит Саммер, откинув волосы со лба.

 — Привет.

Я все еще чувствую себя неловко рядом с ней, после того как игнорировал ее несколько дней, что было ужасно некрасиво с моей стороны. Саммер слишком не соответствовала тому образу, который нарисовало мое воображение при первой встрече, и это выбило меня из колеи, но… Хоть я и решил выбросить из головы все мысли о ней после «свидания» на квиддичном поле, мне это не удалось. И на вчерашней вечеринке я не мог оторвать от нее глаз: она была такой же живой и еще более красивой, и я понял, что я идиот.

 — Как ты?

 — Нормально, — она передергивает плечами. — Но не очень-то хочется весь день таскаться на этой экскурсии. Вам, умникам, может и интересно ходить по лабораториям и библиотекам, но меня это как-то не вдохновляет.

 — Зато ты сможешь попасть в больницу к Ребекке, — напоминаю я.

Саммер вздрагивает. Открывает рот и снова закрывает его.

 — Думаю, ребята мне расскажут, как у нее дела, — наконец говорит она, глядя перед собой.

 — Ты… ты не хочешь идти? — в замешательстве спрашиваю я.

Девушка только вздыхает, поджимает губы и отворачивает от меня лицо. Я беру ее за руку, и ее пальцы крепко сжимают мои.

 — Это нормально, — мягко говорю я. — Если тебе тяжело, ты не обязана ходить.

 — Мне не тяжело, мне… Я не знаю, — она категорически мотает головой. — Я не знаю, как я себя чувствую, но мне это не нравится. Ни с кем из моих близких никогда не случалось ничего плохого, я вообще никогда не была в больницах, а когда я увидела Ребекку, это было так страшно… А я не хочу так себя чувствовать, я не могу плакать, как девочки, и вообще больше не могу… Если они снова начнут обсуждать это при мне, я взорвусь. Я хочу просто не думать об этом.

Искренность, с которой Саммер говорит об этом, рождает во мне волну какого-то странного чувства, и одновременно помогает мне лучше понять ее. Она сбежала с урока и курила травку не потому, что она плохая, а просто потому что ей так захотелось. Наверное, она так и живет: делает, что хочет, не задумываясь, правильно это или нет, не анализирует чувства и поступки, забывает все, что ее расстраивает. Совсем как ребенок. И это делает ее еще более очаровательной.

 — Смотри, — она вдруг вскидывает наши сцепленные руки, указывая на вывеску бара на перпендикулярной улице. — Не хочешь туда?

 — Простите, что прерываю, — раздается сзади голос Скорпиуса. — Но я случайно услышал последнюю часть разговора и поддерживаю идею.

 — Ты серьезно? — я поворачиваюсь к нему.

 — Прости, друг, но мне действительно нужно выпить, да и…

Проследив за его взглядом и увидев улыбнувшуюся нам Селину, я понимаю, что она уже успела его достать.

 — Да не в этом дело, вы понимаете, что нас могут выгнать?

 — Новички, — хмыкает Саммер. — Если так боишься, что наше отсутствие заметят, скажи, что мы пойдем с другой группой.

Я оглядываюсь назад и вижу группу Немирова, стоящую около стелы в начале Главной улицы.

Черт, поверить не могу. Чего только не сделаешь ради спасения друзей от четырнадцатилетних француженок… И ради Саммер. Да, пожалуй, это главное. Саммер…

Я догоняю Джеймса, который идет во главе процессии, и вполголоса, чтобы не мешать остальным слушать, зову его.

 — Лили забыла у меня кофту, — говорю я, показывая ему свой рюкзак. — Она замерзнет.

Он цокает языком.

 — Вот зачем девчонки берут с собой маленькие сумочки, в которые не влезает ничего, кроме помады, и раздают остальным свои вещи? Что, хочешь ее догнать?

 — Да, она там, — я киваю, махнув рукой в сторону ее группы.

 — Ладно, но лучше останься с ними, — недовольно говорит он.

Я с трудом сдерживаю улыбку, а то он еще что-то заподозрит.

 — Да, наверное, так лучше. Тогда я пойду со Скорпиусом и Саммер?

 — Саммер, — ухмыляется брат. — Да ты одумался, я смотрю. Идите.

Я возвращаюсь, не веря своей удаче. Редко мне удается одурачить Джеймса.

 — Ну что, идем? — улыбаюсь я.

Скорпиус с сомнением смотрит на тренера.

 — Это было слишком просто, тебе не кажется?

Я только пожимаю плечами. Если сначала я не был в восторге от этой идеи, то сейчас медленно охватывающий меня азарт подстегивает провернуть это побыстрее.

 — Должно же сегодня хоть что-то пройти нормально.

Мы отстаем от группы, не прячась и не убегая, но все равно стараемся не привлекать к себе внимание. Спокойно идем в сторону Немирова, пока не доходим до нужной улицы. Саммер и Скорпиус, убедившись, что никто не смотрит, сворачивают, я в последний раз оглядываюсь на группу и сталкиваюсь с шокированным взглядом Розы. Черт. Дернув плечом, я захожу за дом, и атланты исчезают из виду. Ладно, Роза хоть и чересчур правильная, не должна нас сдать. Я надеюсь.

В нескольких шагах от бара Саммер останавливает нас, и мы замечаем охранника у входа. Девушка невозмутимо смотрит на нас, словно часто попадает в такие ситуации. Да я уверен, что так и есть.

 — Кто из вас лучше накладывает дезиллюминационное?

 — А в самом баре ты тоже планируешь оставаться невидимкой? — интересуется Скорпиус.

 — Да нет, просто найдем угол подальше и потемнее.

 — У меня есть идея получше.

Ох, не люблю я пользоваться своей фамилией, но если уж делать это, то делать красиво.

 — Добрый день, — спокойно говорю я охраннику и протягиваю палочку для сканирования.

Он машинально берет ее в руку, но разглядывает нас с подозрением.

 — А вы часом не из лагеря сбежали, детки?

Я поднимаю бровь.

 — Вообще-то, мы приехали сюда с моим отцом. У него здесь дела.

 — Ха, конечно, — усмехается охранник. — Может он сначала подойдет и подтвердит это? Мне проблемы из-за вас не нужны.

 — А они у вас будут. Вы же не хотите, чтобы я отвлек Гарри Поттера от работы из-за какого-то бара?

Я киваю на экран, на котором высвечивается имя и дата рождения владельца волшебной палочки. Не стоит и говорить, что нас пропускают без дальнейших проверок, тысячу раз извинившись и проводив к лучшему столику.

 — А быть сыном Гарри Поттера, оказывается, круто, — впечатленно протягивает Саммер, опускаюсь на стул. — И в тебе медленно загибается великий актер.

 — Представь себе, даже я не подозревал, — ухмыляется Скорпиус. — Что ж, заказывайте, я угощаю.

Долго упрашивать нас не приходится, и я довольно быстро перестаю волноваться о том, что с таким количеством алкоголя легко посадить печень уже к середине смены. Чувство свободы и какого-то странного удовлетворения ударяют в голову не хуже огневиски, и если до этого мы пили на вечеринках с алкогольными играми и конкурсами, то сейчас мы конкретно напиваемся именно с целью напиться.

Сначала мы молчим. Никто не хочет говорить о Ребекке, но сразу забыть о ней не получается. Постепенно и Саммер, и Скорпиус наконец расслабляются. Потом мы все время смеемся, и я даже плохо понимаю над чем. Весело и ладно. Не знаю, сколько времени мы уже провели в этом баре, но здесь слишком хорошо, чтобы думать о том, что нас могут хватиться.

Когда становится жарко, Саммер снимает джинсовую куртку и остается в черной майке на тонких лямках, которая открывает маленькую татуировку с дельфином под ключицей.

 — Сколько у тебя татуировок? — спрашиваю я.

 — Много, — она улыбается. — Мне нравится делать татуировки, связанные с какими-то важными событиями или людьми.

 — Тогда о чем татуировка на ноге? Тебя сводили в Министерство Магии?

Она смеется, скидывает ботинок и ставит ногу на соседний стул.

 — ММ — это «Магия Музыки», популярный во Флориде музыкальный фестиваль. Я тогда сбежала из дома, чтобы попасть на него. И если приглядеться, там волшебная палочка пересекается с барабанной, но на таком маленьком изображении этого не видно.

 — А остальные?

 — Все тебе расскажи, — усмехается она. — Ладно, вот эта… Ай!

Пытаясь протянуть мне руку, она задевает стакан, и весь коктейль выливается на нее.

 — Вот черт, — шипит она. — Сейчас вернусь.

Саммер надевает обувь, скрывается в другом конце зала, а официантка спешит собрать осколки и протереть наш стол.

 — Ты как? — спрашиваю я Скорпиуса, когда она отходит.

 — Уже нормально, — отвечает он, опустошая стакан, на дне которого плескались остатки огневиски, и жестом прося принести еще порцию. Я не настаиваю, но он все равно продолжает: — Серьезно, Ребекка не была моей девушкой. Она мне нравилась, правда нравилась. И я очень хочу, чтобы с ней все было хорошо, а заодно не отказался бы узнать, кто с ней это сделал, но… Я не могу пойти в больницу, сидеть у постели почти чужой для меня девушки и изображать страдание. Пусть девчонки и считают меня бесчувственным, но это лучше, чем лицемерие.

Мы снова молчим. От количества выпитого меня тянет на философские размышления, и я пытаюсь представить, какой должна быть девушка, чтобы он действительно ее полюбил. Или он так и будет менять подружек, а потом спокойно женится на Аделе, к которой не будет испытывать ровным счетом ничего?

 — Саммер долго нет, — замечает Скорпиус. — Высушить майку занимает две секунды.

 — Так ей же колдовать нельзя, — вспоминаю я и достаю свою палочку. — Пойду проверю.

Скорпиус хмыкает мне в спину, но ничего не говорит.

Я подхожу к единственной запертой двери в туалет и стучусь.

 — Саммер, ты в порядке?

Шум воды стихает, раздается щелчок, и дверь приоткрывается. Девушка выглядывает из-за нее, держа в руках промокшую майку. Ту самую майку, которая должна быть на ней. Ох, черт. Я опускаю глаза.

 — У меня же есть палочка, давай я высушу, — предлагаю я.

Саммер кивает, пропускает меня внутрь, снова запирая дверь, и протягивает мне эту чертову майку. Я стараюсь смотреть только на нее, но все-таки случайно проскальзываю взглядом по плоскому животу и груди, скрытой красным лифчиком. Чертова Саммер.

Произнеся нужное заклинание, я возвращаю ей предмет одежды, молясь, чтобы она поскорее вернула его на прежнее место. Краем глаза я вижу, что одевается она довольно медленно, не отрывая от меня взгляда.

 — Прости меня, — вдруг говорю я, когда могу наконец на нее смотреть. — За то, как я себя вел.

Саммер внимательно смотрит на меня.

 — Я тебе нравлюсь?

 — Да.

 — Это хорошо. Потому что ты мне тоже нравишься. Но ты же понимаешь, что я не собираюсь меняться?

 — Я не вправе этого требовать.

 — Что ж… Тогда решать тебе.

Саммер Холл пьет, курит травку, любит нарушать правила — словом, ее нельзя назвать хорошей компанией. И хотя я с уверенностью могу сказать, что поддаваться плохому влиянию не собираюсь, ни с одной другой девушкой я не стал бы целоваться в грязном туалете бара.

И это, черт возьми, лучшее, что я когда-либо делал.

Стеклянные двери Лаборатории плавно раскрываются, выпуская нас наружу. Ожидающая нас Анна убирает журнал, кажется, «Магию любви», поднимается с лавочки и подходит к нам, натягивая дежурную улыбку.

— Ну как, вам понравилось? — спрашивает она, обводя взглядом нашу небольшую группу.

Ей отвечают нестройным «Да, очень», но сильного энтузиазма в голосах не слышно, так как те, кого Лаборатория действительно привела в восторг, остались на практику: всем желающим предложили устроить небольшое соревнование и сварить предложенное зелье. Я пробовала в прошлом году, но особого удовольствия не получила и сейчас решила не идти. Зелья — не мой конек, и мне достаточно знаний из учебников, необходимых для получения отличной оценки.

— Что ж, у вас есть примерно полчаса, пока ваши друзья борются за звание лучшего зельевара. За углом открыли кондитерскую, можете зайти туда, но только отпроситесь у преподавателя! — говорит она, кокетливо стрельнув глазами в сторону Тедди, который, конечно же, этого не заметил. — И здесь замечательный парк, осмотритесь, пофотографируйтесь. Времени много, мы никуда не спешим, раз, — она замялась и кашлянула, — планы так изменились.

Планы изменились в связи с тем, что, когда экскурсовод сообщила, что после Лаборатории мы пойдем в Оранжерею посмотреть на редчайшие растения мира, все в голос запротестовали, девочки чуть снова не ударились в слезы, и идти туда наша группа отказалась наотрез. Когда Тедди и Джеймс вкратце объяснили, в чем дело, Анна пришла в ужас и больше не настаивала.

Сообщив Тедди, что собираюсь прогуляться, и пообещав на обратном пути захватить ему кофе, я почти сбегаю от него. Он уже спрашивал, все ли со мной в порядке, и если в первый раз поверил, что я переволновалась из-за Ребекки, то во второй я и сама могла бы проколоться, не справившись со своей совестью. Ну почему Ал потащился с Малфоем и Саммер черт знает куда? Почему я обернулась именно в тот момент, когда они сворачивали на другую улицу? Если я промолчу и они попадут в неприятности, я буду безответственной. Если же я расскажу обо всем — предательницей. Какой бы выбор я ни сделала, я все равно останусь виноватой.

— Вам подсказать что-нибудь, мисс?

Очнувшись, я смотрю на продавца и осознаю, что на несколько минут просто застыла перед стойкой, уйдя в свои мысли. Я виновато улыбаюсь, заказываю кофе с двойными сливками и тыкаю пальцем в первое попавшееся на витрине пирожное. Подняв взгляд на часы, я пытаюсь посчитать, как давно ушел Ал, пропускаю мимо ушей какой-то вопрос и киваю, просто чтобы не выглядеть дурой. Оказывается, я подтвердила, что заберу заказ с собой. Несмотря на солнце, на улице довольно холодно, но я не сильно расстраиваюсь: в конце концов, здесь действительно очень красивый парк.

Расплатившись, я убираю пакет с ореховым пирожным в сумку и выхожу на улицу, грея пальцы о теплый стакан с кофе.

Устроившись на бортике фонтана, я наблюдаю за своими однокурсниками, фотографирующимися у Мемориала Победы (в день его открытия я впервые побывала на Атлантиде, потому что на церемонии выступали мои родители и дядя Гарри). Весь процесс сопровождается хохотом, потому что, улыбаясь, они пытаются скрыть, что левитацией удерживают фотоаппарат в воздухе. Крейг, который управляет им дистанционно, чтобы тоже попасть в кадр, наугад командует, куда передвинуть камеру, чтобы были видны все лица, но не палочки.

— Роза, иди к нам! — кричит Эмили, заметив меня.

Выбросив стаканчик из-под кофе и завернув в салфетку надкусанное пирожное, я подхожу, думая, что ребята попросят их сфотографировать, но они наоборот зовут меня присоединиться. Я удивляюсь, но встаю между Чарли и Дэвидом.

— На счет «три»! Раз, два…

— Вингардиум Левиоса! — по привычке восклицает Маргарет, позабыв о том, что должна делать это невербально, и одновременно раздается громкий щелчок.

Ребята покатываются со смеху, хаффлпаффка причитает, что на фотографии выйдет с открытым ртом, и приходится сделать еще пару снимков, на этот раз, как все надеются, удачных.

Наверное, это должно быть весело, но я не могу смеяться в такой день, поэтому, напомнив ребятам, что стоит поторопиться, я возвращаюсь в кондитерскую, чтобы взять кофе для Тедди.

Хотела бы я тоже отвлечься, но, видимо, у моих однокурсников это получилось, потому что они просто ждали снаружи и не видели всего ужаса. Поскольку София терпеть не может шум, на ночь она ставит заглушающее заклинание, и криков Стейси я не слышала. Мое утро началось с бешеного стука в дверь и растрепанной Лили, в панике вытянувшей меня в коридор и сбивчиво пытающейся что-то объяснить по пути до комнаты американок. А следующие минуты казались самым настоящим адом. Я думала, что Ребекка умрет. С одной стороны, я удивлена, что смогла быстро сосредоточиться, сообразить, что нужно сначала обезвредить движущиеся стебли тентакулы, а только потом начать снимать их, да еще и вместе с Мелани вспомнить нужное заклинание. Но, на самом деле, мне никогда еще не было так страшно. Я действительно была уверена, что она умрет. До сих пор бросает в дрожь, стоит только вспомнить это.

Насколько я помню, на той улице, куда свернули Ал, Малфой и Саммер, много баров, так что, уверена, именно туда они и направились. И, несмотря на всю безответственность такого поступка, я не могу их винить. Даже я бы не отказалась сейчас от чего-то, что помогло бы мне выкинуть картину с полумертвой Ребеккой из головы.

Так что я решаю пока не говорить ничего Люпину, до свободного времени их не должны хватиться, а там они могут уже и вернуться. Ал ведь был на экскурсии в прошлом году, а на пути от той улицы до Главной площади заблудиться невозможно. Конечно, ни Тедди, ни, тем более, Джеймс не стали бы доносить на них, а, наоборот, помогли бы прикрыть их, но оба будут жутко злы, особенно после всех волнений из-за Ребекки. А Джеймс, если совсем разойдется, может и из команды выкинуть. Замена Алу, по крайней мере, точно имеется, он же соревновался с кем-то за место вратаря уже после общих отборочных. Да и Ал вряд ли обрадуется, если я кому-то расскажу, пусть даже им. Но самое главное — так можно подставить не только Ала и его друзей, но и Тедди с Джеймсом. Если директор узнает, что они были в курсе, их могут даже уволить.

Вернувшись к Лаборатории, я вижу, что соревнование зельеваров уже закончилось. Тедди стоит в стороне, разговаривая с Мелани, которая держит в руках большую прямоугольную шкатулку.

— … Оливия сама предложила, и я думаю, вам действительно стоит пойти.

— По-крайней мере, узнаем новости, — добавляю я, протягивая Тедди стакан.

— Привет, Роза, — Мелани поворачивается ко мне. — А где ты взяла кофе? Мы не успеем сбегать за еще одним?

— Думаю, нет, — говорит Люпин. — Все уже здесь.

Проследив за его взглядом, я замечаю подходящую компанию наших однокурсников: Крейг, так и не отпустив фотоаппарат, шагает спиной вперед, делая снимки ребят.

Тедди идет пересчитывать их, и мы с Мелани остаемся вдвоем. Мне тут же становится неловко, потому что я не знаю, что можно ей сказать. Самое странное, что она вроде бы относится ко мне неплохо. По крайней мере, мы учимся вместе уже довольно долго, чтобы я знала, что она вообще немногих удостаивает вниманием, но со мной она почему-то разговаривала, и вполне дружелюбно. Или это был единичный случай, потому что я разбудила ее после стихий? Сегодняшнее утро не в счет, тут выбора не было. Наверное, я просто придаю этому слишком большое значение, но однокурсники со мной почти не общаются.

— Так ты победила? — интересуюсь я, кивая на шкатулку.

— Да, — слизеринка кивает, машинально открыв ее: внутри она поделена на несколько отсеков, в каждом из которых ингредиенты для зелий.

— Поздравляю!

— Спасибо, — она улыбается уголками губ и предлагает пойти ко всем.

Мы присоединяемся к группе, и Мелани зовет Бренда Ривера, стоящая рядом с Джеймсом. Улыбнувшись мне, она уходит к подруге, и мой кузен, не теряя времени даром, тут же вступает в разговор. Завязывается небольшая перепалка, но, кому из девушек Джеймс досаждает больше, понять сложно, потому что они отшивают его с одинаково язвительными выражениями лиц, и заканчивается она только тогда, когда ему приходится вспомнить о своих обязанностях сопровождающего.

Вычеркнув из плана оранжерею, Анна ведет нас в зоопарк, обращая наше внимание на все здания или памятники, мимо которых мы проходим. В ее рассказе, помимо прочих имен, так часто фигурирует имя Альбуса Дамблдора, что я не могу думать ни о чем, кроме другого Альбуса. Надеюсь, он достаточно трезв, чтобы помнить о том, что ему нужно будет незаметно вернуться. Ох, как же мне это не нравится.

В зоопарке нам дают целый час. Как-то мама водила нас с Хьюго в маггловский зоопарк, и это было просто ужасно: там животных держат в тесных клетках с металлическими прутьями. Кажется, я тогда даже расплакалась. Здесь же, благодаря магии, каждая «клетка» максимально напоминает естественную среду обитания животного, да они еще и расширены заклинанием. Через невидимые барьеры можно наблюдать за самыми удивительными зверями — здесь, на Атлантиде, занимаются выведением новых пород, скрещивая разные виды. Остается только надеяться, что эксперименты не приведут к появлению кого-то наподобие василиска, который, как известно, вылупляется из куриного яйца, высиженного жабой.

Несмотря на то, что я здесь уже была, мне так же интересно, и я медленно двигаюсь вдоль клеток. Остальные атланты разбрелись кто куда. Девочки восторженно пищат, рассматривая маленьких золотых единорогов, мальчишки забавляются, выслушивая ругательства джарви* и обучая его новым. Кто-то испуганно вскрикивает, когда за одним из барьеров внезапно появляется демимаска**. Джеймс и Бренда, как истинные игроки в квиддич, застревают у клетки со сниджетами, летающими в воздухе с молниеносной скоростью. Еще двое ребят наблюдают за фениксом и спорят, есть ли шанс застать его перерождение, но птица выглядит недостаточно старой для того, чтобы сгореть. Когда я прохожу мимо пустого на первый взгляд загона, мне в голову приходит ужасающая мысль: если бы сегодня утром мы не подоспели вовремя, мы видели бы фестралов. Я спешу отойти подальше от места, от которого буквально веет смертью, и, оказавшись перед клеткой с морщерогими кизляками, жалею, что рядом нет Хьюго. В нашей семье каждая пятая шутка содержит упоминание этого зверька, потому что все помнят шокированное лицо моей мамы, когда тете Луне и ее мужу удалось их найти, ведь до этого она яростно утверждала, что морщерогие кизляки — всего лишь выдумки подруги и ее отца. Я прогуливаюсь по всему зоопарку и уже на пути к выходу кланяюсь гиппогрифу, но он не удостаивает меня ответным поклоном.

За пять минут до конца экскурсии все собираются в зоомагазине. Девочки, играя с пушистиками и низлами, возмущаются, что в лагере нельзя держать никаких животных, кроме сов.

Это возвращает мои мысли к Вальтеру, запертому в нашей спальне. На следующий день после того, как Маркус дал мне это «дополнительное задание», я трансфигурировала себе котенка (из того же «Айвенго», оттуда и кличка родилась) и действительно завела дневник наблюдений. Это не из-за Маркуса, просто меня саму очень заинтересовал этот проект. Я все время боюсь, что его найдут, хотя у меня и нет для этого оснований. Когда мы уходим, приходится накладывать на питомца «Силенцио», а аллергии на него нет — София, когда впервые увидела его, сказала, что у нее аллергия на кошек, но до сих пор никакой реакции Вальтер не вызвал.

После зоопарка мы посещаем еще два музея, и потом нас наконец приводят к месту, снова побывать в котором я мечтала весь год, — к Главной Магической Библиотеке. Собственно, на этом экскурсия по городу подходит к концу, и Анна прощается с нами, сообщив, во сколько мы должны быть на пристани. Оказывается, что остальные группы уже пришли. Тедди просит американцев и нас с Мелани собраться около входа в три, чтобы отправиться в больницу.

Я пропускаю всю группу вперед и вхожу последняя, замирая в дверях и почти с благоговением обводя глазами просторный зал. В Библиотеке имеется минимум один экземпляр абсолютно каждой книги, существующей во всем магическом мире. Не знаю, существует ли более волшебное место, чем это.

Многочисленные стеллажи рядами возвышаются до высокого потолка, образовывая целый книжный город. В таком я бы точно осталась жить. Глаза разбегаются, я не представляю, с чего начать, учитывая, что на самый поверхностный обзор ушла бы неделя, а не отведенные нам сорок минут. Первым делом я решаю направиться в отдел редких книг, и надолго застреваю у древних фолиантов, охраняемых непробиваемым стеклом и всеми защитными заклинаниями. Некоторые из них хранятся также в библиотеке Блэков, где я провожу почти все время, когда гощу у Поттеров на Гриммо, 12, но большинство существуют в единственном экземпляре, и при виде ветхих страниц со старинными текстами, рунами и магическими формулами у меня перехватывает дыхание.

— Потрясающе, да? — вдруг раздается у меня за спиной, и я вздрагиваю, чуть не задев стенд с рукописями Мерлина. — Прости, — заметив мой испуг, быстро добавляет Алекс.

— Привет, — говорю я, немного теряясь, как всегда, когда он заговаривает со мной. — Да, это мое любимое место в городе.

— Не сомневаюсь, — улыбается он. — Ты ведь здесь уже была? Не проведешь мне экскурсию?

— Не могу, — я качаю головой. — Мне скоро нужно идти, мы собираемся в больницу узнать, как Ребекка.

Его лицо тут же становится серьезным, и он окидывает меня внимательным взглядом. От этого мне становится немного неловко, но одновременно я почему-то чувствую себя спокойнее, как тогда, когда он увел меня подальше от любопытствующей толпы.

— Как ты?

— Нормально, — отвечаю я, передернув плечами. — Наверное.

Крам вздыхает и качает головой, не отрывая взгляда от моего лица.

— Роза, я не могу представить, насколько это было страшно, — говорит он. — Но сейчас самое главное, что с Ребеккой все будет хорошо, и это только благодаря тебе. То, что ты сделала там…

— Я не сделала ничего такого, чего не сделал бы любой другой на моем месте, — смущенно перебиваю я.

Мне неуютно из-за того, что меня теперь считают какой-то героиней-спасительницей, явно преувеличивая мою роль во всем этом. То есть, да, я действительно спасла Ребекку, но я просто оказалась там в нужное время, а это вообще заслуга Лили, а не моя.

— Любой другой на твоем месте стоял бы в коридоре и бился в истерике, — безапелляционным тоном замечает Алекс. — Собственно, так все и было. Мне кажется, ты сама не видишь, насколько ты не похожа на остальных.

— К сожалению, вижу, — говорю я, опустив взгляд. — Но меня это не очень радует.

— Да нет же, — нетерпеливо произносит он, но я не даю ему закончить.

— Думаю, я примерно представляю, где здесь отдел литературы о волшебных палочках, — говорю я, вспоминая наше вчерашнее обсуждение за ужином (Александр считает, что его характер изменился с тех пор, как он приобрел новую палочку с другой сердцевиной). — Тебя же это интересовало?

Крам, за что я ему очень благодарна, делает вид, что не заметил быстрой смены темы, и, усмехнувшись чему-то, кивает.

Наверное, это было очень некрасиво с моей стороны. Но я до сих пор не могу понять, зачем Алекс делает это. Мало того, что он позвал меня за их стол, это я могла бы списать на мое соседство с Софией или просто вежливость, но он сам заговаривает со мной, садится рядом на совместных занятиях, ведет себя так, как будто ему действительно интересно. С той самой минуты, когда он взял меня за руку и заставил прыгнуть через костер, во мне поселилось какое-то новое чувство, легкое и теплое, я как будто жду, что со дня на день должно произойти что-то очень хорошее, но не знаю что. И это приводит меня в совершеннейшее смятение. Я пытаюсь найти подвох во всем, что он говорит и делает, но не нахожу, и каждое его слово в мою сторону вызывает у меня только улыбку и глупое ощущение счастья, а я совсем не хочу, чтобы он нравился мне. Я явно не та девушка, которая может его заинтересовать, особенно когда рядом с ним вечно крутится его безупречная однокурсница Диана. И от таких мыслей я чувствую себя полной дурой.

Мы идем вдоль стеллажей, и около поворота в отсек прессы он вдруг мягко хватает меня за локоть.

— Подожди, ты говорила, что про наших родителей писали в газетах, — говорит он, ухмыльнувшись. — Как думаешь, мы сможем это найти?

— Найти-то сможем, но, — я заминаюсь и чувствую, как к щекам подступает краска, когда я вспоминаю, что там говорилось о моей маме, — правды мы там не увидим.

— Я не собираюсь воспринимать это всерьез, — заверяет меня он. — Я уверен, что, какими бы ни были отношения между моим отцом и твоей мамой, в газетах это приукрашено настолько, что в итоге мы с тобой окажемся оторванными друг от друга братом и сестрой.

Я не сдерживаю смешка, хотя на секунду от этой мысли мне становится не по себе. Пока мы ищем нужный год в каталоге, я на всякий случай спрашиваю Александра, не видел ли он Ала, но получаю вполне ожидаемый отрицательный ответ. Мы находим полку со всеми изданиями, посвященными Турниру Трех Волшебников в том году. Несмотря на то, что участие моего на тот момент четырнадцатилетнего дяди Гарри произвело фурор, в английских и болгарских газетах очень много писали о юной ведьме Гермионе Грейнджер, покорившей сердце известного игрока в квиддич Виктора Крама. Терпеть не могу желтую прессу. Нам быстро надоедает читать про то, как моя мама играла на чувствах сразу двоих участников — Алекс, Слава Мерлину, ни слову не верит — но выпуски про Святочный бал мы просматриваем все, в основном из-за фотографий (в каком-то журнале даже написали про ее прекрасную парадную мантию, не забыв, конечно, в качестве противопоставления приложить неизвестно как сделанный снимок мамы, спешащей на уроки).

— Жаль, что я тебя не пригласил, — вдруг говорит он. — С кем ты ходила?

— Со вторым старостой своего факультета, — я пожимаю плечами, с неудовольствием вспомнив, как красиво они смотрелись с Дианой на открытии бала.

Я на секунду отрываюсь от газеты, бросив взгляд на длинные столы с мягкими креслами в центре зала, и замечаю в дверях Тедди, к которому неторопливой походкой направляется профессор Немиров.

— Вот черт! — вырывается у меня, когда я понимаю, что моего молчания недостаточно, если Люпин может просто спросить про ребят у сопровождающего той группы.

— Что случилось? — обеспокоенно спрашивает Крам.

— Нужно отвлечь Немирова, — нервно выдыхаю я. — Пожалуйста, Алекс, я потом объясню, просто задержи его.

— Без проблем, — он кивает и, не задавая лишних вопросов, идет к своему преподавателю.

Я торопливо возвращаю выпуски на места и перехватываю Тедди, краем глаза следя за непринужденной беседой Крама и Немирова.

— Уже пора идти, да? — спрашиваю я, держа Люпина под локоть.

— Почти, осталось пять минут, я как раз шел за вами.

— Отлично, я уж думала, что опоздаю, заговорилась с Алом, — говорю я, стараясь звучать естественно, и тут же мысленно хлопаю себя по лбу: когда это я вообще подолгу болтала с кем-либо из своих кузенов?

— Ал здесь? — уточняет Тедди, обводя глазами зал.

— Да, кажется, он пошел туда, — отвечаю я, неопределенно махнув рукой в сторону. — А ты не хочешь выйти на улицу и подождать всех там? Мне нужен свежий воздух.

Он пожимает плечами и просит проходящую мимо Кристин собрать остальных.

— Значит, Александр Крам, — произносит он по пути к выходу.

Просто потрясающе.

— А что с ним? — невозмутимо спрашиваю я.

Тедди смотрит вперед, но я чувствую, как он расплывается в улыбке.

— Я заметил, что вы много общаетесь.

— Даже не начинай, — предупреждаю я, поджав губы. — Ничего у меня с ним нет и не будет.

— Почему это? — интересуется он, приподняв бровь.

— Боже, Тедди, я не собираюсь обсуждать это с тобой! — восклицаю я. — Просто выброси из головы эту дурацкую мысль.

— Как скажешь, но, если что, я одобряю.

Я с силой пихаю его локтем под ребра, и он смеется, привлекая внимание стоящих неподалеку студентов Дурмстранга, которые смотрят на нас, как на сумасшедших. Чудесно. Просто замечательно. Ладно Тедди, но если и остальные заметят нас с Алексом… Мне не хочется, чтобы у людей наше общение — и не такое уж частое, кстати — создавало неправильное впечатление и рождало вопросы «Что он делает с ней, когда вокруг столько девушек?».

— Роза, — от вопросов Тедди меня спасают подошедшие Мелани и Бренда. — Ты не видела Скорпиуса и Ала?

— Видела, — я с готовностью киваю. — В библиотеке, кажется, они хотели посмотреть что-то для Артефактологии. Кстати, Мел, можно тебя на секунду?

Она удивленно хмурится, кивает, и мы отходим на приличное расстояние от Люпина.

— Ал и Скорпиус еще не вернулись, — вполголоса сообщаю я. — Они не ушли с другой группой, они просто сбежали.

Брови Мелани взметаются вверх.

— Идиоты, — едва слышно цедит она сквозь зубы.

— Никто не должен узнать, — я сразу перехожу к делу, зная, что возмущаться тут можно бесконечно. — Нужно как-то отвлечь Джеймса, чтобы он не говорил с Брюсом или Немировым. И Лили.

Слизеринка медленно выдыхает, пытаясь совладать с негодованием.

— Бренда, подойди, пожалуйста, на минутку, — звенящим голосом просит она, и австралийка подбегает к нам.

— Что-то случилось?

— У меня к тебе большая просьба, — говорит Мелани. — Знаю, это требует терпения, но я буду очень тебе благодарна, если ты займешь Джеймса, пока нас не будет. Он не должен говорить с организаторами и Лили, и пару раз тебе нужно будет невзначай упомянуть, что видела Скорпиуса, Альбуса и Саммер в сувенирном магазине.

Бренда недоуменно выслушивает инструкции, прищуривается и, наконец, понимает.

— И где они на самом деле?

Обе девушки поворачиваются ко мне, и я пожимаю плечами.

— Полагаю, пьют где-нибудь.

— Фантастика, — австралийка закатывает глаза. — Если их поймают и исключат из команды, я убью обоих.

— Не поймают, если ты отвлечешь Джеймса.

— Будь уверена, — усмехается девушка. — Глаз с него не спущу. К счастью, темы для разговора найдутся. Может, сказать, что я ухожу из команды? Тогда он устроит истерику и забудет обо всем остальном.

— Что угодно, хоть проси индивидуальную тренировку прямо сейчас, главное, держать его подальше от всех, — говорит Мелани.

Бренда насмешливо хмыкает.

— Не вопрос.

Она уходит в сторону магазина «Все для квиддича», надеясь найти Джеймса там. Мы с Мелани переглядываемся и синхронно вздыхаем. Она ничего не говорит, видимо, подумав, пришла к тому же выводу, что и я: после такого утра любой бы захотел сбежать ото всех и забыться. Особенно Саммер и Скорпиус, который, судя по тому, что я видела на дискотеке, общался с Ребеккой довольно близко.

Американцы собираются почти в полном составе, и я говорю, что Саммер осталась с Алом. Больница находится в центре города, так что туда можно дойти пешком за пятнадцать минут. Мы с Мелани идем в конце группы, потому что обе чувствуем себя лишними среди людей, которые знают Ребекку несколько лет.

— У тебя есть идеи, кто мог это сделать? — тихо спрашиваю я, когда молчание становится совсем неловким.

— Нет, — Мел качает головой. — Я не была знакома с Ребеккой.

— А разве она не встречалась со Скорпиусом? — удивляюсь я.

— Это началось только вчера, — с некоторым раздражением говорит она. — И, в любом случае, он редко представляет мне своих девушек.

— Почему? — спрашиваю я, и тут же спохватываюсь, что лезу не в свое дело. — То есть, я просто подумала, что у вас с ним очень хорошие отношения…

Мелани скользит по мне внимательным взглядом, и я с досадой понимаю, что она уловила нотку зависти, промелькнувшую в моем голосе. Малфой и Нотт никогда не вызывали у меня симпатии — по крайней мере, до лагеря — но меня всегда поражало, насколько крепка их родственная связь. Скорпиус, презирающий почти всех окружающих, заботится о своей двоюродной сестре так, как мои кузены никогда не заботились обо мне. Впрочем, их внимание досталось Лили в двойном размере.

— Просто я у него одна, а у твоих кузенов целый выводок кузин, — с легкой улыбкой замечает она.

— И общаются они со всеми, кроме меня, — не сдержавшись, говорю я.

Обычно я стараюсь не думать о том, что чувствую, но насколько же меня обижает пренебрежение моих родственников, если я решаю поделиться этим с Мелани Нотт?

Слизеринка громко фыркает.

— А оно тебе нужно, Уизли?

— Ну., — я заминаюсь. — Конечно.

— Роза, — она качает головой. — Ты же гораздо умнее их всех, зачем тебе? Вот возьмем, к примеру, горячо всеми любимую Лили Поттер. Эгоцентричная, избалованная девочка, которая рвется попасть в центр внимания — и это ее одобрения ты ищешь?

Ее характеристика вызывает у меня улыбку, но я все равно считаю своим долгом заступиться за кузину.

— Я понимаю, что вам нелегко вместе жить, да еще и эти мыши, но Лили лучше, чем ты думаешь.

— Может быть, — хмыкает она, дернув плечом. — Но дело не в Лили или ком-то еще. Тебе стоит задуматься, что это ты лучше, чем ты думаешь.

Что-то в ее словах задевает меня, и я чувствую, как к горлу подступают слезы. Боковым зрением я замечаю, что Мел смотрит на меня, но не обращаю внимания, собирая все силы, чтобы не расплакаться, как идиотка.

— Ты в порядке? — спрашивает она.

— Да, конечно, — я натянуто улыбаюсь. — Просто странно слышать это от тебя, в школе мы совсем не общались.

— Ну это неудивительно, у нас был совершенно разный круг общения, — говорит она. — С Алом, например, мы тоже почти не разговаривали, а тут мы чуть ли не лучшие друзья.

— Тогда ты и с Лили в скором времени подружишься, — усмехаюсь я.

— Ну уж нет, — категорически заявляет она. — Я уже высказала, как к ней отношусь, и это точно никогда не изменится.

Мы подходим к огромному белоснежному зданию, и американцы, проигнорировав окрик Тедди, бегом бросаются вверх по ступенькам. Когда мы сами заходим в холл, Оливия уже выпытывает что-то у стойки информации, почти крича на ведьму, которая вежливо уточняет, является ли та родственницей пациентки. Шум, который они поднимают, привлекает внимание почти всех целителей, и один из них интересуется, в чем дело. Тут вступает Тедди, приструнив разбушевавшихся ребят, и целитель сообщает, что Ребекка еще не приходила в сознание, но ее состояние стабилизировалось, и, возможно, она даже успеет вернуться в лагерь. Новость встречают очень бурно, так что Тедди приходится повысить голос, заметив, что они распугают всех больных и нас выгонят. К Ребекке, конечно, не пускают, и я понимаю, почему мы до сих пор здесь, только когда в фойе выходит пара лет сорока и торопливо направляется к группе. Мы с Мелани и Тедди отходим в сторону, наблюдая, как бледный мужчина и красивая заплаканная женщина здороваются с ребятами. Девочки обнимают миссис Морган, и больше не позволяют себе плакать, а только утешают и успокаивают ее. Парни тем временем переговариваются с мистером Морганом. В какой-то момент они вдруг резко поворачиваются к нам, и я совсем теряюсь, когда мама Ребекки подбегает и заключает нас с Мелани в крепкие объятия.

— Спасибо, — шепчет она то мне, то ей. — Спасибо, вы спасли жизнь моей девочке, спасибо вам.

Она отстраняется, и я успеваю коротко переглянуться с такой же смущенной Мел, перед тем как нас приветствует мистер Морган. Родители Ребекки наперебой произносят слова благодарности, и Мелани, владеющая навыком ведения разговора с незнакомыми людьми, отвечает им дежурными фразами, соответствующими ситуации, но улыбается при этом очень искренне. Мне кажется, я никогда не видела, чтобы она улыбалась вот так, скованно, неуверенно и радостно одновременно. Это делает ее очень красивой. Я прошу передать Ребекке пожелания скорейшего выздоровления, и мы покидаем больницу, оставляя Морганов с друзьями дочери. Пока американцы прощаются, мы успеваем купить кофе в забегаловке рядом с больницей и на обратном пути делим между собой недоеденное мной ореховое пирожное.

Вернувшись на площадь, мы находим Бренду и Джеймса в кафе за столиком у окна: охотница внимательно слушает тренера, рассказывающего про какой-то прием, который когда-то помог выиграть матч.

— Привет, вы вернулись, — Бренда улыбается, заметив нас с Мел, и едва заметно подмигивает, сообщая, что справилась с задачей.

Я окидываю взглядом помещение, но наших кузенов и Саммер здесь не наблюдается. Мелани, мельком посмотрев на меня, подсаживается за столик, берет в руки меню и, внимательно его изучая, пересказывает прогнозы целителей. Стараясь не привлекать к себе внимание, я медленно отхожу, и меня тут же окликает Александр.

— Алекс, ты видел Ала, Саммер или Скорпиуса? — без предисловий спрашиваю я.

— Нет, — он качает головой. — Роза, в чем дело? Зачем я должен был отвлекать профессора Немирова?

Я знаю, что он не станет никому говорить, поэтому вкратце объясняю всю ситуацию.

— Да уж, — протягивает он. — Ты знаешь, где они?

— Я видела, куда они сворачивали, — нервно отвечаю я. — Это недалеко, но раз они еще не вернулись, я не представляю, что делать.

— Ну, а что тут делать? — он пожимает плечами. — Идем искать.

— Что?

— Если их до сих пор нет, то стоит самим пойти за ними, — говорит он, выжидательно смотря на меня.

— Алекс, — я качаю головой, — тебе необязательно это делать, я сама должна…

Крам с усмешкой закатывает глаза, просто берет меня за руку и тянет в сторону выхода.

— Ну же, ты хочешь найти своего брата раньше преподавателей?

Не в силах выразить свою благодарность, я просто киваю несколько раз подряд и следую за ним на улицу. Когда мы почти доходим до книжной лавки, нас вдруг останавливает требовательный оклик.

— Стоять!

Я разворачиваюсь и вижу торопливо приближающегося к нам Джеймса, и его лицо не предвещает ничего хорошего. Неужели Мел и Бренда все-таки проболтались?

— Привет, Джеймс, — спокойно говорит Алекс. — Что-то не так?

Кузен скрещивает руки на груди и переводит подозрительный взгляд с него на меня.

— Куда это ты собрался с моей кузиной?

Что? О, нет, только не это. Я начинаю осознавать, на что именно он намекает, и меня бросает в жар от стыда.

— Джим, не надо, — протягиваю я, закрывая лицо рукой. — Мы просто гуляем.

Толку от этого, конечно, никакого: приступы братской заботы обо мне у него случаются редко и всегда очень, очень не вовремя, но, если уж он что-то заподозрил, его не переубедить. Так что сейчас должно произойти событие вселенской важности, иначе он еще долго может позорить меня перед Алексом, наезжая на него, пока тот сам не решит, что мне помогать — себе дороже.

— Вы не в ту сторону идете гулять, — продолжает кузен, угрожающе прищурившись.

Превеликий Мерлин, за что?

— Джеймс, — говорю я, уже злясь, затем бросаю короткий взгляд на Александра и за локоть тащу брата в сторону. — Ты вспоминаешь о моем существовании раз в неделю, зачем нарушать график? Или тебе так хочется выставить меня дурой?

— Рози, не преувеличивай, я всегда о тебе помню, — он снисходительно улыбается, как всегда делает, когда девочки обвиняют его в том, чего он, по его мнению, не совершал. — И мне не нравится, когда ты пропадаешь из виду с парнем.

— И что мы, по-твоему, собирались сделать? Снять комнату? По-твоему, я из таких девушек? — холодно спрашиваю я.

Если Ала исключат из-за того, что Джим внезапно решил заделаться ревнивым братцем…

— Конечно, нет, Рози, тебе я доверяю, но не другим парням.

Я закатываю глаза.

— Джеймс, ты знаком с Алексом лет с восьми.

— Мы виделись на паре матчей, этого недостаточно, — возражает он.

— Не все парни такие, как ты, — вырывается у меня, и я чувствую, что начинаю закипать. — Уверена, у братьев твоих подружек больше причин для беспокойства, чем у тебя.

— Так, все, — раздраженно перебивает он. — Пойдем со мной. Крам, у вас поменялись планы…

— Джеймс, не смей указывать мне, что делать, — шиплю я, напоминая себе Лили.

— Что тут происходит? — хором интересуются подоспевшие Мелани и Бренда.

Ну наконец-то.

— Ничего, — Джим улыбается им, оставаясь при этом суровым. — Ничего не происходит, мы все вместе возвращаемся в кафе. Вы двое, кстати, с утра ничего не ели.

У Мел на этих словах в глазах мелькает какая-то догадка, а в следующую секунду она медленно оседает на холодный камень, пытаясь ухватиться за плечо Джеймса.

— Мелани? — выдыхает он, подхватывая ее за плечи и опускаясь за ней. — Мелани! Мел!

Ее веки чуть подрагивают, но больше она ничем себя не выдает.

— Черт возьми, Мел! — перепуганный Джеймс кладет ее голову к себе на колени, и в его голосе отчетливо звучит паника. — Что произошло?

— Ей уже было нехорошо, когда мы выходили, — Бренда вступает в спектакль. — Наверное, действительно от голода. Мел?

Мы с Алексом переглядываемся и молчим.

Австралийка трясет Мелани за плечо, и та вдруг открывает глаза.

— Что произошло? — спрашивает она, пытаясь сесть, придерживаемая Джеймсом.

Да уж, неудивительно, что она получила главную роль в постановке. Мне даже становится жаль Джима, который один здесь переживал по-настоящему.

— Ты упала, — хриплым голосом говорит он, и его рука, все еще лежащая на ее плече, слегка дрожит. — Как ты себя чувствуешь? Что-то болит? Позвать целителей?

Мелани поворачивает к нему лицо и ничего не говорит, только пораженно смотрит ему в глаза. Ее губы приоткрываются, она мотает головой и опускает глаза. То ли она не ожидала увидеть такое проявление искренней заботы с его стороны, то ли ей стало стыдно за то, что заставила его волноваться зря, особенно в такой день.

— Все хорошо, — странным голосом произносит она. — Просто слабость. Мы можем пойти назад?

— Конечно, — кивает он и осторожно помогает ей подняться на ноги. — Идти можешь? Давай я тебя понесу.

— Нет, я в порядке.

— Тогда держись за меня.

Мелани на автомате позволяет ему обхватить себя за талию и положить собственную руку на его плечо, выглядя при этом очень растерянной, но, когда он окидывает ее обеспокоенным взглядом, вдруг дарит ему мимолетную, но такую светлую улыбку, что мне начинает казаться, что у кузена появился шанс.

Про нас Джим, конечно, забывает. Он уводит обеих девушек, и Мелани оборачивается, кивая мне. Я очень надеюсь, что они додумаются отвлечь и Тедди тоже.

— И часто вы такое устраиваете? — интересуется Крам.

— Насчет них не знаю, но я в этом никогда не участвую.

Мне неловко теперь разговаривать с ним, после того, что устроил Джеймс, но он просто предлагает поторопиться. Мы молча проходим по Главной улице, а потом сворачиваем туда, где я в последний раз видела Ала. Надеясь, что они не ушли далеко, я бросаюсь к первому попавшемуся бару.

Недружелюбного вида охранник почему-то нервничает, когда я сходу спрашиваю, не заходили ли сюда два парня и девушка, а когда он видит наши фамилии при проверке палочек, у него глаза на лоб лезут. Альбус, значит, тоже не остался незамеченным.

Нам указывают на нужный столик, и картина передо мной открывается очень даже интересная. Если бы не сумасшедшее облегчение от того, что я их все-таки нашла, я сейчас была бы очень зла. В центре стола стоит наполовину опустевшая бутылка огневиски, но, судя по всему, она не первая. Скорпиус при нашем появлении не поднимает головы, продолжая подпирать лоб ладонями, а Ал и Саммер вообще не замечают никого вокруг: они негромко говорят о чем-то, их обращенные друг к другу лица разделяет пара сантиметров, его рука покоится на спинке ее стула, а пальцы второй переплетены на столе с пальцами Саммер. Похоже, эти двое уже все решили.

Я прочищаю горло, и они синхронно поворачиваются ко мне.

— О, Роза, привет, — улыбается Альбус. — А ты разве не должна быть на эску… эскрус…

Саммер заливается хохотом от его безуспешных попыток выговорить слово, а мне совсем не смешно.

— Экскурсия, — с нажимом произношу я, — уже давно закончилась.

Улыбка медленно сползает с лица кузена, и на его лице начинает проступать понимание.

— Черт, нам надо идти! — восклицает он, резко поднимаясь и едва не падая. — Малфой, вставай! Скорпиус!

— В таком состоянии вы далеко не уйдете, — замечает Алекс, отходя от барной стойки с тремя стопками отрезвляющего зелья в руках.

— О, Крам, — удивляется Ал, — а ты здесь… О, так ты с Розой пришел? Между прочим, я как раз собирался с тобой об этом поговорить…

— Боже, Ал, только не ты, — мой стон выходит слишком уж умоляющим, и я не представляю, как теперь смотреть Алексу в глаза.

— Мерлин, что вы так орете? — подает голос только очнувшийся Скорпиус.

— Так, этот цирк пора заканчивать, — строго говорю я, почти теряя терпение. — Зелье!

Несчастная троица залпом выпивает содержимое стопок и мгновенно трезвеет. Малфой и Саммер остаются невозмутимыми, но Ал, все еще сохранивший остатки совести, приходит в совершенный ужас.

— Сколько времени?

— Полпятого.

— А корабль отходит…

— Полшестого.

— А Тедди…

— Еще не обнаружил ваше отсутствие, но, уверена, начал что-то подозревать, а теперь мы можем пойти или нет?!

Они торопливо собираются, Скорпиус расплачивается у стойки, и мы, наконец, покидаем душное помещение. Возвращаемся на Главную улицу, и меня тут же догоняет Ал.

— Роза, слушай, — начинает он, подстраиваясь под мой шаг, — мне жутко стыдно, я не представляю, что на меня нашло. Прости, что ты оказалась втянута в это безрассудство.

— Да не я одна, — хмыкаю я. — Джеймс почти наехал на Алекса за якобы недостойные намерения, Бренда около часа разговаривала с ним о тактиках квиддича, а Мелани изображала обморок.

— Что? — он спотыкается и изумленно смотрит на меня. — Ого… Спасибо.

Я улыбаюсь уголками губ. Мне очень приятно слышать это, но я знаю, что Ала просто мучает совесть, а его отношение ко мне вряд ли изменится.

— Не за что. Здесь же тоже действует правило Поттеров-Уизли, — напоминаю я: согласно этому правилу мы с Алом не можем доносить на наших кузин и кузенов, если ловим их после отбоя во время патрулирования коридоров. Я его уже нарушила однажды, и ничем хорошим это не закончилось.

Он кивает, усмехнувшись, и мы останавливаемся, чтобы подождать остальных.

Скорпиус, отвлекаясь от разговора с Крамом, смотрит на меня.

— Спасибо, Уизли. Я твой должник.

Я пожимаю плечами.

— Скажи это после того, как получишь нагоняй от Джеймса и Тедди за то, что не уследил за кузиной. Мел пришлось потерять сознание, чтобы никто не заметил вашего отсутствия.

На ходу я рассказываю все с самого начала, и Скорпиус мрачно отмечает, что все негодование Джеймса и Люпина не сравнится с тем, что устроит ему сестра, а Саммер смеется, говоря, что из нас вышла отличная команда.

Альбус протягивает руку Александру, и они, слава Мерлину, разговаривают вполне дружелюбно. Кузен смотрит на нас обоих, задумавшись над чем-то, кивает, а затем спокойно возвращается к Саммер, обнимая ее за талию и оставляя короткий поцелуй на ее губах. Что ж, раз их импровизированная вечеринка привела к таким результатам, может все не так и плохо. И хотя я не уверена, что мне нравится сама американка, я собираюсь держать свое мнение при себе. Главное, что Ал доволен и счастлив, это его дело.

Все сбывается именно так, как мы и предсказывали: Тедди и Джеймс обрушиваются на Скорпиуса, а взгляд Мелани не сулит ничего хорошего, пока Малфой изображает волнение и расспрашивает о ее самочувствии. Пока Джим не придумал новых поводов для подозрений, я говорю, что мы с Алексом как раз и пошли искать ребят, чтобы сообщить о Мел. Выходит довольно слаженно, но мне очень сложно поверить в то, что все действительно закончилось хорошо.

Несмотря на то, что нам уже пора отправляться, Тедди заявляет, что происшествий на сегодня достаточно, и заставляет меня нормально поесть прежде, чем куда-либо идти.

Когда вся большая и шумная толпа собирается на площади и отправляется на пристань, я снова остаюсь одна. Зацепившись взглядом за всплеск рыжих волос, я некоторое время наблюдаю за Лили, которая прячет в рюкзак Ала пакеты из книжного и сувенирного магазинов, а затем присоединяется к смеющимся подругам. Сам Альбус, когда она уходит, ловит Саммер и берет ее за руку — теперь он вряд ли будет появляться где-то без нее. Скорпиус, наверное, сейчас разбирается с Мелани.

Я не хочу этого делать, но все равно ищу глазами Алекса. Он идет в компании однокурсников, обсуждая что-то с ними на родном языке, одновременно пытается утихомирить спорящих Софию и Диану, которые, как я знаю от самой соседки, терпеть друг друга не могут, а потом осекается на полуслове, заметив меня. Я тут же опускаю взгляд, но он все равно проталкивается ко мне через толпу.

— Тебе не обязательно и дальше ходить со мной, — с улыбкой говорю я. — Твои друзья, наверное, успели соскучиться, пока ты искал по барам моего брата.

— Ну вообще-то я хотел бы пройтись с тобой, если… если ты не против.

— Конечно, нет.

Засмотревшись на красивый букет в витрине цветочного магазина, я вспоминаю ирисы, которые кто-то оставил парящими около нашей двери, и все вдруг становится на свои места. Разгадка оказывается очень простой, даже очевидной, но я чувствую себя немного разочарованной.

— Ты моя Тайная Фея? — спрашиваю я.

— Что? — удивляется Крам. — Нет. С чего ты взяла?

— Ну, — я теряюсь, потому что моя догадка больше не кажется верной, — просто ты общаешься со мной…

Александр приподнимает брови.

— Роза, Тайная Фея подразумевает тайное участие, а я общаюсь с тобой вполне открыто.

— Я просто… не могу понять, почему.

Он качает головой, глядя мне в глаза, и улыбается.

— Потому что мне нравится с тобой общаться, как тебе такой вариант? Неужели так сложно поверить, что мне с тобой действительно интересно?

Я пожимаю плечами, чувствуя, как к лицу приливает краска. Вот я обвиняла Джеймса в том, что он пытается все испортить, но зачем ему напрягаться, когда я и сама прекрасно справляюсь?

На пристани нас уже ждет огромный корабль, украшенный маленькими огоньками, на котором нас сначала должны вывезти в открытое море, а потом вернуть прямо в лагерь. Капитан приветствует нас, опуская лестницу.

— Слушай, прости за Джеймса, — говорю я, понимая, что с этим недоразумением все-таки надо разобраться.

— Да ладно, рано или поздно этот разговор все равно бы произошел, — говорит он, устремляя на меня внимательный взгляд.

— О чем ты говоришь? — не понимаю я.

Он чуть прищуривается, а затем расплывается в улыбке и недоверчиво качает головой.

— Серьезно?

Подходит наша очередь подниматься, и капитан подает мне руку со словами «Добро пожаловать на борт, миледи». Очутившись наверху, я отхожу в сторону, чтобы не мешать остальным, и вдруг понимаю, что имел в виду Александр. То есть, что мог бы иметь в виду Александр… По крайней мере, его слова можно было бы истолковать так, если бы это не было абсурдом…

На корабле уже начинается веселье, включается музыка, и Алекс тянет меня к столикам с закусками, вокруг которых уже собрались остальные атланты. Пока мы идем, он берет меня за руку и, наклонившись, произносит на ухо: «Мы вернемся к этому разговору».

Эти слова пульсируют у меня в голове на протяжении всей вечеринки, и, когда мы действительно «возвращаемся к разговору» — это происходит на палубе, недалеко от трамплина, с которого все прыгают в воду, наплевав на прохладный ветер, — я долго пытаюсь убедить его, что не могу нравиться ему на самом деле.

И в середине моего монолога Алекс вдруг подается вперед и легко касается губами моих губ. Когда он отстраняется, я от шока не могу произнести ни слова, но, мне кажется, мое сердце стучит так бешено, что это он точно должен услышать. Он неуверенно отступает, когда я никак не реагирую, и голос в моей голове — почему-то он звучит как голос Мелани — называет меня идиоткой. Я протягиваю чуть дрожащую ладонь к его щеке. Александр улыбается одними глазами, угадывая мое желание, и снова целует меня, прижимая к себе за талию. Мои колени подкашиваются, кожа под его прикосновениями горит, и воздуха не хватает…

Что-то вспыхивает и грохочет, освещая все вокруг, ребята восторженно кричат, я отрываюсь от Алекса лишь на секунду, чтобы взглянуть наверх, и мне кажется, что даже эти огромные фейерверки, заполняющие собой все небо, не сравнятся с тем, что происходит у меня в груди.

В каменную насыпь, за которой я пряталась последние несколько минут, прилетает заклятие, и она разлетается, заставляя меня уткнуться лицом в траву и закрыть голову руками. По моей спине проходится череда мелких ударов, а когда я наконец приподнимаюсь и делаю вдох, захожусь кашлем от поднявшейся пыли.

От моего укрытия больше нет никакой пользы, и я, крепко сжав в пальцах палочку, вскакиваю на ноги и снова пускаюсь бежать, несмотря на нещадную боль в боку. Приметив впереди обломок стены, я устремляюсь прямо туда.

Вокруг мелькают вспышки проклятий. Когда очередной цветной луч проносится в паре сантиметров от моего уха, я наугад посылаю назад заклинание и по короткому вскрику понимаю, что задела противника.

Это настоящая война.

Краем глаза я замечаю, как Розу лишают жизни, но не останавливаюсь. Я даже не знала, что умею бегать так быстро.

Главное добежать, не упасть раньше времени…

Пошли все к черту, но сдаваться так просто я не собираюсь!

Когда я почти достигаю цели, я вдруг чувствую резкий толчок прямо между лопаток и, потеряв равновесие, лечу лицом вперед. От соприкосновения с землей у меня из легких вышибает весь воздух, но я нахожу в себе силы откатиться за стену, надеясь хотя бы на короткую передышку.

Но моим надеждам не суждено сбыться.

Почувствовав чужое присутствие, я рывком переворачиваюсь на спину и натыкаюсь взглядом на того, с кем меньше всего хотела бы столкнуться в этой чертовой битве. Он, издевательски ухмыляясь, поигрывает палочкой и, кажется, наслаждается ситуацией, не спеша расправиться со мной.

— Ну что, добегалась, Поттер?

— Малфой!

Шестью часами ранее

— Доброе утро, атланты! — громко произносит Джоанна, обращая на себя внимание всех завтракающих. — Отвлекитесь, пожалуйста, на минуту, я хочу сделать несколько объявлений.

Тишина воцаряется на пару секунд, чтобы тут же взорваться сотней голосов: со всех сторон выкрикивают имя Ребекки и вопросы по поводу отравителя. Американцы — Кайл сидит с ними, наплевав на правило их квиддичной команды, — даже привстают с мест, как будто готовятся накинуться на виновного прямо сейчас. Скотт ощутимо напрягается, и Уильям опускает руку ему на плечо.

— Нет, к сожалению, его еще не нашли, — говорит Джо, когда все наконец замолкают под ее взглядом. — Расследование продолжается, но будьте уверены: тот, кто это сделал, не останется безнаказанным. Что касается самой Ребекки, то сегодня утром нам сообщили, что она уже ненадолго приходила в себя.

Слава Мерлину!

В столовой снова поднимается шум, и на этот раз Джоанна не пытается утихомирить обрадованных хорошей новостью ребят. Скотт, облегченно выдохнув, откидывается на спинку стула. Как и я, он оказался самым младшим в своей группе и американцев-старшекурсников знает довольно поверхностно. Здесь он быстро нашел общий язык с Уильямом, с которым его заселили в одну комнату, потом они сели за наш столик одновременно с девчонками и так и остались (причина кроется в тоскливых взглядах, которые австралиец бросает на Сесилию, когда она не видит). И несмотря на то, что с Ребеккой они едва ли перекинулись парой слов за всю смену, а может быть и за все время обучения в Салеме, он переживает за нее, как за свою лучшую подругу. Наверное, я бы тоже сходила с ума, если бы пострадали Крейг или Маргарет. Да в общем-то, я и так не осталась равнодушной. Мы пришли первыми, и видеть ее вот такой было очень жутко. Сегодня мне даже приснился кошмар, в котором Мелани задыхалась от яда, а я ничем не могла помочь. Никогда бы не подумала, что меня может настолько обрадовать вид живой и здоровой Нотт, но, когда я проснулась и услышала ее недовольное ворчание по поводу того, что я не могу спать тихо, я почувствовала только сумасшедшее облегчение. Когда я сказала, что мне приснилось, что она умерла, Нотт не стала смеяться или крутить пальцем у виска, а только поежилась и зажгла свечи.

Вся эта ситуация до сих пор не укладывается в моей голове. Кому Ребекка могла настолько насолить? Мне она показалась очень милой. Конечно, она не может быть совершенством, взять хотя бы то, что она попалась на удочку Малфоя, как все эти дурочки, но я просто не могу представить, что она могла действительно заслужить это. Ее же почти убили! Ну кто в этом чертовом лагере мог захотеть ее смерти? Что такого могла сделать Ребекка, чтобы кто-то зашел так далеко, чтобы отомстить? Тем более, для этого отравителю пришлось напрячься. Как объяснил Джеймс, двери в оранжерею, зверинец и лаборатории считывают наши жетончики так же, как и двери в спальни, так что попасть туда без особого разрешения невозможно, как и в чужие комнаты. Нотт, например, получила допуск в лаборатории только после того, как сеньорита Наварро разблокировала вход для ее жетона. В теплицы вход не открыли никому. А значит, либо тентакулу достал преподаватель или организатор, либо кто-то украл жетон преподавателя или организатора, а потом незаметно вернул… либо тентакула была не из лагерных оранжерей, но она продается только на черном рынке и по слишком высоким ценам. Все три варианта, на мой взгляд, не имеют смысл, и авроры из охраны тоже зашли в тупик. Но я очень надеюсь, что виновного поймают.

— Это еще не все, — продолжает Джоанна, — На обед все должны прийти обязательно. Сразу после занятий вы собираетесь в столовой, спокойно обедаете и ждете дальнейших инструкций. Повторяю, никто не уходит, меня все услышали?

Атланты отвечают ей согласным гулом, заинтересованно переглядываясь. Я смотрю на Ала, потом на Розу и остальных «старичков», но они выглядят такими же недоуменными, тоже не представляя, что их ждет.

— Не то чтобы я мечтаю раньше времени раскрыть, что вас ждет, но вот вам небольшой совет: оденьтесь поудобнее. И, наконец, последнее объявление. В эту пятницу состоится костюмированный вечер.

Последующие объяснения по поводу костюмов и плана мероприятия никто уже не слушает. Неправильно, наверное, развлекаться, пока Ребекка лежит в больнице, но после такого стресса всем просто необходимо переключиться на что-то хорошее, а предстоящий маскарад определенно является поводом для восторга. Я ждала этого с самого начала смены, потому что вечеринка проводится каждый год и не раз обсуждалась моими родственниками-атлантами. Я даже костюм с собой привезла, мы купили его, когда ходили по магазинам перед лагерем. Мама заметила платье первой и предложила померить, а я сначала категорически отказалась, потому что наряд Эпохи Ренессанса — банальная идея. Но потом она все-таки настояла, и, увидев свое отражение в зеркале примерочной, я не могла больше думать ни о чем другом, кроме того, как мне не терпится поскорее показаться в нем.

Девчонки тут же начинают перебирать всевозможные образы, в которые можно перевоплотиться, и я с удовольствием включаюсь в разговор. Карла говорит, что видела в городе магазин маскарадных костюмов, в котором можно заказать что-нибудь, если найти каталог. Наверное, Джоанна специально не сообщила нам об этом вчера, чтобы мы не просто купили наряды, а проявили изобретательность и навыки трансфигурации. Хотя вряд ли кто-то вообще вспомнил про вечеринку после того, что случилось с Ребеккой.

Мальчики сбегают от нас, едва покончив со своим завтраком, и обсуждение платьев и причесок не заканчивается вплоть до учебного корпуса, где мы расходимся по своим кабинетам. Впрочем, в моем классе это продолжается, и, ожидая профессора, я невольно прислушиваюсь к разговору сидящих за мной девочек, которые с маскарада переключаются то на Ала и Саммер, то на Розу и Александра, и их явно не смущает то, что здесь сидит их сестра. Если бы мысли атлантов не были заняты происшествием с тентакулой, новость о двух образовавшихся парочках произвела бы гораздо больший фурор, так как девчонки засматривались на обоих парней. Держащиеся за руки на экскурсии Альбус и Саммер меня совсем не удивили, только порадовали, надеюсь, хоть этой девушке удастся выбить из него все занудство. А вот вид Розы с Крамом на палубе привел меня и всех окружающих в шок. Не то чтобы я расстроена, это меня вообще не касается, но тогда я почувствовала досаду и даже обиду. Почему у лицемерной Розы все сложилось хорошо, а у меня нет? Глупо, конечно, но от этой мысли не избавиться. А Кайл по-прежнему не делает никаких шагов, и я до сих пор не понимаю, нравлюсь ему или нет. На Фестивале культур, когда я зашла в «Америку», он просто махнул мне рукой и отвернулся — тогда я решила, что сама все себе придумала. Но на вечеринке он был очень внимательным, старался меня развеселить, да еще и поддержал во время игры… И вот черт знает, что это все значит.

К счастью, я не успеваю начать очередной тур внутренних дебатов, — где разум советует мне забыть про Кайла, а не-разум вспоминает его улыбку и ямочки на щеках, — потому что в кабинет заходит мистер Купер, а через секунду после него — недовольный Малфой.

После лекции о культурном сотрудничестве профессор предлагает нам подумать над мероприятиями по установлению связей между студентами из разных школ. По-моему, МАЛ — лучшее, что можно было для этого сделать. Многие собираются в группы для подготовки совместных проектов, но я предпочитаю работать одна. Когда нам дают такие задания, я в первую очередь думаю о магглах. Они не настолько замкнуты, как маги, и у них можно перенять немало идей. В итоге я поднимаю руку самая первая, и Купер вызывает меня к доске. Я беру с собой тетрадь, хотя сумбурные записи вряд ли мне чем-то помогут, обхожу свою парту и поворачиваюсь к классу. Дурмстранговцы Ян и Альберта перешептываются, насмешливо глядя на меня, но, даже если бы я прислушалась, я все равно не поняла бы языка. Это меня отвлекает, но не сильно задевает — с Кестером мы сцепились еще на прошлой неделе.

— В последнее время студентам из разных стран стало гораздо легче налаживать контакты, — начинаю я. — В первую очередь, это, конечно, «Атлантида», а кроме этого проводятся различные встречи, конференции и чемпионаты. Вы знаете, что в прошлом году Турнир Трех Волшебников состоялся в нашей школе, и я много общалась со студентами из Шармбаттона и Дурмстранга. Даже если они и не стали Чемпионами, им все равно было интересно побывать в Хогвартсе. Я считаю, что больше студентов должны иметь этот шанс. Я бы предложила ввести программу международного студенческого обмена: участники бы проводили семестр или год в другой школе, проживая и учась вместе с учениками, возможно даже оставаясь на каникулы в их семьях. У магглов это распространено, моя троюродная сестра ездила так в Испанию в прошлом году. Это отличная возможность познакомиться с культурой другой страны, завести знакомства и установить связи. И я думаю, многие студенты с удовольствием бы ей воспользовались.

— Спасибо, мисс Поттер, весьма интересная идея, — профессор Купер удовлетворенно кивает и поворачивается к ребятам. — Ну, что вы думаете?

— Бред, — громко заявляет Ян.

Я скрещиваю руки на груди и прищуриваюсь, ожидая продолжения.

Немец ухмыляется и окидывает взглядом класс.

— Конечно, я не могу говорить за все школы, но в Дурмстранге такое точно не пройдет.

— Потому что ты был бы против? — фыркаю я, приподняв брови.

— Нет, Поттер, — он закатывает глаза, и мне хочется ему врезать. — Просто даже если бы мы захотели открыть двери школы для посторонних, большую часть учеников Хогвартса мы все равно бы не приняли.

— И что это должно значить?

— Пару минут назад ты сама озвучила причину. Говоришь, твоя троюродная сестра — маггла? Тогда тебе в Дурмстранг тоже вход закрыт.

Прейслер тихо говорит ему что-то, но Ян пропускает слова девушки мимо ушей. Осмыслив его последнее предложение, я едва не задыхаюсь от негодования.

— Ты серьезно в открытую высказываешься против магглов?

— Я не сказал ни слова против магглов, Поттер. Видимо, в тебе играют гены, заставляя бросаться на их защиту, даже когда это не нужно. Я всего лишь хотел сказать, что никто в Дурмстранге не будет нарушать многовековые традиции только ради того, чтобы любопытные полукровки могли посмотреть мир.

— Да это же все пережитки прошлого! — восклицаю я, оглядываясь на профессора в поисках поддержки, но он просто с интересом наблюдает за нами, вместо того чтобы прекратить это. — И в Дурмстранге есть полукровки.

— Полукровок иногда принимают в школу в качестве исключения, — спокойно произносит Альберта, включаясь в разговор. — Но это постоянное обучение. Чужаков мы в принципе не пускаем, а уж тем более тех, кто в родстве с магглами.

— И если ты говоришь о своей подруге, — добавляет Кестер с такой наглой усмешкой, что я чувствую, что готова взорваться, — то Одинцова, как и остальные полукровки, знает свое место в Дурмстранге.

Я швыряю тетрадь на парту, и, проскользив по столешнице, она падает на пол.

Какой же он урод!

— Да Свити в сто раз лучше тебя! Как и все полукровки в твоей школе. Уверена, ты так держишься за свою кровь, потому что больше тебе похвалиться нечем!

Его лицо искажается от злобы, и рука дергается в сторону палочки, но она вдруг выскальзывает из его кармана и, пролетев через весь класс, оказывается… у Малфоя.

— Отдай мою палочку! — шипит Кестер, поднимаясь со стула.

— Да пожалуйста, — хмыкает Скорпиус, но его голос остается холодным. — Я прекрасно понимаю твое желание проклясть Поттер, но не советую делать этого: в лагере, знаешь ли, оба ее брата.

Ян вырывает палочку из его пальцев, и только здесь вмешивается профессор. Конечно, пусть этот магглоненавистник разглагольствует сколько угодно, но вспомнить о преподавательских обязательствах стоит только тогда, когда в ход идут палочки. В итоге нас троих — троих! — выставляют из кабинета.

Кестер тут же уходит, бросив на нас угрожающий взгляд. Что ж, у него хотя бы хватило ума не затевать драку под носом преподавателей. Я заталкиваю вещи в сумку, стараясь не смотреть на Малфоя.

— Это просто волшебный кабинет, правда, Поттер? — усмехается он, ничуть не расстроенный тем, что его выгнали с урока. — Вот уже второй раз мы с тобой оказываемся на одной стороне.

— Так вот в чем дело? — догадываюсь я. — Долг возвращаешь?

— А тебя это расстраивает? Думала, что рыцарственность побудила меня встать на защиту дамы?

Я фыркаю.

— Нет, наоборот, я только рада. Ты только что избавил меня от необходимости благодарить тебя.

— Нужна мне твоя благодарность, Поттер, — Малфой качает головой и едва заметно морщится. — Но если бы Кестер проклял тебя, Ал и Джеймс обязательно поставили бы это мне в упрек, а с меня на сегодня хватит нотаций.

— Как это мило, — хмыкаю я, направляясь к выходу, пока в коридор не вышли преподаватели. — Так ты несешь за меня ответственность?

— Не привыкай, Поттер.

— И не собираюсь, — я пожимаю плечами. — Я в состоянии сама за себя постоять.

Он поджимает губы, и из его взгляда на секунду пропадает насмешка.

— Лучше бы ты не попадала в ситуации, где это было бы необходимо, Поттер. Твоя несдержанность и неумение держать язык за зубами могут привести к неприятностям.

— Если бы я не знала, какой ты кретин, я бы решила, что ты волнуешься за меня.

— Размечталась.

Засмеявшись, Малфой ускоряет шаг, и, когда я выхожу на улицу, его уже нет.

До конца урока остается не так много времени, но я вспоминаю объявление Джоанны и все-таки дохожу до комнаты, чтобы сменить платье и туфли на шорты и кроссовки. Интересно, что же она задумала. Очевидно, что-то спортивно-активное, чтобы мы развеялись. Надеюсь, не внеплановый поход. Вернувшись к учебному корпусу, я устраиваюсь на траве и подставляю лицо солнцу. Неужели у Свити в школе действительно все так плохо? Она никогда не говорила, что у нее проблемы из-за ее происхождения. Мне хочется поговорить с ней об этом, но я не представляю, как начать такой разговор, да и стоит ли это делать вообще.

Эти мысли не оставляют меня весь последующий урок, и я пропускаю половину лекции. Но когда в столовой Свити, как всегда улыбаясь, уточняет у меня время первой репетиции, я решаю отложить расспросы.

В зале сегодня тише, чем обычно: атланты стараются пообедать быстрее, не тратя время на разговоры, и периодически кидают любопытные взгляды на Джоанну, которая невозмутимо и нарочито медленно ест свой салатик, явно наслаждаясь создавшейся атмосферой.

Когда она наконец откладывает вилку в сторону и поднимается с места, в столовой воцаряется полная тишина. Джо подходит к преподавательскому столу, с усмешкой поворачивается к нам, взмахивает палочкой — и зал разделяется на две равные половины голубоватой светящейся линией. Услышав чей-то возглас, я поворачиваюсь и вижу, что линия проходит прямо по центру нескольких столов, включая стол Альбуса. Они с Брендой оказываются по одну сторону, Малфой и Нотт — по другую. Бренда с опаской протягивает руку к линии, но, не решившись дотронуться, отдергивает ее.

Заметив появившиеся у всех знаки отличия, я опускаю взгляд: на моей шее возникает цепочка с медным жетоном с цифрой «О», а на плече — широкая желтая лента. У другой половины атлантов ленты синего цвета.

— Внимание! — провозглашает Джоанна. — Вам предстоит спортивная игра, которая состоится на поле для квиддича. Правила просты. Линия разделила вас на две команды, ваша цель — захват флага противника, — говорит она, и на ближайших к ней столах в каждой половине появляется по флагу: желтый у нас, и синий у них. — Флаг запрещено прятать в объектах полигона, а замаскировать его магически не удастся вовсе. Попытаетесь это сделать — и он только будет светиться ярче. Помимо этого, ведется личный счет. Ваш жетон — это ваша жизнь. Для того, чтобы отнять жизнь соперника, необходимо сорвать его жетон и приложить к своему. Тогда на жетоне с целой цепочкой повысится счет: вы получите все очки противника, плюс очко за его собственную жизнь. Разумеется, убрать своего союзника вы не сможете. Таким образом, в конце мы определим абсолютного победителя — эта статистика ведется независимо от победы той или иной команды. Внутри полигона действует определенный набор заклинаний, их список вы получите чуть позже. Действовать они будут всего сорок секунд, так что не мешкайте. Выбывшие участники должны покинуть поле боя как можно быстрее, если не хотят нарваться на шальное проклятие. Игра будет длиться до победного конца, то есть — до захвата одного из флагов. Чемпион будет объявлен за ужином, а победившую команду, я думаю, мы сможем узнать на месте. Выходим на поле через пятнадцать минут. Надеюсь, все девушки услышали меня утром и сняли каблуки? Вот и чудесно! Ну что, готовьтесь!

Столовая снова наполняется возбужденным гомоном. Вот значит как, будем играть в войну. Я пробегаю глазами по списку заклинаний, который появился перед каждым, как и было обещано. Заклятье-подножка, обездвиживающее, левитация и еще несколько заклинаний того же уровня. Хорошо, это ограничение хотя бы лишает преимущества тех, кто специализируется в Боевой магии. Ладно. Это может быть весело.

Через пятнадцать минут все собираются у выхода. Я одалживаю у Сесилии резинку и завязываю волосы в хвост, а сама рассматриваю команды. Ал, Роза и Крам оказались в нашей, а Малфой, Нотт и, к сожалению, Кайл, носят синие повязки.

Поле для квиддича изменилось до неузнаваемости. У Джеймса, наверное, сердце кровью обливается каждый раз, когда он видит, в каких целях его используют. Сначала Фестиваль культур, теперь вот это — напоминает поле боя из маггловских фильмов. Очевидно, его снова расширили заклинанием, а также участникам предоставили смотровые площадки и объекты для укрытия в виде полуразрушенных построек, каменных стен и деревьев.

На трибунах команды расходятся на максимальное расстояние друг от друга, чтобы обсудить план. Чтобы не терять времени на споры, мы решаем, что нам нужен лидер, и все единогласно выбирают победителя Турнира Трех Волшебников. Александр быстро входит в роль и разделяет нас на группы: одна прячет флаг и охраняет его, вторая ищет синий флаг, остальные просто выводят из строя соперников. Я попадаю в ряды последних и особо не возражаю.

Обе команды собираются на поле, предвкушая бой. Все тело охватывает нервная дрожь, и от волнения я не могу спокойно стоять на месте.

Сигнал раздается слишком неожиданно, и я не успеваю даже подумать, но мои ноги уже несут меня подальше от толпы. Обернувшись, я понимаю, что это правильное решение: растерявшиеся потеряли свои жетоны в первые же секунды игры. Я направляюсь к ближайшему укрытию и врезаюсь в девушку. Мы обе падаем, и, заметив на ее плече синюю ленту, я, не раздумывая, срываю жетон с ее шеи.

— Прости, — бросаю я и вскакиваю на ноги.

Не сбавляя скорости, я прикладываю ее жетон к своему, и, почувствовав, как он нагрелся, выбрасываю в траву.

Один есть. Черт, а мне это нравится!

Когда какой-то парень пытается сорвать с меня цепочку прямо на бегу, я отталкиваю его, но решаю не рисковать и просто убегаю. Палочку я пока не использую, слишком непривычная ситуация, чтобы сориентироваться. В конце концов, я историк, а не боевой маг.

Нырнув за каменную насыпь, я перевожу дыхание и смотрю на свой жетон. При виде единички я ощущаю прилив гордости и крепко сжимаю палочку, несколько раз проговаривая в голове заклинания, чтобы быть готовой. Высунув голову, я наблюдаю за действиями других атлантов, а заодно ищу взглядом синий флаг, но, разумеется, ничего похожего не вижу.

Долго прятаться у меня не получается, потому что кто-то попадает в насыпь заклятием, устраивая для меня дождь из камней. Мне приходится вернуться в битву.

Я бегу до обломка стены, по пути даже сбив кого-то заклинанием. Сорвать больше жетонов не представляется возможности, и я просто стараюсь добраться до следующего укрытия, но в последнюю секунду меня все-таки задевают, и я падаю на землю. Собравшись с силами, я откатываюсь за стену.

И понимаю, что не одна здесь.

Почувствовав чужое присутствие, я рывком переворачиваюсь на спину и натыкаюсь взглядом на того, с кем меньше всех хотела бы столкнуться в этой чертовой битве. Он, издевательски ухмыляясь, поигрывает палочкой и, кажется, наслаждается ситуацией, не спеша расправиться со мной.

— Ну что, добегалась, Поттер?

— Малфой!

Я задыхаюсь от долгого бега и понимаю, что просто не могу подняться.

— Вот об этом я и говорил, Поттер. Не стоит тебе высовываться.

— Пошел к черту, — выплевываю я.

— Только с твоей жизнью.

Он делает шаг ко мне. Я стискиваю пальцами палочку и, толком не соображая, что делаю, посылаю в него заклятье-подножку. И тут же осознаю, насколько опрометчиво это решение, потому что он падает прямо на меня, в последнюю секунду успев выставить руки по бокам от меня. Коленом он задевает мою ногу, и я уверена, что там будет синяк.

— Черт возьми, Поттер, думай, что делаешь! — шипит он, выпрямляя руки и заглядывая мне в лицо.

И мне очень хочется ответить что-то язвительное, но слова застревают в горле.

Наверное, я просто не ожидала, что он окажется так близко.

Я не могу отвести от него взгляд, впервые отмечая, что у него очень красивый цвет глаз — глубокий, серый, как грозовое небо.

Очнись, Лили, какие к черту глаза?

Малфой выглядит застигнутым врасплох. Я вижу как его кадык медленно поднимается и опускается, и он медленно выдыхает. Его взгляд скользит по моему лицу, перемещаясь к губам. Его запах, горьковатый и свежий, обволакивает меня, вызывая желание вдыхать его снова и снова. Он слегка наклоняется ко мне и снова замирает.

Нет, он же не посмеет меня поцеловать!

Но где-то на задворках сознания мелькает мысль, что если бы мой первый поцелуй был таким, я бы… Нет!

Мерлин, что за бредовые мысли? Это же Скорпиус Малфой!

В списке точно не было заклинаний, вызывающих влечение?

Боже, я действительно думаю о влечении к Малфою? Я действительно чувствую влечение к Малфою?

Меня снова охватывает дрожь, но на этот раз даже приятная.

Черт возьми, да что происходит?

И почему сам Малфой ничего не делает? Давай уже, сорви этот чертов жетон и убирайся!

Жетон…

Чудом отогнав это нелепое наваждение, я сгибаю руку, стараясь не коснуться его, и дергаю цепочку. Жетон Скорпиуса оказывается у меня в ладони, и я толкаю его в грудь. Он мотает головой, недоуменно смотря на свою потерянную жизнь, и поднимается на ноги. Такого он точно не ожидал. Почувствовав себя свободнее, я тоже встаю. Долю секунды мы смотрим друг другу в глаза, и я выдавливаю из себя ухмылку.

— Ты проиграл, Малфой, — говорю я, и мой собственный голос кажется мне странным.

Он сжимает губы, а его взгляд не предвещает ничего хорошего.

И я убегаю.

Прислонившись спиной к широкому стволу дерева, я закрываю глаза, забывая о битве и цветных лучах заклинаний. Мне тяжело дышать, меня трясет, и я совершенно не понимаю, что только что произошло. Это же Малфой! Малфой, черт возьми! И я его ненавижу! Я уж точно не должна была повестись на это… Боже, если он заметил…

Я сжимаю кулаки и, только почувствовав, что мне больно, вспоминаю жетоне Малфоя. Я забыла забрать его очки, но мне хочется просто выбросить его, желательно вместе с воспоминаниями обо всем. И вдруг я осознаю, что не могу пошевелить даже пальцем. Что происходит?

— Ну вот мы и встретились, Поттер.

А казалось, этот день уже не может стать хуже.

Ян Кестер, с синей лентой на плече и мерзкой усмешкой на лице, берет в руки мой жетон.

— Ты такая жалкая, когда вокруг нет защитников.

Он резко дергает цепочку, и я чувствую короткую боль в шее. Мог бы и поаккуратнее это сделать!

— Немного ты собрала, — издевательски замечает он, глядя на мою единицу, а после демонстративно соединяет наши жетоны, и его восьмерка превращается в десятку. Мою цепочку он выкидывает на землю. — Ой, прости. Хотя теперь это просто бесполезная, никому не нужная безделушка.

Кестер уходит, и оставшиеся до истечения действия заклинания секунды я думаю только о том, что не могу даже сказать ему, какой он подонок. Когда я чувствую, что снова могу шевелиться, я срываюсь с места и покидаю наконец это чертово поле, по пути засовывая жетон Малфоя в карман. Не знаю, зачем.

На трибунах я присоединяюсь к Сесилии и Доминик, отмечая, что Скорпиуса здесь нет, хотя все выбывшие атланты остались, чтобы узнать исход игры. Она продолжается еще полчаса, или даже больше, и все это время я усиленно пытаюсь сконцентрировать свое внимание на передвигающихся по полю фигурках с желто-синими лентами, но не могу выбросить из головы то, что случилось. Проигрыш Кестеру был настолько унизительным, что при каждой мысли об этом к горлу поднимаются слезы, но Малфой… Это гораздо, гораздо хуже. Стоит мне закрыть глаза, и я снова оказываюсь там, снова чувствую его близость… И это сводит с ума.

Когда раздается всплеск аплодисментов и все синие поднимаются со скамей, крича и улюлюкая, я обращаю взгляд на поле, где Рита Вольц размахивает желтым флагом. Мы проиграли.

Их команда остается чествовать победительницу, а мы, понурые и уставшие, расходимся. Я тороплюсь в комнату, чтобы успеть в душ раньше Мелани, и там выливаю на себя тонну грейпфрутового геля для душа, чтобы забыть запах Малфоя. И с этих пор надо будет держаться от него как можно дальше, чтобы это — что бы это ни было — не повторилось. Я надеваю платье, которое купила в городе, а одежду с игры складываю в корзину для белья, предварительно вытащив из кармана жетон с цифрой «6». Избавиться от него у меня почему-то не получается, и я закидываю его в верхний ящик тумбочки.

Когда все собираются в столовой, Джоанна объявляет результаты: победила команда «синих», но большее количество очков набрал Александр Крам.

На протяжении всего ужина я запрещаю себе смотреть на Малфоя, мысленно грозясь воткнуть вилку себе в руку, если поверну голову в сторону их столика, и с интересом расспрашиваю ребят, как прошла игра у них.

Но потом все-таки не выдерживаю. И очень жалею об этом.

То, что произошло между нами на поле, Малфоя совершенно не затронуло. Он как ни в чем не бывало ужинает, разговаривая с ребятами, и Бренда смеется над какой-то шуткой, хлопая его по руке. Понятно. Ребекку только увезли в больницу, а он уже нашел себе новую дурочку. Интересно, сколько времени пройдет, прежде чем она окажется в его постели? День? Два? Черт, да почему меня вообще это волнует? Мне не должно быть совершенно никакого дела до Малфоя и его девушек.

Я ничего не чувствую к Скорпиусу Малфою. Нет, я ненавижу Скорпиуса Малфоя. По-другому просто не может быть. У меня отлично получалось ненавидеть его все это время, и это не должно измениться вот так, из-за такой глупости. Я не позволю.

Малфой вдруг отвлекается от разговора и смотрит прямо на меня, и я тут же отворачиваюсь.

— А сколько очков у тебя было, Уилл?

Австралиец хмурится, переглянувшись с остальными.

— Я же только что рассказывал, — говорит он.

— Так сложно повторить? — огрызаюсь я.

— Лил, ты чего?

— Ничего, прости, — я мотаю головой, наблюдая, как команда Митча поднимается из-за стола.

— Ты выглядишь как-то странно…

— Со мной все нормально! — я кидаю вилку в тарелку, и на нас оглядываются соседние столики. — Я пойду.

Угрызения совести настигают меня уже у двери, но я решаю извиниться перед ребятами позже. Сейчас мне еще нужно кое-что сделать. Что-то, что поможет мне выбросить Малфоя из головы и заодно доказать себе, что то, что я почувствовала к нему, было минутным помутнением рассудка, и не более.

— Эй, Кайл!

Он останавливается и отстает от команды. Я подхожу ближе и с облегчением осознаю, что все еще нахожу его чертовски привлекательным.

— Привет, Лил, — улыбается он. — Прости, но Митч не терпит опозданий на тренировки, так что…

— Мне нужно с тобой поговорить, — перебиваю я, пока еще не растеряла всю решимость.

— Что-то случилось?

— Нет. Не совсем. Просто…

Я не знаю, как закончить это предложение. «Просто мне необходимо поцеловать тебя прямо сейчас, чтобы убедиться, что мне нравишься ты, а не другой парень»? Боже, это самое нелепое, что я делала в своей жизни. Но нет, это не только из-за Малфоя, конечно же. Мой первый поцелуй должен быть именно с Кайлом, и это правильно. Он хмурится, ожидая объяснения. Я делаю глубокий вдох, набираясь смелости, поднимаюсь на носочки и тянусь к его губам, положив руки ему на плечи. И в последнюю секунду он отворачивается.

— Лили… — Кайл качает головой, растерянно глядя на меня.

О, Мерлин… Как только до меня доходит, что произошло, я пораженно отступаю назад, молясь только об одном: чтобы в эту же секунду у меня случился сердечный приступ. Боже, какой позор! Это просто самый позорный момент в истории человечества. Я делаю еще несколько шагов назад.

— Вот черт.

— Лили.

Я разворачиваюсь, чтобы убежать — все равно еще большей дурой выглядеть уже невозможно — но он ловит меня за руку.

— Лили!

— Отпусти меня.

— Прости, я даже не думал…

— Избавь меня от жалостливой речи, Кайл, мало мне унижений на сегодня, — я все-таки вырываю руку.

— Послушай, Лили, подожди…

Вид у него умоляющий и совершенно сбитый с толку, и я больше не пытаюсь уйти. В конце концов, это я виновата в том, что поставила нас в такое неудобное положение. Мерлин, до сих пор не верится, что все это действительно со мной происходит. Это худший день в моей жизни. Без преувеличений.

— Давай просто забудем об этом.

— Прости, — повторяет он. — Я не хотел… Очевидно, я создал неправильное впечатление, но я даже не думал, что ты воспримешь это вот так.

— Неправильное впечатление? — переспрашиваю я, вдруг начиная злиться. — А как, по-твоему, я должна была это воспринять? Ты подошел ко мне первый, помнишь?

— Да, я увидел тебя с Малфоем, и мне показалось… Я просто хотел убедиться, что все в порядке…

— А почему ты дальше со мной общался?

— А почему нет? Я много с кем общаюсь, и с тобой мне действительно интересно. Я не предполагал, что ты смотришь на наше общение по-другому!

— А что насчет вечеринки? — не унимаюсь я, и в моем голосе звенят слезы. — Ты позвал меня туда… Потому что в тот день я устроила истерику у тебя на глазах, и ты просто хотел, чтобы я развеселилась, — догадываюсь я, не дожидаясь его оправданий.

Кайл вздыхает, явно не зная, что сказать.

— Извини, — говорю я.

— Нет, что ты, тебе не за что… Это я виноват. Правда, прости, Лилс, наверное, я не следил за своими словами и дал тебе понять...

— Все нормально, — я выдавливаю из себя улыбку. — Это просто я видела то, что хотела видеть.

— Лили, ты и правда замечательная…

— Началось.

— … и дело не в тебе…

— Конечно.

— … но у меня есть девушка.

— Что?

— Девушка, — повторяет он. — Джулия. В Америке.

— Оу. Понятно. Здорово. Ты опаздываешь на тренировку.

— Лили…

— Кайл, хватит уже извиняться, — я снова улыбаюсь, и даже искренне. — Я не обижаюсь на тебя, но ты можешь догадаться, что я сгораю со стыда, так что мне просто хочется поскорее уйти и забыть об этом.

— Ты только не думай, что мое отношение к тебе из-за этого ухудшилось или…

— Тренировка, — напоминаю я.

— Да, — кивает он.

Очевидно, сейчас он не понимает, действительно ли ему стоит оставить меня. Я облегчаю ему задачу и, махнув рукой, сама ухожу в зал.

До начала остается около пятнадцати минут, и никто еще не пришел. Я занимаю место в первом ряду и в очередной раз пролистываю сценарий, пытаясь настроиться. Нельзя испортить первую репетицию из-за того, что у меня плохой день.

— Вот ты где.

Я отрываю взгляд от текста и вижу в дверях Свити.

— Все в порядке? — спрашивает она, подходя и опускаясь на соседнее кресло. — Ты так резко ушла.

— Все нормально, — я пожимаю плечами.

— Лили, ты плачешь!

И правда, я чувствую на своих щеках слезы.

— Не бери в голову, — я улыбаюсь уголком губ. — Это мелочи.

— Расскажешь? — Свити склоняет голову на бок. — Я не из любопытства спрашиваю, просто вдруг я могу помочь…

— Я только что говорила с Кайлом, — объясняю я. Все равно эта тема еще не раз всплывет в разговоре с девчонками, а вот обо всем остальном можно и умолчать. — И у него есть девушка дома.

— Ого, — она сочувственно поджимает губы. — Мне жаль, Лили.

— Все хорошо. На самом деле, я не сильно расстроилась.

Свити мне не верит, по глазам вижу, но самое ужасное, что это правда. Конечно, мне было жутко стыдно за свое поведение, но, услышав новость о Джулии, я не почувствовала ничего. Абсолютно ни-че-го.

Кайл симпатичный, хороший, интересный — эдакий идеал. В моих планах именно он должен был стать моим первым парнем.

Но нужен мне совершенно не идеал.

Когда мне было одиннадцать лет, я совсем ничего не знала о парнях, но уже тогда понимала, что влюбленность в Скорпиуса Малфоя ни к чему хорошему не приведет. Было сложно заставить себя его ненавидеть, но это был лучший из вариантов. И я действительно ненавидела его, а его поступки только укрепляли эту ненависть. И все было хорошо.

Ровно до сегодняшнего дня, до того момента, когда он оказался ближе, чем я когда-либо его подпускала. Пелена ненависти схлынула, а я осталась: жалкая, растерянная и обреченная. Потому что влюбиться в Скорпиуса Малфоя — все еще плохая затея. Я убегала от этого чувства четыре года.

И, кажется, добегалась.

Завтрак начинается отнюдь не с кофе. Завтрак начинается с довольного, или не слишком, Джеймса Поттера, который подсаживается к нашему столу с завидной регулярностью. Конечно, это легко объясняется тем, что здесь расположилась половина его команды по квиддичу, но иногда я думаю, что за каждый такой визит ему платят сверхурочные.

— Тренировка в три часа, — без приветствия сообщает он, и все, за исключением Мелани, кивают. Она вообще все утро держится довольно отстраненно: на меня не смотрит в принципе, а ребятам отвечает не слишком охотно. Я знаю, что сестра до сих пор злится за экскурсию, где ей пришлось изображать из себя обморочную девицу, и даже мои искренние извинения не слишком исправили ситуацию. Никогда не видел ее настолько благоразумной.

Она чуть улыбается, когда Ривера шутит над Джеймсом, но потом снова хмурится и равнодушно берет стакан сока. Сегодня она не завтракает и выглядит так, будто ей кусок в горло не лезет, но почему — я не могу даже догадываться.

Тренер говорит еще что-то, а потом, бросив на нас какой-то странный взгляд, встает и, не прощаясь, уходит.

Идиотское утро. Разговор за столом еще хоть как-то поддерживают Бренда и Альбус, но, на самом деле, я предпочел бы тишину. Есть о чем подумать, и, надо признать, тема довольно неожиданная. Она сейчас сидит в нескольких столах от меня, в компании подружек, и внимательно слушает их болтовню. Я стараюсь не смотреть в сторону девчонки Поттер, но из головы ее выкинуть гораздо сложнее, чем из поля зрения. В Хогвартсе мы сталкивались не так уж часто, но она нередко шла в комплекте с братом, хотя мы оба избегали таких встреч. Ал безуспешно пытался наладить между нами хоть какой-то контакт, но вскоре отчаялся, потому что стоило признать очевидное: ни я, ни, тем более, Поттер, не жаждем сокращать расстояние меньше чем на десяток метров. А вчера все было иначе. Вечно везде лезущая и гиперактивная, она уже с утра умудрилась сцепиться с Кестером, а потом еще и носилась по полигону, как живая рыжая мишень. Когда она ворвалась в мое укрытие, я даже опешил. Проехалась на животе целый метр, а потом и вовсе стала размахивать палочкой. В своем репертуаре. Вызывающее поведение, которое никогда не получало от меня ничего, кроме легкой усмешки, — в этом вся Поттер. А потом она сбила меня, и это было чертовски неожиданно, особенно то, что Лили, в итоге, оказалась очень близко. Нельзя сказать, чтобы я потерял контроль над ситуацией, скорее, просто был изумлен, увидев распахнутые от страха глаза напротив. Казалось, что-то дало трещину в ее извечно гордом и самодостаточном облике. Она была… растеряна. Словно не сама запустила в меня подножкой, а я загнал ее в угол. И именно в этот момент у меня появилось дурацкое желание поцеловать ее. Она казалась такой беззащитной и от того особенно… привлекательной. Вообще-то Лили всегда была довольно красива, но ее вздорный характер… Она никогда всерьез не нравилась мне. Но вчера вечером моя уверенность в этом пошатнулась. И это очень мне не понравилось. Лили Поттер — сестра Ала, и дорога к ней заказана, учитывая, как ревностно братья относятся к младшей. И с чего вообще я начинаю думать о том, что сказать другу? Это же просто одна из девчонок Поттер-Уизли. К тому же, целовать ее было чревато и другими последствиями: например, с нее сталось бы напустить на меня летучих мышей за такое самоуправство. Уверен, она даже без палочки способна насылать жуткие проклятия. По крайней мере, сорвать мой жетон она догадалась, да еще и язвительности добавила. «Ты проиграл, Малфой». Даже смешно.

— Это что? — голос Мелани выводит меня из раздумий, в то время как сама кузина явно обескуражена.

Перед ней откуда-то появился огромный поднос, заставленный самой разной едой. Джеймс садится на покинутое ранее место и безапелляционно смотрит на девушку. Никто ничего не понимает, мы все переглядываемся.

— Ты не уйдешь с завтрака, пока не поешь, — заявляет тренер, и Мелани удивленно поднимает брови.

— С чего ты взял, что я стану тебя слушать или…

— С того, что на экскурсии тебе стало плохо, и ты потеряла сознание от голода, — без улыбки сообщает Поттер, а потом поднимает сразу два чайника. — Черный? Зеленый?

Мел опускает лицо в ладони, давясь смехом, а потом до нее, кажется, доходит. Она медленно поднимает голову и смотрит прямо на меня. Я невольно сглатываю. Обиды обидами, но вот сейчас сестрица явно готовится откручивать мне голову, причем с особым, медленным удовольствием. Я растягиваю губы в улыбке, стараясь сохранять невозмутимость.

— И правда, Мелани, ты совсем ничего не съела, — ненавязчиво подыгрывает Альбус, но вся порция ненависти достается исключительно мне.

— Организму нужны силы, — я тоже киваю. Она не двигается с места, обводя всех нас тяжелым взглядом. Когда он падает на Бренду, австралийка чуть сочувственно поджимает губы, и сестра тоже выдавливает из себя улыбку. Ничего не говорит, только красноречиво втыкает вилку в омлет, будто это и не еда вовсе, а кукла вуду. Причем, конкретно моя.

Джеймс удовлетворенно хмыкает, но повисшее молчание все равно заставляет каждого из нас искать тему для разговора. Ситуацию спасает Бренда.

— Вы уже придумали себе костюмы на пятницу?

— Нет, — я чуть усмехаюсь, вспоминая, как вчера вечером по коридору пронеслась стайка девушек, обвешанных нарядами, больше похожая на живой, хихикающий комок одежды.

— А ты, Джеймс? — Ривера улыбается к тренеру. И как ей удается всегда сохранять такой энтузиазм?

— Ага, — кивает парень и достает свою волшебную палочку. — Отличный костюм! — он чертит у себя на лбу какой-то зигзаг, а потом провозглашает. — Буду Гарри Поттером! 

Все, кроме Альбуса заходятся в приступе смеха. Даже Мелани тихо фыркает, прикрываясь стаканом.

— Джеймс, это нечестно! Я собирался быть Гарри Поттером, это был мой костюм в прошлом году, — негодует Ал. Мы заходимся новой волной веселья. 

— Даже не надейся, я был Гарри Поттером три года назад, когда приезжал в МАЛ впервые, — замечает тренер, а потом добавляет. — И это я рассказал тебе об этом фокусе.

Бренда зажимает рот ладонью, чтобы успокоиться, но сквозь пальцы все равно вылетают смешки. Альбус прищуривается.

— У меня больше нет костюма, и я понятия не имею, где его взять, — хмуро заключает он.

— Я могу дать тебе каталог, закажешь что-нибудь из магазина в городе, — предлагает австралийка.

— Мм нет, не хочу этим заниматься, — мотает головой Ал. — Потом что-нибудь придумаю.

На миг у меня появляется идея, и я решаю воспользоваться ей, чтобы хоть как-то умилостивить сестру.

— Мелани, может, вы с Брендой подберете нам с Альбусом костюмы? — я выжидающе смотрю на девушку, но та не слишком охотно переводит на меня взгляд. — У вас наверняка есть идеи, а мы не стали бы мучиться и доверились вам, — подкупающе продолжаю я.

Взгляд Мел не потеплел ни на йоту.

— Давай, это будет забавно! — восклицает Бренда.

Сестра вздыхает.

— Да, возможно, ты права. Подберем им что-нибудь, когда будем искать себе, — пожимает плечами Мелани и решительно отодвигает от себя пустую тарелку. — Если съем еще немного — взорвусь, — чуть угрожающе добавляет она под нашими пристальными взглядами. Но никто ей не перечит.

— Доброе утро! — возле нашего столика возникает Селина и тут же расплывается в дружелюбной улыбке. — И приятного аппетита, — добавляет она, замечая злополучный поднос перед Мелани. Кажется, во время последней встречи в поезде девочки не поладили, но я давно заметил, что француженка легко выбрасывает из головы неприятности. Вот и сейчас в ее голосе нет ни капли обиды.

Мелани, бросая взгляд на нетронутую еду, выглядит так, будто ее сейчас стошнит. И о перепалке с Селиной она явно не забыла, потому что подобного взора удостаивается и сама мадемуазель Матье.

— Спасибо, — равнодушно отвечает сестра и больше не обращает на француженку внимания.

— Привет, Селин, — улыбаюсь я, и вслед за мной ее приветствуют остальные за столом.

— Я… — немного теряется девушка, и на хорошеньком личике проступает сомнение. — Вообще-то я хотела сказать вам, что Джоанна кое-что задумала на ближайшие дни. И хотя обычно сюрпризы — это весело, я думаю, вам всем лучше быть осторожными… на порогах, — наконец заканчивает она свою странную новость. Потом окидывает нас взглядом, натыкается на Джеймса, которого вполне можно причислить к организаторам, и ойкает. Поттер ухмыляется и отмахивается, оставляя для Джоанны все разборки и негодование. Селина довольно улыбается, а потом явно что-то вспоминает и извиняется.

— Я должна идти. Хорошего дня! — и упархивает на другой конец зала, оставляя после себя странную атмосферу. Я вижу, что каждый из присутствующих хочет что-то сказать, но явно не решается. Самый многозначительный вид у Альбуса.

— Она довольно милая, — подает голос Бренда, и сразу понятно — это не все, о чем она думает. Но я не собираюсь ей подыгрывать. — Вы познакомились на каникулах? — уточняет Ривера все так же непринужденно. — Как это получилось? Забавно, что вы встретились в лагере.

Я прищуриваюсь, глядя на австралийку. Она задает на редкость каверзные вопросы, словно ей нашептывает их тот, кто знает точные ответы. Я кошусь на Ала, но тот совершенно невозмутим.

— На каникулах, Пасхальных, — я киваю. — Отдыхал с родителями во Франции, там и познакомились.

— Это, наверное, крайне романтичная история? — лукаво улыбается Бренда, складывая руки на столе, словно собирается слушать ее от начала до конца. Ха, как будто кто-то станет рассказывать.

— Я тоже уверена, что история любопытная, — подает голос Мелани, и я невольно бросаю взгляд на сестру. Конечно, ей тоже интересно. И явно неуютно чувствовать себя несведущей: обычно она знает о моих девушках довольно много, не представляю, откуда. А тут… Черт возьми, что я несу? Селина мне не девушка. Никогда не была, и, пока я здраво рассуждаю, не станет. И все же любопытство Мел может сыграть мне на руку: наверняка, она забудет свою глупую обиду, если я признаюсь. Хотя рассказывать об этом совершенно не хочется. Просто до скрипа в зубах. Но ведь они не отстанут, а потом еще и за Альбусом увяжутся, чтобы узнать подробности. Друг, конечно, не выдаст, но и благодарен за такое внимание не будет. Я вздыхаю.

— На прошлые Пасхальные каникулы, мы с родителями отправились во Францию, — начинаю я неохотно, и все за столом тут же прислушиваются. Я сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза. — Там есть парочка пляжей, скрытых от магглов, которые облюбовала моя матушка. Один из них расположен близко к склону, но это никого особенно не останавливает. В общем, Селина просто подскользнулась или споткнулась, я не знаю, и полетела вниз. Я прыгнул за ней, а когда подплыл, она еще и призналась, что плохо плавает. Как назло, мимо «заросшего травой пляжа» и «заболоченной местности» проплывал маггловский катер, и нас едва не снесло волнами. Я помог ей выбраться из воды, тут подбежали месье и мадам Матье, а за ними и мои родители. Так и познакомились, — мне хочется более сжато пересказывать факты, но и заявлять «Я спас ей жизнь!» не хочу. Во-первых, это не совсем так, а во-вторых, слишком уж проникновенные взгляды бросают на меня Мелани и Бренда: того и гляди найдут во всей этой истории романтическую подоплеку. Наверняка, уже рисуют в голове картинку залитого солнцем песка, накатывающих волн и суровый профиль «спасителя», который и ко мне-то имеет малое отношение.

Бренда медленно расплывается в улыбке.

Черт, лучше бы не рассказывал.

— То есть, ты спас ей жизнь? — уточняет австралийка.

— Вырвал из когтей смерти, — констатирует Мелани, и я замечаю, что от ее хандры почти не осталось следа. Ну, хоть что-то.

— И ты не знал, что она будет в лагере? — продолжает Ривера. — Или ты специально так старался попасть сюда, чтобы снова с ней встретиться?

Я хмуро гляжу на обеих девушек и вздыхаю. Так и знал, что этим все закончится.

— Я знал, что она, возможно, будет в МАЛе. Просто потому, что я знаю ее фамилию и фамилию директора. На этом все, — я откидываюсь на спинку стула, не намереваясь больше выдавать подробности или даже слушать их предположения. Не слишком хочется, чтобы они сложили два и два и засыпали меня новыми вопросами. Я и себе стараюсь не отвечать на них. Получив письмо всего за несколько недель до начала смены, я долго пытался понять, связано ли приглашение со спасением дочери директора. Здравый смысл твердил, что мои СОВ равны баллам Альбуса, успехов в учебе у меня не меньше чем у него, как и в квиддиче. На внеклассную деятельность мы оба не обращали внимания, так что тут по нулям. И я, и друг могли бы получить приглашение из Министерства Магии, которое и отбирало достойных учеников из Хогвартса. Но Малфои в этот список не входят уже лет двадцать пять. Потому мое письмо пришло непосредственно от администрации лагеря, лично подписанное Матье, и спасибо, что хоть без постскриптума: «Хорошо плаваешь!».

Я выкидываю из головы дурацкие мысли и поднимаюсь из-за стола.

— Первое занятие через пятнадцать минут, — напоминаю я друзьям и закатываю глаза от вида лукаво улыбающихся девчонок. Они тоже начинают собираться, Джеймс прощается и уходит к столу организаторов, а Альбус негромко произносит, когда мы отходим на приличное расстояние:

— Поучительная история.

— Иди к черту.

К учебным корпусам мы с Алом отправляемся вдвоем, потому что по дороге Мел и Бренда отстают, а потом и вовсе машут нам рукой, чтобы мы не ждали их. Поттер начинает говорить что-то об игре, но я довольно быстро свожу эту тему на нет, не желая в очередной раз вспоминать вчерашние события и, тем более, раздумывать о том, нравится ли мне Лили, да еще под носом друга. Он, конечно, легилименцией не владеет, но подозрительность у него всегда на высоте. К тому же, мне в принципе не хочется вдаваться в подробности своего отношения к девчонке Поттер: что было на поле — пусть останется там же. Не хватало только копаться в этом, погрязая в мелочах вроде… темных карих глаз или симпатичного вздернутого носика. В лагере полно девчонок, и каждая имеет перед Лили одно огромное преимущество — Ал не убьет меня во сне.

Возле основного корпуса Альбуса поджидает Саммер, и потому друг только кивает мне и уходит, тут же завязывая с девушкой разговор. Холл, как всегда, лучится оптимизмом и насмешками к окружающему миру. По правде, я рад, что друг перестал валять дурака и, наконец, сделал шаг навстречу. Из них вышла забавная пара. Девчонки, собравшиеся возле входа в лаборатории, то и дело сверкают глазами в мою сторону, но я не подаю вида, что вообще заметил их.

Сеньорита Наварро сегодня в дурном расположении духа, потому я занимаю непривычное место — на дальней парте — и стараюсь все занятие не привлекать к себе внимания. Скрываться от взгляда профессора и остальных атлантов довольно легко — колбы, котелки и пробирки с ингредиентами возвышаются на столе едва ли не с мой рост. Так ничего толком и не почерпнув с урока алхимии, я просто сменяю один корпус на другой, занимая место в кабинете Артефактологии. Несмотря на то, что курс совершенно новый, он дается мне лучше, чем предмет Наварро. Грег Немиров с самого начала поймал многих учеников «на слабо», заявив, что никто из нас не в состоянии создать с нуля артефакт даже минимальной силы. А потом пустился в живейшие объяснения основных структур и свойств каждого магического предмета, от простейших — ловцов снов, которые едва ли обладают способностью отгонять кошмары, до сильнейших — волшебных палочек и реликвий, вроде Кубка Огня. В Европе только Дурмстранг включает в свою образовательную программу Артефактологию, и то — начальный уровень на старших курсах. Более подробное изучение происходит в Российском Институте при Дурмстранге, а помимо него, в Австралийской Школе Колдовства и в Бразилии — с особым уклоном в ритуальные атрибуты. Но дирекция МАЛа, похоже, нашла лучшего профессора этой дисциплины. На первом занятии Немиров выдал каждому атланту по деревянной шахматной фигурке, попутно объясняя, как превратить неживой материал в обладающий своим нравом и логикой полноценный магический объект. По окончании этого задания, то есть сегодня, преподаватель предложил провести показательную партию в шахматы, чтобы можно было на практике заметить все ошибки в изготовлении, а заодно убедиться, что даже обычная магическая доска с фигурками создается кропотливо и усердно. Хотя, как мне показалось, он еще и хотел отыскать среди нас толкового игрока в шахматы. Что ж, он его нашел. Кроме меня бросить вызов азартному профессору никто не решается.

Занимаю пешкой черное центральное поле и киваю Немирову. Тот довольно быстро командует своей фигурке, и очередь снова переходит ко мне. Выдвигаю вперед коня, мысленно представляя, как может ответить профессор, и какой будет моя следующая «реплика». Игра вовсю разворачивается на черно-белых клетках, пока остальные атланты негромко переговариваются, ожидая, что могут выкинуть недавно созданные фигурки. Спустя еще пару ходов одна из пешек Немирова начинает судорожно трястись, после чего подскакивает и, оттолкнувшись от угла доски, летит на пол, где все еще продолжает мелко дрожать. Отовсюду слышатся смешки, да и сам профессор улыбается, поднимая артефакт.

— Дисбаланс магической и материальной составляющей. Кто-то хорошенько полил пешку магией, забыв, что передозировка чем бы то ни было ведет к печальным последствиям.

— Фигурка пыталась покончить с собой? — усмехается какой-то парень слева.

Грег Немиров всем видом показывает, что оценил шутку, но отвечает довольно серьезно.

— Слишком много магии в одном объекте — она, несомненно, найдет выход. Настоящие мастера вытачивают артефакты из чистого дерева или отливают из металла, вкладывая магию в каждую каплю или засечку на дереве. Это очень трудоемкий процесс, обучиться которому весьма сложно. Впрочем, если постараться, можно достичь многого. В данном случае достаточно было и готовой фигурки — главное, не переборщить с наполнением, — он зорко оглядывает оставшиеся на поле фигуры. — Скажем, вот эта сделана почти идеально. Чья?

Я хмыкаю и слегка приподнимаю ладонь от стола, чтобы признаться. Немиров кивает.

— Предлагаю продолжить, мистер Малфой.

Но переполненная магией пешка, которую профессор возвращает на место, предварительно наложив какое-то заклинание, похоже, поднимает бунт на доске. Часть фигур, как по команде, начинает выходить из строя, то не слушаясь прямых приказов о смене позиции, то вовсе пытаясь убраться с поля. Обездвиживая бракованные артефакты, Немиров подробно объясняет недочет каждой из них, а потом делает очередной ход. Я надолго задумываюсь, стараясь не обращать внимания на трюки, что выделывают ожившие фигуры. Наконец, я нахожу верное для себя решение и протягиваю руку, чтобы передвинуть ладью, на которую уже накладывали заклинание заморозки, но она неожиданно падает набок, сбивая соседнего ферзя. Я хмурюсь и откидываюсь на спинку стула, чтобы не задеть ни одну из фигур, пока профессор выясняет новые неполадки.

Но я его не слушаю. В голову лезет другая сцена падения — во время другой битвы, на ином поле. Образ девчонки Поттер — испуганной, замершей, отчаянной — всплывает в памяти, и я уже не могу так просто от него отделаться. Теперь он кажется еще соблазнительнее, когда мелкие детали и недочеты уходят на второй план, забываясь. Остается только совершенно обезоруженная Лили, какой я ни разу ее не видел. И хотя я уверен, что этот образ наполовину дорисован моим воображением, я нахожу в нем что-то притягательное. Тонкие пальцы, сжимающие волшебную палочку. Серебряная цепочка с жетоном на открытой шее. Медная прядь, выбившаяся из хвоста на скулу. Я неосознанно сжимаю ладонь в кулак, и только теперь слышу голос профессора.

— Ваш ход, Малфой.

Киваю и пытаюсь вернуться к игре. Выходит плохо, но я делаю вид, что специально скормил противнику пешку, прорывая его защиту короля. Немиров хмурится и сцепляет руки на столе, задумываясь. Я не свожу глаз с шахматной доски, но взгляд у меня, наверное, стеклянный, потому что на этот раз вчерашняя игра гораздо быстрее возвращается в мою голову. Падение. Неслучившийся поцелуй. Мой жетон, который забрала Лили.

Интересно, как бы отнесся Альбус к мысли, что я размышляю о его сестре в таком, весьма романтическом ключе. Наверное, и правда убил бы, или, что хуже, разорвал всякое общение. А найти такого друга, как Поттер, в разы сложнее, чем девушку вроде Лили. Вряд ли она стоит разрушения многолетней дружбы. Сильно сомневаюсь в этом. Не уверен, что вообще какая-либо девушка стоит. Даже пусть и младшая Поттер.

Но отрицать то, что вчера на поле мы оба некоторое время не понимали, что происходит, — глупо. Даже в глазах ненавидящей меня Лили, казалось, было что-то… призывное. Может, она даже хотела, чтобы я поцеловал ее.

Эта мысль на некоторое время задерживается в моем сознании, пока меня снова не вырывает из раздумий Немиров.

— Знаете, Малфой, а я уже подумал, что это хитроумный ход, чтобы поставить мне мат. Но если подумать, — он усмехается. — Вы просто ошиблись. Сделали неверный, как я рискну предположить, расчет. В назидание вашего промаха, я заберу вашего коня. Будьте внимательнее. В каждой игре есть неверные расчеты.

«И верные тоже есть» — мысленно усмехаюсь я, замечая интересную комбинацию фигур на поле. Однажды я уже видел ее, когда играл с отцом. Ее легко обернуть себе на пользу.

Сдвигаю ферзя на несколько клеток, угрожая черному королю.

— Шах, — все же позволяю себе фыркнуть я. — Вы правы, расчет есть в каждой игре.

В каждой.

Неожиданная мысль поражает меня, и я даже кривлюсь от неприятной идеи. Да нет. Вздор. Поттер не могла просчитать нашу встречу у стены и все последующие действия. Слишком много случайных факторов.

Лили откатывается в укрытие. Замечает меня. Я выступаю вперед. Тянусь, чтобы сорвать жетон. Она поражает меня заклинанием. Я падаю. Она пользуется очевидным при падении замешательством и дергает за цепочку.

Проще не бывает. Других вариантов развития нет. Очень чистая работа.

Браво.

Я каменею и снова наблюдаю, как артефактор делает ход, избавляясь от моей ладьи. Верно. Это очевидная ошибка. Я ошибся. Соперник — все продумал.

Пустой ход с моей стороны — просто, чтобы выиграть время.

Как могла девчонка Поттер провести меня? Разработать такой план, чтобы просто вывести меня из игры? Конечно. Если брать в расчет тот факт, что она ненавидит меня. Очевидная составляющая ее ко мне отношения — Лили только и делает, что бесится, увидев меня. Неудивительно, что я стал ее целью на полигоне.

Как хорошо сыграно.

Очередной обмен фигурами на поле, количество которых стремительно уменьшается, — и Немиров ставит мне шах. Ладно. Этого стоило ожидать. Профессору необходимо подтвердить свой статус над студентом.

Лили Поттер — поставить на место меня.

Белому королю приходится сместиться на клетку вперед, чтобы уйти от угрозы.

Можно смело забыть все размышления последнего получаса и продолжить не замечать рыжую шевелюру Поттер. Никакого риска, что наша с Альбусом дружба пошатнется. Никаких подозрений по поводу верткого американца, который ошивается возле Лили. Никакой Лили.

Отличный план.

Мой собственный расчет.

Я снова увлекаюсь партией, на этот раз точно подмечая все комбинации профессора, который, похоже, поставил себе целью дня — обыграть смышленого студента в одной-единственной битве. Фигуры быстро перемещаются по доске, несмотря на то, что мы с Немировым уже не разбираем, какие из них еще подчиняются голосовым командам, а какие давно обездвижены. Часть студентов, сообразив, что занятие подошло к концу, уже покинули кабинет, но несколько любопытных остались посмотреть исход боя. Я выстраиваю цепочку ходов, готовясь применить их на практике до полной и безоговорочной победы, но тут мой план разбивают в пух и прах.

— Вы проиграли, Малфой, — довольно усмехается профессор. — Мат.

Я смотрю на поле, и только сейчас до меня доходит, что все это время Немиров просто отвлекал меня, каким-то неведомым образом работая сразу на двух «фронтах». И пока я самонадеянно упустил из виду бойкую пешку, она подобралась к моему королю, а черный ферзь окончательно загнал его в угол.

Выражаю свое согласие коротким кивком и поднимаюсь. Не то чтобы я слишком уязвлен, но мое самолюбие явно задето. Нужно больше тренироваться в игре. И меньше думать о Поттер.

Я выхожу на улицу вместе с дождавшимся меня Альбусом. К нам присоединяется Саммер, спрашивая, не умерли ли мы со скуки на очередных занятиях, и я только отмахиваюсь. Друг завязывает с девушкой разговор, но я все еще представляю в голове шахматное поле, свидетельствующее о моем полном поражении. Небывалый случай — кто-то смог обыграть меня. Такого не случалось уже пару лет. И противники всегда были достойные, и игры честные. А здесь… хитрый профессор. Нужно обязательно провести еще одну партию. Матч-реванш.

«Вы проиграли, Малфой».

Ха, черта с два — в следующий раз победа будет за мной!

«Ты проиграл, Малфой».

Я невольно сжимаю кулаки. Но Поттер обставила дело гораздо изящнее артефактора. Не могу сдержать злой усмешки. Не просто обыграла меня — заставила думать об этом все утро и привела меня к еще одному поражению на поле. Растерянность? Испуг? Как же! Хороша актриса, ничего не скажешь! А я даже на какое-то время подумал, что она тоже почувствовала что-то. Скорее придумал. Это же Лили Поттер — с чего мне верить хоть одному ее взгляду или жесту?

Уязвление от проигрыша становится сильнее, охватывая и вчерашние события. Я иду, чуть отстав от Саммер и Альбуса, и совершенно не участвую в их разговоре. Американка громко смеется, а потом намеревается поколотить Поттера. Это все выглядит так внезапно и живо, что в сознании снова всплывает образ Лили на поле. Может, если бы я поцеловал ее — ее расчеты бы не оправдались. Стоило и правда разрушить ей всю схему. Но я попался. А это было так легко.

Да я могу сделать это хоть сейчас.

Я останавливаюсь.

Я еще могу поставить Поттер на место. Перетянуть одеяло на себя. Показать, что она крупно просчиталась, делая ставки на мою естественную реакцию. Естественную реакцию? К Поттер? Разве она когда-нибудь нравилась мне так уж всерьез, чтобы меня можно было подловить на этом или, что важнее, сыграть на этом?

Я быстро оглядываюсь, пытаясь заметить девушку в толпе спешащих в столовую атлантов, но не вижу. Отстаю от ребят, которые не замечают моего отсутствия, и быстро перемещаюсь среди людей, выискивая единственное лицо. Возможно, она уже зашла в зал, и мне придется ждать окончания обеда, — думаю я, но тут, наконец, вижу всполох рыжих волос чуть в отдалении от всех. Она остановилась возле опустевших лабораторий, что-то ища в сумке, и я решаю не упускать шанса.

Приближаюсь к ней, мгновенно наталкиваясь на все тот же изумленный взгляд, но теперь ей не удастся провести меня. Только не снова. Крепко хватаю Лили за локоть и тяну к группе деревьев в паре шагов от нас. Она пытается упираться, а потом, видимо, вновь обретает голос и потому начинает возмущаться.

— Малфой, какого черта?!

Я останавливаюсь, но не отпускаю ее.

— Есть разговор, Поттер, — говорю я, разворачивая ее лицом к себе. — Вчера ты сыграла не слишком честно.

Лили замирает, а потом сглатывает, пытаясь спрятать взгляд, словно ее поймали с поличным. Впрочем, так и есть.

— И, наверное, ты думала, что это будет забавно, когда выстраивала в голове свой «идеальный», — коротко усмехаюсь, — план. Не представляю, как ты додумалась до этого и как я умудрился… подыграть тебе.

Девушка вспыхивает.

— Малфой, ты и твое поражение на поле интересовало меня в последнюю очередь! — выпаливает она. — Не знаю, что ты там себе придумал, но раз уж я оказалась смышленее тебя и первая сорвала этот чертов жетон…

Я зло выдыхаю. Теперь она хочет убедить меня, что все произошедшее на поле — случайность?

— Потому убери свои руки, и пропусти… — начинает Поттер, но я только сильнее сжимаю ее локоть. Где-то совсем рядом раздаются голоса, и она быстро оборачивается, то ли не желая, чтобы кто-то увидел нас, то ли ища очередного защитника. Но как показывает практика — Лили и сама может за себя постоять.

— Ищешь своего американского патронуса? — усмехаюсь я, даже не взглянув на прохожих.

Девушка открывает рот, явно желая произнести какую-то колкость или грубость, но я уже не собираюсь слушать ее. Не отрываясь, смотрю на красивую линию губ, изящную шею, едва выступающие ключицы. Поттер тяжело дышит, заходясь в негодовании, но я больше не верю ничему, что она делает или показывает. Есть только один способ разбить ее притворство.

— Иди к черту, Малфой! — кривится девушка и вырывает руку, чтобы уйти, но я оказываюсь быстрее.

— С удовольствием.

Прижимаю растерявшуюся Лили к себе и впиваюсь яростным поцелуем в ее губы. Я хотел, чтобы это был внезапный, даже жестокий поцелуй, чтобы ее маска дала трещину и всплыли те эмоции, которые я видел на поле. Хотел доказать ей, что не только мою уверенность пошатнуло то падение. Намеревался вытащить из девчонки все желание, которое промелькнуло вчера и в ее взгляде тоже. Но прикоснувшись к ее губам, я понимаю, что не выйдет. Лили уже та самая: испуганная и ранимая — и я попросту не могу найти в себе хоть каплю жестокости к ней. Слегка захватывая губами ее нижнюю губу, я уже чувствую, как она задерживает дыхание, чуть подаваясь навстречу. Прижимаю ее крепче, медленно раздвигая губы, и Лили делает то же самое, отвечая на поцелуй. Из головы мигом вылетают все мысли, кроме одной, короткой. Моя.

Будет моей.

Уже моя.

Поцелуй прерывается, и я не свожу взгляда с лица девушки: она хватает ртом воздух, как будто ей нечем дышать или нечего сказать. А потом она на миг прикрывает глаза и отвешивает мне звонкую пощечину.

Первое, что приходит, — усмешка. Она появляется на губах даже раньше, чем ощущается зуд на щеке. Я ухмыляюсь шире. Это же Поттер: что она еще могла сделать?

Например, не отвечать на поцелуй. Или разорвать его раньше. Или сразу вырваться и уйти. Вариантов много. Лили не выбрала ни один из них. Она поддалась.

Поттер раздраженно выдыхает, борясь с дрожью, а потом резко отстраняется и уходит так быстро, что я не успеваю даже подумать о том, чтобы остановить ее. И ладно. Пусть идет. Цель ведь достигнута: я показал, что не один попался в расставленные ею сети — она сама запуталась в них. Теперь игру можно считать оконченной. Матч-реванш завершился в мою пользу.

Но отчего-то мне плевать на игру.

— Поттер, если только я увижу в твоих руках что-то съедобное, я отравлю это и скормлю тебе самому.

— Как жестоко, — ухмыляется Джеймс, минуя наш стол и — слава Мерлину! — не присоединяясь к нам за обедом. По правде, он даже не попытался пустить колкость в мой адрес, но, увидев его идущим мимо, я уже напряглась. Похоже, его постоянное присутствие вводит меня в состояние боевой готовности: это не слишком приятно, но я не могу удержаться и проигнорировать его. Пора бы научиться держать себя в руках, независимо от того, что творится вокруг. Пригодится в будущем.

Я наблюдаю, как Поттер подсаживается к коллегам и вступает в разговор с одной из организаторш. Пронесло.

— А тренер-то теряет форму — негромко усмехается Бренда, уже привыкшая к излишнему вниманию, которое уделяет мне Джеймс.

Я пожимаю плечами.

— Наверное, ему все труднее придумывать шуточки на мой счет.

— Или ты, наконец, отшила его, — предполагает девушка, но я только фыркаю.

— По-моему, это как раз доставляет ему удовольствие! Нет, правда, никогда не встречала такого самодовольного типа: если ему не терпится поставить галочку напротив моего имени — пусть проваливает к черту, — неожиданно для самой себя, я возмущаюсь. Но тут же беру себя в руки и натягиваю улыбку.

— А если это что-то посерьезнее? — прищуривается Ривера, и взгляд у нее ну очень подозрительный.

— Тем более пусть проваливает, — хмуро заключаю я. И правда, зачем я сдалась этому Поттеру? Участвовать в его играх я не желаю — у меня достаточно своих. И если я проиграю — то есть, когда я проиграю, — вряд ли факт того, что мной увлекся Джеймс Поттер, меня порадует.

— Малфой сегодня какой-то странный, — негромко замечает австралийка, и я невольно бросаю взгляд на пустые места ребят. Ни Альбус, ни Скорпиус еще не пришли на обед, хотя он начался пятнадцать минут назад.

— Я не заметила, — кисло признаюсь я, понимая, что не слишком-то уделяла внимание брату за совместным завтраком. Может, Бренда права, и что-то произошло?

— Потому что и ты была сама не своя, — замечает девушка.

Я мрачнею. Ривера на редкость наблюдательна. По крайней мере, я очень надеюсь, что остальные списали мое утреннее недовольство на обиду за их побег.

— Просто не в духе, — непринужденно отвечаю я. — Тяжелое воскресенье, дурацкий понедельник, да еще и утренний Поттер с внезапно проснувшимися родительскими инстинктами.

— Кстати, насчет воскресения, — Бренда почти заговорщически улыбается. — Кажется, малолетние алкоголики заслужили прилюдной порки.

Я фыркаю.

— Ал и Скорпиус — два идиота, которым не сиделось на месте. И… вообще-то я их понимаю отчасти: то, что случилось с Ребеккой… Особенно для Скорпиуса, — я закусываю губу и уставляюсь в тарелку. Не нужно сейчас вспоминать то злосчастное утро. Только такого кошмара мне не хватало.

— Думаешь, у них с Ребеккой было что-то серьезное?

— Не уверена, но… — меня в очередной раз посещает одна мысль, и я решаю озвучить ее, пока она к месту. — Я давно хотела спросить… Как ты относишься к Скорпиусу?

Австралийка вздергивает брови.

— Что ты имеешь… Нет-нет, мне не нравится Малфой! — и, поймав мой все еще подозрительный взгляд, она смеется. — Не мой типаж… Слишком… роковой.

Я давлюсь супом и пытаюсь сдержать хохот.

— Не вздумай сказать это ему! — еле удается вымолвить мне. — Он будет глубоко уязвлен такой оценкой.

Бренда фыркает.

— Вот потому он совершенно не мой типаж.

Я собираюсь уже спросить Риверу, кто ее типаж, но тут к нам присоединяется Ал, и я недоуменно оглядываюсь в поисках брата. Не найдя его в зале, я вновь обращаюсь к Поттеру.

— Приятного аппетита, а где…

— Спасибо. Скорпиус шел за нами от учебного корпуса, а потом, похоже, отстал.

Я киваю, снова обегая взглядом зал. Понятно, что Ал выпустил друга из виду, увлеченный Саммер, но сам Малфой куда подевался? Хотя, раз уж я имею право таить обиду, не буду беспокоиться по пустякам. К тому же, мне стоит вернуться в лаборатории, пока ничего не случилось с моим… дополнительным заданием.

Я быстро поднимаюсь.

— Мне нужно к Зельде, — ребята кивают и прощаются.

Но стоит мне только отойти от стола, как Альбус окликает меня:

— Мелани, Зельда только пришла на обед, — и он указывает в сторону преподавателей.

Я поджимаю губы и и отвечаю:

— Она должна вернуться, а у меня все равно есть допуск.

И быстро ухожу, пока не начались новые вопросы.

Заглянув в комнату на пару минут, чтобы забрать конспекты Наварро, я обнаруживаю в спальне Лили. Девушка сидит на кровати, уставившись в книгу, но на ее лице застыло полностью отсутствующее выражение. Более того: она кажется обескураженной. И хотя мне совершенно плевать, что творится в ее голове, это так странно, что я не выдерживаю.

— Ты не была на обеде?

Гриффиндорка резко вскидывает голову, словно не заметила моего появления. Я забираю свои записи с полки и останавливаюсь у двери.

— Что? Меня… кто-то искал?

Я непонимающе хмурюсь.

— Нет, просто наблюдение.

— Аа.

Что вообще с ней случилось? А как же «не лезь ко мне, Нотт!»? Или сразу Летучемышиный сглаз за чрезмерное любопытство?

Лили продолжает молчать, а я оглядываю комнату на предмет чего-то необычного. Поттер что, под гипнозом? На дверце ее шкафа висит старинное платье, видимо заготовленное для маскарада, а на моей половине комнаты, в углу, валяется какая-то книга. Я поднимаю ее вглядываясь в название. Это книга Поттер, «Ромео и Джульетта», но какого черта она здесь, да еще и в таком потрепанном виде? Я бросаю на рыжую еще один хмурый взгляд, а потом оставляю Шекспира на столе, предварительно починив обложку заклинанием. И что ей не понравилось в «самой романтичной истории» магглов?

По пути я все еще думаю о странном поведении Скорпиуса, признании Бренды и Лили, будто словившей Конфундус, но, когда дверь в лаборатории распахивается, я выкидываю их из головы. Мне становится немного жутко, как и все время, что я проводила здесь вне занятий. Сначала это было похоже на факультатив, просто ради того, чтобы примелькаться сеньорите Наварро. Я безумно хотела попасть к ней на стажировку — видела в этом единственную цель моего нахождения в лагере. И казалось, это все, что я смогу получить. Выбить, если понадобится, выпросить, согласиться на что угодно, только бы она взяла меня под опеку. Только бы был шанс уйти. Только бы мне было, куда уйти, когда седьмой курс закончится. Сбежать, всеми силами отложить свадьбу с Селвином, пойти на любые жертвы. Только бы вкусить хоть немного той жизни, о которой я мечтала, не той, что прописана в брачном контракте. Хотя я понимала, что это была бы лишь отсрочка. Но не теперь. Сейчас я знаю, что выход есть. Я не могу отказаться от помолвки, потому что дедушка Гринграсс еще жив, и мне никогда не позволят ослушаться его. Но Адриан — глава семьи, и право отказаться от договора принадлежит ему. Конечно, слишком многое обещано ему в качестве приданого, чтобы он добровольно разорвал договор. Но никто и не просит его делать это добровольно.

Я не могу сдержать нервного предвкушения и усмехаюсь.

Из самого дальнего угла лаборатории, где я обычно и не показываюсь, извлекаю серебряный котелок и шкатулку, что выиграла во время экскурсии. Часть ингредиентов действительно оказалась полезной и довольно-таки редкой, но мне по-прежнему не хватало трав для завершения эксперимента. По правде, я не сразу решилась на него. Началось с того, что Наварро предложила углубиться в сущности зелий, изучить совершенно иную сторону магических смесей. А потом и Роза Уизли подсказала, что зелья могут иметь свойства заклинаний. Конечно, ответ лежал на поверхности. Простой, но верный ход. И чертовски опасный. Я тщательно отмеряю капли настойки растопырника, а потом отправляю в котел. Темно-синий отвар немного пенится, а потом стремительно бледнеет. Я перевожу дух. Что там дальше?

Узнав, чем именно я заинтересовалась, Зельда явно была заинтригована, но мне как раз ее любопытство только помешало бы. Впрочем, она подтвердила, что любое заклинание можно представить в алхимическом виде, и предложила поискать в справочниках нужные мне эффекты, чтобы соединить в отваре. Пришлось соврать, что меня интересуют Обездвиживающие чары. Не сказать же, что на самом деле Непростительные. Естественно, убивать Адриана у меня не было и в мыслях — а вот напоить его импровизированным Империусом… Просто, чтобы он подписал отказ от помолвки. Это все, что мне нужно. Я не хочу всю жизнь провести в четырех стенах, три раза в неделю терпеть Селвина в своей постели и забыть обо всем, кроме наших детей. Шпынять домовых эльфов лишь от невозможности хоть что-то решать. Я не хочу стать затворницей, как Адела Селвин. Не хочу даже думать о том, что мне придется улыбаться Адриану. Я не выдержу, если он хотя бы прикоснется ко мне.

Я хочу, чтобы это зелье получилось.

Задерживаю дыхание, добавляя сок мандрагоры, а потом немного отступаю от котелка, чтобы не вдыхать острые пары. Пожалуй, если я правильно все рассчитала, зелье будет готово через пару дней. Если нет — у меня еще останется время на две или три попытки. Я справлюсь. Пока я не думаю о том, как испытывать отвар, но этим определенно стоит озаботиться. Поможет ли мой волос, чтобы я считалась единственным Управляющим, или нужна кровь? И как будет действовать зелье? Как влияние или как внушение? Черт возьми, это настолько страшно, что я даже не могу плотно закрывать баночки с ингредиентами. Руки трясутся, я то и дело оглядываюсь на дверь и прислушиваюсь. Никто не должен знать, что я делаю. Это ведь аналог Непростительного заклятия. Боюсь даже представить, что будет, если кто-то узнает.

Единственное, что сильнее страха, — желание жить своей жизнью.

И потому я делаю глубокий вдох, а потом продолжаю.

Чемерица. Шиповник. Три капли кислоты абиссинской смоковницы. Четыре помешивания против часовой стрелки. Зелье шипит и плюется, словно в нем сидят змеи. Я еще раз заглядываю в пергамент, сверяясь с составом. Все должно быть нормально. Каждый из этих ингредиентов вступает в медленную реакцию с остальными. Я уверена. Надо продолжать.

Я выдавливаю влагу из бурых бобов, а потом едва не ударяю ножом себе по пальцам, потому что дверь за моей спиной с тихим скрипом отворяется. Замираю, стараясь скрыть собой стол со всем его содержимым. Потом нахожу в себе силы и как можно спокойнее оборачиваюсь.

В дверях никого нет. Более того — они закрыты. Кажется, у меня начинается паранойя, никак иначе это не объяснить. Просто я слишком боюсь попасться. Не хочу, в стремлении сбежать от Селвина, угодить в Азкабан. Оттуда так просто не вырвешься. Я только на миг представляю, как жутко должно быть в магической тюрьме, даже без дементоров, и тут же понимаю, что сок из бобов уже вовсю течет на пол. Хватаю тряпку, совершенно забывая воспользоваться волшебной палочкой, и собираю жидкость с пола и столешницы. Пожалуй, все: хватит на сегодня. Я могу продолжить завтра. Лучше действовать медленно, но верно.

Я дважды перепроверяю зелье на возможность незапланированной реакции или побочных эффектов от смешения составляющих, но в очередной раз убеждаюсь, что все в порядке. Не считая того, что это Непростительное зелье. Я сдерживаю нервный смешок и окончательно успокаиваюсь, только покинув лаборатории. Наверное, мне стоит немного прогуляться, чтобы вернуться к ужину уже абсолютно невозмутимой. Если уж Бренда, которую я знаю пару дней, заметила мое необычное поведение за завтраком — Скорпиус, да и Ал, не могли не обратить внимания. Они наверняка решили не лезть, за что я им благодарна. Ведь нельзя рассказать им, чем я занимаюсь в лабораториях, под носом Зельды, свято убежденной, что я всего лишь увлекающаяся студентка.

Сама того не заметив, я выхожу на пляж и, замечая пустой бар, который игнорируют все гуляющие атланты, направляюсь именно туда. За стойкой нет никаких напитков, но я и так ничего не хочу. Просто подумать или полюбоваться накатывающими волнами океана, над которым простирается предгрозовое сизо-серое небо. Дует прохладный ветер, но я только запахиваю кофту на груди и опускаю голову на сложенные на стойке руки. Голосов почти не слышно, но тучи глухо шумят, словно перекатывая внутри сухой горох. Наверное, я бы могла просидеть здесь весь вечер. Вместо ужина. Вечернего сбора Джоанны. Сна. Завтрака. Вместо всей жизни. Чтобы просто смотреть на волны и не бояться того, что ждет меня через год. Меньше, чем через год. Немногим, но все же. Каждый чертов день на кону. Каждая чертова минута. Но сидеть здесь все равно кажется очень правильным.

Когда-то я думала, что у меня будет домик на берегу моря, знатный муж и прекрасные дети. Что я буду устраивать званые вечера, или, может, не буду — как захочу. Буду хоть Селвин, хоть Гойл, хоть Шафик. Все равно, правда. Фамилия, по сути, ничего не значит. Никакой разницы — все одинаково древние и почитаемые. Среди чистокровных. А в том, что меня выдадут замуж именно за аристократа, я даже не сомневалась. Глупо ожидать другого. Это традиция. А традиции в моей семье — это закон.

Пожалуй, в детстве я даже хотела поскорее закончить Хогвартс и выйти замуж за Селвина. Эта помолвка была заключена еще нашими дедами, и я не видела в этом ничего, кроме сказки. Красивый, достопочтенный жених. Замужняя, интереснейшая взрослая жизнь. Я была такой глупой и недальновидной. Настолько, что, когда застукала Адриана в одном из коридоров Хогвартса с какой-то девицей, я даже начала возмущаться. Мне было всего двенадцать. Ему — практически восемнадцать. Это сейчас я понимаю, что малышка-невеста, ждать которую придется еще пять с лишним лет, не стоила особого уважения. Но мне в тот момент казалось, что меня оскорбили до глубины души. Помню, как я сдержанно попросила Селвина уделить мне минутку и даже выдержала его насмешливый взгляд. Он подошел, а я заявила, что никогда в жизни не стану его женой, потому что он бесчестен. Адриан рассмеялся, а потом очень вкрадчиво пояснил, что когда я в последний раз переступлю порог Хогвартса — я стану его послушной, верной и прелестной женой. А если вздумаю выкинуть фокус, подобный этому, — он уже не будет со мной так мягок.

«Я обломаю тебе крылышки, моя Фея, если только ты еще раз заговоришь со мной в таком тоне.»

И потом он просто вернулся к своей девице. Двенадцатилетней мне было очень страшно. Семнадцатилетней мне — страшно вдвойне. У маленькой Мелани было еще пять лет, чтобы попытаться решить проблему. У меня — чуть меньше года. А реальный шанс — только здесь, в МАЛе. У меня три недели, чтобы сварить это зелье, а дальше я смогу только надеяться, что оно сработает. Иначе… Я даже не хочу думать о том, что будет.

Стоит ли говорить, что больше Адриан не смотрел на меня как на прелестную юную невесту? Дальше он видел во мне только протестующую девицу, которую нужно было заставить подчиняться.

«Не смей уходить. Мы ведь помолвлены, забыла? Нам полагается находиться рядом…»

На всех приемах или званых ужинах я старалась избегать его, но родители специально сталкивали нас или сажали напротив. Особенно усердствовал дед. Вряд ли он действительно хотел, чтобы мы сблизились — скорее просто надеялся, что я сдамся и свыкнусь с мыслью о свадьбе. Конечно же, моим рассказам никто не поверил. Впрочем, сейчас я уверена, что их просто не приняли во внимание. Потому что всем было плевать, что делает Адриан. Всем важно только то, чтобы ничего подобного не выкинула я.

«Еще раз ослушаешься моей просьбы, Фея, и сильно пожалеешь.»

Интересно, а приготовление явно запрещенного зелья, чтобы заставить жениха расторгнуть помолвку, считается неблаговидным поступком? Я сдавленно фыркаю. Но стоит снова вспомнить про зелье, и я начинаю беспокоиться о том, чтобы оно осталось ненайденным. Но я вроде бы достаточно хорошо скрыла его: в этих лабораториях не ведутся никакие занятия — они предназначены исключительно для личных проектов. Так, по крайней мере, сказала мне профессор Наварро.

Издалека доносятся приглушенные голоса — похоже, атланты собираются на ужин. Я делаю взмах палочкой, и в воздухе на миг возникают стрелки часов. Половина шестого. Нет, еще рано. Может, Джоанна придумала какое-то неожиданное мероприятие? Или это запланированный сбор, о котором я не знаю?

Я пытаюсь разглядеть что-то сквозь деревья, за которыми скрываются корпуса, но это бесполезно. В то же время, мне так уютно здесь, на берегу, что даже возможные радости лагерной жизни меня не прельщают. Я решаю остаться и за ужином узнать, что произошло.

Океан согласно шумит. Я не замечаю, как засыпаю.

Горох гремит все настойчивее.

Я ускоряю шаг, идя на звук, но комнат так много, что я вынуждена заглядывать в каждую, чтобы найти источник шума. Они все пусты. Заставлены безжизненно прекрасной мебелью, украшены известными полотнами художников, вычищены до стерильного блеска. Я миную их все, с каждым шагом все отчетливее понимая, что сейчас, вот-вот найду. Но коридор кажется бесконечным, а гостиные — одинаковыми. Наконец, одна из дверей распахивается, и я понимаю — здесь. Осторожно оглядываюсь по сторонам, но ничего опасного или пугающего не вижу — здесь нет яркого блеска натертого серебра или шелковых ковров. Это детская. А шум гороха — всего лишь погремушка в маленькой ручке. У малышки каштановые кудряшки и светлые глаза. Она пристально смотрит на меня и перестает греметь, только поймав ответный взгляд. Я неуверенно улыбаюсь.

Я не могу не узнать ее.

Потому что это я. Ровно такая, как на детских фото. Ей от силы два года. Мне два года.

— Мел? — я прикасаюсь к маленькой ладошке.

Девочка молчит, и взгляд у нее немного опасливый.

— Не волнуйся, Мелани. Тебя никто не обидит, я обещаю тебе.

Она сжимает пальчиками мою ладонь.

— Мелани.

— Я сделаю все, чтобы ты была свободна, милая.

— Мелани? Мелани!

Я оборачиваюсь на голос.

— Мисс Нотт!

Вздрагиваю и открываю глаза.

Кажется, я уснула, но вряд ли надолго — еще почти не стемнело. Я пытаюсь ухватиться за обрывки сна, чтобы не забыть его, но тут меня снова окликает знакомый голос.

— Мисс Нотт, — это Тедди, то есть профессор Люпин. Я удивленно смотрю на него, еще не до конца проснувшись, а он, тем временем, продолжает.

— Мисс Нотт, как давно вы здесь?

Я потираю лоб ладонью, пытаясь вспомнить.

— Часов с пяти, возможно, немного раньше, я не знаю… А что случилось?

Люпин хмурится и добавляет, с некоторым сомнением глядя на меня:

— Вы были в лабораториях?

Я мгновенно прихожу в себя. Мне становится нечем дышать. Они нашли его.

— Была, — не вижу другого выхода, кроме как ответить честно. Все равно они отследят мой визит по жетону: именно на нем мой допуск в учебные лаборатории.

— В лабораториях…

Шум океана неведомым образом отдается в ушах, и я не понимаю, о чем говорит профессор. Просто хватаю ртом воздух, вижу, как шевелятся его губы, и не могу придумать ни одного оправдания своему поступку. Потому что правда в том, что я делала это незаконно. Я варила чертово Непростительное зелье в международном лагере. Мне конец. Мерлин, о чем я вообще думала?

Я думала, что его не найдут.

Я правда надеялась, что его не найдут.

Может быть, я еще смогу выдать его за то-то другое? Скажу, что перепутала дозировку или состав, что не знала, что получится в итоге. Что я ошиблась. Что угодно, только бы это не стоило мне карьеры. Чтобы это не стоило мне свободы.

-… когда сработала тревога, огонь уже уничтожил все, что было в лаборатории.

Тедди внимательно смотрит на меня, явно ожидая реакции.

Что?

Огонь? В лаборатории?

— Что? — я озвучиваю свою мысль и непонимающе трясу головой. — Пожар?

— Да, я уже сказал, что в лабораториях произошел взрыв каких-то реактивов: один класс полностью сгорел. К счастью, только один — стены не поддаются огню, — Люпин вздыхает. — Но это кабинет, где практиковалась ты, Мелани.

Я пытаюсь уложить в голове все услышанное. Только вот мысли — это кубики, а голова — круглая, и все они не могут поместиться так, чтобы можно было что-то понять. Я варила Непростительное зелье. Его не нашли. По крайней мере, Тедди не сказал об этом. Но был взрыв. Пожар, который уничтожил одну из лабораторий. Ту, в которой была я.

Ничего не понимаю. Я абсолютно уверена, что с моим отваром не могло такое произойти. Эти компоненты не вызывают взрыва. Ни вместе, ни поодиночке. Это ошибка. Это не моя вина. Никто не знает про зелье.

Я немного судорожно выдыхаю и произношу.

— Это не я. Мои зелья не взрываются.

Люпин остается непреклонен.

— Я прекрасно понимаю, Мелани, что ты хороший зельевар, но даже ты могла ошибиться…

— Да нет же! — я почти облегченно смеюсь. Профессору это не нравится, и он еще сильнее хмурится. Я мгновенно серьезнею и продолжаю. — Я проверила все ингредиенты дважды. Я знаю, как они реагируют. Я уверена, что это не моя ошибка, я…

— Ты была единственной, кто посещал лаборатории сегодня, — непреклонно заявляет Люпин. — Прости, я не пытаюсь тебя обвинить. Но ты должна понять, что сейчас все указывает на твою если не виновность, то причастность. В любом случае, это решит месье Матье, завтра утром. Он будет ждать тебя в десять в своем кабинете.

Я стараюсь проглотить ком в горле, но отчего-то не выходит. Взгляд у профессора по Боевой магии такой суровый и одновременно сочувствующий, что я готова заплакать. Я не понимаю, как это случилось. Мое зелье не могло взорваться. Я знаю это. Как знаю, что если вскроется его эффект — я как минимум буду оштрафована за неправомерные занятия зельеварением. Как максимум — это Азкабан. За Империус сажают в тюрьму — мой отвар ничуть не безобиднее. Пусть он и не был готов — злой умысел найдет любой, даже посторонний человек. Если Матье узнает, чем я занималась в его лабораториях — моя карьера, судьба и жизнь будут сломаны.

— В десять утра. Кабинет Матье, — глухо повторяю я. — Я поняла. Благодарю.

Профессор еще некоторое время участливо смотрит на меня, а потом ободряюще кивает.

— Не волнуйся, Мелани. Если это ошибка, ничего страшного не случится.

Вы просто не знаете.

Никто не знает.

И — я очень на это надеюсь — не узнает.

В свою комнату я возвращаюсь перед самым комендантским часом, когда вечернее мероприятие закончилось, а организаторы и служба охраны загнали атлантов в жилой корпус. В зал для участия в какой-то игре Джоанны Робертс я не пошла. Так и осталась на пляже, сколько это было возможно. С каждым часом там оставалось все меньше народу, а в итоге я покидала его последняя. Конечно, я должна была торопиться, чтобы не заработать новых проблем за нарушение распорядка дня, но все это показалось мне сущей мелочью по сравнению с тем, что я уже натворила.

Все испортила.

Хотела освободиться от Адриана — освободилась! Теперь буду коротать год-другой в Азкабане. Может, после этого он и раздумает на мне жениться. Хотя я тогда вообще никому не буду нужна. Без лицензии зельедела, без опыта, без семьи, которая, несомненно, от меня отречется, без денег и с испорченной репутацией.

Класс. То, чего я хотела. Великолепный ход, Мел. Так держать!

Я толкаю дверь в спальню, очень надеясь, что Поттер уже уснула или ушла к подружкам, но в комнате светло. Я даже щурюсь после полутемного коридора, а когда, наконец, привыкаю, то застываю на месте, едва успев закрыть дверь.

В комнате целая компания. И, как назло, они решили собраться именно сейчас, когда я просто хочу проспать до десяти утра. Хорошо бы, они ничего не знали — объяснять не стану, просто сделаю вид, что вынуждена буду уехать по веским обстоятельствам. Семейным. К жениху.

Я не сдерживаюсь и всхлипываю.

Кажется, здесь велся оживленный спор, но после этого он прекратился. Четыре пары глаз уставились на меня, как будто я здесь находиться вовсе не должна. Или они ждали именно меня.

— Где ты была? — Скорпиус поднимается со своего стула и быстро идет ко мне навстречу. Я чуть отступаю вправо, ближе к своей кровати. Ни к чему сейчас слушать его нотации. Мне и так не слишком хорошо.

— Скорп, пожалуйста, давай в другой раз? Дома поговорим… — это прозвучало настолько жалко, что мне стало неловко. Вот еще. Это моя комната, моя ошибка и моя жизнь. А они — ничего об этом не слышали. Хотят закатить вечеринку в нашей комнате — пожалуйста! Наложу заклятие и усну до самого визита к директору.

Я прохожу к своей кровати и присаживаюсь, совершенно не обращая внимания на присутствующих в комнате. А когда все же поднимаю глаза…

Скорпиус. Альбус. Лили. Джеймс.

Они все-таки знают, что случилось?

Иначе какого черта они так уставились?

Я вздыхаю. Хотя бы не будут приставать с расспросами. Рыжая, наверняка, злорадствует, что теперь будет жить в одиночку. Вот и собрала себе компанию. Обмывают мое падение.

— Какого черта вы все здесь делаете? — убито спрашиваю я, прекрасно зная ответ.

— Мы знаем о взрыве, Мел, — подает голос Скорпиус. — Все в лагере знают.

Отлично. Просто великолепно.

— Я не спросила, знаете ли вы. Я спросила, какого черта вы все здесь делаете?

Малфой чуть раздраженно усмехается.

— Вообще-то, я твой брат.

Чуть склоняю голову к плечу.

— А они?

— Я тут живу, если ты не забыла, — отвечает Лили, но я отмахиваюсь от нее. Это очевидно.

— Я друг твоего брата, — начинает Альбус. — И, надеюсь, твой друг тоже, — он внимательно смотрит на меня, ожидая хоть какой-то реакции. Я морщусь и киваю.

Потом перевожу тяжелый взгляд на старшего из Поттеров.

Тот не медлит с ответом.

— Я брат друга твоего брата, — ухмыляется он.

Хватит. Только цирка мне здесь не хватало.

— Проваливай, Поттер! — почти рычу я. — Можете все уйти. Я хочу спать.

Ребята переглядываются.

— То есть тебя не волнует завтрашнее слушание? — вкрадчиво уточняет Лили. Я смотрю на нее так равнодушно, что, кажется, она сейчас плюнет на все и уйдет спать в другую комнату. Но Поттер только стойко выдерживает мой взгляд, ожидая ответа.

— Нет.

— Если взрыв случился не по твоей вине — это можно доказать, — снова вступает Скорпиус. Похоже, он и собрал эту «команду», чтобы поддержать меня. Не представляю, как они все согласились. Хотя нет. В общих чертах — представляю. Альбус не стал отказывать другу. Джеймсу только дай повод показать себя. А Лили… Может быть, она чувствует вину за тот сглаз. А может, просто пустила их подождать моего возвращения.

Как бы то ни было — ничего не выйдет.

— О, я смогу оправдаться? — протягиваю я насмешливо и скрещиваю руки на груди. — Даже интересно, как.

Ребята похоже, принимают мой ответ за готовность бороться. Как глупо.

— Я был в кабинете директора в прошлом году и еще тогда заметил там омут памяти, — поясняет Альбус. — Скорее всего, они предложат тебе показать свои воспоминания. И тогда Зельда распознает зелье и скажет, могло ли оно послужить причиной взрыва.

Несомненно, распознает. Догадается на раз-два, и я окажусь под судом. Ни за что. Никакого омута памяти.

— Или директор принесет сыворотку правды — тогда ты просто расскажешь, что делала в классе.

Чистосердечное признание. Еще лучше. Чтобы меня сразу отправили в Азкабан. Да они свихнулись?!

Нет, они просто не знают, о чем просят. Да и какое им вообще дело?

Я морщусь, а потом пару раз киваю. Это было бы идеальным выходом из ситуации, если бы я и правда варила декокт от кашля. А признаться в том, что лабораторию я не взрывала, но варила незаконное зелье, — это как предпочесть позору смертную казнь. Конечно, Матье сообщит о моем проступке в Министерство, и в школе тоже, скорее всего, станет известно. Но это ничто по сравнению с тем, что меня будет судить Визенгамот. Вряд ли в полном составе — чтобы понять очевидное преступление — хватит и пары судей. Я отправлюсь в тюрьму.

Нет. Я просто не стану следовать их глупым планам.

Пока я размышляла, в комнате стояла полнейшая тишина. Наверное, ребята просто ждали, когда я облегченно выдохну и примусь благодарить их за поддержку. Омут памяти и сыворотка легко бы доказали непричастность. Но для меня это верная смерть.

— Простите, нет.

Все удивленно переглядываются. Конечно, первым вскидывается Скорпиус.

— Что значит, нет, Мел? Они ничего не противопоставят этому! — он злится, потому что не понимает.

— Мелани, никто не докажет твоей вины, если будет такое опровержение, — как для глупой девочки повторяет Джеймс.

— Нотт, даже я согласна с ними, — гриффиндорка выглядит немного подавленной, но все же я вижу, что она на стороне братьев и Малфоя. На моей стороне.

Жаль, что они не понимают, где моя сторона.

Я снова мотаю головой и немного улыбаюсь. Не знаю, что заставило их всех прийти сюда ради меня, учитывая, что Скорпиус и Лили вообще не переносят друг друга, но эта мысль приятно укладывается в голове. Ее тут же вытесняет другая: знай они, что я делала, — никто не встал бы на мою сторону. Даже брат, который обещал мне самостоятельно разобраться с нашими помолвками. У него-то получилось развлекаться в летнем лагере, не вспоминая о своей забитой невесте! Но я не могу. Может, дело в том, что я упряма. Или самонадеянна. Ищу себе лишние проблемы. А может потому, что моего супруга нельзя будет запереть в музыкальной комнате до скончания веков, чтобы не мешался. Если бы Малфой хотел — он бы мог так поступить с Аделой. Потому что он может что-то решать в своей жизни и в этом браке. Потому-то ему так легко забылся договор деда. Но не мне.

Я попыталась. Я все испортила.

— Я не буду открывать свою память и, тем более, пить сыворотку правды, — твердо произношу я. — Забудьте об этом.

Кажется, они начинают возмущаться все разом, потому что я не могу разобрать их голосов: все просто на разный лад твердят, что я идиотка.

Еще какая.

— Я не стану…

— Мелани, ты хочешь неприятностей? — это Скорпиус.

— Тебя выгонят из лагеря! — Джеймс.

— И в Министерство сообщат, что ты устроила взрыв, — даже Лили.

Они наперебой кричат, убеждают, просят, но я не понимаю, зачем, какую цель преследуют. Помочь мне — конечно! Но зачем я сдалась им? У Поттеров взыграло врожденное чувство справедливости? Не могут пройти мимо незаслуженно обвиняемого? Это новый героизм от их семейства?

Поттеры и Скорпиус не унимаются, а у меня в голове бьется только одна мысль: я не могу признаться директору. Ни под сывороткой, ни в омуте. Когда Малфой начинает трясти мою руку, чтобы я послушалась, я не выдерживаю.

— Замолчите! Я не стану следовать этим планам, потому что не могу! Я не хочу признаваться, что делала в лабораториях, потому что будет только хуже! — я не замечаю, в какой именно момент они замолкают, но сразу понимаю — ребята услышали и теперь пытаются осознать.

— Мелани, какого черта?.. — морщится Скорпиус. — Ты же не могла устроить этот взрыв? Ты же…

Я раздраженно вздыхаю.

— Конечно, нет! Я никогда бы не допустила этого, я…

Молчу.

— Что ты делала в лабораториях Мел? — осторожно спрашивает Альбус, но я только опускаю голову.

— Варила зелье, — только и удается вымолвить мне. В конце концов, им лучше знать, за что они борются. Тогда, может, они осознают, что цель не стоит того, и не станут навлекать на себя лишние проблемы. — Я варила зелье.

— И оно могло взорваться? — уточняет Джеймс.

— Нет! Не могло. Я уверена. Абсолютно! — кажется, мой голос становится просящим.

Неужели, я умоляю их поверить мне? Мне и правда это нужно?

— Тогда в чем дело?

Я кусаю губы.

— Я просто… Я варила… запрещенное зелье.

— И что это? — как ни в чем не бывало спрашивает Лили. — Это лагерь, и все зелья под присмотром Наварро разрешены.

Слова почти застревают в горле.

— Нет. Она не знает. Зельда думает, что я изготовляю Обездвиживающее зелье.

— Думает? — повторяет Малфой. — Черт возьми, Мелани, что это за зелье?

— Непростительное, — голос садится в один миг. — Это Непростительное зелье. Аналог Империуса.

В комнате воцаряется оглушительная тишина. Я ежусь то ли от холода, то ли от пристальных взглядов собравшихся. А может быть мне не по себе от той волны разочарования, что, кажется, накрывает их, одного за другим. Альбус шокирован. Скорпиус мрачен. Лили раскрыла глаза от ужаса. На Джеймса я даже не могу посмотреть.

Это невыносимо. Зачем я сказала? Хочу, чтобы они ушли.

— Зачем? — я не знаю, кто задает вопрос, наверное, все сразу. Но еще хуже то, что я не могу ответить. Не знаю, как рассказать о своем женихе, предстоящей жизни и страхе, который испытываю от одной мысли обо всем этом. Пришлось бы открывать им все с самого детства и до этого момента: все надежды, рухнувшие планы, мечты, проваленные попытки все изменить. Только этого будет достаточно, чтобы они поверили мне. Чтобы остались на моей стороне, возможно. Но я не могу рассказать, признаться, что хотела сделать с Селвином. Не могу показать им в омуте памяти. Не могу принять сыворотку правды. И потому я вру.

— Мне было любопытно, — голос снова звучит уверенно, даже вызывающе. Так бы я ответила, будь это правдой.

Оцепенение спадает с комнаты.

— Тебе было… любопытно? — неверяще произносит Джеймс.

Чуть помедлив, я киваю.

— Ты сварила Непростительное зелье из интереса? — почти повторяет интонацию брата Ал.

Мне становится не по себе от того, что я снова запутываюсь во лжи. Но пути назад ведь нет?

— Я хотела узнать, справлюсь ли я. Оно очень сложное и требует много времени, и…

— И оно взорвалось! — заключает Скорпиус.

— Нет! Нет, оно не могло взорваться! Я же не идиотка! — почти кричу я.

Ребята смотрят на меня с сомнением, и я поспешно добавляю.

— То есть, конечно, я дура и не должна была этого делать… Но я не могла ошибиться. Я уверена. Мои компоненты не взрываются, — я вновь убежденно поднимаю голову и смотрю в глаза собеседникам.

— То есть никакой вытяжки из полыни, смешанной с огненным цветком? — произносит Джеймс.

Во мне снова просыпается злость.

— Никакого огненного цветка в принципе! И, чтоб ты знал, Поттер, полынь и цветок не взрываются при смешении — взрывается огненный сок и аконит.

Тренер фыркает, но, похоже, немного успокаивается.

— Я не могу показать Зельде или Матье свои воспоминания, — уже спокойнее говорю я. — Они сразу поймут, что я делала. И тогда меня ждет разбирательство и суд, — по телу прокатывает озноб. — Лучше я уеду из лагеря как поджигательница, чем как преступница.

Мое заключение ребятам не нравится, но я вижу, как с их лиц пропадает готовность поддерживать меня. Лили бросает растерянный взгляд на Скорпиуса, но тут же отводит глаза, словно испугавшись. Они все… разочарованы. Мне впервые неприятно видеть, как они на самом деле ко мне относятся. Даже брат выглядит подавленным. Ал, с которым я едва начала общение, нахмурился и смотрит куда-то в окно. Джеймс, кажется, разозлен. Боюсь встретиться с ним взглядом, сама не зная, почему. Лили молчит и только мнет подол платья. Никто не знает, что делать в такой ситуации. И я тоже.

После минутного напряженного молчания я забираюсь на кровать с ногами и отворачиваюсь к стене. За спиной по-прежнему тихо, как и в моей голове. Решения нет.

Закрываю глаза и почти полностью прячу лицо в подушку. Плакать не хочется — вообще ничего не хочется. Только проснуться утром и осознать, что это был всего лишь кошмар. Что я уснула на пляже, меня никто не нашел, и всю ночь я провела в неудобном положении за стойкой. Тело будет болеть, мышцы изнывать, лицо помнется, а волосы превратятся в колтун от сильного ветра. Картинка такая яркая, что я даже на какой-то момент сама верю в нее. Становится немного теплее, но я почти сразу понимаю, что это не от облегчения, а от пледа, которым меня кто-то накрыл.

Реальность возвращается, и на всю оставшуюся ночь я проваливаюсь во что-то темное, пустое и холодное.

Утром Лили выскальзывает из комнаты, едва я открываю глаза. Наверное, ей не хочется вымучивать из себя сочувствие, а может быть, она решила сообщить подругам о том, что будет жить одна.

Не желая поддаваться слабости и заявляться на завтрак помятой и измученной, я заставляю себя привести внешний вид в порядок и только потом покидаю спальню. На часах в холле чуть больше девяти, так что атланты наверняка уже обсуждают произошедшее в зале. Если, конечно, они не сделали этого за ужином. С каменным лицом я прохожу к нашему столику и сажусь напротив Альбуса, ставя перед собой тарелку с хлопьями. Друзья приветствуют меня, но я сразу опускаю взгляд, принимаясь за еду. Что еще я могу от них услышать, кроме поддержки или ободрения? Они нужны, когда что-то еще можно исправить. Сейчас же можно ждать только сочувствия, а оно невыносимо. Хлопья, размякшие в молоке, на вкус как будто ем всухомятку. Тишина за столом — и того хуже.

Я начинаю разговор одновременно с Альбусом.

— Какие планы на день?

— Как себя чувствуешь, Мел?

Я неопределенно дергаю плечами.

— В обморок падать не планирую.

Кажется, моя реплика всколыхнула в парнях чувство вины за экскурсию, и они снова принимаются извиняться.

— Мелани, прости, что так вышло в воскресенье, — произносит Скорпиус, пожимая мою ладонь, безвольно лежащую на столе. — Мы меньше всего хотели, чтобы кому-то пришлось выкручиваться за нас.

Я улыбаюсь уголками губ.

— Забудьте. И впредь, будьте осторожнее: больше мне не удастся вас выгородить. Зовите Розу, она замечательная, — усмехаюсь и смотрю на Альбуса. — Не знаю, как это вышло, но вы ее совсем не цените.

Поттер немного сбит с толку, но все же отвечает, помедлив.

— Нет, мы были признательны ей за помощь…

— Я вовсе не об этом. Я имела в виду вообще: не понимаю, почему вы не общаетесь. Она не выдала вас, к тому же волновалась, чтобы вашего отсутствия не обнаружили, — я невольно пытаюсь пристыдить Альбуса, а через него — и всех его кузенов. Парень хмурится, но похоже принимает мои слова к размышлению.

— Мне не нравится то, что ты говоришь, — прямо заявляет Малфой. — Я не имею в виду Розу — но ты даешь совет, как будто прощаешься с нами.

Я поджимаю губы и отвожу глаза.

— А как ты хотел? Я буду рада услышать от вас по возвращении, что смена удалась и, хорошо бы, без неприятностей.

— Но еще есть шанс остаться, ты знаешь, — продолжает брат.

— Ты же внимательно слушал меня, Скорпиус? — негромко уточняю я. — Я уже сказала, что не позволю лезть в мою голову. Если они не поверят в мою… непричастность — я уеду домой.

Он вздыхает, но я вижу, что он так и не смирился. О, если бы братец знал, для кого я готовила то злосчастное зелье… Но теперь не узнает никто — слава Мерлину — надеюсь, взрыв уничтожил действительно все в той лаборатории, включая мой котел. Чтобы от него была хоть какая-то польза. Идиотская была затея. Хорошо, что я ее не исполнила. Выпутаюсь как-нибудь иначе.

Я допиваю чай и смотрю на часы. Занятия начинаются через двадцать пять минут. Мое слушание — тоже. Хотя, никто не будет меня слушать. Когда я откажусь от сыворотки и омута — меня просто выставят вон. Наверняка влепят огромный штраф за порчу имущества и первым же порталом отправят домой.

Ребята сидят за столом до последнего. Больше они не пытаются ничего сказать, хотя Бренда несколько раз начинала выражать сочувствие и поддержку. Но, когда стрелки неумолимо показывают без десяти десять, друзья нехотя встают, чтобы не опаздывать. Я благодарно улыбаюсь им и решаю провести в зале еще минутку, впервые наблюдая, как персонал начинает приводить в порядок столы. Когда одна из девушек приближается к моему столу, я быстро встаю.

— Простите, что задерживаю.

Она с усмешкой отмахивается, и я направляюсь к административному корпусу. Мне хочется идти помедленнее, но, опасаясь вызвать гнев своим опозданием, я ускоряю шаг.

Проходя мимо домиков организаторов, я замечаю, что несколько парней и девушек собрались вместе возле одного из них и что-то горячо обсуждают. Я приглядываюсь, но кроме Джоанны и Миры я никого не знаю. У меня появляется небольшое чувство вины перед театралкой, потому что ей придется искать новую актрису. Впрочем, ей стоит только позвать на мою роль Лили, и проблема исчезнет. Кажется, мое возвращение домой доставит Поттер немало радости: начиная от свободной комнаты и заканчивая долгожданным амплуа Кэтрин — все, чего ей так не хватало.

Организаторы не обращают на меня никакого внимания, но тут кто-то из них называет имя, и я невольно оглядываюсь. Нет, это не обо мне, это о Поттере. Я даже не заметила, что его не было на завтраке. А может, и был, просто не стал, как мы все привыкли, подсаживаться с новостями или вопросами. Наверное, он разочарован и не слишком хотел ввязываться в историю, где замешана я, взрыв и запрещенные зелья. В конце концов, он тренер, и какое ему должно быть дело до моих ошибок? У него квиддичная команда, тактика ведения игры и полно других забот. Но мне все равно немного обидно.

В приемной директора меня встречает миловидная черноволосая девушка, которая и проводит меня в кабинет. Матье, конечно, ждет меня, но, когда я вхожу, не сразу откладывает бумаги. Может быть, это подсчеты нанесенного ущерба. Не мной нанесенного, я твердо в этом убеждена, но все же. Будь у меня хоть одно доказательство… Но его нет.

— Мисс Нотт, присаживайтесь.

Я благодарю мужчину и сажусь напротив. Уже не боюсь отправления домой — только страшно, что найдутся остатки моего зелья. Как забавно: я надеюсь, что единственное, что способно спасти меня от Адриана и наказания за чужой взрыв, — уничтожено.

— Мисс Нотт, вы, полагаю, уже знаете, зачем я позвал вас сюда?

Я сглатываю и киваю.

— Вчера в пять часов двадцать две минуты произошел взрыв в одной из лабораторий второго учебного корпуса. Класс номер четыре полностью сгорел, включая все содержимое. Никаких следов от реагентов или ингредиентов найдено не было, как и источника возгорания.

Я сдерживаю облегченный вздох.

— Мы проверили все ученические жетоны, зарегистрированные в лаборатории после обеда: вы — единственная, кто был там в этом время, — продолжает директор. — И все же, прямых доказательств, что взрыв произошел по вашей вине — нет. Я могу предложить вам…

Все, как предполагал Альбус — сыворотка правды, омут памяти и какой-то фокус из разряда легилименции. Я мотаю головой.

— Извините, месье Матье, мне нечем помочь делу, — твердо произношу я.

Мужчина удивленно поднимает брови.

— Вы признаетесь?

— Нет, — отвечаю я. — Нет, я никаким образом не способствовала взрыву в лабораториях. Он произошел после моего ухода, и никакие мои действия не могли привести к возгоранию. Но подтвердить это, использовав омут памяти или сыворотку правды, я не могу. Извините.

Директор некоторое время изучающе смотрит на меня, а потом сцепляет пальцы на столе.

— Мисс Нотт, вы уверены? Вы же понимаете, что это значит?

— Да.

— В таком случае, я вынужден попросить вас покинуть лагерь.

Он замолкает, видимо, ожидая, что я еще могу сделать шаг навстречу. Черт, похоже, он и правда надеется, что я передумаю.

— Мисс Нотт, вы ведь умная, подающая надежды зельеварка. Неужели ваше успешное будущее не стоит того, чтобы честно рассказать, что произошло в лабораториях вчера днем? Уверяю вас, что сеньорита Наварро будет весьма тактична в своих вопросах, если вы выберете сыворотку, а ее действие не продлится больше двух минут.

Даже от подобных, почти безопасных перспектив мне становится не по себе. Кто знает, что именно я скажу под действием зелья? Говорят, от него совершенно выключается сила воли и чувство самосохранения, которые вынуждают допрашиваемого врать. Я боюсь даже представить себя в таком состоянии. Хуже этого только стать женой Адриана. Впрочем, не хуже — это почти одно и то же.

— Я прекрасно осознаю последствия, директор.

Никаких сомнений. Но от сожалений я, кажется, никогда уже не избавлюсь.

— Как пожелаете, мисс Нотт. Я свяжусь с Британским Министерством и организую вам портал после ужина, — заключает Матье. — А сейчас вы можете собирать свои вещи.

— Не прошло и половины смены, а от ста умников осталось девяносто восемь! — в организаторскую врывается девушка, и сначала я логично предполагаю, что это неуемная Джо, но с удивлением обнаруживаю перед собой Астрид. Ни разу не видел ее настолько возмущенной: обычно помощница Матье хладнокровна и невозмутима. При том, что нас в помещении семь человек, она умудряется остановиться именно передо мной, и взгляд, который я ловлю… Что я такого сделал?

Вопросительно приподнимаю бровь.

— Никогда не причислял себя к умникам, если ты что-то хочешь именно от меня.

Астрид раздраженно выдыхает.

— Я говорю о Мелани Нотт, девушке из твоей делегации, — она делает взмах руками, как будто удивляясь, что я сразу ее не понял.

Я пожимаю плечами и картинно разворачиваю перед собой «Ежедневный пророк». Кажется, она еще некоторое время с негодованием смотрит в точку, где раньше было мое лицо, а потом отходит и садится где-то в другой части комнаты.

— Не понимаю, как можно быть настолько… безответственной! — продолжает вещать Астрид, видимо найдя слушателей. — Ущерб оценивается в пару сотен галеонов, но ничто не сравнится с тем, что у студентки был допуск во внелекционное время и она воспользовалась им столь безалаберно!

Я ни на сантиметр не опускаю газету, но вникнуть в суть статьи даже не пытаюсь: слишком задумался о том, что говорит девушка. Уверен, цифры она озвучивает без преувеличения. Не сказать, чтобы я был полностью согласен с ее словами о Мелани, но я до сих пор не могу понять, что ударило той в голову, раз она решилась сварить запрещенное зелье в летнем лагере. В принципе задумать подобное. Сама себя она оправдывает любопытством, но, как по мне, это просто глупость. Конечно, в случае Нотт вряд ли речь идет о наивности и неосмотрительности — скорее это гордость и невообразимое самомнение. Я был настолько удивлен, услышав это от нее вчера, что даже не нашел, что сказать. Я видел, что она держится достаточно отстраненно и смотрит на все свысока, но даже не предполагал, что это зайдет так далеко. А если это зелье и вправду взорвалось? Что бы она ни говорила и каким бы гением алхимии ни считала себя — все совершают ошибки. Хорошо еще, что никто не пострадал: одной девушки в больнице и так слишком много. Я вспоминаю произошедшее с Ребеккой Морган и хмурюсь. Если бы не Роза и Мелани — она бы точно была мертва к прибытию целителей. И это не укладывается в голове: Нотт явно не побоялась приложить руку к спасению американки, даже несмотря на то, что их с кузиной непрофессиональные действия могли только ухудшить состояние пострадавшей. Она поступила крайне храбро, и я, признаюсь, был восхищен этим, но… Как она могла через день после этого пойти и сварить аналог Непростительного заклинания? Просто, чтобы попробовать? Его ведь нужно было бы испытать на ком-то, как иначе проверить результат? А это уже грозит сроком в Азкабане. Даже не представляю, что творится в голове Мелани.

И мне так хочется разобраться во всем этом, что я просто не могу допустить, чтобы она уехала.

Я поднимаюсь, оставляя газету брошенной на столе, и выхожу из организаторской, не обращая внимания на удивленные взгляды. Сейчас гораздо важнее найти что-то, что сможет помочь Мелани оправдаться, раз она так уверена в своей невиновности. И пусть в данном случае это слишком громкое слово, я и сам не думаю, что она заслуживает наказания за то, чего не совершала. В конце концов, это несправедливо. Хотя, сказать по правде, — я даже не уверен.

Но я все равно как можно быстрее иду к месту происшествия, чтобы осмотреть его, даже прекрасно понимая, что все возможное уже найдено и привлечено к делу. Наверное, я просто хочу убедиться, что от ее зелья ничего не осталось, чтобы не появилось новых обвинений. К чему бы ни стремилась эта самоуверенная девчонка, она не достойна того, чтобы испортить себе жизнь в семнадцать лет.

Лаборатории уже открыты для посещения, разве что все занятия перенесены в дальние от взорванного кабинета аудитории. О том, что здесь произошло, не напоминают даже выбитые вчера стекла окон: все уже заменено, подчищено и скрыто от любопытных глаз. Внутри наверняка все еще обгорелые стены и совсем нет мебели или оборудования, но внешне все выглядит совершенно обычно. Надежда найти что-то хоть косвенно могущее помочь в деле Мелани чуть притупляется. Я с некоторым сомнением оглядываю здание, прежде чем решаю зайти внутрь, и тут же сталкиваюсь в дверях с какой-то девушкой. Когда мы оба извиняемся, я узнаю Саммер, ту самую, в которую так неожиданно и бесповоротно влюбился брат. Не сказал бы, что она идеально ему подходит, но раз ей удалось привлечь избирательного Альбуса… Наверное, в ней и правда что-то есть.

Мой взгляд становится оценивающим, но Саммер истолковывает его по-своему.

— Да, я знаю, что занятия уже идут, только без нотаций, — американка строит страдающую гримаску. — Я заглядывала в лаборатории по делу.

Я скептически хмыкаю, хотя даже не планировал делать девушке выговор. Как будто сам не прогуливал уроки в Хогвартсе и, тем более, в МАЛе.

— Даже интересно, что это было, — я насмешливо смотрю на Саммер, которая всем своим видом показывает, что не собирается оправдываться. Впрочем, судя по ее словам, врать тоже.

— Хотела оценить нанесенный ущерб, — она отчего-то довольно фыркает, но я уже не разделяю ее настроения. Все вокруг только и делают, что подсчитывают убытки: не понимаю, зачем это еще и ей.

— Беспокоишься о потерях лагеря? — я не хочу упоминать имя Мелани хотя бы косвенно, потому стараюсь спрашивать издалека, но Саммер только усмехается.

— Скорее надеюсь, что их окажется как можно больше!

— Не понимаю.

Она на этот раз и правда страдальчески вздыхает и поясняет:

— Новая пассия моего папочки — одна из спонсоров лагеря. Кажется, она только и ждет момента, когда можно будет проявить свою щедрую натуру и пожертвовать что-то на благо общества. Она обожает тратить деньги, а это, — Саммер кивает в сторону лабораторий, — замечательный повод.

Я понимающе ухмыляюсь.

— А ты рада, когда она довольна?

Девушка кривится.

— Мне вообще-то плевать на нее. Если бы не Бриттани — я бы не застряла здесь на целый месяц. С другой стороны… — девушка хитро улыбается. — Здесь есть свои плюсы.

Догадываясь, что, а точнее кого, она имеет в виду, я киваю и уже собираюсь отправить ее на занятия, когда Саммер продолжает.

— Обидно только, что вашу студентку вернут домой. Ну, подумаешь, взрыв! При тех деньгах, что отдают спонсоры — это не такой уж и ущерб, тем более для директора, который просто стоит во главе лагеря. Какой смысл приглашать сюда продвинутых студентов, а потом отправлять домой за малейшие проступки? Уверена, что лабораторию отремонтируют уже к вечеру, — она поджимает губы. — Где же свобода самовыражения, если не в чертовом взрыве?

Она дергает плечами и, развернувшись, уходит даже прежде, чем я решаю дать ей совет не пропускать лекцию. Какое-то время я задумчиво смотрю ей вслед, а потом снова перевожу взгляд на лабораторию. И правда, что там может быть такого невосполнимого, кроме студенческих проектов? Тут я полностью согласен с Саммер: отправлять за такое домой в самом начале смены при том, что все убытки возместят спонсоры, — слишком жесткое наказание. А учитывая, что здесь набирают ценные кадры, — весьма расточительное. Они бы еще выгнали Зельду за то, что дала Мелани допуск…

Меня озаряет внезапная мысль, и я спешу озвучить ее, пока Саммер не зашла в учебный корпус.

— А если бы это сделал преподаватель?

Девушка оборачивается, и я вижу ее заинтересованный взгляд.

— Что ты хочешь сказать?

— Ну, если бы взрыв произошел по вине профессора, он бы тоже паковал чемоданы?

Она сдавленно фыркает, а потом закатывает глаза.

— А где они найдут нового? В разгар лета отыскать еще одного дурачка, чтобы терпел нас целый месяц? Я бы ни в жизнь не согласилась! — Саммер отмахивается и, последний раз бросив на меня прищуренный взгляд, скрывается внутри корпуса.

Некоторое время я обдумываю ее слова, а потом разворачиваюсь и уверенно иду к директорскому коттеджу.

Астрид, похоже, еще не излила душу организаторам, потому что ее кресло в приемной пустует. Я нетерпеливо стучу в дверь, надеясь, что Матье на месте, и почти сразу слышу приглашение войти. Захожу в кабинет, приветствуя директора, а тот чуть улыбается, видимо ожидая от меня каких-то приятных новостей. Еле сдерживаю усмешку: вот этого он от меня точно не получит.

— Мистер Поттер! Что-то произошло? — Матье само добродушие, но почему-то мне кажется, что Мелани он выставлял из лагеря с меньшей теплотой.

— Да, директор. Я хотел поговорить с вами о произошедшем вчера в лабораториях.

Хороший настрой немного оставляет Жана Матье, и он складывает перед собой руки, кивая мне продолжать.

— Как всем уже известно, — я делаю паузу, — мисс Нотт из английской делегации считается причастной к этому делу. Но я не уверен, что это действительно так.

— У вас есть основания полагать иначе? — тон директора становится более заинтересованным.

— Дело в том, что я был в лабораториях вчера днем, потому что искал Бодрящее зелье. В пострадавшей лаборатории был шкаф с ингредиентами в общем доступе, и там же — некоторые зелья для демонстрации на занятиях.

Матье хмурится.

— И как это связано?

— Склянок было много, и, пока я искал нужную, переставлял все остальное: помню, что там был огненный сок в темном флаконе, и я случайно пролил его. Конечно, я сразу все высушил, но полкой ниже стояли сухие травы, в том числе аконит. Я подумал, что все в порядке, и ушел.

— Вы хотите сказать… — начинает директор, но я опережаю его.

— Боюсь, это я стал виновником взрыва.

Малейшее благодушие сходит с лица мужчины. Он подается вперед и вперяет в меня жесткий взгляд.

— Мистер Поттер, это серьезное заявление. Почему вы говорите это только сейчас?

— Я не слишком хорош в зельеварении и не понял сразу, что аконит и огненный сок нельзя смешивать. Когда я узнал о взрыве, даже не подумал, что здесь может быть моя вина. Но когда обвинили английскую студентку, я решил проверить. Боюсь, доказательства уничтожены взрывом, но моих слов должно быть достаточно, раз я признался? — я стараюсь сохранять невозмутимость и даже показать чувство вины, но ощущение, что победа на моей стороне, не дает мне быть по-настоящему серьезным. Что может сказать мне Матье? Что я вру? Кто стал бы признаваться в том, чего не совершал? Конечно, можно проверить меня так же, как собирались Мел, и ложь всплывет моментально, но, полагаю, с теми, кто объявляет свою вину, такой процедуры не требуется.

Директор встает и обходит свой стол, направляясь к шкафу. В первый момент мне кажется, что сейчас он и правда предложит мне сыворотку правды, но он достает какие-то бумаги и возвращается на свое место.

— Что ж, мистер Поттер, вам придется заполнить некоторые формы и написать служебную записку. Ущерб, конечно, возмещать не вам, но сообщение о вашей халатности должно быть задокументировано, — он поднимает на меня внимательный взгляд, как будто ждет какой-то неадекватной реакции. Но я только понимающе киваю и опускаю глаза на стопку формуляров перед Матье. Вздыхаю и беру со стола перо, вчитываясь в первые строчки.

— Хорошо, — кивает директор, когда я откладываю бумаги и откидываюсь на спинку стула. Не думал, что это займет столько времени, а, если судить по часам справа, — уже час дня. Все-таки бюрократия — совершенно бесполезное дело. Никогда бы не подумал, что банальная порча имущества принесет столько волокиты с документами. Кажется, я письменно объяснил все раз двадцать, поставил сотню подписей и едва ли не дал Непреложный обет клочку пергамента, что больше так не буду. Глупость. Впрочем, она того стоит, если Мелани не придется ехать домой. Вообще-то, Матье намеревался повторно вызвать Нотт, но я отговорил его, пообещав, что раз уж она попала под подозрение по моей вине — мне и извиняться.

Когда я наконец покидаю кабинет, то некоторое время стою в раздумьях, отправится ли компания вместе с Мел в столовую или продолжит горевать в их с Лили комнате. Пожалуй, стоит сначала проверить жилой корпус, прежде чем искать их за обедом.

Оборачиваюсь на Астрид, но та настолько увлечена записью сообщения для Британского Министерства Магии, что я решаю ее не отвлекать. Когда она перестает диктовать новую информацию патронусу, шумно вздыхает и бросает мне вслед:

— Поттер, почему от тебя одни проблемы?

Я пожимаю плечами и усмехаюсь.

— Так вышло.

— Скажи на милость, зачем тебе потребовалось Бодрящее зелье? Мне пришлось заново связываться с вашим Министерством и просить их не организовывать портал для студентки.

— А мне пришлось заполнить тучу бумаг, — парирую я.

— Ты не ответил! — выжидательно смотрит Астрид.

— У меня игроки приходят на тренировку сонные, как мухи. Мои запасы зелья уже подошли к концу, но надо же их как-то взбодрить.

Девушка неодобрительно поджимает губы и возвращается к своим делам, никак не прокомментировав мой ответ.

Как только я покидаю административный корпус, до меня доходит, что уже через пару часов, как только у Астрид появится перерыв, обо всем узнает Митч. Конечно, факт того, что моя команда несобрана, полностью вымышлен, и, скорее всего, только сыграет мне на руку, но стоит лучше следить за тем, что и кому я говорю. Особенно, когда дело касается квиддича.

— Я не понимаю, почему вы не на обеде? — говорю я, только появившись на пороге комнаты девочек и застав там компанию в полном сборе. — Собрались в массовый обморок в знак протеста?

Ребята смотрят на меня с изумлением и даже враждебностью, но первой вскидывается, как ни странно, Лили.

— Джеймс, как можно быть настолько…

— Настолько правым? — уточняю я, мельком взглянув на сестрицу, а потом выискиваю в комнате Мел. Она не выказывает никаких признаков радости по поводу моего появления, и, кажется, даже присутствием остальных не слишком довольна. Сидит на своей кровати, уставившись в какую-то книгу, — совсем как в день нашего знакомства. И взгляд у нее столь же недружелюбный. Впрочем, теперь я уверен — ненадолго.

— Поттер, не нагнетай обстановку, — хмуро обращается ко мне Скорпиус, проследив за направлением моего взгляда.

— Мне кажется, что хуже уже некуда, — фыркаю я, проходя в комнату и закрывая за собой дверь. Альбус отдает Лили какие-то тетради, и я снова вспоминаю кипы документов, с которыми расправился меньше часа назад. Пожалуй, не стоит тянуть с новостями. Особенно, если они приятные.

— Только я не понимаю, почему такие кислые лица: занятий сегодня больше не будет, а вы трое нужны мне на тренировке бодрыми, — я чуть улыбаюсь на собственный, никому пока не понятный каламбур и оглядываю двух своих охотников и вратаря. Ал и Скорпиус смотрят на меня с каменными выражениями лиц, а Бренда и того больше — закатывает глаза, видимо, мысленно назвав меня идиотом. — А тебе, Мел, не помешало бы поесть, пока я не отправил тебя к Саре. Уверен, она напичкает тебя шоколадом так, что ты его разлюбишь.

Я вижу, как пальцы Нотт белеют от усилия, с которым она сжимает книгу, а потом Мелани поднимает на меня полные ярости глаза.

— Пошел к черту, Поттер!

— Я бы мог порадовать тебя и действительно уйти, но боюсь, что ты с горя уедешь домой, так и не узнав, что остаешься в лагере, — я довольно улыбаюсь, наблюдая за недоумением на лицах присутствующих, и с нетерпением жду их реакции. Первой приходит в себя «виновница торжества». Я жду, что Мелани облегченно вздохнет, отбросит книгу и искренне улыбнется мне, захочет узнать подробности, но она кривит губы и ледяным голосом произносит:

— Знаешь, Джеймс, ты настолько мне надоел за эти дни, что я с радостью уеду, лишь бы не видеть тебя каждое утро.

Ребята, видимо, поверившие мне чуть больше, чем Нотт, наблюдают, как улыбка пропадает с моего лица, и изумленно смотрят на девушку, явно не ожидая от нее подобных слов. Сказать, что такого не предвидел и я, — значит не сказать ничего. Долго и пристально смотрю на Мелани, которая отвечает мне столь же продолжительной неприязнью, а потом коротко повторяю:

— Тебя не отправят домой. Но если ты так хочешь, то можешь сама заглянуть к помощнице Матье — ей так понравилось отменять свою просьбу о портале, что она с удовольствием еще раз организует тебе возвращение в Англию.

Оцепенение спадает с комнаты, и я слышу голос Малфоя, хотя смотрю по-прежнему на Мел.

— Джеймс, как тебе удалось?

— Соврал, что пролил огненный сок на аконит, когда заходил в лаборатории, — я делаю акцент на ингредиентах, почти видя, как в голове Нотт всплывает вчерашняя перепалка. Ей ли не помнить, как она поставила меня на место, назвав взрывающиеся компоненты? Но мне становится все равно, насколько самодовольной она почувствует себя на этот раз. Кажется, в своем самомнении она зашла слишком далеко. И если Мелани не способна даже на простую благодарность — она совсем не та, кем я ее считал. Меня охватывает легкое разочарование, и я отворачиваюсь от девушки. — Матье поверил, что это моя вина, и, естественно, согласился оставить Мел в лагере.

— Джеймс… — Лили пораженно и даже немного радостно смотрит на меня, но я не могу улыбнуться ей в ответ. Меня удивляет ее реакция на то, что Мелани остается: казалось, они совершенно не ладили. Но глаза сестры светятся от облегчения.

— Джеймс, спасибо, — прямо говорит Скорпиус, поднимаясь и протягивая мне ладонь. Я пожимаю его руку, но без особого энтузиазма: даже кузен этой девушки благодарен мне больше ее самой. Я горьковато усмехаюсь и киваю на дверь.

— Тренировка в два часа, не вздумайте опаздывать! — объявляю я и сам направляюсь на выход. Закрываю за собой дверь, не желая слушать все, что будет происходить в комнате. По правде — мне плевать. Если гордость Нотт настолько затуманивает ей разум, я даже не хочу иметь с ней дело. Нисколько не жалею о том, что помог ей сейчас, — она не заслуживает наказания в данном случае — но больше вмешиваться в ее жизнь я не собираюсь. Мелани Нотт — закрытая тема. Неблагодарное, пустое дело.

В столовую я решаю не заходить, чтобы избежать лишних вопросов: сейчас новость о моем признании уже должна была просочиться в ряды организаторов. И хотя я абсолютно уверен, что на нашу дружбу это не повлияет, настрой, с которым я шел врать директору, испарился, и сейчас отвечать на вопросы у меня нет никакого желания. Потому я перехватываю на кухне в нашем домике пару сэндвичей, приготовленных кем-то из соседей, и, переодевшись и взяв метлу, иду на поле. До объявленного времени остается немногим больше пятнадцати минут, и я неторопливо выношу под квиддичные кольца ящик с мячами, стараясь настроиться на предстоящую тренировку. Думаю, сегодня ребятам не поздоровится, когда они выйдут на поле: я спущу с них не одну шкуру, прежде чем отпущу на ужин. Финальный матч не за горами, и я уверен, что игроки Митча тренируется в полную силу. А если вспомнить мощь загонщицы Риты Вольц… К количеству спущенных со своей команды шкур я мысленно прибавляю еще одну. Бросаю взгляд на часы и вижу, что осталось всего несколько минут: должно быть, ребята уже в раздевалке. Разворачиваюсь, направляясь туда, и замечаю, как кто-то идет ко мне с другого конца поля. На нем, вернее на ней, нет формы, хотя сначала я думаю, что это Бренда. Впрочем, зная австралийку, она слишком любит и уважает квиддич, чтобы опоздать на тренировку ради того, чтобы переброситься со мной парой слов. Девушка подходит все ближе, и я узнаю Мелани. Узнаю и в тот же момент отворачиваюсь, потому что не уверен, что хочу ее слушать. Она сказала уже достаточно, чтобы я мог игнорировать ее, когда мне заблагорассудится. К тому же, именно этого она и добивалась всю смену. Цель достигнута.

Я распахиваю сундук с мячами, раздумывая, выпустить их уже сейчас или подождать, пока команда соберется на поле. Можно, конечно, проверить их реакцию и освободить бладжеры раньше: в разы лучше всякого Бодрящего зелья.

— Джеймс, — негромко окликает меня девушка, и я неохотно смотрю на нее, наверное, впервые не чувствуя желания подколоть ее или вывести из себя. Мне совершенно все равно, как и что она скажет: я узнал о ней больше, чем хотел.

— Извини, сейчас будет тренировка, не самое удачное время для разговора.

Нотт не тушуется и не опускает взгляда, но я вижу, что она сглатывает и перебирает пальцами в воздухе, сжимая ладони в кулачки.

— Я не займу много твоего времени, — уже громче говорит она, а потом снова делает паузу.

Это немного раздражает меня, и я даже не пытаюсь скрыть нетерпения.

— Ты уже это делаешь.

Мелани открывает рот и снова закрывает его, а потом, видимо, все-таки решившись, произносит:

— Прости за мою грубость. Я не должна была так говорить сегодня.

Только сегодня? — думаю я, вспоминая, что вчера она тоже была не слишком дружелюбна, когда я пришел поддержать ее вместе со всеми.

— Ты сказала то, что думала, — я как можно равнодушнее пожимаю плечами. И, уверен, сейчас говоришь не так откровенно, как раньше. — Если воспитание не позволяет тебе уйти, не извинившись, то можешь расслабиться — я и не обижался.

Вновь отворачиваюсь, решив все же выпустить бладжеры, тянусь к ремням, сдерживающим самые агрессивные мячи, но не успеваю этого сделать, потому что Мелани продолжает говорить, и теперь ее голос совсем другой.

— Джеймс, прости, — она, кажется, почти шепчет. — Я была зла и напугана, я не хотела домой, а все только и делали, что нагнетали момент своим присутствием. Я сорвалась… Я правда не думаю так, как сказала. И очень благодарна за помощь, не представляю, чего тебе это стоило. Прости и… спасибо.

Я оборачиваюсь и еще успеваю увидеть на ее лице виноватое выражение, но через миг она уже перестает кусать губы и часто моргает. Выпрямляется и неслышно выдыхает, уже увереннее глядя на меня.

Не понимаю, как это удается ей: варить запрещенное зелье, невозмутимо собираться домой, язвить в ответ на все мои реплики и притом отважиться спасти жизнь Ребекке и не сдать неприятную ей Лили за Летучемышиный сглаз. Демонстрировать верх самовлюбленности — и в то же время переступить через всю свою гордость, чтобы так извиниться. Полностью сбитый с толку, я тру руками лицо, а когда вновь смотрю на девушку, вижу, что она все еще стоит, ожидая моего ответа. Никогда не пойму Мелани Нотт.

— Забудь. Я просто не считаю, что ты заслуживаешь того, чтобы отправиться домой и, тем более, угробить свою жизнь глупым экспериментом. Просто не попадай больше в подобные ситуации: меня не окажется рядом, чтобы помочь.

Она, помедлив, кивает и снова сглатывает.

— Я…

Шум голосов заставляет меня обернуться на спешащих по полю к нам ребят, а когда я вновь обращаю взгляд на Мелани, она уже уходит прочь. Я шумно вздыхаю и смотрю ей вслед, пока Диего не задает мне какой-то вопрос.

— Тренер, вы что-то несобранны! — восклицает он, не дождавшись от меня ответа.

— Мне можно. А вот насколько готовы вы — мы сейчас проверим! — и я дергаю ремни, сдерживающие бладжеры, тут же отходя в сторону и с довольной улыбкой наблюдая, как мячи с оглушительной скоростью взмывают в небо.

Вслед за ними в воздух поднимаются семеро игроков. Я захватываю квоффл и нагоняю ребят. Они группируются возле меня, слушая короткие инструкции на тренировку. На ближайший час я запланировал игру в парах — на каждую команду по охотнику и загонщику либо ловцу. Шесть нападающих мне не нужно, но им стоит уметь работать в команде, на какой бы позиции они ни оказались. Ал остается единственным защитником колец, которые без очереди атакуют остальные. Маленькая месть братцу за то, что был несобран в день отборочных.

Час необычной тренировки пролетает незаметно, после чего я еще ненадолго перетасовываю пары, поручая им то же задание. Когда минует еще полчаса, я, наконец, позволяю им вернуться на свои основные позиции. Спускаюсь за снитчем, подавая знак Диего, а потом обращаюсь к остальным игрокам.

— Ал, остаешься на воротах, Бренда, Пьер и Скорпиус — игра в тройке, максимальное взаимодействие. Сато — все бладжеры по игрокам. Ты, Жак, следишь, чтобы у него ничего не вышло. По местам! — подаю сигнал начинать и отлетаю немного выше и ближе к кольцам за спиной Альбуса, чтобы лучше видеть все происходящее в воздухе.

Несколько раз мимо меня проносится Диего, заходя на такие виражи, что невозможно представить. Теперь, немного приглядевшись к его стилю игры, я начинаю беспокоиться, как бы он не расшибся на матче или, что хуже, на одной из тренировок. Он играет так, словно, если не поймает снитч в эту минуту, не сможет поймать никогда. Я понимаю и хвалю такую тягу к квиддичу, но бразильцу стоит быть осторожнее. На ближайшем тайм-ауте я прямо говорю это парню, на что он со вздохом отвечает, что тренер его квиддичной школы ставит именно такие ультиматумы своим подопечным: поймай или умри. Еще раз повторив для Диего свое требование быть осторожнее, я обращаюсь к Алу:

— Молодец, сегодня выкладываешься, до конца тренировки не сбавляй темп, — бросаю взгляд на часы и вижу, что стрелки указывают на без двенадцати четыре. Я перевожу взгляд на своих охотников и задумываюсь.

Все трое с некоторым вызовом смотрят на меня, и я только усмехаюсь и поворачиваюсь к загонщикам. Малфой хмыкает, а Бренда, кажется, пускает волну руками, а потом дает «пять» Пьеру.

— Сато и Жак, меняетесь задачами: Жак на атаке, Сато — защита. Продолжаем! — очередной свисток, и игроки разлетаются кто куда.

На этот раз я делаю замечания прямо во время игры:

— Ал, считай до трех! У тебя три кольца!

— Скорпиус, три кольца! Там, куда ты целишься, ничего нет!

— Жак, я сказал, бей по игрокам! Я тренер, черт возьми!

— Диего, не впечатайся в столб! Их у нас меньше, чем ловцов, что хотели на твое место!

— Альбус, я, правда, подарю тебе маггловский учебник математики! Три кольца, да, кольца круглые — нужно двигаться, чтобы защитить их!

— Пьер, я же сказал — максимальное взаимодействие! Ты хочешь спрятать квоффл и толкнуть его на черном рынке?

— Сато, если тебе жалко охотников — бей бладжером по Жаку! Он тоже игрок!

— Бренда! То, что ты улетела от моего замечания, тебя не спасет!

— Тренер, я вас совсем не слышу! — кричит девушка, не усиливая, как я, голос заклинанием.

Скорпиус, принимая от нее квоффл, ухмыляется, а Сато, не пытаясь успокоиться, смеется в голос. Я сурово смотрю вслед охотнице и едва открываю рот, чтобы сделать ей предупреждение, как бладжер, посланный Жаком в ее сторону, проносится в каком-то десятке сантиметров от Риверы. Она отклоняется, чтобы избежать столкновения, а потом, вместо того чтобы выпрямиться, делает неловкое движение и срывается вниз. Долю секунды я осознаю, что произошло, а потом, не раздумывая, направляю свою метлу к земле, стараясь опередить падающее тело девушки. И мне почти удается: каким-то чудом перехватив ее талию, я собираюсь подняться выше, но под неожиданной тяжестью двух человек, полетный инструмент резко уходит вниз. Я едва успеваю спрыгнуть с него и потянуть за собой Бренду, чтобы не удариться о землю со всей силы. Облегченная метла несильно стукается древком о траву, в то время как мы с охотницей откатываемся в сторону. Сделав пару глубоких вдохов, я смотрю на девушку, проверяя, не пострадала ли она, но Ривера выглядит ошеломленной, не более того. Правда, всего один миг. Поймав мой взгляд, она кивает, подтверждая, что все в порядке, а потом резко кривится и хватается за лодыжку.

К нам с беспокойством на лицах спускаются остальные ребята.

— Бренда, что случилось? Я думал, что не задел тебя! — Жак хмурится, но видно, что он взволнован больше прочих. — Сато, куда ты смотрел? Ты же должен был защищать их от бладжеров!..

Прежде чем второй загонщик успевает ответить, я обрываю зарождающийся конфликт:

— Замолчите, сейчас это не важно. Бренда, что с твоей ногой? Сильно болит? Встать можешь?

Девушка мотает головой, и я вижу, что она вот-вот расплачется. Вздыхаю и беру ее на руки, коротко говоря остальным заканчивать тренировку.

— Можете отдыхать, продолжим в другой день.

Игроки переглядываются, а потом вразнобой кивают, все еще внимательно наблюдая за Брендой.

— Я был уверен, что не попаду по ней! — доносится голос Жака издалека, когда я почти уношу Риверу с поля.

— Он и не попал, — негромко говорит Бренда, пряча лицо у меня в груди. Я так и не могу понять, плачет она или нет, потому что ее голос звучит глухо из-за того, что говорит она прямо мне в форму.

— Тогда почему ты упала? — спрашиваю я, заворачивая к жилому корпусу.

— Хотела уйти от столкновения, — она, кажется, пытается пожать плечами. — Думала, смогу сделать переворот.

Я вздыхаю.

— Сначала Диего, теперь ты. Хотите, чтобы от команды ничего не осталось к концу смены?

— Нет, — негромко отвечает Бренда.

Я открываю ногой дверь медкабинета и, прежде чем ответить на вопросы, что сыплются из Сары, аккуратно укладываю девушку на кушетку.

— Падение с метлы на тренировке. Вроде бы ничего страшного, но она жалуется на боль в ноге.

Колдомедик поджимает губы, кивает, а потом осторожно прикасается к обеим ногам охотницы:

— Права или левая?

— Правая, — выдыхает Ривера и отворачивается, чтобы не смотреть на поврежденную конечность. Однако лодыжка выглядит лишь немного покрасневшей, что замечает и Сара, внимательно осмотрев травму.

— Перелома нет, растяжения тоже. Скорее всего, просто ушиб. Я дам тебе вот эту мазь, — она берет из шкафчика с лекарствами круглую баночку темного цвета. — Нанесешь сейчас и на ночь — к утру будешь полностью здорова, если, конечно, твой тренер, — она сверкает взглядом в мою сторону, — не посадит тебя на метлу еще раз.

Я хмуро гляжу на колдомедика и мотаю головой. Девушка удовлетворенно кивает и произносит:

— Я на минутку, а ты пока займись своей ногой, — обращается она к Бренде и выходит.

Я ставлю один из стульев рядом с кушеткой и сажусь, выжидательно глядя на австралийку.

— Чего ты ждешь — вперед! Мы сюда не поболтать пришли.

И хотя Сара уверенно заявила, что ничего опасного в травме нет, я все еще во всех красках вспоминаю неожиданное падение охотницы и свой страх, что она разобьется. До сих пор не понимаю, как успел перехватить ее: это казалось совершенно невозможным. Опускаю лицо в ладони, а потом с силой тру его. Слишком тяжелый день выдался, а на часах едва ли есть пять вечера. От девяносто девяти атлантов едва не осталось девяносто семь. И я едва не опоздал с помощью оба раза. Матье вполне мог отправить Мелани домой сразу после беседы, а что было бы с Брендой, не успей я вовремя — даже боюсь представить. Поднимаю глаза на охотницу и ловлю на себе ее сочувственный взгляд. Мне кажется, или это я должен жалеть ее, а не наоборот? Чуть усмехаюсь и снова спрашиваю:

— Ты в порядке?

Ривера кивает.

— Буду, — она указывает на почти впитавшуюся бурую мазь. — Не знаю, как дойти до комнаты, — растерянно говорит Бренда.

— Оставь это, я донесу тебя, — подаюсь вперед, чтобы подхватить девушку на руки, но тут она опускает ладонь мне на плечо и целует меня. Я застываю, а потом осторожно, но решительно отстраняю ее и вздыхаю.

— Бренда, прости, но… Я думал, мы друзья.

— Не все же время тебе ходить за Мелани, — вопросительно смотрит на меня Ривера, словно удивляясь такой реакции.

— Что ты имеешь в виду? Разве вы с ней не подруги? У вас нет трех правил о нарядах, новостях и парнях? — я пытаюсь перевести все в шутку, хотя уже и сам понимаю, что вряд ли получится.

— О чем теперь говоришь ты? — недоуменно спрашивает Бренда. — Я… Вообще-то я говорила с Мел, и она прямо сказала, что… никаких видов на тебя не имеет. Так что можешь не переживать о ее чувствах, — мягко добавляет она.

Я коротко усмехаюсь. Значит, такой разговор был? Не сказать, чтобы после сегодняшнего утра я был все так же увлечен Мелани, но… Я еще не оставил надежды разобраться в тонкостях ее характера, и Бренда… Черт, придется аккуратно объяснить ей, что ничего не будет.

— Бренда, я… — лохмачу волосы, совершенно не представляя, что сказать ей в данном случае.

Но Ривера неожиданно отмахивается и произносит:

— Расслабься Джеймс, нет — так нет. Можешь не вымучивать из себя сожаление, — она чуть улыбается. — Просто я не хочу видеть, как ты бьешься в закрытые двери, — на ее лице снова появляется сочувственное выражение. — Мелани довольно ясно дала понять, что ты ее не интересуешь и… В общем, прости и забудь. Я, надеюсь, это не испортит… нашу дружбу, — она делает ударение на последнем слове, и я облегченно вздыхаю.

— Не беспокойся. Ты по-прежнему один из лучших игроков в моей команде. А если впредь будешь осторожнее выполнять финты — останешься им еще надолго.

Девушка искренне улыбается и собирается подняться на ноги, но я тут же останавливаю ее.

— Лодыжка, забыла?

Бренда одергивает больную ногу, едва успев коснуться пола, и кивает.

Я подхватываю охотницу на руки, и всю дорогу до ее комнаты мы перекидываемся какими-то ничего не значащими фразами о квиддиче, лагере и вечернем мероприятии.

За ужином избежать разговоров о моих алхимических успехах не удается. Приятели, по мере пребывания, закидывают меня вопросами, желая узнать подробности, и я, сколько могу, отшучиваюсь на все подколки и комментарии. Не наседает разве что Брюс, который успел все выведать из своих, как всегда неизвестных мне источников. Он только многозначительно улыбается и помалкивает. Когда к нам присоединяется сразу тройка любопытных с горящими глазами, я не выдерживаю и, картинно зажимая уши руками, падаю лицом в стол. Ребята делают всю работу за меня и, слегка исковеркав мои слова, вводят в курс дела новоприбывших. Когда мимо нас проходит группа учеников, шуточка Майкла долетает до них, и одна из девушек оборачивается.

— …так что на день рождения вышлю тебе ящик Бодрящего зелья!

Мелани, а это именно она, чуть хмурится, но, встретившись со мной взглядом, поспешно проходит мимо, ничего не сказав. Я хочу последовать за ней к столу своего брата, но в голове не вовремя всплывают слова Бренды: «Мелани довольно ясно дала понять, что ты ее не интересуешь. Не хочу, чтобы ты стучался в закрытые двери».

Не знаю, насколько права Ривера, но, кажется, Мел впервые смягчила свой характер и как раз по отношению ко мне. Насколько это связано с тем, что я помог ей остаться в лагере, я не знаю, но хотелось бы верить, что не полностью. Я решаю оставить организаторский столик и дальше изощряться в остроумии, а сам тем временем все-таки иду и сажусь между Альбусом и Брендой. Ребята кивают мне, уделяя особое внимание тому, что лежит перед ними на тарелках, и я отмечаю, что даже Мелани с аппетитом, хоть и медленнее остальных, ест свою порцию. Этот факт почему-то поднимает мне настроение, и я, уже поужинавший, наливаю себе стакан сока из графина в центре стола.

— Джеймс, ты так и будешь смотреть на нас, как отец на любимое семейство? — уточняет Ал в перерыве между поглощением своего стейка.

Я с удовольствием киваю.

— Рад вашему аппетиту, дети мои. Как твоя нога, Брен? Как ты дошла до зала?

Девушка с улыбкой отмахивается.

— Просто дошла.

— А что с твоей ногой, Бренда? — спрашивает Мелани, и я вижу, что она не знает подробностей тренировки.

Я немного хмурюсь.

— Ничего страшного, — улыбается Ривера.

— Упала с метлы из-за шального бладжера, — отвечает за охотницу Альбус.

Нотт ничего не говорит, только отламывает кусочек хлеба, даже не отправляя себе в рот.

— Ты не сказала, когда мы шли сюда, — наконец негромко замечает она и смотрит на подругу.

— Потому что все и правда в порядке, — пожимает плечами австралийка.

Кажется, Мел хочет сказать что-то еще, но сдерживается: поднимает глаза и, поймав мой вопросительный взгляд, то ли робко, то ли виновато поджимает губы. Я чуть улыбаюсь, но тут же перевожу взгляд на охотницу, которая заявляет:

— Почему бы не отметить то, что Мелани остается в лагере?

Все за столом удивленно переглядываются, но я вижу, что они медленно, но верно проникаются идеей.

— Неплохая мысль! — кивает Скорпиус, а его кузина только пожимает плечами, похоже, не слишком вдохновленная задумкой.

— Джеймс? — Бренда выжидательно смотрит на меня, и я на автомате киваю, но потом мотаю головой.

— Простите, никак, после ужина у нас оргдела, — я порываюсь пойти и предупредить Джо, что не смогу помочь ей в подготовке костюмированной вечеринки, чтобы вместо этого договорить с Мелани: кажется, сегодня на поле нас прервали. Не то чтобы мне еще раз хотелось услышать ее извинения, только мне показалось, что я вот-вот узнаю что-то важное о ней. И что бы ни говорила или думала Бренда, пока я не услышу то же самое от Нотт — не собираюсь учитывать слухи или слова. Возможно, это просто моя самонадеянность, но что, если не она, выручает меня раз за разом?

— Джеймс, мы не можем праздновать без тебя! — округляет глаза австралийка. — Это ведь твоя заслуга!

Рука Нотт вздрагивает и раздается стеклянный звон стакана о кувшин.

— Простите, я тоже не смогу, — говорит она, глядя куда угодно, только не на меня.

— Мел, это… — Бренда замолкает. — Тебе ведь не все равно? На то, что ты осталась, — добавляет Ривера.

Кажется, Мелани застают врасплох. Она судорожно вздыхает и резко встает.

— Джеймс, мы можем поговорить?

Я удивленно смотрю на нее, а потом киваю.

— Можем.

Игнорируя заинтригованные взгляды сидящих за столом, она разворачивается и идет прочь из зала. Сбитый с толку ее неожиданной просьбой, я лишь следую за ней, совершенно не представляя, что ударило ей в голову на этот раз.

Покинув зал и завернув за угол строения, она оборачивается, и я, неготовый к такому, едва успеваю затормозить, чтобы не налететь на девушку. Мелани на мгновение теряется, но быстро берет себя в руки, сделав шаг назад.

— Я хотела спросить, зачем ты сделал это, — прямо говорит она, глядя мне в глаза. — Зачем подставился, чтобы меня не выгнали из лагеря. Вполне очевидно, что это — меньшее, чем я могла заплатить за… свой поступок.

Она замолкает, ожидая ответа, но я не спешу давать его. Наверное, мне самому сложно признать, что именно сподвигло меня на такие решительные меры. Глупо говорить, что просто хотел торжества справедливости: я хотел справедливости для Мелани. И хотел, чтобы она осталась. Как бы ни повернулись наши отношения, я отчего-то был твердо уверен, что эту смену мы оба будем здесь. Даже если наши перебранки только ужесточатся. Я не мог и не хотел отпускать ее домой. Не знаю, почему.

Но говорить это Нотт я не вижу необходимым. Не знаю, какого ответа она ждет, но признаний в духе Ромео ей не дождаться. Если она отошьет меня сразу — я буду подавлен. Если только из благодарности промолчит — стану жертвой ложной надежды. При любом раскладе все карты у нее на руках, а мне остается только наблюдать за ее решениями… Я чуть качаю головой и перебиваю сам себя: я что, правда, боюсь, что эта девушка отвергнет меня? Невероятно.

Но самое странное, что сейчас я совершенно не представляю, как бы она отреагировала на мое искреннее признание, что она мне нравится. Мелани Нотт — самое неоднозначное создание, которое я встречал. Поэтому я не хотел и не хочу ее отъезда, поэтому я без колебаний взял ее вину на себя, поэтому я сейчас смотрю на нее и все, что мне хочется — это поцеловать ее. Но я только усмехаюсь и пожимаю плечами:

— Не хотел, чтобы ты испортила последнее свободное лето.

Девушка, явно ожидая чего-то другого, недоуменно смотрит на меня, а потом стремительно бледнеет.

— Мелани? — я не понимаю, что такого сказал, ведь по сути это совершенно нейтральный ответ. — Все нормально?

Она с видимым усилием кивает.

— Все нормально, — повторяет девушка, а потом делает шаг вперед и легко целует меня в щеку. — Спасибо. Ты и представить не можешь, сколько это для меня значит, — она говорит совсем тихо, но ее голос отчего-то звенит, и я, как завороженный, смотрю на ее губы, борясь с неистовым желанием притянуть ее к себе. Мелани коротко и тихо фыркает, а потом, словно убеждая в чем-то саму себя, мотает головой.

— Я не хочу доставлять тебе проблемы, — говорит она, и я перевожу взгляд с ее губ на глаза. — Тебе лучше держаться от меня подальше, — она сглатывает и добавляет: — Прости.

И пытается обойти меня, но я не выдерживаю и хватаю ее за руку. Она останавливается и медленно опускает глаза на наши пальцы. Потом коротко выдыхает, сжимает мою ладонь и быстро, не оборачиваясь, уходит.

За последние три дня я не раз убеждался в том, что не знаю, кто такая Мелани Нотт. В какой-то момент я бы даже хотел не знать ее вовсе, но это оказалось намного сильнее меня. Я даже понятия не имею, что произошло сейчас, но могу с уверенностью утверждать, что та Мелани, которая извинялась передо мной на поле и только что — даже не верится — поцеловала меня, появляется очень редко. И уже завтра она будет вести себя как всегда. Мы вернемся к прежней форме отношений: я буду доставать ее, она — раздраженно фыркать и отмахиваться… Но теперь я точно знаю: что бы ни говорила Бренда, Мел не так уж наплевать на меня. Значит, стоит только быть более упорным. А это у Джеймсов Поттеров в крови.

— Роза, убери своего тупого кота!

Не до конца проснувшись, я с трудом открываю глаза, встаю и дохожу до кровати Софии, чтобы снять Вальтера с ее лица, после чего возвращаюсь с ним в постель, надеясь еще немного поспать. Эти действия уже доведены до автоматизма, потому что так начинается каждое утро с тех пор, как я трансфигурировала книгу в Вальтера. Даже мой собственноручно созданный кот предпочитает компанию Софии моей и всегда уходит к ней, несмотря на то, что засыпает у меня в ногах.

Котенок сворачивается в клубок, утыкаясь носом мне в подмышку, и довольно мурлычет, когда я провожу ладонью по гладкой шерсти. Он ведет себя так естественно, что иногда я даже забываю, что он ненастоящий. На самом деле, отличий я пока выявила не так много: на него нет аллергии, он не пахнет и не имеет явных предпочтений в еде. Каждый раз мы с Софией приносим ему что-нибудь новенькое, и он ест все одинаково, даже сладкое. При этом я до сих пор не уверена, что он вообще может испытывать голод. Как-то мы не кормили его целый день, и он не реагировал, а дольше я сама не выдержала. У меня уже не получается относиться к нему как к проекту, так что я не смогу просто наблюдать, умрет он от голода или нет.

Мне удается снова заснуть, но почти сразу же срабатывает будильник Софии. Перед тем как уйти в ванную, она высказывает мне все, что думает о моем питомце, но я уже привыкла не воспринимать ее жалобы всерьез. Я знаю, что ей нравится Вальтер, к тому же, это единственный кот, на которого у нее нет аллергии.

Я дожидаюсь, пока она освободит ванную, быстро принимаю душ и, вытерев волосы полотенцем, достаю из шкафа юбку и светлую блузку без рукавов. София к этому времени уже заканчивает собираться — мы всегда ходим на завтрак по отдельности. Мы это даже не обговаривали, но я думаю, что ей просто необходимо определенное количество времени в день проводить в полном одиночестве, поэтому она никогда меня не ждет. Тем более что последнее время за мной заходит Алекс. Я не считаю это необходимым, но каждый раз, когда слышу стук в дверь по утрам, испытываю какое-то странное облегчение. Пока он не улыбается и не берет меня за руку, мне сложно поверить, что все это мне не приснилось, а действительно происходит. Это глупо, но я ничего не могу с собой поделать. Слишком уж похоже на маггловское кино, где самый популярный парень в старшей школе вдруг замечал неприметную девочку-заучку, а мне такие фильмы всегда казались неправдоподобными.

София окликает меня, и я осознаю, что пару минут просто стояла перед зеркалом с открытой тушью для ресниц. Посоветовав мне поторопиться, она выходит из комнаты, но недостаточно сильно толкает дверь, и она не закрывается до конца. Вальтер тут же бросается к щели, намереваясь выбежать следом. Я срываюсь с места, чтобы поймать котенка, хватаю его на руки уже у самой двери, не удержав равновесия, переступаю через порог… и оказываюсь явно не в коридоре.

Что за черт?

Мне требуется несколько секунд, чтобы понять, что я нахожусь на сцене в зале. Растерянно прижимая к себе Вальтера, я оглядываюсь по сторонам, пытаясь понять, что произошло. Помню, во время СОВ мне часто снились классические кошмары, где я приходила в Большой зал без одежды или забывала, как держать в руках палочку, но сейчас я точно не сплю.

Вдруг раздается приглушенный шепот, и из-за тяжелой портьеры показывается голова девушки, в которой я узнаю подругу Доминик и Лили Сесилию.

 — Роза? — с облегчением выдыхает она и поворачивает голову, после чего рядом с ней показывается парень.

Если мы и попали в чей-то кошмар, то точно в его, потому что на парне нет ничего, кроме трусов. Оправившись от шока, я поспешно отвожу взгляд, поражаясь, как могла попасть в настолько неловкую ситуацию. Но парня, похоже, ничего не беспокоит.

 — Умоляю, скажи, что у тебя есть с собой палочка, — говорит он.

Я качаю головой, извиняясь, и поудобнее перехватываю Вальтера.

 — Вот дерьмо, — громко стонет Сесилия и выходит из-за шторы, закрывая руками кружевной лифчик. Ну, на ней хотя бы остались джинсы. — Как ты здесь оказалась?

 — Без понятия, — я пожимаю плечами. — Вообще-то, я вышла из своей комнаты и просто оказалась здесь.

 — Кажется, кто-то заколдовал пороги, — предполагает парень. — Мы вообще сюда из библиотеки попали.

 — Из биб… Вы вдвоем… Ох…

Я чувствую, как к щекам приливает краска, и мне хочется оказаться настолько далеко отсюда, насколько это возможно. Я пытаюсь убедить себя, что есть множество вполне адекватных объяснений того факта, что они были вдвоем в библиотеке почти без одежды, но воображение подсовывает картинки, от которых мое лицо просто горит. Не то чтобы это мое дело, я не могу никого осуждать, но я бы предпочла не знать об этом. Никогда. И как я теперь пойду относить учебники?

Сесилия, кажется, не знает куда себя деть от стыда и прячет глаза, подпирая рукой лоб, но парня — не помню, как его зовут, но он ловец в команде Джеймса — ситуация не смущает, и он подмигивает мне.

 — У всех свои секреты. Ты молчишь про нас, а мы молчим про твоего кота.

 — Я бы и так никому не рассказала, — хмурюсь я, но по его лицу понимаю, что это была шутка.

 — Постеснялась бы, да? — он смеется. — У тебя такое лицо сейчас… Хотя бы можешь порадоваться, что не оказалась в библиотеке в тот момент…

Сесилии совсем не смешно, и она с силой ударяет его кулаком по плечу.

 — Да ладно вам, будет что вспомнить. Кстати, я Диего, — представляется он.

 — Роза.

 — Ты ведь тоже родственница Джеймса и Альбуса, да?

 — Кузина, как Доминик, — зачем-то уточняю я, глядя на Сесилию.

 — И нам надо как-то выбраться отсюда до начала уроков, — говорит она.

 — Дверь открыта? — спрашиваю я, кивая в сторону входа в зал.

 — Да, я проверил, — говорит парень. — Но если мы пойдем так через весь лагерь, возникнут вопросы.

То есть, это единственное, что его волнует? Я осматриваю себя. Босиком и с мокрыми волосами я тоже привлеку внимание, но я хотя бы одета. А это значит, что выходить придется мне. Прекрасно. Лучшее утро в моей жизни.

 — Ладно, — я вздыхаю и протягиваю Сесилии Вальтера. — Вы смотрите за ним, я скоро вернусь. Я попрошу у Доминик твою одежду.

 — Не надо! — восклицает шармбаттонка, чуть не выронив кота. — Пожалуйста… Ты не могла бы не говорить ей? И Лили. Вообще никому.

Она ищет какие-то слова для объяснения, но я просто киваю, пообещав молчать. Мне понятно ее желание не рассказывать ничего о своей личной жизни, даже лучшей подруге. Особенно если личная жизнь включает сомнительные занятия в библиотеке… Боже. Не хочу даже думать.

Пройдя между рядами сидений, я приоткрываю тяжелую дверь, чтобы убедиться, что там никого нет. Сделав глубокий вдох и представив в голове все, что я готова сделать с тем, кто проклял эти чертовы пороги, я выхожу на улицу и щурюсь от яркого солнца. Столовая, к счастью, находится с другой стороны здания, и через полминуты я оказываюсь у входа, пытаясь высмотреть внутри Софию. Двери здесь сразу захлопываются, и без ключа мне к себе не попасть. Проходящие мимо атланты окидывают меня любопытными и насмешливыми взглядами, но удивленным никто не выглядит — наверное, половина лагеря уже испытала на себе последствия заклинания.

Чуть не плача от досады, я оглядываюсь в поисках знакомых — и нахожу, правда, совсем не того, кого хотела бы увидеть. Но вариантов лучше у меня нет.

 — Малфой!

Слизеринец оборачивается, приподнимает брови и неторопливо направляется ко мне. С каждым шагом его ухмылка становится все шире, а мое желание провалиться сквозь землю — все отчетливее.

 — Прекрасно выглядишь, Уизли, — протягивает он, осматривая меня с ног до головы. — Вижу, тебе тоже не повезло.

 — Ты не мог бы, пожалуйста, позвать Софию? — прошу я максимально вежливо, хотя мне тяжело это дается. — Или хотя бы Альбуса.

 — Не очень заинтересован.

Господи, ну что он за человек? Как Ал его терпит?

 — Очень сложная просьба, — я закатываю глаза. — Но если тебе чуждо понятие «бескорыстная помощь», вспомни, что ты сам сказал, что ты мой должник. В конце концов, если бы не я, ты давно уже был бы дома.

 — Действительно, как я мог забыть, — фыркает он. — Кстати об этом… Признаю, Уизли, ты меня очень удивила. На этот раз не побежала жаловаться старшим. Я впечатлен.

Когда до меня доходит, на что он намекает, я так и застываю, глупо моргая и совершенно не зная, что сказать. Я точно не ожидала, что Малфой решит задеть меня подобным образом. Конечно, я знала, что он помнит о том случае, хоть он и произошел на первом курсе, но не думала, что его до сих пор может это злить. По крайней мере, внешне его отношение ко мне никак не изменилось, оставшись таким же наплевательским, это Ал не разговаривал со мной еще месяца два, да и остальные наши родственники меня не поняли. Я просто молчу, пока Скорпиус с той же насмешливостью следит за моей реакцией. А что я могу ответить? Нет смысла снова извиняться, оправдываться и доказывать, что я всего лишь хотела как лучше. Конечно, когда я узнала, что они ушли в Запретный лес, проиграв глупый спор, я не могла просто сидеть и ничего не делать. Испугавшись, я пошла к Виктуар, которая тогда была старостой школы. Она жутко разозлилась, но сдавать Ала не хотела, поэтому отправилась за ними сама, взяв пару друзей. В лесу они нашли мальчиков, но на обратном пути их уже ждали преподаватели. Ала и Скорпиуса чуть не исключили, но в итоге наказали до конца года, а Вик в результате лишилась значка. А обвинили во всем, конечно же, меня. Я чувствовала себя ужасно, но все равно не смогла бы поступить по-другому. Одно дело просто гулять по школе после отбоя — тут я следую семейному правилу и никогда не сдаю своих кузенов. А вот пойти ночью в Запретный лес — это просто верх безрассудства, и даже страшно представить, что могло там случиться, если бы я не вмешалась.

 — Роза, ты в порядке? — за спиной Малфоя появляется Доминик, и я готова кинуться ей на шею. — Ты тоже попалась, да? Когда я вышла из комнаты, мои волосы стали ярко-розовыми. А Альбус сказал, что это шутка организаторов! Привет, Скорпиус.

 — Доминик, — хмыкает он, кивнув, и уходит, поняв, что мне его помощь больше не нужна.

 — Что с тобой случилось?

 — Вышла в коридор и попала в зал, — я пожимаю плечами, не вдаваясь в подробности.

 — Просто ужас! Хотя заклинание поразительного уровня сложности… Я боюсь, что и Сесилию куда-то перенесло. Когда я проснулась, ее не было в комнате.

 — Ты не могла бы позвать Софию, если она там? — перебиваю я, наверное, слишком поспешно. Будь Доминик подозрительнее, точно бы поняла, что я знаю, где ее подруга. — У нее ключ от комнаты.

 — Конечно, — кузина улыбается и упархивает искать мою соседку.

София показывается вскоре вместе с Александром, и он тут же кидается ко мне.

 — Роза, ты в порядке? Что произошло? Я тебя искал.

Он обеспокоенно смотрит на меня, ожидая ответа, а мне от этого внимательного взгляда становится неудобно, потому что выгляжу я сейчас ужасно. Но он как будто не замечает этого.

 — Все хорошо, — я улыбаюсь. — Застряла в зале из-за этих порогов. Мне просто нужен ключ.

София дает мне свой жетон, пообещав захватить мне что-нибудь из еды, а Алекс, конечно, вызывается меня проводить. Сначала он вообще предлагает донести меня на руках, но, когда я категорически отказываюсь, наколдовывает мне пару туфель. Несколько раз он спрашивает, все ли хорошо, но я отвечаю рассеянно и только беру его за руку, чего до сих пор не решалась делать сама. Разговор с Малфоем выбил меня из колеи сильнее, чем можно было ожидать. Я просто не понимаю, почему мои ошибки помнят дольше всех.

В комнате я в первую очередь нахожу свою палочку, без которой, как оказалось, ни на что не способна. Мне хочется привести себя в порядок, но, помня о Диего и Сесилии, ждущих в зале с моим котом, я просто надеваю нормальную обувь и убираю в сумку майку для шармбаттонки. Перед тем как трансфигурировать Диего мужскую одежду, я вкратце рассказываю Алексу всю ситуацию, не называя имен, и он догадывается просто призвать его вещи заклинанием. К сожалению, их палочки таким способом достать не удается.

Александр идет рядом со мной, и я почти физически чувствую на себе взгляды проходящих мимо девочек. Наверняка, все они гадают, как мне удалось привлечь внимание такого парня, как Крам. Меня саму интересует ответ на этот вопрос, но мне не нравится, что его воспринимают здесь как звезду магического мира. Все знают только, что он выиграл Турнир и что он сын двух известных игроков в квиддич, — то есть, они не знают о нем ничего по-настоящему важного. Впрочем, если бы все эти девочки узнали, какой Алекс на самом деле… Наверное, они возненавидели бы меня еще больше. Я смотрю на его профиль, и у него не получается сдержать улыбки, хотя он делает вид, что не замечает моего взгляда.

 — Что?

 — Ничего, — я качаю головой, на секунду касаясь лбом его плеча. — Просто думала, есть ли у тебя недостатки.

 — Предостаточно, — фыркает он. — Хотя у меня часто возникает аналогичный вопрос, когда я думаю о тебе.

 — Я один сплошной недостаток, — я улыбаюсь, чтобы это не прозвучало так, как будто я жалуюсь или напрашиваюсь на опровержение моих слов. — Почему-то только ты этого не видишь.

Алекс останавливается посреди дороги и смотрит на меня странным взглядом. Обычно он смотрит на меня по-другому: с нежностью и легкой насмешкой, как будто догадывается обо всех моих сомнениях. Но сейчас его взгляд серьезный и даже недовольный.

 — Откуда у тебя взялось такое отношение к себе? — спрашивает он. — У тебя не должно быть для этого поводов. Ты умная, талантливая, красивая, дочь героев войны… Что позволяет тебе думать, что с тобой что-то не так?

 — Ну просто… так и есть, — я неуверенно пожимаю плечами. — Я не знаю. Но я не хочу сейчас об этом говорить, — добавляю я, когда он собирается возразить. — Уроки сейчас начнутся, а мне еще нужно вернуться в зал.

Он медленно кивает, но я вижу, что тема не закрыта и он планирует вернуться к этому разговору. А я не знаю, что ему сказать, и даже не совсем понимаю суть вопроса. Что значит «что позволяет мне думать, что со мной что-то не так?» Я знаю это и все, это факт. Я плохо схожусь с людьми, не умею веселиться, как они, везде лишняя… Просто я такой родилась, так что «такое отношение к себе», что бы Алекс ни имел в виду под этим выражением, вполне адекватное.

 — Ты лучше иди, а то опоздаешь, — говорю я. — Только будь осторожнее на этих порогах.

Александр не торопится уходить, сомневаясь, и я приподнимаюсь на носочки, чтобы его поцеловать. Я всего лишь слегка касаюсь его губ, и меня поражает, сколько всего я чувствую при этом каждый раз.

 — Увидимся на перерыве.

Расставшись с Алексом, я добираюсь до зала почти бегом, в красках представляя недовольное лицо Немирова, когда я прерву его лекцию опозданием.

 — Ну наконец-то! — восклицает Сесилия, когда я влетаю в зал.

Они быстро одеваются, повторяя слова благодарности несколько раз. Я засовываю Вальтера в сумку, и он даже не сопротивляется — за то время, что он существует, он ни разу меня не поцарапал. Обратно до жилого корпуса мы бежим, и около поворота к учебному Диего предлагает забрать у меня кота и оставить его в своей комнате, чтобы я не опоздала еще больше. Я соглашаюсь, скрепя сердце, отдаю ему Вальтера, после чего ребята уходят за палочками.

Дойдя до кабинета, я обнаруживаю, что дверь открыта. Немиров замечает меня и кивком головы приглашает внутрь.

 — Быстрее, — сухо говорит он, без обычных комментариев. Видимо, он в курсе про пороги, поэтому и не ругается.

Некоторые ребята выглядят помятыми, кто-то вообще пришел в шапке, а у мальчика из Австралии выросла длинная белоснежная борода, как у Альбуса Дамблдора, но недовольных и раздраженных я не вижу. Кажется, всем это действительно показалось забавным.

Профессор продолжает объяснять задание и записывает на доске формулу создания вредноскопа, после чего мы должны заниматься самостоятельно. Перед каждым из нас на парте лежит обычный волчок. Я работаю над ним весь урок, не отвлекаясь. В прошлом году этой дисциплины не было в программе, и в этой смене я планировала снова уделять больше внимания трансфигурации, но Артефактология мне нравится даже больше. Конечно, за месяц мы не выучим даже азов, но я уже даже задумывалась о том, что хотела бы продолжить изучать магические свойства предметов после Хогвартса. Хотя я до сих пор не смогла придумать, что хочу сделать в качестве индивидуального задания, которое нам дали на всю смену.

Когда волчок вдруг начинает быстро крутиться, я недоуменно оглядываюсь по сторонам, вдруг замечаю летящее в меня заклинание и едва успеваю отразить его.

 — Хорошая реакция, — одобрительно кивает Немиров, как будто не видит ошарашенных взглядов, направленных на него со всех сторон. У меня самой сердце колотится, как сумасшедшее. — Мисс Уизли, я не собирался вас проклинать, — добавляет он, увидев, что я так и не опустила палочку. — Я бы сам остановил заклинание. И поздравляю, у вас получился очень качественный вредноскоп.

 — Спасибо, — высоким голосом произношу я.

Что не так с этими профессорами? Эксцентричная манера преподавания — обязательное условие для работы в лагере? Хотя… Немирову можно было бы простить все, что угодно.

Я опускаюсь на свое место и перевожу дыхание.

 — Вы уже разобрались с индивидуальным заданием? — спрашивает он, подойдя к моей парте.

 — Да, — киваю я, потому что мне не хочется признаваться, что до сих пор не начала его делать, хотя вторая неделя подходит к концу. Впрочем, врать я совершенно не умею, да и знаю, к чему это может привести, поэтому поправляюсь: — Вообще-то, нет. Я никак не могу придумать, что делать.

 — Советую вам поторопиться с решением. На экзамене в первую очередь для меня будет иметь значение качество исполнения, а не оригинальность. Я засчитаю любой из артефактов четвертой категории, — говорит он и оценивающе смотрит на мой вредноскоп. — Впрочем, я уверен, что вы, мисс Уизли, сможете удивить меня самостоятельным изобретением. У вас определенно есть потенциал.

 — Спасибо, — говорю я, чувствуя, что краснею — похвала от Грега-Немирова-мечты-каждой-второй-студентки никого равнодушным не оставит, и не признать того, что профессор сказочно красив, я не могу. От этой мысли я краснею еще больше и беру в руки волчок.

Преподаватель отходит, чтобы проверить следующий вредноскоп, и снова повергает всех в шок, отправив очередное заклинание, хотя и сделал то же самое три минуты назад. До конца урока еще остается время, и я открываю учебник, чтобы поискать идеи для самостоятельного проекта.

 — Мисс Поттер, вам нужна помощь? — доносится до меня голос Немирова, и я поворачиваюсь к парте кузины.

Не знаю, что творится с Лили в последнее время, но с заданием она не справилась. И я даже не уверена, что ее это волнует, она просто вертит в руках свой волчок с рассеянным видом.

 — Простите, профессор, я… отвлеклась.

 — У вас все в порядке? — интересуется преподаватель, потому что даже он замечает, что она сама не своя.

Лили молча кивает, а он обводит взглядом класс и останавливается на мне.

 — Мисс Уизли, раз вы уже закончили, помогите, пожалуйста, своей сестре.

Ох, Мерлин, это очень плохая идея. Мне и так приходится помогать ей, потому что я ее Тайная фея, но это хотя бы не нужно делать в открытую. Но сейчас… Глупо говорить что-то Немирову, поэтому я медленно иду к ним под враждебным взглядом Лили. Профессор уходит к следующему атланту, а я улыбаюсь кузине.

 — С чем именно у тебя возникла проблема? Ты уже сделала…

 — Роза, мне не нужна твоя помощь, — перебивает Лили, нахмурившись. — Я справлюсь сама.

Да что за день такой? Неужели и она решила вспомнить все детские обиды? Такое ощущение, что все мои знакомые только и ждут подходящего момента, чтобы предъявить мне претензии. Я просто пожимаю плечами и поворачиваюсь к Мелани, которая сидит за соседней партой и наблюдает за нашим разговором.

 — У тебя получилось?

 — Вроде все правильно, жду, пока проверят, — отвечает она, улыбнувшись.

Перемены в Лили я объяснить не могу, но причины необычайно приподнятого настроения Мелани очевидны: она осталась в лагере. У меня мелькает мысль, что кузина как раз может быть расстроена из-за этого, но это довольно глупое предположение. Она даже отмечала с ребятами это событие, хотя спокойно могла уйти в комнату к подругам. К слову, меня Мел тоже звала на эту маленькую вечеринку, но мне бы там не обрадовались. Я не знаю, действительно ли она виновата во взрыве в лаборатории, но во что я точно не верю, так это в легенду Джеймса. Он не мог брать Бодрящее зелье для своей команды, потому что никогда не принял бы игроков, не выдерживающих нагрузок. А значит, он просто подставился, чтобы выгородить Мелани. Это было очень благородно с его стороны. Конечно, я не сомневалась, что он на такое способен, в конце концов, он Поттер, но, пожалуй, я была рада увидеть подтверждение тому, что он не тот самовлюбленный придурок, каким зачастую кажется. Интересно, увидела ли это Мел.

 — Ты уже выбрала артефакт на экзамен? — спрашиваю я, чтобы поддержать разговор, хотя мне все еще сложно понять, хочет она общаться со мной или делает это из вежливости.

 — Нет, — она качает головой. — Но меня этот предмет не так интересует, поэтому я просто возьму что-нибудь из того, что перечислял Немиров в начале урока.

 — Я же опоздала, — напоминаю я.

 — Точно, Скорпиус рассказал мне о вашей встрече…

Слева раздается какой-то грохот, и к моим ногам, вертясь, подкатывается волчок. Столкнувшись с моей туфлей, он колеблется, заваливается набок и прекращает движение. Я поднимаю его и протягиваю Лили, которая собирает с пола упавшие учебники. Она молча забирает его и кидает в сумку вместе с книгами, после чего поднимается на ноги и, не замеченная профессором, покидает кабинет. Мы с Мел переглядываемся, удивленные ее поведением, но не успеваем обсудить это из-за раздавшегося звонка.

На перерыве мне, наконец, удается позавтракать припасенным Софией сэндвичем, а виноград мы с Мелани доедаем, уже расположившись на поляне в кабинете. Я записалась на Управление стихиями, потому что в Хогвартсе этого предмета никогда не будет, но почти сразу пожалела об этом. С одной стороны, мне нравится атмосфера: ночная прохлада, травяной запах, музыка и костер — но эти полтора часа можно было бы провести с гораздо большей пользой. Мой элемент — земля, как выяснилось на втором уроке, но внутренней гармонии мне все равно не достичь. Впрочем, мало кто здесь понимает, что делать, — в основном все тихо разговаривают или даже делают уроки, а Шикоба не обращает на это никакого внимания. Мелани вместо того чтобы пытаться призвать воду из водопада, проговаривает про себя реплики, периодически заглядывая в принесенный сценарий. Лили не следит за репетицией, потому что принадлежит к тому маленькому числу заинтересованных в предмете, но, как ни пытается, повлиять на огонь в костре не может. Никому из атлантов это пока не удалось.

Урок наконец заканчивается, и, вместо того чтобы пойти на обед, я говорю Алексу не ждать меня и иду к Тедди.

 — Ого, — выдыхаю я при виде опрокинутых парт. — Кто что не поделил?

 — Это у нас практика такая, — смеется он, одним движением палочки возвращая мебель на места. — Что-то случилось?

 — Нет, просто зашла, — говорю я, опускаясь на парту. — Мы давно не разговаривали.

 — Ну, этому есть причина, — протягивает он, довольно прищурившись, и я не могу сдержать улыбку, хоть и закатываю глаза для вида. — Как Александр?

 — Хорошо, — сдержанно отвечаю я. — Никаких подробностей.

Он только фыркает и начинает наводить порядок на своем столе.

 — Я вообще спросить хотела, — я ненадолго заминаюсь. — Вик злилась на меня из-за потери значка?

 — Что? — он удивленно поднимает на меня глаза и откладывает в сторону журнал. — Почему ты вдруг об этом вспомнила?

 — Просто так, — я пожимаю плечами. — Так что? Она тебе что-то говорила?

 — Да. Говорила. Кажется, о том, что Альбус и Скорпиус совсем потеряли рассудок и что Гарри, Рону и Джорджу стоило бы поменьше рассказывать детям о своих школьных годах, потому что из таких историй можно вынести один урок — «Нарушай правила сколько захочешь, и ничего тебе за это не будет».

 — А обо мне?

Люпин обходит стол и останавливается прямо напротив меня.

 — Тебя Вик никогда не винила, да и было бы в чем. А теперь скажи, с чего такие вопросы.

Я качаю головой, чуть нахмурившись.

 — Просто пытаюсь разобраться.

 — Роза, — он опускает руки мне на плечи, слегка сжимая их. — Не знаю, кто напомнил тебе об этом, но ты поступила правильно и ответственно, к тому же пошла не к преподавателям, а к Виктуар. Наилучшее из возможных решений. И виноваты в этой ситуации были мальчики.

 — Но почему тогда все помнят это по-другому? — спрашиваю я, и в моем голосе появляются жалобные нотки, которые мне не нравятся. — Даже я иногда верю, что подставила всех, когда могла просто промолчать и подождать, пока они вернутся.

Тедди не торопится с ответом и почему-то смотрит на меня с сожалением.

 — Мне кажется, все дело в том, — медленно начинает он, — что ты сама позволила им себя обвинить. Тебе легче было извиниться, чем пытаться доказать свою правоту.

 — А какой смысл, это все равно ни к чему бы не привело, — уныло произношу я.

 — Вот именно, — он кивает. — Ты всегда так думаешь. Но, может быть, в следующий раз стоит попробовать?

Я молчу, потому что, судя по его лицу, он хочет продолжить, но не может подобрать для этого слова. Тедди обнимает меня и целует в макушку.

 — Роза, ты должна помнить, что ты имеешь значение.

Я не успеваю спросить, что он имеет в виду, потому что дверь в кабинет резко распахивается. В просвете мелькает чье-то лицо и тут же исчезает, а затем раздается звук удаляющихся шагов.

 — Вот так и рождаются слухи, — бормочет Тедди, усмехнувшись. — Ладно, иди лучше на обед. Тебя наверняка ждут.

 — Хорошо, — я киваю и слезаю с парты, закидывая сумку на плечо. Уже на пороге я оборачиваюсь. — Я не могу решить, какой артефакт сделать на экзамен.

 — Я подумаю, — говорит он, серьезно кивнув.

Столовая как всегда наполнена шумом, смехом и стуком столовых приборов. Я, не сильно привередничая, наполняю свой поднос едой и направляюсь к нашему столу. Несмотря на то что я сижу с ребятами из Дурмстранга уже неделю, мне до сих пор нужно пересиливать себя, чтобы подойти к ним. На самом деле, почти все однокурсники Александра мне нравятся, и я особенно благодарна им за то, что в моем присутствии они говорят по-английски. Сама я в разговорах редко участвую — не то чтобы я очень стеснительна, просто я не думаю, что могу сказать что-либо интересное, — но мне приятно, что они думают обо мне, хотя, скорее всего, это только по просьбе Алекса.

Ребята встречают меня улыбками, на секунду отвлекаясь от общего разговора, а Александр целует в щеку, когда я сажусь рядом с ним.

 — Как уроки?

 — Нормально, — киваю я, отрезая кусочек стейка. — Правда, профессор Немиров намекнул, что ждет от меня чего-то экстраординарного на экзамене, а у меня совсем никаких идей.

 — Придумаем, время еще есть, — спокойно говорит Алекс. — Тем более, это значит, что он высокого мнения о твоих способностях, а его сложно впечатлить.

Я смущенно пожимаю плечами и сталкиваюсь взглядами с Дианой.

 — Роза, тебе, наверное, очень важно впечатлять преподавателей, — с улыбкой произносит она. — Профессор Люпин тоже высокого мнения о твоих способностях?

 — Что? — недоуменно переспрашиваю я, и ребята замолкают, прислушиваясь.

 — Ну, насколько я поняла, у вас с ним очень близкие отношения, — понизив голос, заявляет она с таким хитрым видом, как будто раскусила меня, а я никак не могу понять, к чему она клонит, хотя предчувствие возникает очень нехорошее.

 — Диана, о чем ты говоришь? — нахмурившись, обращается к ней Алекс.

 — Да просто я хотела зайти к Люпину после уроков, чтобы спросить про лекцию, которую пропустила. И застала его с Розой в весьма двусмысленном положении.

Значит, это была она. Диана нахально ухмыляется и приподнимает брови, как будто предлагает мне начать оправдываться и ждет, что я провалюсь. Мне хочется объяснить, что Тедди просто мой друг, но я не могу выговорить ни слова, пребывая в полнейшем шоке от такой подлости. Я не понимаю, она что, заподозрила меня — Мерлин, какой кошмар! — в связи с преподавателем и ждала подходящего момента, чтобы сказать это при Алексе? Я поворачиваюсь к нему, но он просто удивленно смотрит на меня, молчит и тоже как будто ждет… чего? Объяснения? Серьезно?

Мне становится настолько противно от этой ситуации, что я, ничего не говоря, поднимаюсь со стула и ровным шагом покидаю столовую, слыша, как за спиной ругается София. Резко захлопнув за собой дверь, из-за чего на меня оборачиваются, как на сумасшедшую, я останавливаюсь, чтобы успокоиться.

Это было просто отвратительно. Я догадывалась, что Диана меня недолюбливает по очевидной причине, но никак не ожидала, что она будет использовать настолько низкие приемы…

Но главное, что меня бесит, — то, что я не смогла ничего сказать. Почему я никогда не могу за себя постоять? Ладно, я не смогла что-то объяснить, но я должна была хотя бы послать ее. Я имела на это полное право. А в итоге я просто ушла от разговора, как будто признала свое поражение.

— Роза!

Я поворачиваюсь, когда Александр зовет меня, и жалею, что осталась рядом со столовой. Глупо было стоять прямо перед дверью, учитывая, что сейчас я не очень хочу никого видеть.

 — Прости, — говорит он, подходя ближе. — Диана поступила очень некрасиво.

И это все? Прости, Диана поступила как настоящая стерва, но я ей не поверил, и не вступился за тебя просто потому, что сам был в шоке от ее мерзкого поведения, — примерно на это я надеялась, но он не спешит ничего добавлять.

 — Тедди — мой лучший друг, — ледяным тоном, на который я не знала, что была способна, произношу я. — Его родители погибли во время Битвы за Хогвартс, а дядя Гарри — его крестный. Его растила вся наша семья, и поэтому я знаю его с самого детства. Мои кузины и кузены не особо меня жаловали, и он просто заботился обо мне. Тебя интересует что-то еще?

 — Роза, — Алекс качает головой. — Конечно же, я понимаю, что между тобой и профессором Люпином ничего нет.

 — И почему ты не мог сказать об этом там, за столом, когда все твои друзья смотрели на меня, как на…

 — Слушай, у Дианы просто богатое воображение, и она всегда видит тайны там, где их нет.

 — Диана могла бы держать свои безумные догадки при себе, а не бросать их мне в лицо при всех.

 — Я уже поговорил с ней, — растерянно возражает он. — Я понятия не имею, что на нее нашло.

 — Господи! — восклицаю я, всплескивая руками. — Неужели непонятно? Она сделала это из-за тебя. Ей не нравится, что мы вместе, не знаю, ревнует она или…

 — Эй, — перебивает меня Алекс, мягко хватая за плечо. — Это не так. Мы с ней расстались еще год назад.

 — Что, прости? Так вы встречались?

Потрясающе. Лучше просто быть не может. Я видела, как Диана крутится вокруг него и знала, что они вместе открывали Святочный бал, но не предполагала, что там были серьезные отношения. И вот он просто сообщает мне об этом, как будто это пустяк.

 — Роза, что бы ни было между мной и Дианой в прошлом, сейчас это не имеет значения, — твердо говорит он.

Мне становится стыдно из-за того, что сейчас уже я веду себя как ревнивая истеричка, и тихо выдыхаю:

 — Все нормально.

Алекс улыбается и притягивает меня к себе, и я почти машинально отвечаю на его поцелуй, потому что меня не отпускает чувство, будто я что-то упустила. И тут я понимаю — это его последняя фраза напомнила мне кое-что.

Сейчас это не имеет значения…

Роза, ты должна помнить, что ты имеешь значение.

И только теперь смысл слов Тедди становится для меня ясным. Я имею значение.

Если меня что-то злит, Алекс должен об этом знать. Я не должна держать в себе обиду, просто потому что боюсь, что сделаю только хуже. Я никогда не показывала, что обижаюсь на кого-то, потому что была уверена, что никто даже не заметит, что я обиделась, считала, что никто не дорожит моим обществом настолько, чтобы признать свою вину и извиниться. Поэтому я делала это сама. Но я устала винить себя в том, что я чувствую. Не важно, обоснованно это или нет, глупо это или нет, я это чувствую. И если что-то меня обижает, значит, со мной поступили так, как мне не нравится. И я не должна это терпеть. Я, черт возьми, имею значение.

 — Нет, вообще-то, ничего не нормально, — резко говорю я и выдергиваю руку. — Алекс, ты позволил своей бывшей обвинить меня в чем-то немыслимом, не заступился за меня, а даже поверил ей, после чего попытался ее оправдать. Знаешь, меня это не устраивает.

Он выглядит совершенно сбитым с толку, потому что совсем не ожидал от меня такого. Я тоже не ожидала.

 — Роза, мне действительно очень жаль…

 — Хорошо, — цежу я. — Я признаю, что ты, скорее всего, ни в чем не виноват, что тебе сложно разорваться между своими друзьями и мной, когда мы знакомы всего неделю, что я не могу требовать, чтобы ты всегда выбирал мою сторону… Но мне наплевать на это. Сейчас я очень злюсь и не хочу тебя видеть. Давай просто встретимся вечером и поговорим нормально.

И после этого я просто ухожу. Алекс окликает меня, но я не оборачиваюсь. Очень странное ощущение. С одной стороны, я чувствую себя отвратительно из-за того что мы поссорились, да я еще и была инициатором, а такого вообще никогда не происходит. Я всегда старалась избегать конфликтов, а тут сама же его и развела. Но с другой… Наверное, я первый раз вспылила по-настоящему. Конечно, лучше было бы сделать это еще в столовой, чтобы ответить Диане, а не при Алексе, которому просто не повезло оказаться между двух огней. Но все равно — я впервые в своей жизни высказала то, что чувствую, а не молча проглотила обиду. И мне это понравилось.

Не желая возвращаться в корпус, я ухожу подальше от людей и располагаюсь под тем деревом, под которым я раньше занималась. Слишком многое нужно обдумать, так что мне необходима тишина. Я еще не совсем понимаю, что происходит и почему, но все ощущается как-то совершенно по-другому. Раньше я просто мирилась с мыслью, что я неправильный человек, но никогда не пыталась понять причин. И вроде бы это так очевидно, абсолютно не ново, но я никогда не смотрела на это под таким углом. Я ни во что не ставлю саму себя, потому что я позволяю людям делать все, что они хотят, не считаясь со мной. И не просто людям, а близким людям, в первую очередь своей семье. Конечно, никто из них не желает причинить мне вред намеренно, но никто никогда не переживает о том, что я почувствую. И это зашло так далеко, что в любой ситуации я кидаюсь обвинять себя вместо кого-то другого, а если и обижаюсь, то чувствую себя за это виноватой.

Мне надоело такое отношение. Это похоже на удар молнии, и я даже не знаю, чем он вызван, но больше я не могу так жить. Это будет очень тяжело, но с меня хватит. Если людям важно, чтобы я была рядом, пусть учатся исправлять свои ошибки, как я всю жизнь пытаюсь исправить свои и чужие, если нет — что ж, мне такие люди не нужны.

Я должна иметь значение.

Я прислоняюсь к шершавому стволу и закрываю глаза, позволяя воспоминаниям заполнить мою голову. Как я могла просто мириться с тем, как со мной поступали? Да, я не хотела еще больше портить отношения с родственниками, но ведь им самим всегда было на меня наплевать. Зачем мне это нужно? Почему я должна ставить их интересы выше своих, если они никогда не сделали бы этого для меня?

Чем больше случаев всплывает в памяти, тем сильнее становится необходимость исправить все, пусть и слишком поздно. В каждом втором из них — Лили. Знает она это или нет — а я думаю, что нет — каждым своим действием, каждым словом она разрушала мое чувство собственного достоинства, год за годом отравляла мою жизнь, а я… все еще размышляю над тем, какой сюрприз от Тайной феи ей устроить? Потрясающе.

Я на сто процентов уверена, что это очень плохая идея, но если начну готовиться и обдумывать, то точно никогда не решусь, а сделать это нужно обязательно — поэтому я поднимаюсь, отряхиваю юбку от травы и направляюсь прямиком в женское крыло жилого корпуса.

К Лили я стучусь громко и решительно, стараясь отогнать прокрадывающиеся в голову сомнения. Я ведь даже не знаю, что ей сказать. И что я здесь делаю? Нелепость.

Она изумляется, явно ожидая увидеть кого угодно, но не меня.

 — В чем дело?

 — Нужно поговорить.

Кузина морщится.

 — Прости, у меня нет настроения.

 — У меня есть, — отрезаю я, кажется, перебарщивая с решительностью в тоне, и прохожу в ее комнату.

Лили закрывает дверь и прислоняется к ней спиной, заинтересованно, но недовольно рассматривая меня. Я обвожу глазами спальню, отмечая, что отсюда исчезли все следы гриффиндорско-слизеринской борьбы, и зацепляюсь взглядом за волчок. Видимо, она пыталась работать над ним, пока я не пришла. Отлично.

 — Что ты устроила сегодня на уроке? — спрашиваю я.

 — Ты о чем?

 — Профессор Немиров попросил меня помочь тебе, но ты демонстративно отказалась от моей помощи, — говорю я, и сейчас, когда я произношу это вслух, это звучит довольно глупо и несерьезно, но отступать уже поздно. — Ты все не можешь забыть тот злосчастный доклад, верно?

Она смотрит на меня с абсолютно непонимающим лицом, и я, в общем-то, согласна с мыслью, которая наверняка посетила ее голову: какого черта я заговариваю об этом через столько лет? Но при этом меня не покидает ощущение правильности. Я должна была это сделать.

 — Я хотела справиться с заданием сама, — она прищуривается. — Но раз уж ты вспомнила, то да, я не горю желанием принимать твою помощь в учебе, я знаю, как тебе нравится это делать.

 — Да, — я киваю и расплываюсь в улыбке, хотя она скорее похожа на ухмылку. — Спасибо. Знаешь, мне надоело извиняться перед тобой за то, что якобы подставила тебя. Представь себе, я не ходила к Макгонагалл и не сообщала ей, что сделала работу за тебя, потому что ты не справлялась.

 — Да, Роза, ты ведь совсем не знала разницу в знаниях первокурсников и третьекурсников, — она закатывает глаза, складывая руки на груди. — Я даже не просила тебя ни о чем, ты вызвалась сама. И сделала самый неправдоподобный доклад первокурсницы в мире. Да, если бы я писала его сама, получила бы «У», но это лучше, чем тот разнос, который устроила Макгонагалл, когда поняла, что я просто никак не могла сделать такую работу. Знаешь, как часто она мне об этом напоминала? Каждое третье занятие на протяжении всех четырех лет моего обучения. И все остальные преподаватели тоже считают необходимостью сравнить меня с тобой и заметить, как мне далеко до моей кузины. Так что ты добилась того, чего хотела!

Под конец монолога она уже не выглядит такой спокойной, и я уверена, что действительно видела слезы в ее глазах, пока она не отвернулась. И так происходит каждый раз. Мне становится неудобно, и слова извинений почти слетают с моих губ, но я вовремя останавливаю себя, мысленно давая пощечину.

 — Нет, Лили, — я качаю головой. — Это я уже слышала много раз. Но это твоя сторона. А теперь послушай, пожалуйста, меня. Я училась на третьем курсе, у меня добавились новые предметы, и работы было немало. Но я так переживала за тебя, потому что ты не успевала учиться, да еще и не вжилась в коллектив, что три вечера подряд просидела в библиотеке, делая твой чертов доклад. Я старалась, чтобы тебе поставили высший балл! И что я получила вместо благодарности? Поток обвинений! Но не я виновата в том, что ты не удосужилась даже прочитать работу перед тем, как сдать ее!

 — Да, со всеми формулами, которые мы явно не проходили, превращая спички в иголки!

 — Хватит! — выкрикиваю я, чувствуя, что уже на пределе. — Меня уже тошнит от такого отношения! Ты хоть понимаешь, что из-за ваших действий я не могу чувствовать себя нормальной?

 — Господи, Роза, — кузина качает головой, искривляя губы в усмешке. — Нет, я тебя совершенно не понимаю. Ты объясни, пожалуйста, нормальным английским языком.

 — Нет, Лили, не надо разговаривать со мной таким тоном. Я устала. Я всегда слежу за тем, чтобы никого из вас не обидеть, даже если мне от этого хуже, всегда пытаюсь вас оправдать, нахожу объяснение всем вашим ошибкам — и, черт возьми, для вас я всегда виновата! Во всем! Я не могу уже дышать свободно, вдруг тебе это не понравится! Мерлин, это же просто немыслимо…

Руки у меня трясутся, и я провожу ладонями по лицу. Я не думала, что это будет так трудно.

 — Роза, не надо строить из себя бедную овечку, я на это не куплюсь, — почти выкрикивает Лили, глядя на меня с нескрываемой злостью. — Ты сдала Ала, подставила Вик, подставила меня… Все детство смотрела на нас свысока, не упуская случая показать всем вокруг, насколько ты умнее! Мерлин, да ты же открытым текстом это заявляла! Стоило кому-то из нас провалиться, ты спешила продемонстрировать свои таланты и делала все, что не удавалось нам, хотя никто тебя об этом не просил! Ты была абсолютно невыносима!

 — Да уж точно не хуже тебя, Лили! Ты неделю назад напустила на Мел стаю летучих мышей, просто потому что она оказалась лучше тебя! Но все забыли об этом в первый же день! Конечно, принцессе Лили Поттер прощается все что угодно! Так вот, мне надоело, что все помнят только мои ошибки — нашли девочку для битья. Вам как будто нравится меня ненавидеть!

 — Так в этом все и дело! Ты совершенно права, Роза. Тебя все просто терпеть не могут!

Ее слова похожи на удар под дых, и мне кажется, что перед глазами все плывет. Зачем я только все это затеяла? Знала ведь, что так будет. Господи, лучше бы она напустила на меня сглаз…

 — Только попробуй сказать мне это еще раз, — выдавливаю я сквозь зубы, стараясь не расплакаться, хотя Лили уже ревет. — Ты маленькая, эгоцентричная, избалованная дрянь! Ты можешь относиться ко мне как угодно — но в стороне. А если и дальше продолжишь обращаться со мной так, я одними словами не ограничусь. А мы обе знаем, что заклинания мне даются лучше, чем тебе.

Я вылетаю из ее комнаты, и дверь за мной захлопывается с оглушительным шумом. Прислонившись спиной к стене, я сползаю на пол и уже не могу сдержать рвущиеся наружу рыдания. Вот и первый искренний разговор с кузиной. Прошел просто идеально.

 — Эй!

Бросив беглый взгляд в сторону холла, я узнаю Диего в стремительно приближающейся ко мне фигуре. Замечательно. Только зрителей не хватало.

 — Роза, ты решила воспользоваться случаем и сбагрила мне своего кота? Роза? Ты что…

Я склоняю голову, чтобы он не увидел моих слез, но он опускается на колени рядом со мной и пристально вглядывается в мое лицо.

 — Что случилось? — серьезно спрашивает он, и сейчас он не похож на того парня, которого ничего в жизни не волнует.

Я качаю головой, даже не потому, что не хочу говорить, а потому, что не могу облечь это в слова.

 — Пойдем со мной, — говорит он, поднимая меня за руки. — Сесилия ждет у меня в комнате. Мы тебе должны после сегодняшнего утра, меньшее, что мы можем сделать — это выслушать. И у нас есть вино. Ну, если вдруг захочешь. И твой кот.

 — Он ненастоящий, — произношу я сквозь слезы и даже улыбаюсь, потому что из всех возможных ответов выбрала этот.

 — Что?

 — Кот, — объясняю я, идя за ним к крылу мальчиков. — Я его трансфигурировала из книги.

 — Серьезно? — он резко поворачивает ко мне голову, останавливаясь на секунду. — Поразительно! Выглядит совершенно как живой. А ты действительно настолько талантлива, как говорят.

Он открывает дверь, и мне открывается вид на типичную мальчишескую комнату, в которой на скорую руку наведен порядок. На полу все накрыто для импровизированного пикника с вином, фруктами, французским сыром и шоколадом.

 — Наконец-то, — восклицает Сесилия, поднимаясь с ковра, и осекается. — Что произошло?

Я не могу ничего ответить, потому что снова вспоминаю эту чудовищную ссору. Шармбаттонка подлетает ко мне, обнимает и ободряюще поглаживает по спине, бормоча какие-то слова утешения. Мне это сейчас нужно, хоть и странно, что успокаивает меня как раз подруга Лили. Кузине точно бы не понравилось наше общение.

А впрочем, мне нет дела до мнения Лили.

Я в ужасе наблюдаю за тем, как по зеркалу сеточкой расходятся трещины, и пытаюсь заставить себя успокоиться, но от осознания того, что это делаю я, становится только хуже. Черт, да таких всплесков у меня не было с двенадцати лет! Я делаю глубокий вдох и вспоминаю, как папа учил меня контролировать это. В детстве, когда я слишком сильно переживала, вокруг меня разбивались вещи, а вот папа как-то умудрился надуть свою тетушку. Провернуть бы такой трюк с Розой… Чертова Роза!

Зеркало разбивается вдребезги, и я едва успеваю закрыть лицо. Руки пронзает боль, и когда я опускаю их, то вижу на светлых рукавах расползающиеся кровавые пятна.Я пытаюсь сосредоточиться на своих действиях, чтобы не думать о том, что вызвало во мне такую злость, но при виде порезов меня охватывает дикая паника, и я снова боюсь что-нибудь сломать. Когда это происходило раньше, рядом всегда кто-нибудь был, кто мог меня утихомирить, и я знала, что ничего страшного не случится. А сейчас я просто стою посреди комнаты, не решаясь пошевелиться, пока не открывается дверь.

 — Поттер, ты… Что здесь произошло?! — с порога восклицает Мелани, обводя глазами разгромленную комнату, и останавливает взгляд на моих руках. — Мерлин!

Я открываю рот, чтобы попросить ее позвать Ала или Джеймса, но не могу издать ни звука. Нотт, тихо ругаясь, подлетает ко мне, с помощью палочки извлекает осколки и закатывает рукава, после чего начинает рыться в своей тумбочке в поисках лечебной мази.

 — Сара дала мне ее, чтобы я смазала на ночь следы от когтей твоих любимцев, так что тут немного осталось, должно помочь, тем более раны от стекла проходят быстро, — объясняет она, возвращаясь ко мне. — А ты, Поттер, уже можешь начинать рассказывать.

Мелани наносит густую мазь на глубокий порез на левой руке, и я зажмуриваюсь, потому что она ужасно щиплет кожу. Когда я открываю глаза, он уже не кровоточит и выглядит не так тошнотворно.

 — Я жду, — невозмутимо напоминает она, переходя к следующей ранке. — Даже не думай, что такой бардак в нашей комнате сойдет тебе с рук.

Я закатываю глаза, но понимаю, что ей удалось вернуть меня в обычное состояние и без помощи братьев — просто потому что раздражение, которое она способна вызывать, сильнее всех остальных чувств. Но, несмотря на то, как легко Нотт может вывести меня из себя, сейчас я доверяю тому, что она делает. Если она чем-то и лучше Розы, то только тем, что она не лицемерка. Если бы она не собиралась мне помочь (как минимум, чтобы я не заляпала кровью ее вещи), она бы даже вид не стала делать, сказала бы просто, что это не ее проблема. Наверное, она слишком рада, что осталась в лагере (и я очень надеюсь, что она помнит, чьими усилиями, хотя рядом с Джеймсом я бы ее видеть не хотела), поэтому и временно не ведет себя как стерва. Даже учитывая, что из-за меня такие же царапины были на ее лице.

 — Считай, что я расплачиваюсь за Летучемышиный сглаз, — говорю я. — Не поверишь, но у меня почти появилось желание снова извиниться перед тобой.

Мелани тихо фыркает и качает головой.

 — А серьезно?

 — Неконтролируемый всплеск магии на почве нервного срыва, — я пожимаю плечами, как будто в этом нет ничего особенного.

Нотт поднимает на меня ошарашенный взгляд.

 — Почему никто не предупредил меня, что моя соседка настолько эмоционально неуравновешенна? — бормочет она.

 — Ты все еще можешь уйти жить на улицу.

 — Нарываешься, Поттер, — усмехается она, перебинтовывая мои руки. — Готово. Только надень что-нибудь, чтобы тебя не приняли за неудавшуюся самоубийцу, которая не знает, где на руке вены.

 — Спасибо, — киваю я.

Она хмыкает и начинает наводить порядок с помощью палочки, впрочем, не слишком усердствуя, чтобы большую часть все равно сделала я. Последовав ее любезному совету, я вынимаю из шкафа толстовку Ала, потому что у нее широкие рукава.

 — И часто это с тобой? — интересуется она, наблюдая за тем, как осколки вновь собираются в целое зеркало.

 — Нет, — я качаю головой. — Со второго курса такого не было. А до этого пару раз.

Вообще-то семь, но меня и так уже назвали неуравновешенной.

 — Так ты расскажешь, что случилось? — спрашивает Мел. — Не то чтобы меня волнуют твои глубокие переживания, но должна же я знать, что вызывает у тебя такую реакцию, раз мне еще жить с тобой две недели. Что могло произойти, что на этот раз ты не ограничилась Летучемышиным сглазом?

Черт возьми, Мелани, а ведь у тебя так хорошо получалось отвлечь меня!

 — Ничего, — отрезаю я грубо, проклиная ее за этот вопрос.

Ничего не произошло. Ничего особенного не произошло. Ничего, о чем стоит беспокоиться снова. Я усиленно пытаюсь сосредоточиться, но уже не могу себя остановить, и в голову лезут свежие воспоминания о ссоре с Розой. Чертова, чертова Роза! Как же она меня бесит! Конечно, рано или поздно она должна была понять, что на ее притворство никто не купится, оступиться и проявить свою подлинную сущность. Признаться честно, я этого даже ждала, потому что мне надоело, что она так долго строила из себя пай-девочку, рассчитывая, что все забудут о том, как мерзко она себя вела раньше. Но я никак не думала, что она вот так полезет ко мне со своими дурацкими претензиями! И в чем она нас обвинила? В том, что мы, видите ли, ее не любим? Так она сама это заслужила! А теперь оказалось, что зуб она точит именно на меня, и я уже не знаю, чего от нее ожидать. Не поэтому ли она крутится вокруг Мелани на всех наших совместных занятиях? Она не может не знать, что мы с соседкой не очень ладим, решила переманить ее на свою сторону? А Малфой? Что за встречу Нотт упомянула утром? Если у Розы еще и какие-то дела с ним…

 — Лили! — громкий голос Мел выдергивает меня из размышлений, и я замечаю, что крепко сжимаю спинку стула, так, что побелели пальцы. — Что с тобой творится? Последнее время ты ведешь себя…

 — Дай угадаю, как эгоцентричная, избалованная дрянь?

 — … странно. Я хотела сказать странно, — она хмурится. — Подожди, кто так тебя назвал?

 — Твоя новая лучшая подружка, — огрызаюсь я, не в состоянии больше молчать.

 — Бренда? — Мелани поднимает брови в замешательстве.

 — Роза.

 — Роза не… Что, Роза?! Роза тебе такое сказала? — неверяще переспрашивает она, качая головой. Мне вполне понятна такая реакция, я бы тоже не ожидала от кузины такого, если бы не знала ее, но что-то еще появляется в лице Нотт, что заставляет меня пожалеть, что я начала этот разговор. Несмотря на выражение абсолютного непонимания, ее губы на секунду дергаются, как будто она пытается сдержать смех, и я отворачиваюсь, потому что мне становится очень противно. Конечно, Мелани такого же мнения!

 — У нее были основания так сказать?

 — Ну ты-то, видимо, согласна.

 — Подожди, это был вопрос, а не утверждение, — примирительным тоном произносит она. — Я просто пытаюсь разобраться.

 — Это не твое дело.

 — Да пожалуйста, — она чуть надменно фыркает. — А ты каждый раз так реагируешь, когда тебе указывают на твои недостатки, или случилось что-то еще?

Я бы обиделась на то, что она действительно причислила это к моим реальным недостаткам, если бы не вторая часть вопроса. Конечно, случилось что-то еще, что-то гораздо хуже Розы! Да ее выходка была вишенкой на торте моих проблем! А вот твой чертов братец, Мелани… Мерлин, как же мне пережить эти две недели? А потом еще целый год с ним в одной школе…

 — Я не хочу об этом говорить, — отвечаю я, направляясь к выходу.

 — Все, мне надоело играть в заботливую соседку, — она раздраженно поднимает руки, сдаваясь. — Но мне, знаешь ли, хочется спать спокойно и быть уверенной, что комната не взорвется посреди ночи, потому что кто-то еще решится сказать тебе правду!

Я хлопаю дверью так резко, что, судя по шуму, зеркало снова падает со стены. Как же я устала, пожалуйста, верните меня домой! Я не хочу больше находиться здесь, с этими людьми, с Мелани, с Розой, со Скорпиусом Малфоем. А если добавить сюда Кайла, на которого я до сих пор не могу смотреть без стыда, Немирова со своим дурацким волчком и магглоненавистника Кестера, то можно полагать, что весь лагерь сговорился и решил испортить мне лето, а заодно и всю жизнь. Пока у них прекрасно это получается.

Я не хочу никого видеть, поэтому направляюсь в зал. Там меня точно никто не побеспокоит, хотя это место и напомнит мне о том, что из репетиций ничего хорошего не выходит и спектакль обернется полным провалом.

Подойдя к входу, я понимаю, что и здесь мне не спрятаться, потому что зал уже занят. Но меня охватывает любопытство, потому что я не представляю, кто мог бы слушать там классическую музыку, поэтому я тихонько приоткрываю дверь и заглядываю внутрь. Сцена не пустует, и я, никогда вживую не видевшая балет, застываю на пороге, не отрывая взгляда от танцующей девушки. И не могу поверить своим глазам, когда вдруг узнаю в ней Свити. Миниатюрная, тоненькая, еще более стройная из-за пуантов, она кружится, прыгает, рисует в воздухе руками. Мне нравилось, как она играет Бьянку, но я даже не подозревала, что она настолько талантлива. Я забываю обо всем, наблюдая за ее одновременно четкими и плавными движениями, но во время очередного пируэта она замечает меня и останавливается. Я машу рукой, и она улыбается, хотя кажется очень смущенной. Пока она достает палочку и выключает музыку, я подхожу к сцене.

 — Давно ты здесь? — спрашивает она. — Я не слышала, как ты вошла.

 — Это было здорово, — искренне говорю я и впервые за день улыбаюсь. — Ты не говорила, что ты балерина.

 — А я и не балерина, — она качает головой. — На самом деле, мне еще очень далеко до совершенства. Моя старшая сестра преподает в танцевальной академии, и я в детстве ходила туда. Но в Дурмстранге у меня почти нет возможности танцевать.

 — Жаль, у тебя действительно хорошо получается. Насколько я могу видеть, конечно. Собираешься участвовать в шоу талантов?

Свити неуверенно пожимает плечами.

 — Да, я думала над этим, но пока не решила. А ты будешь?

 — Нет, — с сожалением отвечаю я. — На самом деле, у меня нет выраженных талантов. Разве что я могу называть даты на скорость, но так только смогу получить приз за самое скучное выступление.

Она слегка улыбается и смотрит на меня. Я вдруг понимаю, что она репетировала, а я ей помешала и теперь только отвлекаю. От этой мысли становится тоскливо.

 — Я, наверное, пойду.

 — Нет, я уже закончила, — поспешно говорит она. — Так что можешь… не знаю, делать то, что собиралась. Придумала что-то для спектакля?

 — Нет, просто хотела отдохнуть, — честно отвечаю я. — Здесь тихо.

Она понимающе кивает, опускается на пол прямо в белом платье и начинает развязывать атласные ленты на пуантах. Я забираюсь на сцену и сажусь рядом с ней. Несмотря на то, что я так отчаянно стремилась побыть одна, мне уже не хочется, чтобы Свити уходила. Многие люди надоедают, если общаться с ними долго, но в ней есть что-то такое теплое и уютное, что с ней всегда комфортно находиться рядом.

Она бросает быстрый взгляд на мою толстовку.

 — На улице так похолодало?

 — Нет, это просто… так.

 — Ты чем-то расстроена, — проницательно замечает Свити.

Она убирает пуанты в спортивную сумку и надевает короткие кожаные ботинки, неторопливо завязывая шнурки. Я все это время молчу, неуверенная, что хочу рассказывать, и она взглядом спрашивает, уйти ей или остаться.

 — Давай лучше обсудим уроки или вечеринку, все равно, — говорю я, поморщившись, но не успевает Свити открыть рот, как я сама же и возвращаюсь к этой теме. — Я поругалась с Розой. Она просто заявилась ко мне, предъявила миллион непонятных претензий и назвала меня эгоцентричной дрянью! Она назвала эгоцентричной меня!

 — Твоя кузина Роза? — удивляется она. — Это очень странно, мне она казалась милой.

 — Конечно, — я гневно фыркаю. — Ты просто ее не знаешь.

 — Возможно, у нее просто был плохой день, — мягко говорит она вместо того, чтобы меня поддержать. — Со всеми такое бывает, тебе ли не знать.

Я поджимаю губы, потому что не хочу слушать, как и она защищает Розу, но Свити качает головой, слабо улыбаясь.

 — Я на твоей стороне, Лили. Просто я уверена, что это все можно исправить, если разобраться. Вы же семья, почему вы так ненавидите друг друга?

Я никогда ни с кем не говорила о Розе. Мои родственники и так все знают, а друзьям это было бы неинтересно. Да если честно, я и не думала, что мне стоит о ней говорить, — и только сейчас, вспомнив все, осознаю, насколько сильным оказалось ее влияние на меня.

Я обожаю своего отца, но с детства знаю, что быть ребенком Народного Героя не так-то просто. Мы все стремимся к тому, чтобы нас знали как личностей, а не просто как детей Гарри Поттера, мечтаем добиться чего-то, стать значимыми, доказать миру, что у нас есть нечто большее, чем известное имя. Я искренне завидую Джиму, которому это удалось. Но для того чтобы получить шанс хоть в чем-то превзойти своих родителей, сначала надо стать достойным того, чтобы просто называться их ребенком. Когда я собиралась в Хогвартс, я планировала сразу же показать себя, найти друзей, отлично учиться, преуспеть в чем-то дополнительном, чуть ли не создать свой клуб. Но все пошло не так с первого же дня, и долгое время у меня не было ни друзей, ни достижений, а мое стремление доказать обществу, что я чего-то стою, превратилось в навязчивую потребность доказать это всего лишь двум людям.

Иногда мне кажется, что, если бы не Малфой, у меня не было бы и трети моих друзей. По крайней мере, это его грубость и холодность так напугали меня в день отъезда в школу, что первый год я не могла подойти к кому-либо и общалась только со своими родственниками. К сожалению, к моим родственникам в первую очередь относился Альбус, и Малфой всегда был рядом, если не лично, то почти в каждом разговоре с братом, и избавиться от нездоровой детской влюбленности к нему не получалось. Тогда я стала его ненавидеть. А его пренебрежение вызвало у меня желание показать, что меня оно нисколько не волнует, — и, пусть Скорпиусу и было на это совершенно наплевать, я добилась популярности в школе, почти насильно заставляя себя знакомиться, бросаться в любое дело, во всем участвовать. Конечно, меня злило, что он даже не замечает, как у меня все круто, как остальные хотят быть моими друзьями, несмотря на то, что он мою дружбу отверг. Но в конечном итоге я действительно стала такой, какой хотела казаться: мне нравится общаться с новыми людьми, находиться в шумных компаниях, быть в центре внимания.

Но Малфой был не единственным, кому я должна была что-то доказывать. В отличие от меня, Роза соответствовала ожиданиям родителей, дядюшек-тетушек, друзей и знакомых, да вообще всех, кто проявлял интерес к нашим семьям. Она не упускала ни единого шанса напомнить о своем превосходстве, но ей было недостаточно просто соответствовать репутации родителей или быть лучшей на курсе, она должна была быть именно лучше нас. Но Джеймс с самого начала завоевал всеобщую любовь природным обаянием и своими шалостями, а на учебу ему всегда было наплевать. Ал и Хьюго, как и Роза, унаследовали таланты родителей и соответствовали всеобщему представлению о детях Героев — но они никогда не придавали этому значения. Мне же с этим не повезло. Я не такая умная и способная, как мои родственники. Я не мастер трансфигурации и заклинаний, у меня получалось только взрывать все от волнения и насылать на обидчиков Летучемышиный сглаз. Но от меня не ждали ничего, кроме небывалых успехов, и мне приходилось разочаровывать преподавателей раз за разом. А тот дурацкий доклад, о котором Роза заговорила первая, стал последней каплей. Профессор Макгонагалл сразу догадалась, кто его делал на самом деле, и отчитала меня перед всем классом, но это был еще не конец — я настолько распереживалась, что чернильница на преподавательском столе разбилась, забрызгав чернилами всех вокруг, включая саму Макгонагалл. Пережив эти долгие, ужасные минуты позора и проплакав в чулане для метел целый день, я решила для себя, что должна стать лучшей хоть в чем-то — нет, во всем, что не требовало исключительных магических способностей.

Как только мне это удалось, я почему-то предпочла забыть о своем отвратительном первом курсе и вернулась к жизни под девизом: «Я — Лили Поттер, и я всего добьюсь». Но здесь все начинается снова. И хотя я легко нашла компанию, привела нашу делегацию к победе на Дне культур и стала режиссером-постановщиком, эти двое не могут оставить меня в покое. И я опять доказываю Скорпиусу, что он мне не нужен, пытаясь заполучить Кайла, а Роза опять превосходит меня в учебе и привлекает к этому внимание преподавателей. Замкнутый круг, из которого мне никогда не выбраться. Даже если я стану Министром Магии, писательницей и актрисой одновременно, рядом со Скорпиусом Малфоем и Розой Уизли я навсегда останусь глупой первокурсницей.

Поскольку я только об этом и думала после ссоры с Розой, мне не нужно время, чтобы найти слова, и я пересказываю всю нашу историю вплоть до сегодняшнего дня, а когда заканчиваю, замечаю, что меня трясет.

 — Лили, но это же было четыре года назад, — говорит она таким голосом, которым обычно разговаривают с детьми. — Я понимаю, что это было очень неприятно, но в том, что тебе сказала Роза, тоже есть смысл. Может быть, она изменилась за это время.

 — Люди не меняются, — упрямо произношу я.

— Дети вырастают и умнеют, — улыбается она. — Есть у нас в школе один мальчик, Марк… На первом курсе он постоянно доводил меня до слез, оскорблял просто потому, что моя мать — маггла. Потом перестал. А в этом году Кестер, один из наших старшекурсников, мне что-то такое сказал, даже уже не помню. И Марк не просто заступился за меня, но и прилюдно извинился за все, что делал раньше.

Я даже не сразу нахожу ответ, потому что это кажется мне слишком невероятным. И довольно романтичным.

 — Это единичный случай, — говорю я наконец и прищуриваюсь: — К тому же, это не история личностного роста, а история любви. Разве не так?

 — Нет, — Свити негромко смеется, но я понимаю, что попала в точку. — Просто он повзрослел. Я думаю, Роза уже давно поняла, что переборщила, и успокоилась. А то, что ты принимаешь за притворство, на самом деле правда.

 — Ты просто обладаешь удивительной способностью видеть хорошее во всех людях.

 — А ты предпочитаешь видеть хорошее только в том, в ком хочешь.

Я не совсем понимаю, что она имеет в виду, но это явно не звучит как комплимент, поэтому я просто говорю:

 — Неправда.

Свити пожимает плечами, не желая спорить.

 — Что ты хотела этим сказать? — все-таки спрашиваю я.

Она медлит с ответом — разворачивается ко мне, скрещивает ноги и задумчиво склоняет голову.

 — Я, конечно, недолго тебя знаю, — не очень уверенно начинает она. — Но я слышала, как ты говоришь о других людях, вообще обо всех знакомых… И я не помню, чтобы ты хоть о ком-то отзывалась нейтрально или неопределенно. Ты либо любишь, либо ненавидишь. Мне кажется… Мне кажется, что ты очень четко разделяешь окружающих на друзей и врагов, и эти границы никогда не меняются. Вспомни, как ты расстроилась, когда Ал и Джеймс встали на сторону Мелани. Но ты простила их сразу же и забыла об этом, потому что ты их любишь. А Розу ты простить не можешь, потому что ты изначально воспринимаешь ее как врага. Наверное, тебе так удобнее.

Я молчу, не зная, что сказать. Мне совершенно не нравится мнение Свити обо мне, для меня это звучит так же, как бабушкина любимая фраза «юношеский максимализм» — она это понятие относит ко всем своим внукам без исключения, как будто это может быть единственным разумным объяснением поведения подростков. К тому же, она не права.

 — Люди, которых я не люблю, этого заслуживают, — говорю я. — Ну, по крайней мере, у меня есть на это причины.

 — Я не имела в виду, что ты ненавидишь людей безосновательно. Я в принципе не пытаюсь провести тут сеанс психотерапии. Просто я уверена, что вы с Розой друг друга не понимаете, и от этого все беды. Может, тебе стоит дать ей второй шанс.

 — Нет, — я мотаю головой. — Зачем мне это делать? Она же только этого и добивалась!

 — Интересно, с чего бы ей хотеть подружиться с близкими родственниками?

 — Свити, не надо, — недовольно прошу я. — Это похоже именно на сеанс психотерапии. Только почему ты думаешь, что хоть что-то понимаешь в моих отношениях с кузиной?

 — Потому что я полукровка и учусь в Дурмстранге, — напоминает она спокойным тоном, но мне от него почему-то становится холодно. — Я прекрасно представляю, что значит оказаться одной в новой школе без друзей, только, в отличии от тебя, у меня не было ни любящих старших братьев, ни известных и уважаемых обществом родителей. Более того, именно из-за моих родителей многие относились ко мне пренебрежительно. Так что я была лишена роскоши выбирать себе друзей из тех, кто никогда не ошибался. И поверь мне, люди всегда заслуживают второго шанса, но нужно это, в первую очередь, тебе самой.

Даже если она и злится на меня, то никак это не показывает, но я чувствую себя просто ужасной эгоисткой.

 — Прости, пожалуйста, — говорю я и нерешительно наклоняюсь, на секунду касаясь лбом ее плеча. — Я не имела в виду… и не знала…

— Лили, я не хотела вызвать жалость или чувство вины.

 — Я понимаю. Ты правда веришь во вторые шансы, и это, наверное, хорошо… Но я так не могу. Если человек обидел тебя однажды, он обязательно сделает это снова. От него нужно держаться как можно дальше, его нужно ненавидеть, очень сильно ненавидеть. Потому что иначе его можно полюбить. А нельзя любить человека, который способен причинить тебе боль, из этого никогда не выходит ничего хорошего. Если я позволю себе это… Господи, я же просто умру.

Свити смотрит на меня обеспокоенным взглядом, и я решаю, что она ничего не поняла из этого монолога, потому что я сама его не поняла, но она вдруг спрашивает:

 — Почему ты плачешь?

Я прикладываю ладони к щекам и осознаю, что действительно плачу. И как только понимаю это, меня как будто оставляют все силы. Я роняю голову на руки, больно ударяясь локтями о пол, и начинаю по-настоящему реветь. И на этот раз совсем не из-за Розы. Свити подвигается ближе, обнимает меня и тихо говорит что-то, медленно проводя ладонью по моей спине. Я не могу успокоиться целую вечность, потому что держалась целых два дня — а точнее, четыре года.

 — Дело не только в Розе, — говорю я, услышав, как Свити произносит ее имя. — Это все Малфой.

Она смотрит на меня почти испуганно.

 — Скорпиус Малфой? Что он тебе сделал?

Я молчу, потому что не могу произнести это вслух, и вдруг задумываюсь о том, что это — единственная причина. В Хогвартсе у меня много друзей, но никому из них я не могла бы это рассказать так, чтобы об этом на следующее утро не узнала вся школа. Даже Алиша, которую все считают моей лучшей подругой и с которой мы часто обсуждаем парней, ничего не знает о моем отношении к нему. Но Свити за какую-то пару недель стала для меня самой настоящей подругой, которой у меня никогда не было.

 — Он меня поцеловал.

Свити моргает, осмысливая мои слова, недоверие на ее лице сменяется удивлением, а губы растягиваются в почти восторженной улыбке.

 — Что? Как? Когда? — она смеется. — Вот такого я точно не ожидала, хотя если так подумать, его поведение теперь открывается совсем с другой стороны…

Конечно же, она воспринимает эту новость с женским энтузиазмом, потому что не может понять весь масштаб трагедии, и я громко всхлипываю, не знаю, как объяснить это ей. Она перестает смеяться, но спрятать улыбку не может.

 — Ну что такое? В моем представлении это не должно быть поводом для слез. Неужели ты настолько сильно его ненавидишь?

Я почти вижу себя со стороны — отчаянная и затравленная — когда поднимаю взгляд и молча мотаю головой.

В этом все и дело. Я его совсем не ненавижу.

Лицо Свити расплывается, но я все равно вижу, как на нем медленно проступает понимание. Она так и замирает с полуоткрытым ртом, не решаясь озвучить свою догадку, и ждет, что я ее опровергну. Но я этого не делаю.

 — О, — она прочищает горло. — Вау. Ну…

 — Именно, — я невесело усмехаюсь.

 — То есть, вся твоя неприязнь к нему — показная? — спрашивает она, но в ее голосе я не различаю упрека, только изумление.

 — Нет, — твердо говорю я, потому что мне важно убедить ее, что я не из тех глупеньких девочек, которые придираются к парням, чтобы привлечь их внимание. — Нет, он действительно часто ведет себя как кретин, и я считаю, что это ужасно, и не могу простить ему многих вещей. Черт, я не знаю, почему я вообще чувствую к нему что-то еще. Это неправильно, я знала это с самого начала, и мне удалось забыть о нем, но потом он… Я больше не могу его ненавидеть, понимаешь, только не после этого!

 — Но… Разве это плохо? Раз он тебя поцеловал, значит, это взаимно…

 — Конечно, — фыркаю я. — Он это сделал, чтобы мне отомстить. Якобы я все подстроила на этой дурацкой игре, чтобы забрать его жетон, или я вообще не поняла, о чем он говорил. Не бери в голову, в общем.

 — Ты думаешь, он стал бы целовать сестру своих друзей из-за какой-то там игры? — с сомнением протягивает она.

 — Да я понятия не имею, что бы он стал или не стал делать. Но меня он терпеть не может, так что я такой вариант не исключаю. И он сам это сказал.

 — Лили, — Свити, кажется, еле удерживается от того, чтобы закатить глаза. — Ты тоже ведешь себя так, как будто терпеть его не можешь, но мы обе знаем, что это не так. Может, он все это время тайно мечтал о тебе, но боялся, что ты отвергнешь его?

Уголки ее губ подрагивают, и, когда я несильно пихаю ее локтем, она все-таки заливается смехом. И я, что меня удивляет, к ней присоединяюсь. Несмотря на то, что ситуация по-прежнему остается ужасной, мне становится гораздо легче от того, что теперь я могу поговорить о ней с кем-то.

 — Но я вообще-то серьезно, — уточняет она, отсмеявшись.

 — Свити, у него ни одна девушка не задерживалась надолго. Вспомни Ребекку, — говорю я, и меня снова изнутри царапает ревность. — Он с ней переспал, а на следующий день ему было настолько наплевать, что он не пошел к ней в больницу. Мне кажется, что он вообще не способен на любовь, а вся привязанность, которую он может испытывать, уходит на Мелани и моего брата.

 — Либо у него не было серьезных отношений, потому что он не может забыть тебя, — лукаво улыбнувшись, снова пытается она, но ей и на этот раз не удается сохранить невозмутимый вид.

Я ложусь на спину, положив под голову руки.

— Я просто хочу, чтобы все вернулось на свои места, — говорю я, глядя в потолок. — Но я теперь не могу выкинуть его из головы. А он то ведет себя так, как будто ничего не случилось, то иногда смотрит на меня так… Вчера они устроили вечеринку по случаю оправдания Мелани в нашей комнате, и я не смогла даже сразу уйти, чтобы он не подумал, что это из-за него. Да я в параноика превращаюсь, думаю только о том, чтобы он не догадался.

 — Ты откажешься от всего, несмотря на то, что есть немаленький шанс, что он тоже что-то чувствует к тебе? Вы ведь могли бы быть вместе.

 — Но я не хочу, чтобы мы были вместе, — возражаю я. — Я хочу просто ничего к нему не чувствовать. И все.

 — Но ты была бы с ним счастлива.

 — Я никогда не была бы с ним счастлива. Даже если предположить, что Скорпиус сам бы этого захотел, наши теоретические отношения не продлились бы долго. А если я понадеюсь на что-то, а он меня бросит, я же этого просто не переживу.

Я на секунду закрываю глаза, невольно представляя, что слова Свити оказываются правдой. В голову лезут картинки, от которых уже не избавиться, и я в очередной раз вспоминаю его сильные руки, слишком крепко прижимающие меня к себе… А это ведь был мой первый поцелуй — и он был со Скорпиусом Малфоем! Кошмар. Я не хочу даже знать, какая я у него по счету, и определенно не собираюсь становиться одной из его обманутых бывших.

 — Я понимаю, что ты боишься, Лили, — говорит Свити. — Но ты не можешь быть уверена, что так все и произойдет.

 — Не то чтобы я могу убедиться в обратном. Как, по-твоему, я должна проверить, как он ко мне относится?

 — Мм, поговорить с ним? — предлагает она, как будто в этом нет ничего сложного, и, пока я не начала спорить, добавляет: — Ты не хочешь, чтобы все было так неопределенно, как сейчас. По-другому ты ничего не узнаешь. Или предпочтешь целый год бегать от его взглядов и продумывать каждое свое действие?

Я неохотно признаю, что она права.

 — Даже если я решу с ним поговорить, это невозможно чисто физически. Альбус точно что-нибудь заподозрит.

 — А не ты ли мне говорила, что Ал, кроме Саммер, ничего и никого не замечает? — улыбается она. — Назначь ему встречу, когда рядом никого не будет. Ночью.

 — Ночью нам даже нельзя выходить из здания, — напоминаю я. — После случая с Ребеккой усилили охрану, Джеймс говорил, что сразу сработают Воющие чары.

Свити закусывает губу, и я ловлю себя на том, что сама продумываю, где можно было бы поговорить с ним наедине.

 — Крыша, — вдруг говорит она. — Как раз Джеймс и рассказывал нам про вечеринку на крыше, значит, на нее это не распространяется.

Несмотря на то, что вся затея кажется мне отвратительно идиотской, я уже не могу избавиться от этих мыслей и прихожу к выводу, что крыша — идеальный вариант. В случае провала можно будет оттуда спрыгнуть. Мерлин, что же я делаю? После долгих споров со Свити я принимаюсь за написание записки, чувствуя себя идиоткой, не имеющей чувства собственного достоинства. Впрочем, я собираюсь встретиться с ним только чтобы раз и навсегда дать ему понять, что он должен держаться от меня подальше. Несмотря на то, что это простая просьба о встрече, я переписываю ее четыре раза, в конце исправив слово «полночь», в котором содержится намек на свидание, на самое неромантичное время — два сорок пять. К тому же, все уже будут спать, да и охрана в полночь еще патрулирует территорию.

 — Если завтра утром объявят о том, что я спрыгнула с крыши и разбилась, виновата будешь ты, — говорю я, резко ставя точку, вырывая лист и возвращая Свити блокнот.

 — У нас двухэтажное здание, ты разве что в Лазарете пару дней пролежишь, — безмятежно отвечает она.

 — И там я напьюсь Усыпляющего зелья.

 — Не надо паниковать раньше времени.

 — Легко тебе говорить, подстрекательница! Что я вообще ему скажу? «Привет, Скорпиус, ты случайно не прячешь за внешней ненавистью глубокую и страстную любовь ко мне?»

 — По-моему, все отлично. Лучше и не скажешь.

Я закатываю глаза, сворачиваю записку и отдаю ее Свити, которая сама вызывается побыть почтовой совой. Меня вдруг охватывают сомнения.

 — Ты ведь никому не расскажешь? — спрашиваю я, поднимаясь на ноги и отряхивая ладони.

 — Ты меня обижаешь сейчас.

 — Прости, — я качаю головой. — Не то чтобы я тебе не доверяла, просто у меня нет таких подруг, которых в этой истории мои чувства заинтересовали бы больше, чем основа для грандиозного скандала.

 — Я уверена, что это не так, — мягко говорит она, закидывает сумку себе на плечо и берет меня под локоть свободной рукой. — Но на меня ты точно можешь рассчитывать.

 — Не представляю, как проживу в Хогвартсе без тебя, — вздыхаю я. — Международный лагерь — это, конечно, классно, но расставаться со всеми будет очень грустно. Может, приедешь ко мне погостить?

— У нас впереди еще две недели, рано думать о расставании. Давай вернемся к этому вопросу в конце смены.

Мы выходим из зала. Со всех сторон звучат голоса атлантов, подтягивающихся к столовой к началу ужина. Я вдыхаю свежий морской воздух и больше не чувствую желания вернуться домой. Пусть Роза, Малфой и Мелани делают, что хотят, но в «Атлантиде» я нашла первого настоящего друга, и это того стоит.

Мы ненадолго возвращаемся в жилой корпус, чтобы Свити переоделась и оставила вещи, но в нашу комнату я не захожу. Почему-то мне страшно. После инцидента с мышами мы прекратили эту дурацкую борьбу факультетов, чему обе были рады, потому что жить в таком балагане быстро надоело, но я немного опасаюсь, что Мел могла устроить там что-нибудь снова в отместку за зеркало.

Когда мы приходим на ужин, за нашим столиком только Карла и Доминик: мальчики поели и сразу ушли, а Сесилия сказала, что не голодна. Меня саму от волнения так мутит, что я просто наливаю себе зеленый чай, не в состоянии проглотить ни крошки. За столом, который притягивает мой взгляд каждые пятнадцать секунд, сейчас только Бренда, Ал и Саммер, которая иногда пересаживается к нему. Рассматривая зал, я замечаю, что за столиком дурмстранговцев нет ни Розы, ни Александра, и атмосфера там царит довольно унылая. Интересно, Роза и на них сегодня наехала?

 — Мелани, — говорит Свити, привлекая мое внимание обратно к столу брата, за который действительно садятся Нотт и Малфой.

При виде него мое сердце начинает биться в тысячу раз быстрее, и я хватаю подругу за руку, чтобы она не вздумала идти туда.

 — Пойду скажу ей насчет репетиции, — невозмутимо добавляет она, как будто не замечает моего отчаяния.

Я умоляюще качаю головой, чтобы она осталась на месте и забыла об этом глупом плане и вообще обо всем разговоре.

 — Можешь заодно спросить, во сколько мне лучше прийти? — просит Доминик.

 — Прийти куда? — непонимающе спрашиваю я, на секунду даже забыв о Скорпиусе.

 — Мелани согласилась помочь мне с прической, — объясняет она и улыбается мне. — Прежде чем ты что-то скажешь, я просто не знаю больше никого, кто посетил достаточно балов и имеет хотя бы отдаленное представление о том, как можно вплести в волосы корабль.

 — До сих пор не могу поверить, что ты это делаешь, — фыркает Карла. — Знаешь, у Марии-Антуанетты и попроще прически были.

Свити поднимается с места, и я вижу зажатую в ее кулаке записку. Когда она отходит, я порываюсь броситься за ней, пока не произошла катастрофа, но с трудом заставляю себя не двигаться. Стараясь унять дрожь, я краем глаза наблюдаю за тем, как она останавливается напротив Мелани, прямо рядом с Малфоем, и мне кажется, что за ее действиями следят абсолютно все. У нее не будет ни малейшего шанса подложить ему записку незаметно, они прочитают ее все вместе, прямо там, и весь лагерь будет в курсе. Но Свити непринужденно смеется над чем-то, что говорит ей Мелани, показывает на свои волосы, перекидывается парой слов с Алом, и, махнув им рукой, возвращается к нам.

 — После ужина она свободна, — спокойно говорит она Доминик и сжимает под столом мое запястье, сообщая, что дело сделано.

Назад пути нет.

Весь ужин я удерживаю себя от того, чтобы посмотреть на Скорпиуса, и не знаю, обнаружил он записку или нет. Только молюсь, чтобы он не развернул ее при всех.

Во что, черт возьми, я ввязалась?

Вечером мы идем к нам в комнату все вместе. Там царит полный порядок, а Мелани даже не показывает, что что-то произошло. При виде бинтов девочки приходят в ужас, и я объясняю им, что случайно попала в зеркало заклинанием. Мел осматривает порезы, которые уже стали розовыми благодаря ее чудесной мази, а я не могу понять, почему она ведет себя так спокойно.

Мы с Карлой и Свити устраиваемся на моей кровати, а Доминик садится на стул посреди комнаты и взмахом палочки создает в воздухе каркас корабля. Мы по очереди взвешиваем его в руках — он оказывается почти невесомым, так что за голову кузины можно не волноваться — и отдаем Мелани. Она пытается сообразить, как к этому подступиться, и девочки закидывают ее советами, а Дом командует, глядя на себя в зеркало. Приноровившись, Мел начинает управляться с этим довольно ловко, и вскоре корабль держится на голове только за счет волос. Процесс протекает довольно весело, и мне удается отвлечься от мыслей о предстоящем не-свидании. Видеть Нотт в нашей компании очень странно, но с девочками она общается на удивление адекватно, хотя и отказывается показать свой костюм. Пока она колдует над прической Доминик, Карла убеждает меня снова примерить платье, хотя я делала это позавчера. Ее наряд Клеопатры я видела тогда же, а Свити, которая собирается перевоплотиться в некую Василису Прекрасную, так и не продемонстрировала нам свой.

Несмотря на то, что мне это казалось невозможным, через полтора часа Дом предстает перед нами с кораблем, ровно держащимся на голове, аккуратно закрепленным прядями и украшенным цветами. Выглядит просто шикарно, слишком хорошо для пробной прически. Закончив восторженно благодарить мою соседку, она решает посмотреть весь образ с платьем, и посылает за ним Карлу. Майку Доминик приходится разрезать ножницами, чтобы не испортить прическу, и именно в этот момент дверь в нашу комнату неожиданно открывается.

Довольно уверенным шагом в комнату входит парень и, только подняв голову, застывает на месте с абсолютным непониманием во взгляде. Мы молча смотрим на него, и он оглядывается на дверь, потом снова на нас, и только потом замечает Доминик без майки и с кораблем в голове. Его лицо вытягивается, и парень, испуганно пробормотав что-то по-французски, резко отворачивается, едва не потеряв равновесие.

Это выглядит очень забавно, и я закусываю губу, чтобы не рассмеяться, подавая кузине свой халат. Сама она тоже еле сдерживает улыбку.

 — Поль, тебе настолько нужна твоя книга, что ты пришел за ней без предупреждения? — слегка насмешливо осведомляется Мелани, видимо, знакомая с ним.

 — Ч-что? Нет, — он нервно качает головой, все еще не решаясь посмотреть на Доминик. — Ты можешь пока оставить ее себе. Я не хотел, я не знаю, как я сюда попал… Простите…

Вид у него настолько растерянный, что мне становится его жаль. На самом деле, он очень симпатичный, но держится крайне неуверенно. Если бы Джеймс попал в такую ситуацию, он бы уже вовсю острил, заценив фигуру Доминик, а не мечтал провалиться сквозь землю, как этот Поль.

 — Все в порядке, это все та шутка с порогами, — говорит Дом, улыбнувшись, и ему приходится встретиться с ней взглядом.

На его лице читается такое неприкрытое восхищение, что мне становится немного неловко от того, что я это вижу. То, что он влюблен в нее, очевидно, и меня это совершенно не удивляет, так как я всегда была уверена, что все парни в Шармбаттоне готовы броситься к ногам Дом.

Они о чем-то переговариваются по-французски — он поначалу отвечает робко и виновато, но ей удается его немного приободрить. Я не могу понять, о чем идет речь, кажется, они говорят о его зрении, но мои знания языка настолько скудны, что это вполне может быть что-то другое. Карла включается в разговор, а Мел начинает наводить порядок на столе, убирая шпильки и заколки, но сосредоточенно вслушивается в разговор.

Перед тем как уйти, Поль извиняется перед нами несколько раз — перед Свити даже на русском! — спотыкается о порог, из-за чего извиняется снова, и дверь за ним закрывается. Тишина в комнате взрывается, когда все наконец могут перестать сдерживать смех, и только Доминик закатывает глаза.

 — Да ладно вам, Поль очень милый, — говорит она снисходительным тоном, чем вызывает новый приступ хохота.

Впрочем, на наши намеки и подколы она реагирует с невозмутимой улыбкой, не позволяя отвлечь себя от примерки платья, и, так ничего и не добившись, мы возвращаемся к обсуждению вечеринки. Вдоволь навертевшись перед зеркалом, Доминик расплетается и договаривается с Мелани, что она придет перед вечеринкой к ним в комнату, где мы будем собираться все вместе. Меня это напрягает, не только потому что с ней я не буду чувствовать себя комфортно, но и потому что ее и так стало слишком много в моей жизни. Но она помогает Доминик, а я не хочу портить ей настроение.

Когда Мелани уходит куда-то с позвавшей ее Брендой, Дом и Карла тоже решают прогуляться к пляжу до отбоя. Я не могу к ним присоединиться, потому что слишком боюсь наткнуться на Малфоя раньше времени. Свити остается со мной в комнате, хотя я пытаюсь уговорить ее пойти с девочками. У меня складывается неприятное ощущение, что она теперь чувствует себя обязанной, но я ей очень благодарна, потому что точно не смогла бы выдержать ожидание одна.

 — Расскажи мне об этом Марке, — прошу я. — И вообще о своих друзьях. Ты мало о них говоришь.

 — Обязательно расскажу, — кивает она. — Когда ты спросишь не ради того, чтобы отвлечься от мыслей о Малфое.

Свити улыбается, показывая, что она не в обиде на меня, но я чувствую укол совести, потому что она права. В итоге мы убиваем время за настольной игрой, которую она приносит из общей гостиной, но мне с трудом удается сконцентрироваться, поэтому я проигрываю несколько раз подряд. Посреди очередной партии я вдруг понимаю, что не знаю, что мне надеть, и бросаюсь к шкафу, перебирая одежду. Свити ехидно замечает, что я придаю внешнему виду слишком большое значение, как будто собираюсь на свидание, и это приводит меня в чувство. Я должна просто расставить все точки над i, а для этого не нужно наряжаться. Тем не менее, мысль прийти в джинсах и Альбусовой толстовке заставляет меня содрогнуться, и в итоге я останавливаюсь на своем любимом темно-синем платье. Оно смотрится на мне хорошо, но я ношу его достаточно часто и без особых поводов.

Свити уходит, когда в комнату возвращается Мел, предварительно пожелав мне удачи. Меня снова охватывает паника, и за первые пять минут после ее ухода я успеваю семь раз поменять свое решение идти на крышу. Я забираюсь под одеяло и листаю учебник по истории, чтобы подготовиться к завтрашнему тесту по всем лекциям и дождаться, пока Мелани уснет, но вместо того чтобы лечь, она принимается составлять кому-то письмо. Это жутко нервирует.

В час она наконец выключает свет, и в полной тишине мне становится только хуже. Через двадцать минут я уже проклинаю себя за то, что назначила встречу так поздно. Два сорок пять? Серьезно? Что это за время такое?

Ближе к двум я решаю послать все к черту и тоже ложусь спать, но, проворочавшись полчаса, понимаю, что это бессмысленно.

В два тридцать пять я надеваю висящее на ручке шкафа платье и поправляю прическу перед многострадальным зеркалом, стараясь разглядеть хоть что-то в темноте. В ванную не иду, чтобы случайно не разбудить Нотт.

В два сорок я медленно поворачиваю ручку двери, но выйти в коридор решаюсь только в два сорок две (и смотрю на циферблат каждые тридцать секунд, потому что стрелки часов, до этого почти не сдвигавшиеся с места, теперь стремятся наверстать упущенное, не давая мне достаточно времени, чтобы собраться с мыслями). Лестница, ведущая на крышу, находится на балконе в холле, и, убедившись, что внизу нет охранников, я быстро поднимаюсь по ней.

Скорпиус уже здесь. Он стоит спиной ко мне, у самого края, расслабленно убрав руки в карманы брюк. Наверняка он меня слышит, но не стремится мне помочь и не реагирует на мое появление. Я нервно сглатываю и вытираю о платье ладони.

 — Ты стоишь прямо над главным входом, — говорю я уверенно, но голос все равно дрожит. — Хочешь нас обоих подставить?

Я не вижу его лица, но слышу, как он усмехается.

 — Можешь не волноваться за свою репутацию, Поттер, — произносит он и проводит рукой по воздуху, упираясь ладонью в невидимый барьер. — Что бы ты ни задумала на сегодняшнюю ночь, нас никто не увидит.

Я задыхаюсь от возмущения, уловив его грязный намек, и к щекам приливает кровь. Боже, зачем, ну зачем я все это затеяла?

 — Не мечтай, Малфой, — я подхожу ближе, и он наконец разворачивается. — Я пришла сказать тебе, чтобы ты оставил меня в покое.

Его губы трогает ухмылка. Меня бесит, что он чувствует себя хозяином положения и только получает удовольствие от моего замешательства и отчаяния.

 — Да? — он приподнимает одну бровь, глядя мне в глаза. — С моей стороны это выглядит по-другому. Я спокойно себе ужинал, никого не трогал, а потом ты подослала свою подружку, чтобы она подсунула мне записку с просьбой притащиться сюда посреди ночи… Так кто кого не оставляет в покое?

Я скрещиваю руки на груди и пытаюсь придать лицу как можно более презрительное выражение, но не знаю, насколько мне это удается. Ему удалось так повернуть ситуацию, что я сама почти верю, что виду себя как надоедливая идиотка.

 — Вообще-то это ты… — я запинаюсь, не в силах закончить это предложение.

 — Я — что? — вкрадчивым тоном уточняет он.

 — Поцеловал меня, — говорю я, опустив глаза.

Я не вижу его реакции, потому что чувствую, что, если посмотрю на него, точно расплачусь.

 — Спорить не буду, — хмыкает он, и я понимаю, что его это ничуть не смущает. — Так значит, тебе не понравилось, что я тебя поцеловал, и ты решила встретиться со мной ночью наедине, чтобы… попросить меня больше этого не делать?

Конечно, для него это ничего не значило. Всего лишь игра, извращенная месть за что-то, что он сам себе придумал. А я наивно повелась на это.

 — Ты бы предпочел, чтобы я подняла этот вопрос при моих братьях? — спрашиваю я, стараясь взять себя в руки.

 — Справедливо.

Я молчу, потому что не представляю, что еще ему сказать.

 — Это все, что ты хотела? — интересуется он. — Я могу уже вернуться к себе?

 — Да, — отвечаю я.

С одной стороны, я не получила от разговора никакого удовлетворения, а только испортила все еще больше, но с другой, если я останусь с ним еще дольше, у меня начнется истерика.

Малфой не совершает попытку сдвинуться с места и выжидающе смотрит на меня. Зло выдохнув, я первая собираюсь уйти и делаю шаг по направлению к лестнице.

 — Даже не спросишь? — окликает он меня.

Меня охватывает секундное ликование от осознания того, что он сам не хочет так просто меня отпускать.

 — О чем?

 — Не прячу ли я за внешней ненавистью глубокую и страстную любовь к тебе.

Я снова смотрю на него, готовая рассмеяться от такого выбора слов. Серьезно? Да это же звучит… Это звучит совсем как… о Боже… то что я сказала в зале.

Господи! Я не могу дышать, почему я не могу дышать? Я чувствую, что приближаюсь к тому, чтобы упасть в обморок, и в панике ищу глазами хоть какую-то опору.

 — Что за… Откуда ты…

Наверное, Свити ему рассказала. Да, пожалуйста, пусть он скажет, что это Свити, пожалуйста…

 — Да интересную подлянку нам устроили организаторы, — протягивает он, и мне кажется, что меня вот-вот стошнит. — Я вышел из библиотеки и оказался за сценой в нашем зале. Конечно, мне не хотелось подслушивать, но я не мог прервать такой увлеченный разговор.

Он знает. Он все знает. Он знает о том, что я чувствую к нему, знал до того, как пришел сюда, и смеялся надо мной все это время. Конечно, Малфою я не нужна. Его не волнует даже то, что я сестра его друга, если ему представился такой замечательный шанс унизить меня.

К горлу подкатывают слезы, и я понимаю, что мне нельзя больше тут находиться. Только бы добраться до комнаты, а не умереть прямо здесь — в том, что я умру, я нисколько не сомневаюсь. То, что я испытывала после объяснения с Кайлом, — ничто по сравнению с этим. Мне даже все равно, что я себя так опозорила, но когда я осознаю, что Скорпиус так издевательски отнесся к моим чувствам, мне хочется кричать.

Двигаясь на автомате, я разворачиваюсь к нему спиной, чтобы уйти, и Малфой ловит меня за руку. Совсем как тогда. Наплевав на свое намерение держаться от него подальше, я молюсь, чтобы он снова притянул меня к себе, поцеловал, сделал хоть что-нибудь, чтобы я забыла о его полном пренебрежении.

 — Поттер, стой, — говорит он напряженно.

Я не хочу, чтобы он видел мое лицо, потому что уже чувствую на щеках слезы, и почти вырываюсь. Скорпиус перехватывает меня чуть ниже локтя и задевает порез, из-за чего с моих губ слетает тихий вздох.

 — Что… Что у тебя с руками? — спрашивает он после секундной паузы, и я не знаю, действительно ли слышу волнение в его голосе.

Я не отвечаю, потому что не могу даже вникнуть как следует в суть вопроса. Малфой обходит меня и берет в свои ладони мою вторую руку.

 — Какого черта произошло? — требовательным тоном повторяет он. — Лили!

 — А тебе не наплевать? — интересуюсь я, вдруг почувствовав себя ужасно уставшей.

Я не понимаю, что ему нужно, но у меня нет сил в этом разбираться. Я просто хочу домой. Или хотя бы к себе в комнату. Если мне удастся пережить этот кошмар, завтра напишу маме и попрошу забрать меня отсюда.

 — На такое — нет!

 — Господи, да это была просто случайность, — отмахиваюсь я. — Мел уже сделала все, что нужно. Даже странно, что она не побежала рассказывать всем, что я… Отпусти меня, Малфой.

Я чуть не произнесла «психически неуравновешенна» — уверена, Мел сказала бы именно так, — но успела себя остановить. Мало мне того, что он уже думает обо мне.

Он не разжимает пальцы и всматривается в мое лицо с непониманием, почти растерянно. Хотя должен был знать, почему я начала реветь. Неужели ему настолько чужды человеческие чувства, что он не понимает, что со мной сделал только что? Или…

 — Что именно ты слышал?

 — В основном твои попытки составить адекватную записку, хотя записка с приглашением ночью на крышу по определению не может быть адекватной.

На меня накатывает такое чудовищное облегчение, что я начинаю смеяться, почти истерически, и Скорпиус напрягает руки, чтобы удержать меня в равновесии.

 — Поттер, черт возьми, что с тобой не так?

Эти слова обидели бы меня в любой другой момент, но пусть лучше он считает меня больной.

Я качаю головой и делаю глубокий вдох. В его глазах вспыхивает интерес.

 — А я мог услышать что-то еще?

 — Да, — с легкостью подтверждаю я, не боясь сказать глупость, потому что хуже правды ничего быть не может. — И тебе бы это не понравилось. Во всех красках рассказывала Свити о твоих отвратительных поступках.

Скорпиус прищуривается, но не насмешливо или недоверчиво, кажется, я его разозлила.

 — Нет, Поттер, — раздраженно произносит он. — Ты никогда не упускаешь случая сказать это все мне в лицо, тебя бы это не напугало так сильно. Вы говорили не об этом. Так о чем?

 — Ты это серьезно? — я поднимаю брови. — Ты требуешь пересказать тебе ту часть моего личного разговора, которую ты не успел подслушать?

 — Лили, что я здесь делаю?

 — Нет, это я должна тебя спросить! Я уже уходила, ты меня остановил, и не самым вежливым способом. Что тебе нужно?

 — Просто скажи мне правду, — цедит он, и я не могу понять, что именно вызвало у него такую реакцию.

 — Малфой, я не знаю, какого рода признание ты надеешься из меня выбить…

 — Что не я один там…

Он осекается и отталкивает мои руки.

Я нервно облизываю пересохшие губы, потому что меня такое его поведение настораживает. Давно я не видела, чтобы он так терял контроль над своими эмоциями, и его самого это, кажется, так же бесит. Теперь я чувствую, что мы поменялись местами, и в замешательстве уже он — я только не знаю, почему.

 — Не один ты — что? — спрашиваю я, копируя его насмешливую интонацию.

Я бы получила удовольствие от того, что смогла поставить его на место, но меня слишком волнует его ответ, которого я жду с предвкушением и страхом. Меня не оставляет ощущение, что сейчас я узнаю что-то важное, что изменит все.

Взгляд Скорпиуса темнеет, и я понимаю, что должно произойти, еще до того, как он делает шаг вперед, вплотную приближаясь ко мне. Но после того, что я только что пережила, я не могу даже помыслить о том, чтобы оттолкнуть его, — и с пугающей готовностью обвиваю руками его шею, когда он наконец целует меня. Я проживала этот момент в памяти снова и снова, но только сейчас осознаю в полной мере, насколько сильно ждала этого. Я поднимаюсь на носочки и почти заваливаюсь вперед, но Скорпиус не дает мне упасть, крепко прижимая к себе за талию. По всему телу распространяется жар, и рассудок затуманивается. Мне плевать на его мотивы, на последствия, на собственное душевное спокойствие, единственное, чего я хочу, — чтобы он не отпускал меня.

Когда кислород в легких заканчивается, Скорпиус отрывается от моих губ и прислоняется лбом к моему лбу, тяжело дыша и не разжимая объятий. Мне это причиняет почти физическую боль, но сильнее моего желания снова поцеловать его только необходимость увидеть его лицо. Я открываю глаза, отстраняюсь от него и задыхаюсь от взгляда, которым он меня одаривает.

Скорпиус выглядит ошеломленным и потрясенным, но смотрит на меня так, как никто и никогда на меня не смотрел. Я не знаю, что творится у него в голове, возможно, он и сам не знает, но он не может быть ко мне равнодушен. И несмотря на то, что раньше сама мысль об отношениях с ним вызывала у меня ужас, сейчас я улыбаюсь, чувствуя себя самым счастливым человеком на свете. Я хватаю его за ворот рубашки и слегка наклоняю к себе, но почему-то не решаюсь сама его поцеловать. Впрочем, он понимает, чего я от него хочу, и не тянет с этим.

Не разрывая поцелуй, мы идем куда-то наобум, и я чувствую, как врезаюсь спиной во что-то упругое. На задворках сознания мелькает мысль, что мы стоим на самом краю крыши, а это сумасшествие, но барьер никуда не исчезнет.

Когда Скорпиус проводит губами по моей шее, я упираюсь ладонью ему в грудь и отталкиваю его, потому что меня пронзает страшная мысль. Я настолько схожу с ума рядом с ним, что скоро не смогу понимать, когда следует остановиться. Он упирается руками в воздух по обе стороны от меня и восстанавливает дыхание, больше не пытаясь приблизиться ко мне. Встретившись с ним взглядом, я несмело улыбаюсь, и он отвечает мне тем же. Думаю, немногие видели, как он улыбается по-настоящему. У него становится совершенно другое лицо.

 — Надо идти, — говорю я, хотя хочу этого меньше всего.

 — А как же вместе встретить рассвет? — он приподнимает одну бровь, и сейчас его ухмылка не вызывает у меня привычного раздражения.

 — Если Ал или Мелани проснутся, у них могут возникнуть вопросы, а когда они сложат дважды два…

Он немного мрачнеет и кивает мне.

Мы пересекаем крышу, держась за руки. Скорпиус спускается по лестнице первым, осматривает холл и подает мне знак, что там никого. Оказавшись в четырех стенах, я уже не чувствую такую свободу, как наверху, и перед тем как уйти в свой коридор, целую его в щеку.

На цыпочках пройдя к кровати, я снимаю платье и вешаю его на спинку, после чего забираюсь в постель. Несмотря на поздний час, я не могу уснуть и наблюдаю за тем, как комнату постепенно окрашивает свет восходящего солнца.

Я не знаю, что теперь делать, как объяснить это все Алу (и стоит ли вообще), что вообще означает для нас эта странная ночь. Но проведя пальцами по горящим губам, я понимаю, что мне все равно.

Как говорила Скарлетт, я подумаю об этом завтра. Или, может быть, в августе.